Когда сестра Соланж выходила из монастырской церкви после заутрени, её быстро догнала сестра Сесилия и легонько дернула за рукав:
- Идём скорее!
- Господи помилуй, куда опять? Что ты опять придумала, чтобы еще больше погубить наши несчастные души?
Сестра Сесилия только рассмеялась:
- Что ты, милая сестра! Я пекусь об одном, помощи ближнему своему, как самом себе.
Сестра Соланж недоверчиво нахмурилась. Слишком хорошо она знала характер юной монахини. Помещение в монастырь отнюдь не укротило её характера и развратной натуры. Прочие монашки шли мимо, разбившись на пары и тройки, их разговоры были отнюдь не о Господе и спасении души. А все потому, что настоятельница уехала по делам, все чувствовали себя легко и свободно, подобно школярам в отсутствии строгого учителя.
- Что ты опять задумала, Сесилия? - спросила Соланж, подозрительно сощурив глаза.
- Говорю же, ничего! Просто новой послушнице нужна наша помощь! Идём скорее!
Она потянула Соланж за собой вглубь монастырского сада. Чем дальше они шли по дорожке, усыпанной мелким гравием, тем отчетливей слышались рыдания. Когда они вышли к колодцу, там действительно сидела новая послушница и горько плакала, глядя в темную бездну.
- Вот, видишь! - сказала Сесилия Соланж.
Соланж всплеснула руками, запричитала и подбежала к плачущей. Но та лишь отстранялась, слезы текли из её глаз ещё сильнее. Она была молода. Конечно, старше Сесилии, но Соланж явно годилась в дочери. Монашке никогда не доводилось видеть столь красивого лица. Смуглая кожа, черные разлеты бровей, идеальные, словно у античной статуи, черты лица. Соланж поймала себя на мысли, что всегда считала Сесилию красавицей. Но по сравнению с этой послушницей, она выглядела слишком простой. Будто полевая ромашка против благородной лилии. И даже слезы, что неудержимо текли по щекам, не портили красоты, а лишь подчеркивали её, служили своего рода украшением.
- Что случилось, милая? - спросила Соланж, пытаясь заключить новенькую в медвежьи объятия. Та немного отступила назад.
- Сестра Соланж, неужели не понятно? - с упреком в голосе сказала Сесилия, - все плачут, когда попадают в эти стены. Я и сама рыдала и не находила себе места первые дни...
- Что-то я такого не припомню - возразила Соланж.
- Это потому, что я предавалась скорби по ночам, в своей келье!
Соланж покачала головой, она прекрасно знала, чему Сесилия предавалась одна в келье. И это были не слезы скорби. Хотя если проходить мимо, не заглядывая внутрь, звуки, что издавала развратная монашка, и впрямь можно было принять за рыдания.
Новенькая стерла слезы с лица и внимательно посмотрела на обеих монахинь. Взгляд её черных глаз, словно прожигал насквозь, видел все потаенное в их душах.
- Как тебя зовут? - прервала молчание Сесилия, с трудом освободившись от чар черных глаз.
- Мадлен... - отозвалась девушка.
- Уже выбрала себе монашеское имя? - спросила Соланж.
- Да, после пострига, я буду Стефанией.
- Красиво! - одобрила Сесилия.
- Ну вот... - сказала Соланж, - не нужно плакать. Тут хорошо, спокойно. Настоятельница строгая, но судит всегда по справедливости. Викарий тоже человек достойный...
- Просто я не знаю... Правильно ли я поступила... - сказала Мадлен, - я ведь ещё молода, все ещё впереди. А тут всю жизнь одно и то же...
- Вот-вот, я тоже много плакала из-за этого! - подтвердила Сесилия и шмыгнула носом. На её круглых глазах выступили слезы. Только этого не хватало, двух плачущих Соланж точно не утешить.
- Милая, я попала сюда, когда мне было ещё меньше, чем сестре Сесилии - сказала Соланж, погладив Мадлен по голове, - и я не жалею ни об одном мгновении, проведенном здесь. Здесь тебя никто никогда не предаст, не ударит кинжалом в спину.
Мадлен тряхнула головой. Что эти двое могли о ней знать? Не похоже, что им выпали подобные испытания. Дочь французской ткачихи и испанского дворянина, она унаследовала лучшее, что было в её родителях: характер матери и красоту отца. Но только счастья не было с самого детства. Отец исчез внезапно, так же как и появился. А мать искренне её ненавидела, видя в ней свою ошибку, проявление своей слабости. Потому Мадлен, едва повзрослев, сбежала из дома, надеясь разыскать отца. И это ей удалось, она нашла его в Марселе. Он был весьма рад, даже счастлив. Схватив её за руки, он не мог налюбоваться на девушку. Он плакал, обнимал дочь, прижимал к себе, говоря, что больше никогда не отпустит её от себя. А потом предложил выпить вина в честь этого прекрасного события. Мадлен лишь пригубила немного, как лишилась чувств. Проснулась она в темной душной спальне. Она лежала на кровати, а отец, только обретенный отец, навалился на неё всем телом, и засовывал член между ног. Мадлен закричала в ужасе:
- Как Вы можете?! Вы же мой родитель!
На что тот отвечал, не прекращая гнусного дела:
- Да, моя дорогая! Вы так похожи на меня, просто поразительно. А я весьма люблю себя! Могу часами любоваться на себя в зеркало и даже удовлетворять себя в момент созерцания. Потому настоящая удача, что нашлись Вы, столь похожие на меня. Теперь я могу наслаждаться самим собой в полной мере!
Мадлен, искренне растерявшаяся от этих слов, на мгновение прекратила сопротивление, и этого хватило, чтобы безумец овладел ей в полной мере, надорвав девственную плеву. Он начал двигаться в ней, говоря ласковые слова, которыми восхвалял свою красоту. Мадлен потянулась к тумбочке, нащупала табакерку, схватила её и силой ударила. Отец её закричал, схватившись за лицо. Она метила в висок, но попала чуть ниже, в скулу.
- Вы... вы... испортили моё прекрасное лицо! - кричал он, держась за окровавленную щеку, - Вы испортили мою совершенную красоту! И поплатитесь за это!
Мадлен хотела вскочить и бежать, но в комнату ворвались его дюжие слуги. Отец велел проучить её как следует. И они взялись за дело со всей рьяностью и жестокостью. Мадлен насиловали всю ночь трое здоровенных амбалов, причем не только фаллосами, а всеми попавшимися им под руку предметами, а потом выбросили ночью в порту, как последнюю шлюху. Многие после такого сходят с ума или накладывают на себя руки. Но Мадлен унаследовала характер матери и выжила. Но с тех пор всячески избегала мужчин. Первого раза ей с головой хватило на всю жизнь. К счастью, вскоре она открыла для себя любовь с женщинами, и здесь все было иначе. Никакой грубости, никакой боли, только безграничная нежность и удовольствие. Особенно она была счастлива, когда её заметила сама графиня де Шомбар, приблизила к себе, сделала своей камеристкой и любовницей. Мадлен казалось, что наконец-то она нашла любовь всей своей жизни. Но судьба все расставила по своим местам. Для сумасбродной графини она, как и все прочие вокруг, была лишь игрушкой. Когда ей захотелось посмотреть, каковы в постели карлики, она, не раздумывая, отправила к ним Мадлен. На её предпочтения графине было плевать. Так Мадлен второй раз в жизни познала мужчин. И это было не менее отвратительно, чем впервые. Хоть и не так больно и унизительно. После этого она покинула замок и долго скиталась, пока не решила вовсе уйти от мира. Ей больших трудов стоило оказаться здесь, в этом монастыре. Пригодились накопления и подарки от графини, чтобы внести необходимую сумму. Но с другой стороны её одолевали сомнения в правильности выбора. Да, здесь не будет ненавистных ей мужчин, которые принесли ей столько зла. Но не станет ли монастырь ей тюрьмой или хуже того, могилой?
Ох... что это? Пока Мадлен пребывала в своих горестных мыслях, монашки решили перейти к более активным утешениям. Сестра Сесилия нежно поцеловала её в щеку. Но только совсем не по-сестрински, нежно прикусив кожу, оставив на ней свежий засос.
- Господь Всемогущий, ты опять за своё! - ахнула сестра Соланж.
Но Мадлен это определенно понравилось. После тех мерзких карликов, она не была ни с кем несколько месяцев. Впрочем, попав в эти стены, она рассчитывала больше никогда не заниматься тем, что несет одно горе. Но от одного развратного поцелуя сестры Сесилии, у неё в голове всё поплыло. Тем более, она не ослабила натиска, покрывая жаркими поцелуями ещё щеки, лоб, глаза. А сестра Соланж, продолжая осуждающе причитать, тяжело дышала, явно возбуждаясь от этого зрелища. Она обладала не столь приятными чертами лица, как Сесилия, зато обладала весьма приятными формами, которые невозможно было скрыть под монашеской робой. И сейчас её огромные груди тяжело вздымались. А Сесилия уже опускалась ниже, оставляя засосы на шее. Она сочетала ласки языком, губами, и даже своим вздернутым носиком. Она искренне наслаждалась запахом, что шел от смуглой кожи Мадлен. Послушницу же весьма возбуждал подобный искренний интерес. Она обняла Сесилию, привлекла к себе, жадно поцеловала в губы. Как же сладко! Как давно она целовала ничьих губ! Мадлен повернулась к Соланж:
Та с охотой подчинилась. Мадлен слилась в поцелуе с второй монахиней. Её губы были ещё более сочные и на вкус были более пряными. После этого две монахини сплелись языками уже между собой, прямо перед лицом послушницы. А потом тройной поцелуй. Такого у Мадлен точно никогда не было!
Сесилия с Соланж ловко освободили её от одежды и ахнули в восхищении. Обнаженное тело Мадлен не уступало по красоте лицу. Грациозное, смуглое, с идеальной формы ягодицами и небольшими острыми грудями. Не посвяти монахини себя Христу, они бы наверно сейчас упали на колени, восхваляя Мадлен, словно богиню Венеру. Сесилия подошла спереди и положила ладони на груди послушницы. Соланж поцеловала точку между лопаток. Соски от прикосновения встали торчком, а от поцелуя в спину, по коже пошли пупырышки, волоски стали дыбом.
- А вы знаете толк в утешении... - простонала Мадлен. Сесилия меж тем опускалась ниже, целуя её живот. Сзади так же опускалась Соланж, нежно проводя языком вниз до самого копчика. Мадлен хрипло стонала. Два языка опустившись до нижнего предела, стали дразнить её интимные места. Монашки сидели на коленях, одна спереди, вторая сзади. Легкий, порхающий, как бабочка язычок Сесилии уже дразнил клитор, в то время, как упругий шершавый язык Соланж, уже играл с колечком ануса. Это было невыносимо приятно. Так приятно ей не было уж давно, даже когда они занимались этим втроем с графиней и рыжей Мари. Когда два язычка ворвались внутрь, каждый со своей стороны, Мадлен кончила в первый раз. Но останавливаться на этом не собиралась. Тем более, что монахини только вошли в раж, горячо трахая её дырочки своими горячими языками. Мадлен сбросила с головы Сесилии монашескую вуаль, запустила руки в волосы. Юная монашка приподнялась, привлекла Мадлен к себе, прогибая на себя, вперед. Они снова поцеловались, в этот момент, Мадлен едва не закричала, и не прикусила Сесилии язык. Все дело в том, что когда она нагнулась, сестра Соланж, выдохнув что-то на латыни, засунула ей палец в зад. Мадлен дернулась и кончила второй раз, ещё более долго, ещё более сильно. Так, что слезы брызнули из глаз.
- Ты опять плачешь... - сказала Сесилия, - не надо... мы тебя утешим.
И она стала слизывать соленую влагу с щек послушницы. А палец Соланж продолжал сновать в её заднем проходе.
- Очень хорошо... - прошептала Мадлен, между поцелуями с Сесилией, - Очень хорошо... Но я знаю пару штучек, которые вы точно не пробовали...
- Это вряд ли, моя дорогая - отвечала ей Сесилия, - я за свою недолгую жизнь попробовала все трюки, полноценно изучила все аспекты искусства любви. Преподавай эту дисциплину в Сорбонне, я бы, пожалуй, была в ней бакалавром...
- Да? - протянула Мадлен, не прекращая ласкаться, - а известен ли тебе прием под названием "Пять ступеней любви"?
- Не слышала такого названия - отвечала Сесилия, - но наверняка знаю его под каким-то иным названием.
- Что же, давай проверим... - сказала Мадлен, лаская грудь юной монашки, - сестра Соланж, оставь в покое мой зад. Это приятно, но я сейчас покажу вам обоим нечто особенное...
Соланж послушно подошла и села рядом с Сесилией.
- Ложитесь на спину, задерите подолы - скомандовала Мадлен.
Монашки с охотой подчинились. Мадлен склонилась над ними, любуясь. Обе женщины были прекрасны, каждая по-своему. Тонкие стройные ножки Сесилии в грубых серых чулках, а между ними приятная пухленькая вульва в небольшой короне каштановых волос. И большие объемные бедра Соланж, и её истекающая соком розовая пещера, поросшая сверху густыми черными зарослями.
- Ну же, не тяни... - простонала Сесилия, - я вся горю... от нетерпения.
Мадлен уселась на колени между монашками, и объявила:
- Первая ступень!
И осторожно ввела им в вагины по мизинчику. Сесилии достался правый мизинчик, Соланж левый. Старшая сестра глухо застонала, сжала бедра. Сесилия засмеялась:
- Пока ничего нового!
- Вторая ступень! - сказала Мадлен и добавила к мизинцам по безымянному пальцу. Она стала осторожно трахать монахинь двумя пальцами. Соланж в наслаждении вцепилась в траву ногтями. Сесилии тоже явно нравилось, но она не хотела сдаваться:
- Ооооо! - вскрикнула Соланж и испуганно прикрыла рот рукой. Место в монастырском саду было довольно укромное, но все же было опасно слишком громко кричать.
- Мне нравится! - сказала Сесилия, извиваясь под напором трех пальцев, - но пока не вижу ничего... ах...
- Четвертая ступень!
К трем пальцам присоединились указательные. Соланж закрыла глаза, прикрыла рот руками, развела ноги чуть пошире, чтобы пальцы Мадлен достигали большей глубины. Обе монашки текли. Пальцы Мадлен, двигаясь в них, вызывали чавкающие звуки.
- Очень хорошо... очень... - в беспамятстве повторяла Сесилия, - но... и я... ох... так... делала... Соланж... я тебе так делала перед Пасхой, помнишь?
Соланж в ответ только стонала.
- Пятая ступень!
Мадлен согнула большие пальцы, и они скользнули в горячие пещеры. Теперь она погружала в них оба кулака целиком. Послушница приподнялась и двигалась сильно, но в то же время осторожно.
Соланж почти выла, Сесилия высунула кончик языка от удовольствия.
- А теперь... - сказала Мадлен, - быстро взбегаем на небо... на самое небо...
Она начала вращать кистями, то влево, то вправо, ускоряя темп. Монахини стонали в унисон. Только Сесилия чуть визгливо, а Соланж более низко, с уханьем. Судя по их виду, они уже явно достигли пятой ступени удовольствия и сейчас со всех ног бегут по лестнице на небо.
- Да! Да! Да! - вскрикивала Сесилия, - такого приема... аааахххх.... Охххх... я точно не знаю... да... взбегаем... взбегаем... Выше... выше... выше...
- Я вижу тебя, Господи! - закричала Соланж, и Мадлен почувствовала горячую пульсацию в вагине старшей монашки. Вслед за ней, повторяя слово "Выше", кончила и Сесилия. От вида двух женщин, которые страстно дергаются в экстазе от её кулаков, Мадлен сжала бедра и кончила в третий раз. И этот оргазм был сильнее первых двух наверно втрое.
***
- Мадлен Моро, - строго спросил священник, - даете ли Вы Богу обет целомудрия, бедности, послушания?
- Даю! - ответила Мадлен, чувствуя небывалую радость. С такими сестрами, как Сесилия и Соланж, она определенно попала в рай, причем ещё при жизни.
Обряд пострига закончился. Монашки радостно бросились обнимать новую сестру. Теперь уже нет никакой Мадлен Моро. Она осталась в прошлом, умерла. Теперь она сестра Стефания. И так будет всегда.
Они вышли из церкви в монастырский сад.
- Вот видишь! - сказала сестра Соланж, - а ты плакала, глупая.
- У нас тут столько развлечений... - заговорщически шепнула Сесилия, - в замке Шомбар есть пара знакомых карликов. Они хоть и маленькие, но члены у них...
Сестра Стефания остановилась и побледнела.
- Что с тобой? - обеспокоенно спросила Соланж.
- Нет! - ответила одними губами Стефания, - нет! Никаких замков и никаких карликов! Поняли?!
- Мы ни к чему не принуждаем, дорогая сестра... - рассмеялась Сесилия, и поцеловала Стефанию в щеку. И это был совсем не сестринский поцелуй.