Минуло двадцать пять лет с тех пор, как на Землю упало яйцо, прилетевшее с Утраченной планеты; и на пять лет больше - с того дня, как взорвался Марс. Эта катастрофа произошла в мои поздние студенческие годы. Французский учёный Ванне как раз опубликовал свой трактат о существовании жизни на Марсе. Его дерзкие предложения подняли настоящую бурю в научном мире, и в результате стали приниматься энергичные меры для налаживания межпланетной связи. А потом красная планета была уничтожена.
Согласно выдвинутым впоследствии М. Ванне теориям, причиной уничтожения послужил атомный распад, который позднее расколол планету на куски. Ибо мало кто сомневается, что Утраченная планета была уничтожена внутриатомной энергией. Проявления разумной жизни, наблюдаемые Ванне за некоторое время до гибели Марса, не могут быть истолкованы двояко. Вывод очевиден. Марс был уничтожен атомной энергией, высвобожденной разумными существами.
За месяц до катастрофы на поверхности планеты просматривалась светящаяся впадина диаметром в тысячу миль и фиолетовое море шириной в сотни миль. Развязка наступила внезапно.
Вдруг вспыхнул яркий зелёный свет, который потом медленно угасал в течение многих часов. И когда вспышка угасла, осколки Утраченной планеты начали движение по тем орбитам, которые они занимают и сегодня. Это произошло за пять лет до падения метеоров. Моя жена уже много месяцев как умерла. В тот августовский вечер, после наступления темноты, я стоял с малюткой Фредом, моим двухлетним сыном, у западного окна уютного, беспорядочно выстроенного особняка, который достался мне в наследство от отца. За широкой, усаженной деревьями лужайкой в ночи зарождалась гроза. Ослепительные разряды молний то и дело вспарывали плотные массы чёрных туч. Короткие проблески света позволяли мельком увидеть тёмные полотнища дождя, низвергавшиеся из облаков, и погруженный в сон кампус колледжа Айдлвуд, в котором я руководил кафедрой биологии. Над миром в те минуты властвовала грандиозная, величественная сила стихии. Внезапно из туч вынырнула ослепительно яркая зелёная точка и понеслась на север. Поворачивая голову я следил за тем, как она пересекает небосвод, когда в поле зрения возникла вторая точка и помчалась над самым горизонтом в сторону Кэмдена. Гадая, не ждёт ли нас метеоритный дождь, я с тревогой смотрел на юг.
Неожиданно в окна хлынул поток мощного зелёного света, вычертив на противоположной стене чёткие силуэты оконных переплётов и ветвей вяза снаружи. Я снова выглянул в окно и увидел невыносимо яркое зелёное пятно, прорвавшее чёрную завесу дождя. Оно неподвижно висело на фоне туч, которые зелёными, странно освещёнными вымпелами парили вокруг него. Сияние пятна быстро усиливалось, пока на него не стало больно смотреть. Вдруг я понял, что это был третий метеор и что он с немыслимой скоростью падает прямо на нас.
В ужасе я повернулся, взял Фреда на руки и, пошатываясь, слепо отступил к центру комнаты. Свет сделался таким ярким, что мне пришлось прикрыть глаза ладонью. Затем одновременно произошло сразу несколько событий: сияние погасло, и мы очутились в кромешной темноте, земля содрогнулась, и раздался чудовищный визг рассечённого воздуха. Оконные стёкла влетели внутрь, и по комнате с рёвом пронеслась волна печного жара. Ударной волной меня сшибло с ног, и малыш начал плакать, однако никто из нас не пострадал.
Я наощупь добрался до двери и вышел наружу, всё ещё держа Фреда на руках. Падающая звезда приземлилась у меня во дворе. Там, где недавно была разбита цветочная клумба, образовался большой кратер в форме воронки. Все деревья и кусты вокруг были повалены ударной волной. Одно дерево горело, озаряя картину разрушений мерцающим светом. Из ямы доносилось неровное шипение и свист пара, над ней клубилось лёгкое облачко сгущающихся испарений. Я подошёл к воронке и заглянул внутрь. И увидел гладкий бок четырёхфутовой сферы, покрытый сероватой стекловидной коркой и тускло светившийся красным. Но краснота быстро бледнела, по мере того как жар поглощала внутренняя масса метеоритного тела, которая ещё хранила в себе чудовищный холод космических пространств.
Когда на следующее утро я вернулся к яме, то обнаружил, что дождь превратил её в небольшой бассейн, и метеорит треснул, словно раскалённое стекло, облитое водой. Я подобрал один из кусков - и, подобно стеклу, он оказался прозрачным и острым по краям. Когда я его исследовал, выяснилось, что по большей части он состоит из кремния и представляет собой почти идеальный изолятор тепла.
Я сдвинул кусок побольше, и моё внимание привлёк блеск светлого металла. Я быстро наклонился и принялся сдирать с метеора верхний слой, пока не освободил полированный край зелёного металлического цилиндра. Мой разум захлестнуло потоком идей. Неужели это творение рук разумных существ? Неужели какая-то другая планета пытается установить связь с Землёй? Идея казалась фантастической. Но так ли уж это невозможно?
Несколько секунд я стоял ошеломлённый, пытаясь хотя бы примерно представить, что находится внутри цилиндра. Наконец я согнулся, сбил остатки потрескавшегося стекловидного вещества и поднял цилиндр. Это был тяжёлый металлический футляр из гладкого зелёного металла. Он был примерно пятнадцать дюймов в диаметре и тридцать в длину. Поставив цилиндр на землю у краю воронки, я изумлённо поворачивал его в руках. На верхнем краю я обнаружил плоский диск, напоминавший лимбовый замок сейфа, с проходившей поперёк него единственной глубокой канавкой. Осмотрев более внимательно верхушку цилиндра, я увидел две маленькие металлические точки, расположенные таким образом, чтобы, повернув диск примерно на шестьдесят градусов, можно было установить концы канавки прямо напротив них. Я попробовал повернуть диск, и тот довольно легко поддался. Когда концы бороздки достигли нужных точек раздался резкий металлический щелчок, а за ним из цилиндра последовал пронзительный гул. Затем вся верхняя часть корпуса вдруг отскочила, словно на пружине, и с напугавшим меня звоном упала на камни.
С удивлением я заметил, что от волнения у меня дрожат руки. Осторожно выровняв тубус, я заглянул в верхнее отверстие. Стенки были тонкими и покрыты двухдюймовым слоем мягкого вещества, напоминавшего губчатую резину. Прямо под пазами, которые использовались запорным механизмом, размещался небольшой гладкий диск из чёрного метала. Я как раз доставал его, когда мой взгляд привлёк проблеск чего-то цветного на нём. Перед моим изумлённым взором появилось миниатюрное изображение солнечной системы, на котором Солнце и планеты были представлены в значительно больших масштабах. Цвета были переданы точно, а сама картинка выглядела на удивление яркой и чёткой.
И Марс, этот загадочный красный мир, каким он был до взрыва, поплыл к центру изображения. Он увеличивался до тех пор, пока я не увидел бескрайние выжженные пустыни, узкие полосы плодородных земель и огромный странный кратер с дымящимся фиолетовым морем. Такой планета была перед самым концом. Я как раз размышлял о теориях Ванне, когда мельком увидел сложную машину, от которой убегали перепуганные люди, похожие на рабочих. Машина была раскалена и растекалась в фиолетовую жидкость.
Вслед за этим на пластинке возникла схема, в которой даже я, с моими скромными познаниями в физике, узнал диаграмму разрушения атомной структуры, полностью согласующуюся с теорией Бора.
Затем маленькая картинка показала мне, как марсианский мир заполнили едкие испарения, что поднимались над фиолетовым веществом. Ядовитые моря затапливали марсианские города один за другим, оказывая кошмарное разъедающее воздействие на плоть и прочую органику. В конце концов в живых остались лишь немногие: они нашли укрытие в металлическом куполе, наспех построенном на одной из марсианских гор.
Я увидел, как внутри этого купола опытные хирурги с помощью удивительных аппаратов трудятся над неподвижными телами. Вскоре я понял, что все пациенты - женщины. Операторы-хирурги извлекали зрелую яйцеклетку из женского яичника и помещали в заполненный жидкостью цилиндр, к которому были подключены трубки, насосы, фильтры и кислородные баллоны. Другие марсиане брали эти цилиндры и вместе с радиевыми обогревателями, трубками с жидкостью и прочими устройствами помещали их в зелёные металлические контейнеры, запирали и отливали в стеклянистые шары. Наконец, с помощью огромных пушек, эти шары были запущены в открытый космос. Марсиане, похоже, были обречены, но всё же надеялись возродить свою расу в другом мире.
Далее на металлической пластинке было показано, как оплодотворить яйцеклетку, а ещё перечислены пронумерованные флаконы с химикатами, необходимыми для поддержания роста яйцеклетки. Всё было объяснено очень подробно. И выглядело совсем несложно. Наконец, я увидел, как извлечь полностью сформировавшегося младенца из жидкости и заставить его дышать.
Я вернул крышку на место и отнёс цилиндр в дом. Опустошив его, я обнаружил, что содержимое полностью соответствует показанному на пластинке. Там даже была бутылочка для кормления и пакеты с запасом еды на год. Сломав пломбу на цилиндре инкубатора, я добавил в него маленькую капсулу со спермой для оплодотворения яйцеклетки и жидкость из первой банки. Затем я закрепил кислородные баллоны и фильтры, запустил маленькие часы и поместил всё это в изолированный цилиндр над радиевым нагревателем.
Долгих семь с половиной месяцев я делил заботу между инкубатором и моим маленьким сыном. С бесконечной болью я наблюдал, как маленькое существо в пробирке превращается в человеческого младенца. И вот наконец я с трепетом достал из инкубатора крохотную девочку и быстро окунул в содержимое последней банки. Она задышала! А потом заплакала и стиснула руку в крошечный кулачок...
Я назвал её Пандориной. Повзрослев, она превратилась в девушку редкой эльфийской красоты. Её кожа была очень белой, а мягкие волосы - цвета красной бронзы.
В движениях появились спокойная нежность и грация. Чем старше становилась Пандорина, тем ярче делалась её странная красота. Бронзовые волосы потемнели, а глаза были чисты и прекрасны. Она обладала редкостной человечностью и была очень дорога мне. Опасаясь, что она отдалится от меня, я не осмелился рассказать Пандорине о её инопланетном происхождении. Однако сказал, что удочерил её. Она и Фред росли вместе, словно брат и сестра. Но по мере того, как они приближались к зрелости, я начал замечать, что между ними зарождается любовь.
Пандорину отличал поразительный интеллект. Они с Фредом всегда учились вместе, и, хотя мой сын был неплохим учеником, Пандорина всегда его значительно опережала. Она также обучалась музыке, проявляя удивительные способности, которые, должно быть, достались ей в наследство от более высокоразвитой цивилизации.
Время от времени учёные заявляли, что в их распоряжении имеются фотографии и описания зыбкой светящейся эманации человеческого тела, известной как человеческая аура. Я подозревал, что у Пандорины есть такая аура, хотя никогда не был до конца уверен. Однако по ночам или в тёмной комнате, когда девушку охватывало волнение, мне казалось, что вокруг неё мерцает слабое свечение. А иногда её чувства казались на удивление острыми, и я думал, что аура вполне может быть неким шестым чувством, не развитым у земного человека. Возможно, это была чувствительность к эфирным волнам, слишком высоким или слишком низким в своей тональности, чтобы наши органы чувств могли улавливать их. Я всегда считал глупостью подобные вещи, когда читал о них в чьих-то трудах. Снова и снова говорил я себе, что всё это чепуха; и всё же это явление продолжало привлекать моё внимание.
Фред и Пандорина были одноклассниками в школе, а потом - сокурсниками колледже. Казалось, они счастливы вместе, и их взаимная привязанность становилась всё сильнее. И у него, и у неё было немного близких друзей. Фред обладал хорошим телосложением и был высоким, стройным и светловолосым. В его проницательных и честных голубых глазах светилась скромная мужественность. Я знал, что он всей душой любит Пандорину, и любовь эта была щедро вознаграждена. Их брак был делом решённым. Церемония должна была состояться через два месяца после двадцатилетия девушки, в один из июньских дней.
Однажды утром, всего за неделю до свадебной даты, Пандорина и Фред играли в теннис на лужайке перед домом. Их радость грела мне душу. С Атлантического океана в десяти милях от нас как раз долетел лёгкий бриз. Летний день был ясным, если не считать облака дыма, что всегда висит над огромными сталелитейными заводами в той части Нью-Джерси, что находилась чуть западнее Айдлвуда. В воздухе стояла тишина, хотя время от времени мы слышали вдалеке залп тяжёлого орудия или свист, а потом взрыв снаряда, доносившийся с испытательного полигона неподалёку от колледжа. Там испытывали огромные пушки, которые ковались для нашего флота в Милвилле.
Я совсем забылся, созерцая игроков и слушая их счастливый смех, когда низко над нами с рёвом пронёсся один из новых почтовых самолётов. Фред и девушка прервались, чтобы посмотреть на летающую машину. Пилот с любопытством перегнулся через край кабины и помахал им. Через несколько мгновений самолёт скрылся из виду, нырнув к посадочному полю за городом. Белоснежная кожа Пандорины слегка порозовела, и она выглядела взволнованной. Она повернулась ко мне и порывисто проговорила:
- Что за чудной субъект... У меня возникло необычное чувство... - Она внезапно запнулась, а потом вернулась к игре.
Всё это было немного странно. Я заметил, как Пандорина два или три раза бросала взгляд в сторону посадочного поля - так, словно происшествие произвело на неё сильное впечатление.
И, как ни странно, через полчаса с той стороны пришёл мужчина в форме лётчика и шлеме. Он шагал прямо через пустырь рядом с нами и словно высматривал на земле что-то маленькое. Не поднимая взгляд, он направился прямо через мою лужайку. Я двинулся ему наперерез. Он был гораздо выше шести футов, обладал прямой осанкой и весьма крепким телосложением. Его кожа казалась почти неестественно белой. Я встал у него на пути, и он поднял на меня глаза. Они у него были зеленовато-чёрными, и у меня возникло ощущение, что они будут светиться в темноте (хотя, конечно, в тот момент я решил, что у меня просто разыгралось воображение). От парня исходила смутная и неопределённая аура сверхъестественной силы и мрачной злобы. Я с первого же взгляда проникся к нему недоверием, хотя, честно говоря, для этого не было никаких веских причин.
Он улыбнулся, сверкнув белоснежными зубами, и сказал:
- Прошу прощения. Я обронил часы, когда пролетал здесь некоторое время назад. Наручные часы. Я на них взглянул, и ремешок, должно быть, расстегнулся. Ветер сорвал их с руки. Возможно, у меня не так много шансов их найти, однако они были очень дороги мне.
Я подумал, что парень лжёт, и уже собирался попросить его обойти мой участок стороной, когда к нам подошли Пандорина и Фред. Девушка улыбнулась и предложила ему помощь в поисках. Например, можно было осмотреть кустарник и клумбы за домом, если он думает, что часы упали туда. Так что мы бродили вокруг дома и делали вид, что ищем. Я решил, что Пандорина и незнакомец поглядывают друг на друга излишне часто; но, кроме нескольких фраз о погоде, они не обменялись с ней больше ни словом, и через несколько минут незнакомец отправился дальше.
Я надеялся, что видел этого человека первый и последний раз. Однако на следующий день я узнал, что мистер Харви Мейсон, который был пилотом компании "Атлантик Аэроэкспресс" и чья база находилась Филадельфии, арендовал особняк Кинг-плейз и немедленно переезжает, намереваясь проводить в Айдлвуде свободное время. Я мог лишь гадать, был ли это тот же самый человек и имела ли Пандорина какое-то отношение к его поступку. Я не особо удивился, когда спустя день или около того незнакомец заявился к нам в обществе одного из моих соседей.
Вся компания расселась и немного поболтала. Один раз я заметил, как Мейсон и Пандорина пристально смотрят друг на друга, полностью выпав из реальности. Смутившись, он со смехом отвернулся, а Пандорина опустила взгляд. Весь остаток вечера меня мучила мысль, что у Пандорины развивается страстное увлечение этим парнем. Фред, должно быть, тоже это заметил, хотя и не подал виду. Вскоре трое молодых людей подошли к пианино, и Пандорина начала играть. Все они казались очень весёлыми, но я знал, что Фред беспокоится - пусть он ничего и не сказал по этому поводу после ухода гостей.
Фред изучал право. На следующий день он уехал к себе в офис, и я вернулся домой рано и один. Я был немного удивлён, когда обнаружил, что Пандорины нет дома. Впрочем, через полчаса напротив дома затормозил автомобиль, и Пандорина в компании Мейсона поднялась по дорожке. Мужчина с видом собственника держал девушку за руку. Я подошёл к двери и открыл её. Мейсон обратился ко мне, и в его манерах сквозило что-то надменное и агрессивное.
- Если позволите, сэр, я бы хотел минутку переговорить с вами с глазу на глаз, - сухо сказал он.
Я провёл его в свой кабинет, закрыл дверь и сел за стол. Он остался стоять, возвышаясь надо мной своей поразительной, мощной фигурой с крепкими, мускулистыми руками и ногами. На выдающемся, строгих очертаний лице блестели проницательные глаза. А ещё в нём присутствовало нечто, отличавшее его от обычных людей, о чём я уже упоминал, - лёгкий налёт чужеродной силы и странный злобный дух, притаившийся в зеленовато-чёрных глазах.
- Пандорина - ребёнок земных родителей? - спросил он резко, буравя меня острым взглядом.
- А чем, собственно, вызван подобный вопрос? - парировал я. Пусть меня и застали врасплох, я тем не менее не желал ни в чём сознаваться.
- Вы сказали ей, что она не ваша дочь. Бледной кожей, цветом волос и блеском глаз она похожа на меня. Но я не землянин. Я прибыл сюда внутри метеора. Меня породила наука другого мира. А ещё я знаю, что в тот вечер на Землю упали ещё два похожих метеора. Меня вырастил фермер по фамилии Мейсон. Он жил в деревушке Фолсом, недалеко от Кэмдена. В отличие от вас он не врал своему приёмному ребёнку о его происхождении. Вот причины для моего вопроса. А ещё - тот факт, что меня и Пандорину неодолимо влечёт друг к другу.
Он ненадолго умолк, не сводя с меня свои тёмные глаза, а затем воскликнул:
- Ага, я прав! У вас всё на лице написано!
Меня обыграли.
- Убирайтесь! - потребовал я. - Вон из моего дома! Позвольте мне самому ей рассказать. Пожалуйста.
Неприятно ухмыляясь, Мейсон покинул мой кабинет, и я остался один. Однако прошло ещё много времени, прежде чем у меня хватило духу сделать хоть что-нибудь, кроме как сидеть и пялиться в стену. Наконец я собрался с силами и отправился искать Пандорину. Она была в своей комнате: стояла у окна и задумчиво смотрела на обагрённые лучами заходящего солнца холмы на севере. Она вздрогнула при звуках моего голоса и улыбнулась, увидав меня. Я попросил её пройти со мной в маленькую лабораторию, где я хранил цилиндр из зелёного металла. Дверь лаборатории оставалась заперта почти двадцать лет. Там на запылённом столе покоился цилиндр. Я показал его Пандорине, а затем рассказал о ночи, когда он упал, и о том, как я его нашёл После этого я снял крышку и показал ей содержимое цилиндра. Последние лучи солнца, проникнув сквозь затянутые паутиной окна, упали на маленькую пластину, и на ней снова стал проигрываться фильм. И когда последняя сцена сменилась чернотой, а солнце скрылось за холмами, я сказал:
- Пандорина, ты прибыла на Землю в этой капсуле. А всего таких метеоров было три. На Земле живут и другие марсиане! И Мейсон - один из них!
Она была обескуражена внезапностью всех этих открытий. Минуту она хранила молчание, потирая рукой белоснежный лоб.
- Теперь понятно, почему я чувствую к нему то, что чувствую. Мне кажется... я люблю его... Сильнее, чем когда-либо любила Фреда. Но всё же... не знаю... Что же мне делать?
Внезапно на глазах у неё навернулись слёзы, и она, вцепившись в моё плечо, прижалась ко мне; хрупкое тело девушки сотрясали рыдания. Я попытался утешить её, и вскоре она успокоилась и вышла. Я стоял в лаборатории, безучастно смотрел на цилиндр и размышлял о той роли, какую он сыграл в моей жизни. Пока я всё глубже уходил в лабиринты памяти, за окном успели сгуститься сумерки.
Наконец в комнату вошёл Фред. Почему-то он выглядел гораздо старше своих лет. В ясных голубых глазах читалось чистое отчаяние. Лицо побледнело и осунулось, а стройная фигура обрела болезненно прямую осанку. По возвращении домой его встретила Пандорина. Не знаю, что именно она ему сказала. Я протянул к сыну руку, и он крепко её сжал.
- Пандорина мне всё рассказала, - произнёс он срывающимся голосом. - Она его любит. Так что я уезжаю. Не знаю, что мне ещё делать. Он неуверенно замолчал и отвёл глаза в сторону. - Но здесь я оставаться не могу. Мне нужно уехать. Возможно... я смогу забыть. Прощай, отец.
Он поперхнулся словами, а у меня ком встал в горле, я не мог говорить. Я проводил его до гаража. Он вывел свою машину и уехал. А я стоял и смотрел, как лучи фар скользят по домам и деревьям и как свет задних фонарей сжимается в красную точку - пока всё это не растаяло в ночи. Спустя две недели я получил короткое письмо, в котором Фред путанно описывал свою бесцельную поездку в Атлантик-Сити, а затем - путешествие в Нью-Йорк. Там он, судя по всему, столкнулся со своим старинным школьным другом, который жил Нью-Брансуике, и отправился к нему домой.
Отъезд Фреда расстроил Пандорину. Со мной она вела себя более порывисто, чем обычно. Однако она проводила много времени с Мейсоном. Кажется, он несколько раз поднимал её в небо на своём самолёте и катал над заливом Делавэр.
Однажды днём, когда эти двое вместе отправились на пикник, я услышал на веранде знакомые шаги, а потом в мой кабинет вошёл Фред. Он похудел со времени отъезда и выглядел измученным и усталым. Но в его тёмно-синих глазах читались надежда и решительность. Я вскочил на ноги, чтобы поприветствовать его. Слабо улыбнувшись, о пожал мне руку и сказал:
- Я прибыл слегка внезапно. И привёл гостя. Я писал, что поехал с Джоном в Нью-Брансуик. Вчера мы с ним решили сходить в театр на дневное представление. На улице мы встретили человека, которого я сперва принял за нашего приятеля Мейсона, хотя он выглядел не таким высоким и был куда лучше одет. Но тут Джон его окликнул, и вскоре выяснилось, что этого человека зовут Ирвинг Уоррел и он старый знакомый моего друга. Похоже, он довольно состоятелен и считается блестящим молодым учёным, на счету которого множество удивительных открытий.
Во время нашей с ним беседы я все больше и больше поражался его сходству с Мейсоном. Вскоре я вспомнил, как ты упоминал, что первый метеорит улетел в направлении Нью-Брансуика. Я спросил его об этом, и он рассказал, что цилиндр на своём загородном участке нашёл банкир по фамилии Уоррел. Этот человек вырастил Мартина из яйцеклетки и воспитал его.
Уоррел загорелся идеей познакомиться с двумя другими представителями его расы. Сегодня он привёз меня сюда на своём замечательном транспортном средстве - что-то вроде парусника с реактивным двигателем. Мы покрыли сто миль за полчаса.
Мы вышли, и Фред представил меня незнакомцу. Как и Мейсон, он производил странное впечатление: мертвенно-бледная кожа, зеленовато-чёрные глаза и неуловимая аура таинственной силы. Хотя он был не такого крепкого сложения, как Мейсон, казалось, что у него ещё более сильный характер, подчёркнутый блеском проницательных глаз и удивительной силой черт его лица.
Он более наглядно, чем Мейсон, донёс до меня мысль, что цивилизация Марса, должно быть, намного опережала нашу, а её жители взрослели куда быстрее. Превосходство жителей Утраченной планеты говорит в пользу её высокой развитости. Вообразите ребёнка цивилизованных родителей, выращенного примитивными дикарями, - у него есть все возможности к чтению, алгебре и игре на пианино, однако без стечения благоприятных обстоятельств он никогда не научится этим вещам. И хотя, благодаря более высокому интеллекту, он может превзойти дикарей в их достижениях, его способности будут грубыми по сравнению с реальными достижениями цивилизации ввиду отсутствия у него цивилизованного образования. Именно такое впечатление производили на меня эти два человека.
Вскоре вернулись Мейсон и Пандорина. Они очень удивились, застав в доме гостей, и мне показалось, что девушка рада видеть Фреда. Во всяком случае, пока остальные разговаривали, Фред и Пандорина сели рядом, но вскоре двое других присоединились к ним.
Обладая блестящим, образованным умом, Уоррел с лёгкостью завладел разговором. Он немного рассказал нам о своей жизни и научной работе. Начав с изучения цилиндра, в котором он упал на Землю, его химикатов и аппаратуры, радиевого обогревателя и пластинки с фильмом, Уоррел добился невероятных успехов. Многие из своих изобретений он даровал миру. Но, не прекращая рассказывать, он извлёк из кармана горстку маленьких блестящих предметов, состоявших из металла и хрусталя. У него в руке лежало полдюжины крохотных, чудесно выполненных механизмов.
- Я уделил немного внимания военной науке, - сказал он, беспечно подбрасывая маленькие предметы на ладони. - Здесь у меня несколько изобретений, которые слишком опасны, чтобы о них сообщать. Возможно, они выглядят достаточно безобидно, но с ними я смог бы потопить целый линкор. Они используют силу радия и атомного распада. Давайте, к примеру, взглянем вот на эту штучку.
Он поднял небольшой сдвоенный диск размером с доллар. Одна сторона выглядела, как платиновая, другая отливала незнакомым красным оттенком. Он взял диск в пальцы и, шагнув в центр комнаты, медленно повернул обе его стороны навстречу другу другу.
- Это устройство создаёт протонный барьер, который поглощает энергетические колебания и останавливает движение ионов, - объяснил он. Путём изменения настроек любая волна может быть остановлена или пропущена - в зависимости от требуемой длины. Человек внутри может иметь чёткое поле зрения и в то же время быть защищённым от теплового, ультрафиолетового или электронно-лучевого оружия, некоторое из которого я разработал с высокой степенью эффективности.
Внезапно прямо у меня на глазах Уоррел словно потускнел. Казалось, он стоит в красном прозрачном пузыре десяти футов в диаметре, чьим центром является устройство в руке Уоррела. Он поколдовал над приборчиком, и пузырь начал темнеть, пока не приобрёл жуткий кроваво-красный цвет. А потом, когда мы с изумлением и ужасом попятились назад, красная сфера оторвалась от пола и поплыла вверх. Вскоре Голова Уоррела едва не коснулась потолка, тогда как верхняя часть сферы погрузилась глубоко в твёрдую поверхность. Когда эта немыслимая сфера начала опускаться назад, её красный цвет сгустился до такой степени, что она сделалась чёрной и выглядела теперь непроницаемо твёрдой. Мне было жутко слышать гортанный смех марсианина, исходивший из неё. Вдруг сфера растаяла, и он с улыбкой направился к нам.
Я потерял дар речи. Однако Мейсон, запинаясь, пробормотал:
- Почему... Как ты... Что заставило его взлететь?
- Оболочка способна перехватывать волны любой длины, - ответил Уоррел просто. - Гравитация отсекается так же легко, как и любые другие волны.
Он взял с пианино небольшую металлическую статуэтка и поставил её на угол стола. С некоторой опаской мы наблюдали за тем, как он выбирает из своей коллекции кусочек зелёного хрусталя в форме подковы с вмонтированной между её концами крошечной серебряной иглой. Он поднял подковку так, чтобы игла оказалась направлена на маленькую фигурку, и в следующий миг из неё вырвался язык ослепительного пламени - с глухим звуком металл статуэтки вспыхнул ярким светом и исчез.
- Катодные лучи, - объяснил Уоррел.
Он убрал оружие обратно в карман и вместе с Мейсоном ушёл домой к последнему - в расположенный через дорогу коттедж. Они вернулись на следующее утро, после чего все трое марсиан отправились на автомобильную прогулку. Фред поехал с ними. Когда после полудня они вернулись, я впервые заметил, что двое мужчин начинают испытывать к друг другу ревность и что они с черной неприязнью смотрят на знаки внимания, которые Фред оказывал Пандорине.
На следующие утро они не пришли. После обеда Пандорина играла на пианино, а Фред сидел рядом с ней. Я мог определить настроение девушки по её музыке, так что я видел: она счастлива. Внезапно дверь комнаты распахнулась и внутрь вошёл Мейсон. При виде девушки и Фреда он резко остановился, его лицо исказилось от чудовищного гнева. Фигуру марсианина скрутила дьявольская, нечеловеческая ярость. В полумраке комнаты мне почудилось, что вокруг его тела мерцает смутная зелёная аура.
- Приятель, разве я тебя не предупреждал? Разве я не сказал тебе проваливать? - прогремел тяжёлый голос. Меня сделалось дурно от его злобного и безжалостного тона. Фред, державший Пандорину за руку, вскочил со своего места. Он отпустил ладонь девушки и, сжимая кулаки, шагнул в сторону Мейсона.
Сверхчеловек сунул руку в карман и достал одно из устройств Уоррела. Я не успел увидеть, какой оно формы, но стоило ему сжать его в руке, как из устройства вырвалось зыбкое зелёное пламя и устремилось к Фреду. Не знаю, что это была за сила - возможно, какая-то разновидность ионов или электрической энергии. Зелёное сияние сгустилось вокруг моего сына. И его храброе наступление тут же прекратилось. На его лице возникло выражение агонии. Он зашатался и начал кричать. Крик оборвался хрипящим всхлипом. На мгновение его тело чётко обрисовалось в мерцающем зелёном сиянии. Мейсон ослабил хватку на крошечном устройстве и безмятежно вернул его в карман, в то время как мой сын, изуродованный и обожжённый, тяжело рухнул на пол.
Затем от горя и ужаса я, должно быть, лишился чувств. Следующее, что я помню, это как я лежу на диване. Пандорина стоит рядом со мной, её прохладная белая рука покоится у меня на лбу. Я сел и рассеянно огляделся. Я не мог вспомнить, что произошло, пока не заметил Фреда - он по-прежнему лежал там, где упал. Потом я увидел Мейсона и Уоррела. Лицом к лицу они стояли посреди комнаты. И вновь мне почудилось, что вокруг них мерцает зелёный ореол. Они что-то горячо обсуждали, правда вполголоса. Мой разум был настолько затуманен, что поначалу я не улавливал смысл их разговора. Вскоре, однако, я получил представление о той ревности, которую они испытывали, а ещё было очевидно, что они вот-вот затеют драку.
Внезапно лётчик произнёс резкое слово, которое проклятием отдалось в моём ошеломлённом мозгу, и, отступив назад, обрушил на второго мужчину тяжёлый удар. Уоррел сделал мимолётное движение рукой, и я уловил в ней блеск одного из его крошечных орудий. И, как ни странно, хотя он даже не пытался увернуться, кулак лётчика не попал в цель. Из руки Уоррела вырвался луч зелёного огня. С криком боли Мейсон отшатнулся назад, как если бы получил невидимый, но мощный удар. Воспользовавшись очевидным преимуществом, учёный выхватил из кармана пиджака маленький, размером с перьевую авторучку, металлический цилиндрик. Когда он направил его на лётчика, из него с резким металлическим щелчком вылетела небольшая капсула, которая при соприкосновении с воздухом будто воспламенилась и превратилась в шар яркого синего света, чем-то похожий на шаровую молнию. Шар нёсся к голове Мейсона. Только предельное напряжение мощных мускулов помогло мужчине отскочить с пути странного снаряда. По счастливой случайности шар угодил в открытое окно. Вылетев на улице, он ударился о старый вяз, росший снаружи, и превратил его в пылающий обрубок.
Одним быстрым движением Мейсон отскочил в сторону, схватил стул и швырнул его в противника с такой ужасающей силой, что я ожидал увидеть, что учёному тут же размозжит голову. Но Уоррел со своим маленьким лучевым аппаратом был наготове. Зелёный свет упал на стул, и тот, изменив траекторию, врезался в застеклённую дверь книжного шкафа у стены.
К тому времени я достаточно оправился, чтобы сознавать ту опасность, которой я подвергался из-за этой битвы. Подняв руку, я вышел на середину комнаты.
- Одну минуту, господа... - начал я.
Оба с яростью повернулись ко мне. Мейсон вскинул руку с зажатым в ней маленьким смертоносным оружием, которое он использовал на Фреде. Несомненно, лётчик забыл о нём в пылу боя, но теперь он поднял его совершенно осознанно. Из него вырвался бледный свет, и я ощутил ледяной озноб и странное болезненное онемение, пробежавшее по руке и плечу. Но тут, вскрикнув, ко мне подскочила Пандорина и схватила меня за руку. На заплаканном лице девушки читались ужас и сострадание. И, хотя Мейсон все ещё угрожающе бормотал, онемение покинуло мою руку. Однако ещё в течение нескольких дней она болела и оставалась вялой.
- Господа, - продолжил я, ибо в моей голове созрел план, - мне понятно ваше затруднение. Проявите уважение к моему покойному сыну, и я помогу решить ваш вопрос.
Сила против них была бесполезна, но хитрость могла одержать верх.
Лётчик фыркнул при мысли о том, что я буду им помогать, и, возможно, именно по этой причине Уоррел согласился с планом, который я изложил. Изображая безрассудство, я первым направился к своей машине. Хотя на самом деле мне приходилось бороться со страхом, что они прочтут мои мысли и узнают секрет. Пандорина села рядом со мной, а марсиане с ворчанием устроились сзади.
Через полчаса мы подъехали к запертым воротам, за которыми простиралось открытое пространство. Остановив машину подальше от ворот и немного в стороне, я объяснил:
- Это государственная собственность. Простым людям запрещено заходить за ограду, но я добился допуска туда для своих ботанических исследований. Здесь, можете быть уверены, вам хватит пространства для дуэли, и никто не помешает.
- Отлично, - сказал Уоррел. - Давайте не будем терять времени.
Увидав, что мои часы показывают 10:30, я выбрался из машины, отомкнул ворота и быстро их распахнул - до того, как марсиане успеют прочитать табличку на створке. Затем я загнал машину внутрь и направил её к центру площадки.
- А теперь, думаю, вам стоит немного разойтись, а потом я подам сигнал к началу, нажав на клаксон.
Мейсон по-варварски односложно выразил согласие. Улыбаясь, Уоррел c надменной вежливостью достал из кармана несколько своих удивительных орудий, а также маленький кожаный футляр, в котором тех оказалось ещё больше. Он быстро разделил их поровну и вручил одну половину Мейсону, вкратце объяснив как ими пользоваться. Мейсон имел мрачный и воинственный вид, Уоррел высокомерно улыбнулся. Они разошлись по своим местам, и я дал сигнал к началу. После чего на бешеной скорости отъехал на полмили.
Когда я оглянулся они уже сражались. Положение каждого дуэлянта отмечала большая прозрачная сфера красного цвета. Между ними проскакивали тонкие, ослепительно яркие языки белого пламени (возможно, электрические дуги). Маленькие шарики голубого огня летали туда-сюда и взрывались с ужасающей силой при ударе.
Вокруг марсиан мерцал слабый зелёный свет. Время от времени протонная броня того или другого дуэлянта затемнялась, чтобы обеспечить лучшую защиту, или на мгновение вообще снималась, чтобы предоставить большую свободу для атаки.
А в стороне стояла стройная фигурка в белом. Пандорина. В пылу моего горя, поглощённый планом мести, я совсем о ней позабыл. Бог свидетель, я не хотел причинить ей вреда! Но было уже слишком поздно.
Я мог разглядеть лишь некоторые подробности схватки, пока не вспомнил о бинокле, хранившимся под сиденьем автомобиля. Я достал его, навёл на место дуэли марсиан и подкрутил фокус. Что ни говори, это было странное противостояние. Мой разум с трудом постигал его. Марсиане пускали в ход разрушительные силы, открытые, возможно, много веков назад на Марсе, но невообразимые для человека - мощные выбросы радиоактивной энергии, расщеплённые атомы, электрические дуги, катодные лучи и потоки ионов. Их средства защиты и нападения были не менее продвинутыми - протонная броня и отражающие экраны.
Марсиане находились примерно в сотне футов друг от друга. Мейсон неуклонно продвигался вперёд, в то время как Уоррел спокойно стоял на месте. Временами красные щиты делались настолько тусклыми, что я мог вполне отчётливо видеть людей внутри них. Это была странная сцена - освещённая яркими вспышками лучевого оружия и шарами пламени, и надо всем висело едва различимое зелёное мерцание, которое, возможно, являлось случайным побочным продуктом атомного распада. Земля горела и дымилась от воздействия чудовищных белых лучей, а воздух был полон камней и пыли от непрерывных взрывов.
Внезапно Уоррел замер, и красная броня вокруг него исчезла. Из его оружия хлынул непрерывный поток голубых шариков. Укрывавший лётчика шарообразный щит, прыгал из стороны в сторону, пока его владелец прилагал отчаянные усилия, чтобы увернуться от потока шариков, а затем тоже растаял, когда Мейсон решил ослабить защиту и попытаться нанести жизненно важный удар. Мощная вспышка белого света сорвалась с руки лётчика и обрушилась на Уоррела. Казалось, она взорвалась испепеляющим пламенем, от рёва которого содрогнулась вся земля. Учёный на мгновение исчез.
И в этот же миг, пока Мейсон стоял на месте, а вокруг взрывались голубые шарики, на него упала слабая дымка зелёного пламени - пламени, подобного тому, которое погубило Фреда. Он застыл с напряженно раскинутыми конечностями, а потом стал медленно падать. Но, прежде чем он коснулся земли, защитная сфера вокруг него сделалась непроницаемо чёрной.
Всё это время Пандорина стояла неподалёку. Я мог видеть, как на её лице поочерёдно мелькают выражения жалости, страха и ужаса. Всё же я любил её и сожалел, что не подумал спасти её.
Затем Уоррел, окружённый бледно-красной оболочкой, выпрыгнул из впадины, в которую его забросило взрывом. И, как ни странно, он не повернул обратно к земле, а поднимался всё выше и выше над неподвижным щитом лётчика, посылая в него смертоносные лучи и разрывные голубые шарики. Внезапно ослепительный свет вырвался из щита лётчика и ударил прямо в тот щит, что парил наверху. Ударом луча красную сферу приподняло ещё выше и отбросило назад. Она изменила цвет. На ней появились переливчатые пятна оранжевого и жёлтого цветов.
Мейсон каким-то образом нейтрализовывал защитный эффект сферы. Однако Уоррел ответил неистовым ударом своего оружия. Клубы зеленоватого пара один за другим накатывали на шар Мейсона, пока тот почти не скрылся из виду.
Всё это время я не сводил глаз с Милвилла, расположенного в двадцати милях к западу, слева от бойцов и несчастной девушки, что наблюдала за ними.
И тут я услышал знакомый, но неописуемый визг снаряда, выпущенного из большой шестнадцатидюймовой морской пушки, и увидел, как его тёмное пятнышко прочерчивает траекторию в небе. Вдалеке я разглядел столб дыма и услышал раскат выстрела. Снаряд ударил в площадку и взорвался с такой силой, что содрогнулась земля. В воздух взметнулся огромный фонтан грязи, камней и осколков, которые, оседая, превращались в большое облако дыма, скрывшее сцену дуэли.
Я терпеливо ждал пока дым рассеется. Прошло полчаса, прежде чем я смог подойти достаточно близко, чтобы всё увидеть и не задохнуться от едких испарений. Там я обнаружил гигантский кратер, в который поместился бы целый дом. Вокруг валялась сырая развороченная земля, в воздухе всё ещё стояла удушливая вонь. Но я не нашёл никаких признаков марсиан. Там не нашлось ничего, что указывало бы на их существование.
Когда я уходил, я закрыл и запер за собой ворота, снова явив миру табличку, которую я до этого скрыл, отвернув створку к ограде.