Аннотация: Короткая история из детства Йонмара и его подруги Тин (Тиндамаат).
- ...как, ну как можно застрять лапой в скале, когда охотишься, Тин? Как Кабасси умудрилась?
Тиндамаат, живущая у Красной скалы, неуверенно пожала плечами. Ее фиолетовая, с богатыми темными переливами чешуя блеснула на солнце, заливавшем руины.
В них было пустынно, и только двое юных драконов, еще детенышей, раскалывали своими голосами и движениями застывший от жары летний воздух.
Имя Тиндамаат, долгое и старое, мало кто произносил целиком - только отец, когда хотел подчеркнуть важность какого-то момента, дед, да еще Советник Анлакан, прилетавший иногда в гости к отцу. Она считала это абсолютно правильным. Для всего есть свое место, и все должно быть на своих местах, и в числе прочего - имена.
В свои два года она уже решила, что не станет менять свое имя, когда тому придет срок.
Традиции поддерживают Острые Хребты, и нельзя разбрасываться ими даже в малостях.
Поначалу ее немного смущало, что ее друг и ровесник, сидевший сейчас на обломке колонны и говоривший с таким жаром, к собственному имени относился более чем равнодушно. Хотя оно несло в себе еще более глубокую связь с традициями, чем ее собственное.
- Может, Кабасси очень долго сидела там в засаде и просто устала? - предположила Тиндамаат.
Йонмар, живущий в Костяной башне, презрительно фыркнул, усаживаясь на задние лапы. Его чешуя не так давно сменила младенческую яркость на более выдержанный цвет, и теперь его угловатые черты напоминали фигурку из обсидиана больше, чем из оникса.
- Типа, "дай-ка я суну лапу в эту трещину, а то скучновато стало"?
Тиндамаат прыснула.
- Что это ты сделал такое?
- В смысле? - не понял Йонмар, а потом, спохватившись, глянул на свои лапы так, будто порезал их. На его мордочке промелькнул было страх, но быстро исчез, сменившись какой-то застенчивой сердитостью.
- А. Да забудь.
Тиндамаат открыто поглядела на него, поджидая.
Их отцы дружили, и они двое знали друг друга с первых месяцев, так что ей хорошо было известно - Йонмар просто не умеет скрывать свои знания.
- Это называется "воздушные кавычки", - сдался он даже быстрее обычного.
- Опять так сделал!
- Да, - закатил он глаза. - Ну обычно это делают, когда хотят как бы сказать, что сейчас говорят чушь, но специально.
Тиндамаат тоже уселась на задние лапы; тень от ее плотно сбитой, коренастой фигурки была заметно короче, чем у худосочного Йонмара.
- Типа как... я вчера "очень вкусных", - Тиндамаат повторила его жест, - барсуков наелась!
Они вместе засмеялись; Тиндамаат снова шлепнулась на все четыре, и только это помогло ей не слететь с лап, потому что Йонмар, съехав на спине со своего обломка колонны и не успев затормозить, врезался прямо в нее, порождая новый взрыв смеха.
- Надеюсь, хоть не с белыми хвостами? - спросил Йонмар, не вставая и глядя на подругу снизу вверх; и закрыл лапами морду, застонав в притворном ужасе, когда она кивнула, делая вид, что ее тошнит.
- Фу-у, кошмар!
- И не говори. Но все равно лучше, чем ничего, - добавила она неожиданно и отвернулась, медленно двинувшись вдоль стены разрушенной временем галереи.
Позади нее Йонмар поднялся с нагретых мраморных плит - чешуя и кожистая перепонка крыльев шорхнула по древнему камню и сорной траве, пробившейся сквозь трещины в нем.
- Тин?
Йонмар подрысил к ней и зашагал рядом, отстав на пол-корпуса.
- Тин, чего не так? Тебе есть хочется?
- Да сейчас не особо, - ответила она. - Просто подумала, что я смеюсь и... барсуков не люблю... а папа ведь старается.
Тиндмаат была еще детенышем, но она хорошо знала, что охота - сложное дело.
И что добычи очень мало.
Когда-то было иначе. Тиндамаат слушала рассказы отца о других, сытых временах, резко и странно оборвавшихся год назад. Порой поздними вечерами она - случайно, ненамеренно, - слышала беседы отца с Советником и дедом, и они упоминали, что плохо теперь везде, и даже люди теряют последний страх из-за голода. Тогда в глубине ее ребер ворочались тяжелые, взрослые предчувствия, не сулящие ничего хорошего, и Тиндамаат старалась не слушать и закопаться поглубже в бархатные ткани, устилавшие ее гнездо.
- Ну, ты можешь любить его и все равно не любить барсуков, - сказал Йонмар, пожав плечами. - Не вижу тут препятствий.
Он замолчал и смутился, взглянув на подругу; выражение ее мордочки было взрослым, как горькие и темные предчувствия.
В повисшей тишине Тиндамаат посмотрела вверх, задрав голову.
Эти руины когда-то были длинной, вытянутой галереей - без комнат или мелких убежищ, открытой с трех сторон и опирающейся на резные, причудливые колонны. Ее отец говорил, что это эльфийская усыпальница, одна из многих в этой части гор, и где-то под разбитым мрамором лежат кости знатного эльфа, может, даже советника.
Смысла искать и ворошить их не было - эльфы не клали в свои гробницы золото и драгоценные камни.
Единственную стену эльфийских руин украшала когда-то большая фреска, от которой остались только фрагменты. Многим драконам нравились посверкивающие остатками магии эльфийские рисунки, но Тиндамаат предпочитала рисунки и украшения обычных людей, пусть и не сверкающие. Наполненные острыми углами, резкими, отрывистыми линиями и вытянутыми пропорциями творения эльфов казались ей слишком вычурными.
Рисунки на этой стене были так же резки и причудливы, распадаясь в броски линий и вновь разливаясь стилизованными сценками, сколотыми от времени во многих местах. Прямо над Тиндамаат острые углы сливались в черную, вытянутую фигуру, сумрачно и строго глядевшую на юных драконов золотыми глазами.
- А я знаю, кто это, - сказал вдруг Йонмар. - Магистр Тифинар. Она - Классик, одна из лучших магов за всю историю. Смотри-ка... - он окинул взглядом перетекающие линии. - Да тут история с битвой за Тан-Зараф. Пошли, сейчас расскажу.
Он коснулся задней лапы Тиндамаат кончиком хвоста и двинулся вперед, то и дело останавливаясь и обильно жестикулируя, указывая то на одну деталь фресок, то на другую.
- В общем, юг и восток схлестнулись не на шутку - от магии аж земля трещала. Магистр Тифинар была очень сильным магом, но она одной из первых стала говорить, что надо не просто бросаться энергией туда-сюда, а думать головой. Ее, понятное дело, не слушали поначалу, - ха, дураки, - но вот после Тан-Зарафа все изменилось. Она тогда не была ни магистром, ни Классиком, а просто главой группы боевых магов и чем-то вроде советницы, управляющей этой э-э частью фронта? Слушай, не помню, участком, - вместе с генералом по имени Эшкерту, который командовал всякими там мечниками и другим хламом.
Золотые линии скрутились в другую фигуру, полную внешнюю противоположность первой, - светлая кожа, темные провалы глаз, - и разлились в острые, посверкивающие магией взгляды и нахмуренные, злые лица.
- Они друг друга на дух просто не выносили. Каждый тянул тушу на себя. Ну, обычное дело.
Четыре пары маленьких драконьих лап тревожили треснувший, горячий от солнца мрамор, когда Йонмар и Тиндамаат шествовали по древней, давно канувшей во времени истории, следя за меняющимися изображениями фрески. Йонмар говорил о ненависти и злобе, о предательстве, об окружении Тан-Зарафа, небольшой крепости у границы, когда генерал и советница вынуждены были объединиться, чтобы спасти самих себя и своих людей и отстоять крепость. Он вставал на задние лапы, размахивая передними и изображая магическую битву во всем ее великолепии, стараясь подражать звукам неведомых заклинаний и лязгу металла. В какой-то момент Тиндамаат отметила с удивлением, что история целиком захватила ее; она всегда любила сражения и рассказы о них, и Йонмару было это известно, но на этот раз он превзошел сам себя.
- ...так что когда она, раненая и обессиленная, выглядела простой добычей, она просто захватила и перенаправила энергию с поля боя и подняла этот холм целиком! Как раз этот момент и показан, вот эта штуковина - это холм. Ну и все, это был переломный момент. А тут... ну тут все сколото... но, хм, судя по тому, как сливаются эти линии, тут уже про то, что они подружились с генералом Эшкерту после этого всего, потому что на самом-то деле у них было много общего, и всем наваляли. И наваливали до конца войны. Ну и все, конечно, были в шоке из-за "новой магии", - Тиндамаат хмыкнула на новые кавычки, - Что?.. Потому что какая новая-то? Старая. Просто все перестали игнорировать очевидные вещи.
Тиндамаат перевела взгляд с совершенно стертой последней сцены, где ничего уже нельзя было различить, и улыбнулась.
- Спасибо, Йон, - сказала она.
- За что?
- За веселье. Это очень помогает.
Ее отец иногда говорил, что, иди вещи так, как они шли в старину, юный Йонмар мог бы стать сказителем или травником-знахарем - его памяти и выдумки хватило бы и на то, и на другое.
У драконов давным-давно не осталось сказителей или знахарей. Летать по чужим логовам больными и всех заражать - веселенькое дело; травить байки, отвлекая других и надоедая им - еще хуже, сказал бы любой, кого спросили об этом в Острых Хребтах.
У драконов давным-давно ничего не осталось. Глядя на старинные, переходящие из поколения в поколение золотые перстни и браслеты советника Анлакана, Тиндамаат порой готова была поклясться небом, что это не творение людей. Какой человек способен выковать украшение не крохотное, пусть и красивое, но большое и подходящее дракону?
Однажды она набралась храбрости и завела издалека речь о его перстнях; Анлакан, советник и ревнитель традиций, потрепал ее по гребню и ответил, что просто не помнит.
Тиндамаат множество раз бродила по руинам людей и эльфов, по развалинам замков и усыпальниц, и глядела, не понимая и десятой доли, на потерянные, позабытые клочья историй, надежд и памяти. Но ей казалось, что она бродит по руинам куда более обширным, более старым и более безнадежным - руинам, занимающим собой все Острые Хребты.
Руинам драконов.
Может быть
Может быть, когда-нибудь
Нет; Тиндамаат знала - когда-нибудь точно найдется тот, кто сделает Острые Хребты лучше. Вернет все то, что уже угасло.
Разве не драконы больше всех знают о пламени?
Тиндамаат знала. И знала не хуже, уже сейчас, в два года, что сделает для этого все, что будет от нее зависеть.
- Ты выдумываешь и рассказываешь даже лучше, чем Кабасси, - сказала Тиндамаат искренне, улыбнувшись другу. - И все так подходит к этим картинкам.
- Но это же... - Йонмар запнулся, словно оборвав себя, и отвел взгляд; секунду он видимо поколебался, словно борясь с чем-то, но потом натянул лукавую ухмылку и снова поднял обе передние лапы.
- Это ж "чистая правда".
Тиндамаат рассмеялась одновременно с ним.