Аннотация: Любовь - чувство, которое, говорят, делает человека человеком. Но только ли люди умеют любить?
Ей девятнадцать. Около года она живет на съемной квартире.
Каждое утро она беспощадно бьёт будильник, с ругательствами выползает из гнезда постели и направляется в душ. Затем тщательно расчесывает свои непослушные волосы, пока кофеварка готовит ей густой коричневый напиток, который она пьет с невыразимым удовольствием, словно с каждым глотком наполняясь добротой и солнечностью. И уже немного более счастливая, чем сорок минут назад, накидывает пальто на плечи и оставляет квартиру в одиночестве.
Вечером она приходит каждый день разная. Иногда - веселая, тогда сумка сразу же летит на кровать, пальто вспархивает на крючок, словно синяя птица, выглядывающая со своего насеста, а сама она чуть ли не пускается в пляс, барабаня ритм по квадратам паркета. Иногда она возвращается уставшая, долго сидит на пуфике, прислонившись затылком к большому зеркалу, к которому сиротливо жмётся рюкзачок, а пальто, нахохлившись, замыкается в клетке шкафа. И тогда уже, конечно, никаких танцев не бывает, она тиха и задумчива, а вместе с ней и вся наша квартира.
Она много читает, то готовясь к занятиям в университете, то ради удовольствия. Кутаясь в теплый свитер, она задумчиво водит пальцем по строкам, вглядываясь в них так, словно все тайны мира заключены в этих листочках с чёрными закорючками.
Ещё она часто говорит по телефону, развалившись на диване, наматывая прядь волос на палец, задорно хохочет в ответ на шутки собеседника или серьёзно вникает в его слова. Порой она с кем-то горячо спорит, иногда кричит, а потом долго плачет, всхлипывает так, что это слышит вся квартира. Когда она пытается успокоиться, из кухни доносится сигнал - судорожные вздохи вперемешку со стуком зубов о стеклянный стакан.
После таких сцен она быстро устаёт и рано ложится спать. Кажется, единственное место, где она чувствует себя спокойно - это её постель. Завернувшись в одеяло, она закрывает глаза, и её лицо становится по-детски безмятежным...
Ей девятнадцать. Около года назад она переехала в нашу маленькую, но уютную квартирку. Я помню тот момент, когда она появилась. Благо, мне, пожизненному узнику подоконника, открывается отличный вид на всё, что происходит в комнате и коридоре. Я отлично помню её испуганный взгляд, некий страх перед неизвестностью и самостоятельностью. Сейчас-то она, конечно, выглядит совсем иначе, стала куда увереннее и взрослее.
Ну а я... Я - всего лишь маленький фикус, призванный скрашивать одиночество жильцов нашей квартиры. Их было немало, но только она стала значить для меня столь многое.
Ах, в какую неудачную форму облечена моя душа. Она совсем меня не замечает. По утрам я мечтаю стать будильником. Я бы будил её нежной мелодией, а не той жуткой трелью, которой награждает её этот невежественный хронометр. Тогда, может быть, она бы обратила на меня внимание.
Я завидую кофеварке, которой удаётся поднять ей настроение, завидую сумке, которую она уносит с собой. Ведь без неё мой день тосклив. Я ловлю листьями ветер и наблюдаю за стрелками тех самых часов, быть которыми мечтал я сам. Я злюсь на время, что оно так медленно идет. Кто бы знал, как долог каждый день, проведенный в ожидании.
Если она приходит в хорошем настроении, то мне самому хочется танцевать, но, увы, мои корни слишком крепко сцеплены с неповоротливым горшком, и мне остается лишь трепыхать листьями и радоваться её счастью.
Когда ей грустно или она плачет, мне очень хочется утешить её. Как можно громче я стараюсь прошелестеть что-нибудь сочувствующее, но она не понимает этого, не замечает.
Как бы я хотел стать книгой, чтобы она была внимательна ко мне так же, как к ним, чтобы она жадно впитывала всё, что я хочу ей донести. Если бы я был книгой, я бы был романом о любви. О моей любви к ней. Я бы рассказал всё, описал бы, как она прекрасна, как сильно моё чувство. Каждое слово в этой книге было бы о ней.
Эти слова я бы мог рассказать, если бы был её телефоном. Я бы нашептывал ей самые нежные фразы прямо в ухо, чувствуя её тепло, прикасаясь к её волосам. Я не сказал бы ни одной грубости, не передал ничего, что могло бы расстроить её. На обидных словах связь бы портилась, а разговоры с плохими людьми прерывались бы сами собой.
А лучше всего было бы обратиться в одеяло, чтобы греть её холодными зимними ночами, обнимать за плечи и защищать от всех ужасов и печалей. Но... я лишь бедный несчастный фикус, навечно прикованный к белому прямоугольнику окна, вечно незаметный и вечно ненужный...
Сегодня она вернулась очень печальной. Такой подавленной я её никогда не видел. За обедом она была очень рассеяна, пролила горячий чай на джинсы, но, кажется, даже не заметила этого. Читала тоже не так внимательно, как обычно. Взгляд голубых глаз бесцельно блуждал по комнате, время от времени натыкаясь то на часы, то на телефон, будто один из них должен был рассказать ей какую-то тайну. Но они оба молчали, словно соревнуясь, кто дольше сможет хранить секрет.
Так прошёл час, потом другой, потом еще один. На исходе четвертого она не выдержала мёртвой тишины. Она почти завыла в голос, сотрясаясь от рыданий. Она плакала, и мне хотелось плакать вместе с ней.
Мне хотелось рассказать ей о том, что она не одна. О том, что она для меня значит. О том, что тот, из-за кого она плачет, не стоит даже кончика её мизинца. Что он идиот и проходимец. Что он слепец, который не видит своего счастья. Мне хотелось прокричать ей: "Я люблю тебя!", но выходил только отчаянный шелест.
Вдруг она подняла голову, оглянувшись на меня. Неужели, она слышит? Я люблю тебя! Люблю! Люблю!
Она поднялась, не переставая плакать, и направилась к окну. Я трепетал. Неужели это вправду возможно?
Она протянула руку и закрыла окно. Слезы снова лились водопадами по горным уступам её скул. Она уткнулась лбом в стекло и закрыла глаза.
Господи, как я мог быть таким дураком и поверить в то, что она поймёт? Нет, этого никогда не будет, нужно смириться.
Её лицо искажает гримаса. Теперь вместе с болью из неё вырывается и злость. Она колотит кулаками стекло, но то слишком прочное и на подобные провокации не поддаётся. Тогда она начинает скидывать с подоконника всё, что на нём находилось: жестяную банку с заколками, несколько книг, безуспешно пытающихся планировать на раскрытых страницах, шахматную доску, осыпающую всё вокруг деревянными пешками и конями и... меня.
Я быстро плюхаюсь вниз и едва успеваю что-то понять. Горшок трескается, земля рассыпается по полу, а я сам помят, листья оторваны, а ствол сломан пополам. Как больно и обидно...
Ей девятнадцать. Она живёт на съемной квартире около года. Я любил её. Она даже не догадывалась об этом. И вот сегодня, совершенно случайно, она убила меня.