Лобанов Станислав Александрович : другие произведения.

Органы Чувств

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    ЦИКЛ ИЗ ПЯТИ РАССКАЗОВ, ГЕРОИ КОТОРЫХ ЖИВУТ, ВЛЮБЛЯЮТСЯ, ВЕСЕЛЯТСЯ, РЕЖУТ, УБИВАЮТ, НАСИЛУЮТ, КРИЧАТ ЛОЗУНГИ В ГЕТТО БОЛЬШОГО ГОРОДА, ГДЕ ДОМА КОРОБКИ И МЕРТВЫЕ ДЕРЕВЬЯ ДАВНО ПОГЛОТИЛИ НЕБО В СВИНЦОВЫХ ТУЧАХ, А ГЕТТО ТЕМ ВРЕМЕНЕМ ЖИВЕТ, ОНО ДЫШИТ И ЖДЕТ НОВЫХ ЖЕРТВ...

Здесь сезоны не меняются

В течение года,

А солнце гуляет по

Трубам завода,

На лицах людей

Печать слова "мода",

на кухне с утра

Они лупят воду.

И думаешь часто:

Еще бы полгода,

А будет веселье-

Шашлык и природа...

На работе расскажешь

Другу в пол-оборота:

Тут Валька вчера

Нажралась до блевоты!

А тот рассмеется:

Мол, ну вас, уроды,

Вас не напугаешь

И плохою погодой!

Из всех мышеловок

Слышится продан!

И небо смеется по

Трубам завода

В квартире под нами

С утра умер кто-то,

А сезоны не меняются

В течение года.

  
  
  
  
  
  
  

ПРО НОС

  
  
   Где-то на краю большого города, где дома-коробки и сухие деревья навсегда заслонили солнечный свет, где люди забыли, когда они последний раз выходили на улицу после десяти вечера, а мусор убирается примерно раз в год во время субботника, жила пятерка парней. Ну, вы понимаете, да? Нормальных таких парней, а не каких-нибудь там, чертей.
   И вы думаете, как парни проводили все свое свободное время, которого была просто прорва? Естественно, как все нормальные такие парни, они ходили играть в игровые автоматы, пили пиво около своего насиженного места перед подъездом, когда было прохладно, они в нем грелись, не напрягаясь выходить в туалет на улицу, а ночью шли на дело- ведь на бухалово и автоматы надо было поднимать где-нибудь лавандос, правильно?
   А звали их, как и всё, чем они занимались, тоже незамысловато: Паха, Колян, Миха-Мешок, Ванес, Тощий, Димон.
   И вот, как-то раз, стоят они около подъезда своего, общаются, пиво пьют, ожидают- скоро работать идти - лавэ то голяк. Видят, залетные чухи какие-то на лоха на местного буровят, а лох смешной, очкастый, краснеет, как рак и тресет его всего, как-будто паркинсона подхватил, ну парни наглости такой не стерпели, решили дело это разрулить...
   Подходят с претензией, говорят: " Вы, че, шакалы, бля, попутали?". Вот так вот сразу, представляете, не цацкаясь: "шакалы, мол, бля"!
   А те парни тоже не потерялись: "слышь, скоты, вы ваще под кем ходите?", а наши парни не мешкая как накинутся на залетных: Мешок и Паха с дубьем, Ванес с заточкой, Тощий и Колян с кастетами, а Димон так, с кулаками- оружия ему, видно, не хватило. Зато работал он ими, как серпом с молотом,- кому в глаз, кому в ухо, кому и кадык приспустит...
   Димон самым старшим был, уже и в армии отслужить успел, бывало, сядут все на лавку, семечки поесть, а Димон рассказывает:
   "Ха, пацаны, зацени: сидим мы короче в казарме, дух, бля с дознанки от замполита, приходит. Фонарь, типа в пол-ебла откуда, а он мудило и говорит, типа вчера на тумбу упал, а синяк уже видно пря, хуй-поймешь какого цвета, видно недели полторы уже. Ну я ему и говорю- хуя ты дурак, а потом ебс ему в шею, ебс в голову, так духов учить надо. Если в шею ударить - она ваще немеет, полчаса не работает!". Ну все естественно громко смеялись над такими шутками, ведь Димон то авторитетом для всех был, самый старший как-никак!
   Ну а история та вся закончилась тем, что кто-то ментов вызвал, а залетные, поскольку мест не знали, скрыться не смогли, а наши парни вместе с лохом убежали. А дальше начинается самая интересная часть повествования.
   Парни решили поработать по крупному и особо не напрягаясь. За помощь с лоха они попросили денег, да еще с тем условием, что если он их не отдаст, парни ему все ноги переломают, сначала он им отдал чуть-чуть- так, на пиваса ящик, им показалось мало, они попросили еще на два, а потом еще на три.
   Паренек ходил как тень, у всех перезанимал, сосуды на глазах выступили как рыбацкая сеть. Много пацаны в этот раз попросили полторы тысячи долларов, откуда такие деньжищи-то взять? И решил он хату свою же вынести. А там у него и компьютер по первому слову и холодильник огромный и телевизор жидкокристаллический в полстены- отец магазин держал небольшой обувной, доходы так, туда-сюда, но на жизнь хватало. Дак вот, решил он хату свою вынести, отдать побольше, чтобы от него быки отстали, а свалить все на район крепко криминальный.
   Ну, в общем, он так и поступил. Отправил все это добро барыгам (контакты через тех же быков нашел), выручил три с половиной тысячи и отдал, быки обещали на первое время отстать, но обратиться, как лавэ потребуется. А за вскрытую ключом хату, батя так вымордовал пацана, что он две недели не мог подняться с кровати, а первые три дня вообще в больнице провел с сотрясением и обширными гематомами.
   А с парнями история приключилась тоже, надо сказать, веселенькая. Мешку слили весь общаг, потому что он с лохом не контактировал близко, а сделано это было для того, чтобы он лавэ припрятал, пока все не утрясется.
   Мешок же вдруг резко пропал, и его не могли выцепить около года. А потом его парни видели, ну и так вот и выцепили.
   С Мешком долго не цацкались, позвали бандита познатнее и с тачкой, отвезли мешка в лес и там решили с ним поговорить.
   С Мешком говорили с пристрастием: на вопрос "где деньги" он отвечал, мол, потерял, а они все вместе его долго били ногами по голове, приговаривая "говори сука!". Через три часа таких безрезультатных переговоров, Чечен (важный бандит с машиной) пригрозил, что если Мешок еще раз в отказ пойдет, он ему отрежет нос. Мешок пошел в отказ...
   Тогда Паха взял Мешка за правую руку, Колян взял Мешка за левую руку, Ванес взял Мешка за правую ногу, Тощий взял Мешка за левую ногу, Димон взял Мешка сзади за шею. Знаете захват такой борцовский - и головой не шелохнуть, и задыхаешься еще (вот незадача). А, да, Димон Мешку еще ногой со всего размаху пнул куда-то в область сонной артерии.
   Тогда важный бандит с машиной Чечен достал откуда-то сзади нож и встал на колени перед Мешком. Он поднес нож к спинке носа и нажал на лезвие с усилием, лезвие вошло внутрь, Мешок закричал, практически завизжал. Лезвие ритмично заходило поперек носа. Нос тихонько похрустывал, крови не было. Мешок кричал. Нос долго не продержался, отвалился и покатился по траве. Впрочем, он не долго катался, а вскоре остановился и упал на бочок. Из лица Мешка рекой хлынула кровь на грудь, лицо и штаны.
   Потом важный бандит с машиной Чечен пошел к машине и вернулся с лопатой. Ее дали Мешку и приказали копать яму. Мешок копал яму, похрюкивая своим отрезанным носом, как маленький поросенок. Он выкопал яму и отдал лопату Чечену, важному бандиту с машиной, а сам вытянулся по стойке смирно. Тогда важный бандит с машиной Чечен размахнулся этой самой лопатой, да так, что его кожаная куртка заскрипела на весь лес, и ударнил ей Мешка по голове. Глаза Мешка резко потускнели и он с гулким хлопком упал в яму, расположивший в ней аккуратно вдоль. Парни не мешкая закопали яму, не забыв бросить в нее нос.
  
  
  
  

ПРО ГЛАЗА

  
  
   Где-то на краю большого города, где солнце уже давно не показывалось из-за многоэтажек и низко нависающих облаков, где люди не выходят на улицу после десяти часов вечера, где грязь, лежащая вперемешку с мусором, никогда не теряет влагу, жила молодая девушка Юля.
   Она старательно вставала каждый день в восемь утра и выходила из дому аккуратно в восемь сорок семь на автобусную остановку под окнами, уже четыре года с момента поступления в университет. Ее отделение находилось в ценре города, а ехать туда надо было минут сорок.
   Родители работали в две смены на предприятии, очень старательно насыщавшим "лисьими хвостами" небо над городом.
   А еще и нее была подружка Даша, с которой она ходила по выходным в кино или на дискотеку. Как-то раз они пошли на тусовку в модный клуб
   (только что открылся), а там, как во всех новых заведениях новая тема: вся молодежь хоть раз, по любому, должна попробовать из разряда ЛСД, да спидов.
   И Юля , естественно, попробовала. А, собственно, чего тут страшного? В жизни так и так надо все попробовать, или, хотя бы почти все.
   В итоге пришла домой в четыре, против обыкновенных двенадцати. А там, как обычно, родители на ушах, ссоры и обиды, короче не важно.
   На следующий день после учебы подходит к ней Даха, пошли, мол, говорит, оттянемся сегодня по крупному, а то че дома-то сидеть?! Так и до старости досидеться можно! А Юля:
   "Да вроде как семинар завтра, поучить бы..."
   Короче пошли они тусоваться вечером.
   А пошли они в самый моднющий рэйв-клуб. Туда даже дети бизнесменов и депутатов ходят. У них на вход ушла вся стипендия.
   А внутри-то вообще! И пива семьдесят сортов с закусками, и мальчики, как с картинки, глянцевые. У нее на отшибе такого уж точно не увидишь!
   Как водится, пригласил ее потанцевать парень по имени Макс, потом прогуляться предложил, выпить чего-нибудь. Юля, конечно, сначала отказывалась, но в конце концов согласилась, да еще и телефон оставила. А чего такого-то? И парень не плохой: до дома проводил, позвонить обещал.
   Через два дня и вправду позвонил, пригласил ее к друзьям, "пообщаться", говорит. Юля долго не колебалась, пошла, значит.
   У его друга Сергея отец был каким-то то ли полковником, то ли генералом, знатный был, в общем, отец. Соответственно и причиндалы дома были офицерские- и квартира огромная, техникой всякой навороченной заставлена, мебель, какую Юля только в журналах видела.
   Помимо них троих там было еще трое парней и две девчонки, с которыми она невнятно как-то познакомилась. Они сидели все в кружок и курили траву через кальян. Юля тоже не стала отказываться и села рядом со светловолосым парнем лет двадцати трех. Часа через полтора таких возлияний компания перешла от пошловатых шуточек к занятию групповым сексом. Для Юли это была невиданная вещь. Она быстро собралась и выбежала в подъезд. Дверь она захлопнуть не успела, так как за ней в одних трусах выбежал Макс.
   "Оставайся, говорит, развлечемся по полной!"
   Юля отказалась, сказала, что с таким зверьем развлекаться не собирается, после чего Макс схватил ее за руку, потом начал сдирать с нее брюки. Юля кричала. Он не останавливался, раздел ее полностью, повалил на лестницу. Юля кричала. Он грубо и жестко вошел в нее, Юля кричала. Он насиловал ее молча и чуть краснея. Юля кричала. Он кончил в нее, ударил по лицу, развернулся и ушел... Юля еще долго не вставала, потом натянула брюки и около часу ночи пошла домой.
   Скоро она сидела у окна в своей комнате и молчала.
   "Как же так могло получиться, где были мои мысли, почему это произошло? Зачем я пошла туда? Понравился стало быть? Где бритва? В ванной. Рукава. Смешно как получилось. Резче надо. Хоп. Поехали. А сегодня понедельник, и почему птицы не поют по ночам, ведь здорово должно быть, когда птицы поют по ночам. Вот если бы я была птицей, я бы обязательно пела по ночам. Интересно, а солнце ночью плачет или смеется? А этаж может быть и первым и седьмым одновременно? А венозная кровь такая же как слезы быстрая? А как кошка на улицу она может убежать? А почему я ее не вижу? А если включить свет она превратится в страх? А в ненависть? Лучше уж не буду проверять, а сама попробую. А вот карниз трогать прохладно. А ведь мои глаза так хотели смотреть на мир, широко открытые, как солнышко яркие неугасимые, громкие. Как прибой шумящие, вперед бегущие, горизонты разрывающие, границы все и ограды, реками разливающиеся, в обрывчик, овражек, звонко так звонко, весело, пенисто, где лесок небольшой и цветы, и луг, и небо прозрачное, как слезы, как боль как..."

ПРО УШИ

   Где-то на краю большого города, где девятиэтажные дома и высохшие деревья закрывают серое небо, где люди не выходят на улицу после десяти вечера, а мусор лежит кучами, наметаемыми ветром к стенам этих самых домов, наступило утро очередной среды.
   Он как обычно проснулся в шесть двадцать утра, заправил кровать, умылся и пошел на кухню пить кофе. Ровно через тридцать минут ему необходимо было стоять на автобусной остановке, для того, чтобы не опоздать на работу. На работе у него был токарный станок и план в двести семьдесят две втулки в день.
   Станок стоял на местном предприятии, месяц назад ему исполнился пятьдесят один год.
  -- Привет- поздоровался он со станком- как ночка, не замерз? Минус два, говорят, было, все, зима наступает потихонечку. Ну да ладно, поехали- он нажал на кнопку, станок недовольно заурчал спросонья всеми своими тремставосмидесятью вольтами.
   Он всегда говорил со станком, он работал по десять часов в день, с кем еще поговоришь! За станком он выполнял три операции. Он разговаривал со станком уже двадцать лет, а план был весьма высок...
   После работы он ехал на автобусе домой, ел яичницу и смотрел телевизор. В десять вечера он ложился спать, чтобы на утро с новыми силами идти на работу и стоять у своего станка десять часов кряду.
   -Привет- говорил он говорил каждый день станку, а станок всегда молчал, а в третью среду октября ответил ему:
   "здорово, дружище, в цеху ваще край, чуть ласты не склеил, дубак!"
   С этого момента смены стали пролетать просто незаметно. Они говорили о политике, медицине и здравоохранении, биологии, экономике, о повышении продуктивности труда и оптимизации промышленности, а также об увеличении масштабов производства, как следствие.
   Станок оказался на редкость эрудированным собеседником, он был хорошо подкован в сфере гуманитарных дисциплин и рассказывал своему компаньону великое множество занимательных фактов.
   Со временем станок говорил все больше и больше, и диалоги постепенно стали перерастать в монологи самого станка.
   Станок начал ему говорить несколько странные вещи. Он зачем-то рассказывал о внутреннем строении младенцев и сравнивал их со строением внутриутробных плодов. Он говорил, что обмен веществ у них намного выше, чем у остальных людей и поэтому они потребляют гораздо больше кислорода. Он начал говорить, что младенцы эти самые могут использовать весь кислород и его больше никому не достанется. Что рождается их все больше и больше, очень много рождается младенцев, а ведь они невинны и поэтому непременно используют весь кислород на свои маленькие невинные нужды.
   Он стал с опаской слушать станка.
  -- Зачем ты мне говоришь все это? - спрашивал он у станка, а станок отвечал ему:
  -- Затем, что я все это знаю и ты должен это знать, вот зачем я тебе это все говорю.
   Потом они подолгу молчали, но станок не мог молчать долго, он снова и снова начинал говорить о невинных младенцах, живущих ради того, чтобы использовать весь свободный кислород на свои маленькие невинные нужды.
   Голос станка срывался на шепот:
   "убей их, этих невинных младенцев, убей их, пока они невинны, убей их всех, убей их всех, убей их всех, убей их всех, убей их всех, убей их всех, убей их всех, убей их всех, убей их всех, убей их всех..."
   Через неделю таких бесед, где он ни разу не сказал не слова, он не выдержал и бросил работу прямо посередине смены.
   Он бежал в спецодежде по улицам, присыпанным грязным снегом. Он ехал в автобусе, но все равно чувствовал, как станок ему прямо в уши скрежетал громким шепотом:
   "Убей их всех, пока они еще невинны, пока еще не поздно... Убей их всех... Убей их всех..."
   -Убей их, невинных, ведь они невинны, убей их, убей их, убей их, убей их, убей их, убей их, убей их, убей их, убей их, убей их, убей их, убей их, убей их...- раздавался в ушах его металлический шепот, гудение всех его трехсот восьмидесяти вольт.
   Он прибежал домой в надежде, что станок перестанет говорить такие вещи ему прямо в уши, что он перестанет говорить... Но станок не унимался, он продолжал гудеть своим электромотором, продолжал скрежетать:
  -- Убей их, убей их, убей их, убей их, убей их, убей их, убей их, убей их, убей их, убей их, убей их, убей их, убей их, убей их...
   Он побежал в ванную и сидел там, на полу, закрыв уши руками, но станок неумолимо продолжал и продолжал шептать:
  -- убей их, ведь они невинны...
  -- Я не слышу тебя, я не хочу слышать тебя!
   Он кричал, обливаясь слезами, не отпуская рук от ушей, качаясь вперед и взад, вправо и влево...
   -Я не слышу тебя, я больше не хочу слышать тебя, я больше не слышу тебя!
   По коридору шли два санитара и тихо разговаривали друг с другом. За металлической дверью кричал буйно помешанный, он всегда кричал по средам уже двадцать лет.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

ПРО КОЖУ.

   Где-то на краю большого города, где деревья не помнили солнечного света, а облака частенько изливались кислотными дождями, девяти и двенадцати этажные блочные дома все также радовали глаз рядовому труженику тяжелой металлургической промышленности.
   В одном из таких домов жила девушка Надя, секретарша по профессии и не известно кто по призванию. Каждое утро за исключением двух положенных выходных ( а иногда и в эти дни) она отправлялась на работу и возвращалась довольно поздно вечером.
   Еще, по выходным, она с мамой или подругой могла пойти в какой-нибудь торговый центр за одеждой и прочими женскими штучками, как там водится- средствами для ухода за кожей рук, ног, тела, помад, пудр и тому подобными радостями. Летом она ходила на пляж загорать, а зимой в солярий, ведь надо же девушкам ее профессии выглядеть презентабельно! Короче говоря, она была красивой.
   Конечно, надо отметить, что с молодыми людьми ей не очень везло. Отношения ее с ними были либо кратковременными, либо, так сказать, быстрыми. Всему виной была работа, ведь времени на все всегда не хватает.
   Да и на работе всякие старые девы любили почесать языками о ней и ее личной жизни. Конечно, у самих секс последний раз был лет семь назад, вот и завидуют, и злословят. А ей, по большому счету, было наплевать, хотя, конечно, осадочек оставался. Вряд ли кому понравится быть предметом каждодневных обсуждений.
   На одной из корпоративных вечеринок она неожиданно для самой себя переспала со своим боссом, это несколько осложнило их рабочие отношения и дало еще один повод лишний раз посплетничать теткам на работе. Конечно, о росте зарплаты никто не говорил, да и откуда ж ему взяться этому самому росту. Несколько позже они начали встречаться, но о росте по-прежнему никто никому не говорил.
   А с другой стороны, чего тут плохого? И босс молодой, и она тоже... Вот и пускай злословят, старые девы!
   Встречаться со своим боссом было для нее самым оптимальным вариантом и стопроцентным условием существования личной жизни: а еще это не мешало работе, даже напротив, вносило в трудовые будни много приятностей.
   Правда и роман их продолжался недолго и как все служебные романы закончился на точно такой же корпоративной вечеринке: начальник заторопился, ушел раньше, и не попрощавшись с ней, небольшой телефонный скандал и новая пассия- вот и вся история.
   В итоге она поехала домой одна. Время позднее было- где-то между четырьмя-тремя часами утра-ночи. В общем лифт не работал, и она пошла по лестнице. Летняя ночь, а подниматься на седьмой этаж.
   Где-то между пятым и шестым этажами сидели пацаны и пили чего-то, по всей видимости крепкое.
   Надя попыталась пройти мимо, ей преградил дорогу невысокого роста паренек, скорее всего самый молодой. Свет горел этажом выше и разглядеть его было довольно тяжело. Но и то, что тем не менее ей удалось разглядеть- классика, что называется,- коротко стриженные русые волосы, круглое лицо, в кожаной куртке, не смотря на лето, голосом пытается изобразить как можно более глубокий бас. Она пытается молча обойти его, но он не пропускает ее. Она делает шаг в сторону и он тоже. Пацаны посмеиваются, а Надя уже догадалась, что, возможно сейчас у нее будут проблемы.
   -Слышь, Колян, кто пришел, короче!
   -А че красивая такая по подъездам ночью шарахается?
   -Ну че молчишь-то? Обидеть нас хочешь?
   Каждая их реплика сопровождалась взрывом хохота. А потом один из них говорит:
   -Слышь, Дрон, дай корове этой в бубен, бля, развыебалась, сука епт.
   Дрон не мешкая встал с корточек от стены и дал Наде пощечину. Потом, как по команде, вскочили и остальные, загалдели, окружили и начали срывать с нее одежду. Надя при всем при этом стояла, как вкопанная, и молчала. Ее раздели догола и, ударом, повалили на пол. Расстегнул штаны первый, навалился на нее, начал насиловать. Надя ощущала всей поверхностью кожи его молнии и пуговицы на куртке, ее спину холодил и царапал бетонный пол лестничной клетки, она вдыхала запах, исходивший от него: смесь алкоголя, пота и табака. Потом, спустя некоторое время, он кончил, встал, застегнул штаны и затерялся где-то в углах лестничного проема.
   Расстегнул штаны второй. Все повторилось по новой. Остальные стояли вокруг, смотрели, что-то гулко обсуждали, смеялись, курили. Цикл повторялся снова и снова, пока все не прошли через Надю хотя бы по разу, а некоторые, самые наглые, и по два.
   Потом они выпили "по последней", похохотали, покурили, ушли. Надя пролежала на полу до утра, а утром встала, кое-как оделась и с невероятным усилием поднялась на полтора этажа вверх. Прямо в одежде рухнула на постель и проснулась только на следующее утро.
   Надю везде преследовал запах алкоголя, пота и табака, она даже мылась по семь раз в день, пытаясь смыть с себя их запах. В течение полутора лет она просыпалась по ночам, тяжело дыша и покрываясь испариной, не могла уснуть, чувствуя кожей их всех до единого по очереди.
  
  
  
  
  
  
  
  

ПРО ЯЗЫК

   Где-то на краю большого города, где грязные кирпичные многоэтажки закрывают солнце, где люди никогда не видят голубого неба из-за низко нависающих свинцовых туч, а ветер создает маленькие смерчи из опавших листьев и мусора, наступил очередной понедельник.
   Аккуратно в восемь тридцать утра люди высыпали на улицы, заполонили собой все автобусные и трамвайные остановки и весь пассажирский автотранспорт. Время ехать на работу. Многие выглядели довольно худо- алкогольные выходные закончились и наступило первое утро рабочей недели.
   Предприятие, на котором работала большая часть этих людей, выглядело еще хуже. Это был старый металлургический концерн, где украли уже все, что могли украсть, а заменить все это не было ни сил ни желания. Все ожидали, что он либо развалится, либо уйдет с молотка каким-нибудь новым акулам этого нехитрого бизнеса.
   И, уж конечно, нечего говорить о том, что зарплату давали раз в сезон, о соц. пакетах и думать не думали, а смены были сдвоенные - по шестнадцать часов. Уповали лишь на так называемый первый и второй список.
   Само собой, что в такой среде не могло быть счастливых и всем удовлетворенных людей.
   Ругали власть и милицию, начальство и мастеров, кондукторов и контролеров в автобусах, а заодно дагестанцев с арбузами и азербайджан с помидорами. Именно из такой среды вырастали все субкультуры и просто пацаны в кожаных куртках и спортивных штанах, иногда создающих непреодолимое препятствие при попытке какого-нибудь рабочего попасть домой с зарплатой.
   Когда Санек закончил девять классов, он твердо решил для себя, что всему необходимому в жизни его уже научили. Ирокез стоял нормально, косуха была почти новая, а поесть можно достать всегда. Из дома он, конечно же, ушел, - пить с родителями ему надоело, хотелось новых знакомств и тусовок. С этого момента он стал тусоваться вместе с остальными панками. Панки живут очень просто: спят, где придется, едят, что есть и пьют все, что горит.
   Однако и в панковской среде, несмотря на всю ее одногранность, происходили политические волнения, вернее, панков часто использовали в своих акциях разные леворадикальные организации. Именно тогда у них и возникали всевозможные трения с властями в лице милиции и друг с другом, когда сталкивались лбами конфессии, имеющие отличные взгляды на жизнь.
   Санек, почему-то примкнул к анархистам. Он даже добросовестно ходил на собрания, где пили, и скидывал кое-какие деньги в кассу. Анархический бюджет до боли прост - деньги расходуются на ткань и краски для флагов и транспарантов, и бухло для вдохновленной реализации первого пункта бюджета. Иногда анархисты печатали листовки и расклеивали их в городе. Часто к их группе примыкали рабочие комбината.
   Так пролетело два года. Санька знали и ненавидели все менты и скины города. Санек вообще был активистом. Он расписывал разными речевками стены в городе, на акциях рассказывал о прелестях сквоттерской жизни и, к тому же, пил больше всех. Как-то раз, после очередной демонстрации в честь Первомая на них напали нацболы вместе со скинами, и шестеро человек загремели в больницу, а двое чуть дальше.
   После этого случая Санек твердо уяснил для себя что же в действительности означает быть анархистом. Вместо транспаранта "Свобода, Анархия, Коммунизм", с которым он раньше ходил на демонстрации, он брал с собой кастет. Теперь он говорил не о радостях бомжеватой свободной жизни и всеобщем хиппейском братстве, а об тотальном уничтожении всех несогласных с анархизмом, и , тем более, противящихся ему. Анархисты этого не одобряли, но и мешать не мешали- свобода слова как-никак!
   Через месяц- другой уже две трети "непартийцев" ходили кто с кастетами, кто с с железными прутами, кто носил нож, а малолетние ссунявые сосунки разбежались к мамам под юбки. Анархисты действовали, руководствуясь очень простым принципом- видишь гопника- бей, видишь скина- бей, видишь коммунара- бей, видишь НАШего- убей. Это, конечно, не могло не привести к усилению позиций "Сектора Свободы", его даже побаивались.
   В тот самый понедельник Санек, как и все рабочие, с квадратной головой проснулся после алкогольного уик-энда. От рабочих он отличался сейчас только тем, что никогда не работал, и что уик-энд этот самый был размазан по всеми семи дням недели.
   Проснулся он бок об бок со своим товарищем по цеху в подвале одного из блочных домов, коими так изобиловала городская флора. Под потолком тускло горела сорокаваттовая лампочка. На улице стоял октябрь на середине и ночи были уже довольно холодные. Через день моросил мерзкий дождь из-за чего улицы не высыхали вовсе.
  -- Колян, Колян, слышь, живой? - толкнул он товарища в щеку своей ладонью.
  -- А?! Сколько время?! Че?!
  -- Тут, короче, водки осталось с децл, будешь? А, слышь, ты ж всю ночь на себя блевал, долбаеб!- несмотря на изрядно помятый вид Санек довольно четко выговаривал слова, а водку разливал аккуратно поровну в пластиковые стаканы.
  -- А?! Че. Гном где?
  -- За бомж пакетом пошел.
  -- Дак это было часа в три ночи!- Колян поднес водку ко рту, выпил, поморщившись. При всем при этом некоторая ее часть потекла у него мимо рта и закапала с подбородка- Фу, блядь, говно не водка!
   После второй Колян уже довольно уверенно встал, вылез из окошка подвала и начал отмывать блевоту в луже. Пахло от него, конечно, хуже чем от свиньи. Потом он залез обратно и с Саньком они накатили еще по одной, закурили...
  -- Сразу после того как у Коляна с Саньком закончилась водка, в подвал залез Гном. Гном носил идиотские очки с большим красным ирокезом. Но, надо отметить, что такой нелепый вид метать водку с обеих рук ему нисколько не мешал. Да и от ирокеза то у него была спереди прядь до подбородка и сзади такая же, а между ними торчала короткая щеточка опаленных волос. Одна линза в очках у него была разбита, а под правым глазом красовался большущий синяк.
  -- с таким прожектором можно и не думать об электрификации сел и городов, че, заебись сгонял за бомж пакетом?!
  -- Иди ты на хуй, Коля, лох, сука! На улицу уже не выйти, того и гляди убьют. Слышь, стою я, короче, у чипка, гопоты подходит человек тыща! Ну понятно, бритые, в кожанах, у половины в кулаках вазелин заколочен, я одному по репе уебал, а они всем скопом сразу загомонили, на моего пацана, мол, падлы! Первые же суки доебались, ирокез отпаяли, а их, гандонов не тронешь! Их, ублюдков мочить нужно, убивать на месте, нах!
  -- Дак чего ты, мудак, нарываешься то? Ты че, хотел, чтобы тебе еще и денег что ли дали , накормили может быть за то, что ты еблище расколотил их другу-уебану?! Короче ясно, если менты не могут навести порядок на улицах, надо навести его самим методами какими-нибудь драконовскими. Взять, скажем, ублюдка в подъезде взорвать к хуям... Так вот ебнуть пару-другую пидорасов, а они потом друг друга мочить станут как последние черти. Анархи, в принципе, могут рецепт бомбы или гранату какую-нибудь подогнать...
   Так и поступили, выполнение данной операции решено было отложить на вечер. Панки мотивировались тем, что вечером темно и их никто не увидит, и, к тому же им хотелось еще выпить.
   Белый, весь видный шестеренок на район, вошел в собственный подъезд и подорвался на самодельной взрывчатке. После того, как ему оторвало левую ногу примерно до колена, он умер через сорок минут, отчаянно пытаясь доползти до своего этажа. Он не дополз всего один лестничный пролет. Конечно, уборщицам он работки подкинул тоже немалой: они потом две недели отмывали кровь ублюдка со стен и потолка подъезда.
   Следующим был Витя -Толстый, бандитом он не являлся. Так просто, гопота дворовая. Задиристая. Ну, убивать его не убивали. Просто язык вместе с руками приколотили к дереву, стоящему прямо у него под окнами, а он так всю ночь и простоял. Наутро гвоздики вытащили, дерьмо в штанах отстирали, паренька упекли в больницу на два месяца от несварения жуткого лечить.
   Уголовщины конечно из этого не раздували- меньше уродов спокойней работа. Проблемы начались только тогда, когда в начале одного из солнечных, но морозных зимних деньков в детском садике нашли четырех гопников и одного местного авторитета как гирлянду развешенных под перекладинами на веранде вперемешку с елочными игрушками- Новый год через неделю все-таки! Именно тогда милицанты и взяли дело в свои ручки- анархистов и всех сочувствующих им все чаще убивали при задержании, число которых неимоверно возросло, они обожали допрашивать их с пристрастием, а потом изо всех сил сажать. Анархисты же, в свою очередь, частенько стали нападать на сотрудников милиции, особенно на высшие чины- то бытовой взрыв газа унесет жизни прокурора с семьей и еще не забудет захватить с собой человек двадцать обычных обывателей, то тормоза откажут в служебной машине- десять жертв аварии на мосту, то разбойное нападение прямо на лестничной клетке у квартиры- ничего не взяли, но нож в спину воткнули.
   Чем могла закончиться такая война?
   Санек мочил всех подряд, так как угроза исходила ото всюду. Жил он в чулане пустующего дачного домика, выходил только по ночам. Как-то его вычислили. Приехали на "козле", скрутили, засунули под сиденье и повезли далеко-далеко в лес, где его, привязанного к ели долго-долго били и всячески издевались. После этого его, еле-еле живого, без одежды и привязанного оставили...
   Падал мягкий снежок. Для января было не очень холодно, не больше десяти градусов. И вообще, очень красиво, когда в тихую спокойную погоду мягко ложится на землю пушистыми хлопьями снег. И куда не взгляни везде белым-бело и все вокруг искрится как новогодний фейерверк. Это, безусловно не может не навести на мысль, что мы, смотря на землю, видим у себя под ногами свет дальних-предальних звезд, вокруг которых вращаются свои миры с голубым небом в облаках, лесами и необъятными морями, где, наверное, круглый год лето.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

ПОСЛЕСЛОВИЕ

Осторожно, на ощупь,

Шагаю по венам

Маленьким острым лезвием

А потом, утомился,

Прилег отдохнуть,

И, уже, никогда не проснулся.

А утром меня нашли

В заблеванной маленькой комнатке

С открытыми настежь венами,

И по полу тихонько текла

Несжатая полоса презрения.

И что же видел я во время

Этого культпохода говенного?

Да ни черта там не было:

Ни рая, цвета прозрачного,

Ни света, ослепительно белого,

Ни ада, горячего, серного.

Вот он - флагшток, что не даст ЛСД

Дак давай же, как я-

Пускай слюни красные

Дорожки заиленные, не смелые,

Выше облака такие летучие,

Оскалившиеся удушливым смехом...

А утром меня нашли

В заблеванной маленькой комнатке

С открытыми настежь венами,

С дорогами железными красными,

И видел я небо синее,

А еще траву зеленую...

 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"