Мой троюродный брат Колька Егоров или Колька "тети Нюшин" так его звали в Юрово, чтобы отличить от других юровских Николаев. Мать Кольки умерла при родах, отец запил, и бабка с дедом решили усыновить внука. Так и стал он Колькатётинюшин. Кроме Кольки, у деда Ильи и бабы Ани, были еще две девки Валя и Надька "тети Нюшина", почему - то младшую дочь на деревне звали также как Кольку, хотя в деревне Надежда она была единственная, а Валентин, как собак не резанных.
На деревне пять Валентин. Больше было только Галин. Чтобы не перепутать Валентин называли либо по фамилии, либо по прозвищу. Самая старшая - Валя тети Нюшина, Валька Егорова, Валька 'Арбузиха' и Валька дяди Васина и самая младшая Валька "Пореиха".
Был еще Валька 'Акуля' здоровый парень с кулаками - кувалдами размером с детскую голову, но слабоватый на голову. В каждом классе сидел по два года к шестнадцати с трудом окончил четыре класса. Достоинством Акули было то, что он мог просидеть под водой дольше всех деревенских ребят и умел ловко ловить руками головлей и прочую рыбу в многочисленных корягах по берегу реки, часами не вылезая из речной воды. В армию не взяли из-за плоскостопия.
Валя тети Нюшина первая в деревне получила высшее образование, окончив Московский иняз. Пять лет после войны работала в посольстве СССР в Тегеране, а потом всю жизнь трудилась переводчицей в МИДе. Личного счастья так в жизни и не нашла, как и Валька "Пореиха", тоже с высшим образованием, прекрасными внешними данными, ангельским характером и кооперативной квартирой в Химках. Не родись красивой, а родись счастливой!
Валька Егорова получила в юности легкое ранение из пневматического ружья. Сын члена ЦК КПСС Пегова выстрелил через забор дома отдыха "Нагорное" в группу Юровских школьниц, ранив в плечо Вальку. В то время коммунист отчим Вальки работал в колхозе Председателем. Скандал замяли высокопоставленные московские большевики. В деревне так никогда и не узнали, как откупился отец несовершеннолетнего подонка. Валька вышла замуж за малахольного москвича, который летом, когда приезжали в Юрово с утра до вечера сидел на речке и ловил рыбу. Валька рассказывала подругам, что муж неделями мог не произнести с женой ни единого слова. Развод оказался неизбежен. Сын нелепо погиб под машиной на Машкинском шоссе.
Валька "Арбузиха" звезд с неба не хватала, вышла замуж за химкинского Валентина привела его в родительский дом. В деревне появилась своя счастливая пара Валентин и Валентина.
Дом Егоровых на берегу деревенского пруда, один из трех домов, что построил в деревне мой и Колькин прадед Осип Иванович Никифоров.
В первую очередь деревенский пруд предназначался, для целей противопожарной безопасности. Около пруда находился "пожарный сарай" с необходимым инвентарем (багры, ведра, шланги, лопаты, ломы). Главное оборудование "пожарного сарая" - ручная помпа, покрашенная в красный цвет.
Во - вторых пруд необходим летом для полива садов и огородов. Поливать огород-это обязанность подростков.
В - третьих из пруда поили лошадей, перед тем как поставить их в конюшню, чтобы накормить и дать возможность отдохнуть.
В - четвертых, в пруд в конце лета, начале осени, селяне закатывали, рассохшиеся за лето деревянные кадушки, перед закваской капусты и засолки огурцов. В кадушках большого размера разрешалось ребятишкам, лет до десяти, порезвиться на водной глади. Хозяева смотрели на эти шалости, сквозь пальцы и позволяли устраивать морские сражения, но чтоб без ущерба бочкам.
В - пятых пруд использовали для утренней рыбалки. В нем водились караси достаточно крупные, чтобы накормить не только кошку, но и нажарить целую сковородку добытчику рыбы.
К пруду приезжал раз в год старьевщик с массой забавных вещиц, которые можно было у него приобрести за старые тряпки и бутылки с целыми горлышками. Наибольший интерес для мальчишек представляли - пугачи.
Зимой пруд использовался для игры в русский хоккей и катания на коньках. Коньки были моделей "гаги"; "советский спорт" и "снегурки".
Колька моложе меня на пять лет. В детском возрасте разница сказывается. Поэтому в совместных деревенских играх со мной он не участвовал. Я использовал иногда его в своих корыстных целях. Трехлеток Колька пацаненок шустрый и мог пролезть в любую дыру в заборе или под забором. Я применял его способности, когда хотелось отведать особо вкусных яблок, поживиться, которыми было не всегда просто.
В чьем саду росли яблони, в каком месте сада, и какого они сорта было известно каждому уважающему себя Юровскому мальчишке. Я заходил домой за Колькой, якобы для прогулки по деревне. На самом деле мы отправлялись "на дело" к тому саду, где я, предварительно выяснив, точно знал, что в данный момент никого из хозяев нет дома. Показывал Кольке лаз под забором, сделанный заблаговременно, указывал на яблоню, под которой он должен насобирать спелых яблок. Колька ужом проделывал несколько ходок, чтобы я мог заполнить полную пазуху яблок, и мы довольные проделанной работой отправлялись с ним в укромное место, чтобы до отвала наесться перезрелыми ароматными яблоками, которые таяли во рту.
Ворованные яблоки никто и никогда в деревне не мыл, вытирали о рубашонку или трусы, иногда на зубах поскрипывала земля, считалось, что так даже полезнее. В детстве, когда очень хотелось пить, я не единожды пил просто из глубокой канавы или лужи. Но не все деревенские пацаны на такое решались. Мать об этом, конечно, не догадывалась. Как это ни странно, все обходилось, в детстве не болел, не брала ни одна зараза. Позднее узнал одну из жизненных аксиом, что зараза к заразе не пристает.
Яблоки из своего сада, по сравнению с яблоками из сада чужого, не имели такого размера, аромата и вкуса, а потому практически никогда яблоками из своего сада не пользовался оно и в голову не приходило есть яблоки летом из своего сада. Свои всегда успеешь съесть, куда они денутся!
Здесь действовал, вероятно, какой-то инстинкт как у лабрадора Дика, который был в моей взрослой жизни. Дик, никогда не ел из своей миски до того, как мы не выйдем из - за обеденного стола, в надежде, что ему перепадет нечто съедобное. Это может быть "случайно", упавший на пол кусочек котлеты, или просто кусочек хлеб. Жена за такие "случайности" постоянно ругала, справедливо упрекая, что пол на кухне моет она, а не Дик. Я же делал вид, что не замечаю, как она сама под столом подбрасывала Дику лучший кусочек со своей тарелки. Надо полагать, что Дик прекрасно знал , что из его миски еда никуда не денется, а вот с хозяйского стола кусочки, эта пища Богов, может пройти мимо его симпатичной морды.
Также и я, из своего сада, ел яблоки осенью, когда мать укладывала мне с собой в школу несколько яблок, что - то вроде школьного завтрака.
Колькина старшая сестра Валя после окончания Московского института иностранных языков (Иняз) была направлена на пять лет в Советское посольство в Тегеране. Она в совершенстве изучила английский и персидский языки, закончив Иняз с красным дипломом. Раз в году на два месяца она приезжала домой в отпуск. Привозила незамысловатые подарки. Кольке привезла однажды игрушечный пистолет, необыкновенной красоты. У нас в деревне тоже можно было у старьевщика обменять на тряпки и бутылки оловянный пугач. Да разве сравнишь Колькин никелированный пистолет с оловянным пугачем! Пистолет ложился в руку как настоящий. Я понимал толк в оружии. После войны у отца долго еще хранился трофейный парабеллум, которым втихаря играл, когда отец оставлял его дома.
Я пытался выманить у Кольки чудо - пистолет, но узнав об этом, Валя и тетя Нюша пригрозили, что не будут пускать меня на порог их дома, если я заберу пистолет у Кольки. Пришлось отступиться. Мне нравилось бывать в доме Егоровых. Это был единственный в деревне дом, где было много книг. В основном в деревенских домах стояли иконы Владимирской божьей матери, хранительнице деревни, да на стенках висели пожелтевшие фотографии молодых хозяев.
Колькин дед Илья работал краснодеревщиком на мебельной фабрике в Химках. Для книг, которые приобретала Валя, он соорудил изящную этажерку. Все полки этой этажерки были заполнены художественной литературой. Книги были с картинками и мне разрешали иногда полистать эти сокровища. Читать я научился в пять лет по книге Дефо "Робинзон Крузо". Эта была единственная в нашем доме книга. Скорей всего она попала к нам от дачников, которые ее забыли. Да и этажерки в доме не было.
Мне Валя тоже привезла подарок, точилку для карандашей, в виде игрушечного пластмассового пистолета ярко красного цвета. Я тогда учился во втором классе Куркинской сельской школы. Девчонкам в классе великодушно разрешал точить карандаши, а с ребят брал либо яблоками, либо грушами. Я слышал на деревне поговорку "Даром - за амбаром!". Не совсем, правда, понимая смысла, но соображал, что даром что - либо давать - ищите дурака, в другом месте.
Пистолет это замечательно, но он игрушечный! А вот боевой лук, правильно изготовленный, это уже настоящее оружие против засилья воронья. Я брал Кольку с собой в лес и показывал, из каких кустарников лучше всего надо делать лук. Заодно называл породы лесных трав, кустарников и деревьев, если он не знал, как называются. Какие ягоды и травы съедобны, а какие нельзя брать в рот. Все эти полезные советы давались между делом, чтобы не молчать и показать маленькому шкету, какой ты умный и все знаешь.
Известно, что для боевого лука хорошо подходил упругий ствол черемухи. Конечно, идеально - это дуб, но дубы в районе Юрово извели еще до Октябрьской революции. О них остались воспоминания стариков и еще название местности, где росли вековые деревья - "Задуби".
Для стрел годилась тонкая поросль орешника. Для тетивы самый лучший материал - рыболовная леска. Наконечник стрелы - использованное ученическое перо N 86, которое привязывалось ниткой к стреле.
Когда Колька подрос, я повесил самодельную боксерскую грушу на одну из елок, которые были посажены вдоль забора моей усадьбы. Наш общий прадед Осип посадил ровно столько елей, чтобы лет через тридцать из них можно было сделать сруб для дома - пятистенка. Уникальный был человек. Он один, в деревне позаботился о будущем поколении, посадив молодые ели вдоль усадьбы. Прадед и домовину себе сам сколотил лет за пять до своей смерти. Гроб стоял в сенях, в темноте об него, чертыхаясь, спотыкались, но дед Осип не разрешал его убирать из сеней. Так и ходили мимо домовины до самой кончины крепкого хозяина жизни.
В Юрово жил удивительный народ. Член Союза писателей России Виктор Коростышевский установил в архивных материалах, что во время Отечественной войны 1812 года 25 крестьян из деревень Куркино, Юрово и Машкино (поместье светлейшего князя Александра Сергеевича Меньшикова) были удостоены высокой награды - серебряной медали "В память Отечественной войны 1812 года", учрежденной императором Александром 1. Это уникальный факт: крепостных крестьян вообще крайне редко представляли к награде, а чтобы 25 человек, да из одного поместья-другого такого случая в России не было!
Воины - ополченцы принимали активное участие в сражении под Бородино. Медалью, на которой было выбито: "Не намъ, не намъ, а имени твоему", награждались, согласно императорскому указу лишь те, "кои действительно являлись участниками сражений и находились под неприятельским огнём..." По итогам войны 1812 года 70 человек ошибочно получили эту награду - они не были участниками сражений. В связи с этим последовало строгое царское предписание - "медали вернуть в главное военное ведомство", что и было исполнено.
На боксерской груше тренировался сам и учил малолетнего брата драться. К тому времени я переехал с родителями жить в Москву. Учился в мужской школе, а там приходилось драться с ребятами из соседних классов, с ближайших дворов. Называли это не драться, а "стыкаться". Если кто - то в школе наступил тебе на любимый мозоль, то следовал немедленный вызов: "Пойдем, стыкнемся!". Вызов обязательно делали в присутствии свидетелей. Стыкались после окончания занятий в школе. Это было увлекательное зрелище, на которое собирались в большой круг десятки пацанов. Поединок длился до "первой кровянки". Еще зрители, они же судьи, следили, чтобы не били лежачего. При приближении взрослых разбегались в разные стороны и дерущиеся и зрители.
Иметь старшего брата всегда здорово. У меня была старшая сестра, от которой толка не было никакого. Чему может девка научить пацана? В куклы играть, да прыгать через скакалку!
Кольку я научил плавать. Учил так же, как меня учил в раннем детстве мой дядя Константин Алексеевич, тогда еще холостой парень. Через реку Сходня, где расположена наша деревня Юрово, были проложены деревянные кладки и сделаны поручни, чтобы не свалиться при переходе речки. В этом неглубоком месте любила детвора купаться и нырять с кладок в воду.
Однажды Колька отпросился дома, и я отправился с ним и со своими друзьями купаться на речку. До этого Колька ходил купаться только со своими старшими сестрами, которые, конечно, ничему хорошему обучить его не могли. Только дрызгаться в воде и играть в девчачью игру. "Баба сеяла горох, прыг, скок! Прыг, скок! ..."
Летом ребятня ходила купаться на речку, налегке, в одних трусах и босиком. Бежали под горку и с разбега прыгали в воду.
Я повел Кольку через речку по кладкам, объясняя, что у того берега вода мельче и берег не такой крутой. Колька послушно брел впереди меня. На берегу мальчишки ждали представления. Они знали, что предстоит учить четырехлетнего малолетку держаться на воде. Мне в этом месте речки вода была по грудь, а Кольке с головой. Дойдя по кладкам до средины реки, я со словами: "Пора купнуться!", сбросил в воду Кольку и сам прыгнул вслед за ним. Колька взревел, заколотил ногами и руками по воде, но ко дну не пошел. Я плыл рядом с ним, подбадривая его, советуя орать погромче и бить ногами и руками посильнее. Колька продолжал орать благим матом, но когда понял, что держится на воде и не тонет, орать перестал и заработал сильнее ногами и руками, так что за брызгами его не было видно. Метров пять до берега благополучно проплыл под одобрительные крики зрителей. Вылез из воды Колька, получившим крещение, гордый и счастливый, готовый к новым подвигам. В церкви родители нас не крестили, крестили по-деревенски, бросая как Кольку в речную воду.
На этом обучение плаванью закончилось. Почувствовав, что он может держаться на воде, Колька сам под моим присмотром стал плавать "по-лягушачьи". Плавать кролем и брассом я его учил позднее. Мне нравилось оказывать шефскую помощь своему младшему брату, передавать свои детские, порой противозаконные знания жизни.
Обучил его нужному в детской повседневной жизни искусству. Научил свистеть в четыре и в два пальца. Я сам очень долго постигал это, казалось бы, нехитрое действо. И когда впервые у меня получился настоящий пронзительный свист, я побежал, почему то к матери и начал показывать свое искусство в доме. Матери не очень понравился мой молодецкий свист, и она выпроводила меня из дома, с напутствием, что в доме не свистят - деньги водиться не будут и можно кого-нибудь "высвистеть" из дома. Этот наказ я запомнил и, когда научил Кольку свистеть, предупредил, чтобы в доме не свистел - может умереть близкий человек, есть такая примета. Правда это или нет, не известно, но я в своем доме, на всякий случай, не свистел.
Переезд в Москву значительно ограничил наше общение. Мы участвовали в каких - то совместных делах, только в летние месяца во время школьных каникул. Кроме того разница пять лет в подростковом возрасте сказывается и мы реже и реже общались между собой. Конечно, я защищал Кольку от старших пацанов, но то, что у него есть взрослый брат это уже охранная грамота.
- Скажу старшему брату, он вам накостыляет по бестолковкам!- в случае чего, грозил Колька обидчикам.
Потом меня призвали на три года в Армию, а после демобилизации забрили на три года и Кольку в Германию, где он всю службу крутил баранку на огромных КРАЗах. Сразу после демобилизации, Колька не заезжая домой, завербовался на Норильский комбинат, где зарабатывая "длинный рубль" крутил баранку еще пять лет.
Когда через десять с лишним лет встретив на деревне Кольку, я не узнал его. Схватил меня в охапку и поднял на метр над землей, какой - то огромный детина с мужественным, обветренным лицом и огромными ручищами. Только, когда он заговорил, по голосу определил, Колька Тетинюшин!
Как водится, пошли к палатке около пруда взяли водки, закуски, и Колька долго рассказывал "почем она копеечка" на Северах.
Кроме денег привез Колька с собой породистую лайку, которая скрашивала ему жизнь на Таймыре. С этой лайкой и тульской двустволкой ходили на охоту на песцов и белых куропаток, которых в тундре видимо, не видимо. За несколько лет охоты лайка была натаскана на куропаток. Этот профессионализм заставил расстаться Кольку со своим верным другом. По приезду с Северов Колька поселился в родительском доме. Собака стала жить в сенях, мороз лайке нипочем. На следующий день после приезда прибегает с воем соседка и кричит истошно: "Ваша собака загрызла всех моих кур!" Колька пошел смотреть. Ровным рядом лежали белые соседские куры, с оторванными головами. Охотничий пес принял их за белых куропаток и уложил птиц, как его учил Колька. За убиенных курей Колька сполна расплатился с соседкой, а лайку пришлось отдать в охотничий союз, чтобы она жила там своей привычной жизнью охотничьей собаки.
Вскоре Колька женился, родился у него сын. У меня тоже семья. Летом иногда встречались с ним у палатки, брали пару бутылок водки, уходили подальше с глаз долой и толковали в тенечке за прошлую и настоящую жизнь.