Дизель, как всегда, был переполнен. Машинист, убедившись, что в дверях вагонов нет пассажиров, дал предупредительный гудок, и состав стал медленно отходить от платформы. В первом вагоне на привычном фоне ягодников и дачников выделялась группа молодых людей с большими рюкзаками. Они громко разговаривали и смеялись. Им было хорошо и беззаботно, потому что они были молоды и полны сил. А главное потому, что они были в таком возрасте, когда и хочется и можется. Их было десять человек... Четверо сразу же сели играть в карты, а остальные запели весёлую студенческую песню.
Из всей этой группы выделялась одна девушка, которая тихо сидела у окна и наблюдала за пробегающими за окном деревьями и полями. Казалось, что её совершенно не интересовало всё происходящее в вагоне. На её лице была какая-то отрешенность, словно душа её, как и мысли, оставив тело, летала где-то далеко, то ли в прошлом, то ли в будущем, и ей совершенно не хотелось возвращаться на землю...
- О чём задумалась, Светлана прекрасная?! - услышала она чей-то голос и посмотрела на соседнее сиденье. Напротив неё сидел Витя Пастухов. Он давно пытался ухаживать за Светой, но без взаимности, хотя холодность Светы не остужала его желания и он, с завидным упорством продолжал оказывать ей знаки внимания. Вот и сейчас он с улыбкой смотрел на Свету взглядом преданной собаки.
- О господи, Пастухов! От тебя нигде нет покоя. Думала, хоть здесь отдохну от всех, а особенно от тебя, так нет же, влез всё-таки! Ну скажи, скажи мне, пожалуйста, зачем тебе нужно было ехать в нашей группе?! Ты же далёк от археологии, как "А" от "Я"!
-Точно! Ну и далёкий же ты, Пастухов, тип! - влез в разговор, играющий в карты Игорь Каюров. - Далёкий, ох и далёкий ты, Пастухов, человек... А мы его десяточкой ... А мы её валетиком! .. А у нас и козырьки имеются! Вот и чудненько, раз бито.
Игорь снова погрузился в карточную игру, а Света и Витя молча продолжали смотреть в окно...
На станции "Девятино" студенты вышли из вагона. Составив рюкзаки в одну большую кучу, они, оглядываясь по сторонам, стали искать тех, кто должен был их встретить, но немногочисленные пассажиры быстро разошлись, оставив студентов одних на перроне.
--
Вот и здрасьте вам! Встретили называется. Ну что будем делать?!
--
А ты поплачь, может, кто и пожалеет?!
--
Да пошел ты, знаешь куда?!
--
Хватит, ребята! Ну что вы в самом деле ?! Не хватало ещё тут перессориться. Но делать всё равно что-то нужно.
--
Ладно, пойду на разведку. Если не вернусь, считайте меня коммунистом.
--
Я с тобой, можно?
--
Валяй, Валюха, но не трогай ухо! Пошли, отзывчивая ты моя. И они пошли на привокзальную площадь. Света, сев на свой рюкзак, смотрела на рельсы, которые, словно длинная лестница, уходили куда-то в бесконечность. И им, рельсам, было абсолютно безразлично, что происходит сейчас здесь, на этой самой станции, или там позади, или там впереди. Они уходили в бесконечность, пронзая её и растворяясь в ней. И самой Свете вдруг показалось, что она тоже, как и рельсы, вытягивается до бесконечности и растворяется в ней. И поэтому перестала обращать внимание на надоедливую муху, которая, увидев, что ей не сопротивляются, улетела, потеряв всякий интерес к девушке. И не слышала Света, как звали к машине, приехавшей за ними, Валя Трегубова и Игорь Каюров. Лишь испуганный голос Вити Пастухова, который нежно прикоснулся к её плечу:
--
Света, Света, что с тобой? Пойдем, ребята уже грузятся!
Света посмотрела куда-то через него и, молча встав, пошла к машине...
- Вот, значится так! Поместье, раз уж вам его отдали, сами и освобождайте, ага. Ну, жить, жить, если хотите, можете тута и жить! Питание - это уж сами себе организовывайте, а то! Ну мы, конечно, ежели там молока, или картохи, скажем, так колхоз выделит. Не обидим, в общем, ага! - председатель колхоза старался произвести впечатление на городских студентов, а поэтому говорил медленно и, как ему казалось, красиво. От волнения на его конопатом лице выступили капельки пота, которые, как десятки линз, увеличивали его конопушки. Разрядил обстановку Игорь Каюров. Он достал из рюкзака бутылку вина и молча налил в стакан у графина. Председатель так же молча наблюдал за его действиями. Когда стакан был полон, он аккуратно взял его правой рукой и поднёс ко рту. Левую же руку он держал на уровне горла ладонью вверх... Пил он неспеша, как говорится, со смаком. Опустошив стакан, он сделал круговое движение рукой и, хлопнув о стол поставил стакан.
--
Ах! Раз уж вы так, так чего же и нам тут?! Да мы же вам... Да мы тут вам... В порыве чувств ему хотелось сделать что-то очень хорошее для этих молодых ребят, но увы, как только он ни напрягался, ничего "такого" ему в голову не приходило. Пауза затягивалась, но вновь выручил Игорёк. Он снова молча наполнил стакан председателя, который уже гораздо быстрее, чем первый, опустошил его. Но на этот раз не поставил на стол, а, держа у лица, опустился на табуретку и вдруг заплакал... Замычала где-то рядом корова, заблеяли овцы, словно все вслед за председателем приветствовали этих странных гостей. И никто не знал, что принесёт им это знакомство, но первые слёзы уже пролились.
Глава - 2 -
Поместье представляло из себя трёхэтажное здание с большим балконом на весь второй этаж и величественными колоннами, которые и служили опорой этому балкону. Само здание хоть и обветшало, но даже в таком состоянии имело в виде своём что-то величественное и торжественное. Судя по фасаду здания, кое-какие восстановительные работы велись. Однако ни одной живой души студенты не обнаружили, хотя председатель сказал, что там уже две недели работает бригада шефов с завода "Кентавр". Но следы пребывания этих самых шефов были обнаружены внутри помещения. Посередине большого зала стоял сколоченный из грубых досок стол, на котором лежали остатки пищи и две пустые бутылки водки.
--
Ну вот мы и дома! - торжественно произнёс Игорь.
--
Да, ничего не скажешь, весёленькое местечко.
--
И что следует из того, что мы имеем счастье лицезреть на этом трапезном столе, весёленька бригада.
--
Точно, бригада "ух" - работает до двух! Но где бы нам разместиться?!
--
Пошли на второй этаж, - сказал Ваня Савичев, и все ребята стали подниматься по лестнице.
--
Да, жили же люди раньше!
--
Так ведь графьё были, Витёк, не нам чета.
--
Точно, куда уж нам-то со свиным рылом да в калашный ряд.
--
Вот за что я люблю наших мальчиков, так это за самокритику! - усмехнулась Лика Кошкина.
--
Так могла бы и не говорить, это и так все знают, что ты мальчиков любишь и не только наших! - ехидно улыбнулся Виталик Годин.
--
Господа! Попрошу без пошлостей и оскорблений, - грозно посмотрел на него Ваня.
Всем на факультете, да и во всём институте был известен любвеобильный нрав Лики Кошкиной. Хотя сама Лика была уверена в том, что просто любит своего очередного ухажера. А главное, она также абсолютно веровала в то, что и он любит её.
--
А ты ему не мешай, Ванечка, пусть говорит. Ведь он про "это" только и может что говорить! Потому что Виталик у нас ещё маленький.
--
В этой комнате, как я понимаю, живут наши друзья с завода "Кентавр", - заключил Игорь, заглянув в первую комнату, в которой на грязном полу валялись несколько матрасов и чьи-то вещи. Ребята пошли дальше и открыли следующую дверь. В большой комнате было сильно захламлено. Кругом валялись разные вещи. Но что удивило ребят и вызвало у них просто вздох восторга, так это большой камин и зеркало. Причём зеркало располагалось на противоположной стене от камина и невысоко от пола. Как могли сохраниться эти уникальные и, безусловно, старинные вещи в этом доме? Когда ребята тщательно осмотрели камин, им стало ясно. Судя по нескольким отколотым плиткам-изразцам, камин пытались разобрать. По-видимому, мастер, который его собирал, применил особый состав для соединения изразцов, который и склеили их, как говорится, на века. Зеркало так же было словно вмуровано в стену. Свете даже показалось, что оно дышит, будто живое. И камин, да и сама комната являются одним живым организмом. Когда пальцы девушки пробежали по стеклу зеркала, Света ощутила не привычный холод равнодушного стекла, а мягкую, словно кожа младенца, поверхность, которая радовалась каждому её прикосновению.
--
Ну что же, я думаю, здесь и разместимся! Пойдёмте теперь выберем комнату для девочек.
--
А может, наоборот? Эту комнату для девочек, а вы себе поищете другую?!
--
Ноу проблем, мадам!
--
Мадемуазель!
--
Миль пардон, я дико извиняюсь, мадемуазель!
--
А мне чего-то страшно жить в этой комнате рядом с заводскими. А может, ребята будут жить вместе с нами?! - с надеждой в голосе спросила Лика.
--
Да ты что?! - испуганно просмотрела на неё Таня.
--
А что?! Это идея! Сделаем перегородку и всё, живи не хочу! Так ведь действительно будет всем спокойней. Подумайте, девчонки!
Таня и Лика посмотрели на Свету с Валей.
--
Хорошо! - ответила Света, не отрывая глаз от зеркала.
--
Вот и чудненько! Значится тому и быть! А теперь все дружненько за уборку девочки. Ну а мы, орлы, красавцы и гусары, пойдём искать материал, чтобы изготовить эту самую перегородочку! - радостно произнёс Игорь и повел за собой ребят. А девушки стали наводить порядок в помещении. Света нашла старое, но ещё пригодное ведро и, набрав в него воды, стала мыть зеркало. Причём мыла она его своей мочалкой, нежно водя рукой сверху вниз, словно мыла она не зеркало, а красивого юношу, и с каждым новым движением чувствовала она, как по её телу прокатывается волна странного, неизвестного ей до этого чувства, которое не только обжигало ей кожу, но и щекотало, и волновало где-то там, глубоко внутри. И ей было так хорошо и приятно, что хотелось смеяться и плакать, раствориться в тишине и тут же закричать на всю комнату. Руки её дрожали. Да и всё тело, словно в такт какой-то мелодии, вибрировало. Она уже машинально опускала мочалку в воду и затем водила ею по зеркалу. Глаза Светы были закрыты, словно она спала.
--
Светка!!! - вдруг вскрикнула Лика, и Света, словно очнувшись, упала на пол, разлив ведро с водой.
--
Светка! - испуганно глядя на неё, повторила Лика.
--
Ты чего орёшь, как ненормальная?! - подойдя к Лике, спросила Валя. Лика, широко раскрыв глаза, смотрела на Свету.
--
Девчонки, она же летала! - выдохнула Лика.
--
Что? - непонимающе посмотрела на неё Валя. - Как это летала?!
--
Летала, точно вам говорю! Я сама видела! Её ноги не касались пола.
--
Ну и горазда ты врать, подруга!
--
Я врать?! А ну, подойди к зеркалу!
--
Ну подошла, дальше что?!
--
А теперь подними руку вверх.
--
Ну подняла, и что?
--
А то! Докуда ты достаёшь? До самого верха зеркала? То-то! Ещё как минимум полметра не хватает! А ты выше Светки на два сантиметра! После этих слов Лики все девушки удивлённо посмотрели на Свету, которая с отрешенным видом сидела на полу.
--
Слушайте! Это же мистика самая что ни на есть настоящая! Светка, ты, наверное, колдунья. А, что?! Я, знаете, как в это верю. Помните про Вольфа Мессинга?! Ну, был такой фокусник до войны. Так вот он мог посмотреть на человека и всё! Тот делал всё, что Месссинг ему приказывал. Да что посмотреть, он мог и предметы взглядом перемещать. Вот так вот весь мысленно сосредоточится, соберётся весь и даёт установку двери: "Откройся!" Говоря это Валя свела брови и, выставив обе руки, стала пристально смотреть на дверь. Не прошло и минуты, как дверь, тихо заскрипев, стала открываться. Девушки молча смотрели на открывающуюся дверь полными ужаса глазами. И тут в комнату заглянул скелет. Да, да. Он именно заглянул, высунувшись из-за косяка. Девушки с визгом бросились в глубь комнаты и забились там в угол, спрятавшись за поваленный старый комод.
--
Ну что, испугались?! - спросила голова Сани Блинова, высунувшаяся рядом со скелетом.
--
А вы, мужики, ещё брать его не хотели. Видите, как всё поучилось смешно?! - продолжал он.
В комнату вошли остальные ребята. И только с их появлением девушки немного успокоились. Но тут же с совершенно конкретными намерениями бросились к Сане.
--
Идиот, скотина! - кричала Валя, пытаясь достать до него своими маленькими кулачками, но её сдерживал Игорь Блинов, брат близнец Сани. Чувствуя свою безопасность, Саня попытался пошутить:
--
Ну что ты право, Валюша?! Неужели ты опустишься до того, что поднимешь руку на своего товарища?
--
Ещё как подниму! Да я из-за тебя чуть заикой не стала, придурок!
--
Ну что же. Я, в принципе, согласен с тобой. Только если для тебя это так уж важно, обрушь свой праведный гнев на брата моего, ибо лик его и мой. как одно целое! И отдаю в руки твои самое дорогое что есть у меня. Прощай, брат! - и он театрально махнув рукой сделал вид, что плачет.
--
Нет, Саня, ты и вправду ненормальный! - тихо сказала Таня Земченко и провела рукой по его волосам. Тане уже давно очень нравился Саша и она была несказанно рада тому, что они вместе попали в эту группу.
--
Всё, всё, всё! Я всё понял, признаю свою ошибку, лежачего не бьют! - упав на колени и сложив руки в молитве, сказал Саня.
--
Шутка, конечно, глупая, но зато мы вам немного адриналинчика впрыснули, - подытожил Игорь Каюров.
--
Лучше бы чего-нибудь другого! - томно произнесла Лика и закусила нижнюю губу, шумно вздохнув.
--
Ладно, девчонки, давайте дело делать. Мы вот тут кое-чего нашли. Это как раз, я думаю, нам и сгодится для перегородочки...
Через час комната была убрана и разгорожена. Девушки взяли себе ту часть комнаты, где было зеркало, а у камина поставили стол, который накрыли скатертью, взятой из дома запасливой Таней.
--
Ну-с, друзья мои, я предлагаю первый тост считать и первым, и последним. А посему включить в него все те добрые слова, что мы собираемся сегодня за этой трапезой сказать.
--
С новосельицем!
--
За самых прекрасных, самых умных, самых добрых и любимых - за нас, мужики!
--
А я предлагаю выпить за нас всех, за нашу дружную группу, факультет, - объявила Таня и чокнулась своей кружкой с Саней.
--
Ура!!! - негромко крикнули ребята и тоже чокнулись между собой...
После трапезы они пошли осматривать здание. Верхние этажи и чердак были сильно захламлены. Дверь в подвал была закрыта на большой амбарный замок, поэтому с осмотром этого помещения решили повременить до получения ключа. Объём работы был налицо, и ребята решили приступить к ней с утра завтрашнего дня, а сейчас пойти на речку искупаться. По дороге к речке они встретили бригаду заводских. Их было пять человек, причём все они находились в состоянии сильного опьянения.
--
Здравствуйте! Вы, как я понимаю, бригада с завода "Кентавр"? А мы приехали к вам в помощь на ремонт усадьбы. Я старший нашей группы Каюров Игорь. А кто старший у вас?
--
Фомин Николай Сергеевич, мастер производственного цеха! Очень рад.
И они пожали друг другу руки.
--
Николай Сергеевич, у меня к вам предложение.
--
Слушаю.
--
Я предлагаю разбиться на две бригады, то есть ваша и наша.
--
Ну так что тут скажешь. Мы, как говорится, всегда "за"!
--
Вот и чудненько, значит, завтра с утра и обсудим объем работ.
--
Решено! А вы, я вижу, никак на речку собрались?
--
Да вот решили немного искупаться.
--
Ну это дело хорошее. Только аккуратнее там. Река, вроде, тихая, да дно всё травою устлано. А она, как живая, ноги оплетает и держит, словно у себя оставить хочет.
--
Ну ты, Сегееич, совсем уж молодёжь напугал. Гляди вон, как побледнели. Не ровен час и в обморок попадают! - усмехнулся небольшого роста рабочий средних лет.
--
Да мы-то вроде не из пужливых! - с улыбкой ответил Игорь.
- Вот я и говорю - орлы! - не унимался рабочий, пытаясь зацепить Игоря, но тот продолжал с улыбкой смотреть на заводских. Ему очень не хотелось начинать знакомство с конфликта, но и поставить на место этого нагловатого мужичка было просто необходимо.
- Ну что вы, мы ведь ещё птенцы. Вот вы, так это с какой стороны ни глянешь, - действительно орлы, особенно сверху! - ответил Игорь и демонстративно посмотрел на работягу сверху вниз. Студенты и заводские рассмеялись, а работяга дёрнулся было что-то ответить, но его осадил их старший - Николай Сергеевич, сказав: "Сам первый начал, так что теперь и не злись!"
Ребята нашли неплохое место на берегу реки: песчаный берег - перекат. Это было единственное место без кустов, которые торчали по всему берегу.
Первыми в воду прыгнули братья Блиновы - Игорь и Саня. Было смешно наблюдать, как из воды поочерёдно высовывается голова одного, то другого. Особенно, если принять во внимание, что они братья близнецы. Через несколько минут к ним присоединились и остальные ребята. На берегу остались лишь Света и Витя Пастухов. Света, поджав колени к груди, сидела, опустив на них голову, а Витя лежал рядом и молча смотрел на неё.
--
Что с тобой? Может быть, тебя что-то тревожит, беспокоит? Ты скажи. Я пойму. Да я для тебя... Да если только ты захочешь, я ...
--
Я хочу, - тихо сказала Света, подняв голову и посмотрев на парня, - я хочу, чтобы ты помолчал хоть немного!
--
Всё, всё, всё! Молчу как рыба об лёд!
Света снова опустила голову на колени и закрыла глаза. Но что самое удивительное, Витя был прав - её действительно что-то беспокоило. Но что, этого она не знала и не могла понять! Словно где-то внутри у неё сидела огромная заноза, которая постоянно колола ей сердце и душу, тревожила и будоражила её. Вот и сейчас каким-то внутренним чувством Света ощущала, что всё это ей знакомо. Словно уже была в её жизни и усадьба какого-то графа, и какие-то страшные события, что происходили на этой усадьбе. Но словно кто-то вычеркнул из её памяти эту страницу, оставив ей лишь мучительное ощущение, схожее с дежа-вю.
А ребята во всю резвились в реке. И только их радостные крики и визг девчонок оглашали окрестности.
- Света! - позвала Лика. - Иди к нам. Здесь так здорово! Вода - просто парное молоко. Ой! - вдруг пискнула Лика и скрылась под водой. И тут же из воды вынырнул Игорь Блинов с довольной ухмылкой на лице. С криком: "Дурак! Я же чуть не умерла от страха!" - Лика накинулась на него, но парень быстро поплыл в сторону. Света встала и потянулась. Приятная волна расслабления прошла по её телу. Пальцами провой ноги она аккуратно попробовала воду. Та оказалась действительно тёплой. Света, не спеша, стала заходить в реку. Прыгнувший в воду с плеч Виталика Иван обдал Свету сотнями брызг, которые заставили девушку вздрогнуть и остановиться.
- Ну чего ты испугалась? Иди сюда, здесь не глубоко! - позвал её Игорь Каюров. Но Света, решив обосноваться здесь. аккуратно села на дно. Теперь вода доходила ей до груди, нежно поплёскивая и омывая её... Сидеть в воде было гораздо приятнее чем на берегу. Опустив руки в воду, Света водила ими по песку, то нежно поглаживая, то вонзая пальцы в него, словно экскаваторный ковш, и зачёрпывая песок, который тут же смывался с ладоней. В очередной раз, когда она зачерпнула песок, Света почувствовала в ладони какой-то предмет. Промыв его как следует в воде, девушка стала его рассматривать. Это была старинная монета. Света прочла надпись: "День-га".
Судя по широко расправленным крыльям двуглавого орла, эту монету чеканили при Петре первом, - подумала девушка. Она зажала монетку в ладони и вдруг почувствовала сначала лёгкое, но нарастающее тепло, которое через ладонь пронизывало всё её тело, наполняя его каким-то новым и совершенно незнакомым чувством. И захотелось ей, Свете, вдруг петь от счастья и радости. И стало ей так хорошо, как не было ещё никогда в жизни...
Вечером, когда студенты вернулись в усадьбу, все стали готовиться ко сну.
- Девчонки, пошли на вечерний променад до туалета?! А то одной страшновато, а?! - предложила Лика. Валя с Таней тут же согласились, лишь Света, ответив, что не хочет, осталась в комнате... Когда девушки ушли, Света подошла к зеркалу и нежно провела левой рукой по его раме.
--
Здравствуй, мой хороший! - тихо сказала она и прикоснулась губами к холодному стеклу.
--
А у меня для тебя подарок! - продолжала девушка, разжав правую руку, на ладони которой лежала та самая найденная монетка.
--
Она тоже красивая, правда?! Я знала, что она тебе понравится!
Вдруг вся рамка зеркала засветилась каким-то зеленовато-фиолетовым светом. И лишь одна точка на нижней планке, как раз посередине, где была изображена голова льва с открытой пастью, светилась не как вся рамка постоянно, а мигала призывно красным светом. Света медленно поднесла монетку к этому месту и вставила её в пасть льву, которая тут же захлопнулась, проглотив монетку. Света отдёрнула от неожиданности руку и вздрогнула. Рамка уже не светилась.
--
Всё прихорашиваешься? - услышала девушка знакомый голос. Из-за перегородки на неё смотрела голова Сани Блинова.
--
Стучаться надо, перед тем как войти в комнату девочек! - сердито ответила Света и , отойдя от зеркала, села на свою кровать.
--
Так нет, я чего собственно заглянул?! Я это, в гости вас позвать. Ну в картишки, если желаете?!
--
Желаем, желаем! - раздался голос Лики. - Мы всё желаем. Сей момент будем, да, девчата?!
--
Хорошо, пойдём! А ты, Свет?
--
Нет, спасибо. Я сегодня немного устала, так что я уж лучше пораньше лягу спать...
И действительно, уснула она быстро, словно провалившись куда-то.
Глава - 3 -
Проснулась Света от странных звуков, доносившихся откуда-то из-за стены. Накинув на плечи куртку, девушка подошла к двери и прислушалась. "Нет, там всё тихо!" - подумала она. Заглянув за перегородку и убедившись, что на половине ребят все спят, Света хотела уже идти к своей кровати, как вдруг она снова услышала эти звуки, напоминающие стоны. Сомнений не было, исходили они из-за зеркала. Света нежно провела рукой по его раме, словно погладив его. И вдруг непонятно откуда взявшийся туман заполонил комнату. Света закрыла глаза и закашлялась... Когда она снова их открыла, то даже отшатнулась от неожиданности - вместо зеркала перед ней была невысокая, но широкая кованая дверь. Света потянула за кольцо, и дверь со скрипом отворилась. Ступеньки, ведущие вниз, освещались факелами, которые потрескивали, с жужжанием роняя смолу. Девушка, аккуратно ступая, стала спускаться вниз. И её даже не удивил запах крови, смешанный с сыростью и запахом горелой смолы, нет! Её поразило то, что запахи эти ей давно знакомы и привычны... Спустившись по каменным ступеням, Света пришла к такой же невысокой и широкой двери, но только железной. Тронув кольцо её рукою, Света ощутила на ладони что-то липкое. Поднеся руку к факелу, она смогла разглядеть то чем, испачкалась. Это была кровь. Но не свежая, а уже давно застывшая в желеобразную массу. Брезгливо поморщившись, Света толкнула дверь ногой. Со скрипом открывшись, дверь стукнулась о стену помещения, походившего скорее на подвал с низким аркообразным потолком. Посередине этого подвала стоял большой дубовый стол, на котором, как и по стенам были разложены разные орудия пыток. Крючья особой конструкции для сдирания кожи с живых людей; пилы для распиливания человеческих тел; разнообразные клещи для пыток; плети с железными крючками на конце; топоры с остриём вместо обуха. На самом же столе был закреплён небольшой механизм, чем-то напоминающий мясорубку и предназначенный для дробления пальцев рук. В дальнем углу стояла жаровня, на углях которой лежали уже раскалённые до бела крюки и щипцы. И именно в тот момент, когда невысокий, плотного телосложения человек с короткими ногами доставал из жаровни раскалённые клещи, вошла Света. От неожиданности коротконогий вздрогнул и чуть не уронил клещи. Даже висящий на дыбе изуродованный человек перестал стонать, с усилием приподнял голову и посмотрел на Свету своими залитыми кровью глазами.
--
Что же это? О господи! Неужто сама матушка к нам пожаловала?! - оголив большие и кривые зубы, сказал коротконогий и поклонился. - Но негоже тебе, матушка, быть здеся средь страха этого да людишек мерзких!
--
Не тебе, холоп, указывать мне в том, куда идти и где быть мне! Аль забыл ты, пёс, с кем говоришь?!!! - гневно сведя чёрные брови крикнула Света.
Коротконогий ещё ниже поклонившись, попятился.
--
Так, может, и мне тебе поклониться, а, матушка?! - вдруг раздался чей-то голос. Света повернула голову. Только сейчас она заметила сидящего на деревянном троне у стены царя.
--
Может, и мне тебе отчет давать, где я, с кем я, что изволю делать да мыслить?! - вскочил и, опёршись на посох, прокричал Иван. Света поклонилась царю и подошла к столу.
--
Ведаю я, государь, что в делах ты весь и в заботах. Но и моё сердце скорбит о том, что не может помочь тебе, великий, как хотелось бы!
--
Уж не в делах ли дознания на врагов наших желаешь ты, матушка помочь мне?! - успокоенный речью царицы, с иронией в голосе ответил Иван. - А что, Григорий Лукьяныч, дай-ка ты царице клещи да разъясни, за что браться-то ими! - расхохотался царь.
Скуратов, приняв царскую игру, в полупоклоне подошел к царице и протянул ей клещи:
--
Прими, матушка, клещи, коль на то воля твоя. Но с опаской берись, неровён час обожжешь ручки белые свои железом сим калёным! - произнёс Малюта, передавая клещи царице.
Та, взяв клещи, подошла к дыбе, по пути чуть не задев Малюту раскалёнными губками клещей. Успевший отстраниться Скуратов растерянно смотрел на царицу. Подойдя к висящему на дыбе человеку, она остановилась в полуметре от него, разглядывая его окровавленное и изуродованное тело.
- Нет, Григорий Лукьяныч, все бабы одинаковы. Как кровь увидят, так готовы и без чувств падать, - улыбнулся царь. На лице Скуратова тоже появилась улыбка. Даже опричник, стоящий у дыбы, тоже заулыбался.
--
Я не баба! - тихо, но так уверенно произнесла царица, что все мгновенно перестали улыбаться. - Я Мария Темрюковна, жена царя и царица русская!!! И так я буду поступать со всеми врагами мужа моего и государя Иоанна Васильевича! - ещё более уверенно, скорее грозно, сказала она и схватила клещами за нос пытуемого.
Зашипела и лопнула кожа на его носу, и резкий запах палёного мяса заполнил подвал. Человек глухо вскрикнул и уронил голову. Царица повернулась к Ивану.
--
А сейчас не соблаговолишь ли отпустить меня к себе, ибо не гоже мне мешать тебе в делах твоих праведных. А коли потреба во мне какая будет, так я по первому же зову твоему явлюсь во светлые очи твои!
И она поклонилась царю, положив клещи на стол.
--
Да, конечно, матушка! Ступай с Богом. А мы тут сами управимся! - тихо ответил побледневший Иван.
Царица, отойдя два шага спиной, выпрямилась и, гордо подняв голову, не спеша поднялась по ступенькам, выйдя из помещения. Ещё несколько минут после её ухода в подвале царила мёртвая тишина. Понемногу придя в себя, царь посмотрел на Скуратова. Таким испуганным он не видел его никогда. А Малюта неотрывно смотрел на лежащие на столе клещи, из которых торчал нос несчастного боярина Миловидова.
--
Ну, что скажешь, Григорий Лукьяныч? Сильна, сильна баба!
--
Да... - прохрипел Скуратов и, подойдя к бадейке, налил царю квасу. Царь жадными глотками быстро осушил чарку. Скуратов пил медленно, отвернувшись от царя. Его глаза метались, словно загнанные звери, и так же лихорадочно он думал. Для него не были внову сила и характер царицы, но именно это и таило страшную опасность как для самого Малюты, так и для многих других, кто был с ним дружен в силу родства или иных обстоятельств.
--
Да... повторил Скуратов, ставя свою чарку на стол. - Ох, уж времена настали, чтоб лучше умереть да не видеть сие, что рвёт сердце моё на части.
--
Пошто закручинился, Григорий Лукьяныч? - непонимающе взглянул на него царь, но Малюта глазами показал на стражника.
- Выдь и стань у двери наружной. И чтоб ни одна мышь, не то что человек, сюда не прошли! - крикнул Иван опричнику, и тот, поддерживая кривую саблю, выскочил из подвала, закрыв за собой дверь.
Иван опёрся обеими руками о подлокотники трона и наклонился вперед к Скуратову, который, полулёжа на столе, зашептал:
--
Страх держит меня, великий государь, большой страх. Но не за свою жизнь беспокоюсь я, нет!
--
А за что ты так встревожен, Григорий Лукьяныч?! - прошептал царь.
--
За тебя, батюшка, за тебя, государь, токмо за тебя!!!
--
Говори! - стараясь скрыть волнение, сказал Иван.
--
Про царицу будет мой сказ, про Марию Темрюковну! Но если нет веры в сердце твоём ко мне, так лучше сразу руби голову мою с плеч, ибо нету мне жизни без веры и любви твоей, великий государь!
--
Слушаю тебя, говори!
--
В силе царица, в большой силе и брат её Михаил, который, как тебе ведомо, главный опричник.
--
Ну и что тебя тревожит? Или ты, как пёс, чуешь недоброе?!
--
Да, я пёс, верный и преданный пёс! И чую я, что Мария Темрюковна хочет тебя извести и сама стать царицей на Руси!
--
Чушь!
--
Нет, государь, не чушь! Она вольна в поступках своих и открыта. Но мысли её никому не ведомы.
--
А неужто тебе-таки они ведомы?!
--
И мне они не ведомы, а только чую я их, ох, чую! Ведь то, что вокруг тебя и в силах моих, я чищу, как покорный и преданный холоп, вырывая горла, языки и глаза всем тем, кто не токмо сказать, а лишь подумать о тебе недоброе осмелится! Но она же у самого изголовья твоего, как змея, свернулась. Готовая в любую минуту ужалить и впустить яду в тело твоё!
--
Остановись, Малюта! - вскочив с трона, вскрикнул царь Иван и замахнулся посохом.
--
Коль был бы лжив, так замолчал бы. Но я не в силах здесь смолчать, когда твоя вся жизнь есть под угрозой! - Малюта положил голову на стол и закрыл глаза, ожидая удара посохом. Но царь медлил. Малюта, хорошо зная нрав царя, покорно ждал. Царь же и сам терзался сомнением. Да, он женился на дочери черкесского князя Темрюка только из политических соображений. Нет, как женщина она его тоже устраивала, хотя не делала в постели многого, чем ублажали его другие бабы...
--
Повсюду ложь, предательство, измена! - простонал царь Иван, словно выдавливая из себя эти слова. Он медленно опустился в кресло и, опустив голову, беззвучно заплакал. Только перед одним человеком он мог себе позволить такое. И этим человеком был Малюта Скуратов, который уже стоял на коленях в ногах царя и, опустив голову в руки его, тоже плакал. Вдруг Малюта почувствовал, как дрогнула рука царя. Скуратов тут же отпрянул и посмотрел на царя Ивана. Тот, уже перестав плакать, сидел на троне с высоко поднятой головой. Его впалые глаза светились каким-то жутким огнём, источая холод. А на бледном лице появилось некое подобие румянца.
--
Супротив меня идут?! Извести меня хотят?!! Так я их всех под корень вырежу! Живыми в землю закопаю! На корм ракам моим в озеро пущу! Да они ещё сами у меня смерти просить будут! Да только я их постепенно убивать буду! Но я их выведу. Как заразу, как крыс мерзких, беспощадно выведу! - переходя на крик, сказал царь Иван.
Вдруг он резко взмахнул своим посохом, который, пролетев в каких-то сантиметрах от головы Малюты, со свистом обрушился на крысу, размозжив ей голову шаром-рукояткой. Крысиная кровь, разлетевшись в разные стороны, забрызгала халат и даже лицо Малюты, который испуганно посмотрел на царя. Иван тоже взглянул своими холодными глазами на Малюту и, немного наклонившись в его сторону, с жуткой улыбкой тихо сказал:
- Так будет с каждым!
Малюте очень хотелось пить, но он боялся даже пошевелиться... Через несколько минут царь Иван, словно очнувшись, сказал:
--
Что ты предлагаешь, Григорий Лукьяныч?
Скуратов попытался что-то сказать, но лишь издал хрипящий звук и взялся рукой за горло.
- Испей кваску, Григорий Лукьяныч, да и мне налей, чтоб жажду утолить.
Уже совсем пришедший в себя Скуратов, быстро вскочив, подбежал к столу и налил квасу в царскую чарку. Царь Иван, утолив жажду, отдал чарку Скуратову и, подождав, пока тот тоже испьет квасу, сказал:
--
Говори, Григорий Лукьяныч!
--
Коль велишь, надёжа государь, так и скажу я. Царица Мария, как заноза в теле твоём, да и всей Руси.
--
Так что же делать?
--
Занозу надо вырвать! Но рвать её нам надобно с умом, чтоб ни кому сие не было известно. И брат её с отцом как прежде были наши други.
--
Так ты считаешь отравить?!
--
Ты всё сказал, великий государь. Лишь дай мне только знак.
--
Быть посему! Теперь иди, дай мне побыть наедине с собой и с богом.
Малюта, поклонившись, попятился до двери и вышел. Оставшись один, царь Иван задумался. Он вспомнил, как приехала княжна Кученей Темрюковна с братом Салтанкулом Темрюковичем Черкесским в Москву ...
Она сразу поразила царя. Длинные чёрные косы, большие чёрные брови вразлёт и такой же большой нос с горбинкой. Нарекли её Марией. С первого дня пребывания в Москве Мария Темрюковна показала всем свой гордый и тяжелый нрав, оттаскав дворовую девку за косы только за то, что та не появилась после первого зова.
Но самое удивительное было в дарах, привезённых ими царю. Среди прочего, а может быть, и главным было кресло-трон. сделанное из красного дерева с резными подлокотниками и спинкой, в середине которой был искустно закреплён каменный крест...
В первую же брачную ночь, когда молодая царица безмятежно разбросав руки по кровати, спала после сладостных утех, царь Иван вышел из опочивальни. Испив кваску, он прошел в заднюю за тронным залом комнату, где стояли привезённые Марией подарки... Иван подошел к креслу и сел в него. Сидеть было удобно, словно кресло это мастерили специально под него. И спинка так хорошо прилегала к спине царя, особенно тем местом, где был каменный крест... Вдруг царь Иван почувствовал какое-то тепло, словно исходящее от спинки, которое пронизывая его тело, наполняло его собой. Иван хотел встать с кресла, но какая-то неведомая сила держала его. Ужас охватил царя. Он хотел крикнуть слуг, но не услышал голоса своего. а вся комната вдруг стала быстро наполняться каким-то фиолетовым туманом. Что-то сдавило его грудь, мешая дышать, и царь потерял сознание...
Он уже не сидел в кресле, а летел, словно птица, высоко-высоко над землей. Под ним проплывали страны и моря, а он всё летел и летел...
Вдруг он увидел под собой город. Каменные дома с плоскими крышами отличались от изб и хором на Руси... Вдруг полёт Ивана замедлился и он стал парить над городом, наблюдая за происходящим внизу... А там народ большой толпой шел в гору. Впереди всех с крестом на спине шел человек, подгоняемый стражниками. На самой горе уже стояли два креста, на каждом из которых висело по человеку. Взобравшись на гору, человек, что неё крест опустился на колено. Его лицо изображало усталость и боль. Он хотел немного передохнуть, но стражник толкнул его в бок рукоятью копья, и человек поднялся...
С каждым ударом молота гвоздь входил в дерево креста всё глубже и глубже, пронзив перед этим тело приговорённого...
Царь Иван метнулся в его сторону с криком: "Остановитесь, несчастные!" Но никто не услышал его. Мало того, какая-то неведомая сила не пускала его туда, вниз к Иисусу. Иван заплакал: "Господи! Что же это, почему я, зачем мне? Я ведь слаб, господи! Пощади же меня, не по мне испытания сии!"
Вдруг раздался гром и всё вокруг почернело, словно ночь легла на город. А потом пошел дождь, как раз из той тучи, на которой сидел царь Иван. А может быть, слёзы его и были тем дождём, что пролился в тот день над Иерусалимом?!...
Проснулся царь Иван от того, что сильно давило ему что-то на грудь совсем не давая дышать... Хрипло и громко вздохнув, он резко сел на кровати и, словно стараясь освободить горло от невидимой удавки, стал водить рукой по нему, учащённо дыша. Его осунувшееся бледное лицо было покрыто капельками пота, да и сама рубаха, словно холодная примочка, прилипла к телу. Так началось первое утро после его знакомства с подаренным ему невестой креслом...
Вот и сейчас, сидя в подвале, он вспоминал всё, что было связано с царицей. Воспоминания возвращали его в прошлое, словно листая книгу его жизни в обратном порядке. Но лишь одно так отчётливо сейчас было видно и понятно ему - после знакомства с креслом царь Иван уже ни одного решения не принимал прежде чем не посидит в нём. Словно ожидая от него совета или одобрения. И получал их! Ощущая это всем своим нутром. С ним он был теперь неразлучен...
- А змее я бошку-то скручу! - задумчиво произнёс царь Иван и встал с кресла, подойдя к висящему на дыбе боярину. Ещё с минуту стоял подле него царь. Затем, взяв за волосы приподнял изуродованную голову. Раны, уже переставшие кровоточить, напоминали кровавое месиво. Лишь изо рта всё ещё вытекала кровавая пена. Иван взял со стола стилет и, продолжая держать левой рукой голову боярина, правой вонзил его в левую грудь несчастного. Причём вгонял он лезвие не спеша. И проникало оно медленно до самого сердца, которое и так уже давно перестало биться...
Так и оставив стилет в теле боярина, царь Иван подошёл к двери и дёрнул её на себя... Яркий свет заполнил подвал, растворив в себе и царя, и стены, и дыбу...
Глава - 4 -
Света проснулась от ощущения того, что задыхается. Открыв глаза она села на кровать и попыталась глубоко вдохнуть... И только сейчас она заметила, что держит себя левой рукой за горло. Причём она совсем не чувствовала руку, так как та сильно замлела. Кое-как сняв с горла левую руку, Света увидела в правой руке монетку. Именно ту, которую нашла на речке.
Болело всё тело и немного голова. Света подошла к рукомойнику и, нажав на носик, набрала в ладони воды. Умыв лицо, она подошла к зеркалу и стала причёсываться. И вдруг странная мысль кольнула у неё в мозгу: "Я же ночью вставляла денежку в пасть льва!"... Медленно опустив глаза Света посмотрела вниз, откуда так же смотрела на неё открытая пасть льва! Вдруг кто-то прикоснулся к Свете сзади. Испуганно вскрикнув, девушка отпрыгнула в сторону и обернулась. Рядом стояла Лика Кошкина. Волосы её были растрёпаны, а лицо настолько помято, словно она провела ночь не в уютной постели, а где-то на сеновале. Впрочем, зная характер Лики, сомневаться в этом не было причины.
- Ой, как башка гудит! Я считай совсем и не спала. - сладко потянувшись произнесла Лика. - Ну, свет мой зеркальце скажи, да всю правду доложи. Кто на свете всех милее? Всех румяней и белее? - и Лика, сделав ехидную мордочку, посмотрела в зеркало... Вдруг стекло зеркала на секунду помутнело и буквально тут-же в нём появилось изображение женщины. Её длинные чёрные волосы свисали ниже пояса. Чёрные брови вразлёт. Чёрные и холодные глаза, казалось, пронзали Лику насквозь, замораживая её своим холодом. Лика и Света, как завороженные, смотрели в зеркало. Незнакомка вдруг улыбнулась, но только губами, потому что глаза её так и оставались холодными. И тут же, словно пелена заволокла зеркало, а когда исчезла, то вместе с ней исчезла и незнакомка. Лика молча посмотрела на Свету, глазами показав на зеркало.
--
Ты видела?! - шепотом спросила она.
--
Да, - так же тихо ответила Света.
--
А что это было?!
--
Наверное, галлюцинация, - неуверенно ответила Света, хотя она-то сразу узнала эту женщину в зеркале. Ведь не далее, как этой ночью была она, Света, этой женщиной. И звали её Мария Темрюковна, жена царя русского Ивана Васильевича, по прозванию "Грозный"!..
После завтрака ребята разделились на две группы. В первую вошли: Игорь Каюров, Лика Кошкина, Витя Пастухов, Виталик Годин и Валя Трегубова, а во вторую - Игорь и Саня Блиновы и Ваня Савичев. Первая группа отправилась на расчистку подвальных помещений. а вторая должна была складывать вынесенный из подвала мусор на отведённой для этого площадке. Таня Земченко и Света остались готовить обед, а заводская бригада должна была заняться уборкой подсобного помещения: то ли каменного сарая, то ли склепа...
Света, еле дождавшись, пока ребята уйдут, отпросилась у Тани, сказав, что ей очень нужно отлучиться на полчаса . Таня сразу согласилась, и Света, быстро взбежав по ступенькам лестницы, открыла дверь в свою комнату. Сердце её быстро-быстро билось от волнения, и дрожали руки. Света подошла к зеркалу и нежно прижалась щекой к холодному стеклу. Пальцами правой руки она пробежала по раме сверху вниз. Когда её пальцы коснулись головы льва, Свете показалось, что зеркало вздрогнуло и какая-то волна пробежала по нему... Девушка вложила монетку в пасть льва и отошла. И тут же, как в прошлый раз, зеркало вдруг потускнело, пасть льва закрылась, и вся комната стала наполняться каким-то фиолетовым туманом... Когда туман рассеялся, вместо зеркала Света увидела в стене деревянную дверь, оббитую серебряной жестью с золотыми цветами и птицами... Света протянула руку, чтобы открыть её, но рука прошла сквозь массивную дверь, словно и не было её вовсе. Девушка сделала шаг и , пройдя сквозь дверь, очутилась в просторной комнате... У стены стояла большая дубовая кровать , накрытая узорным покрывалом. с десяток разного размера подушек лежало у спинки. У раскрытого окна сидела на скамейке молодая женщина и, глядя в большое серебряное зеркало, расчёсывала костяным гребешком свои длинные и чёрные, как смоль, волосы. Света узнала её сразу, это была царица Мария Темрюковна... Волосы её были уж давно расчёсаны, но царица продолжала монотонно водить по ним гребешком, неотрывно смотря в зеркало, словно ожидая, что кто-то выйдет из него. И вдруг раздался странный звук, словно кто-то ударил в огромный колокол, но где-то там, далеко-далеко. Царица вздрогнула и, остановив руку с гребешком, прислушалась. Звук повторился. Откуда-то из-за стены донеслось глухое "Бум". И тут же Мария Темрюковна отпрянула от зеркала, потому что оно стало изгибаться, словно кто-то с обратной стороны давил на него своим лицом. И сейчас лицо это все отчетливее и отчётливее стало проступать, а точнее выделяться из зеркала... Через несколько секунд, когда лицо-маска уже полностью продавило серебряную пластину зеркала, оно, лицо, вдруг заговорило:
- Кученей! - раздался тихий и хриплый шепот, - Кученей! Я пришёл, чтобы сказать тебе, что ты умрёшь, скоро умрёшь, страшно умрёшь!!!
Царица, забившись в угол и дрожа всем телом, так же тихо произнесла:
--
Кто ты? Зачем пришёл сюда? Меня пугать?! Так знай, что не боюсь я никого и ничего! - уже успокоившись, грозно сказала царица.
--
Не пугать я пришел тебя, но дать совета, Кученей! Умрешь от яда ты, чего не избежать. Но избежать возможно нам мучений лишь тех, что нам изводят душу. И в том поможет твоя кровь...
--
Кровь моя, о чём ты говоришь?! Прошу я, разъясни мне, что за кровь!
--
Та кровь, что через сотни лет тебя явила миру, пусть и в облике ином, зато с таким же сердцем, мыслями, душою! Да что перечислять, когда она вот здесь. Но только ты не силься, не увидишь пока. Но скоро, очень скоро, ты будешь в ней, она будет тобой...
Вдруг комната снова начала наполняться туманом. Когда он рассеялся, зеркало имело уже прежнюю отполированную поверхность. Царица, тихо ступая, подошла к нему и провела рукой по холодной глади металла. На её лице появилась странная улыбка и она, вдруг резко повернувшись, посмотрела на Свету, у которой от испуга похолодело внутри... Царица хлопнула три раза в ладоши, и тут же в комнату вошла сенная девка.
- Одевайся! - не глядя на девку сказала Мария и села на кровать...
А в столовом зале за дубовым столом сидел царь Иван Васильевич со товарищ ами. По правую руку от царя сидел Малюта Скуратов, подле него Афанасий Вяземский и Михаил Темрюкович Черкесский. По левую отец и сын Басмановы. Царь Иван, держа в обеих руках копчёные бараньи рёбра, срывал с них мясо зубами. Жир залил его руки, рот и шею, но царь словно не замечал этого. Он был явно навеселе. Перед столом, метрах в трёх, стоял на коленях опальный боярин. Седые волосы на его опущенной голове были растрёпаны и залиты кровью.
--
Ну так что скажешь нам, боярин, а? Что же молчишь представ пред ясны очи мои, а?! Ну же, говори хоть что! - крикнул Иван и бросил бараньей костью в боярина. Кость попала в голову, и из образовавшейся ранки потекла тонкой струйкой кровь. Но боярин даже не вскрикнул. Он продолжал молча стоять на коленях. Царь почувствовал, как кровь ударила ему в голову и кончики пальцев похолодели. Он с нескрываемой ненавистью смотрел на непокорного боярина и ненависть эта с каждой секундой росла и множилась... Вдруг в зал вошла молодая и румяная девка. Заиграла музыка и она пошла по кругу, держа в одной руке платочек, а другую на боку. Её появление отвлекло царя, и он уже с интересом наблюдал за движениями девки, постепенно возбуждаясь.
--
А ну, подь сюды! - поманил девку Иван пальцем. Та подошла и смущённо опустила глаза.
--
Хороша, хороша, зараза! А ну, оголи-ка ляжки! - приказал царь, вставая из-за стола.
Девка нерешительно подняла до колен сарафан.
--
Выше, выше я сказал, аль не слыхала?!
Девка подчинилась. У неё были красивые и стройные ноги. Царь подошёл к ней и шлёпнул по ягодице. Девка ойкнула и хотела было отстраниться, до подоспевшие на помощь царю Михаил Темрюкович и Афанасий Вяземский, схватив её завалили животом на стол, зажав при этом полотенцем рот. Царь, пристроившись сзади, через несколько секунд запыхтел. Девка уже не пыталась вырваться, а лишь тихонько плакала. Когда царь кончил и опричники отпустили девку, та, сев на пол, вдруг во весь голос заплакала. Но голос этот был мужским! Царь и опричники испуганно отступили, а Михаил Темрюкович достал кривую саблю.
--
Говори, кто такой, не то загублю как собака пагшивый! - грозно крикнул он и замахнулся саблей. Девка испуганно ойкнула и, закрывшись рукой, сказала:
--
Да Федька я Басманов, Федька! Не губи, Темрюкович, за зря!
--
Федька?! - удивлённо спросил царь.
--
Не вели казнить, батюшка, холопа твоего верного. Ничего скверного не мыслил я вовсе, а токмо ради твоего же веселья костюм сей бабский и надел, надёжа государь!
--
Федька, неужто и впрямь ты?! - уже с улыбкой произнёс Иван Васильевич, подойдя к Басманову. - Точно, как есть Федька, сын Басманов! А я думал девка! Ну насмешил, ну утешил! Ай да Федька!
Вдруг дверь отворилась и в зал вошла царица Мария. На ней были яркие праздничные, расшитые золотом одежды. Царь Иван, увидев жену, перестал улыбаться и с иронией произнёс:
--
Неужто сама царица к нам пожаловала?! Ну проходи, проходи, свет очей моих, Мария Темрюковна. С чем пришла? По делу, аль так, токма ради интересу?!
Иван явно провоцировал Марию на скандал, но жена обвела всех присутствующих холодным взглядом и также холодно ответила:
--
Разве осмелилась бы я понапрасну тревожить тебя, великий государь?! Ведь денно и нощно в трудах ты и заботах государственных. Вот и решила я помочь тебе посильно. Так что прими дар мой, который по разумению моему тебе в делах-то этих и пригодится!
И она трижды хлопнула в ладоши. Тут же в зал внесли кресло. Сделано оно было из дерева, но оббито железом. На сиденье имелось небольшое круглое отверстие, а под сиденьем закреплён металлический ящик. Отверстие в сиденье закрывалось заслонкой. Царь и опричники с интересом рассматривали кресло, обступив его.
--
Ну и что это за чудо такое ты нам явила тут?! - спросил царь. - Коль нужник это, так есть у нас уже такой, пожалуй, даже лучше! А ну-ка, Федька, сядь, примерься. Быть может, и тебе подойдёт?! - усмехнувшись, сказал царь, и все засмеялись. Басманов-младший, быстро вскочив с пола, уселся на кресло.
--
Ну видишь, как ты угодила?! Ну пусть не мне, так Федьке моему! - расхохотался царь.
--
Ну что ж, я рада, государь, что мой подарок люб тебе, тем лучше, что предназначен он не для друзей, а для врагов твоих! Для тех, кто в муках страшных раскаяться готов в измене супротив царь! - голос царицы был тихим, но таким уверенно-спокойным, что все тут же замолчали, а испуганный Фёдор Басманов вскочил с кресла и отошёл от него на несколько метров, встав за спину Скуратова, который-то как раз и понял сразу, что не с простым подарком пришла царица к ним.
--
Коль разрешишь мне показать, что для чего, так я начну?! - и не дождавшись ответа, царица хлопнула в ладоши. Слуги её тут же схватили под руки стоящего на коленях боярина и, сорвав с него портки, усадили несчастного на кресло, привязав его руки к подлокотникам, ноги к ножкам, а туловище к спинке кожаными ремешками. Затем царица подошла к креслу и позвала царя. Когда Иван приблизился, она присела на корточки, он последовал за ней. Сейчас они были совсем рядом. Она, повернув голову, смотрела ему в глаза своими чёрными и страшными, как ему казалось, глазами.
--
А вот в этом ящичке, слышишь мой государь, как копошатся и рвутся на волю, сидят большие и голодные крысы! Они очень большие и очень голодные! И стоит нам приоткрыть лишь вот эту маленькую заслонку, как эти мерзкие и кровожадные твари ринутся к отверстию, в поисках выхода и еды. Но выход закрыт телом этого боярина. Так что же делать? И они, обезумев от голода, начинают грызть, рвать его на куски! И уже через полчаса прогрызают в теле дыру, при том что боярин-то ещё живой! Ну, ты доволен, мой государь?! Давай, попробуй, открой заслонку! - и она взяла его руку своей и положила на рукоятку.
--
Ой, а ручка-то у тебя совсем холодная , надёжа государь, и дрожит вся! Вот хорошо! Тут главное - не торопиться, главное открывать постепенно, чтобы крысы не все сразу кинулись на него! - говорила она тихо и так спокойно, что царю было, действительно, страшно. Но вместе со страхом сильный интерес овладел им... Заслонка, скрипнув, стала медленно выдвигаться, открывая отверстие в сиденье. Все присутствующие, затаив дыхание, ожидали что будет дальше... Вдруг послышался звук возни, писк и скрежет коготков о металл. И тут же жуткий, истошный крик боярина. Кричал он громко, весь напрягшись и дрожа всем телом. На лице его была такая мука, что даже видавший виды Скуратов вздрогнул... Царь Иван неотрывно смотрел на боярина полными ужаса глазами, но не от жалости к несчастному, нет! Царь Иван боялся за себя, боялся этой женщины, участь которой была решена... Через минут боярин , уронив голову, замолк. Лишь тело его всё ещё продолжало дёргаться, словно кто-то толкал его откуда-то снизу, пища от удовольствия...
--
Ну царица, ну уважила, ну угодила! Люб, люб мне твой подарок! - радостно произнёс царь. - И хочу я чтобы все выпили здесь за здоровье твоё, царица Мария Темрюковна. Вина всем! - крикнул царь, и тут же все подняли свои чаши и опустили их.
--
А теперь и я хочу выпить за твоё здоровье, великий государь! Только нет мне из чего! - ответила царица.
--
Чарку царице! - торжественно произнёс Иван Васильевич и посмотрел на Малюту Скуратова. Тот всё сразу понял и с поклоном вышел из зала... Через минуту он вернулся неся в руке золотую чашу до краёв наполненную вином. Скуратов подошёл к царице и протянул е й чашу. Мария Темрюковна посмотрела на него холодным и презрительным взглядом и тихо сказала:
--
Не от тебя, холоп, приму я сию чашу, но от того лишь, кто поднести её достоин!
Скуратов в растерянности продолжал стоять перед царицей, держа в вытянутой руке чашу с вином.
--
Конечно, только я и должен тебе, царица, поднести вина в признание любви и дружбы! - воскликнул царь после минутного замешательства и попытался взять у Скуратова чашу, но тот не разжимал пальцы. Иван Васильевич посмотрел в глаза Скуратова и увидел в них неподдельный ужас.
--
Ну что же ты, Григорий Лукьяныч, аль не хочешь мне отдать сию ты чашу?!
Скуратов, словно очнувшись, разжал пальцы и, пятясь, отошёл в сторону.
--
Ну вот и всё, пришёл и мой черед испить сие вино из рук твоих, мой государь! Что и исполню, будь же здрав во веки!!! - и она медленно, глоток за глотком, опустошила чашу.
--
Ну а теперь позволь и мне уйти, чтоб не мешать тебе своим присутствием напрасно!
И, поклонившись царю, Мария Темрюковна вышла из зала с высоко поднятой головой. Пройдя в свою комнату снова села у зеркала.
- Ну вот и всё! - тихо сказала она, глядя в зеркало. - Испила я яду, исполнив указанье. Лишь об одном прошу тебя, ты покажи мне ту, что кровь моя. Хочу увидеть я её ещё до смерти, чтоб образ мне её вошёл и в сердце тоже...
Мария говорила тихо, почти шепча. Свете было очень жалко эту молодую женщину, которая уже не казалась ей такой страшной и жестокой. Ведь перед ней сейчас сидела усталая и несчастная женщина. И Света подошла к ней сзади, захотев погладить её и обнять. Вдруг Света вздрогнула от неожиданности, потому что увидела своё отражение в зеркале! Да, да, да, она увидела себя, стоящей позади царицы, которая широко раскрытыми глазами смотрела на неё. Света испуганно отскочила от зеркала и, подбежав к двери, выскочила из царской опочивальни.
Глава - 5 -
Таня Земченко, сидя на табуретке, чистила картошку. Увидев вошедшую Свету, Таня удивлённо подняла брови:
--
Ты что-то забыла?
--
Нет, я уже вернулась, - ответила Света, подсаживаясь к Тане и беря в руки картошину и ножик.
--
Вернулась?! - протянула Таня.
--
А что, очень долго была, да?!
--
Долго? Да как сказать! Вообще-то минуты две, но я не засекала!
--
Две минуты?! - теперь уже пришло время удивляться Свете. Она машинально, даже не глядя на нё, счищала кожуру с картошины, а сама думала: "Я там была за дверью, часа два не меньше. А по-нашему вышло всего пару минут! Ох, как хочется посмотреть, как там моя царица Мария Темрюковна?" - подумала Света и тут же поймала себя на мысли, что думает о царице, как о ком-то близком и родном...
Когда обед был готов, Таня пошла звать ребят, а Света осталась накрывать на стол. Обедали все с аппетитом, потому что проголодались и потому что всё было действительно вкусно.
После обеда решили сделать тихий час. Решили - сделали. И уже через пятнадцать минут все спали крепким сном. Уснула и Света. Снился ей странный сон, будто листает она книгу, и на каждой странице этой книги эпизод из её, Светиной, жизни. Вот она в белой до пола рубахе сидит, поджав под себя ноги, на кровати в какой-то комнате. На небольшом оконце решётка. Мощная дверь с маленьким смотровым окном закрыта снаружи. Стены, потолок, пол - всё кажется сделанным из пенопласта. И стоит лишь слегка надавить на них рукой, как всё это строение развалится, рассыпется, превратится в прах. И Света протягивает руку, которая тут же натыкается на что-то мягкое и тёплое. Но ничего перед ней нет!