Аннотация: Это серия документальных рассказов о друге моём Борисе Шейнине -фотолетописце Великой Отечественной войны , о его и моих современниках.
ШЕЙНИНИАНА
ИЛИ ТРИ МИНУТЫ ВОЙНЫ
ОТ СЕВАСТОПОЛЯ ДО БЕРЛИНА
В последние свои годы Боря Шейнин тяжко болел.. Он перебрался с большой неохотой из квартиры-подвала в центре города на окраину, но в хорошую 2-х комнатную , - жаловался мне:
- Мишель, хоть ты не забывай меня!...
И я приходил аккуратно каждую неделю. И записывал за ним всё , что он расскажет. И разговоры мы с ним вели обо всём на свете, одним словом - "за жисть!".. . А рассказчик он был , когда-то отменный...
В последние годы он тяжко болел, он таял на моих глазах - мысль не цеплялась за мысль, и лишь я научился его слушать и понимать.. Да и дочь Тамара, которая его кормила-поила . ..
Конечно , и на эту его квартиру , приходили его фронтовые друзья, когда он мог ещё объясняться: Григорий Поженян приходил , и Василий Субботин , и Владислав Микоша... Но люд не пишущий, но знакомый Боре , - по его работе фотографом на заводе "Маяк", а потом - в Институте биологии Южных морей , не приходил - далеко добираться.
А потом он и сам не хотел, чтобы приходили , не хотел, чтобы его видели таким беспомощным. Он стеснялся самого себя. А , когда он только начинал болеть , но чувствовал себя более менее прилично , ему было мало, что я приходил каждую неделю , - в то время я переписывал 3-е издание его книги "В объективе - война", которая признана лучшей, чем два предыдущих издания ( это не я так думаю, так думает журнал "Фото" в котором напечатана рецензия на книгу Шейнина - М.Л.) он посылал мне ещё и письма. Теперь , когда с приездом в Израиль , я шибко поумнел , понял - это бесценные письма и из них тоже родилось, - сейчас! - множество невыдуманных историй.
Борис Григорьевич Шейнин скончался 10 мая 1990 года и похоронен в Севастополе на Военном мемориальном кладбище.
На похоронах меня не было по уважительной причине , - лежал в киевской клинике Николая Амосова и сам находился между жизнью и смертью. Но мне рассказали , что хоронил его ВЕСЬ Севастополь. Он был его фотолетописцем.
Но здесь, на этих страницах, я пишу О ЖИВОМ БОРИСЕ ШЕЙНИНЕ.
ТРИ МИНУТЫ ВОЙНЫ
В суровый 1942 год, когда у стен Севастополя насмерть стояли матросы и солдаты, защищая свой город, смелостью и храбростью мало кого можно было удивить. И в то время во многих советских и зарубежных газетах появился фотоснимок: "Гибель немецкого стервятника".
Сюжет фотоснимка прост: почти над самой землей, взрываясь и распадаясь на кусочки, падает вражеский самолет. Какой он марки - "юнкере" или "мессер-шмитт",- в ожесточении взрыва определить невозможно.
Крупный журнал Америки " Лайф " напечатал снимок на обложке и сопроводил его текстом:
"Леди и джентльмены! Только человек со стальными нервами мог сделать такой снимок. Вы видите, как разваливается на куски фашистский бомбардировщик, вот так развалится и фашистская Германия".
Автор этого уникального кадра - Борис Шейнин.
Я много лет знаю и люблю этого человека: немножко взбалмошного, по-южному импульсивного, доброго и надежного товарища.
Он родился в Севастополе , прожил здесь почти всю свою жизнь, и сейчас на улицах нашего города можно видеть этого шестидесятилетнего, но, тем не менее, моложавого человека. Севастополь вошел в его судьбу, но и он останется в истории Севастополя. Особенно - своими военными кадрами. В снимках Бориса Григорьевича Шейнина запечатлены все двести пятьдесят дней обороны города и его освобождение. А это тысячи уникальных кадров , тысячи остановленных мгновений. В письме к Борису Шейнину Константин Симонов писал:
"Мне по душе Ваши снимки, снятые... в гуще боев. Таких снимков у Вас немало - и их я высоко ценю, хотя в них нет претензий на эпохальность... Жму руку. К. Симонов. З.У.75 г.".
А писатель Петр Сажин как бы добавил свои строки к письму Константина Симонова:
"Самыми интересными и, я не ошибусь, если скажу,- уникальными были на выставке фотографии об осажденном Севастополе. Каждый снимок из этой серии точен и правдив. Я бы еще добавил, что снимки эти были сделаны с риском для жизни и без малейшей попытки "организовать" либо насильственно остановить "мгновенье"... В начале нынешнего лета ( 9 мая 1968 г.- -М. Л. ) в Севастополе, на фотовыставке фронтового фотокорреспондента Бориса Шейнина, я видел, как закаленные, прошедшие нелегкую морскую службу и с безумной отвагой сражавшиеся в обороне Одессы, Севастополя и Кавказа моряки, разглядывая снимки времен обороны Севастополя, подносили к глазам платки..."
Я наблюдал за Сажиным, у него в руках тоже был платок. И в своей книге "Севастопольская хроника", которую он тогда писал, будут примечательные строки и о неистовом фоторепортере с "дерзким объективом" Борисе Шейнине.
Я прочитал множество книг об обороне и освобождении Севастополя , и почти во всех упоминается имя Бориса Шейнина , печатаются его снимки.
Маршал Жуков в своей книге "Воспоминания и размышления" поместил севастопольское фото Б. Шейнина "Моряки в обороне" и с благодарностью прислал ему свою книгу.
Бывший командующий флотом , народный комиссар , Герой Советского Союза Н. Г. Кузнецов на своей книге "Накануне" написал:
"Дорогой Борис Григорьевич! На добрую память! В этой книге есть и Ваш труд , за который я искренне благодарен..."
Свою книгу "Рассказы о флоте" с дарственной надписью прислал Адмирал флота И. С. Исаков...
Я написал о книгах тех людей, которых сейчас нет в живых... Но на книжной полке бывшего фронтового репортера - сотни книг с автографами.
Борис Шейнин провоевал с первого до последнего дня. Но мне с улыбкой сказал однажды:
- Я воевал всего три минуты!
И, видя, что я не среагировал на его слова , принимая их за очередной розыгрыш , на что он был великий мастер , добавил:
- Это моя дочь подсчитала - она у меня математик. И она права: я снял девять тысяч кадров, и если в среднем каждый кадр снят со скоростью в одну пятидесятую секунды , то , примерно , и получается три минуты войны.
Что уложилось в эти "три минуты"? Одесские баррикады 1941 года и сражающийся Севастополь , горькие минуты отступления и счастье освобождения родного города , дороги на Берлин и Знамя Победы над рейхстагом...
На груди у Бориса Шейнина много наград. По ним можно изучать весь боевой путь от Севастополя до Берлина. А совсем недавно у него появился еще "Почетный знак ветерана 2-й Гвардейской армии".
- За что, Борис Григорьевич, вроде бы ты никакого отношения не имеешь к гвардии?
- Я тоже так думал - ответил он ,- а вот гвардейцы рассудили иначе... А дело было так...
И предо мною открылась еще одна страничка военной биографии Бориса Шейнина...
Нам приходилось видеть множество снимков городов , объятых пламенем и дымом. Обычно на таком фоне кроме руин и разглядеть ничего не удается. Вот и на шейнинском снимке , кроме развалин , выбивающихся из-под дыма, вроде бы ничего не видно , и если б не подпись "Севастополь в огне" , то трудно было бы вообще определить, к какому освобождаемому городу это относится.
Сделан этот снимок на подступах к Севастополю 7 мая 1944 года , то есть за два дня до освобождения города . Снимок в тот же день и час был отправлен самолетом в Москву, и на другой же день газета со снимком "Севастополь в огне" была в руках у советских бойцов , стоявших под стенами горящего города...
Прочитал газету "Красный флот" и командующий артиллерией 2-й Гвардейской армии генерал-майор Иван Семенович Стрельбицкий.
Генерал даже вздрогнул , увидев в газете снимок Шейнина: сквозь дым, застилавший город , опытный глаз различил едва заметные просветления:
- Да это же огневые точки противника! - воскликнул генерал - Шейнина разыскать и доставить ко мне! Немедленно!
Фоторепортера нашли на Радиогорке на Северной стороне , он через приставку фотографировал город. Когда Шейнина привели к Стрельбицкому, тот спросил , показывая на снимок в "Красном флоте":
- Много подобных?
- Много ,- ответил Шейнин.
- Отлично! - воскликнул генерал - Немедленно составьте из снимков панораму города!..
Ориентируясь по шейнинской фотопанораме , артиллерия открыла огонь...
А через сутки в Севастополь вошли наши войска и своими глазами увидели, каким точным было попадание наших снарядов.
Тогда же, в день освобождения города от фашистов , Стрельбицкий сказал:
- Трудно подсчитать, сколько бойцов обязаны вам своей жизнью , но знайте и помните , ваше имя навеки будет связано с нашей гвардией. И вы - гвардеец!..
В мирное время получил "Почетный знак" гвардейца Борис Шейнин , и в сопроводительном письме было сказано:
" Дорогой наш гвардеец Борис Григорьевич.'
Артиллеристы Гвардии помнят Вас по совместной деятельности в боях за Севастополь. Мы ценим Вашу товарищескую, профессиональную помощь нашим гвардейцам в создании фотопанорам в целях управления артиллерийским огнем... За Ваш фронтовой труд, за подвиг в освобождении Севастополя и Крыма , за Ваше хорошее чувство поддержки боевых друзей благодарим...
Генерал-лейтенант артиллерии в отставке, бывший заместитель командующего 2-й Гвардейской армии и член Военного совета И. Стрельбицкий ".
...На стене в квартире у Бориса Шейнина висит ( висел!) старенький , потертый фотоаппарат. Под ним табличка, на которой выгравирована надпись: "Этим фотоаппаратом "Лейка" ? 282179 лейтенант Борис Григорьевич Шейнин - фоторепортер газеты "Красный флот" - сделал около девяти тысяч кадров в период обороны Одессы, Севастополя и штурма Берлина. Негативы хранятся в Центральном музее Революции СССР в Москве".
Что и говорить, уникальная "Лейка", на которую давно посматривают сотрудники музея Черноморского флота. А в свое время ее увидел американский фотокорреспондент Ричард Гопкинс...
Было это на Ялтинской конференции в Крыму. Ричард Гопкинс -процветающий журналист, для которого не существует невыполнимых желаний. Это и понятно: его отец Гарри Гопкинс - друг и советник президента США Франклина Рузвельта. Сейчас его не менее всемогущий сын, как говорится, положил глаз на "Лейку" Бориса Шейнина. Ричард Гопкинс подошел к Борису и бесцеремонно стал его разглядывать, словно стараясь определить, на сколько долларов тот выглядит.
- О-о-о! Прошу прощения, коллега. Один вопрос: не этой ли машиной ,- он указал на шейнинский фотоаппарат,- был сбит фашистский сволочь? - он намекал на известный в Америке снимок "Гибель фашистского стервятника".- Я хорошо говорю по-русски?
- Этим , коллега, этим: русские пули вылетали вот из этого отверстия...
Американец расхохотался:
- О'кей ! Я согласен меняться с вами фотоаппаратами ,- и он протянул Шейнину "спид-график" - самый современный аппарат.- Повезу в Штаты сувенир. Америка любит сувениры.
- Я не меняюсь,- отстранил фотоаппарат Шейнин ,- этот сувенир и мне дорог.
- Как! - воскликнул ошеломленный американец. - Вы отказываетесь?! Моя фотокамера стоит двух автомобилей!..
Так и улетел Ричард Гопкинс в Штаты со своим "двухавтомобильным" "спид-графиком".
Мы стоим с Борисом Григорьевичем на Графской пристани - это его самое любимое место в Севастополе - и молчим. Я и не пытаюсь угадать, о чем он сейчас думает. Но мне , знакомому с его жизнью, кажется: именно сейчас он вспомнил прожитое...
Вот он, молодой краснофлотец, печатает свой первый снимок в "Красном черноморце", вот его конкурсное фото публикует "Правда", после чего Шейнина приглашают работать в военно-морскую газету "Красный флот"; вот он бороздит волны Балтики вместе со специальным корреспондентом "Правды" писателем Всеволодом Вишневским... И вот оно снова, родное Черноморье...
Трудная битва за Одессу и Севастополь - и в объективе военного фотокорреспондента появляются герои битвы: зенитчик миноносца "Шаумян" Петр Скворцов и начальник разведки бригады морской пехоты Дмитрий Красников, командир крейсера "Красный Кавказ" Алексей Гущин и медицинская сестра с Малахова кургана Фрося Радичкина, снайпер Василий Рубахо и командир подлодки, Герой Советского Союза Михаил Грешилов... Молодые, красивые, мужественные. Многие из них так и останутся молодыми в веках!
РАССКАЗ О ЧЕРНОГОЛОВОМ.
Это рассказ о Райкине . Об Аркадии Райкине . О молодом Аркадии Райкине , которого сегодня нет в живых. Но он часто "смотрит" на нас с телеэкранов: величественно седой, с райкинской усмешечкой , отмеченный многими правительственными наградами , лауреат самой высокой премии Союза Советских Социалистических Республик... Бывшего Союза!
А на снимке, сделанном военным фотокорреспондентом Борисом Шейниным ,Аркадий Райкин жгуче черноволос , без наград и вообще , мало кому известный артист. Разве только руководителям Ленинградской филармонии он известен , которая и выписала ему командировку на войну - на Черноморский театр военных действий.
Это рассказ и об Авдееве. Михаиле Авдееве. Герое Советского Союза. В Севастополе ему и присвоили это звание.
Это тот самый Авдеев, который сбил в черноморском небе семнадцать фашистских стервятников, а авиационный полк, которым он командовал, совершил свыше полуторатысяч вылет и был назван гвардейским и получил наименование Севастопольского.
Это был тот самый Михаил Авдеев, который на бреющем полёте обстрелял немецкий корабль в Ялтинской бухте на котором находился сам командующий 11-й немецкой армией , - армией , которая осаждала Севастополь много-много дней и месяцев генерал фон Эрих Манштейн. Манштейн только чудом остался жив.
Вот как описывает Манштейн в своей мемуарной книге "Утерянные победы":
"... Я с целью ознакомления с местностью совершил поедку вдоль Южного берега Крыма до Балаклавы на итальянском торпедном катере. Мне необходимо было установить , в какой степени прибрежная дорога , по которой обеспечивалось снабжение корпуса, могла простреливаться корректированным огнём...
На обратном пути у самой Ялты произошло несчастье. Вдруг вокруг нас засвистели, затрещали, защёлкали пули и снаряды: на наш катер обрушились два истребителя. Так как они налетели на нас со стороны слепящего солнца, мы не заметили их, а шум мощных моторов торпедного катера заглушил шум их моторов. За несколько секунд из 16 человек, находившихся на борту, 7 были убиты и ранены. Катер загорелся, это было крайне опасно, так как могли взорваться торпеды, расположенные по бортам...
Это была печальная поездка. Был убит итальянский унтер-офицер, ранены три матроса. Погиб так же начальник Ялтинского порта капитан 1 ранга Бредов. У моих ног лежал мой самый верный товарищ боевой, водитель Фриц Нагель..."
Манштейн малость приврал в своих мемуарах, самолётов было не два, а один...И снарядов никаких не было - стреляли только из пулемёта И это подтвердил встреченный мною в Сочи , когда я там отдыхал, бывший вестовой генерала-полковника Манштейна Вернер Крамм ( позднее Манштейну присвоили звание генерал-фельмашала - М.Л.)
Я специально более или менее подробно пишу об Авдееве, потому что "райкинский" снимок непосредственно связан с черноморским асом , который тоже недавно ушёл из жизни. И, можно сказать, не соверши Михаил Авдеев свой очередной подвиг, не было бы и снимка.
А дело было так: Анастасия Позивова, - заведующая отделом иллюстрации газеты "Красный флот", - прислала из Москвы в Политуправление Черноморского флота телеграмму: "борису шейнину тчк летчик авдеев сбил очередной самолет тчк требуется его снимок тчк обязательно смеющий авдеев тчк под снимком надпись тчк только люди с такой щедрой улыбкой способны побеждать тчк"
Телеграмма - боевой приказ для фотокорреспондента "Красного флота" и Борис Шейнин выехал срочно в Геленджик - там, в горах находился аэродром и авиационный полк Авдеева находился там.
Борис Шейнин с Михаилом Авдеевым был знаком давно, с первых дней обороны Севастополя, знал что прославленный с первых боёв лётчик любил улыбаться и числился в "ба-а-ль-ши-х хохмачах!", - но тут просто улыбки мало! Начальство требовало , чтобы улыбка была ещё и "щедрой". Во весь рот.Поди добейся такой , когда не только советские сбивают немецких, но и немецкие сбивают советских!
Вся в славе и гробах дорога в небо...
Напишет позже севастопольский поэт Николай Криванчиков, знавший небо не понаслышке.
Но Бориса друзья-репортёры не зря называли "наш везунчик" и на этот раз удача сопутствовала ему.
Во-первых , погода была нелётная и все лётчики были в сборе, а во-вторых...О такой удаче, - сверхудаче! - и не мечтал фоторепортёр! Вот он - Михаил Авдеев стоит и ... хохочет, показывая все тридцать два молодецких зуба - щедрее улыбки и и придумать невозможно. Шейнин вскинул свою заслуженную "лейку"... Щелчок, не слышимый во взрыве хохота, и авдеевская щедрая улыбка запечатлелись на века.
Довольный собою фоторепортёр улыбнулся - вот она причина хохота! - и увидел молодого, жгучечерноволосокого незнакомого артиста, читающего монолог о болтуне-лекторе. Читающего так , что стонал от смеха народ военный , народ молодой. Прислушался наш Боря и ... расхохотался. И хоть не было у него задания фотографировать артистов , да ещё неизвестных, - "Снимай только что тебе велено, плёнки же не хватает!" - всё же не удержался. Снял. Для себя лично.
И стоит улыбающийся Аркадий Райкин на энском аэродроме, а вокруг - заснеженные горы, тусклое небо, и солнце, пробивающее хмарь и лётчики прославленного Севастопольского гвардейского полка - смеющаяся летающая гвардия, большинства из которых сегодня нет в живых...
Через много лет после Великой Победы, Боря Шейнин оправдывался передо мною:
- Почему сделал с Райкиным только один снимочек?.. А кто знал , что этот черноголовый станет великим артистом? Знал бы, не одну плёнку на него израсходовал...
А, может быть , и мы, поэты и прозаики, должны учесть опыт Бориса Шейнина и относиться друг к другу, как великие к великим!?.
Свыше ста концертов дал Аркадий Райкин для черноморских лётчиков и моряков, выступал в госпиталях, - "его появление в больничных палатах лечило не хуже лекарств, а, может быть, даже лучше!"
Закавыченную часть фразы говорю не я , а вице-адмирал в отставке, адьютант командующего Черноморским флотом Василий Виргинский в одной из наших бесед. .
А, что касается самого командующего Черноморским флотом адмирала Филиппа Отябрьского, то он сразу же понял огромнейший талант артиста и своим приказом наградил Орденом Отечественной войны 2-й степени...
Это была первая награда в большом послужном списке гениального лицедея.
ФОТОФОКУСЫ БОРЕЧКИ ШЕЙНИНА
Конечно, он давно не Боречка-Борька , а Борис Григорьевич Шейнин, и его уже много лет нет на этом свете. Но я пишу о том времени, когда друзья называли его ласково Боренькой или Борькой , и был он фоторепортером центральной газеты "Красный флот" в Севастополе...
А теперь внимательно присмотритесь к этой фотографии Героя Советского Союза Николая Токарева. Ничего не замечаете?.. Нет?!.. Тогда уши "на товсь!" и слушайте, расскажу вам историю этой фотографии...
Борису Шейнину было дано очередное задание: сфотографировать прославленного аса Черноморского флота Николая Токарева при всех его регалиях и наградах. Газеты того времени тяготели к таким снимкам.
Приказ обычный , если б не одно "но". Еще ни одному фоторепортеру не удалось сфотографировать Николая Токарева при полном параде , то есть , при кителе с орденами и Золотой Звездочкой Героя! Не любил Токарев позировать! И это было его святым правилом. "После войны - пожалуйста! А сейчас, когда гибнут мои товарищи, ни-ни!"
И Борису Шейнину он тоже заявил, несмотря на их многомесячное знакомство:
- Шел бы ты отсюда, мичман , - тогда еще Шейнин был мичманом! - куда пожелаешь. А хочешь снимать, снимай как есть!
- Та-а-ва-рищ па-а-ал-ковник!..
- Давай, давай, Боренька, чухай отсюда...
И вышел Борис от полковника авиации Николая Токарева ни с чем. Не совсем ни с чем , четверть пленочки на него потратил. Но это было совсем не то...
Не знаю , чем бы кончилось это дело, если б не еврейское счастье , не в ироническом, а в настоящем значении этого слова. Навстречу ему Васька Дробот, кореш Шейнина и токаревский стрелок-радист. Василий заметил огорченное лицо своего друга и поинтересовался , кто это обидел Борьку Шейнина. А когда Шейнин поведал о своем "несчастье", Дробот воскликнул:
- Та, Борька, шлимазл, и еще кто - я не знаю! Ты тут появляешься раз в сто лет , а тебе подавай на блюдечке Токарева при орденах. Да было бы тебе известно, друг ситный, что и я, а вижу я его каждый день, но видел ни разу Николая при наградах! Но тебе повезло, цудрейтер ты этакий , что встретил меня. И я тебе помогу.
Не за здорово живешь, конечно, а за...
- Понял, понял, Васенька, - закивал головой Шейнин, - будет с меня бутылка с закусью.
- Обманешь, небось?.
- Шоб на мне новая спидныця лопнула! Шоб меня приподняло и шлепнуло! Шоб мне на тот светпропуск забыли выписать! Шоб мне...
- Баранки гну! Как много нагну, тебе дам одну! Отвечай по существу!
- Знаю.
Жена Николая Токарева Елена была моложе мужа на много лет. И по ней вздыхал не один заслуженный летчик да плюс журналисты всех севастопольских газет. Она появилась в Севастополе перед самой войной, окончив в Москве факультет
журналистики , но на газетном поприще не проработала ни дня. Повстречала на Примбуле - Приморском бульваре - своего воздушного принца ( он тогда еще не был Героем ) и выскочила замуж.
- Знаешь? Еще бы ты не знал!.. Вот и дуй к ней. О тебе она наслышана. Она , и только она сможет тебе помочь. Токарев он герой только в небе , а перед своей бабой... куда только геройство уходит!..
И пошел наш Борька к музе Токарева. Но план Шейнина: помочь ему встретиться с Николаем Токаревым да так, чтобы тот был при параде, она отвергла на корню:
- Ничего из этого не получится! Даже моих чар не хватит, чтобы заставить его надеть ордена.
- Что же делать мне, товарищ генерал ! Ну, пообещай ему ноченьку в алмазах!
Елена хмыкнула, на секундочку задумалась , а потом воскликнула:
- Но выход, если ты настоящий журналист , есть всегда!
И Леночка, вытащив из шкафа китель мужа, - какое ослепительное море наград! - и жестом настоящей леди , надела его на себя.
- Снимай жену Героя Советского Союза!
У Бориса "лейка" всегда наготове , - сделал несколько кадров.
- На тебе, красавица ты моя, очень даже сидит этот китель. Лучше даже чем на Николае Александровиче...
- И это о тебе ходят легенды в Севастополе, - не дослушала его Леночка, - что ты...
- Обо мне ?.. Вы меня с кем то путаете , товарищ генерал!.
- Пижон ты, Борька! Это говорю тебе я, как журналист журналисту. Фото моего мужа у тебя есть?
- Сколько угодно!
И тут до Бориса дошел ее "коварный" замысел...
В Москву Шейнин прилетел на " попутном " боевом самолете и сразу - в редакцию. К своему старшему другу Коле Труфанову.
Коля Труфанов - талантливый ретушер. Из слабых снимков делал настоящие произведения искусства.
" Волшебник газетной ретуши " - неофициальное звание Николая Труфанова - посмотрел на китель с орденами на грудастой талии Леночки Токаревой , разложил перед собою добрый десяток фотографий самого Токарева и... резанул ножницами по шеям. По шее Токарева и его любимой жены. А потом, - дело техники мастера своего дела! - китель состыковал с головою Токарева, и на месте среза подрисовал белый подворотничок.
Через несколько дней севастопольские читатели "Красного флота", да и читатели неоккупированной зоны всего Союза, увидели в газете прославленного летчика в парадной форме и при орденах.
Как завидовали Шейнину многочисленные корреспонденты всех званий и сословий , фотографировавшие Николая Токарева неоднократно , но ни разу в таком виде!..
Герой Советского Союза Николай Александрович Токарев геройски погиб. И в центре Евпатории , благодаря евпаторийцам и тулякам, - Токарев был родом из Тулы - поставлен ему памятник. Фотография Бориса Шейнина была единственной, которой пользовался скульптор, лепя грудь Героя.
СТРАННОСТИ СУДЬБЫ ИЛИ НА БЕРЛИНСКИХ УЛИЦАХ
Начало штурма Берлина советскими войсками застало фронтового фотокорреспондента Бориса Шейнина в Москве. И он тут же бросился к редактору своей газеты "Красный флот". Редактора не было в городе, а был его заместитель полковник Семен Зенушкин.
- Умоляю!.. - начал Шейнин.
- Не возражаю, - улыбнулся Зенушкин.
- А вы , что знаете, об чём я вас умоляю?
- Все вы одинаковые! В Германию, небось, рвёшься?
- В неё самую!
- Скажи, чтоб тебе выписали командировку и прямиком дуй на вокзал !
- С меня бутылка плюс закуска ! - закричал на радостях Борис и прямиком бросился на Курский вокзал, откуда отправлялись поезда на Берлин.
- Поедете вдвоем! - прокричал ему вдогонку Зенушкин. - С Ильей Бару...
Курский вокзал, набитый военными, гудел как {ну и дремучий же штамп я сейчас выдам!) улей, потревоженный людьми. И путь всех этих людей , - в отличие от пчел - лежал в одну сторону: на Берлин.
А билетов не было! То есть они, конечно, были, но - на конец мая: Берлин к тому времени , - так думали военные люди , - обязательно возьмут.
От билетных касс Боря Шейнин и Илья Бару бросились к коменданту, на ходу вытаскивая редакционные удостоверения и предписания. Но и у комендатуры - очередь. И все чего-то хотят и требуют от измученного военного коменданта.
Военных корров можно понять: Берлин вот-вот должен пасть, а они из Москвы никак не уедут, прохлаждаются в эти апрельские жаркие дни.
- Думай, думай, Борька! Ты, говорят, везучий человек, вот и довези до Берлина. Хоть на себе!
И тут Боря Шейнин, не фигурально выражаясь, хлопнул себя по лбу.
- Танцуй, Илька, и молись Богу, чтобы это дело выгорело.
- Я готов, Боречка, но ты хоть объясни, в чем дело?
- Объясню. Дело было на Ялтинской конференции.
- Это когда ты по знакомству снимал Рузвельта с Черчиллем?
- Не-е, раньше, когда Рузвельт на своей громадине, четырехмоторном самолете приземлился в Саках - знаешь, такой малюпусенький аэродромчик неподалеку от Симферополя... Так вот из-под самого днища на землю спустилась кабина-лифт, и из этого лифта выкатилась коляска, а в ней - президент США Франклин Делано Рузвельт.
Улыбнулся Рузвельт встречающим, а у встречающих погоны один шире другого, и пригласил всех сниматься. Вместе с собою... Я тогда и нащелкал целую пленку... А когда я сделал этот с десяток кадров, ко мне подошел какой-то человек в комбинезоне и говорит: " Сделай и мне, дружочек, снимок на память. Тот, который с Молотовым и Рузвельтом ".
- Да, я забыл сказать, там еще Вячеслав Михайлович Молотов был - тоже приехал встречать президента...
"Хорошо", отвечаю, к концу сегодняшнего дня сделаю... И сделал! Когда вручал эту знаменательную фотографию тому человеку, он спросил: "Сколько я вам за нее должен?" Вежливо так поинтересовался. А мне обидно стало! Отвечаю: не наживаюсь я на своих фотографиях, и отзынь от меня на четыре лаптя!
- Так и сказал?! - засмеялся Илья.
- Да нет. Шо я тебе - по попу деревянный!? Шо я, не понимаю, что с Рузвельтом и Молотовым простой лейтенантик сниматься не будет?! - Ну и что твой неизвестный, фамилию которого ты постеснялся спросить? Ведь постеснялся, Борька?
- Постеснялся. Однако номерочек своего телефона он мне оставил. Я брать не хотел. А он говорит:
" Не дрейфь, бери! Будешь в Москве, звони по этому телефону, и я тебя чем смогу отблагодарю! "
И Боря Шейнин достал бумажку, на которой, кроме телефона, ничего не было.
- Звони, Борис! Посмотрим, какой ты везучий, - сказал Илья.
Шейнин набрал номер , и на том конце тотчас ответили:
- Слушаю! Кто это?
Борис стал объяснять, при каких обстоятельствах к нему попал этот номер телефона. Напомнил, что хозяин этого номера обещал помочь ему, если понадобится, а он поверил... и сейчас вот нужна помощь.
- Да, это я. Но чем же я могу быть вам полезен?
Борис объяснил, что они два журналиста из "Красного флота" и , что , если, конечно , возможно, пусть он позвонит коменданту Курского вокзала, чтобы им немедленно выдали билеты на поезд. В Берлине они с Бару должны быть - кровь из носу! - в первые минуты его падения.
Человек на том конце трубки выдержал паузу и сказал:
- Записывайте, товарищ Шейнин. Завтра в девять ноль-ноль на Внуковском аэродроме вас будет ожидать самолет... Какой самолет?.. Ли-2 с бортовым номером... Записываете?..
И точно, утром их ждал самолет, а его командир гвардии капитан Алексей Бережной, проверив документы корреспондентов, - я бы заметил, обалдевших корреспондентов! - вскинул руку к лётному шлему:
- Проходите, товарищи!
Тут только они поверили, что это не розыгрыш!
- Скажите, товарищ капитан, а кто тот чудак, который выделил нам этот летак?
Капитан посмотрел внимательно на. Борю Шейнина - притворяется или выпендривается?! - и четко доложил:
- Самолет в ваше распоряжение выделил маршал авиации Сергей Александрович Худяков. Прикажете взлетать?!.
И когда они очутились в пустом самолете, летевшем на запад, оба, не сговариваясь, подняли несколько пальцев вверх, что означало: воткнем пёрышко в гудочек московским журналистам! Пусть теперь попробуют нас обогнать!..
Ли-2 приземлился на ближайшем немецком аэродроме. А от него еще пилить и пилить - больше ста километров до Берлина. Но счастье есть счастье, и Илья Бару поверил окончательно, что Боря Шейнин, неунывающий репортер с дерзким объективом, - так его называл Константин Симонов, действительно родился в рубашке: вот-вот должна быпа рвануть к Берлину легковая автомашина, а в ней...
Есть все-таки Бог на этом не из лучших миров, и пюбит он неверующего в Него Борьку Шейнина, - в легковой трофейной машине сидит его друг - все у него друзья! - фоторепортер " Правды " Яков Рюмкин.
Увидел Яша бегущих к нему людей и притормозил:
- Ты, Борька?! Ты, Ипюшка?!
Вместо приветствия Борис, запыхавшись от бега, спросил:
- Извозчик! До Берлина за бутылку довезешь?!
- Сам две поставлю...
Я многое опускаю из разговора друзей, остановлюсь на главном - вся троица оказалась в горящем Берлине. В самый ответственный момент истории.
И через несколько дней в центральной газете "Красный флот" появился очерк Ильи Бару со снимками Бориса Шейнина. Очерк назывался " На улицах Берлина ". Вот что писал Илья Бару:
"...Мы едем по берлинским улицам к центральным районам города, по направлению к Шпрее. Внезапный налёт восьмёрки "фокке-вульфов" заставляет нас выскочить из машины и залечь у стены дома. Рвутся, разламывая дома и вырывая из мостовой асфальт и землю, немецкие бомбы, часто-часто стучат зенитки. Странное ощущение вызывают эти звуки. Давно ли на этих местах стояли немецкие зенитки, стрелявшие по английским "ланкастерам" и американским "либерейтерам".
А сейчас здесь, в самом сердце Берлина, расположились наши советские зенитные пушки, и стреляют они по немецким самолетам, сбрасывающим бомбы на свои же немецкие дома..."
А на снимках Бориса Шейнина были: танк, а на нем - танкист старший лейтенант Александр Пузырев, подъехавший к перекрестку улиц, Франкфурт-штрассе и Кронпринцен-штрассе; группа пленных гитлеровских офицеров, а на третьем снимке - подразделение младшего лейтенанта Дерябина, выбивающее фашистов из дома, ставшего ДОТом...
И было еще много-много берлинских победных снимков, часть из которых - микроскопическая часть! - есть в интернете