Я обеспокоенно поджала ноги. Похоже, очередная волна частично осталась в кроссовках. На приморском пляже хорошее освещение даже ночью, а я всё равно умудрилась не различить границы воды и суши. Встала, отряхивая измятое платье от мелких камней. Нагнулась за телефоном. Иду к лестнице, уже не отрывая взгляд от экрана. Вадим наконец ответил на шуточный спор: - Я борюсь за жизнь. Улыбаюсь. - Со мной? - почему-то печатаю я, не задумавшись. Ответ приходит мгновенно. Два крохотных сообщения горят ярче звёзд, выжигая сетчатку: - С собой. За счёт тебя. Ошарашенная, я застываю. Да нет! Нет! Он, наверное, пошутил. Пока пальцы печатают ответный текст, кто-то спускается вниз, к пляжу. Останавливается парой ступенек ниже и зовёт меня по имени. Я оборачиваюсь. Парень, с сияющими, как экран моего смартфона, глазами. Радостный. Машет мне. Кажется, я тоже выгляжу довольной. Спасибо Вадиму. - Привет, - я немного тушуюсь и пытаюсь вернуться к реальности. Вспоминаю, что парня зовут Антон и что виделись мы пару раз в кофейне. Поздновато для прогулки, - говорю автоматически. - Возвращаю тебе эту фразу, - умничает Антон и смеётся. Киваю. Обычно люблю поболтать. Но сейчас пальцы сжимают пластмассовый прямоугольник с заметным напряжением. Недописанное сообщение все ещё живо во мне, но с каждым мгновением слабеет. - Зайдёшь завтра в кофейню? - спрашиваю, чтобы быстрее уйти. - Конечно. Часов в шесть. - Тогда до встречи, - разворачиваюсь и поднимаюсь наверх уже активнее. Слышу, одинокие шаги спускающегося Антона. Промокший кроссовок жалобно скулит. Думаю, это мне ещё аукнется. Рука тянется к телефону. Ощущение, как будто нырнула в море. Слишком надолго. Глоток кислорода полной грудью. - Слишком глубоко для меня, Вадим, - наконец отвечаю я, предварительно стерв то, что собиралась отправить. - Для меня тоже, - сообщение приходит неприлично быстро. - Сам не понял, что сказал. Гашу экран и убираю телефон в сумку. Иду к дому, игнорируя реальность. Получается даже слишком хорошо. Потому что не помню, как оказалась в кровати. Воздух в доме влажный и тяжёлый. Пахнет почти что плесенью. Шансов заснуть мало. Невероятным усилием воли заставляю себя не заходить в мессенджеры. Это немного помогает.
Моё утро начинается в двенадцать. Осталась всего неделя отпуска, а я ещё толком не успела понять, что нахожусь не в Москве. Заоконное пространство транслирует сплошную зелень. Невозможно сразу понять, что происходит вне этих стен. Темно, душно и тоскливо. Включаю кондиционер, умываюсь. Игнорируя приём пищи, выхожу покурить. Стоит открыть входную дверь, как духота двукратно усиливается. Закуриваю. В горле саднит табачный дым. Значит, все таки простудилась. Стоически докуриваю. Одеваюсь и плыву в кофейню. По дороге покупаю персик в лавке, на перекрёстке Чехова и Боткинской. На ходу мою его из бутылки. В процессе заливаю водой и себя. Не страшно. В тридцатиградусную жару намокнуть даже приятно. Звуковое уведомление даёт понять, что там, в сети, про меня вспомнили. - Как дела? - вопрошает экран. - Мой персик пахнет твоим айкосом, - отвечаю невпопад, заходя в кофейню. Кондиционер обдаёт прохладой. Первое время непривычно неплотный воздух дезориентирует. С полной самоотдачей. По московски. Заказываю воронку и сажусь спиной к окну. - Так я же за тобой слежу. Потому и пахнет, - читаю я. Закатываю глаза и откидываюсь назад. Диван такой комфортный, что, кажется, словно упала в объятия. Прямо как у моего психотерапевта. Я же хотела убежать от игры в дружбу. Зачем продолжаю это делать? Так наловчилась обманывать окружающих и Вадима, что уже сама поверила в свою роль. Я - дружелюбный сосед человек-паук. Смешно. Только мне не до смеха. На стол материализовался сервер с чашкой. Над ними навис мой новый знакомый. Всё такой же улыбчиво-искрящийся. Совсем как я обычно, если верить знакомым. - Антон запрашивает связь с Кирой. Приём. Как слышно? - голос низкий и слишком взрослый. Мне он напоминает одновременно Козловского и Гонтье. Неожиданно для себя искренне радуюсь встрече. - Помехи. Повторите запрос позже, - стараюсь сохранить серьёзное лицо. Разумеется, стараниям быстро приходит конец. Добавляю уже привычным тоном: Обещал быть в шесть. Прозвучало почти укоризненно. - Может я просто слежу за тобой, - разводит руками. Ощущение, словно кубик льда кинули за ворот рубахи.
"Следишь? Становись в очередь!" - проносится злая мысль.
Очевидно, последствия моего эмоционального флэшбэка не ускользнули от внимания. Антон так и не сдвинулся с места, но изменился в лице.
- Спасибо, что принёс кофе, - спохватываюсь я.
- Пожалуйста, - снова улыбка. Но уже менее уверенная. - Мне нужно идти. Встретимся в шесть?
Интригующая настойчивость.
- Да, - а почему, собственно, нет, - только запиши мой номер.
Диктую цифры, чувствуя себя идиотом. Или маньяком. Зачем? Я что, не знаю, где его найти?
Тем не менее номер уже продиктован.
Мы прощаемся.
Прилетела отдохнуть от людей и разобраться в себе. В итоге, встречаюсь вечером с каким-то парнем.
Хотя я уже согласна на что угодно, лишь бы не реагировать на Вадима такой ужасающей болью.
Забегаю в кофейню прямо с пляжа. Волосы спутаны и, похоже, всё ещё полны соли. С порога замечаю Антона. Сидит напротив бариста, общается. Оба так увлечены, что прохожу незамеченной. Как мне кажется.
"Вижу цель, не вижу препятствий!" - кричит внутренний голос.
Взбираюсь слева от него на высокий и неудобный стул. Облокачиваюсь обеими руками о сиденье и заглядываю в лицо парня. Антон поворачивается, на мгновение застывает и выдаёт:
- Ох.
Смеюсь. За смехом следует приветствие и разговор ни о чём. Впрочем, в ворохе слов нахожу кое-что ценное. Оказывается, Антон изучал арт-терапию.
- Мне бы не помешал психолог.
"Ещё один", - добавляю мысленно.
Парень выглядит воодушевлённым сверх меры. Говорит, что только закончил ВУЗ и ему как раз нужны "прогоны". По всему выходит, моё высказывание навязчивым не выглядело. Отлично. А то я бы начала переживать.
Слово за слово и вот мы уже решаем немедленно приступать к совместной работе. Только, конечно, не здесь. Предлагаю найти место на улице, под открытым небом. Антон соглашается (а что ему остаётся?), мы прощаемся с бариста (который уже забыл о нашем существовании) и уходим.
Долго блуждаем по жаре. Слишком много людей. Везде. Так что к моменту, когда мы находим более-менее укромное место, я уже устаю. И чего их там в Москве плюс десять не устраивает?
Усаживаемся на недружелюбного вида бордюр. Справа пальма. Слева такая же. Под ногами зеленющий газон. Травинка к травинке.
- Начнём? - спрашивает Антон, извлекая из рюкзака бумагу и масляную пастель. Интересно, он всегда их с собой носит?
Киваю с готовностью и принимаю терапевтические орудия из его рук.
- Нарисуй дерево, - смотрит. И этот взгляд я совсем не могу прочитать.
- Дерево? - я не думаю, что ослышалась. Почему-то тяну время.
- Дерево.
- Ок.
На выдохе приступаю к работе. Спустя пятнадцать минут под моими пальцами вырастает толстоствольный дуб. Огромная крона шелестит за границами листа. Мясистые корни цепко хватают землю.
Демонстрирую творение рук своих.
- Можешь рассказать про это дерево?
- Ну... - немного мешкаю. Не такого вопроса я ожидала, - Это дуб. Сказочный дуб. В сказочном лесу.
- Какие эмоции он у тебя вызывает? - не отстаёт Антон.
Напряжённо вглядываюсь в изумрудный лист.
- Сказки, - знаю, что говорила это, но зачем-то повторяю. Антон поощряет продолжить, что я и делаю: Ещё я чувствую тайну, силу и надёжность. Больше, кажется, ничего.
- Хорошо. Спасибо, - его привлекательное лицо вдруг непривычно сосредоточено. - Рисунок дерева - это портрет человека. То, что ты сейчас говорила относится к тебе и твоему состоянию.
Поджимаю губы.
- Как это для тебя звучит? - интересуется Антон, обративший внимание на мой жест.
- Не знаю. Никак, - честно говорю я.
Понятно, что это про меня. Но дальше то что?
Мы начинаем обсуждение, что для меня значит сказка. Очень легко, для человека, посещавшего психотерапевта.
- Это детство. Ощущение чьей-то защиты. Почти божественной. Сказка - это когда возможно всё. Это вдохновение и творческая энергия, - отвечаю почти заученный текст.
Антон говорит, хорошо, что у меня есть это ощущение. Работа редактора требует много вдохновения.
Физически я пожимаю плечами, а мысленно закатываю глаза. Потому что нет. Работа редактора ни разу не творческая. Во всяком случае у меня.
Чувствую, как затекают ноги и неуклюже двигаюсь. При этом разворачиваюсь ближе к Антону.
- В твоей жизни есть кто-то особенно важный для тебя? Тот, кого ты выделяешь среди прочих? - наконец спрашивает новоявленный психолог.
Холодею изнутри на короткий момент. Быстро беру себя в руки. В этом я мастер.
- Почему ты спрашиваешь? - кажется сейчас у меня стылый чаячий взгляд. По крайней мере, так ощущается.
- Здесь, под деревом, ты нарисовала цветок. Как правило, это означает важного человека.
Смотрю на свой синий цветочек и думаю, что руки меня безжалостно предали.
- Конечно есть. Это мой муж, - вру я, не краснея.
Легенда про мужа появилась через год, после расставания с Вадимом. В какой-то момент пришло осознание, что помешательство (а по другому я это назвать не могу) застрянет в голове надолго. Поэтому надела кольцо. Как символ бессмысленных страданий. И чтобы меньше парней пыталось познакомится. Всё равно ни у кого нет шанса при пробитой в своде синевы дыры.
Как бы невзначай демонстрирую Антону правую руку и снова кладу её рядом с собой. Ладонь царапает неровная поверхность.
- Кира, мне кажется, это важно, - говорит психолог. - Я хочу, чтобы ты подумала о том, как это связано: ощущение сказки и тайны, твой муж и то, что рисунок можно перевернуть и он от этого почти не изменится.
Смотрю внимательнее. И правда! Этот трюк занимает меня на некоторое время. Любуюсь перевертышем, изобличающим двойную жизнь своего создателя.
- Это информация для подумать, - повторяет Антон. - А сейчас я хочу узнать как ты? Как ощущения от совместной работы?
- Мне понравилось, - иногда очень легко говорить правду. - Давно не рисовала. Это словно что-то из детства. Спасибо.
Антон рассыпается во взаимных любезностях. Тяжело принимать их на свой счёт, поэтому ни слова не запоминаю.
Прощаемся.
И вот я снова одна. Не знаю что делать и куда себя деть.
Ещё один день проходит спокойно.
Не смотря на атакующий лёгкие кашель, еду на Ай-Петри. Горы всегда встречали меня с большой любовью. Так случилось и в этот раз.
В кофейню я не заходила. Антон предпочёл не писать. Чему я, признаться, рада.
Следующие два дня провожу в температурном бреду. Покупаю медовуху, запираюсь дома и не отвечаю друзьям. Даже перед натиском сообщений Вадима первое время стоически молчу. Вскоре, правда, не выдерживаю и разбиваю дрожащую тишину мессенджером.
- Я так хочу обнять тебя сейчас.
Рискованно. Но он же воспримет это как дружеский жест, правда?
- Обними телефон. Это почти одно и тоже. Там есть моё имя.
Это даже мило.
- С таким же успехом могу выложить твоё имя галькой и обнять землю.
Я начинаю откровенно веселиться от происходящего.
- Это уже странно. Телефон хотя бы можно обнять незаметно.
Представляю как Вадим незаметно обнимает телефон, потому что там моё имя. Эта абсурдная мысль так будоражит воображение, что какое-то время позволяю себе её думать.
Когда моё бедное сердце уже в серьёз размышляет над тем, стоит ли жизнь того, чтобы быть прожитой, я получаю очередное сообщение.
- Зайдёшь сегодня в кофейню?
Неизвестный номер. Значит, Антон. Уже десять. Поздновато для кофе. Не вижу смысла выходить из дома. Хочу жить по заветам Бродского. Тем более, статью ещё нужно дописать.
С такими мыслями причёсываюсь и надеваю любимое платье. Через десять минут уже стою под кондиционером. Губы неуверенно простят воронку, в то время как руки пытаются приложить телефон к терминалу. Антона в кофейне я не вижу.
Экран загорается новым сообщением. Нервным движением отдёргиваю руку. Это Антон. Хм.
- Просто слежу за тобой, - и моё фото со спины.
Оборачиваюсь, хотя знаю, что ничего не увижу в этом мраке через засвеченную дверь кофейни. Надеюсь хоть ему стало веселее при виде моей глупости.
Говорю бариста, что сейчас вернусь за кофе и выбегаю в Ялтинскую тьму.
Антон стоит с довольной ухмылкой и беззастенчиво продолжает следить. Я почти бегом преодолеваю разделяющее нас пространство, чтобы упасть в объятия. Прямо так, с ходу. Неожиданно для нас обоих.
- Может пойдём прогуляемся? - отстраняясь, спрашивает он.
А почему нет? Забираю готовый кофе и вот мы уже вместе на набережной.
- Пью вкусную воронку, - замечаю я, - а хочется пива. Может выпьем сегодня?
Антон даже останавливается. Так выразительно, что кажется, будто и вся набережная притормаживает. Тише заиграл саксофонист. Дети одновременно устали сводить с ума родителей. Это ещё не снимок, но уже тянет на покадровую съёмку.
- Я вчера был в Симферополе, - говорит Антон, одновременно снимая рюкзак, - и кое-что привёз. Твоё предложение как нельзя кстати!
Достаёт две банки кислотного цвета. Лишь для того, чтобы показать мне и снова спрятать.
- "Зависимость"? - не верю своим глазам я.
Кивает, довольный собой.
- Но я лишь вскользь упоминала о ней... Это так неожиданно! Спасибо, Антон!
Обнимаю своего благодетеля.
- А я запомнил. И её, кстати, не так просто найти в Крыму.
Продолжаем движение. Пространство вокруг вновь стабильно. Словно своими шагами мы повернули ключик в его механизме.
- Пойдём на Массандровский? - предлагает Антон.
Я соглашаюсь. Идеальное место для идеального пивного напитка.
На пляже все ещё людно. Но это не мешает. Уходим подальше, за Эйфелеву башню. Садимся на землю. Притихшее море чернеет впереди.
Как же я скучала по "Зависимости"! Аромат томата с базиликом перебивает все запахи моря. Пью жадно и долго, словно никогда ничего не пила прежде.
- Отсюда кажется, что Ялта висит в космосе, - замечает Антон, прервав единение с любимым напитком.
Смотрю в направлении его взгляда. Он прав. Изогнутый, сияющий берег словно подвешен в невесомости. Между морем и небесами он выглядит фантастически. О чем незамедлительно сообщаю.
- Что же так сильно тебя тревожит? - спрашивает Антон. Чем искренне удивляет.
Искусственное освещение очень ему идёт. Синие глаза превратились в иолиты.
- Так заметно? - удивляюсь.
Глупо. Не было бы заметно, не спросил. Но как объяснить причину этой тревоги?
Я - двадцатипятилетний редактор одного из популярнейших журналов Москвы. Человек, которого обожают в коллективе. И за его пределами. Боже, да у меня настолько много друзей, что даже не помню, когда в последний раз за что-то платила. Будь то ужин, утренний кофе или такси. Всегда появляется какой-нибудь знакомый владелец заведения или просто неравнодушный.
И, при этом, поменяла бы всех на свете, каждого друга и случайного знакомого, на то, чтобы сердце не падало в бездну кольев при упоминании одного злосчастного имени.
Рассказать об этом молодому психологу? Едва ли. Я знаю, что он может сказать.
Почему я не закончу это общение?
Потому что пыталась. И это были четыре месяца невероятной агонии. Похудев на семь килограмм, приобретя неврозы и - моё любимое - регулярный алкоголизм, я вернулась к игре в дружбу. Теперь не хочется убить себя. По крайней мере всерьёз - никогда.
Моя исповедь навсегда остаётся подавленной. Поэтому я снимаю кроссовки. Затем носки. И бегом, по гальке, в шелестящую воду.
Сперва хочу зайти по щиколотку. Но, почувствовав насколько приветливо сегодня море, захожу по колено, не щадя платье.
Поворачиваюсь к Антону. На мне длинные серьги. Чувствую, как ветер ударяет их о шею.
Бегу к нему, чтобы позвать за собой. Но он уже встаёт, а я рано уверовала в его инертность.
Вдвоём заходим уже почти по пояс. Дальше нельзя: простуда все ещё при мне. А Антона не посадят в такси, если не успеет высохнуть.
- Так много тревоги, что решила сбежать от неё в море? - хитро прищурившись, не отстаёт психолог.
- Ах, Антон, - всплескиваю руками, - зачем портить момент? Сейчас ведь всё замечательно!
Смотрит на меня и говорит своим удивительным голосом:
- Да. Сейчас очень хорошо.
(Может показаться, что каждый раз мы говорили лишь обо мне. В таком случае, спешу заверить, что это не так! Но здесь, в печатном виде, я хочу рассказать свою историю, оставив только то, что важно для её правильного и честного изложения. )
Я окончательно расслабляюсь, чтобы позволить себе поделиться хотя бы частью своих переживаний:
- Знаешь, - хочу начать около, исподволь, - я все чаще думаю, где кончаются защитные паттерны и начинается хоть что-то настоящее?
- Я не совсем понимаю о чем ты, - признается собеседник.
Справедливо.
- Скажи, почему ты пошёл в психологию?
- Чтобы помогать людям, - пожимает плечами. - Но ты ведь не это хочешь услышать, - то ли вопрос, то ли утверждение. - Если смотреть глубже, мне нравятся чужие эмоции. Прикасаясь к ним, я словно облегчаю что-то в себе.
- Вот, - соглашаюсь я. - То есть тебе это нравится потому, что помогает избегать своего... одиночества, я так полагаю? - дожидаюсь согласия и продолжаю, - Мне это знакомо. Потому что я поступаю также.
- Да, избавление от боли социальной изоляции. Но к чему ты ведёшь?
- К тому, что так можно разложить любую нашу деятельность и эмоцию. И выходит, что всё, что мы делаем, направлено на борьбу с одним из глубинных, неразрешимых страхов. Наше хобби, работа. И любовь.
- Любовь? - Антон хмурится. Ужасно серьёзный.
Очередная волна даёт понять, что нам лучше сделать шаг назад. Едва не поскальзываясь, хватаю Антона за плечо. Он придерживает меня за локоть.
- Да. Существует ли любовь или это тоже защитный механизм?
Мой собеседник скрещивает руки. Даже мне понятно, что это защитная реакция.
- Ты ведь не просто так об этом говоришь. Значит, испытывала это чувство. И воспринимала, как что-то негативное. Или думаешь, что испытывала.
Осторожно соглашаюсь. Теперь уже мне хочется защищаться.
- Тогда скажи: о чем бы ты думала, если бы не думала о своей влюблённости? Почему тебе удобно это испытывать?
- Хм.
Ухожу вглубь себя. Разворачиваюсь и иду на берег.
- Сейчас это не актуально, - снова ложь, - но я обещаю подумать над твоим вопросом. Идём.
Всю дорогу до Боткинской провожу в блаженном спокойствии. Больше никаких неудобных вопросов и тем. Чувствую себя замечательно. Кажется, Антон тоже.
Прощаемся возле моего дома. Говорю, как понравилось проведённое время. Антон признается во взаимности. Договариваемся увидеться завтра. Вернее, уже сегодня. Время перенесло нас к третьему часу ночи.
Обнимаемся на прощанье. Антон настолько высокий, что даже при моих метре семидесяти приходится вставать на носочки.
Держим друг друга так долго, что со стороны это выглядит почти неприлично. Для нас же проходит ничтожно мало времени.
Отстраняемся одновременно и расходимся молча. Оба понимаем, что слова тут уже излишни.
На непослушных ногах заношу в дом остатки чужого тепла.
Вот уже снова вечер. Я в кофейне. Но не на Чеховской, как обычно, а на Приморском. Тут душно, но зато видно море. Оно совсем рядом. Бирюзовая, блёклая полоса сквозь обгорелые спины и пляжные зонтики. Я ещё пойду к нему. Но позже. Когда близость ночи станет неоспорима и людей поубавится.
Пью бамбл, играя трубочкой с подтаявшим льдом. Футболка липнет к спине. Волосы - к лицу. Я сегодня, очевидно, не так хороша, как в предыдущие дни. Самолёт и красивые вещи сожраны бесконечным чемоданьим нутром. Остались только удобные.
Пишет Вадим. И я впервые за два года испытываю что-то новое. Незнакомое, неприятное и... неудобное. Наконец-то не просто знаю, но понимаю, что моё к нему отношение нездорово.
Это всё чувство вины. Да, кажется, что предала человека, с которым и в отношениях не состою. Нелепость какая!
Закрываю глаза и позволяю себе погрузиться в новые ощущения.
"О чем бы ты думала, если бы не думала об этом?"
Пластиковый стакан приятно холодит руку.
Чувство бесполезности. Бессмысленности. Да! Вот оно! Словно всё, что я делаю, я должна делать ради чего-то. Так почему не для Вадима?
"Почему тебе это удобно?"
Рядом подсаживаются девушка с ребёнком. Выбивают из почти медитативного состояния. Ребёнок громок и вертляв. Усилием воли заставляю себя вернуться к размышлениям.
Удобно. Как неприятно звучит. Но чем больше об этом думаю, тем отчётливей картина. Вадим не может ответить взаимностью. Значит, не нужно брать на себя ответственность. Решать какие-то вопросы, проблемы, так или иначе возникающие в отношениях. За его счёт, я отгораживаюсь от жизни. А это удобно.
Ещё немного и я окончательно возненавижу себя.
Однако, этого не происходит. Антон появляется вовремя. Дикоглазый, с улыбкой чешира и словно напружиненный.
- Эй! - выдаёт он вместо приветствия. - Я искал тебя в другом месте.
Меланхолично пожимаю плечами. Мол, можно было и написать. А внутри словно тёплый мёд разливается. Так что идиотское выражение лица контролировать не выходит.
- Будешь кофе? - облокачивается о край стола.
Качаю головой и демонстрирую всё ещё недопитый бамбл. На слова сил нет. Знаю, что голос выдаст всю палитру эмоций, а я пока не уверена, что хочу этого.
- Тогда пошли прогуляемся, - говорит мой Вергилий.
Забираю портфель, прощаюсь с бариста и мы направляемся в парк. Туда, где не так давно рисовала двухголовое дерево.
Много, очень много разговоров. Обо всем и ни о чем. Даже паузы наполняются чем-то ощутимым. Антон говорит, что ему спокойно. Я чувствую то же самое. Впервые за два года свободно дышу. А воздух, оказывается, такой же бархатисто-обволакивающий, как морские воды.
В один из моментов тишины, Антон касается экрана своего фитнес-браслета. "Шестьдесят один", - кричат изумрудом цифры.
- Ого! У меня никогда не бывает меньше сотни, - не удерживаюсь от комментария я.
- Обычно у меня тоже.
Не отрывая взгляда от магических чисел, протягивает мне кулак. В знак солидарности к нездоровому сердцебиению, ударяю о него своим.
Семьдесят один.
Восемьдесят.
Убираю руку и застываю в пространстве. На какое-то время забываю, что нужно дышать.
- Удивительно, как можно сказать всё, не говоря ничего, - мой голос звучит словно издалека.
Я знаю, что этой фразой навсегда припечатала нас к этому месту. Горячая, вызывающая дрожь волна разливается от макушки до ступней. И дело совсем не в погоде.
Как и любое "навсегда", это заканчивается слишком быстро.
- Ты завтра улетаешь, - произносит Антон.
Здравствуй, реальность!
- Да.
Молчим. А что тут ещё скажешь?
- Мы увидимся? - наконец-то смотрит на меня. И в этих глазах пляшет моя старая боль.
- А почему тебе это удобно? - спрашиваю вместо ответа. - В чем твоя проблема?
Он даже не пытается сделать вид оскорбленной чувствительности.
- Обязательно должна быть какая-то проблема? - говоря это, на мгновение прячет лицо в ладони. Но тут же отвечает: Кажется я всегда выбираю тех, с кем не могу быть.
Ага. Не удивлена. Мы слишком похожи, чтобы отличаться в столь фундаментальном.
Сегодня меня ждёт тяжёлое прощание. И, в первую очередь, потому что придётся отпустить это новое, невероятно чувство.
Просыпаюсь от звонка. Шесть утра. Крайне недовольная, беру трубку.
- Доброе утро, Кира.
- Маньяк, - усмехаюсь я. - Ты не мог ещё раньше позвонить?
- Я бы тогда не выспался, - издевается. - Как на счёт того, чтобы я подвёз тебя в аэропорт?
Неожиданно. Я сажусь в кровати, окончательно просыпаясь.
- Да, - мой голос звучит непривычно растерянно, - да, конечно. Мне будет приятно.
- Хорошо. Во сколько подъехать?
- Давай через полтора часа.
Антон вешает трубку. Я ещё какое-то время сижу, уронив телефон на колени.
Что ж. Заснуть уже не удастся. А все мои вещи ещё вчера отправлены в Москву. То есть, заняться нечем.
Очень долго и вдумчиво завтракаю и собираюсь.
Когда подъезжает Антон, я уже успеваю искусать все губы и тысячу раз пожалеть о данном согласии. Никому из нас легче от встречи не будет. Ещё это дурацкое чувство вины... Откуда оно?
Подбегаю к белоснежной машине, которая на силу поместилась в типичном ялтинском дворике. Город явно не предназначен для подобного типа передвижения.
Заглядываю в открытое пассажирское окно. Портфель уже снят со спины, но садиться в салон пока не тороплюсь.
- Это всё какая-то постирония, которую я не способна понять? - возвращаюсь к нашему телефонному разговору.
Антон даже хмурится. Видимо, я какую-то слишком большую глупость сказала.
- Это постагония, которую ты не способна почувствовать. Залезай, - открывает мне дверь.
Сажусь и сразу чувствую себя в безопасности.
На нем строгая голубая рубашка с траурной лентой ремня безопасности. На руках нет привычных браслетов. Русые волосы убраны назад и выглядят темнее, чем обычно.
Я рядом с ним вся какая-то несерьёзная и эфемерная. Чувствую, как тает уверенность.
- Ты хотел о чем-то поговорить? - спрашиваю я, когда мы наконец выезжаем из города.
Играет его любимая музыка. Та самая, что и в моём плей-листе заслушана до белых шумов.
- Нет, - Антон выглядит искренне озадаченным, - мне нравится проводить с тобой время.
Звучит слишком хорошо, чтобы быть правдой.
- А я хотела кое-что сказать.
Смотрит выжидающе. Затем, к моему спокойствию, снова на дорогу.
- Хорошо, что я сегодня улетаю, - решаюсь я.
- Ну... Так себе информация. Давай дальше, - отшучивается мой собеседник.
- Подожди. Я имею ввиду, неизвестно, что могло бы произойти, будь у нас больше времени. Категорический императив, понимаешь? Я стараюсь поступать согласно той максиме, которая могла бы стать всеобщим законом.
Перевожу дух.
Теперь он подумает про моего выдуманного мужа.
- Ты права, - по всему, так и выходит.
И дело тут не только в необоснованном чувстве вины перед Вадимом.
Антон слишком молод, чтобы тащить на себе груз чужих межличностных проблем. Чтобы тратить время на привязанность к тому, кто далеко. Чтобы позволить себе убегать от реальности, как это делаю я, наделяя другого почти божественной властью над собой.
И если чувства, так долго приносящие мне одну боль, легко отошли на второй план, стоило мне позволить себе чуть меньше страданий, разве это может быть чем-то настоящим?
Такой же защитный механизм.
У меня.
И у Антона.
Поэтому хорошо, что я сегодня улетаю.
Мы уже давно приехали и прощаемся у стойки регистрации. Ни боли, ни тревог. Одно лишь приятное волнение в непривычно лёгкой голове.
- Спасибо, - говорю я, заключая его в объятия, - большое спасибо.
- Было классно, - признается Антон.
Некоторое время стою. Но поводов задержаться нет, поэтому приходится уходить. И обходимся мы без лишних слов. Это бы все испортило.
Уже сижу в самолёте. Маленьком, как кукурузник. Колени упираются в переднее кресло. Пока ничего, но знаю, что через какое-то время ногам станет дискомфортно.
Пора переводить телефон в авиарежим.
Не хочу проверять сообщения, но одно всплывает самостоятельно, попадая под мои не самые ловкие пальцы.
- Во сколько прилетаешь? Хочу тебя встретить.
Что ж, Вадим. Очень заботливо.
- В 14.30. Домодедово.
Касаюсь нарисованного самолётика и фиксирую себя ремнём. Смотрю по сторонам. Обычно немного побаиваюсь перелётов. Сейчас всё иначе.
Хочу достать из портфеля книгу, но кольцо на правой руке со звоном ударяется о застёжку. Замираю и смотрю на него.
Самолёт начинает движение.
Я кладу на пол портфель, напрочь забыв, зачем его доставала. Снимаю злосчастное кольцо. Взвешиваю в ладони.
Под излишне радостные объяснения стюардессы кидаю украшение в кармашек переднего сидения. Прямо за ламинированную инструкцию по технике безопасности.
Мы взлетаем. За бортом разрываются в клочья белые облака. Сквозь их порезы блестят вдалеке следы чьих-то неспокойных жизней.