Ли Галина Викторовна : другие произведения.

Своя дорога

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
  • Аннотация:
    Своя дорога
    		 Охотник за головами на службе у короля. Но ты сам за себя, ты сам по себе. Ты так привык, и тебя это устраивает. Вот только у судьбы совсем другие планы. Так покориться ей или найти свою дорогу? Выбор лишь за тобой. Если он только есть, этот выбор.

    РОМАН ВЫШЕЛ В ИЗДАТЕЛЬСТВЕ "АЛЬФА-КНИГА" 29.11.2010
    карта
    форзац
    фронтиспис

Галина Ли

Своя дорога

Благодарю:

за конструктивную критику и помощь при вычитке книги --

писательницу Удовиченко Диану,

за постановку боев --

Странникса Иных Земель.

   Пролог
  
   Широкая плоская кисточка из свиной щетины в очередной раз нырнула в густой красно-коричневый соус, пахнущий чесноком и розмарином, щедро прошлась по аппетитному жаркому на вертеле.
   Трактирщик повернул ручку, подставил огню блестящий от соуса бок бараньей туши с запеченной корочкой и снова нырнул кистью в миску.
   Расположившийся за чисто выскобленным столом мужчина, судя по одежде -- купец, закряхтел: эдак слюной захлебнешься, ожидая!
   Его соседка, миловидная круглощекая девушка, сидевшая напротив, горячо зашептала:
   -- Ну что же вы, папенька! Сами жаркое на вертеле захотели! Да еще остальных уговорили, чтобы целого барана не покупать. Ждите теперь!
   Купец втянул голову в плечи, виновато оглянулся, разглядывая разношерстную компанию посетителей, и наткнулся взглядом на старика сказителя, хлебающего пустую кашу на воде. Купец тут же приосанился, расправил плечи, прокашлялся и громко, чтобы все слышали, сказал:
   -- Эй, дед! А соври нам сказку. Я тебя угощу, коль понравится!
   Редкая бороденка старика согласно клюнула вниз, сказитель оживился:
   -- Про что сказку-то? Про битвы великие, аль про любовь?
   -- А что поинтереснее, про то и ври, -- пробурчал здоровенный детина, как и купец, не сводящий взгляда с очага.
   -- Пострашнее выбери! -- задорно провопил из угла мелкий и шустрый подмастерье, выбравшийся на праздники к родным в деревню и застрявший из-за непогоды на постоялом дворе.
   -- И повеселее, -- проворчал заказчик, прикидывая в уме, сколько можно потратить на сказителя.
   -- И чтобы про любовь было, дедушка, -- стеснительно добавила купеческая дочка, покраснев до самых ушей.
   Старик выслушал все пожелания, на секунду задумался, пощипал пальцами бороденку и неторопливо затянул:
   -- Давно это было...
   Потом вздохнул, прервался на минуту, сплюнул длинной тягучей слюной и повторил, устраиваясь поудобнее:
   -- Давно это было... Править тогда в Наорге начинал король... дай светлые боги памяти... не то Фирит Пятый, не то Фирит Шестой, прозванный в народе Красавчиком. На лицо благороден был до невозможности, а в душе тварь тварью, да простят меня боги. Служил в те времена у него один дворянчик... Не то из обедневших, не то из новых -- о том история умалчивает. Некоторые говорят, что и не человек он был вовсе! Я про то не знаю. Только бабка моя сказывала, что питался дворянчик душами. Да не простых людей, всё молодух себе подбирал. Как ночь проведёт с девицей, так наутро -- он молодой да здоровый, а вместо бабы -- сморщенная старуха! К тому же, мёртвая! Да, ну, не важно. В общем, стоили они друг друга: один задания страшнее страшного придумывал, второй выполнял их. И всё бы ничего, но велел ему как-то раз Фирит мальчишку одного раздобыть. Ага. Ну, и отправился слуга его в самое вампирячье гнездо! И до того жутким чудищем обернулся, что повымерли все вампиры от страха. Да-а-а... А мальчишку добыл... Но вот беда, мальчишка-то -- девчонкой оказался!
   Старик рассыпался мелким визгливым смехом.
   Слушатели озадаченно переглянулись:
   -- Как девчонкой?!
   -- Ну да, девчонкой! Да не простой, а магичкой. Видимо, чем-то зацепила девчушка остатки души страшилища, не отдал он её королю на верную смерть, а подсунул взамен другую жертву. Сам же отправился в компании оборотней королевство магичке добывать...
   Скромный монах-летописец, сидевший в уголке, поморщился и подумал: "Надо же было так переврать реальные события! Вроде, и похоже, а лжа лжой! Ведь не так всё в летописях! Совсем не так!"
   Монах достал из котомки толстую книгу, перелистал с десяток страниц и погрузился в правдивую, как он надеялся, историю о тех тревожных временах, когда судьба многих народов зависела от решения одного... существа.
  
  
   Глава первая
  
   Хозяин дома вцепился в перепуганного мальчишку обеими руками. Злобный скукоженный старик в инвалидной коляске, человеческий обрубок, лишенный ног по самую задницу, с первого взгляда вызвал всеобщее отвращение.
   Я посмотрел в зрачки старикашки, и до меня с большим опозданием дошло:
   -- Эдхед то! Вампиры!
   То-то трактир так не понравился с первого взгляда... Рухляди полно, на окнах плотные шторы, но самое главное: каждая вещь -- словно живая, и следит за тобой исподтишка. А мы ведь здесь почти заночевали... Каждый в своей комнате... Хотелось бы знать, сколько у меня осталось людей?!
   Я повернулся к ребятам и рявкнул:
   -- Берем мальчишку и уходим!
   -- Куда торопишься, сладенький? -- хищно улыбнулась дочка хозяина. Красные губы больше не скрывали острых клыков, а в глазах черной точкой застыла руна владельца, существа, сотворившего из человека упыря.
   Стоглавый Мо, хорошо, что я вчера не повелся на ее заигрывания! Значит, придется драться...
   Я повернулся к ребятам, посмотрел в их глаза и выругался:
   -- Сука, Сибил!
   Вампирша нагло расхохоталась мне в лицо:
   -- Тебе что-то не нравится?
   Еще бы понравилось, если из моих парней осталось не больше трех человек! У остальных глаза приобрели прозрачный голубой цвет, и вместо зрачка в них висела кляксой первая буква имени дочки старика. Эта дрянь сделала из моих парней кровососов!
   Хохот вампирши оборвался так же внезапно, как и начался. Мой меч сверкнул, прочертил дугу, и голова мерзкого создания отлетела в угол, разбрызгивая каплями чуждую кровь. Свора упырей тут же взвыла и кинулась на уцелевших людей.
   Держались мы с ребятами хорошо, встали в круговую оборону и защищали спины друг друга до тех пор, пока пара тварей не подобралась к нам сверху, по потолку. Я вскинул меч и успел пронзить сердце кровососа, а вот у Дирка реакция всегда была так себе, он закрыться не успел. В следующее мгновение нас растащило по разным углам, и я понял -- союзников у меня не осталось! Тела парней мгновенно исчезли под кучей навалившихся на них монстров, а вот мое... В груди затлел знакомый огонек преображения, мышцы на секунду свело судорогой, и вампиры застыли на месте, словно наткнулись на невидимую стену. Теперь на их оскаленных мордах читались ужас и страх, от которых обычный человек навалил бы в штаны. Желудок нежити намного крепче, но удержаться от воя и эти твари не смогли. У кровососов в головах даже не мелькнуло мысли о побеге!
   Так было всегда: наступал момент, и я превращался в нечто, вызывающее панический страх у всех разумных существ! Словно будущие трупы знали, что избавления не будет -- попытки защититься больше походили на агонию обреченных, тщетно силящихся спасти свои шкуры. Но на бегство редко кто решался: противники мне обычно попадались не робкого десятка. Как и сейчас.
   Бывшие товарищи, бывшие напарники, с которыми спешил на встречу с тайным слугой короля, повернули против меня оружие. Я поднял меч и кинулся вперед.
   Удар, шаг в сторону, удар... и тело вампира развалилось до грудины. Снова удар. Выбитый у нежити меч отлетел в сторону, а я успел заслониться телом врага от второго противника, и пока клинок вяз в плоти мертвеца, снес обоим упырям головы. Брошенный исподтишка кинжал свистнул у самого уха, чуть не отправив меня к праотцам.
   Ах ты, собака шелудивая, мало мы по твоей вине пострадали? Не мог другого места подыскать для встречи?
   Влажный хруст, и агент его величества сполз на пол к другим холодным телам. Табуреткой по голове одному, мечом в сердце другому, блок, уход в сторону. Выпад.
   Скотина красноглазая, чуть не достал!
   Удар, еще удар. Кровосос поскользнулся в луже крови, и, пока выпрямлялся, мой меч пронзил его сердце.
   Все. Кажется, все.
   Последним в очереди на упокоение оказался старик. Я выдрал из его рук мальчишку, снес уродцу голову и пошел к выходу. Уже на пороге оглянулся.
   Поломанная мебель, обезглавленные трупы, лужи густеющей крови. Разруха и смерть -- вот что осталось на месте некогда "гостеприимного" постоялого двора. Надо сжечь это змеиное гнездо. Пусть костер станет огненным реквиемом по моим павшим товарищам!
   Поставив ребенка на землю в стороне от трактира, я облил дом с четырех сторон маслом, притащил тлеющее поленце из камина и с мрачным удовлетворением посмотрел на занявшееся дерево. Меч в ножны убирать не стал: мало ли кто еще скрывается в недрах дома?
   Я стоял, смотрел на поднявшееся до небес пламя и думал о том, что, наверное, все-таки неплохо хоть раз увидеть себя глазами врагов. Все равно придется когда-нибудь узнать, в какое чудовище я превращаюсь. Изменения в моем организме случались только в опасные моменты, когда речь шла о спасении моей драгоценной шкуры, так что на разглядывание времени обычно не было. И даже на ощупывание. Пару раз случились рядом зеркала... Увы -- стеклянные. Узнавал я об этом, когда они брызгали во все стороны острым крошевом, царапая незащищенное лицо.
   Прошло довольно много лет со времен моего первого преображения, а страшный облик так и остался загадкой: превращаться по желанию я пока не умел. Впрочем, если говорить честно, и не хотел. Я не стремился себя разглядывать: и без зеркал понятно -- полный урод! Решил во всем положился на волю случая и судьбы, а они пока не спешили с помощью.
   Да и Мо с ним, с этим уродством, раз благодаря ему за мной прочно укрепилась слава жестокого, непревзойденного мастера по выполнению самых зубодробительных поручений его величества. Слава мастера-одиночки, потому что в подобных вылазках кроме меня никто не выживал. Правда, на этот раз мне навязали дюжину бравых бойцов, мотивируя сей поступок необходимостью передачи опыта.
   Жар от огня заставил сделать несколько шагов назад. Весна в этом году выдалась сухая, дом моментально утонул в жадно гудящем пламени. У стоявшей рядом яблони почернели и скрутились листья, задымил, а потом загорелся ствол.
   Вот и не стало гостеприимного пристанища на перекрестке дорог.
   Провалившаяся крыша подняла в небо вихрь искр, которые поплыли в ночном небе подобно огненному рою. Я отсалютовал мечом братской могиле -- что и говорить, поделился опытом.
   Потом подобрал молчащего мальчишку и сказал ему:
   -- Надеюсь, ты стоишь гибели двенадцати хороших людей! Мне очень хотелось знать, за каким... За какой надобностью потребовался сюзерену этот сопляк?
   Нам предстояло тащиться добрых десять верст до ближайшего городка. Ребенок крепко обхватил руками мою шею и, кажется, собирался заснуть, а до меня запоздало дошла одна интересная вещь... Мальчуган меня не боялся! Он видел, в кого я превратился, и все равно не боялся?! Эх, жалко, говорить не умеет, немтырь.
   Перехватив малыша поудобнее и бросив последний взгляд на догорающий остов дома, я уверенно зашагал по дороге. Может, повезет, наткнусь на купцов с телегами, тех, которые еще вчера обогнали нас на большаке...
  
   Я успел отшагать версты четыре, когда ребенок проснулся и стал дергаться у меня в руках, пытаясь сползти вниз.
   Хочешь идти сам? Да пожалуйста! Я только "за" -- рука совсем затекла.
   Но малец замер на месте, молча посмотрел прозрачными серыми глазами, потом задрал рубашонку и уставился на шнурок штанов.
   Мо шизане! Надо же, попал, называется, в няньки на старости лет!
   Правда, про старость я крупно преувеличил -- в прошлом году мне исполнилось тридцать два года. Но за это время ещё ни разу не приходилось иметь дела с детьми, Ирия миловал. А сейчас, видно, решил восполнить пробел в моем жизненном опыте.
   Тихо скрипнув зубами, я развязал веревку, спустил штаны с ребенка и обреченно выругался. Девчонка! Значит, о спокойной дороге можно забыть, обязательно случится какая-нибудь гадость! Проверено.
   С женщинами отношения у меня не складывались. Никак. Парень я не хуже других, а в некотором смысле даже лучше, но паскуда-жизнь приготовила еще один сюрприз, обрекавший меня на одиночество. Дело в том, что чудовище во мне просыпалось не только в момент великой опасности, а и..... ну, сами понимаете, когда еще.
   Самая первая женщина, легкомысленная деревенская вдовушка, умерла подо мной от разрыва сердца. Страх оказался для нее слишком велик. Довольно долго я обходил противоположный пол стороной, решившись на вторую попытку лишь через несколько лет. И почти с тем же успехом. Нервы продажной женщины оказались крепче, поэтому проститутка просто сошла с ума, но поверьте, это небольшое утешение!
   А потом последовал длинный период полного одиночества. За это время я успел стать разящей десницей нашего королька и заработать целое состояние. Не то что бы внешность моя была непривлекательной, нет, поклонницы имелись, и не одна. Придворные дамы смотрели на меня с обольстительными улыбками, и как акулы нарезали вокруг широкие круги. У одних -- вызывал интерес мой кошелек, у вторых -- внешность, у третьих -- возможность чужими руками загребать жар из огня. Последние преобладали.
   Меня коробили откровенные корысть и жадность, поэтому вел я себя со знатными потаскушками соответственно -- как последняя скотина. И не стремился раскрывать свои тайны. Королевский двор -- не самое подходящее место для чудовищ. Слишком высока конкуренция -- не выжил бы. В конце концов, дамы отстали, отомстив мне весьма нелицеприятными слухами.
   Прошло еще несколько лет, и я, наконец, разыскал ту единственную, которая не вызывала у меня отвращения и которой не грозило умереть во время соития от испуга -- девушка была слепой.
   Ирэн не любила меня, как и остальные женщины. Лежа в объятиях, дергалась от отвращения -- на ощупь я тоже был не совсем человек. Но она нуждалась в деньгах и защите, а это именно те вещи, которые легко можно дать. Так мы и держались друг за друга, поощряемые молчаливым одобрением практичной матери Ирэн. Я приходил в маленький домик, жавшийся к краю площади Повешенных, раза три-четыре в неделю и оставался там до утра. Уходя, выкладывал на столик пару золотых, и тяжелый стук монет красил в розовый цвет удовольствия нежные щечки моей любовницы.
   Возможно, я был единственным мужчиной в ее жизни, но, скорее всего, в вечера, свободные от моих посещений, сюда заглядывал на огонек более привлекательный и менее опасный господин. Да и плевать! Это как раз меня меньше всего волновало. Я не собирался связывать с Ирэн всю свою жизнь.
   Столкновения с другими женщинами обязательно приводили к очередному скандалу или ставили мою жизнь на волосок от гибели. Так что, вряд ли эта неизвестная малявка, так неожиданно оказавшаяся у меня на руках, была исключением, особенно если учесть, чем закончились первые сутки нашего совместного пути.
   Между тем, девочка продолжала на меня смотреть, только теперь ее губы подергивались: кажется, она готовилась зареветь.
   Что не так?! Штаны снял, садись, делай свое дело!
   Последние слова я произнес вслух. Девчонка вздрогнула, попробовала присесть, шлепнулась в мягкую пыль и окончательно разревелась.
   Ругая почем зря короля, себя, вампиров и сгинувших помощников, я порылся в памяти и вспомнил, как поступают женщины с младенцами, если тем приспичило по нужде. Перехватив ребенка под коленки, пристроил, как сумел, надеясь, что дело обойдется без подтирания задницы. Представляю, как я смотрелся со стороны: лучший наемный убийца королевства, лучший охотник за нежитью, самый опасный человек, после короля, само собой -- высаживает малышню на горшок... Самому обделаться можно от смеха.
   Увидел бы кто эту дивную картину -- и наработанная годами упорного труда устрашающая репутация в одно мгновение развеялась бы в прах.
   Поблагодарив богов за то, что обошлось без подтирания, я завязал девчонке тесемки штанов, одернул рубашку и выпрямился -- мне стало любопытно, что малявка предпримет, если не взять ее на руки. Девчушка простояла спокойно несколько секунд, потом подняла руки и обиженно выпятила нижнюю губу, готовясь зареветь. Вопли младенца в ночном лесу были совершенно лишними, так что девочка снова оказалась на руках. В душе шевельнулась симпатия к малышке -- характером Ирия ее не обидел, умеет добиваться своего, я таких людей ценю.
   Между тем "задание" повозилось и спокойно заснуло, крепко обхватив мою шею.
   Я же шагал по дороге и размышлял, за каким демоном потребовалась королю эта пигалица? И чем она для него так важна, если он подрядил именно меня для выполнения простого задания? Правда, с каждым шагом меня все больше одолевали сомнения: задание было не таким простым, каким показалось, раз я успел потерять всех своих людей.
  
  
   Почти с первых же дней службы у правителя моей дорогой родины, довольно большого королевства Наорг, я хорошо усвоил несколько прописных истин.
   Мой работодатель никогда и ничего не делает просто так -- это раз.
   Несмотря на жадность, за особые поручения он платит прилично, умея хорошо считать грядущую выгоду -- это два.
   Оплата всегда прямо пропорциональна грядущей выгоде -- это три.
   Душа короля чернее и страшнее моего неизвестного облика, поэтому надо всегда оставаться настороже и блюсти собственные интересы -- это четыре.
   Последнее задание должно было сделать меня богаче на пятьсот золотых, а это, в свою очередь, становилось довольно опасным для здоровья. Я успел заметить, что особо богатые или влиятельные граждане нашего королевства в один прекрасный день объявлялись нежитью, кровопийцами, ужасными и гнусными вампирами, и, как следствие, с ними требовалось покончить. А кого можно отправить на такое благородное, но опасное дело? Правильно -- меня. Вот я и избавлял.
   Самое интересное, что граждане действительно оказывались вампирами и кровососами, жаждущими смерти добропорядочных подданных его величества, и я свято верил в их виновность, пока случайно приказ короля не догнал меня рядом с поместьем очередного "заказа". Каково же оказалось мое изумление, когда я застал там настоящую бойню!
   Бедный граф из последних сил оборонялся от наседающих на него вампиров, защищая себя и единственного уцелевшего наследника.
   Приказ я выполнил буквально: велели уничтожить нежить, она и уничтожена! А графу посоветовал как можно скорее исчезнуть, прихватив с собой сына, золото и ценные мелочи, иначе он в следующий раз точно станет вампиром, и мне придется закончить дело. Граф оказался сообразительным малым и предпочел долгую жизнь инкогнито за границей скорой смерти в родном отечестве. Король добавил в свою копилку богатые урожаем пашни и пару тысяч крестьян, а я приобрел должника и верного друга (это он так считал), да еще трезвый взгляд на методы правления наиблагороднейшего Фирита Пятого, господина нашего славного королевства.
   К слову сказать, с настоящими носферату я пару раз сталкивался в узких секретных ходах королевского дворца. Лица упырей прикрывали плотные маски, а сопровождающим служил личный секретарь его величества, та еще сволочь.
   Встреть я нежить где-нибудь на улице или хотя бы без почетного "эскорта", клянусь, обезглавил бы в один момент, а так -- пришлось пропустить. Я ведь не герой, в принципе, меня заботит только одна вещь -- как уберечь свою шкуру и дожить до глубокой старости. В последние пару лет мою душу стали одолевать сильные сомнения этому поводу, а способствовал сомнениям все тот же Фирит -- работодатель, король и удивительная скотина, которую не грех было удушить еще в люльке. Думаю, придется уделить его особе больше внимания, но вообще-то неплохо начать с себя. Когда еще выдастся случай спокойно проанализировать собственную жизнь?
   Я перехватил неудобную ношу другой рукой, в очередной раз проклял конокрадов, заставших нас врасплох две ночи тому назад, и углубился в воспоминания.
  
   Если верить официальным документам, скрепленным фамильной печатью и витиеватой подписью слуги Ирия, я родился в семье мелкопоместного дворянина на задворках нашего королевства, прямо у границ Великой пустоши, и мог с гордостью носить свое имя: Дюсанг Лирой Тилн из рода Ремари. На самом же деле... На самом деле я, несомненно, имел прямое отношение к этой славной фамилии, но... как бастард, прижитый незамужней девицей Лирой на стороне. Официальный отец приходился мне на самом деле дядей. У него как раз приблизительно в это время умерла родами жена. Ребенок тоже не выжил. Разница в возрасте между младенцами оказалась несущественной, а потому одного успешно заменили другим. Сделано это было не из великой любви к племяннику, а по причине бесплодности дяди, перенесшего за месяц до моего рождения болезнь, которая поставила жирный крест на его дальнейшем размножении.
   Может, кому-то поначалу и показалось странным, что наследника прячут от посторонних глаз, однако вслух это не обсуждали. А когда видимая разница в три месяца сгладилась, и младенца выставили в люльке для всеобщего обозрения на широком крыльце господского дома, вопросы отпали сами собой.
   От меня правду скрывать не стали по двум причинам: во-первых, дядя не смог принять меня до конца в роли сына, а во- вторых... я прекрасно сам все помнил, начиная с момента рождения. Еще одна особенность нечеловеческой сущности, не самая необходимая, кстати, я точно предпочел бы забыть, как мать на следующий день после родов пыталась утопить младенца (то есть меня) в отхожем месте. Может, именно поэтому мне все время кажется, что наша жизнь -- сплошное дерьмо?
   Сразу после покушения на убийство собственного сына девица Лирой сбежала из отеческого дома в неизвестном направлении, бросив ребенка на произвол судьбы, и больше им не интересовалась. Долгое время я мечтал ее встретить, сначала для того, чтобы мама увидела, каким хорошим растет ее сын, и полюбила меня. Потом, когда уже вырос из детских штанишек, хотел задать родительнице всего два вопроса. Первый: "За что?!" -- и второй, как легко догадаться: "Кто мой отец?!". Причем с возрастом первый вопрос как-то потерял актуальность, зато во втором прибавилось восклицательных знаков. Только сдается, мамочка удрала, чтобы на него не отвечать.
   Отец... скорее всего, именно ему я и обязан своими странностями; с материнской стороны, вроде бы, страшные легенды ни за кем не тянулись: с фамильных картин на меня взирали обычные, низкорослые, пухленькие предки, главным достоинством которых всегда являлись увесистый кошелек и способность к коммерции, что немного странно для дворян. Мать тоже не выбивалась из общего строя: кругленькая девушка с пышной грудью и мечтательными, томными, как у коровы, глазами. Думаю, именно склонность грезить наяву и привела ее к такому плачевному финалу.
   Я вырос достаточно высоким, худощавым и гибким, как хлыст. Волосы черные, как у матери, глаза темно-серые, кожа смуглая -- это, вероятно, от отца. В общем, внешность как внешность -- не урод, но и не красавец. Выдающимися умственными способностями в детстве не блистал, учился спустя рукава, особенно если это касалось религиозных трактатов. Энтузиазм вызывало только военное дело, коему я и предавался с великой радостью, благо, у дяди имелась собственная дружина. Без нее жизнь в приграничье не стоила бы и ломаного гроша. Так что, в пятнадцать лет я не сильно отличался от остальных отпрысков нашего дворянства; до той минуты, пока судьба не занесла меня к вдовушке на сеновал.
   Странную смерть женщины дяде удалось замять, а "источник неприятностей" срочно услали жить в столицу, подальше от родного гнезда и его обитателей (у меня хватило ума рассказать правду!). Впрочем, ради справедливости надо отметить -- без средств к существованию родные отпрыска не оставили, высылали с оказией ровно столько, чтобы наследник не оказался на улице и не сдох от голода, но за это я на дядю не в обиде. Резкий переход от домашней обеспеченной жизни к суровой действительности быстро убил во мне наивного лопуха и научил зарабатывать деньги.
   Сначала я подвизался натурщиком. Потом, после пары удачных поединков с сочинителями неудачных шуток в мой адрес, получил другое предложение: стал кампиону. Учил знатных мальчишек всему, что умел сам: бою на мечах, метанию ножей, использованию в защите всего, что под руку попадется. Потом меня позвали в телохранители важной персоны, а после одного небольшого происшествия, в котором я сумел отразить нападение трех хорошо обученных убийц, стали платить за качественно исполненные личные поручения его величества. Судя по тому, как быстро поступило предложение сменить господина, засланные убийцы состояли на службе у короля. К слову сказать, моего бывшего хозяина нашли мертвым через месяц после того, как я ушел. По-своему его было жалко: хороший человек, правильный, чем, вероятно, и вызвал недовольство у правителя Наорга.
   Как я уже говорил, Фирит Пятый -- не самый достойный представитель рода человеческого. Ну да мне с ним с одной тарелки не есть, переживу как-нибудь и его злобу, и его жадность, и его коварство. Главное -- платит исправно, сполна, и на дела, противоречащие чести, не посылает. Чувствует, что могу спокойно плюнуть на золото и исчезнуть так же быстро, как появился.
   В общем, если сделать из моей короткой жизни вывод -- живу я неплохо. Многие позавидовали бы. Впрочем, нашлись бы и такие, кто пожалел -- один как перст, никто не тревожится, не ждет, не любит. Я понимаю, трудно питать нежные чувства к существу, которое само себя ненавидит, так что, не претендую на чужую привязанность. Зато и моей никто похвастаться не может. Не человек -- волк-одиночка.
   Стоило мысленно помянуть серых охотников, как недалеко раздался заливистый вой, прервавший размышления. Волчья стая вышла на ночную охоту. Охота -- это хорошо, если она идет не на тебя.
   Я остановился, соображая, что делать дальше. Бежать смысла не было, все равно звери быстрее, да и не по нутру мне такое решение. Придется сражаться, надо только девчонку пристроить в безопасное место. Только где его найти в ночном лесу? На дерево не посадишь, мала еще, свалится. А вот под дерево...
   Я огляделся по сторонам. В лесу с выбором деревьев проблем нет, быстро нашлась пушистая разлапистая ёлка. Её колючие ветки опускались до самой земли, образуя укрытие. С тыла ель прикрывал колкий густой терновник. В самый раз!
   Я легонько потормошил девочку, она открыла глаза и уставилась на меня, часто моргая, как совенок.
   -- Надо спрятаться! -- коротко приказал я, осторожно отвел в сторону ветку и сунул ребенка в образовавшуюся щель.
   Девчушка оказалась на диво сообразительной -- мышью юркнула вниз и сразу отползла в глубину. Мне даже показалось, что она старается не дышать.
   Вот и умница!
   Не успел порадоваться разумности малышки, как на дорогу вылетело несколько крупных северных волков. Их светлые пушистые шкуры матово серебрились в свете двух лун. В другое время обязательно полюбовался бы на редкое зрелище, но сейчас красота животных меня не радовала.
   Волки сделали несколько больших прыжков и остановились, вздыбив холки, низко наклонив широколобые головы. /Все, оставляем так. Больше ничего не меняем в этом предложении/
   -- Отх-дай! -- коротко пролаял вожак.
   На мгновение я онемел. Ну, чего угодно можно ждать от диких зверей, только не властного "отдай!". А может, это вовсе не волки? Чтобы проверить догадку, я так же коротко поинтересовался:
   -- Кого?
   -- Ди-тя!
   Сложно передать человеческую речь неприспособленной для разговора звериной глоткой, но вожаку это удалось. Хотя, если уж говорить точно, оборотней трудно назвать животными. Они нежить, как вампиры. И разговор с зубастыми тварями у меня такой же, как с любыми другими упырями.
   Я отвел в сторону меч, открываясь врагам, и с притворной добротой предложил:
   -- Возьми!
  
   Двигались оборотни быстро, гораздо быстрее, чем их лесные братья, но и я парень не промах. Когда вервольфы кинулись вперед всей сворой, успел шагнуть в сторону и располосовать шею вожака. Вой и рычание огласили ночную тишину, другие, более мирные звуки, словно закрылись в ракушки -- лес настороженно прислушивался, ожидая исхода драки.
   Второго волка я рубанул уже в прыжке, он рухнул и забился в предсмертной судороге, оставляя глубокие борозды в мягкой земле. После его гибели справиться со следующей парочкой не составило особого труда, даже не потребовалось преображаться. Только один противник успел зацепить мою руку клыками, пропоров хорошую куртку. К счастью, до тела он не добрался, иначе пришлось бы срочно бежать до ближайшей ведьмы и проводить очень болезненную процедуру.
   Я еще немного постоял, прислушиваясь, а потом пошел рубить головы. Необходимо было закинуть их подальше от дороги, хорошо бы совсем утопить, но желания рыскать по незнакомому лесу в поисках озера или реки не возникало. Придется просто зашвырнуть "трофеи" подальше, а то ведь вервольфы такие твари, нельзя оставлять их просто так, иначе на следующую ночь снова придется встречать гостей.
   Пока я отделял волчьи головы от туловищ и скидывал их в общую кучу, застряв у трупа вожака, с которого для начала пришлось снять клепаный ошейник, девчонка выбралась из своего тайника. Я слышал ее возню, но головы не поворачивал, поэтому открывшаяся взору картина стала полной неожиданностью. Маленький несмышленыш, сопя на весь лес, пытался приставить отрубленную голову одного из оборотней обратно к телу! Не успел я сделать и пары шагов, как случилось нечто, не укладывающееся в мои представления ни об оборотнях, ни о людях, ни уж тем более -- о детях. Отрубленная голова с хрустом встала на место и приросла прямо на глазах!
   Добраться до ребенка раньше ожившего вервольфа я никак не успевал! Да это и не потребовалось. Зверь с тихим поскуливанием помотал из стороны в сторону приросшей головой, потом поднялся и шатающейся неровной рысью поплелся в лес! Но главное, могу поклясться, он превратился в самое обычное животное! Против настоящих волков я ничего не имел, поэтому мешать не стал, позволил себе роль наблюдателя. Интересно было смотреть, как срастаются на глазах мышцы и кости, закрываются раны, а в мертвых глазах появляется огонек жизни.
   После чуда воскрешения вопросов по поводу личности малышки только прибавилось, зато стало понятно, почему на ребенка объявили охоту, и зачем он понадобился королю. Правда, вместо пасторальных сюжетов с принародным воскрешением умерших в голову лезли ужасы с болезненным умерщвлением и последующим оживлением врагов короны. Думается, повторять этот процесс его величество мог бы до бесконечности.
   Одно не укладывалось в нарисованную воображением картину -- вампиры. Им-то подобное чудо до одного места. Вампирам и мертвым неплохо. Это только в балладах бродячих менестрелей кровопийцы мечтают снова стать людьми, в жизни все по-другому. Нет у них особых мечтаний, зато имеется избыток неутолимых голода и жажды. А менестрели и поэты -- просто прирожденные лгуны и пустые мечтатели. Они все пытаются приукрасить, сочинив пару слезливых баллад о великой любви вампира к девушке и наоборот. Любви, делающей нежить благороднее и дарующей ей душу. Ну, или о вожделении вампиров и оборотней к человеческим красавицам и красавцам. Все это сплошное вранье. Не дано монстрам того, чего люди сами толком не умеют! Я говорю про любовь, да и про вожделение тоже. Хотя, смотря что подразумевать под словом "любовь". Я мясной пирог тоже люблю. Так вот, у вампиров и оборотней обычный человек вызывает приблизительно те же чувства, что у меня хорошо приготовленное блюдо.
   К еде, несомненно, можно вожделеть, но опять-таки не так, как поют о том менестрели. С едой совокупляться не принято ни у нас, ни у нежити. Хотя среди людей все же встречаются отдельные извращенцы, да разве стоит о них говорить?
   Так чего же хотят от человеческого ребенка дохлые поганцы?
   Малявка, не ведая, сколько сомнений и дум вызывают она сама и ее поступки, потихонечку переходила от одного бездыханного зверя к другому. Казалось, все происходит само собой, без всяких вмешательств со стороны. Девочка просто подтаскивала за уши голову к туше, садилась рядом с мертвым зверем, держала ладошку на шее дохлой нежити и с любопытством наблюдала за тем, как стягивается располосованная плоть. А потом, когда очередной волк оживал и убегал прочь, под спасительный полог леса, хлопала в ладоши. После того, как трупы закончились, девчонка обратила внимание на меня. Она требовательно протянула руки, и я снова превратился в носильщика.
   Небо уже окрасила розовым разгоревшаяся заря, когда мне, наконец, удалось нагнать обоз торговца. На одном из его возов мы и добрались до столицы Наорга -- Луана. Ни оборотни, ни вампиры по пути больше не попадались. Купец оказался на диво молчаливым, даже не поинтересовался, куда делись мои воины, и откуда взялся ребенок. Малышка, на счастье, больше своей необычности не выказывала -- никаких воскрешений и прочих чудес. Внешне она ничем не отличалась от других детей. Вырастет, скорее всего, красавицей не назовешь. Слишком светлые глаза, слишком широкий рот, слишком умный взгляд, особенно для ее возраста -- с виду девчонке не больше трех лет. А если учесть, что она еще и немая, то шансов на удачное замужество совсем немного. Хотя, нет, последнее обстоятельство, скорее, в ее пользу. Во всяком случае -- для многих мужчин женская немота достоинство, а не порок. Вот только о каком замужестве может идти речь, если малышке предстоит вырасти при дворе? Хорошо, если доживет до совершеннолетия.
   В нашу столицу -- город, где жались друг к другу тысячи домов, разделенных узкими улочками, мы добрались затемно. Ворота стражники открыли, несмотря на позднее время. Личная подпись и печать его величества на пергаменте с приказом пропускать подателя сего документа в любое время суток сослужили хорошую службу.
   Сонные караульные не остановили даже повозки купца, которого я объявил своим спутником. Это была небольшая благодарность с моей стороны за оказанную помощь, не совсем бескорыстная, впрочем: тащиться по городу ночью пешком не хотелось.
  
   Мой дом находился в квартале ремесленников. Так уж получилось. Еще в начале своей карьеры я снял тут комнату, потом весь дом, а затем вовсе его выкупил. Возможность позволить себе огромный особняк ближе к дворцу, в Белом городе, месте обитания аристократов, появилась у меня давно, но вопрос о переезде даже в мыслях не возникал. Зачем? Чтобы за каждым шагом следили лишние глаза?
   Нет уж. У мастеровых спокойнее. Большинство моих соседей загружены работой с утра до вечера, хотя любители поглазеть из окон находятся. Любопытство -- распространенный порок, с которым человечество расстанется в последнюю очередь.
   Самым главным достоинством моего домишки я считал близость соседских крыш, по которым через мансарду можно было ускользнуть от нежелательных гостей. И хотя случая воспользоваться "верхним" путем пока не возникало, это обстоятельство сыграло решающую роль при выборе жилья. Маловат, конечно, домик: всего четыре комнаты, но мне хватает. Главное -- есть спальня, кухня и мыльня. Опять-таки, дворик с конюшней имеется. Вот только с лошадьми мне, как с напарниками, не везет, вечно с ними что-то происходит. После пятой по счету гибели коня его величество порекомендовал больше не брать лошадей из казенных конюшен. Теперь приходится тратить собственные деньги.
   Ключ легко повернулся в замке, и я открыл дверь. Слуг не держу, не люблю лишних бездельников и соглядатаев в своей "крепости". Вполне хватает соседки, вдовы цирюльника, которая убирает мой дом, ее сын приглядывает за конями и двором (хотя это слишком громкое название для куска земли шириной в пятнадцать шагов).
   Устроив малышку спать на своей кровати, я согрел воды в мыльне и, наконец, стер всю грязь, которая пристала ко мне в дороге, словно вторая кожа. Вместе с грязью смылась накопившаяся усталость, так что я вернулся в гостиную свежий и сияющий, словно новенький золотой. Спать расхотелось, и мне пришло в голову устроиться у камина с бокалом вина -- поразмыслить о предстоящем визите во дворец. Но стоило сделать первый глоток, в дверь забарабанили.
  
   Этот яростный стук был хорошо знаком. Так колотить в чужую дверь осмеливался только один человек -- прекрасная Танита, молодая жена соседа аптекаря.
   Я вздохнул: вожделенный отдых летел в преисподнюю к Мо, опять предстояло полночи разнимать разругавшуюся парочку. В итоге соседушки помирятся и потом хорошо развлекутся в постели, а я в очередной раз почувствую себя последним идиотом, влезшим не в свое дело. У меня даже имелось подозрение, что они специально сторожили, когда я вернусь из очередной отлучки, потому что стоило разжечь камин и устроиться в кресле, как скандалисты по очереди возникали на пороге.
   Я обреченно распахнул дверь, и в комнату влетела растрепанная и ревущая во весь голос Танита. Ее лицо густо цвело ярко-красными пятнами, которые при ближайшем рассмотрении оказались следами от укусов. Молодка кинулась мне на шею, уткнула в камзол разукрашенное лицо и в голос заревела:
   -- Он меня избил! И покусал!
   Почти любой мужчина на моем месте, глядя на безутешную красотку, немедленно рванул бы бить морду мерзавцу, посмевшему поднять руку на женщину, но только не я... Я в очередной раз от души посочувствовал парню.
   Соседа звали Агаи, до недавних пор его жизнь текла на удивление размеренно и спокойно. Этот скромный молодой человек, компаньон и главный помощник аптекаря, трудился с утра до вечера не покладая рук. Миловидный парень с удивительно красивыми глазами густого зеленого цвета и очень добрым взглядом у всех вызывал симпатию. На меня облик юноши неизменно навевал мысли о древности человеческого рода, уж очень утонченными и породистыми были черты его лица.
   Но на свою (и мою, очевидно, тоже!) беду, на осеннем празднике урожая Агаи привелось увидеть дочь торговца маслом, хорошенькую Таниту, и по уши влюбиться в нее. Его не смутило, что девушка выше ухажера на полголовы, что ее плечи чуть уже его собственных и что при желании она легко согнет аптекаря в бараний рог. Разве способен думать о таких мелочах влюбленный мужчина? Вот и Агаи не думал. Тем более, что возлюбленная была диво как хороша. Густые светлые волосы Таниты свободно падали на плечи, форме которых могла позавидовать богиня. Большая и, опять-таки, совершенная грудь, тонкая талия, красивые сильные руки, осанка королевы, крепкие стройные ноги -- ни один мужчина не прошел бы мимо таких прелестей. А чего стоил горячий взор? А страстный рот? А прелестный, ровный цвет лица? Всего этого было достаточно, чтобы покорить сердце юноши, но боги настолько расщедрились к женщине, что дали ей в довесок ничем не прикрытую чувственность и какую-то дикую страстность. В общем, если убрать все дифирамбы, для описания Таниты хватило бы трех слов -- она была неотразима.
   Но, как это обычно бывает, сильного соперничества боги не терпят, поэтому они пожалели для девушки всего одной, но очень важной вещи -- ума. Папаше Таниты следовало сбагрить ее в детстве посольству степной Ингахии, где женщины ни в чем не уступают мужчинам. Из Таниты получилась бы отличная воительница. Но на нашу с Агаи беду, он до этого не додумался.
   Итак, мой сосед влюбился, стал ухаживать и через полгода привел вожделенную женщину в свой дом. И вот тут-то началось.... Девица оказалась на удивление стервозной, устраивала молодому супругу скандалы по малейшему поводу. Говорила с ним, как с нелюбимой собакой, ничуть не стесняясь посторонних. Потом начала драться, а юноша додумался сопротивляться.
   В результате прелестный носик Таниты стал смотреть немного влево, а у Агаи на лице появился длинный шрам от виска через всю щеку, который он мне объяснил падением на улице. Удачное оказалось "падение": направь его жена нож чуть в сторону, парень остался бы без глаза. Вот и сегодня, если судить по укусам на щечках молодки, Агаи пришлось защищать свою жизнь. Интересно, ему это удалось?
   В дом снова постучали. Не слушая истеричных воплей красавицы, я распахнул дверь.
   Так и есть, мои догадки оказались верны. Судя по количеству заливавшей молодого человека крови, на этот раз его пытались лишить уха.
   Красная влага непрерывно стекала из раны, окропляя все вокруг, но Агаи, казалось, этого не замечал. Он смотрел тоскливым взглядом побитой собаки на жену и пытался улыбнуться.
   -- Танита, пойдем домой. Умоляющий тон юноши разжалобил бы и камень.
   Танита сначала возмущенно фыркнула, но потом в ее взгляде мелькнуло что-то, напоминающее сострадание, она утерла слезы, встала, обняла покалеченного супруга за плечи и вывела вон.
   На этот раз представление оказалось на удивление коротким, наверное, основную его часть разыграли дома.
   Вспомнив, как кокетливо выгибала стан и оголяла ножку в кресле драчунья, я пообещал себе, что в следующий раз, когда она явится меня соблазнять, отказываться не стану! Так и быть, сделаю один раз бесплатно хорошее дело для ближнего. Надо как-то спасать незадачливого парня, ведь добровольно влюбленный безумец с Танитой не расстанется, и в один прекрасный день женушка попросту его убьет.
   Я посмотрел на залитый кровью ковер, выругался и отправился спать. Удовольствие от возвращения домой было безнадежно испорчено.
  
   Глава вторая
  
   Утро началось с требовательного стука в дверь. Он возник еще во сне и не прекращался до тех пор, пока я не вынырнул из уютных объятий феи Грезы и не пошел открывать дверь. Личный посыльный его величества Фирита Пятого отработанным движением сунул мне в руки запечатанное красным воском письмо, лихо щелкнул каблуками, поклонился и отправился обратно.
   Занавеска в доме напротив чуть шевельнулась.
   Ох уж эти соседи! Вместо того, чтобы спокойно спать, они изводят себя любопытством! А ведь любопытство обычно ходит парой с расплатой за него. И почему только люди постоянно об этом забывают?
   Я, зевая во весь рот и растирая ладонью сонную физиономию, вскрыл письмо прямо на пороге. Невероятно... Неужели солнцеликий собственноручно изволили трудиться? Похоже на то -- почерк Фирита. Странно, необъяснимо... Что случилось с моим ленивым господином?
   Нет, а все-таки мерзавец наше величество: поднял меня в шесть утра, а встречу назначил на час дня! Любит он пакостить, как по мелочам, так и по-крупному. Правда, на этот раз ранний подъем сослужил хорошую службу: я вспомнил о голодном младенце и пошел на кухню, посмотреть, что там имеется из еды. Вроде как вдовица обещала прикупить продуктов. Каково же было мое удивление, когда я обнаружил на кухне свою подопечную! Девчонка залезла на стол с ногами и, зажав в обеих руках по куску хлеба и сыра, уминала их за милую душу.
   Надо же, какая похвальная самостоятельность... Не иначе малышка привыкла заботиться о себе сама. Отлично, одной проблемой меньше -- не надо кашу варить. Я, конечно, готовить умею, при моих скитаниях без этого не обойтись, но если есть выбор, предпочитаю, чтобы кормили меня.
   Пользуясь моментом, решил как следует рассмотреть девочку. Должно же в ней оказаться что-то особенное, что заставляет гоняться за ней моего короля, вампиров и оборотней. Конечно, если не брать в расчет целительский дар малышки. Жалко, я не маг и не владею умением видеть человеческую (или нечеловеческую) суть.
   Беглый осмотр ничего не дал. Ребенок как ребенок. Года три, не больше. По всей видимости, из бедной семьи: и одежка ветхая, и голову брили наголо приблизительно месяцев шесть тому назад. Значит, или не было денег на хорошего цирюльника, или в волосах завелись насекомые, что тоже не являлось признаком достатка и благородного происхождения. Дворянин никогда бы не позволил так обезобразить свою дочь, а потащил бы ее к лекарю или колдуну.
   Что еще... Кожа светлая, волосы и брови темные. Глаза странного серовато-серебристого оттенка, но мало ли чего на свете не бывает, вон, у нашего короля они откровенно фиалковые.
   Нет, внешность не выдавала особенностей девочки.
   Эх, расспросить бы ребенка... Но и это не получится -- немая ведь.
   Так и не сумев сделать хоть какие-то полезные для себя выводы, я повел девчонку во дворец.
  
   Мы шагали по кривым улочкам, порой настолько узким, что соседи, выйдя на свои балконы, могли запросто пожать друг другу руки. Булыжная мостовая чистотой не отличалась, хотя в кварталах мелких торговцев и ремесленников стоки для нечистот вели в закрытые выгребные ямы. Беднота обходилась без них, выливая помои прямо на улицу.
   Ближе к Дворцовой площади дома раздвинулись в стороны, освобождая пространство настолько, что на улице свободно разъехались бы две кареты. На балконах выстроились затейливые горшки с яркими цветами, красивые особнячки радовали взгляд ровной, выкрашенной в разные оттенки штукатуркой. Высокие, увенчанные львами и горгульями заборы, огораживали ухоженные сады.
   Знать, в отличие от меня, предпочитала селиться ближе к светлым очам правителя.
   Ну, а центром и бриллиантом Луаны по праву считался королевский дворец. Прямые аллеи, расчерченные четкими геометрическими узорами, украшенные причудливо выстриженной живой изгородью и крупными цветами, вели к парадной лестнице. Само здание построил отец Фирита, до этого короли обходились скромным, мрачноватым замком, ныне подаренным жрецам Ирия, верховного правителя божественного пантеона.
   Пустовато сегодня было в саду: ни дам, ни кавалеров. Не иначе как его величество с утра изволил гневаться. В такие дни придворные предпочитали отсиживаться по своим апартаментам, чтобы с одной стороны -- глаза лишний раз не мозолить, а с другой -- их легко можно было найти.
   Девчонка с любопытством глазела по сторонам, едва поспевая за мной, и руки не отпускала. У самых королевских покоев мы расстались. Я отправился на аудиенцию, оставив ребенка в маленькой комнате без окон -- так пожелал король. Он у нас детей не особенно жалует, вот и на этот раз решился обойтись без смотрин. Выглядел его величество превосходно -- глаза буквально сияли от удовольствия. Он улыбнулся и махнул в мою сторону надушенным платочком:
   -- Рассказывай, Дюс, о своих приключениях.
   Рядом с его величеством, чуть согнувшись в подобострастном поклоне, стоял секретарь с бумагой и чернильницей.
   Я послушно открыл рот. Это был первый этап допроса с пристрастием, которому меня подвергали после каждого выполненного задания. Еще предстояло сочинить письменный доклад. Скорее всего, не один. Потом доклады тщательно сверят с исписанными секретарем листками.
   Наш хитроумный правитель тратил уйму времени на поиск следов измен и обмана.
   Все-таки странный государь достался Наоргу. Внешне -- прекрасен, как божество (имелся, кстати, соответствующий слух о том, что король сын бога, его, насколько я знаю, пустил сам Фирит). Высокий, хорошо сложенный, с миндалевидными глазами незабываемого фиалкового цвета, с золотистыми локонами до лопаток и лукаво изогнутым ртом, он действительно походил на юного бога. Невинного и милосердного.
   Но внутри испорченный юноша был чернее самой грязной клоаки, словно в душу к нему сливались нечистоты всего мира. Каждый раз, когда я смотрел на его величество, мысленно задавал себе один и тот же вопрос: "Почему вся эта грязь никак не отражается на лице?!!"
   Так не бывает, чтобы порок не оставил своих меток! Жестокость -- прячется в холодном взгляде, желчность -- в опущенных уголках рта, злобу не может скрыть улыбка, но где все это у нашего короля?!! Даже мне, знающему Фирита как облупленного, хотелось верить его лживым глазам, что уж говорить об остальных!
   Да... Сумел я найти себе достойного господина...
  
   Мой рассказ уже подходил к концу, когда через неплотно закрытые двери в королевские покои проник отчаянный детский крик. Крик, полный смертельного ужаса и боли. Король побледнел, и охрана сразу же взяла его в плотное кольцо, желая увести подальше от опасности, но его величество с места не тронулся.
   -- Дюс, иди, посмотри! -- повелительно указал перстом на выход правитель. Я с охотой подчинился, вылетев за дверь быстрее арбалетного болта.
   Посреди маленькой комнаты, похожей на шелковую шкатулку, в луже собственной крови лежал ребенок. Хватило одного взгляда, чтобы убедиться в том, что он мертв. Для того, чтобы преставиться, достаточно колотой раны на груди, но убийца подстраховался и буквально открутил малышу голову, развернув ее на триста шестьдесят градусов. Я опустился на корточки и осторожно закрыл мальчишке глаза.
   Бедный малыш! Как ты умудрился оказаться в ненужном месте в ненужное время?
   Потом украдкой огляделся -- надо было извернуться и найти свою подопечную. В том, что она осталась жива, я не сомневался.
  
   Прятаться в этой комнате девчонка не может -- потаенные местечки отсутствуют: нет ни громоздких шкафов, ни опущенных до самого пола портьер. Конечно, вполне могло статься, что девочку попросту увели по приказу того же Фирита, но тогда к чему весь этот фарс? И -- для кого?
   Из приоткрытой двери донесся ровный голос его величества:
   -- Викки, сходи и ты, посмотри, а то ведь умрешь от любопытства.
   Я тихо выругался и перетек ближе к выходу в коридоры дворца.
   Правитель отправил ко мне своего секретаря! Не доверяет, раз решил добавить "глаза и уши".
   Секретарь открыл дверь своим задом и, пятясь мелкими шажками, задвинул тощее тело в комнату. Разогнулся он только после того, как Фирит остался вне поля зрения, зато потом Викки хватило секунды, чтобы оказаться рядом с трупом.
   Надо сказать, что повел себя мужчина довольно странно: вместо того, чтобы внимательно осмотреть место преступления, любимчик короля схватил левую руку погибшего, шустро задрал рукав куртки и, как мне показалось, облегченно перевел дух. Затем Викки щелкнул крышкой чернильницы, с которой не расставался, наверное, даже во сне, и торопливо принялся выводить на нежной детской коже корявые загогулины. По-другому назвать кривые значки я не мог.
   Это необычное поведение второй после повелителя гадины Наорга заставило меня сделать вперед пару шагов, и я чуть было не пропустил момент, когда дверь за спиной стала открываться. На пороге показалась служанка.
   Хорошо, что реакция у меня мгновенная.
   Пока женщина медленно разевала рот, чтобы завизжать, я успел заткнуть его своей ладонью, вытолкнуть дуреху вон, закрыть за собой дверь, разглядеть, кого служанка держала за руку, а еще достать нож и ткнуть его под ребра паникерши, сопроводив это действие словами:
   -- Молчи, коли жить хочешь!
   У несчастной брызнули слезы из глаз, и она испугано затрясла головой, обещая повиноваться.
   -- Уходи, я буду ждать тебя через полчаса у Нового моста. Не убережешь ребенка -- разрежу на ремни! -- нежно прошептал я на ухо служанке, не сомневаясь, что меня услышат. Потом опустил руки и уже громко сказал: -- Иди и займись делом. Нет там для тебя ничего интересного!
   Женщина торопливо засеменила по коридору прочь, крепко зажав в ладони ручонку девочки. Та почти бежала, пытаясь приноровиться к шагам взрослого человека, и постоянно оглядывалась на меня. Я успокаивающе кивнул и мысленно пообещал себе выполнить угрозу, если служанка вздумает ослушаться, а потом вернулся на прежнее место. Очень вовремя вернулся.
  
   Секретарь уже прекратил свои загадочные манипуляции с пером и чернилами и, разогнувшись, громко позвал самодержца:
   -- Ваше величество!
   Фирит не заставил себя ждать и тут же объявился на пороге. Он неторопливо, словно на прогулке, подошел к убитому ребенку, брезгливо прикрыл рот батистовым платком, постоял, пристально разглядывая тело, а потом сделал нетерпеливый знак рукой. Тот, кому предназначался безмолвный сигнал, понял его сразу: секретарь опустился на колени и вспорол рукав куртки до локтя, явив нашим взорам черную загогулину. Его величество буквально впился в нее взглядом, я тоже сделал пару шагов вперед, стараясь запомнить нарисованный знак.
   Что-то мне подсказывало -- вечером обнаружу похожий на другой маленькой ручке.
   Правитель едва заметно пошевелил пальцами, и "верный" Викки, торопливо послюнявив кусочек ткани, потер отметину. Мне с трудом удалось скрыть усмешку. Секретарь выполнил приказ с таким усердием, словно не он минутой раньше начертал значок. А с другой стороны, о чем беспокоиться, если рисунок застыл намертво? Такие чернила нельзя смыть, свести или стереть, и королевский слуга это отлично знал.
   Невыводимые чернила ценились настолько дорого и производились в таких мизерных количествах, что позволить себе подобную роскошь могли только правители, и то не самые бедные. А в Наорге их вовсе под страхом смерти разрешалось иметь только Несравненному Фириту.
   В общем, государь даже помыслить не мог о наглом обмане и предательстве со стороны доверенного человека, а потому вполне удовлетворился осмотром. Он вздернул голову, и в фиалковых глазах засиял огонь торжества, который король даже не попытался скрыть. Более того, он с вызовом посмотрел на меня, и я похолодел. Первый раз его величество дал понять, что убийство невинного человека, к тому же ребенка, произошло по его повелению.
   Похоже, Фирит решил поставить меня перед выбором: молча проглотить этот факт и быть готовым исполнить любое пожелание государя или принять вызов и приготовиться к смерти, которая обязательно явится или в виде наемных убийц (хотя это маловероятно), или в образе отравленного блюда, или в пропитанном ядом подарке с королевского плеча.
   Я задумчиво и скучающе посмотрел на потолок, потом на пол, потом вовсе куда-то в сторону. Как и ожидалось, мой господин намек понял правильно и мелодично рассмеялся:
   -- Дюс, я вижу, ты устал и нуждаешься в отдыхе! Отпускаю своего верного слугу домой, но жду завтра. Викки подготовит для тебя деньги, приходи в это же время, поболтаем немножко... о твоем будущем.
   Я поклонился и направился к выходу. Фирит дал сутки на принятие решения, надо было употребить это время с толком.
   Уже в коридоре меня догнал мягкий, как подтаявшее масло, голос секретаря:
   -- Сир, как прикажете похоронить?
   Я остановился и стал медленно надевать перчатки, старательно прислушиваясь к разговору. Речь короля снова сделалась ленивой и тягучей, словно патока.
   -- Как-нибудь, мне все равно. Главное, чтобы тихо и незаметно.
   -- Может, сжечь?
   Теперь голос Викки переполняла забота об интересах короны.
   Так и стоял перед глазами его преданный собачий взгляд, которым он каждый раз одаривал солнцеподобное величество, взгляд, который, как выяснилось, недорого стоил.
   Фирит немного помолчал, а потом одобрительно хмыкнул:
   -- Хорошая мысль. А пепел рассейте. Чтобы даже следов не осталось!
   Последнее предложение походило на яростный рык.
   Вот это да! Я даже не подозревал, что венценосец может издавать такие звуки. Сильно же его разобрало...
   Дальше стоять у дверей было опасно, и я бесшумно удалился, ломая голову над новыми вопросами, а их набралось много.
   Чем мог так сильно досадить самодержцу ребенок? Почему потребовалось тащить малыша во дворец? Ведь проще было прирезать по дороге. Какую угрозу для себя видел в ребенке монарх? И какую игру вел его секретарь? Наконец, самое главное -- что мне самому теперь делать?
  
   Глава 3
  
   Я покинул дворец в состоянии мрачной сосредоточенности и, почувствовав спиной чье-то навязчивое внимание, немного покружил по городу, чтобы удостовериться -- оно не мерещится.
   Ощущение прилипшего "хвоста" не ушло.
   Ну что ж, обычное дело, за неблагонадежными с точки зрения короля подданными часто устанавливалась слежка, а я на данный момент находился у правителя под подозрением. До завтрашнего дня, во всяком случае.
   "Хвост", даже временный, мне был абсолютно ни к чему, а прием по избавлению от оного я продумал давно. Правда, до сегодняшнего дня он не требовался, но, как говорится, все когда-нибудь происходит в первый раз.
   Перепрыгнув через сточную канаву, уверенно зашагал по узкой улице в сторону квартала "развлечений", где находился небольшой кабачок по названию "Кабанья голова".
   Надо поесть, с утра маковой росинки во рту не держал, ну а потом можно заняться насущными делами.
   Трактир встретил нового гостя сытными запахами. Хорошее место -- "Кабанья голова". Готовят вкусно, продают недорого. Правда, народ собирается всякий, от профессиональных нищих и воров до зажиточных мастеровых и дворянских сынков с лицами, стыдливо прикрытыми масками, но это ничего... Это мне как раз нравится -- можно легко обзавестись полезными знакомствами. Тем более, что хозяин трактира управляется с разношерстной публикой очень ловко, не допуская кровавых разборок и драк. Я подозревал, что он не последний человек в "придонном" мире нашей столицы, уж слишком спокойно было в его заведении. В свое время мне довелось оказать трактирщику небольшую, но важную услугу, так что теперь он сам всегда был готов "подставить плечо", хоть и не даром.
   Я протиснулся, лавируя среди столов, в свой любимый угол, по счастью свободный, и сел. Разрумянившаяся от работы и мужского внимания дочка трактирщика подскочила сразу:
   -- Здравствуй, красавчик! Чего желаешь?
   -- Вкусно и быстро, -- приказал я девушке, добавив вполголоса: -- Вино принеси из особого заказа.
   При последнем слове брови молодки на мгновение ласточкой взлетели вверх, но она тут же улыбнулась, убрала под чепчик кудрявую прядку, кивнула и убежала выполнять заказ. Я прислонился спиной к стене -- теперь можно спокойно оглядеться.
   Соглядатай устроился у самого выхода, он умело делал вид, что оказался тут совершенно случайно. Если бы кто-то глянул на него со стороны, не обратил бы внимания. Неприметное лицо, простоватое, в меру добродушное, черты смазанные. Ну, такие, словно Ирия, создавая его, все наметил, а вот конкретные четкие формы придать забыл. Смотришь на человека -- и взгляд скользит, не задерживаясь, потому что зацепиться не за что. Хороший шпион, только вот намерения сияют над его головой яркими оранжевыми всполохами, выделяя из безликой толпы.
   М-да, не все качества, доставшиеся по наследству от таинственного родителя, усложняли мне бытие, некоторые помогали выжить.
   Передо мной снова мелькнули пышные юбки дочки трактирщика, и на стол с глухим стуком поставили большую тарелку мясного рагу и оловянную кружку. Я принюхался к ее содержимому.
   Умница девочка, поняла все правильно -- в кружке плескалась чистая родниковая вода.
   Я кинул девушке монетку и принялся за еду. Пустой желудок, наконец, получил свою порцию удовольствия. Мясо оказалось мягким и сочным, хорошо потушенным в красном соусе, овощи не разваренными и в меру солеными. А еще в рагу плавали тоненькие черные пластины восхитительно хрустящих древесных грибов. Они придавали блюду пикантный островатый вкус. И ничего, что еду пришлось запивать не молодым кисловатым винцом, а обычной водой, удовольствия меньше не стало. Будь "Кабанья голова" чуть ближе к моему дому, тут бы и завтракал, и обедал и ужинал с удовольствием.
   Я энергично двигал челюстями, пережевывая еду, но мысли витали далеко. Уж больно озадачили меня последние события. На первый взгляд, в них не было никакой логики. Зачем Фириту платить пятьсот золотых наемнику за живого ребенка, если его так необходимо убить? Допустим, что его величество лично хотел убедиться... Увидеть своими глазами знак на руке, чтобы исключить ошибку. Это было вполне в характере короля. Особенно если учесть, что при этом появлялась возможность проверить степень преданности своего слуги - то есть меня. А заодно поставить этого слугу перед выбором. Подтолкнуть к той черте, за которой уже не важно, насколько ты испачкался в дерьме.
   Ну что же... Скорее всего, так и есть. Получается, с Фиритом все более-менее ясно: доверяй себе и только себе -- вот его принцип. Теперь секретарь... Викки...
   В памяти всплыл его жесткий, сосредоточенный взгляд, впившийся в руку мертвого мальчика. И то, как секретарь изменился, посветлев при виде чистой белой кожи.
   Вот демон... Чего на самом деле надо этому тощему прихлебателю?
   Чем дольше я размышлял о том, что произошло, тем больше убеждался -- король и его секретарь на этот раз играли каждый сам за себя. И цели у них были совершенно разные -- правитель жаждал смерти мальчишки, а секретарь хотел защитить ребенка. Тогда почему не перехватил добычу раньше Фирита? К чему рисковать? Что-то не получилось? Да, видимо так: Викки попросту не успел. Значит, я не ошибся: его величество далеко не во всем откровенен со своим слугой. Бедняга Вики даже не знал, что я вернулся! Это объясняет и ранний визит гонца, и труды венценосного писчего.
   Ох, ну и нюх у нашего правителя! Ведь ему почти все удалось. Помешала ерунда, маленький выворот судьбы в виде страдающего по горшку ребенка. Кажется, боги берегут немого найденыша. Интересно, а меня тоже берегут? Пока не похоже, раз я исхитрился встрять в смертельную игру двух тварей. Везунчик, Мо шизане... Надо же так попасть!
   Но вот почему секретарь пошел против своего обожаемого короля? Или все-таки -- не обожаемого? Эдхед-то... Змеиный клубок. Куда бы руку ни сунул -- отовсюду ядовитые зубы торчат! Хрен разберешься, кто кому служит. А если разберешься -- обязательно окажется, что не угадал!
   Я отхлебнул воды, пожалев, что это не вино: уж больно хотелось напиться от злости и раздражения на этот дерьмовый мир, в очередной раз повернувшийся ко мне задницей.
   Выругался вполголоса:
   -- Мо шизане!
   Брань утонула в трактирном гуле, никто в мою сторону головы не повернул: в зале каждый второй мог претендовать на корону "мастера слова".
   Я сплюнул на пол и вздохнул -- ничего, выкручусь! Вот тогда и гульну от счастья. А пока, пока попробую предугадать события. Чего мне теперь ждать? Не от его величества -- с ним-то все понятно -- а от "спасителя". От Викки. Гонца с полным кошельком? Нож или стрелу в спину? Особо гадостного проклятия?
   Я хмыкнул себе под нос -- последние два варианта казались самыми вероятными. Конечно, это случится не сегодня. Сегодня Викки рисковать не станет: думаю, он в курсе того, что шпион бродит за мной по пятам. Значит, погодим. Утро, оно... мудрое, говорят. Вот завтра и узнаем. Если не подойдет Викки ко мне во дворце -- жди беды. Подойдет... гм... все равно жди беды, просто немного попозже.
   Я отвалился от пустой тарелки с видом абсолютно сытого и довольного жизнью человека. Пора убираться. Через полчаса у Нового моста (которому, кстати, уже лет сто), меня будет ждать дрожащая от страха дворцовая прислуга. Я поднялся, демонстративно почесал причинное место и пошел в сторону нужника: там уже околачивался "двойник" -- племянник все того же трактирщика. Парень имел схожую фигуру и приблизительно тот же рост, так что, если его закутать в мой плащ и нацепить шляпу, родной дядя обознается, сравнивая.
   "Двойник" вернулся на мое место и продолжил трапезничать, приступив к поднесенному сладкому пирогу, а я, с сожалением бросив взгляд на сдобное творение, тихо вышел с заднего хода, где меня уже поджидал закрытый черный портшез.
   Этот квартал часто посещали знатные господа, желающие вкусить острых ощущений от общения с простым людом. Порой от подобного "общения" сильно страдали их кошелек, здоровье и имущество, но дворян словно за уши сюда тянуло. Еще бы! Лучшие бордели столицы с экзотическим "товаром" со всех континентов были собраны в районе "Сладких грез". Чтобы как-то обезопасить свою жизнь, "золотая молодежь" приезжала в портшезах, в сопровождении десятка здоровенных лакеев. Именно столько сейчас столпилось вокруг моего экипажа. Немножко серебра, и пока хозяин млеет в объятьях гибкой узкоглазой уроженки далеких Аксайских степей, меня с удовольствием доставят к месту "свидания". И пусть его величество теперь утрется со своим шпионом!
   Я прыгнул в резной ящик, украшенный золоченым гербом, задернул плотные занавески, откинулся на сиденье и постучал кулаком по стенке, давая сигнал двигаться.
   Придется выйти около городского рынка, там такая мешанина, что потерять можно не только человека, который этого страстно желает, но и того, кто изо всех сил цепляется за вас, стараясь не отстать. Оттуда до Нового моста -- рукой подать.
  
   Две нужные мне фигуры я отыскал взглядом сразу же, едва вступил на мост. Женщина жалась к каменной опоре, пытаясь изобразить праздно гуляющую горожанку с ребенком.
   Плохая из нее лицедейка. Испуганный вид, с которым она озиралась по сторонам, лишь привлекал ненужное внимание. Девочка, напротив, вела себя так, как положено обычному ребенку: пыталась просунуть голову между каменными балясинами моста, чтобы поглазеть на текущую внизу воду. Я подошел к женщине и коротко кивнул. Глаза служанки были на мокром месте, она с трудом сдерживалась, чтобы не зайтись в плаче.
   -- Кто он тебе?
   И зачем, спрашивается, спросил? От этого вопроса глаза прислуги еще больше повлажнели.
   -- Племянник, сестра из деревни прислала, чтобы в люди выбился, -- чуть слышно прошептала женщина.
   Я кивнул, принимая объяснение. Столица каждый год втягивала в свое бездонное чрево сотни малышей, подростков и взрослых, желающих "выбиться в люди". Кое-кому это удавалось, кое-кто до счастливого мига не доживал, остальные становились обычными неудачниками с пустыми душами, сожранными большим городом.
   -- Куда ты водила ребенка? -- мой вопрос, заданный ледяным тоном, заставил женщину вздрогнуть и торопливо утереть набежавшую слезу.
   -- Она попросилась по нужде.
   Я полез за пояс, и служанка побледнела, как простыня. Несмотря на то, что вокруг сновало множество народа, она боялась меня до судорог. Это хорошо, это давало ей шанс выжить.
   Я достал кошелек, сунул его в руку несчастной и сказал:
   -- Забудь, что у тебя был племянник, а твои родственники должны забыть, что у них был сын. И этого ребенка ты тоже не видела. Все поняла?
   Женщина дрожащей рукой сунула кожаный мешочек за пазуху и кивнула, не поднимая глаз.
   -- Хорошо, что поняла, потому, что от сообразительности теперь зависит твоя жизнь. Если желание поговорить все же окажется сильнее страха, приготовься умереть прежде, чем с языка сорвется первое слово. И поверь, я тут буду ни при чем, -- дав последний совет служанке, забрал из ее ладони маленькую детскую ручку.
   Женщина вздрогнула от прикосновения, развернулась и, как тяжелобольная, неровными шагами пошла прочь. Я только покачал головой -- если служанка не успокоится в ближайшие полчаса и вернется в таком состоянии во дворец, ставлю десять золотых -- женщина не проживет и трех часов. Секретарь не оставит ей шанса.
   Снизу меня дернули за плащ, я опустил взгляд. Девчонка знакомым движением тянулась вверх, ей больше нравилось сидеть у меня на руках, чем ходить ногами.
  
   Стоило ступить за порог, как пришло смутное ощущение -- в доме гости. Я спустил девочку на пол, жестом указал на стол. Малышка поняла сразу и рыбкой, совершенно беззвучно, нырнула под столешницу, а я потянул нож из чехла и шагнул в гостиную.
   Меня действительно ждали. Те, кого никак не рассчитывал увидеть: на диване, скромно и чинно, словно приглашенные на званый обед, сидели мои любезные соседи: сладкая парочка -- Танита и Агаи. Их лица были серьезны и сосредоточены. Впрочем, Танита все-таки не смогла удержаться от легкого кокетства, она подобрала верхнюю юбку таким образом, что та выставляла на всеобщее обозрение белоснежную кружевную волну многослойных нижних, а еще ма-аленький кусочек оголенной ноги у щиколотки.
   Узрев хозяина, на лице которого не наблюдалось даже слабенького намека на гостеприимство, Агаи вскочил, смял руками и без того истерзанную шляпу и тихо сказал:
   -- Подожди, Дюс! Не маши кулаками. Нам пришлось без спроса проникнуть в твое жилье, но поверь, вопрос не терпит отлагательств!
   Я ничего не ответил, только повел бровью, предлагая продолжать в том же духе. Юноша оглянулся на свою подругу в поиске моральной поддержки.
   Танита усмехнулась, переложила юбки так, что оголилась и икра, а потом резко спросила:
   -- Люди говорят, что ты привез в город по требованию короля ребенка. Это правда?
   Да они все сговорились, что ли?! Этим-то какое дело до интриг Фирита?!
   Я слегка пожал плечами, выражая слабую степень недоумения от бестактного вопроса, заданного государеву слуге, и ответил:
   -- Нет.
   Агаи обиженно покачал головой, а драчливая красавица потянулась всем телом и... внезапно оказалась рядом со мной, вскинув к шее руку с зажатым в ней длинным и острым кинжалом. Ее стремительные движения поставили бы в тупик и самого опытного воина, даже мне с трудом удалось увернуться, перехватить руку и обездвижить проворную стервочку. Теперь уже мой нож ткнулся ей под ребра. Танита дернулась еще раз, почувствовала, как лезвие, вспоров ткань, царапнуло тело, и притихла.
   -- Зря ты так, -- грустно сказал Агаи, непонятно к кому обращаясь, то ли к своей невыносимой женушке, то ли ко мне.
   -- Заткнись! Бесхребетный слизняк! - ощерилась молодка.
   -- Может, прирезать ее? - поинтересовался я у аптекаря. Злость, накопившаяся в душе за день, требовала выхода. Танита вполне годилась на роль "козла отпущения".
   Сосед расстроенно махнул рукой:
   -- Отпусти эту ненормальную, она просто по-другому не умеет.
   Я кивнул, перехватил девицу одной рукой под грудью, а свободной нащупал и сдавил маленькую точку на шее красавицы, после чего она обмякла и стала неподвижной.
   Агаи, проследив за тем, как я укладываю Таниту на диван, деловито спросил:
   -- Научишь?
   Видно, вконец достала его супруга, раз при виде ее глубокого обморока парень не испытал и грамма переживаний, а лишь поинтересовался приемами безболезненного отключения дражайшей.
   -- Рассказывай, -- вместо ответа потребовал я свою долю информации.
   Агаи глянул на меня затравленным зверем, вздохнул и вымученно улыбнулся:
   -- Не могу!
   -- Забирай и уходи, пока отпускаю, -- я кивнул на лежащую в беспамятстве Таниту.
   -- Ты скажи хоть, он жив? -- Агаи уставился на меня своими зелеными глазищами, как в ожидании приговора.
   -- Увы.
   Нет смысла говорить правду, если не знаешь, чего от тебя хотят.
   Аптекарь сначала недоверчиво вглядывался мне в лицо, ища в нем хотя бы намек на неискренность, а потом обхватил голову руками и тоненько завыл:
   -- Что ты натворил?!
   -- Что? -- Я встряхнул юношу за плечи, пытаясь прекратить недостойную мужчины истерику, и потребовал ответа: -- Что натворил?!
   Мой вопрос ушел в пустоту. Агаи совершенно потерял способность изъясняться по-человечески, только жалобно и невнятно чирикал высоким тонким голосом, как большая птица. На секунду мне даже померещилось, что из-за воротника его рубашки вылезло черное перо.
   О великий Ирия, за какие грехи мне досталась в соседи эта парочка ненормальных?! Кто так постарался? Найду -- придушу!
   Между тем, пока я ругался и тряс невменяемый источник ценной информации, на сцене появился еще один участник дешевого фарса. Точнее -- участница. Мало того, что из-за нее разгорелся этот сыр-бор, так она решила посмотреть на все лично!
   Малявка вылезла из укрытия, пользуясь тем, что я занят, подошла вплотную к Агаи, дернула его за рукав и... запищала не хуже, чем он сам.
   Вот оно как... вовсе девчонка не немая!
   В непонятную мне игру вступила третья сторона, чирикавшая как сто скворцов разом.
   Ладно, раз прятать и скрывать больше некого -- тайна сама вылезла на всеобщее обозрение -- буду следить за развитием событий и поведением незваных гостей. Если что пойдет не так, убить их я всегда успею.
   Решив подобным образом дилемму, я уселся в кресло. Аптекарь отнял ладони от лица, прекратил верещать и недоверчиво уставился на малышку, не до конца доверяя своим глазам и ушам. Потом он повернул ко мне голову и тоном оскорбленного величия сказал:
   -- Ты мне соврал!
   -- Исправить? -- невозмутимо поинтересовался я.
   Агаи в ужасе прижал к себе девчушку, приготовившись защищать ее даже ценой собственной жизни.
   -- Глупец! -- с отвращением произнес я, в который раз удивившись про себя глубине человеческой неразумности.
   Аптекарь покраснел и выдавил:
   -- Прости! Этот мальчик слишком важен для мира, я не могу здраво мыслить, когда ты шутишь на эту тему!
   -- Это девочка, -- выложил я свой последний козырь.
   Агаи смертельно побледнел, отскочил от ребенка на расстояние вытянутой руки, смиренно встал на колено и, обратив к ней склоненную голову, снова зачирикал по-птичьи. Малышка кивнула головой, ответила парой слов на том же языке и залезла с ногами на диван, удобно устроившись рядом с пребывающей в обмороке Танитой.
   -- Агаи, или ты мне сейчас все объяснишь, или я отведу ее обратно во дворец, -- пообещал я соседу.
   Мне до жути надоел тот факт, что судьба играла со мной в последние недели как кошка с мышкой. Очень хотелось знать, что она, паскуда, затевает!
   Обладатель таинственных знаний посмотрел на малышку, вздохнул, вытащил из-за пазухи ветхий пергаментный свиток, протянул его мне и сказал:
   -- Читай!
  
   Глава 4
  
   Я осторожно расправил свиток, настолько старый, что истрепанные края разламывались на кусочки, крошась от прикосновений пальцев, и только чернила выглядели так, словно рука писца нанесла их на выделанную кожу буквально вчера.
   -- Агаи? Письмена-то свежие, -- насмешливо глянул я в сторону мальчишки.
   -- Древние с другой стороны, только они ничего не скажут, ты не умеешь читать на языке моего народа, -- ничуть не смутился юноша.
   Я перевернул рукопись, действительно, с другой стороны скорее угадывались, чем виднелись, стоящие плотной строкой незнакомые знаки. Где-то я видел похожие, совсем недавно...
   Память услужливо подсунула воспоминание о чернильных узорах на безвольной детской руке, и я торопливо перевернул лист.
  
   И видела я, как в первый раз раскололось небо на три части, и упали на землю три большие звезды и полчище маленьких.
   Из маленьких звезд родились чудища мелкие и гады отвратительные, и было у них по три пасти у каждого с двух сторон, а в них -- жала длинные, ядовитые.
   И видела я, как во второй раз раскололось небо, и пала на землю река из двух вод. Одна вода черная, а другая белая, и черная вода вспять потекла.
   Из звезд трех поднялись три великих воина. Один -- с ликом светлым, блистающим, встал у белой воды, а второй -- с ликом черным, глазами огненными -- встал по черную сторону.
   И колючей травой проросли раздор и вражда на земле, и мушиным роем налетели болезни и голод. И от скверной воды поползла в разные стороны немочь кровавая. Настало время великих бед.
   Да-а.... Что и говорить... Хорошее предсказание.
   Дальше речь шла о войне белого и черного воинов. Четкого мнения о том, что будет делать третий, у меня не сложилось, о нем вообще говорилось расплывчато и иносказательно. Получалось, что он то ли встанет на сторону черного, и тогда всем людям придет конец, то ли будет защищать какое-то дерево, и тогда придет конец уродам с шестью головами и жалами, а может, и вовсе -- неизвестный пошлет всех воюющих к демонам. Еще в тексте фигурировали глас небесный, дыхание огненное, птицы железные с ликом человеческим, королева, король, мудрые старцы и великий пророк (а как же без этой братии!).
   В итоге предсказание Последнего дня человечества получилось очень невразумительным, поэтому пришлось спросить:
   -- Ну, и для чего ты мне подсунул страшную сказку?
   Все-таки смешной парень этот Агаи, покраснел от моих слов как девица.
   -- Ты должен помочь ей! -- он торжественно, словно жрец перед верующими, простер руку в сторону сидящей на диване девчонки, которая, пользуясь моментом, дергала кружева нижних юбок Таниты.
   -- С какой стати? Меня начинал злить наглый мальчишка, без спроса пролезший в дом и осмеливающийся давать указания.
   -- Это она! Это о ней говорится в тексте, это будущая королева!
   Зеленые глаза Агаи горели, словно у лесного кота -- двумя яркими фонарями.
   Ирия всеединый, только ненормального фанатика на мою голову не хватало!
   Помощник аптекаря, видя, что веры в моем взгляде не прибавилось, схватил малышку за руку и закатал ей рукав:
   -- Смотри!
   На тонкой детской кожице ярким пятном выделялся одинокий фигурный знак. Точно такой же находился под нарисованной на пергаменте женской фигурой, у ног изображения мужчины в венце черными кляксами расплывалась копия надписи, впопыхах нацарапанной королевским секретарем на руке убитого пацана.
   -- Ты хочешь сказать, что за девчонкой охотятся только из-за нелепого пророчества? Да мало ли их было? Неужели наш король действительно всерьез опасается, что двое неизвестных детей займут его трон?!
   Стало смешно: Фирит не дурак, если бы он так реагировал на все предсказания, я устал бы мотаться по стране, разыскивая очередного претендента на трон. Да фактически каждый базарный день городские юродивые вещали и о конце света, и о настоящем правителе, и о царстве всеобщей справедливости. Ну не нравился подданным их величество, вот они и придумывали сказки кто во что горазд. Стоит ли на бред внимание обращать?
   -- Ты мне не веришь, -- криво улыбнулся Агаи и сник. Он осторожно пододвинул лежащую в беспамятстве жену, сел на самый краешек дивана и тихо сказал: -- Ты должен помочь нам, иначе этот мир полетит в бездну. Тебе понравится, если править в нем будут вампиры и оборотни?
   -- Это у них, что ли, вырастет еще пять голов? -- усмехнулся я, вспомнив красочное описание упавших с неба чудовищ.
   Молодой человек дернулся от моих слов, как от удара кнута:
   -- Это не смешно, Дюс! Твой народ не помнит, что этот мир не всегда был таким светлым и добрым.
   -- Каким? -- Я даже поперхнулся от возмущения. -- Это наш-то мир добрый и светлый?! Хотелось бы знать, как дела обстояли в глубокой древности... Да может, ну его к демонам, такой мир, если "золотой" век в нем оказывается именно сейчас?!
   -- Постой -- примирительно поднял руку юноша: -- Не кипятись! Поверь, я знаю, о чем веду речь! Ты просто не был за пределами вашей страны.
   -- Ну почему же не был, -- вспомнились прогулки по Пустоши и Северным болотам, что стоили мне двух больших шрамов -- на бедре и под лопаткой: -- Был, очень не понравилось.
   Мой сосед запустил в волосы обе руки и огорченно вздохнул:
   -- Я не знаю, как мне убедить тебя в том, что ты должен помочь... А если я заплачу деньги, пойдешь с нами?
   Это предложение тоже не обрадовало, мне хотелось только одного -- выпроводить всех вон, остаться одному и хорошенечко поразмыслить, как жить дальше. Что от Фирита надо бежать, я не сомневался, осталось спланировать, каким образом это сделать. Как извернуться, чтобы король меня еще месяца два не хватился. Куда бежать -- такой вопрос не стоял, я давно позаботился об убежище, прикупив землю подальше от Луаны, за пределами досягаемости длинных рук его величества. А вот каким образом... Об этом и надо было подумать, чтобы не нарубить впопыхах дров. Что делать с "приемышем", я уже определился -- подкину ее графу, и будем считать, что мы квиты. Этот достойный господин вырастит ее как собственную дочь. Ну а на "приданое", так и быть, я выделю немножко золотых.
   -- Ну что? Ты согласен? -- прервал мои думы неугомонный Агаи.
   -- Нет, -- отрезал я и кивнул в сторону Таниты, которая начала подавать признаки жизни: -- Забирай свою подругу и уходи. Я не пойду с вами. И девочку не отдам, ей не скитания нужны, а дом, семья и защита. А ты, если хочешь подвиги совершать, займись поисками будущего короля, пока до него на самом деле кто-нибудь не добрался. И вообще, откуда взялась уверенность в том, что эта пигалица именно та, из пророчества? Может, знак нарисован?
   -- Нет, Дюс, -- грустно покачал головой аптекарь. -- Это именно она, если ты посмотришь внимательно, заметишь отличие. Смотри на знак, но словно мимо него.
   Я последовал совету мага. Сначала ничего не происходило, но потом контуры руки стали расплываться, и знак приобрел объем и словно вырос над маленькой ручкой из плоской путаницы линий разной толщины, став похожим на крошечное деревце.
   Наверное, выражение моего лица изменилось, потому что Агаи сказал:
   -- Теперь веришь?
   -- Это ничего не меняет.
   Мне ужасно не хотелось влезать с головой в непонятные дела ради сомнительного участия в спасении рода человеческого.
   -- Оставь его, Агаи, -- презрительный, мягкий, словно бархат, голосок дал понять, что его обладательница уже пришла в себя и собирается внести свою лепту в затянувшийся разговор: -- Ты что, не видишь, нашему смельчаку дороже собственная шкура, чем всеобщее благо!
   Я только пожал плечами: пусть думают что хотят, "всеобщее благо" такое расплывчатое понятие, что им прикрываются все, кому не лень.
   Сосед послушно поднялся, мрачно глянул на меня и твердо сказал:
   -- Девочку я тебе оставить не могу, она -- последняя надежда моего народа. Без нее мы исчезнем. Да и люди тоже, только немного позже!
   -- Твоего народа?
   Это становилось интересно...
   -- А кто -- твой народ?
   Вместо ответа юноша зажмурился, запрокинул верх голову, повел плечами, словно они у него затекли от неудобного положения, и когда снова открыл глаза, они кардинально изменились. Не было больше того чистого зеленого цвета, который выделял мальчишку из толпы других людей. Радужка стала ярко-оранжевой, увеличилась почти вдвое, форма глаз тоже изменилась, они стали круглыми, как у огромной совы, а волосы на голове поднялись дыбом, обернувшись в одно мгновение тонкими перьями. Длинный шрам, уродовавший лицо юноши, порос мелким темным пухом, придав парню еще больше сходства с птицей, не хватало только крыльев.
   -- Это частичная трансформация...
   Голос гостя был тона на два выше, чем прежде.
   -- ...если я изменюсь еще немного, мы уже не сможем общаться.
   Агаи глубоко вздохнул, набираясь смелости, упрямо вздернул подбородок и с нажимом сказал:
   -- Это птенец моего народа! И я несу ответственность за ее жизнь!
   Тут аптекарь встряхнулся, приняв человеческий облик, и закончил:
   -- Ты оставишь ее у себя, только убив меня, Дюс, по-другому не получится.
   Оцепенение, в которое я впал при виде чуда преображения, после этих глупых слов пропало в один момент.
   Вот малохольный! Сам погибнет и малышку угробит. Может, действительно стоит помочь? Тем более -- деньги предлагают.
   Прежде, чем я успел принять окончательное решение, снова открыла свой рот Танита.
   -- Агаи, ты совсем ополоумел?!! С какой стати раскрываешься перед ним?!! Хочешь, чтобы этот королевский прихвостень помчался докладывать своему корольку о том, что народ Сирин еще существует?!
   Агаи резко повернул голову к своей благоверной и рявкнул:
   -- Прекрати, Танита! Не оскорбляй того, с кем придется разделить дорогу!
   -- Агаи... Ты глухой? -- мое терпение почти истощилось. -- Разве ты не слышал, что я сказал?
   Если бы я мог сжигать взглядом, упрямец превратился бы в горсточку пепла. Умеет эта семейка довести спокойного человека до бешенства!
   Агаи покачал головой и совсем тихо сказал:
   -- Нет, не глухой, но я подумал, ты захочешь узнать, к какому роду-племени сам принадлежишь!
  
   Слова, которые произнес мой тихий сосед, оказались подобными грому в ясный день... Я не подозревал, что еще кто-то может знать о моей нечеловеческой сущности, ведь свидетелей превращений в живых не осталось! Разве что шлюха, но кто будет прислушиваться к словам городской сумасшедшей? Тем более, ей теперь в каждом пятом мерещилось чудовище.
   Вслух я сказал другое:
   -- С чего ты взял, что я не человек? Расскажи, раз знаешь об этом больше меня.
   Я подтащил ближе к дивану свое любимое кресло, уселся в него, всем видом показывая, что готов внимать небылицам, и насмешливо улыбнулся, "Птенчик" тут же слез с дивана, поменяв его удобство на мои жесткие колени, и принялся возиться с золотыми пуговицами парадного камзола.
   Агаи вздохнул:
   -- Я вижу вокруг живого и неживого ореол. У людей он отличается по цвету, по плотности, по толщине, но он одинаков по сути. Так же и у моего народа.
   Потом он кивнул в сторону Таниты:
   -- И у ее племени тоже. А твой не похож ни на один из тех, что я знаю.
   Из-за нахлынувшего раздражения я не смог удержаться от маленького ехидства:
   -- И много ты знаешь?
   -- Немного, -- ничуть не смутился этот стервец. -- Но наш путь ведет к тому, кому известны все племена. Он расскажет о твоем народе, и, быть может, объяснит, где его искать!
   Слабая надежда шевельнулась где-то глубоко в сердце. Неужели я смогу найти тех, среди кого буду чувствовать себя не таким... отщепенцем, чудовищем, с которым женщина переспать не может, будучи зрячей? Да и от Феррита все равно пора делать ноги, иначе пошлет на поиски второго ребенка, на этот раз девчонки -- ведь мертвого мальчика он видел своими глазами. Но сразу давать согласие не стоило, ни к чему показывать свою заинтересованность, не то эта белокурая бестия точно усядется мне на шею и свесит ноги. Интересно, а к какому роду принадлежит она?
   В первый раз в жизни мне пришлось пожалеть, что не отдавал в свое время должное учебе. Историю я почти не знал и древностью не интересовался.
   Сирин.... Знакомое слово, но вот откуда? Ничего, в дороге все выясню, молчать не в интересах Агаи, если, конечно, он заинтересован в моей помощи.
   -- Сколько заплатишь, и что придется делать, если я соглашусь?
   От этого вопроса Танита презрительно поджала губы, а Агаи, напротив, расцвел довольной улыбкой:
   -- Тысяча монет за то, чтобы мы благополучно добрались в Юндвари!
   Я онемел. Путь в эту полумифическую страну лежал сначала через Пустошь, потом -- через дикую, полную кочевых воинственных племен Астию. Потом, кажется, надо было сплавляться по реке, далее лезть высоко в горы... В общем, тысяча монет -- слишком дешевая плата за полгода опасного пути!
   О чем я и не преминул сообщить расчетливому торгашу.
   -- Хорошо! -- ничуть не смутился мой новый наниматель. -- Увеличиваю оплату вдвое. Половину получишь сейчас, остальные -- по завершении работы!
   -- По рукам! Но остаток платы я хочу получить драгоценными камнями, -- внес я свои поправки, не желая усложнять дорогу хоть и приятной, но все же тяжестью золотых.
   И после того, как мой наниматель выразил согласие, кивнув, объявил:
   -- Выходим послезавтра, мне надо доделать кое-какие дела.
   Потом аптекарь полез за сумой, и увесистые, пузатенькие кошельки легли на стол радующей глаз кучей. Мне осталось уточнить последний пунктик... Убедиться, что авантюра, в которую я влез по самые уши, касается меня лишь как телохранителя и проводника, а то на душе стало больно муторно. Напролом идти не стоило, предпочел задать вопрос издалека.
   -- Как же вы проглядели свою королеву? Почему не сберегли?
   -- Она родилась за пределами Юндвари, -- тихо ответил сирин. -- Жрецы предсказали: время пророчества настало, на небосводе зажглись две новые звезды. Знак -- в мир пришли те, кого мы так долго ждали. Были и другие приметы. Увы, тайну сохранить не удалось -- случайно убили нашего гонца в Наорге, и письмо попало в руки короля.
   Юноша вздохнул и потянулся рукой к макушке малышки -- погладить. Девочка бесхитростно улыбнулась и сползла с моих колен.
   -- Кто ее родители?
   Агаи растерянно отмахнулся:
   -- Такие же сирин, как я. Изгои, живущие среди людей. Когда знак проявился, они даже не поняли, что это такое! Пошли к ближайшему колдуну. А колдуны... Сам знаешь.
   Да, я знал -- маги состояли на службе у Фирита.
   Аптекарь нахмурился и неохотно продолжил:
   -- Думаю, все они уже имели четкий приказ: забрать ребенка любой ценой! Но тут удача Фирита закончилась. Что-то пошло не так. Заклинания людей действуют на нас иначе. Родителям девочки не удалось выжить, но маг заплатил сполна, до него успели дотянуться и отправить в объятья Мо. Ну... -- сирин смутился. -- ... Это я так думаю. Свидетелей-то не осталось. Кроме самой девочки.
   Агаи снова посмотрел на девчушку, которую уже подхватила на руки Танита.
   -- Могу только предполагать, что было дальше: малышка попала на улицу, и ее прибрали к рукам попрошайки. Потом, вероятно, пошел слух о ребенке, обрастающем по ночам перьями. Вот тогда ее и нашел агент его величества. Он сразу выслал гонца. Видно, малышка была в одежке мальчика, потому что в письме шла речь именно о младенце мужского пола. Дальше ты историю знаешь лучше меня, -- тихо закончил сирин.
   Это точно, в этом я с мальчишкой был согласен. Но мне хотелось услышать ответ на другой вопрос. Самый главный.
   -- Кстати, Агаи. Будь любезен, объясни, как ты проведал, что ребенок у меня? Именно этот ребенок.
   Сирин пожал плечами и потупился, нервно щелкнув суставами пальцев:
   -- Я знал, что за детьми идет охота. Мой... дядя погиб, пытаясь найти малышей. А ты... О тебе ходит столько сплетен. Все знают, кому ты служишь. И когда я увидел, как ты выходишь из дома с ребенком нашего племени... сразу подумал -- это он! Я так испугался, что не успею... А потом мы с Танитой решили, что... раз никого больше нет рядом, мы должны попытаться... Нет! Мы обязаны его спасти.
   Спаситель, значит. Герой. Ну-ну. Посмотрим.
   Конечно, я выяснил далеко не все, что хотел, но дальше держать соседей у себя дома было опасно -- двойник получил задание "развлекать" шпиона часа четыре. Скоро королевский слуга появится у моих дверей. К чему зря рисковать?
   Я выпроводил своих нанимателей вон, вручив им заодно и малышку. Слишком велика была вероятность неожиданных визитов в мою берлогу, безопаснее девочке побыть денька два на расстоянии.
  
   Когда увесистый мешочек тяжело шлепнул по лакированной поверхности туалетного столика, молодая женщина чуть вздрогнула, прекратила расшнуровывать корсет и с выражением напряженного недоумения уставилась куда-то правее моего плеча.
   -- Я не останусь у тебя сегодня, Ирэна, мне надо уехать ненадолго.
   Пришлось постараться, чтобы голос звучал спокойно и мягко, не сбиваясь на возбужденный хрип. Молодое женское тело манило в сумраке комнаты белыми обнаженными плечами, нежной ямкой у основания шеи, выпирающими холмиками круглых грудей.
   Я отошел к дверям подальше от соблазна и прислонился плечом к косяку, наблюдая за содержанкой. Она нащупала шаль, хотела привычным движением накинуть ее на плечи, но замерла и стала перебирать тонкими пальцами бахрому.
   -- Ты не вернешься.
   Эти слова прозвучали из уст слепой так уверенно, словно в кромешной тьме сознания девушке удалось разглядеть будущее, недоступное взору простого смертного. Темные брови сошлись к переносице, на гладком лбу появилась горькая складка раздумья.
   -- Ты ошибаешься, Ирэна, я всего лишь собираюсь прикупить маленькое поместье. Пора обзаводится крышей над головой. Придется немного поездить по стране, -- я произнес эти слова, и мне показалось, что уголки губ любовницы опустились вниз, словно она на самом деле сожалела о моем отъезде. Хотя, чему удивляться? Опечалишься, если исчезает основной источник дохода и благополучия.
   Ничего, тех денег, которые я ей оставил, должно хватить минимум на год безбедного житья.
   Добавить к сказанному мне было нечего, поэтому я развернулся и вышел, оставив в памяти грустное лицо Ирэны.
   Странные существа эти женщины, к любому могут привыкнуть, даже к полному уроду.
  
   Раннее утро следующего дня встретило меня у южных стен Луаны. Улицы еще оставались пустыми, я оказался единственным путником, торопившимся за ворота. На этот раз за мной не шпионили, я сумел убедить властителя в лояльности и желании верно ему служить, за хорошие деньги, естественно, после чего попросил отпуск месяца на три под предлогом приобретения поместья. Фирит недовольно скривил свои розовые губки, но отпустил без возражений, видно, решил, что никуда не денусь.
   Во время визита во дворец я здорово опасался, что секретарь попробует взять меня в оборот и выудить информацию о ребенке, но королевский "пес" даже взглядом не дал понять, что в чем-то заинтересован.
   Выводов из такого поведения напрашивалось два. Первый - Викки уверен в том, что всегда сможет меня найти, и отставил вопросы для более подходящего места и времени. Второй - скользкий интриган в курсе абсолютно всех событий и держит меня на невидимом глазу "крючке". Последний из вариантов мне совсем не нравился: он заставлял озираться по сторонам в поисках соглядатая и агента секретаря.
   Отъехав от города версты на две, я свернул с накатанного тракта в редкий лесок и не спеша повернул обратно к городу, только теперь к восточным воротам. Пока добрался до них, уже совсем рассвело. Скопившиеся за ночь в ближайших постоялых дворах купеческие обозы давно проехали, и теперь в город тянулись телеги из ближайших деревень, груженые снедью.
   Стражники снимали с торговцев и крестьян плату за проезд, выдавая сургучные бирки на плетеном шнуре. На бирках стояли сумма и дата уплаты. Я остановился за деревьями, чтобы не мозолить глаза стражам. Вскоре ко мне присоединились два верховых: Танита и Агаи. Со стороны они казались обычной супружеской парой, в силу необходимости отправившейся в путешествие.
   -- Доброго тебе утра, Дюс! -- встретил меня вежливым приветствием аптекарь. Я тут же вернул любезность:
   -- И тебе того же, Агаи. Где девочка?
   Юноша приоткрыл полу плаща: малышка сопела, чуть приоткрыв рот и удобно устроившись в заботливых объятьях соплеменника. Так сладко спать на тряской лошадиной спине могут только маленькие дети.
   Танита здороваться не стала, зло сверкнула глазами на нас обоих, но от высказываний удержалась: то ли супруг провел воспитательную беседу, то ли скандальная девица попросту еще не проснулась.
   Ну что ж, придется красавице привыкать к моему обществу, дорога нам предстоит длинная.
  
   Глава пятая
  
   Пожалуй, единственное, что сделал хорошего в своей жизни наш король -- добился безопасности на дорогах. Пока путник ехал по тракту, его жизни почти ничего не угрожало, кроме обычных разбойников, да и те не отличались особой храбростью и нападали редко. А вот стоило сойти с проторенного множеством ног и колес пути и углубиться в лес... В этом случае можно было неожиданно для себя оказаться в неприятной ситуации, особенно ближе к границам с Пустошью.
   Вампиры и оборотни -- не единственные твари, жадные до человеческой плоти. Когда-то давным-давно эти земли заселяло великое множество разных существ, и человеку пришлось здорово потрудиться, чтобы сделать эти места пригодными для жизни. В дальних лесных уголках до сих пор прятались остатки древнего зла. Хотя, если подходить объективно, люди по своей кровожадности не сильно отличались от уцелевших в чащобах тварей. Наша дорога тянулась именно через такие негостеприимные места, но пока можно было наслаждаться безопасностью и покоем.
   Я покосился на Агаи -- это надо же умудриться: прожить почти пять лет рядом и не заподозрить, что твой сосед -- птица-оборотень!
   Дети Сирин.... Что-то из далекого детства, связанное с летним садом, паданцами яблок и деревенскими приятелями. Дети Сирин....
   И вдруг я вспомнил: яркий лубок, на куче людских черепов птица с человеческой головой и большими клыками, торчащими промеж красных губ. Точно! И надпись: "Птица, глаголемая Сирин, человекообразна, суща близ горы железной, нравом люта".
   Тайком от дяди я дружил с деревенской ребятней лет до шести. Кому-то из них привезли с ярмарки несколько дешевых картинок, и мои знакомые притащили их в сад. Хотели узнать, что там написано -- в деревне грамоте были обучены только староста и жрец.
   -- Агаи, -- я с трудом сдержал улыбку, уж больно сложно было представить аптекаря в роли лютого чудовища, пожирающего людей, -- расскажи о своем народе.
   -- А я все думал, когда спросишь... Что именно ты хочешь узнать? Юноша стал серьезнее жреца перед проповедью, и мне захотелось его немного поддразнить.
   -- Ваше племя действительно ест людей?
   Сердитый взгляд послужил ответом.
   -- С чего ты решил?!
   -- Детскую картинку вспомнил, -- улыбнулся я.
   Успокоившись, Агаи кивнул:
   -- А... Помню эти рисунки. До сих пор на ярмарках продают. Я маленьким сильно обижался, когда их видел. Даже с мальчишками дрался, пытаясь доказать, что это неправда. Приходил домой с разукрашенной физиономией, пока отец не объяснил, что я навлекаю неприятности на всю семью.
   Аптекарь поерзал в седле, осторожно перехватил спящую девочку другой рукой и продолжил рассказ:
   -- Когда-то мой народ жил в этих местах рядом с другими племенами, дружественными нам или враждебными. Однажды с юга пришло новое племя, племя людей. Они не умели летать, как мы, не умели жить под водой, как подводный народ, не умели перекидываться в зверей и вообще за редким исключением были обделены магическим даром. Волшебство им заменяли решительность, отвага, безжалостность к врагам. И многочисленность. А еще вожди людей умело использовали вражду между остальными расами. Не прошло и века, как народ сирин почти уничтожили. Какой-то негодяй из человеческих колдунов заявил, что наши кости продлевают жизнь на сто лет.
   На этих словах я не удержался и сочувственно присвистнул. Крылатых стоило пожалеть, такая выдумка могла принести много бед.
   -- Сколько лет прошло, прежде чем этот миф развеяли? -- поинтересовался я у Агаи.
   В ответ он печально покачал головой:
   -- Понимаешь, Дюс, это не миф.
   Да... Это было равносильно приговору. Представляю, какая на сирин началась охота...
   Агаи, между тем, продолжил свой невеселый рассказ:
   -- Часть племени ушла на восток, за Пустошь, в Юндвари, часть рассеялась среди людей, переняла их образ жизни, перестала перекидываться в птиц. Кое-кто даже вступил в браки с людьми.
   -- А воевать вы не пробовали?
   Даже преисполнившись сочувствия, я до конца так и не мог понять, почему это племя не попыталось себя защитить.
   Агаи вздохнул:
   -- Ты пойми, из нас получаются никудышные воины. Наши кости слишком тонки и легки для наземного боя, в наших крыльях невозможно держать меч, а перья не защищают от стрел. Нам дана магия, но ее нельзя употреблять во зло. К тому же, пророчество гласило: сирин предстоит пройти через тяжелые испытания, прежде чем мы снова наберем силу.
   Опять пророчество! Да они фаталисты, эти дети Сирин. Слепо следуют чужим словам, не пытаясь бороться с судьбой.
   -- Вы просто слабаки и трусы! -- вставила свое слово Танита.
   И как это она умудрилась промолчать столько времени?
   Ее супруг тут же вскинул голову и сердито спросил:
   -- А разве твоему народу помогла отчаянная ярость? Вас еще меньше, чем сирин! Так мало, что уже не осталось тех, кто не приходится друг другу близкими родственниками!
   Красавица зло оскалилась:
   -- Ты говоришь глупости! Нам нет числа! Даже если ты пересчитаешь песчинки в огромном бархане, их будет меньше!
   -- Ну конечно, -- скривил губы обиженный Агаи, -- именно потому, что вас так много, вы вынуждены искать мужей и жен на стороне, ведь из-за родственных связей внутри племени теперь рождаются только больные дети!
   -- Ты врешь!!! -- взъярилась молодка, выхватила нож из-за голенища мягкого сапожка и попыталась достать мужа.
   Да что ж за беда-то с двумя придурками?! Один промолчать не может, вторая чуть что -- кулаками машет и за нож хватается!
   Я пришпорил коня, перехватил руку девицы, сдернул ее с седла на землю и пообещал:
   -- Не прекратишь драться, заберу лошадь и оставлю тебя одну на дороге!
   Потом повернулся к Агаи:
   -- Я не просил рассказывать о ее народе, Танита и сама сумеет это сделать, если захочет. Я просил поведать о твоих предках и о том, почему мы должны верить предсказанию вашей пророчицы!
   Танита приземлилась в мягкую дорожную пыль, что кошка, молча показала мне средний палец, потом снова забралась в седло и, изобразив из себя величавую деву, пришпорила коня, оставив нас глотать пыль. Агаи тоже обиженно поджал губы и замолчал, всем видом показывая свое недовольство.
   Это что, мне такое каждый день все шесть месяцев устраивать будут? Кажется, я продешевил: гонорар не оправдывал предстоящих мучений. Надо было как-то решать проблему, иначе шансов добраться до Юндвари не оставалось! Ладно, если погибнет склочная парочка, но они могут потянуть за собой остальных. Лично мне умирать не хотелось, да и девчонку, королева она там или нет, тоже было жалко, просто по-человечески. К тому же, я добросовестный наемник, и смерть нанимателей в мои планы не входила... пока. Иначе кто мне заплатит оставшуюся половину?
   Значит, хотел я того или не хотел, а должен был потратить время на воспитание великовозрастных деток. Я дождался, когда девочка проснется, и забрал ее у аптекаря. А когда сирин ринулся в погоню за супругой, спокойно свернул в ближайший лес -- срезать крюк, объехав стороной небольшой городок. Дальше путь преграждала река, но я знал место, подходящее для переправы в обход каменного моста, на котором взимали дань и вообще терлись всякие личности из служб его величества. В это время года, немного ниже по течению, обмелевшая река образовывала брод. До темноты надо было успеть перебраться через него. А эти двое пусть помечутся немного, полезно, а то ничего вокруг не видят, кроме собственных персон.
  
   Сочная зеленая трава на поляне пришлась по вкусу моему коню -- животное довольно пофыркивало, срывая мягкими губами тонкие стебельки. Я с удобством устроился около костра, помешивая кашу в закопченном котелке. Девчонка сидела рядом, пыталась залезть в котелок палкой и от всей души старалась помочь.
   Я отвел грязный прут в сторону, а чтобы помощница не заревела от обиды, показал ей на мечущихся вдоль ветки муравьев. Малышка тотчас принялась сдувать их на землю. Насекомые держались за прутья всеми лапами, пережидая нежданный ураган, и не желали спасаться. Девчонка не сдавалась, упорно надувала щеки. Вот за этим мирным занятием нас и застали "потерявшиеся" попутчики.
   Сначала на поляну вылетела злющая пятнистая кошка, остановилась и недобро повела мордой, сшибая кончиком хвоста головки полевых цветов.
   Крупная киса, опасная, вполне способная в одиночку завалить лошадь. А уж какая сердитая... Яростный рев, вырвавшийся из глотки зверя, наверняка распугал всю дичь в округе.
   -- Ну, чего встала, проходи, садись есть, пока каша горячая.
   Я даже не стал поворачиваться к гостье лицом. К хорошим советам эта женщина никогда не прислушивалась, вот и сейчас, вместо того, чтобы присоединиться к ужину, выпустила когти и кинулась мне на спину. А зря. Чего-то подобного от нее и ждали.
   Я успел увернуться, обхватить шею хищницы, рывком пригнуть к земле и сунуть к блестящему глазу острое лезвие ножа.
   -- Уймешься ты, наконец?
   -- Пу-с-с-с-ти!!! -- зашипела оборотень, но дергаться не стала.
   То-то же! Знаю я теперь, какого ты роду-племени. Очень глупого. Агаи был прав, именно из-за своей воинственности, вспыльчивости, обидчивости вы почти вымерли. Даже люди не считали рош-мах колдунами и нежитью. Вообще непонятно, как этот народ умудрился продержаться так долго и полностью не исчезнуть с лица земли. Ведь крестьянствовать рош-мах не умели, в наемники из-за скверного характера не годились. Жили как разбойники, набегами, за что, собственно, и поплатились. Притом еще до прихода людей.
   Я разжал руки, кошка попятилась, меняя очертания, и через минуту передо мной стояла светловолосая женщина. Совершенно голая.
   -- Прикройся чем-нибудь, мужу не понравится, что ты нагишом разгуливаешь.
   Я бросил Таните свой плащ, она недовольно повела округлым плечиком, даже не думая поднимать пожертвованную ей одежду:
   -- Что, боишься не устоять?
   -- Боюсь.
   Честное признание заставило бесстыдницу изогнуть крутую бровь в насмешке и огладить себя по бедрам.
   -- И тебе тоже следовало бы бояться, Танита, ты никогда не задумывалась, почему здоровый тридцатилетний мужчина до сих пор один? -- Я постарался, чтобы мои слова прозвучали как можно спокойнее.
   Глупая девчонка все же сумела меня распалить. Ничего не скажешь -- красивая стерва.
   Танита молча подняла плащ, завернулась в него и благоразумно сменила тему:
   -- Зачем убегал?
   На этот вопрос я ответить не успел, на поляну вылетел всадник, он держал на поводе запасную лошадь.
   Отлично, наконец-то все собрались.
   Правда, Агаи встреча не обрадовала. Сирин спрыгнул на землю, бросив животных на произвол судьбы, и метнулся ко мне со сжатыми кулаками. Юношу просто трясло от злости.
   -- Ты!! Ты!!! Как ты мог?!!
   Первый раз видел парня таким разгневанным. Чтобы прекратить эти вопли, я встал, дождался, пока он подбежит поближе, и врезал, не очень сильно, кулаком по его левому уху, потом подождал, пока Танита поможет мужу подняться, и тихо сказал:
   -- Так, вы оба, слушайте внимательно. Я больше не буду терпеть ни ваших ссор, ни ваших истерик, ни вашего неуважения ко мне или друг к другу. Это слишком опасно в дороге. Когда вы обнаружили, что меня нет? Через полчаса? Через час?
   Агаи перестал трястись и мучительно покраснел, его возлюбленная насупилась, но не сказала ни слова, и это было правильно.
   -- Если еще раз позволите себе что-нибудь в этом духе, снова исчезну, и ее с собой прихвачу, -- я кивнул на девочку, которая за время нашей перепалки все-таки успела сунуть в кашу свою ветку и теперь с довольным видом облизывала ее.
   -- Только в следующий раз, приложу все усилия, чтобы вы нас не нашли, и можете не надеяться ни на свои крылья, -- я взглянул Агаи, потом перевел взгляд в сторону Таниты и закончил, -- ни на свой нос!
   После этой дивной речи сел, отобрал палку у ребенка и скривился: из валявшегося вокруг сушняка малышка ухитрилась выбрать самую неудачную хворостину -- ветку едкого тополя. Теперь у каши будет отвратительный привкус. Настроение сразу ухудшилось, и я не удержался от еще одной фразы:
   -- Больше нравоучительных бесед на тему дисциплины и взаимоуважения проводить не стану, не маленькие.
   Горькой кашей мои спутники давились в полной тишине, я и девочка обошлись галетами с сыром.
   После ужина Танита отправилась чистить посуду, а ее супруг уселся рядом со мной и серьезно сказал:
   -- Прости, Дюс. Я не хотел тебя подводить, больше это не повторится. И еще, не обижайся, но место для стоянки выбрано неудачно. Боюсь, скоро у нас будут гости.
   Я оглядел поляну еще раз. Ночь уже почти вступила в свои права, на небе зажигались первые звезды, но ни одна из лун еще не вскарабкалась на небосвод. Вечерние цветы один за другим раскрывали белые венчики в густой траве, распространяя вокруг приятный аромат.
   Нормальная поляна. Трава мягкая, густая, место хорошее, без сырости и комаров, невысокий холм прикрывает от ветра.
   -- Почему не нравится? -- поинтересовался с удивлением. -- Я тут не в первый раз останавливаюсь, никто не нападал.
   Агаи усмехнулся:
   -- Они же не слепые, видят, кто ты, а вот у нас могут быть проблемы. Ладно. Я тут поколдую немного, ты уж, если ночью приспичит, из очерченного круга не выходи.
   Я пожал плечами. Этот лесок был безопасен, как сад у дома, и чего, спрашивается, всполошился? Хороший лес: вековые дубы в три обхвата, гладкие серо-зеленые платаны, орешник, между деревьев заросли малины, ежевики, папоротника. Сухостоя и гнилья почти нет. Да и нежить ни разу не встречалась. Может, кто-то и живет здесь, но не сильно опасный.
   Я осмотрелся, прикидывая, кто может посетить нас ночью.
   Холмовики? Возможно: место подходящее. Этот маленький народец как раз любит, чтобы луг зеленый, чтобы речка недалеко, ну и холм, само собой, должен быть. Да только они больше мелкие пакостники, а не серьезная угроза, и вежливых гостей не трогают.
   Речной народ? Ну, если ночью к реке не ходить, тоже никакой опасности. Лишь бы могилы заброшенной поблизости не оказалось с упыриным гнездом. Да откуда ей взяться-то... В начале лета проходил, тихо было.
   Между тем аптекарь, оказавшийся еще и колдуном, достал тонкую длинную бечеву и принялся выкладывать из нее круг, потом встал по центру, возвел к небу руки и засвистел, затрещал, как три скворца одновременно. Руки неестественно вытянулись, утончились и из кончиков пальцев вылезли толстые маховые перья. Танита прекратила возиться с девочкой, приподнялась на локте и стала заворожено наблюдать за мужем, напомнив мне кошку, следящую за неразумной птахой.
   Два оборотня, да еще таких разных, как они только умудрились найти друг друга?
   Между тем Агаи продолжал высвистывать сложную мелодию, и мне показалось, что от веревок вырос вверх тонкий прозрачный купол, сомкнувшийся над нашими головами. Почти незаметный, если не считать легкого искажения очертаний за его пределами.
   Я моргнул, и наваждение пропало: снова стало все как прежде. Впрочем, не совсем. Если присмотреться, там, где легла веревка, высвечивалась тонкая голубоватая полоска.
   Наконец колдун закончил свою песню и вернулся к костру.
   -- Агаи, тебе надо выбрать имя для будущей королевы, -- обратился я к юноше, но мое предложение одобрения не получило.
   -- Зачем? -- простодушно удивился парень. -- Оно уже есть.
   -- И какое? -- спокойно поинтересовался я, заранее представляя себе его ответ. Надо сказать, сирин не обманул ожиданий и беспечно выдал короткую трель. Заснувшая было девочка тут же подняла голову, Танита рассерженно зашипела на мужа и снова принялась гладить ребенка по спине, мурлыкая под нос тихую песенку.
   -- Ты предлагаешь нам научиться подзывать ее свистом, как собаку? -- усмехнулся я наивности Агаи.
   Умный вроде человек, который, к тому же, вынужденно скрывал всю сознательную жизнь свой истинный облик, а иногда такие коленца выкидывает, что диву даешься.
   -- Или звать ее по имени из пророчества, такому желанному для некоторых ушей?
   -- Я не подумал.... -- расстроенно пробормотал сосед, чем вызвал сердитое фырканье Таниты.
   -- Никогда не поздно заняться полезным делом, можешь начать хоть сейчас, -- пробормотал я, зевнув во весь рот.
   Можно было временно расслабится, тем более, что мои наниматели ближайшие часа три точно не угомонятся.
   Проверив, надежно ли привязаны и стреножены лошади, расстелил на земле одеяло, лег на него, закутался в плащ и заснул как убитый. Не знаю, сколько времени я проспал, но пробуждение оказалось не из приятных. Словно кто-то провел мокрой и холодной тряпкой по лицу.
   Я открыл глаза и зажмурился: над самыми верхушками деревьев висели желтолицая Ахи и почти белая Орис. Двух лун было достаточно, чтобы на поляне стало светло, как днем, так что гостя я заметил сразу. Маленькое мохнатое существо сидело около веревочной черты, сложив тонкие ручки-палочки перед собой, как в молитве, не сводило с меня круглых красных глаз и словно чего-то ждало.
   Я вытащил серебряный стилет из ножен -- мое любимое оружие в особых случаях, подошел поближе и уселся рядом с пришельцем, не нарушая заветной черты. Много я побегал по лесам, и в Пустоши бывал, и на Северных болотах, но с таким созданием встретился впервые.
   -- Тебе чего? - тихо спросил его, скорее для порядка, без особой надежды на ответ.
   Существо молча раскрыло пасть и сверкнуло множеством острых крохотных зубов. Первым моим желанием было проткнуть насквозь странную пакость, но необъяснимое чувство, что этого делать нельзя, удержало руку в последний момент. Я вернулся к погасшему костру, растолкал Агаи и жестом позвал его за собой. Пока сирин протирал сонные глаза и тряс головой, пытаясь избавиться от остатков сновидений, я наблюдал за ночным гостем. Тот по-прежнему сидел, скорбно сложив лапки на груди, не сводя с нас внимательного взора.
   -- Ты знаешь, что это? -- спросил я Агаи.
   Молодой колдун прищурился, а потом отшатнулся от границы, потянув меня за собой:
   -- Это колдовство, проклятие! Какой-то маг пустил его по твоему следу. Кто-то сильно обиделся на тебя.
   Сирин заметил в моей руке блеснувшее лезвие и замахал руками:
   -- Серебряный кинжал против него не поможет! Наоборот, нарушит защитную границу и откроет проход. Так что, не дергайся и ложись спать, а я покараулю. Выйти из круга теперь мы сможем только после того, как полностью рассветет. В этот момент сила колдовства ослабеет, и я попробую с ним справиться.
   -- Агаи, а что случится, если он все же доберется до меня?
   Я задал этот вопрос не потому, что боялся. Раз круг до сих пор удерживал "гостя" на расстоянии, значит, опасаться было нечего. Просто хотелось узнать степень чужой злобы.
   -- Умрешь дней через десять, -- спокойно ответил аптекарь, потом вернулся к костру, затеплил его и принялся возиться с хворостом, что-то выискивая среди вороха прутьев.
   Ну и кому я так сильно на мозоль наступил? На ум пришло всего одно имя -- Викки. Только ему было выгодно избавиться от нежелательного свидетеля предательства. Причем страх перед разоблачением настолько превосходил желание получить информацию, что гаденыш не попытался привлечь меня на свою сторону.
   Ничего, это даже к лучшему. По крайней мере, не удивится моему исчезновению и не станет слишком тщательно искать. Как любил говаривать мой дядя -- в любом событии надо постараться отыскать выгоду для себя.
   Кинув последний взгляд на мохнатое проклятие и получив заверение от аптекаря, что помощь не требуется, я снова завернулся в плащ и заснул, на этот раз до утра.
  
  
   Глава шестая
  
   Если кому-то случалось ночевать вне городских стен и вообще вне стен любого человеческого жилья, тот знает, как громко и радостно встречают рассвет птахи. Вот и на этот раз, стоило небу посветлеть, как самая громогласная птица здешних мест, желтоперая горирика, устроила утренний концерт на ближайшем дереве. Спать под вопли, начинающиеся со свиста и постепенно переходящие в утробное бульканье, а потом в откровенно кошачий ор, было невозможно, и я открыл глаза, чтобы тут же проникнуться завистью к остальным членам отряда.
   Малышка спала, как все дети в ее возрасте, сладко и крепко, раскинув в стороны руки и улыбаясь чему-то. Одеяло давно сползло в ноги, но утренняя прохлада девчонку не тревожила: тело ребенка густо покрывал легкий сероватый пух.
   Я осторожно поднял одеяло, укрыл девочку, а потом посмотрел на ее соседку. Танита почивала, зарывшись с головой в плащ, так, что снаружи оставались только длинные светлые пряди.
   Интересно, нам что, попалась глухая кошка? Уж она-то должна была первая вскочить! Тем не менее, девушка как ни в чем не бывало посапывала, всем своим видом опровергая мои познания о хвостатых хищницах.
   Надо попросить Агаи поколдовать над супругой, полечить от опасной глухоты, а то мало ли что может случиться в дороге, так и собственную жизнь проспать недолго.
   -- Ты проснулся, Дюс?
   Этот глупый вопрос, заданный стоящему человеку, заставил меня пожать плечами и подойти к парню поближе.
   Юноша сидел на земле, сгорбившись и расставив в стороны согнутые в коленях ноги. Он вращал кистями, делая сложные движения. Воздух в пространстве между ладонями мерцал всеми цветами радуги. Тонкие яркие нити оплетали длинные пальцы аптекаря и образовывали узор, сияющий переливами. Каждое движение добавляло новую нить, делая цветную паутину шире.
   -- Еще немножко.... -- бормотал себе под нос сирин, накидывая одну волшебную петлю на другую, протаскивая едва видимые паутинки магической силы, скрепленной заклинаниями, -- и можно попробовать.
   Наконец Агаи поднял оплетенные волшебством руки на уровень глаз и удовлетворенно улыбнулся:
   -- Кажется, получилось!
   При этом лицо молодого колдуна выражало одновременно гордость от осознания собственного мастерства и опасение за действенность судя по всему только что придуманного заклятия. Оборотень еще раз критически осмотрел со всех сторон разноцветный узор, неуверенно вздохнул и оглянулся на меня в поиске поддержки:
   -- Дюс, рядом со мной оструганный колышек лежит, видишь?
   Я нагнулся, подобрал тщательно очищенную от коры и заостренную с обоих концов короткую палку.
   Такая ярко-красная древесина могла принадлежать только огненному дереву, именуемому в простонародье "огневушка", знаменитому тем, что любые его части, начиная от продолговатых, истекающих на изломе оранжевым соком стручков, кончая узловатыми, твердыми, словно камень, корнями, использовались колдунами и волшебниками всех мастей. Да и обычные мастеровые не обходили дерево стороной -- растертая кора славилась как прекрасный краситель. А вот столяры огневушку не жаловали, уж слишком был велик шанс того, что кресло, изготовленное из ее древесины, в один прекрасный момент начнет брыкаться, как необъезженная лошадь.
   -- Приготовься, я кину на проклятие сетку, а ты должен пригвоздить его к земле. Только смотри, не промахнись!
   Убедившись, что я готов встретить опасность, Агаи быстро просунул руки сквозь защитный контур, разлетевшийся от прикосновения на едва светящиеся, тающие на глазах куски, и ловко загреб "паутиной" комок чужой злобы. Существо задрыгало конечностями, непроизвольно помогая опутывать себя заклинанием сирин. Радужные нити, соприкасаясь с тельцем проклятия, вспыхивали ярко белым цветом, а затем тихо гасли, превращаясь в подобие толстой пеньковой веревки.
   -- Давай! -- крикнул Агаи и разжал руки.
   Стоило коричневому тельцу упасть вниз, как я вогнал в него кол, пригвождая к черной почве и лишая возможности двигаться.
   Надо сказать, проклятие делали на совесть. Даже пронзенное насквозь, вколоченное в землю, оно неистово скребло лапками, цепляясь за траву.
   Агаи уселся рядом на корточки и засвистел, запел на своем языке, мелодично и громко. И словно по команде, оструганная древесина налилась соками, выступившими на ее поверхности маслянистыми каплями. Капли твердели на глазах, превращаясь в побеги. Одни потянулись вниз и стали корнями, другие покрылись молодыми желтыми листьями. Прошло еще немного времени, и перед нами предстало стройное "огненное" деревце. Оно мелко вздрагивало. Видно было, как в его корнях что-то ворочается и пытается вырваться. Живая темница получилась надежной: корни один за другим обвивали колдовскую тварь и прижимали к земле, норовя утащить ее вглубь. Наконец существо перестало сопротивляться, и теперь деревце ничем не отличалось от других растений на поляне.
   -- А если его срубят? - поинтересовался я.
   Колдун молча приложил руку к стволу, и на темной бордовой коре выступил трехпалый отпечаток. Знак демона Мо, означавший, что спать под деревом, трогать его и тем более рубить, вредно для здоровья.
   -- Ну и все-таки, а если попадется полный невежда?
   Я смотрел на юношу и ждал ответа. Лучше заранее знать о неприятных сюрпризах и быть к ним готовым, чем потом хлопать глазами, пытаясь сообразить, за что хвататься.
   Агаи задумчиво пожал плечами:
   -- Тогда он умрет, а проклятье снова отправится по твоему следу. Или, если тебя уже не будет на свете, по следам твоих потомков.
   Вот это новость... Некрасиво получается по отношению к деткам, если они, конечно, у меня вырастут. Да и по отношению ко мне тоже не очень хорошо. А ну как проклятие явится, когда я стану беззубым дряхлым стариком, не способным самостоятельно поднести ложку ко рту? Уж лучше сейчас разобраться, чем всю оставшуюся жизнь оглядываться.
   Наверное, эти мысли отразились недовольством на моем лице, потому что Агаи схватил меня за руку, сопроводив непозволительную вольность словами:
   -- Не торопись, Дюс! Я наложил на него удерживающие чары. Даже если дерево рухнет и погибнет, проклятье не сможет освободиться двадцать лет. Так что, не спеши. Ведь ты все равно не знаешь, как с ним бороться! Мечом тут делу не поможешь.
   Аптекарь огладил гладкий ствол саженца, словно приласкал деревце. Клейкие листики чуть шелохнулись, отзываясь на нежность.
   -- Твое проклятие сделал не человек. Людям, даже очень сильным колдунам, не дано оживлять заклинания. Потерпи немного. Наши старцы помогут тебе разобраться и с врагами, и с их волшебством. А пока радуйся хотя бы одному -- больше тебе вслед никого не отправят.
   -- Что, сил не хватит?
   -- Нет, просто пока первое проклятье не уничтожено, второе не родится.
   Оборотень поднялся, потер пальцами покрасневшие от бессонницы глаза и зевнул:
   -- Я посплю немного, ладно?
   Я кивнул, подхватил котелок и пошел за водой. Пора было готовить завтрак для этого сонного царства.
  
   Болотного цвета глаза моргнули, облепленная светло-зеленой ряской голова ушла под воду, оставив за собой расходящиеся во все стороны круги.
   Я проследил за рябью. С высокого берега хорошо было видно, как движется под водой продолговатое белесое тело с длинным гибким хвостом.
   Охотник... Наверное, ночью не удалось добыть свежего мяса, раз водяной народ не ушел с рассветом на дно. Странно, вчера я хорошо слышал, как в тростнике гоготали дикие гуси. Птица эта хотя и осторожная, но шансов ускользнуть из рук подводного жителя у нее нет.
   Постояв еще немного и убедившись, что в воде никто не таится, я снял сапоги, закатал штаны повыше, спрыгнул с откоса и зашел в реку по колено, надеясь зачерпнуть чистой воды с глубины. Лучше, конечно, набрать родниковой, но ближайший подземный ключ отсюда на расстоянии в полдня пути.
   Прозрачная, чуть коричневатая от просвечивающего дна вода, отразившая в своей спокойной глади дерево с замершим на ее ветвях водяным охотником, стала моей спасительницей. Я увидел движение краем глаза и ушел в сторону, а в то место, где только что стоял, вонзился длинный острый гарпун. И в тот же миг уже со стороны реки на меня обрушился тяжелый чешуйчатый хвост, норовя сбить с ног. Его хозяин, тот самый, что пялился из-под топляка несколькими минутами раньше, вынырнул из омута фактически прямо у меня перед ногами.
   Вот зараза! Чума его забери! И меч, как назло, остался на берегу!
   От второго удара я увернуться не смог, полетел в воду и поднял кучу брызг. На мое счастье, упал не в омут, а в сторону отмели, что оставило шанс на спасение. А еще устроившие засаду твари просчитались: может, меч и остался на берегу, да вот только нож у меня всегда при себе, дотянуться несложно, даже если стоишь на карачках в воде.
   Острое блестящее лезвие вошло в серо-зеленую кожу, водяной житель взвыл и защелкал острыми хищными зубами, пытаясь освободиться от захвата и добраться до моей руки. Я навалился всем телом, с силой потянул нож на себя, и только потом выдернул оружие. Кровь окрасила воду розовой мутью, а раненый схватился рукою за вспоротый живот в предсмертном стремлении удержать лезущие наружу внутренности. Теперь ему было не до охоты. Впрочем, оставался еще один водяник, тот, что метал гарпун с дерева.
   До чего же хорошо, что Ирия дал этим любителям человечинки хвост, а не ноги!
   Быстро слезть с дерева у людоеда не получилось, и спрыгнуть он тоже не мог -- дерево не нависало над водой. Совсем юнец, не мудрено, что я его заметил. Был бы опытнее, кормить бы мне этим утром подводный народ своей плотью. А теперь охотник изо всех сил пытался добраться до воды. Не успел.
   Я оставил водяников в том месте, где они умерли. Одного на отмели, второго у дерева. И гарпун вынимать не стал. Пусть стая убедится -- ничего личного у меня к погибшим не было, просто они выбрали неудачную добычу. Я, в свою очередь, тоже ошибся, поторопился: надо было поспать подольше, еще с часок, дождаться, пока солнце выглянет из-за деревьев, и только потом идти за водой. Ведь знал, что в этих краях живет водяной народ! Ну, чего уж тут жалеть, разве что утонувший котелок!
   Выругавшись еще раз, я подобрал сапоги и побрел к товарищам. Ребра, принявшие удар хвоста, болели. Колючки, которыми щедро снабжены водяные людоеды, разорвали рубашку и оставили глубокие кровоточащие ссадины. Хорошо хоть шипы не ядовитые.
  
   На поляне было по-прежнему тихо. Танита уже проснулась и сладко потягивалась, запрокинув улыбающееся лицо. При виде меня, мокрого как мышь во время паводка, с изодранной рубахой, пятнистой от своей и чужой крови, глаза девушки округлились.
   -- Хорошо спалось? -- не удержался я от издевки, ведь шум от драки у реки оборотень тоже умудрилась не услышать.
   Следующее движение Таниты вызвало у меня приступ сильнейшего изумления, который тут же перерос в ледяную злобу.
   Эта... блудливая... кошка... у которой здравого смысла меньше, чем у курицы, оказывается, не страдала глухотой... Нет! Эта дура страдала полным отсутствием мозгов! Она засунула себе в уши затычки!
   Даже слов не нашлось, чтобы высказать девице все, что о ней думаю. Да и сил на ругань не осталось, поэтому я просто подошел к рош-мах, забрал овальные шарики и кинул их в тлеющий костер.
   Танита вспыхнула, но промолчала. То ли вспомнила обещание оставить ее на дороге, то ли мой потрепанный вид служил слишком наглядным примером ее неправоты.
   Я молча переоделся, загрузил вещи на лошадей и растолкал Агаи со словами:
   -- Досыпать и завтракать будем в другом месте. Через четыре часа.
   Сирин ничего не сказал, только вяло залез в седло. По-моему он даже до конца не проснулся.
   Всемогущие боги... С какими детьми я связался. Одна отправляется в опасный путь, прихватив затычки для ушей, уж лучше бы для рта соорудила. Второй лезет досыпать в седло, не спросив, ради чего мы так резко срываемся с места. Определенно, веселенькая будет дорога. С этой мыслью я подхватил девочку и передал ее Таните.
   Через два часа пути, когда солнце начало припекать наши головы, Агаи соизволил очнуться. Он огляделся по сторонам и невинно поинтересовался:
   -- Дюс, а почему мы так рано выехали? Не позавтракали и ягодного отвара не попили?
   Пока я подыскивал соответствующие случаю слова, которые можно употреблять в присутствии женщин и детей, Танита глянула на мужа и быстро сказала:
   -- Давай я сама тебе объясню.
  
   Глава седьмая
  
   Вопреки опасениям, наш путь по самой населенной части королевства прошел спокойно. Даже ночевать в лесу не пришлось.
   Агаи, осмелев после удачного сотворения заклятия, предложил создать для меня личину. Идея показалась стоящей, и я отказываться не стал. Единственное, что немного тревожило -- отсутствие опыта в этом деле у колдуна. Что с него взять, хоть и талантливый, но самоучка. Жизнь провел за составлением лечебных отваров, мятных пастилок и прочих лекарств для страждущих. В компаньоны Агаи попался обыкновенный человек, и рецепты, которые он передал своему помощнику, тоже были обычные, без волшебства.
   Несомненно, сирин предпочел бы другого учителя, но куда денешься, если чародеев среди людей почти нет, а сама магия у Фирита на особом счету? Колдунов в Наорге, конечно, в отличие от южной Риволии, не сжигали, только и воли им не было. Как-то само собой получалось, что маги или тихо переходили в число служителей короны, или... "Или" у нашего правителя всегда кроили по одной колодке. Так что, родителей моего соседа можно понять: единственное, чего они по-настоящему требовали от своего сына -- казаться таким же, как все, не выделяться. Только у парнишки оказался нешуточный магический дар, и, став самостоятельным, первое, что он сделал, как выяснилось -- раздобыл несколько книг по колдовству. Притом две из них -- настоящие. Да еще жена попалась из тех, кто приключений на свою задницу ищет, вовсю потакала желанию Агаи стать магом. Повезло сирин, что ищейки Фирита его не нашли.
   В общем, согласие поколдовать над собой я дал. Не хотелось мне выпускать из виду нанимателей ни на секунду -- боялся, что попадут в беду. Пока же приходилось держаться от них в стороне -- я все-таки личность известная, не хотелось привлекать лишнее внимание к попутчикам.
   Остановились для чародейства в укромном местечке: в овраге, заросшем густой травой. Надо отдать должное, прежде чем приступить к волшебству, аптекарь спросил, какую внешность я хочу. Что можно было ответить? Да никакую. И эта вполне устраивала.
   Я только пожал плечами в ответ, сказав, что все равно, лишь бы в глаза не бросалась. Ну, как я мог догадаться, что замышляет дурная птица? Да еще Танита со своими советами влезла...
   В общем, когда Агаи опустил руки, и мне вручили зеркало... Я чуть не убил мага прямо на месте. Как можно было сподобиться создать из меня почти полного двойника нашего величества, только с темными волосами? Да еще утверждать, что на сходство никто не обратит внимания?! Два недоумка.
   А самым гнусным в этой истории оказалось то, что переделать внешность Агаи категорически отказался, заявив:
   -- Второй раз у меня так хорошо не получится.
   Правда, все-таки сделал меня старше короля лет на десять, добавил седины в волосы, шрам на висок и поменял фиалковый цвет глаз -- ненавижу! -- на обычный карий. Успокаивало одно: теперь я действительно совершенно не походил на себя прежнего.
   Я ехал и морщился от отвращения. Все... Все встречные девицы старше тринадцати лет пялились на меня с нескрываемым интересом. Агаи это веселило до поры до времени, пока он не заметил, что Танита постоянно на меня оглядывается. При этом взгляд девушки становится маслеными, как у жреца после года воздержания в момент, когда к нему пришла молодка -- мужской силы для супруга испрашивать. Парень сразу затосковал, нахмурился, стал коситься на меня через каждые десять минут. Сначала я даже получал от этого удовольствие -- будет в следующий раз хоть немного думать, прежде чем колдовать! -- а потом разозлился. У мальчишки, похоже, совсем голова не работает, если полагает, что мне нужна его ненормальная!
   Я ошибался, все оказалось совсем не так, и как обычно -- гораздо хуже. Добравшись до следующего городка, мы устроились на ночлег в гостинице. Не прошло и часа, как в дверь поскреблись. Первая мысль -- ко мне явилась Танита. На подъезде к городу девица совсем потеряла стыд и старалась держаться так, чтобы ее колено время от времени касалось моего. Да еще корсет распустила сверху на две петли. В конце концов я не выдержал и в первой попавшейся деревеньке окатил эту дурищу холодной водой из колодца. С ног до головы.
   Рош-мах, конечно, зашипела, надулась, но в себя немного пришла: больше не чудила до самой гостиницы. Да и там только нос вздернула и прошла к себе в комнату. За ней невеселой тенью нырнул Агаи. Самое интересное, что вид у парня при этом был какой-то виноватый, словно это он голыми грудями перед всем миром светил.
   Разбираться в проблемах и переживаниях сирин не хотелось, так что я спокойно дождался служанки с горячей водой, выпроводил ее (притом, с большим трудом), еще раз помянул волшебника нехорошими словами за его извращенный вкус и полез в большое медное корыто мыться.
   Однако на этот раз догадки не подтвердились -- за дверями стоял Агаи. Тоски в его глазах не убавилось, наоборот, в них появилось... Как бы точнее сказать... Я, когда шкодничал в детстве, а потом стоял перед дядей навытяжку, опасаясь возмездия, смотрел приблизительно так же, боясь, что всплыла очередная проделка.
   Интересно... Это когда же сирин успел набезобразничать у меня за спиной?
   Юноша протиснулся мимо меня бочком, окинул грустным взглядом пустую комнату и обреченно сказал:
   -- Мне надо тебе кое-что рассказать.
   Я вздохнул -- похоже, предположения оказались верными, сейчас узнаю очередную гадость.
   -- Дюс, -- произнеся это слово, юноша помолчал, сжал руки так, что хрустнули суставы, потом заметил мою недовольную гримасу, поник и перешел на шепот, -- у Таниты, понимаешь, у нее... Она же оборотень... Она не виновата... Я хотел тебе сказать, но...
   Связная речь пропала на пару томительных минут, аптекарь лишь бормотал: "не виновата", "не мог", "боялся", "не успел", ну и так далее.
   Наконец я не выдержал этого блеяния:
   -- Скажешь толком, что случилось, или нет?
   Несчастный супруг взбесившейся шлю... э... девушки посмотрел мне в глаза и выдал, слегка заикаясь:
   -- У нее бывают такие дни... Как у... как у... кошки. Понимаешь?
   Твою ж... Да чтоб им обоим пусто было! Только кошачьей свадьбы нам не хватало! То-то рош-мах себя так вела.
   -- Ты почему об этом раньше не сказал?
   -- Я думал, успею сварить успокаивающий отвар, -- признался сирин.
   -- И где наша киска? -- поинтересовался я, пытаясь представить, во что может вылиться разгульное поведение кошки-оборотня.
   -- Я думал, у тебя... -- вконец расстроенным голосом произнес Агаи.
   -- Так! Сидишь со своей королевой и занимаешься тем, что выбираешь для нее имя. Если не сделаешь этого до моего прихода, назову девчонку... именем первой крестьянки, которая встретится нам по дороге! Нет! Я ее Моррой звать буду!!
   Агаи обиженно моргнул, растерявшись от моего рыка, и вышел из комнаты.
   Пусть обижается, пусть молчит, лишь бы занял себя чем-то полезным и не рванул за мной следом. Потом разберемся. Но если не придумает имени, точно Моррой назову! Пусть потом пред своими старцами оправдывается, почему их королева отзывается на имя богини неприятностей!
   Я быстро подхватил свои ножи. Меч трогать не стал: если рош-мах удрала в город, успею вернуться. Но думалось мне, что дальше обеденного зала наша красавица не ушла. Чего, спрашивается, зря время терять, когда внизу мужиков полно?
   С лестницы я почти скатился, а когда оказался на пороге обеденного зала... Рогатый Мо... там меня поджидало такое зрелище... До конца дней помнить буду.
   Танита сидела на столе, ничуть не смущаясь задранных до бедер юбок. С полностью расшнурованным лифом. До последней петли! Ох и красивая, зараза... Как это Агаи еще рогами не обзавелся?
   По моему разумению, нашу кису уже давно полагалось бы завалить, но пока что-то никто не решался. Еще бы. Тяжело убедить себя, что красавица стоит здоровья, будь она хоть самой прекрасной женщиной мира. Особенно если дама стискивает в руке окровавленный нож, а на полу корчится мужик без... О! На его счастье -- всего лишь без уха.
   Понятно теперь, откуда у Агаи шрамы и почему он до сих пор терпит выходки своей женушки. Хорошо хоть, пока кошкой не стала.
   -- Танита, -- спокойно позвал я рош-мах, отвлекая внимание от приближающегося к ней здоровенного детины.
   Наивный глупец решил попытать счастья. Взрослый мужик, а ни капли здравомыслия. Он что, не видит, как торжествующе загорелись глаза вожделенной дамы?
   -- Не мешай, Дюс! -- утробно рыкнула девица, не сводя плотоядного взгляда со смельчака. Кажется, у нее уже начинали вытягиваться клыки.
   Ну да -- не мешай! И через пару минут я получу труп огромного оборотня во всей его пятнистой красе и хвост в виде королевских гвардейцев, которые не отстанут до самой Пустоши. Да еще вдобавок безутешного спутника, оплакивающего преждевременную кончину жены.
   Интересно, у сирин есть обычай кровной мести? Если есть, что возьмет верх: верность королеве или желание отомстить за гибель возлюбленной? Притом отомстить своей охране!
   Я с трудом поборол желание дать Таните перекинуться, а потом проделал тот же фокус, что неделей раньше у себя дома.
   Подхватив на руки бесчувственное тело девушки, громко сказал:
   -- Представление закончено, все свободны!
   Как это водится, к мудрому совету не прислушались: нам преградил дорогу двухметровый верзила. Он демонстративно перекидывал с руки на руку десятидюймовый нож и ухмылялся лиловыми губами-лепешками:
   -- Куда, сучий хвост, бабу уносишь?! Мы тоже хотим!
   И он ощерился во весь свой расплющенный рот. Видно, били детину часто. Но ведь не научился ничему.
   Я огляделся -- жаждущих дармовщинки оказалось много.
   Да... Мир полон идиотов.
   Я разжал руки, Танита с глухим стуком упала на пол. Ничего, несколько синяков ей не повредят.
   Пока жадные до тела оборотня, пуская слюни, тянулись к оголившейся женской груди, я сделал шаг вперед и срезал у пары мерзавцев лишние части тела: все равно они ими не пользовались. А потом бросил уши под ноги остальным, поинтересовавшись:
   -- Ну?
   Большая часть претендентов на любовь оказалась на поверку здравомыслящими людьми и расступилась, освобождая дорогу. Тем более что верзила -- главный заводила компании -- сидел на полу, держась за оставшийся кусок уха, и подвывал.
   Вот и славненько.
   Я снова подхватил на руки девушку и прошествовал через расступившуюся толпу, успев заехать в пах потянувшемуся за ножом придурку.
   Теперь из-за развлечений озабоченной кисы придется ночевать в одной комнате -- мало ли, вдруг захотят отомстить. Лучше было бы удрать в другой город, но он далеко. Даже в лес уйти не успеем, темно уже.
   Ну почему, почему мои наниматели болтают о чем угодно, а самые важные вещи умудряются обходить молчанием?! Ведь насколько жизнь стала бы спокойнее...
  
   Я пинком открыл дверь в свою комнату, подошел к кровати, сбросил на нее нашу общую с Агаи проблему и заглянул к колдуну. Он послушно исполнял мое поручение: сидел напротив девочки, играющей с каким-то чурбачком, и созерцал... Весь вид сирин говорил о том, что мысли парня заняты чем-то неземным.
   -- Отвар готов? -- поинтересовался я с порога.
   Агаи вскинул голову, кивнул и с надеждой уставился на меня. Его смуглая кожа порозовела на скулах от чувства неловкости, но страдалец все-таки решился задать больной вопрос:
   -- Ты ее нашел?! Где она?
   -- В моей комнате, -- я подошел к девочке, подхватил ее на руки и понес к себе, приказав на ходу. -- Спать будем там. Захвати наши вещи и тюфяки с кроватей. А самое главное -- отвар не забудь! А еще лучше два отвара: тот, который ты приготовил, и к нему еще сонное зелье, чтобы твоя жена спала до утра. Иначе дальше городской тюрьмы мы не уедем.
   Аптекарь виновато моргнул и поспешно кивнул.
   Уже у самого порога я остановился и спросил:
   -- Эй, а ты имя девчонке придумал?
   -- Имя? -- удивленно вскинулся колдун. -- Какое имя? А я... забыл.
   -- Значит, зовем тебя Моррой, -- сообщил я малявке и вышел, удовлетворенно услышав, как поперхнулся от возмущения сирин. Если Агаи надеялся, что я пошутил, то он сильно ошибался.
  
   Второй раз за вечер в дверь номера осторожно поскреблись. На этот раз пришел кто-то посторонний.
   Я взял меч, кинул взгляд на аптекаря, баюкавшего на руках свою расхристанную женушку, и вышел. В темном коридоре стояла та самая служанка, которая хотела потереть мне спину.
   -- Господин! -- ее голос дрожал, как лист на ветру, девушка зябко ежилась и озиралась по сторонам, словно боялась чего-то. -- Господин, вам надо уезжать! Пожалуйста!
   Я огляделся, втянул служанку в комнату и тихо спросил:
   -- Почему?
   В ответ она только замотала головой и залилась слезами.
   Я погладил девчушку по щеке и как можно ласковее спросил:
   -- Ну, милая, успокойся. Что случилось? Нам кто-то угрожает?
   Кожа девушки была холоднее льда. Агаи перестал раскачиваться и замер, прислушиваясь, напряженно вглядываясь в нашу гостью и бледнея на глазах.
   Служаночка посмотрела на меня взглядом, в котором мешались страх с обожанием, и прошептала:
   -- Да. Вампиры.
   А потом ее глаза стали светлеть, выцветая и теряя свой природный карий цвет. Худенькое тело сотрясла мелкая дрожь, и служанка отпрянула в сторону, закрыв рот обеими руками, словно испугалась того, что происходит.
   Да кто успел-то?! Всего час тому назад она была человеком! Ладно, я мог проглядеть, но сирин обязательно обратил бы внимание!
   Девушка еще цеплялась за остатки человеческого в себе, но было видно, что этот бой проигран, еще пара минут -- и несчастная станет монстром.
   -- Прости! -- сказал я девушке, отступил на шаг и пронзил ее сердце.
   Служанка свалилась под ноги кулем. Кровь из раны почти не текла: своей уже не было, а чужой девчонка еще не разжилась.
   Жалко человека. Только думать надо было сейчас не об этом.
   -- Агаи, можешь сделать так, чтобы через окна к нам никто не проник? -- поинтересовался я, бережно укладывая останки девушки в сторонке. Ее простодушное личико после смерти выглядело спокойным и немного обиженным. Я не стал закрывать умершей глаза: утром потребуется доказательство необходимости убийства. Напоследок еще раз посмотрел на застывшее лицо.
   Руна, заменившая зрачок, оказалась знакомой! Ее точная копия висела в глазах вампирши на постоялом дворе.
   -- Да, -- согласно кивнул колдун. Потребовалось несколько секунд, чтобы сообразить, о чем он говорит, уж больно поразило меня неприятное открытие.
   -- А через дверь?
   -- Могу, -- ответил Агаи.
   -- Вот и славно. Значит так, закрывай окна и колдуй на них. И понадежнее, чтобы ни одна тварь пробраться не могла! Дверь пока не трогай.
   Может, мое распоряжение и показалось странным, но возражать сирин не стал. Только закрыл глаза и защелкал языком, выдав громкую сложную трель.
   Я дождался, пока волшебник закончит, и приказал:
   -- Как только выйду за дверь, запечатаешь ее. И не откроешь до рассвета ни под каким предлогом. Понял?
   -- А как же ты?! -- подхватился с места юнец.
  -- -- Я стою по ту сторону и режу вампиров, а ты не мешаешь мне это делать! -- пришлось все же повысить голос на бестолкового мальчишку. Но приказ не произвел на Агаи впечатления, юноша по-прежнему рвался в бой.
  -- -- Я с тобой!
   К демонам такого помощника!
   -- Агаи, в тот вечер, когда я нашел твою королеву, со мной было двенадцать человек. Между прочим -- опытных воинов. После встречи с вампирами в живых остались только я и она, -- кивнул на спящую в кровати малышку. -- Мне не хотелось бы, чтобы это повторилось. Поэтому. Ты. Сейчас. Закроешь. Комнату. И не высунешь из нее своего носа до утра!
   Эдхед Мо шизане! Я с этими недоумками скоро голос себе сорву. В жизни не приходилось так часто его напрягать!
   Грозный рык произвел впечатление.
   Агаи кивнул, послушно проводил меня к дверям, не удержавшись от напутствия:
   -- Ты там осторожнее, Дюс.
  
   Холодный порыв ветра, взявшийся непонятно откуда, промчался по коридору и задул дешевые сальные свечи. Хм... Страшно-то как.
   Я усмехнулся -- дешевый трюк! Бесполезный к тому же: коридор безо всяких свечей неплохо освещался через два высоких окна. Орис висела низко, и ее свет хорошо проникал сквозь прозрачные стекла. Славно, когда хозяйка любит чистоту.
   Напротив окна обрисовался темный широкоплечий силуэт -- ко мне приближался человек. Неторопливо и уверенно.
   Оно? Или не оно?
   Удостовериться не успел -- по лестнице загрохотало множество ног, и в коридор ввалилась толпа. Кажется, явились все, кто часом раньше вытанцовывал вокруг рош-мах.
   -- Хотите кушать? Вот вам ваша еда! -- лениво процедил силуэт и отодвинулся в сторону, пропуская новообращенных монстров.
   Впереди всех топал корноухий детина. Надо все-таки было его убить. Сейчас бы не мучился. Ладно. Порезвимся!
   Драться они не умели. Откуда... Обычная городская шваль, привыкшая нападать из-за угла. Куда им против воина. Голодные твари только мешали друг другу, пытаясь пролезть вперед. Эти дурни даже не воспользовались способностью бегать по потолку подобно мухам! Вот что значит неофиты. Потому и я обошелся обычной человеческой ипостасью, без всяких там превращений.
   Первым принял вторую смерть корноухий, стремительное движение, и нож вошел ему в глотку по самую рукоять. Пинок в живот отбросил нежить обратно в толпу, и пока упырь размахивал руками, пытаясь сохранить равновесие, я довершил начатое и снес ему голову. Падающее тело немного задержало остальных монстров.
   Пока кровососы бестолково мялись на месте, я успел достать еще одного противника, вогнав клинок между ребер -- точно в сердце. Следующего вампира уложил метким броском ножа. Потом разломал о стену попавший под руку стул и получил в свое распоряжение деревянный кол, который тут же загнал в глаз сунувшемуся вперед смельчаку. Последнему из упырей разорвал глотку, и пока он валился на пол, разрубил шейные позвонки до конца, оставив голову болтаться на узкой полоске кожи.
   Как и в случае со служанкой, крови почти не было: монстры только вышли на первую охоту. Видно, создатель пообещал им вкусный ужин наверху, раз голодные твари не рванули сразу на улицу.
   Это хорошо. Не придется играть в догонялки.
  
   Последний вампир рухнул мне под ноги. Я на всякий случай пронзил ему сердце, а потом глянул на прислонившегося к стене, сытого до ленивости, но, вне всякого сомнения, по-прежнему очень опасного зачинщика всего этого безобразия.
   Могу поклясться, я видел этого типчика в дворцовых коридорах! Давно. Год или два тому назад. Уж не по приказу ли королька на нас объявили охоту?
   -- Справился, значит, -- усмехнулся упырь.
   Я промолчал. А чего зря тратить слова? Все равно драться придется.
   -- И говорить не желаешь? -- мягко продолжил кровосос, отлепился от стены и сделал мне навстречу несколько шагов. -- А зря, может быть, я тебе что-то ценное предложу. Твою жизнь, например, в обмен на твоих спутников.
   Какая самоуверенность. Давно, видно, пиявке достойный противник не попадался, вконец обнаглел, кровопийца.
   Мое молчание вампиру не понравилось. То ли ему болтливые жертвы попадались, то ли он сам по себе был вспыльчивым, но монстр перешел на злое шипение:
   -- Не хочешь по-хорошему?
   После этого вопроса упырь неожиданно скакнул вперед -- по правой стене. Грохнул каблуками в чью-то дверь и очутился за моей спиной. Я успел повернуться, прежде чем ходячая падаль кинулась снова, и встретил напавшего мечом.
   Блеснувшая сталь напугала постояльца, высунувшегося в коридор. Мужчина громко охнул, захлопнул дверь и, кажется, стал загораживать ее мебелью.
   Глупец. Если я умру, тебе никакие комоды не помогут. Вампир и в окно прекрасно войдет.
   Охотник за живыми вытащил из ножен меч и первым нанес удар. Я чудом успел отскочить в сторону. Клинок нежити вошел в деревянную стену пальца на три! Вампир тут же выдернул его почти без усилий, успев мимоходом блокировать выпад и откинуть меня на пару шагов назад.
   Ну, ничего себе, силушка!
   Метнувшись вперед, швырнул в монстра содранный со стены канделябр. Упырь уклонился от увесистого подсвечника и скользнул навстречу, нацелившись острием меча мне в лицо. Я присел, пропуская удар над головой, и попытался подрубить ноги врага. Тот легко взвился в воздух, а я разнес в щепки второй стул.
   А и не хрен коридоры мебелью загромождать!
   Потом последовала целая серия ударов. Мы топтались друг напротив друга, пытаясь пробить оборону. Железо звенело при встрече, казалось, еще немного, и клинки разлетятся на части.
   -- Ах ты, собака шелудивая! -- я выругался и чудом ушел от обманного выпада.
   Сильный вампир. Чужая кровь, заполнившая его вены, давала мощь, а прожитые века -- опыт и умение.
   Монстр ускорил движение, разогнался до невероятной скорости. Я не отстал, ожидая, что еще чуть-чуть -- и ступлю за ту черту, после которой уже не смогу оставаться человеком. Так и произошло. Когда вампир превратился в размазанную тень (так быстро он двигался), по моему телу пробежала дрожь, и я стал тем... ну, в общем, кем-то стал.
   Кровосос на секунду завис в воздухе и испуганно выдохнул:
   -- Ты?!!
   -- Я, -- мое согласие еще больше перепугало гаденыша, но это было уже не важно, потому что меч, наконец, нашел его шею. Вредно удивляться во время боя.
   Голова покатилась прочь, а из обезглавленного тела забила фонтаном ярко-алая жидкость, окропляя стены красными брызгами.
   Да вампир не поужинал, он просто обожрался в этой гостинице! Интересно, внизу хоть кто-то остался в живых?
   Провернув мечом несколько раз в том месте, где должно было биться сердце упыря, я бросил тело валяться на полу и постучал в дверь нашей комнаты, привлекая внимание:
   -- Агаи, все хорошо, но дверь пока не открывай! Мне надо посмотреть, как там внизу, и заодно позвать городскую стражу. Когда скажу, снимешь заклинания, а раньше не высовывайся.
   И я пошел разыскивать уцелевших людей. К моему удивлению, они обнаружились. Везунчики этот трактирщик и его жена! Умудрились спрятаться в коморке. Повариху тоже оставили в живых. Наверное, вампир решил, что такая бабища в бою не пригодится.
   Ну и хорошо, а то как же завтрак?
   Уцелели вторая служанка и... вышибала. Премудрый, побывавший в разных переделках проныра первым сообразил -- надо прятаться. А вот сидевшим за столами гостям повезло меньше. Все они остались лежать на втором этаже, и только одна мертвая шлюха валялась между опрокинутыми столами. Ей сломали шею раньше, чем до нее добрался вампир.
   Когда напуганные до мокрых подштанников люди поняли, что им больше ничего не грозит, поднялся громкий вой. Бедолаг можно было понять -- смерть прошла совсем рядом, заглянув им в глаза. По-моему, у хозяина даже седины прибавилось в кудрявой шевелюре.
   -- Стражу надо позвать, -- сказал я трактирщику, но он в ответ только замотал головой.
   -- Пока темно, я на улицу не пойду!!! И вы, господин, не ходите! Пожалейте нас!
   Трактирщик вцепился в мой рукав, как клещ. Он боялся остаться без защиты в заваленном трупами доме.
   -- Неси воду, вино и кресло, -- махнул я рукой на поиски стражи.
   Подождут до утра. Все равно раньше обеда нас из города не выпустят. А, скорее всего, придется задержаться еще на денек. Пусть стража видит -- мы добропорядочные граждане и не бегаем от правосудия.
   Смыв с себя чужую кровь, я провел остаток ночи под дверями номера в кресле, в обнимку с бутылкой вина. Хоть вид мертвых клыкастых тварей мне на нервы особо не действовал, все-таки зрелище было не из разряда приятных.
   Утром подоспела стража. Пересчитала мертвецов, записала рассказ трактирщика, мое повествование, выслушала заикающегося постояльца, единственного свидетеля нашего боя, задумчиво, по очереди, попинала голову главного монстра и, наконец, потащила останки на главную площадь: прилюдно сжигать уничтоженную нечисть. Меня, как главного героя, пригласили посмотреть на торжество. Пришлось тащиться -- Городской голова успел объявить о награждении спасителя увесистым кошельком.
   На площади я немного пожалел о своем согласии. Во-первых -- костер ужасно смердел жареной нежитью. Во-вторых -- Голова смотрел на меня с суеверным ужасом и под конец поинтересовался, кто мои родители. А в-третьих -- кошелек оказался не настолько полон, чтобы с удовольствием вынести все мучения. Так что, откланялся я при первой возможности, и, уходя, почувствовал, как спину сверлят внимательные взгляды местного дворянства.
   Похоже, завтра какой-нибудь городской сумасшедший примется вещать об очередном претенденте на престол. Вот так и рождаются слухи.
   Я ошибся со временем -- слухи расползлись уже к вечеру.
  
   На следующий день, при прощании с городком, нас провожала молчаливая толпа, распираемая от неудовлетворенного любопытства. И когда мы уже выезжали за ворота, один несмелый голос все-таки пискнул:
   -- Да здравствует странствующий Рыцарь Щита!
   Какого щита?! Где они его у меня нашли, спрашивается?
   Потом я вспомнил одно из предсказаний о бродячем герое, имеющим на трон больше прав, чем ныне здравствующий король, и сплюнул от злости под копыта.
   Прибить этого волшебника-самоучку мало. Ну, как он меня подставил, а?!
   У Фирита был старший брат, умерший от лихорадки в десятилетнем возрасте. И как только прошел первый год "удачного" правления его величества, покойника тут же "воскресили", превратив в странствующего до поры до времени Рыцаря Щита. Он должен был, естественно, когда-нибудь вернуться, надрать задницу младшему братишке и сесть на трон.
   Мальчишка! О чем Агаи только думал?! Теперь в каждом селении нам просто обеспечено пристальное внимание!
   Я ругался сквозь зубы с полчаса: на Агаи, на Таниту, на себя, дурака. Мои спутники переглядывались, но в монолог не встревали, давая выплеснуть злость и раздражение.
   Наконец я успокоился, ближе к полудню свернул в ближайший лесок и потребовал от волшебника:
   -- Сделай другое лицо!
   Агаи жалко моргнул, оглянулся на жену в поисках поддержки и помотал головой:
   -- Не надо, Дюс! Слишком много заклинаний, может получиться какая-нибудь гадость,
   -- Тогда верни мне мой прежний облик. Расколдовывай!
   -- Я не могу, -- тихо ответил аптекарь и пересел за спину жены, прячась от моего взгляда.
  -- Что?!!
   Рев был, наверное, слышен на расстоянии трех верст. С деревьев в разные стороны разлетелись испуганные птицы, а мои спутники непроизвольно пригнули головы. Малышка открыла рот и заплакала.
   -- Не пугай ребенка! -- тут же огрызнулась Танита.
   Я глубоко вздохнул, пытаясь удержать клокотавшую внутри злость, и прошипел:
   -- Объясни, почему?
   Агаи отодвинулся еще дальше и чуть не плача заявил:
   -- Я еще не умею!
   Все, у меня не осталось слов. Никаких. Даже ругательных.
  
   Глава восьмая
  
   Тропинка вывела на вершину большого холма с пологими склонами, поросшими вековыми соснами. Их прямые как свечи стволы уходили далеко вверх, почти упираясь игольчатой кроной в низкие облака.
   Я специально свернул с дороги и повел наш маленький отряд кружным путем. Вот уже несколько дней меня не оставляло чувство, что за нами следят чьи-то внимательные глаза. Тревога преследовала не только меня -- Агаи тоже постоянно оглядывался. Не знаю, может, его страхи возникли после того, как сирин, наконец, понял, какую свинью подложил сам себе, а может, мальчишку глодало предвидение грядущих неприятностей. Он ведь у нас маг.... Недоделанный.
   Промаявшись несколько дней, я решил вильнуть в сторону от дороги: проверить, мерещится нам с Агаи преследование или нет.
   С холма хорошо проглядывались все окрестности и даже кусок тракта, по которому темным муравьем тащилась одинокая телега.
   -- Остановимся на часок, -- я первым подал пример, спрыгнул с коня и стянул седельные сумки. Самое время перекусить, заодно кони немного отдохнут.
   Танита деловито принялась расстилать на плоском камне чистую белую тряпку, служившую скатертью. Слава богу, что хоть в этом оборотень оказалась не хуже прочих женщин: умела вполне сносно готовить и, самое главное, не пыталась увиливать от этой работы. Малышка, которую я, как обещал, называл Моррой, пыталась помогать. И, как это обычно водится у маленьких детей, больше создавала проблемы.
   Мы уже смирились с тем, что время от времени нам приходилось вытаскивать из похлебки и каши заброшенные туда шаловливой детской рукой палочки, листики, цветочки. В последний раз в еде и вовсе оказалась огромная жирная гусеница. Вот ведь какое дело, на других насекомых у птенца сирин рука не поднялась, а эту зеленую гадость зашвырнула, стоило только Таните потерять бдительность. Голос предков, что ли, в девочке заговорил? Может быть, у этого народа принято разнообразить стол насекомыми?
   В общем, кошке приходилось следить за девчонкой в оба глаза: чем дольше мы ехали, тем активнее она становилась, попривыкнув к нашему обществу. Правда, слова плохого сказать не могу: ребенок на удивление стойко, наравне со взрослыми, переносил тяготы длинного пути и не капризничал. А еще Морра очень благотворно влияла на рош-мах. Танита рядом с девочкой становилась мягче, спокойнее и задумчивее. Похоже, ей нравилась роль мамочки крылатого чада. Это лишний раз доказывало, что женские слабости оборотню не чужды. Интересно, а почему мои соседи до сих пор не обзавелись своими детьми?
   Дождавшись, пока дамы отойдут в сторону от костра в поиске мелких веточек на растопку, я в лоб задал этот вопрос Агаи. Волшебник изменился в лице, набычился. Мне даже показалось, он с трудом подавил желание послать меня куда подальше за бестактность. Хотя, что бестактного в этом вопросе... Разве кто-то из них бесплоден?
   Деликатности во мне ни на грош, я не стал маяться загадками и об этом тоже спросил.
   -- С чего ты взял?! -- тут же возмущенно вскинулся аптекарь, сверля меня сердитым взглядом.
   Я пожал плечами:
   -- А как еще можно объяснить то, что ты не используешь возможность умерить желание своей блудливой кошки задирать хвост?
   Зеленые глаза юноши вспыхнули и засветились бешеной яростью, он тихо, чтобы не услышали другие, процедил:
   -- Не смей о ней так говорить! Ты не имеешь права!
   На мгновение показалось -- Агаи ударит меня. Другой на его месте обязательно попытался бы, но сирин просто развернулся и быстрым шагом кинулся вглубь рощи, бросив на ходу срывающимся голосом:
   -- Я еще дров принесу!
   Похоже, парень обиделся не на шутку. Да что я такого сказал?!
   Пришлось прокрутить в голове весь разговор заново. Ну, хоть убейте меня, не могу понять, чем вызвал у этого ненормального такую реакцию! Разве раньше я о рош-мах по-другому говорил и думал?!
   -- Дюс, а где Агаи?
   Я обернулся. Передо мной стояла Танита, ее простоволосую голову украшал высокий венок из мелких голубых цветов, в изобилии росших вдоль тропы. Малявка держала в руках сооружение из тех же цветов, но больше похожее на смятое гнездо без дна. Она, недолго думая, протянула это изделие... мне.
   И что теперь делать со щедрым подарком? Не на голову же надевать?
   Танита, угадав мои мысли, рассмеялась:
   -- Нет, детка, так не пойдет. У Дюса уже есть шляпа, давай ты сама будешь его носить?
   Я подхватил идею и торжественно опустил "венок" на голову Морры, признательно кивнув оборотню. Женщина снова расхохоталась, ей вторила Морра. Глядя на их веселье, я понял, почему волшебник так отреагировал. Еще никогда его возлюбленная не выглядела такой счастливой и умиротворенной. А я своим дурным языком разбил эту картинку на мелкие осколки.
   Пожалуй, я не прав. Одно дело костерить девицу в приступе злости, и совсем другое -- оскорбить в такой момент. Наверняка Агаи видел, как его жена возится с малышкой, и любовался. Да и вообще, с какой стати я нарушаю условие, которое сам поставил для остальных? Ведь было решено -- друг к другу относиться с уважением. Да... Сказывалось то, что у меня прежде толком не было напарников.
   Однако тема о потомстве оставалась открытой, и я не преминул спросить об этом рош-мах. В конце концов, женщины относятся к подобным вопросам проще.
   Танита действительно не стала разыгрывать трагедию и ответила, погрустнев:
   -- Как ты думаешь, на кого походили бы наши дети?
   Действительно, на кого?
   -- На крылатую кошку, -- улыбнулся я девушке, но она мою шутку не приняла, только сверкнула глазами и горько усмехнулась.
   -- Хорошо если так, но ведь может получиться совсем другое. К чему плодить уродов? Вот от тебя наверняка родится нормальный ребенок, -- сказала оборотень и погладила притихшую Морру по голове.
   Так вот почему строптивая рош-мах вокруг меня нарезала круги! Шалишь, милая.
   Вслух я, конечно, сказал другое:
   -- Танита, я и сам не знаю, кто я. Мои дети могут оказаться просто монстрами, даже в сравнении с самым неудачным ребенком от сирин. Вы с Агаи хотя бы друг друга любите. Сама знаешь, в таких случаях и боги помогают.
   Девушка с надеждой посмотрела на меня, но потом, словно что-то вспомнив, яростно затрясла головой:
   -- Нет! Нет!
   Слезы градом полились из ее глаз, и я отпрянул. Вот так поговорили! Хорошо хоть сирин не видит, а то точно попытался бы мне морду набить.
   -- Танита, -- окликнул я девушку, -- прости, если что не так.
   Она остановилась, удивленно посмотрела на меня, тщательно вытерла слезы рукавом и вздернула свой кривоватый носик:
   -- Ты что, Дюс, никак жалеть меня вздумал? Зря! Я от этой жизни возьму все, что причитается, а вот ты... ты можешь к раздаче и не успеть!
   Ее насмешливый тон ясно дал понять -- момент слабости безвозвратно канул в прошлое, и предо мной снова стоит ходячая проблема по имени Танита.
   Я пожал плечами. Что можно сказать женщине, которая не хочет сочувствия? Ничего. Ее право принимать чужую жалость или давать "жалельцу" по мордам.
   -- Дюс, а где мой муж? -- нагнал меня слегка сердитый голос, стоило только сделать несколько шагов от лагеря.
   Вот ведь, не мог спокойно наслаждаться минутой спокойствия и тишины! И надо было лезть к ним в души? С чего, спрашивается? А самое главное -- зачем?
  
   Обед прошел в полной тишине. Агаи сидел, отвернувшись от меня и сгорбившись, словно на его плечи давил груз тяжелых забот. Танита задумчиво смотрела вдаль, должно быть, пыталась рассмотреть свое будущее. Одна Морра дрейфовала между нами как весенняя льдина, по очереди присаживаясь то на одни, то на другие колени.
   Я вздохнул -- настроение стало паршивым. Ничего, вот остановимся на ночлег, поговорю с ребятами серьезно и спокойно, объясню все. В конце концов, имею я право на ошибки или нет?
   Успокоив себя таким рассуждением, я выпрямился, встал и последний раз бросил взгляд в сторону просвечивающей среди леса дороги.
   Пора.
   А ведь беспокойство так и не ушло, даже напротив -- усилилось. Странно... Почему?
   -- Агаи, куда ты ходил? -- вопрос вырвался сам собой, раньше, чем я успел его обдумать.
   Сирин насупился, весь его вид говорил: "Тебе какое дело?" -- но аптекарь был вежливым юношей, и поэтому вслух сказал:
   -- За дровами.
   Ну да, ну да, "за дровами" -- то-то всего одну ветку принес. Не умеешь ты, братец, врать!
   Я не стал говорить колдуну, что не верю его объяснению. И с вопросами приставать, выводить на чистую воду, тоже не стал. Хватит одной истерики, наверняка убегал всплакнуть. Глаза до сих пор красные.
  
   То, что я в очередной раз допустил промах -- сначала залез куда не надо со своим любопытством, а потом, когда требовалось настоять, предпочел замять вопрос -- я понял позже.
   Остаток дня мы ехали по лесу, потом настала пора вернуться на тракт по узкому бугристому лугу. Луг зеленым языком тянулся между двух болотистых низинок, заросших тростником и молодой ветлой. Дорога казалась пустынной, как никогда. Солнце клонилось к горизонту, и мы пришпорили коней -- хотелось до темноты успеть к переправе. Всем известны привычки паромщиков: утром пока докричишься, пока они со сна глаза протрут, пока решат подождать, когда народ подтянется... В общем, раньше полудня на тот берег не попадешь. Терять столько времени зазря не хотелось. Хотя дело было не только в этом. Меня точно кнутом сзади подстегивали, так я спешил.
   Мы почти миновали широкое поле перед прибрежным лесом, когда прямо из-под лошадиных копыт метнулась здоровенная змея, выползшая погреться на теплую дорогу. Эта гадина и спасла наши жизни.
   Лошадь аптекаря взбрыкнула, Агаи закричал и вылетел из седла, свалившись в заросшую травой ложбинку, мой жеребец встал от испуга на дыбы и начал, хрипя, заваливаться в сторону. Единственное, что я успел -- освободить ноги из стремян и прыгнуть в сторону канавы, моля о том, чтобы животное упало не на нас. Лошадь Таниты попросту развернулась -- и поскакала назад, унося всадницу прочь от страшного места.
   Наверное, Ирия выделил кого-нибудь из богов рангом пониже, чтобы присматривали за нами. Сложись все по-другому, не уйти с тракта живыми. Во всяком случае, кое-кому точно пришлось бы умереть, а так...
   Я ощупал Морру -- вроде бы, успел ее закинуть поверх себя, но мало ли...
   Малышка смотрела на меня круглыми от испуга глазами, ее широкий рот кривился, но девочка поджимала губы, чтобы не зареветь.
   Умница, чувствует, когда нельзя!
   Я осторожно переложил девочку на землю, показал знаком, что надо молчать, и подполз к неподвижно лежащему аптекарю. Он дышал неровно, на груди вокруг рваной дыры и торчащего из нее арбалетного болта расползалось красное пятно. Плохо дело!
   Когда, наконец, удалось разорвать одежду и обнажить саму рану, мне стало не по себе: из нее торчали осколки ребер, а вокруг болта пузырилась кровь.
   Вот сволочи -- легкое пробили! Еще чуть-чуть левее -- и не стало бы птицы сирин на белом свете. Да и сейчас шансов выжить у парня немного. Особенно если дальше останемся в этой канаве. И ведь не высунешься: успели, поди, перезарядить арбалеты. Не поговоришь. Если сразу стрелять начали, значит, живыми мы не нужны. А стрелков у них не меньше двух: мой конь бился на дороге в предсмертных судорогах. Зато он спас мне жизнь. Выберусь, воскурю благовония в храме в честь жеребца.
   -- Агаи, -- я позвал сирин, попутно прижимая к ране платок и пытаясь остановить кровь. Волшебник замычал и дернулся от боли. Прости, друг, но мне снова придется тебя побеспокоить.
   -- Твоя жена понимает ваш язык?
   Волшебник с трудом выдавил:
   -- Да.
   На губах тотчас выступила красная пена.
   Ну, как же ты, парень, а? Чтоб этих стрелков в загробном мире демоны пять веков по очереди имели!
   Я посмотрел на малышку, которая по-прежнему лежала ничком, не поднимая головы. Хорошие у нее задатки, правильные.
   -- Мора, скажи тете Таните, чтобы она не вздумала к нам приближаться, на дереве стрелки!
   Девочка послушно зачирикала, как оказалось, вовремя. В дальних кустах мелькнула и замерла пятнистая тень.
   Что у нас там было... Я закрыл глаза, вспоминая.
   Справа точно росли сосны, слишком голые, чтобы на них устраивать засаду. Я бы заметил, непременно заметил бы пятно, выбивающееся из общей картины. Слева? Слева у нас... А вот слева у нас... тоже сосны. Такие же... Кроме одного дерева. Оно росло немного левее, развесив во все стороны разлапистые ветви, да и... не сосна это была, кажется.
   Я скривился -- придется рискнуть, проверить. Могут подстрелить, конечно, но...
   Быстро высунул голову и снова сел.
   Дуб. А до него кустарник. Если Танита пройдет стороной, а я отвлеку стрелков...
   -- Морра, девочка моя, посвисти еще немного тете.
  
   Они совсем не ждали, что жертвам удастся выбраться живыми: стрелки у грабителей были действительно хороши. Вот только бегаю я быстро, а арбалет еще и зарядить надо.
   Так что, пока я зайцем скакал по дороге, пытаясь увернуться от летящих в меня тяжелых и коротких арбалетных стрел, рош-мах прокралась в обход по кустам и с таким ревом взлетела по дереву, что стало понятно -- пленных не будет!
   Я не видел, как она разделалась с теми, кто сидел на дубе, занят был -- прямо за деревом обнаружилась небольшая компания, жаждавшая нашей смерти. Разбойники, ожидая сигнала от арбалетчиков, спокойно сидели на корточках, лениво переругиваясь из-за предстоящего дележа.
   Вот же, гумызники неумытые -- не убив волка, шкуру делят!
   Вопли боли и ужаса, так неожиданно раздавшиеся сверху, заставили подельников вскочить на ноги. Однако убегать мерзавцы не стали, понадеялись на численное превосходство. А зря.
   Пришлось на ходу прикидывать, кого из разбойников лучше оставить в живых: информация нам не помешала бы. Выбор пал на главаря. Он, как и положено, быстрее всех сообразил, что пора уносить ноги. Да только кто ж ему позволит?
   К этому времени оборотень уже загрызла стрелков, спрыгнула с дерева и рванулась за убегающей добычей.
   -- Не убивай! -- крикнул я вслед, следя за вращением здоровенного меча супротивника.
   И где это ты, красавец, двуручник откопал?! Уж лучше бы дрался дубиной, по всему видно, она тебе привычнее.
   Я отпрыгнул в сторону, уходя из-под удара железного монстра, который иначе как двумя руками и не удержать, и пока его хозяин пытался совладать с инерцией да приготовиться к защите, рубанул по его открытому плечу, вогнал нож под ребра и толкнул заваливающееся тело на второго противника. Тот от растерянности схватил падающего товарища в объятья, а я спокойно долбанул тяжелым навершием по вражеской голове. Опасное это дело, драться без шлема -- череп второго разбойника раскололся, как гнилой арбуз. Так вояки и рухнули на землю, не разжимая рук.
   Убедившись, что покойники не оживут, я беспокойно поискал глазами Таниту, без особой надежды на то, что ветер донес рош-мах мой приказ. Как ни странно, она услышала. И повела себя словно самая обычная кошка: стала развлекаться, гоняя перепуганную "мышь".
   Когда я подошел к оборотню, мужик лежал на земле, прижатый двумя тяжелыми лапами с выпущенными на всю длину когтями. Притом одна лапка находилась у горла пленного, а вторая -- придавливала другое важное место, вокруг которого расплывалось постыдное мокрое пятно.
   Да ты, братец, еще и трус?
   Охотница, почувствовав липкое тепло, вскочила, с отвращением фыркнула, сморщила нос и оголила белоснежные клыки, а потом отошла в сторону и стала скрести испачканной лапой землю. Я тщательно связал главаря его же веревкой, а потом побежал к Агаи, оставив Таниту сторожить мерзавца.
   Не думал найти парня в живых, уж больно плохо выглядела его рана. Однако волшебник еще не умер. Более того -- он даже пробовал встать! А о ране на груди напоминали только рваный камзол и звездчатый красный шрам.
   Что за... чудеса? А болт кто вырезал?!
   И тут я вспомнил про Морру и первые сутки нашего знакомства. Поискав девчонку взглядом, я обнаружил ее рядом с трупом лошади. Кажется, ребенок собирался оживить моего коня. Морра держала ладошки вокруг арбалетных болтов, и те сами, словно их кто-то толкал изнутри, вылезали из тела животного!
   Увы. С лошадью чудо воскрешения не удалось. Уж не знаю почему, наверное, детских силенок не хватило. Жалко, второй конь за месяц. Эдак никаких денег не напасешься.
   Я снял с животного уздечку и седло, свободной рукой подхватил еще очень слабого волшебника и потащил этот груз под дуб. Танита чуть не прикончила пленника, увидев, в каком состоянии пребывает ее супруг. На лице разбойника появились глубокие кровоточащие полосы, и он истошно завизжал.
   -- А ну, тихо, -- приказал я, -- давай, выкладывай, почему собирались нас убить, иначе разрешу ей сделать с тобой все, что пожелает ее звериная душа. А желает она сейчас только одного -- чтобы ты умирал очень медленно!
   От этой угрозы главарь закатил глаза в глубоком обмороке.
   Небесные воины! Так мы под этим деревом до утра просидим!
  
   Глава девятая
  
   Солнце, зацепившись краем за кромку леса, медленно, а потом все быстрее и быстрее, скатывалось к горизонту.
   Пора уносить ноги, или придется ночевать на этом берегу. Поскольку обмочившийся мерзавец и дальше собирался изображать живой труп, я предложил сделать его трупом настоящим.
   -- Танита, пощекочи молчуну горло, если не очнется -- убей!
   Оборотню даже не пришлось подходить: пленник тут же открыл глаза и попробовал отползти подальше от страшных клыков огромной кошки, тихо подвывая от ужаса. Нашу красавицу вопли только развлекли. Она вытянула мохнатую лапу, положила ее на бедро пленника и, недолго думая, вонзила когти на всю глубину, лишая убийцу возможности двигаться.
   Жестокая девушка...
   -- Ну, говорить будешь? Или опять глаза закатишь? Смотри, молчаливый пленник -- бесполезная добыча.
   Я открыл одну из валявшихся тут же сумок и стал ее перетряхивать. Так, и что тут у нас?
   Мужчина, всхлипывая, заскулил:
   -- Мы ошиблись! Не рассмотрели... Хотели немного деньжат заработать! Против вас, господин, злого умысла не держали!
   Нет, ну просто неисправимый лгун... Или правда такова, что боится ее сказать. Было у меня одно подозрение...
   -- Агаи, -- я переключил внимание на понуро сидящего в стороне волшебника, -- может, теперь скажешь, что делал тогда в роще?
   Юноша неохотно, словно через силу, выдавил:
   -- Я летал.
   Прекрасно... чтоб тебя... как того ишака упрямого! Знал бы, откуда перья растут, все бы повыдергивал!
   Спокойная речь далась с трудом:
   -- Агаи, знаешь что, ты пока все-таки ногами ходи, ладно?
   Потом я повернулся к охотнику за долголетием:
   -- Кто вам сказал, что среди нас есть сирин?
   Пленник перестал скулить и вытаращил выпученные глаза.
   Гаденыш... Все равно скажешь!
   Я потянулся к голенищу, достал нож и приказал оборотню:
   -- Быстро разыщи уцелевших лошадей!
   Потом обернулся к владельцу драгоценного остова:
   -- Агаи, бери малышку, ковыляй с ней вон под то дерево, где привязаны кони. И не давай Морре смотреть в нашу сторону!
   Спорить со мной не стали. Я дождался, пока сирин уйдет, и ласково глянул на живой труп:
   -- Как думаешь, сколько из тебя получится ремней? Мне кажется, по одному за каждое лживое слово! Ну-ка, посчитаем... Десяток уже наверняка наберется.
   Я вспорол на главаре одежду, обнажил упитанный живот.
   Хорошо живет "охотничек".
   Нож сам нашел глубокую ямку пупка, острое лезвие слегка надрезало кожу, и на ней выступили мелкие бисеринки крови.
   Что, не сладко в шкуре жертвы?
   -- Не надо...
   Это уже не походило на человеческий голос.
   -- Я все скажу!
   И разбойник зачастил, не дожидаясь приказа.
   Наши с Агаи тревоги возникли не на пустом месте. Преследование началось от постоялого двора. После знаменательного побоища и эффектного сожжения на площади горы упокоенной нечисти в гостиницу повалили толпы любопытных и не только их. Нашлась пара колдунов, даже подозреваю, что не человеческих, которые смогли почуять, кто ворожил. Один из магов поделился своими догадками с этим добрым человеком, за деньги, естественно. Несколько дней охотники за костями сирин следовали за нами по пятам, не решаясь напасть -- бойня на постоялом дворе оставила сильное впечатление. Но когда преследователи увидели взлетевшую огромную птицу и поняли, что не ошиблись... Алчность победила осторожность.
   Нам повезло, они не сразу разобрались, куда мы свернули, и разделились на две группы. Если бы у разбойников был еще один стрелок, наш шанс уцелеть сильно уменьшился бы.
   Да, дела... И что теперь, спрашивается, делать?
   -- Сколько еще людей идет по нашему следу?
   Губы пленника дернулись, словно он не мог с ними справиться, и вместо четких слов вырвалось неясное блеяние:
   -- Шес-есть.
   Шесть, значит. Да мы тут положили пятерых, не считая главаря. Большая компания, хотя, если судить по этим господам, не особо опасная. Разве что из засады нападут. Интересно, чем они промышляли, когда сирин не было под рукой? Впрочем -- пустой вопрос. Содержимое мешка говорило само за себя. Женская накидка из дорогого кружева, пара золотых сережек, цепь из того же металла, фамильный перстень с печаткой, дешевые серебряные кольца, цветные бусы из лазури, отрез добротной домотканой холстины и новые сапоги.
   Грабим, значит...
   Я поднял голову, рассматривая то, что осталось от стрелков. Потрудилась Танита на славу: рваная плоть лохмотьями свисала вниз с дощатой площадки, сочась кровью и окрашивая листья в красный цвет.
   Не в первый раз устраивают засаду, раз "гнездо" не поленились свить. И куда только смотрит королевская стража? Неужели жалоб не поступало? Ну, будем считать, что мы за охрану. И с главарем поступим по строгим законам королевства Наорг, то есть, повесим. Нечего такой твари небо над головой коптить.
   Сказано -- сделано. Это неблагородное занятие отняло у меня от силы четверть часа. Еще минут пять я любовался на дергающиеся конечности и постепенно синеющее лицо. Удручающая картина, но некоторое удовлетворение она мне принесла.
   Вскоре вернулась Танита, ведя на поводе двух уцелевших лошадей, причем опять явилась голышом.
   -- Тебе что, жарко? -- поинтересовался я у застывшей с недовольным видом девицы.
   Она скривилась:
   -- Платье в клочья порвала, когда перекидывалась.
   Понятно: злость и ярость мозги отключили. Ну что ж, бывает.
   -- Другое есть?
   Это было второе преображение в дороге. И в прошлый раз, насколько я понял из тихой ругани, оборотень тоже забыла раздеться.
   -- Нет, -- хмуро бросила рош-мах и полезла по мешкам, не забывая при этом огрызаться. -- Почему меня не дождался? Тебе не кажется, что повешение -- слишком легкая смерть для этой сволочи?
   Вот поэтому и не дождался. Видел я, какие лоскуты болтаются наверху, только черепа в сохранности и остались. Очень неэстетичное зрелище. В конце концов, я узнал от разбойника все, что хотел, за это и дал ему возможность умереть без лишних мучений.
   Танита влезла в чужие штаны, обтянувшие ее соблазнительную задницу, словно вторая кожа. Мне пришлось расстаться с запасной рубашкой и камзолом.
   Хорошо девчонка смотрелась в мужском барахле! Не хуже, чем в женском, а местами даже лучше. Эх, соединить бы эти штаны, да с ее корсетом от платья...
   Я даже причмокнул от той картины, которая предстала в воображении.
   Танита подозрительно прищурилась:
   -- Чего языком цыкаешь?
   Хорошо, что Агаи ее настойкой пичкает... Тоже, что ли, попросить? Все-таки вторая неделя воздержания пошла, начинает сказываться. Ладно, когда идешь один, а в присутствии озабоченной штучки сам поневоле таким же становишься.
   -- Поехали отсюда, -- не стал я давать пояснения, вскочил на кобылу и направил ее к сирин.
   Из лошадей разбойников я забрал только одну, взамен погибшего жеребца, остальных распряг и пустил пастись -- пусть хозяева отлавливают, время тратят. Насколько мне известны нравы лесной вольницы, жадность должна взять свое.
   Уже напоследок, оглянувшись, заметил спикировавшую на дерево черную птицу.
   Вот и первый падальщик! Скоро стемнеет, подтянутся ночные зверюшки, и к утру от трупов останутся только разобранные обмусоленные скелеты да пятна крови на траве. И поделом.
  
   А на паром мы все-таки успели. Эта старая посудина как раз собиралась отплыть. Копыта лошадей выбили звонкую дробь по деревянному настилу, я отсыпал низкорослому кряжистому старику монетки, которые он сначала тщательно пересчитал, и только потом кивнул помощникам:
   -- Отчаливаем!
   Река Велет, через которую шла дорога к Пустоши, полноводна и широка. Перебраться вплавь можно только с известным риском: в омутах разные твари водятся, и почти все хищные. Путники обычно предпочитают не рисковать, так что паромщику и его команде на жизнь хватает.
   Старик между тем с удовольствием разглядывал рош-мах в мужской одежде, даже не пытаясь делать это исподтишка, потом заметил мой взгляд, усмехнулся в седые усы и поинтересовался:
   -- Как на дороге, спокойно? Никто не шалит?
   -- Уже нет.
   Такой ответ заставил паромщика переглянуться со своими людьми и осторожно спросить:
   -- А что? На вас напали?
   -- Да, почти у самой переправы. Крики разве не слышали?
   Старик замялся:
   -- Глуховат я под старость стал малость. А что вы с ними, господин хороший, сделали?
   -- Повесил, как и полагается по закону. Всех шестерых.
   Старик заломил шапку и озабоченно вгляделся в отдаляющийся лес:
   -- Все, ребята, сегодня больше на ту сторону не пойдем, и завтра можете спать подольше. Дождемся, пока народу наберется.
   Хорошо-то как! Значит, раньше полудня разбойники на этот берег не ступят, если вообще рискнут. Вот и ладненько, а мы на всякий случай подальше уберемся.
  
   Пока мужики перебирали руками по канату, перетягивая деревянную посудину на другой берег, я присел на скамейку, собираясь насладиться красивым пейзажем.
   Не тут-то было. Почти сразу над ухом прозвучал напряженный голос:
   -- Дюс, ты правда повесил пленного?
   Надо мною навис бледный, как привидение, волшебник. Его лицо напоминало маску, изображающую богиню возмездия: губы сжались в прямую линию, меж бровей складка, глаза пылают праведным негодованием.
   Это, интересно, по какому поводу? Хотел в казни лично поучаствовать? Вроде бы не замечал за мальчишкой такой кровожадности...
   -- Да, повесил, -- подтвердил я свои слова.
   Брови юноши еще больше сдвинулись к узкой переносице, а губы искривила гримаса отвращения.
   -- Зачем?!! Он же все сказал! Неужели не жалко?! К чему такая бессмысленная жестокость?
   Вот оно как... Жалко ему... Чистоплюй.
   Я встал и тихо, чтобы не слышали чужие, сказал:
   -- Если ждешь, что я стану оставлять в живых всякую сволочь, которая хотела отправить меня на тот свет, то ты ошибся с выбором попутчика. Если не можешь принять это, давай расстанемся. Я высчитаю причитающуюся плату, и дальше иди сам.
   Агаи покраснел и открыл рот, чтобы ответить, но его залепила маленькая сильная ладошка с красными каемками крови под ногтями.
   -- Дюс, не обращай внимания на этого ду... э... на этого лопуха.
   Волшебник возмущенно дернулся, но Танита крепко зажала его в объятьях. Женушка Агаи всегда была сильнее, а уж теперь, после ранения, шанс вырваться и вовсе равнялся нулю.
   Девушка приблизила свои губы к самому уху сирин и прошептала:
   -- Если бы Дюс отставил этого мерзавца в живых, я бы лично его прикончила! Да так, чтобы он, умирая, жалел, что сам не удавился!
   Вот и весь разговор. Умеет наша дама расставлять точки.
   Ее супруг зло скинул с себя руку и отошел в сторону. По упрямому лицу было видно -- мнения он не изменил. А еще, клянусь милостью Ирии, мальчишка поклялся больше не допускать подобного.
   Да... слишком быстро его исцелила Морра. Следовало дать с недельку поваляться и насладиться болью сполна, может, тогда бы глупостями не занимался. Тоже мне... человеколюб хренов.
   Пока мы выясняли отношения под любопытными взглядами мужичков, паром мягко ткнулся в песок. Стукнули о землю дощатые сходни, и мы сошли на берег, на прощание удостоившись напутственного слова.
   -- Спасибо, господа хорошие, что лес почистили, а то совсем житья не стало от этих негодяев. Уже хотели за королевской стражей посылать. Вы вот что, в первом постоялом дворе не останавливайтесь. Идите в самый конец села, до "Пьяного гуся". Его мой кузен держит. Скажите, я прислал, он и денег меньше возьмет, и накормит вкуснее. А этот скупец Агей способен только вино водой разбавлять.
   Жалко, но воспользоваться добрым советом не получилось. Убравшись от деревни на три версты, я свернул на поросшую травой старую колею. Еще немного, и нас встретит веселенький березняк у неглубокого ручья, там и заночуем. Теперь до самой Пустоши придется держаться подальше от наезженных дорог и трактов. А запасы еды можно пополнять в маленьких деревеньках. Эти места я хорошо знаю... и они меня тоже.
   Когда мы подъехали к светлеющему среди ночного мрака пятну, было так темно, хоть глаз выколи -- узкий рог Ахи только-только вылез из-за крон деревьев.
   Я осторожно принял спящую Морру на руки, дождался, пока рош-мах приготовит ей постель, и, освободившись от ноши, сказал:
   -- Устраивайтесь, но пока ничего руками не трогайте, ветки ни в коем случае не ломайте, цветы не рвите. Агаи, защитный круг можешь не готовить. Просто посидите и подождите, мне надо кое-кого проведать.
   Не знаю, как аптекарю удалось справиться со своим любопытством, только вопросы он задавать не стал. Он вообще с того момента, как сошли с парома, игнорировал меня, обходя, словно пустое место. Интересно, сколько парень продержится? Ну-ка, проверим.
   -- Если я не вернусь, ложитесь спать. Завтра эта тропа выведет вас к усадьбе Норина. Скажите, Дюсанг Лирой послал. За деньги Норин даст проводника до границы, а там я вас точно догоню.
   Как и ожидалось, Агаи тут же встревожено приподнялся:
   -- Куда ты идешь? Там опасно?
   -- Не то что бы опасно, -- сказал я чистую правду, -- но задержаться не по своей воле могу. Так что, садитесь ужинать, костер не разводите. И не вздумайте ходить за мной следом! Вот тогда точно будет худо. И не только мне.
   Танита, которой, собственно, адресовалась эта фраза, недобро прищурилась, но промолчала.
   Я отвернулся, скрыв ухмылку. Эта парочка готова была вцепиться в мои рукава и не отпускать. Вот и прошла глупая обида, то ли на меня, то ли на мир и его несовершенство.
   Однако стоило поторопиться. Лучше самому объявить о визите, пока этого не сделали за тебя.
  
   Красивая раскидистая ива закрывала своей струящейся кроной каменное ложе, в котором брал начало слабый ручеек.
   Я спустился к дереву, встал на колени, склонился над водой и тихо позвал:
   -- Хранительница!
   Невидимый ветерок колыхнул тонкие и длинные, словно женские волосы, ветки, и мою щеку защекотали крохотные лапки.
   Я осторожно подставил ладонь. Невесомое существо прыгнуло на нее, тяжелея, и по руке скользнула тонкая маленькая змея цвета полированной бронзы. Она свернулась в клубок, глянула на меня черными бусинами глаз и высунула на мгновенье раздвоенный язык.
   -- Приветствую самую прекрасную деву, хранительницу заповедной рощи и ее вод.
   Услышали бы меня придворные дамы, удавились бы от такой невиданной учтивости.
   Змейка еще раз насмешливо высунула язык и рассыпалась в блестящую пыль, превратившись в прекрасную золотоволосую женщину.
   Хвала Ирии, она в хорошем настроении!
   -- Здравствуй, милый! Давно не виделись, -- красавица расплылась в улыбке и оглянулась.
   В ответ на безмолвный приказ ветви дерева услужливо переплелись, и Хранительница удобно устроилась в зеленых качелях. Мне пришлось довольствоваться большим валуном у ее ног.
   -- Корри, позволишь усталым путникам заночевать в твоих угодьях?
   Я полез в карман, выудил на свет маленькую коробочку с засахаренными фиалковыми пастилками, любимым лакомством этого своенравного духа, и положил ее на обрисованное белым шелком колено. По тому, как заблестели глаза девушки, понял, что угодил.
   -- А больше ты ни о чем попросить не хочешь? -- красавица склонила голову набок и задорно подняла тонкую золотистую бровь.
   И все-то она знает. Есть ли смысл что-то скрывать от духа, который предвидит твои желания?
   Пришлось честно признаться:
   -- Хочу, Корри. Мне пришлась бы кстати твоя подмога. Твоя и твоих родственников.
   -- Так проси, -- великодушно предложила Хранительница, оттолкнулась от земли и стала раскачиваться, по-прежнему не сводя с меня взгляда.
   Ее светлые, атласные, словно сшитые из лепестков цветов туфельки то и дело мелькали у самого моего носа, ткань платья задевала лицо, обдавая ароматом ночных цветов.
   Еще одна соблазнительница, на этот раз такая, от которой не очень-то отделаешься.
   -- По нашим следам, возможно, пойдут злые люди, ты сможешь их запутать?
   -- Очень злые? -- нежным голоском, похожим на журчание воды, уточнила девушка.
   -- Очень, -- я серьезно кивнул.
   Лесная дева задумалась, прекратила раскачиваться, наклонилась ко мне и прошептала:
   -- А что мне за это будет?
   Так и знал! Даром подобное существо помогать не способно.
   -- А чего ты хочешь, милая?
   -- Я хочу тебе спеть!
   Трогательная, чуть стеснительная улыбка могла бы пленить кого угодно, но, слава Ирие, не меня. Знаю я это пение, и что оно затянется века на два, тоже знаю.
   -- Нет, Корри, давай как-нибудь потом, а? Не могу я надолго оставить своих друзей. Они ждут меня на твоей поляне. Голодные.
   Хранительница прислушалась и кивнула:
   -- Ладно, спою потом. Когда захочешь. Но сегодняшняя ночь все равно моя! А еды и горячего питья твоим приятелям сейчас принесут.
   Девушка хлопнула в ладоши. Из трещин в коре и из-под больших камней на свет полезли крошечные темноволосые человечки в одеждах цвета палых листьев и мха.
   -- Доставьте ужин моим дорогим гостям на поляну! -- отдала распоряжение лесная чаровница, а потом снова улыбнулась. -- Ты ведь нас познакомишь?
   Конечно, познакомлю. Разве у меня есть выбор?
   Вместо ответа я любезно предложил даме руку, показывая, что готов сопровождать ее хоть на край света.
  
   Появление на поляне в такой компании было столь неожиданным, что остолбенели даже лошади.
   -- Корри, позволь представить моих спутников и друзей. Это рош-мах Танита, это Агаи, ее супруг, -- я сделал акцент на последнем слове, в надежде, что дух правильно его поймет, иначе не миновать женских склок. -- А эта малышка, моя подопечная Морра.
   Лесная дева долго разглядывала хмурую Таниту и шустро вскочившего на ноги волшебника.
   Наконец, смотрины кончились, и Корри изрекла:
   -- Они мне нравятся!
   Сразу после ее слов высокая трава колыхнулась, и над ней поплыли, словно на зеленых волнах, блюда с едой. Чего тут только не было: коричневая, блестящая, словно от лака, заправленная зеленью фасоль, дымящаяся запеченная форель, румяные яблоки, ароматные лесные ягоды и, конечно, темное, цвета черники, вино. Знаменитый на весь мир напиток лесного народца, который довелось попробовать единицам из людей.
   Аромат вкусной еды растекся в недвижном ночном воздухе, вызвал спазмы голодных желудков. Танита при виде такого изобилия перестала сердиться и осторожно потормошила успевшую прикорнуть девочку. Морра открыла глаза и радостно засмеялась, сразу попытавшись поймать ближайшего малыша, который нес пустой кубок. На наше счастье, рош-мах успела перехватить ее руку, а то все могло бы закончиться плохо.
   Я пересчитал приборы -- их не хватало на всех.
   -- Корри, тут только три тарелки.
   -- А ты, дорогой, ужинаешь со мной, -- невинно улыбнулась Хранительница и поманила пальчиком. -- Помнишь, ты мне должен желание!
   -- Какое желание? -- сирин опустил руку с зажатым куском хлеба, который успел сцапать с плывущей мимо тарелки, и уставился на духа.
   -- О, совсем маленькое! -- лесная дева встряхнула светящимися в темноте волосами. -- Он должен провести со мной ночь, так, чтобы мне понравилось!
   Я чуть не застонал -- Мо шизане... Зря надеялся, что обойдется.
  
   Глава десятая
  
   Трава расступалась, образуя уходящую в ночь тропу. Вдоль дорожки по мере нашего продвижения вспыхивали неяркие голубоватые огоньки. Это подданные Корри зажигали свои фонари, освещая дорогу госпоже. Я шел за ней следом, любуясь и ломая голову, как деликатно объяснить своенравному духу, что ночь со мной не доставит ей удовольствия? Притом не просто не доставит, а может пагубно сказаться на здоровье, уж не знаю, как с ним у духов вообще обстоят дела.
   Подходящие к случаю слова, не портящие лесной деве настроения, на ум не приходили. А настроение -- это очень важно! Первый раз я встретился с Хранительницей, когда она была не в духе: крестьяне из соседней деревеньки по дури вырубили кусок заповедного леса.
   Попал, что называется, под горячую руку, и пришлось улепетывать изо всех ног. Спасли только умение быстро бегать да брошенный в спешке на поляне дорожный мешок. Пока за мной по лесу гонялся небольшой, но очень шустрый зубастый монстр, сотворенный из сухого дерева, любопытный дух успел сунуть нос в чужое добро и найти там маленькую коробочку с конфетами. Именно сладости и примирили нас. Своевременно, замечу, потому что сражаться с твердым, словно гранит, зачарованным пнем оказалось весьма затруднительным. Искры летели во все стороны, меч зазубрился, но реального урона так и не нанес.
   А вот деревеньке не повезло. Нет ее больше. Даже печных труб, и тех не осталось, только ровный красивый луг, усыпанный васильками да ромашками. Если кто не знает, что там жили люди, тот и следов не найдет. Один колодец уцелел, из которого пить не рекомендуется -- живо кабанчиком станешь.
   Вот такая она в ярости -- лесная дева Корри, Хранительница здешнего края.
   Да, сложная предстояла задача, я даже начал жалеть, что решил просить о помощи. Могли бы и сами справиться. Подумаешь, побегали бы немного, ну, убили бы еще пяток разбойников, зато никаких обязательств.
   Эх... задним умом все крепки.
  
   Я так и не понял, когда поляна закончилась, и мы шагнули за порог жилища духа. Вроде бы только что под ногами пружинила трава, и вот уже сапоги топчут темно-зеленый ковер в комнате. Стены были плотно увиты плющом, среди которого светились звездами уже знакомые фонари. И только на одной вместо зеленого узора из листьев мерцало зеркало. Необычное, словно подсвеченное изнутри.
   Любопытство заставило подойти поближе.
   Да, зеркало, но не покрытое амальгамой стекло, и не полированный металл, а застывшая вода. Не ледяная, замершая, а именно застывшая, остановленная в падении колдовством.
   -- Руки не вздумай сунуть, -- как-то по-домашнему и слишком по-человечески предупредила лесная дева.
   Я обернулся к властительнице леса. Она с улыбкой стояла у широкой кровати и внимательно наблюдала за гостем. Похоже, дама не собиралась дожидаться ужина, решив сразу взять меня в оборот. Во всяком случае, одежд на ней уже не было.
   Отец всех богов.... Разве бывает на свете такая красота? А разве найдется человек, способный отказаться от такой женщины?
   -- Корри, я ....-- голос прозвучал хрипло, словно горло сдавили невидимые руки, пытаясь удержать от опрометчивого шага.
   Пришлось прокашляться, прежде чем продолжить:
   -- Корри, ты. Не знаю, как объяснить... Но ты можешь умереть во время... любви.
   Одно движение, и она уже рядом. Аромат цветов и женского тела смыл остатки разума. К тому же девушка не стояла спокойно: нежные руки неторопливо занялись пуговицами камзола. Мои глаза без спроса уставились на высокие, небольшие и крепенькие, словно два яблочка, груди. Под тонкой прозрачной кожей, напомнившей розоватый опал, угадывались тонкие сосудики.
   Дыхание перехватило от близости к совершенству.
   Дева дотянулась губами до моего заросшего щетиной подбородка:
   -- Почему? Ты бываешь жесток со своими женщинами?
   Что?! Что за... глупости?! Корри, что ты делаешь? А я что делаю?!
   От прикосновения сияющих золотым огнем локонов руки обвисли, словно плети, камзол упал на пол, и девушка подобралась к ремню на штанах.
   -- Корри...
   Эдхед то, неужели этот стон издал тоже я?!
   -- Корри, я не человек и превращаюсь в чудовище! Ты умрешь, если посмотришь на меня!
   Все! Справился и выдавил признание! Надеюсь, она поверит.
   Вместо того, чтобы отшатнуться, лесная дева тихо рассмеялась:
   -- Думаешь, я подобна человеческим женщинам? Какой же ты молодой, Дюсанг Лирой, и какой наивный!
   Вот, спасибо! Хорошо хоть дураком не назвала, хотя дала сполна им себя почувствовать.
   -- Не боюсь я твоего страшного вида.
   Тут она снова рассмеялась, уткнувшись в мой неведомо когда оголившийся торс. Она что, успела рубашку стянуть?! Через голову?
   -- Корри, и вампиры боятся, и оборотни, -- предпринял последнюю попытку образумить отчаянную деву.
   -- Меня тоже, -- улыбнулась она в ответ и спросила. -- Я тебе нравлюсь?
   --Да!
   Это слово вырвалось само собой.
   -- Тогда поцелуй меня!
   Приказ? Просьба? Да какая, к демонам, разница! Чихать я хотел на все! Моя! Сейчас -- моя! А что будет потом... К демонам!!
  
   -- Смотри, милый! Смотри!
   Как не вовремя эти слова, но раз повелительница желает...
   Я послушно повернул голову.
   В зыбкой серебряной глади волшебного зеркала две фигуры на смятых простынях. Тонкая, женская, и мужская, с бугрящимися в напряжении мускулами. Почти человеческая, если не считать небольших игольчатых наростов на плечах. А вот лицо...
   Ну, зачем ты заставила меня посмотреть?!
   Бездушная безгубая маска, приплюснутый нос со щелями вместо ноздрей, волосы рассыпались на три ряда и слиплись в костяной гребень, но самое страшное -- это глаза. Хотя их закрывают незрячие бельма, не существует более внимательных и более страшных глаз.
   Тонкие пальчики осторожно касаются красных голых век, ласковый голосок журчит:
   -- Знаешь, почему они так боятся тебя? Они видят в твоих глазах не только собственную смерть, но и то, что будет с ними после нее. Не просто видят, а заранее чувствуют ужас и боль наказания, которое назначено богами!
   Видят смерть? Но вампиры уже мертвы!
   Последняя фраза произносится вслух, и снова слышится смех в ответ:
   -- Не настолько мертвы! Поверь мне, не настолько!
   И снова сводящие с ума поцелуи, и царапины на спине от острых коготков, и послушное женское тело под руками.
   Какое наслаждение, оказывается, когда тебя желают! Когда ты нравишься со всем своим нечеловеческим уродством!
   Ты хотела спеть мне песню? Я готов слушать ее хоть тысячу лет напролет, только не гони! Пожалуйста...
  
   Судьба и боги любят меня. Иначе как объяснить, что я не орал вслух весь тот бред, от которого плавилась ночью голова. Одно неверное слово -- и открылась бы дверь в колдовской мир, куда войти намного легче, чем выйти.
   Я с опаской глянул на дремлющую Корри.
   Великий Ирия, как мышцы-то болят. Притом все мышцы. Это сколько раз мы с ней вчера? Ну-ка... Ё... Как сил хватило... Вот где пригодился бы помощник, желательно не один. А мне еще целый день трястись в седле... А я до сих пор не ужинал, точнее -- еще не завтракал. Разбудить? Вдруг снова приставать начнет...
   Эх, а хорошо-то как... Все равно хорошо! Но продолжения не надо, а то точно сегодня не выберусь, и завтра не выберусь, и вообще не выберусь!
   Я осторожно спустил ноги и стал озираться в поиске штанов и рубахи. Куда их вчера зашвырнули?
   Штаны нашлись под накрытым (когда успели?) столом, а рубаха валялась в противоположном углу комнаты.
   Завтракать без хозяйки было невежливо, поэтому я погладил обнаженную руку Хранительницы и позвал:
   -- Корри. Просыпайся, мне пора!
   Сквозь золотистые локоны сонный взгляд голубых глаз:
   -- Милый? День еще, слишком рано. Ешь один.
   -- А как мне выйти?
   -- Пропустите его!
   Непонятно, кому было адресовано это бормотание, но, надеюсь, его услышали.
   -- Корри, красавица, спасибо тебе за все!
   Остаться на завтрак я не решился, завернул в тонкую лепешку кусок жареной рыбы, зелень, и рванул прочь, в сторону стены, через которую попал к духу в дом. Одно неприятное мгновение пребывания в черной пустоте, и я на свободе. Интересно, успел, или мои попутчики уже выехали?
   -- Дюс? Наконец-то!
   Неприкрытое облегчение в голосе Агаи заставило меня усмехнуться -- беспокоились ребята за мою судьбу.
   -- Ну и как? Понравилось?
   Сколько яда может вместить такая простая фраза, если она сказана женскими устами.
   Я невоспитанно запихнул в рот лепешку с рыбой и невнятно пробурчал:
   -- Очень!
   Агаи смущенно и сдавленно хихикнул, за что получил разъяренный взгляд супруги, а потом кинул мне фляжку с вином, которое я так вчера и не попробовал.
   Святой человек, чувствует, что мне больше всего требуется.
   -- Морра, поедешь со мной?
   Обратился к девчонке, но ответ пришел от рош-мах:
   -- Еще чего! Заснешь где-нибудь по дороге и выронишь ребенка!
   Ну, нет, так нет.
   Следующие несколько часов, пока мы пробирались по лесу Корри, меня раздирали на части два чувства: необходимость ехать дальше и желание развернуть коня, чтобы вернуться в объятья лесной девы. Я даже пару раз останавливался и оглядывался. По мере удаления от заповедной поляны эта ненормальная потребность росла, в итоге все мои мысли оказались заполнены воспоминанием о гладком женском теле, о податливой плоти, о сияющих золотистых волосах, что льнут к рукам, словно живые.
   Наконец я не выдержал пытки, остановил лошадь и сказал:
   -- Мне надо назад. Агаи, я верну тебе деньги.
   Не успел произнести последнюю фразу, как сильный удар в ухо свалил меня с коня.
   Умеет же бить, зараза!
   Пока я валялся на земле и приходил в себя под насмешливым взглядом дрянной девки, Агаи спешился, присел рядом и стал аккуратно массировать мою несчастную, гудящую от оплеухи голову, приговаривая:
   -- Сейчас, Дюс. Подожди немного, а потом поедешь, куда пожелаешь!
   Сильные пальцы промяли кожу на черепе, прошлись круговыми движениями у основания шеи, и в мыслях прояснилось.
   Ах, Корри, Корри! Ну не можешь ты отказаться от своих замыслов! Не так, так эдак, а своего добьешься! И когда только успела поколдовать?
   -- Спасибо, Агаи. И тебе, Танита, спасибо, -- кивнул я спасителям. Слова благодарности лишними не бывают.
   -- Обращайся, раз понравилось, -- фыркнула рош-мах, поглядывая на меня свысока.
   Да уж, кулаком в ухо - это у нее точно, всегда пожалуйста. Ладно, главное, на пользу пошло.
   Уже на выезде из леса, когда пробирались под нависающим над дорогой деревом, нас догнал одинокий порыв ветра. Ветви задвигались под его напором, и я получил чувствительный подзатыльник корявым сучком, правда, другая ветка тут же погладила лицо молодыми мягкими листьями. А вот на щеке Таниты появились кровавые царапины. Не простила лесная дева вмешательства в ее замыслы, хорошо хоть такой малостью обошлась.
   Уж такие они, Хранительницы, и враждовать с ними опасно, и из дружбы ничего путного не получится. Правда, обещания всегда исполняют, так что, кто бы там ни шел по нашему следу, из этого леса они выберутся только при условии оч-чень вежливого поведения. Это если сильно повезет. Если повезет, но не сильно -- пополнят ряды добровольных рабов. А если удача отвернется -- и костей не останется.
   Я еще раз оглянулся напоследок: в тени деревьев светлело одинокое пятнышко.
   Пришла, значит, попрощаться. А все равно спасибо тебе, красавица, за ласку. Так хорошо мне еще ни с кем не было.
   Я поднял в прощальном жесте шляпу и больше не оборачивался. Не рискну, наверное, еще лет пять проехать через эти края.
   Нам оставалось три дня пути до границ с Пустошью, и я решил сделать одну вещь. Дорога все равно вела мимо усадьбы Лироев, личина держалась по-прежнему крепко, а дядя -- не лесная дева, истинное лицо разглядеть не сумеет. Так что, завернем в гости. Все равно надо прикупить пару кольчуг и лук для моих спутников, а наши мастера славятся на весь Наорг. Да и на дядю не грех посмотреть, а то сколько мы с ним не виделись? Чуть меньше двадцати лет, кажется.
  
   Глава одиннадцатая
  
   Во время скитаний по поручениям его величества я упорно обходил границы поместья кружными путями. Почему? Сам не знаю. Наверное, не давала покоя смерть вдовы, а может, угнетало то, что меня как кутенка вышвырнули прочь из дома. Так что, не был я в пределах земель Лироев вот уже семнадцать лет, и теперь с любопытством новичка обозревал окрестности.
   Да, память хранила другой пейзаж. Сильно изменилась наследная вотчина за большой срок. Там, где раньше шумел молодой подлесок, обнаружилась целая роща стройных дубов. Река сменила русло, о старом напоминало только заросшее тростником болото. Одна деревня разрослась домов на тридцать, другая захирела, словно в ней внезапно вымерла половина жителей. Такое вполне могло статься -- приграничье край суровый. Странно только, что дядя об этом не написал. Он, конечно, посланиями меня особо не баловал, но раз в год сухой перечень событий присылал.
   Интересно, как мой "отец" теперь выглядит? Постарел, наверное, поседел. Даже жалко, что я с чужой физиономией, хотелось бы посмотреть на реакцию старика.
   Стоило подумать про лицо, как всплыла перед глазами противная морда, мелькнувшая в волшебном зеркале. От этих воспоминаний меня перекосило. Я ждал, что внешность моя окажется далекой от эталона красоты, но не настолько же! Демон с ним, если бы я был просто некрасивым или ужасным, или страшным, но... Откуда такая изрядная доля откровенной мерзости?! Я что, настолько отвратителен в душе? Понятно, почему мамочка попыталась сразу избавиться от младенца. Я бы на ее месте, наверное, тоже попробовал. Хотя... не уверен. Страх страхом, но я был ее плотью и кровью, а уродцем родился не по своей воле!
   Старая обида, с которой, казалось, распрощался уже давным-давно, обожгла горечью рот, вызвав желание сплюнуть.
   Агаи, заметив мою гримасу и последовавший за ней плевок, тихо спросил:
   -- Что-то случилось?
   Вот уж неугомонный... Ну какое ему дело до того, что меня огорчило? Чего лезет?
   Опасаясь нагрубить ненароком, я не стал отвечать, надеясь, что докучливый сирин сам отстанет. Не тут-то было, на ближайшем же привале, дождавшись, пока Танита уйдет совершать моцион с малышкой, парень полез с расспросами.
   -- Дюс, я вижу, что после ночи, проведенной с лесным духом, тебя что-то гнетет.
   Вот репей!
   -- Ты ошибся.
   Недовольство снова всплыло мутной пеной, в груди затлел огонек беспричинного гнева, словно Агаи преступил запретную черту.
   Слова отрицания не помогли, аптекарь держался своего, как гончая кровяного следа:
   -- Нет, не ошибся. Раньше тебя не сердило мое любопытство, а теперь даже лицо побелело от злости.
   Слова о побелевшем лице заставили передумать. Действительно, чего это я?
   -- Я видел себя в зеркале.
   Голос прозвучал мрачнее, чем хотелось бы.
   -- Ну?! -- подался вперед всем телом сирин. Он сразу сообразил, что речь идет не об обычном отражении. Агаи даже рот приоткрыл в ожидании откровений.
   -- Что "ну"?
   Внутри снова заклокотало, но я нашел силы пояснить:
   -- Все хуже, чем думалось. Даже в Пустоши таких уродов не встречал.
   Волшебник нахмурился:
   -- Дюс, внешний вид ничего не значит. Главное, что в сердце.
   -- Знаешь, -- я посмотрел на доморощенного мудреца тяжелым взглядом, -- ты это тем скажи, кто расстался с душой, глядя на меня!
   -- Прости! -- сирин поднял руки в примиряющем жесте. -- Я не знал. Ты же ничего про себя не рассказываешь!
   -- А ты? -- задал я встречный вопрос. -- Разве я знаю больше?
   Агаи усмехнулся:
   -- А спрашивал?
   Я промолчал -- сирин был прав. Лишних вопросов ему не задавали.
   -- Дюс, в этом надо обязательно разобраться. Получается, ты раньше не видел себя в момент превращения?
   Вот клещ.... А может, действительно рассказать? Две головы лучше, чем одна, глядишь, и узнаю что-то новое.
   -- Не видел, не до того мне обычно в этот момент. Да и желания особого не было.
   Волшебник задумался, а потом снова пристал:
   -- Объясни, как выглядишь после перекидывания.
   Как, как -- чудовищно, вот как.
   Хоть мне очень не хотелось этого делать, пришлось кратко описать существо, отразившееся в волшебном зеркале:
   -- Тело обычное, только небольшие шипы на плечах. На голове вместо волос костяной гребень в три ряда. Кожа белая, просто ненормально белая. Губы отсутствуют, вместо них щель. Нос как у... если бы у змеи был нос, то он выглядел бы так же. Глаза...
   Я немного помолчал. Это была самая неприятная часть рассказа.
   -- Глаза закрыты пеленой, словно там один белок.
   О голых красных веках я умолчал.
   Агаи смял подбородок ладонью, рассматривая меня новым, изучающим взглядом, а потом вздохнул:
   -- Нет, не вижу ауры мрака. Вроде бы демона описываешь, но очень странного. Что же за зверь такой невиданный в тебе сидит?
   М-да, зря только мучился. Стоило ради подобного ответа рот раскрывать.
   -- Ну, а чувствуешь что во время преображения? -- задав вопрос, сирин не успокоился, за ним тут же последовал следующий. -- А после того как снова становишься человеком -- что?
   Видно, досада изменила выражение моего лица, потому что аптекарь тут же поспешил добавить:
   -- Дюс, пойми, это не пустое любопытство. Я ведь оборотень, и Танита тоже. Как смена ипостаси происходит у нас, я знаю, потому и хочу сравнить.
   Ладно, как говорится, взялся за гуж... Что же я такое чувствую?
   Рассказ получился недлинным.
   -- Если преображение происходит в бою, то сначала вот здесь, -- я ткнул себя чуть выше грудины, -- становится горячо, а потом тепло расходится по всему телу. Во время соития ничего не чувствую. Мне к этому моменту уже и так жарко.
   Агаи снова задумался. Его молчание затянулось на несколько часов. Танита сначала пробовала расшевелить юношу вопросами, но когда он в ответ на очередную фразу снова буркнул что-то невпопад -- смирилась. Видно, не в первый раз сталкивалась с таким поведением.
   Вечером, когда мы остановились на ночлег в ближайшем к имению Лироев селении, волшебник, наконец, вынес свой вердикт:
   -- Дюс, я, конечно, могу ошибаться, но мне кажется, этот облик еще не конечный. Я тоже не сразу стал птицей. Первое перевоплощение случилось в двенадцать лет. Оно прошло просто ужасно. Изменились лишь ноги, да еще тело покрылось пухом.
   Сирин улыбнулся:
   -- Пух прорастает у нас еще в младенчестве, стоит начать мерзнуть. Представляешь, как я выглядел: с человеческим туловищем по пояс, с птичьими ногами и бедрами да пучком перьев вместо нормального хвоста? А ведь знал, что будет именно так, и все равно дрожал, как осиновый лист, до следующего изменения.
   -- Тебе не кажется, что у меня возраст немного не тот? Не подростковый? Я уже давным-давно взрослый мужчина.
   Агаи пожал плечами:
   -- Так ты же не сирин, и судя по тому, что почти не чувствуешь свою вторую ипостась, она явно задержалась в детстве.
   -- А может, все-таки демон?
   Этот вопрос мучил меня больше всех остальных. Я здорово опасался, что нечеловеческая "половина" сознания объявится в самый неподходящий момент, хотя верил -- она не сможет поработить меня. С какой стати? Что бы там внутри ни таилось, а нынешнее "я" со мной уже давно и заслужило доверия.
   Волшебник окинул меня быстрым взглядом, отвел глаза и в сомнении покачал головой:
   -- Не думаю. Разве что полукровка и большую часть взял от человеческих предков.
   Потом юношу посетила новая мысль, и он, сверкнув глазами, предложил:
   -- Знаешь, нам надо раздобыть демона! Я его... изучу и сравню с тобой!
   Тьфу! Пошли дурака богам молиться... Только демона нам для полного счастья и не хватало!
   -- Подожди, доберемся до Пустоши, там много всякой пакости, только успевай отбиваться, может, и на демона наткнемся, -- пообещал я.
  
   Не успели мы устроиться на постоялом дворе, как в дверь комнаты постучали. На пороге, вытянувшись в ровный столбик по всем правилам этикета, стоял дядин слуга. Он с интересом обшарил взглядом нашу компанию и торжественно провозгласил:
   -- Господин Атье Лирой приглашает купца из Лоед Агаи Диту на ужин вместе с супругой.
   Пока "купец из Лоед" в изумлении хлопал глазами, свыкаясь с мыслью, что он, оказывается, торговец, я учтиво ответил за него:
   -- Мой хозяин счастлив принять приглашение! Но предупреждаю, господин Агаи никуда не ходит без своего телохранителя, то есть без меня.
   В ответ на безмолвный, полный любопытства взгляд, я наклонился к уху посыльного и шепнул:
   -- Коммерция штука сложная. Конкуренты жестоки. Никому нельзя доверять!
   -- Дюс, зачем? -- прошипел аптекарь, стоило только закрыться двери.
   -- Что -- "зачем"? -- поинтересовался я. -- Зачем назвал купцом или зачем согласился поужинать?
   -- И то и другое! -- строго сверкнул глазами волшебник.
   Я пожал плечами:
   -- Ностальгия замучила. Хочу посмотреть на дядю и на свой бывший дом.
   -- И все?!
   Агаи выглядел таким изумленным, что меня даже смех разобрал. Похоже, парень не ожидал, что его проводнику свойственны простые человеческие чувства. Кем он меня считает?
   -- И все, -- подтвердил я и добавил. -- К тому же, требуется хоть как-то объяснить наше появление в приграничье. Не на воды же ты едешь отдыхать с семейством.
   А потом обратился к оборотню:
   -- Танита, не обидишься, если мы не возьмем тебя с девочкой на званый ужин? И если я попрошу посидеть в номере в кошачьей ипостаси?
   Рош-мах только повела красивыми плечами.
   Что-то покладиста она сверх меры в последнее время, даже тревожно становится.
  
   "У дяди, похоже, проблемы!" -- именно такой была первая мысль, возникшая при виде поместья. Вокруг остатков старой крепости, разобранной во времена моего детства на кирпичи для хозяйственных нужд, возвели новую, уже по всем правилам фортификации. Даже ров не поленились выкопать и завернуть в него сток небольшого ручья. А раньше обходились простенькой стеночкой в четыре кирпича с наведенными на нее обережными и сигнальными заклинаниями. Или дядя с кем-то поссорился, или появилась новая опасность, раз добровольно пошел на такие издержки.
   Изменения коснулись не только внешнего вида усадьбы. Стоило ступить за порог господского дома, как обнаружилось, что последние веяния моды добрались и до нашего медвежьего края: стены выкрасили в голубой цвет, потолок отделали гипсовой лепниной и позолоченными вензельками. Вместо массивных старинных скамей и стульев - легкомысленные креслица с гнутыми ножками. Даже картины на стенах, и те посвежели в новых рамах, украшенных все той же позолотой. А зеркал-то, зеркал вокруг...
   Уж не впал ли мой родственничек в старческий маразм? Куда делась хваленая бережливость, передаваемая от потомка к потомку? Даже я не был лишен этого ценного качества. С чего такие затраты? Ладно, крепость, дело нужное, но тут-то... Помнится, дядя страшно гордился своими сундуками.
   Старый слуга, который когда-то скрывал от дяди мои детские шалости, проводил нас в столовую, к ожидающему господину Атье.
   Правильно, не у дверей же встречать дворянину, хоть и мелкому, какого-то купчишку.
   После взаимных приветствий беседа зажурчала на удивление ровно и дружелюбно. Агаи сообразил выбрать для торговли знакомую сферу. Он представился скупщиком редких и лекарственных растений, поставщиком трав магам и лекарям. Сей предмет аптекарь знал хорошо, так что визит на окраины казался оправданным.
   Пока "господа" беседовали, я внимал разговору и заодно разглядывал дядю. Родственник выглядел так же бодро, как в день расставания. Разве что облысел немного, но это, как уверяют некоторые знахари, истинный признак мужской силы. Круглые карие глазки господина Атье, спрятанные под выпуклыми надбровными дугами, азартно блестели. Я был уверен на все сто, что дядя просчитывал в уме возможную выгоду от нового знакомства, мысленно скосив и сметав в стога половину лугов в хозяйстве. А может, в фантазиях уже складывал в кубышку тяжелое серебро. Вон, даже нос от азарта покраснел и покрылся капельками пота.
   Не солидный нос у дяди. Маленький, как у женщины, и вздернутый, выставляет на обозрение толстые волосы, торчащие из ноздрей. Зато подбородок значительный: массивный, широкий, с глубокой ложбинкой посредине. Тоже повод для гордости. Дядя в свое время досадовал, что мне этот фамильный признак не достался. Еще бы о носе пожалел. И вообще, не смотрится дядя рядом с Агаи. Кажется, словно они шутки ради местами поменялись: у парня вид -- как у представителя древнейшего аристократического рода, а у моего родственничка -- как у обычного торгаша. Кем он, по сути, и является.
   Стоило этой мысли посетить меня, я понял: ностальгия и желание посмотреть на дядю прошли. И бывший дом, что сейчас в голубых тонах и позолоте, что раньше в мореном дубе и красном шелке, только носит название родовой усадьбы, на деле он для меня -- пустое место. Собственная квартирка в сто раз милее.
   Пора было уходить. Я уже хотел подцепить своего "господина" за рукав, когда дверь отворилась, и слуга торжественно объявил:
   -- Госпожа Несса Лирой и госпожа Глория Рухх.
   В комнату вплыли две дамы. Одна совсем молоденькая, явно на сносях, в просторном батистовом платье. Вторая...
   Я поклонился раньше, чем успел подумать о последствиях. Поклонился, как привык: вежливо и небрежно, слегка недобрав поклона, немного не доведя руку, тряхнув пальцами так, словно к ним пристала липкая гадость, оставляя у дамы обиду на изысканное хамство, ведь формально придраться не к чему. Я всегда ей так кланялся.
   Холодные синие глаза вспыхнули яростью, женщина совершенно правильно истолковала поклон и ответила улыбкой. Презрительной, высокомерной, как отвечала мне прежде, но потом спохватилась: недостойно так реагировать на поведение простолюдина. Его положено не замечать. Как мебель.
   Я мысленно обругал себя -- обычный телохранитель не должен знать тонкости приветствий! Только привлек к себе ненужное внимание. Теперь эта стерва будет гадать, кто я такой. Вон как скулы зарумянились, напряглась вся, пол-лица закрыла веером. Не вовремя я забылся, просто слишком неожиданной оказалась встреча.
   Прекрасная Глория, высокородная шлюха, кочевавшая по королевским постелям еще до моего рождения, по-прежнему сияла красотой. Она никогда не претендовала на звание первой любовницы короля, но прочно удерживала статус самой необходимой женщины его величества. Самой ценной. Что ей фаворитки, которые дольше месяца не могут удержаться рядом с Фиритом? Глория и уходила-то только для того, чтобы вскоре снова вернуться.
   Так что забыла "вечная" в этом захолустье?
   Дамы небрежно профланировали к окну. Следить за Глорией стало неудобно -- заходящее солнце слепило глаза. Голову даю на отсечение, она специально так встала! Ничего, пять минут терпения, и светило скроется за горизонтом. Я ведь тоже могу отойти в сторону.
   -- У вас очень красивая дочь, -- раздался искренний голос моего любезного попутчика.
   Что?! Какая дочь?!!
   Не у одного меня произнесенный комплимент вызвал возмущение, дядя тоже побагровел, но сдержался:
   -- Позвольте представить вам мою супругу, Нессу. Мы ждем первенца и наследника.
   Да? А как же я? Ничего себе новость....
   Я не смог удержаться:
   -- Позвольте поздравить. В вашем колчане еще много стрел, и лук посылает их с удивительной точностью.
   Дядя комплимент оценил, пропустив тот факт, что охраннику полагается молчать, и самодовольно улыбнулся:
   -- По правде говоря, колчан наполнили недавно. Я долго болел и не мог иметь наследников. Но теперь все позади, и даю слово чести, мы на одном не остановимся!
   Мой формальный отец улыбнулся еще шире и хозяйски огладил молодку по торчащему животу. Та очаровательно покраснела.
   Вот так, Дюс, ты только что узнал, что больше не являешься наследником. Интересно, а остальным как дядя это объяснит? Да, дела...
   Словно прочитав мои мысли, "батюшка" засуетился:
   -- Вообще-то у меня есть старший сын от первой жены, но он пошел по плохой дорожке. Увы, я надолго погрузился в печаль, вызванную смертью супруги, и не обращал должного внимания на мальчика, а когда спохватился -- было слишком поздно. На Дюсанга не стало управы. Мне пришлось отправить его подальше от дома.
   -- Совершенно верно, -- пропела синеглазая дрянь. -- Этот молодой человек недостоин титула наследника. Дюс с головой погряз в темных делишках. Даже его величество не способен вернуть шалопая обществу. Боюсь, в один прекрасный день Дюсанг выйдет из дома и больше не вернется. Великий Ирия все видит, когда-нибудь ему надоест прощать.
   Вот мы как запели.... Видно, не забыла мой отказ. Всего-то требовалось -- вызвать на поединок и прикончить очередного мужа.
   Мгновенно вспыхнувшая злость отозвалась покалыванием в кончиках пальцев, словно требуя выплеснуть раздражение на ненавистную интриганку. Я не стал сопротивляться.
   -- Ваша прозорливость не вызывает сомнений, -- изящно поклонился в сторону дамы. -- Ведь вы прожили так много лет при королевском дворе и имели возможность видеть собственными глазами, чем оборачиваются к старости пороки некогда блестящих молодых людей. Наверное, грустно наблюдать раз за разом взлеты и падения этих беспечных мотыльков. Однако вы всегда умели дать молодежи достойный пример своей проверенной временем добродетелью.
   Улыбки на лицах стали походить на приклеенные, а у Глории зрачки заняли половину радужки. Это у нее всегда случалось в сильном гневе.
   Что, не понравилось? Конечно, не понравилось, на лице-то до сих пор ни одной морщинки. Хоть Глории за шестьдесят, а больше тридцати не дашь. Утюгом ее разглаживают по утрам, что ли? Только глаза старые и злые.
   Скучно тебе, милая, без меня было? Теперь гадай, что за новый, да к тому же безродный хам выискался на твою... голову.
   Агаи повернулся ко мне и, не разжимая губ, прошипел:
   -- Ты что творишь?!!
   Эх, кабы знать. Просто не сдержался. Не продадут нам теперь даже одного звена кольчуги. Связи при дворе мой дядя ценит не меньше, чем деньги. Наверное, поэтому и меня не забывал все семнадцать лет.
   -- Позвольте проститься. Мы проделали дальний путь, и наши силы на исходе, как физические, -- Агаи деревянно улыбнулся моему родственнику и закончил, глядя на меня свирепым взглядом, -- так и моральные.
   Ну-ну, напугали волка овцой.
   Я раскланялся вслед за господином и, уходя, спиной почувствовал, как Глория внимательно разглядывает меня. Пришлось немного охрометь -- походку Агаи мне не изменил. Сейчас эта стерва как задумается, да как вспомнит... Дама она хоть и злобная, но далеко не дура. Остается надеяться, что приметная физиономия заинтересует ее больше, чем фигура. Только бы, как и другие, не приплела легенду о рыцаре со щитом!
   -- Дюс, ты иногда ведешь себя хуже, чем Морра! Нет, хуже, чем Танита! -- ругался аптекарь по пути к постоялому двору. Кареты нам, естественно, не подали.
   Агаи быстро шел по темному саду, разделявшему крепость с селом, и постоянно забегал вперед. Пару раз мне пришлось ловить юношу за рукав, чтобы завернуть в нужном направлении. В порыве негодования сирин даже не заметил, как назвал малышку придуманным именем, чего никогда не делал в обычное время.
   -- А если они сейчас пустят по нашим следам дюжину убийц? Ты здорово ее разозлил, - наконец высказал причину беспокойства волшебник.
   -- Не пустят, -- пообещал я. -- Не того полета птица, чтобы так на меня тратиться. Уж скорее отправит слуг с палками.
   Сирин недоверчиво хмыкнул, помолчал, а потом сказал уже другим, спокойным тоном:
   -- Тебе очень жалко потерять наследство и титул?
   В ответ только пожал плечами. Наследство меня не волновало. Я уже давно жил на собственные средства, за это время собрал хороший капитал, до которого не дотянуться даже королю, не говоря уже о дяде. Да и титул при нынешнем положении дел тоже особо не грел. Какая от него польза, пока я в бегах? Может, именно по этому поводу явилась в дядин дом старая лиса? Она ведь без указа Фирита шага не сделает. Хотя, нет.,. Слишком быстро. Глория не могла добраться сюда из столицы раньше нас! Значит, с дядей ее связывает что-то другое... Жалко, истины пока не узнать.
   Наконец сад закончился, мы подошли к деревянной ограде -- слабенькой, но все-таки защите от нежданных гостей. Сельский сторож молча открыл ворота и так же безмолвно их закрыл, загнав в железные скобы толстый, плохо оструганный брус.
   Тихо живут в приграничье. Время еще раннее, а на улицах никого. Даже девок с парнями не видно. Молодежь предпочитает отсиживаться за толстыми стенами домов, или, если повезет, милуется на сеновалах.
   Уже на подходе к постоялому двору, когда мы пробирались узким закоулком, нам преградили дорогу рослые мужики: трое сзади, трое спереди.
   Ну вот, я оказался прав. Как бы их так нежно побить, чтобы завтра спокойно отсюда убраться? Без обвинений в убийстве и членовредительстве?
  
  
   Глава двенадцатая
  
   Луны хорошо освещали сцену грядущего представления, давая героям в полной мере оценить друг друга. Незнакомцы шли вальяжно и уверенно, поигрывая тяжелыми дубинами, окольцованными железными полосами.
   Молодые, старшему лет тридцать, не больше. Бугристые мышцы распирают камзолы во все стороны -- дурная силушка прет. Волосы зализаны, маслицем смазаны, еще чуть-чуть, и оно потечет по лицам. И здоровые... Прямо битюги мохноногие. Шерсти на конечностях, естественно, не видно, но наверняка есть, уж больно лица зверообразные. Специально таких подбирали, что ли?
   -- Гуляем, юноши? - поинтересовался я, оттесняя сирин к забору. Если по мальчишке хоть раз попадут дубиной, не миновать мне или трупа, или спутника с переломами.
   Чувствуя суету за спиной, я прошипел, не оборачиваясь:
   -- Колдовать не вздумай!
   Если волшебство оборотня настолько приметное, нечего им хвалиться, пока не выберемся за пределы Наорга.
   -- Ты охранник?
   А оно еще и говорить умеет...
   -- Я, мил человек, я, правильно думаешь, -- одобрительно улыбнулся самому крупному из парней. Дубина в его руке взмыла вверх, готовясь обрушиться на мою персону. Хороший такой замах, если попадет, мокрого места не останется. Эдхед то... как неудобно, что за спиной болтается обуза в виде хрупкого волшебника. Без него было бы намного проще.
   Пришлось просто шагнуть в последний момент в сторону и врезать напавшему рукоятью меча чуть ниже скулы. Удар получился смачным -- кость хрустнула и челюсть съехала набок. Второй удар, уже кулаком, размозжил переносицу. Противник обмяк и осел на землю, схватившись за лицо. Я вырвал из его ослабевших рук дубину -- не позорить же меч этим боем!
   Свой клинок перебросил Агаи с грозным приказом рубить в капусту первого, кто сунется, и с надеждой, что мальчишка не воспримет эти слова серьезно, иначе, чего доброго, покалечит себя.
   Товарищи пострадавшего, благоразумно отпрянувшие в глубину проулка в самом начале драки, очнулись и, слаженно взревев, кинулись на меня всем скопом, широко размахивая дубьем.
   Эдак они друг друга сами поубивают!
   Моя дубинка, словно живая, выписала хитроумную восьмерку над головой и обрушилась на ближайшего противника. И пошло у нас веселье... Трое нападавших оказались слабыми бойцами, я быстро вывел их из строя, оглушив ударами по головам. А вот двое оставшихся в сторонке были серьезными противниками. Они не полезли сразу в драку, а выждали, выпустив вперед горячих неумех. Определились с возможностями недруга, и теперь успешно отражали удары.
   По улице разнесся частый стук, словно кто-то от нечего делать изо всех сил колотил о полено поленом. Громкому стуку вторила отборная площадная ругань. Громилы были уверены в легкой победе и теперь здорово злились на неожиданное промедление. Верные холопы, им явно не впервой участвовать в темных делишках своих хозяев. Затейник, однако, мой дядя. Или, может быть, всему виной затейница?
   Неизвестно, сколько бы продолжалась эта забава, если бы не "господин случай": не выдержала ременная петля на одной из дубин. Парень не смог вовремя сориентироваться и потерял оружие. Оно улетело через забор в чужой сад, оставив своего хозяина в полной растерянности, за которую он тут же поплатился. Еще одно тело шмякнулось в придорожную траву. Оставшись со мной один на один, последний боец втянул голову в плечи, сделал два шага назад, а потом развернулся и рванул прочь.
   Бежать? Ничего у тебя, братец, не выйдет!
   Дубина, пущенная вдогонку, нашла свою жертву и звучно приложилась отделанным железными полосками концом к ее затылку. Молодчик пробежал по инерции еще несколько шагов, а потом растянулся на земле.
   За спиной раздался осторожный шепот:
   -- Дюс, ты же их не убьешь?
   Ну и мнение обо мне сложилось у сирин.... Начинаю чувствовать себя кровожадным монстром. А всего-то -- один повешенный без всеобщего одобрения. Все равно перевес голосов оказался бы на моей стороне. Единственное, в чем мы с оборотнем разошлись, так это в способе казни.
   И когда только Агаи спустится с небес на нашу грешную землю?
   Я подавил вздох и приказал:
   -- Помоги связать парней и займи у трактирщика повозку. Надо отправить этих красавцев дяде.
   Я не стал сопровождать тяжело нагруженную телегу и спутнику не разрешил ввязываться. Обойдется мой родственник короткой запиской, которую под диктовку написал Агаи.
  
   "Милостивый господин Лирой, передаю вам этих людей, напавших на нас по дороге к постоялому двору. Знаю, что вы поступите с ними по законам Наорга. В свою очередь обещаю -- если нам еще встретятся разбойники, обойтись с ними согласно королевскому указу и собственной совести. Прошу извинить за беспокойство. Ваш покорнейший слуга, купец из Лоед -- Агаи Диту".
  
   Не знаю, какие чувства вызвали у дяди телега с повязанными слугами и эта записка, но из деревни мы выбрались без проблем, и до самых границ с Пустошью нас больше никто не тревожил. Правда, и слов благодарности за "поимку" преступников мы тоже не дождались.
  
   Плотный, упругий, словно живой, порыв ветра застал нас врасплох, вынудил повернуть головы в сторону и прищуриться. Ветер пропал так же неожиданно, как появился, стоило проехать едва видную границу из невысоких серых валунов.
   -- Пустошь нас предупредила -- мы ступили в ее владения, -- усмехнулся я и поймал удивленные и недоверчивые взгляды спутников.
   Не верят. Как будто мне есть резон обманывать. Ладно, им еще предстоит прочувствовать всю прелесть этого края.
   Я тронул сапогами лошадиные бока, конь послушно прибавил шагу, хотя особого энтузиазма выбранное направление у него не вызвало. В Пустоши нет накатанных дорог, только звериные тропы, где в высохших лужах отпечатались разнообразные следы. Некоторые из них вызывали оторопь и страх одним своим видом. Чего стоили, например, вон те, размером в два мужских кулака, с тонкими полосками выступающих длинных когтей.
   Агаи нервно озирался, словно боялся нападения, но, несмотря на явный страх, в его взгляде появилось новое: ожидание необычных происшествий и грядущих приключений. Вот чудик. Сразу видно -- человек вырос в безопасном и спокойном небольшом городке. Хотя, с другой стороны, о каком спокойствии речь, если сирин приходилось таиться всю жизнь?
   А Танита, напротив, напряглась, свесилась с седла настолько, насколько позволяли чувство равновесия и сидящая впереди малышка. Ноздри рош-мах широко раздувались, зрачки глаз вытянулись вертикально. Девица явно предпочла бы путешествовать в кошачьей ипостаси.
   Потерпи, красавица, вот минуем последние человеческие поселения, тогда и побежишь на своих четырех.
   Не только монстры жили в этих проклятых землях, сюда стекались отбросы общества. Те, для кого возвращение в Наорг приравнивалось к смерти: преступники, непокорные колдуны всех мастей, уцелевшие в расправах бунтовщики. Кто-то из них объединялся в группы, подобные стаям диких зверей, кто-то селился наособицу, отгораживаясь от мира стеной из заклинаний. Иногда обитателям Пустоши удавалось протянуть довольно долго.
   Вот из-за таких беглых отщепенцев мой родственник и восстановил крепость после того, как у него почти подчистую вырезали пару деревень.
   Эти сведения я получил у трактирщика, который проникся ко мне уважением после погрузки на телегу наших обидчиков. Если верить его словам, мы как раз сейчас ехали по тем землям, на которых обжилась одна из стай. Значит, скоро наткнемся на ее представителей или на следы их проживания. Второе было бы предпочтительней.
   Следы встретились раньше. Сначала нахлынула тлетворная вонь разлагающейся плоти, потом... потом мы увидели ее источник -- небольшое поле, сплошь заваленное человеческими останками. Складывалось такое впечатление, что сюда стащили остовы с ближайшего погоста. Трупы были разной степени свежести: от обглоданных хищниками, обмытых дождями, выбеленных летним солнцем голых костей, до вздувшихся, свежих останков максимум недельной давности.
   На краях трупного поля по четырем сторонам света торчали длинные колья с нанизанными на них телами.
   -- Что это?
   Ужас, прозвучавший в негромких словах, заставил меня обернуться к волшебнику. Сирин по цвету сам напоминал не очень свежего мертвеца.
   -- Кладбище, -- ответила рош-мах.
   Вот уж не ожидал, что девица разбирается в подобных вещах... Интересно, откуда такие познания?
   -- А ты откуда знаешь? -- озвучил мою мысль волшебник.
   -- Там, где я родилась, одно из племен считало, что богам будет угодно, если враги останутся гнить непогребенными.
   Брезгливость исказила красивую мордашку оборотня, сделала ее неприятной.
   -- Не морщись, Танита, тебе это не идет, -- усмехнулся я. -- Лучше расскажи, что представляет собой такой кровожадный народ.
   Рош-мах пожала плечами:
   -- Обычные воинственные варвары. Я ребенком была, не помню подробностей.
   Да уж, несказанно много поведала. Придется по ходу соображать, если мимо проскользнуть не получится. Зря они, конечно, трупы не захоронили. На мертвечину в Пустоши охотников тьма-тьмущая, размножатся -- жить станет трудно. Даже не трудно, а невозможно, если только...
   -- Агаи...
   Я поискал взглядом аптекаря, тот спешно колдовал -- чертил одной рукой прямо на луке седла рунные знаки, а второй прижимал платок к носу.
   Да, вонь отменная, с непривычки можно в обморок упасть, особенно дамам. Хорошо, что они у нас не особо нежные. Оборотень хоть и морщится, но терпит, а малышка... Интересный ребенок... Другой бы на ее месте давно ревел от страха, а она только обеими руками зажала нос и губы, чтобы не так пахло, и глазеет по сторонам.
   -- Чем занимаешься? -- поинтересовался я у волшебника, когда тот облегченно вздохнул и оторвал, наконец, взгляд от седла.
   Сирин смущенно улыбнулся:
   -- Да так, защиту от запаха колдовал.
   И тут же предложил:
   -- Хочешь, и тебе сделаю?
   -- Спасибо, Агаи, как-нибудь перетерплю, -- пришлось отказаться от заманчивого предложения.
   Мне, конечно, тоже не нравился "аромат" мертвечины, но здесь обитали существа, о приближении которых можно было узнать только по запаху. Так что, с насморком в Пустошь лучше не ходить.
   Для сирин у меня нашлось другое задание:
   -- Ты лучше посмотри, огорожен могильник волшебством, или трупы просто свалили в кучу?
   Вопрос был далеко не праздный: если захоронение ничем не защитили, за время существования могил на дармовой плоти наверняка расплодилась куча монстров. Встреча с ними не предвещала ничего хорошего, но нежить хотя бы будет сыта и, возможно, поленится гоняться за живой и еще шустрой добычей. А вот если защита все-таки наведена... Тогда надо убираться отсюда, иначе с темнотой существенно прибавится забот. Запах давно привлек внимание всей окрестной пакости, а уж как ее рассердила невозможность покушать...
   Волшебник натянул поводья, остановился, прикрыл глаза и сосредоточился на видной одному ему картине.
   -- Да, есть, -- подтвердил мои опасения юноша. -- Много и разной.
   Что за дурное племя тут поселилось?! Это надо же так себе усложнить жизнь! Как они только до сих пор не вымерли, с таким-то поклонением богам!
   -- Убираемся отсюда! - приказал я и пустил лошадь в галоп.
   Животное перешло на аллюр с великой охотой, видно чувствовало, что место не подходит для неспешной прогулки.
  
  
   Виновники нашей тревоги объявились внезапно, вынырнули из кустов почти под самым храпом лошадей. Испуганные кони встали на дыбы, и пока мы с ними справлялись, нас успели окружить плотным кольцом невысокие коренастые люди с нечесаными патлами ниже плеч и лицами, частично закрашенными синей и белой глиной. Нападать они, похоже, не собирались: лики хоть и выглядели сурово, но во взглядах было больше любопытства, чем вражды. Особенно когда смотрели на Таниту. Точнее сказать -- пялились, притом с откровенным интересом.
   Наконец, вперед выступил самый кряжистый дикарь и медленно заговорил, с трудом подбирая слова:
   -- Ехать, маглук ждать. Темно -- плохо.
   Плохо, а кто бы спорил. Когда темно, здесь всегда плохо.
   Я кивнул и подтвердил наше согласие уверенным:
   -- Ехать! Темно -- плохо.
   Синемордый красавчик сипло гикнул пару слов, его люди быстро перестроились и припустили бегом. Впрочем, кольцо вокруг нас они так и не разорвали.
   Гости, или все-таки пленники? Ладно, поглядим, что дальше будет.
  
   Поселение оправдало мои ожидания: высокая ограда из кольев в два ряда, первый направлен острым концом к Пустоши, второй смотрит вверх. Ну и, естественно, без украшений из отрубленных голов и полусгнивших остовов тут обойтись не смогли. Странное у местных обитателей чувство прекрасного.
   Дома невысокие, бревенчатые, наполовину вкопаны в землю, даже не дома, а землянки с заросшими дерном крышами. Окна, как бойницы на стенах -- узкие, затянуты бычьими пузырями. Такое впечатление, что дома общинные. Ни одного забора вокруг, оградки или хотя бы плетня.
   Мы спешились, и нас проводили в большой деревянный сарай, жилище "маглука". Уж не знаю, кого этим словом величали -- вождя или колдуна. Судя по развешенным атрибутам -- все-таки колдуна.
   Я с интересом прогулялся вдоль стены, разглядывая ее.
   Точно -- колдуна! У вождя веники из трав и сушеные тонкие лапы то ли крыс, то ли ящериц, болтаться не будут. Правители таких племен, как правило, вешают в своих жилищах сушеные головы, отрубленные пальцы или скальпы врагов. Хотя...
   Я покосился на испятнанную кровью, ухоженную гриву волос, снятую то ли с женщины, то ли с придворного франта: слабый запах духов можно было уловить даже на расстоянии.
   М-да... Добрые люди... Как бы не пожалеть, что рядом с кладбищем ночевать не остались.
   Дверь распахнулась, через порог ступил пожилой мужчина. В отличие от своих воинов он выглядел довольно ухоженным: лицо вымыто, расчесанные волосы забраны назад, несколько прядей закручено на затылке вокруг желтоватой заколки. Выбрит гладко. Одежды чистые, двухслойные. Нижняя -- белого цвета рубаха из домотканой холстины, верхняя -- подобие плаща из коричневой шерсти. И в лице ничего демонического: крупный нос с горбинкой, неяркие серые глаза, щеки уже по-старчески впалые. Ну, словом, обычный человек. Только заколка странная... Что-то напоминает.
   Я присмотрелся.
   Чтоб я сдох! Да это кость! Притом человеческая! Кажется -- фаланга большого пальца.
   Колдун (или жрец?) уверенно прошел к тяжелому стулу, не здороваясь и не обращая на нас никакого внимания, уселся, и только потом окинул моих притихших спутников тяжелым взглядом. В последнюю очередь он обратил взор на меня, зато сразу признал главного и указал на пустую скамью, сопроводив жест вполне внятной фразой на языке Наорга:
   -- Садись, белоглазый, поговорим о выкупе.
   Ну, любитель трупов! Я тебе старый раз... поговорю и о выкупе, и о здоровье, и о погоде заодно. Разбойничек тощебрюхий... И "белоглазый" тебе аукнется!
   Скамья прогнулась под потяжелевшим от злости телом.
   Я зацепил ногой и пододвинул маленький табурет, нахально водрузив на него свои конечности, а потом улыбнулся:
   -- Что же ты, дорогой, не накормил, не напоил, зато о деньгах уже речь ведешь?
   Колдун шевельнул бровями, нехорошо усмехнулся и насмешливо заявил:
   -- Хороший хозяин не обидит случайного гостя требованием золота за кров и еду, добрый гость сам отблагодарит за оказанное гостеприимство.
   Вот оно как... Ну-ну.
   -- И как дорого нынче стоит благодарность?
   Улыбка колдуна стала шире, еще чуть-чуть, и уголки губ окажутся у ушей.
   -- Мне нравится она!
   Сухой палец ткнул в сторону рош-мах. За моей спиной, кажется, перестали дышать.
   Во дурак!
  
  
   Глава тринадцатая
  
   -- И она!
   А вот это выкуси -- детьми не торгуем. Да и без нашей красотки обойдешься, не по годам тебе дамы с таким темпераментом. И с такими когтями.
   Таните, похоже, предложение тоже не понравилось -- громкий выдох оборотня больше походил на шипение.
   Едва заметная ухмылка тронула уголки рта колдуна:
   -- Горяча....
   А потом я уловил желание рош-мах согласиться с наглым требованием. И душу наполнила железная уверенность -- оставлять ее с дикарями нельзя! На этот раз не выручат ни сила, ни когти. При всей своей кошачьей живучести Танита умрет еще до захода солнца. Откуда пришла уверенность? Не знаю. Просто маглук походил на трость с секретом, скрывающую смертоносное лезвие, смазанное ядом.
   Надо было заставить взбалмошную девицу заткнуться.
   Я нагло, на глазах у чародея, поманил девушку пальцем, приник к ее ушку и прошептал:
   -- Молчи и приготовься, но не перекидывайся. И... изобрази смущение, что ли...
   Вид у колдуна, когда я вновь повернул к нему голову, был недовольный. Не понравилось маглуку наше шушуканье, правда, вслух он претензии высказывать не стал.
   Не знаю, как вела себя за моей спиной Танита, но, похоже, она смогла убедить врага в безобидности разговора. Теперь все внимание правителя дикарей снова обратилось на меня. Внешне колдун здорово напоминал огромного коршуна, пристально приглядывающегося к добыче.
   Как бы к нему подобраться? Ведь глаз с меня не сводит... сволочь.
   Я изобразил задумчивость и слегка пожал плечами:
   -- Тебе не кажется, что плата за кров и еду слишком велика? Ты хочешь забрать ночную усладу и дать взамен ломоть хлеба? Я уж не говорю про ребенка. Разве можно оставить родное дитя?
   Маглук смерил меня надменным взглядом:
   -- Смотри, язык проглотишь... Женщина -- не подруга тебе, а девчонка -- не дочь.
   И откуда ты на мою голову такой умный выискался? Ладно, как говорят: ловит волк, но и волка ловят.
   -- Ложь лишь ответ на вранье. Разве нас собирались отпускать? -- смерил я чужака недобрым взглядом. -- Надеюсь, ты не рассчитывал получить наши жизни на блюде?
   Этот небрежный вопрос согнал улыбку с лица маглука. Он снова нахмурился и сказал:
   -- Опасен только ты, белоглазый. Но не льсти себе, мое племя справится и с тобою.
   Ну, может быть -- да, а может быть -- нет.
   Достойно ответить я не успел. За стеной раздалось громкое ржание одной из наших лошадей. Даже не ржание, а крик животного, оказавшегося в смертельной опасности. Оно послужило сигналом -- дальше медлить нельзя. Колдун напрягся и вскинул руки. Достать меч я не успевал, пришлось драться тем, что находилось под руками, точнее -- под ногами. В дело пошел табурет. Сильный прицельный пинок отправил увесистый предмет прямо в лицо ворога. Заклинание завязло на устах, вернее -- его бездарно растратили на летящую деревяшку, обратив табурет в груду щепок. Маг потерял несколько ценных секунд, и нам осталось только закрепить успех. Рош-мах дотянулась до маглука первой: сильный удар кулаком в лицо сбил колдуна с ног, и он, падая, пребольно ударился о стену головой, раскровянив затылок.
   Теперь, несмотря на свое мастерство, маг был не страшен -- колдовать без сознания мало кто может.
   -- Умница, Танита!
   Великий Ирия, я снова ее хвалю?
   Осталось только скрутить пленника, заткнуть ему кляпом рот, завязать глаза и придушить немного -- для большей надежности. Еще бы для полного счастья заговоренные ошейник и кандалы накинуть, но такое добро в заплечном мешке не таскают. Хотя, знал бы -- прихватил бы обязательно.
   -- Что теперь? - хрипло спросила оборотень. Она по-прежнему не сводила взгляда с маглука, сторожа его малейшее движение. Дай ей волю, мужик давно простился бы с жизнью.
   -- А теперь -- перекидывайся. И уходим, если немного промедлим, коней у нас не останется. Чтоб я ослеп, если одного уже не пустили на мясо!
   Не самый жизнерадостный прогноз, но уж какой есть. Что-то я не заметил в этом селении ни одной даже самой захудалой скотинки. Собак, похоже, и тех не водилось, а мясо любят все. Особенно если известно, что владельцы "харчей" вот-вот сами распрощаются с белым светом.
   -- А с ним как поступишь? Снова повесишь? -- тихо спросил Агаи, в первый раз за все это время открывший рот.
   Другое этого парня, похоже, не интересовало. Как же надоел он своим милосердием не по делу! Впрочем, убивать колдуна не планировалось... до поры до времени.
   -- Возьмем с собой, вместо охранной грамоты!
   Ответ, который я процедил сквозь зубы, сирин устроил.
   Как бы теперь добычу из сарая вывести, чтобы у дикарей сомнения не осталось -- в случае прямой угрозы чародей сразу умрет? Вместо ответа мой сапог припечатала тяжелая мягкая лапа, рош-мах замерла у ног, ожидая приказа. Если судить по ее горящим яростью глазам, желание добраться до горла пленника не ушло. Отличная, кстати, идея.
   -- Танита, сможешь протащить нашего друга за шею до коней? Но так, чтобы он остался жив. Это очень важно!
   Огромная кошка задумчиво обошла вокруг жертвы, обнюхала ее, сморщила влажный нос, фыркнула, а потом крутанула башкой в знак согласия.
   Вот и хорошо, осталось только раздать указания.
   -- Танита, волочи нашего красавца до лошадей, там я его заберу. Агаи, твоя задача -- охранять малышку. Если получится попутно создать щит от стрел -- очень хорошо. Морра -- слушаешься дядю Агаи и никого не боишься. Остальное -- моя забота. Все, пошли!
   Я спокойно, как у себя дома, распахнул дверь, вышел, держа наготове обнаженный меч, и остановился, дожидаясь своих спутников. Сначала выскользнул сирин, крепко прижимая к себе девчонку, а за ним, широко расставляя ноги, чтобы не наступить на придушенного колдуна, последовала рош-мах.
   Сказать, что стража остолбенела от неожиданности при виде огромной кошки, сомкнувшей клыки на глотке великого маглука -- не сказать ничего. Слишком привыкли дикари полагаться на его могущество и теперь не верили своим глазам, обнаружив, что нашлись наглецы, посмевшие одолеть колдуна. Варвары не решались даже перекинуться парой слов.
   Растерянность и страх за драгоценную жизнь мерзкого человечишки давали неплохой шанс добраться к уцелевшим лошадям невредимыми.
   -- Шевельнетесь или крикните -- и она перекусит ему горло! -- пообещал я замершим словно от парализующего заклятья варварам.
  
   Я не ошибся в предположениях -- у нас действительно завалили одного скакуна. Опять моего! Ну что за... Ладно, заберу лошадь у оборотня, ее кобыла не в пример везучее.
   Пока Танита волокла по земле слабо сучившего ногами маглука, я прикрывал ее и сирин. На наше счастье храбрецов, желающих рискнуть, не нашлось.
   В мертвой тишине, сопровождаемые молчаливыми взглядами, полными безграничной ненависти, мы выбрались за ворота, на прощание пообещав убить пленника, если кто-то подойдет к нам ближе, чем на полет стрелы. Потом я перекинул тяжелое и уже не сопротивляющееся тело через лошадиную холку, вскочил в седло и пришпорил лошадь. Через час кони незаметно перешли с галопа на рысь, а моя кобыла -- так откровенно устала от двойной ноши.
   Оставив позади невысокое редколесье, мы подъехали к темно-зеленой стене по-настоящему густого первобытного леса. В Наорге такого почти не осталось, да и здесь, поблизости от границ, тоже вырубили все, что могли. В королевстве за сохранностью лесов следили владельцы земель, на которых те росли, по вполне понятным причинам запрещая вырубку, а тут... кто первым добрался, тот и в барыше. Не останавливал браконьеров даже страх не вернуться домой. Неимущие граждане Наорга с риском для жизни зарабатывали на хлеб.
   -- Привал! -- объявил я и столкнул колдуна с лошади. Тело встретилось с землей, и маглук застонал.
   Нечего мычать, сам виноват.
   Сирин тоже спрыгнул, снял с коня девочку и подошел к моей кобыле, прежде чем я успел с нее слезть.
   -- Дюс, что ты сделаешь с пленником?
   Ну конечно, другой темы для беспокойства у него просто нет!
   -- Убью, -- ответил я, питая слабую надежду, что волшебник удовлетворится этим ответом и существующим положением дел.
   -- Ты не можешь! -- в ужасе ахнул аптекарь. -- Ты обещал сохранить ему жизнь!
   -- Да? -- искренне удивился я, пытаясь вспомнить, когда успел произнести ритуальную фразу опрометчивого обязательства. Ничего похожего на ум не пришло. Вот убить, если нас будут преследовать -- обещал, а сохранить жизнь... не было такого!
   Агаи вздохнул, видно, сам сообразил, что поторопился с претензиями, но отступать не стал:
   -- Дюс, пойми, если ты сейчас убьешь его, сам встанешь на одну доску с этим мерзавцем.
   А и хрен бы! Главное -- живым остаться. Это он сейчас тихий и безобидный, а стоит развязать колдуну руки, нам всем, включая милосердного слюнтяя, мало не покажется. С опасной тварью довелось встретиться, не иначе беглый маг, очень сильный, раз сумел выжить и сплотить вокруг себя чужой народ.
   -- Дюс... не надо!
   Тихий голос заставил досадливо поморщиться.
   Зеленые глазищи смотрели так умоляюще, словно я собирался прикончить родного брата сирин. Рядом с волшебником замерла Морра. Казалось, малышка напряженно ожидает окончательного решения, и взгляд ее странных серебристых глазенок заставил-таки почувствовать себя кровожадным монстром.
   Я знал, что если сейчас не пойду навстречу сирин, навсегда останусь для него обычным убийцей, а для девочки... Для девочки этот поступок окажется важным рубежом в ее судьбе.
   Паршивка жизнь и самого прекрасного человека сделает сволочью, возможно, когда-нибудь Морре придется стать такой, как все. Но я не хочу, не желаю становиться первым, кто подтолкнет к этому малышку! Брать на себя ответственность за деяния будущей королевы, это слишком даже для моей неприкаянной души. Но и оставлять за спиной живого врага я тоже не привык. Выход один -- попробую схитрить.
   Я с трудом сохранил недовольный вид -- меня озарила идея, как волков (то есть меня) накормить, и овец пернатых не потревожить.
   -- Ладно, Агаи. Считай, ты меня убедил. Займем наших преследователей благородным делом спасения своего благодетеля. Видишь это высокое дерево? Придется немного поколдовать. Попрощаемся с лишним грузом достойно.
   Какая разница, где его удавить? Наверху даже удобнее: и девочка не расстроится, и сирин нравоучениями мучить не станет.
   Волшебник расцвел, словно яблоня по весне, но тут же спохватился:
   -- Поклянись, что не убьешь его наверху!
   Вот стервец!
   Морра снова уставилась на меня, ожидая ответа.
   И я, подчинившись немому приказу необычных прозрачных глаз ребенка, сказал:
   -- Слово дворянина!
   Ладно, пес с ним, с этим ублюдком! Будь по-вашему -- пусть живет... еще некоторое время. Есть у меня в запасе одна интересная мысль... Получится не хуже, чем с удавлением. А может, даже лучше -- помучается подольше.
  
   "Какого демона я выбрал именно сосну?!"
   Такая мысль пришла в голову уже на третьей ветке, когда я очередной раз прилип ладонями к расплавившейся на солнце тягучей смоле, щедро украсившей толстый ствол янтарными потеками. Во что превратились штаны и рубашка, я умалчиваю, теперь они только на тряпки годились. Хорошо хоть камзол внизу оставил.
   Я задрал голову -- футах в двадцати от меня раскачивался толстый куль на веревке. Мы затащили пленника наверх, и теперь требовалось как следует закрепить его на дереве.
   Проще было бы отправить наверх сирин, ведь это он у нас с крыльями, но парень заявил, что вязать узлов не умеет, а это значило -- маглук может грохнуться на землю подобно сорванной ветром шишке. Я бы не расстроился, но вот Агаи... Он, подлец, заявил, что не хочет брать грех на душу. Из-за его моральных убеждений мне пришлось карабкаться на верхушку липкого дерева. А ведь еще слезать...
   Зараза! В гробу я видал таких добреньких поганцев.
   Чтобы дать хоть какой-то выход раздражению, я обругал в три этажа и сирин, и варваров, и колдуна, и дерево, и свою сговорчивость заодно. Вроде как -- полегчало.
   Наконец-то последняя ветка!
   Я оседлал толстый сук и подобрался к болтающемуся в воздухе колдуну. Сложная "сбруя" из веревки, в которой крепился пленник, получилась надежной. А то, что она врезалась в тело, причиняя боль, можно было считать платой за "гостеприимство". К плате же следовало отнести перетянутые тонкой веревкой кисти рук колдуна. Теперь, если его не снимут через пару часов... Сдохнуть сразу не сдохнет, но руки точно отвалятся. А раз отвалятся, значит, колдовать не получится. А там -- Пустошь сама дело завершит!
   Провозившись с четверть часа, я, наконец, закончил и крикнул вниз:
   -- Отпускайте!
   Сейчас проверим на прочность мои узлы.
   Пока Танита и Агаи перетягивали освободившуюся веревку, я удовлетворенно наблюдал за дерганьем подвешенного колдуна, заодно убеждаясь, что он не грохнется вниз. Перед тем как слезть, я не смог отказать себе в одной маленькой слабости: сдернул повязку с глаз маглука. Пусть полюбуется на открывающиеся просторы. Затем погладил его по растрепанным, грязным, обслюнявленным в кошачьей пасти волосам, и ласково посоветовал:
   -- Я бы на твоем месте не дергался, а то веревку перетрешь или прилетит, не дай Мо, что-нибудь хищное.
   И попрощался:
   -- Ну, счастливо оставаться!
   На душе сразу хорошо стало, несмотря на испорченные штаны.
   Уже внизу, еще раз окинув удовлетворенным взглядом болтающееся тело, я сказал сирин:
   -- Теперь твоя очередь!
  
   А парень, оказывается, все-таки не лишен некоторой мстительности.
   Этот вывод я сделал, глядя на то, как сосна на глазах обрастает здоровущими острыми иглами, лишь немного уступающими по длине и плотности тем, которые украшают шкуру дикобраза. Жалко, дерево ими "стрелять" не умет, как этот наглый зверек. Да и так сойдет! Теперь у варваров точно уйдет часов пять, не меньше, чтобы достать негодяя. Это даже дольше, чем я рассчитывал! Фантазия сирин только что обеспечила дикарю гангрену и верную смерть. Мучительную. А нам пяти часов за глаза хватит, чтобы убраться подальше.
   Агаи удовлетворенно посмотрел на свое творение и хихикнул. Я проследил за его взглядом и тоже не удержался от смешка: поднявшийся ветер шаловливо раскачивал огромную бурую "шишку".
   Как же этого мерзавца сейчас мутит. Прелестно... Я удовлетворен. Во всех отношениях.
   -- Все равно лучше убить, -- хмуро бросила Танита и полезла в кусты раздеваться и перекидываться обратно в кошку.
   Я ухмыльнулся, но, заметив настороженный взгляд волшебника, стер улыбку с лица и сказал:
   -- Агаи, знаешь что, ты подумай о защите от проклятий. Ведь снимут его, очухается, и непременно кинется колдовать. Не хватало еще в каждом лесу по дереву над очередным монстром высаживать.
   Волшебник тут же задумался, а я вскочил в седло.
   По-хорошему надо было сменить одежду, но пока не доберемся до воды и песка, толку от переодевания не будет. Нет, требуется срочно научить сирин хотя бы паре надежных узлов. Мало ли, вдруг снова придется лезть на дерево?
  
   Глава четырнадцатая
  
   Ночь в Пустоши -- самое опасное время. Если ты остался без надежной крыши над головой, шанс встретить рассвет живым и невредимым ничтожен.
   Я посмотрел на солнце. Небесное светило только-только подобралось к зениту, и его яркие лучи хорошо разгоняли тени даже под пологом леса.
   Сегодня дорога будет короткой -- еще каких-то полчаса. Это не потому, что я вдруг раздобрился и решил пожалеть спутников. Все очень просто -- или мы останавливаемся на ночлег, или проводим в седлах еще не меньше половины суток. То есть, становимся самоубийцами.
   Прошлую ночь мы провели на руинах древнего святилища. Его белые высокие камни, испещренные стертыми временем письменами, по-прежнему неплохо охраняли. А если учесть, что сирин дополнительно поколдовал, спалось хорошо. Только ближе к рассвету нас разбудило громкое лязганье зубов голодных визитеров -- около святилища суетились крокутты. Эта коротколапая гривастая нежить размером с крупную собаку, с мощными челюстями и шкурой цвета песка, гость неприятный, но относительно безобидный. Тоже, конечно, от свежей кровушки не откажется, но силой особой не обладает, магический круг не преодолеет, а к утру попрячется в норы.
   Надо сказать, при свете солнца Пустошь не так страшна, как про нее говорят. Разве что на настоящих вампиров наткнешься, так их и в обычных городах можно встретить. Вервольфы и беглые отщепенцы всех мастей тоже заставляют оглядываться, но, тем не менее, опасна именно ночь. Если не знаешь "занориков", в которые можно забиться на время темноты -- у тебя нет шансов выжить. На счастье благородных спасителей мира и малолетней претендентки на трон, надежные схороны я знал. Только последние сто верст оставались белым пятном. Да и там не подохнем, найдется тот, кто подскажет, где спрятаться!
   Я оглянулся. Агаи с девочкой ехали сразу за мной, рядом с ними стелилась в мягкой рыси рош-мах, периодически вздергивая свой хвост и касаясь им ножки малышки. Морра, надежно удерживаемая сирин, то и дело наклонялась, пытаясь поймать пушистый светлый кончик. Когда девочке это удавалось, оборотень издавала совершенно неподражаемый звук -- эдакую помесь урчания и слабого кваканья -- и Морра принималась звонко смеяться.
   Развлекаются. Чистые дети.
   Волшебник, заметив мой неодобрительный взгляд, смущенно улыбнулся, словно извиняясь за веселье. Я подавил просившиеся на язык резкие слова, поняв, что меня попросту съедает зависть. Эти трое походили на дружную семью, а я по-прежнему оставался лишь случайным попутчиком, расставание с которым не трогает сердце. Ощущение непричастности кольнуло самолюбие, и я отвернулся.
   Что ж, видно, судьба у меня такая -- быть одному, даже если рядом люди.
  
   Довольно большая, покосившаяся на правый бок, черная от старости избушка больше напоминала заброшенный хлев, чем человеческое жилье, но, тем не менее, года два тому назад в ней жили.
   Я вежливо постучал в толстую дверь, утыканную серебряными шипами, не дождавшись ответа, толкнул ее и зашел.
   Несмотря на свой затрапезный вид, дом радовал надежностью. Пусть кривой, зато сложен из толстенных дубовых бревен, проконопачен паклей и обмазан духовитой темной смолой. Надежный, прочный и уютный. Насколько может быть уютным логово одинокого мужчины.
   Некрашеный пол чисто выскоблен. Над входом, против злого умысла, пучок остроиглой охран-травы. Пол собран из осины: доски узкие и некрасивые, зато никакая пакость, кроме жуков-короедов, не польстится. Зимой пол устилают пушистые шкуры, летом -- полынь (от блох, откуда они тут берутся -- ума не приложу!).
   Неказистый, как само жилище, и такой же прочный стол, пара стульев, просторные нары, гостевая лавка, очаг, несколько самодельных глиняных мисок и подвешенный к потолку рядом с очагом светильник на жиру -- вот и все богатства.
   Жив, отшельник! Только где-то гуляет. Может, собирать ягоды в лес отправился, а может -- соседку проведать. Жила здесь, помнится, какая-то ведьма.
   -- Устраивайтесь!
   Я прошел к столу и снял плетеную соломенную салфетку с тарелки. Рассыпчатые клубни дикого, сладковатого и сытного картофеля еще не успели остыть. А вот мяса, как обычно, не было. Значит, придется идти на охоту.
   -- А лошадей где оставить? -- поинтересовался сирин, с любопытством оглядываясь по сторонам.
   Вместо ответа я навалился на одну из стен, сдвигая ее в сторону. Взорам открылась потайная комната без окон и дверей. Вообще-то она предназначалась для других нужд, но гостям разрешалось использовать ее вместо конюшни.
   Агаи сбегал за животными, и те охотно последовали за сирин, чувствуя защищенность жилья. Через пару часов к нам проникнет навозный аромат, но лучше уж потерпеть, чем остаться к утру без коней.
   -- Колодец за домом, воды наберите сейчас. То, что на столе, можно съесть, но лучше приготовить свое и угостить хозяина. Кстати, его зовут Унн. Не забудьте поздороваться. И... -- я посмотрел на оборотня, развалившегося у очага, словно обычная кошка.
   -- Танита, поищи в наших сумках что-нибудь сладкое. Я свой запас скормил Корри.
   -- А ты куда? -- не удержал любопытства сирин.
   -- На охоту. Я, в отличие от некоторых, сырое зерно клевать не умею.
   Танита тут же попыталась увязаться за мной, но я оставил ее в карауле, посоветовав принять женский облик и не высовывать носа дальше двора. Такой же строгий наказ получил волшебник, хотя его легкомысленный кивок заставил усомниться в том, что меня послушаются.
  
   Кроме птиц, кроликов да мелких грызунов в лесах Пустоши никого не водилось, хотя корма имелось предостаточно. Крупные животные не выживали из-за нежити, которой все равно было, кого грызть, лишь бы полакомиться живой плотью. Мелкие -- умели хорошо прятаться, находили защиту в норах, вырытых между корней деревьев, которые нежить обходила стороной, в дуплах или высоко над землей, на тонких ветвях. Днем зверье выходило на кормежку, а ночью забивалось в укрытия. Добыть эту летающую и прыгающую мелочь не составляло особого труда: человека они видели редко, почти не боялись и, главное, водились здесь в великом множестве.
   Я подхватил лук, колчан со стрелами и пошел в сторону осинника. Уже через четыре часа у меня лежали в заплечном мешке пара тушек красивых, переливающихся золотистыми перьями фазанов, и три упитанных кролика. Хватит самим поесть, Унна накормить и на дорогу оставить, а то ведь завтра готовить будет некогда.
   Эх, если бы не нежить, хороший был бы край! Озер много, леса красивые, ягод в изобилии, грибы, корешки съедобные, дикая картошка... Собирай -- не хочу. А кто с луком дружит, тот вообще попадет в сады небесные -- из окошка можно дичи настрелять. Конечно, не фазанов и кроликов, но вполне съедобную живность.
   Между тонких серых стволов мелькнуло очередное ушастое жаркое, стрела послушно ушла вперед, и нелепый высокий кувырок в воздухе завершил жизнь зверька.
   Пора возвращаться -- солнце уже зацепило кромку леса. Еще немного, и из укромных щелей полезет всякая пакость.
  
   К дому я подошел в сумерках и с первого взгляда заметил непорядок: входная дверь стояла распахнутой настежь. В темном проеме замерла Танита, она пристально всматривалась куда-то в лес. Морра сидела на полу у очага и увлеченно возилась с сучковатыми палочками.
   Бедная малышка. Ни игрушек, ни родителей, ни своего угла. Даже простой безопасности -- и той нет. Что за детство? Еще хуже, чем у меня.
   Мысль о девочке на минуту отвлекла внимание от нарастающей тревоги. Сначала я не мог сообразить, с чем она связана, но потом дошло: Танита явно кого-то ждала. А если учесть, что я уже пришел и интереса не вызвал... Тогда куда и за каким демоном, спрашивается, отправился мой пернатый друг? Да еще на ночь глядя?!
   -- Где Агаи? -- с ходу спросил я рош-мах, скидывая на порог добычу.
   -- Пошел тебя искать, -- мрачно ответила девушка, наклоняясь за мешком.
   -- Давно?
   Чувствую, за время нашего путешествия я разовью до небывалых высот одно полезное качество, называемое терпением.
   Рош-мах покачала головой:
   -- Нет, минут десять тому назад.
   -- А ты зачем его отпустила? -- поинтересовался я.
   -- Так он не один пошел, а с твоей знакомой, -- нервно ответила Танита.
   Какой знакомой? Ближайшая знакомая от этого места жила за день пути, да и не могла она путешествовать.
   Увидев мой изумленный взгляд, девушка еще больше напряглась:
   -- Смазливая блондинка с глупой улыбкой.
   Ах ты...
   Я рванул в ту сторону, куда пялилась пятью минутами раньше оборотень, обернувшись на ходу и успев рявкнуть:
   -- А ну пшла в дом! Без тебя справлюсь!
   Девушка обиженно рыкнула. Ее частично преобразившееся лицо напоминало удачную карнавальную маску: наполовину женщина -- наполовину кошка. Так она и осталась стоять на пороге, раздирая отросшими когтями ни в чем не повинные косяки.
   Хорошо, хоть одна слушается. Нет, ну предупреждал же! Привязывать его, что ли?! Выпьют сейчас досуха, придурка доверчивого! Это ведь даже не вампир, а кровосос на уровне комара. Точнее, комарихи... крупной такой гадины!
  
   Невысокий подлесок, поднимавшийся задорной стеной рядом с пнями пущенных на дрова деревьев, просто мелькал перед глазами. Ноги сами несли меня вперед. Ощущение, что я катастрофически опаздываю, подстегивало лучше всякого кнута. В голове уже возникла живописная картина: бездыханное тело с окровавленной шеей.
   Ах ты, обалдуй... С собой, с собой надо было брать крылатого олуха! Танита на приманку гианы не обратила бы внимания, а этот недоумок просто не мог спокойно пропустить хорошенькую мордашку. Кавалер недоделанный! Уж лучше бы присмотрелся внимательней! Волшебником еще себя считает, бестолочь!
   Я бежал так быстро, как только умел, пытаясь, к тому же, передвигаться тихо, чтобы не спугнуть охотницу. Если она уволочет сирин в логово -- ему ничто не поможет!
   У большого куста боярышника, щедро усыпанного неспелыми ягодами, я остановился, перевел дыхание и осторожно отодвинул в сторону одну из веток, закрывавших обзор.
   Чутье не подвело и на этот раз. Сразу за кустом белели две сплетенные в крепких объятьях фигуры -- мужская и женская. В мужской угадывался мой пропавший товарищ. Он стоял, прислонившись к стволу дерева (видно, ноги уже не держали), с запрокинутым вверх лицом, словно пытался рассмотреть что-то в небе. Женщина присосалась ртом к тонкой шее, к тому месту, где при напряжении выступает синяя жилка, наполненная драгоценной жидкостью. В вечерней тишине было хорошо слышно, как тварь равномерно сглатывает, словно воду из кубка пьет.
   Ах ты, песье отродье...
   В пару прыжков я долетел до упыря, но гиана оказалась хитрее -- заслонилась жертвой и с силой толкнула ее на меня -- а потом прыгнула в черноту леса. Я поймал Агаи, прижал пальцами рану, останавливая кровь, вгляделся в его пустые глаза и приник ухом к груди. Сердце слабенько, но трепыхалось.
   Хвала Ирие! Ну и везучий, стервец! Мало кто может похвастаться тем, что выжил после поцелуя гианы.
   Я с сожалением глянул вслед мелькающей между стволами деревьев тени: упыриха улепетывала изо всех ног. Догнать гиану было уже невозможно.
   Да и пошла она... Все равно Агаи одного в ночном лесу не оставишь. Мне бы успеть дотащить его до дверей, прежде чем твари почуют свежую кровь.
   Словно в ответ на опасения между деревьев вспыхнули яркие синие огоньки. Такие же освещали нам дорогу в лесу Корриган, но там они были при хозяйке, а тут... А тут они сигналили -- пора уносить ноги!
   Я наскоро завязал рану платком, подхватил обескровленного волшебника, закинул его на плечо и рванул к избушке. Агаи ушел от жилища отшельника недалеко, всего-то на полверсты, но и этого расстояния хватило, чтобы влипнуть в крупные неприятности. Притом -- дважды. Не успел я пробежать и двадцати шагов, как на тропу из-под кучи прошлогодней прелой листвы вылезло... Не знаю я, как называется эта дрянь размером с годовалого барашка, с широким и плоским, словно у клопа, телом и множеством конечностей. Она прыгнула к моим ногам и злобно щелкнула жвалами, пытаясь вцепиться в колено. Я отмахнулся мечом, но не попал -- существо легко сигануло в сторону на пять-шесть шагов.
   Эдхед то! Проворное! А защищаться одной рукой, мягко говоря, неудобно.
   Я попятился, удерживая противника на расстоянии и надеясь, что меня увидит рош-мах.
   Пот заливал глаза, скапливался крупными каплями на ресницах и кончике носа. Агаи по-прежнему оставался без сознания. То ли в слюне нежити что-то было, то ли волшебник одной ногой уже ступил в мир мертвых.
   Оружие в руках пока удерживало "прыгуна" от повторной атаки. Он суетливо метался из стороны в сторону, то поднимаясь на лапки, то припадая к земле, проверяя мое внимание, но напасть не решался. И когда уже думалось, все обойдется, я уловил легкий шорох. Еще одна куча листвы развалилась на глазах, явив миру то, что было весьма некстати. А потом -- еще одна, и еще...
   Чтоб я сдох... Да тут целая жучиная стая!
   Добрый десяток монстров выбрался на поверхность. Твари возбужденно гудели, собираясь в сплоченный строй. Несколько самых хитрых торопливо потрусили мне за спину.
   Эдхед то... Судя по всему, подобных созданий тут по одному на каждую кочку. И что они, хотелось бы знать, жрут, когда людей поблизости нет?!
   Я уже прижался к дереву, собираясь скинуть сирин на землю и принять бой, но тут почти у самого уха прозвучало:
   -- А ну бегом до дома! Быстро, если жить хочешь! Я их задержу.
   Всемогущий Ирия, я всегда верил, что ты есть и не дашь погибнуть своему скромному почитателю, сотворив очередное чудо! По-другому объяснить появление Унна было нельзя.
   Я чуть не прослезился от счастья, последовав умному совету отшельника. Никто еще не бегал так быстро с десятью стоунами груза на плече.
   Я несся, замечая краем глаза, как тянутся за мной легкие быстрые тени, и слышал, как ругается, отбиваясь от чудищ, Унн. Судя по глухим ударам, он был намного удачливее меня. Представляю, как разлетаются из-под его дубины в стороны суетливо перебирающие многочисленными ножками тела.
   Я буквально снес Таниту, припечатав ее к стене, потом скинул бесчувственного Агаи на пол, приказав:
   -- Пригляди.
   И рванул обратно, выручать Унна, влипшего в неприятности по милости моего недалекого попутчика.
  
   Эх, какая жалость, что я не менестрель и не обучен рифмоплетству!
   Как красиво работал своей дубиной, утыканной серебряными и железными болтами, отшельник! Она порхала, как бабочка, и казалась совсем невесомой в могучих руках Унна.
   Хрясь! И плоское как блин тело нежити, пробитое насквозь, падает мне под ноги.
   Хрусть! И еще одно огромным блином размазывается по стволу ближайшего дерева.
   Снимаю шляпу перед таким мастерством. Если бы дядины мордовороты хоть вполовину так умели, нелегко бы мне пришлось. А вот я сейчас...
   Я бросился вперед -- короткий замах, и меч срубил жвала вместе с головой.
   Ну, кто еще?
   Монстры, обнаружив нового врага, отбежали на безопасное расстояние и, сбившись в кучу, защелкали челюстями, словно советовались.
   Вот же мразь! Как она только на свет появилась? Затейник, однако, наш Творец. Хотя, клопы -- вряд ли его рук дело, скорее, мрачного братца, который восседает в загробном мире на троне из костей.
   Унн, не спуская глаз с недовольно гудящих тварей, попятился назад. Бегать он не любил: не по комплекции отшельнику суетиться. Пришлось прикрывать его спину. Хищники следовали за нами по пятам почетным эскортом, но нападать не решались. Синие огоньки возбужденно выскакивали из высокой травы, мельтешили перед самыми глазами и пытались укусить на лету. Унн привычно отмахивался от них, как от комаров, похожей на кувалду ладонью. Я тоже мстительно раздавил неловкого фонарника, отважившегося приблизиться к разгоряченной коже слишком близко.
   Наконец мы ввалились в избушку, Унн вытер пот с лица, раздраженно повел плечищами и сказал:
   -- Вечно ты ищешь приключений на собственную задницу, Дюсанг Лирой!
   Я проследил за взглядом отшельника. "Приключение" успело прийти в себя и виновато смотрело в нашу сторону, прижимая к шее платок. Сирин выглядел бледным, больным, но умирать не собирался. И то дело. Не хотелось бы тащиться до Юндвари с его женушкой наедине. Хотя она в последнее время вела себя намного разумнее мага-недотепы.
   Между тем отшельник решительно прошел к кадке, зачерпнул ковшом воды, отпил половину, а остаток вылил себе на голову. Освежившись, присел рядом с сирин, отнял от его шеи платок, прижал пальцы, прощупывая пульс, и помрачнел. Я понял, что расстроило Унна -- слишком слабый ток крови в жилах. Гиана успела насосаться, а это значило -- не пройдет и пяти дней, как из мертвого чрева вылезут кровожадные детки. И тогда жить в этих местах станет еще сложнее. В отличие от родительницы, личинки гианы не знают слова "осторожность" и кидаются на живых при первой возможности, затаиваясь от солнечного света в укромных уголках. А это в свою очередь говорит о том, что каждый день, выходя за порог, Унн будет вынужден озираться, ожидая нападения из травы мелкой, но очень зубастой твари.
   Тьфу! Видел я однажды эту заразу... Вот уж гадость неописуемая!
   -- Придется искать логово, -- вздохнул отшельник, потом глянул на меня исподлобья и спросил. -- Поможешь?
   -- Конечно, Унн.
   Какой разговор! Неприятность произошла по нашей вине, значит, мне и отвечать. Не этих же отправлять к упырю, они там навоюют.
   -- Вот и хорошо, -- повеселел мужчина.
   Его круглое, упитанное лицо расплылось в улыбке, хитрые глаза утонули в складочках жира, и отшельник добродушно поинтересовался:
   -- Накормите хозяина?
  
   Глава пятнадцатая
  
   Темная жареная ножка фазана, тушеного в горшке с незнакомыми, но если судить по аромату, очень даже съедобными корешками, луком и мелким, как горох, картофелем, исчезла в объемной утробе за один прием. За ней последовали еще три четверти фазана. И кролика Унн своим вниманием тоже не обошел. Вскоре перед тарелкой отшельника выросла приличная груда обглоданных костей.
   Почему, спрашивается, наш гостеприимный хозяин сам не охотится? Ведь кушать мясцо он очень любит! Этот вопрос всплывал в моей голове каждый раз, когда я смотрел, как отшельник уписывает добытую другими дичь. После его зубов на костях не оставалось не то что мяса, а даже хрящей. Предложи такие объедки собаке, она бы обиделась.
   Жил Унн исключительно собирательством, правда, иногда ставил сети и ловил рыбу. Необходимые мелочи и одежду ему приносили искатели приключений вроде меня. Сам отшельник, насколько я знаю, границу Пустоши не переходил вот уже лет... восемнадцать.
   Наше знакомство состоялось, когда мне исполнилось четырнадцать, и я осмелел настолько, что на спор вызвался углубиться в проклятые земли на два дня пути. Про руины святилища я уже знал и первую ночь провел в относительном спокойствии, хотя от страха почти не спал.
   Дальше судьба решила взять жизнь глупого юнца в свои руки и свела меня с отшельником. Мы встретились, когда он возился на берегу ручья, выкапывая себе на десерт сладкие корни аира.
   Увидев меня, Унн так удивился, что даже не стал хвататься за дубину. А уж как изумился перепуганный мальчишка... И обрадовался.
   У хозяина избушки было укрытие на ночь, у меня -- тушка куропатки, в итоге обмен вышел равнозначный, к взаимному удовольствию.
   Делать в то время постное, равнодушное лицо я еще не умел, и Унну понравилась наивная искренность нового знакомого, а меня впечатлила отвага отшельника. По молодости лет мне казалось, что жить в одиночестве в подобном месте могут только невероятно храбрые люди. С годами пришло понимание -- не в храбрости дело. То есть, и в ней, конечно, но не она -- главная причина одиночества. Просто этот здоровенный как медведь мужик -- беглец. Такой же, как и все, кто живет в этих местах. Я, конечно, имею в виду людей.
   С первого взгляда на Унна могло показаться, что он простоват и недалек. Это настолько расходилось с истиной, что заблуждающиеся на этот счет недобрые гости пару раз оказывались на ночь глядя за порогом. Один раз Унн внял мольбам и пустил провинившихся обратно, в другой -- нет.
   Отшельник жил упорядоченно, по собственным законам. Самые главные из них считал своим долгом огласить вслух при первом знакомстве, остальные всплывали в общении. Было их великое множество, и самый простой -- есть молча. Вот и сейчас над столом повисла тишина, прерываемая только громким чавканьем хозяина. Кем бы ни был в прошлой жизни отшельник, ясно одно -- он рос не во дворцах.
   Наконец, отшельник насытился, переполз со стула на лавку и доброжелательно потребовал:
   -- Ну, рассказывай.
   Его маленькие, обрамленные редкими и короткими ресницами глазки моргнули в предвкушении новостей из Большого мира (так Унн сам называл все, что лежало за пределами Пустоши).
   -- А вы все -- спать! -- хозяин бесцеремонно отправил в постель рош-мах и девочку.
   Оборотень возражать не стала, только чувственно улыбнулась, вызывающе распрямила плечи, выставила грудь и медленно поправила сползшую с плеча сорочку.
   Ох, не живется ей спокойно, опять за старое принялась! Наверное, дня через три придется Агаи варить новую порцию зелья.
   Кокетство впечатление произвело, но совсем не то, на которое рассчитывала красавица: лицо отшельника помрачнело, на лоб набежали хмурые складки, брови встопорщились, как у ежа, и Унн одарил Таниту недобрым взглядом. Хорошо, что у меня ноги длинные, и я смог дотянуться под столом до колена рош-мах и пнуть ее. Сообразительная девчонка воспитательную меру поняла правильно и скромно уткнулась взглядом в тарелку.
   -- Где ты нас разместишь? -- как ни в чем не бывало спросил я у хозяина.
   -- Они все на нары, а ты на полу, -- все еще сердито отозвался отшельник.
   -- Еще чего, -- усмехнулся я. -- На полу ляжет она.
   Кивнул головой на рош-мах.
   Ей в другой ипостаси без разницы на чем спать, а хозяину -- приятно. Танита скривилась, но возражать не стала, видно, поняла, что женщины у Унна не в фаворе.
   Такое решение отшельника успокоило. Он рассмеялся, подмигнул мне ярко-голубым глазом и прошелся по всему женскому роду парой ехидных шуточек. Оборотень проглотила и это, чем окончательно примирила Унна со своей персоной.
   Что-то не срослось у хозяина с дамами в прошлой жизни. Может, из-за них он стал изгоем?
   Унн прикрутил фитильки светильников, но до конца тушить не стал. Оно и понятно, свет лишним в Пустоши не бывает.
   -- Ночь нынче беспокойная будет, -- задумчиво сказал отшельник, вытаскивая из ниши рядом с очагом маленький бочонок с наливкой.
   -- Последний, из прошлогоднего урожая, -- любовно огладил приятно булькнувшую тару приятель, поднатужился, вытащил пробку и налил вино в кривенькие самодельные кубки.
   Я оценил густой цвет напитка. Он пах ягодами, диким медом и особыми, известными только Унну травками. Имел чудный, чуть кисловатый, немного вяжущий терпкий вкус и нес с собой веселье, новые силы и отдохновение от забот. Главное -- не переборщить с количеством.
   Под неторопливое смакование хмельного напитка я поведал Унну, в общих словах, естественно, о приключениях, выпавших нам во время пути, а также о том, что случилось в Наорге и за его пределами. Заодно поинтересовался новыми соседями.
   -- Плохо, что вы с колдуном поругались, -- осуждающе покачал головой отшельник. -- Как бы худа не вышло. Просто так унижение тебе не спустят.
   Делиться предположением, что маглук сдохнет от гангрены, я не стал: и Морра еще не спит, да и Агаи тоже.
   -- Ты что, его знаешь?
   Задавая этот вопрос, я рассчитывал на подробный рассказ, но Унн коротко бросил:
   -- Пересекались.
   И тут же посоветовал:
   -- Ты, Дюс, теперь чаще оглядывайся. Он большой мастер на пакости.
   Да я как-то и сам догадался, потому и постарался отправить мерзавца на тот свет.
  
   На этот раз мы выпили всего по два бокала.
   -- Мало осталось, -- деловито объяснил причину своей скаредности хозяин и спрятал бочонок обратно в нишу.
   -- Ты это, ложись, а я еще посижу немножко, -- кивнул в сторону нар отшельник. (По случаю многочисленности гостей нам уступили хозяйское лежбище).
   Я не стал себя уговаривать -- когда еще выпадет возможность спокойно выспаться? -- и примостился с краю, ближе к дверям. Уже засыпая, видел, как, повозившись в поленцах растопки, Унн выбрал маленький чурбачок и уселся строгать из него какую-то вещицу.
   Неисчислимо число талантов у одинокого мужика, жалко, радовать ими некого.
   Ночью, сквозь сон, я слышал вой, раздававшийся снаружи, и царапанье когтей о стены. В узкие, как бойницы, окна никто не лез -- решетки из заговоренного железа, покрытые серебром, не нравились нежити. И крышу когтями не скребли. Попробуй -- покопай, если в земляной насыпи торчит заточенная осина.
   Когда скрежет становился особенно сильным, я приоткрывал веки, но, видя неподвижную фигуру Унна, снова успокаивался. А может, на меня действовало мирное сопение Морры у самого уха. Малышка почти не реагировала на царящую за стенами суету, лишь иногда, при особенно громких завываниях, недовольно кривила губы, словно собиралась заплакать. Танита в такие моменты чуть слышно рычала, и только Агаи спал тихо. Все его силы уходили на восстановление пошатнувшегося здоровья.
   А вот нечего шастать где не надо.
   Смутные мысли, звуки и образы теснились в моей голове до самого рассвета, пока солнце не пробилось сквозь занавешенное небеленым куском холста окно. Оно-то и разбудило меня окончательно. Я проснулся, сел, разлепил неохотно открывшиеся веки и осмотрелся.
   Ну не приют для путников, а сонное царство! На мою возню никто даже глаз не открыл.
   Пришлось самому разжигать очаг, ставить воду, разогревать вчерашний ужин. Мелкая стружка, аккуратно собранная в круглый глиняный черепок, разгорелась быстро, и я хотел вернуться в кровать, чтобы добрать еще минут пять сна, но наткнулся взглядом на результат вчерашних трудов хозяина. Я не ошибся в его талантах, из Унна получился бы славный резчик. За три часа он смастерил очень красивую птицу, раскинувшую в стороны два крыла. Моей первой мыслью было -- это подарок для птенца сирин. Видно, старого увальня тронул вид играющей с поленцами девочки, и он решил порадовать ее.
   Я осторожно взял игрушку в руки и осмотрел со всех сторон. Странно все-таки, что Унн сделал именно птицу. Я бы на месте мастера вырезал куклу, если бы только не понял, кто у меня в гостях. И тут до сонного разума с опозданием дошло -- отшельник узнал меня сквозь личину! А ведь по идее -- не должен был!
   Да, опрометчиво думал, что хорошо знаю хозяина, и что у него нет способностей к колдовству. Зато теперь стало понятно, как Унну удалось в благополучии прожить столько лет в Пустоши. Ведь одной дубинкой тут не спасешься.
   Я распахнул дверь и новым взглядом осмотрел участок, густо заросший травой. Раньше зеленые дебри казались обычными сорняками, но теперь даже мой неискушенный в травоведенье взгляд легко выхватил полезные в волшебстве растения.
   Надо спросить у сирин, что он думает по этому поводу.
   Словно услышав мои мысли, волшебник завозился, проснулся и, скинув одеяло, испуганно подскочил на месте. Нервное движение оборотня послужило сигналом для всех остальных, и дом наполнился утреней суетой.
  
   Унн бодро вышагивал впереди, его дубинка лежала на широком плечище, сверкая в солнечных бликах серебром и полированным железом. Перед отшельником трусила рош-мах. Она убедила нас, что звериный нос в это утро -- самая полезная вещь в мире. В какой-то степени кошка была права, но у меня вызывал сильное беспокойство тот факт, что сирин остался в доме один. Надеюсь, волшебник успел в полной мере прочувствовать всю степень вины и ответственности за проступок, едва не отправивший его на тот свет. Мне кажется, Агаи не выжил бы без помощи малышки. Она, как источник воды в пустыне, щедро дарила окружающих своей силой. Девочка не отходила от соплеменника целый час, поглаживая его голову маленькой ладошкой.
   В том месте, где гиана бросилась на Агаи, оборотень остановилась, низко опустила голову и слегка приоткрыла пасть. Казалось, кошке недостаточно одного чуткого носа.
   Потом Танита припала к земле и на полусогнутых лапах стала красться по невидимому для нас следу. С каждым шагом рош-мах двигалась все уверенней и вскоре перешла на бег. Единственное, что ее сдерживало -- наша низкая скорость, поэтому иногда кошка останавливалась, оглядывалась и раздраженно молотила хвостом ни в чем не повинные кусты. Я мог бежать быстрее, но не оставлять же Унна в одиночестве, а спешить здоровяк ох как не любил. На его счастье, гиана свила свое логово совсем неподалеку: видно, тварь рассчитывала разнообразить свой рацион за счет несведущих гостей отшельника. Как оказалось -- совершенно правильно рассчитывала.
  
   Пологий длинный холм обрывался на северном склоне неожиданными скалами из красного, крошащегося под ногами песчаника. Тропа, сложенная из отдельных плит в стародавние времена, уводила к скрывающемуся в кустах подножию невысоких скал. Вблизи оказалось, что холм, словно сыр, изрыт норами разного размера. И вряд ли в них прятались обычные звери.
   Хвала Ирие, сегодня на небе не было ни тучки! А то ведь здешние обитатели достаточно дерзки, чтобы выбраться из своих надежных укрытий на запах аппетитных гостей.
   Между тем рош-мах подбежала к широкой трещине и села около нее, поджидая отставших спутников. Она не сводила глаз с черноты прохода, и напряжение мышц, которого не скрывала короткая шелковистая шерсть, противоречило кажущемуся спокойствию позы. Оборотень была готова в любой момент кинуться на врага.
   Не люблю пещеры. И гроты не люблю. Мне все время мнится, что в их густой темноте прячутся зубастые твари.
   Интересно, а гианы умеют рыть норы, как кроты? Надеюсь -- нет, а то ведь песчаник -- не гранит, легко можно прокопать лаз футов в двадцать длиной. А я что-то не чувствую в себе отваги норной собаки. Да и гиана, пожалуй, не енот.
   Отшельник деловито развязал горловину заплечного мешка и вытащил оттуда два факела, обмотанных пропитанной в смоле ветошью. Передал один мне и защелкал кресалом.
  
   Первой в логово пошла Танита. Ее быстрая реакция и способность видеть в темноте позволяли надеяться, что рош-мах успеет отпрыгнуть в сторону в случае опасности. За оборотнем держался я. Унна поставили замыкающим. Несмотря на свою сказочную силу, он оставался самым незащищенным. К приятному удивлению, в прохладной расщелине не было кромешной темноты: свет просачивался сквозь узкие щели свода, превращая тьму в сносный для человеческих глаз сумрак.
   В огне мы больше не нуждались, но на всякий случай факел гасить не стали: пламя само по себе неплохое оружие против любой нежити. Не любит она его очищающую силу.
   Куда же забился упырь? Эх, сейчас бы еще одну пару глаз на затылок, для кругового обзора...
   Оборотень остановилась, припала к земле, изготовившись к прыжку, и обернулась к нам. Ее глаза светились яркими огнями, а уши чутко сторожили малейшие шорохи. Но пока единственными звуками, тревожившими логово мертвеца, были наши собственные шаги да неровный гул ветра, воющего в разломах.
   Мы замерли и стали озираться, стараясь обнаружить затаившегося врага. Какое счастье, что гианы всегда сохраняют человеческий облик, а то прикинулась бы камнем, и ищи ее среди нагромождения обломков. И без этого не видно... ничего.
   Болезненный тычок под ребра, от души отвешенный Унном, заставил немедленно повернуться в его сторону. Отшельник, не отрываясь, смотрел прямо перед собой. Я проследил за его взглядом и вздрогнул: на одном из камней сидела старуха. Ее спутанные лохмы заслоняли лицо, а платье больше напоминало ветхий саван, зияющий большими прорехами. В эти дыры проглядывала полупрозрачная плоть с темными пятнами внутренностей. Даже при слабом солнечном свете, с трудом находившем себе дорогу под землю, гибельная ночная красота кровососа обратилась в прах, явив нашим взглядам отвратительную мертвецкую сущность.
   Сгорбленная, немощная, криворукая фигура равномерно раскачивалась, придерживая руками слегка вспухший живот. Всего одна ночь прошла, а уже распирают мертвое тело зародыши страшной не-жизни. И гиана будет защищать свое потомство не хуже волчицы, а может, даже лучше.
   Я сделал два шага вперед, надеясь подобраться поближе, но упырица очнулась, прервала монотонное баюканье и прыгнула на потолок. Как она умудрялась на нем держаться -- одному Ирие известно. Унн за моей спиной выругался, бросил бесполезный факел и потащил из-за спины арбалет. Я не сводил взгляда с потолка, следовал за нежитью, как привязанный. Вампирша смотрела на нас злыми глазами, щеря острые зубы.
   -- Я сейчас, Дюс, -- бормотал отшельник, сноровисто заряжая арбалет.
   Однако гиана сообразила, что через секунду болт уйдет к цели, и метнулась в тень. Угол, куда подалась нежить, был немного ниже остального свода, и этим обстоятельством немедленно воспользовалась Танита. Она буквально взлетела вверх по каменной стене, ударом лапы сбила упыря на пол и покатилась с ним в тесно сплетенном клубке. Яростные рычание и вой огласили своды пещеры. Встрять в драку не представлялось никакой возможности: одно неверное движение -- и вместо гианы под удар попала бы оборотень.
   Мы с отшельником переглянулись и разошлись в разные стороны, надеясь дождаться более подходящего момента. Сначала тревожило, что нежить первой доберется до горла нашей кошки, но рош-мах в обиду себя не дала. У Таниты было явное преимущество в виде четырех сильных лап, снабженных острыми, как лезвия, когтями (только позавчера наша кошечка провела часа два, затачивая их о камень), и пасти, полной не менее опасных, чем у вампира, клыков. Она буквально раздирала кровососа на части. Когда очередной шмат гнилой плоти отлетел в сторону и шлепнулся отшельнику прямо на сапог, Унн ошалело выругался, а я хмыкнул и опустил меч.
   И какого мы потащились в эту дыру? Рош-мах одна прекрасно бы справилась.
   Никогда не связывайтесь с разъяренной кошкой. Даже если она меньше вас раз в десять. Это страшный зверь, при желании и везении способный сильно изувечить человека. А уж что может сделать такая огромная киса...
   Не прошло и пяти минут, как с вампиром было покончено. Унн довершил дело, пронзив гнилое сердце заботливо припасенным осиновым колом. Ярко-красная кровь, позаимствованная упырем у нашего незадачливого друга, щедро окропила стену, оставив на ней веер из брызг, и образовала на полу лужицу. В этой крови плавали маленькие, овальные, слабо шевелящиеся зародыши.
   Меня передернуло -- ну и дрянь! Унн, заметив гримасу, хлопнул меня по плечу:
   -- Пойдем, Дюс, а то твоя приятельница заскучает (как только с нежитью было покончено, Танита метнулась наружу, оставив нас разбираться с останками гианы и ее нерожденного потомства).
   -- Спалить все к хренам собачьим, -- брезгливо сплюнул отшельник, оглядываясь на кровящие куски.
   Я кивнул, соглашаясь. Лучшего способа окончательно избавиться от нежити не придумать.
   Мы быстро натаскали сухого валежника, завалили большой кучей прах гианы и кровяную лужу с икрой, а потом подожгли. Пещера превратилась в огромный очаг, достойный великана. Щели в потолке давали неплохую тягу, и пламя мгновенно охватило дерево.
  
   Некоторое время мы с веселым удовлетворением взирали на вырывающийся из щелей дым, а потом Унн хмыкнул:
   -- Пошли, нечего любоваться.
   Действительно, какой интерес смотреть, если огонь скрыт от взора. Это вам не пылающий дом.
   По дороге к избушке Унн весело рассказывал, как он в прошлом году сам упокоил такую же тварь. Рядом брела Танита, вид у нее был нездоровый. Периодически кошка вырывалась вперед и начинала хватать пастью листья кустарников или кататься по траве. Рош-мах обтиралась с такой яростью, словно хотела вылезти из шкуры: оборотень изо всех сил старалась избавиться от запаха и послевкусия мертвечины.
   Ну что же, оказывается, месть -- не всегда лакомое блюдо.
  
  
  
   Глава шестнадцатая
  
   Сирин встретил победителей нежити, сидя на порожке. Вид у юноши оставался болезненным. Неудивительно -- столько крови пустили.
   Может, от общей слабости, а может, от нахлынувших в одиночестве тягостных дум, выглядел волшебник потерянным и грустным. Правда, узрев нашу честную компанию, он встрепенулся, расцвел улыбкой и поспешил навстречу благоверной. Но та, жалобно мяукнув, прямым ходом направилась к колодцу.
   Через пять минут мы имели удовольствие лицезреть умилительную сцену купания огромной кошки. Чистюля-аптекарь извел все запасы мыльного раствора отшельника, превратив рош-мах в пенную гору, отливающую на солнце радугой. Он тер подругу с таким усердием, словно решил заменить ее пятнистый окрас на белый. Танита покорно сносила бесцеремонное обращение со свой шкурой и только недовольно щурилась, если мыльный раствор попадал в глаза. Сначала я не мог понять, почему оборотень не перекинулась в человека, но потом заметил, сколько удовольствия получает от этого процесса парочка, и улыбнулся про себя.
   Под конец банных процедур рош-мах расшалилась и стала вести себя как обычная игривая кошка. Она ловила руку сирин, прихватывала ее зубами, охотилась за мочалкой, а под конец так активно встряхнулась, что окатила старательного банщика брызгами с ног до головы. Пришлось парню тоже помыться.
   Купался Агаи в страшной спешке, постоянно оглядываясь на дом, куда ушла перекидываться рош-мах, и явно горел желанием с ней уединиться. Болезненная слабость волшебника под напором любовного вожделения исчезла без следа. Мы с отшельником понимающе переглянулись и остались во дворе, а вот Морра по обыкновению всех маленьких детей тут же побежала следом за своей нянькой.
   Я представил вытянувшиеся лица влюбленных и перехватил малышку, усадив к себе на колени:
   -- Вырезать тебе еще одну куклу?
   Морра радостно кивнула. Девочка не расставалась с творением отшельника ни на минуту, и мысль о том, что ей подарят вторую игрушку, пришлась королеве по душе -- про Таниту благополучно забыли.
   Короткие, торчащие во все стороны вихры малышки щекотали мне подбородок, когда она, тихо чирикая и посвистывая, с деловым видом тыкала пальцем в выбранную Унном коряжку, и без всякой резьбы здорово напоминающую человечка.
   Я не великий мастер, и нож привык использовать для других целей, так что кукла в итоге получилась страшненькая, но Морра все равно осталась довольна. Она перебралась на траву и занялась возведением для своих игрушек дома из палочек, используя меня в качестве главного помощника. Я послушно выполнял нехитрые просьбы малышки, удивляясь, что получаю от этого занятия удовольствие.
   Унн, глядя на мои старания, добродушно хмыкнул:
   -- Вот уж не думал, что ты с детьми станешь возиться.
   А кто думал? Меньше всего -- я сам.
   Отвечать было лень. После возвращения накатила какая-то нега. То ли это был отголосок скинутых с плеч забот, то ли общее настроение подействовало.
   -- Что тебе в них? -- немного помедлив, спросил отшельник.
   Я понял вопрос Унна и замялся с ответом.
   Второй раз промолчать -- значило обидеть старого знакомого, поэтому пришлось признаться:
   -- Не знаю. Так получилось.
   -- Ты смотри, осторожнее.
   Неожиданная забота хозяина, не склонного к подобным сантиментам, заставила меня посмотреть ему в глаза. Странная тоска обесцветила радужку отшельника, поменяв ярко-голубой цвет на обычный серый.
   Не договаривал и темнил мой старинный приятель, пришлось спросить самому:
   -- Ты что-то чувствуешь?
   Он только вздохнул, страдальчески выгнул брови, утер рукавом рот и неохотно пояснил:
   -- Неприятности за тобой по пятам идут. Из-за твоих спутников. Которых ты уже считаешь друзьями.
   Так вот что его волновало -- неприятности. Да они со мной с первого вздоха, а точнее -- с самого зачатия! Может, впервые в жизни у меня появилась какая-то цель и люди, за которых по-настоящему волнуюсь!
   Эта мысль удивила меня. Похоже, я не заметил, как разрушилась незримая стена, возведенная в раннем детстве. Мое жизненное кредо -- я вам не нравлюсь, а вы мне и вовсе до одного места, будем жить рядом по принципу "ты мне -- я тебе" -- затрещало по швам.
   Пытаясь осознать, не погорячился ли, я повторил крамольную мысль вслух, проверяя, насколько она режет ухо.
   -- Вот видишь, я прав, -- усмехнулся Унн и подытожил. -- Веди себя осмотрительно и старайся следовать нехитрому совету: самая важная персона в нашем мире - это ты сам.
   Хорош советчик, на себя бы посмотрел. Принимает в доме совершенно незнакомых людей, да и нелюдей тоже.
   -- И еще, -- Унн замялся, словно ему не нравилось то, что он собирался мне сказать, почесал растопыренной пятерней затылок, вздохнул, как больной медведь, и выдавил: -- Ты уж постарайся больше ко мне с женщинами не приходить!
   Вот так. Я ждал этой фразы. Еще одно правило, вернее, не правило, а пожелание. Хозяин заветной избушки прекрасно понимал -- если прижмет, явлюсь даже с двумя десятками женщин. Больше, пожалуй, в его доме не уместится.
   -- Хорошо, Унн, я постараюсь.
   А что еще можно было сказать?
  
   Лес становился все гуще, постепенно превращался в непроходимую чащу, лишь изредка прореженную тропами. Как же он мне надоел за восемь дней, а самое главное, восемь ночей пути! Комфортных и хорошо защищенных домов, как у отшельника, нам больше не встречалось. Приют давали такие же одиночки, как Унн, в основном не очень сильные колдуны. Спалось всем, кроме Морры, во время таких остановок плохо. Я, так и вовсе, на всякий случай не ложился. Слишком зыбкими и ненадежными, по моему мнению, были наши убежища. А может, мне казалось. Ведь жили в них как-то люди до нашего прихода.
   Только с рассветом я заваливался часа на два, пользуясь моментом, когда народ встает и собирается в дорогу. В итоге от постоянного недосыпа и усталости мои глаза стали красными, как у вампира после сытного обеда, а голова наполнилась зыбким туманом. Тело настойчиво требовало отдыха, но проклятый лес все длился и длился!
   По счастью, все когда-нибудь кончается. Сегодня ближе к обеду мы, наконец, доберемся до предгорий, а к вечеру поднимемся туда, где окажемся в полной безопасности, там и отдохнем, как следует. Но это к вечеру, а пока приходилось оставаться настороже. Этот лес был очень недобрым в любое время суток, даже днем. Все время казалось, что за нами следят чужие глаза. Один раз я даже уловил неяркие красные огоньки в густых зарослях папоротника, но они тут же погасли, едва ощутив внимание.
   Да, совсем гнилой лес, нехороший. Стволы обросли мхом и похожим на седые волосы лишайником, из грибов -- только застывшие грязной пеной твердые сероватые наросты на соснах. Птиц не слышно, мелкого зверья не видно. Бурелома много. И кроны слишком густые, плотно смыкаются над головами, превращая свет ясного погожего дня в неприятный сумрак.
   Мой маленький отряд давно притих: всех тяготили затхлый воздух и настороженная тишина. Даже лошади жались друг к другу, испуганно косясь на седоков и норовя сорваться в галоп. Я бы с удовольствием дал им волю, но это только бы навредило: давящий страх был настолько велик, что животные могли совсем потерять разум и покалечиться, а то и вовсе -- унести всадника в неизвестном направлении. Не хватало потом рыскать по опасным дебрям в поисках потерявшегося.
   Склон постепенно поднимался выше и выше. Далеко впереди синел кусочек неба, даруя надежду, что скоро мы все-таки покинем эту негостеприимную чащу. Наконец показался просвет: лошади вынесли нас на большую поляну. И хотя за ней снова маячила стена из деревьев, она уже не казалась слишком плотной и темной. Да и лес поменялся: прибавилось берез, дубов и (что особо радовало), самого замечательного и необходимого дерева в Пустоши -- осин. У меня словно гора с плеч свалилась.
   Это надо же, как я, оказывается, ждал беды!
   Но если я перевел дух незаметно, то Агаи своих чувств скрывать не стал.
   -- Ух, -- выдохнул сирин, достал платок и промокнул вспотевший лоб, -- ну и местечко... Знаешь, Дюс, я думал, мы в этом проклятом буреломе навсегда застрянем!
   -- Да тебе-то что, -- усмехнулся я. -- Перекинулся, взлетел повыше, глядишь, и уцелел.
   Волшебник оторопел от такого предположения.
   -- Ты что, правда так думаешь?
   Растерянный, обиженный Агаи смотрел на меня, приоткрыв рот.
   Идеалист, наивный мальчишка, не способный трезво мыслить. А я циник и твердокожее существо! Мог бы догадаться, как парень отреагирует. Придется теперь выкручиваться.
   -- Думаю и приказываю, если понадобится, поступить именно так. Решай сам, где удобнее колдовать -- в самой гуще свалки или в безопасности? Да и у меня станет меньше причин для волнения, а девочку мы с Танитой как-нибудь прикроем.
   Резкий тон отрезвил волшебника, он покраснел и отвернулся, пряча взгляд, и мне осталось непонятно, прислушается сирин к разумному совету или поступит по-своему.
   -- Я думал, ты другое имеешь в виду, -- наконец буркнул аптекарь.
   Правильно думал, только я в этом не признаюсь. Сложно иметь дело с чувствительным человеком, вот Танита, она бы просто меня послала куда подальше и минут через пять забыла, о чем шла речь. А Агаи растянет волынку обид дней на пять или, чего доброго, примется читать мораль.
   Нет уж, увольте меня от такого счастья.
  
   Узкая "козья" тропа вела по склону пологой горы, догоняя готовое нырнуть за горизонт солнце. Густой лес остался позади, сменился одинокими деревьями, вгрызающимися голыми корнями в каменистый склон.
   Хорошо, что горы в Пустоши невысокие: старые, сглаженные прожитыми веками. Нет ни отвесных круч, ни бездонных пропастей. Если бы не нежить, более благодатного места для скотоводства не найти: сплошные луга с сочной травой.
   Предки Фирита не раз и не два предпринимали попытки вывести злобных тварей и расселить здесь людей. Сулили взамен прощение всех грехов, свободу и обжитую землю в собственность. Находились отчаянные колонисты, уходившие целыми семьями покорять и заселять неизведанный край. Даже не буду пытаться представить, что сталось с этими несчастными.
   Не успели мы взобраться на седловину перевала, зажатого между двух вершин, как раздалось сердитое ржание, и на тропу вынесся табун диких лошадей. Он промчался и исчез, оставив двух жеребцов, зло терзавших зубами друг друга в борьбе за власть. В первый раз за все время пути нам встретились крупные животные. Верный признак того, что мы почти достигли места нашей следующей ночевки.
   Как зачарованный, я следил за борьбой претендентов на лошадиный гарем. Жеребцы бились отчаянно: вставали на дыбы, молотили друг друга копытами, рвали холки до крови, оглохнув от ярости и не слыша наших шагов. Наконец, один из соперников сдался и, жалобно заржав, подгоняемый победителем, умчался прочь, скрывшись от наших взоров по ту сторону склона.
   -- Как красиво! - восхищенно выдохнул сирин, выражая общее мнение.
   Это действительно впечатляло: два вздыбленных силуэта с развевающимися гривами, залитые оранжевыми лучами вечернего солнца. Ничего, скоро еще красивее будет.
   Мы спустились за табуном. Умные животные уже давно сообразили, где могут спокойно ночевать без страха за свои шкуры, и нам оставалось только следовать за ними.
   Танита возмущенно фыркала -- не нравилась ей тропа, усеянная конским навозом -- а Агаи тут же пустился в расспросы:
   -- Откуда кони?
   -- Да Ирия знает, -- пожал я плечами. -- Может, всегда здесь водились, а может, одичавшие лошади переселенцев.
   -- А как же они выживают?!
   -- Увидишь, -- я не стал вдаваться в подробности. Хотелось сделать небольшой сюрприз.
  
   Озеро открылось неожиданно, стоило завернуть за небольшой утес. В его глубине отражалось синее небо с розовеющими перьями облаков. Частично озеро скрывали деревья, и из-за них не было видно маленького водопада. Зато сами древние клены и дубы окаймляли водоем подобно резной раме. Изумительное зрелище, особенно если учесть, что здесь росли в основном вирозийские клены, у которых молодая листва удивительно красивого алого оттенка и больше походит на яркие цветы, чем на листья. Стволы и ветви деревьев обвивали лианы. Они образовывали настоящие занавеси из тонких длинных стрелок, усеянных мелкими белыми цветами.
   Весьма романтичное место, только свидания девушкам назначать и в любви признаваться.
   Правда хозяйка, которая так любовно украсила свой дом, наверняка будет против. Дамы редко терпят конкуренцию в своих владениях.
   Мы подъехали к маленькому, струящемуся к озеру ручейку, я спешился, опустил в него руку и дал воде как следует омыть ладонь.
   -- А что ты делаешь? - тут же отреагировал любопытный волшебник.
   -- Здороваюсь, -- ответил я и улыбнулся, углядев едва заметную ярко-зеленую искорку, метнувшуюся вниз по течению.
  
   Хранительницы встречаются разные: злые, равнодушные, добрые, иногда -- такие, как Корри, но та, которая живет в этом озере, совершенно бесподобна и ни на кого не похожа. Если бы меня спросили -- кого действительно люблю, я бы ответил -- Мей.
   Озерная фея Мей - самое прекрасное и великодушное существо на всем белом свете. Не помню случая, чтобы она хоть раз отказала в пристанище или сделала плохо своим гостям, даже когда они того стоили. Правда, люди почти всегда отвечали добром на добро. До озера добирались только опытные путешественники, умеющие ценить все мало-мальски хорошее в Пустоши, а тем более крошечную озерную фею. Но если кто-нибудь, когда-нибудь попытается ее обидеть.... Найду, хоть под землей, и сам накажу!
   И снова, как на границе Пустоши, нас встретили сложенные друг к другу валуны. За ними и простиралось маленькое озерное королевство самой хорошенькой представительницы народца араи.
   Моя кобыла прибавила шаг и легко перемахнула через камни, жеребец волшебника без колебаний последовал за ней: животные сразу почуяли, где им будет хорошо.
   Среди деревьев уже устроились на ночевку дикие лошади. Они проводили нас настороженными взглядами, а вожак даже выбежал вперед и замер, вытянув шею и принюхиваясь. Моя кобыла тут же игриво тряхнула головой и загарцевала.
   Вот что значит женская натура: жеребец на стороне ей нравился больше, чем тот, на котором восседал сирин.
   У самого озера нас уже поджидали большой полотняный шатер -- для людей, и ясли, полные овса -- для лошадей.
  
   Белое тонкое полотно временного пристанища чуть заметно колыхалось от ветра. Я по-хозяйски, на правах постоянного гостя, откинул занавесь входа и шагнул внутрь, подавая пример остальным. Слуги Мэй уже накрыли для нас стол и приготовили мягкие ковры с многочисленными подушками.
   Наконец-то я высплюсь!
   Морра обрадовалась постели не меньше меня, тут же побежала и плюхнулась на подушки. Агаи и Танита пока озирались с опасливым интересом. Впрочем, рош-мах почти сразу успокоилась и впервые за эти восемь дней перекинулась в человека, не дождавшись, пока я выйду.
   Всегда умиляла ее простота. Или она меня уже за мужчину не считает?
   Сирин, правильно истолковав мой сердитый взгляд, покраснел вместо супруги и сказал, извиняясь:
   -- Она не любит долго быть в шкуре зверя.
   Надо же, а мы, оказывается, нежные? Да ладно, что я, голых женщин не видел? Переживу как-нибудь.
   Теперь пришла наша очередь нанести визит вежливости, поблагодарить за заботу.
   -- Кто-нибудь пойдет со мной к хозяйке?
   Сначала я не понял, почему лицо Таниты резко вытянулось, но потом вспомнил, чем закончилось свидание с Корри, и усмехнулся -- оборотень ревновала супруга. Агаи же, несомненно, хотелось присоединиться ко мне, но он мялся, ожидая разрешения жены.
   Ну-ну. Целомудренный ты чересчур, парень. Вредно это.
   -- Агаи, ты знаешь, что в этих краях встречается бикорн? -- я постарался сказать эту фразу как можно серьезнее.
   -- А кто это? -- простодушно спросил сирин, развязывая узел на дорожной сумке и не чуя подвоха.
   Все с тобой ясно, юноша. Значит, легкомысленную литературу ты игнорируешь, а зря.
   -- О... Это страшный зверь! Он имеет два больших рога и питается исключительно добропорядочными и терпеливыми мужьями. А самое главное, водится везде и в больших количествах, потому что пищи для него предостаточно. Смотри, как бы на твой запах не прибежал!
   Волшебник сдавлено хихикнул, а рош-мах налилась краской и открыла рот, чтобы съязвить, но я опередил ее, миролюбиво предложив присоединиться к нам вместе с девочкой. Морра тут же подбежала и уцепилась за мою руку, а вот красотка только нос задрала, заявив, что останется здесь, и что наше общество ей за эти дни порядком надоело.
   Было бы предложено...
   Уже по дороге к выходу я не удержался от заключительной шпильки:
   -- Знаешь, Агаи, говорят, существуют также чиведасы. Они едят только послушных и добродетельных жен. Вот их вряд ли получится увидеть. Мне кажется, они давно передохли... от голода!
   Волшебник был уже за пределами шатра, и поэтому рассмеялся во весь голос, а мне между лопаток врезалась подушка, пущенная сильной рукой.
   Говорить правду опасное дело -- благодарности никакой, одни затрещины.
   Я обернулся. Рош-мах стояла, уперев руки в бока и надув губы, но глаза ее смеялись. Впрочем, менять свое мнение она не собиралась.
   Я шутливо приподнял шляпу и вышел.
  
   Маленькая глубокая заводь, обильно украшенная белыми лилиями, желтыми кувшинками и свисающими с деревьев до самой воды цветущими лианами была удивительно красива. Ее прозрачные, пронизанные светом двух лун воды мерцали таинственными искрами.
   Я разделся, зашел по колено в воду, дождался, пока сирин снимет с себя и Морры одежды, и потребовал:
   -- Вытяни руки, я должен их связать.
   -- Зачем? -- изумился волшебник, одарив меня подозрительным взглядом и отступив на шаг.
   Смешной. Как будто, если я захочу его обидеть, это поможет.
   -- Не доверяешь? -- насмешливо вздернул бровь.
   Агаи смутился и поспешно сказал:
   -- Нет, ну что ты. Как я могу... Мне просто любопытно.
   А потом подставил руки, позволяя обвить их ремнем.
   -- Садись, -- я приглашающе похлопал по одному из возвышающихся над водой валунов и сам уселся рядом.
   Агаи послушно пристроился на самый край. Чувствовал он себя неуверенно. То ли оттого, что остался в одном исподнем, то ли оттого, что тело его было бледным и не впечатляло мускулами, а руки стянул кожаный ремешок.
   Ничего, для твоего же блага, потерпишь.
   Морра сразу залезла на мелководье и принялась плескаться, как утенок. Вода в заводи хорошо прогрелась за день и приятно ласкала уставшее тело.
   -- А чего мы ждем? -- сирин не выдержал и минуты. Чувствовалось, что ему хочется присоединиться к девочке, ведь плавать, насколько я понял из разговора, парень не умел.
   -- Не чего, а кого, -- поучительно сказал я и указал на приближающуюся к нам дорожку из искрящихся, переливающихся зеленым огоньков. Круглое яркое облачко подплыло к самым ногам, а потом рассыпалось, явив взорам чудесную хозяйку озера. Руки Агаи сами нырнули вперед, пытаясь схватить фею. Я резко дернул ремень, и сирин, не удержавшись на камне, полетел в воду, окунувшись с головой.
   -- Нельзя хватать руками все, что тебе нравится, -- едва сдерживая смех, назидательно заявил я ошарашенному аптекарю, помог встать, а потом добавил. -- Знакомься, это прекрасная араи по имени Мей, самая лучшая и самая добрая девушка на всем белом свете. И самая красивая к тому же.
   Я не врал. Крошечное чудо размером в пол локтя было самим совершенством. Нежное личико сердечком, огромные темно-зеленые, нечеловеческие миндалевидные глаза, полные веселья и жизни, густые блестящие волосы, тоже зеленые, полупрозрачная светящаяся кожа, длинная шейка. Ну... и ниже все идеально. Только вместо ног длинный хвост, покрытый серебристой сверкающей чешуей, да между пальцев рук перепонки.
   И почему только в наших реках живут поганые людоеды, а не этот народец?
   Чарующий звонкий голосок, словно хрустальный колокольчик, раскатился смехом.
   -- Дюс! Как я тебе рада! Ты давно меня не навещал!
   -- Прости, милая, -- я нежно улыбнулся. -- Твой дом слишком далеко, вот и не получалось выбраться. Зато я привел своих друзей.
   При слове "друзей" ремешок в моих руках снова дернулся, видно, сирин не ожидал, что я когда-нибудь произнесу это слово. Когда парень заговорил, голос прозвучал хрипло от переполнявших его чувств.
   -- Меня зовут Агаи, извините, что я пытался вас поймать, -- на этих словах он совсем стушевался.
   Зря переживает, не он первый, не он последний. Озерные феи слишком красивы. Люди редко могут уйти от соблазна и держать свои лапы подальше от столь совершенных существ.
   Мей снова звонко рассмеялась, она давно привыкла и не обижалась на реакцию людей. Тем более, что в случае чего могла защититься. Я ведь связал сирин не потому, что переживал за фею, а потому, что пожалел юношу. Неприятно и больно, когда в лицо вдруг попадает струя очень горячей воды. По себе знаю.
   Интересно, но на женщин красота араи почти не действовала, они, конечно, восхищались феями, но ловить их не пытались. Вот и наша Морра только вцепилась в мою руку, на расстоянии рассматривая маленькую красавицу.
   -- Ребенок? -- удивилась и умилилась одновременно Мей. -- Как я давно не видела человеческих детей! Целую вечность!
   А потом ее глаза разгорелись, и фея попросила:
   -- Отпусти ее поиграть со мной! Мы покатаемся на водяных лошадках.
   Агаи тут же всполошился:
   -- Ни в коем случае! Морра совсем еще маленькая и не умеет плавать!
   -- Не обижай гостеприимную хозяйку, она не причинит девочке вреда, -- одернул я сирин.
   В чем в чем, а в доброте араи можно было не сомневаться.
   -- Морра, останешься? -- спросил я для порядка, потому что малышка уже смело шагала на глубину, к фее, вызвав приступ сердечной боли у своего опекуна. Впрочем, он зря тревожился: вода под ногами малышки стала плотной, образовала невидимую глазу ровную дорожку, а потом и вовсе превратилась в маленькую полупрозрачную лошадь.
   Девочка рассмеялась и крепко вцепилась в густую гриву. Мей уселась на другую коняшку, свесила сбоку длинный хвост, и скакуны понесли маленьких всадниц по водной глади, оставляя за собой расходящиеся во все стороны круги.
   -- Я приду за ребенком через час! -- крикнул вдогонку сирин, явно не надеясь услышать ответ.
   -- Не переживай, Мей вернет Морру в полном порядке: здоровую, веселую, сытую и с подарком, -- утешил я сирин, развязал его путы и принялся смывать с себя дорожную пыль. Когда еще выпадет случай поплескаться!
  
   Глава семнадцатая
  
   Отправив Агаи спать, я остался дожидаться возвращения малышки. Сердобольный сирин, пожалев подневольного "сторожа", притащил мне два одеяла. Я тут же расстелил на земле одно и накинул на плечи второе: сидеть голышом на свежем ночном ветерке удовольствие невеликое, а грязные вещи уже забрали в чистку слуги Мей, призрачные и незаметные глазу духи.
   Дождавшись, пока уйдет волшебник, вернулся к созерцанию пейзажа.
   Желтый, как сережка воина Ингахии, серп Ахи упирался тонким рогом в черный небосвод, лишь слегка подсвечивая поросшие лесом вершины гор. Орис тоже основательно истаяла, а сейчас и вовсе спряталась в плотном облаке, выделив своим белым светом его рваные края.
   Луны связывала грустная сентиментальная легенда о несчастной любви богини Орис и простого смертного. Молоденькие девушки охапками таскали на алтарь богини цветы, в надежде на помощь в сердечных делах. Интересно, помогла Орис хотя бы одной?
   Ветер донес веселый женский смех и возбужденный быстрый говорок сирин.
   Я оглянулся на шатер. Он манил в темноте уютным огнем светильников и мягкой постелью. А еще вспомнилось, что ужин так и не попал в мой желудок. Немного подумав, стоит ли пойти перекусить, я решил повременить с этой затеей. Не хотелось нарушать несвоевременным визитом короткое уединение супружеской пары. И потом, в моих интересах, чтобы рош-мах приставала к Агаи, а не бросалась на других мужчин. Так что, милуйтесь, голубки. Пользуйтесь моментом, пока вокруг спокойно и ваш проводник в настроении совершать добрые дела.
   Я уже хотел вернуться к прежнему занятию, но мое одиночество нарушило сухое шуршание травы под легкими ножками: рош-мах принесла еду.
   Сострадательная девушка.
   Теперь, когда араи рядом не было, оборотень все-таки полезла в воду. На этот раз она не стала смущать усталого мужчину и купалась в стороне -- за густо разросшимся кустарником, спугнув двух уток. Они с недовольным кряканьем пролетели над самой водой в сторону противоположного берега. Оборотень весьма витиевато выругалась сквозь зубы, выплеснув испуг, вызванный внезапным взлетом дичи.
   "Приятного вам, прекрасная дама, купания, а мне -- вкусного ужина", -- выдав это мысленное пожелание, я активно заработал челюстями, заполняя пустой желудок.
   Умеет готовить маленький народец, ничего не скажешь.
   А потом Танита ушла, забрав по дороге пустые тарелки и оставив меня в полном одиночестве.
   Озеро Мей светилось чистой, зеркальной гладью, отражая ночные светила во всем их великолепии. Всадницы давно исчезли из виду. Наверное, фея увела малышку смотреть дворец.
   Счастливица, я бы тоже не отказался, да только Мей пока не приглашала меня к себе.
   Тишина убаюкивала, и я лег, решив все-таки немного вздремнуть.
  
   Тонкая ткань шатра колыхнулась, словно от ветра, и предо мной появилась женщина в полупрозрачном свободном платье. Она радостно улыбнулась, словно обнаружила долгожданного гостя, и, плавно ступая, пошла ко мне. Я от растерянности замер -- язык онемел и отказался мне служить.
   Очаровательная рыжеволосая красавица соблазнительно коснулась моей щеки нежными пальчиками и томно улыбнулась, чуть приоткрыв пухлые губы. А потом позволила одеждам упасть на землю, оголяя манящее тело. Ни капли стыда в ее дерзких глазах, ни тени смущения. Словно это принято, бросаться в объятья к незнакомому мужчине.
   Тяжелая грудь прижалась к моему телу, и дыхание сбилось. А потом, вместо того, чтобы продолжить такое многообещающее начало, девица быстро нагнулась и схватила меня за щиколотку. В отличие от теплой груди, пальцы красавицы были влажны и прохладны.
   -- Дюс, проснись! Кому говорят -- проснись!
   Какой знакомый голосок...
   -- Проснись немедленно!!!
   Чего же ты сердишься, милая? Все так хорошо начиналось.
   -- Ну, погоди, засоня!
   Засоня? А я разве...
   Додумать мне не дали. Холодные брызги окатили лицо и заставили меня подпрыгнуть от неожиданности. Горячая рыжеволосая красавица растаяла как дым -- я очнулся на берегу.
   Сон уходил тяжело, глаза не желали открываться, мне пришлось тащиться к озеру, чтобы хоть как-то привести себя в чувство. Плеснув пару раз в лицо прохладной водой, я, наконец, выплыл из объятий феи Грезы.
   Мей сидела на одном из камней и с любопытством наблюдала за моими потугами снова встать в строй. Ее зеленые волосы влажно блестели, окутывая точеную фигуру плотным покрывалом.
   Какая жалость, что ты, араи, такая миниатюрная, я бы не отказался составить тебе компанию, как когда-то Корри в далеком лесу.
   Воспоминания о сладких минутах вызвали истому во всех конечностях и заставили торопливо зайти по пояс в воду, дабы фея не подумала что-нибудь не то.
   Демон раздери эти похотливые сновидения! Не хватало только краснеть из-за них.
   Мей довольно рассмеялась, пристально разглядывая мою сконфуженную физиономию, а потом стала серьезной:
   -- Дюс, я тебя разбудила из-за очень важного дела.
   Я кивнул:
   -- Верю, из-за ерунды ты смертельно уставшего человека тревожить не стала бы.
   Араи нахмурила брови, вздохнула и, не тратя времени на пустые разговоры, потребовала:
   -- Обещай мне, что не выйдешь завтра за границу моих земель. Что даже на мгновение не переступишь ее.
   Странная просьба. Оно мне надо? Я вроде как отдыхать собирался.
   -- Слово дворянина.
   Я приложил руку к сердцу, давая жестом понять, что выполню обещание.
   -- Замечательно! -- весело кивнула фея, а потом ошарашила. -- С тобой хочет поговорить князь вампиров. Он придет завтра в полдень к большому камню на границе. Выспись хорошенько.
   И, не дав опомниться и возразить, плеснула хвостом, столько ее и видели.
   Ах, негодница! Ну, знает же, что я спокойно пройти не могу мимо этих кровопийц!
   Ладно, поживем -- увидим, что мертвой погани от меня надо.
   Я, с сожалением посмотрев на расходящиеся круги, вышел на берег, сплюнул от досады и пошел к шатру, досыпать. Только у самого входа вспомнил, что фея не вернула ребенка. Обругав себя последними словами, все-таки заглянул в жилище, прежде чем бежать обратно к озеру. Малышка мирно спала под боком у Таниты, улыбалась и крепко сжимала в руках мой корявый подарок.
  
   Утро началось с радостного вопля Агаи:
   -- Дюс!!! У тебя снова твое лицо!
   Я открыл глаза, заслонился ладонью от бившего прямо в глаза через тонкую занавеску солнца и увидел донельзя счастливого волшебника. Он, давая удостовериться в свершившемся чуде, протягивал мне маленькое зеркальце.
   Едва взглянув в него, я почувствовал, как губы сами собой расплываются в улыбке.
   Наконец-то, родная физиономия на месте! Привык я к ней за столько лет. Да и не понравилось, честно говоря, быть почти точной копией моего прежнего нанимателя. Каждый раз мутило, когда видел отражение.
   -- Ты прощен, но не вздумай повторить!-- сказал я сирин, ощупывая многодневную щетину.
   Надо было привести себя в порядок перед встречей с незваными гостями, чтоб им пусто было.
   -- Давай, я тебя побрею, -- предугадала мое желание рош-мах.
   Покосившись на кривой шрам, украшавший щеку Агаи, немного подумал, но все-таки согласился.
   Не прошло и десяти минут, как я уже сидел на лужайке с намыленной физиономией, а оборотень серьезно и неторопливо играла в цирюльника. Надо сказать, это у нее неплохо получалось -- на встречу с нежитью я отправился свежим, как огурчик.
  
   Высокий белый камень почти не отбрасывал тени, так что сидящему рядом с ним вампиру негде было укрыться. Однако с первого взгляда казалось, особых неудобств небесное светило упырю не причиняет.
   Стоило мне подойти, князь нежити встал и весьма церемонно раскланялся. Некоторое время он смотрел на меня, ожидая ответного поклона, но, поняв, что проявления вежливости не дождется, усмехнулся и грациозно сел обратно на раскладной стульчик.
   Ах, ты зараза... Где бы мне устроиться? На камне нельзя -- нарушу клятву. Если сесть на землю, то кровосос будет пялиться на меня свысока. Стоять -- желания нет, начну себя чувствовать как на приеме у Фирита.
   Парламентер, правильно истолковав недовольную гримасу на лице собеседника, вытащил из густой травы второй стул и кинул его мне.
   Какие мы деликатные...
   Я сел, закинул ногу на ногу и бесцеремонно принялся разглядывать визитера.
   Вампир был стар... и сыт. Его голубые глаза, щедро украшенные красными прожилками, говорили о том, что он недавно изволил кровушки испить. Объяснить, откуда я знаю, что возраст князя перевалил за две сотни, у меня не вышло бы, но, тем не менее, дело обстояло именно так. Уверенность в этом была просто железная. Наверное, из-за силы, которой веяло от этой твари. Поди, собьешься, считая выпитых жертв.
   Подавленная ненависть всколыхнулась, заворочалась тугим комом глубоко в груди. Упырь улыбнулся самыми уголками тонких губ, алых, как у юной девушки, давая понять, что заметил недружелюбные чувства. Сразу захотелось нарушить обещание: плюнуть на все и отправить поганого кровососа туда, где ему следовало находиться. Увы, обещание, данное Мей, не из тех, которые можно обойти без последствий. Пришлось усмирить желание связать нежить в узел. Чтобы отвлечься и успокоиться, я принялся внимательно разглядывать кровососа.
   Когда-то князь был весьма интересным мужчиной. К тому же, знатного происхождения. Неординарное лицо, такие у простонародья не встретишь: благородный лоб, аристократический нос с горбинкой, сильный подбородок, умный взгляд. Держится уверенно, на шатком стульчике восседает непринужденно, словно у себя дома во время утреннего приема. И во взгляде нет той жадной одержимости горячей кровью, которая обычно выдает нежить. Встреть я этого вампира на улице в толпе, спокойно прошел бы мимо. Хотя... нет, все-таки тянет от него липким холодом не-жизни. Отважный, однако, кровосос, раз пришел без охраны.
  -- -- Не боишься, что не удержусь и шагну через границу? -- я первым нарушил молчание.
   Вампир скривился от непочтительности -- не понравилось ему обращение на "ты".
   Теперь пришла моя очередь улыбаться.
   Терпи дорогой, учтивым я быть не обещал!
   Однако князь быстро справился с эмоциями и небрежно махнул узкой кистью, тонущей в дорогом кружеве:
   -- Страх мало присущ моей расе. К тому же, я всецело полагаюсь на данное вами слово. Слово человека чести. Однако я просил встречи, господин Дюсанг Лирой Тилн Ремари, в надежде достичь взаимопонимания в одном деле...
   -- У меня никогда не будет общих дел с тобой и тебе подобными!
   Как все жители приграничья, я не раз в детстве видел последствия резни в домах, куда пробрались вампиры. Осязал вонь паленой человеческой плоти -- селяне, боясь распространения заразы, выжигали испоганенные жилища вчистую, вместе со всеми обитателями. И не представлял себе даже возможности компромисса с теми, кто регулярно покушался на наши жизни.
   -- Молодость, -- смиренно вздохнул князь, а потом извинился. -- Простите, забыл вам представиться: я последний представитель когда-то обширного рода Вирет, Андру Зени.
   Андру Зени Вирет?!! Да чтоб я сдох! Вирет предпоследняя --правящая династия, а Андру Зени... Так звали пропавшего три века назад наследника короны Наорга! Именно из-за его исчезновения после смерти короля к власти пришла боковая ветвь, отпрыском которой являлся Фирит. Что-что, а генеалогию в мою голову вдолбили хорошо.
   -- Доказательства?
   Слово вырвалось помимо воли. Уж больно невероятным казалось само предположение, что принц Андру стал вампиром. Хотя... если Фирит достойный сын своего рода, то удивляться нечему. Устранить преграду на пути к престолу для него ничего не стоило бы, возможно, что и для его предков тоже.
   Вампир расстегнул верхние пуговицы камзола из тонкого сукна, полез за пазуху и достал цепочку, на которой болталась золотая печать. Он молча кинул мне цепь, давая возможность ознакомиться с атрибутом власти.
   Хорошо ли я учился, плохо ли, но оттиск этой печати мне был знаком. В доме хранился древний свиток, выполненный из тисненого пергамента. Фамильный артефакт с королевской благодарностью моим предкам, которым дядя неимоверно кичился.
   Письмо висело на стене, вставленное в богато украшенную самоцветами серебряную раму. При малейшей провинности дядя за ухо волок непослушного племянника к свитку, чтобы я мог лишний раз удостовериться, какой славный род позорю. Хорошо помню, как смотрел на красивую реликвию с вензелями, проклиная про себя и дядю, и умершего правителя, который додумался выказать расположение к прапрадеду. Так что, оттиск был мне знаком до последней черточки. Там еще прерывалась ножка цветка -- розы, украшавшей королевский герб.
   Я уставился на резной рисунок. Похоже, вампир говорил правду, передо мной действительно лежала та самая печать: на цветке имелась небольшая щербинка.
   Я кинул реликвию обратно и сказал:
   -- Это ничего не меняет. Вы больше не человек.
   Бывший принц улыбнулся:
   -- Ну, теперь вы хотя бы проявляете вежливость.
   Ах ты, зараза! Учить этикету решил?!
   -- Это ненадолго, -- пообещал я с угрозой и поторопил неприятного собеседника. -- Так что заставило вас, бывшее высочество, искать со мной встречи?
   Вампир неторопливо положил ногу на ногу, сцепил в замок руки, слегка нахмурился и сказал:
   -- С вами путешествует девочка, столь необходимая моему народу.
   Вот оно как... Можно было бы и раньше догадаться.
   -- Зачем? Закуски не хватает?
   Хотя я пытался сохранить видимость спокойствия, моментально поднявшаяся злость все-таки прорвалась, сделав голос хриплым.
   Вампир поморщился:
   -- Эмоции. Вам, людям, не хватает сдержанности.
   Все, пожалуй! Наслушался!
   Я поднялся, давая понять, что разговор закончен.
   -- Сядьте, юноша! -- неожиданно громко рявкнул князь.
   Ноги сами собой подогнулись, и я послушно опустился на стул, заводясь от этого еще больше.
   -- Постойте! Я вам не все сказал! Даю слово, что ей у нас ничего не угрожает! -- предупреждающе поднял руку Андру, глядя на мое лицо. Судя по налившимся жаром щекам, оно уже побагровело от ярости.
   -- Мои поданные сыты и вполне владеют собой! Они не станут бросаться на ребенка!
   -- Да неужели? -- Я позволил скопившемуся внутри яду наполнить эти слова.
   Вампир посмотрел на меня с осуждением и язвительно сказал:
   -- Вы же не кидаетесь с ножом на каждую проходящую мимо курицу, хотя, несомненно, очень любите ее мясо!
   -- Морра не курица, а ты не человек! За такое сравнение можно и кол в сердце получить! -- обрезал я вконец обнаглевшего вампира.
   Он устало вздохнул, очень по-человечески взъерошил короткие, не по моде стриженые волосы, и извинился:
   -- Простите за неудачное сравнение. Я всего лишь хотел сказать, что мы необязательно бросаемся на все живое. Конечно, кровь необходима нам для поддержания... э...
   Тут Андру замялся, подбирая слово.
   -- Для поддержания тела и сущности, но мы можем спокойно находиться рядом с людьми, не причиняя им вреда.
   Я хмыкнул, и вампир покачал головой, осуждая мое недоверие, а потом сказал:
   -- В наших владениях живет достаточно людей. Да, я забираю у них время от времени кровь. Совсем редко -- жизнь. Но в остальном им приходится много лучше, чем, например, крестьянам вашего дяди. Мои люди сыты, живут в добротных домах, платят небольшой оброк и отдают долг крови.
   -- Ну, прямо сады Ирия описываете. Или хлев со скотиной, выращенной на убой.
   Вампир вздохнул:
   -- Вы, Дюс, не желаете нас понять. Хотя для Морры (ну и странное же вы имя ей дали!), самое безопасное место на свете -- это мой замок.
   -- Почему она так нужна вам?
   Я хотел услышать ответ только на этот вопрос.
   Вампир задумался, а потом, взвешивая каждое слово, сказал:
   -- В ней наше будущее и возможность стать кем-то большим, чем нежить.
   Он горько усмехнулся:
   -- В нас по-прежнему слишком многое от людей. Хочется иметь семью и свое продолжение -- детей. Без этого существование пусто.
   Андру немного помолчал, потом подался вперед и зашептал, словно опасаясь, что нас услышат:
   -- Вы же знаете способности Морры! Ну зачем тащить ее в неизвестность, через одни опасности навстречу другим? Обещаю, если девочка нам не поможет, не справится, я доставлю ее, куда пожелаете!
   Я вспомнил копошащихся в луже крови белых личинок гианы, и меня передернуло.
   Потомства ему захотелось... А поминального костра, князь, не желаете ли? Мертвечина неупокоенная. Лучше бы вас, Андру Зени, тогда по-простому прирезали или отравили.
   Вампир ждал моего ответа, не отводя напряженного взгляда.
   -- Нет! -- Я встал, твердо решив больше не слушать нежить. -- Вы получите ее только через мой труп!
   Тьфу! Пафосно и глупо прозвучало, как у дешевых комедиантов в фарсе.
   -- Упаси Ирия стать тем, кто отправит вас по ту сторону, -- насмешливо глянул на меня бывший принц, потом поднялся, раскланялся и сказал. -- Ну, что же. Где нельзя перескочить, там можно перелезть. Уж не обессудьте, обещать, что мы не попробуем украсть Морру, я не буду. И еще, последнее. Вероятно, вас заинтересует то, что Фирит попросил нас разобраться с вашими обеими ипостасями? И с тем, кто известен как Дюсанг Лирой, и с тем, кто бродит по его землям в образе народного героя. Правда, король Наорга не в курсе того, что это один и тот же человек.
   Ай да величество...
   Любопытство взяло вверх:
   -- Ну и как? Согласились?
   Вампир пожал плечами:
   -- Ваша смерть принесет больше бед, чем выгод. Особенно тому, кто решится отправить вас в подземный мир. Не стану скрывать, вы доставили нам немало хлопот, но... мы быстро восстанавливаем потери.
   И тут я снова не удержался от вопроса, интересовавшего меня с тех пор, когда я понял, с помощью кого Фирит устраняет неугодных подданных:
   -- Что связывает вас с его величеством?
   Князь вампиров Андру Зени улыбнулся:
   -- То же, что обычно связывает людей -- взаимная выгода.
   Он хотел добавить еще что-то, но замолчал, посмотрел мне за плечо, церемонно приподнял шляпу, раскланялся и неторопливо удалился. Его осанке мог бы позавидовать любой правитель. Казалось, вампир идет не по густой траве, а по ровному шелковому ковру.
   М-да, королевская кровь, что и говорить.
   Я повернулся и увидел ожидаемую картину: неподалеку стояли Танита и Агаи, настороженно глядя в прямую спину уходящей нежити.
   Ну, сейчас начнется допрос.
   -- Кто это был? -- тут же подтвердил мое предположение сирин.
   -- Правитель вампиров.
   -- Чего ему от тебя надо? -- последовал второй вопрос.
   Того же, чего и всем остальным в последнее время.
   -- Морру, -- ответил я и, предвосхищая следующую фразу, сказал: -- Если хочешь знать зачем, догони и спроси! Упырь сейчас сытый, не тронет.
   Агаи воспринял ехидство за чистую монету и рванул за вампиром. Я успел поймать сирин за шиворот и с трудом удержался, чтобы не покрутить у виска:
   -- Совсем сдурел, парень? Умереть раньше времени захотелось?
   Агаи обиженно выдернул воротник куртки из моих рук и пошел к шатру, то и дело оглядываясь на князя и присоединившуюся к нему свиту.
   Танита посмотрела на меня укоризненным взглядом:
   -- Зря ты так, Дюс. Ну не хочешь правду говорить, так бы и сказал.
   Вот это да. Я же еще виноват оказался. Может, мне стоит рассердиться на излишнюю недоверчивость нанимателей? Разве я дал хоть один повод для нее? Как дети, честное слово.
   Ладно, пусть тешатся мнимыми обидами, а мне надо хорошенько поразмыслить над словами нежити. Не понравилась мне поговорка князя. Могу поспорить на сто золотых, что теперь нам и днем придется оглядываться -- вампиры не оставят своей затеи и попытаются украсть ребенка.
   Алхимики неупокоенные... опыты они ставить собрались.
   И где это, интересно знать, упыри прячут свой замок? Наверняка в северной части Пустоши. Туда никто и никогда не ходит -- нет убежищ, чтобы ночь провести. А те смельчаки, что все-таки решились.... Рассказов об их счастливом возвращении я не слышал. Теперь понятно, почему. Похоже, у его величества под носом выросло весьма неприятное гнездо, которое не выжжешь каленым железом, а он по-прежнему воюет лишь со своими подданными!
  
   На следующее утро, стоило небу слегка посветлеть в ожидании солнца, я безжалостно растолкал спутников.
   -- Пора! Вставайте!
   -- Почему так рано? -- позевывая и почесывая лохматую после сна голову, недовольно спросил сирин.
   -- А ему, наверное, наше общество не нравится. Хочет быстрее расстаться, -- ехидно пропела Танита, собирая длинные волосы в хвост.
   Широкие рукава мужской рубахи сползли вниз, открывая красивые сильные руки с четко обозначившимися мускулами. За время долгой дороги ушел тонкий слой жирка. Тело молодой женщины словно поправил умелый скульптор, выделив рельеф, истончив талию, подсушив всю фигуру.
   Да и Агаи не миновали изменения. Куда только делся мягкотелый горожанин, худощавый, с нелепым, выпирающим неказистым пупырьком, животом, нажитым с помощью эля из любимой таверны? Городскую бледность сменил ровный, темный загар странника, мускулатура окрепла, хоть и не впечатляла объемами. Даже глаза стали ярче. Только щетина так и не выросла. Да и зачем птицам борода? Для увеселения окружающих разве что.
   Жалко, в остальном сирин как был наивным мальчишкой, так и остался. Его супруга намного быстрее втянулась в походную жизнь. Рош-мах хоть и ехидничала на каждом шагу, однако признавала мой авторитет в отличие от этого... сильно ученого мужа.
   Пришлось пускаться в объяснения:
   -- А потому, что дальше озера Мей я в своих странствиях не добирался. Отшельник сделал копию своей карты, но я не знаю, насколько она точна. Сам Унн сказал, что безоговорочно верить нельзя -- карта составлена его постояльцами. Нам необходим хоть какой-то запас времени для маневра. Так что -- быстро все проснулись!
   Хоть я и торопил свой отряд, а все равно в путь мы двинулись, когда прячущееся за вершинами солнце окрасило облака в розовые тона.
   Кони, как и я сам, воспряли духом после хорошего отдыха и спокойно пощипывали травку в ожидании седоков.
   -- Агаи, -- остановил собравшегося прыгнуть в седло волшебника, -- ты сегодня не едешь, а летишь!
   -- Зачем? -- изумился сирин.
   -- По двум причинам: во-первых, эту дорогу я почти не знаю, а во-вторых, нам теперь придется оглядываться и днем. Ты же не хочешь, чтобы похитили Морру? А сверху все хорошо видно, и самое главное -- видно далеко.
   Я еще ни разу не видел полностью преобразившегося сирин. Это было впечатляюще. Огромная красивая птица с кривым тяжелым клювом хищника по размерам не уступала взрослому человеку. Темное, играющее синими и изумрудными искрами оперение, кипенно-белое витое ожерелье из перьев на горле, постепенно растворяющееся в ярко-голубом пятне, которое тянулось через всю шею до самого клюва.
   Хорош, ничего не скажешь. Только не больно-то похож на мирную и безобидную птичку -- любому хищнику клювом нащелкает. А если клюва не хватит, то лапами наподдаст, вон какие крюки отрастил.
   Да, не тянет народ сирин на несчастных беззащитных страдальцев. Не знай я, что это мой товарищ, первым бы потянулся за оружием! Так, на всякий случай. Не мудрено, что люди до сих пор их боятся.
   Взлетал Агаи тяжело, и, кажется, с помощью колдовства. Иначе чем объяснить внезапный порыв теплого ветра, который ударил в распахнутые крылья оборотня?
   Воздушный поток подхватил массивное тело, и птица начала подниматься вверх по широкой спирали.
   Отлично. Теперь у нас есть дозорный. Со зрением, насколько я помню, дела у него обстоят хорошо.
  
   Высоко над нашими головами кружила огромная птица и указывала дорогу.
   Пока все было спокойно. Вампиры, несмотря на угрозу князя, в пределах видимости не показывались. Теперь малышка постоянно ехала со мной.
   Казалось, мы минуем остаток пути без приключений, но ближе к вечеру сирин неожиданно вырвался далеко вперед и пропал на час или два. Я уже начал тревожиться, когда черная точка снова появилась среди низких, похожих на высокие башни облаков.
   Птица резко пошла на снижение, села почти у самых лошадиных морд. Ее линии тела словно поплыли, перья стали втягиваться, и через минуту перед нами предстал вымотанный, запыхавшийся и сильно встревоженный волшебник.
   Не дожидаясь вопросов, он выдохнул:
   -- Плохо дело! Нам придется искать другое место для ночлега!
   -- А с тем что случилось? -- хмуро осведомился я.
   Новость неприятная. Нашу последнюю ночь в пустоши планировалось провести в доме колдуньи, баловавшейся черной магией и вынужденной в свое время бежать от цепких лап правосудия на край света. По словам Унна, женщина охотно предоставляла убежище редким путникам, не даром конечно.
   -- Сгорело, одни угли да печная труба остались, -- мрачно ответил сирин, не сводя с меня взгляда.
   Он словно надеялся, что ему скажут "Не бойся, ерунда, тут есть еще местечко".
   Увы, это была не ерунда. На десятки верст вокруг -- ни одного укрытия.
   Я слез с лошади, спустил на землю девочку, давая ей возможность размять ноги, сел рядом с сирин и развернул карту. Нам предстояла нелегкая задача -- найти надежный схорон.
   -- Я тут немного полетал, -- выговорил приятель, с трудом переводя дыхание. -- Искал что-нибудь подходящее. Вот в этом месте, -- оборотень ткнул пальцем в карту, -- большая балка. Одна ее сторона сплошь скалистая. По дну течет небольшая речушка. Дно - каменное, с обеих сторон доломитовые склоны. Я низко пролетал, но, кажется, там есть небольшая пещерка, в которой можно завалить вход.
   Эх, не люблю я каменных нор, только делать все равно нечего. Не на деревья же лезть. Наши лошади не белки и даже не собаки. А пешком далеко не уйдешь. Решено, пусть будет овраг или балка.
   -- Веди, -- кивнул я сирин, усаживаясь в седло.
   Волшебник торопливо натянул штаны и рубаху и забрался на свою лошадь.
   Если мы переживем эту ночь, значит, боги на нашей стороне.
  
   Это была не пещера. Только пролетающей мимо птице она могла показаться таковой. Всего лишь низкий неглубокий грот с нависающим козырьком сводом. И вход слишком широкий. Если мы тут остановимся -- нам конец. Если уйдем -- тем более конец.
   Мысли вращались в голове с быстротой гончарного круга. Я пытался нащупать выход из тупика. Ясно, что отсюда мы не уйдем. Худо-бедно, а три стены, пол и потолок здесь имеются. Дело за последней стеной. Ее можно сложить из камня. Дерево тоже подошло бы, да только некогда за ним по склону бегать вверх-вниз, да еще и рубить. Камни, те хоть под рукой. Это при условии, что Агаи сумеет скрепить их колдовством.
   -- Агаи, сложишь стену из камней?
   Сирин тоскливо огляделся:
   -- Попробую, только сил у меня почти не осталось. Устал с непривычки.
   Ничего, жить захочешь -- выдержишь.
   Дальше дело заспорилось: мы с Танитой и малышкой таскали камни, а сирин укладывал их один на другой, нашептывая заклинания и чертя на каждом знаки. Булыжники, словно обмыленная водой глина, липли друг к другу, поднимаясь все выше и выше.
   Мы очень спешили, и все равно отпущенное время истончалось, просачивалось между пальцами, оставляя нас один на один с предстоящим кошмаром. А ведь возведением стены не обойдешься -- требовались дополнительные заклятия, иначе первый же сильный монстр разнесет эту кривую загородку в пыль.
   Прошло еще немного времени, и балку накрыла ночная тень.
   Все! Больше за камнями уходить нельзя! Ничего, мы принесли достаточно. Должно хватить.
   Я принялся закидывать булыжники в грот через выросшую ограду.
   По моему приказу Агаи оставил у самой стены небольшой проход шириной чуть меньше дверного проема. Его мы замуруем в последнюю очередь.
   А небо все больше темнело, расцвечиваясь яркими звездами. Наконец, протяжный вой первого охотника заставил меня бросить камень на землю и взять в руки оружие.
   -- Теперь все внутрь, -- приказал я остановившимся товарищам. -- Делайте то же самое, но с той стороны, а я посторожу.
   Агаи уставился на меня с выражением великого ужаса на лице и прошептал:
   -- Не успеем, да?
   Столько отчаянья было в этих словах, что я понял -- еще чуть-чуть, и парень ударится в панику.
   -- Все. Будет. Хорошо. -- четко разделяя слова, ответил я, стараясь погасить страх сирин фразой, в которую сам плохо верил.
   Осталось выложить последние ряда два, а вот замуровать вход мы точно не успевали.
   -- Дюс! -- окликнула Танита.
   Я посмотрел на девушку, ее глаза с вытягивающимся в щель вертикальным зрачком горели злой зеленью.
   -- Перекидывайся! Человеком ты не устоишь!
   Рош-мах тоже поняла -- вход не закроется.
   Сдурела девка... Я-то перекинусь, да вот только кто из вас после этого уцелеет?! Разве что Морра. Хотя...
   Решение, на которое меня натолкнули слова кошки, пришло внезапно.
   -- Агаи, докладывайте последний ряд, а потом начинай колдовать. Я останусь здесь. И не смейте даже близко ко мне подходить! Слышите? Тебя, Танита, это тоже касается!
   Больше я не поворачивался. Как только торопливый стук складываемых друг на друга камней сменился монотонным бормотанием волшебника, я закрыл глаза и сконцентрировался на глубоко спрятанном теплом огне. Опыта сознательного превращения у меня не было, пришлось подчиниться интуиции. Без особой надежды на отклик я позвал затаившийся огонь, и он послушался -- разгорелся, разросся, согревая плоть, пробуждая срытую силу. Знакомое чувство на миг заполнило все мускулы, а потом кровь побежала быстрее, хрустнули раздвигающиеся кости, и я услышал, как рвется ткань рубашки.
   Все было привычно и все было не так. Я чувствовал -- тело стало крупнее. И сильнее. И страшнее, наверное. Хотя куда уж... страшнее-то.
   Я открыл глаза и опасливо покосился на руки.
   Ах ты... Как бы самому не напороться.
   Это тело отличалось от того, которое я рассматривал в зеркале Корри: шипы подросли, заострились, стали дополнительной защитой и оружием. Это они рассекли рубашку, словно бритвой. Хорошо я, перед тем как ворочать камни, снял камзол.
   -- Дюс! Зайди, пожалуйста! Мы успеем заложить вход! -- чуть ли не плакал сирин за спиной.
   -- Танита, убери его! -- рявкнул я, не оборачиваясь, и добавил. -- Они пришли.
   С двух сторон балки, припадая на шесть лап, приближались первые гости -- уродливые создания размером с крупную собаку, у которых шея заканчивалась утыканной белыми иглами пастью. Не меньше десятка.
   Ох, и жаркая будет ночь...
   Я позволил ненависти и ярости выплеснуться в звериное рычание, заставив на мгновение замереть зубастых уродов.
   Ну, подходи, тля безголовая. Будем знакомиться!
  
  
   Глава восемнадцатая
  
   Самая крупная и наглая из тварей кинулась на меня, целясь в горло и пытаясь сшибить с ног.
   Ах, ты шушваль кладбищенская!
   Я чуть отклонился и с разворота заехал шипом предплечья точно по ребрам бестии. Безголовый пес отлетел в сторону и ударился о скалу. Звучно хрустнули кости, страшилище сползло на землю и осталось лежать бесформенной кучей. Стая, лишенная предводителя, зашлась тоскливым, выворачивающим душу воем, бессмысленно заметалась из стороны в сторону.
   То один, то другой зверь делал неуверенные выпады, клацая зубами и отскакивая прочь прежде, чем я успевал дотянуться до него мечом.
   Увертыши дохлые, думаете, за вами зайцем скакать буду? Выкусите! Сами допрыгаете!
   Я замер в ожидании новой атаки. Все остальное отошло на второй план. Только краем уха слышал напевное причитание сирин, успокаивающего бьющихся от страха коней, и яростное рычание рош-мах. Кажется, кошка устроилась прямо за моей спиной.
   Вот девка дурная, кому велели не высовываться?
   Чудища, оправившись от первой потери, взяли меня в полукруг. Два крайние справа слаженно метнулись вперед, отвлекая и заставляя повернуться спиной к остальным тварям.
   А вот хрен вам... с опарышами!
   Повинуясь движению руки, меч свистнул низом, подрубая лапы зверюгам, а потом ушел в сторону -- рассек взвившегося в воздух монстра. Тот рухнул мне прямо под ноги и все-таки дотянулся, сомкнул челюсти на сапоге!
   Сторукий Мо.... Теперь я знаю, что чувствует волк, попавший в капкан!
   Иглы зубов, легко проткнув мягкую кожу обуви, вошли в стопу, словно нож в масло.
   Боль заставила охнуть и вонзить клинок прямо в черный глаз нежити. Еще несколько сильных ударов вынудили застыть искромсанное тело вражины. Однако тварь добилась своего -- я охромел. Почти сразу же в сапоге противно захлюпало.
   Погано-то как... И не вовремя.
   Близость добычи, и самое главное -- аромат теплой крови, свели уцелевших монстров с ума. Они кинулись скопом, уже не пытаясь хитрить.
   И понеслось...
   Развернуться, пнуть здоровой ногой одного урода, пока он с визгом летит прочь, достать клинком другого, раскромсать ему шею.
   Эх, не успеваю...
   Рывок в сторону -- и тварь, промахнувшись, проносится мимо, прямо в лапы оборотня. Свирепый рык, шум возни -- конец зверюшке!
   Умница, девочка!
   Рубящий удар -- и нет головы. А впрочем, ее и так не было, только кусок шеи с челюстями срезал. Паноптикум уродов, а не Пустошь. Любого обитателя за деньги показывать можно.
   От броска последнего монстра я уходить не стал, принял в объятия как лучшего друга, после чего свернул ему шею.
   Все. Пока все.
   Теперь надо было обойти трупы и отрубить то, что сходило за голову.
   Бог его знает, насколько живучи эти твари, без башки оно надежнее будет.
  
   -- Дюс, ты цел? -- тревожно спросил Агаи, не рискуя, впрочем, высовываться.
   -- Почти, ногу покусали, -- откликнулся я, переводя дыхание.
   Короткая схватка заняла совсем мало времени, но пот успел залить глаза.
   Я достал платок, вытер лицо и выругался, наткнувшись на вылезшие вперед клыки.
   Красавчик, что и говорить. Ничуть не лучше шестилапых уродов. Смело можно в бродячем цирке выступать, вместо хищников.
   -- Подойди, я полечу.
   Теперь голос прозвучал значительно ближе, видно, сирин подобрался вплотную к выходу.
   -- Уйди, Агаи. Я не могу пока стать человеком! -- рыкнул, не оборачиваясь, без особой надежды на послушание.
   Этот дурень редкостный упрямец, с первого раза не понимает.
   -- Не уйду! -- ощетинился волшебник. -- Не хватало того, чтобы мой товарищ истекал кровью! И не боюсь я твоего вида! Тоже мне, нашелся, страх преисподней!
   Последние слова сирин проворчал, уже сидя на корточках около моих ног.
   -- Я не буду смотреть вверх, -- примирительно пробормотал волшебник, трогая меня за голенище сапога.
   Да и демон с тобой! Твои мозги выкипят, не мои. Будете с Танитой безупречной парой!
  
   Аптекарь управился быстро: замазал раны вонючей мазью, перевязал, а затем начертил на перевязке несколько рун.
   -- Чтобы кровотечение унять, -- не поднимая головы, сказал волшебник и, не дожидаясь вопросов, пояснил. -- Слюна ядовитая -- крови свертываться не дает.
   То-то подозрительно много кровищи натекло. Значит, зря я ругался, без срочного лечения было не обойтись.
   Надеть сапог после врачевания с первого раза не получилось: нога распухла прямо на глазах. И снова помог сирин, он поколдовал, сгоняя отек, и добавил обезболивающее заклинание.
   -- До утра продержится, а потом придется обстоятельно заняться твоими болячками, -- серьезно предупредил волшебник.
   Затем его тело неловко дернулось: видно, мальчишка хотел посмотреть мне в глаза, но вовремя вспомнил о предупреждении и уткнулся взглядом в землю. Темные волосы сирин слиплись в отдельные пряди: не один я потел во время драки.
   -- Спасибо, Агаи.
   Аптекарь кивнул головой и вернулся в укрытие, а я занял прежнюю позицию.
   До рассвета еще было далеко, вряд ли удастся провести это время спокойно. Слишком тихо вокруг, как перед бурей. Только слышно -- ручей журчит недалеко, да Танита шуршит каменной крошкой, устраиваясь удобнее.
   Зря рош-мах бегала от судьбы, нельзя ей быть простой горожанкой -- беситься начинает от безделья. Слишком много в оборотнях энергии и злости. Они как бойцовые псы -- без драк глупеют и хиреют. Раз Ирия дал тебе, девочка, клыки и когти, значит, надо использовать их по назначению, иначе свихнуться недолго. Сколько мы уже в Пустоши? И за это время ни одной истерики, ни одной драки! А ведь дома ты, милая, каждую неделю скандалила. Еще пара лет "спокойной" жизни, и у Агаи живого места не осталось бы.
   Я усмехнулся странным мыслям, так некстати лезущим в голову. Сроду за мной такого не водилось -- решать, правильно кто-то живет или нет. А тут забеспокоился. Гнать надо пустые мысли. Делом полезным заняться -- камней запасти. Мало ли, вдруг пригодятся.
   Оглядевшись вокруг, я подобрал и сложил у входа несколько булыжников.
   Хоть это и оружие простолюдинов, ничего, как-нибудь переживу -- не облезет позолота дворянская, если использовать доведется.
  
   Вопреки опасениям нас еще долгое время никто не беспокоил, если не считать визита пары уже знакомых "клопов". Их Агаи спалил колдовством, не выходя из грота. Огненные шары с шипением пронеслись прямо рядом с моим плечом, слегка подпалили рубашку, заставили шарахнуться в сторону от неожиданности. От "клопов" осталась только вонючая обугленная масса.
   Приятное открытие, я и не знал, что наш миротворец способен на боевую магию. Не иначе как в книжке порылся. Правда, он меня при этом чуть не спалил, но лиха беда начало, еще научится. Получилось весьма неплохо.
   Из убежища донеслись приглушенные крики радости. Кажется, волшебник сплясал в честь своей маленькой победы. Мальчишка.
   Хоть я и качал скептически головой, посмеиваясь над магом, но на самом деле радовался чужой удаче.
  
   Потихоньку ночь перевалила за середину, и у меня появилась надежда на ее благополучный исход. Преждевременная, конечно. До рассвета оставался от силы час-полтора, когда в ущелье потянулись серые приземистые звери: стая крокутов явилась на запах.
   Особой тревоги они не вызвали: достаточно пересечь магическую черту, за которую эти шакалы пустоши не смеют ступить, и я окажусь в безопасности. Но на этот раз крокуты пришли не одни. В центре стаи возвышался человек. Он шел спокойно и уверенно, словно обходил свои владения, окруженный собачьей сворой, а не нежитью. Этому сходству способствовало поведение тварей. Они как обыкновенные шавки вились под ногами незнакомца, забегали вперед, пытаясь заглянуть ему в глаза, временами умиленно повизгивали. Чем ближе подходил незнакомец, тем яснее становилось -- вот она, главная неприятность нынешней ночи.
   Мое зрение позволяло хорошо разглядеть чужака даже в темноте, в черной тени скалистых склонов. Хватило минуты, чтобы понять: сейчас заварится нешуточная каша. Пластинки гребня на голове поднялись раньше, чем пришло осознание чужой враждебности.
   Мужчина не дошел до меня шагов десять, остановился и уставился в упор. Я в свою очередь тоже взгляда отводить не стал.
   Облик пришельца эстетического удовольствия не доставил: мертвая белая кожа на лице, выпученные круглые глаза, съежившиеся губы, не скрывающие акульих зубов в два ряда.
   Эдхед Мо шизане! Умертвие!
   А на голове что за тряпка? Чепчик?! Точно -- чепец... С вышивкой. Ну и странная мода была два века тому назад. Платье долгополое, как у жреца, но зато при оружии. Надо же... Мужик с мечом и в чепце! А уж какой красавец: все в жемчуге, словно его на свадьбе прикончили. Главное, чтобы еще невеста из могилы не выползла.
   Мертвец долго шарил по мне взглядом, раздувая ноздри и принюхиваясь, а потом чуть наклонил голову и набычился. Давящая тяжесть тут же охватила мою голову железным обручем на болтах. Точно в дурном сне, тело парализовало, пришпилило к земле незримыми кольями.
   Ах ты дерьмо неупокоеное... Тяжело-то как...
   Умертвие расплылось в улыбке и облизало губы черным языком висельника. В тот же момент крокуты, повинуясь неслышной команде, кинулись на меня.
   Неуклюже, борясь с восставшими мышцами, словно калека, я поднял меч, готовясь обрушить его на ближайшую тварь. Без надежды успеть, без надежды справиться, слишком медленно.
   И назло треклятой судьбе, мысленно попрощавшись с жизнью, бросая трупу вызов, я рассмеялся. Этот дерзкий смех, а скорее всего -- магический ветерок, осторожно толкнувший в спину, снял невидимые оковы. Тело снова обрело былую силу и скорость.
   Не дремлет Агаи, вовремя помог!
   Я рубанул мечом, и ближайший крокут упал с перебитым позвоночником.
   Разворот корпусом -- у второго пропорото брюхо.
   Посмотрев на мгновенную расправу над зверями, мертвец пришел в бешенство. Он яростно ударил рукоятью меча о щит и метнулся ко мне.
   Вот же зараза гнилая... Не мог рассвета дождаться и сдохнуть!
   Умертвие двигалось быстро, не успел я и глазом моргнуть, как оно оказалось рядом. И не просто оказалось -- мертвый воин взвился в воздух на последнем шаге и попробовал достать мою шею в прыжке. Я прогнулся, пропуская меч над головой, и в свою очередь ударил вдогонку. Шустрый труп легко закрылся щитом, приняв на него удар, и весело оскалился.
   Маме своей так улыбайся, урод!
   Я сделал обманное движение к голове противника, и когда тот задрал щит, увел меч вниз, располосовав умертвию бедро. Из открывшейся раны не вылилось и капли крови, зато покойник вконец озверел. Он широко размахнулся -- клинок опасно свистнул у меня перед глазами, вынудив спешно отскочить шага на два. А рыцарь пустил в дело щит, пытаясь с его помощью опрокинуть меня на землю.
   Я принял удар плечом и в свою очередь изо всей силы пнул мертвеца ногой, отшвыривая назад. Мертвец попятился, споткнулся о камень, потерял равновесие и упал. Древний щит, грохнувшись о камни, разломился на две части.
   Ну, хоть в этом боги на моей стороне!
   Закрепляя успех, я в два прыжка настиг противника, пытаясь пригвоздить его к земле ударом меча, но этот гад оказался проворным -- успел откатиться в сторону и вскочить на ноги. Да еще, пока вставал, сделал выпад, целясь по моим ногам!
   Только высокий прыжок спас меня от перебитых костей. Зато, приземляясь, я заехал страхолюдине ногой в пах, а потом локтем - в челюсть. Только зубы клацнули. Жалко, что покойник себе язык не откусил!
   Мертвец упал на спину, но меча из рук не выпустил и через мгновение снова был на ногах. Я бы после такого удара не встал, наверное.
   Ну да, тебе, кусок протухшего мяса, все равно, как и чем тебя бьют. Мертвые не знают боли.
   Последовал новый обмен ударами. Я чувствовал, что начинаю уставать. К тому же, крокуты снова кинулись ко мне, пытаясь кусать за ноги. Приходилось раздавать им пинки и одновременно защищаться от атак умертвия.
   Долго так продолжаться не могло -- нежить в отличие от меня темпа не снижала.
   Давно я не встречал такого достойного противника. Клянусь милостью Ирия, будь умертвие человеком, я постарался бы стать его другом. Такие мастерство и сила заслуживают уважения. Но он был мертвецом, покойником, нежитью, а значит, выход имелся только один: упокоить врага или самому умереть.
   Ну, держись, сука!
   Поворот корпуса, удар, нож в глаза, уход в сторону. Снова обман. Движение к бедру, резкий взмах и, наклоном по длинной шее, по плотному воротнику, унизанному жемчугом! Хх-ха!
   Я вложил в этот удар весь остаток сил и не промахнулся. Обезглавленный воин замер на бесконечно длинные секунды, подняв в груди досаду и опасение, что он и без головы способен драться, а потом рухнул на окостеневших ногах вниз, подмяв под себя пару шавок.
   Крокуты, лишившись господина, сгорбились, поджали хвосты и с утробным рычанием рванули вдоль балки за ближайший поворот.
   Великий Ирия, только бы на этом все закончилось!
   Я поднял взгляд и счастливо вздохнул: небеса светлели на глазах. Демоны ночи потеряли свою силу.
   В состоянии транса я нашел откатившуюся голову и закинул ее в ручей. Сильный поток подхватил оскаленный череп и повлек его вниз по течению.
   Потом я оттащил за ногу труп подальше от входа и только после этого вернулся в грот. Шел и чувствовал, как втягиваются шипы, как тело вновь становится человеческим.
   Я выжил. Нет! Мы -- выжили.
   Последний шаг дался с трудом. Защитная черта немного спружинила, но пустила внутрь. А затем подступила дурнота, и я растянулся на земле, больно ударившись головой о камень.
  
  
  
  
  
   Глава девятнадцатая
  
   Я открыл глаза лишь на мгновение. Мир вращался взбесившимся волчком, размазываясь в серо-зеленое полотно и вызывая рвотные спазмы. Пришлось торопливо сомкнуть веки и перевести дыхание, прислушаться к тому, что творится с телом.
   Интересно... почему я упал и потерял сознание? Царапина на ноге -- не причина для обморока. Подумаешь -- покусали. Один раз кусок мяса из спины выдрали, и ничего, даже перевязку сделал не сразу.
   Я повторил попытку осмотреться. На этот раз получилось лучше: кружение замедлилось, хотя до конца так и не прекратилось. Мир по-прежнему плыл и качался.
   Ну, я вам скажу... Даже после самого сильного похмелья мне не было так дерьмово.
   Во рту скопилась вязкая горькая слюна, я попробовал приподняться, чтобы сплюнуть. Меня тут же заботливо подхватили с двух сторон. Правда, встать на ноги не дали, лишь усадили, прислонив к стене. Каменный выступ грота больно кольнул под лопатку и, как ни странно, именно это ощущение помогло окончательно прийти в себя и оглядеться.
   Рядом на корточках пристроились Агаи с Танитой. Их перепугало мое неожиданное падение. На лице рош-мах читалась искренняя радость: пухлые губы уже растянула приветливая улыбка. А вот сирин казался серьезным и сосредоточенным. Именно так и должен выглядеть лекарь, у которого пациент только что пришел в себя.
   Вся команда была в сборе: прямо по курсу, около ног, возилась Мора. Она пыталась меня разуть, ничуть не заботясь о том, что я при этом испытываю. После особенно "удачной" попытки у меня возникло ощущение, что ступню сунули в пыточный сапог.
   Мо шизане, больно же!
   Я выругался. Танита скосила глаза на малышку и неодобрительно нахмурилась, осуждая брань.
   А что, я должен поблагодарить? К демону таких спасителей, сам разберусь!
   Я потянулся к ребенку, пытаясь прекратить издевательство, но Агаи перехватил мою руку. Сирин страдальчески задрал брови вверх, словно это его мучили:
   -- Не надо Дюс, не двигайся! Нам необходимо снова осмотреть твою рану. Кажется, я вчера неправильно определил свойства яда.
   Он снова вздохнул:
   -- Редкое сочетание токсинов. Я с таким прежде не сталкивался.
   Замечательная новость...
   Вероятно, от переживаний волшебник совсем забылся и сам дернул за сапог так, что у меня от муки челюсть свело.
   -- Ты хоть обезболивание проведи, -- с трудом выдавил я сквозь зубы, -- а то сдохну раньше, чем вылечите.
   У аптекаря расцвели два красных пятна на скулах, он полез пятерней в волосы, поставил их дыбом и смущенно улыбнулся:
   -- Прости. Я растерялся. Сейчас сделаю.
   Прекрасно -- он растерялся...
   С губ чуть не сорвалась ехидная фраза, но меня невежливо перебили.
   -- Дюс, мне кажется, или ты ныть начинаешь? -- раздался над ухом насмешливый голос кошки. -- А еще мужчина!
   Ну, как же, без колкости обойтись нельзя!
   Однако слова рош-мах отбили всякое желание ворчать, и я замолчал, наблюдая за тем, как колдует сирин. Заклинание сразу принесло облегчение: боль ушла, оставив лишь легкое онемение. Стало хорошо, спокойно, потянуло в сон.
   Между тем, Агаи быстро размотал бинты, аккуратно отложил их в сторону и недовольно поморщился: не понравилось ему то, что он увидел. Я от открывшейся раны удовольствия тоже не получил: ступня нехорошо побагровела, а кожа вокруг укуса приобрела синий оттенок и вздулась. Сирин слегка надавил на нее пальцами, и из продырявленной кожи выступила сукровица вперемежку с гноем.
   Мо шизане, сколько дряни успело накопиться!
   -- Отмирание тканей идет, -- озабоченно вздохнул волшебник. -- И как это я вчера с ядом промахнулся?
   Агаи в задумчивости почесал кончик носа, потом сходил за своей сумкой и извлек из нее сверток с инструментами, тщательно закутанными в чистые тряпицы.
   -- Потерпишь еще немного? -- сочувственно спросил аптекарь, протирая кожу на ноге прозрачной жидкостью из фляги.
   Глупый вопрос. Конечно, потерплю, все равно другого выхода нет. Да и обезболивающее заклинание пока действует.
   Агаи вскрыл гнойник и занялся чисткой, с усердием работая плоским инструментом, похожим на крошечную лопатку. Морра пристроилась рядышком, пытаясь поучаствовать в процессе лечения. Пришлось Таните следить за ее шустрыми ручонками -- волшебник на этот раз отказался от помощи маленькой целительницы. Интересно -- почему?
   -- Агаи, ты что, не дашь Морре полечить меня?
   -- Нет, -- отрезал сирин, не отрывая взгляда от раны, -- плоть она срастит, но яд убрать не сможет, и завтра придется все повторять заново. Или того хуже -- воспаление уйдет внутрь, к костям. Ты хочешь остаться без ноги?
   Не хочу, конечно, хотя мне думается, что ребенок, способный прирастить голову дохлому оборотню, с такой ерундой точно справился бы. Но я не лекарь, могу и ошибаться.
   Наконец волшебник закончил с лечением, напоследок щедрой горстью кинул на рану мазь, но перевязку делать почему-то не стал. А стоило мне потянуться за сапогом, как Агаи перехватил руку со словами:
   -- Нельзя закрывать рану! Она должна оставаться на свету, если я правильно разобрался в составе отравы. Так что, походи пока так, хотя бы до завтрашнего утра.
   Ну, надо же... Да я дважды счастливчик... Потому что выжил и потому что твари не дотянулись до моей задницы. Вот было бы развлечение народу!
  
   Хотя у меня и вызвало некоторое сомнение лекарство сирин, надо отдать ему должное -- помогло. Гадостное состояние сразу же отпустило, и я, отринув слабый запрет аптекаря, побрел на поле боя -- осмотреться и собрать трофеи. Помнится, меч у мертвеца был хорош.
   Если честно, я ожидал увидеть лишь вонючие осклизлые лужи или кучки пепла: тела местной нежити плохо переносили солнце. С прахом шестилапых уродов так и случилось -- все, что от них осталось, это черные, покрытые рыхлой жирной сажей пятна. А вот упырь не исчез, остался валяться там, где его настиг мой меч. Выглядел мертвяк по-прежнему довольно свежо, словно отправился на встречу с подземным богом недавно, а не пару веков назад.
   Я еще раз, уже при свете дня, осмотрел останки. Одежда нежити, несомненно, указывала на принадлежность к знатному сословию: на пошив использовали дорогую ткань, парчу и бархат, богато расшитые мелким жемчугом. Ткани, правда, не удалось избежать влияния времени. Тлен, не коснувшийся человеческой плоти, порядочно истрепал материю, превратив ее в плешивую ветошь, украл блеск и яркие краски.
   И что теперь прикажете делать с телом? Похоронить? Нежить нам за это только спасибо скажет. Могила для нее, что дом родной. Придется труп сжечь -- нельзя его бросать в ущелье. Возможно, нам еще придется воспользоваться этой дорогой.
   Мы выволокли тело из оврага, ближе к редкой рощице, и натаскали сушняка. Танита разыскала отрубленную голову.
   На настоящий поминальный костер для упокоения души у нас не было времени, но и этого, скудного, хватит вполне, если правильно подобрать дрова.
   Под тело мы постелили слой из огневого дерева. Оно медленно разгорается, зато долго не гаснет и дает такую температуру, что серебро закипает. Так что, на один человеческий остов должно хватить. А пепел потом развеет ветер. Не будет тела, и душа уйдет туда, куда ей давно положено отбыть. Вряд ли она попадет в сады Ирия -- из праведников умертвия не родятся -- но хотя бы получит второй шанс. И опять-таки -- в мире станет поменьше мерзости.
   В ноги умертвию положили обломки щита, а клинок я забрал себе еще раньше: прикипел к нему с первого же взгляда -- уж очень он мне подходил. Прекрасный седельный меч достаточной длины, чтобы отмахиваться на скаку или рубиться в ближнем бою (особенно с моими ростом и силой второй ипостаси). Гарда с защитными кольцами прикрывает руку сразу в двух плоскостях. Сбалансирован прекрасно -- в ладонь лег так, словно я с ним уже лет десять не расставался. Но самое главное -- тусклое лезвие на свету отливает золотистой сеткой по черному фону. Значит, на изготовление меча пошел табан, редкий сплав, секрет изготовления которого утрачен вместе исчезнувшим с лика Эдеи древним государством. Такое оружие стоит баснословных денег, и ему не годится валяться без дела и ржаветь.
   Вместо меча я вложил в мертвую руку нож: должно хватить для достойного перехода в мир иной.
   Агаи наспех произнес несколько коротких молитв за упокоение неприкаянной души и подпалил хворост огненным шаром. Оранжевый сгусток слетел с ладони мага и мягко опустился на дрова, нерешительно пробуя предложенную пищу.
   Глядя на разгорающийся огонь, я размышлял о том, сколько костров осталось за моей спиной. Многовато, пожалуй. Против закона богов не пойдешь, самое лучшее очищающее средство, проверенное веками -- огонь. Это надежнее, чем голову отрубить. Хотя последний способ тоже неплох. Лично мне он нравится.
   Убедившись, что пламя не погаснет, мы отправились в путь. Дальше дорога шла под уклон. Узкая тропа петляла по светлому редколесью. Чувствовалось, сюда нет-нет да захаживают люди: на стволах кое-где виднелись зарубки, встречались и пни, носившие следы топора.
   Птицы уже не отличались доверчивостью и предпочитали порхать вне пределов досягаемости. Знали, что человек для них опасен.
   Сирин по-прежнему парил в облаках, зорко выглядывая дорогу. Несколько раз он возвращался, чтобы осмотреть мою заживающую рану. Надо сказать, заклинание получилось качественное, теперь меня ничто не беспокоило, даже укусы оводов, которые вовсю пользовались отсутствием сапога.
  
   Восточную границу Великой Пустоши я пересекал впервые, внешне она мало чем отличалась от той, которая встретила нас в Наорге. Те же серые валуны, та же поросшая травой равнина без единого дерева в пределах версты. Только ветер дунул сильнее и резче, словно не хотел нас пускать в Дикие земли.
   Да, название слух не ласкает. Те - Пустые, эти - Дикие. Как говорят, хрен редьки не слаще. Если здешние племена столь же "гостеприимны", как наши западные "знакомцы", то дорога будет нелегкой. Словно в ответ на мои опасения прямо из травы поднялись люди -- воины с направленными на нас копьями.
   Зря сирин с неба позвал -- прозевали заставу.
   Я разглядывал незнакомцев, они в свою очередь сверлили нас неприветливыми взглядами. Высокие, сухощавые и жилистые. Кожа светлая, лица вытянутые и узкие, волосы... Да демон его знает, вообще, кажись, крашеные. Не может в одном племени родиться столько рыжих!
   Вроде бы такие же люди, как у нас в королевстве, и все-таки есть в них что-то особое, дающее понять -- это чужаки. И снова морды цветные, только на этот раз не синие, а в красной охре. А вот одежда удобная: рубахи из тонкой, тщательно выделанной кожи, расшитые толстыми цветными нитями и украшенные бусинами. Штаны из того же материала, но уже без украшений. Помимо копий на широких и опять-таки расшитых поясах -- длинные ножи.
   Пока я разглядывал дикарей, за их спинами на небольшом пригорке встали лучники.
   Плохо дело...
   Между тем, вперед вышел воин с украшением из меха в волосах и требовательно махнул рукой, приказывая следовать за ним.
   Опять?! А не пошли бы вы с вашими приемами, колдунами и трупами на кольях?! Все равно здесь у нас больше шансов уцелеть.
   Я напрягся, готовясь спрыгнуть в траву.
   Главное -- спрятать от стрел малышку. Коней, конечно, жалко, но... самим бы уцелеть.
   Я поднял руку, делая знак приготовиться, высвободил ноги из стремян и уже хотел сигануть вниз, когда на дорогу из кустов выпрыгнула рош-мах. Она рванула навстречу дикарям, ничуть не смущаясь направленных в ее сторону копий.
   Ах, чтоб тебя! Я правильно угадал -- большое количество мужчин лишает нашу кошку разума! Какого... она вылетела прямо под удар?!!
   Дальше оборотень повела себя так, словно окончательно сошла с ума -- она перекинулась в человека прямо перед воинами! Я замер на месте, глядя на шальную девку, которая нагло и уверенно, абсолютно не стесняясь собственной наготы, стояла перед толпой вооруженных дикарей. Теперь одно из копий упиралось ей прямо в живот!
   Она что, титьками их стращать решила?!! А Мо с тобой, дура! Убьют -- тосковать не стану. В конце концов, если ты сама себя не бережешь, какого демона я должен это делать?!! Ну, куда... куда?!!
   Дерьмо-то какое, ведь не успею -- проткнут как жука булавкой, даже не охнет!
   Оставался только один выход.
   -- Смотрите в землю!
   Я постарался, чтобы мой голос прозвучал громко и спокойно.
   Надеюсь, вторая ипостась отпугнет чужаков.
   -- Не надо, Дюс! - не оборачиваясь, крикнула Танита, а потом добавила несколько слов на незнакомом, низком, рыкающем языке.
   Дальше я словно стал участником бездарной постановки ярмарочных фигляров: воины, не выпуская копий из рук, рухнули на колени и уткнулись лицами в землю. Стук соприкоснувшихся друг с другом древков и звяканье железа наконечников оповестили о смене настроения у варваров.
   Позвольте, это как понимать?
   Между тем, оборотень снова заговорила. Теперь ее речь больше напоминала сытое мурлыканье. Все тот же воин с меховой отметиной поднял голову, а потом встал на одно колено и стукнул себя сжатым кулаком в грудь. Танита милостиво кивнула, плавно и величественно повела рукой в нашу сторону и что-то приказала. Торопливый поклон, отвешенный красавице, сказал о том, что ее пожелание обязательно выполнят.
   Напряжение схлынуло, как только стало ясно -- убивать нас не будут. Знать бы еще, о чем говорят...
   Между тем Танита снова приняла вид огромной кошки. Воин повторно упал на колени, склонив голову. Рош-мах подняла круглоухую башку, открыла пасть и громко зарычала. Этот рык подхватили еще два десятка глоток.
   Великий Ирия, ну просто стая накануне охоты!
   Потом командир варваров крикнул несколько резких слов, поднимая своих людей с колен. Воины исполнили приказ мгновенно и перестроились, встав за нашими спинами почетным эскортом. Танита потрусила рядом со своим разрисованным собеседником, а нам с сирин осталось только послушно следовать за ними.
   Я исподтишка разглядывал узор на лицах -- рыжий фон с бело-черными пятнами достоверно повторял узор на кошачьей морде.
   Ну, теперь немного прояснилось -- нам повезло наткнуться на племя, почитающее диких охотниц, и, скорее всего, ведущее свой род от них. Это хорошо, а то устал я что-то от недобрых встреч. И все-таки... о чем девчонка беседовала со своими поклонниками?
   Ее муж должен быть в курсе, уж если рош-мах сподобилась выучить птичий язык, волшебник точно не оставил без внимания ее собственный. С его-то привычкой совать нос в чужие дела.
   -- Агаи, ты понял, о чем твоя жена говорила с этими мальчиками? -- негромко спросил я сирин, стараясь не привлекать лишнего внимания.
   -- Что? -- повернулся ко мне волшебник.
   Казалось, его мысли витают где-то далеко. Притом думал он, если судить по выражению лица, о чем-то невеселом. Опять, наверное, за кошку свою переживал. Точнее, за то, что она способна выкинуть. Вон как довольно хвост задрала, словно не кучку дикарей встретила, а королевскую свиту, приглашающую отдохнуть во дворце. Хотя по мне, так лучше эти варвары, чем неожиданная милость сюзерена.
   -- О чем они говорили?
   Пришлось смиренно повторить свой вопрос вынырнувшему из задумчивости аптекарю.
   -- А... Да, ерунда, они считают ее своей богиней, -- попробовал отмахнуться от меня сирин.
   -- Кем?!! -- Я чуть не подавился этой новостью.
   Волшебник недоуменно уставился на мое лицо, а потом рассмеялся:
   -- Дюс, основателем этого племени был рош-мах. Судя по всему, он долго ходил в вождях, имел кучу жен и потомков. Теперь эти люди именуют себя -- народ росм, хотя давно утратили способность перекидываться.
   Значит, основные предположения я сделал правильно, промахнулся только с божественным статусом. Надо же -- богиня. Тьфу! Мир давно канул бы в хаос, будь у нас такие боги.
   Свое недоверие я выразил иронично поднятой бровью и вопросом:
   -- Откуда узнал? Они же почти не разговаривали.
   Сирин улыбнулся и пояснил:
   -- Их предводитель только что провозгласил второе пришествие прародительницы, которая, быть может, дарует их потомкам возможность снова возвращаться в божественный образ. Кстати, мы с тобой тоже боги, но только других племен. Так что, смотри, соответствуй высоким регалиям.
   Всю мрачность юноши словно ветром сдуло. Узкое лицо, сильно осунувшееся и обветренное, озарила хитрая улыбка, отчего длинноватый нос еще больше вытянулся вперед.
   Он еще издевается, пернатый упырь!
  
   На подходе к городищу нам встретилось несколько ухоженных полей, зеленевших стройными рядами кукурузы и какого-то незнакомого метельчатого растения. А еще на большом лугу паслось стадо коз, охраняемое парой мальчишек и пестрой, мелкой собачонкой, облаявшей нас издалека.
   Ну, хвала Ирие, похоже, мой конь на этот раз выживет.
   Поселение племени росм защищала высоченная, в два моих роста, каменная стена. Выглядело укрепление внушительным и прочным.
   У самого входа торчали колья, хвала Ирие, голые, без разлагающихся остовов. Но сам факт их существования настораживал.
   Неприятные воспоминания заставили руку непроизвольно потянуться к оружию.
   Надеюсь, эти ребята не такие сумасшедшие, как синемордое отребье, потому что второй раз нам может не повезти. И чего я послушался Таниту? Говорят же -- кто женщине поверит, тот трех дней не проживет.
   Заметив, что верчусь в седле, как блоха на сковородке, я взял себя в руки. В конце концов, могу я хоть раз в жизни положиться на даму, или нет? Хотя бы в качестве эксперимента?
   За стенами прятались невысокие, сложенные из плотно подогнанных друг к другу камней, дома.
   Не совсем, значит, дикари, раз смогли взгромоздить огромные валуны друг на друга. И следов раствора в тончайших швах не видно. Колдовали, что ли?
   В темноте из-за приоткрытых дверей на нас пялились женщины и дети. Это тоже понравилось. Правда, вид возившейся в пыли домашней птицы меня порадовал еще больше.
   Дома соединяли тщательно выложенные плоским сланцем дорожки, время от времени сливавшиеся в кольцо вокруг аккуратных круглых колодцев.
   Нет, могу на пять золотых поспорить -- нам встретились хорошие люди!
  
   В центре селения, у статуи дремлющей кошки, нас встретил вождь: высокий, поджарый, как породистая гончая, с такими же красными, как у остальных воинов, волосами, собранными в узел на макушке.
   Острый взгляд светло-голубых глаз скользнул по нашей пестрой компании, ненадолго задержался на мне и вернулся к "богине".
   Поклон вождя был таким же глубоким, как и поклоны его подданных. Через минуту мужчина выпрямился и горделиво повел рукой в сторону статуи, показывая живому богу, как соплеменники чтят его образ.
   Надо сказать, скульптура заслуживала самого пристального внимания. Огромный кусок кроваво-красной яшмы, бережно обтесанный, выглаженный и отполированный до шелкового блеска тысячами прикосновений. Неизвестный скульптор, вне всякого сомнения, был очень талантлив. Каменный зверь ничуть не походил на гранитных львов и пантер, охранявших ворота знати в Наорге: ни одной неверной линии или нарушенных пропорций. Чего только стоила поза зверя, в которой сочетались вальяжный покой и готовность взвиться в стремительном броске в любой момент!
   Удивительное творение. Уж насколько Фирит любитель редкостей подобного рода, а и то не могу припомнить хоть что-нибудь столь же достойное в дворцовом парке.
   Статуя покоилась на ровном постаменте высотой в два локтя, не больше, сложенном из обычного дикого камня. Именно этот постамент использовал вместо трона глава народа росм. Притом восседал он с таким достоинством, что Фирит бы позавидовал.
   Вождь прижал к груди руку и произнес несколько слов.
   Сирин шепотом перевел:
   -- Правитель Кемрутль приветствует великих путников и просит насладиться покоем и отдыхом в их доме.
   -- В чьем доме? -- не понял я сказанного.
   -- В нашем, -- снова зашептал волшебник и повел глазами, указывая на вождя. Почтенный Кемрутль тыкал перстом в жилище, богато украшенное гирляндами цветов и скульптурами все тех же кошек, только меньшего размера. Правитель народа росм снова заговорил, и Агаи торопливо принялся переводить, внимательно вслушиваясь в непривычную речь. На его счастье вождь вещал с полным осознанием великого момента: громко, внятно и медленно.
   -- Он просит простить его за то, что племя не подготовило торжественной встречи, и радуется, что мы почтили своим визитом великий праздник, который состоится через три ночи.
   Тут сирин хмыкнул:
   -- Похоже, нам предстоит грандиозное гулянье не на один день.
   -- Я надеюсь, твоя жена отклонит это щедрое приглашение? -- сказал я на ухо аптекарю.
   Рош-мах заговорила, и ее благоверный ехидно усмехнулся:
   -- Зря надеялся. Отдыхать придется по полной программе.
   Да? Праздник -- это хорошо, но мне не понравилось, как сирин на меня смотрит. И переводить прекратил, а ведь Танита оживленно общается с аборигенами, буквально рта не закрывает. И вождь этот уставился, словно сыч.
   Что я, девка красная, чтобы так пялиться? Не к добру это, точно Танита пакость затевает. Правда, если судить по лицу Агаи, не очень злую.
   Ладно, пережил же встречу с умертвием, даст Ирия, и от женской каверзы не загнусь.
  
  
   Глава двадцатая
  
   Дождь, обрушившийся с небес на селение, грозил расплатиться с нами за все безоблачное время дороги. Он стучал по крыше с назойливостью ростовщика, явившегося за своими деньгами. Серая муть, затянувшая небосвод, обещала недельный отдых -- отправляться в такую погоду желания не возникало.
   Я плотнее закутался в плащ и надвинул шляпу по самые брови, намереваясь вздремнуть в плетеном из крученых веревок гамаке. Не особо удобная вещь с непривычки, но для кратковременного сна сойдет.
   Не только дождь удерживал нас на месте -- легкомысленная Танита посулила присутствие "богов" на грядущем, завершающем лето празднике. На него соберется весь род: росм четырех или пяти ближайших селений. После праздника вождь обещал дать воина, который проведет нас до степных границ и даже познакомит с кочевниками. Ради такого дела стоило подождать. Пусть медленнее -- зато безопаснее.
   Я успел задремать, когда веселый детский вопль почти у самого уха возвестил -- приятное времяпрепровождение закончилось, к нам пожаловали гости. Морра удивительно быстро сошлась с местными маленькими обитателями, и теперь с утра куча разновозрастных детишек осаждала порог "божьего" дома, не боясь навлечь на себя гнев небожителей. Вот и сейчас девочка сидела на дощатом полу вместе с другими детьми из племени и азартно училась местной забаве, в которой меткость позволяла собрать хороший урожай из красивых, разноцветных и круглых, словно козий помет, камушков.
   Я покрутил головой и размял пальцами шею. Вроде бы, всего ничего вздремнул, а мышцы уже успели застыть в неудобном положении. Нет, спать все-таки надо в постели.
   А где, интересно, мои спутники?
   Обнаружить рош-мах не удалось, она вообще все свободное время проводила в блужданиях по домам. Каждая семья племени желала получить в гости оборотня вместе с ее благословением.
   Агаи сидел неподалеку, на каменном полу под навесом, витая в своих думах где-то далеко. Зеленые глаза пристально уставились в одну точку, словно сучок на ближайшем столбе был самой занимательной вещью в мире. И самой нелюбимой.
   Что же такое мучило нашего волшебника в последнее время?
   -- Агаи, у тебя все в порядке?
   Вопрос задал риторический, честного ответа все равно не получить, ведь сирин, несмотря на свою эмоциональность, пожалуй, самый скрытный из нас. Обычно нельзя понять, какими путями бродят его мысли, пока они не выльются в слова.
   -- Что? -- поднял на меня взор маг: -- Да, конечно, все хорошо. Просто задумался. Мы уже столько дней в пути, а предстоит пройти еще больше... У меня возникли сомнения: может, стоило послушаться твоего совета?
   -- Которого? -- Я попытался вспомнить, что и когда говорил аптекарю.
   -- Пустое. Просто устал, -- тут же сердито отмахнулся юноша. -- Я слишком далеко зашел, чтобы поворачивать назад!
   Ну вот, теперь злится. На что? Его не уговаривали тащиться в такую даль. Наоборот, предлагали оставить меня и девочку в покое. Конечно, сирин можно понять: такая резкая перемена не проходит бесследно для человека, привыкшего к спокойной и размеренной жизни. Однако, он сам сказал -- поздно поворачивать назад.
   -- Слушай, Агаи, а ты не знаешь, почему среди гостей так много молодых девушек? -- спросил я, стремясь отвлечь парня от пустых переживаний.
   Аптекарь удивленно поднял брови, а потом усмехнулся:
   -- А что, Танита тебе не сказала? Послезавтра выбирают первую красавицу рода. Ей подарят десять коз и одну корову. К тому же, считается, что девушка получит на всю жизнь благословение богов. Она сразу станет самой желанной девицей племени, за которую родственники вправе требовать хороший выкуп.
   Волшебник поднялся, отряхнул штаны и сказал, вперяя взор в занавесь из струек воды, стекавших с покатой крыши:
   -- Я пойду, Таниту поищу.
   Сделал несколько шагов к ступеням и, уже стоя одной ногой под дождем, обронил:
   -- Да, кстати, красавицу рода выбирают по указанию сына Подземного бога. А это -- ты!
   И в следующее мгновение паршивец удрал от меня под ливень, припустив во все тяжкие по пузырящимся лужам в сторону дома колдуна.
   Так значит вот что устроила мне стервозная рош-мах?!
   Хорошо, что льет как из ведра, а то у нас перед домом наверняка бы прогуливалась стая девиц, жаждущих, чтобы принц из преисподней заметил их несравненные прелести.
   Ну, кошка пятнистая, сочтемся!
   Я развернулся, чтобы уйти в дом, но мне не дали: воздух сотряс громкий рев Морры. Ее в очередной раз обыграли ловкие и поднаторевшие в игре дети. Нашу девочку очень сильно расстраивали неудачи с камнями -- видно, начинал сказываться характер будущей правительницы.
   Я жестом отправил гостей восвояси, намереваясь устранить причину плохого настроения малышки, за что получил сердитый взгляд и еще более громкий рев.
   Мо шизане! И где только ее непутевые опекуны мотаются! Я кто -- телохранитель или нянька, в конце-то концов?!
   Услышав ругательства в адрес соплеменника и его милой, Морра замолчала, а потом потянулась ко мне, просясь на руки. Ради всеобщего спокойствия пришлось пойти у нее на поводу, и через минуту девочка всхлипывала, вцепившись в мою шею, а я, утешая, гладил ее по спине.
   Все-таки, видимо, нянька. Пора просить у сирин добавки к жалованью: в компенсацию за издерганные нервы. По десятку за ребенка. Тридцать монет мне не помешают.
  
   От вождя остро несло диким чесноком. И еще, кажется, кислым молоком. Непередаваемый запах... И как это рош-мах выносит его общество целых два дня?
   Я отвернулся, стараясь глотнуть свежего ветерка, и наткнулся взглядом на веселое лицо Таниты. Кажется, оборотень наслаждалась моей недовольной физиономией. А ведь праздник в самом разгаре. Только-только завершились состязания на титул лучшего воина рода. Выиграл красивый рослый парень, оставив остальных далеко и в метании копья, и в стрельбе из лука, и в кулачном бою. Теперь юноша гордо сидел рядом с оборотнем и не сводил с нее взгляда, очарованный величием богини. Похоже, что с самым лучшим парнем росм определились. Хвала Ирие, что хоть его мне выбирать не пришлось.
   Бывшие противники, с завистью поглядывая на счастливчика, усаживались в круг на выбранной для гуляний поляне, освобождая место для следующего действа. У многих в руках оказались большие барабаны, обтянутые бычьей кожей.
   Вождь, облаченный ради торжества в просторный балахон, сплошь расшитый бусинами, мелкими раковинами пятнистых моллюсков и красными кожаными шнурками, поднялся и воздел руки. Правитель росм торжественно стукнул о настил посохом, атрибутом воинской и магической власти, и тотчас десяток дарбук -- так называли свой инструмент дикари -- подхватили приказ вождя низкой мягкой дробью. В этот ритм влились сильные женские голоса. О чем они пели -- не знаю, но получалось красиво. Намного лучше, чем у салонных светских "львиц", чьи приемы я на дух не переносил. Там и музыка, и певицы казались искусственными и нелепыми, а здесь...
   Достойное сравнение хоровому пению я подобрать не успел -- на поляну вылетели девицы, извивающиеся в танце, обтянутые кошачьими шкурами, словно второй кожей. То есть, мне почудилось, что шкурами. При ближайшем рассмотрении оказалось -- танцовщицы абсолютно наги, их тела попросту раскрашены. Даже лиц, и тех не рассмотреть, только глаза, густо подведенные черной краской, отчетливо выделялись.
   О, демон! Да как же я разгляжу в этой толпе первую красавицу, если они для меня все на одно лицо?!! Если только по размеру груди или по ... совершенству линий другой части тела.
   Оборотень перегнулась через победителя турнира и шепнула:
   -- Все девственницы, всем по шестнадцать!
   И что? Да хоть обученные всем премудростям жрицы богини любви!
   Я перевел взгляд на стаю девиц, страстно крутящих бедрами под убыстряющуюся музыку, с намерением быстренько выбрать среди них ближайшую и исполнить свою роль.
   Рош-мах снова зашептала, предугадав мое желание:
   -- Нельзя! Они должны закончить танец! Иначе племя лишится удачи на целый год!
   Ах ты... Ладно, в конце концов, раз выпал момент, надо насладиться предложенным зрелищем. Когда еще представится возможность полюбоваться тремя десятками голых дам сразу.
   Я снова расслабился и уже с удовольствием начал следить за гибкими, грациозными девушками, попутно разглядывая тех, которые не принимали участия в танцах.
   Похоже, праздник отмечался по нескольким поводам. Дань уважения своим богам -- это раз, возможность юношам добиться уважения и почестей, похвастаться силой и умением владеть оружием -- это два, ну и третье -- невест рассмотреть как следует во всей их... первозданной красе. И, конечно же, просто хорошо покушать да посудачить остальным членам племени. Приятный праздник.
   Я снова перевел глаза на танцовщиц, зацепившись взглядом за одинокое белое пятно.
   Ничего себе! А эта почему голышом танцует?! То есть, они все голые, но на этой даже краски нет!
   Я растерянно обернулся к рош-мах, указав взглядом на девушку. Танита, правильно истолковав мое любопытство, тихо перемолвилась с соседом парой фраз, пожала плечами и пояснила:
   -- Она недостойна рисунка ормата, ее кровь не отмечена божественным следом прародителя. Она -- позор всего рода и явилась на танец без дозволения вождя.
   Бедная девочка, это какой силы надо иметь характер и смелость, чтобы наплевать на запрет, условности, выставить себя на посмешище, но выйти в круг в надежде на победу?!
   Чужая отвага всегда вызывает уважение и желание узнать человека поближе. К тому же, девчушка просто притягивала взор своим отличием.
   Я смотрел на нее с сочувствием. Девушка действительно выделялась среди остальных ровесниц. Если те походили движениями на кошек, то эту можно было сравнить с... ланью. Длинные ноги, неуверенная угловатая грация. Узкие кости, однако, кое-каким мясом все же покрыты. И острые груди, как у... молодой козы, нагло торчат сосками к небу. Пепельные волосы доходят до сдобных ягодиц. А в больших темных глазах отчаяние. Ловит мой взгляд, улыбается, а у самой вот-вот слезы потекут.
   Девушки выстроились в хоровод и длинной змейкой начали двигаться мимо нас, подпевая хору. Только отверженная вместо слов песни почти выкрикнула мне в лицо:
   -- Выбэри мнья!
   Надо же, даже нужные слова выучила! Хватило ведь смелости к кому-то из "богов" обратиться. Наверное -- к сирин. Он у нас добрее всех выглядит. Неужели эти десять коз так важны? Да нет. Скорее всего, для этой несчастной с такими-то традициями в племени просто не будет другого шанса выйти замуж. А вот получившей благословение "богов" и... рогатое стадо в придачу, обязательно найдется жених.
   Ну ладно, милая, уговорила!
   Барабаны замолкли -- пришло время сделать выбор. Вождь торжественно передал мне красивый венок из махровых красных цветов с приятным ароматом. Стараясь не смотреть по сторонам, я прямым ходом двинулся к девушке и увенчал ее цветами. Избранница тут же рухнула на колени, прижавшись всем телом к моим ногам. Гробовая тишина воцарилась над лугом, словно на глазах всего племени случилось что-то неприличное.
   Да чтоб вам с вашими просьбами провалиться! Раз уж полагаетесь на чужой выбор, нечего недовольные рожи строить!
   Я нежно и осторожно поднял красавицу с колен и повел за собой на помост, любезно усадив на свое место.
   Первым от потрясения оправился вождь. Он поклонился мне и моим товарищам, а потом громко сказал несколько слов. Толпа ответила радостным ревом, мгновенно сменив настроение.
   Сирин дернул меня за рукав и прошептал:
   -- Он сказал: "Великий бог тьмы желает, чтобы предназначенная в жертву Ситлали осталась жива и дала начало новому роду: его собственным детям". Дюс, похоже, ты спас эту девочку от смерти!
   -- Да?
   Честно говоря, спасение девчонки меня сейчас не сильно волновало, а вот последние слова волшебника, признаться, встревожили. Что он там нес про род и детей? Это шутка?
   Ситлали -- если это только ее имя -- снова грохнулась на колени и опустила голову мне на ступни, всем своим видом изобразив покорность.
   А хрена с два -- шутка. У меня, наверное, судьба такая -- я всю самостоятельную жизнь от баб бегаю, а они -- за мной! Ладно. Не буду прилюдно давать от ворот поворот несчастной, а то ее снова снарядят в жертву. И без моего участия настрадалась, бедолага.
   Я позволил завершить обряд до конца. Меня тоже украсили цветочными гирляндами, окурили тлеющим веником сухой полыни, отгоняя злых духов. Никакой логики -- достойные родичи нашей рош-мах. Ну, какие злые духи, если я, по версии вождя, сын самого страшного из них? Потом нас проводили на почетное место к "столу", который заменяли сплетенные маты из жесткого волокна. На них лежала только что приготовленная еда: вареное мясо, плотная каша из кукурузы, лепешки, зелень и большое количество браги в кувшинах, от которой шибануло в нос запахом меда. "Невеста" со мной не осталась, ее увлекли женщины в "дом горячих камней" -- готовить к ночи. Это мне рош-мах пояснила. Ее слова напомнили, в какой нелепой ситуации я оказался. Медовуха встала поперек горла, и я поставил чашку на стол. Сирин вовсю потешался над моим недовольством, рош-мах тоже ехидно ухмылялась. Похоже, идея с новым родом -- ее рук дело. Ох, и доберусь я когда-нибудь до этой безмозглой кошки!
  
   Когда я, хмельной и сытый, вернулся в хижину, с порога почувствовал крепкий аромат трав: кажется, девчонку натерли каким-то составом. Ее кожа в свете масляных светильников блестела полированным золотом. Девушка снова упала мне в ноги, но на этот раз не стала обнимать колени, а принялась сноровисто расстегивать пояс.
   Да что же ты, торопыга такая! А еще говорят -- девственница! Да тебе положено сейчас по углам от страшного демона прятаться, а не кидаться на него, как собака на кость.
   -- Агаи! -- крикнул, надеясь, что меня услышат через стену.
   Дверь распахнулась, и вошел хмурый маг. Его супруга сегодня флиртовала направо и налево, так что сирин пребывал в отвратительном расположении духа и даже ушел с праздника вместе со мной.
   -- Объясни, я не стану с ней спать! Пусть успокоится и ложится отдыхать. А я устроюсь по соседству.
   Маг старательно перевел Ситлали мою речь, и та в ответ быстро залопотала, опять вцепившись в мой пояс. Сирин сострадательно погладил девушку по голове, повернулся ко мне и вздохнул:
   -- Похоже, на этот раз тебе не отвертеться. У этой малышки нет выбора: или ты осчастливишь ее потомством, или ее убьют.
   -- За что?
   Не верю я, что девица могла сделать что-то по-настоящему плохое.
   Маг повторил мой вопрос. Первая красавица племени в ответ помолчала, а потом, вытирая беспрестанно катившиеся из глаз слезы, стала рассказывать.
   Сирин пару раз уточнил у нее непонятное и потемнел лицом:
   -- Дюс, это ужасно!
   Пока Агаи переводил, я постепенно зверел. И что же это люди сволочи-то такие? Раз не похожа на остальных, значит, недостойна жизни?!
   Вся вина несчастной состояла в том, что ее угораздило родиться без родовых признаков -- самым обычным человеком. Если остальные могли частично трансформироваться, хотя бы на уровне глаз и клыков, она не умела ничего. На инициации, которую проходят все юноши и девушки в день совершеннолетия, колдун поставил Ситлали на чело знак отверженной. Тех, кого предки не наделили даром преображения, росм приносили в жертву богу смерти.
   -- Твоей супруге, раз она попала в богини, стоит воспользоваться случаем и запретить убийства, иначе от этого племени через пару поколений никого не останется, -- посоветовал я, стараясь не встречаться глазами с молящим взглядом девушки. Бедняжке в любом случае выпадала смерть.
   -- Да! Да! -- горячо поддержал мое предложение юноша, а потом спросил. -- Что будешь делать?
   -- Ничего. Скажи ей: "Лик сына подземного бога так страшен в момент страсти, что женщины умирают, будучи не в силах вынести его неземную красоту".
   Агаи перевел, старательно выговаривая каждое слово. Избранница перестала рыдать, задумалась, а потом тихо уселась в уголок -- копаться в своих вещах.
   Ну, хвала богам, поняла.
   Сирин сочувственно сжал мое плечо и ушел прочь, а я, кинув отвергнутой красавице одеяло, потушил медные светильники в форме... гм... додумались же, разделся и лег спать. Дремота уже почти увела меня за собой, когда к боку прижалось горячее тело.
   Опять дуб мочало!
   Я попробовал отодвинуть назойливую соблазнительницу, но девчонка как клещ вцепилась в мою руку, потянула ее, приложила к своему лицу. Я нащупал пальцами повязку.
   Знаешь, Ситлали, похоже, ты гениальная девушка!
   Ни один нормальный мужчина не в состоянии отказаться от молодого тела, когда оно само прыгает к нему в постель. Все мои благие намерения снесло под натиском нежных губ. Горячая гладкая кожа дикарки пахла тонким пряным ароматом неизвестных растений. Этот запах, смешавшийся с ее собственным, проник глубоко в ноздри и заполнил всего меня, вызвав сильное возбуждение.
   Вы, женщины, словно омут жарким днем. Хочется броситься и окунуться с головой в прохладный поток. Только неизвестно -- чудовища там таятся на глубине или ключ с целебной водой. Ну, в тебе-то, девочка, злобный зверь точно не живет, скорее -- отважная птаха, готовая смело кинуться к страшному демону, спасаясь от ястребов.
   Не надо спешить, Ситлали, я постараюсь, чтобы тебе понравилось даже в первый раз.
  
   Селение росм мы покинули только через три дня. В моей подружке с глазами лани, оказывается, жил более хищный зверь. Она выжала из меня все, что могла, за эти несколько коротких суток. Хотя... если бы речь шла только о ее внимании, еще было бы ничего, однако девушка оказалась склонной к благотворительности. Стоило один раз спасенной красотке прогуляться за пределы дома, как перед глазами замаячили другие претендентки на "божественное" тело.
   Для начала Ситлали притащила свою сестру. В следующий раз, воспользовавшись моим отсутствием, напустила целую свору девиц. С трудом удалось выставить всех вон.
   Никогда я еще не был так востребован у женщин. В результате пришлось идти за объяснением к вождю. Не верил я, что мне с неба досталась такая популярность.
   Вождь Кемрутль встретил меня на пороге дома, мы обменялись церемонными поклонами, и дорогого гостя проводили к камельку, сразу вручив небольшую чашку, полную козьего молока.
   Я не стал тянуть кота за хвост и задал вопрос в лоб:
   -- Уважаемый, зачем ты каждую ночь посылаешь мне новых девушек? Решил заселить свои земли моими потомками? Для чего?
   Сирин, которого я взял с собой как переводчика, исполнил свою роль, объяснив вождю суть претензий. Кемрутль некоторое время разглядывал меня, ничего не говоря, а потом ответил.
   Агаи начал было переводить:
   -- Я делаю это в надежде на то, что ты...
   Споткнувшись на ровном месте, маг снова обратился к правителю за подтверждением, правильно ли он его понял. Получив утвердительный ответ, сирин растерянно закончил:
   -- Делаю это в надежде на то, что когда придет время, ты пощадишь землю, на которой живут твои потомки.
   Я выругался -- кем меня тут считают?!
  
   Глава двадцать первая
  
   На некоторое время воцарилась полная тишина: Кемрутль спокойно сидел на корточках, с воловьей невозмутимостью пережевывая зеленую кашицу из пахучей травы, заменявшей дикарям табак. Аптекарь не сводил с меня серьезного взгляда, словно заново знакомился. От этого оценивающего осмотра в душе шевельнулись злость и обида.
   Ну да, конечно, у меня после слов правителя росм, вероятно, клыки прорезались и рога стали расти! Как тут не уставиться!
   Рядом зашлепали по каменному полу босые маленькие ножки, и я обернулся на звук. Дочка вождя, пигалица лет десяти, пока мы с Агаи обдумывали слова ее папаши, шустро накрыла стол, поставив на него плоскую миску с уже надоевшей кукурузной кашей, сыром, щедро посыпанным серыми продолговатыми семенами, кувшин молока и густой тягучий соус, кажется, грибной. Впрочем, не уверен, потому что росм использовали неизвестные травы, которые не давали мне определиться с составом блюда. Еда была достаточно хороша, чтобы смириться с незнакомым привкусом с первой же минуты. Вот только аппетит что-то пропал: жареный козий сыр вкупе с кашей застревал после слов вождя комом в горле. Не то что бы я сильно переживал о том, какое мнение о себе оставляю у окружающих людей, но... Все-таки злодеем такого масштаба меня еще никто не считал.
   Интересно, это случайно не месть за выбор на роль первой красавицы девушки, далекой от эталона местной красоты? Хотя, вряд ли: вождь производил впечатление умного человека, и я не мог успокоить себя такой простой мыслью.
   -- Объясни, -- кратко потребовал я у предводителя "кошек".
   Кемрутль усмехнулся, прищурился, положил в рот кусок каши, смял его языком и проворчал:
   -- Говорить о будущем -- смешить мышей под полом.
   Ну как же... Разве правители и колдуны говорят правду о том, что думают? Да еще в присутствии двух "богов"? А ну как дадут маху и авторитет растеряют?!
   Ладно. В одном случае из ста и мудрец ошибается, будем считать -- это как раз тот самый случай и есть. Все равно из "провидца" слова теперь не вытянешь: весь надулся от осознания собственной значимости.
   И действительно, далее трапеза прошла под благодушную беседу Агаи и вождя, в обход интересующей меня темы: Кемрутль выпытывал у попавшего в гости бога тайны строения мироздания. Видно, знания Таниты вождя не устроили. Агаи отвечал, переводя и мне попутно, но постоянно увлекался, забывая объяснять своему товарищу и соратнику по божественному происхождению, о чем идет речь, так что довольно скоро мне стало скучно. Я боялся, что к "сыну бога смерти" тоже найдется пара вопросов, однако с этим вождь не спешил.
   Ну, и хвала Ирие! Я в теологии силен приблизительно так же, как рош-мах, не хватало только опозориться.
   Макнув в соус последний кусок и запив его молоком, откланялся и вдогонку получил на пороге заключительный перл мудреца.
   -- Дракон не будет долго сидеть на дне пруда.
   Эдхед то! Как хочешь, так и понимай. И почему некоторые господа не хотят изъясняться нормальным человеческим языком?!
  
   Погода на улице соответствовала настроению: небо снова закрыли сизые тучи, и в лужах появились круги от первых тяжелых капель дождя. Стоило поспешить, если не хочу намокнуть.
   К дому я шел очень быстро, почти бегом, распугав по дороге стаю рыжих куриц и обратив в бегство трех детей.
   Да, сына бога смерти (или кем меня тут считают?) благословлять не позовут, не та репутация.
   Я снова выругался.
   Надоело мне здесь до ус... ужаса. Не люблю бесцельно шататься. Уже все, что мог, сделал: привел в порядок одежду, дождался, пока за пару серебряных монеток сошьют добротные рубашку, куртку и штаны из оленьей кожи -- уж больно мне понравилась местная одежка. Отполировал до блеска оружие, пополнил запас еды, нарисовал приблизительную карту -- хотя какая уж тут карта, так, не вполне достоверное изображение вероятных преград и ориентиров на пути -- и даже выучил несколько приветственных фраз на языке росм. Больше занятий я себе придумать не мог и потому злился на задержку. Конечно, оставалась еще моя "супруга", но я не озабоченный юнец, чтобы довольствоваться исключительно плотскими утехами. Все хорошо в меру.
   Кроме того, последние дни казалось, что драгоценное время утекает песком между пальцами. И хотя нас никто не торопил, меня не покидала уверенность -- долгая остановка наверняка аукнется неприятностями в пути. В конце концов, осень уже не за горами.
  
   Заботливая Ситлали, увидев мое сердитое лицо, тут же принялась ублажать своего "господина": быстренько усадила на циновку, стащила сапоги и стала старательно разминать ноги, буквально ввинчивая свои сильные пальчики в самую нежную часть свода стопы. Приятная боль и удовольствие от растираний заставили меня сменить гнев на милость: на душу снизошло успокоение.
   Дикари, а знают, как своих женщин воспитывать. Наших бы придворных прелестниц сюда -- до совершеннолетия.
   Я представил себе незабвенную Глорию, всю в шелках и кружеве, передо мной на коленях, массирующую своими холеными ручками натоптанные до костяных мозолей пятки, и хмыкнул.
   Сто золотых не жалко за такую картину. Хотя нет, жалко. К тому же, старая интриганка или в массажное масло яд подсыплет, или незаметно отравленной булавкой оцарапает. Ну ее, гадину. С ней общаться, все равно что кобру целовать.
   Эх, поеду обратно, честное слово, заберу Ситлали с собой. Пусть рядом живет, детей мне рожает, раз у нас с ней такое взаимопонимание. И деньги сэкономлю -- откажусь и от любовницы и от служанки. Надо только обучить малышку готовить что-нибудь, кроме кукурузы.
   Закончив массаж, Ситлали уселась передо мною на корточки и оживленно ткнула пальцем в сушеную ящерку. Она болталась у потолочной балки, подвешенная за костяную "бульбу", украшающую короткий и толстый хвост животного. Потом девушка аккуратно отвязала тушку и положила на массивный широкий камень, заменявший кухонный стол. Своеобразная форма хвоста рептилии придавала ему некоторое сходство с... очень необходимым всем мужчинам органом.
   Я сидел у очага и от нечего делать наблюдал за действом, к которому приступила девушка. Сначала решил, что она готовит новое блюдо, и обрадовался.
   Ничего, что ящерица, в голодные годы крестьяне Наорга не только ползучими гадами, и жареными кузнечиками не брезгуют. Мне самому, бывало, доводилось есть змей и лягушек. Даже нравилось -- не всякая птица до них по вкусу дотягивает.
   Ситлали развела огонь, ловко замотала вокруг хвоста рептилии свежесрезанный дикий чеснок, смочила ящерку мутной жидкостью, судя по всему, местным крепким алкоголем, и сунула прямо в огонь. Пламя охотно приняло сушеные останки, обняло их своими желтыми язычками.
   Запах сжигаемой плоти мне удовольствия не доставил. Как только он добрался до моего носа, я попытался уйти. Не получилось: девушка так умоляюще заглядывала мне в лицо, просительно лопоча при этом и на всякий случай цепляясь за рукав, что пришлось остаться, мужественно терпя не только бесцельное времяпрепровождение, но и вонь, которую источало горящее тельце. А Ситлали все добавляла и добавляла дрова до тех пор, пока от маленькой ящерки не остались одни угольки.
   Наконец, пытка, на протяжении которой я не раз себе напоминал, что мужчина должен относиться к безвредным прихотям своей дамы с должной терпимостью, закончилась, дав возможность сбежать и оставить Ситлали выгребать прогоревшие угольки из очага.
   И за каким... демоном они ей понадобились?
  
   Последний вечер у племени росм мы провели расслабленно: возлежали, словно герои древности, на домотканых ковриках у теплого очага за вкусным ужином и ленивой беседой.
   Отъезд назначили на утро: вождь сказал, что я выполнил свою миссию, (то есть, даже если меня убьют за ближайшим углом -- род Лироев не сгинет бесследно).
   После известия о беременности Ситлали я долго размышлял: что же изменится в моей жизни, когда появится этот ребенок? Пока ничего похожего на отцовскую любовь я не чувствовал. Так... немножко удовлетворения от хорошо выполненной задачи, и все. Вряд ли меня вообще посетит столь светлое чувство. В конце концов, я не по своей воле дал жизнь малышу и любви к его матери не чувствовал. Только желание, замешанное на жалости и сострадании.
   Ситлали, не ведая, что мои думы -- о ней и ее нерожденном дитяти, уселась рядом и старалась не отлучаться даже на минутку, оставив за собой исключительное право ухаживать за "господином". Милая девушка была столь услужлива, что я незаметно для себя выпил чуть больше, чем рассчитывал, и с последним глотком в рот попало что-то, противно скрипящее на зубах и горькое, как испортившийся сыр.
   Я сплюнул, заметил, как Ситлали сжимает кисть в кулак, и схватил девушку за руку, не давая спрятать ее за спину. Хмель сдуло, словно его и не было.
   Наверное, выражение моего лица было не самым приветливым, да еще Танита приподнялась на локте, грозно уставившись на девчонку, потому что Ситлали принялась торопливо оправдываться. Агаи, услышав ее лепет, упал на спину, закрыл руками лицо и захохотал как ненормальный. Рош-мах тоже успокоенно легла, вернувшись к прежней, расслабленной позе.
   В глазах оборотня светилось лукавство, и она с великим удовольствием объяснила причину всеобщего веселья:
   -- Из-за того, что ты отказался принять любовь самых красивых девушек племени, росм теперь считают... гм... что подземному богу не хватает мужской силы. Ситлали больно слышать про своего спасителя и супруга такие вещи, и она решила... Немного подбодрить тебя напоследок.
   Что-о?!!
   Зараза сирин оторвал ладони от лица и, давясь смехом, проблеял:
   -- Жди гостей сегодня ночью! Она выбрала для тебя самых достойных, с ее точки зрения, подруг!
   -- Ах ты... Да я вас всех... В одно место!
   -- Не надо, Дюс! -- уже стонал, будучи не в силах смеяться, волшебник: -- Нас -- не надо! У тебя и так заботы хватит!
   Шутник недоделанный!
   Ситлали по-прежнему стояла, вытянувшись в столбик, как суслик, и виновато моргала, переводя взгляд с меня на сирин и обратно.
   Ну ладно, маленькая глупая дикарка, но эти два образчика городской... отрыжки должны бы понять, что совокупление без желания...
   А, демон! Да на хрен я ее вообще спасал! Микстура эта паскудная, кажется, действовать начинает!
   -- Агаи!
   Рычание, вырвавшееся из моего горла, заставило всех заткнуться.
   -- Ты хоть знаешь, что за дрянь я выпил?!
   Волшебник торопливо схватил полупустой стакан, макнул в него мизинец, осторожно слизнул капельку, задал пару вопросов девушке и посерьезнел:
   -- Дюс, прости, но боюсь, что сна тебе сегодня не видать. Ящерица тут, конечно, не при чем, но вот состав из трав... Мой совет -- пусти ты этих девиц, одна Ситлали с тобой точно не справится.
   Недоумок! Остолоп!! Ну, как я мог так опростоволоситься?! Надо же, на королевских приемах столько дам любовного зелья пытались подлить или подсыпать -- сумел углядеть, а тут деревенская простушка обвела вокруг пальца!!!
   -- Все вон! -- из глотки вырвался громкий хрип. Я не знал в тот момент, что готов быстрее сделать -- убить упрямую девку, или...
   Сирин вскочил, схватил за руку свою супругу, помогая подняться, и потянул прочь. Им уже было не смешно. Мне тоже. Ситлали торопливо метнулась к окнам и принялась их закрывать камышовыми матами, а когда темнота полностью затопила комнату, в дом скользнуло еще несколько теней.
   Эту ночь я не забуду никогда. Чтоб у этих дев их мешок желаний дна не имел!!! Хотя, о чем это я... так опрометчиво.
  
   Утром в дверь поскреблись:
   -- Дюс, открой!
   Я даже не стал отрывать голову от подушки:
   -- Пошли все прочь! Любовных игр больше не будет!
   За дверью рассмеялись:
   -- Открой! Это же я, Танита! Я не стану тебя насиловать! Нам пора!
   -- Мы никуда сегодня не едем! -- огрызнулся я, все так же не открывая глаз.
   -- Хочешь еще на одну ночь со своими женщинами остаться? -- коварно спросила рош-мах.
   Шутница, однако. Придется вставать.
   Я скинул с себя одеяло, сел и огляделся: в комнате возилась только Ситлали. Она торопливо штопала рваную в клочья одежду: помнится, я вчера не успел раздеться перед трансформацией. Штаны-то, Мо с ними, уже изрядно потертые, а вот рубашку жалко... И как это я своими шипами никого до сих пор не покалечил?
   Я потер лоб. Вчерашнее зелье выбило из памяти изрядный кусок о прошедшей ночи. Оставалось надеяться, что я не посрамил звания бога. Судя по личику девушки, так оно и было: Ситлали просто цвела от счастья.
   -- Брось, не надо, -- сказал я, глядя на ее старания, и полез в мешок за новой одеждой. Надо прикупить еще барахла, а то я к Юндвари доберусь в костюме первого человека.
   Танита, успевшая проскользнуть в комнату, перевела девчонке мои слова, и та судорожно прижала к груди рванье, словно оно было величайшей драгоценностью в мире. Глядишь, еще повесит, как святыню, на стену. Ладно, ее дело, мне эти тряпки точно ни к чему.
  
   После плотного завтрака, когда я садился в седло, Ситлали метнулась ко мне, обняла, заплакала и с трогательной суетливостью стала пихать в руки тоненькую нитку из мелких, почти не отшлифованных зерен розоватого кварца с подвеской в виде острого когтя неизвестного зверя.
   Подобные вещи высоко ценятся у дикарей. Я не хотел брать подарок, но вождь Кемрутль приказал:
   -- Возьми. Пригодится.
   Пришлось послушаться -- колдуну и провидцу виднее.
   Я ласково поцеловал напоследок девушку и в свою очередь снял с пальца перстень, увенчанный темным топазом. Я не любитель украшений, но это кольцо носил -- его подарил мне спасенный граф.
   Пусть теперь Ситлали красуется перед другими женщинами подарком бога, чтобы они помнили: я могу вернуться -- и не обижали ее.
  
   В проводники нам выделили опытного воина по имени Хенун, если судить по насечкам на копье, отправившего на тот свет не одного врага.
   Кемрутль объяснил, что сестра Хенуна замужем за степняком, и они принимают его, как своего. Именно такой человек нам и требовался.
   Уже за воротами на меня внезапно нахлынула тягостная тоска. Когда я в последний раз чувствовал что-то подобное, мне пришлось оставить за спиной несколько трупов. Придется смотреть по сторонам в оба глаза.
  
   Глава двадцать вторая
  
   Ветер гнал по низкому небу серую хмарь, грозил испортить дорогу затяжным дождем, но на наше счастье пока все ограничивалось лишь резкими холодными порывами.
   Что-то слишком прохладно для конца лета.
   Я надвинул шляпу по самые брови и плотнее запахнул плащ, с легкой завистью глянув на неторопливо трусящую почти у самых лошадиных копыт Таниту. С пушистой шкурой оборотня можно спокойно ночевать прямо на льду в двадцатиградусный мороз, что уж тут говорить о каком-то легоньком "сквозняке"!
   Моя кобыла недовольно повернула морду к рош-мах и всхрапнула.
  -- -- Уйди из-под копыт, лягнет ведь, -- посоветовал я девушке.
  -- Наши кони давно привыкли к огромной кошке, но сегодня кобыла нервничала. Ей испортил настроение жеребец мага своими попытками цапнуть за круп. А виной всему был сирин, желавший ехать ко мне вплотную. Нашего волшебника весь день тянуло пофилософствовать, и я оказался единственным собеседником, способным поддержать разговор. Рош-мах в теле кошки могла только слушать, проводник попался на удивление молчаливый, а Морра до подобных бесед еще не доросла. Пришлось мне одному отдуваться за всю компанию.
   -- Нет, вот скажи, мог бы ты пожертвовать жизнью одного человека на благо всего мира? -- вопрошал сирин, в очередной раз оказавшись у меня под боком.
   Маг не заметил, что его жеребец уже зло прижал уши, карауля момент, когда появится возможность укусить товарку за упитанный круп. Я наклонился, щелкнул рукоятью хлыста по оскаленной лошадиной морде, отгоняя животное, и посмотрел на сирин. Его глаза горели вдохновением, на щеках алел румянец, а ветер развевал отросшие темные волосы, светя тонкими полосками незагорелой кожи в спутанном проборе. Агаи с нетерпением ожидал моего ответа.
   -- Смотря чьей, -- буркнул я, понимая: отмолчаться не получится.
   -- Ну, моей, например, -- не тратя времени на размышления, заявил сирин.
   -- Твоей? -- Я изобразил задумчивость, а потом пожал плечами. -- Легко. Мне кажется, ты мечтаешь умереть во имя счастья на земле. А кто я такой, чтобы лишать человека... или птицу Великой Мечты?
   Агаи поперхнулся, перехватил мой веселый взгляд и обиженно протянул:
   -- Я серьезно спрашиваю!
   -- А я серьезно отвечаю, -- отрезал в надежде закруглить глупый разговор.
   Не люблю неумных вопросов, так и хочется в ответ нахамить, чтобы больше не приставали. Правда, с Агаи такой номер вряд ли пройдет -- мальчишка упрям как осел и не отступит. Я не ошибся.
   -- Ладно, -- немного помолчав, вернулся к прежней песне Агаи. -- Согласен. Пример неудачный. Хорошо. Возьмем...
   Волшебник покрутил головой, глянув сначала на супругу, а потом на меня и Морру. Зная мой ответ на возможность всеобщего счастья в обмен на жизнь Таниты, сирин предлагать ее в жертву не стал и выдохнул:
   -- Возьмем, скажем... Морру!
   Ну, Ирия всепрощающий, додумался!
   Я посмотрел на спящую девочку. Ее лохматая головенка сонно клонилась вперед, и сирин приходилось следить за тем, чтобы малышка не съезжала набок.
   -- Да пошел этот мир... сам знаешь куда, -- вынес я вердикт всеобщему счастью.
   -- А свою? -- насупился маг.
   Ох уж эти идеалисты. Куда бы от них спрятаться?
   -- Агаи, скажи, я похож на мученика? А на праведника? И вообще... с чего ты взял, что ее и моя жизни стоят меньше, чем этот дерьмовый мир?
   Да коснись дело любого из нас, я выдвину встречное предложение -- пусть благодетели забьют себе всеобщее благо в... а потом вынут и снова забьют!
   Не люблю жаждущих пополнить нетленный список героев! Почти так же, как призывы радетелей счастья человеческого за чужой счет. Хочется вам подвигов?! Вперед! Слава уже держит венок вечности в мраморных руках! Только нечего за собой ни в чем неповинных людей тащить!
   Конечно, озвучивать вслух свои мысли я не стал -- не подобает сквернословить при дамах и детях. Однако и сказанного хватило, чтобы Танита уловила общую идею и одобрительно мурлыкнула, показывая всем своим видом, что согласна с моими словами. Поддержки оборотня я не ожидал -- есть у нашей красавицы склонность к позерству и глупым поступкам. Но на этот раз взяли вверх женский прагматизм и желание защитить свою "стаю".
   Сирин, глядя на такую солидарность, недовольно поджал губы, помолчал немного, а потом снова кинулся в бой:
   -- Нет, ну как вы можете так думать?! Ведь если мир падет в бездну, то вы все равно не уцелеете! Так лучше достойно погибнуть и принести пользу другим, раз есть такая возможность!
   Словно в ответ на высказанную глупость, ветер упругой струей ударил в лицо, вышибая слезы из глаз.
   -- Давно пора все порушить к демонам рогатым, -- буркнул я, отвернувшись в сторону от воздушного натиска. -- Глядишь, и лучше стало бы.
   Сирин, не расслышав, решил, что я раздумываю над его словами, и обрадовался:
   -- Знал, что ты меня поймешь! Человек не должен жить только своими интересами! Именно из-за нашего равнодушия столько зла вокруг! Люди слишком дорожат собственными благополучием и безопасностью.
   Ну, понесло парня. Словоблуд и демагог. Пустомеля пернатый.
   -- Агаи, -- я перебил сирин на полуслове, -- ты забыл две вещи.
   -- Какие? -- простодушно поинтересовался волшебник.
   -- В нашей компании нет ни одного человека -- это раз, и на человеческое счастье нам, в общем-то, на...чхать. А два -- не приходило ли в твою многомудрую голову, что ты случайно можешь пожертвовать кем-то важным? Способным в недалеком будущем действительно изменить мир к лучшему?
   Аптекарь открыл рот, готовясь возразить, но я не дал себя перебить и продолжил вправлять нашему мечтателю мозги:
   -- Ты возомнил себя богом? Знаешь предназначение каждого человека? И не слишком ли многого ты хочешь от живых? Не проще ли просто постараться жить достойно? Это, к слову, куда лучше, чем умереть. Меньше шансов оказаться последним дураком на ярмарке, за бесценок обменявшим собственную жизнь на песочный замок!
   -- Ну, и кто из нас мечтатель? -- огрызнулся сирин, не желая расставаться со своими иллюзиями. -- Разве ты можешь заставить людей жить по заповедям?
   -- Так я не грежу о всеобщем счастье, -- и, отмахнувшись от неразумного юнца, чтобы прервать дальнейшие словоизлияния, завершил, -- и чужую жизнь разменивать ради него не собираюсь.
   -- Ужасно! -- поморщился волшебник и надолго замолчал.
   Ужасно, видите ли, ему... Интересно, что бы ты сказал, парень, если бы твою жену потащили на жертвенник всеобщего благополучия? Не верю, что смиренно согласился бы.
   Молчание длилось час или два, и я почти успел забыть о споре, когда подъехал сирин и тихо спросил:
   -- А что бы ты сделал, если бы в ком-то из твоих друзей дремала погибель мира? Великий Зверь?
   Мо шизане... ну как на проповеди в храме побывал. И где он слов таких набрался? Великое Зло, Великий Зверь. Нашел, у кого спрашивать!
   -- Это ты на меня намекаешь, что ли? -- усмехнулся я страдальцу в лицо.
   Маг покраснел, смутился и скуксился:
   -- Ты что?! Я просто гипотетически. Я же видел -- ты не меняешься душой во время преображения! Так чего бояться?
   Как же он достал меня сегодня своими разговорами!
   -- Отцепись, Агаи, нет у меня таких друзей. А если и были бы, то я, прежде чем глотку резать, все-таки постарался бы убедиться, что монстр побеждает, он опасен и другого выхода нет. Настоящие друзья чрезвычайно редки в наше время. Нельзя ими разбрасываться во имя утопий.
   -- Надо же -- слово какое знает, -- пробурчал себе под нос сирин, а я сделал вид, что не услышал.
   Закончили пустой разговор, и слава Ирие, а то мне, признаться, на язык уже просилось совсем другое.
  
   Через степные просторы мы проехали на удивление спокойно. Даже волчьи стаи, попадавшиеся по дороге, предпочитали наблюдать за нами с вершин пологих, поросших ковылем да полынью холмов, не приближаясь и ночью.
   Время от времени попадались навстречу небольшие разъезды степняков на маленьких мохноногих лошаденках, с лицами, по самые глаза прикрытыми платками. Всадники настороженно и подолгу нас рассматривали, но близко не подъезжали, разговаривали только с нашим проводником. Хенун показывал им резной камень с изображением то ли орла, то ли странного крылатого животного, и нас пропускали без лишних вопросов.
   Во время таких встреч я просил у бога одного -- чтобы нас не пригласили отдохнуть. Не хотелось мне больше посиделок у очагов в чужих шатрах, кишащих блохами. Но наш внешний вид симпатий кочевникам не внушал. Если бы не печать, могу поклясться, встречи прошли бы гораздо напряженней.
   О причинах настороженности спрашивать не стоило. Если мы в своей цивилизации стали забывать, кто есть кто, эти люди, постоянно находящиеся на грани выживания, и без всяких шаманов чуяли неладное. Только, в отличие от росм, желания преклонить колени не испытывали. Да может, это и к лучшему.
   Недостатка в продовольствии не было: степь хорошо разнообразила наш стол. То и дело из-под копыт, смешно подпрыгивая и мелькая куцыми хвостами, срывались зайцы, а иногда -- крупные, покрытые светлым коричневым оперением, голенастые птицы.
   Хенун разил их из короткого лука, не оставляя нам своей расторопностью и малейшего шанса проявить меткость. Наверное, в конце концов у воина сложилось довольно нелестное мнение о великих богах. Одну нерасторопность он бы пережил -- да и зачем богам марать ручки, если рядом имеется смертный? -- но вот к склокам среди "Великих" росм оказался не готов. Особенно к тому, что богиня может превращаться в обычную ехидную женщину. К чести рош-мах надо сказать, что инициатором всех скандалов был сирин. Он буквально на глазах превращался из веселого, любопытного юноши в мрачного ипохондрика, умеющего только ворчать. В один прекрасный день я поймал себя на мысли, что последний раз маг улыбался в поселении дикарей.
   Естественно, такая горячая штучка, как его жена, не могла спокойно спустить милому его ворчание и готова была съесть супруга с потрохами. Хвала Ирие, парочка переругивалась только во время привалов, когда оборотень перекидывалась в человека, да и то -- вполголоса. Хотя и это быстро надоело. От постоянной грызни меня начало тошнить уже на третий день. В конце концов, я наплевал на все условности, дождался остановки и оттащил сирин в сторону, грубо вцепившись в рукав его куртки.
   -- Агаи, объясни, что происходит? -- призвал я мага к ответу.
   Сирин надел непроницаемую маску и процедил:
   -- Ничего.
   При этом на его неприступной физиономии легко читалось: "Отцепись!".
   А вот демона рогатого тебе! Достал вконец за эти дни до самых печенок!
   -- Раз "ничего", то с какой стати ты портишь всем настроение? Может, у тебя несварение желудка? Или ты каждый вечер напиваешься тайком, а с утра тебя мучит похмелье?
   Я старался говорить без лишнего яда, но, признаться, получалось плохо. Не могу спокойно смотреть, когда взрослый мужик ведет себя хуже ребенка!
   Волшебник вспыхнул, дернулся прочь, выдирая свой рукав.
   И что теперь прикажете делать? Может, все-таки съездить мальчишке по морде? Авось, придет в чувство. Или оставить один на один с плохим настроением?
   Я почти поддался искушению, но в последний момент решил, что, увы, и то и другое -- ситуации не улучшит. Остается только смотреть на паршивца осуждающим взглядом мудрого наставника, надеясь на то, что память примерного школяра еще не канула в вечность.
   -- Муторно мне. Все время кажется, что вот-вот что-то должно случиться. Плохое. Из-за меня, -- наконец, решил поделиться своими мыслями Агаи. -- И кошмары мучают каждую ночь.
   -- О чем сны? -- насторожился я, подошел к магу и положил ладонь на его плечо, чтобы он не вздумал улизнуть от ответа. Сновидения и предчувствия волшебников игнорировать не стоит.
   Повинуясь нажиму, Агаи сел на заросший желто-зелеными блюдцами лишайника камень, залез рукой во вздыбленную шевелюру и тоскливо сказал:
   -- Смерть. Твоя, Таниты, моя. Горы трупов в городах. Разрушения. Каждый раз по-разному. То потоп, то землетрясение, то дрянь какая-то из-под земли лезет. И всегда я виноват. То дверь открою, то камень столкну, то еще что-нибудь. Я уже спать нормально не могу! Открою глаза, лежу и жду, когда из кустов монстры полезут. Сам себя уговариваю, что здесь и кустов-то нет, а боюсь. Стал использовать, устанавливая круг, все защитные заклинания, которые знаю, и все равно не помогает!
   Сирин поднял на меня глаза и совсем тихо спросил:
   -- Что со мной, а?
   Он явно надеялся получить полное объяснение своим тревогам.
   Я отпустил его плечо, сел рядом с камнем прямо на землю и сказал:
   -- Взрослеешь. Начинаешь за свою жизнь бояться.
   Пришлось немного слукавить. Да, юноша постепенно терял детскую веру в свою неуязвимость, но кроме этого он как маг чувствовал близкую опасность. И я тоже ее чувствовал. Страшные сны мне не снились -- мне вообще сны не снятся -- но вот ощущение чужого навязчивого внимания преследовало с самых границ степей. Однако это не повод портить окружающим настроение.
   -- Агаи, ты молодец, правильно делаешь, что защиту усилил. Похоже, кто-то или что-то крадется за нами по пятам. Из-за этого тебе кошмары снятся, а вовсе не потому, что в чем-то виноват.
   Сирин посветлел лицом:
   -- Правда?
   Ну, как маленький. Чересчур развитая совесть -- один вред нервам. И когда парень усвоит эту простую истину?
   -- Правда, -- я поднялся, ободряюще хлопнул юношу по плечу и позвал. -- Пойдем, а то сейчас Танита с досады все лепешки съест.
  
   И все-таки за время пути случилось два небольших происшествия. В одну из ночевок, уже ближе к утру, я услышал опасливое шуршание в зарослях подсохшего низкорослого кустарника. Словно кто-то довольно большой бродил вокруг лагеря в темноте.
   От тихой осторожной возни у меня побежали холодные мурашки по позвоночнику. Я, не раздумывая, выпустил в заросли стрелу, стремясь если не убить, то хотя бы испугать ночного гостя.
   Легкий торопливый топоток и зашелестевшая трава выдали шпиона. Ориентируясь на этот шум, я отправил еще одну стрелу. Кажется, впустую.
   Утром, когда все проснулись, полез в заросли и к своему удивлению обнаружил на влажной земле слабые отпечатки крупной лапы, похожей на куриную, только раз в десять больше. Рядом со следом белел осколок мелкой кости.
   Я прихватил находку с собой. Пусть сирин объяснит, что это такое.
   Агаи совсем недолго вертел в руках кусочек остова, а потом изрек:
   -- Человеческая. Где взял?
   -- В кустах, -- ответил я.
   Новость была нехорошая. Не нравятся мне существа, таскающие с собой человеческие кости.
   Сирин с сомнением повел над белым куском ладонью и уверенно заявил:
   -- Старая! Трупу не меньше пяти лет.
   И костяки на вольном выпасе, разбрасывающие свои части, нравятся не больше. А может -- даже меньше.
   -- Спроси у Хенуна, встречаются ли в этих местах злые духи или что-то в этом роде, -- решил я обратиться к тому, кто имеет больше представления о здешних тварях.
   Ох, зря задал этот вопрос! Разве существуют земли, свободные от нечисти? А люди -- без фантазии и тяги присочинить? Да попади человек хоть в сады Ирия, разве не придумал бы он страшных сказок и о них? Конечно, злые духи тут же нашлись бы, и в большом количестве. Даже Пустошь не смогла бы похвастаться таким многообразием. А что касается умения нашего провожатого крошить монстров в капусту, так я по сравнению с ним почувствовал себя пугливым щенком.
   Пока Хенун разливался соловьем, Агаи переводил, с трудом сохраняя серьезное выражение лица. Рош-мах плотно прижала уши к голове и отвернула голову, снисходительно сморщив нос. И только Морра слушала в оба уха, чуть приоткрыв рот. Я сам точно так же внимал страшным сказкам в далеком детстве.
   Покопавшись в закромах памяти, Хенун вытащил на свет байку о гигантской птице с клювом, способным проломить за один удар череп дикому быку, и съедающей за один присест не менее пяти туров. Нам такой вариант не подходил, пусть след большой, зато кусты мне по... задницу. Даже в ночи бы заметил, ведь ползать птицы не умеют. И шум от крыльев услышал бы и узнал.
   Ладно, потом разберемся, что там ночами шастает.
   Надо не забыть спросить сирин, нет ли у него какого-нибудь подходящего заклинания, чтобы внезапно осветить все вокруг шагов на двадцать-тридцать. А то новолуние, да еще двойное, не самое светлое время на земле.
  
   Глава двадцать третья
  
   Хенун довел нас почти до самой реки, носящей странное название -- Киленаки, что в переводе с языка росм звучало как "две воды". Близко к ней проводник подходить не стал, заявил, что там живет народ учунгу (водяные крысы), с которым они, росм, не дружат.
   Я учунгу понимал, если бы меня соседи крысой назвали, "дружба" не заладилась бы с первых минут общения.
   Взаимная нелюбовь двух народов тянулась уже лет сто: виной тому была несвоевременно оказанная помощь в войне с теми самыми степняками, которые теперь разделяли племена. Забавно, но с кочевниками обе стороны помирились, а вот друг с другом так и не смогли.
   Сбиться с пути без проводника нам уже не грозило --ленточные леса, окаймлявшие речной берег, виднелись на горизонте узкой сизой полосой. Часа за три, а то и раньше, доедем.
   Мы сердечно распрощались с нашим временным попутчиком. Сирин даже одарил воина тонкой серебряной цепочкой, которую на скорую руку превратил в амулет, приносящий удачу. Понятное дело, что не особо сильный, на это у волшебника мастерства еще не хватало. Но все-таки теперь лук дикаря станет разить -- точнее, стрелы врагов пролетать мимо цели -- чаще, и, встав на распутье двух неизвестных дорог, воин с большей вероятностью выберет наилучшую.
   Хороший подарок. Надо попросить Агаи сделать нам такие же. У Таниты наверняка уже есть, только она не носит (неизвестно в какой момент перекидываться придется, какие уж тут цепи на шею). У рош-мах, кажется, даже серег нет. И правильно, хорошо бы она смотрелась кошкой с драгоценностями в ушах.
   Я усмехнулся, представив себе такую картину, а вслух сказал:
   -- Танита, ближе к лесу перекинешься.
   Конечно, ипостась зверя сильнее человеческой, но, боюсь, учунгу не поймут присутствия хищницы в нашей компании. Все-таки женщина с ребенком -- более безобидный и вызывающий симпатию образ.
   Оборотень ничего не ответила, а, легкомысленно взмахнув хвостом, понеслась вперед. Рош-мах со своим обостренным чутьем в зверином облике почти всегда шла впереди группы -- дозором. Правда, иногда девушка увлекалась, (особенно если поднимала затаившегося зверя), и убегала дальше необходимого. Вот и сейчас ее, вероятно, одолела жажда смены пейзажа.
   Ох, все-таки много пока в оборотне от обычной девчонки!
   Словно в подтверждение моих мыслей почти у самого леса рош-мах устроила на нас засаду и прыгнула с довольным рыком почти под самые копыта лошадей.
   Кони испугались и сорвались в галоп. Пришлось потратить несколько минут на их усмирение. Ну что за выходки?! Кошкина дочь, все бы ей играть!
   Мы с сирин, разозлившись, высказали по очереди довольной рош-мах все, что о ней думаем. Даже Морра серьезно погрозила маленьким пальчиком.
   Танита в ответ на наши нотации даже ухом не повела.
  
   Прибрежный лес впечатлял. Таких деревьев мне еще не встречалось, да и моим спутникам, судя по проявленному любопытству, тоже.
   Сначала шли привычные дубы, клены, длинноиглые сосны с голубой хвоей, но ближе к воде, стоило спуститься к речному ложу, росли очень странные деревья. У них на высоте примерно в два человеческих роста ствол разветвлялся, и самые толстые из ветвей подпирало множество плоских, словно ласты морских зверей, веслообразных корней, поросших у самой земли темно-зеленым мхом и перистым папоротником.
   Раскидистые густые кроны давали плотную тень, а на свисающих ветках призывно желтели круглые глянцевые ягоды величиной с грецкий орех. Очень хотелось их попробовать, но мы не стали тянуть в рот незнакомые плоды. Хотя слетевшая стая птиц и раскиданные под деревьями, поклеванные остатки пиршества давали повод надеяться, что ягоды съедобны. Только рисковать все равно не хотелось.
   В скором времени, еще немного проехав по лесу, остановились. Пора было отдохнуть, перекусить и хорошо подумать, в какой стороне искать прибрежных жителей. По словам Хенуна, они жили не в нормальных селениях, а на плавающих, собранных из высушенного местного тростника островах.
   Вот только слезть с лошади я не успел.
  
   Оно свалилось сверху, стоило кобыле остановиться. Еще чуть-чуть, и мне пришел бы конец, а так первый удар приняла лошадь. Пока она, хрипя от боли, валилась на бок, я высвободил ноги из стремян и кубарем скатился на землю. Вскочив, успел вытащить меч и оторопел на пару секунд.
   Такой противник мне еще не встречался. Особенно днем. Особенно вне Пустоши.
   Монстр напоминал огромного паука, только слепленного не из живой плоти, а из оголенных старых костей. Человеческих костей!
   Чем дольше я разглядывал чудище, тем большее отвращение оно вызывало. Было понятно: отвратительное существо -- плод извращенной фантазии тронувшегося колдуна. Само по себе такое не появляется! А если появляется, то не высовывается на солнечный свет.
   На плоское туловище маг пустил ребра и позвоночники. Они сплетались в хитрый узор, образуя единый монолит. На конечности пошли мослы бедренных и берцовых костей, соединенные пожелтевшими сухожилиями и плоскими темными лентами дубленой кожи. Глаза уродливой твари заменили три черепа, по самую макушку залитые зеленой слизью, а главным оружием стали острые жвала. Материала на свое детище неведомый мастер не пожалел -- паук получился локтя четыре в высоту.
   Чудовище угрожающе подняло над головой переднюю пару ног, и я заметил, что на концах они как птичьи лапы.
   Сучий хвост... Так вот кто следил за нами! Да как же он в тех зарослях уместился-то?!
   Словно потешаясь над моим изумлением, паук припал к земле, готовясь к броску, сразу став ниже на пару локтей. А затем тварь кинулась на меня, норовя опрокинуть одним ударом. Я метнулся в сторону, оставив чудовище с носом.
   К тому времени сирин уже сплел защитный круг, оградив себя и девочку, а рош-мах трансформировалась обратно в кошку с явным намерением поучаствовать в потасовке.
   Это она зря, без помощников справлюсь! Шустрая, конечно, тварь, но не шустрее прочих.
   Мой позвоночник кольнули холодные иглы -- дало о себе знать чувство близкой опасности. Оглянуться я не успевал, пришлось нырнуть вперед, прямо под брюхо паука. Кубарем прокатившись по жухлой траве, я подрубил одну из ног монстра. Истлевшая кость расщепилась, укоротившись на ладонь, но чудовище не заметило потери. Паук лишь запоздало присел, стараясь придавить врага своим брюхом.
   Увы, отрубить еще что-нибудь, воспользовавшись своим преимуществом, я не смог: прямо по собрату, не давая ему подняться, на меня лезла вторая тварь, копия первой гадины.
   Накаркал! И не перекинешься ведь ни хрена!
   К счастью, второй паук сыграл нам на руку, обездвижив на время первого монстра. А потом подлетела рош-мах и залепила придавленному пауку оплеуху. Один из черепов покатился прочь гнилой тыквой, разбрызгивая во все стороны зеленую слизь.
   Я отбежал в сторону на несколько шагов, увлекая за собой второе насекомое, и метнул нож, с удовлетворением проследив, как раскололась одна из "голов".
   Паука потеря не остановила. Боюсь, чтобы его прикончить, придется всего нашинковать ломтями!
   Я не стал избегать прямого контакта и кинулся нежити навстречу.
   -- Дюс, бей по черепам!! -- донесся до меня усиленный заклинаниями голос сирин.
   По черепам, так по черепам! Волшебники умные, им виднее... обычно.
   Паук попытался меня поймать, но я ушел в сторону, отрубил одну из протянутых лап, а затем быстро прошелся клинком по остальным конечностям с моей стороны.
   Все, гниль самоходная, отбегался!
   Лишенный ног с одной стороны, паук завалился на бок, пытаясь подняться и суматошно молотя уцелевшими лапами. Я снес оставшиеся черепа, мелко порубил обездвиженное тело и как следует потоптался по ломким костям сапогами. На всякий случай.
   Все. Хвала Ирие. Теперь осталось выяснить, кого мы должны поблагодарить за "подарочек".
   Хотя... тут и думать-то нечего. Выжил, значит, скотина маглук. Интересно... Это каким же образом? По идее, злобный маг должен был сдохнуть или как минимум потерять обе руки! Через два часа в перетянутых кистях скопилась бы "дурная" кровь. А это, без срочной ампутации -- гангрена. Через пять часов не спасла бы и ампутация. Не иначе колдуну кто-то помог.
   Я сплюнул -- зря по-настоящему не повесил. Хорошо, такой малостью обошлось. Мне урок на будущее -- нельзя идти на чужом поводу. Это слишком опасно для жизни.
   Я отправился обратно, к ребятам, раздумывая, что делать с прахом: закопать или бросить догнивать под открытым небом.
  
   Танита расположилась на траве рядом с мужем, она запаленно дышала, остывая, после боя. Видно, тоже пришлось порядком побегать.
   Ее противник, точнее, то, что от него осталось, валялся далеко -- около тропы. Обошлась с ним оборотень немилосердно: из восьми лап уцелели только три, двух черепов, как ни бывало, а от оставшегося торчали жалкие обломки. Паук не двигался -- видно, и впрямь, чтобы убить эту дрянь, достаточно снести головы.
   Я присел рядом с Агаи. Он суетливо шарил по карманам. Наконец, сирин выудил маленькую серебряную бонбоньерку, извлек из нее круглое драже темно-коричневого цвета, засунул конфету в рот и протянул коробочку мне, сопроводив действие невнятной фразой:
   -- От нефров.
   -- Спасибо, не надо, -- отказался я от лечебных сладостей.
   Ну их, еще не известно, на что они действуют. К тому же, мои нервы не пострадали.
   Зато сообразительная Морра, воспользовавшись моментом, тут же стянула леденец. Волшебник возражать не стал, видно, решил, что ребенку успокоительное не помешает.
   -- Есть мысли, откуда приползла эта гадость? -- поинтересовался у волшебника.
   -- Колдун нашлал, -- шепелявя из-за конфеты, признался сирин, подтверждая мою догадку, -- ну, тот, с Пуштоши.
   Лицо Агаи при этих словах скривилось как от горького.
   А вот нечего благотворительностью заниматься! Повесили бы старого козла и хлопот бы не знали.
   Я не стал напоминать аптекарю о промашке. Сам уже, поди, винится. Хорошо еще, что никто не пострадал.
   -- Жечь будем? -- поинтересовался у волшебника, рассматривая недвижный остов и стараясь не вдыхать глубоко разом провонявший тленом воздух.
   Пока я дрался, смрад от разложившейся плоти до носа не доходил, зато сейчас... Или, может, пока "насекомые" двигались, они не пахли? Рош-мах тоже фыркнула, потерла морду лапами, словно пытаясь соскрести с нее нечто противное, вскочила на ноги и потрусила к реке. Опять, наверное, нахваталась пастью гнилья.
   Мы с сирин понимающе переглянулись -- нелегок воинский путь оборотней, приходится зубами драть всякое дерьмо.
  
   Тропа к реке проходила мимо поверженного врага. И в тот момент, когда огромная кошка почти миновала тело паука, насекомое неожиданно выкинуло вперед уцелевшие конечности и, прежде чем мы успели опомниться, вонзило в оборотня жала.
   Рош-мах взвыла от боли, одним ударом лапы содрала обломки черепа с монстра, а потом рухнула на землю, открыв пасть в беззвучном мяуканье.
   Мы с сирин оказались у лап раненой кошки одновременно. Агаи опустился на колени, обнял подругу и разразился потоком ненужных слов. А я сделал то, что должен был сделать с самого начала: разрубил паука на множество мелких кусков.
   Моя вина! Надо было проверить, насколько тварь мертва! Эх, кабы волшебник умел время вспять поворачивать...
   Я сел рядом с оборотнем. Сирин уже немного пришел в себя и сделал первую толковую вещь: позвал девочку. Только вот когда подошла Морра, надежда на счастливый исход растаяла. Малышка тронула пальчиком край раны и... отчаянно разревелась. Видно, с ядами маленькая целительница справляться не умела. Сирин побледнел, как покойник, а рош-мах, хрипло рыкнув, лизнула его руку шершавым языком, словно извинялась за что-то.
   Мо шизане... Как же так?!
   Я не знал, что делать. На первый взгляд рана не выглядела смертельной: небольшая царапина с неровными, словно разъеденными кислотой краями. Однако оборотню сразу стало плохо: мышцы обмякли от слабости, глаза заволокло мутью, и шерсть вокруг пасти намокла от слюны.
   Сирин попытался прижечь рану магическим огнем, но без толку -- яд сразу разошелся по крови и теперь убивал оборотня. А мне оставалось только одно -- сидеть да с бессильными горечью и злобой на весь мир смотреть, как умирает друг. И еще приглядывать за почти обезумевшим волшебником, который от отчаянья мог такого наворотить, что трупов стало бы на три больше.
   Таните между тем становилось все хуже. Звериная ипостась уже не спасала, хоть она и живучее человеческой в несколько раз: дыхание стало прерывистым, шерсть словно вымокла, слиплась и потускнела, из носа и глаз потекла сукровица. Приступами накатывали судороги, и тогда лапы рош-мах вытягивались, как деревянные.
   Я не знаю, что думал Агаи, а мне стало ясно -- чуда не произойдет, девушка не проживет и часа. В какой-то момент это понял и сирин. И тогда в его глазах зажегся огонь мрачной решимости идти до конца: волшебник отбросил в сторону бесполезные книги и попросил помочь вынести Таниту на ближайшую поляну.
   Когда я выполнил его просьбу, юноша сел рядом с возлюбленной, прижал к груди ее оскаленную морду и приказал:
   -- Уходите!!! Оставьте нас одних!
   Я не двинулся с места. В таком состоянии Агаи способен был учинить над собой все, что угодно.
   Волшебник, словно прочитав мои мысли, нехорошо усмехнулся:
   -- Я не стану убивать себя. Обещаю!
   Ладно. Поверим.
   Подхватил на руки рыдающую Морру. Девочка вцепилась в меня так, словно в ее жизни больше никого не осталось.
   Да, милая, теперь я снова твоя нянька. Вряд ли сирин способен нормально себя вести и думать ближайшие десять дней.
   -- Не меньше, чем на двадцать шагов уйдите!!! -- догнал нас крик колдуна.
   Я снова остановился, озаренной одной мыслью, которая мне очень не понравилась:
   -- Агаи? Ты знаком с некромантией?
   Чем Ирия не шутит, вдруг он готов из рош-мах упыря сотворить, лишь бы не расставаться с любимой.
   -- Нет, Дюс, и даже если бы знал, то все равно не смог бы воспользоваться. Сирин эта сторона магии не дана.
   Голос волшебника стал усталым и обреченным, и он прошептал:
   -- Уйди, как друга прошу, уйди! Дай мне побыть с ней последние минуты.
   Я развернулся и отправился восвояси, отсчитав двадцать шагов. Даже добавил еще парочку, на всякий случай. И, сидя на земле с малышкой, начинающей громко кричать при любой попытке оторвать ее от себя, дал клятву -- чтобы со мной ни случилось, я найду эту мстительную скотину и сверну ей голову! А потом надену ее на кол, чтобы издалека было видно. А если меня убьют, то... Явлюсь бестелесным духом, доведу маглука до сумасшествия, потом исхитрюсь, сверну ему шею, оторву голову и надену на кол! Пусть даже это будет стоить пребывания в садах Ирия.
   Я не умею печалиться, а тем более лить слезы, но гибель рош-мах пробудила в груди ноющее чувство утраты. В девушке было слишком много жизни, чтобы так глупо, так рано погибнуть.
   Увы, бога смерти не интересует, насколько молода, любима или красива его жертва. Он как хромой конь, останавливается у первой попавшейся двери.
   Нет, женщины не должны рисковать своей жизнью, играя в воинов! Их дело сидеть дома, в безопасности, а не таскаться в сомнительные походы и гибнуть там! Только так, никак иначе!
   Я погладил Морру по голове, она в ответ громко всхлипнула и пропищала что-то на своем языке. Как ей теперь придется без Таниты? Вряд ли я или Агаи способны заменить малышке рош-мах, та любила девочку как собственную дочь.
  
   В течение получаса мы с Моррой слышали громкие переливы тоскливого свиста, перемежающегося щелканьем.
   Поднявшийся ветер пригнал из ниоткуда единственную тучу, отбросившую тень на лесок. Из тучи потянулись к земле молнии, прошив пространство синими нитями, связав воедино землю и небо. Они били в то место, где я оставил волшебника. Снова и снова, заставив испуганно притихнуть девочку, слепя при каждой вспышке. А потом резко похолодало и пошел снег...
   Крупные белые хлопья, медленно кружась, опускались на землю. И если рядом с нами они таяли, то уже шагов через десять ложились на почву тонким саваном. А затем даже падать перестали, неподвижно зависнув в воздухе.
   После снегопада тучу мгновенно растащил на клочья порыв ветра, а из-за деревьев вышел, пошатываясь, Агаи. Его лицо осунулось, потемнело и постарело на много лет.
   -- Пошли, -- бросил он на ходу, хватая под уздцы свою лошадь. Конь попятился от мага, присел на задние ноги и громко всхрапнул. Аптекарь понравился животному не больше, чем мне. Только в отличие от человека жеребец не мог возразить.
   -- Нет, -- спокойно ответил я. -- Никуда не поедем, пока не похороним Таниту.
   Волшебник опустил взгляд и едва слышно произнес:
   -- Она не умерла. Я не дал.
   Эх, остолоп недоделанный, что же ты там учинил?!!
  
   Глава двадцать четыре
  
   -- Веди меня к Таните.
   Наверное, я вел себя жестоко, наплевав на беду сирин, но мне всегда казалось, что слепая доверчивость, даже к друзьям, это источник лишних неприятностей. Особенно если дело касается убитого горем мага. Не хотелось, чтобы рош-мах превратилась в нежить только потому, что ее супруг не в силах смириться с постигшей бедой. Не заслужила этого девушка.
   Словно прочитав мои мысли, волшебник не стал упираться:
   -- Ладно, пойдем.
   Морру мы тоже взяли с собой. Смерть оборотня здорово напугала девочку, и она категорически отказывалась хоть на минуту оставаться одна. Пришлось уступить желанию ребенка. Да и мне спокойнее, когда малышка рядом.
   Прежде чем шагнуть за невидимую черту, волшебник приказал идти за ним след в след и не останавливаться ни на мгновение, пока не придем на место.
   Что же Агаи там накрутил, раз теперь сам боится?
  
   Недооценил я сирин. Сильный он маг. Мне, пожалуй, еще не встречалось равного ему. Колдовство подчинило лес целиком, погрузив его в неживую оцепенелость. Это только с расстояния казалось, что снег укрыл землю ровным слоем, на самом деле он собрался в четкие линии, закрученные в загадочный узор символов.
   Воздух со сверкающими на солнце, застывшими в неподвижности снежинками стал похож на осыпанную бриллиантами прозрачную вуаль. Снежные хлопья разлетались перед нами словно живые, образуя узкий коридор.
   Выпавший снег сильно охладил воздух, и я закутал Морру в свой плащ.
   Не хватало, чтобы ребенок заболел в дороге.
   Наконец, деревья расступились, открыв взглядам поляну. В ее центре возвышался прямоугольный сугроб длиной в человеческое тело. На нем, как на ложе, покоилась укрытая плащом Танита. В человеческой ипостаси. Почти в человеческой -- перед смертью оборотень начала преображаться, но не успела окончательно расстаться с обликом зверя. Мучительный оскал, выдававший страдание, не скрывал клыков, а на руках, вцепившихся в край "ложа", выделялись черные клинки кошачьих когтей. От боли Танита слегка выгнула спину, и теперь казалось -- рош-мах пытается встать.
   Волшебник отпустил мою руку, но подойти к телу девушки не дал, преградив дорогу.
   -- Не прикасайся! -- прошипел сирин.
   -- Не буду, -- я дал обещание, отодвинул парня с дороги и спросил. -- Что с ней?
   -- Я... -- замялся сирин на мгновение, -- остановил время. Для нее.
   Что он сделал?! Ну, дела... Я о таком заклинании даже не слышал.
   -- Вернусь, когда найду средство от яда, -- твердо сказал маг, с тоской посмотрев на тело жены.
   Эх, птенчик сизокрылый... время он остановил, а последствия себе представил?
   Я осторожно попробовал выяснить, понимает ли сирин, что станет с его возлюбленной под открытым небом:
   -- Агаи, ты хорошо подумал? Как ты оставишь ее одну? И во что она превратится уже через месяц?
   Сирин нахмурился, не желая прислушаться к голосу здравого смысла:
   -- Ничто не причинит ей вреда! Сквозь временной купол даже пылинка не опустится!
   -- Но мы же прошли, -- я пожал плечами.
   -- Да, но только потому, что это я творил волшебство! Без меня ты бы и шагу не сделал!
   -- Ладно, допустим, но я ведь не маг. А если сюда придет волшебник, тогда как?
   Агаи устало опустил повисшие плетями руки:
   -- Никак. Я связал заклятие своей кровью. Никто, кроме меня. А если я умру -- то уже никто и никогда.
   Одуреть можно.... Влюбленный безумец. Одно хорошо -- теперь у парня есть цель и можно не беспокоиться, что он наложит на себя руки. Хотя... лучше смириться с тем, что произошло. Тешить себя пустой надеждой глупо. Даже сейчас, заколдованной, Танита выглядела так, словно делала последний вдох. Ну, какое тут противоядие? Да она испустит дух, прежде чем отопьет хотя бы глоток!
   Ладно, в конце концов, не мое это дело. Пусть сирин поступает, как хочет, главное, некромантией от волшебства не пахнет и восставшего трупа можно не опасаться.
   -- Пойдем, нам больше нельзя тут оставаться, -- волшебник отступил на шаг от рош-мах.
   Я кинул последний взгляд на оборотня.
   Прощай, Танита. Не держи на меня зла, если что. Я хотел бы, чтобы все случилось по-другому. И... спасибо тебе. За все. И за то, что скоро в ивовой колыбели закричит мой ребенок, требуя молока -- тоже спасибо.
  
   Мы вернулись за уцелевшей лошадью, усадили на нее девочку и продолжили путь, стараясь держаться рядом с водой. Саму реку заслоняла высокая стена растений, похожих на тростник, только с более толстыми стволами. Желто-зеленые стебли стояли непроницаемым строем, насколько хватало взгляда. Я прислушался к скрипучим звукам, доносившимся из зарослей: похоже, в зеленых дебрях нашла приют не одна пичуга. Уж не говорю о лягушках величиной с небольшую черепаху, которые резво скакали прямо у наших ног.
   Да, в Наорге их быстро пустили бы на жаркое крестьяне, не брезговавшие любой съедобной живностью.
   Агаи по сторонам не озирался и молчал, сосредоточенно глядя себе под ноги. Он держался неплохо, у меня сложилось впечатление: маг запретил себе думать о гибели жены. А может, действительно верил, что придет время, и он вернется с лекарством?
  
   Река открылась нашим взглядам неожиданно: тростник расступился, освободив проход к открытой воде. Водное пространство впечатляло -- тонкая полоска противоположного берега лишь угадывалась на горизонте. Не ожидал я встретить такое изобилие воды рядом с засушливыми степями.
   Найти бы еще местных жителей.
   На этот раз божества расслышали мою просьбу: из-за раскидистого куста, увязшего корнями-подпорками в прибрежном песке, выдвинулась плоскодонная желтая лодчонка. В ней сидели два человека: мужчина и женщина. Мужчина осторожно греб большим веслом, а женщина устроилась на носу лодки с острогой в руках. Увлеченные свои занятием, они не сразу заметили странников: рыбачка сделала резкий выпад острогой и вытащила из реки сверкающую медной чешуей крупную рыбу. Довольно рассмеявшись, женщина сдернула ее с копьеца и сунула в мешок.
   Я прокашлялся, привлекая к себе внимание, приложил руку к сердцу, слегка поклонился и сказал:
   -- Уважаемые, не подскажете, где можно купить большую лодку?
   Женщина тоненько вскрикнула и упала на дно плоскодонки, а вот гребец не испугался, перестал работать веслом и развернул суденышко к берегу носом.
   Парочка долго нас рассматривала, перекидываясь короткими фразами, видно, решала, что делать, а потом мужчина ткнул пальцем вниз по течению и сказал:
   -- Тетонго! Тетонго!
   Я не знал, что означает слово "тетонго", но решил последовать указанию рыбака.
   Идти пришлось долго, около часа. Узкая тропа, усеянная козьими катышками, вывела к поляне, застланной толстым слоем срубленного тростника. Там нас уже поджидали.
   Маленький, мне по подбородок, мужчина стоял у тропы, рассматривая чужаков блестящими, словно надкрылья черных жуков, глазами. В руках он сжимал короткое копье с кремниевым наконечником.
   На первый взгляд рядом больше никого не было, но здравый смысл и нажитый опыт подсказывали, что в густых зарослях наверняка спрятались с десяток воинов: копейщиков или лучников, а может, и тех и других.
   Как добрый гость, я заговорил первым, поздоровался и повторил просьбу о продаже лодки.
   Мужчина тут же широко улыбнулся:
   -- Лодки нет. Делать надо. Пойдем! Я зовут Лаод.
   Надо же, не ожидал услышать так далеко от дома язык Наорга. Хотя, чему удивляться? Сплав по реке -- самый быстрый и безопасный способ передвижения в этих краях. Смельчаки, проходящие через Пустошь, нет-нет да встречаются, купцы, желающие быстро обогатиться -- тоже, так что, возможность выучить наш язык у рыбаков есть.
   -- Дюс, -- слегка поклонился я туземцу, потом представил спутников, -- Агаи, Морра.
   -- Дюс, идти, идти дом, -- позвал за собой туземец.
   Сняв Морру с лошади, хотел привязать коня к ближайшему дереву, но мужчина снова махнул рукой, -- Кьяр идти, не надо стоять.
   Ну, как скажешь. Гость хозяину не указчик. С конем, так с конем.
   Мужчина провел нас в глубину тростниковых зарослей по длинному деревянному мостку. Когда мы дошли до открытой воды, появилась деревня. И какая деревня!!!
   Ступая по дощатому, щелястому настилу, я ожидал, что нам предстоит плыть на лодке или пароме до другого берега, но того, что плоты это и есть деревня, не думал. Оказалось, учунгу жили на искусственных островах из срубленного тростника! Многочисленные слои высушенного растения, скрепленные бечевой, заменили прибрежному народу землю. Не знаю, почему эти люди выбрали столь ненадежное место для своих жилищ, но, наверное, были причины.
   Прежде чем ступить на "остров", я огляделся, рассматривая поселение. Необычное внешне, в остальном оно мало отличалось от других, встречающихся около рек.
   Рядом с небольшими плосковерхими хижинами на каменных постаментах курились дымком очаги, готовили еду женщины. Сидя на пороге ближайшего дома, древняя старуха молола на круглых каменных жерновах зерно. Бродили, выискивая между желтых стеблей еду, голенастые курицы. Вялилась на шестах рыба, сушились одежда и сети. В общем -- обычная рыбацкая деревенька.
   Я сделал первый шаг и почувствовал, как мягкий остров спружинил под ногами, словно живой.
   Неуютно мне что-то.
   Конь тоже разделял мое настроение. Он недоверчиво пофыркивал и прядал ушами, осторожно ступая по камышовой "земле". Местами сквозь настил просочилась вода -- видно, течение вымыло нижние слои настила, образовав "полыньи" -- и это тоже не добавляло уверенности.
   Как эти учунгу каждую ночь спокойно ложатся спать, не боясь очнуться в гостях у раков?! Жизнь на воде... Невероятно.
   Тростниковая "суша" в очередной раз колыхнулась от набежавшей волны. Мне захотелось обратно на берег.
  
   Деревня состояла из десятка островов, каждый шириной шагов в тридцать, да еще в длину все пятьдесят.
   Как же учунгу ими управляют? Не думаю, что все время проводят, пришвартовавшись к берегу, иначе теряется смысл "водяной" жизни. Значит -- плавают? Если да, то недалеко.
   Сооружение казалось слишком неуклюжим, чтобы на нем можно было быстро передвигаться. Недаром у края плота качались привязанные мелкие плоскодонные лодочки, похожие на ту, что встретилась нам раньше.
   Наш провожатый, катившийся впереди с проворством ртутного шарика, обернулся.
   -- Лодка стоить немного, -- сказал туземец, ведя нас с острова на остров. -- Лаод делать хороший лодка. Очень хороший лодка. Тоден не жалеть!
   Занятный парень. Судя по всему, живет по принципу: себя не похвалишь -- никто не похвалит. А может, правду говорит, кто его знает.
   Обращался туземец только ко мне. Отстраненный вид сирин желания общаться у него не вызывал, а Морра по малости лет в серьезные собеседницы не годилась. Хотя пару раз Лаод ей подмигнул. Девочка в ответ тут же заулыбалась.
   Между тем нас подвели к стоящей в центре селения хижине шириной шагов в шесть-семь, не больше.
   -- Дом здесь жить тоден! -- пояснил туземец, сдвигая в сторону циновку на двери.
   Похоже, с местом ночевки определились. Это хорошо, а то уже темнеет.
   Через некоторое время женщины учунгу принесли нам поесть. Расставляя еду, они с любопытством поглядывали на чужестранцев, так не похожих на мужчин племени. Кажется, мы им нравились. Оно и понятно -- симпатичной внешностью учунгу похвастаться не могли: невысокие, темнокожие, с покатыми плечами и крепким, бочкообразным туловищем. Низкие лбы, глаза маленькие, носы приплюснутые. Девушки, конечно, миловиднее, но тоже... далеки от идеала. Никакого сравнения с росм. Боги явно поскупились для учунгу на красоту, зато, похоже, с лихвой одарили здоровьем и ловкостью. Достаточно щедрый дар для того, чтобы выжить.
  
   Еда оказалась вкусной, но радовалась ей только Морра. Дети обладают счастливой способностью быстро забывать постигшие их невзгоды. Мы с сирин это полезное качество уже потеряли, так что ужин получился мрачный. Все мысли крутились вокруг рош-мах. Я думал о том, чего не сделал, что сделал не так, как следовало, чего не предусмотрел.
   Как ни крути, получалось, основная вина все равно на мне! Я ведь подозревал, что нежить опасна до тех пор, пока ее не превратят в костяное крошево, но не сказал об этом другим! Если бы рош-мах знала, она обошла бы паука далеко стороной. Или сразу, еще в бою, растащила бы на отдельные кости.
   Ладно, чего уж тут. Чего не воротить -- про то лучше забыть.
   Я покосился на сирин, свернувшегося клубком. В начале ужина он еще пытался бодриться, делал вид, что ничего страшного не произошло, даже улыбался перекошенным от усилия ртом, но потом сник, закутался по самые уши в плащ и лег в угол, спиной к нам. Сейчас он тихо плакал. Не подобает мужчине плакать, но на этот раз я его не осуждал.
   Пусть. Легче на сердце станет.
   В такие моменты человеку надо побыть наедине с собой. Хотя бы несколько часов.
   Я перехватил девочку, взял остатки еды и вышел наружу. Солнце уже садилось, и в деревне прибавилось возни: стоя на краю плота, туземцы пытались отчалить. Течение им помогло, и громоздкое сооружение медленно сдвинулось с места. Учунгу слаженно работали шестами и веслами, уводя свой плавучий дом все дальше от берега, и успокоились лишь тогда, когда расстояние стало приличным. Тогда в воду скинули опутанные веревкой камни, заменявшие островитянам якоря.
   Надо же. У нас люди чувствуют себя в безопасности на расстоянии от воды, помня о речных людоедах, а тут наоборот -- лезут на глубину. Наверное, в этой реке живут совсем другие обитатели.
   Между тем к нашему очагу подошли уже знакомый мне Лаод и еще несколько мужчин. Они принесли сосуд, сделанный из тыквы-жерлянки, наполненный брагой.
   Хороший способ знакомства -- подходит для всех.
   Учунгу расселись, и Лоед сразу взял быка за рога:
   -- Дюс нужен лодка, Лоед делать хороший лодка. Долга.
   Туземец сокрушенно покачал головой, показывая, как ему не нравится идея долго строить лодку. Мне тоже не нравилась, согласен. Надеюсь, выход из ситуации уже продуман.
   Учунгу улыбнулся, положил руку на плечо сидящего рядом мужчины и сказал:
   -- Надо помощник. Много. Сунду -- хороший помощник. Вансе, -- Лаод указал на второго спутника, -- хороший помощник. -- Все, -- туземец сделал широкий жест, -- хороший помощник. Лодка делать быстро, плыть далеко, до воды хурома.
   Хурома... До океана, что ли? Мне так далеко не надо, но то, что лодка должна выдержать долгий путь, радует.
   -- Хорошо, -- я кивнул, выражая согласие с желанием мастера обзавестись подмастерьем, и спросил. -- Сколько стоит лодка?
   Туземец полез за пояс и вытащил связку плоских, с пробитой посередине дыркой, монет, отсчитал десять серебряных и потряс ими перед моим носом. Серебро, словно погремушка балованного дитяти, радостно звякнуло.
   Ну, десять монет, скажем так -- не разорительно.
   -- Договорились! -- я кивнул дикарю, давая согласие.
   Учунгу довольно загудели, Лоед разлил по деревянным чашкам брагу, отпраздновать сделку. Не могу сказать, что напиток мне сильно понравился -- это вам не вино из королевских подвалов -- но выпить пришлось. За знакомство и дружбу. Они нам еще понадобятся: хорошо бы получить от рыбаков проводника. Я воду как-то не очень люблю и в кораблях совершенно не разбираюсь. Если с нами пойдет человек из племени, то он качество посудины проверит и на мель ей сесть не даст.
   -- Учинарки хороший народ. Сын дам, дорога поведет, -- между тем довольно осклабился Лоед, не подозревая, что опередил следующую просьбу.
   Прелестно! Сына он точно топить не станет, выполнит заказ на совесть.
   -- Быстро, быстро ехать станешь, -- заверил туземец, потом сощурил круглые, словно горох, глазки, вытянул вперед руку со сжатыми в кулак пальцами и дважды резко раскрыл кисть, заявив. -- Два рука монет.
   Ох, торгаш...
   -- Хорошо, -- согласился я, потом растопырил кисть. -- Пять монет здесь, тебе, а пять там, когда доедем.
   Туземец сначала насупился, а потом рассмеялся и погрозил мне пальцем.
   Вот и отлично. Похоже, у нас теперь полное взаимопонимание.
   Мы еще немного посидели. Маленькая ловкая девушка с округлыми икрами и гладкими сдобными плечами принесла целую миску мелких, зажаренных до хруста рыбешек, посыпанных травой с солью, и беседа затянулась надолго. Говорили в основном гости. Шутки и смех не мешали, я слушал их вполуха, не понимая большую часть: на меня накатили усталость, безразличие и опустошенность.
   Растянулся на жестком тростнике во весь рост. Над головой плыли созвездия, собираясь в небесную реку. Рыцарь, орел, дама с веером, а там, дальше, девять ярких звезд -- созвездие кошки. Если бы сирин дал девушке умереть, она ушла бы к небесной охотнице и мчалась рядом с ней, трогая лапами не жесткую траву на земле, а легкую звездную пыль. Но вот ведь...
   Я резко сел.
   Глупо! Надо было заставить Агаи похоронить девушку. Не найдет он для своей рош-мах противоядия. И я хорош, не смог вправить юнцу мозги.
   Плавучая деревенька притихла. Разошлись по домам мои собутыльники. В хижине царила тишина: Морра заснула сразу после ужина, прямо с обглоданной рыбой в руке. Я отнес девочку в домик и уложил на кровать, которую заменяли деревянный настил и тюфяк, набитый козьей шерстью. Сирин уже не плакал. Его ровное дыхание показывало, что горемыка заснул.
   Ну и мне пора.
   Я устроился между Моррой и сирин -- так легче контролировать обоих.
   Малышка почти сразу переползла мне под бок, уткнулась головенкой в плечо, и я почувствовал себя почти отцом. Ну, или старшим братом. Некоторое время еще лежал, ощущая всем телом, как "дышит" и ворочается под нами река, а потом все же заснул.
  
   Следующие дни прошли спокойно и размеренно, в ожидании, пока сделают лодку. Мастерили ее из того же тростника. Это растение было одним из самых главных в жизни речного народа. Его молодые побеги и корни шли в пищу: сердцевина, очищенная от верхнего волокнистого слоя, имела довольно приятный кисло-сладкий вкус и хрустела на зубах не хуже свежих огурцов. Подросшие побеги годились на корм козам. Взрослые растения срубали, сушили и использовали для различных целей, от строительства домов, плавучего "острова" или лодок, до изготовления нехитрого скарба, некого подобия бумаги и циновок. Даже несколько идолов, украшавших место главных сходок учинарки, (так учунгу сами себя называли), и те были сделаны из тростника, обмазанного глиной и клеем из рыбной чешуи.
   В целом островитяне оказались приятным народцем -- дружелюбным и ненавязчивым. Агаи, просиживавшего целыми днями на краю плота, они вообще не трогали. А после того как я объяснил туземцам причину его печали, сердобольный вождь щедро предложил выбрать для волшебника в жены одну из незамужних девиц, достигших брачного возраста. Мне с трудом удалось убедить учинарка не трогать юношу, дав обещание поговорить с Агаи на "брачную" тему, как только он придет в себя.
   Морру приняли в свою компанию местные детишки и дружно кинулись учить девочку плавать. Сначала я беспокоился -- все-таки сирин не утки -- но потом, глядя, как малышка лазит по мелководью вместе с остальными детьми, успокоился и занялся своими делами -- составил компанию мастеру Лоеду.
   Основой для судна послужили плотные вязанки тростника. Островитяне ловко соединяли их в одно целое, сплетая лианами и стягивая бечевой. Постепенно появился довольно большой плоскодонный корабль с выпуклыми боками. Ближе к корме учинарки возвели небольшой квадратный домик, схожий с теми, что стояли в деревне, а по центру укрепили мачту.
   Пока сооружение приобретало формы, я приглядывался к укладу рыбаков. Очень понравилось, что никто в племени не сидел без дела. Мужчины рубили тростник, вязали новые плоты, чинили старые, плели сети, охотились с луками на водяных птиц или с острогами на крупную рыбу. Женщины ткали, плели циновки, готовили. Даже дети трудились вовсю: ловили бреднями рыбную мелочь, приглядывали за ползунками, искали моллюсков и принимали участие в починке островов.
   Все островитяне, за исключением разве что самых маленьких, были превосходными пловцами. Даже зависть брала при виде того, как ловко и как далеко заплывают бесстрашные учинарки. Я в воду так и не полез. Пловец из меня по сравнению с аборигенами неуклюжий, чего зря позориться. Зато рыбачил с удовольствием. Прямо с плота ловил красноперую плоскую рыбку величиной в полторы ладони или колючих окуней. Островитяне, хоть и посмеивались над моим уловом, но от него не отказывались.
   Скоро мы с Моррой стали для племени совсем как свои, и лишь Агаи выпал из этой нехитрой жизни. Хоть говорят, что время лечит, ему оно пока не помогало. Только один раз за все время сирин оживился, вскочил на ноги и, приложив ладонь к глазам, посмотрел на небо. Я проследил за его взглядом: высоко в облаках парила большая птица. Я ни за что не спутал бы ее с другими: над нами кружил соплеменник Агаи! Однако счастья во взгляде аптекаря это зрелище не прибавило. Напротив, он залез в хижину и просидел там до следующего дня, не показавшись даже к ужину.
   Странная, однако, реакция на появление того, к кому идешь за помощью.
  
   Глава двадцать пятая
  
   Прошло всего десять дней, а наша лодка была уже почти готова. Она выросла на пустом плоту, отведенном под "верфь", сияя бледно-желтыми боками, словно новая корзина. Наверное, из-за этого сходства мне по-прежнему не верилось в прочность посудины, хотя придраться к качеству было трудно.
   Странная штука -- человеческий разум. Ведь уже почти две недели мы спим на небрежно собранном в одно целое снопе из тростника, и ничего, кошмары не мучают, а тут аккуратный и крепкий корабль, и нате вам -- беспокойство на ровном месте. Чтобы избавиться от него, я даже поплавал на маленьких лодчонках, связанных точно таким же способом, желая убедиться в надежности творений рыбаков.
   После заката я подолгу засиживался у остывающего очага в надежде услышать подозрительный треск, но все заглушало громкое кваканье огромных лягушек. Не нравилась мне долгая дорога по воде. Места незнакомые, мы будем как на ладони, а вот тех, кто на берегу, сквозь плотные заросли тростника не разглядеть. Что-то опасное там определенно водится, недаром учинарки оставляют в лесу на ночь только рассыпанный для просушки тростник. Интересно, могла ли эта неведомая сила потревожить покой нашей заколдованной подруги? Не то что бы этот вопрос сильно меня беспокоил, но оставаться в неведении я не любил, а потому в предпоследний день попросил проводника и ушел в лес.
   Дорога к могиле Таниты нашлась с трудом. Память, обычно такая услужливая, неожиданно подвела -- я заплутал на самом подходе к заколдованному месту. Хорошо, лес неширокий, долго бродить не пришлось -- одна из троп вывела прямо к белой полосе.
   Соваться за снежную линию без Агаи я не стал -- не первый день на свете живу -- просто кинул комок земли, благо, она вся была вспаханная, словно с неделю служила для выпаса кабанов.
   Сирин не врал, он защитил могильник. Земля, соприкоснувшись с заполненным снегом воздухом, моментально обледенела и рассыпалась мерзлым инеем.
   Ничего себе ...
   Проводник, сын Лаеда, обстоятельный и спокойный парень по имени Доро, открыл рот от изумления.
   -- Надо отгородить! -- сказал я ему и острым сучком очертил расстояние, на котором необходимо было поставить хотя бы плетень. Не ровен час, забредет кто-нибудь слишком любопытный из племени, останется потом сугробом лежать на земле.
   -- Хорошо, -- горячо закивал головою Доро. -- Хорошо, Дюс!
   А потом ткнул в разрытую землю:
   -- Дух Озана беспокоить. Недоволен.
   О чем это он? Какой такой дух? О-о... Если тут живет кто-то из Хранителей, характером схожий с Корри, пора уносить ноги. Пока не накостыляли за содеянное.
   Я повернул назад, и туземец потрусил следом, постоянно оглядываясь. Парню очень хотелось узнать, с чем он столкнулся. Как пить дать, сегодня прибежит с вопросами его папаша. Надо подумать, что сказать учинарку про заколдованный лес. Вариантов у меня много, но выбрать придется один, желательно самый лучший. С Агаи бы посоветоваться, но для этого потребуется вытащить его из омута печали и жалости к самому себе. А это затруднительно.
   По морде съездить, что ли? Нельзя забывать о действительности, какое бы горе ни мучило! В конце концов, девчонка погибла из-за его желания доставить малышку-сирин на родину предков. Только некрасиво на глазах чужого народа устраивать потасовку. Придется подождать до отъезда.
   Вечером на наш "остров" действительно пришла делегация из мужчин-учинарков во главе с колдуном. Первый раз он явился поговорить с чужаками. Задел, видно, мага рассказ о неведомом волшебстве в его лесу. Я бы на месте туземцев тоже забеспокоился -- три часа ходу до снежной границы -- не расстояние. Даже дети могут случайно забрести.
   Я ко времени визита почти определился, что сказать. Только одно место люди обходят далеко стороной - могилу злого духа. Язык не поворачивается назвать так Таниту, но... делать нечего. Богиней ее делать нельзя, тогда к лесу потянутся паломники. Ладно, если таскаться начнут жители одной деревеньки, но ведь учинарки обязательно расскажут остальным, и потянется бесконечный поток просителей, жадных до чудес. И чудеса обязательно случатся, а если не случатся, то их придумают. И чем больше будет слава, тем больше найдется страждущих обладать заветной "шкатулкой желаний". А дальше - раздор, войны, интриги...
   Нет, я не враг гостеприимному народу. Да и за рош-мах неспокойно. Хорошо, если могила прославится добрыми делами, а ну как неожиданно прокатится мор? Или рыба в реке передохнет? Или сама река пересохнет? Хотя это вряд ли -- уж больно велика. Но все равно, разъярятся туземцы да побегут лес жечь. Кто знает, выстоит ли против пожара колдовство сирин.
   -- Дюс, -- строго вымолвил Лоед, -- Доро говорить, лес снег лежит? Камень -- снег стал? Сломался? Стена нужен?
   Я кивнул, соглашаясь:
   -- Обязательно стена нужна. Скажи своим людям, что нельзя к снегу ходить, иначе сломаются насмерть.
   Лоед нахмурился и перевел мои слова остальным рыбакам. Вперед тут же шагнул колдун и резко спросил:
   -- Кто прятаться в лес за снег?
   Умеют Знающие неудобные вопросы задавать.
   Я приготовился к долгому рассказу и открыл рот:
   -- Там похоронен дух...
   Договорить не дал Агаи, внезапно явившийся из хижины. Наш разговор все-таки вывел сирин из транса.
   Юноша окинул меня гневным взором и громко сказал:
   -- Там спит богиня!
   -- Богиня, -- сошел на шепот волшебник, утер набежавшую слезу и снова исчез с глаз в домике.
   Ну не подлец?! Чтоб его язык узлом на год завязало!
   Пришлось импровизировать на ходу. Рассказывать о том, как с нами странствовала богиня. О том, как она убила злого духа далеких краев. О том, как дух наслал на нас проклятие, но богиня спасла смертных, пожертвовав своей земной жизнью и заснув в теле смертной до конца времен. Или до тех пор, пока мы не найдем для нее живую воду.
   История получилась жалостливая, больше смахивающая на детскую сказку. Но простодушные учинарки поверили, сочувственно закивали головами и дали обещание защитить богиню стеной. Я потребовал от туземцев хранить всю историю в тайне, объяснив, что такое сокровище могут украсть. И что тогда всем придется плохо.
   Учинарки, может, и были наивными, но никак не дураками. Колдун тут же сказал, что предупредит соседей о злом духе, поселившемся в лесу и обращающем непрошенных гостей в замерзшую воду.
   Умница, вот с кого Агаи пример надо брать! Ну, слава Ирие, обошлось. Хотя, чего это я так по поводу рош-мах беспокоюсь? Ну, спалят туземцы лес, так посмертный жаркий костер -- мечта любого воина ее племени. Неужели начинаю верить, что Агаи найдет противоядие?
   Скоро все, кроме колдуна, ушли. Сначала подумалось, что он решил перемолвиться со мной без свидетелей, но реальная причина задержки выяснилась довольно скоро: колдун немного поговорил о предстоящей дороге, а потом плавно свернул разговор на то, что без одобрения богов корабль далеко не уплывет -- дух реки не пустит. В общем, дело обошлось еще двумя серебряными монетками, именно столько стоило заклинание умиротворения речного духа. И хотя мне очень не нравилось, что в последнее время деньги уходят из моего кармана, заплатить пришлось. Уж лучше благословение неизвестных божков, чем незатейливое проклятие разочарованного туземца. Кто знает, с какими силами он дружит. Довольно с нас двух восьминогих монстров.
   Получив деньги, духовный вождь племени пришел в хорошее настроение и проникся к чужестранцам симпатией. Тогда я задал вопрос, который давно меня интересовал. О том, почему деревня построена на искусственных островах и зачем ее каждую ночь отгоняют подальше от берега.
   Колдун усмехнулся в ответ:
   -- Учинарки живут не один. Хозяин лес -- Озана. Не любит ночь гостей. Бродит. Наступит -- сломает. Все сломает -- дом, лодку, тебя, меня. Нельзя строить дом в лес.
   Да, пожалуй, с таким беспокойным духом на берегу деревню не выстроить. Теперь я туземцев понимаю.
   -- А в воде никто не живет? -- задал я новый вопрос.
   Колдун кивнул:
   -- Живет, живет! Рыба живет, черепаха живет, много разных живет, и учинарка, когда надо, тоже живет.
   -- А чудовища хищные живут? Которые учинарку едят?
   Колдун моргнул круглыми глазками, а потом визгливо рассмеялся, приняв мои слова за шутку:
   -- Нет, тоден, учинарка сам всех в река ест.
   Замечательно. Именно это я и хотел услышать. А то меня, как только зачешутся шрамы на ребрах, так и тянет разбить лагерь на берегу.
  
   Отчалили из деревни мы после восхода солнца. Лошадь я оставил туземцам. Щедрый подарок, конечно, но не тащить же ее на корабль, не настолько он велик. Потом купим новых, все равно нам одной мало.
   Агаи после отъезда снова повел себя так, словно мира не существовало, и сразу удалился в "домик". Ох, скоро кончится мое терпение, окуну я сирин в воду с головой, не посмотрю, что он маг!
   ...И потянулись дни, похожие друг на друга, как близнецы. Даже пейзаж вдоль реки не менялся: все тот же тростник, за которым виднелись высокие кроны деревьев.
   Я ловил рыбу, менял Доро у руля, когда тот отправлялся спать или рыбачил, возился с Моррой, готовил, а волшебник лежал в постели с отрешенным лицом мученика, игнорируя все попытки поговорить по душам. В конце концов я не выдержал, схватил Агаи в охапку и выкинул за борт прямо в одежде. Парень ушел под воду с головой, но тут же вынырнул и неумело замолотил руками, цепляясь за лодку. Прохладная осенняя вода моментально привела аптекаря в чувство. Апатию и вялость смыло, словно следы на песке, и стоило сирин вытащить на борт, как он кинулся на меня со сжатыми кулаками, позабыв про то, что умеет колдовать:
   -- Что за глупые шутки, Дюс?!!
   Я устроился на корме, готовый, если понадобится, повторить полезную процедуру.
   -- Почему -- глупые? У тебя от купания и речь и слух вернулись, а может, еще и разум заодно.
   Волшебник вспыхнул, сверкнул глазами и распрямил плечи, готовясь достойно ответить, но я не оставил ему шанса:
   -- Остынь, Агаи, и выслушай меня. Хватит болтаться бесполезным придатком. Еще один день твоей великой печали, и я сойду на берег, прихватив с собой Морру. А ты и дальше можешь вести себя как слюнтяй и размазня!
   -- Как ты смеешь?!! -- прошипел волшебник.
   -- Смею, пока ты валяешься без дела, размазывая сопли, недостойные мужчины! -- отрезал я, добавив: -- Или ты думаешь, Танита была бы на седьмом небе от счастья, глядя на тебя?
   Последняя фраза заставила сирин закрыть рот, впрочем, он снова тут же открылся, но уже от удивления.
   Ох, и не люблю я, когда собеседников поражает происходящее за моей спиной... Обычно подобное изумление сулит крупные неприятности!
   Я резко повернулся, выхватив из-за пояса нож, и оторопел -- на корабль, широко распахнув серые крылья, планировала огромная птица.
   Надо же, сколько здесь одноплеменников нашего колдуна обитает! Видно, в этих местах охотников за костями сирин не найти.
   Птица на лету трансформировалась в человека, не изменив только голову. Молодое и красивое женское тело лишь на миг ослепило наготой -- незнакомку тут же окутал плащ, возникший прямо из воздуха. Потом гостья резко вытянула перед собой руку с зажатым в кулаке свитком.
   Я с трудом оторвал взгляд от обнажившейся груди и взял послание. Оборотень, не тратя времени на объяснения, тут же перекинулась обратно в птицу и забила крыльями, взлетая. У меня же перед глазами стояло видение манящих округлостей, но не потому, что я такой озабоченный придурок... Просто украшавшая правую грудь родинка казалась на удивление знакомой. Настолько знакомой, что даже сомнений не возникло -- я видел ее раньше! Вот только где?
   Проследив взглядом за улетавшей птицей, я сел на помост и осмотрел послание. На лиловой шелковой ленте, змеей охватившей мелованную бумагу, висела хорошо знакомая печать его величества Фирита -- чтоб ему провалиться в преисподнюю... И как он меня нашел?!
   Я вскрыл письмо, торопливо пробежал взглядом по ровным изящным строчкам и онемел на некоторое время. Основные новости в письме хотя и были из разряда особо гадостных, но зато вполне ожидаемых, так что удивило меня, кроме способа доставки, другое.
   Перекинув свиток в руки насторожившемуся волшебнику, я потребовал:
   -- Объясни!
  
   Глава двадцать шестая
  
   Я вернул нож на место и уставился на сирин, наблюдая за его реакцией. Тонкий лист желтоватой бумаги мелко подрагивал в руках юноши, словно зеркало, отражая его смятение. Щеки мага расцветили алые пятна румянца. Интересно -- от стыда или от страха?
   Само письмо не удивляло: обычный приказ, объявивший очередного опального вне закона. Короткое содержание гласило:
  
   Я, Фирит, милостью Ирия король Наорга и Северного Нанца, шестого дня восьмого месяца 89532 года от сотворения мира повелеваю:
   бесславного поданного, убийцу и предателя по имени Дюсанг Лирой Тилн из рода Ремари объявить государственным преступником, лишить дворянского титула, привилегий, права наследования и права на жизнь.
   Всякий, к кому обратится за помощью сей преступник, под страхом наказания через повешение должен немедленно сообщить о его местонахождении любому офицеру королевской гвардии. Похвальная верность добрых подданных будет отмечена наградой в десять золотых. Доставившему преступника в королевскую тюрьму Тридизанг живым или мертвым даруем тысячу золотых.
  
   Неплохо оценили мою непослушную голову. Ждал не больше пятисот, хотя... за риск лишиться жизни положено доплачивать.
   Почти с первых же дней работы на корону я знал, что рано или поздно получу в "благодарность" или яд в тарелку, или "хвост" почитателей с приказом о казни на руках. Никто в окружении Фирита не защищен от подобной участи. Наш добрый король в своих поступках походит на трясину, заросшую тонким слоем болотных растений -- кажется, что ступаешь на зеленую лужайку, а на самом деле готовишься отправиться к праотцам.
   Теперь на всех площадях Наорга прочтут, а потом прибьют к столбу копии указа, украшенного витиеватым оттиском подписи Фирита. Интересно, много ли найдется желающих поохотиться?
   Но меня заинтересовал не приказ короля. Ответ с волшебника я потребовал за короткую приписку, сделанную все тем же ровным почерком.
   Агаи, по вашему следу пустили вервольфов, берегитесь каждую секунду.
   Ну, чтоб мне сдохнуть -- рука секретаря!
   -- И давно ты за мной шпионишь? -- поинтересовался я, так и не дождавшись объяснения сирин.
   Вопрос прозвучал спокойно, хотя больше всего мне хотелось в этот момент от души накостылять моему "другу" по шее.
   -- После второго месяца твоей службы Фириту, -- признался Агаи, потупив взор.
   С одежды мага тонкими струями стекала вода, отросшие волосы мокрыми сосульками прилипли ко лбу, делая юношу еще более жалким и несчастным.
   Я прищурился, вспоминая, когда в моих соседях появился скромный помощник аптекаря. Действительно -- после двух месяцев службы у его величества.
   Шпион, Мо его раздери! Демон с тем, что он за мной следил -- дело прошлое, ничего изменить нельзя. В конце концов, соглядатай превратился в нанимателя, и теперь ему от меня надо только одно -- качественно выполненная работа. А вот то, что он не раскрыл свои карты...
   Но как нашего идеалиста подбили на столь неблагородное дело? Не иначе -- речами про великий подвиг во благо спасения мира: на меньшее аптекарь не согласился бы.
   -- Дюс, ты прости, что раньше не сказал, просто тогда я не знал, могу ли тебе доверять, и сильно боялся, а потом как-то выскочило из головы.
   -- Что выскочило? Что ты королевскому прихвостню сведения обо мне таскал? -- злость прорвалась в слова.
   -- Он не прихвостень! -- вскинулся волшебник. -- Он мой соплеменник. Только благодаря ему девочка уцелела во дворце!
   Вот это да... Тощий Викки умеет летать! Не нравится мне, что среди сирин встречаются подобные господа. А может, народная мудрость, в которую я никогда не верил, на этот раз права? Насчет черепов и окровавленных клыков?
   Я снова посмотрел на мага: предстояло решить, что дальше делать -- продолжить путь всем вместе, словно ничего и не случилось, ссадить сирин на берег, или... самому сойти, к демонам.
   Агаи, уловив мое настроение, тихо вымолвил:
   -- Дюс, не бросай нас, пожалуйста. Я один не дойду.
   А то я не знаю.
   Казалось, сирин ждет смертного приговора, сутулясь и горбясь под тяжестью обвинений.
   -- Зачем твоему народу шпионы в Наорге? Ведь ваше государство очень далеко от нас.
   -- У нас почти во всех странах есть свои глаза и уши, -- неохотно признался Агаи и сразу попробовал оправдать свой народ. -- Ты пойми, нас, сирин, слишком мало, а звезды показали -- время пророчества пришло. Нельзя было пустить его исполнение на самотек! Как видишь, тактика себя оправдала -- Морра жива и едет домой. Если бы не мои соплеменники, ее убили бы, как только нашли! Это секретарь убедил Фирита, что нельзя никому доверять и надо самому удостовериться, что разыскали именно того, кого надо.
   Ладно плетет... Вот только в его слова не верится. К чему держать своих людей за много верст от дома, если опасаешься только одного -- как бы на тебя не напали? Какое дело нашему корольку до государства Юндвари, если между странами непроходимая для войска Пустошь, много-много верст Диких земель и пара вполне цивилизованных держав? Шпионить только ради пророчества? Ерунда. Не вижу смысла.
   Но каков проныра Вики?! Это надо же, столько лет обманывать Фирита и всю рать королевских магов! И как они не вычислили такой лакомый кусочек под носом? Ведь наш король только в одном случае мог оставить в покое сирин -- если бы тот добровольно каждые сто лет по фаланге себе отрезал! Да и то спорное утверждение: куда легче сразу весь остов получить, чем по куску выпрашивать. Ладно, вернемся к нашему приятелю...
   -- Агаи, а Викки колдун? -- спросил словно невзначай.
   -- Как и все сирин, не больше, не меньше, -- пожал плечами волшебник, сменив в одно мгновение испуг на веру в благополучный исход разговора.
   -- И что, он колдует?
   -- Н-наверное, -- неуверенно ответил волшебник и уставился на меня с любопытством. -- А почему тебя это так интересует?
   Теперь пришла моя очередь пожимать плечами:
   -- Он столько лет волшебствует под носом у королевских магов, и никто его не обнаружил, а ты поколдовал лишь один раз, и тебя тут же раскусили. Не знаешь, почему?
   Волшебник зябко поежился:
   -- Не знаю. Наверное, его учили заметать следы, а меня нет. Отец всегда был чересчур осторожен и считал, что у меня больше шансов выжить, если я буду как все. Он ведь не шпионил, а просто жил среди людей.
   Мудрый господин, вот только за сыном недоглядел.
   -- А как в соглядатаи попал?
   -- У нас в доме иногда собирались соплеменники и говорили... на разные темы, -- покорно ответил сирин.
   Понятно, дальше и слушать не стоит. История домашних бунтарей всегда одинакова: пока взрослые занимались словоблудием, мальчишка ловил каждое слово, мечтая о возвращении былого величия своего народа, и грезил подвигами. Страдал, слушая наветы сверстников и не имея возможности доказать правоту. А потом подрос и стал с юношеской горячностью встревать в разговор. И в один прекрасный день или вечер старый приятель отца предложил ему послужить во благо угнетенного народа сирин. А этот молодой лопух со своей проклятой наивностью и идеалами, конечно же, уши развесил и согласился. И что теперь с ним, спрашивается, делать? Ведь не бросать же их, в самом деле! Вон и девочка замерла испуганным зверьком, слушая нашу перепалку, только глаза полны набежавших слез.
   И почему я чувствую ответственность за эту малышку?
   А пошло бы оно все в одно место!
   -- Еще раз соврешь -- пеняй на себя, -- пообещал я сирин и стал пробиваться к рулю, менять Доро.
   Наш проводник со времени появления гонца не произнес ни слова, вероятно, в надежде узнать побольше. Однако у руля парня не оказалось. Пришлось подойти вплотную, прежде чем я увидел учинарку -- юноша лежал на дне лодки, сжавшись в комок и прикрывшись перевернутой корзиной, которую мы использовали для пойманной рыбы.
   -- Доро! -- позвал я его. -- Ты чего под ногами валяешься?
   Туземец стащил корзину, испуганно покрутил головой и спросил:
   -- Он улетать?
   -- Давно уже, -- успокоил мальчишку и поинтересовался. -- Почему боишься?
   -- Доро не бояться! -- тут же выпрямился учинарку. -- Доро отдыхать!
   Я подавил усмешку и серьезно сказал:
   -- Раз ты устал, пора меняться.
   А потом крикнул волшебнику:
   -- Агаи! Если снова уползешь в дом, завтра точно сойду на берег! Хватит без дела валяться, садись рыбу ловить!
   Юноша тут же схватился за удилище.
   Однако действенный способ -- купание в холодной воде. Почти такой же, как ловля на обмане.
  
   И снова потекли дни, похожие один на другой. Сирин окончательно пришел в себя, смирившись с фактом, что Таниты больше нет рядом, хотя от мысли оживить оборотня не отказался. Ну и хорошо. Будет чем заняться, когда привезем девочку в город.
   Неторопливое путешествие по реке малышке нравилось. Она возилась со своими игрушками у наших ног или пыталась ловить рыбу. Доро в такие моменты сильно переживал за свою снасть, собранную из плетеного конского волоса и бронзовых крючков.
   Очевидно, и то и другое учинарки выменивали или покупали у степняков. (Кузниц на островах я не увидел, да и лошадь там была только наша. И чтоб мне на стаю упырей в своем доме нарваться, но степняки получат жеребца с остриженным под самую репку хвостом!)
   В итоге юный рыбак смастерил из короткой палки маленькую удочку, прикрепив к ней крючок без волосяного шнурка. Что и говорить -- сообразительный паренек: и снасть сберег и ребенка не обидел. Рыба в огромной реке была "непуганая" и очень прожорливая -- для ловли годилось и такое удилище.
   Течение медленно влекло нашу лодку дальше. Дни стояли безветренные, так что парус, сплетенный все из того же тростника, пользы не приносил. За весла мы садились не каждый день: спешить было некуда.
   Стая вервольфов, которую пустили вдогонку, оставалась пока угрозой лишь на бумаге. Вампиры тоже не появлялись. Они не полезут в открытый бой, да еще на реке. Я бы на их месте попытался выкрасть девочку в ближайшем городе, где много народу и легко затеряться. Так что, тревожиться пока не стоило.
   Время от времени мы встречали плавучие деревеньки -- кроме учинарков вдоль берегов никто не жил, мешал таинственный лесной дух. Весьма полезное для маленьких рыбаков создание: из-за его ночного буйства никто на земли учинарков не зарился.
   В Агаи, наконец, проснулось любопытство, и он пристал к Доро как репей, выспрашивая про обычаи речного народа. Наш проводник блаженствовал, купаясь в океане внимания. Но иногда Агаи словно отключался, погружаясь в собственные тоскливые мысли. Углы губ юноши опускались вниз, глаза заполняла смертная тоска, а тонкие длинные пальцы тянулись к горлу, пытаясь остановить рвущееся рыдание. Непросто приходилось парню в последнее время. Ничего, это только умирать легко, а жить всегда трудно.
   На восьмой день странствования у нас появилось сопровождение -- странные животные, похожие на больших рыб, но покрытых не чешуей, а глянцевой кожей. Они играли друг с другом в мелких волнах, поднимая маленькие фонтаны брызг при выдохе, и переговаривались трескучими голосами. Доро сказал, что это тоже учинарки, только ушедшие в реку.
   Поразмыслив над его словами, мы с Агаи решили -- туземцы верят в то, что после смерти они воскресают, обращаясь в речных зверей.
   Наши новые попутчики с удовольствием подставляли погладить свои гладкие бока и не отказывались от угощения -- мелкой рыбки, миновавшей котел. Морра баловала их, таская не только мелкую рыбу, но и ту, которая годилась для ухи, стоило нам только отвернуться. Мы ее не ругали: пусть ребенок развлекается, а еды на всех хватит.
   Иногда речные учинарки дружно срывались с места, уплывая на полдня, но к ночи обязательно возвращались. Доро важно объяснил, что они оберегают нас и теперь не отстанут до конца пути. Слова мальчишки мне понравились -- просто замечательно, если рядом крутятся существа, способные заменить сторожевых собак. Пусть даже в них нет особой нужды.
   И была бы полная идиллия, если бы меня не терзало желание вспомнить, где я видел эту проклятую родинку. Понятно, что не в кровати -- я не спал с хозяйкой приметного пятнышка, иначе легко узнал бы. Не так много женщин было в моей жизни, а если точнее -- совсем мало. Нет, я видел эту отметину мельком. В вырезе декольте. Я отлично помнил, как это выглядело -- низкий, украшенный дорогим кружевом лиф, оголенная чуть ли не до самых сосков грудь, которую торопливо прикрыли накидкой от нескромного взгляда. Моего, очевидно. Понятно, что это произошло во дворце: наряд дорогой, а кружево стоит баснословных денег. Но хоть убейте, не могу вспомнить того, что находилось выше лифа!
   Придурок похотливый, не мог на лицо глаза поднять, раз уж так грудь понравилась!
   Я хотел сплюнуть с досады, но в следующее мгновение сильный удар широкого хвоста о воду окатил меня брызгами с ног до головы, потом из реки вынырнула круглая голова с длинным рыльцем, и на меня уставились маленькие хитрые глаза. Водяной зверь открыл пасть и разразился каскадом разнообразных звуков, словно смеялся надо мной.
   Вот паразит!
   -- Учинарку шутит, ты нравишься ему, -- торжественно сказал Доро, пряча ехидные огоньки в глубине черных глаз. Мора звонко рассмеялась, невоспитанно тыкая пальцем в мою сторону. Даже сирин не смог сдержать улыбку.
   Я утер мокрое лицо и выругался.
   А пошли бы такие симпатии в одно место! Теперь придется рубаху сушить.
  
   К берегу Доро старался не подходить. Свежие молоко и сыр, а также дрова для очага мы покупали у его соплеменников, подплывавших к нашему кораблю на своих лодчонках. Рыбу ловили сами.
   Сначала я не понимал, почему учинарку избегает причаливать, но однажды ночью нас разбудили беспокойные переговоры водяных зверей. Проследив взглядом за удаляющимися блестящими спинами "сторожей", я увидел, как к нашему суденышку приближается несколько лодок, ощетинившихся копьями.
   Разбойники! Ну да, без этих господ просто не обойтись!
   Справились мы с ними довольно быстро: сирин просто залепил в нападающих огненными шарами. Волшебное пламя тут же охватило плоскодонки от носа до кормы и жадным "пиратам", охочим до чужого кошелька, осталось только одно -- прыгнуть в воду. Плыть в нашу сторону они благоразумно не пожелали.
   Мы, в свою очередь, проявили милосердие и добивать грабителей не стали. Только Доро, метнув дротик вслепую, долго ругался вдогонку неудачникам.
   После этого случая я простил нашим хвостатым сторожам их хулиганство и прожорливость.
   Пейзажи за кормой постепенно менялись: пропали заросли тростника и лес из "многоногих" деревьев. Теперь река заворачивала хитрые петли вокруг высоких холмов ярко-желтого цвета, поросших обычным лесом. Иногда их склоны украшали огороды, разбитые на террасах, в них возились местные крестьяне.
   Судя по всему, Дикие земли закончились. Еще немного, и мы прибудем на место.
   -- Скоро приедем! -- заявил нам Доро, подтверждая мои догадки, и тут же уточнил. -- Ночь не больше рука осталось.
   Я ожидал, что река постепенно станет похожей на оживленную улицу, заполненную прохожими и телегами с добром, однако вокруг по-прежнему царила пустота -- ни одной лодчонки, нагруженной незамысловатыми плодами крестьянского труда или товарами.
   Мне это не нравилось, учинарку, похоже, тоже.
   -- Река тихо, -- время от времени говорил он, недовольно крутя головой по сторонам.
  
   Город Сырт, финальную точку нашего путешествия по реке Двух вод, мы учуяли раньше, чем увидели. Смрадная вонь гари и легкие тонкие полоски сажи, осевшие на корабле, подтвердили, что учинарку правильно тревожился: стряслась беда. А потом река свернула за очередной поворот, и перед нами возник островерхий холм с крутыми склонами, на котором и расположился город. Несмотря на дневное время, он казался вымершим и неживым. Даже собаки не лаяли, хотя фигурки людей все-таки попадались на глаза. А еще то тут, то там чадили черным дымом большие костры.
   Наш проводник не стал причаливать к берегу, сбросил якорь на расстоянии от причалов в полет стрелы и решительно заявил:
   -- Доро дальше не плыть! Сырт -- плохо.
   -- Что делать будем? -- спросил я у сирин.
   Агаи задумчиво потер подбородок:
   -- Обойти его мы все равно не сможем. В городе нас ждет проводник. Из моего племени. Он доведет нас до гор. На границе Юндвари я с тобой расплачусь, и можешь считать себя свободным от обязательств.
   Ну да, ну да. Я, может, и буду на тот момент свободен от обязательств, а вот ты, парень, нет. И придется тебе еще немного со мной погулять, пока не удостоверюсь, что вашему племени можно доверять. А то слишком много поводов для сомнений вы дали в последнее время.
   Я неопределенно махнул рукой -- мол, там увидим.
   -- Доро, греби к берегу, -- сказал я проводнику, и тот сокрушенно, как маленький старичок, помотал головой, осуждая наше решение.
   -- Доро вернуться домой! -- мрачно сказал юноша и протянул руку за деньгами.
   Агаи отсчитал серебро, туземец ловко увязал его в яркую тряпочку, взял ее в зубы и прыгнул за борт, оставив нас в немом удивлении. Через мгновение водяные звери, наши попутчики, развернулись и поплыли вверх по течению. И среди привычных бледно-серых тел мелькало еще одно, точно такое же, только чуть меньше и темнее, с ярко красной тряпицей в пасти.
   Агаи с восторгом, как бывало раньше, дернул меня за рукав:
   -- Дюс! Мы с тобой ошиблись в своих догадках! Учинарку настоящие оборотни!
   Сам вижу.
   -- Ты лучше за руль садись, а я веслом поработаю, а то, если мы еще немного помешкаем, течение нас мимо города унесет, -- остудил я горячность мага.
   -- Ага, сейчас, -- пробормотал сирин, занимая место учинарку.
   Некоторое время я боролся с непослушной водой, мысленно благодаря Доро за то, что он научил меня обращаться с громоздкой плетеной лопатой, так не похожей на наши маленькие весла, и понося его же за преждевременное бегство.
   Ну, в самом деле, какая разница, где прыгать в воду -- на середине реки или у самой пристани?
   Хорошо еще, сил у меня достаточно.
   Наше суденышко сдалось и медленно повернуло к берегу, приблизившись к каменному молу, собранному из больших обтесанных глыб.
  
   Причалили мы неумело, ткнувшись носом в обросший зелеными нитями водорослей камень. Течение на этот раз решило нам помочь, развернув корму корабля и мягко прижав ее к молу.
   Я подхватил вещички, сирин поднял на руки девочку, и мы ступили на берег.
   А на причал уже вышли несколько человек, вооруженных длинным подобием алебард. Стоило нам шагнуть с судна, как один из встречающих вскинул руку в запрещающем жесте и сказал несколько резких слов на незнакомом языке.
   Я посмотрел на сирин, ожидая перевода, но маг только покачал головой -- язык был ему незнаком.
   -- Простите, мы не понимаем вас, любезнейший, -- ответил я, прикидывая на ходу, что делать, если местные полезут драться.
   -- Он просит вас покинуть город. Говорит, чтобы возвращались в лодку, -- лениво растягивая слова на столичный манер, сказал стоявший поодаль мужчина в затертом грязном плаще с надвинутым по самые брови капюшоном.
   И здесь беженцы. Ну что же, такая встреча нам на руку -- переводчик человек полезный.
   Между тем незнакомец откинул капюшон, открывая лицо, явил миру тщательно выбритые щеки, породистый нос с горбинкой, карие глаза и высокий лоб, перечеркнутый шрамом, идущим от линии роста волос до брови.
   -- Прошу прощения за непрошенный совет, но на вашем месте я бы прислушался к этому доброму человеку и немедленно вернулся на лодку. Если вы сделаете еще один шаг, то корабль сожгут, и вас вместе с ним.
   Интересно в Сырте встречают гостей...
   -- А за что, не подскажете? -- спросил я, отступая на шаг, и положил руку на навершие рукояти меча.
   -- В городе эпидемия, люди мрут, как мухи в холода, -- вздохнул незнакомец.
   Я сделал еще один шаг к лодке.
   К Мо этот город и этого проводника! Не хватало еще заразиться! Сами как-нибудь доберемся, не пропадем.
   Но не успел я высказать эту здравую мысль, как Агаи сказал:
   -- Мы целители и можем быть полезны!
   Вежливый соотечественник послушно перевел, и наша судьба была решена.
   Вот обалдуй! И тянули его за язык?!
  
  
   Глава двадцать седьмая
  
   Люди в масках переглянулись, а потом одновременно расступились, давая дорогу. Агаи сразу ринулся вперед, но я остановил его и полез в карман -- за платком.
   Лекарь недоделанный, кто из нас должен помнить хотя бы о самой простенькой защите?
   Сирин, глядя на то, как я сооружаю Морре повязку, спохватился и схватил свою сумку. Немного покопавшись, выудил оттуда две чистые тряпицы и пузатый флакон из толстого стекла, а потом сбрызнул повязки маслянистой жидкостью из флакона.
   В воздухе густо запахло хвоей.
   -- Должно помочь на первое время, -- пояснил волшебник и тихо шепнул. -- Я пока остерегусь колдовать. Вдруг у них магия под запретом?
   Здравое решение. Взрослеет парень, вспоминает хоть иногда, что голова ему не просто так дана. Жалко только, он пару минут назад ею не воспользовался.
   Сырт, если верить гуляющим о нем слухам, город непростой. На протяжении пары веков сюда стекались беглые преступники со всех сторон света. Формально владыкой города считался какой-то местный князек, кто правил на самом деле, я пока не знал. Не верилось мне, что в Сырте можно жить тихо и спокойно, уж больно разноплеменный сброд из числа самых отчаянных здесь собрался.
   Под пристальными взглядами стражи и под прицелом арбалетов мы прошли мол до конца. Потом раздавшийся сзади сухой треск заставил нас оглянуться. Желтое пламя пожирало наш корабль, охватив его с носа до кормы. Полыхал тростниковый парус, пылали палуба и щелястый домик. Высоко в небо узкими полосками летела сажа, подсвеченная на концах оранжевыми искрами.
   Ну, вот и все, дороги назад нет. Во всяком случае -- по реке.
   Черные фигуры в масках из крашеной кожи на миг показались мне судьями Мо, которые стоят на входе в подземелья грешников. Мрачные мысли настроения не улучшили -- от них веяло обреченностью.
   Наш соотечественник тем временем решил свести с гостями более близкое знакомство.
   -- Господа, позвольте представиться -- милитес Рис Лаланн Гю из рода Лаланн.
   В его речи слышался легкий акцент, выдававший годы, прожитые вне родины.
   Мы поклонились в ответ и тоже назвали свои имена. Я не стал скрывать настоящее. Не потому, что с первых же слов проникся доверием к милитес, нет, просто я узнал его. Достойный и умный господин, умудрившийся сбежать раньше, чем до него дотянулись руки его величества. Фирит даже не смог заграбастать состояние Риса Лаланна. Мне такие прозорливые и шустрые люди всегда нравились.
   -- Дюсанг Лирой Тилн из рода Ремари.
   Посторонним бы показалось, что на Риса плеснули кипятком. Он отпрянул, изменившись в лице, но потом взял себя в руки и спросил:
   -- Что делает так далеко от Наорга правая рука короля?
   Ну, это он хватил! Никогда мне не отводили столь "почетного" звания.
   Опровергать слова изгоя я не стал, лишь ответил:
   -- То же, что и вы.
   Мужчина прищурился, пристально посмотрел мне в глаза, словно решал что-то, а потом учтиво предложил:
   -- Если хотите, я помогу вам устроиться. Приезжим не стоит бродить по Сырту одним.
   Так я и думал. Значит, реальная власть тут действительно принадлежит каким-нибудь скотам, жирующим в безнаказанности. Ох, не люблю я подобные города! По мне, так уж лучше наш Фирит, чем полное беззаконие.
   Рис снова опустил капюшон по самый нос, прикрыл рот платком, от которого даже на расстоянии несло уксусом, и торопливо двинулся по кривой улочке вверх, в город. Мы старались не отставать от него.
   Хаотично застроенные улицы, дома с плоскими крышами, карабкающиеся по склонам все выше и выше, на первый взгляд казалось, строились без всякого плана. На второй, впрочем, тоже. Улицы в Сырте соединялись крутыми узкими лестницами, безопасными только для коз, и лишь изредка -- извилистыми дорогами, по которым могла проехать лошадь с телегой.
   Уже с первых же шагов я пожалел, что не заткнул Агаи рот, когда сирин объявлял себя лекарем. Безумие и страх царили здесь. Эпидемия, захлестнувшая город, принесла в него не только болезнь, вместе с нею пришли жестокость и мародерство. Многие дома зияли черными проемами выставленных окон и дверей. Прямо на дороге валялось брошенное барахло: сломанная мебель, выпотрошенные тюфяки, рваные одеяла, белье, тряпки, битая посуда и самое страшное -- обклеванные птицами, черные как головешки трупы.
   Несколько раз попались на глаза еще живые люди, отмеченные синими пятнами пожирающей плоть болезни. Как эти несчастные попали на улицу -- из страха остаться непогребенными, или их попросту выкинули потерявшие честь и совесть родные -- я не знал.
   И от мертвецов и от умирающих шел непередаваемый смрад. Очень скоро мне стало казаться, что болезнь просачивается прямо через подметки сапог, топчущих залитую нечистотами мостовую. Ядовитые миазмы проникали в легкие даже сквозь пропитанную душистым маслом ткань повязки. Мне еще никогда не приходилось сталкиваться с подобным бедствием.
   Я повернулся к Агаи, желая убедиться, что с ним все в порядке: уж если меня едва не выворачивало наизнанку, то непривычный к таким вещам юноша и вовсе мог свалиться в обморок. А эта дорога для падений очень неподходящее место.
   Сирин брел как сомнамбула, спотыкаясь на ходу и озираясь. Аптекарь словно не верил своим глазам.
   Вот то-то же, думал, я зря тебя за рукав тяну? Небось, теперь готов локти кусать, да только не дотянешься. Себя не жалел, хотя бы о девочке подумал!
   Морра съежилась комочком у него на руках и уткнулась лицом в камзол, страшась смотреть на царство смерти. И только Рис сохранял спокойствие, невозмутимо обходя полуразложившиеся тела.
   Один раз к нам навстречу из закопченных пожаром руин метнулась молоденькая девушка, плачущая и заламывающая руки, но наш провожатый не дал ей даже близко подойти -- меткий бросок ножа, вошедшего ей в шею по самую рукоятку, оборвал жизнь несчастной.
   -- Зачем?! -- вскрикнул сирин и так шустро кинулся на помощь к упавшей девице, что я с большим трудом успел поймать его за плечо и удержать на месте.
   -- Вы предпочитаете, чтобы умерли мы? -- холодно поинтересовался Рис и указал пальцем на мертвую. Сквозь слой грязи на коже проступали крупные синяки, словно девушку кто-то пытался душить.
   -- Возможно, я сумел бы вылечить, -- прошептал Агаи.
   Глупец. Нашел время геройствовать.
   -- Агаи, давай подождем, пока ты сменишь слово "возможно" на слово "наверняка". Пошли, -- сдвинул я с места сирин.
   А наш земляк даже не замедлил шага, оставив свое оружие в теле трупа. По мне -- он правильно поступил.
  
   Сырт оказался на удивление невысоким городом: ни одного дома хотя бы в два этажа. Только ближе к вершине холма красовались яркими фасадами загадочные строения, так не похожие на остальные здания. На вопрос Агаи про квартал богачей наверху Рис объяснил, что сирин ошибается, это не дома, а усыпальницы: гробницы горожан, желающих после смерти стать ближе к богу.
   Человек везде одинаков -- чем больше он грешит при жизни, тем сильнее его стремление после нее попасть в компанию богов. Словно тех можно подкупить, как обычного судью, богатыми жертвами и подношениями. Ну, разве разумно устраивать кладбища над головами живых людей?!
   Я представил себе вымытые сильными ливнями кости, занесенные потоками воды во дворы, и меня передернуло от отвращения. Немудрено, что в конце концов в городе разразилась эпидемия. Это надо же додуматься -- кладбище над головой!
   Теперь покойники довольствовались простым сожжением в больших кострищах, чадивших колдовским зеленым пламенем. Рядом с кострами стояли люди, подобные тем, что встретили нас на причале. Других горожан на улицах не было совсем. Лишь однажды из убогого домишки высунулся мальчишка и что-то прокричал нам вслед.
   Риз невозмутимо перевел:
   -- Он спрашивает, не желают ли господа провести вечер с его сестрой, юной девственницей, прекрасной, как белая луна, гибкой, как виноградная лоза, и скромной, как... Простите, последнего не расслышал.
   Агаи с ужасом взглянул на Лаланна:
   -- Как, сестру?!
   -- Вас удивляет? -- холодно поинтересовался мужчина. -- Большинство подобных мальчишек предлагают еще и себя. Или младших братьев.
   Меня затошнило.
   Агаи ошарашенно молчал некоторое время, а потом ахнул:
   -- Надо рассказать об этом ужасе правителю Сырта!
   -- Он знает. Здесь это в норме, привыкнете, -- коротко ответил наш земляк.
   Ну, это вряд ли. Привыкнуть к такому нельзя!
   Не могу сказать, что жители Наорга отличались благонравием и целомудрием -- ищущие всегда могли найти место, где можно купить для плотских утех невинную юную девушку, выставленную на продажу родителями, жертву нищеты и безвыходности. Но в открытую такими делами никто не занимался. А за мужеложство полагались позорный столб, штраф в триста золотых и лишение дворянства. Простолюдина попросту распяли бы. Ибо, как сказано в Законе Ирия : "Не будут топтать грязными ногами землю те, кто восходит на ложе с подобными себе". А наш король эту заповедь блюдет особенно рьяно, видно потому, что остальные не получается.
   -- Вот мы и пришли, -- остановился Риз перед очередным неказистым домишкой с заколоченными окнами.
   Мужчина выбил дробь по гулкому дереву костяшками пальцев, и мы услышали, как сдвигается засов.
   -- Прошу! -- отступил в сторону хозяин, пропуская нас в дом.
   Прямо с порога Рис попросил нас разуться:
   -- Мы несем на себе пары заразы. Плащи и сапоги придется сжечь. Не переживайте, мой слуга отличный сапожник, он стачает вам новые за пару дней. Плащи я подберу из своих запасов.
   Ну что же, хозяину виднее. Он в этом кошмаре провел не один день.
   Мы покорно избавились от одежды, а слуга тут же подцепил ее крюком и забросил в очаг.
   Потом нам налили теплую воду, поставили баночку с мыльным раствором. И только после того, как мы вымыли руки, провели дальше.
  
   Жилище внутри сразу поразило наше воображение: те строения, которые мы видели на улицах, были лишь малой частью настоящих домов, прятавшихся в склонах туфового холма.
   Нас провели во внутреннее круглое помещение глубиной в примерно в пять человеческих фигур, служившее гостиной, если судить по небольшому столу и паре диванов, вырубленных прямо из породы. Из него расходились лучами в разные стороны коридоры, ведущие в другие комнаты.
   -- Сейчас вас проводят в гостевые покои, -- сообщил Лаланн. -- Обед подадут через два часа, так что у вас есть время отдохнуть и привести себя в порядок с дороги.
   -- Рис, скажите, почему вы решили нам помочь? -- спросил я, наблюдая за милитес, и не добавил поговорку про бесплатный сыр лишь из уважения к гостеприимству нового знакомого.
   Мужчина улыбнулся моим словам. Он прекрасно понял, о чем я умолчал.
   -- У нашей общины благородных выходцев из Наорга принято поддерживать вновь прибывших. К тому же, вы принесли самые свежие сплетни о моей неласковой родине. Ну и... Кто во время мора откажет в гостеприимстве лекарю? Хотя...
   Рис повел бровью:
   -- Врачевателям сейчас приходится особенно трудно, их жизни угрожает не только болезнь. Особенно если они чужеземцы. Вы выбрали не самый легкий способ зарабатывать себе на хлеб, Агаи.
   Ну, это дело известное. Кто виноват, когда все вокруг хуже некуда? Конечно сосед, особенно если ему хорошо, и его жена красивее и моложе. Или иноверец. Или чужеземец. Или женщины. Или мужчины. Или боги. Но никогда ты сам!
   Из темного проема коридора вынырнула маленькая пухленькая служаночка, одетая в рубаху по колено и просторные штанишки длиной до щиколоток. Девушка поклонилась и замерла, выжидающе глядя на нас круглыми темными глазами.
  
   Служанка шла впереди, не оглядываясь. Вышитые кожаные туфли без задника звонко шлепали девушку по голым пяткам, оживляя царившую вокруг тишину. С первых же шагов по оранжевому туфу дом Риза напомнил мне степной муравейник: на поверхности видна только небольшая кучка утрамбованной земли, все остальное скрыто внизу. Пожалуй, я не отказался бы от такого жилья: оно не привлекает внимания, его легко защищать, можно вырубить столько тайных ходов сколько душе угодно, и места предостаточно. Только в этом проходе не меньше десяти комнат, по пять с каждой стороны. А всего коридоров... по кругу четыре на каждом ярусе. Ярусов -- три.
   Вот это я понимаю -- хоромы! Наверняка строители предусмотрели все -- вплоть до амбаров и конюшен.
   Прислуга распахнула дверь и отодвинула в сторону белоснежную хлопковую занавеску, пропуская нас в гостевые покои. Свет зажегся, как только женщина хлопнула в ладоши.
   Комнаты мне понравились еще больше. Не загромождено мебелью, но есть все, что требуется. Опрятно, воздух, несмотря на то, что мы под землей, чист и свеж. Не то что на улице.
   Покои соединялись с еще двумя комнатами поменьше -- в одной мы нашли небольшой, наполненный прозрачной водой бассейн, а во второй... нужник. Замечательно. Люблю, когда удобства в доме.
  
   За обедом, довольно скромным, Риз посоветовал нам не ходить в первый же день на поиски проводника. Все равно из города не выпустят -- за его пределами расположились княжеские войска, отстреливающие из арбалетов любого беженца.
   -- Князь вспомнил о безопасности своего народа, как только ему доложили о начавшихся смертях. Правда, не так, как ожидали, -- с горькой желчью сказал, словно выплюнул, Рис.
   В беседе мы поначалу были лишь слушателями. Сам милитес так объяснил свою разговорчивость:
   -- С тех пор как болезнь пришла в Сырт, общаться стало не с кем -- все забились в норы, как крысы.
   Мне же показалось, что Рис просто не в состоянии больше удерживать в душе то, что накопилось за страшные дни мора.
   Слова неохотно срывались с кривящихся губ мужчины:
   -- Горожане попрятались по своим комнатам и боятся! Они опасаются всего: врачей, друзей, родственников, незнакомых вещей, кошек, собак. Даже воздуха и собственных мыслей! Улицы опустели, а храмы переполнились трупами. Матери теряют детей, сыновья -- отцов! Но вот что интересно -- в сердцах людей нет места для жалости!
   Рассказчик остановился -- оросить пересохшее горло красным вином.
   Гробовую тишину подземного жилища на миг разбил звон соприкоснувшейся гранями хрустальной посуды.
   -- Нет жалости ни к друзьям, ни к родным -- ибо она опасна! Нарушены все законы природы и любви... Стоит кому-то заболеть, как его или выгоняют на улицу умирать, или закрывают в каморку, кидая еду через щель, словно собаке. -- Милитес горько усмехнулся, -- А толку? Они все равно не найдут спасенья! Сойдут с ума от страха и одиночества.
   Наконец поток слов иссяк, и милитес мрачно изрек:
   -- Жрецы говорят -- это наказание за наши грехи. Ну какие грехи могут быть у годовалого младенца?! -- Хозяин откинулся на спинку дивана, помолчал, и глухо, словно в трубу, сказал. -- Самые мудрые или самые отчаявшиеся уходят жить в гробницы, не дожидаясь крюка похоронщика.
   -- Но вы, Рис, не испугались и пошли встречать корабль. Значит, не все превратились в крыс, -- напомнил я, желая хоть как-то подбодрить земляка.
   Милитес криво улыбнулся:
   -- Поверьте, чтобы выйти на улицу, мне пришлось не раз напомнить себе, что я мужчина.
   Притихший на время рассказа сирин неожиданно встрепенулся и полез за пазуху:
   -- Сударь, не опишете ли вы, как развивается эта болезнь?
   Рис задумался, а потом принялся перечислять с дотошностью бывалого лекаря:
   -- Сначала появляется лихорадка, и на человека наваливается тоска. Потом приходят бешенство и ярость. Начинает болеть сердце, сохнет и чернеет язык. Покрывается черным потом тело, моча, и та чернеет. Постепенно кровь становится словно уголь, а по телу расползаются пятна -- кровоподтеки. Через четыре дня человек умирает. И когда он испускает последний вздох, его тело становится, словно головешка. Как выглядят трупы, вы знаете.
   Бесстрастный тон, которым наш новый знакомый говорил о признаках страшной болезни, противоречил расширенным во всю радужку, как у кошки, зрачкам. Видно, не один труп вынесли из дома земляка. Было время запомнить симптомы. Даром, что из слуг только девица да привратник.
   Агаи прекратил черкать в книжице, быстро пробежал глазами написанное и спросил:
   -- Есть случаи выздоровления?
   Рассказчик покачал головой:
   -- Нет. Умирают все, кто заболел. Но вот болеет не каждый. Один на сотню не заражается.
   Мужчина снова опрокинул в себя бокал, поднял брови, словно удивился чему-то, и сказал:
   -- Я, например!
   Да, погано тебе, приятель. Иногда ожидание смерти хуже самой курносой.
   Аптекарь немного помялся, но все-таки решился на еще один вопрос:
   -- А магия помогает?
   Рис снова задрал брови:
   -- А что, среди вас, господа, есть маг?
   Сирин бесстрашно кивнул:
   -- Да. Я!
   Риз пьяно приложил палец к губам:
   -- Тццц!.. Тогда тебе стоит об этом молчать! На днях наши уцелевшие граждане вместе со жрецами решили -- все зло от колдовства! Болезнь -- наказание богов, ее нельзя лечить, надо лишь принять с должным смирением.
   Ха! Знаю я таких агнцев! Наверняка, стоит только найти средство от заразы, как юродивые палачи первыми прибегут лечиться! А потом объявят, что им помогли вера, жертвоприношения и молитвы. Интересно, сколько храмов за время болезни успели возвести?
   -- И давно у вас эта напасть? -- задал я вопрос.
   У меня теплилась надежда, что пик мора уже миновал.
   -- Почти двадцать дней, -- ответил хозяин, потянулся за новым стаканом, выпил, а потом посмотрел на сирин хмельным взором. -- Не боитесь смерти, сударь?
   И, не дождавшись ответа, рассмеялся:
   -- Пустое! Все -- пустое! Все умрем! Недолго осталось.
   От этого горького, словно полынь, смеха у меня мурашки пробежали вдоль позвоночника.
   Что и говорить, утешил, спаситель. Вот что я скажу -- плохо на вас, милитес, действует спиртное!
   Потом мы поговорили о том, что случилось в Наорге за время восьмилетнего отсутствия Риса. Он сначала жадно слушал, потом расспрашивал о родственниках и бывших друзьях. Надо сказать, не все они пережили последние годы, а одному кузену, отрастившему длинные зубы, я лично помог успокоиться. Это печальное известие скрывать не стал. Рис принял новость спокойно и только вздохнул:
   -- Говорил же ему -- надо бежать, не послушался.
   А потом посмотрел на меня с любопытством и словно невзначай поинтересовался:
   -- Ну а вас, Дюс, что толкнуло в столь дальний путь? Вы, кажется, неплохо ладили с его величеством.
   Надо же, со стороны так пьянь-пьянью, однако вопросы с подковыркой задавать не забывает!
   -- Он отказался выполнить одно задание, которое очерняло честь дворянина, -- ответил за меня Агаи, а я лишь подтвердил его слова молчаливым кивком.
   -- Да, -- задумчиво произнес Рис, -- честь в Наорге слишком дорогое удовольствие.
   Потом мы еще долго сидели за столом. У меня создалось впечатление, что хозяин сполна пережил ужас и муки того самого одиночества, о котором нам говорил. И теперь, устав страдать, пустил на порог первых попавшихся гостей, которые не несли на себе печать смерти.
   Под конец, выпив еще три графина вина, Рис тихо уснул прямо на диване. Заботливая служанка принесла плед и укрыла ноги своего господина.
   Славная женщина, по всему видно, что очень любит хозяина. Я бы на его месте душу отводил не в разговорах с незнакомцами, а с ней в постели. Хотя кто его знает, может, он везде успевает.
   Чтобы мы не томились от скуки, служанка проводила нас в библиотеку. Книг оказалось много и на любой вкус. Агаи сразу обложился целой стопкой. Я, немного покопавшись, тоже нашел для себя подходящее занятие -- стал изучать обнаруженные карты здешних земель. Моррой занялась все та же служанка. Она вручила девочке стопку исчерканных с одной стороны листков, толстый грифель, и усадила рисовать.
   На некоторое время я увлекся картами, поэтому фраза, сказанная сирин, не сразу дошла до моего сознания. Волшебник сидел за хозяйским столом, подперев рукой щеку, серьезный и печальный, как должник перед сборщиком налогов.
   -- Дюс, а тебе не кажется, что эта болезнь -- знак из пророчества?
   Опять за своё! Да почти каждая кликуша, вспоминая о конце света, начинала со случившегося поблизости мора. Благо, эпидемии раз в пятьдесят лет точно бывали. И вот, вроде бы образованный парень, и не дурак, а постоянно несет его куда-то.
   -- Это из которого? -- хмыкнул в ответ.
   -- Как -- из которого? -- не понял сирин, оскорбившись моим несерьезным отношением к крылатой святой и ее предсказаниям.
   -- Шучу, -- отмахнулся я, пытаясь вспомнить, что там говорилось о болезнях.
   -- Нет, не думаю. Там шла речь о кровавой немочи, а эта -- черная. Ты бы лучше, вместо того чтобы голову всякой ерундой забивать, поискал, как с заразой бороться.
   Агаи смутился и оставшееся время провел, закопавшись в ученые труды, что тот крот. А ближе к вечеру прибежала испуганная служанка. Говорить на нашем языке она не умела, а потому просто схватила Агаи за рукав и повлекла за собой, плача и причитая. Не знаю, как сирин, а я о причинах женского горя догадался сразу -- Рис не устоял перед черным мором.
   Догадка оказалась верна: стоило только выйти в гостиную, как мы увидели бледного, словно смерть, хозяина, закутанного в одеяло и все равно дрожащего от озноба.
   -- Не подходите! -- хрипло выдавил он. -- Я заболел. Сейчас запрусь у себя в комнате и больше не выйду, а вы... Вам надо вывесить белую тряпку и уходить, если есть куда. Можете подняться на верхние этажи, я там редко бывал в последнее время.
   А потом добавил:
   -- Зря вы не остались на своей лодке, господа.
  
  
   Глава двадцать восьмая
  
   Агаи огорченно всплеснул руками, просвистел по-птичьи несколько слов: должно быть, выругался. Я мысленно поддержал его. Может, они тут в своем массовом сумасшествии и забыли о словах "честь" и "долг", но мы-то пока нет!
   Риса уложили в его спальне, отказавшись заколачивать дверь, как он того требовал, и решили дежурить у постели больного по очереди. Агаи заверил, что нам ничего не грозит, и его колдовства хватит, дабы поставить преграду заразе. И если бы он, Агаи, приехал немного раньше, то и Лаланн не подцепил бы болезнь. Теперь же придется выдирать недужного из цепких рук бога смерти.
   Времени на изготовление лекарства у волшебника осталось немного -- всего три-четыре дня, поэтому аптекарь почти сразу же убежал на кухню -- готовить снадобья. Он пустил в ход почти все имеющиеся у него травы, выпотрошив заодно и хозяйскую кладовую. Служанка выделила сирин целую гору всевозможных горшочков. Через пару часов кухня и прилегающий к ней коридор провоняли шибающими в нос едкими запахами. Большую часть отваров сирин окутал едва видимым тепловым коконом и поставил "дозревать", но пару решил использовать сразу.
   И с ходу возникла новая трудность -- лекарь не мог объяснить служанке, в каком порядке и какими дозами надо поить больного. Рис в переводчики не годился: пока готовилось лекарство, он впал в беспамятство.
   Но самым нехорошим в этой ситуации было то, что у мага не хватало ингредиентов. Где их теперь искать в зараженном городе, да еще не зная языка?
   Я и один пошел бы на поиск, но толку-то -- я в лекарственных травах не разбираюсь. Ни в сушеных, ни в свежесобранных. Сирин одного отпускать нельзя -- трав не найдет, а сам, скорее всего, сгинет в ближайшей подворотне. И вместе уйти не получится: кто-то должен поить больного отварами. В конце концов, изобретательный маг нашел выход: сотворил над крынками песочные часы, отмеряющие время приема лекарства. Сам уселся рядом, заставив служанку следить за тем, сколько он наливает снадобья. Времени на обучение было вполне достаточно -- целая ночь. На счастье Риса, женщина оказалась сообразительной, она сразу поняла, что от нее требуется.
   Немного побыв с Агаи, я пошел укладывать Мору. Девочка вела себя очень тихо. Она словно опасалась лишний раз двинуться. Это началось с тех самых пор, как мы ступили на землю Сырта. Вот и на этот раз, вернувшись от больного, я нашел малышку точно на том же месте, где оставил. Стоило зайти в комнату, как девочка кинулась ко мне, вцепилась в ногу с силой, неожиданной для такой крохи. Я поднял Морру на руки и прижал к груди. Это маленькое существо хотело тепла и защиты. Ну и, наверное, немного любви.
   Невезучая, ты Морра, как и твой защитник.
   Я немного походил с малышкой, дожидаясь, пока она успокоится, а потом положил в кровать и уселся рядом на пол. В первый раз после гибели Таниты девочка должна была уснуть одна: ни в хижине рыбаков, ни в плетеной клетушке на корабле у нее своей постели не было.
   Мне показалась, что Морра боится одиночества, и я устроился так, чтобы ребенка заслоняли мои плечи. Морра сразу протянула руку и ухватилась за отросшие волосы, словно они были якорем в штормящем море. Когда девочка заснула, ее кулачок разжался, давая мне свободу, и я тоже завалился спать, не став тушить спрятанные в нишах светильники.
   Дети не любят, когда в комнате темно.
   Среди ночи разбудил быстрый топоток маленьких ножек. И почти сразу я почувствовал, как через меня переползает кто-то шустрый и мелкий. Судя по всему, не понравилось Морре спать одной. Малышка улеглась между мной и стенкой. Возвращать ребенка обратно я не стал. Если девочка боится -- пусть спит рядом. И мне, признаться, спокойнее будет.
  
   С Агаи мы встретились только на рассвете, когда собрались за травами. Как и обещал Рис, привратник на выходе вручил нам новую обувь, скроенную точно по ноге. Плащей мы из-за болезни хозяина не получили, но пока можно было обойтись и без них -- погода стояла хорошая.
   Я смотрел по сторонам, отслеживая малейшее движение, а сирин с одинаковым интересом разглядывал траву, росшую на обочине, и пустые с виду дома. Сначала он пытался заходить в каждый дом, потом устал и прекратил метаться, сообразив, что как бы внешне местные лавки ни отличались от тех, которые остались в Наорге, а без вывески им никак не обойтись. Всю дорогу сирин не закрывал рта. Большую часть монолога я пропустил мимо ушей: к чему запоминать про то, что корень местного лопуха -- отличное средство от ломоты в суставах, при отравлении ртутными парами, а также при "стыдных" болезнях? Ломотой я не страдал, алхимией не увлекался, по продажным девкам не бегал. К тому же, одним лопухом сирин не удовлетворился, он натолкал в мешок еще с десяток сорняков, рассказав про каждый занимательную историю.
   Насторожился я, когда аптекарь, отдав должное местной флоре, мимоходом обмолвился, что, похоже, черный мор пришел в город не случайно.
   Пришлось уточнить:
   -- А вот тут поподробнее! С чего так решил?
   Агаи смутился:
   -- У меня, конечно, опыта немного, но сложилось впечатление, что кто-то "подгонял" заразу, разнося ее по домам. Видишь?
   Сирин ткнул пальцем в стену ближайшего дома. Я присмотрелся. Хотя строение определенно вызывало желание отойти от него подальше, ничего особенного я не видел -- обычный изъеденный временем камень да опутанные вьюном ставни. Совсем они тут, в Сырте, сорняков не выпалывают.
   -- Ах, да, я забыл, ты же не маг, -- вздохнул аптекарь и, не прикасаясь к стене, резко очертил пальцем невидимый рисунок. -- Вот, руна смерти! Она есть почти на всех домах. Сама по себе, конечно, руна мало на что способна, но рядом с ней стоит знак воды и ветра, а еще -- движения. Какой-то маг очень хотел, чтобы в этом городе умерло как можно больше людей!
   -- Найти бы его и голову оторвать за такие желания! -- тихо пробормотал я, просто высказав вслух свои мысли, но колдун услышал и принял брошенные в досаде слова за пожелание -- он снова протянул ладони к стене, пытаясь "считать" информацию о создателе рун.
   -- Нет, не выходит! -- почти сразу же с нескрываемым сожалением сказал сирин, опустил руки и признался. -- Сильный маг. У меня даже не получается стереть эту гнусность. Боюсь, болезнь будет свирепствовать до тех пор, пока не уничтожит всех -- до последнего человека! Такое впечатление, что её тянут откуда-то, каждый день добавляя новые порции немочи.
   Великий Ирия, да кому же жители Сырта так насолили, раз он наказал их бедствием, не пощадив даже женщин и детей?! Ох, попадись мне эта мстительная скотина, самого бы с десятком трупов в одной комнате запер!
   -- Что, совсем справиться нельзя? -- спросил я хмурого, как осеннее небо, сирин.
   Агаи снова поводил над стеной кистью с растопыренными пальцами, потом встряхнул рукой, смахивая невидимую грязь, и кивнул, -- Можно! Надо только приготовить лекарство да раздать его жителям. И еще -- обязательно обнаружить источник заразы! Без этого толку не будет, болезнь сама не уйдет.
   Самым простым средством во все времена было отравить воду. Не думаю, что на этот раз неизвестный злодей проявил фантазию.
   -- Агаи, надо искать колодец и, скорее всего, не один.
   К реке за водой не набегаешься, далековато, деньги на мага, который выведет в дом водяную жилу, не все найдут, так что обязательно здесь есть колодцы. А может, скрытый акведук, проходящий через весь город. Или даже водопровод. Не зря же на домах нарисована руна воды! Точно кто-то источник отравил.
   Одно интересно, если судить по изобилию магических вещей в жилище Риса, колдунов тут довольно много. Как же они не смогли рассмотреть руны порчи? Или рассмотрели, а стереть не смогли?
   Вопросов, как всегда, накопилось много, а ответов пока ни одного.
   -- Агаи, а нет ли каких заклинаний, позволяющих за день выучить неизвестный язык? -- без особой надежды поинтересовался я у мага.
   Аптекарь ответил встречным вопросом:
   -- Думаешь, если бы оно было, я им сам не воспользовался бы? Нет, к сожалению. В моих возможностях только память тебе улучшить.
   Память... Нет бы что-то полезное!
   -- Спасибо. Не требуется, -- буркнул в ответ, вспомнив об особенно неприятных моментах из прошлого.
  
   Полдня потратили на поиск аптеки. Как я понял, большинство лавок травников сожгли, когда жрецы натравили несчастных на мнимых виновников болезни, лишив себя последнего шанса на выздоровление.
   Воистину, этот город принял все меры, чтобы наверняка исчезнуть с лица земли!
   Сегодня Сырт казался еще более пустым, чем вчера. Пропали даже похоронные команды, и только зеленое пламя костров по-прежнему чадило на перекрестках, догорая на превратившихся в уголь телах. Но чужие взгляды я все равно чувствовал: кто-то прятался в руинах. Страх, отчаяние и зависть к нам, здоровым и сильным, просто сочились из всех щелей.
   Я даже стал опасаться, что в конце концов в нас выстрелят из арбалета, и уже хотел завернуть сирин обратно, когда мы наткнулись на почти нетронутую лавку -- маленькую белую мазанку, украшенную вывеской с изображением совы.
   Перешагнули через порог, и я понял, что отгоняло мародеров. В небольшой комнате находились сразу три трупа. Хозяин умер прямо за прилавком, откинувшись головой на высокую спинку стула. В углу сидела мертвая женщина. А у дверей лежал распухший детина, прошитый парой арбалетных болтов. Мне кажется, именно этот труп и являлся причиной осторожности воров -- кому охота умирать, когда можно поживиться в другом месте? К тому же, в этой лавке не было дорогих вещей или продуктов. Так, мелочевка -- дешевые магические амулеты. Судя по всему, их делал сам хозяин -- нашелся целый шкаф, забитый до самого верха аккуратными деревянными ящичками. В них хранились сушеные травы, заспиртованные мелкие животные, иссохшие насекомые, кроличьи лапки и прочая муть, на которую нормальный маг даже размениваться не станет. Агаи, однако, найденному "кладу" обрадовался и принялся опустошать коробки, скидывая добычу в холщовый мешок.
   Я следил, как он укладывает будущее лекарство, и прислушивался к звукам, таившимся в глубине дома. Очень мне не нравился труп у дверей. Не хотелось лечь с ним рядом.
   Возможно, стрелок уже умер, а возможно, нет, так что расслабляться было рано.
   Щелчок вставшего на место затвора арбалета я услышал сразу. Толкнул сирин за столб, а сам тихо встал у дверного проема, готовясь обезвредить стрелка. Убивать его не хотелось. В конце концов, это мы влезли в его дом и шарили по полкам. Правда, сирин сразу положил две серебряные монеты на прилавок, но хозяин-то этого не видел!
   Агаи, уловив причину моей тревоги, на всякий случай опустился на четвереньки, спрятавшись за стойку. Я спокойно ждал. Палить "вслепую" через дверь защитник дома не будет -- и дерево крепкое, и не видно, в кого стреляешь. Значит, обязательно высунется посмотреть. А мы, хоть и спешим, но на тот свет пока не торопимся. Как говаривал когда-то наставник, прохаживаясь вымоченной лозой по моей спине: "Суп не едят таким горячим, каким его варят". Эту простую мудрость я понял лишь тогда, когда остался один. Но самое главное -- понял же!
   Наконец дверь чуть приоткрылась, в щель просунули арбалет: такой удобно прятать под плащом и стрелять прямо "с руки".
   Я перехватил оружие за ложе и рванул, уводя прицел в сторону от себя и сирин. Тренькнула тетива -- болт ушел вверх, вонзившись в одну из полок. А я, перехватив руку стрелка, втащил его в комнату, вырвал и отбросил подальше смертельную игрушку. Тело незнакомца оказалось на удивление легким. От растерянности он поначалу даже не сопротивлялся.
   -- Дюс! -- показался из-за столба сирин. -- Что ты делаешь?! Отпусти девушку немедленно!
   Девушку?!
   Секундное промедление даром не прошло. Не успел я обездвижить добычу, поганка заехала мне ногой в пах. Боль заставила тело сложиться пополам. Уже опускаясь, я успел-таки схватить мерзавку за ногу, не давая удрать, за что чуть не получил удар сапогом в зубы. Слава Ирие, сирин не растерялся и кинул в незнакомку парализующее заклятье. То, что он и меня заодно зацепил, вопрос второстепенный, главное -- брыкучая паскудница застыла!
   -- Прости! -- сказал волшебник, снимая с меня колдовство и заодно устраняя ущерб от удара.
   Вот кретинка драчливая, все хозяйство мне отбила! Дурында кривоногая! Девушка... Да гарпия она бесхвостая!
   Я, наконец, распрямился, вытер ладонью внезапно вспотевший лоб и посмотрел на ту, которую заранее терпеть не мог.
   Она еще и дурнушка!
   Девица и впрямь была некрасива: сальные, невнятного серого цвета волосы свисали рваными стриженными лохмами на лицо, густо покрытое грязью и конопушками. Бледные и оттого почти не видные губы кривила гримаса ненависти. Впечатление полного убожества немного скрашивали глаза глубокого карего цвета. Казалось, что художник, набросав контуры лица, забыл его раскрасить как следует, прорисовав только радужку.
   Я оглянулся на волшебника, который жалостливо взирал на обездвиженную девчонку, и спросил:
   -- Что делать с этой дурой будем?
   -- Извинимся за причиненные неудобства и отдадим за товар деньги, -- твердо ответил Агаи, собираясь снять заклинание.
   Я схватил его за руку:
   -- Не спеши! Вдруг у нее еще и нож припрятан!
   У девицы действительно оказался за голенищем большой кухонный нож, да еще за поясом узкий стилет, явно сделанный под дамскую руку. В рукавах и за пазухой пленница ничего не таила, только на груди болтался дутый серебряный медальон. Пришлось отколупнуть его крышечку: кто знает, что может прятать эта ненормальная, может, там яд хранится.
   Пока я беззастенчиво шарил по худому телу, девчонка еще терпела. Но когда я сорвал с нее медальон и раскрыл его с помощью ножа, из ее глаз брызнули слезы, даже заклинание не смогло их удержать.
   Я кинул отобранное оружие на прилавок, медальон с портретом какого-то красавчика вернул на место и скомандовал:
   -- Все, можешь расколдовывать!
   Сирин резко развел руками, словно сдернул невидимый занавес, и девушка сползла на пол, разрыдавшись уже в полный голос.
   Вот дуреха. Вела бы себя по-человечески, не пришлось бы унижать обыском.
   Однако в глубине души я все-таки чувствовал небольшую вину перед этой несчастной, обделенной и красотой и удачей, поэтому не стал возражать, когда Агаи полез в карман и прибавил к стопочке на прилавке еще несколько монет со словами:
   -- Прошу извинить за наглое вторжение. Мы не хотели вас напугать. Вот -- за травы и за беспокойство. Возьмите!
   Девушка, прекратившая всхлипывать при первых же звуках вежливого голоса сирин, вытерла слезы, еще больше размазав грязь по лицу, проследила настороженным взглядом за монетками и стала подниматься. Теперь, когда она не брыкалась, не рыдала и не дралась, появилась возможность рассмотреть ее получше.
   На вид девица была не первой свежести, а лет эдак двадцати трех -- двадцати пяти. Явно простого сословия, иначе не опустилась бы до такого вида и не щеголяла полосками грязи под отросшими ногтями. Страх страхом, но урожденная аристократка скорей умерла бы, чем допустила подобное безобразие. Значит, девица дочь умершего хозяина лавки или вовсе служанка, которой некуда идти.
   Сапоги не скрывают узкие щиколотки, ноги, как я успел убедиться на собственной шкуре, длинные, плечи прямые и тощие. Когда обыскивал, чуть не укололся о торчащие кости. И откуда только сила у такой дохлятины взялась? А вот за грудь во время обыска девушка напрасно переживала. То, что у нее имелось за пазухой, даже неудобно называть столь почетным словом, у иного рыцаря больше.
   Девчонка, словно прочитав мои мысли, покраснела и принялась застегивать пуговицы. Это у нее не получилось -- с одеждой я от злости не церемонился, оторвав к демонам все, что мешало.
   Агаи отошел от стола и, поклонившись на прощанье девушке, позвал:
   -- Дюс, пойдем! И не смотри ты так на эту бедняжку, а то дыру в ней прожжешь. Она тебя до икоты боится.
   Боится, как же. Все ее страхи мне до сих пор в одном месте болью отзываются! Впрочем, кое в чем сирин прав -- стоять тут столбом нежелательно.
   Кланяться, в отличие от Агаи, я не стал. Просто развернулся и вышел, переступив через смердящий труп. Воздух на улице показался мне чище, чем в зимнем лесу.
   Эдхед то, да мы, наверное, насквозь провоняли мертвячьим душком!
  
   Торопясь добраться до дому, сирин припустил быстрой рысью, пришлось ловить за рукав. Бегущий человек не только собакам легкой добычей кажется, не хватало еще из-за спешки неприятностей отгрести. Однако через пару кварталов я понял, что и мои ноги тоже норовят перейти на бег, а на сердце давит камнем тревога.
   Я глянул на сирин, и тот ответил мне хмурым взглядом, мрачно бросив:
   -- Что-то нехорошо на душе.
   Когда сразу двоим нехорошо и ноги торопятся вперед хозяина, значит, все же стоит поторопиться.
   Рванули мы с магом почти одновременно.
   Тревога ела душу не зря: когда подбежали к усадьбе Риса, поняли, что чуть не опоздали -- банда мародеров уже успела вломиться в верхний дом, расколов дубинкой череп привратнику. Теперь убийцы, ругаясь, выламывали вторую дверь -- последнюю препону на пути к богатству.
   Сирин сразу благоразумно отскочил мне за спину и прижался к стене, ставя щиты, а я оголил клинок. С местным народом мне драться еще не доводилось. Даже отчасти интересно, чего они тут стоят. И, опять-таки, будет на ком за предыдущий конфуз отыграться, а то кулаки так и чешутся!
   На этот раз мне попались сильные противники, привыкшие работать вместе, и, вероятно, уже не раз потрошившие богатые дома, которые беспомощные в болезни хозяева не могли защитить. Их было четверо, нас -- двое, однако нападать мародеры не спешили, а для начала что-то резко крикнули, указав на выход из дома.
   Я пожал плечами -- кричи не кричи, договориться не получится, да и надо ли? Моя совесть потом спать спокойно не даст, если живыми отпущу, хотя в принципе она у меня подруга сговорчивая. Только вот ее милосердие не про таких ублюдков.
   Миролюбивый сирин первым делом попытался обездвижить противников, но у тех, судя по всему, были амулеты, так что волшебник только зря силы потратил. Нет, мой способ все же надежнее и проще. А самое главное, не надо потом метаться между человеколюбием и справедливостью.
   Грабители, поняв, что незваные гости уходить не собираются, прекратили ломать дверь и нехотя, медленно двинулись на меня, пытаясь взять в кольцо. Стоило одному из воров излишне отклониться вправо, как огненный шар подпалил ему шкуру, заставил завизжать как свинью. Разбойник выпустил из рук оружие, схватился за глаза и рухнул на колени.
   Молодец, Агаи! Один готов!
   Метнувшись вперед, воткнул меч в брюхо ближайшего грабителя, пока тот со страхом пялился на обожженного подельника.
   Еще один готов.
   Я успел отскочить, прежде чем опомнившиеся противники до меня дотянулись
   Пока я следил за грабителями, оробевшими после первой неудачи, где-то за спиной тренькнула тетива, испуганно вскрикнул сирин, и я сделал самую большую глупость за свою жизнь -- обернулся на крик.
   С Агаи все было хорошо, а вот ко мне кинулся уцелевший разбойник и сделал быстрый выпад с надеждой насадить меня на сталь. Чудом увернувшись в последний момент, я отделался распоротой курткой и сам в ответ вогнал меч под ребра по самую рукоять. Грабитель разжал руку, железо жалобно звякнуло о плитку, а убитый повалился на меня лицом.
   Не успел его отпихнуть, как зубы умирающего впились мне в плечо, прокусив рукав куртки и рубашки. Мерзавец буквально выдрал шмат мяса вместе с двумя слоями оленьей кожи!
   Удар рукояти клинка отбросил грабителя прочь, и я услышал, как хрустнули его шейные позвонки при ударе о стену. А потом тупо смотрел, пытаясь справиться с болью, как дергается в конвульсиях тело врага, и чувствовал, как пропитывает одежду липкая теплая кровь. Она частой россыпью крупных капель срывалась вниз.
   Из стали у него зубы, что ли?!
   С трудом вынырнув из странного оцепенения, я шагнул к жертве колдовства сирин. Неизвестный неподвижно лежал на боку с пришпиленной к глазу ладонью, из которой торчал болт. Точно такой же мы видели в лавке. Точно такой же пронзил грудь последнего грабителя.
   Да, откупиться серебром от брыкучей девки не получилось.
   -- Дюс! -- кинулся ко мне аптекарь. -- Ты как?
   Я дернул щекой, скривившись от пустого вопроса -- а то не видно! Да и бог с ней, с рукой, заживет как на собаке. Надо посмотреть, что за зубки такие у мертвеца.
   С трудом дождавшись, пока сирин перетянет мне тканью рану, я склонился над мародером, осторожно приподняв двумя пальцами его верхнюю губу. Оскалу мертвеца позавидовал бы матерый волчара -- острые крупные резцы совсем не походили на человеческие, а клыки были способны прокусить воловью шкуру!
   Ну, что за дерьмо?! Ну, за что?!! Какого хрена тут "обращенные" бегают в человеческом обличье! Мало того, что рана болеть будет, так еще двадцать дней придется глотать горькую как хина настойку, от которой у меня то рвота, то понос!
   А это еще что такое?
   Привлеченный темным пятном на шее трупа, я дернул на себя воротник убитого и выругался.
   Мо шизане! Да он еще и больной!
   Красота... Оказаться укушенным вервольфом в первой стадии трансформации, зараженным черной немочью -- это верх удачи! Завершающим аккордом было бы только отсутствие в запасах сирин лекарства от укусов оборотней. Аккордом в реквиеме... посвященном мне.
   Ладно, надеюсь, колдовство сирин сильнее обеих зараз.
   Мы вытащили трупы на улицу, скинули их в ближайший костер. Увы, так же пришлось похоронить и верного слугу Риса. Не было у нас возможности провести церемонию по местным обычаям. Пока мы возились с телами, за нами тенью следовала девица из лавки, по-прежнему сжимавшая в руках разряженный арбалет. Похоже, она не сомневалась в том, что ее пригласят в дом.
   -- Агаи? -- спросил я мага и кивнул головой в сторону приблудной бродяжки.
   Волшебник тяжело вздохнул, поняв мой вопрос, и уныло ответил:
   -- Ну не бросать же ее одну на улице.
   Маг тоже не был в восторге от прибавления в нашей компании.
   Что за день такой выдался? Кого из богов мы так прогневили?
  
   Глава двадцать девятая
  
   На этот раз мы не стали сжигать сапоги: обошлись тем, что оставили их перед вторыми дверями. Все равно мор уже добрался до дома Лаланна, да и новые шить больше было некому.
   После выноса трупов я остался чинить входную дверь, волшебник удрал готовить новое лекарство, а чучело с разряженным арбалетом забилось в угол, выставив перед собой стилет -- пройти в подземную часть дома девчонка не решилась. Мое мнение -- в таком виде ей и делать там нечего. Пусть для начала сложит в сторонке оружие да скинет грязные тряпки, иначе в дом не только черный мор, но и обыкновенные вши проберутся.
   Особой жалости к драчунье я не испытывал, хотя подобие уважения появилось. Эта девушка походила на бродячего, плешивого, уставшего от голода и пинков котенка. Только не маленького и бестолкового, а мускулистого поджарого подростка, успевшего отрастить когти и зубы. Одичавшего и готового постоять за себя. Бьющего до крови протянутую руку, даже если она несет спасение. Способного на любой поступок, лишь бы добиться своего.
   Уважаю людей и животных с таким характером, но в жизни предпочитаю обходить стороной, уж больно много проблем несут с собой озлобленные дикари.
   Да, с девчонкой что-то срочно надо было делать. Для начала -- раздеть, обследовать, нет ли признаков болезни, и если нет -- срочно помыть! Заодно посмотреть, как девица себя поведет. Если продолжит брыкаться -- выставить обратно на улицу.
   Желание быстрее закончить с неприятным для обеих сторон делом заставило меня принять решение, которое гостье наверняка не понравилось бы, зато сильно ускоряло ее возвращение к нормальной жизни. Я сделал вид, что мне нет дела ни до чего, кроме ремонта двери, и принялся выбирать подходящие доски среди разбитой в драке мебели, постепенно приближаясь к приблуде. Стоило пугливой лани оказаться в пределах досягаемости, как я настиг ее в один прыжок и сделал то, что давно хотел -- лишил сознания.
   Раздеть догола и скинуть грязные тряпки в камин было делом пяти минут. Еще пара секунд ушла на то, чтобы заколотить дверь досками -- сойдет на пару часов. Оружие я свалил в пустую корзину: освобожусь, перепрячу.
   Перекинув безвольное тело через плечо, отнес его в бассейн, полный теплой воды. Служанка, попавшаяся по дороге, застыла с круглыми глазами, увидев странную ношу, но ничего не сказала, а лишь последовала за мной.
   -- Помоги мне, -- попросил я добрую женщину, аккуратно опустив девчонку в воду.
   Служанка, сообразив, что надо делать, уселась на корточки рядом с бассейном и принялась тереть мочалом безвольные худые руки незваной гостьи. На лице вышколенной хозяйскими стараниями прислуги не отразилось даже капельки недовольства, словно отмывать потасканных побирушек с улицы было для нее обычным делом.
   Серая грязь сползала с девушки, словно вторая кожа, обнажая розовую от усердия банщицы шкурку. В мою задачу входило приподнимать и поворачивать тело гостьи, когда требовалось. Это оказалось нелегким занятием: буквально после получаса трудов я вымок до нитки.
   Надо сказать, чистота не сильно украсила девчушку, хотя волосы приобрели золотистый оттенок, а веснушек на лице поубавилось. Еще вместе с грязью смылось лет восемь: теперь найденыш выглядела не старше семнадцати. И по-прежнему оставалась бледной, словно моль. И слишком худой, чтобы любоваться ее нагим телом. Тут впору было пугаться или строение скелета изучать. Хорошо, хоть следов болезни не обнаружил.
   В процессе мытья я почувствовал, как на мгновение напряглись, а потом снова расслабились мышцы девушки. И все... Хитрая драчунья выбрала роль вялой куклы, не способной сопротивляться.
   Ну и лиса... Придется вести себя осторожно, иначе есть шанс получить еще один удар по столь дорогому для меня месту.
   Валандаться с девицей после купания я не стал -- сгрузил ее на кровать, предоставив женской заботе. И пусть только попробует причинить служанке вред! Живо шею сверну, как куренку.
   Очень хотелось самому помыться, но починить сломанную дверь казалось важнее, поэтому я дождался, пока на найденыша наденут рубаху, и выпроводил прислугу вон, а потом сам ушел, заперев дверь на ключ -- так спокойнее. На большее просто не было ни времени, ни сил.
   Ничего, в некоторых случаях одиночество и страх идут на пользу. Глядишь, девушка посидит, подумает, да и поумнеет.
  
  
   Примерно через час возни со сломанной дверью, когда мысль о еде стала навязчивой и перешла в разряд мечтаний, прибежал сирин, проверить, как идут дела. Увидев, что освобожусь я не скоро, юноша сжалился и пустил в ход магию. Его волшебство поставило доски на место без помощи рубанка и топора. В четыре руки мы быстро справились с починкой. Потом колдун оплел защитным узором всю внутреннюю сторону двери -- для большей надежности.
   Закончив колдовать, Агаи бросил задумчивый взгляд на корзину с арбалетом и отчего-то шепотом попросил:
   -- Поговоришь с девушкой, ладно? Только не рычи на нее и не пугай!
   "Не рычи". Глупости. Хорошая порция страха -- лучшее средство по предупреждению неприятностей.
   Не став комментировать свои мысли вслух, чтобы не попасть под водопад нравоучений на тему морали и милосердия, я перевел разговор в другое русло:
   -- Скажи служанке, пусть приготовит еще воды для купания и накроет стол. Есть хочу, как сотня вампиров после недельной голодовки.
   Волшебник кивнул и скрылся, крикнув уже из глубин коридора:
   -- Не задерживайся, мне тебя еще лечить и повторную перевязку делать!
   Да, тварь поработала зубами славно -- повязка за час пропиталась кровью, да и болело сильно. Собственно, из-за этой боли я так долго и провозился с починкой, стараясь лишний раз не тревожить руку.
   Удовлетворенно оглядев дверь, которая стала крепче прежней, я подхватил корзину с арбалетом (надо спрятать ее от греха подальше) и спустился в гостиную. Там, еще на пороге, обострившимся чутьем голодного человека уловил аппетитный запах вареной курятины и улыбнулся -- ну, хоть что-то приятное за день случилось.
   Не успел сделать и пары шагов, как Морра с радостным щебетом кинулась мне под ноги, пытаясь повиснуть на руке. Видно, истосковался ребенок в одиночестве, и куклы не помогли. Придется бедняжке еще потерпеть с полчасика, пока единственный доступный для общения товарищ обретет человеческий вид.
   -- Морра, детка, мне надо вымыться и полечиться. Потом -- покушать, а затем мы с тобой немного поиграем.
   Великий Ирия... слышал бы кто мои слова...
  
   Девушка сидела на кровати, вжавшись спиной в стену. Увидев меня, она побледнела и застыла, словно статуя, насторожено отслеживая каждое мое движение. Я тщательно запер за собой дверь и прошел в мыльню -- смывать кровь, пот и налипшую в городе заразу.
   С купанием возился долго, оттер кожу до скрипа везде, кроме раненого плеча. Выбравшись из бассейна, рубаху не надел (все равно предстоит перевязка). Мой полуголый вид вызвал у незнакомки новый приступ страха.
   Мо шизане... Овца пугливая. Лучше бы раньше боялась, до того как меня лягать.
   Я запер дверь и стал ломать голову над тем, как обеспечить нам нормальный сон без оглядки на сумасшедшую.
   Стоило заняться раной, как прибежала Морра, чирикнула что-то по-своему и деловито устроилась рядом, решительно завладев пострадавшей рукой. Я возражать не стал -- слишком хорошо помнил возможности малолетней целительницы.
   Девчушка, не прикасаясь к телу, не отводя серьезного взгляда от разодранной плоти, накрыла место укуса растопыренными ладошками. И тут же теплые иголочки магии закололи кожу. Потом боль резко усилилась, заставила меня скрипнуть зубами, а затем -- внезапно прошла. Некоторое время рана еще горела, как от несильного ожога, но и это ощущение схлынуло, оставив легкий зуд.
   Закончив лечение, Морра отодвинулась, и я посмотрел на плечо. Никакого напоминания о ранении, кроме струпьев, которые отвалятся через пару дней.
   -- Спасибо, малыш, -- погладил я по голове целительницу, поднял ее на руки и пошел в гостиную. После того, как боль исчезла, ничто не могло отвлечь мой пустой желудок от вожделенной пищи.
   За столом уже сидел Агаи, торопливо орудуя ложкой.
   -- Как Рис? -- спросил я, усаживая девочку рядом с собой.
   -- Шив, -- невнятно ответил сирин, не потрудившись проглотить еду.
   -- А лекарство? -- поинтересовался я.
   Сирин, не отрывая взгляда от тарелки, кивнул головой:
   -- Хотово. Оштывает. И твое -- оштывает.
   На последних словах юноша поперхнулся, глянул на меня укоризненно -- мол, мешаешь нормально поесть голодному человеку, и вгрызся в кусок лепешки. Про замарашку с улицы он даже не спросил -- наверное, успел позабыть. Через пять минут, на ходу проглотив последний кусок, лекарь убежал к пациенту.
   Я ел не спеша, стараясь растянуть удовольствие. Морра, которая пообедала без нас, только баловалась, пытаясь кормить меня с рук. Пришлось приструнить шалунью, иначе понадобилось бы срочно менять штаны, заляпанные похлебкой.
   Покончив с ужином, я набрал в тарелку еды и отправился к нашей злобной постоялице. Морра хотела бежать следом, но я отослал ее играть, объяснив, что сейчас вернусь. Девочка скривила расстроенную мордашку, но ныть не стала. Что-что, а слово "дисциплина" она уже знала настолько хорошо, что не грех бы у нее другим поучиться.
  
   Девица по-прежнему сидела в углу, уткнувшись лицом в тощие колени.
   Безнадежна... Совсем от страха соображать разучилась. Наверное, хочет на ночь остаться одна на улице. Так я тоже не против, легко могу устроить!
   Водрузил исходящую ароматным паром миску на каминную полку и, решив не задерживаться в компании ненормальной, оставил ее одну. Девчонка, протестуя, слабо вскрикнула. Я остановился. Худенькое тело девушки сотрясала сильная дрожь, заметная даже на расстоянии.
   Пришлось снова звать служанку -- пусть поговорят... По-своему, по-женски. Вряд ли служанка удержится от соблазна посплетничать о своем господине и его гостях. Может, узнав нас получше, девица успокоится и придет в себя. Ведь больше всего люди боятся неизвестности.
   Оставив женщину щебетать, пошел искать Морру, которая успела затеряться в многочисленных комнатах усадьбы. Обнаружилась она рядом с соплеменником -- Агаи цепко держал малышку за шиворот, сердито высвистывая нравоучения. Похоже, егоза уже успела напроказничать.
   Я подхватил Морру на руки, избавив сирин от лишних забот, а девочку от нотаций, и решил ненадолго составить компанию усталому другу, постояв у кровати недужного. Выглядел милитес неважно: он тяжело дышал, с болезненными хрипами выталкивая из легких воздух, кожа блестела от пота, а на кистях рук виднелись круглые свежие кровоподтеки.
   Сирин то и дело обтирал пылающего больного мокрой губкой, пытаясь сбить жар. Судя по всему, следующие дни пройдут для Риса на грани между жизнью и смертью.
   -- Помощь нужна? -- поинтересовался я на всякий случай.
   -- Нет, спасибо, -- отмахнулся аптекарь, -- пока не нужна. Лучше пригляди за Моррой, а то она уже несколько раз пыталась залезть руками в отвары.
   -- Так и пустил бы.
   Совет дал от всей души: я помнил почти мгновенное заживление укуса.
   Агаи сердито глянул на непрошеного советчика и тут же замер с открытым ртом:
   -- А ведь верно! Кто знает, может, она сумеет улучшить лекарства!
   Ну, хуже девочка их точно не сделает.
   Надо ли говорить, что в следующую минуту малышку допустили к драгоценным горшкам. Меня же волшебник выгнал прочь, заявив, что я отвлекаю целителей.
   Не больно-то и хотелось. Все равно кому-то надо следить за новой постоялицей, уж больно она агрессивная.
  
   Вернулся вовремя: девица как раз кралась к выходу -- служанка снова убежала на кухню. Увидав меня, беглянка залилась розовой краской по самые ключицы и прилипла к стене как приклеенная. Ее испуг неожиданно вызвал в душе досаду: и чего, спрашивается, смотрит на меня как на отъявленного душегуба? Плохого ей ничего не сделали, а даже наоборот: помыли, одели, приютили, накормили, в конце концов!
   Я уселся на диван, демонстративно не обращая внимания на гостью, и налил себе бокал вина.
   Определенно, после нелегкого дня просто необходимо расслабиться.
   Девушка отодвинулась еще дальше, переместилась ближе к выходу.
   Хочешь уйти? Да пожалуйста! Могу облегчить задачу.
   С этими мыслями я встал с места и отошел в сторону, сопроводив сей акт шутливым поклоном. Девушка судорожно вздохнула, остановилась, а потом медленно пошла к ближайшему креслу и села в него, не спуская с меня настороженного взгляда.
   Так и знал! На то и рассчитывал. Женская логика ходит непостижимыми путями, но чаще всего -- супротив мужской. Вот если бы даму попробовали остановить... Тогда бы она непременно постаралась удрать. А так... какой интерес, если не держат?
   Вернувшись на место, я снова взялся за вино и на одно мгновение, словно сомневаясь, замер с занесенной бутылкой над чистым бокалом. При этом не забыл окинуть задумчивым взглядом девушку и... налил только себе, а ей пододвинул вазочку с нежно-зелеными пастилками.
   Барышня вспыхнула еще ярче и сама схватилась за бутылку, щедро плеснув себе по самый край.
   Ага, значит, смелая. Ну-ну.
   Хотя наивная бравада моей собутыльницы очень смешила, я постарался скрыть свои чувства, с самым серьезным видом представившись:
   -- Дюсанг Лирой.
   -- Эрхена, -- сказала девушка, ошарашив меня в одно мгновение.
   Ее голос... Он удивительно не соответствовал ни ее сути, ни невзрачному облику: глубокий, низкий, бархатный. Услышь я его случайно, весь день предавался бы фантазии, дорисовывая облик таинственной дамы. И предстала бы в моих мечтаниях яркая брюнетка с черными как смоль волосами, томными манящими глазами, загадочной улыбкой, сводящей с ума всех половозрелых мужчин, но никак не это малолетнее чучело!
   Между тем девушка, неправильно истолковав изумленный взгляд собеседника, сравнялась по цвету с гранатом, смутилась и поправилась:
   -- Эрхена Этвеос.
   И снова ее голос пробрал меня до кончиков пальцев, вызвав приятное томление в чреслах.
   Вот это да... Интересно, а морских дев в ее роду случаем не было? Хотя нет, глаза не зеленые.
   Девушка, не ведавшая моих дум и желаний, потянулась к вину, пригубила. Видно было, что ей не понравилось, но, тем не менее, она смело отпила сразу половину бокала. Буквально через несколько минут глаза Эрхены заблестели, худенькие плечики перестали казаться деревянными, гостья расслабилась и забралась в кресло с ногами, поджав под себя узкие плоские ступни. Потом снова приникла к кубку, в одно мгновение прикончив содержимое. Видно, заимствованная у алкоголя смелость девушке понравилась.
   Я снова долил вина. В конце концов, чем еще ее можно занять? Нормально общаться мы не в состоянии. Остается только пить, иначе девицу со страха снова потянет на подвиги.
   Новая порция быстро оказалась в желудке начинающей пьянчужки. На этот раз Эрхена даже не остановилась, сразу выпила вино до конца. Пришлось повторить. Несколько раз.
   И как в нее столько влезло?
   В самый разгар молчаливого веселья, когда девушка уже лыка не вязала, у нас прибавилось собеседников -- прибежала Морра. Она с ходу залезла мне на колени и с любопытством уставилась на хмельную незнакомку. У той, в свою очередь, брови тоже удивленно поползли вверх и странным образом там остались, словно невидимый шутник придержал их двумя пальцами. При этом глаза Эрхены окончательно потеряли осмысленное выражение, а потом и вовсе -- закрылись. В следующее мгновение она стала заваливаться на бок.
   Ну, наконец-то! Я, признаться, уже устал ждать.
   Оттащить девушку в комнату прислуги и сгрузить на постель было делом пяти минут.
   Я полюбовался на спящую и усмехнулся сам себе -- уж больно забавно закончился день. А потом вернулся к сирин за настойкой из "волчьего корня" на серебряной воде с наложенными заклинаниями. Ее горький вкус моментально испортил благодушное настроение, так что, когда сирин посоветовал мне для усиления колдовства больше сквернословить, с удовольствием воспользовался подходящим советом.
   И умудрился же я подпустить к себе это волчье отродье?!
  
   Проснуться пришлось вместе с рассветом. Сделать это в комнате без окон было совсем не просто. Хорошо еще, утро непонятным образом пробралось в гостиную, разнося свой зыбкий свет по коридорам. Неясные блики и разбудили меня. Чтобы не тревожить спящих, я прихватил одежду с оружием и выбрался облачаться в коридор. Дожидаться завтрака не имело смысла, все равно служанка еще спала и видела десятый сон, поэтому я заглянул к Агаи.
   Сирин дремал около постели притихшего Риса. Тот больше не метался в жару, но выглядел так, словно его слепили из воска. Правда, синяков на теле не прибавилось, больному было немного лучше, чем вчера. А может, мне просто хотелось так думать -- всегда жалко терять хорошего человека.
   Объяснив целителю, куда ухожу, я пресек неуместные попытки удержать меня в доме, кратко и доходчиво растолковав, что думаю по поводу такой заботы. Агаи огорченно похлопал глазами, но оставить больного одного не решился. И это было правильно, мне, в отличие от Лаланна, помощь не требовалась.
   Вероятно, в отместку за своеволие, сирин мстительно заставил меня выпить двойную порцию лекарства. Тошнота, появившаяся еще с вечера, сразу усилилась, отравив едва начавшийся день, так что дом я покинул в удивительно плохом настроении, не забыв напомнить магу про гостью. Агаи пообещал присмотреть за девушкой и в случае чего наложить какое-нибудь заклинание.
   Сонная служанка закрыла за мной двери, вручив запасные ключи, и я вышел на улицу, сразу окунувшись в подзабытый смрад -- на могильнике варваров в Пустоши и то лучше пахло! Желудок тут же взбунтовался, и меня вывернуло прямо на дорогу.
   Чтоб ту паскуду лохматую, что на меня пасть раззявила, на том свете разорвало!
  
   Придя в себя, немного постоял, прислушиваясь к крикам чаек, с успехом заменявших в Сырте привычных ворон, и решил начать поиски с вершины холма -- с кладбища. Тех, кто любит играть чужими жизнями, всегда тянет на погосты. Авось, и на этот раз злобный маг не окажется исключением -- сирин сказал, от рун на домах явственно попахивает некромантией.
   По дороге к кладбищу мне пару раз попались группы подонков, похожих на сытые волчьи стаи. Хотя о чем это я -- волки намного милее.
   Вопреки ожиданию, драться с бандитами не пришлось -- злой и вооруженный прохожий не показался им легкой добычей. Я тоже не стал цепляться к негодяям. Во-первых, повода не было, при мне они никого не трогали, а во-вторых, я не любитель забав типа "пятеро на одного". Но стоило пройти пару кварталов, как пришлось пожалеть, что не задержался "поговорить" с мародерами: на глаза попались их жертва -- растерзанная девчушка лет четырнадцати. Несчастной перерезали горло после того, как всласть поиздевались. И никто, никто не защитил ребенка! Забились по углам как крысы! А ведь наверняка все видели и слышали. Даже сейчас из пары домов наблюдали за тем, что происходит на улице.
   Я отнес тело к костру. Пусть хоть после смерти к душе убитой придет успокоение.
   Пройдя еще немного, понял - в своих рассказах Рис ничего не преувеличил! Уже через час блужданий от моей веры в человечество почти ничего не осталось. Лишь однажды удалось повстречать в этом царстве безумия светлую душу -- у ворот богатого дома я увидел жреца. Он сидел рядом с умирающим прямо в дорожной пыли, держа его за страшную черную руку, и монотонно читал молитвы. Молящегося совсем не волновало, что он может сам заболеть. Неподалеку от них устроились две жирные чайки. Они спокойно ждали, когда человек уйдет, надеясь на свою долю добычи.
   Проходя, я приподнял шляпу и слегка поклонился жрецу, отдавая дань уважения, а потом кинул в подол когда-то белого балахона пару серебряных монет. Жрец благословил меня, проводив удивленным взглядом -- видно, не часто в последнее время его баловали пожертвованиями. А я заметил рядом со служителем неизвестных богов здоровенный тесак и еще больше проникся уважением к столь мудрому человеку -- добро, добром, а себя защищать тоже надо!
   В общем, проплутав по городу добрых четыре часа, я оказался наверху, у кладбищенских ворот. Посидел там немного на большом камне, осматривая Сырт и размышляя, откуда начинать поиск. Решил остановиться на двух заброшенных домах. Даже не домах -- развалинах, много лет тому назад оставленных хозяевами. В каждом городе есть такие. В них обычно селятся бездомные бродяги, отбросы общества, которым некуда податься. А иногда слава подобных жилищ такова, что даже преступники не рискуют в них оставаться.
   Увы, меня ждало разочарование: в подозрительных дворах ничего не обнаружилось.
   И кто подскажет, что делать дальше? Можно попытаться проверить каждый дом, но это отнимет столько времени, что все горожане успеют умереть.
   Надо было придумать что-то другое. Но вот что?
   Пришлось пожалеть, что не притащил с собой сирин: я не маг и многое не вижу, хотя часто чувствую. И когда становлюсь... не собой, способности резко возрастают. Так что, если попробовать...
   Хоть и не хочется мне превращаться бог весть в кого, а другого выхода нет. Пожалуй, единственный шанс найти источник заразы -- это преобразиться.
   Чтобы не послужить причиной зарождения новых легенд и страхов, придется вернуться к кладбищу. С этим местом традиционно связаны жуткие сказки. Одной больше, одной меньше -- не важно.
   Преобразился в ближайшей гробнице, стоя на ломких, истлевших остовах -- да простят мне усопшие это кощунство. Трансформировался полностью: необходимы были все возможности второго тела. Да и не оборотень я -- не умею меняться частично.
   Сначала, когда рассматривал город, ничего не происходило, но потом... Потом в воздухе проявились тонкие струйки ядовито-зеленого цвета. Они тянулись вверх, как мелкие нитчатые пузырьки в потревоженном болоте. Струек было девять. По числу грехов человеческих.
   Шутник, однако, этот маг! Чтоб его демоны к себе во время колдовства утянули...
   Я присмотрелся ко дворам, из которых сквозило зеленой заразой, стараясь запомнить их расположение и то, что находится рядом.
   Надо сегодня успеть проверить хотя бы один!
  
   Домой добрался затемно. Хвала Ирие, почти без приключений. Почти -- если не считать встречи с компанией вампиров на одной из улочек. Нежить при виде меня рванула задними дворами, не дожидаясь драки. Видно, князь крепко промыл своим подданным мозги, запретив со мной связываться. Или они просто искали способ выкрасть малышку и не хотели лишний раз привлекать внимание и терять бойцов.
   А колодец я все-таки нашел. В опрятном ухоженном дворе, полном цветущих растений. Больше всего меня удивило отсутствие запаха разложения, хотя вода просто сочилась смертью. Мне даже повторно трансформироваться не пришлось, чтобы ее почувствовать -- хватило человеческой ипостаси.
   Обследовать колодец не стал -- утренняя дурнота так и не прошла, дополнившись еще и головокружением, я побоялся сверзиться вниз. Вот приведу Агаи, решим на месте, что дальше делать.
   Домой добрался полностью разбитый и опустошенный. Есть не хотелось, и я надолго застрял в бассейне, желая смыть с себя не только пыль, но и впечатления, покрывшие душу отвратительной коростой. Вода немного помогла -- на сердце стало легче. Правда, когда одевался, заметил -- шатает меня, словно под ногами не земля, а зыбкие острова учинарку. Хотелось растянуться прямо тут, на холодном каменном полу, прижавшись к нему всем телом.
   С трудом пересилив это нездоровое желание, сделал несколько шагов, но до кровати не дошел: ноги внезапно подкосились, и я рухнул на пол. Почти сразу перед глазами появились тощие щиколотки Эрхены. Девушка схватила мою руку прохладными пальцами, не обращая внимания на сквернословие.
   Волшебник недоделанный, с какой стати твоя защита не сработала?!
   Даже в таком состоянии я сообразил, что заразился.
   А потом мир вокруг поплыл, как дешевые чернила на письме, попавшем под дождь, и я провалился во тьму.
  
   Глава тридцатая
  
   Очнулся в очень странном месте. Небо скрывали клубы желтого дыма, висящие над головой плотным ядовитым облаком.
   Я лежал на краю скалы, и мир, покуда хватало взгляда, казался безрадостным огненным пеклом: сплошные голые дымящиеся горы, а между ними, в разломах, потоки лавы. Но жар исходил не только от огненных рек. Тлел сам камень, то и дело вскидывая маленькие языки красного пламени.
   Я лежал, ощущая, как огонь лижет мою кожу, и она покрывается волдырями, которые тут же лопаются, оставляя на теле кровоточащие язвы, а волосы на голове и теле скручиваются, распространяя запах паленой щетины. А еще я понял, что не знал до последнего времени настоящей боли. Но хуже всего была не боль, а то, что место оказалось обитаемым -- прямо из огня вынырнули злобные карлики, невзлюбившие меня с первого взгляда. Они кривлялись, стегая хлыстами из гибкой проволоки по открытым ранам, и скалились при удачных ударах. И когда светящееся от жара жало попадало по язвам, боль пронзала все тело, лишая меня возможности не то что думать, а и просто дышать.
   Мне бы раскидать уродцев! Расшвырять во все стороны! Но возможности пошевелиться не было -- меня оплели черными кольцами гигантские черви, вылезшие прямо из раскаленной скалы. Они продырявили мою плоть: протащили свои колючие тела между ребер, сквозь руки и бедра. Оставалось только рычать от злобы на свою беспомощность, проклиная все и всех до тех пор, пока язык не распух от жажды. Кода же он почернел и перестал умещаться во рту, я взмолился, прося воды или смерти.
   Кто-то из карликов сунул под нос чашку, и теплая жидкость хлынула в высохшее горло. Но через три глотка вода превратилась в горький яд, разъедающий нутро. Тогда я попробовал сам стать демоном, надеясь на силу второй ипостаси. Увы, не получилось -- видно, мои мучители были могучими колдунами.
   Сколько тянулась эта пытка, сказать не могу -- я потерял счет времени. Каждая секунда, проведенная в этой пропитанной жаром и дымом преисподней, казалась вечностью. Возможно, что минуло несколько лет, а может, всего пару часов!
   Иногда в непрерывных мучениях случались передышки: откуда-то издалека долетал изумительно красивый голос -- женщина пела на неизвестном мне языке что-то похожее на колыбельную. И в этот момент, повинуясь незримой певице, скалы становились холоднее, карлики прятались, а к измученному телу прорывался свежий ветерок. И даже язвы болели меньше. Тогда я проваливался в забытье и засыпал. Правда, пробуждение было ужасным -- демоны не оставляли меня в покое.
   Если бы я мог освободиться от оков!
   Когда боль становилась невыносимой, я кричал, пробуя вырваться.
   И все это время задавал сам себе вопрос -- за что Ирия возненавидел меня, отправив в это страшное место? За что?!!
   Наконец, в тот момент, когда моя плоть почти превратилась в истлевшую головешку, способную рассыпаться на куски от неловкого прикосновения, жестокий бог спохватился, решив, что такого страшного наказания я все-таки не заслужил. Тело пронзило знакомое чувство, даруя облик, в котором мне сам царь мертвых не страшен. В тот же момент острые шипы рассекли панцирь колючих червей, словно лезвие клинка -- пергамент, давая возможность двигаться.
   Я рванулся прочь от боли, горя желанием добраться до своих мучителей... И тут же пекло исчезло, явив взору ровные стены спальни и яркий свет.
   Зрение, ослабленное ядовитым жаром, восстановилось не сразу: комната плыла и кружилась. Из этой круговерти я с трудом выхватил сердитое бледное лицо, склонившееся надо мной. Маленькая ладошка легла прямо на шип и толкнула меня обратно в кровать.
   Туда я не хотел, ох как не хотел! Ведь стоит лечь, как снова попаду в пекло!
   Однако воспротивиться я не мог -- реальность тесно переплелась со сном. Мои ноги оказались туго спеленаты простыней и привязаны к кровати, а с рук свисали обрывки прочного плетеного шнура. И язык не повиновался -- он по-настоящему распух и едва умещался во рту. Поэтому я зарычал.
   И тут же оттуда-то со стороны послышался голос сирин:
   -- Ох, ты, дело дрянь! Опять порвал веревки?! Придержи его, Эрхена, напоим бедняжку лекарством!
   Помню, что в тот момент удивился: "Что за глупый приказ? Да разве удержит меня какая-то женщина?" И рассердился на невозможную наивность волшебника. Даже хотел отругать его, но не удалось: в тот момент, когда я открыл рот, о зубы стукнул металл, и в горло залили теплую жидкость. Она пахла медом и липой.
   Я покорно проглотил настой, чувствуя, как лекарство гасит бушующее внутри пламя.
   Стало так хорошо, что я откинулся на подушки и позволил врачевателю теребить меня, как ему заблагорассудится.
   Меня несколько раз повернули, меняя постель. Чистая, хрусткая от крахмала ткань приятно остудила тело, и я почувствовал - хочу спать. Да так сильно, что не могу даже открыть глаза, чтобы глянуть, чьи же это руки так бесцеремонно обтирают меня. Ведь не мог сирин отрастить себе дополнительную пару, пока я валялся в бреду.
  
   Повторного попадания в преисподнюю, которого так опасался, не случилось, и я проснулся почти здоровым. Почти -- потому что слабость удерживала в кровати похлеще любых оков. Но в душе крепла уверенность, что это ненадолго -- ведь вместе с хозяином проснулся аппетит. Хотя нет, он проснулся немного раньше, еще во сне.
   Я открыл глаза: приглушенный свет, исходящий от светильников, спрятанных в нишах, больше не резал глаза, зато простыни были -- хоть выжимай. Очень захотелось перебраться на соседнюю, свежую постель, но она оказалась занята. В ней спал... нет, если судить по женственному изгибу бедра и длинным светлым волосам -- спала... А, собственно, кто это там разлегся?
   После болезни память не желала сразу приниматься за работу, пришлось немного напрячься.
   Ах, да... Драчливая находка из лавки! Эрг.... Эхр.... Эрхена!
   Надо же... прижилась.
   Я попытался встать, сопроводив это действо тихим ругательством. Его хватило, чтобы разбудить девушку. Она резко села, напряженно вгляделась в меня и приготовилась сорваться с места и бежать. Должно быть, я напугал бедняжку -- за время болезни она уже привыкла к неподвижному телу, а тут...
   -- Прости, -- из горла вырвался едва слышимый хрип. Я нахмурился, подвигал языком и попытался сглотнуть.
   Странно, горло болело так, словно сорвал голос...
   Эрхену, однако, мое карканье успокоило. Более того, она буквально расцвела, будто эти сипящие звуки были пением птиц небесных. А потом девушка вскочила и выбежала из комнаты, громко крича на ходу:
   -- Датанг, датанг!# # 1
   I
   I
   # # 1Очнулся! ( пер. с хогарского автора).
   I
   Сторукий Мо... лучше бы пить налила или сбегала на кухню за едой.
   Я откинулся на подушку в ожидании более здравомыслящих посетителей. Не прошло и пары минут, как в комнату влетел сирин. Увидев пациента в добром здравии, он просиял, напомнив мне парадные доспехи его величества.
   -- Дюс!!!
   Надо же, какое короткое слово, а сколько эмоций.
   -- Ты жив!!!
   -- Вполне, а что, могло быть по-другому? -- криво усмехнулся я и попробовал сесть.
   -- Не двигайтесь, Лирой, все равно не получится, поверьте мне, -- добавил еще один мужской голос -- в дверях стоял исхудавший, но живой Рис.
   Молодчага, Агаи! Спас-таки нашего гостеприимного земляка!
   За Лаланном переминалась с ноги на ногу Эрхена.
   Вся честная компания собралась, не хватает только Морры. Стоило мне вспомнить про девочку, как она явилась собственной персоной. Ужом пролезла между ног столпившихся взрослых и угнездилась на моей кровати.
   Сирин сердито сдернул малышку на пол, намереваясь отругать, но я остановил:
   -- Оставь, Агаи. Она не мешает.
   А потом спросил:
   -- Сколько я провалялся? Дней пять, наверное, не меньше?
   Волшебник неуверенно оглянулся на Риса в поисках поддержки и уточнил:
   -- Вообще-то, почти десять.
   Мо шизане... Вот так приболел... то-то у меня желудок крутит от голода!
   -- Агаи, я есть хочу, -- с надеждой посмотрел на сирин и признался. -- Просто зверски!
   Аптекарь повеселел еще больше:
   -- Тогда ты точно выздоровел! Сейчас принесут, только сильно не расстраивайся, первые дни придется поголодать, много тебе нельзя.
   Ну что ты будешь делать... Опять воздержание! Еще один такой пост, и можно смело записываться в монахи.
  
   А потом Агаи рассказал новости последних дней. Оказывается, Рис, к великому облегчению аптекаря, пришел в себя довольно быстро -- дня через два после того, как я заболел. Только долго набирался сил. Сегодня они в первый раз выходили на улицу, раздавать соседям приготовленное лекарство.
   При этих словах я чуть не застонал -- чума их раздери, да как эти две дохлятины оттуда живыми вернулись, непонятно?! Однако вслух ругаться не стал, вовремя сообразив -- Агаи, конечно, парень наивный, зато Рис давно выбрался из розовых пеленок. Свой город и его нравы знает отлично. Раз счел возможным выйти на улицу, значит, были основания.
   -- И как там? -- поинтересовался я.
   -- Нехорошо, -- коротко ответил Агаи.
   -- Дерьмово, -- перевел на язык правды Лаланн, помогая мне сесть.
   Я промолчал, пытаясь зацепиться за ускользающую деталь. В мыслях вертелось что-то важное, то, что обязательно должен был рассказать Рису и Агаи. Давно должен.
   Взгляд упал на пустой стакан, сиротливо прижавшийся к одному из пузатых горшков с отваром, и я вспомнил -- колодец!!!
   -- Агаи. Рис. Я нашел источники заразы! Это колодцы, в них скинули зараженные трупы!
   -- Все-таки вода, -- задумчиво протянул аптекарь и уточнил. -- А где?
   -- В верхнем городе, я покажу.
   -- И не думай! - тут же нахмурился целитель. -- Тебе еще дней пять отлеживаться надо! Без тебя справимся!
   Я вспомнил озверевших мародеров, труп девочки, вампиров.
   Как же... Справятся они...
   -- Без меня не пойдете, -- прекратил дальнейшие споры. -- Ты, Агаи, лучше придумай, как меня быстрее на ноги поднять!
   Сирин мрачно зыркнул в ответ. Думается, он охотнее усыпил бы непослушного пациента, чем взялся ему помогать, однако я получил поддержку Риса:
   -- Агаи, Дюсанг дело говорит. В городе полно банд. Так что давай, лечи его, а я пока по друзьям пробегусь. Может, кто жив еще.
   -- Один? -- пришла моя очередь морщиться и скептически задирать брови.
   Бывший соотечественник тонко улыбнулся:
   -- Один, но не переживайте, Дюс. Мои пути безопаснее ваших.
   Не прост наш новый приятель. Ох, как не прост! Даже гадать не надо, что он имел в виду: наверняка гора проедена ходами, о которых чужакам знать совсем не надобно. Даже если они твои земляки, а может, именно поэтому.
  
   Пока мы вели наши мужские дебаты, у меня на кровати убавилось места -- к Морре подсела Эрхена. Девушка смело протянула руку и принялась ощупывать мой лоб, а потом, как у неживого, не спрашивая разрешения, откинула одеяло и стала развязывать бинты на ногах. При этом на бесцветном личике не мелькнуло и тени смущения -- она явно делала это не в первый раз.
   Агаи, глядя на ее заботу, ухмыльнулся и сказал:
   -- Позволь вас заново познакомить. Это твоя постоянная сиделка -- смелая девушка, которая совсем не боится демонов и сыновей подземных богов! Если бы не она, мне пришлось бы не спать целыми сутками, пытаясь удержать тебя в кровати.
   Слова друга сначала оставили меня в недоумении.
   Что несет? Каких демонов? Они что, в мой бред заглядывали?
   А потом дошло...
   Остолоп недоделанный, ты, похоже, не только в бреду шипами обрастал! И этот... Олух... какого хрена допустил, чтобы во время бреда кто-то находился со мной в одной комнате?! Я же запросто мог убить любого, если бы дотянулся!
   Сирин истолковал мой потрясенный взгляд неправильно, заявив:
   -- Ну что, понял, кому обязан своим спасением? Не забудь девочке спасибо сказать.
   И я сказал... Правда, не девочке, а одному глупому магу, растерявшему последние мозги, и не слова благодарности, а совсем другие. И самым мягким из них было "умбло недоделанное".
   Кончилось это тем, что Агаи метнулся к малышке, с интересом вслушивающейся в мой монолог, и закрыл ей уши. Мне же волшебник прошипел:
   -- Еще одно ругательство, и я наложу на тебя печать молчания! Сроком на год!
   Я тут же открыл рот, чтобы продолжить, но меня опередила Морра, она жизнерадостно, высоким тонким голоском произнесла:
   -- Умбло!
   А потом добавила пару совсем непечатных слов.
   Сирин застонал от огорчения:
   -- Я знал, что именно этим твоя несдержанность и закончится! Нет, ну почему ты, Дюс, не способен нормально выражаться?! Ведь не на улице вырос!
   А я развеселился -- воистину, у девчонки есть будущее, если первыми словами, которые она смогла произнести на человеческом языке, стали именно эти.
   Морра, нисколько не огорчившись от сердитого чириканья Агаи, оттолкнула руки своего наставника и присоединилась к моему смеху. Сирин, процедив сквозь зубы что-то про злобного умалишенного демона, плеснул из ближайшей крынки зеленого настоя и пихнул стакан мне в руки:
   -- Пей, давай!
   Я с сомнением покосился на предложенное лекарство. В таком огорчении с волшебника станет напоить чем-нибудь, вызывающим немоту или долговременный обморок. Агаи, заметив мое недоверие, обиделся и помрачнел. Пришлось выпить. Снадобье имело знакомый привкус меда, липы и еще один -- сладковатый и очень приятный.
   Потом сирин, не сгоняя с лица свирепой гримасы, помог Эрхене сменить бинты и замазать мои болячки. Язвы, привидевшиеся в бреду, существовали на самом деле. Правда, они почти затянулись, покрывшись розовой нежной кожицей.
   Пальцы девушки касались тела легко, быстро и почти невесомо, накладывая слои вонючей желтой мази. Пока Эрхена трудилась, я смотрел на светлую нитку пробора, разделяющего золотистые пряди волос, и думал о том, почему девчонка не сбежала при первом же моем преображении. И даже не испугалась. И вообще, вела себя так, словно ничего странного не произошло, а лечить привязанных к кровати чудовищ для нее самое обычное дело. Ответа на эти вопросы найти не удалось.
   Я не стал дожидаться, пока моя сиделка доберется до язв на туловище, поинтересовался у Агаи:
   -- Так и будешь девушку видом голого мужика смущать, или сам меня осмотришь?
   Волшебник лишь пожал плечами:
   -- Можно подумать, она чего-то не видела. Кто, думаешь, тебя лечил эти дни?
   Ну, раз видела...
   Я в упор уставился на девушку, решая про себя вопрос, рад или не рад тому, что найденыш прижился в нашей компании. Эрхена, перехватив мой взгляд, истолковала его по-своему, отчаянно покраснела и закрыла ладонями горящие щеки -- видно, с полумертвым пациентом возиться ей было проще. Сирин, глядя на это дело, обреченно вздохнул и отправил девчонку разогревать еду, велев прихватить Морру за компанию, а мне заявил, что хуже больного еще не встречал.
   Причины его недовольства я так и не понял.
   Прозрачный янтарный бульон, налитый в тонкую фарфоровую чашку, исходил ароматным паром, приятно щекоча мой нос своим запахом. Я сделал пару глотков, стараясь не спешить -- добавки мне пока не видать как своих ушей (Сирин объявил, что следующая кормежка будет не раньше, чем через полтора часа). Так, растягивая удовольствие, выпил всю порцию, более подходящую размером маленькому котенку, чем взрослому мужчине, не евшему почти две недели. Потом с сожалением проводил взглядом пустую чашку.
   Дисциплина дисциплиной, но если они меня и завтра так скудно потчевать станут -- сделаю вылазку на кухню.
  
   На восстановление пошатнувшегося здоровья потребовалось всего три дня. Не могу сказать, что по их истечении я стал прежним, но во всяком случае, меня перестало шатать из стороны в сторону при ходьбе. Агаи безмерно ругался на упрямство больного, но лежать не получалось -- не привык я, оказывается, долго оставаться запертым в четырех стенах. Не привык и к тому, что все при деле, и один я -- ни пришей, ни пристегни. Только на роль няньки для Морры и гожусь. Хотя еще надо подумать, кто кого нянчил. Малышка прочно взяла на себя роль моего личного лекаря.
   Вот только забота ребенка оказалась палкой о двух концах. С одной стороны, Морра по-своему колдовала над язвами, и раны заживали прямо на глазах, с другой, не иначе как по наущению волшебника с детским усердием пичкала меня травяными отварами. И было у меня подозрение, что один из них, замешанный на апельсиновых корках, сахаре и разведенном варенье -- ее собственное творение. Хорошо хоть девочка, как нормальный ребенок, питала слабость к сладкому. Сыпани она в "снадобье" перцу, пришлось бы намного хуже.
   Остальные обитатели усадьбы Лаланна целыми днями пропадали либо на кухне, готовя лекарства, либо неизвестно где, разнося их. Отлучки товарищей вызывали у меня неизменную тревогу, особенно после того, как Рис явился с разодранным плащом: на милитес напал оборотень. Хвала Ирие, Лаланн -- опытный боец, способный справиться с одним монстром. Однако мне совсем не понравилось, что оборотень оказался из числа бывших друзей нашего земляка. Это означало только одно -- жители Сырта столкнулись с новой напастью. А если еще тут вампиры зубки в ход пустили, то несказанно "благодатный" для жизни стал город. Эдакое приятное прибавление к вотчине вампирского князя.
  
   На четвертый день мы, наконец, отправились к колодцу. Можно сказать, я буквально сбежал из дома, едва сирин неохотно кивнул, разрешая прогулку по городу.
   Сырт мне не понравился еще больше, чем в прошлый раз. Сначала не мог понять, почему, а потом дошло: буквально кожей ощущалось присутствие нежити. И не одного, двух вампиров или оборотней, нет! В городе скопилось порядочное количество зубастых тварей.
   А потом в одном из переулков мы напоролись на "милого" человека, в скромных одеждах, который гарантировал избавление от черного мора. То, что при этом человек перестанет быть человеком, он тоже не замалчивал, однако больных это интересовало в последнюю очередь: страх смерти был намного больше страха погибели души. Тем более, что проповедник новой "не-жизни" выглядел хорошо, клыками напоказ не светил и совсем не боялся зараженных. Меня же от его благодушного облика буквально перекосило. Благодаря такой же вот твари мне уже почти две недели приходилось глотать умопомрачительную гадость.
   Я выхватил из ножен клинок и решительно двинулся к "спасителю", пообещав на ходу высунувшимся жителям быструю кончину в случае их согласия на укус. Однако волчья отрыжка сражаться не пожелала, припустив по улице во все тяжкие. Так быстро бегать я еще не мог. Обложив от души беглеца и пожалев о том, что не прихватил с собой лук или арбалет, вернулся к товарищам.
   Через полчаса мы выволокли из первого колодца свиную ляжку, покрытую язвами. Сирин брезгливо оттащил ее в сторону и сжег до углей в магическом огне. Потом юноша долго сидел над колодцем, очищая воду.
   Мы с Лаланном с трудом дождались окончания колдовства, перемешанного с молитвами, а потом я повел всех на кладбище -- показывать сверху остальные колодцы, приправленные заразой. Приходилось спешить: на город с востока надвигалась огромная грозовая туча.
   Рис быстро разобрался, где находятся нужные дворы, так что нам удалось до наступления темноты вычистить всю погань. И хоть вымотались мы прилично, а все равно усталость перевешивали чувство удовлетворения от хорошо сделанной работы и гордость за нее. Теперь эпидемия точно пойдет на убыль!
   Уже на подходе к дому из придорожных кустов нам навстречу вынырнул неприметный мужичок, и Рис отстал, чтобы перекинуться с ним парой слов. Мы вежливо отошли к порогу, дожидаясь, пока наш знакомый выслушает торопливый доклад, сопровождаемый активной жестикуляцией. Ни дать ни взять -- слуга оправдывается перед господином. Пока Рис бесстрастно вслушивался в сбивчивую речь, случилось то, что должно -- тучи прорвало белой молнией, заворчал гром, и на землю обрушился ливень. Он мгновенно скрыл от нас Лаланна, превратив сумерки в настоящий мрак. Сначала мы с сирин не поняли, что случилось, а потом дошло -- с неба лилась нескончаемым потоком черная грязь!
   Агаи медленно, словно во сне, протянул руку под струи воды, льющейся с крыши, и растер пальцами темную жижу.
   -- Черная река! Пророчество! -- возвестил он отчаянным шепотом, растерянно уставившись на меня.
   Ну вот, опять... А я было решил, что парень поумнел.
  
   Глава тридцать первая
  
   Выговаривать за неразумные мысли я не стал, волшебник и без того выглядел потерянным и несчастным, как будто на его плечи легло тяжелое бремя. Он молча повернулся и ушел в дом, обуреваемый новыми тревогами.
   Как можно нормально жить, если каждую минуту переживать боги ведают о чем?
   Я остался дожидаться Лаланна, с интересом наблюдая, как набирает силу и ищет дорогу густой черный ручей. В отличие от сирин, мне хотелось поискать разумного объяснения природному казусу. И оно не заставило себя ждать: из-за темного занавеса дождя показался Рис, ругающийся сразу на двух языках. Из доступной пониманию части монолога удалось уловить главное.
   -- Этот дождь ... опять ... одежду...!
   -- А что, часто такой идет? -- поинтересовался у милитеса.
   -- Не то что бы часто, но я уже третий раз за пять лет попадаю! -- с отвращением глянул на улицу Рис, полез в карман за платком и обтер грязное лицо.
   -- А с чего, собственно, у дождя такой...ммм... непривычный колер?
   -- Да в паре сотен верст отсюда, в горах, вулкан дымит время от времени. Иногда выбрасывает пепел. Обычно он до нас не доходит -- ветры дуют в другом направлении, но случается, что вместе с дождевыми тучами приносит эту грязь! -- досадливо махнул Лаланн, огорченно разглядывая украшенный потеками плащ.
   Вот так, никакой мистики и пророчеств. Надо пойти к сирин, успокоить парня, а то опять начнет решать судьбу мира. Любит наш аптекарь это занятие.
  
   Агаи я нашел на кухне. Он мрачно разглядывал на свет стеклянную бутыль с сизой жидкостью, на первый взгляд -- заурядный самогон. Впрочем, нельзя говорить так однозначно даже о самых привычных вещах, побывавших в руках волшебников. У них и вода может оказаться живой или даже мертвой, а самогон -- эликсиром счастья (коим он и является для некоторых, притом безо всякого волшебства).
   При виде друга сирин еще больше помрачнел, поставил бутылку на стол и уставился на меня с выражением мировой скорби, свойственной только разочарованным мечтателям и некоторым породам собак.
   -- На улице обычный дождь, перемешанный с вулканическим пеплом, -- поспешил я утешить юношу. -- Идет в Сырте регулярно. Так что, никакое это не пророчество, а грязь, от которой виноград становится слаще. Хватит переживать, давай думать, как нам твоего проводника отыскать. Надоел что-то мне Сырт хуже горькой редьки!
   Вопреки ожиданию, мои слова настроение волшебника не улучшили, он лишь обреченно вздохнул и сказал:
   -- А чего тут думать? Завтра сходим по нужному адресу, и все. На месте узнаем. Только куда спешить, раз выхода из города нет?
   На последнюю фразу я ничего не сказал, чтобы не разочаровать аптекаря раньше времени.
   С каждым днем во мне все больше крепла уверенность, что, скорее всего, не только город прорыт ходами, но и его окрестности. Наверняка есть возможность, пройдя под землей, выбраться где-нибудь за спинами лучников князя.
   Правда, подобным знанием располагают далеко не все горожане, иначе в Сырте никого не осталось бы, но Рис вполне может оказаться из числа избранных. Насколько я понял из разговоров, он остался в зараженном городе из-за своей веры в фатум, которую не перевесило даже желание спасти жизнь.
   Конечно, тайны подземелий случайным знакомым не поверяют, но думается, как спасители Риса мы должны заслужить его доверие. В крайнем случае, позволим завязать нам глаза.
   Обидно, конечно, упускать возможность запомнить дорогу под землей, но так и быть, переживем.
  
   Ужин прошел в молчании.
   Агаи ожесточенно рвал вареное мясо челюстями, словно пытался вместе с едой поглотить тяжелые думы, в которые его погрузил дождь.
   Рис, как я успел заметить, просто не любил разговаривать с набитым ртом. Этот достойный господин предпочитал наслаждаться каждым пережеванным кусочком, не отвлекаясь на сторонние занятия. Рот Лаланн открывал, когда в его руках не оставалось ничего, кроме бокала вина.
   Мне говорить было не о чем, да и лень, честно говоря.
   Эрхена, если судить по прошедшим дням, оказалась существом неразговорчивым, а Морра так утомилась за день, что заснула прямо с ложкой в руках, завалившись головой на мои колени. Хорошо хоть еду проглотить успела.
   Интересно, чем это наша малышка занималась, что так умаялась?
   Я отнес ребенка в спальню и уложил на кровать, а когда вернулся, обнаружил интересную картину. Рис, покончив с едой, принес красивую лютню и, подкручивая колки, настраивал инструмент, одновременно уговаривая Эрхену. Она в ответ краснела и отнекивалась, энергично мотая головой.
   Я сел на диван и с интересом посмотрел на девушку: сразу вспомнилась колыбельная из бреда. Уж не эта ли певица усмиряла мою болезнь?
   Наконец, Эрхена сдалась. Поднялась с места и встала рядом с Рисом, в волнении разглаживая примерещившуюся складку на рубахе. Рис надел на палец кольцо с серебряным когтем и тронул струны. Играл наш приятель прилично -- вполне мог бы этим зарабатывать себе на жизнь -- но все его мастерство померкло, как только Эрхена открыла рот.
   Сторукий Мо, да разве можно передать словами, как действовал ее сильный бархатный голос на людей? Он тек и переливался, забираясь в самые потаенные уголки сердца. А лютня плакала и стенала вместе с ним. О чем? Не знаю. Наверное, о потерянной любви. О чем еще может так горько петь юная девушка? При этом сама певица изменилась, преобразившись из невзрачного воробья в сияющую ярким оперением заморскую птицу. Или мне просто показалось?
   Ее карие глаза осветились изнутри, наполнившись золотым сиянием, на бледных щеках появился прелестный румянец, и девушка стала немыслимо хороша! Хотя превратись она в полную уродину, это ничего бы не значило. Все равно все не глухие мужчины оказались бы у ее ног в один момент. Я сам поймал себя на мысли, что просто с неприличным восторгом пялюсь на нашу певунью. Приложив некоторое усилие, отвел взгляд в сторону и увидел, что Рис тоже не сводит с Эрхены взгляда, и только Агаи сидит, уткнувшись лицом в ладони.
   Понятно, о чем он вспомнил.
   Эх, надо было девушку предупредить, чтобы не пела о грустном! Не хватало нам повторения депрессии мага. Да и на моей душе постепенно стало так паскудно, что словами не передать.
   У каждого человека, дожившего до моих лет, да еще с такими-то занятиями, есть о чем погрустить.
   Пока я раздумывал над своими жизненными потерями, Эрхена допела песню и замолкла. В наступившей тишине раздался неожиданно громкий всхлип. Певица изумленно распахнула глаза, посмотрела на Агаи, схватилась за щеки и убежала в глубину дома.
   Ну что за логика? Значит, настроение магу она испортить может... А поднять его уже не в силах? Уж лучше бы совсем рта не открывала!
   Хотя, тут я кривил душой. Я заплатил бы не один золотой, чтобы еще раз услышать пение девушки. Вот только лучше ей вспомнить что-нибудь повеселее.
   В гостиной повисло неловкое молчание: мы с Рисом в смущении переглянулись. Неловко, знаете ли, слушать, как плачет мужчина. А потом Лаланн плеснул в бокал вина, тронул сирин за плечо и тихо сказал:
   -- Агаи, время отпустить мертвых. Давай выпьем за то, чтобы в следующей жизни им больше повезло!
   И тут у волшебника слезы высохли. Он зло глянул на нас и отрывисто сказал:
   -- Танита жива! И я отыщу лекарство!
   Рис, который пребывал в неведении относительно подробностей наших приключений, только удивленно поднял брови, улыбнулся и поправился:
   -- Тогда пьем за удачу и исполнение наших желаний!
   Ну, такой тост -- грех не поддержать.
  
   Задерживаться за столом я не стал -- почувствовал, что сирин хочет излить душу, а при мне стесняется. И то верно, наемник не самая подходящая компания для подобного дела. Однако, хоть и утешил себя мудрой мыслью, а все-таки меня это задело. Не такой уж я черствый сухарь, чтобы беды не понять. Да и Рис не настолько мягок, просто выглядит... располагающе.
   А и Мо с вами! Может, если мальчишка сегодня поплачет, завтра обойдемся без соплей.
   Я ушел в спальню. Полюбовался пару минут, как мирно сопит во сне Морра, вытащил у девочки большой палец изо рта (не замечал раньше этой дурной привычки) и поправил сползшее одеяло.
   Маленький воробышек, которого ураган утащил в открытый океан, и неизвестно еще, хватит ли сил долететь до берега.
   Поймав себя на непривычной мысли, от которой за версту несло рифмоплетством, я чуть не сплюнул с досады.
   Надо же... Наверное, на меня так песня девчонки подействовала. Опасный она человек. В той заброшенной лавке этой замухрышке стоило не из арбалета в нас целиться, а спеть что-нибудь соответствующее, глядишь -- незваные гости сами бы от печали повесились.
   Я растянулся на кровати, мысленно махнув рукой на свои и чужие переживания -- утро вечера оно того... мудрее, говорят.
  
   -- Дюс! -- пропищал над ухом тонкий как комариный писк голосок.
   Я спросонья, посчитав этот зуд продолжением сновидений, даже не шевельнулся. И тогда голос зачастил, заныл:
   -- Дюс, Дюс, Дюс, Дюс... Дюююс!
   А потом меня больно дернули за волосы.
   Да что ж за напасть такая?!
   Открыв глаза, я увидел над собой жизнерадостную мордашку Морры. Обычно растрепанные волосенки девочки тщательно расчесали и уложили, перехватив для красоты атласным бантом жемчужного цвета. Морра разом перестала походить на мальчишку, превратившись хоть и не в особо хорошенькую, но все-таки девочку.
   Похоже, у кого-то, наконец, руки дошли до нашей подопечной, а то мы, мужчины, от бантов далеки. Нам лишь бы не хныкала, не болела и сыта была. Вот только зачем этот кто-то оставил ребенку гребень?! Теперь Морра жаждала применить его в деле: малышка двумя руками с силой воткнула расческу в мои порядком отросшие за время пути волосы и потянула ее на себя, вызвав во владельце прически острое желание сбрить шевелюру к демонам.
   Лицо ребенка буквально лучилось счастьем, и я решил пойти у юной "цирюльницы" на поводу, позволив издеваться над собой. В результате Морра забралась на кровать с ногами, вынудив меня сесть и терпеливо сносить новую напасть судьбы. Надо сказать, довольно болезненную -- избежать страдальческих гримас мне не удалось. В один из особо "удачных" моментов, когда на расческе наверняка остался здоровенный клок волос, а я не удержался от тихого шипения, послышался тихий смешок. На пороге стояла, переминаясь с ноги на ногу, виновница моих мучений -- Эрхена.
   Мало того, что научила нашу девочку невесть чему, так еще пришла полюбоваться на пытку.
   До мыльни я добрался нескоро, порадовавшись в душе, что малышку не научили плести косы, и пообещав самому себе остричь лохмы. Иначе к концу пути точно потеряю половину волос.
  
   Последний шаг за порог я так и не сделал. Не знаю, что заставило меня сначала подойти к окну. Наверное, смутное беспокойство, причину которого разум еще не понял, но уже отправил сигнал телу -- на коже от предчувствия неприятностей волосы встали дыбом.
   Сегодня мы собирались с Агаи идти на поиски проводника. Рис обещал дать верного человека, более-менее понимающего наш язык.
   Не знаю, какой вес в местном обществе имел Лаланн, но в его подчинении оказалось неожиданно много народа: как только эпидемия пошла на убыль, в дом зачастили люди. Милитес встречал их наверху.
   Новости, которые приносили гости, были неутешительными: теперь Сырту грозила не болезнь, а умножающаяся с каждым днем нежить. И если раньше оборотни вербовали себе сторонников из добровольцев среди больных людей, то теперь чаще всего жертве не оставляли выбора.
   Из всех этих разговоров я вынес только одну мысль -- сваливать надо, и поскорее. Терять друзей или еще один месяц глотать горькое снадобье, которое подсовывал мне Агаи каждый день после еды, очень не хотелось.
   Нет, бежать надо! И независимо от того, найдем мы проводника или нет. Подумаешь, полетает сирин лишний часок, выглядывая дорогу, небось, крылья не отвалятся!
   Мои размышления прервал вид двух господ, с удобством устраивавшихся на невысокой ограде прямо напротив наших дверей. Оранжевые всполохи над головой сразу выдали их намерения.
   Следим, значит... Нагло и не скрываясь... Придется идти к Лаланну с просьбой открыть другую дверь. Не по душе мне идея плутать по слабо знакомому городу, пытаясь уйти от хвоста.
   И кому это мы так понадобились?
   Пинком открыв дверь, я выскочил из дома и в один прыжок оказался около незнакомцев.
   Увы, вампиры ребята быстрые, реакция у них хорошая. Шпионы сиганули с ограды, скатившись вниз по склону в чужой сад и оставив на кустах клоки одежды. Лезть следом желания не возникло. Да и незачем. Самое главное выяснил -- наше убежище обнаружено. Значит, стоит ждать в ближайшее время непрошенных гостей.
   Я вернулся в дом и выложил свои соображения Лаланну. Тот вампирам под окнами, конечно, не обрадовался, но принял весть о подобравшейся нечисти довольно флегматично, только плечами пожал и сказал:
   -- Хоть и не хочется, а пора уезжать из Сырта. Эпидемию я с вашей и божественной помощью пережил, а вот нашествие нежити пережить уже не получится. Могу составить компанию до предгорий Гун безаар, у меня там усадьба. Одно непонятно... Дюс, зачем вы так торопитесь в гости к птицам? Поверьте, для людей там ничего хорошего нет.
   Интересно... В первый раз я услышал от земляка слова неприязни. До этого он был весьма лоялен в высказываниях. О чем я и не преминул напомнить.
   Рис улыбнулся:
   -- Я не хотел обижать своего гостя. Тем более, что он спас мне жизнь. Агаи очень хороший юноша. Хотел бы я сказать то же самое о его соплеменниках. Хотя... Вполне вероятно, что это мне так не везло. В конце концов, в Сырт чаще всего попадают беглые преступники. По ним не стоит судить обо всем народе.
   Вот оно как... Интересно. Надо будет внимательно присмотреться к этому проводнику.
   Агаи известие о вампирах тоже не особенно удивило. И не обеспокоило. Со стороны посмотреть, так я оказался самым пугливым!
   Свою невозмутимость волшебник объяснил просто:
   -- Я еще несколько дней тому назад опутал наш дом заклинаниями от нежити, теперь ей не пробраться.
   Ах ты... Нет, парень неисправим! Опутал он заклинаниями... А я-то думаю, как нас так быстро обнаружили?! Да нежить видит охранные символы лучше того, кто их сотворил!
   Ладно, ругаться поздно.
   Я коротко и сухо объяснил Агаи последствия его скоропалительных решений, принятых без совета со взрослыми, и пошел укладывать вещи. На всякий случай. А прогулку к проводнику отложил на послеобеденное время.
  
   Эрхена отнеслась к нашим сборам с тревогой. Без слов было ясно -- ее мучил вопрос, что с ней станется. Тащить с собой молоденькую девчушку откровенно не хотелось. Оставлять на съедение нечисти -- тем более. Значит, особого выбора нет -- придется взять. Тем более, что Рис, кажется, готов стать певунье покровителем. Уж не знаю, какие интересы преследовал мужчина: на роль любовницы девица со своими мощами явно не тянула. Его служанка много аппетитнее.
   Ладно, не мое дело.
   В конюшнях Лаланна нашлось достаточно лошадей и один конюх, который перенес эпидемию благодаря тому, что воды не пил вовсе, (если судить по сизому носу и набрякшим мешкам под глазами). Однако за лошадьми ухаживал хорошо. Глядя на чистые, лоснящиеся бока животных, сразу становилось понятно, почему Рис держит старого пьяницу.
   За обедом мы провели небольшой совет, решая, что делать дальше. Эрхена, узнав свою дальнейшую судьбу, повеселела и взялась помогать служанке, задействовав в этом полезном деле заодно и Морру.
  
   Чем больше я думал о будущем, тем больше склонялся к мысли уходить без визитов на сторону. К чему нам в пути незнакомый человек? До предгорий Рис доведет, а дальше мы с Моррой подождем в его усадьбе, пока сирин слетает к своим.
   Когда я высказал свою мысль, Агаи возмутился:
   -- Так нельзя! Нас ждут!
   Сирин уперся бараном, не слушая доводов разума. В качестве главного аргумента маг ссылался на то, что проводнику известны все "подводные камни" здешнего края. Особенно тех мест, что на границе с Юндвари. В конце концов, мне пришлось сдаться и отправиться на встречу вместе с аптекарем.
   Лаланн провел нас через систему запутанных ходов, порой узких настолько, что протиснуться получалось только боком, а порой не уступавших обычной городской улочке, и вывел в город через маленький дом, гнездившийся на узком уступе ближе к пристани. Именно там, в нижнем городе, в одном из строений жил проводник.
   Вопреки моим ожиданиям, он нас действительно ждал, наплевав на страх смерти, и выглядел при этом очень неплохо. Этот холеный мужчина мне сразу не понравился. Мало того, что он явно относился к категории людей, способных, вывесив баранью голову, торговать собачатиной, так еще и чисто внешне не годился в проводники. Не похоже было, что он хаживал расстояния длиннее дорожки от дома до экипажа.
   Упитанное рыхлое тело, ухоженные руки с отполированными ногтями, напомаженные блестящие волосы, тщательно разделенные ровным пробором, и хитрые веселые глазки, утопленные в круглых щеках. Торгаш, ростовщик, успешный маг, гм... чиновник при финансах -- да, но вечный странник, живущий от найма до найма... Ни за что!
   Я тут же решил, что устрою вечером Агаи промывку мозгов и объясню, почему не стоит идти с этим человеком. Чтоб мне сдохнуть, ждать нам от балагура беды!
   В остальном придраться оказалось не к чему: нас приняли как дорогих гостей, в мгновение ока организовав такой стол, что его величеству впору. Я есть не стал. На всякий случай. Не нравились мне ни сам дом, ни его улыбчивые обитатели. Будь моя воля... ушел бы отсюда сразу.
   Зато сирин погрузился в общение с головой, наслаждаясь каждой минутой. Хозяин тоже не спешил, выставлял на стол все новые блюда. И откуда в обнищавшем городе взялось столько еды?
   Я порывался несколько раз встать, но каждый раз меня усаживали на место под новыми предлогами. В конце концов, часа через два Агаи, заметив мое недовольство, стал раскланиваться, и нас отпустили, оставив в моей душе недоумение -- зачем так яро привечали? Хотя, это выяснилось, стоило только шагнуть из столовой в гостиную: мое бедро пронзила боль -- в ноге торчала, покачивая оперением, короткая метательная стрела. Почти моментально тело онемело, сделалось деревянным, и я упал на пол, уткнувшись лицом в камень. Падая, успел заметить испуганное лицо Агаи, его шевелящиеся губы, и скорее понять, чем услышать:
   -- Прости.
   Прости?!!
   А потом меня выволокли на середину комнаты, поставили, придав устойчивость заклинанием.
   От парализующего снадобья мысли текли медленно и вязко, словно патока. Казалось, что все, кроме меня, двигаются безумно быстро. Вот по каменному полу разбежались огненные дорожки и загорелись свечи. Они образовали сложный узор пентаграммы, в центре которой стоял я. А потом появилась прекрасная женщина: белокожая, синеглазая, томная. Однако вместо ее красоты в глаза лезла уродливым пятном черная родинка на груди.
   В моем заторможенном мозгу родинка и ее обладательница слились воедино, превратившись в странное чудовище. И я его признал...
   Глория!
   Уловить, что говорила королевская шлюха, оказалось выше моих сил -- слова сминались в жуткую кашу, разделить их не представлялось возможным. Однако я видел, как Глория поднесла к губам что-то похожее на трубку, дунула, и в мою сторону полетела, блеснув металлом, тонкая игла.
   Тут мне стало по-настоящему плохо -- тело скрутила такая боль, словно в вены влили расплавленный свинец. Я был беззащитен и способен только на одно -- умереть, но плоть решила по-другому. Она, не дожидаясь конца, сделала единственное, что могла -- потеряла человеческий облик. И весьма своевременно, потому что сердце, гулко бившее о ребра, стукнуло последний раз и остановилось на несколько томительных секунд, подняв во мне волну настоящей паники. А затем вместе с изменениями все вернулось на свои круги: прошла боль, снова затрепыхалось сердце, мысли прояснились. И заодно пришло понимание -- эти идиоты считали меня демоном!
   Я огляделся, заметил Агаи, бледной тенью замершего у стены, вспомнил его слова и подумал: "Убью!"
  
   Глава тридцать вторая
  
   Глория шагнула к самой границе огненной полосы, рискуя поджечь подол своего дорогого бархатного платья. Любовница короля Наорга сделала нетерпеливый жест рукой, и лже-проводник торопливо пододвинул ей кресло.
   -- Дюсанг, как же приятно, наконец, увидеть ваше истинное лицо! -- буквально пропела эта стерва, избегая, однако, смотреть мне в глаза. Было заметно, что спокойствие и уверенность у неё показные. Женщина беспрестанно щелкала пальцами, перебирая крупный жемчуг длинного ожерелья. Лишь огромное желание узнать причину странных поступков врагов удержало меня от немедленной расправы над крылатой ведьмой. Ведь всего одно движение -- и ее голова покатится по полу. А я вдогонку еще и пну! Однако сначала информация, а веселье потом.
   Я, не спеша, огляделся по сторонам, подсчитывая охрану.
   -- Глория, милочка.... (два человека с мечами наголо у дверей)... почему ты прячешь от меня свои прелестные... (еще два за спиной с копьями, держатся неуверенно, один совсем мальчишка).... глазки? Разве... (сирин в углу, "проводник" прямо по курсу, руны вырисовывает. В общем, выбраться можно, если только Агаи по-настоящему колдовать не примется)... ты не хочешь насладиться победой?
   Вопрос задал из чистого интереса, заметив, что никто из присутствующих не осмеливается смотреть мне в глаза.
   Синеглазая фурия деланно рассмеялась:
   -- О нет! Встретиться взглядом с демоном -- последнее дело. Все знают о ваших способностях выжигать разум!
   -- Зря боишься, тебе выжигать нечего, -- больше от злости, чем из желания вывести мелкую тварь из себя, бросил я.
   Однако фраза подействовала на женщину, как волчий вой на пугливую кобылу, она закусила удила и понесла.
   -- Ненавижу тебя! -- зашипела красотка, вскочив с места. -- Самоуверенный болван! Тупой мужлан! Выродок, возомнивший себя небожителем! Ублюдок незаконнорожденный!
   Вот оно как... Даже до происхождения моего докопалась. Хотя... если Агаи раскрыл ей правду о моей истиной сути, догадаться было просто: дядя на демона никак не тянул.
   А потом, когда обычные ругательства закончились, из прелестного ротика Глории полилась поэзия, достойная пьяного матроса. Ругаться и не смотреть на предмет ругани оказалось довольно сложно, поэтому красавица напряглась и так сжала кулаки, что наверняка рассекла ногтями кожу.
   Эк нашу даму разобрало! Однако одного у нее не отнять -- отваги. Ведь считает меня порождением преисподней и по-прежнему не боится гадости говорить!
   Красивое лицо Глории исказилось. На секунду даже померещилось, что ее клыки немного больше обычных и испачканы кровью. Впрочем, просто показалось. Слишком сильно в этот момент женщина походила на гарпию.
   Истерику прервал громкий посвист хозяина дома. Глория вздрогнула, замолкла, сделала несколько глубоких вздохов, успокаиваясь, а потом улыбнулась и сладким, насмешливым голоском произнесла:
   -- Вам ли обвинять меня в глупости? Ведь это вы, Лирой, пойманы в магический круг!
   А вот это верно. Я был действительно туп, прозевав змею за спиной.
   -- И это я! Я! Стану твоей хозяйкой, демон! Слышишь?! Я!!! И ты сделаешь все, что прикажу!
   О боги, как же она в это верит...
   На короткий миг даже сомнение появилось -- а правильно ли я оцениваю ситуацию? Вдруг, правда -- демон и не смогу рукой двинуть без чужого веления?
   -- Прикажи, коль не врешь!
   Глория вскинула руку и просвистела фразу на языке сирин.
   Ну, не дура ли? Или уверена, что демоны знают все языки?
   -- А перевести? -- миролюбиво напомнил "птичке" о своей необразованности.
   Глория ошарашенно уставилась на меня, а потом оглянулась на хозяина дома:
   -- Эцлах? Ты все правильно сделал?
   Тот уже деловито тянул из кармана маленькую книжицу. Я пожал плечами -- "хозяева" хреновы, даже ритуал как следует выучить не потрудились. Демонов они подчиняют.
   -- Мо, император демонов, появляется в разных видах, но чаще змием с пастью огненной... Не то, -- бормотал колдун, перелистывая страницы. -- Сондо -- крылатый леопард с жалом скорпиона... Не то. Куун... появляется в виде огромного быка... Зосон...
   Чем дольше бормотал маг, тем становилось смешнее. Да любой начинающий некромант справился бы быстрее и качественнее! Я не смог удержаться от смешка, глядя на то, как нервно притоптывает моя "хозяйка" башмачком, с раздражением взирая на сообщника.
   -- Вот! -- торжествующе ткнул пальцем Эцлах. -- Азааре! Принц преисподней!
   Великий Ирия! И эти туда же!
   -- Приходит в теле, подобном ежу...
   Прямое оскорбление моим острым шипам.
   -- ... имеет голос хриплый и сильный...
   Я нормальный мужчина, а не скопец... каким еще может быть голос?
   -- ... подсчитывает души, живущие в грехе, и взглядом низвергает их в преисподнюю...
   Будь это правдой, мои противники сами растворялись бы в воздухе без следа, а я не таскал бы на теле метки от шрамов!
   -- ... управляет двумя сотнями легионов духов!
   Так вот что надо этим красавцам! Непобедимой армии захотелось? Ну, тут они промахнулись. Поймали, да не того! Вот, наверное, настоящий принц сейчас потешается у себя в преисподней... Не демон я! Не знаю, откуда такая уверенность. Просто -- не демон, и все! Даже Агаи говорил, что не видит во мне демонического начала.
   И тут меня пробило -- а ведь друг мой дутый знает истину! Однако все-таки притащил меня в ловушку!
   Я оглянулся на аптекаря. Вопреки ожиданию, Агаи взгляда не отвел, а напротив -- уставился мне прямо в зрачки, напряженно ожидая то ли выжженных мозгов, то ли низвержения в подземную бездну. И надо же... Именно на предателя мой взгляд не подействовал! То ли грехов за душой висело немного, то ли за время пути маг притерпелся к страшному товарищу. А еще у аптекаря едва заметно дрогнули губы, словно он что-то хотел сказать.
   -- Действуй!
   Шепот родился прямо в глубине уха и заставил вздрогнуть.
   Это кто? Агаи?! Неужели чувствует, чем дело закончится?
   Досада, промелькнувшая во взгляде сирин, дала повод усомниться в его здравомыслии.
   Я снова повернулся к Глории. "Хозяйка" упорно глазела на пряжку моего ремня. Эцлах сверял с книжным рисунком линии на полу. Видно, искал причину несговорчивости демона.
   С бесцельным времяпрепровождением в неинтересной компании пора было заканчивать. Еще додумаются до чего-нибудь смертельно опасного. С дуру-то.
   -- Господа, а вы, часом, не хотите изложить мне суть просьбы? -- вежливо поинтересовался у претендентов на корону властителя мира.
   -- Не просьбу, а приказ! -- тут же вскинулась Глория.
   Приказ так приказ, чего к словам цепляться?
   -- Хорошо, приказ, -- подтолкнул я даму к действиям.
   -- Эцлах, он действительно не сможет выйти из круга? -- вместо ответа красавица повернулась к колдуну.
   Осторожничает, стерва! Кожей чувствует мое желание свернуть ей шею при первой возможности.
   Эцлах еще раз обошел вокруг пентаграммы, сверяясь, и кивнул:
   -- О, да! Я начертил ее в полном соответствии с формулой!
   Забавно. Интересно, а тот, кто составлял эту формулу, хоть раз вызывал демона? Или просто руководствовался чужим рассказом, принятым на веру?
   И Глория решилась.
   -- Ты должен вернуть нам наши земли!
   Историю я учил плохо. Разве что -- отдельные военные кампании. А уж настолько древнюю не помнил вообще.
   -- Это от каких до каких границ?
   -- От Ингахии до наших нынешних земель!
   Бедный Фирит, не тех подданных он уничтожал, однако. А аппетит хорош, подобных империй не существовало даже в древности. Или все-таки существовало?
   -- Не многовато будет? Пустошь-то вам зачем?
   -- Не тебе об этом заботиться, мурло тупоумное! -- огрызнулась Глория. -- Ты подчини эти земли, остальное -- наше дело!
   О, Ирия, спасибо тебе за запас терпения! И как я эту жабу до сих пор не удавил?
   -- Это все? -- смиренно поинтересовался на всякий случай.
   Жадность человеческая не имеет границ, впрочем, жадность других существ тоже.
   -- Нет! -- быстро ответила Глория. -- Еще ты сделаешь меня королевой!
   Точеные плечи развернулись, глаза заблестели, спина выпрямилась, и на миг преступница действительно стала похожа на настоящую властительницу. Не хватало только золотой диадемы с каменьями. И мудрости не хватало, еще сильнее, чем короны и желанных земель.
   -- А как же Морра? -- деланно вздохнул я.
   Вот тебе и защитники Избранной!
   -- А Морра останется залогом твоего послушания, и если все сделаешь как надо, я верну девчонку! -- презрительно усмехнулась Глория.
   Это была самая неприятная фраза. Она заставила меня моментально прекратить весь этот балаган.
   -- Вернешь? А разве она у тебя? -- осторожно спросил, стараясь не выдать своего волнения.
   Я ощутил движение в углу: по-видимому, для Агаи новость тоже оказалась неожиданной.
   Глория слегка пожала плечиками, снова присела на стул, тщательно расправив складки платья, и широко улыбнулась:
   -- Скоро ее приведут!
   А вот этого позволить нельзя!
   Я внутренне напрягся, решая, кого убивать первым. Глория была ближе, но колдун внушал больше опасений. Маг, даже самый плохонький, может в самый неподходящий момент подложить здоровущую "свинью". Так что, начну с него. Только -- как?
   Внезапно судьба решила выдать авансом маленькую, но все-таки козырную карту: Глория неожиданно поднялась с места и резко сказала, обращаясь к подельнику:
   -- Хватит! Надень на него амулет! А потом пусть выходит из круга.
   И снова беспокойное шевеление за спиной.
   Возражать Глории я не собирался, правда, надевать магическую вещь тоже. Я просто ждал. Маг подошел к самой границе, держа в руках массивный пластинчатый браслет из резной кости, скрепленный железными звеньями в форме рун.
   -- Протяни руку, -- потребовал мужчина.
   Я и протянул. К его горлу. А потом сдавил так, что все услышали, как хрустнули сминаемые позвонки и хрящ гортани. Маг захрипел и задергался, пытаясь расцепить смертельный захват. Тяжелое украшение выскользнуло из ослабшей руки и грохнулось на пол. А следом за ним упало мертвое тело.
   Быстрая расправа над несостоявшимся вершителем чужих судеб повергла окружающих в шок. Вместо того чтобы действовать, они замерли неподвижными статуями.
   Первой опомнилась Глория. Она метнулась к дверям, оттолкнув замешкавшихся стражников. И еще на бегу принялась трансформироваться, в одно движение освободившись от платья и обрастая перьями на бегу. Ближние к выходу слуги ринулись прикрывать удирающую госпожу. Те, которые стояли за нашими спинами, решили повоевать -- метнули в демона копья. От одного я успел уклониться, а вот второе чуть не поймал собственной грудью -- неожиданно выручил сирин. Он заслонил меня своим хлипким телом, прикрывшись воздушным щитом. Копье легко продавило щит аптекаря, но полет свой замедлило, и я успел уйти в сторону. Железное острие чиркнуло предателя по плечу, и Агаи болезненно вскрикнул.
   Этот странный поступок отсрочил магу смерть -- Агаи был вторым в моем списке. Теперь же я хотел знать, что у этой сволочи на уме. И каков стервец, умудрился-таки сделать меня своим должником!
   Я шагнул навстречу стражникам, и те, передумав биться, бросились вон. Однако свое дело верные слуги выполнили -- Глория скрылась. Агаи кинул ей вслед огненный шар, но только зря -- интриганка уже исчезла за дверью. Догонять беглецов я не стал: оставался нерешенным более насущный вопрос.
   Я смерил Агаи недобрым взглядом, и сирин сделал шаг назад:
   -- Я все объясню!
   Теперь уже я шагнул.
   Маг побледнел, но больше пятиться не стал:
   -- Потом, Дюс! Если хочешь убить -- потом! Я не сбегу! Сейчас Морра в опасности! У Глории много магов, без меня вы не сможете защититься!
   -- С какой стати я должен тебе верить?
   -- Я скажу то, что спасет твою жизнь! Тебе больше нельзя превращаться в человека!
   -- Это почему? -- удивлению не было предела. Не думал я, что "милый" облик может кому-то доставить удовольствие, и меня попросят его не менять.
   -- Твое тело человека... умерло.
   Что?!
  
   Неет... Нет. Нет! Это невозможно!! Я ведь не падал без сознания и даже не секунду не терял память! Я все помню! Как это -- умерло?! Сердце стучит, как миленькое!
   Маг развел руками:
   -- Ты перекинулся в тот момент, когда почти умер.
   -- И что? -- с нехорошим чувством вспомнилось, что сердце действительно ненадолго останавливалось.
   -- Этот яд не выводится из организма. От него не известно противоядий. Стоит только попытаться вернуть человеческое тело, и... ты умрешь! Видишь, если бы я хотел навредить, то не открыл бы правды! Дюс... Поверь мне! Еще раз поверь!
   Вот это сюрприз... Это что же мне, до конца моих дней ходить в таком виде?
   Я представил себе, как разбегаются при одном моем появлении люди с улиц, а арбалетчики начинают стрелять еще на подъезде к городским стенам, и выругался. И так не красавец, а тут новая напасть. Мне теперь только отшельником в Пустоши жить! Святой старец Лирой, Эдхед то!
   -- Ладно, пойдем как есть, -- бросил с досадой аптекарю, закрутив в узел желание расквитаться за подстроенную ловушку. -- Но помни: лишнее движение, и ты труп!
   -- Не хочешь узнать, почему я так поступил? -- тихо спросил бывший друг, по-прежнему не двигаясь с места.
   -- Не сейчас! -- отрезал я и натянул по брови капюшон плаща.
   Любопытство вещь не смертельная, переживу, а вот домой надо спешить... пока туда не добрались ищейки Глории.
   -- У Глории в окружении все колдуны такие, как этот? -- Я пнул мимоходом остывающий труп.
   -- Нет, Дюс! - опомнился аптекарь и потрусил к выходу. -- Среди заговорщиков есть настоящие маги, намного сильнее меня! Просто Глория поспешила, не стала их дожидаться.
   Плохо. Очень плохо!
   И мы побежали по улицам, сопровождаемые испуганными воплями случайных прохожих и звуком захлопывающихся ставень и дверей. Я хорошо представлял себе ужас горожан: мало того, что по городу прокатилась чума и мародеры, за ними -- вампиры и оборотни, так еще появилось шипастое чудовище в лохмотьях, похожее на демона из преисподней. Вестник новой волны безумия и смерти, явившийся за душами. И ведь не объяснишь, что мне их души до... одного места, со своей бы разобраться!
  
   Возвращаться тайными путями Риса мы не стали. Нам больше не было дела до заставы вампиров у дома: вряд ли они станут ломиться за нами следом. Кровососы хоть и нежить, но высшая, и чувство страха им хорошо знакомо.
   Дверь открыл Рис. Коротко глянул в мою сторону и отошел, пропуская. Лязгнул о железные скобы засов, встав на место. Только после этого Лаланн спросил:
   -- Что случилось?
   И ни грамма удивления или страха на лице. Сначала я не понял, отчего? Потом дошло: все домашние имели удовольствие лицезреть этот облик, пока я валялся без сознания.
   -- Потом расскажу! -- бросил я на ходу и буквально слетел в гостиную по ступеням.
   Только там удалось облегченно перевести дух -- Морра сидела на диване и возилась с ворохом лоскутков, выбирая из них поцветастее, ей помогала в этом нелегком деле Эрхена. Увидев вошедших, малышка с простодушной радостью вскочила, усыпав камень пола обрезками, и кинулась ко мне, пропищав:
   -- Дюс!
   Эрхена встревожено замерла, прижав к груди, точнее, к ее подобию, кружевной лоскуток. В отличие от ребенка девушка понимала -- от хорошей жизни шипами не обрастают.
   Я подхватил девочку на руки и обернулся к хозяину:
   -- Надо проверить все двери и усилить их защиту. Рис, слышишь? Все двери! Пусть девушки тебе помогут.
   Я хотел услать всех прочь и поговорить с Агаи наедине.
   Рис удивленно поднял бровь, а потом сказал:
   -- Хорошо, Дюс, я прослежу.
   Я не стал убирать клинок в ножны, Эрхена, глядя на это дело, убежала и вернулась уже со своим арбалетом (ну и кто, хотелось бы знать, ей его отдал?!). На лице девушки одно чувство сменяло другое: сначала черты лица исказили страх и тоска, затем -- приятие неизбежного, следом -- решимость идти до конца.
   Интересно, какой была прошлая жизнь этой девочки? Надо спросить у Риса, наверняка он уже выпытал всю подноготную.
   Щелкнул затвор арбалета: Эрхена не стала терять время попусту, приготовив оружие к бою.
   Я аккуратно вынул арбалет из рук девушки, отставил его в сторонку, направив прицелом вниз, и сказал:
   -- Оружие пока не нужно.
   Рис торопливо перевел, а потом взял девушку за плечо и потянул за собой, бросив еще одну короткую фразу. Эрхена послушно последовала за мужчиной, подхватив Морру на руки.
  
   Я дождался, пока они скроются в верхнем коридоре, и задал один вопрос, на который ждал объяснения:
   -- Зачем?
   Аптекарь съежился, но взгляда не опустил и твердо ответил:
   -- Я должен был проверить!
   -- Что проверить? Подействует на меня яд или нет?
   -- Демон ты или нет, -- тихо сказал сирин.
   Столикий Мо....
   -- Тот круг, он дал окончательный ответ, ведь я мог и заблуждаться, -- все так же тихо произнес сирин, а потом выкрикнул. -- Если бы я ошибся, мой народ пострадал бы! Я не мог этого допустить! Не мог!
   -- Если бы ты не ошибся, твой народ, мой народ, а заодно еще куча народу пострадали бы еще больше, -- зло бросил я, вспомнив про планы его соплеменников.
   -- Нет, я бы не допустил! -- волшебник упрямо вздернул породистый нос, глаза недобро блеснули. -- Вот!
   Юноша полез за пазуху и извлек баночку с мутной жидкостью, закрытую пробкой и дополнительно залитую сургучом.
   -- Это что? -- Я потянулся за склянкой.
   -- Это уничтожило бы весь дом! -- с вызовом ответил Агаи. -- Вместе со всеми его обитателями. Вместе со мной! А ты ушел бы туда, откуда вызвали! Демонам таким способом не причинить вреда!
   Я передумал брать в руки столь опасный предмет и тихо озверел от злости.
   Самое опасное существо в жизни это не зубастая нежить и не злобный демон, нет -- это упертый идеалист, мечтающий о всеобщем благе!
   -- К тому же, я проверял не только тебя, -- снова сник сирин. -- Я не сказал тебе всей правды. То пророчество... оно ложное.
   Таак...
   -- Точнее... тебе его неправильно перевели, -- каялся дальше маг, переступая с ноги на ногу, как беспокойный осел -- В настоящем речь идет о том, что Морра приведет за собой повелителя армии нежити. Победят те, с кем окажется меченая девочка. Что труп станет править живыми людьми до тех пор, пока возмездие свершится и власть вернется к настоящему королю.
   Труп на троне -- это оптимистично.
   -- А мальчик со знаком? -- вспомнил я про бездыханное маленькое тело с чернильным пятном на руке.
   -- Мальчик и сменит вашего короля. Если только его место не займет королева. Морра.
   Да, за такое Фирит удавил бы родную маму. Бедные дети. И все равно пророчество не складывалось в достоверную картину. Словно в нем не хватало важной детали.
   -- И это все? А обещанный конец света?
   Сирин мучительно скривился:
   -- От него не уйти. Просто он зависит от нее и тех, кто будет с ней рядом! Морра станет великой волшебницей, способной уничтожать государства! Если захочет. Если я неправильно её воспитаю.
   Приятная ответственность, что и говорить. Для начала неплохо бы самого господина наставника воспитать, чтобы меньше верил во всякую дрянь и не подставлял товарищей. Напомнить -- ребенок набирается зла или добра у взрослых. Причем у тех, кто живет рядом с ним!
   -- Мне требовалось узнать, что затеяли мои сородичи, -- убито закончил Агаи, посмотрев на меня больными от переживаний глазами.
   -- Ну и как, узнал?
   -- Они просто использовали и меня и девочку для своих целей. На самом деле им нужен ты!
   Я даже не заметил, когда встал на ноги. А потом мой кулак против воли нашел-таки объект всех бед, и сирин, клацнув зубами, рухнул на диван. Второй удар пришелся по ребрам. Были еще третий и четвертый удары.
   Аптекарь, скрутившись от боли, не прикрывался и не молил о пощаде. И даже не пытался колдовать.
   Я забил бы его насмерть, потому что не помнил себя о злости. Спас мага отчаянный вскрик вбежавшей Морры. Девочка кинулась к сирин, обняла его и заплакала. Следом за ней возник встревоженный хозяин.
   Красная пелена ярости спала с моих глаз, я выругался и опустил руки.
   Вот дерьмо! Не дело ребенку смотреть на такие вещи!
   Рис, который кинулся меня оттаскивать, встал между мной и сирин, потребовал:
   -- Дюс, извольте объяснить, что происходит!
   -- Нет уж! Пусть он объясняет!-- кивнул на аптекаря.
   Не хватало еще оправдываться!
   Агаи лежал, скрючившись, сжавшись в комок, и на его плече расплывалось красное кровяное пятно. Видно, копье ранило глубже, чем показалось с первого взгляда. А может, я задел шипом. Говорить сирин пока не мог, у него дышать-то толком не получалось. Пришлось объяснять ситуацию самому.
   Рис выслушал молча, посмотрел на Агаи, как смотрят на юродивых дурачков, с брезгливостью и сочувствием. Тот, поймав взгляд, с хрипом выдохнул:
   -- Думайте, что хотите! Я не мог поступить по-другому!
   Ну, ни хрена себе... Он еще и героя из себя корчит! Может, еще разок врезать?!
   Не знаю, что бы случилось, останься я с волшебником наедине, но юноше повезло -- ситуацию разрядил хозяин дома.
   -- Что делать будем? -- спросил Лаланн.
   Я моментально остыл и задал самый насущный вопрос.
   -- Агаи, ты мне лучше скажи вот что... Мне теперь до конца своих дней так ходить?
   Сирин вздрогнул:
   -- Я сделаю все, чтобы тебе помочь! Тем более, что...
   На последних словах волшебник запнулся и не договорил. Пришлось подтолкнуть:
   -- Тем боле -- что?
   -- Похоже, тебя отравили тем же ядом, что и Таниту.
   -- Сам посоветовал? -- вырвалось у меня.
   Сирин с трудом встал, держась за бок, и, то и дело прерываясь, сказал:
   -- Я... не мог... по-другому... Но я... не предатель! Клянусь. Я вылечу тебя.... Вылечу!
   За время монолога аптекаря я успел сообразить, что никто в этом мире, кроме Агаи, не станет искать противоядия. Он не отступится -- не ради меня, ради Таниты. И, хочу -- не хочу, а убивать аптекаря нельзя. Иначе так и придется до конца жизни от людей прятаться. А люди, они ведь такие "добрые"... Даже самое мирное чудовище в покое не оставят, обязательно пустят по пятам толпу колдунов! Но я, к сожалению, не бог преисподней, и бессмертие мне не грозит.
   Становиться зависимым от предателя и постоянно чувствовать угрозу за спиной мне не хотелось, но выход из этой ситуации был. Один. Если...
   -- Ты останешься с нами только при одном условии...
   Мне даже продолжать не потребовалось, сирин сам все понял. Он начертил пальцем на тыльной стороне кисти кровью из раны несколько рун и тихо сказал:
   -- Дарованной свыше силою клянусь, что не причиню ни тебе, ни Морре вреда. Ни поступками, ни словами, ни помыслами. И буду защищать вас до тех пор, пока ты, Дюс, сам не снимешь с меня эту клятву, или я не умру!
   Руны налились теплым светом, расползлись, охватив кисть, и застыли коричневым узором.
   Все! Ритуал связал Агаи по рукам и ногам. Он не сможет переступить через клятву. Никак. Даже ценой жизни: клятвопреступник попросту умрет, если задумает предательство. Теперь сирин будет гнать крамольные мысли из головы.
   После принесенной клятвы у всех на душе стало легче, даже аптекарь повеселел.
  
   -- Из города надо быстрее выбираться, -- сказал я, немного поразмыслив, и обратил взгляд на скукоженного мага. -- Много у твоей банды народу? Смогут они нас отсюда выковырять?
   Агаи отстранил от себя льнувшую к нему малышку и покаянно кивнул:
   -- Много. Я думаю, сотни две-три, не меньше.
   Одуреть. С сотней воинов, среди которых найдется хотя бы пяток магов, я ни за что не справлюсь. Даже если они начнут испепеляться от осознания собственных грехов целыми пачками!
   -- Пойдем куда собирались -- ко мне в усадьбу. Тайно. Там поживем немного, подождем, пока все уляжется, глядишь, и придумаем что толковое, -- выдвинул предложение Рис.
   Определенная логика в этом плане имелась. Разве придет нашим птичкам в головы, что мы нагло засядем у них под боком? Если, конечно, Агаи не успел разболтать наш маршрут до мельчайших подробностей.
   Выяснением этого обстоятельства я и занялся:
   -- Агаи? Что знают твои соплеменники про Лаланна?
   -- Только то, что он нас приютил, -- с надеждой поднял на меня взор сирин.
   Это хорошо. Это нам дает шанс. Хотя уйти от зорких глаз крылатых оборотней ох как непросто.
   -- Кто у вас там в вашей стране правитель? У него такие же планы на территории людей?
   Не может быть, чтобы Глория жила в Наорге, а ее поддерживали жители далекой страны! Больше наша красавица походит на оппозицию в изгнании, лелеющую мечты стать королевой.
   -- Нет. Страной управляет собрание и триумвират. У нас нет королей, только сенаторы.
   Республика. С одной стороны -- это хорошо. Значит, Глория и компания действуют из собственных побуждений, и людям не грозит в ближайшие годы нашествие сирин.
   С другой -- нехорошо. Правил бы монарх, было бы ясно, кому подсунуть донос. А так... Каждый из этого совета может метить в самодержцы. Да и господа из триумвирата, наверняка, не прочь сменить статус.
   А все-таки очень странная ситуация: вероятная королева сама гоняется за нами. Как бы она не оказалась обычной пешкой, которой напели в уши про светлое будущее в золотой короне, а настоящий кукловод скрыт во тьме заговора.
   М-да... Далек я от таких вещей. Как слепой щенок, тычусь во все стороны.
   И почему меня в детстве не учили искусству интриги? Вместо того же закона Ирия?
   Надо лазутчика в Юндвари отправить. Благо, ему теперь доверять можно.
   -- Ты сможешь пробраться в свое государство тишком и выяснить, чем дышит ваша власть?
   Агаи несколько раз моргнул, потом вскочил, охнул от боли и схватился рукой за ребра, неуклюже смахнув рукавом со стола пустой фужер.
   Я успел поморщиться в ожидании звона бьющегося стекла, но Рис поймал фужер и невозмутимо обронил:
   -- Это фамильный хрусталь. И он мне дорог.
   -- Я готов! -- выпалил маг, словно только об этом и мечтал.
   -- Прекрасно, -- обозначился итог нашего совета. -- А теперь, Агаи, будь добр, наложи на меня хотя бы иллюзию. Иначе слава о нашем приближении окажется намного быстрее самых резвых лошадей!
   Сирин торопливо шагнул и снова охнул, схватившись за бок. Похоже, ребро, а то и два, я все-таки сломал. Вдобавок на острой скуле юноши наливался краснотой здоровущий кровоподтек. Слабоватое, конечно, наказание, за такие-то выкрутасы, но...
   -- Сядь, Морра полечит, -- приказал я Агаи и добавил, - жду тебя личину наводить!
   Рис позвал слуг, распорядился оседлать лошадей и собрать вещи, а потом отправил ко мне Эрхену с ножницами и просторной рубашкой -- срочно перекраивать ее на новый лад. Не голым же мне в путь отправляться.
  
   Стоило только глянуть в зеркало, оно треснуло и разлетелось, обдав меня дождем из мелких осколков и заставив Агаи втянуть голову в плечи.
   -- Пойду, принесу бронзовое, -- флегматично отозвался милитес и вышел из комнаты.
   Я вопросительно поднял брови, или что там у меня вместо них, и оглянулся на сирин, ожидая разъяснений.
   -- Прости, не получилось с первого раза. Волнуюсь что-то, -- смутился аптекарь и полез в книгу. Тонкий палец бегал по строчкам, а губы юноши шевелились, проговаривая самые сложные слова вслух. Я скучал, любуясь на маленькую аккуратную за... на тонкую талию Эрхены. Девушка крутилась вокруг с иголкой в руках, отвлекая от мыслей о туманном будущем. Потом предо мной водрузили тусклое старинное зеркало, которое отразило в своих золотистых глубинах таинственное чудище -- век бы его не видеть!
   Сирин все еще не был готов, и мной снова занялась Эрхена. Она подошла и бесстрашно дернула за торчащую пластину, заставляя в третий раз залезть в балахон с широкими рукавами. Вдвоем со служанкой они выполнили сложную задачу -- подогнать на монстра приличный наряд. Сделать его удобным и прочным, таким, чтобы шипы не порвали. Теперь швеи трудились, не покладая рук, обметывали многочисленные разрезы в тех местах, где выпирали шипы. Косо, некрасиво, на скорую руку, но тут уж не до жиру. Я и в холстину завернулся бы.
   И хотя одежка получалась удобная, я не радовался. Потому что ни надеть, ни снять ее самостоятельно не мог -- сразу порвал бы. Хоть шерстью обрастай, чтобы не мучиться. Или обзаводись оруженосцем.
   Эрхена расправила последнюю складку, не снимая рубахи, прямо на мне пришила дополнительную пуговицу и петлю и сделала шаг в сторону, любуясь творением своих рук.
   Так забавно было следить за ее серьезным личиком, за деловым видом, когда она обходила меня кругом. Словно девушка мастерила не наряд для монстра, а самое меньшее -- шила платье для любимого брата к свадьбе.
   Наконец мягко хлопнула о стол книга, и Агаи мрачно изрек:
   -- Я готов!
   Словно на эшафот собрался.
  
   Бронза услужливо отразила в своей полированной глубине молодого мужчину. Я видел его раньше. Несколько лун тому назад.
   Интересно, это в сирин врожденная вредность говорит, или он от страха новое плетение придумать не смог? Он что -- издевается?
   -- Дюс, прости, не получается по-другому! Колдовство не ложится на тебя! Ты не принимаешь! -- развел руками маг, извиняясь за причиненный ущерб.
   Моральный, конечно. Ибо смотреть на лицо двойника Фирита удовольствия не доставляло. Вот и заглянувший в комнату Рис на мгновение потерял свою выдержку и скривился в брезгливой гримасе. Я одарил земляка злым взглядом, и милитес поперхнулся комментарием, готовым сорваться с презрительно изогнувшихся губ. Вместо этого Лаланн прокашлялся и коротко сказал:
   -- Сочувствую.
   Еще бы. Я сам себе сочувствовал. Вот уже четвертый месяц.
  
   Когда сирин закончил с волшебством, все было готово к отъезду. Все тюки увязаны, лошади оседланы, осталось только нагрузить животных и вывести через тайный ход.
   Мы уже накинули плащи и подошли к лестнице, ведущей на конюшню, когда дернулся шнур сигнального колокольчика, нарушая покой отчаянным трезвоном. Рука, терзавшая на улице шнурок, так усердствовала, что почти сразу оборвала плетеную веревку, и колокольчик упал на пол, жалобно звякнув в последний раз.
   Рис остановился.
   -- Не надо! -- прошептал сирин. -- Не открывай!
   И словно разгневавшись на его слова, сверху громыхнуло. Удар по дому был так силен, что дрожь сотрясла все нутро подземного жилища, припорошив наши макушки мелкой крошкой осыпающегося туфа. Похоже, кто-то очень сильный только что снес волшебством часть дома.
   -- Быстро к лошадям! -- рявкнул я растерявшимся товарищам.
   Взбежать на верхний ярус стало делом двух минут. Вперед отправили женщин и Лаланна. Мы с Агаи прикрывали отход, на бегу прикидывая, сколько осталось времени до того момента, когда преследователи проберутся внутрь. Оказалось -- совсем немного.
   Второй удар снес последнюю препону на пути врагов, мы едва успели нырнуть в коридор, ведущий к конюшне, как внизу послышались голоса. Точнее -- громкий посвист.
   -- Приказывают разделиться и искать по всем этажам, -- шепнул Агаи. -- Дюс, их не меньше полусотни!
   Плохо. С такой толпой, да еще возглавляемой неслабым магом, я не справлюсь. И Агаи не справится. Самое большее, что осилим -- немного задержим погоню. Какой ценой, даже думать не хотелось.
   -- Сможешь по-тихому заблокировать эту дверь? -- спросил у аптекаря.
   Тот кивнул, мол, смогу. Значит, если выйдет удачно, у нас появятся еще минут пять. Не считая тех, что охотники потратят в поисках потайного хода.
   Я осторожно притворил дверь, милитес тут же заложил ее массивным запором, а сирин принялся дрожащей рукой чертить руны на дереве.
   -- Рис, забирай женщин, Морру и уходите. И ты, Агаи, тоже. Я останусь ненадолго, потом догоню.
   -- Нет! Я тебя одного не брошу и не побегу! -- решил поиграть в запоздалое благородство аптекарь. А может, это клятва дала о себе знать.
   Я глянул на него и осадил:
   -- Прикажу -- побежишь, как миленький! Так что, давай... Времени у нас, твоими трудами, мало осталось.
   Лаланн тем временем раскидал тюки сена, сложенные у задней стены конюшни, открывая тайную дверь, замаскированную ложными балками.
   Эх, нехорошо. Хоть и незаметная, а все равно на виду. Если не прикрыть, обнаружат. Придется остаться. Иначе все тут сгинем.
   -- Агаи, заколдуешь дверь с той стороны. Я -- с этой сложу сено на место. Если удастся, поставь в коридоре хотя бы пару ловушек. А затем дуйте на выход, не оглядываясь! Меня не ждите. Выживу, сам вас найду.
   Рис отнесся к моему решению спокойно, только мрачно усмехнулся, признавая право выбора. Агаи встрепенулся, открыл рот, но возражать не стал. Наверное, понял, что без толку. Проблема пришла с нежданной стороны: Эрхена, не зная нашего языка, сумела разобраться в ситуации и встала рядом, решительно вскинув арбалет. Всем своим видом девушка показывала, что не бросит меня одного. Я выругался, сгреб ее в охапку и толкнул к дверям.
   Не хватало мне тут еще овец жертвенных... Одного барана вполне достаточно!
   Рис тем временем, тужась, сдвинул в сторону каменную плиту и открыл черный проход подземелья. Влажный холодок, тронув кожу, принес в конюшню запах сырости.
  
   Прошло уже несколько минут, а наш отряд топтался на месте, мешкая с погрузкой скарба. Все двигались слишком медленно. Слишком. Драгоценные секунды утекали прямо на глазах.
   Я прямо кожей чувствовал, как приближаются к нам заговорщики.
   -- Да уходите же! - зарычал на милитес.
   Повинуясь, Рис схватил под уздцы своего коня, шагнул в проем и тут же взялся за меч, но вытащить его не успел, прижатый к стене сильными руками.
   Ах ты, паскудство-то какое... Засада!
   Я оттер за спину женщин и кинулся на выручку Рису, но клинок не понадобился -- нападать никто не собирался. В темноте подземного хода стоял князь вампиров в сопровождении небольшого отряда клыкастых молодцев.
   Осколок давно сгинувшей династии преклонил колено и торжественно, словно присягая, сказал:
   -- Я, Андру Зени Вирет, приветствую вас, Дюсанг Лирой Тилн из рода Ремари. И объявляю, что прибыл в ваше распоряжение! Позвольте сопроводить вас в безопасное место.
   Я с тоской вгляделся в бескровные лица -- нет, по-видимому, пожить обычной человеческой жизнью мне все-таки не дадут! Сзади -- заговорщики, впереди -- нежить. И последние, как ни странно, нравятся больше, несмотря на мою хроническую, пожизненную к ним ненависть. От кровососов хотя бы ясно чего ждать. Да и Андру вызывает больше симпатий, чем Глория, Фирит, или кто там еще прячется за их спинами.
   -- Отпустите Риса! -- приказал я, посмотрел на своих друзей и спросил. -- Голосовать за тех, с кем уходим, будем?
   -- Нет! - решительно сказал Агаи, посадил на лошадь малышку и первым шагнул в подземный ход.
   Освобожденный Лаланн поправил одежду, успокоил своего коня и холодно пообещал, раздраженно дернув щекой:
   -- Еще раз прикоснетесь -- прикус испорчу!
   А потом прошел за сирин. Следом нырнули слуги и Эрхена. Я остановился, глядя, как два вампира задвигают плиту и остаются на верную смерть. Вторую смерть.
   Теперь мы у нежити оказались вроде как в должниках.
   -- Пойдемте, Дюс. Нам нельзя здесь оставаться! -- тронул за локоть Андру, и я повиновался.
   За спиной оставили еще с пяток подданных князя, прикрывать наше бегство.
   Вот и все. Мы сделали свой выбор. Правда, не тот, к которому готовились.
  
   Глава тридцать третья
  
   Прошло не меньше получаса с того времени, когда за нашими спинами остался потайной вход в жилище Лаланна. За это время мы успели пробежать достаточно, чтобы запыхаться, и слишком мало, чтобы почувствовать себя в безопасности. Кто знает, сколько способны продержаться подданные Андру, защищая наши спины? Пока, если верить тишине и спокойствию, царившим в подземелье, скрытую дверь не обнаружили.
   Стоило так подумать, как мелкая дрожь сотрясла горное нутро.
   Ах ты... Чтоб этим лошакам с крыльями в жизни места не осталось! К гадалке не ходи -- за спиной только что разнесли часть стены.
   Ведомые мертвыми проводниками, мы, не сговариваясь, прибавили шагу, спеша убраться. Самым последним шел сирин. Он "затирал" наши следы. Не думаю, что у него это хорошо получалось. Если бы речь шла о собаках, то дело решили бы просто -- сначала намазали бы подошвы обуви и копыта лошадей нехитрой смесью из чеснока, горного ворца и перца, а потом сирин организовал бы легкий "ветерок", вычищая наш запах из подземелья. Любой средней руки колдун мог это осилить.
   Но вот как обмануть магов? Они способны брать след не хуже гончих. Ирия знает, как они это делают, но ведь делают! И их чесноком с перцем не отогнать. Конечно, умения магов не безграничны: на улице, где толпы народа, это волшебство окажется бесполезным, а вот в пустом лабиринте выбрать нужный поворот не составит труда.
   Я высказал свои опасения вампиру, и он вздохнул:
   -- Неудачно все получилось. Впопыхах. Сожалею, что не могу предложить вам хорошо подготовленный план.
   Мы прошли еще немного, обдумывая ситуацию.
   -- Надо разделиться, -- наконец сказал князь, -- спутать следы.
   Я и сам пришел к такому же выводу, поэтому промолчал, соглашаясь. Не то что бы это было сильно здорово -- дробить свои силы, но другого выхода я не видел.
   На ближайшей развилке мы разделились. Чтобы сделать ложный отряд привлекательным для погони, поменялись с вампирами плащами, оставили им всех лошадей и конюха (он заявил, что "от лошадок никуда"). Кроме того, Агаи поставил на развилке в коридор, куда они свернули, ловушку -- сплел прямо из воздуха тонкую белесую паутину, растянул ее на всю ширину прохода и закрепил концами на стене, объяснив:
   -- Через пару минут она станет почти невидимой и очень хрупкой. При малейшем прикосновении тут же обратится в пыль и парализует на несколько часов всех живых в радиусе четырех шагов.
   Ну что же... Неплохо. Сработает, если не догадаются "продуть" коридор ветром.
  
   Шершавый туф, источенный проходами за пять веков существования Сырта, поблескивал каплями влаги в неровном огне факелов. Тишина за нашими спинами навевала нехорошие мысли о том, что к погоне заговорщики подготовились намного лучше беглецов. И что на выходе нас может поджидать весьма неприятный сюрприз в виде засады (что сомнительно) или хитрого заклинания. Все зависит от степени осведомленности претендентов на корону мира.
   Когда мы протиснулись в узкий лаз, ведущий к выходу, желание пробираться по нему дальше пропало окончательно, я остановился, загородив дорогу, и сказал:
   -- Андру, нам туда нельзя!
   Вампир не удивился и не стал задавать глупых вопросов "почему", доверившись чужому предчувствию. А вот Агаи вылез вперед, прислонился всем телом к рыжей стене, словно хотел услышать, что за ней происходит, закрыл глаза и огладил ладонями камень. Так юноша простоял минуты две. Я уже хотел тронуть его за плечо, но маг заговорил:
   -- Через двадцать шагов природные линии силы потревожены и изменены. На них что-то влияет! Мощное заклинание.
   -- А конкретнее? -- потребовал подробностей Лаланн.
   Сирин уткнулся в стену лбом, затих ненадолго, а потом вздохнул:
   -- Сложное колдовство. Связано вместе несколько заклятий -- я чувствую парализацию и временной стазис. И еще, кажется, что-то, направленное на изменение памяти. Точнее не скажу. Все свежее: поставили час или два тому назад.
   Предусмотрительные, гады! Когда успели? Это сколько же магов у них в распоряжении? И насколько хорошо известно нашим врагам тайное чрево города?
   Я оглянулся на Лаланна:
   -- Рис, какие еще сюрпризы нас могут ждать в этих норах? Кто еще в курсе?
   Рис покосился на вампиров и процедил:
   -- До сегодняшнего дня был уверен, что о подземелье не знает никто, кроме... -- тут наш земляк замялся, подыскивая подходящее слово, -- ...кроме людей, связанных клятвой на крови. Увы, видимо, я серьезно ошибался.
   Князь вампиров в ответ на мрачный взгляд земляка только пожал плечами:
   -- Думаю, милитес Лаланн, вы согласитесь с тем фактом, что нам времени на изучение отмерено намного больше, чем людям? И что за столько-то лет найдется хоть один болтливый и наблюдательный человек, способный заметить, как из некоего дома выходят люди, которые в него не заходили. Чему же вы удивляетесь?
   А Рис не удивлялся, он пребывал в тихом бешенстве, недаром вспухли желваки на скулах. Однако вырваться наружу столь сильному чувству мужчина не дал и лишь спросил:
   -- Что будем делать?
   -- Нейтрализовать это заклинание я не смогу, -- честно признался Агаи, разводя руками от беспомощности. -- Маг сильнее меня. Кроме того, там стоит "сторожок" на чужое вмешательство.
   -- У кого какие идеи? -- спросил Андру.
   Полноценных? Никаких. Только тревога -- наш "ложный" отряд может запросто попасть в такую же ловушку. И вряд ли, увидев, что "мышки" не те, крылатые ублюдки отпустят своих жертв. Полноценный допрос вампиры, может, и выдержат, а вот конюх -- ни за что. Даже если он предан господину всем сердцем.
   В принципе, такой исход нам на руку: беглецов отправятся сторожить за пределы города, ведь последний план был добраться в усадьбу Лаланна. Значит, той дорогой идти нельзя. И наружу лучше не соваться до наступления полной темноты. А из города придется уходить рекой, ночью и в новолуние. То есть дней эдак... через пять.
   Агаи говорил, сирин при свете звезд предпочитают не летать -- они неважно видят в это время. Значит, надо дождаться часа воров в одном из жилищ. Чужом и поближе к пристани.
   К вампирам мы пока не пойдем. Конечно, они нам помогли, но... Для начала необходимо удостовериться в том, что их планы как минимум не приведут нас на тот свет. Ведь клятву охранять ценой собственной жизни с мертвого взять затруднительно.
   -- Мы можем выйти в город через другое жилье? -- спросил я у Риса.
   Тот вздохнул:
   -- Мне известно несколько общих "дверей" -- сразу в город, как та, где установлена ловушка. Мой дом -- редкое исключение. У остальных, в лучшем случае, в распоряжении обычные лазейки для бегства через задний двор.
   И все-таки странно, что так мало желающих позаботится о сохранности собственной жизни. Нет, указ правителя, запрещающий рыть ходы, как раз понятен, а вот законопослушность подданных объяснима только одним -- в лабиринте обитает кто-то намного страшнее королевских судей (или кто тут у них следит за исполнением законов?).
   Эта мысль заставила спросить у Риса:
   -- И много нежити бродит этими путями?
   Мой земляк пожал плечами. За него ответил вампир:
   -- Достаточно. Во-первых, мои подданные тут частые гости, и когда им случается сталкиваться с людьми, живыми те не выходят. А во вторых... В верхних ярусах, ближе к кладбищу, гнездится целая колония кладбищенской шушвали. Обычно они сюда не забредают, но если человек подойдет к их угодьям...
   Я поморщился: шушваль нежить хотя и неповоротливая, но зато с мощными челюстями и сильными передними лапами, снабженными толстенными крепкими когтями. Обычный падальщик один на один не опаснее бродячей собаки и такой же трусливый, но если соберется стая, то мало никому не покажется.
   -- Еще какие-нибудь сюрпризы? -- поинтересовался на всякий случай.
   -- В самых нижних ходах, ведущих к реке, пару веков тому назад завелась какая-то крупная пакость. Но она от воды далеко не отходила, да и замуровали те ходы давным-давно, -- сказал Андру и уточнил. -- Мы и замуровали. Она не ограничивала свое меню живыми.
   Я мысленно усмехнулся -- приятно, когда соблюдается хоть какая-то справедливость.
   Лаланн подтвердил слова нежити:
   -- Да, замурованные проходы есть. И колония у погоста существует.
   Хреновая ситуация, хотя не смертельная. Сучий Сырт, не город, а преддверие преисподней. Все "прелести" собраны в одном месте. И виноваты в этом сами горожане и их нежелание заглядывать дальше, чем на один день!
   Чем больше я скитался по свету, тем больше убеждался: самый лучший способ прощаться с мертвецами -- сжигать их на костре. Так, чтобы ничего крупнее углей не оставалось! Ведь никто не поручится, что на трупах, закопанных в землю, не начнет плодиться всякая дрянь, охочая не только до трупов, но и до живого "мясца". И, тем не менее, люди с ослиным упрямством продолжают заталкивать своих мертвецов в землю! А некоторые и вовсе сваливают кучами, отговариваясь указами богов. Как будто тем есть дело до того, каким образом разлагающаяся плоть превратится в перегной.
   Это надо же... Все загадили! И город, и его подземелья.
  
   -- Андру, а как вы, собственно, планировали вывести нас отсюда?
   Я решил переложить часть забот на чужие плечи, за отсутствием собственных дельных мыслей.
   Упырь признался:
   -- Через общие выходы. Я не ждал, что их могут перекрыть так быстро. Еще есть прямая дорожка в мой дом, но пользоваться ею было бы неразумно -- укрытие потеряет надежность.
   -- А оно только одно? -- не поверил я нежити. -- Вы тут крутитесь несколько веков и не обзавелись собственностью в достаточном количестве?
   Князь раздраженно тряхнул головой, словно мух отгонял, и с прохладцей в голосе сказал:
   -- А больше нам и не требовалось. Зачем? Хочу напомнить вам, Дюсанг, что мои владения лежат немного в стороне. Неужели вы, люди, думаете, что мы прячем свои орды в каждом городе?
   Вампир насмешливо хмыкнул.
   Мы переглянулись с Лаланном, и милитес не удержался от вопроса:
   -- Так почему же от вас нет спасения в Наорге?
   Андру прищурился и отрезал:
   -- За это благодарите своего правителя!
   Да уж... Тут кровосос прав. Ну да это дело десятое, выяснять, кто и в чем виноват. Главное -- выбраться из темной мышеловки. Иначе или шушваль на запах доковыляет, или "загонщики" объявятся. А потом... один тайник все-таки надо держать про запас.
   -- Предлагаю выбираться ближе к реке! -- сказал я.
   Старую стену снести недолго, народу хватит. Думаю, неведомый охотник за два столетия устал караулить несговорчивую добычу и уполз в более сытное место. То есть, небольшая угроза все-таки остается, но столкнуться с шушвалью, особенно после триумфального шествия эпидемии, намного реальнее.
   -- Поддерживаю, -- тут же откликнулся Лаланн. -- Недалеко от пристани есть дом моего человека. Там можно укрыться на время.
   Андру повторно за сегодняшний день недовольно поморщился:
   -- Мне кажется, вы, господа, ошибаетесь с выбором противника. Я предпочел бы кладбище.
   Я подавил фразу "кто бы сомневался" и дал команду идти дальше.
   Пока мы держали небольшой совет, наши женщины успели отдохнуть: Эрхена устроилась прямо на полу и прислонилась спиной к стене, отходя от нервотрепки поспешного бегства, а служанка мудро уселась на один из мешков, не желая морозить свой зад. И только подданные Андру, молчаливые и бесстрастные, словно настоящие трупы, по-прежнему стояли вдоль стен, вытянувшись, как на торжественном приеме во дворце.
   Вышколенные ребята. Видно, что князь держит их в железных тисках дисциплины. Столько времени прошло, а я от бледнокожих молодцев слова не услышал. Мне кажется, они и дышать-то старались через раз.
   Малышка тоже притихла, следя за взрослыми. Как ни странно, вампиры ее не пугали, хотя после пережитого в сгоревшей таверне она не могла их не бояться. Впрочем, за время наших странствий вампиры были, пожалуй, самым меньшим из повстречавшихся зол.
  
   Рис увел нас в одно из боковых ответвлений, вниз по ступенчатым переходам.
   В одном из этих коридоров мы чуть не задохнулись от зловония, источник которого обнаружили довольно быстро. Это были два разлагающихся черных трупа -- жертвы эпидемии. Наверное, бедолаги пытались бежать от болезни и нашли здесь упокоение.
   Прикрыв носы рукавами, мы обошли полусгнивший прах стороной, благо, ширина коридора позволяла. Погибшие застыли в нелепой позе: рука одного из мертвецов была вытянута вперед и цеплялась ногтями за неровности пола, другой он схватился за ворот куртки товарища. Несчастный до последнего удара сердца пытался ползти, волоча за собой приятеля.
   Похвальная верность.
   Проходя мимо, я слегка поклонился вонючим мумиям в знак уважения.
   Куда они стремились? Наверное, как и мы -- за стены умирающего города.
   Вид смрадных тел натолкнул меня на одну мысль.
   -- Сколько ходов ведут за границы города? -- спросил у Риса, но ответ получил с другой стороны.
   -- Для нас -- ни одного, -- обронил Андру и объяснил. -- Ход обрушили войска правителя после первой недели эпидемии, когда нашли около него умирающих.
   Я представил разлагающиеся останки в узком коридоре у завала, и желание идти той дорогой окончательно угасло. Хотя, нет. Если прижмет, не только пройду, но и проползу!
   Когда я пришел к такому жизнеутверждающему выводу, оказалось, что мы добрались до старинной кладки. Она выделялась на общем красноватом фоне туфа рваными краями глыб, скрепленных раствором, и большой надписью, идущей наискось от потолка к полу.
   Рис прочел ее вслух:
   -- "Не ты смерти ищешь, она тебя сторожит!"
   Я покосился на Андру, тот подошел к стене, провел по неровностям камня тонкими пальцами аристократа и вздохнул:
   -- Может, все-таки через склепы?
   Зачем? Чтобы потом красться к пристаням через весь город? Небо-то наверняка не пустое.
   Нет. Идем этим путем.
  
   Глава тридцать четвертая
  
   Кирок, понятное дело, у нас с собой не было, а вот пара метательных топориков у вампиров и один походный у меня нашлись. Они-то и пошли в ход.
   Ломать -- не строить, особенно если силушки немерено. Каменная крошка брызнула во все стороны, заставив людей и кровососов податься назад, посыпалась неровными осколками на пол. Туф камень податливый, недаром в нем нарыли целый город, так что, дело продвигалось достаточно споро. По моим прикидкам, часа через три выломают первый камень, а дальше и вовсе легче пойдет. Самому руки можно не пачкать.
   Когда вампиры принялись за работу, я устроился поодаль, за ближайшим поворотом. Шумели "камнетесы" порядочно, и окажись случайный или неслучайный прохожий поблизости, непременно услышал бы стук и глухое шмыганье железа по камню. А вот мы его шаги -- нет. Так что, пара сторожей будет кстати.
   С собой я прихватил одного из подданных Андру -- безусого юнца, взирающего на своего господина с собачьей преданностью. Его физиономия показалась мне наименее противной: на ней можно было прочесть хоть какие-то эмоции. Особенно когда кровососу приказали топать за мной следом в дозор.
   Видно, слухов о специфике моего образа жизни среди вампиров бродило немало, потому что взгляд у "добровольца" стал откровенно испуганным, и юноша затравленно оглянулся на своего правителя в надежде на защиту. Андру недовольно шевельнул бровью, слегка нахмурился, узрев недостойную храброго упыря гримасу, и мой товарищ по караулу тут же вытянулся в струнку, стерев с физиономии просительное выражение. Притом было понятно, что сделал он это не из-за страха перед наказанием, а из-за того, что боялся лишиться уважения своего повелителя.
   А все-таки молодец Андру! Неплохой из него получился властитель. Такого почтения у живых-то не добиться, а тут... упыри. Жалко, что князь не человек. Я бы с удовольствием помог ему вернуть корону Наорга. Глядишь, и не пришлось бы бегать по белому свету, спасая свою шкуру.
   Я усмехнулся, представив благонравного Андру на троне улыбающимся своим новым подданным вежливой клыкастой улыбкой, подавил невольный смешок и позвал:
   -- Пойдемте... юноша.
   Вампир поспешил занять место впереди меня, готовясь защитить собственным телом такого нужного их племени че... вернее, нечеловека от возможных опасностей, но, протискиваясь мимо, смазал геройское впечатление, непроизвольно качнувшись в сторону и обтерев плечом шершавую стену.
   Я бросил взгляд на усевшегося около стены сирин и коротко приказал:
   -- Охраняй девочек.
   Агаи кивнул и плотнее закутался в плащ, спасаясь от подобравшейся холодной сырости, свойственной почти всем подземельям. Вид у предателя оставался невеселым, но упрямая складка на лбу так и не разгладилась. Похоже, этот стервец по-прежнему был уверен в своей правоте.
   Упрям настолько, что если вдруг утонет, сто золотых о заклад, труп придется искать против течения. Хотя... какое мне дело до упрямства предателя? Главное -- он теперь очередную пакость подстроить не в состоянии. Во всяком случае, сознательно.
  
   Вампиры, обладая недюжинной силой, управились раньше, чем я ожидал. Уже через полтора часа мой "напарник" слегка наклонил голову, прищурил глаза и сморщил нос, пытаясь прислушаться к невнятному шуму. Я поначалу тоже напрягся вслед за кровососом, потянув меч из ножен, но слуга правителя вампиров успокоил:
   -- Нас зовут. Проход расчищен!
   Когда мы добрались до пролома, у чернеющей в свете факелов дыры оставался только Агаи. Он терпеливо ожидал последних членов отряда -- остальные уже перебрались в запретную часть подземелья. Мы нырнули в неровный проход, и я приказал магу:
   -- Замкни стену снова.
   Понятия не имею, сколько камень хранит магические отпечатки, наверное, долго. Так что, отдавая распоряжение, я больше надеялся на то, что преследователи поленятся обшаривать заброшенные коридоры. Особенно те, которые заканчиваются тупиком.
   Когда в восстановленную кладку врос последний камень, несмелое перешептывание в отряде утихло само собой. Вампиры, не сговариваясь, потянули из ножен клинки. Мы с Рисом тоже достали мечи. Ширина и высота хода пока позволяли драться этим оружием. Даже Агаи схватился за нож. Уж лучше бы заклинание подходящее вспомнил.
   Особой разницы между той частью туфового лабиринта и этой я не почувствовал -- то же безмолвие, тот же всепоглощающий мрак. Даже сырости пока не прибавилось: видно, вода была по-прежнему далеко. А вот чего стало больше, так это напряженного ожидания внезапной засады за углом. У меня от этого чувства даже пластины встопорщились. Думаю, если бы не наложенная личина, я смотрелся бы как ощетинившийся дикобраз в боевой позе.
   Такое сравнение напомнило мне одну вещь, и я спросил угрюмого волшебника:
   -- Агаи, объясни мне, почему там, у проводника, меня ждал слабый маг?
   Аптекарь, не ожидавший такого вопроса, неловко дернул худой шеей, собираясь с мыслями, и сказал:
   -- Эрцлах и Глория почувствовали, что ты больше не придешь, и решили обойтись своими силами. Тем боле, что я...
   Тут сирин споткнулся и севшим голосом закончил:
   -- Тем более, что я рассказал, как ты выглядишь.
   -- И что? Прямо-таки Азааре? И ёж? -- усмехнулся я, вспомнив описание внешности демона.
   -- Но больше ты никого не напоминал, -- смутился маг.
   Ответить на подобное сравнение было нечем, да и незачем, оставалось только хмыкнуть:
   -- Ну-ну.
   На этом разговор сам собой иссяк, и тишина снова плотным коконом обхватила нас со всех сторон, пробуждая неясные страхи и предчувствия.
  
   Однако, поворот сменялся поворотом, развилка -- развилкой, мелькали то крутыми то пологими ступенями лестницы переходов, и ничего не происходило. Видно, тварюшка, ютившаяся в этой части лабиринта, устав ждать добычу, убралась в другое место или попросту сдохла.
   Пока единственным минусом выбранной дороги оказалось то, что Лаланн ее совершенно не знал, а вампиры успели подзабыть за ненадобностью, и поэтому пару раз свернули не туда.
   Вынужденное промедление в пути подняло у меня в душе волну раздражения. Не в той ситуации мы были, чтобы терять вот так бесценные минуты! Мало ли до чего додумаются за это время наши враги? Однако ругань и злость не помогли бы освежить чужую память, поэтому я смолчал. Тем более, что, порыскав, мы все же вышли на верную дорогу.
   Уже начало казаться, что до пристаней удастся добраться без проблем, когда моих ушей достиг негромкий призывный свист. Нежный, тягучий, переливчатый, постепенно спускающийся на нижние обертоны, похожий на далекое пенье серебряной флейты, принесенное порывом ветра.
   Я остановился, прислушиваясь. Агаи с недоумением покосился на меня и тоже застыл. Видимо, сирин не слышал странного звука. И вампиры тоже не слышали. Да и люди. Хотя... мне показалось, что дыхание у всех стало чаще, а глаза словно остекленели.
   Такая реакция ничего хорошего не сулила, и я пихнул волшебника в спину, рявкнув:
   -- Уходим!
   Андру прошипел своим кровососам пару слов, и те побежали вперед, потянув за собой женщин, чтобы те не отстали. Я поспешил следом, толкая впереди себя Агаи, движения которого неожиданно стали вялыми и неуверенными. Внезапно маг странно обмяк и упал на пол без чувств. Следующими споткнулись на бегу служанка и Эрхена. Рухнули, словно по их ногам кто-то прошелся косой. Рис зашатался и ухватился за левую сторону груди рукой, замедляя шаг.
   Эдхед то! А как все хорошо шло!
   Я остановился над неподвижным телом волшебника. Парень, несомненно, был в глубоком обмороке, как и все другие живые кроме меня.
   Андру быстро подхватил на плечо сирин, его подданные взяли на себя заботу о людях. Я встал в хвост отряда -- замыкающим, готовясь защищать нагруженных вампиров.
   А звук все приближался, и пришло понимание -- удрать не успеем: вампиров тоже стало пошатывать, у меня участился пульс, сердце колотилось так, словно хотело проломить ребра и вырваться наружу.
   Да что же это такое творится?!
   Потом вампиры стали валиться тряпичными куклами. На ходу, на бегу, роняя безвольно обвисших людей. На ногах остались только я и князь. Не знаю, как Андру, а я сразу понял, что долго не продержусь. Поэтому развернулся и пошел на свист.
   Будь что будет, но на встречу с "названным" папашей в преисподнюю я один не отправлюсь!
   Андру оперся рукой на стену и хрипло позвал:
   -- Подождите, Дюс! Я с вами!
   Возразить я не успел -- мы с князем одновременно рухнули на колени, не в силах больше выносить боль, раздиравшую внутренности.
  
   Свист, выворачивающий нутро и душу, прекратился внезапно, словно кто-то заткнул тряпкой ненавистный инструмент. Тишина, окружившая нас со всех сторон, оглушила, и я перевел дыхание, медленно приходя в себя. Рядом шевельнулся и потянулся рукой к валявшемуся мечу правитель вампиров.
   Я почувствовал, что замерз и, выдохнув, увидел -- изо рта валит пар, словно мы попали в погреб-ледник, которые так любят строить жители за Северными болотами.
   А потом мы услышали шуршание. Как будто по полу стегнула льдистая поземка, какая случается в Наорге в студеные зимы. И, наконец, следом за звуком появилось то, что чуть не отправило нас на тот свет: здоровущая, неторопливо семенящая множеством мелких ножек туша, больше похожая на полупрозрачный мешок изо льда. Или на гигантскую, изрядно исхудавшую личинку майского жука, покрытую многочисленными складками "лишней" шкуры. Только вместо глаз у туши торчали тонкие паутины отростков, "щупавших" воздух и препятствия перед нежным, уязвимым телом.
   Стало еще холоднее -- от существа тянуло мертвой стужей.
   Нежить! Да еще из разряда особо гадостных! Другая бы не продержалась без пищи больше двух столетий.
  
   Один из воинов-вампиров дернул ногой, шевельнулся, приходя в себя, и существо остановилось в нерешительности. Приподняло голову, надуло горловой мешок, готовясь разразиться новым посвистом смерти. Я потянулся за ножом, понимая, что не успею его метнуть, но меня откинул в сторону бросившийся вперед правитель вампиров.
   В следующее мгновение коридор сотрясла безумная скачка: Андру вцепился в неохватную шею животного и с бешеной яростью наносил удар за ударом в налившийся воздухом мешок огромного свистка. Тварь мотала телом из стороны в сторону, стремясь сбросить с себя ожившую добычу. Без толку щелкала огромными жвалами.
   Вампир долго бы не продержался -- он пострадал не меньше моего. Но Андру выиграл несколько таких необходимых секунд! Для нас. Для меня!
   Желание выжить, словно незримая пружина, вскинуло мое тело вверх, поставило на ноги, и я рванулся на подмогу вампиру.
   Чтобы мы вдвоем этот мешок желе не одолели?! Да пусть ему глотку разорвет!
   Меч увяз в плотном жире, словно в ловушке, но это уже не имело значения. С самой главной напастью Андру справился -- ползающий бурдюк не мог больше свистеть: воздух выходил из пробитого тела со смрадным шипением.
   В легких запершило, нос изнутри обожгло отравленным воздухом.
   Это что ж за тварь-то такая?! Как бы от вони не загнуться прежде, чем добьем.
   Я потянул меч на себя, с трудом выдрав его из сжавшейся капканом плоти, и снова вонзил. А потом меня повело, и я сел на пол, пытаясь унять сердцебиение и набраться сил для нового броска. Который не понадобился: битву завершил обозленный вампир.
   Защищаться животному было нечем. Творец создал его неповоротливым, оставив шанс будущим жертвам. Окажись тварь шустрее, и не видать нам счастливого исхода, как своих ушей!
   А теперь оставалось только смотреть, как разъярившийся вампир кромсает монстра своим мечом. Наконец, тот перестал шевелиться, расплывшись прозрачной тушей по полу. Андру неподвижность твари не успокоила, и он приступил к отделению головы.
   Мне от этого зрелища сразу полегчало -- молодец, князь, знает, что делать! Не будь его, и не выбраться нам из этой дыры живыми. Вот уж не думал, что кого-то можно победить свистом. Особенно меня. Да что победить -- убить, если уж быть до конца откровенным!
   Андру между тем оттащил голову в сторону и подпихнул ее ногой, отправив в путешествие по уходящей вниз лестнице.
   Эх, сжечь бы заразу, чтобы наверняка!
   На ноги мне удалось подняться с большим трудом. Такое было впечатление, что из вен незаметно сцедили кружку крови -- совсем сил не осталось.
   Я покосился на своих спутников. Вампиры уже приходили в себя, а вот остальные пока лежали неподвижно. Я осторожно поднял Морру, проверив заодно ее пульс. Ровные толчки крови в жилках запястья успокоили -- жива, хотя и в обмороке.
   Завернул девочку на всякий случай в свой плащ и передал на руки ближайшему вампиру -- великий Ирия, всего лишь день тому назад мне такое в страшном сне померещиться не могло! -- и присел около Эрхены. Девушка лежала, прижавшись бледной щекой к ровно обтесанному камню. Я осторожно перевернул ее на спину и улыбнулся. Падая, Эрхена все же успела вытащить откуда-то узкий стилет. Да еще так вцепилась в него, что разжать пальцы получилось не с первой попытки.
   Я осторожно похлопал "воительницу" по щекам. Она дернулась, раскрыла глаза, обвела тоннель мутным взглядом и неожиданно заплакала, вцепившись в мою руку, как утопающая.
   Вот уж не ожидал, что певунья так испугается.
   Между тем вернулся Андру, светя прорехой камзола на плече и глубокой, слабо кровящей раной. Нашего упыря все-таки зацепили жвала хищника.
   -- Уходим! По ее следам. Эта тварь наверняка сторожила вход, -- выдохнул князь и добавил. -- Как бы там других гнезд не оказалось.
   Ну, это вряд ли. Крупная нежить стаями не ползает. Это вам не шушваль и не крокуты. Таких размеров хищник всегда одиночка. Что живой, что неживой. А эта гадость тем более -- за столько веков воздержания она конкурента попросту сожрала бы. Впрочем, в одном Андру прав -- задерживаться под землей не стоило.
   Я отодвинул от себя всхлипывающую Эрхену, ободряюще погладил девушку по испачканным волосам и несильно пихнул сапогом пребывающего в беспамятстве сирин. Нет у нас времени на полноценный отдых. Волшебник застонал и попробовал приподняться. С трудом, но это у него получилось, юноша встал, придерживаясь стены. Служанка тоже со стонами и вздохами вернулась к жизни. И все бы ничего, но я заметил, что теперь вампиры старались нас не касаться. Даже тот, что принял Морру на руки, быстро вернул ее еще совсем слабой Эрхене. Это мне совсем не понравилось, и я спросил напрямую:
   -- Андру? Что-то случилось?
   Князь смерил меня строгим взглядом и сказал:
   -- Мы лишились большей части нашей силы, и нам как можно скорее необходимо выбраться наверх!
   Мо шизане... Да они сейчас с ума сойдут от желания подкрепиться!
  
   Глава тридцать пятая
  
   Идти пришлось недалеко. Шагов пятьдесят, не больше. Тварь действительно устроила "норку" у самого выхода. И нам повезло, что "личинка", заметив, как добыча в очередной раз свернула не туда, кинулась с голодухи догонять. Окажись у нее больше терпения, без жертв точно не обошлось бы. Я понял это, попав в ее логово -- кусок коридора, облюбованный по понятным причинам. Его пол на двадцать шагов вперед покрывал слой слизи, который приклеивал подошвы к земле. Не настолько, чтобы обездвижить, но и быстро убежать у нас не получилось бы. А уж если упасть...
   Я чуть наклонился, желая разглядеть толщину вязкого покрова, и тут же услышал категоричное: "Не трогайте!".
   Да вроде бы уже давно не дитя, чтобы хватать что ни попадя. И чтобы тычки за это получать!
   Подавив приступ раздражения, я распрямился и посмотрел на советчика, но Андру успел повернуться ко мне спиной и в задумчивости разглядывал стену, затянутую тонкой пленкой той же слизи.
   Агаи осторожно тронул вампира за рукав:
   -- Можно?
   Князь подвинулся, не удержавшись от совета:
   -- Не прикасайтесь! Это вещество, скорее всего, опасно.
   Аптекарь пожал плечами -- мол, знаю -- а потом почти уткнулся острым носом в мутную, как бычий пузырь, субстанцию, водя над ней руками.
   -- Яд, -- наконец изрек он. -- Парализующий. Не особо сильный -- не умрешь, но...
   Понятно -- сдохнуть не сдохнешь, но и удрать не получится. Прежде чем "песенку" споют.
   -- Убрать сможешь? -- спросил я волшебника.
   -- Сейчас... Подожди немного, -- сказал Агаи и задумался.
   Потом вокруг нас резко похолодало. Стены в радиусе четырех шагов в один момент покрылись длинными иглами инея, а подошвы сапог вмерзли в лед на палец или чуть больше.
   -- Мудрое решение, -- насмешливо констатировал я, глядя на то, как один из вампиров чуть не упал от неожиданности, пытаясь переступить с ноги на ногу.
   -- А вот не стойте у меня под рукой! -- огрызнулся сирин и добавил с ехидцей. -- Думаешь, выпарить было бы лучше?
   Я представил себе клубы ядовитого пара и промолчал, признавая правоту Агаи.
   Аптекарь отвел руку и сделал резкий взмах открытой ладонью, посылая силовую волну впереди себя. Застывшая ловушка осыпалась на пол как лопнувшее стекло, открыв нашим взглядам дверь, заросшую бурой пылью. Еще один взмах, и лед пошел трещинами, давая свободу. Вампиры тут же застучали ногами об пол, сбивая остатки намерзшего ядовитого желе, остальные последовали их примеру.
   Потом Агаи все так же, не прикасаясь, толкнул дверь от себя. Толчок получился сильным, но щель образовалась не больше чем на палец. Через нее стало видно, что выход блокирован досками, и одним колдовством не обойтись. Если только не обрушить стену к демонам. Кажется, Андру пришел к такому же выводу, потому что сдвинул в сторону волшебника, кивнул своим молодцам, они дружно врезались в дерево плечами, снося препятствие за один прием. Послышался страшный грохот: по ту сторону на пол рухнул стеллаж, судя по лязгу, забитый до самого верха тяжелыми железками.
   Да, тихо войти не получилось... Как бы не встретили, ощетинившись оружием, испуганные хозяева!
  
   Вампиры выскочили за порог, я за ними следом. В привыкшие к темноте глаза брызнул свет клонившегося к горизонту светила. Солнечные лучи проникали в большое окно, расположенное прямо напротив входа. Само же помещение оказалось просторным сараем, предназначенным, судя по ребристому деревянному остову на козлах, для строительства лодок. По земляному полу из разбитого бочонка растекалась большая, едко воняющая лужа лака. А вот людей, на наше счастье, в сарае не оказалось. Если судить по плотной пыли, сюда не заглядывали около десяти дней.
   Очень кстати. Прямо как по заказу. Все-таки удача пока на нашей стороне!
   Я шагнул в сторону, давая пройти остальным:
   -- Устраиваемся тут до ночи. Отдыхайте.
   Андру тихо отдал своим парням приказ, и один из них тут же выскользнул из дома. Через некоторое время он вернулся, отчитался своему правителю и застыл в углу. Несмотря на всю их выдержку, на лицах вампиров читалось нетерпение -- они явно хотели на свободу. Близость к людям на голодный желудок давалась нежити нелегко.
   Подтверждая догадку, Андру повернулся ко мне:
   -- Дюс, мы оставим вас ненадолго.
   Для чего, вампир уточнять не стал. Да это и не требовалось: глаза нежити стали прозрачными, словно куски льда, выдавая голод кровососов. Зрачки у всех превратились в руны. У всех, кроме Андру. Его радужка хоть и посветлела, однако черное пятно зрачка осталось круглым, как у людей.
   Интере-е-есно... Это почему же? Что с ним не так?
   Надо сказать, вампиры вообще довольно странная нежить, не похожая на ту, что таится по темным норам. Эти наглецы солнечный свет хоть и не любят, однако он на них совсем не действует, причиняя лишь общее неудобство, как обычным ночным хищникам.
   Знаю, что маги делят нежить на два класса: обычную и проклятую. Последняя, как правило, продукт их собственного колдовства. Так вот, вампиры явно относятся к последней категории. Эх, найти бы того гада, который додумался так поколдовать над людьми... и самого, как бабочку, осиновым колом пришпилить!
   Вампиры один за другим выскальзывали на улицу, надвинув капюшоны плащей по самый нос. Так, чтобы случайные прохожие не распознали в них нежить с первого же взгляда.
   Союзнички кусачие... чтоб у вас клыки повыпадали!
   Хоть придраться к поступкам Андру я не мог, мнение по поводу кровососов у меня пока не изменилось -- давил и буду давить. Да, союзники, но лишь временные! Ну не могу я забыть, каким способом они пропитание себе добывают! Вот и сейчас, сколько еще прибавится в их рядах? И будут ли обращенные столь же послушны, как остальные люди князя? Даже если и будут, дело-то не в послушании, а... Эх!
   Когда рассуждения зашли в тупик, пришлось отправить их... подальше, до поры до времени. Остаться сейчас без поддержки кровососов все равно, что добровольно отдаться в руки заговорщиков. Судя по всему, размах у моих врагов нешуточный, да и бед они принесут не меньше вампиров, а то и больше.
  
   Закрыв за упырями дверь, мы с Лаланном забаррикадировали заодно и ту, что вела в подземелье. А Агаи дополнительно запечатал ее заклинанием. Простеньким -- по типу тех, что ставят в своих жилищах состоятельные горожане, усилив лишь "контролькой" -- звоночком на чужую магию. Так, на всякий случай, если вдруг не повезет.
   Пока мы блокировали выходы, женщины успели организовать обед. За время наших блужданий по лабиринту не одни вампиры проголодались. У нас самих желудки скручивало в клубок. Этот осклизлый монстр высосал все силы, даже не прикоснувшись! Представляю, что бы случилось, доберись он до нас...
   Но еще больше, чем есть, хотелось спать. Особенно это было заметно по Морре. Эрхена постоянно теребила девочку, пытаясь заставить ее сначала проглотить хотя бы лепешку. В итоге малышка так и заснула с куском хлеба в одной руке, с яблоком в другой, притом надкусанный кусочек вывалился у нее изо рта, так и не дойдя до желудка.
   Эрхена постелила девочке прямо на столе мой плащ, уложила, пристроилась рядом и отключилась в одну секунду. Служанка заснула в углу, устроившись на куче мягких опилок. Сирин умудрился заснуть стоя, привалившись к косяку. Я растолкал его и отправил спать на пол. И только Рис крепился из последних сил. Его пришлось уговаривать с боем, пообещав разбудить при малейшей опасности или даже подозрении на нее. Я тоже чувствовал себя не лучшим образом, но тут уж делать нечего, придется потерпеть. Мне досталось меньше, чем остальным.
   Устроившись на стуле, я привычно провел рукой по волосам и скривился, наткнувшись руками на гребень -- морок он и есть морок. Пусть внешне выгляжу как человек, но стоит коснуться тела, и вспоминаешь про истинный облик.
   Демоны раздери этих крылатых гадов с их интригами!
   Далекое будущее снова нависло над головой грозовой тучей.
   Ей богу, если ничего не получится, пойду, построю избушку по соседству с Унном и буду в ней жить. И Морру прихвачу с собой, а из крокутов сделаю сторожевых псов. Если у ходячего трупа это получилось, то мне тем более удастся. И там, в Пустоши, меня ни одна зараза не достанет.
  
   Стоило мне призадуматься, как в дверь осторожно стукнули -- с охоты вернулся Андру. Его щеки порозовели, а из глаз пропал лихорадочный блеск.
   Я, глянув на сытую нежить, не удержался и высказался:
   -- Ну и сколько прибавилось кандидатов на осину?
   Андру одарил меня поистине королевским взглядом и показал палец. Не в том смысле, что послал подальше... просто выставил на обозрение стальное кольцо с ногтем. Похожее на то, которое надевал Рис во время игры на лютне. С небольшой разницей -- при нажатии из него выдвигалась маленькая и острая пластина.
   -- Моими людьми становятся только по доброй воле. Доказав свою преданность, -- сухо пояснил князь. -- Остальные просто делятся небольшой толикой своей крови. И не умирают после этого. Я сторонник цивилизованного подхода к решению даже самых сложных проблем. Чего и вам, Дюс, рекомендую придерживаться, -- закончил Андру, одарив меня снисходительным взглядом трехсотлетнего мудреца.
   Эдхед то... Дожил. Вампир меня учит.
   Однако возразить князю было нечего, и я обошелся тем, что недоверчиво хмыкнул в ответ -- мол, мало ли кто и какие небылицы про себя рассказывает. Князь на такое неверие даже бровью не повел, видно, счел ниже своего достоинства что-то доказывать. И хотя нравоучение нежити задело довольно глубоко, привычки спорить за мной не водилось, поэтому продолжения разговора не последовало бы... если бы не Рис.
   Вот ведь... и говорили мы тихо, и, если судить по глубокому ровному дыханию, к моменту возвращения князя Лаланн уже успел заснуть... Тем не менее, почти сразу же за спиной прозвучал сдавленный от гнева голос:
   -- Тогда не подскажете, сударь, откуда берутся стаи ваших сородичей, плодящие нежить в наших городах? Сородичей, которые не щадят никого, вплоть до детей, зная, что у тех нет шанса даже на загробное существование?!
   Рис правду сказал. Дети лет до четырнадцати-шестнадцати после укусов всегда умирали. На всеобщее счастье. Не то что бы на детей-вампиров у людей рука не поднялась -- нежить, она в любом виде нежить, просто сложно ждать подвоха от существа с обликом беззащитного малыша.
   Я заметил, как слегка напрягся князь, готовясь отразить нападение, и поспешно перевел взгляд на милитес. Рис вцепился в рукоять клинка с такой силой, что костяшки пальцев побелели от напряжения.
   Не любил мой земляк кровососов, ох как не любил! В принципе, было за что. Хотя мне кажется, что свои претензии ему было бы уместнее предъявить Фириту.
   Назревающая драка в рядах нашего маленького отряда радовать не могла, и я решительно заслонил вампира:
   -- Остынь, Рис!
   Заслонил чисто символически, на самом деле защищать требовалось не Андру. Я не питал иллюзий по поводу того, кто выиграет в поединке, просто хотел дать понять, что в данной ситуации не на стороне человека. Лаланн расценил мой поступок правильно: нахмурился, но руку с навершия меча убрал.
   Однако конфликт погасить не удалось -- теперь в разговор вступил правитель нежити.
   -- Позвольте, Дюс. Мне хотелось бы прояснить ситуацию до конца, -- спокойно, но непреклонно заявил он. -- Похоже, меня и моих людей обвиняют в детоубийстве?
   Я многоэтажно выругался про себя -- теперь без драки не обойтись! Если дворянин дает понять, что задета честь, дело заканчивается вызовом.
   Так и случилось -- холодная вежливость вампира только подлила масла в огонь. Лаланн скривил губы и с нарочитой небрежностью произнес:
   -- Можете не сомневаться -- обвиняю!
   Князь слегка поклонился:
   -- Довольно ли вам моего слова, или лучше доказать свою правоту с мечом в руках?
   Упрямства на лице милитес не убавилось, поэтому мне пришлось вступить в разговор раньше, чем его исход стал бы необратим.
   -- Господа! Сейчас не время выяснять, кто из вас прав!
   Я повернулся к Андру:
   -- Князь, от своего лица могу засвидетельствовать, что не один раз встречал трупы детей со следами укусов ваших соплеменников! Но не могу утверждать, что их убили именно ваши люди. Правда, и опровергнуть этого тоже не могу.
   Затем настала очередь Риса.
   -- Рис, хочу напомнить, что твои парни наверняка не все столь уж законопослушны. И не все делают только то, что ты им...
   Развить дальше эту примиряющую обе стороны мысль мне не дали, правитель нежити несколько бесцеремонно перебил:
   -- Исключено. Неподчинение и обман со стороны моих людей невозможны!
   Великий Ирия! Спрашивается -- для кого я старался?!
   Я пожал плечами и съязвил:
   -- Кто-то верит женам, кто-то жрецам, кто-то слугам. И все, как правило, обманываются. Вас, Андру, похоже, печальный опыт ничему не научил!
   На самом-то деле... Ведь не из-за великой преданности подданных наш спаситель отрастил себе длинные зубы!
   Однако Андру оказалось не так-то просто смутить.
   -- Именно из-за того, что когда-то стал жертвой предательства, я могу поручиться за каждого из этернус.
   Фраза казалась странной только на первый взгляд, а на второй... на второй приходила мысль о клятве на жизнь. То есть, у живых она называлась клятвой на жизнь, а вот как называли ее аналог неживые, я понятия не имел.
   -- Вы берете с них клятву? -- поинтересовался на всякий случай.
   -- Нет, -- коротко ответил Андру, -- у нас свои секреты. И они не для живых.
   Вот так. Я краем глаза отметил, как снова встрепенулся Рис, и поспешил уточнить:
   -- Все вампиры подчиняются вам, князь?
   -- Ну, что вы, -- усмехнулся правитель нежити, -- хотел бы я, чтобы дело обстояло именно так. Но к счастью, или, к сожалению, безграничная власть невозможна ни среди людей, ни среди остальных разумных существ. Я не могу отвечать за всех. Но за невиновность своих этернус - князь сделал упор на последнее слово -- поручусь честью дворянина!
   Уже не в первый раз Андру использовал странное слово, говоря о себе или своих подданных. Спросить, что оно означает, не дали, Рис снова бросился в "бой".
   -- А не вы ли только несколько часов тому назад сказали нам, что, встретившись с вами в подземелье, люди не выживают?! -- продолжал гнуть свое милитес.
   Князь слегка усмехнулся:
   -- Ну, допустим, после встречи с вашими людьми в том же подземелье тоже мало кто остается живым. Все мы спасаем свои секреты, как можем, не правда ли? К тому же, детей я там еще ни разу не видел, а вот не особо законопослушных господ -- сколько угодно.
   На эту отповедь вампира Лаланн возражать не стал. По-видимому, тот сказал правду.
   Я воспользовался молчанием земляка и поспешил закончить дебаты:
   -- Тогда давайте вернемся к насущным заботам. Князь, вы ведь не только подкрепиться наверх ходили?
   Андру вздохнул:
   -- Я видел в небе пару больших птиц, так что выйти получится, только когда стемнеет. Но дожидаться, пока улицы полностью опустеют, тоже не советую. Мои люди сюда уже не вернутся -- незачем привлекать к нашему укрытию лишнее внимание. Они рассредоточатся по ближайшим улицам и приглядят незаметно. И за нами и за нашими врагами.
   -- Будем держаться в пределах видимости, но не рядом. Впереди пойдет Рис, он покажет дорогу. Остальные -- за ним, группами. Выйдем, как только начнет смеркаться, -- подвел я итог, выглянув в окно.
   Солнце в Сырте садилось за реку, окрашивая весь западный склон городского холма в оранжевые тона, а реку превращая в жидкое пламя. И сейчас огненный диск уже коснулся краем тонкой полоски леса на том берегу.
   Ждать осталось недолго.
  
   Мы вышли на улицу в час летучей мыши. Так в Сырте называли время, когда в небе появляются первые ночные летуньи. Солнце уже скрылось, но его исчезнувшие лучи все еще подсвечивали небо. Мир потерял четкие очертания и краски, готовясь измениться к ночи.
   В детстве мне казалось, вечером земля начинает переползать под другое небо, в другой мир, древний, страшный и бесконечно притягательный. Я боялся и одновременно ждал этого мгновения. Мне всегда хотелось стать частью ночного мира. Наверное, потому, что дневной в Дюсанге Лирое не особенно нуждался.
   Увлекшись воспоминаниями, я невольно прибавил шагу, и локоть тотчас схватили тонкие сильные пальцы -- Эрхена не дала мне убежать вперед. Девчонка упорно держалась рядом. Я пытался пристроить ее в компанию к Лаланну, но не преуспел в этом деле: стоило отвлечься, и певунья оказывалась у меня под боком. При этом вид у нее был воинственный: по-моему, девчонка примеряла на себя роль моего оруженосца.
   У меня ее упорство не вызывало ничего, кроме досады: плохо, когда женщины берут на себя мужские дела. Хватит одного зачарованного могильника за спиной. Но Танита хоть по сущности своей была воительницей, эта же... белка бесхвостая, куда лезет?
   Я снова покосился на худосочную певунью, и она, перехватив мой взгляд, неожиданно улыбнулась: радостно, бесхитростно и доверчиво, как родному. И от этого взгляда меня оторопь взяла -- наверное, в жизни бедной девочки было мало хорошего, раз радуется случайному спутнику.
   Стало не по себе -- не привык я к таким взглядам. Ни к чему они, совсем ни к чему. Не могу я дать больше, чем имею за душой... не особо светлой душой.
  
  
   Прохожих на улицах было немного, но все же они встречались и провожали нас внимательными взглядами, стараясь при этом не смотреть в глаза. Успели уже отгореть последние моровые костры, уничтожая непогребенные останки. Наверное, кое-где в домах еще гниют черные трупы и не скоро туда осмелятся зайти люди, чтобы освободить место для новой жизни, но хотя бы внешне город больше не походил на смердящую язву. Зато теперь его улицы переполняли неупокоенные души, серыми тенями прячущиеся в вечернем сумраке.
   И, да будет милостив Ирия, пусть они поскорее найдут потерянную дорогу на тот свет!
   Я просто физически ощущал присутствие призраков в городе. И, кажется, даже видел их...
   Вот у повисшей на одной петле калитки стоят пять человек, судя по всему, из одной семьи. А вот я чуть не выхватил из ножен меч -- прямо сквозь Эрхену прошло бесплотное тело, заставив девушку поежиться и втянуть голову в плечи от нахлынувшего страха. И, конечно же, схватиться за стилет. Как будто он поможет.
   Я проводил взглядом еще одного призрака и мысленно пожалел местных жрецов: работы им прибавилось явно не на один год. Особенно если учесть, что за время эпидемии магов постарались перебить. А еще меня встревожила вдруг проснувшаяся способность видеть незримое. Раньше я, конечно, чувствовал присутствие смутной силы на могилах или в местах, где бог смерти забрал своей загребущей рукой последний человеческий выдох, но чтобы видеть...
   И главное, ведь и поделиться-то не с кем! Не спросить, у кого он встречается и за каким хре... для чего сгодится. Не к Агаи же с такой новостью лезть! Точно снова кинется сверяться со списками демонов, какой стервец их только составил? - и еще неизвестно, что за выводы сделает. Клятва на жизнь очень мощная штука, однако и собственную натуру тоже не изменить. Как бы этот фанатик от больших противоречий с ума не сошел. Тогда точно не видать мне человеческой половины до конца своих дней.
   Нет уж... Лучше князя расспрошу, судя по всему, он в этом немного разбирается.
  
   До убежища Лаланна мы добрались без проблем. Да и идти-то пришлось всего пару кварталов. Небольшой с первого взгляда домик полностью тонул в слегка пожухшей к осени растительности. Даже его крыши было не разглядеть под густой сенью огромного дерева.
   Такая заброшенность понравилась мне с первого взгляда. Самое то для беглецов.
   Дверь во двор была приоткрыта, ближе к калитке чернело жирное пятно от костра. Лаланн, проходя мимо, снял шляпу и слегка поклонился, почтив память хозяина. Серый призрак, висевший над кострищем, ответил тем же, но Рис этого не увидел, а лишь глухо обронил:
   -- Хороший был человек!
   Я невольно согнул шею, отвечая на поклон мертвеца. Тот вздрогнул и, словно сдвинутое ветром облако, поплыл навстречу. Такой реакции я не предвидел и потому ретировался в дом.
   Демон знает, что творится вокруг в последнее время! Нет, обязательно поговорю с князем. Что-то наш упырь знает про меня. Или догадывается. Вот только... расскажет ли?
  
  
   Глава тридцать шестая
  
   Первым делом я обошел все жилище. Да, Рис доверял владельцу, но кто знает, что могло произойти здесь после его смерти?
   Домик оказался много меньше, чем у Лаланна -- всего четыре жилых комнаты. Мы заняли две смежные: все спокойнее, чем поврозь. Имелся в доме и тайный выход. Он вел в большой водосбор, предназначенный для отвода в реку ливневых потоков. Эти глубокие, выложенные камнем канавы проходили через весь город, сбрасывая в реку излишек воды. Не особо удобный путь, (а в непогоду просто опасный), но выбора нет.
   Хозяин жилья, если судить по обстановке и развешенным по стенам картинам, был человек странный, скорее всего, философ: стены, и не только они, пестрели изречениями, написанными черной краской. Уж не знаю чьими, самого автора или иных достойных мужей.
   "Переполненный желудок мешает ясно мыслить!" -- гласила надпись, перечеркивающая полированный туф стола на кухне.
   "Скорбь - всего лишь один из видов праздности!" -- вещала стена в гостиной.
   И на той же стене, но чуть левее, по-видимому, написанное в приступе меланхолии: "Зачем ты нужен, если никому от тебя не легче, не радостнее жить?"
   По большому счету, правильные мысли, хотя не новые.
   Пока я знакомился с чужой жизнью, Агаи очистил жилище от остатков заразы и по ходу дела спалил в камине всю хозяйскую постель, брезгливо поморщившись:
   -- Не хватало повторно заболеть!
   Туда же полетела рисованная сангиной картина со стены, изображавшая распятого на огромном колесе человека с переломанными, кровоточащими крыльями. Чем она не угодила аптекарю, я так и не понял.
   А потом мы столкнулись с загадкой. В одной из комнат, в той, из которой шел тайный ход, замаскированный под книжные полки. Все проемы в доме закрывались простыми холстинами, и только в одном друг Лаланна не поскупился на дверь. Притом дополнительно усилил ее полосками железа.
   Сначала я решил, что за ней держали кого-то, весьма опасного для жизни домочадцев, а потом передумал. Дело в том, что изнутри дверь была целехонькая, зато снаружи... Снаружи на железных полосах красовались странные вмятины, напоминавшие полумесяц. Да и дерево местами пострадало. Помещение явно использовали для защиты. А вот от кого?
   Агаи с интересом прошелся по комнате, заглянул в чернильницу на маленьком столе, посидел на скамье, прикрытой циновкой. А потом огладил ладонями дверь и удивленно пожал плечами:
   -- Ничего кроме "вязкого безмолвия" не колдовали.
   Как-то странно получалось: кто-то прятался в комнате от кого-то, но при этом не боялся, а лишь хотел, чтобы этого кого-то не было слышно. А били, интересно, чем?
   Видно, сирин пришла точно такая же мысль, потому что он потер пальцем одну из лунок и неуверенно произнес:
   -- Я там, на кухне, скалку видел. Кажется, по размерам подходит.
   М-да... Хорошо, что эта любительница скалок тут после смерти хозяина не задержалась. Почему-то у меня не возникло тени сомнения в том, что буянила женщина. А этот несчастный от нее попросту прятался.
   Подивившись причудам чужой жизни, я готов был вернуться в гостиную, но сирин прочно застрял у двери, продолжая поглаживать ее ободранные доски. И криво улыбался -- воспоминаниям, вероятно. Эта печальная улыбка колдуна меня неожиданно разозлила.
   Я поймал себя на мысли, что если бы не эта "узда" из яда... если бы не этот дерьмовый яд... Не помогла бы аптекарю клятва верности.
   -- Хватит несчастного изображать! -- процедил сквозь зубы, развернулся и ушел.
   Пора было решать главный вопрос: с кем и куда мы двинемся.
  
  
   Вернувшись в гостиную, мы застали там Риса с потрепанной книгой в руках.
   Я прочел тисненое заглавие: "Размышления о том, как путем упражнений развить свой разум".
   Кое-кому в нашем отряде она не помешала бы... Мне, например.
   Милитес медленно и осторожно пролистал несколько страниц и сказал:
   -- Возьму на память. -- А потом вздохнул. -- Хороший был человек!
   Удостоверившись в безопасности дома, мы отправили женщин на кухню, заниматься ужином, а сами стали решать, что делать дальше. К единому мнению не пришли: каждый тянул одеяло в свою сторону.
   Правитель этернус -- мы уже привыкли к этому слову -- горой стоял за свой замок. Правда, не навязывал его, а предлагал, сопровождая предложение весьма убедительными аргументами.
   Рис... Рис сначала воспротивился путешествию в Пустошь, а потом замолчал, ожидая, пока все выскажутся.
   Я раздумывал, взвешивая "за" и "против": идти в поместье милитес казалось полным безрассудством -- в небе постоянно кружило несколько птиц. Даже если пробираться туда ночами, все равно слишком велик шанс попасться. И наверняка на месте нас уже поджидает засада. К князю в гости тоже что-то не тянуло -- идея с замком нежити мне нравилась не больше, чем Лаланну. Это сейчас мы друзья-приятели, но неизвестно, как вампир себя поведет дома. Не могу же я опираться лишь на свою симпатию к нему как к человеку! Тем более, что он и не человек вовсе. Был, правда, еще третий вариант... Но о нем, пока я не верну себе свой прежний облик, даже думать не стоило. Да и неразумно тащить столь разношерстную компанию в мой надежный, но -- увы! -- единственный бастион. Агаи вообще пересечет его границы только мертвым. Вампиры, впрочем, тоже, будь они "дрессированные" этернус или обычные кровососы.
   Нет. С третьим спешить не стоило. Чем меньше народу знает о логове, тем больше у его хозяина шансов, устав от жизни, спокойно умереть в своей кровати.
   В общем, выбор получался небогатый: куда ни прыгни, везде болото!
   Надо было еще тогда, при первых признаках грядущей заварушки, когда у меня дома объявилась сладкая парочка, хватать девчонку подмышку и давать деру! Ошибку я совершил. Большую ошибку. И за нее теперь приходится расплачиваться, прячась в норе подобно крысе, на которую объявили охоту хорьки.
   Я, наконец, оторвался от созерцания потрескавшейся кожи на сапоге, сказал:
   -- Здесь останемся! -- И объяснил. -- Отправим, как и планировали, лазутчика в Юндвари. Три темных ночи слишком мало, чтобы скрыться всей компанией, но хватит на то, чтобы затеряться в облаках одному сирин. Агаи, -- я посмотрел на мага, тот медленно вставал со стула, ожидая приказа, -- ты сможешь лететь в темноте? Найдешь дорогу?
   Волшебник неуверенно кивнул:
   -- Попробую.
   Андру усмехнулся:
   -- Конечно, сможет. Даже обычная птица по пути домой не потеряется, а крылатый народ тем более.
   Маг нервно потер висок, словно попытавшись избавиться от засевшей в нем иголки, и неохотно признался:
   -- Не сбиваясь, мы находим дорогу только к месту своего рождения. Я появился на свет в Наорге. Но обещаю сделать все возможное.
   Я кивнул, сирин дал мне обещание, значит, выполнит.
   -- Сколько времени потребуется тебе на дорогу?
   Маг прищурился:
   -- Если лететь всю ночь, не отдыхая... то дней пять, не больше. Ну, может, шесть.
   Нехорошо, времени на разведку остается совсем немного... Можно смело добавить к расчету аптекаря еще пару дней -- летун из него неважный. Да и охотиться надо по дороге, спать, прятаться, в конце концов. Нет, не уложится в двенадцать. У нас, правда, есть про запас еще три дня. Что получается в итоге? Неделю на "осмотреться". И восемь на "прислушаться" и на "расспросить", а потом придется лететь обратно. Ждать шпиона мы будем до следующего новолуния, не дольше.
   Главное, чтобы, явившись в свою страну, аптекарь не выдал себя каким-нибудь глупым поступком. Впрочем, судя по тому, что сирин дурил меня столько времени, способностей к лицедейству ему не занимать. Все должно получиться. Но несколько советов все равно не помешают.
   Следующие полчаса мы закидывали Агаи указаниями, как себя вести. Особенно ценными оказались рекомендации Андру. Правда, после того, как он до них снизошел, вампир тронул меня за рукав и негромко сказал:
   -- Вы подвергаете себя и своих друзей неоправданному риску, оставаясь в этом городе еще на тридцать дней! Я дал слово защищать вас и ваших спутников, Дюсанг Лирой, но боюсь, обстоятельства вынудят меня его нарушить.
   Вот это заявление!
   -- Что, зубы чешутся? -- немедленно оскалился Лаланн.
   -- Через три луны мне и моим людям надо пересечь границы Пустоши. Это не связано с вами, это не связано с вашими врагами. Это касается только меня и этернус. Останемся мы или уйдем -- в любом случае клятва будет нарушена. Но не так, как вы опасаетесь. С нашей стороны вам по-прежнему ничего не грозит. Большего сказать не могу.
   Я посмотрел вампиру в глаза. Лицо князя выражало мрачную решимость. С такой обычно люди собираются совершить доблестный, но глупый поступок, ведущий к скоропостижной кончине героя.
   Терять союзников по-прежнему не хотелось. Не в том мы положении.
   -- Ждем тридцать дней и не минутой дольше, -- подвел я итог нашим раздумьям и поинтересовался: -- Расскажете когда-нибудь, к чему такая спешка?
  -- -- Клянусь честью, -- серьезно кивнул князь.
   Агаи отправился в путь, когда ночь перевалила за половину (несколько часов нам погоды не делали, а пускаться в тяжелый путь, не отдохнув как следует после приключения в подземелье, казалось неразумным). Оборотня быстро поднял вверх вызванный магией вихрь и унес к облакам, долой с наших глаз.
  
   Во время вынужденного затворничества каждый развлекался, как умел: Эрхена училась метать ножи, Морра под присмотром служанки шила кукол из лоскутов, мы с Андру каждый день сходились в поединках.
   Трехсотлетний упырь противник достойный -- даже в своей шипастой шкуре потел я изрядно. Лаланн, хоть и не скрывал своей нелюбви к князю, тоже тренировок не пропускал, следя за нами в оба глаза. Видно, не оставил идеи сразиться с князем.
   А вообще этернус мне нравился все больше и больше. Нравился тем, что уродился не сволочью и не дураком, сумел сохранить даже в теле нежити контроль не только над собой, но и над своей командой. Хотя некоторые вещи теперь давались вампиру через насилие над своей натурой: я заметил, в наших тренировках он старается обойтись самое большее разрезами на одежде соперника. Ни одной, даже самой маленькой царапины! А ведь доказать свое умение и слегка, до неглубокого пореза, задеть противника -- дело обычное. Но вампир сознательно избегал соблазнов.
   Чтобы проверить свою догадку, я решился на небольшой эксперимент -- специально порезал палец, а потом зашел в комнату, где Андру сидел с Эрхеной и Моррой. Рис находился там же, по обыкновению перебирая книги на полке.
   Кровь правитель нежити почувствовал сразу. Ноздри чуткого носа жадно раздулись, а верхняя губа немного приподнялась, в точности как у гончей, что встала на след. Однако больше ничем Андру своих страстей не выдал, лишь доброжелательно поинтересовался, не требуется ли мне лекарская помощь, и царственно удалился прочь. Помощь в лице Морры, конечно, тут же обрадовалась и бросила свое занятие ради спасения друга. Малышка залечила царапину в одно мгновение, в который раз поразив меня своим даром. Хоть ерундовый порез, и не такое видели, а все равно чудно смотреть, как края раны тянутся друг к другу, словно живые, срастаясь прямо на глазах.
   Конечно, я не от безделья и не ради праздного любопытства себя слегка покалечил: требовалось узнать, как отреагирует вампир на кровь. Мало ли что может случиться в дороге: вдруг ранят в бою, а твой соратник вместо того, чтобы помочь, кинется "питаться"? Понимаю, что эксперимент условен, но... Хоть какая-то гарантия.
   А сражаться бок о бок, скорее всего, придется. Если заговорщики все же совершат переворот и вдохновят свой народ на войну, Пустошь пусть и не сразу, но окажется у них на пути, хотя останется на свой лад одним из самых безопасных мест в мире.
   Надо же, кто бы мог подумать, что когда-нибудь я посчитаю земли, полные нежити, самыми безопасными?! Вот что с нормальными людьми делают чужие пророчества! Еще немного -- точно начну собирать себе армию скелетов.
   Я представил сотню веселых молодцев с прогнившими лицами, похожими на того, что чуть не уделал меня в ущелье, и не удержался от хмыканья -- уж больно "веселенькая" картина получалась. Написанная сажей пожарищ, кровью и чужими потрохами.
   Мо знает что вытанцовывается... Надо уходить с этой проторенной кем-то для меня дороги, иначе или я или этот дерьмовый мир костей не соберет. А может, мы оба.
   И дались мне чужие интриги?
   Стремясь выплеснуть вскипевшую злость, я вогнал свой нож в подходящую для вымещения обид вещь на ближайшей полке -- удлиненный темный бочонок высотой три четверти локтя. С виду он производил впечатление цельного куска дерева, но на поверку оказался мастерски разрисованным горшком. От удара ножа глина треснула и развалилась, осыпав содержимым штаны и сапоги стоящего рядом Риса.
   Лаланн поспешно стряхнул со штанов серую пыль, посмотрел на меня как на недоумка и вздохнул:
   -- Дюс, не стоило так поступать. Тревожить прах усопшего -- последнее дело.
   Объяснять, мямля как в далеком детстве, что не хотел и не думал, было бы глупо, поэтому с языка сорвалось другое:
   -- Какого демона такое хранится в доме?!
   Действительно, что за... дрянь? Разве можно тащить в дом кости умерших? Или пепел? Да хоть "горсточку землицы с могилки"! Ведь ученый жил человек... должен был понимать, что такие вещи добра не принесут. Призраки, они, конечно, создания безобидные... до поры до времени. Или до неудачной шутки подвыпившего мага, оставшегося на ночлег. Нельзя так легкомысленно относиться к смерти! Она ведь дама обидчивая, и может в ответ тоже "подшутить".
   От серой кучки на полу потянулась вверх едва заметная глазу дымка, и я вздохнул -- натворил дел, называется. Стоило не о горшок, а о свою пустую голову нож притупить!
   Призрак метнулся к стене, и висящая на ней простенькая картина, угольный набросок диковинного механизма, перекосилась. Следом слетела с полки глазированная сине-белая чаша, брызнув в стороны мелкими кусками.
   Вот шкодник! Не иначе его в урне держали, чтобы он нормальных покойников на погосте не баламутил! Не видать нам теперь спокойного сна.
   -- Андру, -- спросил у вернувшегося на шум вампира, -- призраков успокаивать умеете?
   -- Не пробовал, -- честно признался князь и осторожно поинтересовался, -- а что?
   В следующее мгновение он едва сумел увернуться от пролетевшего мимо носа подсвечника.
   -- Придется срочно научиться, -- констатировал я, перехватив второй подсвечник, брошенный уже в меня.
  
  
   Глава тридцать седьмая
  
   Вампир внимательно проследил за волной из книг, посыпавшихся с полок, неизвестно чему улыбнулся и сказал:
   -- Вам, Дюс, это проще сделать. Вы хотя бы можете это разглядеть.
   Я и правда видел скользящую расплывчатую тень с недобро светящимися огоньками на месте глаз.
   Лаланн присел над осколками, покопался в них, выбрал два, соединил в одно целое и вздохнул:
   -- Поздравлю, господа. С этого момента мы в соседях с самым вредным существом, которое только можно себе представить!
   После слов Риса призрак унесся к камину, и от его движения огонь заметался, едва не угаснув.
   -- И что это за мерзавец? -- мрачно поинтересовался я, глядя на опавшее пламя, окрасившееся в нежно-зеленый цвет.
   -- Не стоит так грубо о даме, -- укоризненно сказал Рис, затем уклонился от брошенной кочерги и обрадовал: -- Это жена хозяина. Склочное, замечу, было существо.
   Я вспомнил разбитую скалкой дверь и поморщился: хорошая у нас, однако, перспектива. Если при жизни с этой женщиной сладить не получалось, то после смерти -- тем более. То-то призрак хозяина предпочел оставаться во дворе.
   Со стены грохнулась очередная картина, Морра взвизгнула то ли от восторга, то ли от страха, и я, схватив в руки первый попавшийся предмет, двинулся к прозрачной дебоширке. В тот момент не думалось о том, что можно с ней сделать, но ждать, пока скандалистка весь дом разнесет, не хотелось.
   Призрак между тем метнулся на кухню, гремя посудой и скидывая ее на пол. Я нырнул следом -- если промедлю, придется всей компанией из одного чугунка суп хлебать.
   Не имея понятия, как обходиться с призрачной и скандальной дамой, я просто рыкнул с порога:
   -- А ну, прекратить истерику!
   Горшок, который уже собирались в меня метнуть, замер в воздухе, а потом аккуратно вернулся на полку. Тень зависла на месте, задрожала, а потом решила прорваться с боем прямо сквозь меня!
   Увы, увы... То ли призрак попался неправильный, то ли препятствие было виновато, однако тень оказалась не настолько уж и бесплотной -- у меня получилось схватить ее за руку! От неожиданности я и усопшая одинаково оторопели.
   Руку ожгло холодом: я словно схватил упругую ледяную сосульку. Она пружинила, пыталась вырваться, но самое главное, менялась! Призрак на глазах обретал форму и плоть. Теперь я хорошо видел женщину не первой молодости, когда-то красивую, но испортившую всю красоту брюзгливой гримасой. Ну и красные светящиеся глазки ее, понятно, тоже не красили.
   И первое, что сделала эта зараза, обретя плоть -- попыталась извернуться и меня укусить! Такого я допустить не мог -- Мо знает, что у нее там за зубы! -- а потому перехватил привидение свободной рукой под подбородок и приподнял над полом. Для бесплотного духа весила дамочка прилично -- как восьмилетний ребенок. Скандальная баба тут же закатила глаза и обвисла, изобразив обморок.
   И что мне теперь с ней делать? По щекам похлестать? А надо ли? Так хоть не трепыхается.
   Пока я пребывал в недоумении и решал, что предпринять, на кухне прибавилось народу: явились Рис и Андру. И словно издеваясь надо мной, правитель нежити, не скрывая своего любопытства, спросил:
   -- Ну и зачем она вам, Дюс, понадобилась?
   Я огрызнулся:
   -- Помогли бы лучше, князь, чем насмешничать! Вы столько про меня всего знаете, может, и на этот вопрос ответите заодно!
   Вампир перестал ухмыляться и серьезно предложил:
   -- Отправьте ее туда, где ей давно пора оказаться.
   Хорош совет! Я ведь не маг и даже не жрец, чтобы души подчинять!
   -- Тогда уж заодно объясните, как это сделать, -- вздохнул я и попробовал поставить тело, не выпуская горла из руки. "Тело" стоять самостоятельно не желало, оно подгибало ноги, норовя грохнуться на пол. Чтоб ей те ноги повыворотило!
   -- Попробуйте приказать, обратившись по имени, -- снова подал голос этернус.
   Нечего сказать -- умно... Но выбирать не из чего.
   -- Как тебя зовут? -- спросил я, уставившись на склочный дух и не надеясь, что мне ответят.
   -- Мерима, -- неожиданно прошелестело в ответ, и красные огоньки опять замерцали.
   -- Вот что, Мерима, -- вздохнул, немного помедлил, обдумывая дальнейшие слова, и с должной торжественностью в голосе заявил. -- Освобождаю тебя от привязанности к этому дому! Ступай в те ворота, к которым привела тебя последняя жизнь.
   Кажется, ничего не напутал... Вроде, так жрецы заканчивают свой обряд по изгнанию привидений.
   Дух дернулся, а потом мои пальцы сомкнулись в пустоте -- призрак осыпался темной пылью, а та тут же впиталась в пол, оставив после себя грязное пятно.
   -- И все? -- недоверчиво спросил Лаланн, не поверив в быстрое избавление.
   -- Кажется, да, -- не веря, оглянулся вокруг.
   Вопреки нашим опасениям дух исчез, словно его и не было.
   М-да...
   Я посмотрел на вампира:
   -- Надо поговорить.
   Андру учтиво склонил голову:
   -- В любое удобное для вас время. Хотя я предпочел бы побеседовать у меня в доме. Там объяснение получилось бы более... наглядным.
   Столько ждать у меня терпения не хватит, о чем я и сообщил вампиру.
   -- Нет, так нет, -- покладисто согласился правитель этернус и тут же поставил свое условие: -- Разговор должен остаться между нами.
   Это меня устраивало. Мало ли что. Вдруг я и вправду демон из страны мертвых? Такую новость не каждый друг вынесет, не получить бы второго фанатика на свою голову.
   Я покосился на Лаланна. Тот в ответ пожал печами, признавая право на тайну, хотя по лицу милитес было видно -- Рису не нравится такой расклад.
   -- Прекрасно, -- кивнул я в ответ вампиру. -- Договорились.
  
   Еще целых два часа меня съедало любопытство. Кажется, я все-таки подошел к разгадке своих корней. Еще немного, и узнаю, по какому праву мне достались такие странности и чего еще можно ждать от себя, кроме власти над призраками. И как назло именно сегодня утомленные затянувшимся отдыхом домочадцы не желали отправляться в кровати. Сначала раскапризничалась Морра, разбалованная всеобщим вниманием.
   Ну, не совсем закапризничала -- просто у ребенка возникло желание побыть со мной рядом. Пришлось заменить Эрхену. Обычно она укладывала девочку спать.
   На этот раз маленькая лиса делала все, чтобы оттянуть момент отхода ко сну. А чтобы не попасть под "раздачу" за капризы, пошла на хитрость -- пряталась под одеялом, хихикала, строила мне глазки. Потом попросилась "писать"... раз пять, не меньше. Хорошо хоть на горшок уже умела бегать сама. Потом я дважды сходил за водой -- ребенка замучила жажда, быстро сошедшая на нет, стоило только принести в комнату небольшую бадейку. Затем меня попросили спеть песенку... То, что приходило на ум, детям и незамужним девицам слушать не рекомендовалось, поэтому сторговались с малявкой на том, что песня с нее. Во вдохновенном чириканье мне удалось разобрать лишь два отчетливых слова -- "сердце" и "не разбивай". Говорила Морра по-нашему, по-человечески, еще неважно.
   Я слушал знакомый мотив, с трудом удерживаясь от смеха, и размышлял: кто, хотелось бы знать, ребенка этому музыкальному "шедевру" обучил? Не иначе -- Лаланн. Песенка про "разбитое сердце девы златокудрой" была популярна в светских салонах лет десять тому назад, не меньше.
   После песни мелкая хитрюга хотела придумать новую забаву, но я сурово сдвинул брови, давая понять, что терпение "няньки" на исходе, и малявка сразу же, как по команде, закрыла глаза. Я довольно ухмыльнулся -- всегда знал, что она большая умница и знает, когда остановиться!
   Морра заснула почти мгновенно, запустив обе ручонки под подушку, куда складывала на ночь свои нехитрые богатства. От кровати я отошел после того, как поймал сам себя на том, что с умилением пялюсь на сопящую и улыбающуюся во сне девочку.
  
   Выполнив братский долг, я вернулся в гостиную. Андру там уже не оказалось. Вампир с наступлением темноты ушел из дома: поохотиться, проветриться и принять отчет своих подданных.
   Рис, заняв единственное кресло, делал вид, что читает. Эрхена и служанка хихикали над чем-то в своем "женском" углу, перешивая для меня хозяйскую рубашку. Точнее, посмеивалась служанка, а Эрхена больше краснела и бросала в нашу сторону смущенные взгляды. По-видимому, дамы активно обсуждали присутствующих мужчин.
   Лаланн, несмотря на отсутствующий вид, не пропускал в этой негромкой беседе ни слова, но чтобы не смущать болтушек, только щурил на книгу полные смеха глаза. Я при всем желании мог понять лишь отдельные слова -- местный язык по-прежнему выходил за рамки моего разумения.
   Не люблю, когда заняться нечем. Ждать Андру предстояло еще часа три, а то и больше, пришлось подыскать достойное занятие для рук -- заняться ремонтом разбитой призраком мебели. Хорошо, удалось разыскать в кухне молоток и гвозди.
   К всеобщему удовольствию, мебель пострадала меньше, чем казалось с первого взгляда, и ее легко удалось починить, так что у меня еще осталось время переброситься парой фраз с Лаланном, прежде чем он отправился спать.
   -- Дюс, ты обзавелся общими тайнами с упырями? -- с нескрываемой неприязнью в голосе поинтересовался мой земляк.
   Я ждал от него подобного вопроса. Сдержанный в эмоциях, умудренный жизненным опытом умный мужчина превращался в горячего юнца, переполненного гневом и злостью, стоило только завести разговор о вампирах. У каждого своя мозоль под сапогом дергает. У милитес - вот такая.
   Оказаться между двух огней и потерять доверие Риса желания не возникало, и я честно признался:
   -- Если князь знает обо мне нечто... Если я действительно опасен для вас, даю слово дворянина, не утаю ничего!
   Лаланн кивнул, помолчал немного и сказал:
   -- Ты с ним осторожнее, Дюс. Кровососы, они и есть кровососы.
   С этим фактом я спорить не собирался.
  
   Андру вернулся из города далеко за полночь. Лицо у князя было мрачное. Он снял плащ, устало уселся в кресло и немного помолчал, собираясь с мыслями. Бледно-розовый белок глаз вампира выдал, что ужин оказался не особо сытным.
   -- Спрашивайте, Дюс, что вы хотите узнать, -- невесело сказал он.
   Меня пока больше интересовало другое, о чем я и поинтересовался:
   -- Что-то случилось?
   Андру отмахнулся:
   -- Ничего срочного. До утра или хотя бы конца разговора подождет.
   После его слов повисла неловкая пауза. Требовалось время, чтобы сформулировать первый вопрос.
   -- Расскажите все, что знаете.
   В ответ Андру лишь усмехнулся:
   -- Одной ночи мне не хватит. Да и оно вам надо -- услышать все, что я знаю? Давайте лучше поговорим о том, что лично вас касается.
   Съязвил, значит. Не смог удержаться. Ведь понял прекрасно с первого раза, что меня интересует!
   Вампир заметил промелькнувшее на лице собеседника недовольство и пошел на попятную:
   -- Простите, это я от усталости.
   А потом задал неожиданный вопрос:
   -- Что вы знаете о нежити, Дюс?
   Мо шизане! Терпеть не могу таких собеседников, которые отвечают вопросом на вопрос!
   Конечно, в ответ князь получил предсказуемое.
   -- Достаточно, чтобы давить ее при каждом удобном случае!
   Князь вызова в словах не принял, а лишь усмехнулся:
   -- То есть, увы, ненамного больше, чем другие люди.
   Ну, не мне решать -- намного или ненамного -- главное, усвоено нужное: кто и где прячется и чего от него можно ждать! Большего и не требуется.
   Я не стал углубляться в дебри размышлений о высшей нежити, а лишь напомнил:
   -- Князь. Не вижу никакой связи между собой и... объектом ваших научных... э... измышлений. Давайте вернемся к тому, кто есть я.
   Может, мои слова и вызвали недовольство у вампира, не знаю, но внешне он этого не показал, лишь кротко согласился:
   -- Хорошо. Буду краток. Вы зря тратите время на поиск подобных себе. Вы не просто не человек. Вы вообще не из этого мира. Точнее, ваш второй родитель не может быть существом этого мира. Ни живого, ни неживого.
   Вампир задумчиво посмотрел на мое окаменевшее от неожиданного вывода лицо и продолжил:
   -- Но он, несомненно, тесно связан с Высшим миром, и часть способностей передал своему сыну. Но способности -- не главное... Главное -- он передал свою духовную матрицу. Человеческая плоть на вас -- пшик... шелуха, которую способен унести один глубокий укус.
   Последние слова вампира мне совсем не понравились, но увлеченный идеей оратор не заметил недовольства на лице собеседника. Андру уже вошел в раж: глаза князя буквально светились вдохновением. Впрочем, он довольно быстро опомнился, взял себя в руки и усмехнулся:
   -- Простите. Просто вы чрезвычайно интересный объект для наблюдений.
   А я, осмыслив сказанное князем, ошалело спросил:
   -- Правильно ли я вас понял... Я -- бессмертный?!
   Андру тихо рассмеялся:
   -- А что, хотелось бы? -- И пока я задумывался над тем, хотелось бы или нет, вернул мечтателя на землю. -- Думаю -- нет. Не больше, чем я или мои подданные.
   Забавно. Сам называет свой народ этернус, однако не считает его бессмертным? Хотя какое уж там бессмертие, если его легко лишиться, расставшись с головой.
   Князь, словно мысли мои прочитав, заметил:
   -- Вы забыли про другое значение слова: неувядаемый, вечный! Оно нам больше подходит. Мы, увы, не бессмертны. Да и вы тоже.
   Совсем запутал, просветитель хренов.
   -- Тогда при чем тут "шелуха"?
   Вампир облокотился на стол и охватил подбородок двумя пальцами. Потом посмотрел на меня взглядом усталого учителя и снизошел до объяснения:
   -- После того, как окончательно погибнет человеческая плоть, у вас еще останется второе тело, не принадлежащее этому миру. И в этом мире его нельзя убить. Его можно лишь вернуть туда, откуда оно пришло!
   Звучало это как-то... неутешительно. Обычно возвращали "туда, откуда вышел" именно демонов.
   Вампир снова замолчал, ожидая следующего вопроса. Ох уж это его спокойствие!
   -- Так я демон? -- задал прямой вопрос.
   Вампир пожал плечами:
   -- Смотря как трактовать это слово. Кто, по-вашему, малютка Мэй? А златовласая Корри? Что это за существа -- демоны?
   Ну что ты будешь делать! Опять в ответ на один конкретный вопрос -- встречные три не по делу!
   -- Не о том спрашивал! -- разозлился я.
   -- Вы не более демон, чем Мэй или Корри, и даже меньше, чем ваш приятель Унн, -- усмехнулся Андру. -- Хотя для людей, несомненно, показавшись во втором теле, станете демоном. Но подчинить через круг вас не смогут. Вы для этого слишком... материальны.
   -- Не понял? -- только и смог пробормотать я.
   Князь терпеливо пояснил:
   -- Те, кого люди называют демонами, есть жители другого мира, выдернутые из него магическими средствами. Вы же, хоть и отчасти, принадлежите этому. Часть вашей духовной матрицы принадлежит человеку.
   Позвольте?! Почему это -- часть?!
   Этот вопрос я задал вслух.
   Вампир снова развеселился:
   -- А за это поблагодарите вашего батюшку. Большего сказать не могу. Я просто не знаю подробностей, а предполагаю и делаю выводы на основе собственных знаний. Вы отчасти -- наш, отчасти -- их, отчасти...-- мира за чертой, куда уходят освобожденные души. Может, вы и впрямь сын подземного бога? -- уже откровенно и неподобающе для мудрого правителя оскалил зубы Андру, а потом в одно мгновение снова стал серьезным. -- Вы должны сами для себя решить, кто вы в этом мире. Как решите, так и будет. А опасности от вас вашим друзьям... не более, чем вам от них.
   И не успел я облегченно вздохнуть, как вампир уточнил:
   -- Но вы, несомненно, имеете прямое отношение к пророчеству. Вы и правда тот, кто будет рядом с королевой.
   Нерадостное известие. Обычно герои пророчеств плохо кончают.
   -- А почему мне так боятся смотреть в глаза? -- задал я самый насущный вопрос, делавший меня опасным изгоем.
   -- Через ваши глаза, Дюс, смотрит наша посмертная жизнь, -- спокойно и уверенно, словно речь шла об очевидном, сказал князь и улыбнулся. -- Помните? Что сказано в Законе Ирия? Воздастся по делам твоим и по помыслам. Именно поэтому я уверен, что без Высшего мира не обошлось.
   Да... Теперь понимаю. Если как в законе верховного небожителя, то... некоторым есть чего бояться.
   -- А что видите вы, князь? -- вырвалось у меня.
   Вампир прищурился, но взгляда не отвел.
   -- Черноту, Дюс, я вижу черноту. Мое будущее еще не определено. Я на распутье.
   Мы еще немного помолчали. На Андру напала меланхолия, у меня же роилось множество мыслей в голове.
   -- А призрак? Что с ним произошло?
   -- Вы попросту сделали его нежитью, -- ответил вампир.
   Замечательно. Я одним прикосновением сделал то, на что магу потребовалось бы заклинание!
   -- Как?!
   Вампир блеснул зубами:
   -- Вы же отказались слушать о нежити. Так что... извините покорного слугу, но без общей теории вам не понять. Давайте в другой раз, когда осмыслите все, что узнали. -- Вампир встал, повел плечами и с удовольствием потянулся. -- Спать, Дюс, у вас все равно не получится, так что... Посидите, подумайте, а я пойду, отдохну и после рассвета приду на замену.
   Вампир дал понять -- разговор окончен.
   Уже стоя одной ногой на лестнице, Андру обернулся:
   -- Да, чуть не забыл... Наблюдение за вами снято. Сирин больше не летают над городом.
  
   Ночь, как и предсказывал этернус, прошла в размышлениях.
   Быть не "таким" я привык: давно пользовался своей странностью, зарабатывая на жизнь. И просто грешно роптать на тело монстра -- оно не раз спасало мне шкуру.
   Да, родись я обычным человеком, может, и жил бы счастливее: были бы у меня любящая мать, заботливая жена и, вероятно, с пяток отпрысков. Скорее всего... Но, возможно, все осталось бы как прежде: внебрачный ребенок редко кому в удовольствие. И что в таком случае я имел бы за душой? Ничего, кроме долгов. Разве... поменьше проблем с женщинами. Хотя, вполне вероятно, что наоборот. Это ведь такие существа... С ними в любом случае хлопот не оберешься.
   А вообще, не люблю я раздумывать над "если бы да кабы". Что случилось, то случилось! От этого и надо плясать, строя свою судьбу, а не тосковать о возможном, но несбывшемся.
   И от чего же мне плясать?
   Получается, моя душа... отличается от душ тех, кто живет рядом. Точнее... у нее другое будущее и, если мне здорово не понравится в этом мире, можно сделать одну простую вещь -- перекинуться обратно в человека, умереть, припугнуть сильного жреца и попасть на родину загадочного отца.
   Это если догадки вампира верны. Ведь что бы Андру ни утверждал, а свечку над моим родителем он точно не держал и бесед задушевных про жизнь с ним не вел. И еще... если судить по второму облику, вряд ли тот мир симпатичнее этого. Значит, самоубийство исключено. Более того, надо постараться остаться человеком подольше, благо, возможность есть.
   Признаться, после того, как получил информацию от вампира, вопрос о моем происхождении сам собой отодвинулся на второй план. Да Мо с ним! Все самое неприятное уже случилось -- я родился на этот свет. Остальное лишь последствия данного факта. А вот пророчество... Что с ним делать? Идти на поводу у давно преставившейся предсказательницы или попробовать удрать от напророченной судьбы?
   По душе мне был второй вариант. Не люблю чувствовать себя жертвой, предназначенной к закланию. Кто вообще сказал, что я обязан следовать какому-то предсказанию?! Вот соберусь сейчас и уйду, к демонам. Что без меня изменится?
   Ответ на этот вопрос мне не понравился. Даже гадать не надо -- все знаю наперед. Лишние свидетели нежити ни к чему -- слишком большая ставка. Их попросту уберут. Тут даже стараться особо не надо. Рис сам подерется с вампиром и его убьют или сделают себе подобным. Морру заберет правитель этернус. Служанка станет пищей нежити. Как и Эрхена.
   Я вздохнул: такой исход меня не устраивал. Даже будучи монстром, я оставался в первую очередь человеком, во вторую -- дворянином. И пусть весь мир катится в преисподнюю, но катиться вместе с ним я себе не позволю! Значит, придется идти до конца, даже если это будет стоить мне жизни. К тому же... кто запрещает схитрить? Мало ли чего там напророчили. Я сам спланирую свою судьбу... учитывая все известные обстоятельства.
   После того, как сделал выбор, на душе стало легко и просто, словно скинул тяжелое бремя с плеч.
   Я не знаю, что ждет нас всех впереди, но кажется мне, что вампир прав: я сам решаю, быть ли мне человеком. И пусть внешне я демон, душа остается неизменной, а значит, у меня будет свой путь. Своя дорога. И пусть удавится в садах Ирия святая предсказательница, но я к концу света своей руки не приложу! Я так решил и так будет.
  
  
  
  
  
  
  
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"