Хочу поведать вам одну историю, случившуюся со мной еще до войны, лет тридцать назад в одном из глухих таежных уголков Тюменского края. Было мне тогда, как сейчас помню, лет чуть за двадцать, работал я в областном центре на заводе помощником слесаря, но родился и вырос в небольшом поселке Вагай, недалеко от Тюмени. С детства любил ходить с отцом на утиную охоту, позже на кабана и лося. Ну а как в город перебрался учиться, так и забросил это дело. Время тяжелое было, не до охоты, страна на ноги вставала, да не о том сейчас речь.
Так вот, шофером у нас на заводе Толик был, фамилии уж не помню. Веселый такой парнишка, задорный. Возрастом чуть постарше меня. Весельчак, балагур, свой, в общем, в доску парень. Ну, и прознал как-то, Толька, что случалось мне с отцом и на птицу и на зверя хаживать с двухстволочкой, а сам он, как оказалось, охоту тоже страсть как любил. Подходит ко мне как-то в курилке и говорит:
- А давай-ка, Санек, мы с тобой за Тавду на охоту махнем, время сейчас само то, уток пострелять, да и места хорошие мне наперечет там все известны. У меня в тех краях брательник двоюродный, Васька живет. Он и проведет и покажет все.
- А как же мы с тобой, Толя, на охоту поедем, - я ему говорю, - когда у нас каждый трудодень на счету, да и Степаныч не отпустит - так мы мастера нашего звали.
- Не боись, - кричит он мне, - со мной не пропадешь! - и весело так подмигивает.
В общем, суть да дело, пробил он через недельку путевку нам в те края, что-то надо было погрузить, что-то привезти - сроку - четыре дня и поехали на ЗИЛке его. А всей охотничьей амуницией Толик на месте обещал снабдить.
Места скажу я вам там совсем непролазные. В райцентре еще ничего, а вот в Елани, это так деревушка называлась, где брат Толькин жил вообще глушь. Ну, за день мы свои дела уладили и махнули в ту Елань, еле пробились, как раз дожди осенние начались, то да се. В общем, к вечеру добрались. Места конечно природой богаты, тут сказать нечего. Красотища. А вот за Еланью как раз тайга самая настоящая и начиналась, глухомань страшная.
Приехали мы, как я и сказал к вечеру. Васькин дом с краю деревушки стоял. Васька нас встретил, самогон на стол поставил, картошки, капусты квашенной, в общем, все как положено. Он вообще парень нормальный, под стать брату, только вот темный какой-то, одно слово - деревенщина.
В общем, сели, выпили, закусили, о том о сем посудачили, там и стемнело. Спать улеглись, а как проснулись, Васька нас ранехонько разбудил, двинули на охоту. Пока мы с Толькой спали, брат его уже и рюкзаки собрал, и пару двустволок раздобыл с патронами различных калибров, а сам с отцовским карабином времен гражданской двинул.
Через буреломы и сосняки вышли к лесному озеру. Там утку били до вечера, а затем немного разбрелись, грибов собрать, да лес поглядеть. Договорились, правда, далеко не заходить. Васька сразу предупредил, что места, мол, глухие, заблудиться запросто можно. И надо же такому случиться, что так оно и вышло. Вроде вот оно озеро и ребята рядом были, так нет же, занесла нелегкая не понять куда, не шороха ни звука, вокруг сосны, да буреломы. А тут как раз и темнеть начало.
Ну, думаю, вот не повезло. И ориентиров никаких, никак не разобрать, идти куда. Ладно, думаю, прямо пойду. С полчаса топал, уж совсем темно стало, как вышел в осинник топкий, так, что под сапогами захлюпало. Ага, прикидываю, раз чащоба отступила, значит, озеро где-то рядом, а уж от него на Елань дорогу враз найду. И точно, ветерочек такой легонький подул, а там и камыш зашумел.
Иду, смотрю, вроде как огонек показался. Тут обрадовался я несказанно! Видать, братья дома решили не ночевать, а развели костерок и сидят на бережку, меня дожидаются. Прибавил шагу, из-за осинок вышел на прогалинку у самого бережка и встал как вкопанный.
Горит костерок небольшой, над ним котелок слегка дымится, а вокруг трое мужиков расположились. Разлеглись на травушке вокруг костра и молча на него смотрят. Бородатые, в плащах длинных, таких, в фуражках.
Ну думаю, повезло мне, егеря заночевали на озере. Они-то уж точно обратную дорогу на Елань знают. Выхожу к ним с улыбкой виноватой и говорю, мужики мол, заплутал, подскажите мне, как дальше быть.
Тут они ко мне все разом обернулись, пристально так с прищуром посмотрели, долго смотрели, а затем один, тот, что с бородкой поменьше и говорит:
- А кто ты мил человек, будешь-то, взялся-то откуда?
Ну, я ему, так мол, и так, сам с города, а сюда на Тавду по путевке заводской, за лесозаготовками, заодно и поохотиться собрались, у Васьки Шмыглова остановились, да вот заблудился немного.
- Бывает, - говорит мне с бородкой, а те двое, вроде как подниматься начали, да этот их, вроде как взглядом остановил, - Ты, говорит, садись с нами, отведай с котелка, куда в ночь в чащу лезть?
- А вы, кто, люди добрые сами будете? - спрашиваю, хотя и так ясно все.
- А мы, егеря местные, нас тут все знают, - с бородкой ответил, а те вроде как заулыбались.
Стою я и думаю, может и правда, заночую с егерями, а завтра с ними же и к поселку выйду. Да и есть хочется, а тут и ужин готов. Глянул я на котелок.
И тут меня пробрало. Я той минуты в жизни не забуду. Сколько живу, а как вспомню об этом, сразу мурашки по коже. Хворост-то в костре не потрескивал! Безмолвно костерок так горел! Вообще без звука! Но не бывает так!!! И пламя у него какое-то нехорошее было, прямое, как у свечки. А на бережку, как я говорил, ветерок гулял. Должен был он огонек трепыхаться. Так нет же!
Я на егерей смотрю, а у самого мурашки по спине поползли. Вроде и не изменилось ничего, да только взгляд у этой троицы стал, как бы это сказать, пронзительный, злой какой-то. Как будто ждут чего. И тут только подметил - лица-то у всех неподвижные, из воска, как будто вылепленные.
Нехорошо мне стало. Да что нехорошо - страшно до жути. Я вообще-то парень идейный, комсомолец, передовик, мне и не положено вроде, однако тут я про Господа нашего вспомнил, а как вспомнил, один из троицы аж скалиться начал. Понял я тут, что пора уносить ноги отсюда подобру-поздорову.
- Не, - говорю, - мужики. Не могу я тут ночевать, меня друзья недалече тут ждут, вы только путь мне к Елани подскажите, а там уж я сам.
А сам потихоньку к осинкам отходить начинаю, да рукой у пояса за приклад держусь. Смотрю, у того, что с бородкой, на лице досада появилась. Или показалось мне. Только ничего они делать не стали, лишь так сказали, вслед уже:
- Ты, парень бережка держись, до большой осинки дойдешь, там тропка есть. По ней левее забирай, выйдешь на Кузьмичеву Гать. И прямехонько по ней на Елань выйдешь...
Последнее слово мне уже в спину шипели. И побежал я так, как ни разу в жизни не бегал. Как в темноте не убился, сам не знаю. И на ту осину наткнулся, а там и впрямь тропа. Я по ней, вокруг темно, глаз выколи, тишина, жутко, от ужаса выть хочется. Кое-как сдержался, чтобы совсем в панику не удариться.
Чувствую, под ногами опять захлюпало, тиной потянуло. А тут и луна, наконец, немного выглянула - смотрю, так и есть, болото, а по ней гать проложена. А тропка дальше ведет, в сторону, в бурелом,
Остановился, я отдышался, соображать начал. Уж очень мне в гать эту лезть не хотелось. Сильно уж запах нехороший с болота шел. Не знаю, как объяснить, гнилой что ли. Да и советчики подозрение мне внушали серьезное. Плюнул я на все, и дальше по тропке двинул. И не зря.
Вышел я через некоторое время к тому месту, где еще днем с братьями к озеру пробирались. Отсюда и до Елани сориентировался, двинул прямиком, да на пол дороги Тольку с Васькой встретил. Они оказывается, факелов наделали и уже часа три, как меня разыскивали.
- Где, говорит, - был, охотничек, растудыть его! - Толька сразу на меня набросился.
А я уже успокоился немного, и вообще отступило.
- Да говорю, чертовщина какая-то. Заплутал немного, а там, на берегу, на егерей наткнулся, только странные они какие-то...
Договорить не успел, смотрю, после слов моих у Васьки глаза на лоб полезли. Дернул он меня за рукав, факел в лицо и как заорет в ухо:
- Егеря говоришь!? А случайно не трое их было!?
- Трое, - говорю.
- А вар они в котелке не варили!?
- Варили, - говорю, - только...
И опять не успел я закончить, как Васька заорет:
- Матерь божья, вернулись значит... Бежим отсюда!!!
Да таким голосом заорал, что мы с Толькой спорить не стали, а как до самой Елани за ним вприпрыжку. Уж и не помню, как добежали, только Васька псов из конуры выпустил, ворота закрыл и двери все позапирал, ставни на окнах захлопнул. После сел на лавку в угол и трясется. От страха аж зубами стучит.
- Да скажи те мне толком, что происходит!? - набросился на нас Толян, а я и сказать чего не знаю, на Ваську смотрю, а тот все трясется.
В общем, влили мы в него стакан самогона, затем другой. Тут его немного пробрало, отпустило, он и говорит:
- Ты, - говорит, - Сашка, с Проклятыми Егерями повстречался. Вот и весь сказ.
И снова трясется.
- Да говори ты толком! - брат его тормошить начал, рассердился.
А тот в ответ только одно:
- Упыри, они. Нелюди.
И все. Больше до утра мы из него ничего не вытянули. Так и сидел, боялся. А ближе к утру, собаки во дворе разлаялись, потом заскулили жалобно и вообще стихли. И чувствуем мы, что вокруг дома кружит кто, на крыльцо ступает - доски скрипят. Тут и Толяну нехорошо стало. Схватил он Васькин карабин, на дверь направил, и затвор передернул, а Васька только знамением все вокруг осеняет и трясется. В общем, так до утра и просидели. А утром обнаружили, что собаки исчезли. Бесследно. Вообще никаких следов нет.
Тут уж мы от Васьки не отстали, пока он нам все и не выложил. Дело это еще до революции случилось. Обитал в этих местах зажиточный кулак Коробейников. Много добра скопил, очень уж он был до денег жадный. Вскоре набралось у него монет царских добрый сундук. А дело уж все к смуте крестьянской шло. Вот и решил он до поры все это добро в лесу и припрятать. Взял однажды сундук, лопаты, двоих сыновей старших и ушел в лес.
А егерем значился в здешних местах некто Волков Родион. Склочный был мужик, нехороший. И по всему получилось так, что выследил он, как Коробейников с сыновьями золото прячет, да и порешил их с корешами своими, Федькой да Фролом, тоже кстати, егерями. Говорят, Коробейниковы страшной смертью умерли, да вот перед самой смертью, старший из них, отец, егерей и проклял, сказал, мол, что не будет им дороги домой и будут они то золото сторожить до Страшного Суда. Так и вышло. Из леса не Коробейниковы, ни Волков с подельниками не вышли. Как и что, никто из местных не знает, да только завелось с тех пор в окрестностях Озеро, а на бережку его Проклятые Егеря. Появлялось оно, когда хотело и где хотело, и кто на него выходил, тот домой уже не возвращался.
- В шестнадцатом году даже батюшка с Тобольской Епархии приезжал, все ходил тут, освящал. Вроде как после этого перестали люди пропадать. Потом революция грянула, красные, белые... Кстати и тех и у других в этих местах люди исчезали. А вот уже в середине двадцатых вроде как перестали Егеря народ беспокоить. Думали уж все, закончилось. Ан нет, поди ж ты...
- А меня, почему отпустили? - спрашиваю.
- Так откуда же мне знать? - Васька плечами пожал, - Может, думали на Гать тебя вывести, там и порешить. Неживые они, Егеря-то, кто их поймет. Только вот если бы ты по Гати пошел, точно бы сгинул, гиблое место.
В общем, вот и вся история. К обеду собрались мы с Толяном в обратный путь, Ваську потерянный ходил, все твердил, что раз двор его присутствием своим пометили, значит следующей ночью и за ним придут. Да только днем нам все это ночными страхами показалось. Выкурили по сигаретке и в Тюмень двинули.
Но знаете что, где-то уже по весне, ко мне Толик подошел и сообщил, что Васька в лесу без вести пропал. Люди его искали, да так и не нашли. Уж не знаю, Егеря это были или еще что, но со мной больше ничего потустороннего не происходило. Там и Великая Отечественная грянула. Воевали. Толика еще зимой сорок первого, под Москвой убило, а я вот до Берлина дошел и Рейхстаг брал.
Но верите или нет, сколько ужасов на войне повидал, всякое бывало, а вот как тогда страху на той поляне с Егерями натерпелся, такого даже на войне не было. Да и сейчас частенько в поту просыпаюсь, хотя и времени прошло, а все же. Такая вот история. Я рассказал, а верить или нет, ваше дело.