Мы никогда не были вместе и уже никогда не будем. Она не знала меня, я не знал её, но Она умирала на моих руках. Странно...
Что могло с ней случиться? Понятия не имею, но она задыхалась на моих руках, истекала кровью и смотрела в мои глаза. Пристально смотрела, и я отчётливо видел, как из её бархатных глаз уходит Душа, тихо плача.
Сделать я ничего не мог, я вообще редко что-нибудь делаю: ненавижу действие. Да, хожу, пью, ем, но ничего более... В таких ситуациях я теряюсь.
Агония, казалось, длилась бесконечно, Её руки судорожно сжимались и разжимались, глаза вылезали из орбит, слюна с кровью извергалась из распахнутого рта. А мимо проходили люди. Кто-то плевался, кто-то пинал меня, кто-то бормотал что-то нецензурное, кто-то прямо в лицо обзывал пьянью, кто-то предлагал выпить (закурить), кто-то, подняв воротник, проходил, ускорив шаг. Все шли мимо, всем было наплевать, а Она умирала на моих руках.
Как я оказался здесь? Зачем? Просто вышел за хлебом. Дома меня ждёт... Кто? Не помню, может быть и никто... Может быть в этом мире нет никого, кроме Неё на моих руках. А Она продолжала умирать. Казалось, что Время решило остановиться в вечном страдании. Может быть я в Аду?
Начался дождь, резко похолодало. Что-то нужно было делать. Я попытался встать - получилось с третьего раза; она тихо стонала каждый раз, когда я, скользя в жидком месиве одной из национальных бед, падал навзничь, я умолял её потерпеть.
Дождь хлестал по лицу - он усиливался с каждой секундой, на какое-то мгновение мне показалось, что я несу камень, окровавленный камень, может так оно и было на самом деле? Идти, в любом случае, становилось труднее...
Я вышел на асфальтовое тело трассы, мне было плевать на светофоры, на свою жизнь, на мат, летящий из открытых окошек машин - Она умирала на моих руках, если уже не умерла (последнюю мысль я отгонял, что было сил и продолжал идти. Куда?).
Дождь закончился также резко, как и начался, но по-зимнему холодный ветер пробирал до костей. Сойдя на обочину, я осторожно положил её на мокрую от небесных слёз траву, блестящую в сумерках фонарного света, сняв с себя "кожанку", набросил на хрупкое, цепляющееся за жизнь тело и снова поднял на руки...
Кто я, кто Она, где мы, а главное, зачем?.. На эти вопросы единственным ответом было едва различимое, со свистом вырывающееся из полураскрытых губ дыхание... Впереди показались контуры какого-то здания. По мере приближения всё чётче был виден царапающий небо спасительный замок Больницы... Я ускорил шаг.
Всё было бесполезно. Я сбил до крови кулаки о железные двери (какие-то твари обрезали звонок), сорвал глотку, взывая к совести, состраданию, профессиональному долгу, наконец, мессий на Земле, но только Тишина была мне ответом. Мёртвая, злая Тишина.
А на крыльце вдруг вспыхнуло ослепительно яркое пламя. Я прикрыл глаза рукой и смог различить в огне расправляющую крылья фигуру. Это был Ангел, Ангел с Её лицом и Она улыбалась мне, будто благодаря... Когда Она протянула мне руку, я, не думая ни секунды, шагнул к ней...
***
"Бедный мальчик! Как же его... А что теперь матери скажут? Есть ведь, наверное, мать-то... А за углом помидоры по рупь пятьдесят килограмм... А я по два взяла в магазине. Вот дура старая!"
Парень лежал, раскинув руки, лицо обгорело до неузнаваемости, единственное, что можно было различить - жуткая улыбка и глаза с добротой и спокойствием распахнутые в Небо... В паре метров лежал измазанный грязью пакет с размокшим хлебом.
Вечером была гроза. Она началась так неожиданно, что многие не успели дойти до дома, как и этот несчастный. Молния ударила его прямо в лицо...