Аннотация: Короткая история из детства Сорета и Киматларана.
- ...герой из сказок о Кабасси? Ох, это непросто. Может... а хотя знаешь, не могу выбрать - мне все они нравятся!
Киматларан, живущий у Можжевеловых зарослей, удивленно поглядел на юного дракона, парящего рядом.
- В смысле - все?
- В прямом. Вообще все, - пожал плечами Сорет, живущий в Лощине Совета, и рассмеялся.
Его смех был мягким и сияющим - такой звук, должно быть, исходит от мерцания звезд и блеска сапфиров в земных кавернах, пусть драконы и не могут его услышать.
Зато все могут услышать Сорета.
Сорет весь целиком был звездным сводом и высокими ветрами июня, милостью небесной отпущенный летать по эту сторону облаков.
Киматларан летел сейчас рядом с ним.
Мама много раз повторяла, что милости неба нужно ценить, и Киматларан ценил их.
- Так не бывает, - сказал Киматларан наконец. - Нельзя любить вообще всех. В смысле, есть же герои, злодеи, и всякие тупые рыцари... они все разные.
- Ну да. Все всегда разные, так все и устроено. Но почему они из-за этого должны меньше нравиться?
Киматларан нахмурился и отвел взгляд.
- Так... ладно, Кабасси, Йонмар, Халдаранат или само небо, - это понятно, но вот... не знаю, например, король людей с запада?
- А что такого в короле людей с запада? По-моему, он отличный. Вспомни, как он мигом раскусил хитрость Кабасси и Йонмара, даже не видев их.
- Он не... - начал Киматларан, теряя уверенность с каждым звуком. Он знал сказку о пятнах наизусть, но, глядя на вежливое недоумение Сорета, легко можно было усомниться даже в собственном имени. - Не совсем раскусил же?..
- Он говорил королю эльфов, что Кабасси его обманула, - подсказал Сорет подбадривающе. - Специально, чтобы забрать пятна Йонмара. Помнишь?
Сорет умел произносить свои речи так, что собеседник, уличенный в омерзительном, гнилостном невежестве, не чувствовал себя испуганным или обиженным. Совсем наоборот - испытывал облегчение, зная, что может отбросить беспорядочные барахтанья в ошибках и полностью положиться на того, кто действительно в этом разбирается.
Быть возле Сорета было все равно, что парить на долгом, теплом потоке - когда не надо ни с чем бороться, высчитывать ветер или махать крыльями. Просто... повиснуть.
- Припоминаю, - признался Киматларан, мысленно выругав себя за то, что вообще затеял глупый спор. Ох и задала бы ему сейчас мама, если бы все это услышала! Они так здорово болтали, и вот вздумалось же ему все испортить. - Да, в нем что-то есть.
- Ага. Во всех что-то есть, в этом все и дело.
- Даже в рыцарях?
Сорет задумчиво, деловито помычал, но на середине звука, поглядев на своего спутника, сбился, прыснув со смеху.
- Небо, Ким, ты бы видел свою морду со стороны! Да, даже в рыцарях, я так считаю. В рыцарях, эльфах, людях, во всех и во всем. В ураганах и молниях! В скалах! Цветах! В стоячей воде и витражах, в золоте, костях и сером камне! Все это абсолютно прекрасно. Мне все нравится, я люблю все.
Киматларан недоверчиво покачал головой.
Сорет был особенным. Киматларан знал это всю жизнь, начиная с того момента, когда, впервые засыпая, он слушал нежный шепот собственной матери: она рассказывала о драконе, дремлющем в скорлупе цвета июньских ветров - высокой звезде, спустившейся на землю.
Но это... уже просто бессмысленно.
- Разве можно любить все? Даже добычу?
Сорет собирался было ответить, как вдруг оборвал себя, глянув вниз. Мгновенно подобравшись, Киматларан проследил его взгляд, готовясь встретить любую опасность.
- Смотри, там барашек! - воскликнул Сорет.
Внизу, по неприветливому безтравному склону, действительно брел барашек. Он выглядел истощенным, как большинство добычи в последнее время, - ничего необычного, на взгляд Киматларана, потому что тучной добычи он не видел ни разу в жизни. Если верить взрослым драконам, жизнь до этого Сезона в Острых Хребтах была сказочно сытой; Киматларан не верил.
Есть прямо сейчас не очень-то хотелось - Киматларан только прошлым вечером лично убил козу, половину которой Сорет отдал ему. Но упускать так кстати попавшуюся добычу...
Барашек часто спотыкался и волочил правую заднюю ногу. Других овец или баранов поблизости не было - должно быть, этот отбился от стада.
Киматларан тряхнул крыльями, сосредотачиваясь; теплый воздух в глубине его глотки густел. Он научился плеваться пламенем месяц назад: это были очень, очень короткие и крохотные плевки, которые никуда не годились сами по себе, но при должной точности и скорости охотиться становилась проще.
Драться тоже.
- Давай я, - спросил; нет, сказал Сорет. Голос его звенел от какого-то глубокого, лукавого азарта, и Киматларан не успел даже моргнуть, когда синий, словно кусочек ночного неба, всполох метнулся вниз.
Сорет был великолепен.
Он упал по длинной, плавной дуге, словно метеор, сперва сложив крылья, а потом вновь взрезав ими воздух, как лезвием из хрусталя; а потом расправил их одним движением, вновь повисая напротив своего спутника - звездный свод, сверкающая небесная карта.
Это было так красиво, что Киматларан не сразу заметил, что в лапах Сорет теперь держал барашка.
И только через мгновение понял, что этот барашек был жив.
- Смотри! - Сорет перехватил добычу под передние ноги, будто детеныша. - Вот, например, он.
Не барашек, скорее ягненок, подумал Киматларан тупо, разглядывая его. Вблизи он выглядел даже меньше и худее; его белая когда-то шерсть спуталась и свалялась, нога, которую он волочил, была как-то неестественно вывернута.
На его шкуре не было ни единой царапины от драконьих когтей.
- Неужели он тебе совсем не нравится? - продолжал Сорет, поднимая ягненка вперед. - Мне - очень.
- Он мог бы быть покрупнее, - ответил Киматларан через силу; слова ощущались скользкими и неудобными, его почему-то подташнивало.
Сорет на мгновение повернул ягненка, заглядывая ему в морду, а потом перехватил, как прежде.
- Возможно, но он такой, какой есть, - с нежностью сказал Сорет. - Да, худой, отставший от стада - или, кто знает, выброшенный ими? - со спутанной грязной шерстью, которая никуда не годится, и сломанной ногой. И все равно он прекрасен и будет прекрасен всегда. Разве нет?
Грудь добычи, полускрытая лапами дракона, медленно приподнималась - ягненок тяжело, с трудом дышал, вздрагивая порой всем телом, и даже не пытался блеять. Больше суток он бы вряд ли протянул, думал Киматларан, физически не имея сил отвести взгляда от спутанных колтунов руна и мелкой, темно-синей, небесной чешуи. Даже если его и не настиг бы охотник.
Киматларан молчал; его молчание тянулось.
А потом Сорет разжал лапы.
Киматларан глядел, как под собственным весом бескрылое существо устремилось к земле. И как там, внизу, оно наконец ударилось о склон - еще раз, и еще, покатившись по камням, ломая кости и распарывая шкуру, пятная землю своей кровью, - а Сорет с бесконечной нежностью провожал его взглядом.
Долгий, теплый поток держал крылья Киматларана, и ему незачем было махать ими.
- Может, позже, - утешающе сказал ему Сорет, подняв голову. - А пока давай поедим.