Аннотация: Против лома нет приема, против мрази нету мази! (Rasskajem.ru)
Я ноне, граждане, переспал с одной... нет-нет, не с девицей. С мыслью.
- Ужель кто-то, из народа, вновь пойдёт голосовать за оголтелых либерастов, готовых очередной раз разорить страну и пустить всех нас - по миру!...
Что моя личность имеет по оному поводу сказать.
Знамо, что не только пойдут, а и... побегут. За американский рубль. За морковку, которой вороги государства Расейского заманивают в свои сети, чтобы затем уничтожить и всю Великую Русь. Умный и взрослый трижды о том подумает, а вот рванут, глядишь, безмозглые юнцы и те, кто не пережил и не испытал ужаса беспредела начала 90-х годов, прошлого столетия, как всё это переносили их родичи.
А как страдали их деды с бабками, которые попросту не имели возможности - заварить себе поутру чая.
- Бог мой! Да как можно забыть то время, видя, как радовались, к примеру, мои старики, считая день приезда сына - Пасхой, когда я привозил им: индийский чай, шоколадные конфеты или быстрорастворимый кофе.
- Упаси нас Богородица - видеть и ныне Монархом: кого-либо из недалёких наших либералов.
Русь-матушка - страна с глубокой и никем не познанной душой. Со времён самого Петра курносого, все обычаи и привычки, так и остались тайной для всего миропонимания. Не стало ли нормой и для нас - постоянно наступать на одни и те же грабли.
Пора, наконец, самим усвоить и до несмышлёных сопатых юнцов довести то, что не было и никогда не будет - Общества всеобщего капиталистического благоденствия, но и лучше нашей с вами Родины ничего нет.
И не будет.
Не будем же, граждане и гражданочки, отрицать того, что и мы, и наши дети родились при Социализме - с серебренной ложкой во рту.
А разве можно забыть то времечко: когда лысые, спортивного вида молодчики, бандюковали на рынках, обижая и обирая пенсионеров, продававших одежду или выращенную на своих подворьях продукцию. На пропитание... чтобы и самим как-то выжить, и накормить своих деток.
Так, за неуплату этим отщепенцам откупных, вся ими выращенная продукция, просто-напросто отбиралась или уничтожалась.
Или... у вас, люди, память отшибло, как те подонки обливали керосином их торговые столы и прилавки. Или у вас, чёрт бери, амнезия, что не помните ни утюгов, которыми пытали предпринимателей, али запамятовали о полиэтиленовых пакетах, коими душили директоров заводов.
А может... вы, братцы, вновь решили испытать судьбу наших предков, доверив управление Государством корыстолюбцам, отъявленным партийцам-проходимцам или новым колхозникам.
Так... не лучше ли будет: нашему энгельскому белому лебедю защищать мирное небо, чем смотреть, как аглицкий или пиндосовский сапог топчет нашу с вами... русскую землю. Так, не лучше ли на Руси: столыпинская стабильность, чем очередные потрясения. Так, не лучше ли: ежегодные парады в честь Победы наших дедов в Великой Отечественной войне, чем гейпарады по брусчатке - Красной площади.
Вам, братья, Христиане, не надоели одни и те же говорящие тупые рожи либералов, мечтающих об очередной цветной и красочной революции. Мне, например, осточертели и не забыть вовеки Горбачёва с Ельциным, разваливших и разоруживших Великую Державу. Вам не в пример: Тбилиси или Киев... или вы завидуете факельным шествиям фашистов и бендеровцев.
А если кому-то, вдруг, захотелось однополых браков, так пинка вам для ускорения и разгона... или флаг - в руки, и валите, к чёртовой матери, из страны, вас вскормившей.
Но я нынче о другом... хотя что-то и о том же самом.
Бывали ли вы, братцы, в сауне, на Чапаева. В Саратове. Помнится, это было любимым местом отдыха студентов-юристов. Рядом же... с Чернышевской. С лекции и - в парную, что могло быть для нас лучше. Да и пиво... это финально. Опять же там и креветки, и кипельно-белая простынь. "Нумера-с"... Так, бывалоча, напаришься, намоешься, нагуляешься... с институтками.
На полстипендии... не меньше.
А потом лапу сосёшь, если только родичи не сжалятся над тяжкой судьбинушкой бедного студента. Хотя... всякое бывало, хотя разное с нами приключалось. Иной раз и без гроша в кармане удалялись оттуда... восвояси. Всё, однако, зависело от количества выпитого шампанского девчонками и длительности аренды двуместного номера.
А тут, ишь, и забурлили лихие - 90-е годы.
И весь наш мир, будто перевернулся. И во всех советских граждан вселились - бесы, дьяволы, да демоны.
Преступные группировки, прах их возьми, возникали, как мыльные пузыри. Многие из нас, по окончании юридического, укрылись за огромными дверьми: прокуратур и судов, а вот моему другу, Лапину Саше, не повезло и он оказался на передовой - в борьбе с организованной в Губернии преступностью, возглавив вновь созданный Отдел.
Царствие Небесное и землица нашему товарищу пухом. Не вынесло сердце его всех тех нагрузок и испытаний, которые взвалили тем смутным времечком на него и его оперативных работников.
В городе, помнится, только что расстреляли группировку Чикуна, в связи с чем, видимо, выдали и нам сразу пистолеты.
А как-то, навестив мегаполис, мы с Сашкой решили искупаться в той самой баньке, куда мы, студентами, шастали каждый месяц. Так уж... невтерпёж было: укрепить боевой дух и свою плоть, не упустив помассировать и тело.
Подъехав с ним... к сауне, застолбили место рядом со входом, дабы распарившись внутри, да не простыть снаружи. Ветер то: северный, умеренный - до сильного.
Скупался я, братцы, первым, одним махом, по шустрому, окунувшись: в прекрасные наши юношеские годы. И тут же, с берёзовым веником, под мышкой, быстрее - на выход.
За пистоль под сиденьем очень уж... забеспокоился.
Выбегаю я распаренный, и в свою "Волгу"... шасть. Да-да... только что прикупил под свою кормовую часть машинку, дабы беречь казённую обувку, да и ноги на работе не бить попусту. И сижу, ожидаючи своего лепшего дружка, дабы ехать уже дальше... отдыхать - в "Волжские Дали".
А тут знаете ль, выбегает с буфета бани пышная огнедышащая тётка, такая, знаете ль... расфуфыренная пампушечка, и чуть ли не вопит... чупакаброй.
- Вау! Ты, - криком кричит, надрывается, - кто такой! Что это ещё за град - на холме!
- Так, а вам, - отвечаю, - милая гражданочка, мол, какая разница! Сижу, дескать, и раскуривая трубку, никому, на всея чапаевской, не мешаю. Ты либо пришла из сказки! Коли нет, таки... с Богом! Неситесь галопом дальше...
А я, братцы, ещё под впечатлением: сухого пара и пивного от камня духа. Сижу потею. Морда красная, аки у переспевшей сахарной свеклы. В портках ещё остаточные + 60. Отхожу... Ну, известное дело - от парной. А по спине ещё огонь, который только что веником добывал дружище. Так жарил, так меня хлестал, что аж... уши сворачивались - в трёшку. Не до разговоров, тем часом, было со сторонними и чуждыми мне, личностями.
- То бишь, - молвит, - как это, какая разница! Ты мне туточки поумничай, малахольный, поумничай! Сидит, вишь ли, выкобенивается он ещё здесь! Как это... какая, если это наша машинёшка, а ты в ней дышишь, куришь! Атмосферу нашу засоряешь!
А сама... смотрю, шалунья, рыщет глазницами по салону, будто что-то отыскивая и о чём-то соображая. Таращится, вишь ли, на меня варёным раком, будто на моей шее золочёные африканские бусы. В три нити.
- Как это, тётя, - говорю, - ваша! Что, значит, ваша! Окстись, дева, я же не вырываю у вас, к примеру, ридикюль, из которого вона как, капустой, торчат купюры или, скажем, не трогаю за выскользнувшую из бюстгальтера роскошную грудь, ибо, в отличии от вас, очень порядочен!
Ага... и стеснителен тоже!
- Вы бы, - сказываю, - мадамовна, успокоились! А вот нумерацию лифа под такую шикарную грудь надоть, мол, вам подбирать правильно. И с полюбовником, дескать... а никак не с супружником. Последний, - заявляю, - только навредить вашему образу поможет.
- Ладно! Ладно! Час сей супружник вот выйдет... он тебе, нахалу, подберёт! Он тебе, умник, вот накостыляет! По загривку! Начистит вот, твоё слащавое мурло! - заявляет та грудастая и наглая зажигалка.
- Негоже, - сказываю, - мне пред вами, уважаемая, расшаркиваться, ибо природа над вами и без меня поиздевалась. А выйдет муж, так я веником вот... его, злыдня, веником! Вы, кажется, берега, дорогуша, попутали! Да мне всё перпендикулярно, о чём вы, милашка, думаете! А машина моя... на что, мол, и документ имеется.
И минуты, помнится, тогда не прошло... Только я призадумался о том инциденте...
А туточки и выбегает свирепый самец - с бани: со злющими, убойными-таки... глазницами и растрёпанной шевелюрой. И летит не куда-либо, а прямиком, ко мне. Не каждый, поди, боевой жеребец выдюжит на себе такую, заплывшую жиром, тушу, повязанную простынёй. А натуральная его грудь... пятого, поди, размера.
А волос, на той груди, аки на нестриженном баране. С завитушками. И мозоль спереди... на пятнадцать кружек пива. Нет-нет... не меньше. Ну, нам ли, пивникам, того было не заметить.
- Да это, - подумал я, - видимо, супружник этой мадам... Крупный, однако, хряк. Да-да, который должен был по рылу мне дать и головёнку открутить. А этот, - думаю, - может! Здоров, кабан!
Конечно, всё я уловил... и цепь златую, какие вопросы.
Естественно, всё высмотрел. Разглядишь, пожалуй, коль он, Тыгыдымским конём, рысью скачет на меня, что аж... когтями землю на клумбах взрывает. Посмотреть сбоку, таки... хулиганистый, видно, товарищ, который, вестимо, мне - не товарищ. Вижу... а он, приближаясь, уже кулаки сжал. До синевы в сухожилиях. А кулачищи его, братцы - с башку плащеносного взрослого павиана.
Прямо кувалды, а не кулаки.
- Господи Иисусе Христосе! - спокойно говорю я, задрав головёнку в небо. - Огради меня Святыми Ангелами от этого раздолбая! Ведь он, верно, убить меня хочет. Как же это так можно то... не разобравшись! - только и пропел я про себя. - Пристукнет - думаю, - прибьёт. Стоять... постоять как-то надо за себя.
- Чует моё сердце, - рассусоливаю, - сей шкуродёр, пропади он пропадом, обе челюсти мне свернёт-вывернет, аки молотом. И чем же, - думаю, - мне завтра в суде уголовников обвинять, коль эскулапы рот суровой ниткой зашьют, что ни бе ни ме ни кукареку... сказать будет нельзя. Нет, - соображаю, - с оным типом не забалуешь. Обидит.
А ведь я не успел даже загадать желанье.
М-да... уж. Ситуация на самом деле была критической, и пора было уже готовиться умирать, всерьёз. А его, смотрю, уже ничем не остановить. Этот тип уж... точно, у носа моего пятернёй водить не будет, запугивая. А коль приложится, таки... приложится! И будьте любезны - к отцам-пращурам!
Как Дон Кихот с копьём кинулся - на мельницу, так и тот папуас, размахивая над собой веником, ринулся к моей автомашине. Причём, уши, выполняя роль рулей, заняли горизонтальное земле положение, что вот-вот... и он - взлетит. Пыхнет.
К Небесам.
Тут-то, в связи с длительным отсутствием Сашки, и стали терзать меня смутные сомнения, всё ли с ним в порядке. А топот то... топот - слона Рама. А пыль то... пыль, по асфальту и клумбам поднял, будто после бомбёжки.
- Ух ты! Что это, - орёт на ходу, подпрыгивая, - за наглый фрукт, что это за тип! И какого хрена он в моей новой ласточке делает! Ты, - горлопанит, - почто мои сиденья просиживаешь! Ты, - кричит, - почто кресла мои проминаешь! Чего он до тебя докопался... жандарм, что ли! Или голубь с налоговой... всё на тебя наседает! - кричал тот спринтер, обращаясь уже к своей подруге.
Бум... бум... бум! Всё ближе, чётче... яснее... страшнее... И вот, примерно, пять шагов осталось, его кулаку - до моей головушки. И та треснет, аки задница у широкобедренного примата.
У меня уже не оставалось свободы для маневра, и я зверем метнулся на заднее сиденье, дабы схватить там спортивную биту. Но подумав, что в салоне ею: и не развернуться, и не размахнуться, я сую руку под сиденье. За оружием. За пистолем. Достаю, и так, знаете ль, картинно... резко взвожу ствол и наставляю на бегущего агрессора. Нет-нет... не стрелять.
Ну так, шугнуть-пугнуть, а там уж... как Бог даст.
И тут я слышу свист тормозящих по асфальту пяток того, будь он неладен, хунвейбина. Застыл... замер, будто его парализовало. Да... Сработало, как осиновый кол - на вампира.
А тут слышу, вдруг рёв друга моего Лапина, уже летящего от заведения.
- Стоять... мать вашу!
И выстрел. В облака. И вижу я в руке товарища "макарыча"... направленного в сторону двух других голозадых персонажей, в простынях, и брюхом - в три этажа, выскочивших, видимо, на подмогу бандюге.
- Ах! - только и издала звук рядом со мной приседающая клуша, заправляя огромные свои груди в лифчик. Присела пассия, не дышит, перестав и тараторить.
Гляжу боковым зрением.
- Ба... А пьяная зайка, как белый лист бумаги, куда и трескотня девалась. Анафеме бы её, истеричку, придать! Думала, поди, что судный для них день настал, ибо прибывшая по вызову Лапина, опергруппа, стала крутить плохих парней для проверки в отделе, на предмет их участия - в бандитизме.
Когда же я бросил взор свой в зеркало заднего вида, то сзади увидел точно такую же серую "Волгу"... Новую, что и муха, верно, на ней не топталась. Об этом я сказал обиженной дамочке, и мы уже вместе с ней прошли до их машины.
У мадам, будто "рефлекс макаки"... сработал. Она, тут же, руку - в бардачок. Глаза - блюдцами. И отошла, наконец, и расплылась, чертовка, в улыбке... доставая и любуясь всякой, знаете ль, женской фигнёй и хренью: губнушкой, краской для волос. Ага... на голове. Увидел я и тушь для очей, и зеркальце, коим, верно, только зайчиков пускать, ибо голову свою ей в нём точно было не разглядеть.
А интересна всё же женская натура. Я просто любовался, как она, истекая слюной, доставала одну вещицу за другой. Мне казалось, что она, от удовольствия, откусит себе руку.
По локоть.
- Господи! - думал я. - Ну что, за дикость... радоваться каким-то заграничным побрякушкам, позолоченной бижутерии и дешёвой мишуре. Хотя... в то время, всё закордонное было нам самим: и чуждым... и диковинным.
- Вот, ничего себе, - всё думал я, - сходили, мать честная - в баньку! Посетили сауну. Вот так... вспомнили юность. Чёрт бы побрал... эти ностальгические наши походы. Экскурсы.
Если я, протирая свои портки в прокуратуре и судах, тем днём был ошарашен и поражён всем происшедшим в Саратове, то для Саши Лапина это была ежедневная будничная работа. Борьба с преступностью.
Вспоминая тот безумный день, всё не могу понять - какую цель преследовали пузатые братки, засылая ко мне ту стервозную свою барыню. Не машину ль они хотели у меня отжать или просто нахулиганить. От безделья и творившейся в стране безнаказанности. Не выяснил я у друга и того, где он всё же хранил своё оружие во время нашей помывки.
В сауне.
Это ли, граждане-россияне, не наша былая: омерзительная действительность, когда народ наш шарахался от накаченных качков, в малиновых пиджаках, со златыми, на бычьих шеях, цепями. Вы опять этого хотите, так, тогда вперёд... с песней - на рынок: либо пистоли с гранатами скупайте, либо верёвку длиннее для членов своей семьи запасайте.
А ведь жизнь так коротка, чтобы тратить её на такое, совсем... неинтересное занятие. Не любитель, знаете ль, я шастать по барахолкам, а револьвер у меня всегда для бандитской рожи заряжен.
Отож... наготове.