В самой каше этого мира
Я был чужим. О, да!
Это громко, да, громко и
Пусто.
А сейчас выжат им 
На обочину - просто и 
Безыскусно. 
Мимо что-то проносится,
Вроде, даже по делу,
Но потом я вижу, что все это карусель,
Тупая, самодовольная, перепуганная
Карусель,
Куда запрыгнуть - гиблое, да и, признаться,
Глупое дело.
Люди устали - со мной или от меня,
Даже те, что зовутся "близкими".
Не знаю, что это. 
Если это взлет - то куда?
Если это падение - насколько низко? 
Я здесь - это просто ответственность,
Суконная. Скучная. Даже без риска.
В таком положении многие пишут на прощанье записки:
"Прощайте,(нужное подчеркнуть) простите, будьте вы прокляты, чтоб вы сдохли" - 
В японской поэзии это звучало бы так: "Мои рукава промокли",
Что значит - кто-то рыдал или плакал.
А потом? Да плевать. Может, сдох, может, утешился и соседку за сиськи полапал.
Я могу отнять ломаный грош у нищего.
Я могу одеяло отнять у бездомного.
Что завертели носами, словно чего-то ищете,
Словно я сказал что-то, что незнакомо вам?
И - от стены к стене, как горошина в табакерке.
То ли дело к войне, то ли к последней примерке.
Я отдал вам все - до последней буквы,
Я говорил о том, что боятся сказать те, что кропают строки и именуют затем почему-то "стихами",
Я вывернулся наизнанку, по живому, по мертвому - 
Скажите, читая сейчас все это, вы не чувствуете себя дураками,
Что попали в сто пятый раз на крючок, охотники за обертками? 
...Никак. Отвратительно. Не пресно, не кисло.
То ли обочина поплыла, то ль карусель зависла...