Аннотация: Эту пьесу ставили много и везде. Не всегда удачно. Я попробовал еще раз ее перевести и по-своему прочитать. Для тех, кто хорошо помнит эту пьесу, здесь найдется много неожиданного...
Премьера спектакля состоялась 2 декабря 2002 года в Национальном Русском драматическом театре им. М. Горького в Минске.
Режиссер-постановщик - народный артист Республики Беларусь Борис ЛУЦЕНКО.
В роли Маттиуса Клаузена народный артист СССР и Республики Беларусь
Ростислав ЯНКОВСКИЙ.
Герхардт ГАУПТМАН
Перевод , литературная редакция и инсценировка
Виктора ЛЕДЕНЕВА
ПЕРЕД ЗАХОДОМ СОЛНЦА
Действующие лица:
Маттиас Клаузен
Вольфганг, его сын
Беттина, его дочь
Отиллия, его дочь
Эгмонт, его сын
Паула_Клотильда, урожденная Рюбзамен,
жена Вольфганга
Эрих Клямрот, муж Отиллии
Штайниц, доктор и друг Маттиаса Клаузена
Винтер, секретарь Маттиаса Клаузена
Инкен Петерс
Анна Петерс, ее мать
Ганефельдт, адвокат
Иммос, пастор
Гюнтер, хозяин кабачка
Пролог.
Вся семья Клаузенов в сборе. Все веселы и счастливы. Они собираются сделать семейную фотографию, рассаживаются вокру Маттиаса и его жены. У всех счастливые лица. Несколько фотовспышек, группа слегка меняет позы...
Потом в возникающей суматохе при перемене мест для следующей фотографии исчезает жена Маттиаса. Она медленно уходит, не оглядываясь.
Вся семья провожает ее взглядами....
Сверху опускается и зависает над сценой портрет жены Маттиаса Клаузена, красивой женщины в бальном платье и белых перчатках. На одной из перчаток застыла большая бабочка...
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ.
Дом Маттнуса Клаузена. Нечто среднее между кабинетом, спортивным залом и зимним садом. Подразумевается пространство позади кабинета. На стене установлен баскетбольный щит с кольцом. Тренажеры, боксерская груша стене - перчатки.
Дети - Беттина, Оттилия с Эрихом, Вольф с Паулой-Клотильдой, и Эгмонт занимаются гимнастикой под музыку. Входит Штайниц.
Беттина. Доброе утро, господин Штайниц!
Штайниц церемонно кланяется всем.
Штайниц. Вы следуете хорошему примеру своего отца. Как это полезно - утренняя гимнастика. Я вам говорю, как врач.
Эгмонт. Вот и присоединяйтесь к нам, доктор.
Штайниц. Нет уж, увольте. Я врач старомодный и верю только в аспирин Байера.
Беттина. Уф, я, кажется, тоже передохну. Где отец?
Штайниц. Думаю, он уже заканчивает шестой круг. Скоро будет здесь.
Беттина. Господи, вы не поверите, господин Штайниц, я было отчаялась, не думала, что такой счастливый день наконец наступит.
Штайниц. Еще как поверю! Я же личный врач и друг вашего отца. Я в него всегда верил.
Беттина. Но вы же помните, как он был плох. Я имею в виду физически и морально.
Штайниц. Стоит ли об этом вспоминать в такой день. Все уже позади.
Паула. Стоит. Тем более я хотела бы вспомнить и мою дорогую свекровь. Это произошло как раз в этот день, когда...
Вольфганг. Паула, может все-таки не стоит.
Беттина. Нет, я думаю, Паула права. Мы не можем не вспомнить сегодня нашу маму. Она завещала мне заботиться об отце. Беттина, говорила она, твой отец - великий человек и ему предстоит сделать еще так много на этом свете.
Эрих. Ах, да! Ведь та авария и произошла в день рождения шефа. Куда они поехали-то?
Эгмонт. Отец хотел отпраздновать свой день рождения в каком-то маленьком ресторанчике, который он знал еще со времен своей юности.
Паула. Такой осторожный человек, ведь он так замечательно водит машину...
Эгмонт. Никакая осторожность и мастерство не спасают от пьяного водителя грузовика..
Беттина. Ну, хватит об этом. Слава Богу, что отец вновь здоров и в прекрасном расположении духа.
Эрих. За последние годы он впервые отмечает свой день рождения.
Беттина. Еще бы! Ведь папе сегодня исполнилось семьдесят лет. Хватит разговаривать, надо закончить зарядку.
Эгмонт. Ну, все, я больше не могу...
Вольфганг. Ага, первый сдался, а еще называешь себя спортсменом.
Эгмонт. Да, я спортсмен. Но в наше время я использую не свои ноги и сердце, а колеса и мощный мотор автомобиля. Господин Штайниц, сегодня у отца наверняка будет хорошее настроение, намекните ему, что мне пора бы поменять машину. Мне уже стыдно гонять на этой колымаге - мерседесе.
Паула. Этот небольшой крейсер он называет колымагой.
Эгмонт. Они ничего не понимают. Я присмотрел славный "ягуар"...
Штайниц. Попробую, в такой день все возможно.
Вольфганг. А правда, что город организует факельное шествие в честь папы?
Щтайниц. Правда.
Паула. Подумаешь, в честь моего отца тоже устраивались факельные шествия.
Вольфганг. Еще бы, ведь папа у тебя генерал!
Эрих. Господи, неужели шеф каждый день вот так занимается гимнастикой?
Оттилия. Да, папа возобновил свои тренировки и бегает по парку в любую погоду.
Эрих. С ума сойти!
Эгмонт. Господин Штайниц. я приготовил для отца стихи, вот, послушайте.
Я философию постиг,
Я стал юристом, стал врачом
И ведьмы все мне нипочем,
Хотя бессильны чары -
Остался я... без "ягуара".
Штайниц. Умоляю вас, Эгмонт, прозой у вас получается гораздо лучше. Такого издевательства над Гете отец вам не простит.
Беттина. Хватит, Эгмонт.
Штайниц. У вас все готово? Встречайте, я, кажется, видел за деревьями нашего босса.
Все расходятся по разным местам и прячутся в ожидании отца. Штайниц уходит.
Вбегает Маттиас. Он в спортивном костюме. Начинает делать гимнастику. Дети выходят,
становятся строем, как в детском саду, берутся за руки. Все они в детских масках зайчиков, лисичек, кроликов... Хором поют.
Он - хороший парень!
Он - хороший парень!
Он - хороший парень!
Так люди о нем говорят!
С днем рождения, папа!
Маттиас. Вот здорово! Спасибо, дети.... ( Подходит по очереди к каждому)
Это ты, Вольфганг? Профессор Вольфганг Клаузен! Зайчик! А это ты, Беттина!
Нет, это ты, Оттилия? Точно! А где же твой муженек? Ага, вот ты где! Эрих, снимай маску! Мой главный директор - лисенок! А теперь уж я не ошибусь - Паула-Клотильда!
Ах, это ты, Беттина! Эгмонт! Как я рад, что мы все вместе.
Беттина. А уж как рады мы все.
Эгмонт. Давненько в нашем доме не было настоящего веселья.
Эрих. Целых три года, с тех пор, как...
Оттилия. Тс-с-с! Замолчи!
Эрих, А что я такого сказал?
Беитина. Папа, прими наш скромный, но такой символический подарок.
Дети дарят Маттиасу боксерские перчатки.
Эрих. Вот это точно, удар у шефа будь здоров!
Маттиас. Эрих, в боксе, как и в жизни, удар не самое главное. Гораздо важнее уметь держать удары.
Маттиас надевает перчатки и проводит несколько ударов по "груше". Дети аплодируют,
поднимают Маттиаса на руки и выносят с песней "Он - хороший парень!" Появляется Штайниц и со стороны с улыбкой наблюдает за происходящим. Входит Инкен с букетом цветов. Замечает Штайница, здоровается. Штайниц церемонно кланяется.
Инкен. Здравствуйте, господин Штайниц.
Штайниц. Здравствуй, Инкен. Очень хорошо, что ты пришла.
Инкен. Я долго раздумывала и вот, решила поздравить господина Маттиаса... Это цветы, из маминого сада...
Штайниц. Цветы замечательные. Настоящие, не то, что из цветочного магазина...
Инкен. Я только поздравлю, подарю цветы и пойду. Мне даже страшно - здесь столько важных особ.
Штайниц. И не думай. Маттиас будет очень рад тебя видеть в такой день. Как-никак, а ему сегодня стукнуло семьдесят.
Инкен. Когда я впервые увидела его... ну, тогда, три года назад, когда вошла в его палату в больнице, думала... я думала, что он неживой.
Штайниц. Скажу по секрету, что и я не очень верил в его выздоровление. Стыдно врачу признаваться в собственном бессилии, но... что было, то было. Вот я и решил, что если моему другу так мало осталось жизни, пусть с ним будет рядом такая прекрасная медсестра, такая девушка, как ты, Инкен.
Инкен. Если бы я догадывалась об этих ваших мыслях, я вы ни за что не согласилась...
Штайниц. Согласилась бы. У тебя доброе сердечко...
Инкен. Я старалась, как могла... Я так хотела, чтобы он поправился.
Штайниц. Да, как говорят медики, травмы почти не совместимые с жизнью... А потом еще эта ужасная, эта жуткая депрессия.
Инкен. Спасибо вам, доктор. Ваше искусство возродило его к жизни.
Штайниц. Э. девочка, кажется мое искусство, да и вся медицина мира здесь не при чем. Это случай. Счастливый случай, что я пригласил тебя ухаживать за своим больным. Это ты - самое лучшее на свете лекарство.
Инкен. Вы всегда шутите, доктор. И не всегда удачно.
Штайниц, Прости, Инкен, но посмотри на меня - так я выгляжу, когда говорю серьезно. Знаешь ли ты, дипломированная медсестра, что от депрессии нет таблеток, а есть только воля и желание жить дальше. И красивая женщина рядом...
Инкен. Господин Штайниц, а может эта болезнь... вернуться, быть рецидив?
Штайниц. Э, девочка, это страшная болезнь, она коварна и непредсказуема. Мы, врачи,
только констатируем ее наличие, но никак не можем гарантировать, что полностью кого-
нибудь вылечим. Она может явиться нежданно и ударить изподтишка...
Инкен. Как это было почти год назад?
Штайниц. Да, как это было почти год назад. Маттиас ушел из дома. провел ночь в какой-то дешевой гостинице... И никто не знает толком. что с ним тогда произошло. Постой, а ты-то откуда все это знаешь?
Инкен. Знаю. Я виделась с ним в ту ночь.
Штайниц. Ну-ка, ну-ка, выкладывай.
Инкен. Я не знаю, могу...
Штайниц. Можешь. Я - врач, мне все можно выкладывать.
Инкен. Он позвонил мне, спросил, умею ли я стенографировать.
Штайниц. И...
Инкен. И я приехала.
Штайниц. А дальше, дальше что?
Инкен. Он диктовал, я стенографировала. Он, он.. Он диктовал свое завещание... Мне, мне показалось, что он хотел... уйти из жизни... Сам.
Штайниц. Меня это не удивляет. Продолжай.
Инкен. Нечего продолжать. Я отказалась.
Штайниц. Отказалась, что?
Инкен. Отказалась писать это дурацкое завещание. Сказала, что стыдно думать о смерти, когда перед ним вновь открылась жизнь...
Штайниц. Вот это да! И что же Маттиас? Ему такое показалось не по нутру?
Инкен. Да. Он потребовал, чтобы я доказала ему, почему это он не может уйти из жизни, когда сам того пожелает.
Штайниц. С ним трудно спорить, он силен в логике.
Инкен. Еще бы. Я уж и не помню, что я ему отвечала всю ночь... Глупости, наверно, какие-нибудь...
Штайниц. А вот это совершенно не важно... Важно, что он жив и весел сегодня. Не важно, что говорить, иногда важнее, кто говорит.
Инкен. Вы опять шутите, я, пожалуй, пойду в сад, подожду, пока начнутся торжества.
Штайниц. Вот это правильно, на свежем воздухе и среди листвы деревьев ваша красота тоже расцветает.
Инкен уходит. Штайниц смотрит ей вслед. Входит Беттина.
Беттина. Сейчас приедет мэр. Он будет поздравлять папу и собирается сделать его почетным гражданином города.
Штайниц. Давно пора. А то Маттиас просто затосковал без этого звания...
Стремительно, в окружении детей входит Маттиас в смокинге и бабочке.
Винтер. Господин Маттиас, приехал мэр и ждет вас в саду.
Маттиас уходит. Начинается бал. Звучит музыка. Инкен скромно стоит в стороне от гостей. Ее замечает Эгмонт и приглашает на танец. Они танцуют нечто быстрое, например, рок-н-ролл. Остальные присоединяются к танцу.
Паула. Я удивляюсь твоему отцу. После того, что случилось, он забился в нору, как барсук, на целых три года и вот нате вам - настоящий праздник. Вернее, балаган!
Вольфганг. На тебя не угодишь. То тебе не нравится, что отец предпочитал быть один, теперь - этот праздник. Папа заслужил все эти почести.и ему приятно их получить.
Паула. А ты знаешь эту девушку, что танцует с твоим шалопаем братцем?
Вольфганг. Ничего, симпатичная малышка! Что ты меня щипаешь? Я сказал только, что она симпатичная, а кто она, откуда мне знать. Я не знаю всех слуг в доме.
Паула. Она в доме не служит. Она бывшая медсестра, ухаживала за отцом во время болезни, а теперь что-то вроде учительницы в маленькой частной школе.
Вольфганг. Господи, и откуда ты все знаешь?
Паула. От твоего детского друга, адвоката Ганефельдта. Нет, за этими мужиками нужен глаз да глаз...
Винтер. (Штайницу). Вот язва! Уж ей-то пальца в рот не клади. Вот вы бы положили ей палец в рот?
Щтайниц. Кому? А, вы имеете в виду Паулу-Клотильду, урожденную Рюбзамен?
Ни за что! Вы же знаете, я врач и очень дорожу своими конечностями...
Подходит Эрих.
Эрих. Вы мою жену не видели?
Винтер. Видимо, она в саду, там мэр присваивает нашему боссу звание почетного гражданина.
Эрих. Что же вы мне раньше не сказали?
Штайниц. Он считал, что вы и сами догадаетесь.
Эрих. Не умничайте. Вы изворотливы, как змеи. Вам бы дипломатами служить.
Винтер. Вы нам льстите, господин Клямрот.
Эрих. У вас ничего не получится, стрелку часов вам не повернуть назад!
Эрих уходит.
Винтер. Что он сказал насчет часов?
Щтайниц. Он сказал, что стрелки часов назад не крутятся.
Винтер. Стрелки? Я что, похож на часовых дел мастера?
Штайниц. Видимо, он подразумевал другое - ни вы, ни я не торопимся перейти на его сторону и покинуть шефа.
Винтер. Нет уж, шеф для меня всегда шефом и останется.
Инкен стоит в стороне, наблюдая за происходящим. К ней подходят Паула и Ганефельдт.
Ганефельдт. Здравствуйте, Инкен. Паула, ты не знакома с Инкен Петерс?
(Представляет их друг другу)
Паула. А вы лихо отплясываете, я видела.
Инкен. Что вы, так... как получается...
Паула. А чем вы занимаетесь?
Ганефельдт. Инкен работает...
Инкен. Я могу и сама - я работаю в частной школе.
Паула. И много зарабатываете?
Инкен. У меня шестнадцать детей, по две марки за каждого... Извините, мне нужно отойти...
Инкен отходит в сторону.
Паула. Нет, она мне не нравится. Гордая какая-то.
Ганефельдт. Отчего же, она славная, очень красивая девушка...
Паула. Господи, и вы туда же... Ох, уж эти мужики. За всем нужен глаз да глаз.
Входит Клаузен и Мэр.
Мэр. Восхитительный дом! В центре города такой сад, тишина! Прекрасно!
Клаузен. Позвольте, я вам представлю мою дочь Беттину.
Мэр. Очень, очень рад, мы все наслышаны о вашей благотворительной деятельности...
Беттина. Это мой долг, господин мэр.
Клауцзен. Эриха, мужа моей дочери Оттилии, думаю, вам представлять не надо?
Эрих. Разве что, как мужа дочери...
Мэр. О, с господином Клямротом мы достаточно хорошо знакомы, только я на него в обиде - что-то никак не хочет баллотироваться в городской совет.
Эрих. Всему свое время. Стрелки часов назад не повернуть.