Дочь заповеди или Поток его/ее сознания и под-оного.
Ом мани.*
Вдох. Задержка.
Падме.
Выдох.
Хум.
Дышать, следуя шагам. Волы каравана задают ритм. Так научил караванщик. Можно идти и чутко спать на ходу. Я покажу этим храмовым мудрецам. Обозвали бастардом. Как пацанва мицраимская и египетская. Хотел разобраться с ними, как с уродами из Ханоцрии, да братья опередили, накостыляли лисицы всем пацанам кому попало.
Не люблю пацанов.
Ом.
Они злые. Дразнятся.
Падме.
Хорошо, что братья защищают.
Хум.
Ассидеи так не называли. Они меня сразу стали уважать. Ведь я - сын подмастерья. Батька, мамуля, тетка - ассидеи второй ступени, не хвост собачий. За два года, по пути шелка, в страну далекую Бхаратов, я научусь магически дышать, как волшебник дважды рожденный. А там еще есть учителя-волшебники в самых высоких в мире горах, где всегда ураганы, снега, и трудно дышать. Там живут путтисты какие-то. Они командуют ангелами. И я буду командовать легионом ангелов. Вот тогда...
Братья, хотя и называют девчонкой иногда, но убежали со мной. Защищают. Я же слабее. Мы любим вместе учиться, но я больше соображаю. Творец дал мне больше. Кому много дано, с того... И так далее. Хорошо еще, они сразу не унюхали, что у меня груди стали расти. А мать узнала и решила, что я - все-таки девчонка. Но это я только сверху. А снизу -- пацан еще.
Правда уже заикаюсь на браху: "Благословен... не сотворивший меня женщиной". Мать и батька сделали тайно "Дочь Заповеди" в самой столице, втихаря от всех родичей. Обрядили в платье и платок до глаз. Как нинзю, япону дочь. Хорошо, что братья тихо проследили. Подумали, что родители куку. Вытащили из лап старцев.
Я, в конце благословений, не удержалась, и стала говорить. Вещать. Глаголом жечь. Конечно, со слов Учителя Мудрости, Досточтимого Мастера Востока Лучезарной дельты Ёрдонна, рови Хохмы. И с визий снов вещих, как у Ёзифа Красивого. Да, - они все мне поклонятся. Как Ёзифу. Ибо чужды Мудрости Сынов Света. А я набрался мудрости и наберусь еще. Шутка ли сказать -- пол Гем-Арры уже знаю наизусть. Двадцать толстых свитков, каждый в пуд весом. Рови Хохма, сказал, что Творец дал мне Синюю Печать абсолютной памяти и постановил, что я буду живой библиотекой мирового Кли Ассидейства. Вот меня и надо беречь. Братья берегут.
(Они поклялись на рогах козла отпущения. Жалко было рогатика отпускать. Жирный больно. Эх, давно в дороге мяска не давали. Шашлычка бы с ливанским беленьким, неразбавленным по грецкому обычаю. Вегетарианцы-шманцы-дранцы. Братья терпят и мне велят. Мол, в чужой ашрам со своим пятаком не ходят).
В храме я сказала, что буква АЛЕФ так же неисчерпаема, как и ТАВ, батеньки мои. Источник Слова бесконечен. АЛЕФ -- это кардинальное число бесконечного множества. И оно архи-бесконечно существует, и вот это-то единственно категорическое, единственное безусловное признание его существования вне сознания и ощущения человека, отличает Габбалу ассидеев от релятивистского агностицизма и идеализма книжников и фарисеев.
(Я бы вообще всех этих барбудосов в шапках ликвидировал, как враждебный класс. Но Учитель Мудрости пророчил, что лет через пятьдесят сыны ромейские всех и так тут перережут. Надо будет с Машкой бежать подальше, думаю в Галлию Цизалпину или в Тавриду. Наши уже сухари сушат и свитки в Кумране прячут.)
Алеф, как и Ом. Одна ножка прямая, другие изогнуты. Вав и два юд -- 5, 10, 10. И ручки также. На них сосуды собрания и разлива. Бог О-Дин. Эйнсоп. И Его свироты. Слово в начале было, а не в конце, олухи Царя Небесного. Кто имеет уши и так далее.
Эти логии Досточтимого Мастера Раби Хохмы запомнаются навсегда, как Авину Хашамаим. Даже дикие германцы взяли себе О-Дина в главного бога. Хотя это нам не поможет. Они тоже нас будут жечь. Но еще не скоро. Учитель Хохма все знает. Какая же Хохма еси матерая глыба, какой человечище!
Люблю я АЛЕФ любовью странной.
(Она танцует, как Творец Бхараты на картинке караванщика Махаху. Там абсары Крисны и Шифы. Неописуимые красотки. Похлеще Баршевы и Вирсавии. Уважаемый Махаху сказал, что там у них целый храм с картинами таких тёть в нетях. А в храме танцуют в тутях. Неужели правда? Думаю, что если такую в танце увидать, то умереть... Не, я Машке слово дал и слово мое верно).
Показала храмовым старцам две вложенные пирамидки с буквами на 24 гранях, закрутила на бечевке, и алеф превратилась в семьдесят второе имя Творца...
Как они запищали про большого шайтана! Один дед завопил: "Я знаю его! Это же тот самый манзер (бастард -- др. египетск.)! Гнать ее! Пороть! Батогами! Засечь! Булыжниками!Секирбашка! "
Что, там было вчера -- срам сплошной, хоть убей. Только помню, что дорого стоило. Помню, Машка была и подруга при ней, - целовался в притворе с обоими. А наутро я встал - мне давай сообщать, что лефитов ругал, всех хотел застращать. Почти голым скакал, мол, имею тут блат. А отец, говорил, в Пакс-Романе -- Легат. А потом рвал хитон, срам являя грудЕй. Говорил, будто все меня продали. Обзывал, как бл...Ей убеленных судЕй, - мол нашлись га-аспада благородныя.
И никто там не мог уже слова сказать, но потом потихоньку оправились, навалились гурьбой, стали руки вязать, и в конце уже все позабавились. Кто плевал мне в лицо, звЯту воду лил в рот, а какой-то танцор целил ноги в живот. И амбал там один, верность Богу храня, "ой, лиса!" - закричал и побёг бить в набат. Видно, был он звонарь, и потеху проспал, но лишь вдарил в чугун, второй раунд настал!
Тут вообще началось - не опишешь в словах. И откуда взялось столько силы в руках? В клочья бороды рвал, те -- хламИду в ответ, я - орать, те -- дубье мне ломать о хребет. Братья стали спасать, прибежав наконец! Гэй братва, в б-га м-ть, - наваляли лису.
Хорошо еще, что старик Гамелион, хоть и книжник, но хороший, - заступился и успокоил такой Гем-Аррой: "Если надо спасать из огня бастарда-мудреца или невежу-принца, то надо спасать бастарда первого."
Тогда я с братьями и бежал в караваны шелка. Заявили себя правильными пацанами, показали на рабах пару теплых приемчиков крав мага и приняты в охрану за харчи.
Грудь перевязываю. Караванщик и гимнософист из Ха-Фенжаба, уважаемый Махаху, - вот волшебник! Он сразу учуял, что-то теплое, мягкое, ляфамское; стал уважать; тайно назвал на своем языке: "мое сладкое гермо"; привечает целованием, по всем правильным понятиям Ближнего Востока; носит туалетный кувшин с вензелями алла-дин; туалетную бумагу тоже презирает, мол, варварское изобретение Большого Западного Ромейского Шайтана. Говорит, что скоро падет Рим Великий, проклятый Пакс Романа, от наплыва нелегальных ассирийцев. А мне жалко. Красивая была бы цивилизация. Водопровод. Баня. Полиция. Чистота. Театры. Стихи. Сократус. И что греха таить, вакханалии и куртизанки (между нами). Да уж, зов плоти -- страшная сила. Как усну -- так кузина Машка прилетает и такие потом елки-палки, как вспомню, так вздрогну.
(Даже мамка хотела меня на ней уже женить, хоть мы и ранние тинейжеры и ходим еще в мидлскул, - среднюю школу. Так вот незадача - в бега пришлось. Язык мой -- враг мой. Надо было же, перед пятаками мудрецов храма, бисер метать.)
Хотя козлу понятно, что любовь превосходит все. Машка хорошая. Я ее на прощание сладко поцеловал, окаянная плоть восстала, и Машенька обещала ждать, пока я не приеду победителем на белом осле из стран Дальнего Востока и всех этих хваленых цадукейчиков, как врагов трудового народа и ассидириата - на фонарных столбах.
В караване стараюсь под пацана канать. Мочусь к стене, как все мужики в натуре.
Уважаемый Махаху говорил, что их высший Буруша тоже гермоформа. На привалах учит языку. Щанс-Крид у них такой, храмовый язык, как у нас. Потом, после учебы и практики Хат-Ки, уверял, что можно будет летать, лечить, чуять мысли и так далее. Хорошо. Это надо. Но главное -- легион ангелов. Или сразу десять. Тогда эти, все те, - будут знать. Принесу меч огненный. Разделю собак от псов, отцов от детей, брата от брата. Всех поставлю. Как дам. Сразу улетят на седьмое небо.
С братьями мечтаем прилететь потом домой на крыльях ангелов. Потом на белом боевом осле в столицу и всех этих бородатых в шапках - на фонарных столбах. И я, конечно, буду во главе угла. Буду из последних первым. Из грязи в князи. Я бы вовсе снес столицу. Ну разве что, кроме западной стены. Там мамуля жила, в богадельне, бедная сиротка, пока не начался тот неправильный базар с десятником Гаврилом Пандерой. Набежали наши гаврики, чуть не порешили. Батька спас. Пальцанул самого резвого туза по моргалам, порвал королю свиножуйку и слиняли все шестерки. А ведь мамуля обратила Гаврилу в наше единственно верное учение.
Брат зовет на привал. Хороший брат. Он меня никогда не предаст. Любит целовать в розовые щеки. Говорит что я - его розенкрейцер. От варваров-германцев словечко стянул. Роза и руна крестика. Их бабы так привораживают богатырей. Я тоже стану богатырем. Мне нравится кузина Марьям, - Машенька моя. Я ее уже приворожил. Без розенкрейцера. Она с восторгом слушает мои речи о жизни ассидеев и логии Учителя Мудрости. В моей интерпретации. Я же уже тоже мудрый.
Ужин. Шайтан сгинь, каррамба! Опять кровянку и мацу насущную дают нам днесь. И рыбу. Хоть бы кровь на мацу не накапала. А то сразу все народы мира опять завопят: младенцев жрут!
Иду, Юда, иду, братан. Опять целует в щечку, зараза. Боюсь что эти телячьи нежности его до веревки доведут.
***
Через двадцать лет он шел с братьями обратно по той же дороге. Стало стыдно за мечты юности вернуться с легионом ангелов. Вспомнилось, что Учитель-На-Горе, перед обрядом посвящения в монахи печально помянул, что многие приходят в Пуддизм, чтобы получить силы ангелов.
Не дойдя до дома, он свернул в пустыню Кумран, к духовным братьям, чтобы поститься сорок дней. Так он похоронит своего врага - мстительного бастарда юности. Похоронит, несмотря на то, что любит его, этого маленького гонимого гордеца и фантазера. Как же он раньше не догадался, что значат слова Учителя Миларепы - любить врагов?
Подумал, что родные могут подождать еще шесть недель. Только мысль о маме и невесте кольнула, как меч в сердце.
* Курсивом выделены непереводимые понятия, понятные тем понятливым, которые рулят по-понятиям на базаре Античного Ближнего Востока. А кто не рулит -- фил-фри спросить у автора.