Аннотация: Нет у женщин в такие минуты ни возраста, ни примет.
ХОЛОДРЫГА.
- ...Покорила баба деда. Покорила. Она ему такие умные письма писала, что не устоял твой дед - женился-таки на бабе. А раз женился, надо же теперь жить где-то... Слушаешь? Ну вот. А в это время, наша мама (твоя прабабка) тоже выходит замуж за одного старичка. У того был свой дом. Не большой, но свой.
- А где был ее первый муж?
- Ну, наверное умер. Тогда не было такого, чтобы расходились, сходились, умер, наверное. Умер. Так вот. Был у него, у мужа нового, свой дом. А в доме том - полно домочадцев. Тут и дочь, красавица Роза, и зять, и куча их детей, и бабки всякие, тетки, словом - кого тут только не было. Содом с Гоморрой и те побывали... Ну, понятно, и наша бабка, а твоя, Дим, прабабка, со своим новым мужем. А теперь еще появились молодожены и - тоже все сюда, под эту крышу. Вскоре родилась в этом доме я, а позднее и тетка твоя, Маришка. И когда Маришка родилась, весь дом словно засветился. Все сияли от радости, качали одобрительно головами и громко, чтобы не сглазить этого чудного ребенка, сплевывали. А Роза, красавица Роза, приставала в коридорах этого веселенького дома к нашему папе и томным голосом говорила:
- "Гиршел, сделайте и мне такую девочку. Сделайте и мне такую прелесть, а то вам жалко..."
- Ну и что, сделали?
- Сделали, - мама неожиданно смущается. - Правда, кто сделал - не известно. Русланой ее назвали...
На полу рассыпаны старые фотографии из семейного альбома, таящего разрозненные эпизоды непонятной, далекой и удивительной жизни.
Мама словно прощается с нею, а Димка, внемля ее голосу, вслушивается в собственные слезы и тоже прощается с самым родным на свете человеком. Он прощается с ее голосом, глазами, ее тактом, юмором, всепрощающим оптимизмом, с душистым ароматом ее солнечных волос...
- Газоспасательная! Спаситель Ракита слухае!
Смех. Оговорка пришлась ко двору. В дежурке полно народу. Дим очнулся от утренних видений и с неохотой переключается на реальность.
- Отделенный, так ты еще и Спаситель?! - новый взрыв хохота.
- Спас, готовь штаны про запас! - не унимается Глуздырь. Он подбегает к командиру отделения и дурашливо, громко с причмокиванием целует командирскую лысину. Та краснеет и берется пунцовыми пятнами.
- Ну и шалопай ты, белорус, - огрызается Ракита, прикрывая широкой крестьянской ладонью телефонную трубку. И новый раскат хохота сотрясает дежурку. Дим просыпается окончательно и, лениво улыбаясь и позевывая, глядит на Глуздыря.
Не так давно Глуздырь, заполняя графу "национальность" для получения разрешения на въезд в режимный цех, крупно вывел в своей анкете: "Белорусс". Вот эту-то вторую "с" ему сейчас и припомнил "отделенный" с четырьмя классами церковно-приходской.
- Павлуха, - не унимался Глуздырь, - купи у меня парик из Вениной бороды!
Отделение ржет здоровыми жеребцами. Веня же, впервые не обижается. Он в отпуске.
- Ну шалопай, та й годи, - примирительно улыбается Пал Андреич. И вдруг резко, в приказном тоне: Расчет, по местам! Поихалы за путивкой.
Уже в шинелях, но еще не сменив фуражки на ушанки, боевой расчет нехотя покидает теплую дежурку и, продолжая похихикивать, поудобней усаживается на местах оперативного автобуса. Дмитрий ловит настороженный взгляд своего приятеля Сани Середнюка, и ему передается беспокойство товарища. Что-то случилось? Да нет, вроде бы ничего... Показалось. Саня подмигивает, удаляясь вместе с гаражом. Антенна автобуса вскрикивает, цепляясь за металлические ворота и оперативный расчет боевого отделения газоспасательного отряда тихо, почти бесшумно, выпустив из гаража все тепло, выкатывается на дорогу.
Димка сменил Саню на боевом расчете. Саню с недавних пор стали считать недотепой. Огромный - два шкафа в плечах - хлопец, делавший в сезон своим потом на ранних помидорах целое, по Димкиным понятиям, состояние, пришел в отряд, впрочем, как и многие другие, чтобы иметь возможность отдохнуть от дела, приносящего настоящие деньги. Это во-первых. А во-вторых - иметь время для дела, приносящего эти деньги. Ну и в-третьих, иметь официальное место работы, позволяющее в свободное от нее время иметь свое дело.
Что касалось второго пункта, то дежурство можно было купить, продать, обменять... Это считалось внутренним делом отряда и внешне все выглядело вполне пристойно и официально.
Саня с радостью принял условия игры и объяснял, что работать на государство он никогда не будет, потому что "ему западло" иметь дело с ворами. А когда узнал, что сумма выплаты страховки в случае гибели газоспасателя на производстве составляет шестьсот рублей, резонно заметил:
- Та у меня ж живого весу сто двадцять кило. Цэ ж як так получаеться, цэ ж пять рублей за кило. Дешевше говядины. Ох и смишно ж мени.
Имея, как и большинство спасателей, немалые доходы от своего неофициального и преследуемого государством фермерства, Середнюк не мог, да и не знал, как с фантазией потратить деньги. Димка видел его дом, построенный самим же хозяином - большой с размахом, но необустроенный и потому не уютный. Видел его измазанных землей и навозом детишек, возившихся тут же, во дворе, напоминающем скорее строительную площадку. Видел его парники и красивую, точно с выставки, рассаду томатов и, восхитившись Саниным размахом, работоспособностью и упрямством, сказал, что так бы не смог.
Тот понял по-своему и привез Димке ящик рассады помидоров, заставив их высадить на балконе и во дворе... Димка высадил. И даже собрал урожай.
- Ну и холодрыга, - захлопнул дверцу автобуса водитель.
- Зима настоящая, ну.
А в автобусе уютно и тепло. На ухабинах погромыхивают в своих отсеках пузатые кислородно-изолирующие противогазы -КИП-7 - и то и дело слетают с полок пластмассовые каски, под аппетитный матерок обрушиваясь на чью-нибудь голову.
Отделение въезжает в завод. Тот харкает, сипя всеми свищами трубопроводов, чихает и парует, словно брошеный на морозе больной конь - брыкается, но сдвинуться с места не может. Больной проклинал ни в чем не повинные ноябрьские заморозки, и вместе с тем, свято верил в свою значимость, помятуя о своей былой мощи и тепля надежду на благоразумие бросившего его хозяина.
- Ох и парует! - замечает лаборантка Оля, зябко кутаясь в бушлатик из под которого виднеется накрахмаленный белоснежный халатик.
- Паруе, та й паруе соби, - многозначительно заключает шофер, но рацию, на всякий пожарный, включает погромче. - Бачь, туман якый.
Все взоры обращены к белому облаку, медленно пожирающему видимость.
Спешащие после ночной смены домой, опасливо косятся на это облако и не решаются в него войти. Люди настороженно переглядываются друг с другом, ища поддержки. Недоумение, растерянность, читающиеся в их лицах, сменяются тихой пока паникой. Уже никто не спешит. Все уступают место облаку.
В воздухе витал дух беды, а беда пахла аммиаком.
Температура падала. Электронное табло над заводской проходной показывало минус четыре. И вдруг затараторила рация:
- В районе "Один - семь" прорыв аммиака. Обследовать и доложить! Как поняли? "Монтажник один", я "Монтажник", прием...
Как не понять? Автобус уже разворачивается, а спасатели распаковывают прорезиненные костюмы - "элодины". На место прибыли уже экипированными, поправляя ремни КИПов и, помятуя урок предыдущей аварии, тщательно, на сколько это возможно, все прячут под резину открытые участки тела. Во рту металлический привкус страха.
- Спасатели, спасатели приехали!
- Как приехали, так и уехали, - бурчит недовольно Глуздырь.
- Похоже вляпались, - обобщает Вовчик.
Из обрывков фраз и перебранки начальства ясно, что ситуация чудовищная. Авария случилась во время пересменки и люди покинувшие цеха, застигнуты лавиной аммиака, оказавшись без элементарных средств индивидуальной защиты. Тем же, кто цеховые стены не успел покинуть и у кого под боком были универсальные противогазы, фильтрующей коробки при такой невероятной концентрации газа едва ли хватит на пять минут... Кого-то зарезали... А, это Гайдука зарезали.
- Вы меня зарезали! - кричит Гайдук кому-то в сторону. И это означает, что до сегодняшнего утра Гайдук был временно исполняющим должность начальника этого злополучного цеха, через месяц становясь первым секретарем партийного комитета крупнейшего химического объединения, а с прорывом на трубопроводе рвалась его карьера.
Бывшему комсомольскому лидеру не доставало производственного стажа и он временно возглавил этот злополучный цех. Впрочем, цех о котором идет речь, уже лет десять находился в аварийном состоянии. Средств на его демонтаж как всегда не хватало и проще было держать штат для его минимального обслуживания, нежели созывать высокооплачиваемые монтажные бригады. Проще, но не безопасней. Конечно же, можно было обманывать и себя и других видимой остановкой цеха, но Гайдук не был дураком и прекрасно осознавал, что сидит на пороховой бочке. Осознавал, но надеялся, что пронесет. Не пронесло. Бочка рванула...
"Помню, как бабушка умерла. Она шла в гости к сестре - это совсем рядышком было, через улицу - и упала. Разбил паралич. Врач сказал: "Ни многим, ни малым, через семь дней либо лучше станет, либо умрет". Через семь дней ровно бабушка умерла. А я в тот день заболела. В канун похорон меня привели к дедушке и я всем говорила: "Люсенька болеет. Люсеньке страшно". А ночью у меня кровь носом пошла во сне. Папа ко мне подошел, а подушка вся в крови и струйка под носом запеклась. Он как закричит: "Люську зарезали!!!"
Димка пропустил команду и, растерянно глядя на отделение, видит, что маски противогазов уже вырваны из сумок. Еще рывок - и пробки вылетают из штуцеров клапанных коробок. Димка суетится, нагоняя остальных. Рот уже впился в штуцер и короткие, резкие вдохи-выдохи заставляют клапана продемонстрировать свою готовность к работе.
Идет боевая проверка КИПов. Раз-два, раз-два... Есть. Дальше, дальше.
Все, как один, отрываются от штуцеров и делают полный вдох, наполнив легкие слегка отравленным аммиаком воздухом - раз. Выдох в штуцер - два. Раз-два, раз-два... Дыхательный мешок наполняется воздухом и, переполнившись, толкает клапан избыточного давления. Слышится его облегченный выдох. "Порядок, норма". Глаза шарят кругом, оценивая ситуацию, вокруг столпился народ. Люди с замиранием сердца наблюдают за спасателями. Впереди злополучное облако. Причудливо-замысловатое, витиевато-ленивое, оно, точно космическая волна неземного разума в эффектно продуманном и срежиссированном стоп-кадре, подавляло волю божественным величием и дьявольским свечением убийственной силы...
Дальше, быстрее... Руки автоматически открывают вентиля кислородных баллонов. Сонно посапывает добрым джином выпущенный из заточения кислород.
Дальше... Быстрее... Отсасывается воздух из дыхательного мешка. Слегка кисловатый, пьянящий запах кислорода дает неподдающуюся определению нервную реакцию. Глубокий вдох - раз, два и - срабатывает легочный автомат. Кислород, словно пробуждается, сбрасывает остатки сна и с места рвется наружу... Так, порядок. Дальше. Спасатели давят на кнопки аварийной подачи кислорода, выкрикивая показания манометров:
- Первый проверку закончил! Давление сто девяносто...
- ...произвел проверку...
- ...произвел. Давление...
Прошло секунд тридцать, двадцать пять, а то и меньше. Сейчас последует команда: "В противогазы включись!" и боевой расчет гуськом вторгнется в неизвестность.
Но "отделенный" почему-то тянет с командой. От группы "итээровцев" отходит начальник участка и Дим узнает в нем своего однокашника, тезку, Диму Николаева.
- Бигом з автобусу комплект "элодина", та й КИП аварийный. Да поможить же хлопцу одягтыся! - командир отделения лихо, на публику, отдает команды.
Команды - это его стихия. Он даже стройнее становится, выше, красивей...
Димка невольно любуется "Спасителем". "Впрочем, - думает он, - все мы сейчас красавцы - на инопланетян похожи. Такие же зеленые и свиду неуклюжие".
Николаев бледен. Чуткое ухо ловит обрывки фраз:
- ...начальники смен выводят персонал из зоны...
- ...производить переклички...
- ...вышли не все.
- Выставить оцепления, обследовать район...
- Прорыв на коллекторе...
- ...а бис його душу зна, хиба побачиш - молоко!!!
Насыщенность облака росла, как на дрожжах.
Вдруг, Николаев, не обмолвясь ни словом, сорвался, нырнув в зону. Словно в молоко шагнул, а точнее - в сметану. Все остолбенели и только Ракита, охнув, кинулся следом. Но не успел Андреич добежать до границы зоны, а Николаев уже дымясь выскочил из ада, срывая с перепуганного лица маску противогаза.
- Ничего не видно! Видимость нулевая! - кричал он, подбегая к боевому расчету.
Ракита у черной "Волги" недоуменно разводил руками и на чем-то робко настаивал. Но судя по всему безуспешно.
- Хлопцы, ходимо, - не скомандовал - попросил "отделенный". - Рассчетное остаточное давление сто...
Резина шлем-маски обожгла холодом и тут-же срослась с лицом. Каска, надетая поверх маски, казалась лишней, скользила и нисколько не грела. Ужас охватил врезавшихся в облако.
Видимость ноль... Какая тут к черту видимость! Вытянутую вперед руку видно до локтя. Кисти сжимают лишь осязаемые спасательные пояса впереди идущих. Ледяная корка хрустит под ногами, точно кто-то грызет морковку.
Дим облизывает пересохшие губы. Дьявол, легочный автомат, похоже, хандрит... Ну-ка, глубокий вдох... Сработал в верхней точке. Порядок. Уже веселей. Это все с перепугу... Интересно, что сейчас ощущают другие?. . Что здесь можно найти? Дай Бог самим выйти. Давай, отделенный, поводырь ты наш, становись Спасителем... Тут, значит, такая картинка получается. Почти по Брейгелю: идут волчьим следом слепцы. Вместо лохмотьев - "элодины", а под ногами не наст, а морковка хрустит... И не во мраке путь наш, а в свечении бесовском, порожденном не разумом, но руками человеческими... Прости нам тяжесть поступи, Земля... Как закричать хочется! Ори не ори - сквозь маску тебя и сосед не услышит. К тому же, это изматывающее остатки наших душ, сипение трубопровода. Будто гиганта-малыша усадили на горшок и непрерывно причитают: "Пссссс..." Эх, не так пошли. Обойти следовало облако, с подветренной стороны... А там люди где-то. Ждут спасателей. Может быть, напрасно ждут. И их не найдем и себя потеряем... Это шепчет страх. Не слушать его. Отвлечься. Думать о чем-нибудь другом. О чем? Ну, хотя бы о том, что ты тут не один. Это немножко греет. Хотя... Групповой смертельный случай... Типун тебе на язык.
Прикуси... Прикусил. В чем дело? Какая-то преграда. Передний дает сигнал.
Ага, просто крутой спуск. Надо бы заднего попридержать. Порядок. Идем дружно. Каждый себе на уме. Справа сипит, вокруг - облако, под ногами морковка хрустит... Да какая тут, к чертям собачьим, морковка! Подморозило слегка...
- А я, сынок, благодаря морковке в войну выжила.
- Мама? Где ты? Почему ты здесь?. .
- Не волнуйся, я с тобой. Ты вот лучше послушай.
Мне еще и пятнадцати не было. Мы в Курган эвакуировались. Работала в железнодорожной школе. Потом в детсаде, в Смолино. Так вот, когда в школе работала, была дура дурой. Что я тогда умела? Видели же - девчонка. Так сядьте со мной после занятий, разработайте уроки. Подскажите. Что я могла, что знала? Само желание да старание... А мне директор говорит: "Как вы уроки ведете безобразно!" Как же их можно вести не безобразно, если меня никто ничему не учил. А потом, я нечаянно зашла в кабинет завуча. А там - горы планов. И не просто планов, а методические разработки по каждому уроку.
Как я набросилась на них! Мне бы папку забрать с собой и все. Переписать же не возможно. И начала я их с жадностью читать. И несколько уроков выучила наизусть. Память у меня тогда была лошадиная. И вот прихожу я на другой день в класс, и учу первоклашек по-умному. Урока три-четыре провела, ну, просто идеально, а затем пошла опять подчитать, а гора-то эта уже и растаяла... Сижу и реву, а сама голодная. За пайком идти стыжусь - не достойна. А детишкам и учителям тогда морковку совхоз выдавал, чтоб поддержать как-то. Сама ребенком была, а судила себя по взрослым меркам. Лишила сама себя в тот день морковки. А вообще, морковка тогда спасла многих...
Что ж, значит и нас спасет. Только не морковка это вовсе. Наст, мама, наст.
Интересно, сколько это все будет продолжаться? Кислорода при такой ходьбе часа на два хватит. Ни связи, ни переговорных устройств, ни хрена.
Каменный век. Молочный супец, а вместо гречки - мы. Ходим, как и положено, по кругу. Два часа блуждания по спирали, а потом - раз и попадаем почти в одно и то же время. У Сани такое однажды приключилось. Только у него не кончился кислород. Он сам себе его перекрыл. Сознание теряется внезапно.
Саня потом рассказывал, что мгновенно появилось чувство ужаса, а через секунду он уже ничего не помнил...
...Расчет вызвали для отбора анализа в тоннеле цеха водоочистки. Дело было обычное, но по чистой случайности мимо проезжал директор с главным инженером, и все усложнилось до абсурда.
Начальство заприметив оперативный автобус решило выяснить в чем там дело. Пока лаборантка с командиром отделения уточняли на какие отравляющие вещества отбирать анализы, Саня, совершенно случайно услышал фразу, от которой ему захотелось гнуть подковы. А сказано было приблизительно следующее: мол, спасатели бездельники, только зря бензин расходуют, ну и так далее. Короче, все правда, но правда обидная. И Сане захотелось проявить геройство. Он уже знал, что в тоннель пойдет не кто иной, а он, Александр Середнюк.
Дав распоряжение самому себе, Саня уже крутил головку редуктора противогаза. Командир второго отделения Алик, все уточнив, сказал, что помощники ему не нужны, и чтобы Середнюк оставался на месте и наблюдал. Мало ли что.
Но Середнюк решил иначе. Ничего не слыша, он шагнул следом за Аликом...
Потом, когда этот случай разбирался командиром взвода в дежурке, при закрытых дверях, досталось всем. Но в первую голову, самому пострадавшему, у которого и без того гудело все тело, рухнувшее на коммуникации тоннеля.
Саню вытащили и откачали, но слух о погибшем газоспасателе опередил возвращавшийся в расположение отряда оперативный автобус. Его встречала вся служба во главе с командиром отряда, от которого взводный долго и самоотверженно отстаивал своего бойца, прикрывая версией, что Середнюка сбил поток воды. Собрав же свой взвод в дежурке и выставив любопытствующих посторонних, Борис распекал боевое отделение.
В ходе расследования выяснилось, что Середнюк открыл вентиль кислородного баллона не до конца, а затем, постоянно докручивал, но как оказалось, в противоположную сторону, и, понятно, докрутил. Подача кислорода прекратилась и здоровый организм, весящий более сотни килограммов, рухнул в тоннеле прямо на глазах у начальства.
Ладно. Середнюк свалял дурака. Но боевой расчет, который должен был в мгновение ока произвести весь отлаженный, сотни раз отрепетированный комплекс по оказанию помощи и эвакуации пострадавшего, - оказался беспомощным.
Произошла заминка, вызвавшая замешательство, а затем и судорожную панику. Спас Середнюка Алик и теперь это давало ему право больше всех орать на виновника...
Вот отсюда и пошли все Санины злоключения. Он нервничал. Допускал ошибку за ошибкой и все пошло на раскосяк. Вследствие затянувшейся нелепицы Середнюка сняли с боевого расчета.
А вот теперь он, вместе со вторым отделением, будет разыскивать нас, чтобы оказать запоздавшую помощь. И, конечно же, он себя еще проявит.
Середнюк действительно себя проявил.
Общую тревогу сыграли сразу же после того, как шофер передал по рации о рейде в загазованную зону. Саня в это время производил проверку своего личного КИПа в аппарат-зале, и, чтобы не расходовать зря кислород, он снял баллон, заменив на запасной с недостаточным, но допустимым для проверки давлением.
Вот тут-то и началась новая свистопляска.
Второе отделение уже мчалось по заводскому шоссе, включив сирену, уже была отдана команда разобрать костюмы и подготовить противогазы в боевое положение и впереди виднелось то самое злополучное облако, в котором скрылся боевой расчет первого отделения, а Середнюк все не решался доложить, что кислорода в его противогазе практически нет.
Автобус сбавил ход, въезжая в перистые, пока еще свиду безобидные облака. Все включились в противогазы и, словно зачарованные, наблюдали, как перистые облака превращались в кучевые, а те - в грозовые, свинцовые, застящие взор и переворачивающие все внутри. И вдруг, автобус рвануло и швырнуло резко в сторону. Раздался невероятный скрежет. Такой канонадой, напоминающей кашель пушки, начинается ледоход на Днепре. Чьи-то когтистые механические, невероятно сильные пальцы раздирали обшивку автобуса.
Взводный приоткрыл дверцу и набежавший порыв ветра слегка рассеяв пары аммиака, дал возможность разглядеть там, за железнодорожным полотном, которое сейчас перечеркнул автобус, наскочив на брошенную впопыхах платформу, машину боевого расчета. В ней, в специально предусмотренных сотах, аварийный запас кислородных баллонов.
- Боря! Я зараз! Я тильки за балоном! - прокричал в маску Саня и выскользнул в туман на глазах у всего, ничего не сообразившего отделения.
- Назад! Назад, твою мать! - истошно вопил взводный. Но за Середнюком сомкнулась озерной водой растревоженная стихия.
Четко очерченная, точно ватой покрытая зона, теперь представлялась живой. Она дышала, клокотала, неистовствовала. Одна волна сменяла другую, поглощая мелкие, а те, вырывались, сплетались и сами с остервенением наскакивали на еще более мелкие, раздрызганные куски схлынувшего наката.
Зрелище было торжественно-ужасающим. Оно завораживало своей мощью. От него невозможно было оторвать ни взгляд, ни жизнь, ни судьбу. Казалось, еще немного, и все живое под воздействием этой суровой, беспощадной, необъяснимой разумом силы, повинуясь колдовскому магнетизму, само потянется в пасть этому чудищу и навсегда останется в его чреве.
Все оставили надежду выбраться из этого кошмара. Но вот шаги, такие робкие и совсем уж осторожные, становятся уверенней и бодрей. И едва в сознании рождается иллюзия удачи, как перед глазами замелькали отдельные подробности: молоко превратилось в пух, пух разлетается и вот уже видны люди, автобус, вновь люди... Машины "скорой помощи"... Снова люди... Наши парни в положении наизготове. Взводный отдает беззвучным ртом распоряжения...
Облако выпустило нас! Оно зависло сзади вверху и теперь уже чуть поодаль. Ракита, ориентируясь на звук сипящего трубопровода и подмороженного, хрустящего под ногами морковкой, конденсата, вывел нас за пределы дымящегося пожирающего все живое питона. "Спаситель" - мелькнуло в головах и кисти рук сами по себе, как бы стесняясь чего-то, разомкнулись на поясах и то, что только мгновение назад казалось единой судьбой, предстало пред глазами обеспокоенных встречающих, разрозненными, растерянными, смущенными мальчишками, вышвырнутыми из пучины.
Уже срываются шлем-маски и с удивительной жадностью после первого робкого ненадежного вдоха, глотается обычный, но такой нежданно-вкусный морозный воздух.
Пал Андреич пытается докладывать, но Боря, обнимая его, прерывает - и так все ясно. Мы пробродили более сорока минут и довольно счастливо отделались. Оцепление выставлено. Заводское и партийное начальство растеряно глядит в нашу сторону, не рискуя больше отдавать преступно-необдуманных распоряжений.
Сквозь выставленное оцепление прорывается мужчина. Ему мешает бежать, колотя по коленкам, странно повисшая сумка фильтрующего противогаза. Вывернув маску так, чтобы клапан вдоха вылез наружу и прижав к нему рот, он пытается что-то объяснять. Взводный отрывает его руку ото рта и теперь все становится понятным: в здании ионитовой очистки - люди.
- Быстрее, умоляю вас! - кричит надрывно мужчина и сам бросается в сторону цеха. Его ловят и выводят к пункту оказания медицинской помощи.
А мы уже вновь включились в противогазы и, сломя голову, несемся вперед, разыскивать тех, кто не сумел покинуть цех вовремя.
Все чувства притуплены. Есть цель - изъеденный газом цех. В нем - люди.
Найти их, живых или мертвых - наша задача. И, стыдно сознаться, но нет-нет, да промелькнет шальная, вызывающая приступ кощунственного ликования, мысль, - живы! - и взвод лихо, как на съемках фильма (а ведь совсем уж было распрощались друг с другом) пересекает черту безопасности и несется в неведомое.
- Тильки не высточало, щоб мене залышылы сторожыты цю никому не потрибну колымагу, - Саня счастливый и довольный своей расторопностью вваливается в оперативный автобус, срывая шлем-маску с раскрасневшегося, вспотевшего лица.
- Серега, - обращается он к шоферу, - а дэ балоны запасни?
- Там, в ячейке под сидушками посмотри.
- Ага. А ты передай по рации, що я зараз назад.
- Куда назад? - Шофер смотрит на Середнюка, как на больного.
- Все там, - Сергей машет рукой в сторону распахнутых ворот закрытого цеха.
- Эй, кто там в автобусе?! Середнюк, ты, что ли? - заместитель командира отряда, растеряв всех, теперь был рад обрести хоть одного подчиненного.
- Будешь связным. Понял?
- Ага, связным. Но там, той... я это... зараз... туды и назад.
- Ты что, приказа не понял? Разыщи всех начальников смен и сообщи им, что этот автобус назначается базой. Понял? Ну-ка, повтори.
- Автобус - це база, ну и, той, сказаты усим начальникам смен.
Ворота корпуса отделения ионитовой очистки распахнуты настежь, словно цех подавился газом и застыл в ожидании притока свежего воздуха. Спасатели гуськом влетают на лестничные марши. Справа, слева - двери. Много дверей.
За каждой могут быть люди. Первым бежит Борис. Он бьет в двери ногой: раз, два! Двери заперты. Следом - Ракита: удар, второй и - следом за Борисом, дальше вверх по лестнице. Теперь Дим. Он тоже бьет ногами вправо, влево и тоже летит, перепрыгивая через две ступеньки, слыша, как за спиной раздаются парные удары сапог. Это Глуздырь и Вовчик. Новые двери, и тоже заперты, и снова спаренные удары сапогами, пока под кем-нибудь дверь не уступит не разожмет судорогой сжатых запоров.
Весь второй этаж - сплошной коридор из запертых дверей. Они раскалываются, слетают с петель, но за ними никого нет. Бегом, бегом, выше, дальше.
Третий этаж и тоже сплошь двери. Некоторые распахнуты. Спасатели врываются в кабинеты - никого - и несутся дальше. Снова двери - и опять никого, и опять, и опять, и опять... Которая уже на этаже дверь. Удар сапогом - и она распахивается. В кабинет вместе со спасателями врывается ком газовой ваты. Испуганная стайка женщин, забившись в дальний угол у окна с ужасом в глазах, полных слез, глядят на распахнутую дверь. Они не видят спасателей ибо ожидали ангелов. Ангелы явились в зеленых прорезиненных костюмах, совсем без крыльев и скорее походившие на чертей, но сильно приземленных.
Женщины не верят своим глазам, а те, в ком теплилась еще надежда на спасение, теряют контроль над собой и происходит нечто невообразимое.
Истошный крик наводнил комнату, переполнив и без того обожженные легкие сильной дозой аммиака.
Нет у женщин в такие минуты ни возраста, ни примет. Кто-то судорожно ухватившись за край стола, медленно оседает. Кто-то, рухнув на колени, вздымает руки к небу, зайдясь в неумелой молитве к Господу, а кто-то ничего этого уже не видит и не осознает.
Чьи-то огненно-рыжие волосы осветились знакомым огнем. "Мама" - вырвалось у Дима, и он, не отдавая себе отчета, перепрыгивает через стол и не дает падающей женщине коснуться пола.
Противогаза рядом с женщиной не оказалось. Не было противогазов и у других . Дим в замешательстве смотрит на своих товарищей. Они также как и Дим трезвея осознают, что явились спасать без самих средств спасения.
На вешалке, словно признание капитуляции, белый шерстяной шарф. Дим срывает его и перевязывает женское лицо. Огненнорыжие волосы сбиваются колтуном, а резиновые перчатки вырывают клок, причиняя дополнительные страдания этой женщине так удивительно похожей на Димкину мать. Она конвульсивно хватается за все, что попадает под руки. Первой слетела с Дима перчатка.
Еще чуть, и то же произошло бы со шлем-маской. Короткая борьба и он взваливает женщину себе на плечи. То же или почти то же, происходит и с остальными. бежать неудобно. Очки шлем-маски сдвинуты в сторону и это сильно затрудняет движение. Дим все время вертит головой. Уже на лестничном марше кто-то помогает ему, придерживая живой груз за ноги. В мгновение ока отделение оказалось на цеховом дворе. Первым бежит Ракита, неся на плече, как великан балерину, молоденькую женщину. Борис, взвалив на спину женщину в рабочем комбинезоне, оглядывается и, продолжая переставлять ноги, срывает с себя шлем маску. Дим спешит следом, весьма своеобразно воспринимая действия Бориса. Решив, что командир дает сигнал о выходе из загазованной зоны, он как и тот срывает с себя шлем-маску, сбившуюся на бок. Вместо ожидаемого чувства облегчения и притока свежего воздуха, легкие обжигает впущенный в них газ. Но останавливаться нельзя. Автобус рядом. Шагах в сорока-пятидесяти. Дим сует маску в рот притихшей было женщине и та, отшвырнув шарф, жадно впивается в штуцер из которого струится спасительный кислород. Дим давит на кнопку аварийной подачи кислорода и женщина опьянев, успокаивается снова. Он вновь пытается вдохнуть воздух, но вокруг только газ и из груди, вместе с кашлем, кажется вот-вот вырвется душа. Какие-то непонятные силы удерживают сердце и оно бьется птенцом, зацепившись младыми когтями в горле.
А что же Борис? Ноги взводного уже заплетаются и он, пытаясь продолжить движение, вертится волчком со своей обреченной ношей. На помощь ему уже спешит Вовчик, пытаясь подхватить командира, но тот отстраняет его рукой: сам - и Вовчик перенимает у него пострадавшую.
На Борисе КИП из аварийного запаса. Шлем-маска на два номера больше и газ свободно проникал под нее, а смешавшись с кислородом, осел на легких. Борис отравился. А когда совсем стало невмоготу - сорвал бесполезную маску. Вот этот-то жест отчаянья Дим и воспринял, как команду, следуя ей в зоне активного действия газа.
Взводный пытается отдавать команды, но у него вырывается один только кашель. Кашель, спазм и все что следует потом...
...Машзал пуст. Глуздырь влез на реактор и оттуда еще раз осмотрел отделение. Никого. Дмитрий с Вовчиком взобрались по винтовой лестнице на монтажные площадки и тоже никого не обнаружили. Знаками давая понять, что можно выходить, тройка медленно спускается вниз. А во дворе уже Ракита с двумя бойцами выносят поникшее бесформенное тело. Глуздырь и Дмитрий спешат на помощь, а Вовчик готовит аппарат искусственного дыхания ГС-1.
Нет, ГС тут уже не поможет. Слипшиеся, сбитые в колтун волосы, обожженное аммиаком лицо с висящими клочьями кожи, застывшие кровяные подтеки.
Рабочая куртка распахнута, футболка задрана да так, что обнажилось тело.
Женское тело. Безжизненное тело. Студень женского безжизненного тела. Дим отводит взгляд и с трудом сглатывает, а женщина с огненными волосами вновь всплывает в сознании и маминым голосом уводит его от реальности, рассказывая что-то веселое.
- По-моему, это было еще в первом классе. Пришла я как-то на урок физкультуры, а учительница мне говорит: "Для занятий гимнастикой тебе нужны шаровары". Нужны. А где их взять? Купили мне рейтузы с начесом. Долго размер побольше выискивали, но что было, то и взяли. Большие женские панталоны стали приспосабливать под шаровары.
Мама смеется звонко молодо:
- Резинку на поясе потуже затянули и - порядок. Одели маленькую девочку. Ко мне дети пристают: Люська, что это ты надела? А я им: ну нету в мире детских шароваров!. . Так и ходила на уроки физкультуры. А тут, поехал, Димка, твой дедушка в Москву, в командировку. Ну, я - к нему: Папочка, родненький, купи мне, не забудь, шаровары. Это такие штаны широкие на резиночках сверху и снизу , очень широкие, как шары, словом - шаровары. Как же я ждала папу своего! Вот он приедет и привезет мне что-то такое необыкновенно-красивое... И я подпрыгиваю, в ладоши хлопаю. Какая я буду красивая, нарядная на уроки физкультуры ходить, в настоящих шароварах! Не забыл обо мне папочка, не забыл, миленький мой! Но шаровары он не нашел. А купил мне мальчиковые кальсоны... Так и ходила Люська на физкультуру в рейтузиках...
Дим возвращается и понимает, что Вовчика стошнило. В ожидании "скорой помощи" они колдуют над телом погибшей, проводя непрямой массаж сердца и параллельно искусственное дыхание. Сквозь оцепление к ним рвется кто-то выкрикивая бессвязную нелепицу: то ли знакомый, то ли родственник. Пойди ему потом объясни, почему не оказывали помощь.
Тело растеклось по бушлату... Под головой - коробка фильтрующего противогаза. Вовчик производил аспирацию и аппарат Горноспасателя вышел из строя. Теперь искусственное дыхание нужно делать методом "донора" - рот в рот. Вовчик было начал, но не смог...
Дмитрий осмотрелся кругом в поисках ветоши. Рядом на снегу валялось все, что угодно, только не было тряпок. Его взгляд столкнулся с наблюдателем, удобно расположившимся в черной "Волге".
Долго не раздумывая, Димка закатал повыше футболку погибшей так, чтобы можно было ею накрыть ее рот.
- Давай, - сказал он Вовчику, - я готов.
Димка набрал побольше воздуху в легкие и, прижавшись к резиновому рту, с силой выдохнул. Сквозь футболку мгновенно просочилась кровь. Он отшатнулся и быстро, стыдясь собственной брезгливости, тыльной стороной ладони вытер губы. Это не помогло. Губы стали чужими и страшно было прикоснуться к ним языком. Он поднял голову и посмотрел в сторону наблюдателя. Того мутило. Он хватал себя руками за горло, борясь со спазмом, но не выдержал и выбежав-таки из машины, со страшным стоном выпустил фонтан блевотины.
- Ага, падло, поплохело, - злорадно процедил Дим.
Тело погрузили на носилки подоспевшей "скорой помощи". Фельдшер вынес спирту и отхлебнув из горлышка, отдал флакон Диму. Пили поочередно, заедая грязным снегом.
- Ты чего это смеялся? - полез выяснять отношения опьяневший Вовчик.
- Да брось ты херней заниматься, - урезонивал его Димка, - это не над тобой. И не над ней... - он посмотрел в сторону удалявшейся к западной проходной "скорой".
Похоже, обследована вся зона. Вроде бы, никого больше нет. Но вот с западной стороны цеха, как раз у железнодорожного переезда, стоят на снегу женские модельные туфельки. И никого вокруг. Дим оглядывается ища следы.
Их нет. Взгляд его падает на манометр противогаза. Давление в баллоне близко к нулю. Он подходит к взводному, показывая на туфли, а затем и на стрелку манометра. Тот кивает и рукой указывает в сторону автобуса. Дим выходит из зоны и теперь слегка расслабившись, ощущает невероятную усталось.
- Садись, - сочувственно приглашает лаборантка. - Хочешь симиренку? - и она протягивает Диму большое зеленое яблоко.
Дим отрицательно качает головой.
- А где второй автобус?
- Так повез же ваших жмуриков. Дим, представляешь, Андреич с Аликом мужика притащили. Так у того нога в сточной канавке застряла. Сетка под ним прогнулась и зажала ногу. Ну, он хоть и был в противогазе, но коробку сразу же пробило. Ты ж представляешь, что там за концентрация была. А Андреич говорит, что еле ногу ту удвох с Аликом вытащили. Маску противогаза с него сняли, а на лице кожи нет. Фу...
- Еб твою мать! - срывается Дмитрий. - Да заткнись же ты!
Лаборантка обидевшись наблюдает из окна автобуса, как пожарные команды сбивают аммиачные клочья водой. От облака почти ничего не осталось.
- Кто там из наших, Оля? - Дим кивает в сторону ремонтной бригады.
- Середнюк твой. Сперва натворил чудес, а потом на коллектор взобрался. Герой.
- Что еще за чудеса?
- А ты у Алика спроси.
В автобус заглянул Алик:
- Отдыхаешь?
- Алик, что еще с Середнюком стряслось?
- На базе узнаешь. Бориса не видел? Надо бы его в больницу отправить. Ты-то как? Чего это маску срывал?
- А прическу хотел поправить.
- Ну, тогда порядок. Что? Заменил баллон? Пошли.
Идти долго не пришлось. Еще издали им дали понять, чтобы возвращались.
Звучал нервный смех и ругань. Стягивали друг с друга мокрые костюмы, пытались шутить. Середнюк переминался с ноги на ногу, не решаясь заходить в автобус.
- Заходи, рассвистяй! - проворчал взводный. - Саня, это - в последний раз. Понял?
- Да я вже казав. У мене ж, той, балон пустый був...
Остаток суток дежурство прошло без особых осложнений. После происшествия завод почти не работал. Ночные диспетчера, завидев небольшие газовки, пытались регулировать режим без участия спасателей, давая им отдохнуть.
Поутру пришел приказ никого из отряда домой не отпускать. Ждали московских боссов. А пока, как говорится, суд да дело, все писали объяснительные записки. По сути это была одна объяснительная, правленная, переправленная начальством, с устраненными противоречиями и прочерками вместо секретных производств.
В Комиссию специального расследования группового несчастного случая, происшедшего 15 ноября 1985 года
объяснительная записка
Приняв смену в составе взвода, мы выехали боевым расчетом в диспетчерскую автопредприятия для получения путевки. По дороге были вызваны по рации в район отделения _______ на аварию...
- Взвод встать!
Входит генерал.
- Прошу садиться. Благодарю за службу от лица всего командования и себя лично, - безо всяких прелюдий начинает генерал. - Случай, как сами понимаете, неординарный, подобного, понимаете, ничего не было ни у вас, ни на родственных предприятиях. Но мы для того, понимаете, и существуем, чтобы подобного больше не допускать... Вы сделали все, что было в ваших силах, проявили мужество, самоотверженность, я бы сказал, понимаете, героизм, но, как сами понимаете, не без нарушений инструкций, утвержденных...
Этого клоуна со знанием им же написанных инструкций, никто не слушает.
Многие засыпают. Дим тоже борется со сном. Он открывает глаза - дежурка пуста. Сломя голову, он летит домой, где в продавленной долгими месяцами лежания постели, мама. Он влетает на второй этаж, перепрыгивая через две ступеньки, распахивает дверь и врывается в мамину комнату.
- Сыночка моя...
- Здравствуй, мама, солнышко мое рыжее.
- Что, на улице снег? - спрашивает мама почему-то мужским голосом.
- Холодрыга, - успевает ответить ей Дим.
- Да очнись ты наконец! - Взводный теребит его за рукав. - Звонили из дому. Просили тебя не задерживать. Топай. Без тебя обойдутся.