Аннотация: Рассказ о полукриминальном быте "столбистов" начала 70-х, как помню
Красноярск, "Столбы".
И были сёстры Третьяковы. Третьякова Ирина, Третьякова Галка, Ольга, Светка и Светкин Муж.
Папа? - Вопрос, конечно, интересный. Мамаша? - Да, видел, единственный раз, помню её палец тянущийся к сидящей на моих коленях Галке:
- До свадьбы, чтобы, ни - ни ! Чтобы, до свадьбы, ни- ни !
Хохот всех сидящих за столом.
- Мама, да она - уже, давно !
- Уже ? Да я вас всех семерых+ - пятерых - рос -ти -ла. Вырастила !
- Четверых, мама +
Пьяная суровость. Попытки подняться. Грозящий палец +
- Ни - ни !
В их большой квартире на 1-м этаже, с самой сутолоке Предмостной площади, вечно гудел народ. Приятели и приятели приятелей, подруги и подруги подруг.
Тук-тук ! - Кто там? - Сто грамм ! - Заходи !!!
В вечно распахнутые окна выбрасывали окурки. Распахнутые? - А что воровать-то ?
А когда я услышал песенку:
"А мы его по морде чайником, чайником и научим целоваться" - обомлел: сёстры Третьяковы!
Серьёзная, замужняя сестра Света с супругом в застольях участвовали редко. Супруг начальствовал в "Рыбохране", письма от них приходили из всех портов Енисея, даже из Дудинки. И не только письма. Рыбой ( а бывало и икра!) из их посылок кормилась вся наша "тусовка".
Старшая сестра Ольга присутствовала только в разговорах и на семейных фото на стенах .
Конечно они были разные. Высокая, белобрысая Галка с коротко стриженным лохмастым волосом непонятного пыльно -льняного цвета, с единственным пигментированным местом на теле (удивительно было видеть, когда она нагибалась в бане, посреди её сухощавой светлой попки негритянское, шоколадное, сморщенное кольцо вокруг приоткрытого брусничного ануса) . И характер у неё был подстать: импульсивно - взрывчатый, непредсказуемо - опасный характер.
Ирка - добродушная увалень, позволяющая делать с собой всё, что угодно, полненькая (но, - сильная - меня на кушаке удерживала!), пышно-бёдрая смуглянка, смуглая - вся, от длиннющих тёмно шоколадных волос, до пяточек и ступней. А те места, что у людей обычно более тёмные - у Ирки были просто чёрные: " Я крашу губы гуталином, я обожаю чёрный цвет" (песня) - Ирке гуталин был без надобности, для всех её губ. А лицом ( это я уже потом догадался) Ира Третьякова походила на ассирийку Джуну ( может, у Ирки губы пополнее и выразительнее) - хотя слова "экстрасенс" мы тогда ещё не знали. Светка - не смешливая, семейная, шатенка, редко выглядывающая из своей отдельной комнаты, даже с дверью и
запором изнутри (!), однажды мне сказала: " Ну чего ты тут забыл? Оглянись!"
Девчонки работали упаковщицами на Красноярском Заводе Мед препаратов, на том самом, "Пенициллиновом", запах плесени от которого перехватывал дыхание уже в двух перегонах электрички, а работницы красовались зелёными ногтями - от проросшего насквозь пенициллина. Понятно, что трепонемы свинчивались от одного только дыхания Завода. Но вот грибы на девичьих прелестях вели себя иначе, и не только грибы.
Заснув однажды в кровати ( думаете у каждой сестры - отдельная кровать? Фиг! - Постелей всего две, хозяева и гости падают на ту, что свободна, - кто-то в ночной смене, кто-то бюллетенит "на "Столбах" может - на "сплаве", если обе заняты, укладываемся на полу, не привыкать, дрыхнем в тех же "штормовках", в которых по скалам ползали) заснув однажды в кровати, проснулся от неудобства под подушкой, сунул руку и вытащил какой-то слипшийся до окаменелости комок, резко пахнущий рыбой. Пока, спросонья гадал, что бы это, проснувшаяся рядом Ирка, выдернула комок, махом спрятала , приказав: " Спи!" Вновь был разбужен Галкой, шарящейся у меня в постели:
- Где трусы?
- Какие трусы?
- Мои, рабочие, мне на завод идти, а трусов нет+ .
Рано утром, Галка побежала в поликлинику, "сдавать мазки" для "Санитарной Книжки" работника. Понятно, что подмылась с марганцовочкой, натянула парадно-выходные трусы, а повседневные, рабочие, сунула под подушку.
- А чего там у тебя это, ну, пахнут так?
- А, - это то, да вот, как Сахар изнахратил, так с того лета, да это у всех девок, кто из Сакли, грибок, говорят, воняет только+и чешется.
( Трихомониоз то был, как я сегодня понимаю, отличительный знак "саклинских" .
Сахар, "Абреки", Дуська Волкова. Вот так, не спеша и плавно мы с Вами перешли к главной теме: "Столбы".
Красноярский Горно-таёжный заповедник "Столбы", смотри в Интернете.
Но сейчас я не о скалах и не о Тайге. Столбы - это на много больше! И лучше всех это наверное понимала Елена Александровна Крутовская ( смотрю сейчас на фотографию с млеющей от поглаживаний рысью Дикси на коленях Крутовской, смотрю и плачу). Эсерка и дочь Эсера ( выжившие только потому, что в их доме В.И. Ленин останавливался, книжки читал). Со своим спутником жизни Джемсом Георгиевичем "ушли в "скит"": всего в десяти километрах от грохота жел .- дороги, от Енисея, от пролетарского Красноярска - на горном Кордоне "Метеостанция" поселились и сохранили кусочек старой доброй России. С гостеприимством, чаепитием, с тремя тысячами книжек и журналов ( спасённых на этом потерявшемся Кордоне от лап Конторы) - книжки поэтические, весь Серебряный Век в оригиналах. О книжках мало кто знал ( а сколько из них мы, студенты КГУ, запустили потом в "Самиздат", на годы Елена Александровна стала душой и сердцем нашей "самиздатской" компании) - больше, на весь Союз, известна Елена Крутовская своим Живым Уголком - знаменитым "Уголком доктора Айболита" - рукотворным мини-зоопарком, приютом и больницей для пострадавших от людей зверей и птиц.. Не поленитесь, найдите книжечку Е. Крутовская "Дикси" ( Детская Литература, Л. 1984г.) - незаменимо полезную для Ваших внуков, могущих и забыть в современном "сексуальном" мире, что такое любящее Сердце. Город спасается праведником. Так и над заповедником "Столбы" незримо присутствовала аура Свободы свободного сердца Елены Крутовской. Не случайно надпись метровыми буквами "Свобода" на 2-м Столбе, на недостижимой для "органов" крутизне, как бы её не затирали, регулярно обновляется вот уже 105 лет!
Карабкаетесь пешком на "Пыхтун" - шесть километров от асфальта - непрерывный подъём, в гору, в гору, по осыпям и промоинам - вот вершина, площадка "Ух" - дальше уже "Столбы". - Ух! Сбрасываете рюкзак и физически чувствуете, как обрубились позади вас щупальцы, как нечто громоздкое, жуткое, тащившееся позади ( то чудище "обло, озорно огромно, стоглаво и лайя"? - сегодня бы сказали "тоталитарное государство" отцепившись от Вас сползает по склону к дыму и копоти Города. А перед Вами первобытная свобода моря тайги и скал, от горизонта до горизонта. Ветер доносит дым костра и у Вас отрастают крылья - вперёд! Но этот взлёт, если не удержаться на интеллектуальной высоте Елены Крутовской, - это ещё и падение, провал из сегодняшнего социума в состояние, первобытно родовой общины - всё в человеке и ни куда ни от чего мы не ушли.
Стая приматов вокруг костра, и сомкнувшаяся за костром ночь, и тот родо-племенной быт, в котором "секс" - инструмент подчинения и определения места в иерархии стаи. Вожак получает всё - это то самое феодальное " Священное право господина".
Сахар (тридцатилетний "бомж", как сказали бы, будь то сегодня), но тогда, на тот момент, - вожак стаи, углядел в дыму и искрах костра свеженькое чумазое личико среди своих прокопчённых и потрёпанных подданных, спрыгнул со своего трона и, взяв за руку Галку (тогда ещё 13 - летнюю большеглазую голенастую худышку), увёл от костра в сосняк, вытряхнул из платья и трусов и "сделал женщиной" - "взял и изнахратил, а чего ему?", как говорила Галка. Когда они с Сахаром появились в свете костра, были встречены свистом, смехом, приговорками:
- Была девка - стала баба!
- В лесу раздавался девичий крик постепенно переходящий в женский!
Сахар вернул Галку к костру, дал подзатыльник и натянул на глаза кепку парню, с которым Галка пришла на Столбы ( парень, как бы ничего не замечая, озабоченно деловито выковыривал палкой печёнку - печёную картошку - из золы костра).
- Ну, теперь ты, прогуляйтесь под сенью леса..
И теперь, под свист, смех и хохмы, уже парень, повёл Галку в темноту. Но там, в лесу, вдруг почему-то (" Ну, совсем озверел, будто я виновата!" парень грубо и без подготовки "поимел" Галку в зад, и сделал это же ещё несколько раз и этой, и следующей ночью, раз и навсегда оставив Галкин анус в виде не закрывающегося отверстия с неровными краями. Уже потом, много позже, тиская под кофточкой грудь захмелевшей Галки, парень проговорился:
- Я что дурак был, что бы с передка - то лезти? Сахар-то умный больно: сам туда наспущал, а если бы у неё живот вырос, мне что - жениться бы на ней тогда что ли ?
Но даже не это задело Галку за живое: всякий раз она клялась не говорить и просила забыть тех, кому рассказала, но напившись вновь ударялась в слезу и рыдая рассказывала, как он сел ей на лицо и юлозил голой ж.., требуя, чтобы вылизывала. И было ей люто больно от какого - то камня, попавшего под голову, и лёгкие её разрывались от перекрытого воздуха ("чуть не умерла - весь рот забил" . Что же, капро-игры ( посмотрите фильмы из жизни обезьян) - так же элемент подчинения и выстраивания иерархии.
Такое вот было первое крещение Галки на Столбах, прописка её в стае "Сакли". Сакля - это избушка из брёвен и камней, сооружённая высоко, в расщелине между скал ( позже сожжённая лесниками). Такие избушки возникали периодически по всему заповеднику, на всех его 44 000 кв. км., и вокруг каждой избушки группировалась своя стая со своими вождями и легендами.
На слуху "Абреки" и Дуська ( Евдокия Волкова?) - единственная баба - крутой авторитет - в криминальной истории "Столбов". Дуська заранее рисовала траурные рамки на скалах, имена в рамки она вписывала позже. Вспоминается какая-то встреча красноярской милиции с общественностью: большой зал заполнен лохматой молодёжью в выгоревших штормовка - альпинисты, туристы, - на сцене президиум, и милицейский чин отвечает на вопросы:
- Да, товарищи, это факт, прискорбный факт, в Заповеднике "Столбы" поселилась настоящая банда, называют себя "Абреками", грабят, вымогают, насилуют и даже - убивают! Нам они все до одного известны и в лицо, и лично, не сомневайтесь, товарищи, мы их всех выловим и осудим!
Милицейский чин выступает, а "Абреки", вместе с Дуськой, сидят в первых рядах, передают записки в президиум.
Слава "Абреков" оглушительно громка - пол Красноярска ходили в отбеленных солнцем штормовках с нашитой лохматой кисеей ( как у "Абреков" . Вместо верёвок при скало лазании использовали "кушаки". (Дожидаемся 1-го мая, ночью залазим на столб и снимаем десятиметровый матерчатый лозунг, эта полоса красной материи, отстиранная от надписи, многократно простроченная зигзагом на машинке и свёрнутая в жгут, - и есть кушак, лёгкое и прочное средство страхования на скалах), а на ногах были галоши, узконосые, привязанные верёвочками, подошва галош великолепно держит на камне, а узкий носок позволяет зацепиться ногой за еле заметную щель.
Именно такой: в штормовке, подпоясанную кушаком, в галошах -я и помню Галку Третьякову. После той давней "прописки" в "Саклю" Галка осталась в стае: весна, лето, осень ( от снега и до снега) она на Столбах, а начала работать на Заводе - на "Столбах" все выходные и праздничные дни. Туда же привела Галка и сестру Ирину. Как я их нашёл? Или это они меня нашли? Вместе спускались по ночному Пыхтуну, спешили к автобусу, бежали, орали, катились по первому снегу.. и всё-таки опоздали. Вышли к жел.-дор., на товарняке добрались до Предмостной. И я остался до утра в их квартире. Ирка оказалась одна на кровати - меня и положили к ней. Так Ирина стала моей подругой, заодно проводником по "Столбам", по "Мане", наставником по скало лазанию и выживанию в тайге. Как-то я её спросил, как она прошла "прописку" в "Сакле" ?
- Да много их было, всех не запомнишь, и давно, столько лет, сейчас всё по-другому.
С Ирой Третьяковой я впервые поднялся на Кабаргу ( скала такая). Взошёл на "Перья" по Авиатору ( надо же, забыл, или это был подъём на "Митру?" - вот спуск по Шкуродёру - это точно, с "Перьев" - кому любопытно, - см. в Интернете, роскошные современные фото).
"Авиатор" - на десятиметровой высоте, на вертикальной скале узенькая, в полступни, полочка поперёк скалы. Надо пройти по этой полочке, раскинув руки, прижавшись грудью к камню, пройти до края полочки, дальше, за поворотом, продолжение полочки, но с разрывом в метр и чуть выше. Надо оттолкнуться от скалы, крутануться на одной ноге на полочке, взмахнув руками ( авиатор!) переступить за угол камня и поймать другой ногой продолжение полочки, перенести другую ногу и продолжать движение уже раскинув руки и прижавшись спиной к камню.
А внизу, на скале, в рамочке, столбик из фамилий, тех кому не повезло, поймать, переступить, удержаться+ Прошла Ирина, я прошёл. Зачем? Какой смысл - первобытный победный рёв и бой в собственную грудь как в барабан! Свобода от цивилизации оборачивается и свободой от + . Правда, традиционно, на вершинах меня ждала награда, на каждой такой вершине, куда мы забирались с Ириной, мы "занимались любовью" ("что бы ребёночек высоты не боялся" . С низу казалось, стоят на вершине две крошечные фигурки, обнявшись, долго стоят, отдыхают наверное. А потом начинают долго спускаться, страхуя друг друга кушаками, спустившись, валятся на щебень и мох без чувств, вымотавшиеся до предела+ .
Заметили - ни разу в воспоминаниях не прозвучало слово "презерватив" - а их и не было. Была - марганцовка. Универсальное средство от всего: от поноса, от ангины, от "залёта", от всех ЗППП. После первого нашего "знакомства" - тогда, на утро, после ночного бега вниз по снежному Пыхтуну, - Ирка оставила меня в кровати, затем вернулась из ванны, и на ухо прошептала:
- Я на платок марганцовки накапала и запихала, спи, все ещё спят, одному тебе приспичило!
Пол-литровая банка с буро-фиолетовым раствором марганцовки всегда стояла на раковине, такая же - за унитазом. Марганцовку брали с собой на Столбы. На смуглых бёдрах Ирки следы марганцовки были плохо заметны, зато белые ноги Галки - постоянно разрисовывались несмываемыми коричневыми подтёками, и ванна девчонок всегда была в тех же коричневых потёках марганцовки. Представляете, как бы я их осчастливил тогда, если бы сообразил рассказать, что пятна от марганцовки легко удаляются и раствором "щавелки", и "перекисью водорода" !
Но никому не отнять у меня той осени на реке Мане, того августа, когда поставили мы с Ирой палатку - вокруг, вёрст на полсотни, - ни души, внизу - река, вокруг лес, листопад, горит костёр, на длинном шесте - один конец камнем привален, другой на рогатине - над костром две кастрюльки - с чаем и супом. Кутаемся в фуфайки, слушаем шорох листвы, скрип веток над головой, молчим.
В 1985 г. довелось мне посетить Красноярск, и встретить .. Ирину. Уже у неё, на квартире, услышал, что разменяли с сёстрами хату на Предмостной, ей - вот эту большую однокомнатную, сделали перегородку, одну половинку сдаёт студентке, она английский учит, ей родители деньги присылают, платит за жильё. На эти деньги и живут все вместе, Ира с дочерью и студентка.
Обстановка - как в той давней "хате" на Предмостной, всё та же банка с буро-фиолетовой жидкостью у раковины, те же бурая ванна и бурый унитаз.. (за минувшие годы мы хотя бы усвоили, что ванна может быть белой, а унитаз - должен быть чистым), те же рваные газетки за трубой унитаза.. И та же, одна кровать и сломанное кресло - постель ребёнка? Вечером вернулась студентка, привела девочку. Опережая меня девочка заявила:
- А ты не мой папа, мой папа сидит в тюрьме !
И закатав руку стала показывать жуткого вида болячку: вся подлокотная впадина до мяса съедена стрептодермией.
- Да я как только не лечила, и ихтиолкой мазала, и марганцовкой присыпала, а у неё болит и болит+
Чуть не взорвался: дура, к врачу сводить не пробовала, или метиленовой синью обработать? Но не успел, услышал:
- А нас ни в садик, ни в поликлинику не пишут, у неё документов нет, вообще никаких - отец ( назвала мне кличку кого-то из столбистов), только откинется и опять сядет, и сейчас на "химии", а я ему ещё и дочь родила! Думала, он человеком станет.
Студентка принесла "ужин" - и вот "это" мы когда-то ели и пили ?
Журчит по стопкам разбавленный спирт - за встречу!
- А я уже трезвенник !
Чокаюсь стаканом с чаем. Обе смотрят непонимающе, вообще.
Девочки выпили, расслабились, Ирка всё та же, только ещё пополнела, вдвое.
А студентка+
Совершенно потухший взгляд, какой-то напрочь застиранный халат, в распахнувшиеся полы - такое же бельё на донельзя худых, раздвинутых бёдрах. Ещё наливают, пьют, ещё. Студентка ежится, как от озноба, прячет руки в рукава халата. Да не " с трассы" ли она, "плечевая" ? Да нет, сочиняю всё.
Хныкающую девчушку кое-как укладывают в кресло. Студентка, шумит водой в ванне. Ира разбирает нашу с ней постель:
- Мы сейчас ляжем, она помоется, и ты к ней пойдешь спать, она согласная, я спрашивала, а мне нельзя, у меня болит, давно болит. А помнишь, как ты мне красиво говорил, стихи читал свои, кто у меня был - только ты свои стихи читал + . Мой с "химии" вернётся, придётся с ней расселяться, на что жить тогда?