Жаркая Долина Хес - самое благодатное место на Гре.
Весною здесь раньше всего сходит снег, зеленеет трава и наливаются цветом и плодами ягодники. По осени в других местах уже с полжизни Ночных Странников - постоянного меняющих облик, умирающих и возвращающихся братьев Хесесс - все заметено белым саваном, а тут над горячей речкой парит теплым туманом, и в гранитных ваннах можно отлеживаться, пока ломота в разомлевших костях не подскажет, что пора вылазить, а то разнеженному телу на это не хватит сил. Уйдешь на дно бессильной тушкой дохлой нерпы, там-то и захлебнешься, даже не поняв, что происходит. Потом вытащат твое тело со счастливой улыбкой на перекошенном лице, позавидуют легкой смерти как ответному подарку от Хес за добровольную жертву. Но и обругают, поскольку в землю хоронить людей нельзя, придется тащить труп до выхода из ущелья, и дальше до побережья, а это не самое легкое дело.
Здесь, в пещерах, пронизанных ходами и похожих на внутренности животного, потому что стенки из красного камня и греют руки, если к ним прикасаться, испокон веков живут три женщины. Старая, очень старая и совсем-совсем старая.
Иногда одна из них, а то и две почти подряд, умирают, но на их место много желающих. Служить Хес - это гарантия посмертия в нижнем мире, где всегда тепло, много еды и хорошие люди. В отличие от верхнего, где души плохих, озорники Хесес, сынки создательницы миров, разматывают на небесные сияния, чтобы скрасить людям долгую полярную ночь. И если внимательно всматриваться в эти переливы красок, то можно понять, чем и как грешили несчастные. А самые одаренные ведуны могут, глядя в небо, даже пересказывать эти истории. Случалось, и про ныне покойных, но ранее слушателям знакомых, интересное и нравоучительное поведывали.
Попасть в нижний предел - это неслыханная удача. Ну, если не повезло, но зла людям и живому не делал, то переродишься в этом мире. Не сразу человеком - сначала тюленем, если женщина, моржом, когда мужчина, или рыбой - для ребенка. Ну, а если сумеешь прожить до естественной, от старости, смерти, не попавшись на обед акулам, медведям или бывшим соплеменникам, то вернешься младенцем в свой род. А не повезло, съели тебя - тогда снова на круг перерождений в животное, пока не станешь настолько умным, чтобы никому не попасться. Потому как если глупый - зачем тебе быть среди людей? От такого и самому плохо, и окружающим - неприятности.
Случалось, возвращаясь в человеческое обличие, некоторые помнили свое пребывание зверем.
Стигм, муж Велы, так её отца, Ксатра, доводил. Говорил:
- Помню я, как ты в китовой бухте на меня охотился! Гарпуном хотел убить, я еле увернулся, под льдину нырнул, тем и спасся!
- Ну так ... виноватился наивный тесть, - мне же семью кормить надо было! Дочек, Велу твою! А год голодный... Я откуда знал, что тот моржонок - это ты?
- Что мне толку от твоих слов, - не успокаивался неугомонный зять, - мне до сих пор страшно, как твои выпученные глаза вспоминаю! И летящую в меня острогу!
Ксатр кряхтел, сморкался, а потом частенько приносил в подарок что-нибудь вкусное или нужное. Как бы извиняясь.
Вела отца жалела, наглости мужа ужасалась, но подобным выступлениям не мешала. Все ж в итоге в семью прибыток. А может, и по правде все так происходило, действительно пришлось Стигму спасаться. В том, вымысел это, или истинна, тот сознаваться не хотел. Щурил свои хитрые глазенки, хмыкал, да переводил беседу на иные темы.
В основном на то, что вторая дочка уже почти выросла, восьмой год. И надо бы еще ребенка родить, чтобы дать возможность кому-нибудь из предков через дитя в этот мир вернуться. А там, может, если несколько сытых лет будет, и еще на младенца сил хватит.
Именно поэтому Вела и пошла с уронившими первыми кровь девчатами и другими готовыми, как положено, зимой забеременеть женщинами в долину Хес. И дочек, старшую Елу и младшую Еле, с собой забрала. В помощь - полезные травки собирать, здесь даже детские руки не лишними будут.
Это решение продлило их жизни, уберегло от немедленной смерти от оружия инну.
Надолго ли только?
*
Самое сытное время года - зима, когда льды с гор да их братья с океана смыкаются, закрывая стылым панцирем узкий промежуток берега между материковым Белым Безмолвием, бескрайней страной пустоты и смерти, куда никто не решается углубляться на большее расстояние, чем два перехода. И столь же безбрежной свинцовой гладью, кормилицей маленького народа, называющего себя Орсет, что означает "питомцы моря".
В это время припай углубляется к горизонту настолько, что иногда до открытой воды и не дойти. Люди находят или, при возможности, вырубают полыньи и ждут, когда задыхающиеся нерпы или тюлени наконец-то обнаружат в ставшей неприступным потолком водной глади проплешину, где можно глотнуть живительный воздух. Ведуны читают заклинания и камлают, что является непреодолимой приманкой для животных. Понятно, кроме тех, кто служит временным прибежищем для людских душ. Таких знакомым им по людской судьбе шаманством не обмануть, посмеются да и поплывут дальше, в безопасное место.
- Что за глупый этот Ксатр, - подумают. - И пацаном был, мало что соображал, и вырос, ума не добавилось. Кто должен быть зверем, а кто человеком? Надо бы нас местами-то поменять!
Двух-трех средних тушек нерпы достаточно, чтобы племени в полсотни человек, включая детей, сытно прожить от одного длинного сна до другого. Но для дюжины взрослых охотников, да еще при помощи подростков, норма пять-семь зверей за охоту. Лишнее складируется в каменно-ледовых лабазах, которых в хороший год хватает, чтобы протянуть до следующей зимы.
Потому время для близости между женщиной и мужчиной - только этот самый благодатный период, когда еды гарантированно хватит и самой маме, и растущему внутри её ребенку. Которая притом занимается лишь домашними делами, не тратит силы на что иное и практически не выходит из, общего для всего племени на период холодов, зимнего дома.
А появляются на свет дети вместе с возвращением на небо этого самого света, ставшего теплым морского бриза, солнышка в лиловом, а не черном со всполохами северного сияния или затянутом серыми тучами небе.
Однако, кроме мяса, жира, рыбы людям нужно и то, чем делится не только кормилец-океан, но и скудная по сравнению с ним земля. Сушеный мох, как добавка к любой еде, корни растений, щавель и прочие съедобные и приправные травы, по осени - ягоды.
И всё это раньше, лучше и дольше всего собирается именно в Жаркой Долине.
- Место, где народ Омсет всегда услышит сотворительница мира Хес! - так говорят об этом ущелье.
Постоянный состав его жителей из трех старых женщин круглый год сушит, квасит, вымачивает собранную растительность, доводя её до удобоваримого состояния. Раз в неделю им приносят мясо или рыбу, обратной ходкой забирая готовую продукцию. А при печальной необходимости, и тело безвременной почившей старушки для того, чтобы, как положено, схоронить его в океанских водах. Там её останки станут пищей для морских обитателей, вернувшись в кругооборот живого и мертвого в природе. А душа на время заселится в тюлениху, для того, чтобы в положенное время переродится и вновь вернуться ребенком в родное племя.
По лету на помощь переработчикам приходят женщины, из тех, что собирались по холодам беременеть, прихватывая с собой на помощь дочерей и молоденьких, только что уронивших первую кровь девушек. И для подростков паломничество в сакральную долину, зажатую между двумя спускающимися с материка ледниками, это событие, сравнимое с первой близостью с избранником или рождением ребенка.
- Мама, а ты кого хочешь, братика нам или снова сестричку? - любопытная Еле крутилась, то забегая по скисшему, но еще не стаявшему снегу вперед, то притормаживая рядом с Велой и прихватывая её за рукав кухлянки.
- А кому Хес позволит к людям вернуться, пусть так и будет, - отмахнулась свободной рукой женщина. - Хотя...
Несколько биений сердца подумала, - лучше мальчик, чтобы подрос да опорой отцу был, на охоте помогал. И с нами потом остался, а то вы ведь как подрастете так в семьи к мужьям наладитесь. Я то ладно, будет милость богов, так старость в этой долине встречу. А вот папе в одиночестве, если я раньше его к морской родне уйду, совсем плохо будет...
- Нууу, - протянула девочка, крутя черными косичками из-под держащегося исключительно на макушке капюшона, - Нет-нет-нет, я папу никогда не брошу! Он такой ... хороший и весёлый!
"Ну да, конечно. В молодости мы думаем, что всё в наших силах, по нашему будет...", - вздохнула Вела, но спорить с дочкой не стала. - "Лишь потом понимаешь, что редко сам выбираешь дорогу. Чаще путь падает под ноги, как склон сошедшей с него снежной лавине, и ты катишься по нему, не в состоянии хоть что-нибудь изменить...".
*
В долине, благодарение богам, все были живы. Отметившая полсотни лет Фамра, Адина, что старше её, и даже Краге, возраста которой никто точно не знал, потому что она была самым старым человеком на много переходов вокруг. Более всего этому обрадовались сопровождающие караван мужчины, доставившие сюда мясо, мороженную рыбу, жир для светильников - каменных плошек, несколько выделанных шкур, служивших как одеялами, так и подстилками для сна. Забрали заготовленные припасы и ушли, пообещав вернуться через три дня. Население долины одномоментно выросло в пять раз, помимо трех старожилок, добавилось четыре женщины и восемь девочек. Потому еду надо было доставлять и чаще, и больше.
Взрослые занялись обустройством летнего лагеря, частично в пещерах, частично под каменными навесами. Дети разбежались по округе, радуясь первой уже пробившейся тут зелени, удивляясь парящему, по словам старших, незамерзающему в самый лютый холод ручью, тщательно выделанным многими поколениями предков гранитным и базальтовым ваннам с горячей, едва ли не ровной по температуре телу, водой.
- Мама, мама, смотри, я тут щавель нашла! - заголосила старшая дочь. - Он еще маленький, но уже есть!
- Не трогай, пусть подрастет, - откликнулась из полумрака под скалой Вела. - Сбор трав начнем, только когда Хес разрешение на это даст!
Младшие дети дурачились, брызгали ладошками друг на дружку воду. Старшие вели себя солиднее, разбрелись по узкой, в три сотни шагов, долине, внимательно рассматривая её, иногда наклоняясь, чтобы разобраться, какой вытягивающийся к свету росток на этот раз попался под ноги.
К закату разобрались с ужином и ночевкой. Старухи ушли в свои отнорки. Гости расположились на шкурах летнего балагана под каменным навесом. Дочки рядом с мамами. Еле и Ела с Велой, Сва со Стеа. Остальные уложились тесной кучкой вместе, взрослые с краев, дети в центре.
Долго толкались, переговаривались в предвкушении первого сказочного пробуждения в священном ущелье.
Но утро принесло беду.
*
Только расселись вокруг камня-стола с выдолбленным в нем углублением, где в заливке растительных компонентов с вечера квасились нарубленные в палец куски тюленины, как от дальнего входа в ущелье показалась скособоченный, вдобавок хромающий мужчина.
Вела узнала мужа, бросилась к нему. За ней поспешили дети.
Стигм присел на валун, отхаркивался кровавыми брызгами.
Женщина на бегу всматривалась в родное лицо, пугаясь всё больше и больше.
Всегда готовый к шутке и розыгрышу рот мужа болезненно кривился. Глаза ушли вглубь, теперь смотрели словно из самой глубины черепа, не озорными искрами, а бездонными мертвыми колодцами. Щеки рассекли глубокие складки морщин, а волосы прорезали отсутствующие раньше седые пряди.
- Уходить надо, - дыхание не успокаивалось, его хватало только на рубленые фразы. - Инну напали. Убили всех. Муним и Старм пробуют их отвлечь. Или задержать. Но это ненадолго. Бегите, всё! Быстрее!
Никогда не унывающий мужчина заплакал. Словно тиной прикрыло болотные бочажки - веки сомкнулись над тусклым отсветом радужки. Из-под них крупными каплями набухала и ползла по прорезанному ущелиями лицу соленая вода.
"У человека не может быть так много слез!" - успела подумать Вела. И начала действовать.
Охлопала, осмотрела мужа. Вроде живой и внешне невредимый. Разве что какие внутренности отбиты. Но такое сразу не поправишь. Потому пусть сидит здесь, отдыхает. Ему же меньше обратно к выходу из долины идти.
... Много ли могут унести женщины, дети и один покалеченный мужчина?
Поэтому собрались быстро.
- Идите к Старой долине, - распорядилась Краге. - Она пол моей жизни назад остыла. Но там есть пещеры, где можно укрыться. Старые шкуры и хоть какие-то рваные тряпки на первое время. Дрова должны остаться. Это два перехода охотника, ручей с белыми камнями, он такой на пути один, и потом по нему наверх.
- Мы остаемся. Все вместе будем молить Хес. Чтобы спасла человеческую часть племени. Принесем ей в дар остатки наших жизней. Умолим её бросить вам под ноги дорогу из этого мира туда, где нет инну. Здесь они нас везде достанут. И убьют. Спасение только там, где их нет.
- Я тоже могу остаться! - выдохнул охотник.
- Нет. - дряхлая женщина вновь повела головой, на этот раз отрицательно. - Ты, может быть, наш последний мужчина. Умрешь - от кого рожать женщинам? Инну к себе не берут, убивают всех. Кто поможет вернуться на землю тем, что сейчас плещутся в океане тюленихами и моржами? Пока не нашел мужей, что возьмут к себе их (кивнула на дочерей Стигма), ты не имеешь права погибнуть. Уходи. Спаси всех. Иначе - зачем были предки? Их жизнь станет бессмысленной. Всех, кто появлялся на этом свете. И наша - тоже.
- Девочки, - она отвернулась от Стигма. - Идите и живите, пока не найдете сильных мужчин. Что станут отцами ваших детей. Младенцев, в которых войдут ушедшие в воду души. Нет ничего важнее, чем продолжить род на земле. И нет предела цены, которую за это стоит заплатить. Помните - это самое главное! Все. Время уходит. И вы уходите. Мы - остаемся...
... Инну пришли с севера. Из гибельной холодной ледяной пустыни, где не было ничего. Только вымораживающее жизнь небытие. И, как посланцы смерти, сами были смертью. Дюжина последних орсет уходила на юг. Там тоже жили пришельцы. Не такие злобные, как явившиеся с норда приземистые убийцы. Южане годы назад просто прогнали аборигенов, забрали лучшие угодья, избивая, но без нужды не убивая. И они принимали к себе женщин, а иногда и подростков. Что давало хоть какую-то надежду спасти род.
К вечеру беглецы добрались до заброшенной охотничьей стоянки. Глубокая ложбина между скальными валунами защищала от ветра и скрывала пламя костра от возможной погони. И была почти по края засыпана не успевшим стаять слежавшимся плотным снегом. В нем вырыли пещеру, в которой, тесно прижавшись друг к другу, уснули.
А под утро началось...
Ночное небо взорвалось настолько яркой вспышкой, что снежный потолок тесного укрытия засветился, разбудив уставших скитальцев. Тут же интенсивность освещения стала угасать, и через секунды только через заставленный ледяной пластиной узкий вход можно было видеть, что вовне происходит нечто невообразимое.
- Сидеть здесь, не вылазить! - рявкнул Стигм малышне. Вслед за ним наружу выбрались женщины. Замерли, глядя вверх.
Там происходило непонятное. Не было ни туч, ни Ночных Странников, ни вечных спутников небесных братьев - стаек белых искрящихся хесцу.
Буйство красок разноцветными сполохами. От одного края до другого прокатывались малиновые, фиолетовые, зеленые валы. От горизонта до горизонта пунктирами или сплошными линиями простреливали ультрафиолетовые спицы нестерпимого для глаз цвета. Иногда они иглами застревали и рассыпались в багровом, алом, лиловом, но вслед им от граней неба неслись десятки новых росчерков. Это не было привычным северным сиянием. Происходящее в небесах превышало в тысячи раз знакомое и многократно виденное. Настолько, что глаза у всех стали сразу же слезиться.
- Не смотреть! Ослепнем! Все в укрытие! - скомандовал охотник.
Оттопырив попы, беглецы поспешно залезли в снежную пещеру, вход в которую Стигм снова забаррикадировал ледяной пластиной.
- Что это? - на правах супруги тихо спросила Вела.
- Хессес забавляются душами умерших днем плохих людей. - других вариантов у мужчины не нашлось. - Наверное, их было очень много. И очень сильно они нагрешили.
- А наши там есть? - это от самой стенки поинтересовалась, обнимая прячущую у неё на груди лицо дочь, Стеа.
- Может быть. - не стал врать охотник. - Но если есть, то мало. Даже не знаю, кто из наших мог бы быть таким... Это инну, кроме них, некому. Я никогда такого не видел. И даже не слышал о подобном.
До рассвета продремали. Мечтая о том, чтобы боги забрали к себе и безвозвратно рассыпали души всех северных убийц. Если такие у них вообще есть.
Завтракали на ходу, нужно было как можно быстрее добраться пусть до изношенного временем, но все же хоть какого-то укрытия в старой долине. Чтобы потом, устроившись, можно было спокойно сходить на охоту и рыбалку, потому как взятой с собой еды хватало всего лишь на этот переход.
А там...
Ждать хороших новостей. Или прихода инну, которые добьют последних орсет. Вряд ли единственный, да вдобавок калечный мужчина смог бы им противостоять.
Поутру небо от края до края затянуло серо-черными тучами, но дождя не было, что очень радовало. Сушить одежду у костров при отсутствии крыши над головой - занятие бессмысленное. А ходить в мокрой - это, кроме риска заболеть, еще и одежке дополнительный износ-гниение, а её и так мало. Кроме того, что на себя надели, практически другой и нет. Значит, ежели не будет доброй вести о возможности вернуться в стойбище, надо на зиму новое заготавливать-шить. А на дюжину подопечных всего один охотник, как ему с такой нагрузкой справиться?
Накатила новая неприятность - резко потеплело. С одной стороны, это хорошо, меньше еды на обогрев тела понадобится. А с другой ... привыкшие к более прохладной погоде люди начнут потеть, что крайне неприятно. И бегущие с бескрайних горных ледников ручьи стали оживать, еще немного, и превратятся в бурные потоки. Как их форсировать, как дальше двигаться, с мокрыми-то ногами?
Вдобавок плещущий метровыми валами справа океан стал все дальше и дальше отступать, отодвигаться от берега, обнажая илистое дно со сверкающими там и сям полосками серебра не успевших отплыть рыбешек. Легкая добыча, но собирать её некогда, главное сейчас - дойти до места назначения, чтобы для начала обосноваться там. А всё прочее - потом.
Но и этого не получилось.
Дорогу преградила идущая поперек скальная осыпь высотой в десяток, а то и другой, человеческих роста. Которой ранее не было.
Однако, не это стало самым примечательным.
С холма, с которого к преграде по плоскому уклону стекала равнина с бурливым ручьем в её нижней части, было видно, что в глубине гряды параллельно ей тянулась бело-серая, цвета грязного льда, стена со сверкающим ажурным навершием вдоль всего её протяжения. А далее - странного вида сооружения, иные из них явно деревянные, иные - отсверкающие оттенками рыбьей чешуи, некоторые с зелеными или коричневыми крышами, но все - ровных, словно по линейке, очертаний.
- Южные чужаки. - выдохнула Вела. - Они нас примут?
- Они часто берут к себе молодых женщин и детей. Хоть так. Вперед. Немного осталось. - Стигм оглянулся. Показалось или нет, но на грани восприятия мелькнули, сразу исчезнув в ложбинах, три фигуры. Если это инну, то догнать уже не успеют.
Но самое неожиданное и обнадёживающее - в просвет между облаков выглянул Ночной Странник. Только один! Не пара, как еще вчера было - полумесяц коричневого цвета и перед ним такой же. Сейчас же Странник был в единственном экземпляре, крупнее раза в полтора и бледным с редкими серыми пятнами по лику. И небо необычного цвета. Не серо-лилового, как всегда, а скорее светло-голубого.
- Хес спасла нас, размотав под ноги дорогу туда, где нет инну. Это другой мир. - понял Стигм. - Орсет будет жить. Возвращаясь через поколения, из морских обитателей в людей, и назад. Продолжая путь от предков к потомкам, которые, может, когда-нибудь дойдут до края, цели, ради которой этот мир был создан. И даже если жизнь всего лишь малая ступенька на бесконечной лестнице, этого достаточно, чтобы жить. Чтобы просто продлить её в эту бесконечность.