Ах, как она любила его! Припадала жадно к прохладным губам, пробегала нетерпеливыми пальцами по отливающей антрацитом коже, обвивала длинную спину гибкими руками, прижимая к себе всё сильней и сильней. Ненасытным был он, её нубийский бог.
Туччия* невольно опустила веки, объятая волной сладкого томления. Но тут же одёрнула сама себя, настраиваясь на волну реальности: отношения их были обречены с самого начала. Да и она сама могла оказаться обречённой... На погибель! Если бы кто-то узнал и донёс... Последняя мысль напрочь стёрла улыбку: за подобные проступки казнили. Выводили за городские ворота и хоронили заживо во искупление великого греха.
Туччию отдали в весталки совсем ребёнком. Великий Понтифик взял за руку ничего не понимающую девочку и увёл от стоявшего с непроницаемым лицом отца и с трудом сдерживающей слёзы матери.
А вот Туччия заплакала. Но не тогда, а позже, когда остригли волосы, её роскошные каштановые кудри, которые совсем недавно любовно расчёсывала гребнем мама. Их сложили под старой бесплодной финиковой пальмой, и что с ними сталось потом, она не знала. Волосы, конечно, опять отросли. Туччию научили разделять их на шесть прядей и заплетать в косы, подобно римским невестам, ибо отныне была она одной из них - вечной невестой, чистой и непорочной. Весталкой...
В принципе, Туччие нравилась новая жизнь. А чему тут не нравиться? О ней заботились, кормили-поили, обували-одевали. Всё необходимое доставлялось по первому требованию, как и то, что необходимым вовсе не было.
Но и это не самое главное. Девочка знала как важно для римлян покровительство Весты. Стать её жрицей - что могло быть почётней? С упоением изучала она ритуалы, молитвы и традиции вестальских дев. Из неё получилась отменная ученица, на которую с одобрением поглядывала даже главная придира - Великая весталка.
Но несколько лет назад всё изменилось. Сначала внешность. Даже мешковатая, подпоясанная верёвкой пала не могла скрыть вызывающих выпуклостей, расцветших вдруг на совсем ещё недавно по-детски худощавом теле. В процессе этих перемен обнаружилось, что женская зрелость неотделима от малоприятного ежемесячного безобразия. Впрочем, приход этих дней Туччия чувствовала заранее и предусмотрительно запасалась повязкой, поддерживающей ненавистные прокладки.
Внешностью и физиологическими сюрпризами дело не закончилось. Туччия долго не могла понять, почему прежние развлечения стали вдруг не в радость; откуда взялись перепады в настроении, отравляющие существование ей и всем окружающим; отчего накатывало неясное томление, объяснения которому найти не удавалось.
Однажды в руки ей попали свитки, забытые кем-то в парке, прилегавшем к резиденции весталок. Истории, записанные на старом папирусе, заставили её задуматься: то, о чём рассказывал некий Волний, относилось к совсем другой жизни. Жизни, за которую вестальские девы молились. Жизни, которая была так интересна, и привлекательна, и... Недоступна! Вот в чём дело! Истории в свитках рассказывали о трагической любви. Или о войне, развязанной из-за неразделённой любви. Или о подвигах, совершённых, опять же, во имя любви. К женщине. Во всех этих занимательнейших историях присутствовали два полюса, две стихии - мужская и женская. А вот в её жизни... А в её собственной жизни ещё двадцать лет ей придётся довольствоваться... половиной. Да-да, ведь мир её десять лет назад грубо ополовинили, похитив из него то, без чего ни одна известная ей легенда или сказка невозможны. Как невозможно даже само олимпийское семейство! Да, у неё есть всё, необходимое для жизни... весталки, но не женщины. Поскольку рядом с любой женщиной должен присутствовать "он" - другой полюс, другая сторона света. "Он", без которого, похоже, счастье женское недостижимо. "Он", которого в её собственной жизни нет и, наверно, никогда уже не будет.
Мужчины... Особи, по непонятной причине представленные в её окружении только понтификами. Впрочем, чего ж тут непонятного: чтоб держать девиц от греха подальше! С жадностью всматривалась девушка в рисунки на амфорах с оливковым маслом или барельефы, украшавшие храмы, протянувшиеся вдоль Виа Сакры, изображения мужчин откуда изъять было невозможно, и вспоминала своих родителей. Она помнила, как розовели щёки матери, когда отец притягивал её к себе. Как он смотрел на неё, и в глазах обоих вспыхивали загадочные искорки.
Мужчины... Даже бесполые понтифики из безликих особей с широкими плечами и грубыми голосами превратились вдруг в нечто совсем иное. А какие они, мужчины, в настоящей жизни? Сквозь умышленно оставленную щель меж шторок носилок, Туччия с любопытством рассматривала горожан, склонившихся в почтительном поклоне. Она видела коротко остриженные затылки и сильные плечи, продолжаемые точёной трапецией спины. Те, что помоложе и посмелее, бросали порой любопытный взгляд на ту, что отвергла мирские утехи во имя служения Весте. Она смело встречала те взгляды, с жадностью впитывая восхищение, вспыхнувшее в дерзких глазах, сама заражаясь при этом приятным волнением. Новыми глазами смотрела она также и на статуи божеств, созданных по образу и подобию земных созданий, которых в её собственной жизни нет и не будет. Зачитывалась историями в свитках, которых обнаружилось огромное количество в царской библиотеке, вход куда весталкам был дозволен. Так и продолжалось, пока не случилось нечто, перевернувшее всю её жизнь вверх ногами.
Она тогда ехала на колеснице, решая где купить фрукты к обеду по особому поводу. Точнее, к одному из "обедов по особому поводу", поскольку поводов последнее время находилось немало.
Когда свергли Тарквиния Гордого, Великая весталка собрала жриц у священного огня и объявила нарочито бесстрастным голосом:
- Всё. Последний этрусский царь изгнан из Рима. Что это означает для нас? - женщина скорбно поджала губы. - Жизнь покажет. Будем Весту молить о защите. Народное собрание, римская республика... Как можно?! Без царя?! Что эти мальчишки себе думают?!
Великая весталка замолчала, справляясь с неподобающими чину эмоциями.
- Юний Брут и Тарквиний Коллатин стали первыми консулами республики. С ними нам и придётся ладить. Что ж, они тоже римляне. Неужто откажутся поддерживать хранительницу всего святого Весту и её послушниц?
В голосе её звучала надежда. Опасения и впрямь оказались напрасными. Великую весталку пригласили на аудиенцию с новой властью уже на следующий день. Вернулась она оттуда в совсем другом настроении, в сопровождении рабов, нагруженных щедрыми дарами: новые правители ожидали от Весты поддержки и покровительства. А кто, если не весталки, помогут им в этом? И пошла череда бесконечных празднований! Великая весталка хоть и ворчала, но противиться не смела - новая власть была скора на расправу. С ней стоило поддерживать дружеские отношения.
Политическая карусель выпала именно на ту пору в жизни Туччии, когда внутри её самой происходила революция: детство ушло, и на смену пришла юность, принеся с собой мысли и чувства, места которым в жизни весталки не находилось. Будучи не в состоянии выплеснуть бушующую энергию подобно обычным подросткам, Туччия обнаружила для себя отдушину, в спокойное время совершенно неуместную для жрицы. Но когда царства рушатся и головы летят - кому дело до какой-то весталки, вздумавшей сменить тоскливую палу на туалеты, подобные тем, в которые рядятся знатные горожанки, а также дамы совсем другого пошиба? Те, которых Туччие довелось однажды рассмотреть как следует у Циркус Максимус.
О месте этом девушка узнала из подслушанного как-то разговора. Горожане беседовали о гонках, лошадях и... женщинах. Разговаривая, они посмеивались, и смех этот показался девушке одновременно омерзительным и волнующим. И вот во время одной из прогулок по городу она дала указание рабам отвезти её к рынку, раскинутому у Циркус Максимус.
- А что? - огромные её глаза цвета спелой вишни невинно взирали на ликтора. - Таких сластей, как там, больше нигде не найти! - соврала она для пущей убедительности.
Циркус Максимус оказался не просто огромной игровой площадкой, а самым настоящим средоточием всего того, чем жили римляне. Картины жизни, не причёсанной, как в храме, а реальной, пахучей, многокрасочной, кричащей во всю глотку, раскрывались, как по волшебству, одна за другой через приоткрытые шторки носилок. Гул, стоявший над стадионом, выплёскивал за его пределы, достигая ушей юной жрицы, жадно вбирающей в себя новые ощущения, запахи, звуки.
Гонки, видимо, только что закончились, и разгорячённая толпа валила наружу, сразу же атакованная назойливыми торговцами всяческими лакомствами, безделушками, украшениями. Наглые зазывалы предлагали отведать всевозможных снедей и самых хмельных вин; а также... женщин, призывно улыбавшихся с пяточка, облюбованного ими в тени старого дерева. Их вид потряс невинную девушку: всё то, что она сама тщетно пыталась скрыть под смиренной палой, было выставлено напоказ, едва прикрытое обильными ожерельями и почти не существующими тканями. Лица их чернели насурьмленными бровями, алели накрашенными губами, а причёски - ах, вот когда Туччия вспомнила свои непокорные кудри, остриженные десять лет назад под засохшей пальмой!
Впрочем, ликтор тут же развернул колесницу, увлекая девицу прочь от такого непотребства, ворча себе под нос: "Лупы**!" Туччие так и не удалось выяснить, кто были те женщины, одетые столь вызывающе и... притягательно в то же самое время! Оставшись наедине с собой, юная весталка освободилась от бесформенных одежд, с любопытством изучая собственное тело и представляя, как бы оно выглядело, покрытое скупыми лоскутами невесомых тканей и каскадом многоцветного бисера, не прячущего ничего от бесстыдных взглядов!
Да, Туччия по-прежнему прятала себя в палу, отправляя обряды, связанные со служением Весте. Но всякий раз завершив это нудное занятие, с радостью избавлялась от опостылевшей робы. Великая весталка недовольно косилась на юную красавицу, выезжающую на прогулки в немыслимых для весталки туалетах. Косилась, но ничего не говорила - дело своё Туччия знала, придраться было не к чему. Ну а то, что модничать вздумала - так это от молодости. "Пусть порезвится, пока не надоест", - думала немолодая уже женщина, посвятившая всю свою жизнь служению Весте.
К тому судьбоносному выезду Туччия готовилась особенно тщательно - будто чувствовала, что произойдёт сегодня что-то из ряда вон выходящее. Она вдохновенно чернила и без того смоляные брови, румянила и так полнокровные губы, украшала волосы золотой диадемой с большим рубином в центре, выбирала самую тонкую тунику, подпоясав её под грудью широким поясом, так выгодно подчёркивающим стройность стана.
Тогда-то и встретила она его, её нубийского бога, неутомимого любовника, кусхского Апедемака с шестого порога Нила. И если не было у него головы льва, то сердце и темперамент совершенно определённо достались в наследство от благородного животного, ставшего символом древнего народа!
Увидела она его через обычную щель меж занавесок - своего рода окно в мир, закрытый для неё.
Мужчина был полностью нагим. Туччия ойкнула и невольно зажмурилась, в шоке от увиденного. А затем осторожно открыла сначала один, потом другой глаз, с жадным любопытством изучая необычное зрелище. Даже лишённый всяческих покровов - или именно поэтому? - был он невероятно хорош собой. Бритая голова гордо возвышалась над широкими плечами, украшенными полушариями мышц атлета. Подобные же полушария - или, скорее, диски - покрывали грудь и стройный торс. Взгляд Туччии продолжал скользить вниз. Так вот оно, то, без чего любовь между мужчиной и женщиной остаётся неполной; то, что делает их единым целым; то, что... не должно обозревать весталкам, ведь горячая волна, прошедшая по низу живота, уже сама по себе казалась непристойной.
Нагим же мужчина был потому, что осуждённому на смерть покровы ни к чему - да, на казнь вели его легионеры в сопровождении улюлюкающей толпы.
Вдруг мерный и зловещий гул прорезал чей-то вопль:
- Спасён! Блажен будет тот, на чьём пути встретится жрица богини Весты! Спасён и свободен!
Колесница остановилась. "Это же они обо мне говорят! - вдруг осознала Туччия. - Это же встреча... со мной спасёт его от смерти!" Трепеща от волнения, она решительно отдёрнула шторку.
Иссиня чёрные глаза метнулись, заметив движение, точёные губы дрогнули, приоткрывшись в возгласе восхищения, тонкие ноздри втянули с силой воздух - неужто почуял он запах благовоний, которыми умастила она кожу перед выездом?
Краска стыда прилила к упругим щекам, и Туччия задёрнула занавеску, прячась от пронзительного взгляда. Да и колесница тронулась с места по указу возмущённого ликтора.
Он нашёл её тем же вечером. И... ах, она даже не пыталась противиться прохладным губам, заставившим всё её тело трепетать от непонятного волнения; сильным рукам, обнимавшим её с дикой страстью; неуёмным чреслам, принесшим сначала боль, а потом усладу, подобной которой она не могла даже представить.
Он был богатым торговцем из далёкого Мерое, которого один из патрициев, недовольных сделкой, обвинил в шпионаже.
Времена были смутные, и до суда дело не дошло. Не миновать бы бедняге жестокой расправы, не встреть он на пути весталку.
И хоть знал, что неприкосновенны жрицы богини, не смог противиться страсти, объявшей его при первом взгляде на прекрасное создание, чей взгляд манил, дразнил, обещал.
- Теперь и умереть не страшно, - выдохнул он, разомкнув объятия первого соития. И вновь прильнул к ищущим его ласк губам любимой...
Туччия выдохнула: всё, довольно воспоминаний!
Несколько недель прошло с тех пор. Сегодняшнее свидание было последним. Во всяком случае, до следующего приезда. А тот не задержится, уверял он! Сейчас же ему пора возвращаться домой. Он звал её бежать с ним! Но она не может; не имеет права. И без того грех её так велик, что не замолить его перед богиней. Больше всего Туччия боялась, что вернувшись с очередного свидания, обнаружит священный огонь потухшим - ведь именно это происходит, если одна из жриц наблудит! Во всяком случае, так её учили.
"Что ж, видно, не так уж Веста и недовольна, - пожимала плечами девушка, приближаясь к бассейну, в который собиралась погрузиться, смывая с себя следы любви. - В конце, концов, она ведь тоже женщина, - продолжала рассуждать юная жрица. - Может, и у неё есть свой возлюбленный среди богов или полубогов? А, может, она и простыми смертными не брезгует?"
Вдруг неведомая сила рванула её в тень смоковницы; тяжёлый дух вина и чеснока вторгся в припухший от недавних лобзаний рот насильственным поцелуем. Она даже звука не в состоянии была издать. Только открыла широко глаза, стараясь рассмотреть черты лица, смазанные опустившейся тьмой. Каково же было её изумление, когда в обидчике она узнала одного из понтификов.
Он давно обращал на неё внимание, которое казалось излишним и неуместным. Мерзко лоснились маленькие глазки, расплывался в жирной улыбке слишком чувственный для мужчины рот, а толстые пальцы так и норовили прижаться к её бедру при всяком возможном случае. Потом он, конечно, рассыпался в извинениях - мол, стар стал, неустойчив на ногах. А глаза говорили другое: нарочно это он, нарочно! И вот эти самые жирные пальцы лезли теперь бесстыдно под короткую тунику, тянули вверх его собственную тогу ...
Туччия горько усмехнулась: вот похабник, врасплох хотел её застать. Только нет, не дождётся! Резкий взлёт бедра - и гнусный старик застонал, согнувшись вдвое. Но цепкая рука ухватила тунику, не позволяя девушке умчаться прочь, в то время как мерзкий рот извергал слова, одно тяжелее другого:
- Смирись и покорись неизбежному, не то все узнают, что ты - блудница, падшая женщина, осквернительница алтаря Весты!
Остановилась Туччия, обвела понтифика презрительным взглядом с головы до ног и процедила сквозь зубы:
- Да лучше смерть! Чем с тобой...
Развернулась и ушла.
Той ночью ей не спалось. Что же теперь будет?! Он следил за ней. Да, следил! И ждал своего момента. А теперь угрожает разоблачением... Смертью угрожает, страшной смертью. Ах, о чём она только думала? На что надеялась? Что никто не заметит? Так ведь и обошлось бы, если бы не этот похотливый старик! Она брезгливо передёрнула плечами и села в постели. Нужно просить у богини прощения!
Священный огонь завораживал, лишал дара речи. Что сказать богине? Как оправдать страшный грех?
"Попробую!" - отважилась девушка и начала, с трудом ворочая пересохшим от волнения языком:
- Великая богиня, припадаю к твоим стопам и молю о пощаде!
Огонь продолжал гореть по-прежнему.
"Не услышала меня богиня... Или не хочет помочь? Но ведь она и сама женщина!" - и Туччия взмолилась:
- Да как же ты понять не можешь? Влюбилась я, понимаешь? Влюбилась! Обет целомудрия не я на себя наложила: за меня всё решили! Но мир-то наш полон страстей человеческих! И... не удержалась я. Так прости и помоги! Сотвори чудо! Что тебе, трудно, что ли? Я люблю его, понимаешь? Люблю! Я жизнь за него отдать готова, если понадобится! - тут она замолчала, осознав, что последние слова были излишне драматичны и, м-м, не совсем искренни. "Может, и не отдать, но кто ж попросит? - продолжила она свой монолог, но уже мысленно. - А вот она и попросит! И не подавится!" - Туччия вдруг почувствовала озлобление, что было уж совсем неподобающим чувством.
"Ну и ладно, - сузив глаза, думала она, глядя на равнодушный огонь. - Без тебя обойдёмся!"
Похоже, молитва забрала у неё остаток сил, и вернувшись в опочивальню, девушка сразу же заснула.
Проснулась она на следующее утро хорошо отдохнувшей и морально готовой к схватке не на жизнь, а на смерть.
Солнце слепило, отражаясь от белого мрамора дворика и голубоватой воды бассейна. А Туччия сидела, прячась в тени олив от его обжигающих лучей, и лихорадочно соображала, где искать защиты. Храмы Юпитера-громовержца, жестокого хранителя времени Сатурна и непорочной охотницы Дианы были прямо здесь, рукой подать, только не дождаться ей защиты от этих божеств. Туран***... Вот кто поможет - Туран, богиня любви! Но как добиться её покровительства? "А! Куплю лебедя - да выпущу на волю! И попрошу о помощи. Решено!"
Сборы были недолгими. Вскоре колесница, внутри которой скрывалась юная грешница, затряслась по плитам Виа Сакры.
Народу на рынке было немного: солнце стояло в зените, и все, кто мог, уже укрылись от его беспощадных лучей в стенах своих жилищ. Даже торговцы начали сворачивать товары.
Туччия крутила головой в поисках торговца живностью, но никак не могла найти. Вдруг внимание её привлекла изумительной красоты ваза, сияющая в солнечных лучах. А рядом... Словно подвешенные в воздухе, трепетали шелковистыми хвостами и плавниками экзотические рыбки! Только приблизившись, девушка поняла, что находились они внутри сосуда, который был настолько тонок и прозрачен, что издали его можно было и не заметить.
- Что это?! - изумлённая, спросила она торговца, ссохшегося старичка с жиденькой серебристой бородкой и не по возрасту яркими глазами, рядом с которым примостился на земле кудрявый отрок с лицом купидона.
- О чём спрашиваешь, жрица Весты? - уточнил торговец с улыбкой.
- Что за сосуд такой дивный? Никогда ничего подобного не видела!
Старик довольно расхохотался.
- И не увидишь: только я владею секретом изготовления стекла прозрачным, как родниковая вода****!
- Хм... Стекло, говоришь, - Туччия задумалась. - У тебя ещё такие вазы найдутся?
- Конечно, найдутся. А если нужно, новые сделаю!
- Договорились! Поехали к тебе домой... Да-да, и не возражай, - это уже было сказано неодобрительно качавшему головой ликтору. И через несколько минут колесница, отяжелевшая от дополнительного пассажира и ведомая недовольным ликтором, катила в направлении посёлка ремесленников. Следом бежал отрок, приходившийся старику внуком.
...Дознание было долгим и унизительным. Понтифик знал, что наговора достаточно, чтобы подвергнуть весталку, обвинённую в нарушении обета целомудрия, суду. Вот он и старался, не жалея красок.
"Какое счастье, что милый мой далёко, не дотянуться вам до него", - злорадствовала Туччия, отрицая все до единого обвинения. Рассказывать о том, как этот мерзавец атаковал её, она не стала - не поверят.
Девушка не боялась: богиня любви услышала её молитвы и не даст в обиду одну из своих дочерей!
Когда не стало больше сил терпеть ту грязь, что лил на неё обвинитель, Туччия перебила его на полуслове:
- Врёт он! Сама Веста тому свидетелем! Не позволит она наказать невинную! Сотворит чудо неслыханное, чтоб защитить опороченную деву! - и направилась к храму богини, сопровождаемая судейской коллегией.
- О Великая Веста, хранительница семейного очага! - взмолилась она, пав на колени перед священным огнём. - Защити одну из твоих жриц, подло оклеветанную! Не допусти незаслуженной расправы: яви чудо! Помоги принести воды в решете из Тибра, не пролив ни капли! Пусть чудо, дарованное тобой, докажет мою невинность, о великая Веста!
Жар исходил от алого пламени, но ярче пламени горели щёки Туччии, ибо знала она, что просит богиню о невозможном.
Затем юная весталка пошла на хозяйский двор, подняло увесистое глиняное решето и плеснула в него зачёрпнутой из гидрии воды - та протекла сквозь отверстия на дне, окропив сухие мраморные плиты.
- Видели? А теперь смотрите... Кто со мной? - бросила девушка через плечо и, придерживая решето плечом, зашагала к Тибру. Прежде чем войти в воду, она воздела глаза к небу и вознесла ещё раз молитву, на сей раз беззвучно шевеля губами.
Понтифики и Великая Весталка напряжённо наблюдали за происходящим: уж больно та уверена в себе. Неужто и впрямь невинна?
А Туччия всё шла, глубже и глубже. Вот уже скорые струи Тибра обнимают бёдра, волнуется на волнах белая ткань палы.
Опустила девушка решето в воду и тут же попыталась поднять. Только ей не удалось. Зрители на берегу переглянулись: неужели и в самом деле отяжелело решето оттого, что воду в себе держит?! А Туччия тем временем присела и рывком подняла видимо тяжёлое решето... превратившееся, похоже, в сосуд! Вот она идёт к берегу, покачиваясь от несомой тяжести. Струи воды стекают на песок, только не из решета они, а просто река отпускает заложницу и забирает назад то, что принадлежит только ей.
Безмолвно двигалась назад процессия, отказываясь верить увиденному, но не в состоянии отрицать очевидное.
Вот и храм Весты.
Слегка запыхавшаяся, Туччия победно глянула на судей, затем ловким движением перенесла решето в объятия и вылила под корни олив принесенную с Тибра воду.
- Вот. Как и обещала, - промолвила она, строго поджав губы.
- Чудо, чудо свершилось! Богиня Веста оправдала оклеветанную весталку! Чудо, великое чудо! Воду принесла в решете из Тибра! - непонятно откуда взявшийся кудрявый отрок с лицом купидона выхватил из рук изумлённой девушки сито и умчался прочь, продолжая вопить во всю глотку о неслыханном чуде.
За ним чуть погодя снарядили погоню, да так и не смогли найти: как сквозь землю тот провалился.
Впрочем, намного важнее было то, что только что увидела вся судейская коллегия.
- А где же клеветник? - первой опомнилась Великая весталка. - Пусть по закону ответит за навет!
Только и того дух простыл! Так и не смогли разыскать. Да и не мудрено, что постарался он запрятаться куда подальше. Ведь лютой смертью был бы наказан за поклёп!
Обвинение с Туччии было снято полностью. Правда, Великая весталка посоветовала ей одеваться поскромнее да держаться от греха подальше. Произнося напутствие, смотрела она, казалось, в самое сердце девушки, словно зная обо всём, но предпочитая держать свои соображения в тайне...
...Посёлок ремесленников выглядел достаточно убого, поэтому вид заднего двора жилья седобородого мастера и его внука оказался приятным сюрпризом. Белый, словно вымытый песок возвышался горой в самом центре и был непохож на тот, что покрывал берега Тибра. В глубине двора под деревянным навесом виднелась печь, окружённая многочисленными лавками. А на них - чего там только не было! Стекло, керамика, домашняя утварь. Всё блестело, сияло, просилось в руки: купи меня!
- Так ты, говоришь, можешь всё что угодно из прозрачного стекла сделать? - уточняя, спросила девушка старика.
- Ну-у, - засмеялся тот смущённо. - Всё что угодно, пожалуй, не смогу.
- А тарелку - сможешь?
- Тарелку... Не знаю, не пробовал. А вот вазу запросто. Только зачем тебе она из такого стекла? Цветное-то куда красивше будет!
Туччия быстро оглянулась и, убедившись, что ликтор остался на улице охранять колесницу, вытащила из складок палы мешочек с золотом и продолжила:
- Вот тебе плата за помощь и - молчание. Обещаешь?
Старик с изумлением глядел на предложенное вознаграждение.
- Да пообещать-то я могу. Только какой помощи ты ищешь, красавица?
Девушка довольно кивнула головой и взяла в руки керамическое решето.
- У тебя таких много. Я куплю два. Одно из них, правда, дополнительной работы потребует.
Старик внимал каждому слову, по-прежнему не зная, чего от него хотят.
- Мне нужно, чтоб ты дно покрыл своим стеклом. Да так тонко, чтоб и не заметить! И чтоб воду потом в нём носить можно было.
Старик посмотрел на мешок золота, потом на девушку.
- И это всё?
Туччия задумалась.
- Нет, не всё. Кое о чём и внука твоего попросить придётся. Он воды не боится? - и она рассказала старому мастеру о только что придуманном мошенничестве.
...Легенда о Туччии и её волшебном решете пережила и её саму, и Древний Рим. Дожила и до наших времён, запечатлённая во многих произведениях искусства, сотворённых художниками и поэтами, вдохновлёнными красивой легендой о юной весталке и богине Весте, свершившей чудо, сохранившее жизнь и честь неправедно оговоренной жрицы священного огня.
Что же касается предложенной мной версии, совсем иначе толкующей давние события - тому виной моя практичная натура, которая в волшебство не больно-то верит и каждое чудо пытается объяснить с позиций реализма. Удалось мне это или нет - решать тебе, дорогой читатель. А мне пора оставить Туччию с её решетом и вернуться к истории Древнего Рима. Поскольку была там ещё одна весталка, чья судьба меня тронула и о которой я обязательно расскажу в следующей новелле.
*Согласно некоторым источникам, Туччия, римская весталка, жила в 5-6 веке до нашей эры.
**Лупа - в переводе "волчица". Так называли в Древнем Риме одну из категорий женщин лёгкого поведения.
***Туран - этрусская богиня любви и жизни, аналогичная Венере, пришедшей вскоре ей на смену. Нередко изображалась в окружении пантер и лебедей с веткой в руке.
****Изготовление прозрачного стекла стало широко распространённым в Римской империи позже, в 1 веке до нашей эры.