- Эй, не проходи мимо, тут все свои, - щедрая улыбка, внимательный прищур. - Степан, - назвался он и протянул руку.
- Спиридон, - ответил я, прийдя в себя от крепкого рукопожатия.
- Эк тебя назвали замысловато. Аж восемь букв. Из плена? - Я кивнул. - Как же тебя отпустили?
Встать не получилось, от боли потемнело в глазах, я откинулся на спину.
Высокий темный мужчина быстро - быстро заговорил сжатым ртом, что-то вроде: зыбылы пырысыты шшш.
- Без тебя видим, что его били, - услышал я мужской голос, но не увидел, мужчина был за моей головой.- У Фархата батрачил, у печки. Видите, дыры на спецодежде. Не перестаю удивляться, зачем Фархату рабы. Если безработных сколько. Завод стоит, работы нет,
- Там есть рабочие, - сказал я, решив, что бить не будут.
- Охрана. Если работают, то на себя, платят за аренду станков. Володька тоже что-то там точил.
Володька опять невнятно заговорил, я напрягся до головной боли, понял, что он советовал рабовладельцу выращивать клубнику, прибыли больше.
- Где трое, четвертый не помешает. Тепла особого нет, хоть гараж и считается отапливаемым, конструкцию двери надо менять, чтобы щелей не было, но некому. Холодрыга сегодня, ветер поднялся, - Степан задвинул засов на двери, я вздрогнул.
Но что-то подсказывало, я среди своих. Успокаивала картина Репина, не в бандитском вкусе. Они бы повесили женщину в стиле минимализма или так, в натуральном виде Полки с книгами по периметру стен успокоили окончательно.
- Роман, покажись новенькому. Зверь - самец, с секспроблемами, если использовать вульгаризмы, дурак озабоченный, в детстве слишком строго воспитывали
Передо мной встал мужчина со светлыми вьющимися волосами, похожий на Сергея Есенина.
- Уже знакомы. Не помнишь? - Я приподнялся.
- Ты чё, откуда? Я тебя раньше не встречал.
Во сне встречались, - подумал я и сказал:
- Со мной женщина, жена, неофициальная, неважно, Анфисой зовут.
- Она там, в поле, замерзла. Володька, бежим, - Степан повернул к выходу, нахлобучивая шапку - ушанку.
- Нет, нет, ее увезли в неизвестном направлении. Меня обманули, сказали, что сюда, я дурак, поверил.
- Любимую женщину оставили. В заложницах. И ее надо спасти. Нет? Не заложница? В любом случае там не убивают, только эксплуатируют, но, сам понимаешь, бывает, когда смерть предпочтительнее, - Степан голосом напомнил Щуку. - Как зовут бедолагу? Повтори, имя замысловатое.
- Анфиса.
- Семь букв.
- Никогда не подсчитывал, - удивился я.
- А надо бы, у кого больше букв в имени, тот и главнее. У тебя восемь, знак бесконечности.
Кстати, в имени Светлана восемь букв, бесконечность, что означает вечную любовь?
- Я тоже оттуда, обжигался, и рукавицы не спасали. - Роман показал руки в шрамах. - Был перелом, нога распухла, не мог ходить, только ползал, выкинули за ворота. Женщины выходили. Старушки тут добрые, богомольные. В рай хотят попасть. Я ведь сам добровольно сдался на такую работу. А куда деваться, приехал из Гусь - Бежимо, есть такая деревня, все сбегают. Места сказочные. Читал о хозяйке Медной горы? - я кивнул, мамуля мне читала сказки Бажова. - Была гора высокая, стала яма глубокая, вычерпали. Остались на всю деревню два мужика: я да дед, с лежанки не слезал. Знаешь, как я зарабатывал? Расскажи кто, сам бы не поверил. На лето к нам приезжала правнучка одной древней старухи, прикинь, из Парижа, - с этого места я стал внимательно слушать, - на лето, с детьми, старуха держала корову. Она на меня глаз положила.
- Корова? - засмеялся Владимир, умеет, если захочет, внятно говорить.
- У мужиков в Европе как? работа есть, и ничего больше не надо. С женщинами не трахаются. Она денег не жалела, всю деревню кормила. Кому лекарства, кому очки, опять же зубы вставить. Сбежал, решил трудом зарабатывать.
- Быбы шты хытылы?
- Цыц, - вмешался Степан, - о женщинах или хорошо или никак.
- Тут другая тема. Вот я, как вы знаете, Роман, и как мне быть с таким именем.
- Писать романы, - механически, думая о своем, сказал я.
- Спасибо. Сейчас пишут, кому не лень. Извини, Степа, я не о тебе, ты ж стараешься, преодолеваешь трудности, пиши, не жалко.
- Я бы тоже написал роман.
Роман с интересом посмотрел на меня.
- А ты знаешь, что главное в этом деле? Название.
- Название есть: "Одинокая воля". - Откуда выскочило, сам не понял.
Наступила пауза, никто не смеялся.
- Три "О", - подсчитал Степан, - третий глаз, отличное название, продай, а?
- Пока нет, но я подумаю.
Он не обиделся, налил горячий чай из термоса и бережно поставил рядом со мной, объясняя, что гараж принадлежит ему. Когда старший брат женился и родил детей (не уточнил, сколько, позже я узнал, что у брата одна дочь), в доме столпотворение, вот здесь и поселился. Потом брат построил дом, но Степан тут остался, затянуло. Там что, старые родители, а здесь народ, жизнь, здесь веселее.
Роман плеснул в чай чего-то с сильным запахом забродившего вина.
- Расскажу еще историю, из той же серии. В доме, где снимал у старухи угол, купила квартиру иностранка, урожденная россиянка. У них там недвижимость дорогая. Что творилось в этой нехорошей квартире, дом ночами не спал, вообще не спал, кроме иностранки, она отсыпалась днем. Ночами с кем-то там дралась, представь, хрупкое создание, а с ней дерется громила. Ходила с перевязанной головой, с рукой в гипсе, ничто не останавливало. Где она этих уголовников без документов находила, удивлялись даже в полиции. Хотя, казалось, чем их можно удивить. Жильцы решили на сходке поставлять ей проверенных мужчин. Обратились ко мне, но я отказался. Стали поставлять родственников, в основном непьющую молодежь спортивного вида. Она была довольна.
- Лыкыгылык.
- Само собой, алкашка.
- У них там как? - спросил Степан, ожидая ответа, но все молчали. - Никто там не был? Я тоже, но рассказывали. У них ты сам свою жизнь не должен защищать. Этим спецорганы занимаются. Интереса нет в такой жизни.
- А у нас шибко весело, обхохочешься. Спиридон, как тебе, а?
- Кому надо, тот бежит. Если держат рабов, бизнес так себе, и охрана так себе. А что, местные жители не рабы? Все такие, однотипные, - Степан почесал бороду и заговорил в другой интонации: - Я Фархату предлагал для рабов опознавательный знак, оранжевый. Евреев в войну помечали желтой звездой Давида. Родственник по материнской линии рассказывал, ему лет десять было, когда в их поселок на полтавщине вошли эсэсовцы. Соседи помогали евреям желтыми лоскутами. Он, то есть родственник, малец еще, вызвался сходить в соседнюю деревню, путь неблизкий, принес оранжевый шелк. Потом их согнали всех за колючую проволоку и ждали приезда палача.
- Ты че, Степа, у человека любимая в плену осталась. Другой истории нет у тебя? - возмутился Роман.
- Я и говорю, кому надо, бегут. Кто не сбегает, значит, им так лучше. Или подсели на наркоту. Тебе ничего не примешивали в еду?
- Не знаю, не думаю, Анфиса мало ела.
- Действует только на нормальных.
Но Степан погрозил Роману кулаком.
- Фархат сильно не принуждает. Не хотят проститутками, дело добровольное, берет посудомойками, некоторые в официантки выбиваются.
- Девочки на побегушках, - засмеялся Роман, - Побегушки - поблядушки. - Он откинулся на спинку кресла, прикрыл глаза, лицо разгладилось, точно Есенин молодой, и мечтательно заговорил: - У меня тоже любовь была, - "Дывыл", - проворчал Владимир, но Роман не обратил внимания, - Фигурка недоразвитая, лицо нормальное, розовое в веснушках, на мой вкус, перебирала с косметикой. А тут решила сделать подарок другу, то есть мне, на День защитника, пива выпили литра четыре на двоих, и я ее, короче, вся рубашка в крови, белая, я долго ее хранил.
- Что потом?
- Детективы стала писать. Подарила одну, на обложке труп мужчины, и на белой рубашке растеклось красное пятно.
- По Фрейду, убить тебя хотела. Чем-то не угодил.
- Тебе, Степка, виднее, Фрейда читаешь. Любовь была, а потом ненависть, как у всех. Где она теперь, не знаю. Путешествовать любила, смелая, ничего не боялась. - Я понимал его, сам любил. - Не кисни, Спиридон, найдем твою красавицу. А мы с Володькой уйдем ненадолго, поработать надо.
Степан пообещал сразу же заняться поисками Анфисы, по горячим следам. Он тут всех знает, поиски не займут много времени.
- Для согрева сейчас грелок позову - Он приоткрыл дверь, свистнул, явилась дворняга, рыжая с длинной густой шерстью. - Дружок, спокойный и деликатный. Положишь под бок, до утра проспишь и не замерзнешь. - Он снова приоткрыл дверь, свистнул, явился пес с негустой пегой шерстью, - Этого тоже бери, в ноги.
Заглянула старушка, сгорбленная, укутанная в пуховой платок, принесла миску с едой. Пожаловалась на ломоту в костях, Степан что-то советовал, но я не мог сосредоточиться, внутреннее напряжение нарастало, - Анфисе грозила смертельная опасность, а он вел праздные разговоры.
Понял, поблагодарил старушку за еду и сказал, что у нас проблемы, надо срочно решать. Старушка удалилась.
- План такой: едим, ты отдыхаешь, а я договорюсь встретиться вечером с нужным человеком.
Мы подкрепились теплой кашей с мясными обрезками. Нашлись косточки для собак. Пегий свернулся калачом в моих ногах, Дружок грел спину, а Степан ушел по моему делу.
Если бы не собаки рядом, я бы не выдержал одиночества.
Дурак, надеялся, что ее красоту не заметят, что внешность ее не зазывная. К ней надо приглядываться, особенно к глазам: на солнце темные радужки золотятся. А лицо, такой кожи не встречал еще, цвета белого мрамора как у скульптуры. Так прекрасна, что не решаюсь коснуться ее. Так и стоим: она смотрит на небо, а я замираю от восторга.
Я ведь спрашивал, что будет, если она понравится тому, кто сильнее меня. Спросил на всякий случай. Хотя нет, хотел удостовериться, что для нее не случаен, что мы вместе, одно целое. Она прижалась, засмеялась, стала срывать одежду. Что со мной делала, выдумщица. Кого изображала, не знаю, но явно не Орлеанскую деву.
Свету тоже об этом спрашивал, она сказала: "Дурачок ты, Спиря, есть любовь, а есть просто так перепихнуться, меня не убудет". Вроде логично, я согласился, но понадеялся, что ничего подобного не случится.
Вернулся довольный Степан. Все утряслось, нас ждут в одном доме, считай, что любимую вызволили, да еще помоемся в душе, чтобы людей не пугать. Но надо дождаться мужиков, бомжи рыскают, замок уже портили. Из чего я сделал вывод, что Степан себя бомжом не считал. И не комплексовал по поводу шести букв в имени.
Роман называл иногда его Степа, цифра меньше, но приятнее шестерки. Я бы на его месте предпочел полное имя, ведь Сократ тоже из шести букв.
Мужчины шумно ввалились в гараж, явно навеселе, выставили пиво в трехлитровой банке, предложили хлебнуть мне, но я отказался.
Втроем попытались меня поставить, но я падал, не мог выпрямить ноги, одна, правда, выпрямилась, но не хотела сгибаться. Пришли к выводу, что мне надо отлежаться, пусть пройдут кровоподтеки.
Что ж, поход к замечательному человеку, к женщине с красивым именем Клавдия из семи букв, пока отменяется.
Степан пил пиво, закусывал копченой рыбой и рассказывал, что познакомился с ней на заре перемен и с тех пор ни разу не разочаровался. По-женски глупа, но жалостлива, а, главное, не трепло. Обещает помочь, значит, поможет. Душ - это вещь, никогда не отказывает, только просит, чтобы вшами не заразили.
Перспектива душа меня сильно встревожила. Когда мы жили в башне, я купался в море, Анфиса принимала душ в пристрое, приспособленном под баню, с парилкой и бассейном. Намыливала себя, плескалась и что-то тихо напевала, но сквозь льющуюся воду слов не разобрать.
В баню меня с детства водила мамуля, потому что дома не было горячей воды. В городе и холодной воды не всегда хватает. Душевые кабины на первом этаже, но мамуля предпочитала помывочную с парилкой на втором этаже. Считала, что парилка вытягивает всю заразу. Почему раньше в деревне не было столько идиотов, сколько сейчас? Потому что парились.
Запихнуть одежду в голубой шкафчик, занятие не из простых, все вываливалось, как только мы отходили.
Помывочная представляла собой наполовину облицованные, наполовину побеленные, потные от насыщенного паром воздуха стены, ржавые трубы по всему периметру, скользкий неровный пол со сливом, забитым грязной мыльной пеной и волосами, и длинные ряды скамеек как в летнем кинотеатре, только вместо сцены открытые душевые. В парилку, как в будку киномеханика, надо подняться по деревянным ступеням.
За тазами была очередь, случались драки. Я с интересом наблюдал, как дерутся голые женщины на скользком полу. С мамулей ничего не боялся.
В орфографическом словаре русского языка Щука не нашел слова "помывочная" и предположил, что оно профессиональное, как, например, стропальщик или распространенное: стукач, от литературного "доносчик".
Этот день когда-то должен был наступить: женщины возмутились, что тут делает особь мужского пола. Мы с мамулей, чтобы не доводить до драки, пошли в душ. Вдвоем было тесно, она мыла сначала меня, а потом, когда я одетый ждал ее у выхода, мылась сама. Все бы ничего, но однажды меня отправили в баню с Егором. На второй этаж в мужское отделение он не захотел, а купил два билета в душевые кабины.
Я стоял голый на кафельном полу и с ужасом смотрел на трубы, боясь крутить краны. Сломаю, и кипяток фонтаном окатит меня. В конце концов замерз и решился наконец. Ничего не получилось: текла то холодная вода, то кипяток. Руки дрожали, краны до конца не закручивались, я оделся под брызги и сел у гардероба ожидать брата.
Страх с каждым посещением бани усиливался. Закрывшись в кабине, я включал воду, но одежду не снимал, ведь голый человек абсолютно беззащитен.
Позже, когда мы с Назаром увлеклись книгами о второй мировой войне, пришлось объяснять ему, почему такая огромная масса людей ждала смерти. Все равно убьют, почему бы не побороться. Но страх их парализовал.
Мамуля догадалась, что я не мылся, решила, от лени, и потребовала, чтобы Егор следил за мной. Он закрывал меня в кабине с внешней стороны, я жаловался мамуле, но она объясняла: для безопасности, потому что в душ ходят педофилы - совратители.
Владимир занял кресло - кровать, Роман лег на раскладушку, и вскоре они захрапели. Степан все рассказывал о Клавдии:
- Добрая и прямая, что думает, то и говорит, никак иначе, пытался отучить, бесполезно. Глаза вытаращит, смотрит на меня как на чудовище: коммунист открыт душой, он не должен ничего скрывать от других. Простая советская женщина. Наивная до смешного, но жалостливая и не трепло. Говорю ей, что кроме нее у меня не бывает женщин, представь, верит. Но с ней скучно, она на мелководье простых истин, а я люблю на глубине плавать. Пока не опасная, разве что для себя самой. Но дай ей власть, хотя бы в браке, бр-р-р, будет творить меня по своему образу и подобию, - пустая трата сил и моего времени. Зато пельмени стряпает, вкуснее не ел, ведь она из Сибири.
Я вспомнил перекошенные лицо мамули, по щекам текут слезы: "Я счастливая! Я счастливая! Я самая счастливая! - восторг с перцовой горечью.
Отец смеется и обнимает ее:
- Кто бы сомневался, если сама лепила. В следующий раз в пельмень клади перца поменьше.
Воспоминания отогнали сон, я тосковал по Анфисе, но дружный мужской храп успокаивал, все будет хорошо, и я уснул.