Лебединский Дмитрий Юрьевич : другие произведения.

Бабай, часы и Санька

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

БА­БАЙ, ЧА­СЫ И САНЬ­КА

  
   К мо­мен­ту, с ко­то­ро­го бе­рёт на­ча­ло мой рас­сказ, ста­ри­ку, - од­но­му из его дей­ст­вую­щих лиц, бы­ло уже око­ло се­ми­де­ся­ти лет. Семь, ли­бо шесть лет на­зад, в рай­он­ной боль­ни­це ему ам­пу­ти­ро­ва­ли пра­вую но­гу, от­няв её вы­ше ко­ле­на, при­со­ба­чив, как он го­во­рил, про­тез. При­чи­ной этой опе­ра­ции, бы­ло во­ен­ных лет ос­ко­лоч­ное её ра­не­ние, ос­лож­нив­шее­ся, че­рез со­рок с лиш­ним лет, ган­гре­ной ко­неч­но­сти. Вер­нув­шись в свой дом, стоя­щий на ок­раи­не при­го­род­но­го по­сёл­ка в Ле­нин­град­ской об­лас­ти, ста­рик, к это­му вре­ме­ни уже не­сколь­ко лет жив­ший вдов­цом, вне­зап­но для са­мо­го се­бя за­пил, ощу­тив свою не­нуж­ность ок­ру­жаю­щим его лю­дям, и на ра­бо­те, ко­то­рую он по­те­рял вме­сте со сво­ей но­гой. Быв­ший в не­да­лё­ком про­шлом от­но­си­тель­ный дос­та­ток, бы­ст­ро уле­ту­чил­ся, срав­няв его пен­си­он­ным обес­пе­че­ни­ем с боль­шей ча­стью тех, ко­му ос­та­лось не жить, а вы­жи­вать. Этим при­скорб­ным фак­том бы­ла под­ве­де­на чер­та и са­мо­му за­пою, ко­то­рым он за­вер­шил преж­нюю свою жизнь, пер­вую часть ко­то­рой, до­во­ен­ную, он про­вёл в Си­би­ри, в юж­ном За­бай­ка­лье, от­ку­да, - уже по­сле вой­ны, и при­вёз се­бе же­ну, осев с нею в Ле­нин­град­ской об­лас­ти. Же­на его - за­бай­каль­ская ка­зач­ка, сво­его бла­го­вер­но­го ни­как ина­че, как "Ба­ба­ем" (ста­ри­ком) не на­зы­ва­ла, а так как на­зы­ва­ла она его так: что до­ма, что на лю­дях, то и для всех ок­ру­жаю­щих он стал "Ба­ба­ем", ли­шив тем са­мым его ис­кон­но­го име­ни.
   Не ка­ж­до­му да­но пе­ре­жить ни­ще­ту, вне­зап­но об­на­ру­жив­шую не­на­дёж­ность сво­его су­ще­ст­во­ва­ния, да ещё, при пол­ном от­сут­ст­вии пер­спек­тив сво­его тру­до­уст­рой­ст­ва. Ко­гда-то, в по­сле­во­ен­ные год - два, во вре­мя за­ле­чи­ва­ния дол­го не­за­жи­ваю­щей ра­ны пра­вой го­ле­ни, "Ба­бай" (бу­ду на­зы­вать его так), про­шел ис­пы­та­ние крат­ко­вре­мен­ной ин­ва­лид­но­стью, при­но­ро­вив­шись под­ра­ба­ты­вать на до­му, ре­мон­ти­руя от­но­си­тель­но не­слож­ные ча­со­вые ме­ха­низ­мы по­сел­ко­вых жи­те­лей: будь то хо­ди­ки, ещё до­ре­во­лю­ци­он­ной по­ры, или ме­ха­ни­че­ские бу­диль­ни­ки раз­ных ма­рок, сре­ди ко­то­рых по­па­да­лись ча­сы да­же да­лё­ких от вой­ны стран, Бог весть ка­ки­ми пу­тя­ми за­не­сён­ны­ми в Ле­нин­град­ский при­го­род. По­па­да­лись, прав­да, и бо­лее слож­ные, и до­воль­но до­ро­гие ме­ха­низ­мы: ка­мин­ные, и, да­же, на­поль­ные ча­сы, на ре­монт ко­то­рых в ус­ло­ви­ях хо­ро­ших ча­со­вых мас­тер­ских, у хо­зя­ев, как пра­ви­ло, де­нег не бы­ло. Со вре­ме­ни по­яв­ле­ния де­ше­вых элек­трон­ных ча­сов, ста­рые ча­сы по­сел­ко­вым жи­те­лям ста­ли не нуж­ны, и они на­ча­ли от них из­бав­лять­ся, а у "Ба­бая", к это­му вре­ме­ни уже став­ше­му сле­са­рем на од­ном из Ле­нин­град­ских за­во­дов, про­сну­лась тя­га к этим ста­рым ме­ха­низ­мам, и он по­ве­сил од­на­ж­ды на две­рях ме­ст­но­го "Д.К." (До­ма куль­ту­ры) объ­яв­ле­ние, в ко­то­ром про­сил не вы­бра­сы­вать ста­рые ча­сы на свал­ку, пред­ла­гая при­но­сить, ему их за пла­ту. Ско­ро, од­на из ком­нат его до­воль­но боль­шо­го до­ма, ста­ла на­по­ми­нать со­бою не то, мас­тер­скую, не то, му­зей. Де­сят­ки ча­сов: от при­ми­тив­ных хо­ди­ков, и обыч­ных бу­диль­ни­ков, до до­воль­но чуд­ных и слож­ных ча­со­вых ме­ха­низ­мов, в том чис­ле, на­поль­ных и ка­мин­ных, - за­пол­ни­ли эту ком­на­ту. Все они бы­ли им от­ре­мон­ти­ро­ва­ны, и еже­днев­но за­во­ди­лись им, или его же­ной, и эта ком­на­та пе­ре­сту­ком мно­же­ст­ва ча­со­вых ме­ха­низ­мов, шур­ша­ни­ем их ста­рых, уже из­но­шен­ных час­тей, чем-то на­по­ми­на­ла со­бою спи­чеч­ный ко­ро­бок, в ко­то­ром мно­гие из нас в дет­ст­ве дер­жа­ли двух - трёх жу­ков - плен­ни­ков, ца­ра­паю­щих их стен­ки. Осо­бой его лю­бо­вью поль­зо­ва­лись ча­сы - хо­ди­ки, сре­ди ко­то­рых бы­ли и Италь­ян­ско­го, и Швей­цар­ско­го, и Ав­ст­рий­ско­го про­из­вод­ст­ва. Вре­мя от вре­ме­ни, ком­на­та на­пол­ня­лась не­строй­ны­ми ку­ко­ва­ния­ми, ква­кань­ем и сви­стом. Наи­бо­лее цен­ным сво­им при­об­ре­те­ни­ем, он счи­тал ста­рин­ные круп­ные хо­ди­ки с двой­ным ци­фер­бла­том, один из ко­то­рых - ма­лый, вра­щал­ся сам про­тив ча­со­вой стрел­ки, со­вме­щая свои циф­ры с не­под­виж­ной, стоя­щей вер­ти­каль­но ча­со­вой стрел­кой, ми­нут­ная же стрел­ка име­ла обыч­ный ход, а са­ма она сколь­зи­ла по вто­ро­му, уже не­под­виж­но­му ци­фер­бла­ту. Ка­ж­дый час, из око­шеч­ка от­кры­ваю­ще­го­ся над ци­фер­бла­том по­ка­зы­ва­лась верх­няя по­ло­ви­на те­ла муж­чи­ны, на го­ло­ве ко­то­ро­го был на­дет "ко­те­лок". Муж­чи­на сни­мал с се­бя шля­пу, и хри­п­ло про­из­но­сил аб­со­лют­но не­по­нят­ное "ке-ко", по­вто­ряя его столь­ко раз, сколь­ко ча­сов зна­чи­лось на ма­лом ци­фер­бла­те. Что кон­крет­но дол­жен был про­из­но­сить этот субъ­ект, "Ба­бай" так и не по­нял, воз­мож­но, что-то бо­лее внят­ное, но ме­ха­низм, ко­то­рый от­ве­чал за зву­ко­вое оформ­ле­ние, за­ме­няв­шее бой ча­сов, вре­ме­нем был из­ряд­но раз­ру­шен. Ме­тал­ли­че­ская пла­стин­ка на зад­ней крыш­ке ча­сов, бы­ла столь же из­ряд­но за­тёр­та, и на ней бы­ли вид­ны толь­ко час­ти слов на­пи­сан­ные не по-рус­ски, го­ти­че­ским шриф­том, а от ка­кой-то да­ты ос­та­лись вид­ны толь­ко две циф­ры: пер­вая и тре­тья. Де­нег, од­на­ко, это ув­ле­че­ние "Ба­бая" не при­но­си­ло ни­ко­гда, и, бо­лее то­го, зна­чи­тель­ную часть средств за­ра­ба­ты­вае­мых им пре­ж­де, - по­гло­ща­ло. С об­ре­те­ни­ем ин­ва­лид­но­сти, их ста­ло ка­те­го­ри­че­ски не хва­тать, и "Ба­бай", на­ко­нец-то, ре­шил­ся на сда­чу од­ной из ком­нат сво­его до­ма в на­ём, на­кле­ив со­от­вет­ст­вую­щее объ­яв­ле­ние на поч­то­вый ящик при­ко­ло­чен­ный к ка­лит­ке па­ли­сад­ни­ка. Три­ж­ды он от­ка­зы­вал лю­дям, об­ра­щав­шим­ся к не­му по по­во­ду сда­чи жи­лья. Мо­ти­ва от­ка­за он, как пра­ви­ло, объ­яс­нить и сам не мог, т.к. кро­ме ин­туи­тив­но­го не­при­ятия об­ра­щав­ших­ся к не­му, ни­ка­ких дру­гих при­чин он не имел. Лишь од­на­ж­ды, ко­гда по­рог его до­ма пе­ре­сту­пи­ла мо­ло­дая жен­щи­на, за ру­ку ко­то­рой дер­жал­ся блед­ный ху­день­кий маль­чик лет пя­ти, он не смог от­ка­зать ей, при этом, на­зна­чив пла­ту за жи­льё са­мую ми­ни­маль­ную, ус­лы­шав о ко­то­рой, жен­щи­на да­же пе­ре­спро­си­ла его о ней. Ста­рик и сам се­бе не смог бы объ­яс­нить при­чи­ны, по ко­то­рой он за­ни­зил це­ну, из­на­чаль­ная ве­ли­чи­на ко­то­рой бы­ла, как ми­ни­мум, втрое вы­ше. То, что этой при­чи­ной бы­ла не са­ма жен­щи­на, - он по­ни­мал от­чёт­ли­во, но гла­за маль­чи­ка: круп­ные, се­ро­го цве­та и не­обык­но­вен­но серь­ёз­ные, за­ста­ви­ли "Ба­бая" на­звать, а за­тем, и по­вто­рить ту сме­хо­твор­ную це­ну, столь по­ра­зив­шую эту жен­щи­ну. Она за­суе­ти­лась, и, ви­ди­мо, не же­лая по­те­рять столь бы­ст­ро, и, глав­ное, дё­ше­во раз­ре­шив­шую­ся жи­лищ­ную бла­го­дать, не­ждан­но сва­лив­шую­ся на неё, тут же за­со­би­ра­лась на стан­цию рай­цен­тра, где в ка­ме­ре хра­не­ния она ос­та­ви­ла свои ве­щи. - Ос­тавь маль­чи­ка до­ма, - ска­зал ей ста­рик, - по­хо­же, он уже из­ряд­но ус­тал.
   Жен­щи­на кив­ну­ла го­ло­вой, и бы­ст­ро вы­шла из до­ма, да­же не по­ин­те­ре­со­вав­шись ус­ло­вия­ми, в ко­то­рых ей с сы­ном пред­сто­ит в даль­ней­шем жить. Ос­тав­ший­ся в до­ме маль­чик про­дол­жал сто­ять у по­ро­га, слов­но в опа­се­нии, что сей­час про­изой­дёт не­что, че­го ему сле­ду­ет опа­сать­ся. Ста­рик при­сел у сто­ла на скрип­нув­ший под ним стул с пря­мой вы­со­кой спин­кой.
   - Что в две­рях-то сто­ишь? Про­хо­ди в дом, и ни­че­го не бой­ся! - Ста­рик ви­ди­мо пред­по­ла­гал, что маль­чик че­го-то бо­ит­ся, и по­пы­тал­ся ус­по­ко­ить его, го­во­ря с ним тем же то­ном, ка­ким он обыч­но раз­го­ва­ри­вал с людь­ми взрос­лы­ми. Маль­чик с мес­та не дви­гал­ся, про­дол­жая рас­смат­ри­вать, как ему по­ка­за­лось, стран­но­го де­да, с туск­лы­ми гру­ст­ны­ми гла­за­ми. Вре­мя от вре­ме­ни, гла­за маль­чи­ка сколь­зи­ли по уг­лам ком­на­ты с не­бо­га­той об­ста­нов­кой, и вновь за­ми­ра­ли на ли­це ста­ри­ка.
   - Ку­шать хо­чешь? - во­прос "Ба­бая" по­вис в воз­ду­хе. Гла­за маль­чи­ка ни­че­го, кро­ме не­мо­го во­про­са, и на­сто­ро­жен­но­сти не вы­ра­жа­ли. Един­ст­вен­ное за­мет­ное дви­же­ние от­ме­тил ста­рик, за­дав­ший этот во­прос, - про­гло­чен­ная маль­чи­ком слю­на, из че­го он сде­лал вы­вод, что маль­чик во­прос его рас­слы­шал, и по­нял.
   - Ме­ня Ба­ба­ем зо­вут, - вновь за­го­во­рил он, пы­та­ясь как-то раз­го­во­рить мол­ча­ли­во­го ре­бён­ка, - а ты кто? Как звать-то те­бя?
   - Са­ша! - чуть слыш­но про­го­во­рил маль­чик, и вдруг за­пла­кал, но не в го­лос, а ти­хо, уз­кой ла­дош­кой раз­ма­зы­вая слё­зы по ли­цу.
   - Ну вот, Сань­ка, че­го это ты ню­ни рас­пус­тил? Не­хо­ро­шо это! Да­вай, пой­дём на кух­ню, ру­ки да ли­цо вы­мо­ем, а по­том, я те­бя по­корм­лю. Не воз­ра­жа­ешь?
   Маль­чик кив­нул го­ло­вой, и про­шел за ста­ри­ком на кух­ню, где вы­мыл ру­ки и ли­цо. Вер­ну­лись в ком­на­ту вдво­ём. Впе­ре­ди маль­чи­ка шел ста­рик, смеш­но вы­ки­ды­ваю­щий на ка­ж­дом ша­гу пра­вую но­гу, при­па­дая по­сле это­го на неё, слов­но что-то по­пав­шее под сто­пу, пы­тал­ся раз­да­вить бо­тин­ком. Вер­нув­шись в ком­на­ту, "Ба­бай" уса­дил маль­чи­ка на стул, стоя­щий по дру­гую от се­бя сто­ро­ну сто­ла, и вы­ста­вил пе­ред ним та­рел­ку с мо­ло­дой от­вар­ной кар­тош­кой, при­прав­лен­ной ту­шен­кой.
   - Ку­шай! Не­че­го ждать, по­ка ма­ма вер­нёт­ся! К её воз­вра­ще­нию, ещё раз ус­пе­ешь про­го­ло­дать­ся!
   По­кон­чив­ше­го с едой Са­шу ста­рик вы­удил из-за сто­ла, и, взяв его за ру­ку, по­вёл за со­бою во вто­рую ком­на­ту, че­рез дверь на­хо­див­шую­ся сле­ва от вход­ной две­ри ком­на­ты, где толь­ко что Са­ша ку­шал. От­крыв эту, вто­рую дверь, ста­рик ос­та­но­вил­ся на её по­ро­ге, од­но­вре­мен­но на­блю­дая за маль­чи­ком. Ком­на­та, на по­ро­ге ко­то­рой ос­та­но­ви­лись ста­рик с маль­чи­ком, окон не име­ла, и бы­ла она, ско­рее все­го, чем-то вро­де под­соб­но­го по­ме­ще­ния. В пол­ной по­ка что её тем­но­те, со всех сто­рон слы­ша­лось шур­ша­ние, по­тре­ски­ва­ние, щелч­ки, ка­кие-то всхли­пы­ваю­щие сто­ны, и ото­всю­ду, ме­шая друг дру­гу, и от­то­го ка­жу­щие­ся зву­чав­ши­ми враз­но­бой, до­но­си­лись до маль­чи­ка ти­хие по­сту­ки­ва­ния, и, вдруг, с раз­ных сто­рон из тем­но­ты ста­ли до­но­сить­ся пе­ре­ме­жаю­щие­ся гром­ки­ми скри­па­ми и щелч­ка­ми, и гром­кое не­су­раз­ное "ке-ко", и "ку-ку", и ква­ка­нье, мгно­вен­но сме­нив­шее­ся зво­ном не­сколь­ких бу­диль­ни­ков, в кон­це кон­цов за­вер­шив­ший­ся ме­ло­дич­ным и звон­ким "динь, динь, динь!" Маль­чик в ис­пу­ге сде­лал шаг на­зад, и упёр­ся спи­ной в бед­ро ста­ри­ка, сто­яв­ше­го не­под­виж­но за его спи­ной. Про­тя­ну­тая над го­ло­вою маль­чи­ка ру­ка ста­ри­ка ныр­ну­ла в тем­но­ту двер­но­го про­ёма, на­щу­па­ла там вы­клю­ча­тель, и с его щелч­ком ком­на­та ос­ве­ти­лась дву­мя на­стен­ны­ми бра, рас­по­ло­жен­ны­ми в раз­ных её уг­лах.
   - Вхо­ди! - ста­рик слег­ка под­толк­нул Са­шу в спи­ну. Сде­лав два не­сме­лых ша­га впе­рёд, Са­ша ос­та­но­вил­ся, пе­ред тем, чем гор­дил­ся ста­рик, че­му он от­дал поч­ти два го­да сво­ей жиз­ни. Бо­лее де­ся­ти лет то­му на­зад, бу­к­валь­но на­ка­ну­не смер­ти сво­ей же­ны, он за­кон­чил соб­ст­вен­ной вы­дум­ки ком­по­зи­цию, из­ме­нив для это­го обыч­ный бу­диль­ник. С ме­ст­ной свал­ки он од­на­ж­ды при­нёс в свой дом мас­сив­ную мра­мор­ную пли­ту от быв­ше­го не­ко­гда чер­ниль­но­го при­бо­ра, на ко­то­рой от­сут­ст­во­ва­ла са­ма чер­ниль­ни­ца, и ле­вая часть брон­зо­во­го её ук­ра­ше­ния. Пра­вую, со­хра­нён­ную его часть, изо­бра­жав­шую скульп­тур­ную груп­пу: коз­ло­но­го­го фав­на иг­раю­ще­го на мно­го­стволь­ной сви­ре­ли, и тан­цую­щую под де­ре­вом де­вуш­ку с тим­па­ном в ле­вой ру­ке, - то­же из брон­зы, - он разъ­е­ди­нил, пе­ре­мес­тив фав­на в ле­вую часть пли­ты, на ме­сто ут­ра­чен­ной час­ти ук­ра­ше­ния. Со­еди­няю­щую де­вуш­ку и де­ре­во часть брон­зо­вой пла­стин­ки, он так­же рас­пи­лил, и пе­ре­мес­тил де­вуш­ку на ме­сто пре­ж­де за­ни­мае­мом фав­ном. Ак­ку­рат­но скрыв об­ра­зо­вав­ший­ся в мра­мо­ре де­фект, на­кле­ен­ны­ми на не­го ос­кол­ка­ми лоп­нув­шей ма­ла­хи­то­вой бро­ши сво­ей же­ны, он вос­соз­дал не­что вро­де тра­вя­но­го по­кро­ва под де­ре­вом. Пе­ре­ме­щён­ную фи­гур­ку тан­цую­щей де­вуш­ки, он на­са­дил на стер­жень, про­ве­ден­ный че­рез мра­мор­ную пли­ту, под ко­то­рой рас­по­ло­жил два ча­со­вых ме­ха­низ­ма от обыч­ных бу­диль­ни­ков, уп­ря­тав их в ко­роб­ку, слу­жа­щую под­став­кой мра­мор­ной пли­те. Дли­тель­ные по­ис­ки всё на той же свал­ке, по­зво­ли­ли ему на­ко­нец-то най­ти то, что он ис­кал: вы­бро­шен­ные ос­тан­ки, не­ко­гда, изящ­но­го бу­фе­та, сде­лан­но­го из крас­но­го де­ре­ва. Его, ук­ра­шен­ные до­воль­но ис­кус­ной резь­бой створ­ки, и бо­ко­вые па­не­ли, "Ба­бай" од­на­ж­ды при­нёс в свой дом, за­ста­вив свою же­ну до­воль­но доб­ро­душ­но съе­хид­ни­чать по это­му по­во­ду: "Ты, ста­рый, объ­яв­ле­ние на ка­лит­ке по­весь, что свал­ка, мол, на­хо­дит­ся в на­шем дво­ре". Ста­рик то­гда про­мол­чал на оче­вид­ную кол­кость сво­ей суп­ру­ги, но, ко­гда че­рез ме­сяц по­сле это­го он за­кон­чил из­го­тов­ле­ние под­став­ки для сво­их ча­сов, же­на, уви­дев­шая на ней ком­по­зи­цию из фав­на, де­вуш­ки и де­ре­ва, са­ма ска­за­ла, что ей эта ком­по­зи­ция очень нра­вит­ся. Ста­рик, ис­поль­зуя раз­ве­ден­ные в раз­ные сто­ро­ны ру­ки де­вуш­ки, как ры­чаг, стал вра­щать её по ча­со­вой стрел­ке, и, дос­тиг­нув упо­ра, на­жал на кноп­ку вы­сту­пав­шую сбо­ку шка­тул­ки. Раз­дал­ся шо­рох ме­ха­низ­ма, и де­вуш­ка ста­ла вра­щать­ся во­круг сво­ей оси, слов­но ис­пол­няя та­нец.
   - Жаль, - зву­ка нет! - по­се­то­ва­ла же­на, и он тут же кив­нул го­ло­вой. - Бу­дет и звук!
   В сво­ей до­маш­ней мас­тер­ской он на­шел ку­сок брон­зо­вой пла­стин­ки, ко­то­рую дли­тель­ным об­та­чи­ва­ни­ем до­вёл до нуж­ной ему тол­щи­ны и диа­мет­ра, под­ве­сив это своё из­де­лие на ос­тат­ках ко­рот­кой се­реб­ря­ной це­поч­ки с со­хра­нён­ным на ней за­моч­ком, к ниж­не­му суч­ку де­ре­ва так, что вра­щаю­щая­ся де­вуш­ка, сво­ей от­ки­ну­той в сто­ро­ну ру­кой, слег­ка ка­са­лась края этой пла­стин­ки, из­да­вав­шей ка­ж­дый раз неж­ный ме­ло­дич­ный звук, тот, ко­то­рый маль­чик слы­шал стоя на по­ро­ге тём­ной ещё ком­на­ты. Вре­зан­ным в на­вер­шие то­го же по­мо­еч­но­го бу­фе­та ци­фер­бла­том обыч­но­го бу­диль­ни­ка, но ли­шен­но­го звон­ка, и за­клю­чён­но­го, в свою оче­редь, в изящ­ную ко­роб­ку из то­го же крас­но­го де­ре­ва, ста­рик за­вер­шил всё внеш­нее оформ­ле­ние ча­сов, по­тра­тив на внут­рен­нюю, ме­ха­ни­че­скую до­вод­ку со­вме­ще­ния ко­ли­че­ст­ва боя ча­сов со вре­ме­нем по­ка­зы­вае­мым на ци­фер­бла­те, ещё поч­ти год. А на сле­дую­щий день по­сле это­го, - празд­нич­но­го для не­го дня, же­на "ос­та­ви­ла" его од­но­го, в го­ре и не­до­уме­нии от про­изо­шед­шей ут­ра­ты. В тот день, от­няв­ший у не­го же­ну, он дол­го сто­ял с мо­лот­ком в ру­ке над эти­ми ча­са­ми, ко­то­рые, как ему ка­за­лось, за­пус­ти­ли вре­мя от­счи­ты­ваю­щее дни его оди­но­че­ст­ва. Их, - эти ча­сы спас от раз­ру­ше­ния толь­ко при­ход ко­го-то из со­се­дей, при­няв­ших уча­стие в его го­ре, и ока­зав­ших по­мощь в ор­га­ни­за­ции по­хо­рон. Боль­ше ме­ся­ца не за­хо­дил он в эту ком­на­ту, ос­та­вив на это вре­мя быв­ший ри­ту­аль­ным для не­го за­вод всех ча­сов; раз­ве­шан­ных по сте­нам, стоя­щих на пол­ках стел­ла­жей, и на длин­ном, во всю сте­ну вер­ста­ке, за ко­то­рым он обыч­но ра­бо­тал. По­сле со­ро­кад­нев­ных по­ми­нок, он впер­вые по­сле смер­ти сво­ей же­ны, вновь за­пус­тил их, и с тех пор, толь­ко вре­мя пре­бы­ва­ния его в боль­ни­це, ос­та­нав­ли­ва­ло их. Ни­ко­гда, и ни­ко­го в эту ком­на­ту "Ба­бай" не до­пус­кал, ибо она бы­ла его ка­пи­щем, и в ней од­ной он по­ка со­хра­нял своё ли­цо, и в этой ком­на­те он про­дол­жал ощу­щать при­сут­ст­вие в ней по­ки­нув­шей его же­ны. Са­ша был пер­вым, ко­го он до­пус­тил сю­да, по­ви­ну­ясь ка­ко­му-то не­осоз­нан­но­му им са­мим по­ры­ву. Жи­вя дол­гое вре­мя в оди­но­че­ст­ве, он мог на­хо­дить­ся боль­шую часть су­ток в ком­на­те с ча­са­ми, и, ино­гда, да­же спал в ней, слы­ша в ноч­ных шо­ро­хах этой ком­на­ты го­лос сво­ей же­ны, слов­но бы так и не по­ки­дав­шей эту часть их жи­ли­ща. Ду­ша же­ны, ка­за­лось ему, жи­ла в этих ча­сах с тан­цую­щей де­вуш­кой, и ему пред­став­ля­лась ко­щун­ст­вен­ной да­же мысль о том, что их мож­но вы­не­сти из ком­на­ты, буд­то это мог­ло ли­шить её при­бе­жи­ща. Маль­чик и "Ба­бай" дол­го стоя­ли так, ед­ва пе­ре­сту­пив по­рог стран­ной ком­на­ты. Гла­за Са­ши, ко­рот­ко обе­жав все её уг­лы, вновь ос­та­но­ви­лись на не­обыч­ных ча­сах, пе­ред ко­то­ры­ми он сто­ял, слег­ка от­крыв рот, буд­то со­би­ра­ясь что-то про­из­не­сти, но, так и не ре­шив­шись ска­зать то, что ему хо­те­лось. Всхлип­ну­ли боль­шие на­поль­ные ча­сы, сто­яв­шие в са­мом уг­лу по­ме­ще­ния, и гул­кое, оди­ноч­ное "Бом-м-м!", по­сте­пен­но уга­сая, в кон­це кон­цов, за­вя­ло в его сте­нах. Са­ша вздрог­нул, и по­вер­нул­ся ли­цом к ста­ри­ку, ко­то­рый, по­ло­жив свою ла­донь на го­ло­ву маль­чи­ка, ус­по­каи­ваю­ще по­яс­нил ему: "Они, - эти ча­сы, ка­ж­дые пол­ча­са от­би­ва­ют вре­мя". Пле­чи маль­чи­ка пе­ре­дёр­ну­лись, как от оз­но­ба.
   - Пой­дём от­сю­да?
   Са­ша кив­нул го­ло­вой, но ещё не­сколь­ко мгно­ве­ний про­дол­жал сто­ять на том же мес­те, так и не по­дой­дя ни к од­ним ча­сам, да­же к тем, ко­то­рые он столь упор­но раз­гля­ды­вал. На­ко­нец, раз­вер­нув­шись, он про­скольз­нул под ру­кой ста­ри­ка, вер­нув­шись в боль­шую ком­на­ту. "Ба­бай" по­га­сил свет в ос­тав­лен­ной ими ком­на­те, и при­крыл за со­бою дверь ве­ду­щую в неё. В при­хо­жей по­слы­ша­лись ша­ги, по­сле че­го вход­ная дверь, скрип­нув, от­во­ри­лась, и на по­ро­ге ком­на­ты поя­ви­лась ма­ма Са­ши. Она во­шла в ком­на­ту с рюк­за­ком за пле­ча­ми, и дву­мя че­мо­да­на­ми в ру­ках. Её осу­нув­шее­ся ли­цо рас­крас­не­лось, а тя­же­лое пре­ры­ви­стое ды­ха­ние, вы­да­ва­ло её ус­та­лость. Она по­втор­но по­здо­ро­ва­лась, и взгляд её сно­ва за­стыл с не­мым во­про­сом; не из­ме­нил ли хо­зя­ин до­ма сво­ему же­ла­нию пус­тить их к се­бе в ка­че­ст­ве жиль­цов. По­хо­же, она бы­ла го­то­ва и к та­ко­му ва­ри­ан­ту. Этот за­трав­лен­ный взгляд жен­щи­ны вко­нец рас­стро­ил ста­ри­ка, уви­дев­ше­го уни­зи­тель­ную не­при­ка­ян­ность че­ло­ве­ка ли­шен­но­го во­ле­вой опо­ры, для ко­то­рой нуж­на ми­ни­маль­ная обу­стро­ен­ность в жиз­ни, хо­тя бы, тот же угол, спо­соб­ный на­дёж­но при­ютить её, и он тут же по­нял, что ни­ку­да эту па­ру не от­пус­тит от се­бя.
   - Верх­нюю оде­ж­ду мо­же­те ос­та­вить на ве­шал­ке в при­хо­жей, а са­ми воз­вра­щай­тесь в ком­на­ту!
   Жен­щи­на на ми­ну­ту вы­шла в при­хо­жую, но поч­ти сра­зу вер­ну­лась в ком­на­ту, на по­ро­ге ко­то­рой вновь за­сты­ла в не­ре­ши­тель­но­сти, как ча­сом рань­ше за­стыл на этом же мес­те её сын. Эту по­хо­жесть их обо­их, с го­ре­чью от­ме­тил ста­рик, не при­выч­ный к уни­зи­тель­ным сце­нам, вы­зы­вав­шим в нём не­осоз­нан­ное чув­ст­во про­тес­та. Ста­рик хмык­нул, и, пы­та­ясь как-то раз­ря­дить об­ста­нов­ку, пред­ста­вил­ся жен­щи­не; слож­но и бес­тол­ко­во на­звав ей се­бя и Сер­ге­ем Ива­но­ви­чем, и "Ба­ба­ем", от­че­го это про­зви­ще, оз­на­чав­шее в мес­тах его ро­ж­де­ния по­ня­тие "ста­рик", про­зву­ча­ло как его фа­ми­лия, что жен­щи­на и при­зна­ла та­ко­вой, ви­ди­мо, по­ди­вив­шись её стран­но­сти. Са­ма она на­зва­лась Ва­лен­ти­ной, не счи­тая нуж­ным ве­ли­чать се­бя с от­че­ст­вом.
   - Хо­ро­шо, Ва­лен­ти­на, ос­та­но­вил её ста­рик, ес­ли хо­чешь, зо­ви ме­ня про­сто "Ба­ба­ем", - я при­вык к та­ко­му об­ра­ще­нию ко мне. С Са­ней мы уже так и ус­ло­ви­лись. Вер­но, Са­ня? - Ста­рик обер­нул­ся к маль­чи­ку ли­цом, и впер­вые от­ме­тил сла­бую улыб­ку поя­вив­шую­ся на ли­це ре­бён­ка. От­во­рив дверь в при­хо­жую, "Ба­бай" вы­шел в неё, при­гла­сив сле­до­вать за со­бою Ва­лен­ти­ну: "Пой­дём, я по­ка­жу те­бе ва­шу ком­на­ту, а в боль­шой ком­на­те, я обыч­но обе­даю, и, ду­маю, там вам то­же нуж­но бу­дет пи­тать­ся. Не­че­го по уг­лам пря­тать­ся друг от дру­га! В до­ме по­су­ды дос­та­точ­но, а тра­тить­ся вам на её при­об­ре­те­ние ну­ж­ды нет. На кух­не по­су­ды лю­бой ём­ко­сти дос­та­точ­но, а в ком­нат­ном бу­фе­те най­дё­те сто­ло­вую по­су­ду. Же­на у ме­ня бы­ла хле­бо­соль­ной хо­зяй­кой, и по­су­ды на всех гос­тей все­гда хва­та­ло". Он вздох­нул, ска­зав это, и от­во­рил дверь в не­боль­шую ком­на­ту. В ней раз­ме­щал­ся толь­ко боль­шой трёх­створ­ча­тый шкаф, рас­по­ло­жен­ный в её тор­це, ди­ван - рас­кла­душ­ка, жур­наль­ный сто­лик, и при нём оди­но­кий стул. Дру­гую тор­це­вую стен­ку ком­на­ты пе­ре­кры­вал мно­го­ярус­ный стел­лаж, че­ты­ре из шес­ти по­лок ко­то­ро­го за­ни­ма­ли кни­ги, а на двух дру­гих пол­ках раз­ме­ща­лись ча­сы, ти­па ка­мин­ных, не­зна­чи­тель­ной, впро­чем, цен­но­сти, не­сколь­ко бу­диль­ни­ков, да мно­же­ст­во мел­ких фар­фо­ро­вых и гли­ня­ных без­де­лу­шек, по всей ве­ро­ят­но­сти, ко­гда-то при­над­ле­жав­ших его же­не. На­хо­див­ше­му­ся по­за­ди не­го маль­чи­ку, по­вер­нув­шись к не­му ли­цом, и ука­зы­вая на эти пол­ки с ча­са­ми, и без­де­луш­ка­ми, ста­рик ска­зал: "С этим, Са­ня, ты мо­жешь иг­рать, а ча­сы мы с то­бою да­же раз­бе­рём, ес­ли за­хо­чешь. За­хо­чешь, ведь?" Са­ша кив­нул го­ло­вой, вновь, уже впол­не до­вер­чи­во гля­нув в ли­цо ста­ри­ка. Из ком­на­ты про­шли на кух­ню, где, по­ка­зав её уб­ран­ст­во, ста­рик тут же по­ста­вил на двух­кон­фо­роч­ную га­зо­вую пли­ту ка­ст­рю­лю с су­пом, и ско­во­род­ку с кар­тош­кой за­прав­лен­ной ту­шен­кой.
   - Сей­час по­обе­да­ем, да, за­од­но и по­го­во­рим. На­до, все-та­ки, по­зна­ко­мить­ся по­бли­же!
   Си­дя за сто­лом, ста­рик не столь­ко ел, сколь­ко на­блю­дал за этой, ка­кой-то по­те­рян­ной, па­рой, с ко­то­рой, чув­ст­во­ва­лось ему, ско­рее все­го, про­изош­ла вне­зап­но слу­чив­шая­ся жиз­нен­ная ка­та­ст­ро­фа, со­рвав­шая их с на­жи­то­го мес­та. От­ку­да? Так и за­дал он свой пер­вый во­прос: "От­ку­да вы, ес­ли это не сек­рет?" Ва­лен­ти­на под­ня­ла свои гла­за на "Ба­бая", и, слег­ка по­крас­нев, от­ве­ти­ла: "С Чу­со­во­го, - с Ура­ла, то есть! Там мы рань­ше жи­ли".
   - На­дол­го сю­да?
   - Как по­лу­чит­ся! Но об­рат­но ту­да мы уже не вер­нём­ся! - Ска­за­но это бы­ло ти­хим го­ло­сом, но дос­та­точ­но твёр­до.
   - Ро­ди­те­ли у те­бя есть?
   - Нет! Дет­до­мов­ская я!
   - Сколь­ко те­бе лет?
   - Два­дцать во­семь.
   Ва­лен­ти­на го­во­ри­ла о се­бе ров­но столь­ко, на­сколь­ко ей по­зво­ля­ла крат­кость ин­фор­ма­ции ис­чер­пать за­дан­ный во­прос, - и ни сло­вом боль­ше.
   - Ну, и жи­ви­те по­ка здесь! На­де­юсь, вы ме­ня не об­ре­ме­ни­те сво­им при­сут­ст­ви­ем. Я то­же один. Бы­ла у нас с же­ной доч­ка, да в 52-м го­ду, её Бог при­брал, - ка­че­лью во дво­ре уби­ло. Пря­мо уг­лом ка­че­ли в ви­сок. Как твое­му Сань­ке, по­жа­луй, ей бы­ло, - все­го пять лет. Боль­ше де­тей у нас с же­ной не бы­ло. Од­ни ку­ко­ва­ли. Те­перь вот, и я один ос­тал­ся. Жи­ви­те! Ес­ли бу­дем вме­сте пи­тать­ся, то и де­нег мне с вас за жи­льё брать не нуж­но, свою до­лю, по­по­лам с то­бою, я вно­сить бу­ду, а в ос­таль­ном, как-ни­будь по­тя­нем. Мне ка­жет­ся, твои про­бле­мы по­кру­че мо­их бу­дут, и в оди­ноч­ку, ни ты, ни я - не вы­ка­раб­ка­ем­ся. Со­глас­на, что ли?
   Опять ки­вок го­ло­вой, как у Са­ни, от­ме­тил про се­бя ста­рик. Вот ведь па­ра: один в од­но­го, - не спу­та­ешь, чей Сань­ка сын. В оче­ред­ной раз гля­нув на Ва­лен­ти­ну, он за­ме­тил, что ла­до­ни её рук при­кры­ва­ют верх­нюю часть ли­ца, а из-под них, на под­бо­ро­док вы­ка­ти­лась, и за­вис­ла на нём оди­но­кая сле­зин­ка. Да­же пла­чут оба оди­на­ко­во, - без­звуч­но, рас­тро­ган­но по­ду­мал ста­рик, и де­ли­кат­но от­вер­нул­ся от Ва­лен­ти­ны, пе­ре­клю­чив своё вни­ма­ние на её сы­на. Маль­чик ши­ро­ко от­кры­ты­ми гла­за­ми смот­рел в это вре­мя на мать, ше­ве­ля од­но­вре­мен­но гу­ба­ми, слов­но что-то го­во­ря ей, но, не про­из­но­ся при этом, ни зву­ка. Во­про­сов об от­це маль­чи­ка, "Ба­бай" не за­да­вал, о чём со вре­ме­нем по­жа­лел, но в тот, пер­вый день их зна­ком­ст­ва, он об этом со­вер­шен­но не ду­мал.
   На­чи­ная с ут­ра сле­дую­ще­го дня, в по­ис­ках ра­бо­ты, Ва­лен­ти­на на­ча­ла об­ход пред­при­ятий; сна­ча­ла рай­он­но­го цен­тра, а за­тем, и в Пе­тер­бур­ге. Выс­шее гео­ло­ги­че­ское об­ра­зо­ва­ние не по­зво­ля­ло ей на­де­ять­ся на ра­бо­ту по про­фес­сии в столь круп­ном го­ро­де, как Пе­тер­бург, где был и без то­го пе­ре­на­сы­щен ры­нок не­вос­тре­бо­ван­ных гео­ло­гов, и она ста­ра­лась най­ти се­бе лю­бую ра­бо­ту, в ко­то­рой не тре­бу­ет­ся про­фес­сио­наль­ных на­вы­ков. Круп­ные, и сред­них раз­ме­ров пред­при­ятия, в это не­про­стое вре­мя со­кра­ща­ли своё про­из­вод­ст­во, а не­ко­то­рые, так и во­все за­кры­ва­лись, на­вод­няя и так уже пе­ре­на­сы­щен­ный ры­нок не­вос­тре­бо­ван­ных ра­бот­ни­ков, людь­ми с про­фес­сио­наль­ной под­го­тов­кой, кон­ку­рен­ции ко­то­рым Ва­лен­ти­на со­ста­вить, не мог­ла. В кон­це кон­цов, по­ис­ки ра­бо­ты при­ве­ли её на рын­ки Пе­тер­бур­га, а от­ту­да, в "чел­ноч­ный" биз­нес, в ко­то­ром ей на­шлось ме­сто толь­ко в ка­че­ст­ве спут­ни­ка мел­ко­го оп­то­ви­ка. Ез­ди­ла в Поль­шу, Тур­цию и Ки­тай, по­дол­гу от­сут­ст­вуя до­ма, при­во­зи­ла с со­бою, при воз­вра­ще­нии из по­езд­ки, весь­ма не­боль­шие сред­ст­ва на со­дер­жа­ние Са­ши, но всё ча­ще, в двух - трёх­днев­ные пе­ре­ры­вы ме­ж­ду тор­го­вы­ми во­яжа­ми, ста­рик ви­дел её у се­бя до­ма си­дя­щей за сто­лом с по­тух­ши­ми гла­за­ми, или в сво­ей ком­на­те, мол­ча­ли­во гля­дя­щей в од­ну точ­ку. Она уже ред­ко по­зво­ля­ла се­бе бо­лее или ме­нее ожив­лён­ный кон­такт со ста­ри­ком, к ко­то­ро­му, впро­чем, и не бы­ла склон­на, но и с Са­шей, всё ча­ще она про­во­ди­ла вре­мя в мол­ча­ли­вом об­ще­нии. По­са­дит Са­шу к се­бе на ко­ле­ни, об­хва­тит ру­ка­ми его пле­чи, и, при­жав маль­чи­ка к се­бе, мог­ла так ча­са­ми си­деть в пол­ной не­под­виж­но­сти, и без слов. Да­же на про­гул­ку с сы­ном она уже не вы­хо­ди­ла. Ба­баю, пред­ло­жив­ше­му од­на­ж­ды ей та­кую про­гул­ку с Са­шей, она от­ве­ти­ла ко­рот­ким за­ме­ча­ни­ем: "Вот по­сю­да я уже на­гу­ля­лась, - да­же но­ги не дер­жат!" - и про­ве­ла по сво­ей шее реб­ром ла­до­ни. Уез­жая в оче­ред­ной "чел­ноч­ный" во­яж, она, об­ра­ща­ясь к ста­ри­ку, про­си­ла его при­смот­реть за Са­шей, но ред­ко ко­гда го­во­ри­ла о том, ку­да в этот раз на­прав­ля­ет­ся, воз­мож­но, са­ма точ­но не зна­ла до по­след­не­го мо­мен­та, - ку­да. "Ба­бай" и не спра­ши­вал её об этом. Он ви­дел край­нее нерв­ное ис­то­ще­ние Ва­лен­ти­ны, бью­щей­ся с ну­ж­дой, из ко­то­рой вы­хо­да по­ка не бы­ло вид­но. Так про­шел поч­ти год, но од­на­ж­ды, ритм воз­вра­ще­ния Ва­лен­ти­ны до­мой по­сле оче­ред­ной по­езд­ки, был на­ру­шен. Про­шло уже две не­де­ли по­сле её отъ­ез­да, - край­ний, са­мый дли­тель­ный до той по­ры, срок, но Ва­лен­ти­на в до­ме не по­яв­ля­лась. Ми­но­ва­ла ещё од­на не­де­ля, и ещё од­на. Толь­ко по­сле это­го, "Ба­бай" об­ра­тил­ся в ми­ли­цию, где ос­та­вил за­яв­ле­ние о про­па­же сво­ей квар­ти­ро­съём­щи­цы. От­ве­та на его за­прос не по­сле­до­ва­ло. Ро­зыск, ес­ли он и про­во­дил­ся, ни­ка­ких ре­зуль­та­тов не дал. Ста­рик ос­тал­ся жить с Са­шей, дол­гое вре­мя тос­ко­вав­шим по ма­те­ри. В ми­ли­ции, "Ба­бай" на­звал Са­шу сво­им вну­ча­тым пле­мян­ни­ком, а те­ма их род­ст­ва, ни­ко­го, как вид­но, в это вре­мя не ин­те­ре­со­ва­ла, т.к. до­ку­мен­ты Са­ши бы­ли в по­ряд­ке, а ста­рик про­пи­сал ре­бён­ка в сво­ём до­ме уже по­сто­ян­но. Так про­шел этот, уже вто­рой год жиз­ни ста­ри­ка и ре­бён­ка, ко­то­ро­му осе­нью пред­стоя­ло ид­ти в шко­лу. Жи­лось им край­не тя­же­ло, т.к. пен­сии ста­ри­ка на жизнь не хва­та­ло, а не­боль­ших раз­ме­ров при­уса­деб­ный уча­сток, быв­ший за до­мом, не мог их на­дол­го обес­пе­чить вы­ра­щи­вае­мы­ми ово­ща­ми. По­тряс­ли ста­ри­ку нер­вы и в Рай­со­бе­се, от­ка­зы­вая ему в оформ­ле­нии опе­кун­ст­ва над ре­бён­ком, вви­ду от­сут­ст­вия до­ку­мен­тов под­твер­ждаю­щих факт смер­ти его ма­те­ри. По той же при­чи­не, и пен­сию по ут­ра­те кор­миль­ца, так­же не оформ­ля­ли. Го­ня­ли его в ми­ли­цию, где раз­во­ди­ли ру­ка­ми, объ­яс­няя, что мать ре­бён­ка на­хо­дит­ся в ро­зы­ске, а до окон­ча­тель­но­го разъ­яс­не­ния это­го во­про­са ни­ка­ких кон­крет­ных до­ку­мен­тов вы­дать ему не мо­гут. "Ищем!" - ска­за­ли ему. Вновь об­ра­тив­ше­му­ся в Рай­со­бес ста­ри­ку, ка­кая-то рых­лая тёт­ка по­со­ве­то­ва­ла, от­дать маль­чи­ка в дет­ский дом. "Вам же мень­ше про­блем бу­дет!" - ска­за­ла она, и за­ня­лась свои­ми ног­тя­ми. Са­ша, при­сут­ст­во­вав­ший при этом раз­го­во­ре, по­нял толь­ко то, что его со­ве­ту­ют ку­да-то сдать, и при­жал­ся к но­гам "Ба­бая", слов­но ища у не­го за­щи­ту.
   - Ус­по­кой­ся, Са­ня, ни­ко­му я те­бя не от­дам! Про­жи­вём и без их по­да­чек! По­шли, сы­нок! "Ба­бай уже по­жа­лел о том, что за­хо­дил в Рай­со­бес и в ми­ли­цию, все­рь­ёз опа­са­ясь ка­кой-ни­будь бю­ро­кра­ти­че­ской ка­вер­зы от этой на­ма­ни­кю­рен­ной рых­лой ба­бы, аб­со­лют­ное рав­но­ду­шие ко­то­рой, ему бы­ло не­по­нят­но, и, по­то­му, - раз­дра­жа­ло. По­сле это­го ви­зи­та в Рай­со­бес и ми­ли­цию, по­сте­пен­но, ком­на­та с ча­са­ми в его до­ме ста­ла пус­теть. Раз в ме­сяц, ста­рик стал вы­ез­жать те­перь в Пе­тер­бург, с оде­тым на спи­ну рюк­за­ком, в ко­то­ром вёз с со­бою от­ре­мон­ти­ро­ван­ные, и, не­ред­ко, имев­шие кол­лек­ци­он­ную цен­ность ча­сы. Ком­на­та с ча­са­ми, как и пре­ж­де, взды­ха­ла, сто­на­ла и всхли­пы­ва­ла на раз­ные го­ло­са, но уже не­слыш­но бы­ло в ней за­га­доч­но­го "ке - ко". По­сле ис­чез­но­ве­ния ка­ких-ли­бо из этих ча­сов, один - два ме­ся­ца ста­рик и Са­ша жи­ли от­но­си­тель­но при­лич­но. Од­на­ж­ды, "Ба­бай" до­га­дал­ся зай­ти в Пе­тер­бур­ге в ча­со­вую мас­тер­скую, где пе­ре­го­во­рив со ста­рым ча­со­вым мас­те­ром, при­гла­сил то­го по­се­тить свой дом, что­бы по­смот­реть и оце­нить на­поль­ные ча­сы с кра­си­вым ме­ло­дич­ным зво­ном, и все те на­столь­ные и ка­мин­ные ча­сы, ко­то­рые у не­го про­дол­жа­ли хра­нить­ся. Прие­хав­ший че­рез не­сколь­ко дней мас­тер, до­воль­но бег­ло ос­мот­рел боль­шин­ст­во ча­сов на­хо­див­ших­ся в ком­на­те, за­дер­жав­шись, прав­да, не слиш­ком на­дол­го, око­ло боль­ших на­поль­ных ча­сов с бо­ем, при­слу­ши­ва­ясь к их хо­ду, и у ста­рин­ных хо­ди­ков Италь­ян­ско­го про­из­вод­ст­ва, с по­тре­скав­шим­ся де­ре­вян­ным кор­пу­сом. Доль­ше все­го он за­дер­жал­ся у ча­сов с фав­ном и тан­цую­щей де­вуш­кой, за­гля­нув да­же внутрь ко­роб­ча­той под­став­ки, в ко­то­рой раз­ме­щал­ся ме­ха­низм пе­ре­да­чи от бу­диль­ни­ка к тан­цую­щей де­вуш­ке. "Ори­ги­наль­но!" - за­клю­чил он, - хо­тя, и са­мо­дел! - Чья ра­бо­та?"
   - Моя!
   - За са­му эту кон­ст­рук­цию я, по­жа­луй, дол­ла­ров сто мог бы за­пла­тить.
   - Эти ча­сы не про­да­ют­ся!
   - Вот, как? Жаль! На­ду­мае­те их про­дать, - зво­ни­те мне! - он вы­ло­жил на стол свою ви­зит­ную кар­точ­ку. - Кста­ти, - ча­сы на­поль­ные, я, по­жа­луй, то­же взял бы у вас. - Ча­сов­щик по­же­вал гу­ба­ми, как бы под­счи­ты­вая, во что мо­жет обой­тись ему их по­куп­ка.
   "Ба­бай" поч­ти сра­зу от­ме­тил, что ча­со­вой мас­тер эти­ми ча­са­ми за­ин­те­ре­со­вал­ся. Его ко­сые взгля­ды, как бы не­на­ро­ком сколь­зив­шие по ним, вы­да­ва­ли ин­те­рес мас­те­ра, не же­лав­ше­го, как вид­но, де­лать по­куп­ку об­ре­ме­ни­тель­но до­ро­гой для се­бя. Иное де­ло, ес­ли уда­ст­ся сбро­сить це­ну, и, же­ла­тель­но, до ми­ни­маль­ных цифр, обес­це­нив по­куп­ку в гла­зах вла­дель­ца ча­сов.
   - Сколь­ко же вы за них хо­ти­те? - на­ко­нец, спро­сил он "Ба­бая."
   Убо­гость об­ста­нов­ки до­ма, в ко­то­ром без­ус­лов­но от­сут­ст­во­вал дос­та­ток, яв­но под­ска­зы­ва­ла ему, что де­неж­ный ин­те­рес ста­ри­ка стоя­ще­го пе­ред ним, за­вис на кри­зис­ной для то­го от­мет­ке, и, по­это­му, вы­со­кой це­но­вой план­ки про­да­жи, от не­го ни­как не ожи­дал. У ног сто­яв­ше­го на­про­тив ча­сов­щи­ка ста­ри­ка, при­жав­шись к не­му, сто­ял маль­чик, раз­гля­ды­ваю­щий по­тен­ци­аль­но­го по­ку­па­те­ля ши­ро­ко от­кры­ты­ми се­ры­ми гла­за­ми, в ко­то­рых бы­ло что-то от ис­пу­га, и не­до­ве­рия. Эти дет­ские гла­за ча­со­во­му мас­те­ру дос­тав­ля­ли что-то схо­жее с внут­рен­ним раз­дра­же­ни­ем, при­чи­ну ко­то­ро­го он не по­ни­мал.
   - Так, сколь­ко же? - по­вто­рил он свой во­прос.
   Маль­чик дёр­нул ста­ри­ка за ру­кав его ру­ба­хи, и, ко­гда тот, на­кло­нив­шись к ре­бён­ку, и, опус­тив своё ли­цо к не­му, встре­тил­ся с ним гла­за­ми, маль­чик, от­ри­ца­тель­но по­ка­чав го­ло­вой, чуть слыш­но про­шеп­тал: "Не про­да­вай их, Ба­бай! Не нуж­но де­лать это­го!" Ста­рик вздох­нул, и в этом вздо­хе ча­со­вой мас­тер по­чув­ст­во­вал пре­да­тель­скую ни­щен­скую пет­лю, за­тя­нув­шую­ся во­круг шеи это­го ин­ва­ли­да. Но он, од­на­ко, яв­но по­то­ро­пил­ся с оцен­кой си­туа­ции.
   - Ка­кую це­ну вы са­ми на­зна­чае­те за эти ча­сы? - в свою оче­редь, за­дал встреч­ный во­прос ста­рик, од­но­вре­мен­но при­жав­ший к сво­ему бо­ку го­ло­ву маль­чи­ка, толь­ко яв­ное вме­ша­тель­ст­во в торг, ко­то­ро­го, ста­ри­ка за­ста­ви­ло тор­го­вать­ся, что не­из­мен­но, ми­ни­маль­ную це­ну то­ва­ра по­вы­ша­ло. Од­на­ко, азарт ча­со­во­го мас­те­ра, не же­лав­ше­го упус­кать вы­го­ду от сдел­ки, за­ста­вил-та­ки его под­нять на­чаль­ную, пла­ни­руе­мую им план­ку пред­по­ла­гае­мой це­ны за ча­сы, уве­ли­чив её поч­ти вдвое: "Че­ты­ре­ста дол­ла­ров!" - ска­зал он, и за­мол­чал, раз­гля­ды­вая эту па­ру, но те­перь уже не­воль­но об­ра­щая своё вни­ма­ние боль­ше на ре­бён­ка, чем на ста­ри­ка. И сно­ва он уви­дел по­вто­рен­ный маль­чи­ком ры­вок его ру­ки за ру­кав ру­баш­ки ста­ри­ка, и сно­ва, тот же ти­хий го­лос, по­вто­рив­ший ту же фра­зу: "Не про­да­вай их, Ба­бай!" Ста­рик на этот раз от­ве­тил ре­бён­ку лёг­ким по­жа­ти­ем плеч, и до­ба­вил: "По­жа­луй, что, и нет, по­ка! Обо­ж­ду!" Ча­со­во­го мас­те­ра за­де­ло упор­ст­во этой па­ры, в ко­то­рой ему ви­де­лось ощу­ти­мое влия­ние ре­бён­ка на ста­ри­ка, в ре­ше­нии фи­нан­со­вых во­про­сов стоя­щих пе­ред ни­ми. Ему бы­ло не­по­нят­но, от­че­го ста­рик, без­ус­лов­но, имею­щий гла­вен­ст­во над ре­бён­ком, ус­ту­па­ет то­му, да­же не пы­та­ясь хоть ка­ким-то об­ра­зом воз­дей­ст­во­вать на стран­но­го маль­чиш­ку.
   - По­слу­шай­те ме­ня, вновь об­ра­тил­ся ча­сов­щик к ста­ри­ку, - кор­пус этих ча­сов уже из­ряд­но по­тре­скал­ся, и тре­бу­ет рес­тав­ра­ци­он­ных ра­бот, на ко­то­рые уй­дёт дос­та­точ­но мно­го средств. Ча­со­вой ме­ха­низм во­все не плох, но вме­сте с те­ми сред­ст­ва­ми, ко­то­рые нуж­но бу­дет вло­жить в ре­монт кор­пу­са, стои­мость их воз­рас­тёт на столь­ко, что их бу­дет не­воз­мож­но реа­ли­зо­вать хо­тя бы по но­ми­наль­ной це­не...
   Сно­ва ры­вок за ру­кав ру­ба­хи ста­ри­ка, но уже без слов. Маль­чиш­ки­ны гла­за не ми­гая смот­рят в ли­цо ча­сов­щи­ка, и их ши­ро­кие зрач­ки, слов­но два чёр­ных круг­лых зер­каль­ца вспы­хи­ва­ют от­ра­жен­ным све­том, по­па­даю­щим на них сбо­ку, из толь­ко что по­ки­ну­той ими ком­на­ты с ча­са­ми.
   - Я воз­дер­жусь по­ка от про­да­жи этих ча­сов! - про­из­нёс, на­ко­нец-то, ста­рик. Ваш ад­рес и те­ле­фон у ме­ня есть, и, ес­ли что, я вас най­ду! Но, сей­час, - из­ви­ни­те!.. - он вновь по­жал пле­ча­ми.
   Ча­сов­щик был ра­зо­злён, но, сдер­жи­вая се­бя, вы­ло­жил на стол сто­дол­ла­ро­вую ку­пю­ру за италь­ян­ские хо­ди­ки, и, взяв ко­роб­ку с ни­ми под­мыш­ку, на­пра­вил­ся к две­рям. Уже стоя в две­рях, он обер­нул­ся к ста­ри­ку: "Ше­сть­сот! - поч­ти вы­крик­нул он, - и это окон­ча­тель­ная им це­на!" Ста­рик по­ка­чал го­ло­вой, не про­из­не­ся ни сло­ва. Мас­тер вы­шел из до­ма, на про­ща­нье, не слиш­ком де­ли­кат­но обой­дясь с вход­ной две­рью.
   Ста­рик сел на стул стоя­щий в тор­це сто­ла, и при­нял­ся раз­гля­ды­вать сто­дол­ла­ро­вую ку­пю­ру, ни­ко­гда пре­ж­де не ви­дан­ную им.
   - Ну, вот, Са­ня, на па­ру ме­ся­цев, по­жа­луй, нам это­го хва­тит, но, мо­жет, и на мень­шее вре­мя; те­бе-то, ско­ро в шко­лу нуж­но бу­дет со­би­рать­ся.
   - Де­душ­ка, а я ви­дел се­го­дня на две­рях дет­ско­го са­да объ­яв­ле­ние, что им ну­жен двор­ник.
   Ста­рик встре­пе­нул­ся: "По­до­ж­ди ме­ня, Са­ня, я ско­ро вер­нусь! - и тут же вы­шел из до­ма на ули­цу. Вер­нул­ся он до­воль­но бы­ст­ро, но яв­но до­воль­ный сво­им по­хо­дом.
   - Бе­рут ме­ня, Са­ня, на ра­бо­ту! Де­нег, ко­неч­но, пред­ла­га­ют не мно­го, да у нас, и то­го нет! С пен­си­ей вме­сте, как-ни­будь вы­кру­тим­ся! А с ча­са­ми, мы с то­бою, по­жа­луй, и не про­га­да­ли во­все. Ес­ли б не ты, то я бы и за две­сти дол­ла­ров от­дал их, а за че­ты­ре­ста, так и во­все, - не стал бы да­же тор­го­вать­ся! Ты-то сам, что за эти ча­сы всту­пил­ся, ведь они те­бе, вро­де, и не со­всем нра­вят­ся?
   - Мне гла­за дя­день­ки не по­нра­ви­лись! Он смот­рел на те­бя не­хо­ро­шо!
   - Вот как? А я и не за­ме­тил это­го!
   Са­ша ушел в свою ком­на­ту, где за­сел за своё из­люб­лен­ное за­ня­тие - ри­со­ва­ние, ко­то­рым он с ув­ле­че­ни­ем за­ни­мал­ся всё своё сво­бод­ное вре­мя, с то­го са­мо­го дня, ко­гда он с ма­те­рью пе­ре­сту­пил по­рог это­го до­ма. "Ба­бай" с удив­ле­ни­ем на­блю­дал за тем, как ме­нял­ся ри­су­нок маль­чи­ка; весь­ма ус­лов­но по­на­ча­лу изо­бра­жав­ший жи­вот­ных и при­ро­ду, за­тем, ру­ка его, об­ре­таю­щая на­вык, ста­ла твёр­же, и, на­ко­нец, сам ри­су­нок стал но­сить на се­бе сле­ды лёг­ко­го на­бро­ска, в ко­то­ром уже не уга­ды­ва­лись, а чёт­ко ви­де­лись кон­ту­ры пред­ме­тов вос­про­из­во­ди­мых им, а в жи­вот­ных ви­де­лись ха­рак­тер­ные для них по­зы, но, по­ка без про­ра­бот­ки де­та­лей строе­ния их тел. Всё ча­ще в его на­бро­сках ста­ли по­яв­лять­ся рас­ти­тель­ные ор­на­мен­ты, то в ви­де не­боль­ших винь­е­ток, то в ви­де слож­но­го ор­на­мен­та, над ко­то­рым он мог тру­дить­ся ча­са­ми, в слу­чае не­уда­чи, по­вто­ряя его вновь и вновь. За­вер­шая ка­ж­дый ве­чер, уло­жив маль­чи­ка спать, ста­рик со­би­рал все его ри­сун­ки, и ук­ла­ды­вал их в боль­шую пап­ку, пред­ва­ри­тель­но про­ста­вив на ка­ж­дом лис­те да­ту не толь­ко ри­сун­ка, но и обыч­но­го на­бро­ска. Он по­ка сам не по­ни­мал, за­чем он это де­ла­ет, а в жи­во­пи­си не смыс­лил ни­че­го, но та лёг­кость, с ко­то­рой Са­ша пре­да­вал ха­рак­тер­ную по­зу со­сед­ской двор­ня­ги, или ка­кой-ни­будь при­блуд­ной кош­ки, по­яв­ляв­шей­ся не­на­дол­го в их дво­ре, удив­ля­ла ста­ри­ка, ин­туи­тив­но по­чув­ст­во­вав­ше­го не­обыч­ность это­го мол­ча­ли­во­го ре­бён­ка, что за­став­ля­ло его от­но­сить­ся к по­куп­ке аль­бо­мов для маль­чи­ка поч­ти с той же, оп­ре­де­ляе­мой для се­бя сте­пе­нью не­об­хо­ди­мо­сти, как к по­куп­ке про­дук­тов. Де­ло бы­ло во­все не в со­чув­ст­вии ре­бён­ку, как си­ро­те, - во­все нет, но ста­рик по­чув­ст­во­вал не­ор­ди­нар­ность маль­чи­ка, и ре­шил не спо­рить с его судь­бой, от­вет­ст­вен­ность за ко­то­рую ста­ла для не­го смыс­лом соб­ст­вен­ной жиз­ни. Од­на­ж­ды, он при­нёс из са­рая в дом не­сколь­ко ли­по­вых до­сок, ко­гда-то от­ва­рен­ных им в оли­фе, в на­де­ж­де ис­поль­зо­вать их в ка­че­ст­ве под­ста­вок для ча­сов. Раз­би­тый бу­фет из крас­но­го де­ре­ва, най­ден­ный им на свал­ке, со­хра­нил эти дос­ки, и те­перь он по­пы­тал­ся за­ин­те­ре­со­вать ими Са­шу. Маль­чик на них не от­реа­ги­ро­вал, и дос­ки бы­ли воз­вра­ще­ны в са­рай, до луч­ших вре­мён. В это вре­мя Са­ша был за­нят изо­бра­же­ни­ем ка­кой-то слож­ной ор­на­мен­таль­ной вя­зи, с пе­ре­пле­таю­щи­ми­ся вет­вя­ми ви­но­град­ной ло­зы и ли­сть­я­ми, в ко­то­рые вплёл две - три гроз­ди ви­но­гра­да. У не­го не всё по­лу­ча­лось с ри­сун­ком, и он на­стой­чи­во, слег­ка от­сту­пив от не­удав­ше­го­ся ри­сун­ка, по­вто­рял его ряд во всю ши­ри­ну лис­та, с ка­ж­дым ря­дом улуч­шая его, но, он вновь не удов­ле­тво­рял Са­шу ре­зуль­та­том, по­лу­чен­ным им. Ри­су­нок маль­чи­ка по­лу­чал­ся пло­ским, - ли­шен­ным объ­ём­но­сти, а его по­пыт­ка до­бить­ся вы­пук­ло­сти ри­сун­ка, бы­ла до­воль­но при­ми­тив­на, и, по­это­му, пор­ти­ла сам ри­су­нок.
   Ве­че­ром, ко­гда Са­ша лёг спать, "Ба­бай" со­брал его ри­сун­ки, и от­пра­вил­ся к зна­ко­мо­му ему ме­ст­но­му ху­дож­ни­ку, ко­то­рый ко­гда-то, в по­сел­ко­вом "Д.К." вёл кру­жок ри­со­ва­ния, под гром­ким на­зва­ни­ем "изо­сту­дия". В том же Д.К., по сте­нам его ко­ри­до­ров, до сих пор со­хра­ня­лись его ри­сун­ки и кар­ти­ны, вы­ве­шен­ные в них, но са­му изо­сту­дию дав­но за­кры­ли, объ­яс­нив это от­сут­ст­ви­ем средств на её со­дер­жа­ние. По­те­ряв ра­бо­ту в "до­ме куль­ту­ры", ху­дож­ник, два­ж­ды в не­де­лю: в суб­бо­ту и в вос­кре­се­нье, со­вер­шал на­ез­ды в Пе­тер­бург, где в ком­па­нии та­ких же, как он сам ху­дож­ни­ков, под­ра­ба­ты­вал на свою жизнь, ри­суя ка­ран­даш­ные порт­ре­ты ту­ри­стов и жи­те­лей Пи­те­ра. Ос­таль­ные пять дней не­де­ли, - он пил.
   Ху­дож­ник, от­крыв­ший ста­ри­ку дверь в квар­ти­ру, был уже на хо­ро­шем "взво­де", и те­перь сто­ял пе­ред "Ба­ба­ем" чуть по­ка­чи­ва­ясь, и не­до­уме­ваю­ще гля­дя в ле­ст­нич­ную по­луть­му.
   - Ты кто? - спро­сил он не­уве­рен­но, пы­та­ясь раз­гля­деть стоя­ще­го пе­ред ним че­ло­ве­ка, ли­цо ко­то­ро­го бы­ло поч­ти пол­но­стью скры­то в те­ни. "Ба­бай" на­звал се­бя.
   - Позд­ний гость! Ну, за­хо­ди, коль при­шел. Дав­но те­бя не ви­дел. Ду­мал, толь­ко на по­гос­те и встре­тим­ся. - Он по­сто­ро­нил­ся, по­пус­кая ста­ри­ка в при­хо­жую квар­ти­ры, и, за­хлоп­нув за со­бою вход­ную дверь, про­вёл гос­тя в ком­на­ту, все сте­ны ко­то­рой бы­ли уве­ша­ны его ри­сун­ка­ми и кар­ти­на­ми. Ко­гда-то, лет три­дцать на­зад, он да­же "вы­став­лял­ся" на вы­став­ках, и то­гда его на­зы­ва­ли по­даю­щим на­де­ж­ды. Те­перь же, по­сле столь­ких лет, как он го­во­рил, "мес­теч­ко­во­го оди­ча­ния", он уже дав­но кар­тин не пи­сал, а сво­им мо­ло­дым кол­ле­гам стес­нял­ся по­ка­зы­вать ра­бо­ты сво­его по­след­не­го два­дца­ти­ле­тия. Уви­дев в ру­ках гос­тя боль­шую кар­тон­ную пап­ку, в ко­то­рой ко­гда-то сам на пя­ти­де­ся­ти­лет­ний юби­лей, при­нёс ста­ри­ку, в ка­че­ст­ве по­дар­ка, его ка­ран­даш­ный порт­рет, он под­нял гла­за на "Ба­бая".
   - Что слу­чи­лось?
   Ста­рик по­ло­жил на стол пап­ку, не рас­кры­вая её, и, по­смот­рев в ли­цо не­до­уме­ваю­ще­го хо­зяи­на квар­ти­ры, на­крыл её сво­ей ла­до­нью.
   - Я хо­чу, что­бы ты сна­ча­ла вы­слу­шал ме­ня.
   - Го­во­ри, а я по­слу­шаю, что ты ска­жешь!
   - У ме­ня в до­ме жи­вёт ма­лыш, - си­ро­та, су­дя по все­му. В де­лах жи­во­пи­си, я ни чер­та не по­ни­маю, но маль­чик очень лю­бит ри­со­вать, и...
   - Э, брось ты, ста­рый! - ху­дож­ник от­мах­нул­ся ру­кой, пре­рвав Ба­бая, как бы сме­тая сло­вес­ный му­сор, ко­то­рый лю­ди час­то вы­да­ют за ис­ти­ны. - Ты что, хо­чешь, что­бы я за­ни­мал­ся ри­со­ва­ни­ем с этим маль­чи­ком, ри­сую­щим, как и боль­шин­ст­во де­тей, сол­ныш­ко, цве­точ­ки, и че­ло­веч­ков на то­нень­ких ра­хи­тич­ных нож­ках? За­бро­сил я это де­ло, как толь­ко в Д.К. за­кры­ли изо­сту­дию, да и из тех, ко­го я там обу­чал рань­ше, ни од­но­го от­ме­чен­но­го та­лан­том ху­дож­ни­ка, я за эти го­ды не встре­чал. Нет у ме­ня же­ла­ния на­сту­пать сно­ва на эти граб­ли, и не хо­чу я до­жи­гать свою жизнь в бес­по­лез­ной ра­бо­те с не­чув­ст­ви­тель­ны­ми к кра­со­те от­пры­ска­ми обы­ва­те­лей, для ко­то­рых Рем­бранд­тов­ская "Да­ная", - про­сто го­лая ба­ба. По­нял ме­ня? Не хо-чу!
   - По­смот­реть, хо­тя бы, ри­сун­ки это­го маль­чи­ка, ты мо­жешь?
   - По­ка­жи! - от­ве­тил рав­но­душ­ным то­ном ху­дож­ник.
   Ста­рик рас­крыл пап­ку, в ко­то­рой ле­жа­ла це­лая стоп­ка аль­бом­ной бу­ма­ги, на ко­то­рой в бес­по­ряд­ке гро­моз­ди­лось мно­же­ст­во на­бро­сков, и за­ри­со­вок, бе­реж­но со­б­ран­ных ста­ри­ком. По­след­ний лист с ор­на­мен­та­ми, - ри­сун­ка­ми се­го­дняш­не­го дня, ста­рик вы­ло­жил на стол от­дель­но от всех ос­таль­ных ри­сун­ков. Хо­зя­ин квар­ти­ры, слег­ка ожи­вив­шись, пред­плечь­ем столк­нул на дру­гую по­ло­ви­ну сто­ла не­при­бран­ную с не­го по­су­ду, и сра­зу под­нял лист с ор­на­мен­том, под­не­ся его по­бли­же к све­ту на­столь­ной лам­пы. Го­лос его вне­зап­но по­те­рял нев­нят­ность пья­но­го бор­мо­та­ния.
   - Сколь­ко, ты го­во­ришь, лет твое­му па­рень­ку?
   - Семь!
   - Сколь­ко? - пе­ре­спро­сил он не­до­вер­чи­во.
   - Семь, я ска­зал!
   - Он где-ни­будь за­ни­мал­ся ри­со­ва­ни­ем?
   - На­сколь­ко я знаю, - ни­где, и ни­ко­гда. Он у ме­ня жи­вёт два го­да, а до это­го, ему, по­жа­луй, бы­ло не до ри­со­ва­ния.
   - Бо­же мой, я столь­ко лет му­чил­ся с без­да­ря­ми, а ты пря­тал у се­бя до­ма маль­чиш­ку от­ме­чен­но­го пе­ча­тью Все­выш­не­го. Зав­тра же я при­ду к те­бе, ес­ли не воз­ра­жа­ешь, а по­том, до­го­во­рим­ся кон­крет­но, как с ним по­сту­пить даль­ше.
   - Не то­ро­пись, Фё­дор, мне не­чем пла­тить за его обу­че­ние!
   - Не ва­ляй ду­ра­ка, Ба­бай, ес­ли бы я сам был че­ло­ве­ком обес­пе­чен­ным, я бы при­пла­чи­вал те­бе за пра­во его обу­чать. Я, а не ты мне! Ос­тавь этот во­прос в по­кое. Зав­тра я бу­ду у те­бя.
   - По­го­ди, Фё­дор! Я, как те­бе из­вест­но, ни­че­го не по­ни­маю в жи­во­пи­си, но со­вер­шен­но точ­но ви­жу, что ри­сун­ки маль­чи­ка да­ле­ки от со­вер­шен­ст­ва, но что-то же, не знаю, прав­да, что, ме­ня по­гна­ло к те­бе, а ты уви­дел не­что, не­дос­туп­ное мо­ему по­ни­ма­нию. Что ты уви­дел не­обыч­но­го в этих ри­сун­ках?
   - Хо­ро­ший во­прос ты за­дал, Ба­бай! Вот в этой се­рии ор­на­мен­тов, ко­то­рую ты мне под­су­нул сра­зу, я уви­дел по­ис­ки маль­чи­ком ком­по­зи­ции, - пра­виль­ные по­ис­ки! Зна­чит, он уме­ет ви­деть не­со­от­вет­ст­вие рас­по­ло­же­ния ло­зы, ли­сть­ев и ви­но­град­ной гроз­ди, вро­де бы, при­ле­п­лен­ной на­силь­ст­вен­но к этой ло­зе, и он ин­туи­тив­но чув­ст­вуя эту не­ес­те­ст­вен­ность, ка­ж­дым сле­дую­щим ри­сун­ком пы­та­ет­ся уй­ти от неё. Это на­зы­ва­ет­ся чув­ст­вом гар­мо­нии, а та­кое да­ёт­ся толь­ко из­бран­ным. Или, возь­ми вот этот лист, с на­бро­ска­ми кош­ки и со­ба­ки. Всё вы­пол­не­но поч­ти кон­тур­но, без про­ра­бо­ток их морд, но об­ра­ти вни­ма­ние на по­зы од­ной и дру­гой. Оба этих жи­вот­ных раз­не­се­ны в раз­ные уг­лы од­но­го лис­та, но я поч­ти убе­ж­дён, что их по­зы, де­мон­ст­ри­ру­ют не слиш­ком дру­же­ст­вен­ную встре­чу то­го и дру­го­го, при­чём, встре­ча их бы­ла очень близ­кой, и, ед­ва ли, не за­кон­чив­шая­ся дра­кой. Пёс, су­дя по все­му, ду­раш­лив, и дос­та­точ­но мо­ло­дой, а кот опыт­ный бо­ец, - улич­ный бро­дя­га, при­выч­ный от­стаи­вать свои пра­ва на тер­ри­то­рию, или по­мой­ку. Этот на­бро­сок маль­чи­ка схва­тил глав­ное: на его гла­зах ра­зыг­ры­ваю­щую­ся дра­му, - и это ему уда­лось! Об­ра­ти вни­ма­ние на по­лу­обо­рот те­ла ко­та, с чуть за­ва­лен­ным вле­во его кор­пу­сом, и од­но­вре­мен­ным ос­во­бо­ж­де­ни­ем от на­груз­ки пра­вой пе­ред­ней его ла­пы, слег­ка от­ве­дён­ной в сто­ро­ну. При­жа­тые уши, на слег­ка опу­щен­ной к зем­ле го­ло­ве, и эта, чуть от­ве­ден­ная в сто­ро­ну ла­па, де­мон­ст­ри­ру­ют его аг­рес­сию. Он го­тов уда­рить! А пёс, при­пав­ший на пе­ред­ние ла­пы, кре­стец ко­то­ро­го на­хо­дит­ся вы­ше его го­ло­вы, сей­час обя­за­тель­но схло­по­чет! - Фё­дор за­сме­ял­ся. За­сме­ял­ся и ста­рик.
   - Я ви­дел, - ска­зал он, - эту сце­ну, и пёс дей­ст­ви­тель­но схло­по­тал от это­го по­мо­еч­но­го ко­та.
   - Вот об этом, я те­бе толь­ко что и го­во­рил. У маль­чи­ка есть чув­ст­во ком­по­зи­ции, и он хо­ро­шо ви­дит ди­на­мизм про­ис­хо­дя­ще­го со­бы­тия. Ред­кий дар!
   Рас­ста­лись толь­ко за пол­ночь.
   Око­ло де­ся­ти ча­сов ут­ра сле­дую­ще­го дня, Фё­дор поя­вил­ся в до­ме "Ба­бая". Он при­шел, не­ся под­мыш­кой пап­ку с ри­сун­ка­ми, на­ка­ну­не ос­тав­лен­ную у не­го в до­ме ста­ри­ком. Са­шу он за­стал си­дя­щим за сто­лом, за его лю­би­мым за­ня­ти­ем. На лис­те плот­ной бу­ма­ги, Фё­дор уви­дел всё тот же, ана­лог вче­раш­не­го, ри­су­нок. Маль­чик си­дел к не­му спи­ной, и на по­яв­ле­ние Фё­до­ра не от­реа­ги­ро­вал, или, не слы­шал его. Стоя за спи­ной маль­чи­ка, он с удив­ле­ни­ем сле­дил за тем, как ка­ран­даш в ру­ке маль­чиш­ки уве­рен­но вос­про­из­во­дил вче­раш­ний ри­су­нок ор­на­мен­та, при­чём, не фраг­мен­тар­но, а во всю ши­ри­ну лис­та. Но се­го­дня он вы­пус­тил из ор­на­мен­таль­но­го ря­да гроз­ди ви­но­гра­да, чем уси­лил сам ри­су­нок, об­на­ру­жив­ший боль­шее прав­до­по­до­бие в "ожив­шей" ви­но­град­ной ло­зе. Поя­вив­ше­му­ся из ком­на­ты с ча­са­ми "Ба­баю", Фё­дор, кив­ком по­здо­ро­вав­шись со ста­ри­ком, при­жав па­лец к гу­бам, по­со­ве­то­вал по­ка мол­чать, но, на­ко­нец, не вы­дер­жав, по­ка­зал то­му от­то­пы­рен­ный боль­шой па­лец, по­сле че­го, по­до­шел сбо­ку к маль­чи­ку. По­до­шел не­слыш­но, так, что его по­яв­ле­ние Са­шу за­ста­ви­ло вздрог­нуть. Он под­нял гла­за на во­шед­ше­го, ус­та­вив­шись на не­го слег­ка по­го­лу­бев­ши­ми гла­за­ми, об­ра­тив­ши­ми­ся в сто­ро­ну ок­на, со сто­ро­ны ко­то­ро­го по­до­шел гость.
   - Здрав­ст­вуй­те! - ти­хо по­здо­ро­вал­ся Са­ша, и за­мол­чал, раз­гля­ды­вая че­ло­ве­ка, вы­ло­жив­ше­го на стол при­не­сён­ную с со­бою пап­ку с Са­ши­ны­ми ри­сун­ка­ми. Ру­ка маль­чи­ка скольз­ну­ла по сто­лу к пап­ке, и рас­кры­ла её. Са­мым верх­ним лис­том, был лист с вче­раш­ни­ми его ри­сун­ка­ми ор­на­мен­та с ви­но­град­ной ло­зой. Фё­дор вы­нул ри­су­нок из пап­ки, и, по­ло­жив его пе­ред со­бою, взя­тым со сто­ла ка­ран­да­шом, тут же стал штри­хов­кой пра­вить его, от­че­го ри­су­нок стал при­об­ре­тать объ­ём­ность. Под­пра­вив при­мер­но треть ор­на­мен­таль­но­го ря­да, Фё­дор пе­ре­дви­нул к маль­чи­ку лист: "По­про­буй сам!" Са­ша, до это­го вни­ма­тель­но сле­див­ший за ка­ран­да­шом Фё­до­ра, до­воль­но уве­рен­но по­вто­рил по­ка­зан­ный ему при­ём, по­сле че­го, тут же за­вер­шив толь­ко что на­ри­со­ван­ный им фраг­мент ор­на­мен­та, он удов­ле­тво­рён­но улыб­нул­ся.
   - За­ни­мать­ся со мною ри­со­ва­ни­ем, хо­чешь?
   - Да! - И ко­рот­кий ки­вок го­ло­вой, под­твер­ждаю­щий его со­гла­сие.
   - При­не­си не­сколь­ко книг, что­бы их мож­но бы­ло уло­жить стоп­кой, и про­стынь, ли­бо, ска­терть!
   При­не­сен­ные маль­чи­ком кни­ги Фё­дор уло­жил стоп­кой на сто­ле, и по­крыл её ска­тер­тью вы­ну­той "Ба­ба­ем" из шка­фа. "Ба­бай" с ин­те­ре­сом на­блю­дал за про­ис­хо­дя­щим. На по­кры­тую ска­тер­тью стоп­ку книг, Фё­дор вы­ста­вил сня­тую с бу­фе­та ва­зу для цве­тов, и по­ло­жил пе­ред маль­чи­ком но­вый лист ват­ма­на: "Нач­нём, по­жа­луй!"
   Де­вять лет про­шло с то­го, пер­во­го дня обу­че­ния Са­ши жи­во­пи­си. Ри­сун­ки его со вре­ме­нем ста­но­ви­лись всё бо­лее про­фес­сио­наль­ны­ми, но крас­ка­ми он не пи­сал, от­да­вая пред­поч­те­ние ка­ран­да­шу, уг­лю и пас­те­ли, то­наль­ная мяг­кость ко­то­рой, бы­ла ему, по­жа­луй, бо­лее все­го по ду­ше. "Ба­бай" за эти го­ды окон­ча­тель­но по­ста­рел, и, три го­да на­зад ли­шил­ся и этой, быв­шей ко­гда-то по­силь­ной ему ра­бо­ты в дет­ском са­ду. Не­сколь­ко по­пра­ви­ло их фи­нан­со­вые де­ла вы­хло­по­тан­ное, в кон­це кон­цов, по­со­бие на Са­шу, в свя­зи с ут­ра­той им ро­ди­те­лей. Но де­нег в до­ме, всё рав­но ед­ва хва­та­ло на жизнь. Фё­дор не­сколь­ко раз во­зил в Пе­тер­бург его ра­бо­ты, по­ка­зы­вая их мас­ти­тым спе­циа­ли­стам, ко­то­рые обе­ща­ли ока­зать по­мощь Са­ше в уст­рой­ст­ве в спе­циа­ли­зи­ро­ван­ную шко­лу, с ин­тер­на­том при ней, но Са­ша на­от­рез от­ка­зал­ся от это­го пред­ло­же­ния, со­слав­шись на не­об­хо­ди­мую ста­ри­ку его по­мощь, без ко­то­рой, по­ни­мал он, "Ба­бай" не вы­жи­вет. Пять дней в не­де­лю, Са­ша за­ни­мал­ся с Фё­до­ром, но два дня: суб­бо­ту и вос­кре­се­нье, он по­ти­хонь­ку от "Ба­бая", по­свя­щал при­ра­бот­кам, имев­шим, прав­да, не­боль­шую до­ход­ность, но ре­шав­шим сию­ми­нут­ную по­треб­ность их до­ма. Ле­том, в ка­ни­ку­ляр­ный пе­ри­од, он уст­раи­вал­ся, не без по­мо­щи Фё­до­ра, в мел­кие, пре­иму­ще­ст­вен­но, фир­мы, на пра­вах уже се­зон­но­го ра­бот­ни­ка, не гну­ша­ясь лю­бой ра­бо­ты пред­ла­гае­мой ему. Два­ж­ды, за по­след­нее ле­то, ему уда­лось да­же вы­пол­нить ра­бо­ты по оформ­ле­нию офи­сов хо­зя­ев этих фирм, пред­ва­ри­тель­но пред­став­ляя им кар­то­ны про­ек­тов их оформ­ле­ния. Так­же два­ж­ды он при­ни­мал уча­стие по оформ­ле­нию пре­зен­та­ци­он­ных празд­неств в этих фир­мах. За­ра­бот­ки от этих ра­бот, на­мно­го пре­вы­ша­ли всё то, что он за­ра­бо­тал за два пред­ше­ст­вую­щих ме­ся­ца, и эти день­ги он от­ло­жил, же­лая сде­лать по­да­рок к вось­ми­де­ся­ти­ле­тию "Ба­бая". Ста­рик уже не­де­лю ле­жал в рай­он­ной боль­ни­це, где у не­го вы­яви­ли са­хар­ный диа­бет, и те­перь про­во­ди­ли не­об­хо­ди­мую, в та­ких слу­ча­ях, кор­рек­цию са­ха­ра кро­ви. Ещё два го­да на­зад, "Ба­бай" про­дал на­поль­ные ча­сы то­му са­мо­му ча­сов­щи­ку, не­ко­гда при­хо­див­ше­му к ним. Ча­сы тот взял за пол­то­ры ты­ся­чи дол­ла­ров, и ос­тал­ся, как вид­но, до­во­лен сво­ей по­куп­кой. Ста­рик, по­сле про­да­жи этих ча­сов, сник, и, как-то ве­че­ром, си­дя с Са­шей за сто­лом, ска­зал ему, что, по­жа­луй, ско­ро на­сту­пит вре­мя про­дать и ча­сы с фав­ном. Са­ша то­гда про­мол­чал, но зная от­но­ше­ние к этим ча­сам "Ба­бая", как к жи­во­му ор­га­низ­му, на­ве­ки свя­зав­ше­му его с па­мя­тью о же­не, не мог по­зво­лить се­бе про­да­жи этих ча­сов, по­те­ря ко­то­рых, - он знал это, не­пре­мен­но убь­ёт ста­ри­ка. День­га­ми, по­лу­чен­ны­ми им за это ле­то, он не­пре­мен­но хо­тел ог­ра­дить Ба­бая от са­мой воз­мож­но­сти мыс­ли об этой про­да­же. В их до­ме, ни­че­го цен­но­го, год­но­го к про­да­же, к это­му вре­ме­ни уже не ос­та­лось; толь­ко два об­ру­чаль­ных коль­ца, хра­ни­мых ста­ри­ком, и эти ча­сы. Коль­ца он за­ве­щал Са­ше, на его бу­ду­щую свадь­бу. Ли­по­вые дос­ки, дол­гое вре­мя хра­ни­мые "Ба­ба­ем" в его мас­тер­ской, уже год как с резь­бой по ним, вы­пол­нен­ной Са­шей, слу­жат пан­но в спаль­не ка­ко­го-то эс­тет­ст­вую­ще­го де­неж­но­го меш­ка, во­ткнув­ше­го сре­ди олив­ко­во­го цве­та за­мы­сло­ва­то­го ор­на­мен­та из спле­те­ния ви­но­град­ных лоз (лю­би­мой Са­ши­ной те­мы), свой порт­рет: без­вкус­ный и кри­ча­щий, на­пи­сан­ный аля­по­ва­ты­ми крас­ка­ми. Ос­то­рож­ное за­ме­ча­ние Са­ши, что имен­но этот порт­рет, и пан­но - не со­от­вет­ст­ву­ют друг дру­гу, хо­зяи­на порт­ре­та обоз­ли­ли, и он вы­толк­нул Са­шу из ком­на­ты, не за­быв, прав­да, рас­счи­тать­ся с ним, но на­пут­ст­вуя маль­чиш­ку ис­чер­пы­ваю­щим, по его мне­нию, ар­гу­мен­том: "День­ги по­лу­чил, - и ва­ли от­сю­да, ху­дож­ник хре­нов!"
   День ро­ж­де­ния ста­ри­ка при­шлось на моё де­жур­ст­во по боль­ни­це. Оба: "Ба­бай" и Са­ша - дол­го­вя­зый юно­ша ше­ст­на­дца­ти лет, си­де­ли в ор­ди­на­тор­ской на ди­ва­не, и раз­го­вор, ко­то­рый они ве­ли впол­го­ло­са, в ти­ши ка­би­не­та слы­шал­ся от­чёт­ли­во. К это­му вре­ме­ни, все пе­ри­пе­тии жиз­ни этих при­вя­зан­ных друг к дру­гу муж­чин: ста­ро­го и мо­ло­до­го, - мне бы­ли из­вест­ны, т.к. я ста­ри­ка, ис­пы­ты­вав­ше­го, по всей ве­ро­ят­но­сти, де­фи­цит об­ще­ния с ок­ру­жаю­щи­ми, все­гда слу­шал с ин­те­ре­сом, не пе­ре­би­вая его речь лиш­ни­ми во­про­са­ми и за­ме­ча­ния­ми. Маль­чик по­здра­вил "Ба­бая" с на­сту­пив­шим вось­ми­де­ся­ти­ле­ти­ем, и ска­зал ему, что де­ла­ет де­ду по­да­рок, от ко­то­ро­го тот не от­ка­жет­ся, а про­дать не ре­шит­ся, т.к. по­дар­ка­ми не тор­гу­ют. Ска­зав это, маль­чик вы­нул из кар­ма­на курт­ки пач­ку ку­пюр, и от­дал её ста­ри­ку.
   - День­ги, что ль, за­ра­бо­тал? - улыб­нул­ся ста­рик. - Так ими и не тор­гу­ют!
   - Нет, де­душ­ка, - это я ку­пил у те­бя ча­сы с "фав­ном", - за это и день­ги! А "фав­на с де­вуш­кой", - я да­рю те­бе!
   Ста­рик за­пла­кал.
   Кон­ца этой ис­то­рии я не знаю. Че­рез двое су­ток маль­чик увёз ста­ри­ка из боль­ни­цы до­мой, и боль­ше я их не встре­чал, и о них не слы­шал.
  
   Ст. Но­во­ла­за­рев­ская 2008 год
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"