Ася всегда влюблялась в красивое, будь то человек, вещь, произведение искусства или явление природы. Так повелось с раннего детства, когда необыкновенно яркая и звенящая погремушка всецело завладела ее вниманием. Ошеломление оказалось столь сильным, что на несколько месяцев остальные, более незамысловатые игрушки были преданы забвению. Малышка неотрывно глядела вытаращенными глазенками на погремушку, изредка трогала ее ножкой, чтобы восхититься еще сильнее, и поднимала душераздирающий рев, когда их пытались разлучить. Это продолжалось до тех пор, пока Асе не подарили утенка, в которого она влюбилась не менее преданно, чем ранее в разноцветный бубенчик. Признаться, чувства ее неизменно были сильны и искренни, несмотря на то, что сам предмет достаточно часто менялся. Ведь погремушку сменил утенок, утенка - пупсик, пупсика - кукла с длинными желтыми волосами и так далее. И все шло прекрасно до некоего момента, когда вдруг началось раздвоение, растроение и даже упятерение симпатий. То выдались трудные времена. Ася нервничала, заходилась плачем, яростно сосала палец, но выбрать однозначного фаворита между пупсиком и невозможно красивым красным платьем в белый горошек с белыми же оборочками не могла. Изматывающие страдания длились и длились. Однако, в конце концов, девочка сумела уяснить, что на самом деле никакой дилеммы не существует, ведь ненаглядный пупсик - это игрушка, а потрясающее платьице - одежда, то есть, выражаясь простым языком, это две разные вещи, принадлежащие различным категориям. Поэтому ничто не мешало ей любить и то, и другое одновременно. Началась новая эпоха, число любимцев возрастало и убывало подобно накатам волн, однако никогда не превышало единицы в каждом из типов, хотя широкая натура девочки была постоянно открыта новым ослепительным объектам.
Причем так происходит и по сей день, несмотря на то, что детство закончилось, и Ася выросла в высокую, слегка полноватую девушку с густыми тусклыми волосами, грушевидной бледной физиономией со следами прыщей и нескладными конечностями. Ничего особенного, точно. Маленькие глазки, нос картошкой, рот как у мартышки. Бесспорно, все предельно заурядно. Но не поленитесь, поглядите на это удивительное создание, когда оно смотрит на предмет своей текущей влюбленности, а особенно - когда удар потрясения девушку только настигает. Вы будете сражены наповал. Бесконечно прекрасные лучащиеся очи словно два солнца. Остальное не в счет. Слышите? Иного просто не существует. До того мгновения, пока Ася не переведет взор на что-нибудь другое. Раз, и кнопка выключена. Поразительно.
Когда Артем устраивается в их отдел, Ася увлечена тремя предметами сразу. Это Тамарка, ее подружка по службе. Картина "Последний день Помпеи" Карла Брюллова, которая в виде репродукции висит дома над кроватью. И музыка Яна Сибелиуса, не что-то конкретное, а прямо вся музыка Яна Сибелиуса. Данные три страсти столь ярко жгут ей душу, что ничего постороннего она совершенно не замечает. Наклонив голову, словно заторможенная, девушка бродит по офису, оживляясь исключительно тогда, когда Тамарка обращается к ней, или когда заканчивается рабочий день, и Ася покидает помещение, чтобы вскоре прильнуть к другому источнику благодати. Над ней не подшучивают, что вы, все привыкли. Ведь производственные нужды от Асиных душевных терзаний только выигрывают.
Проходит три месяца, и однажды Ася подступает к Артему. Опустившись на стул рядом, бубнит вопрос, касающийся темы, вызвавшей столь сильную потребность обратиться за разъяснениями. Молодой человек кивает и принимается втолковывать. И тут нечто в его голосе заставляет ее взглянуть на собеседника. Может, интонация, а, может, и тембр. В общем, она смотрит. И изумление, стремительно зародившись, вдруг растет невиданными темпами. Оно достигает апогея в момент, когда Артем, распахнув огромные синие глаза в обрамлении загнутых ресниц и выгнув дугой густую темную бровь, улыбается, как бы ставя точку в их разговоре. Однако Асин взор продолжает скользить и впитывать увиденное. Зачесанные назад волосы, смуглая кожа с нежным румянцем, четкая линия рта и изумительно красивые руки с коротко стриженными и чистыми ногтями. Молчание затягивается. Молодой человек подносит пальцы к губам и нерешительно кашляет. Впрочем, очарования уже не развеять.
Девушка медленно поднимается, неуверенно направляется к рабочему месту, оглядываясь не раз и не два. И время от времени наблюдает за сослуживцем, отмечая, сколь ладная у него фигура, до чего бела рубашка, и как ему идет синяя безрукавка. Голова сама поворачивается влево, туда, где сидит Артем. Безусловно, зажглась новая звезда и теперь нет дела до прежней. Летят дни, а Ася погружается все глубже и глубже. Не устает проходить мимо, изыскивать вопросы и темы для обсуждения, провоцировать на высказывания и постоянно называть его имя. И глядеть, глядеть, глядеть.
Тамарка в силу собственного ослепления не сразу просекает, что почем, а поняв, устраивает скандал, ведь, побыв царицей, нелегко лишиться абсолютного поклонения. Однако Ася не желает разбрасываться. Так как не подлежит сомнению факт, что кумиры всегда сменяют друг друга, отправляя предыдущих в тень. Следует череда тихих и безобразных сцен. В итоге бывшие подруги рассаживаются по разным углам кабинета. И только Артем ничего не замечает. Задумавшись, он смотрит вдаль, поглаживает подбородок, дергает ухо. И неизменно сторонится тесного контакта с коллегами.
Кстати, нельзя сказать, что Ася не желает обладать объектами своего обожания, но она точно чувствует границы возможного, не стремясь, к примеру, похитить картину Брюллова или сделать чучело из замечательно певучего соловья. Причем особенно это касается ее отношения к людям. Поэтому она просто любуется, просто находится рядом, не стремясь понравиться или завязать дружбу. Ведь если плоду суждено созреть, он сам со временем упадет к твоим ногам, как, собственно, и произошло в случае с Тамаркой. А если нет, то любые усилия бесполезны. И Ася всего лишь чаще надевает любимое платье, немного тщательнее причесывает волосы и иногда даже подкрашивает ресницы.
Проползают еще несколько месяцев. Ася несколько худеет, бледнеет, под глазами образуются круги. Однако сами очи горят неугасимым светом, отчего лицо начинает напоминать образы на старообрядческих иконах. Движения становятся более плавными в присутствии Артема и окончательно резкими вне. А отрывистая, моментами бессвязная речь способна порою и отпугнуть. Девушка, наконец, открывает, что этот любимец, оказывается, любимее всех остальных. Вне зависимости от категории. В общем, ужас и блаженство, мрак и благодать в едином сосуде.
Тем временем и молодой человек принимается кое-что соображать, задерживая иногда взгляд на нарезающей вокруг него круги девушке. Правда, глядит он с таким странным выражением, что берет оторопь. Ну, а чего, в принципе то? Дело ведь известное, молодое. К тому же, несмотря на внешность он, похоже, не слишком одарен женским вниманием, сидит себе как сыч, ни тебе телефонных звонков, ни социальных сетей, одна работа на уме или, может, еще что. Однако когда Ася подруливает к нему с очередной порцией вопросов, Артем краснеет, отводит взор и постукивает пальцами по столу, видимо, не в силах выдерживать столь бешеный напор обожания.
Неделя сменяет неделю. И как-то вечером Ася в ставшем для нее уже обычным сомнамбулическом состоянии медленно собирает сумку, переобувается и, наматывая на шею шарф, вдруг отмечает, что в комнате кроме нее и Артема никого ведь нет. Странное дело, верно? Невиданный случай! Может, и так, да только как перешагнуть через собственные то принципы? Девушка мнется, в десятый раз расстегивая и застегивая пуговицы пальто, а затем решается.
- Артем, привет! Ты домой? - Ася улыбается широко и максимально весело.
- Привет. Ну, вот, вроде собирался. - Нерешительный взгляд в сторону собеседницы.
- Ты ведь к метро, да? Тебя подождать?
Нечто непонятное мелькает в глазах молодого человека, словно набегает тень и тут же пропадает. Он медлит, потирая скулу. Снова всматривается, едва заметно прищуриваясь.
- Хорошо. Две минуты, если ты не возражаешь.
Ася, конечно же, не возражает. Солнце распирает ей грудь, нестерпимым светом льется сквозь очи.
И вот они идут по парку. Не торопясь. Вдвоем. Деревья осыпают их желтыми и красными листьями, ветер изредка бросает в лицо пригоршню дождевой пыли, а они уходят вглубь, не осознавая, что все больше удаляются от станции. Артем рассказывает забавные истории, посмеиваясь и выгибая дугой густую бровь. Ася согласно кивает, лучась счастьем, и в этот момент ее можно назвать почти красивой. Но вот выдается минута молчания, когда они просто шагают, засунув руки в карманы пальто, и слегка касаются друг друга локтями. Преданно глядя на молодого человека, Ася не выдерживает.
- Как же я люблю тебя, господи! Как люблю! Ты не понимаешь. - Чуть заикаясь, произносит она.
Артем резко останавливается и, сжав губы, поворачивается к девушке. Взгляд его отчего-то становится жестким и острым, словно бритва. И снова что-то непонятное проскальзывает в нем.
- Да ну? Ты уверена? Ты ведь совсем не знаешь меня. - Рот кривится в недоброй усмешке и дергается.
Ася съеживается, кусая пальцы, и отчаянно выкрикивает:
- Все равно люблю! Слышишь? Красота не может быть отвратительной или плохой!
- Так ты абсолютно уверена в этом?? На все сто?
- Да!! Хоть режь, хоть бей...
Артем начинает смеяться. Сначала совсем тихо. Затем громче и громче, и с каждым звуком внешность его изменяется сильнее и сильнее, в конце концов не оставляя места ничему людскому.
Раскрыв громадные крылья, шевеля многочисленными щупальцами и мерзкими выростами, истекая дурно пахнущей зеленой слизью, перед девушкой стоит гнусный монстр и, протягивая к ней хобот, усаженный ножевидными когтями, хлюпает:
- Все еще любишь? Все еще??
Ася замирает от ужаса, кровь застывает в ее жилах, и на последнем дыхании, стиснув на груди руки, шепчет:
- Люблю... Все равно... Навсегда...
Затем ее тело, подломившись, падает. Но прежде, чем окончательно потерять сознание, уже ничего не видя и не ощущая, она слышит усталый человеческий голос.
- Только это тебя и спасло, дурочка. Ведь я не знал, что такое любовь. Живи!