Проснувшись от внезапной боли в животе, он, слегка затуманенным взором, увидел здоровую жирную крысу, восседавшую у него на брюхе и пытавшуюся прогрызть себе пусть через это теплое, мягкое и визжащее тело. Юноша резко вскочил на ноги, одновременно с этим ловко и даже грациозно сбросив серую пассажирку с себя и отправив ее в полет со смачным шлепком.
- О, ты все-таки проснулся, а я уж думала, тебя и это не проймет, - сказала грустно улыбающаяся девушка.
Она сидела в дальнем конце комнаты. В самом помещении царил полумрак и четко разглядеть что-либо не удавалось. На ней было грязное серое платье, в которое юная особа укутывалась, скрываясь от холода, чуть ли не с головой. А ее худоба сильно бросалась в глаза и, казалось, что она не способна даже стоять, и все, что ей доступно - гладить мирно ютившихся у ее ног крыс.
- Эээ... - протянул Олд Ксиан, нервно оглядываясь по сторонам.
- Приветствую тебя в нашей скромной обители, которую мы, судя по всему, будем делить меж собой.
Юноша продолжил оглядывать приютившие покои, слегка сгорбившись, словно от холода. Под потолком слабо горела одинокая свеча, от сырых стен пахло гнилью, а по полу были раскиданы куски гниющей соломы. Стояла невообразимая вонь давно немытого тела, экскрементов, смешанная с едким запахом отчаяния и с еле заметным душком надежды на то, что раскиданные по полу кости, тщательно обгладываемые крысами, по-хозяйски снующими по камере, являются всего на всего остатками недоеденной пищи. Но это, лишнее здесь, чувство моментально испарялось, как только человек понимал, что эти кости слишком велики, чтобы быть лишь остатками еды. Но это был не конец. Он наступал в то самое мгновение, когда взгляд упирался в дальний угол помещения. Оттуда, скрытые мраком, безглазо пялились на всех присутствующих и пока что живых людские черепа.
- Где...
- Где мы? Ты что, не понимаешь? Мы тут.
- А где это тут?
- Тут. В камере. Взаперти. В плену.
- Ох, - нервно сглотнул Олд Ксиан, - а поче...
- А я откуда могу знать? Знала бы - явно бы рассказала.
Девушка говорила быстро и отрывисто, постоянно перебивая своего собеседника, словно пытаясь сказать как можно больше, пока ее новый друг не исчез. Этим она напоминала голодного зверька, которому предложили еду, и он бездумно набросился на нее с жадностью одержимого.
Проснувшийся узнал от нее, что она здесь достаточно давно, чтобы возненавидеть одиночество и забыть свое собственное имя. Но при этом, что странно, незнакомка прекрасно запомнила всех ее предыдущих сокамерников, коих оказалось около десятка. Что с ними случилось, когда они перестали быть ее "соседями", девушка не знала. Но можно было догадаться по тому, что их больше не возвращали обратно в камеру и по тому, какие ужасные крики доносились до нее.
- Вот такие дела, мой новый друг. Живем и ждем, неизвестно чего. Благо хоть еду приносят. Кстати, что-то они сегодня запаздывают, - пленница нахмурилась.
- А как ты узнала? - удивился Олд Ксиан.
- Да все очень просто, - она снова улыбнулась, - я...
Скрипнула дверь и в нее ворвался поток яркого света, ослепивший узников. Вошли трое. Первые двое, что были одеты в робы с капюшонами, скрывающими их лица, встала с обеих сторон у двери. Последний, видимо, главный, не останавливаясь, прошел внутрь и встал напротив юноши. Вошедший был одет в старинный щегольской фрак, который сидел на нем очень элегантно. Черные блестящие волосы были зализаны назад, что придавало его образу некий зловещий оттенок. Широкая улыбка, демонстрирующая ряд безупречных зубов, украшала бледное лицо, с резкими аристократическими чертами.
Щеголь наклонился к сидящему на полу Олд Ксиану и начал его рассматривать, молодой человек назвал про себя этого мужчину Мистер Весельчак.
- Ну что, принцесса, пришла пора нам с тобой поиграть.
- Нет... я... не хочу играть... - промямлил юноша.
- Ну, это не важно. Важно лишь то, чего хочу я, - Весельчак ослеплял своей безупречной улыбкой, - берите его.
- Ну, вот теперь и ты меня покидаешь... - грустно вздохнула девушка.
- Что, кто здесь еще? - неожиданно взвился щеголь.
Он нахмурился и начал внимательно осматривать камеру, ища источник звука. Наконец, его взор обратился на сидящую в темноте девушку. Она не смогла выдержать, устремленный на нее взгляд и съежилась. Мистер Весельчак снова беззаботно улыбнулся.
- О, милая маленькая мышка. Как же я мог забыть про тебя! Какое расточительство. Возьмем и тебя с нами, чтобы сильно не грустила.
Их грубо вытолкнули из камеры и повели по темным, еле освещенным коридорам. Ряды одинаковых дверей, похожих на ту, из которой они вышли, сопровождали это шествие. Оттуда иногда доносились мучительные стоны, крики о помощи, но чаще всего они шли в тишине. Тишине, нарушаемой беззаботным свистом Мистера Весельчака. На все попытки заговорить охранники отвечали болезненными ударами. Девушка шла, постоянно спотыкаясь и плача. Наконец, на очередном перекрестке, после того, как она упала в очередной раз, Весельчак не выдержал.
- Все. Хватит. Мне надоело. Она слишком слаба, ее не достаточно для подношения. Ты знаешь, что с ней сделать.
Один из охранников кивнул и повел еще сильнее начавшую рыдать бедняжку в сторону от остальных. Олд Ксиан попытался вырвать и помочь ей, но получил сильный удар по голове и обмяк. Еще долго громкий плач ее доносился до них, пока они брели по бесконечным одинаковым коридорам.
Когда пленник очнулся, они все так же шли вперед, волоча его по полу и держа за ноги. Он задергался, пытаясь освободиться, и охранник с Весельчаком остановились и помогли ему встать.
- Эх, молодость, - мечтательно вздохнул последний, - помню, сам был таким. За девчушками бегал, ради них на подвиги был готов пойти. Но сейчас я бы на твоем месте лучше подумал о себе.
- О каком... подношении... ты говорил, - еще не до конца оклемавшись от удара, спросил юноша.
Весельчак по-детски, на каблуках, развернулся и озорно погрозил пальцем.
- Э, не-ет, - протянул он, - это сюрприз. Все равно скоро узнаешь. Давай подержим интригу подольше.
Он подмигнул и снова отвернулся. Охранник все так же, не проявляя никаких эмоций, повел Олд Ксиана дальше.
Наконец, они вошли в темный, слабоосвещенный зал. Светом была залита только каменная плита, находящаяся в середине помещения. Этого было явно недостаточно, чтобы разогнать тьму в углах, щелях, дырах в стенах. Вокруг алтаря собрались фигуры, укутанные во мрак. Их было не разглядеть, но юноша был уверен, что они одеты в такие же бесформенные робы, что и его конвоир. Толпа выстроилась вдоль дорожки, по которой шли вошедшие. Не было слышно ни звука, не доносилось ни шороха, но юноша мог поклясться, что видел, как они поворачивались и безмолвно следили из-под своих капюшонов за ним.
Когда они подошли к алтарю, охранник остановился, вне досягаемости круга света, смешавшись с толпой подобных ему и толкнул Олд Ксиана вперед. Единственный оставшийся путь к отступлению захлопнулся под нахлынувшими темными силуэтами. Пленник, смирившись со своей судьбой, но все равно дрожа от страха, поплелся вперед.
- Ну, давай, не робей, - сказал Весельчак, дружелюбно улыбаясь.
Он единственный, кто не остановился и проследовал дальше. Ободряюще похлопав по плечу, поравнялся с юношей и пошел вместе с ним.
Теперь, подойдя ближе, наконец-то удалось рассмотреть алтарь, представляющий собой цельный кусок камня, размером превышающий человеческий рост, вырастающий из-под пола. По краям плиты были прибиты стальные кандалы, сверкающие от чистоты и выглядящие невероятно прочными. Юноша ощутил, как теряет последние остатки храбрости. Но тут ему посчастливилось заметить, что вся плита была покрыта пятнами запекшейся крови. Остатки сломанных костей были свалены под алтарем, перемешиваясь с кусками гниющей плоти. И вот это выжало самые последние крупицы отваги.
Пленника охватил дикий животный страх. Неутихающая дрожь захватила все его тело, мешая двигаться. От ужаса увиденного невозможно было вздохнуть. Каменные крошки под ногами оглушали скрипом, легкие обжигающе пылали. После первого удавшегося вздоха, он начал дышать все более жадно, с каждым разом все громче и громче. От еле слышимого, едва ощущаемого, до заполняющего все его естество, переходящего в крик.
- Ааа!
Олд Ксиан кричал долго, не смея перевести дыхание, малейшей частью своего сознания отмечая, что это был самый длинный крик, который он издал. Наконец, он прервался. Прервался, чтобы взять дыхание и продолжить свою арию отчаяния.
- Ааа!
- Э...
Неожиданно, Весельчак закричал в ответ. Голос его явно превосходил голос мальчишки по всем параметрам. От высоты и чистоты, до громкости и глубины звучания. Спустя пару мгновений, растянувшихся в вечность, конвоир смолк.
Пленник непонимающе уставился на него, не замечая.
- Что вы...
- Мне показалось, тебе вздумалось сыграть в игру, - невинно улыбнулся собеседник, - ты так неожиданно закричал, что я даже растерялся.
- Да что вы несете?! Меня ужас берет от происходящего! Почему я здесь? Где это здесь? Что вы собираетесь со мной делать? Толпы безликих людей глядят на меня из темноты! Человеческие... останки... валяются под ногами, явно оставшиеся после какого-то вашего безумного обряда! И, наконец, какой-то орущий псих, в старом, давно вышедшем из употребления костюме с постоянной безупречной до жути пугающей улыбкой. Что за безумие здесь творится?!
Олд Ксиан тяжело дышал, словно после долгого бега. Весельчак тактично ждал, с застывшей на лице улыбкой, пока он отдышится.
- Успокоился? - спросил псих.
Юноша обречено кивнул.
- Ну, тогда ложись.
Весельчак указал на ужасный алтарь, и пленник, отчаявшись спастись, подчинился.
- Вообще-то, псих вовсе не какой-то, а вполне определенный, - обидевшись, сказал щеголь, - кстати, в игре-то победил я.
Он заковал пленника в кандалы, которые практически лишали человека возможности двигаться. Холод от прикосновения к алтарю был обжигающим, волшебным образом проникая не только в тело, но и в сознание. Это сделало мысли Олд Ксиана вяло текущими, лишая его практически всех эмоций. Единственное, что оставалось - безропотно глядеть на происходящее, словно посторонний зритель.
- Ну что ж, приступим.
Весельчак хлопнул в ладоши и воздел руки вверх. Свет стал меркнуть. Силуэты за его границей пришли в движение. Они закачались, словно в трансе, завертелись, словно попав в водоворот. Каждая вела свой собственный танец с тенью, незримо отличающийся от остальных чем-то своим. Но за индивидуальностью каждого скрывалась безликость толпы. Все происходило в полнейшей тишине. Только фигура в центре зала, стоящая возле алтаря, в центре круга света, пела речитатив, неотрывно глядя вверх. С каждым произнесенным словом, люди в тенях ускорялись. С каждым звуком их движения все меньше походили на танец и все больше напоминали ярость диких животных, переходящую в буйство природных стихий.
Юноша лежал на своем импровизированном ложе и взирал на эту картину, не проявляя интереса к окружающему. Лишь молчаливое бдение было доступно ему. Бдение и ожидание. Ожидание конца.
Интенсивность танца увеличивалась с неумолимой скоростью, голос чтеца усиливался, не отставая. В самый кульминационный момент, когда фигуры в робах слились с тенями и стали вырисовывать невозможные для восприятия картины, сводящие с ума. Когда голос говорящего практически преодолел границы слышимости. Когда его глаза начали источать темный, чуждый этому миру свет, словно вбирающий в себя окружающие краски. Когда лицо лишилось человеческих черт и приобрело маску безумного зверя. Когда нож в руке, появившийся из ниоткуда практически проткнул грудь Олд Ксиана Весельчак остановился.
- Хм... кажется, чего-то не хватает.
Лицо его разгладилось, он снова стал выглядеть, как человек. Очень бледный человек. Глаза перестали излучать сверхъестественное свечение. Щеголь задумчиво почесал голову рукоятью своего изогнутого ритуального ножа, пытаясь вспомнить что-то, известное лишь ему. Люди вне круга встали на свои прежние места, словно не было этой безумной пляски мгновение назад. Свет приобрел прежнюю яркость, и все казалось не таким уж зловещим, как вначале, когда они только вошли в этот зал.
- О, вспомнил! Вот же балда, - рассмеявшись, хлопнул себя по лбу Весельчак.
Он ткнул кончиком лезвия в обнаженную грудь пленника. И к нему вернулись его эмоции, которые впитал этот безжизненный кусок камня. Вернулся прежний страх, но уже с новой, подавляющей силой. Юноша оценил все увиденное в новом свете и завопил, срывая горло в невозможном крике.
- Так-то лучше, - меняясь, произнес чтец.
Его лицо снова приобрело тот звериный оскал, который имело в момент кульминации. Глаза наполнились свечением, причиняющим острую боль распростертому на алтаре человеку. Фигуры вновь растворились в своем безумной плясе, и все вернулось к тому, на чем остановилось, но различие все же было. Животный страх пленника, практически осязаемый, заполнил помещение, вместе с его диким воплем, перекрывающим даже омерзительный речитатив Весельчака.
Тот, в свою очередь, промолвив последнее необходимое слово, быстрым движением пронзил сердце маленького беззащитного Олд Ксиана.
Юноша с криком проснулся в своей кровати. Он, тяжело дыша, начал ощупывать себя. Найдя все части своего тела там, где ожидал, встал и тупо уставился в пустоту. Постель была мокрой от пота и испражнений.
- Лучше об этом никому не рассказывать... - промолвил в пустоту человек.