Путь предстоял еще неблизкий, поэтому в Осташкове Олег решил остановиться перекусить. В небольшом местном кафе подали прекрасный борщ и абсолютно несъедобную яичницу. Кроме него в зале был только один посетитель. Мужичок лет пятидесяти заказал две по пятьдесят водки и селедочки с вареной картошкой. Трапезу они закончили почти одновременно, расплатились и одновременно же направились к выходу. Придержав дверь, Олег спросил:
- Уважаемый, не подскажете, как быстрее добраться до Демянска?
Старик кашлянул, доставая пачку "Беломора":
- Есть две дороги. За постом ГАИ развилка. Та, что направо - короткая, но плохая. А налево, значит, хорошая, но длинная.
- Так по какой лучше ехать-то?
- А это, милок, тебе решать. Свою дорогу каждый выбирает сам, - сказал мужичок и был таков.
Решив, что его старенький внедорожник вполне осилит провинциальные ямы и выбоины, Олег свернул за постом ГАИ направо. Он рассчитывал до конца рабочего дня попасть в Демянскую ЦРБ и взять выписку из журнала регистрации больных, чтобы доказать, что ответчик по его делу в суде в этот день в больницу не поступал, в чем тот пытался уверить судью. Дорога, вопреки словам мужика, была прекрасная - свежеуложенный асфальт двухполоски вел через осенний лес, начинавшийся прямо от обочины. Машин почти не было, поэтому Олег прибавил скорость.
"Что же он мне, этот алкаш, про плохую дорогу наплел? Наверно, увидел московские номера и решил над столичным пошутить".
А через несколько секунд Олег понял, что мужик его не обманул. Входя на ста двадцати в очередной поворот, он вдруг увидел, что новенький асфальт внезапно обрывается, а за ним начинается усыпанная песком и гравием старая раздолбанная дорога. Олег жал на тормоза, крутил руль, но машина, скользя по песку, стремительно неслась к обочине - туда, где сплошной стеной стояли дубы и ели. Джип вдруг резко развернуло, опрокинуло через крышу, и бросило на ближайший ствол дерева. Прежде, чем удариться головой о руль, Олег увидел, как из-под капота вырвался небольшой язычок пламени.
***
Он сам не понял, от чего очнулся. Сильно пахло гарью и бензином, голова болела, и было очень жарко. Еще раздавался какой-то постоянный хаотичный звук - вокруг грохотало, и что-то иногда щелкало по металлу кузова. Олег открыл глаза и буквально в то же мгновение совершенно отчетливо понял - он попал. Фантастику про попаданцев он не любил, но по разным сетевым отзывам был наслышан о популярности такой литературы. Да и фильм "Мы из будущего" смотрел.
Сейчас он сидел уткнувшись в баранку в какой-то нелепой кабине с деревянными дверями и выбитыми стеклами. Из-под капота густо дымило, а где-то совсем рядом шел бой. Олег осторожно приподнял голову и посмотрел на пассажирское сиденье. Там, откинув голову и закрыв глаза, сидел в пропитанной кровью гимнастерке красноармеец - совсем молодой парнишка. Не открывая глаз, красноармеец застонал.
Олег стал лихорадочно дергать железную ручку на двери. Наконец ему удалось справиться с ней, он вывалился в густую траву под колесо машины, и его вырвало. Черт его знает, может при переносе во времени всем полагается блевать, а может, это были последствия шока от переноса. Но Олег был склонен считать, что ему сейчас очень страшно. Так страшно, что он готов не только выблевать желудок, но и отправить все остальные естественные надобности, не снимая штанов.
Кое-как справившись с нервами, он осторожно выглянул из-за колеса. Судя по всему, перед тем, как он оказался в теле водителя, тому удалось увести машину с дороги из-под обстрела в направлении виднеющегося неподалеку леса. Бой по другую сторону дороги откатывался куда-то дальше. Над полем битвы поднималась пыль, слышалось рычание тяжелой техники, скорее всего танков. Стрельба постепенно стихала.
Была не осень, а лето. Солнце нещадно палило из зенита. Олег вдруг очень остро ощутил жажду. Он осмотрел и охлопал себя - гимнастерка красноармейца, мешковатые галифе, ботинки с какими-то обмотками. Головного убора нет - где-то потерял. Нет ни оружия, ни фляги.
- Вояки, мать их итить, - прошептал Олег. - Просрали начало войны.
Почему-то он был абсолютно уверен, что сейчас именно начало. И не просто начало, а конкретно 22 июня 1941 года. Он просто знал это, и все. В нагрудном кармане гимнастерки нащупал какую-то свернутую бумагу - документы. Достал, развернул желтый лист, прочитал: "Авдеев Олег Николаевич, красноармеец, военный водитель, в/ч 31354", подпись, печать. Вот так, ни фотографии, ни водяных знаков - такой простор для диверсантов противника. Имя, отчество кстати его, а вот фамилия чужая.
Зато в правом кармане галифе внезапно обнаружился мобильник. Пятый айфон по неизвестной причине перенесся во времени вместе с ним. Никакого сигнала конечно не было, но во всем остальном аппарат был совершенно исправен.
Убрав документы и мобильник, Олег поднялся и, низко пригнувшись, побежал к густому кустарнику на краю леса.
***
Углубившись в лес метров на сто, Олег затаился в прохладном овражке и чуть отдышался. Что дальше? Воевать? Ага, первый же особист расколет его, а дальше "вышка" по решению военного трибунала. На лагеря или дурку ему рассчитывать не приходиться. Ни один особист не поверит, что он прибыл сюда из будущей капиталистической России, идущей по демократическому пути. Хотя, есть мобильник. Мобильник - это его реальный шанс. Пробиться наверх к Берия и Сталину, рассказать про Брестскую крепость, про Штирлица, про Сталинград, про 9 мая 1945 года. В конце концов, про Хрущева и XX съезд партии. За это можно жизнь купить.
Олег поднялся, прикинул, что двигаться надо в том направлении, куда катился бой, и совсем уж собрался идти, как что-то будто царапнуло внутри. Тот красноармеец в машине, он же живой еще был. Олег попытался убедить себя, что помочь парнишке ничем не сможет, что суждено тому было попасть в страшное число двадцати семи миллионов, сгинувших в этой войне. По сути, этот парень давно уже мертв, - убеждал себя Олег. Но в голове всплыла почему-то фраза из второго фильма "Брат": "Русские на войне своих не бросают". Хороший фильм, и фраза правильная.
Где на четвереньках, а где ползком Олег вернулся к машине. Красноармеец уже не стонал, но продолжал тяжело дышать. С трудом Олег выволок его из кабины. Побелевшей рукой парень продолжал крепко сжимать ремень своего ППШ. Олег попытался разжать пальцы, да куда там. В конце концов он плюнул, взвалил красноармейца вместе с его автоматом на плечо и потащил в лес.
***
По скудным познаниям Олега в медицине, рана у парня была не тяжелая. Пуля ниже ключицы прошла навылет, кости вроде целы, легкое тоже как будто не задето. По крайней мере, кровавых пузырей раненый не пускает. А вот все остальное плохо. Крови парень потерял много, аж губы посинели. Антибиотиков вообще еще нет, а бинтов просто нет. Олег аж зубами заскрипел от злости. Великая, твою мать, страна, одна шестая суши, война на носу, а ИПП у солдата нет. Вспомнил про флягу - как же пить-то хочется.
Олег стянул гимнастерку, затем исподнее. Оторвал снизу широкую полосу и потуже перебинтовал рану, как умел. Красноармеец открыл глаза:
- Пить, - прошептал он одними губами.
- Сейчас, братишка, полежи.
Вдоль дороги в глубине леса тянулся неглубокий овражек, где сквозь густую траву иногда пробивался небольшой ручеек. После недолгих поисков Олег обнаружил родничок, подпитывающий ручей. Лег на землю, сделал несколько медленных глотков. От холодной воды заломило зубы. Чуть отдышался и попил еще немного. Хватит пока. Погрузил в воду то, что осталось от нательной рубахи, осторожно поднял, стараясь удержать воду в ладонях, и полубегом направился к раненому.
К роднику Олег бегал еще четыре раза. Кое-как напоил бойца, промыл и перебинтовал рану, положил на лоб холодный компресс. Не мешало бы чего-нибудь перекусить, да где ж взять?
Надо двигаться к своим, пока не попали в окружение. Если уже не попали. Неплохо бы пристроиться к какому-нибудь отряду, выходящему на соединение к линии фронта, но этот отряд еще надо найти. Есть и еще один момент, там, в отряде, наверняка будет особист или кто-то хотя бы элементарно отвечающий за контрразведку. И какой будет первый вопрос? Правильно - как попали под обстрел, откуда, куда и с каким заданием направлялись? И вот тут его сразу срежут, потому что не станет он рассказывать, что ехал в сентябре 2015 года по Тверской области, попал в аварию, а очнулся в июне сорок первого посреди боя в форме и с документами. Пуля в лоб сразу. А больше он рассказать ничего не может, потому что не знает. Он даже не знает, в какой местности находится и как зовут раненого красноармейца. А ведь должен знать, они вместе в машине были. Черт, надо было документы его глянуть, пока он был без сознания.
- Ты как? - спросил он раненого.
- Нормально, Олег, - ответил тот. - Двигать нам надо к своим.
И правда знакомы.
- Надо, - вздохнул Олег.
И они двинули.
***
К своим они вышли больше, чем через сутки. Немцев по дороге не попалось, правда два села обошли далеко стороной. По большей части Олег вел раненого, облокотившегося на его плечо. Иногда, на крутых подъемах бойца приходилось нести. Изредка где-то далеко слева раздавалась канонада, но быстро стихала. И только следующей ночью, когда они преодолели вброд небольшую реку, с вершины берега из кустарника их окликнули:
- Стой, кто идет?
Олег без сил опустился вместе с раненым на песок и доложил:
- Красноармеец Авдеев, военный водитель, в/ч 31354. Колонна разбита в бою больше суток назад. Со мной раненый.
Раненый боец ничего не ответил, часа два назад он потерял сознание.
Вопреки ожиданиям, на допрос его сразу не потащили. Правда, автомат и ремень отобрали, но обыскивать не стали. Однако в столовой под открытым небом, где ему плеснули супа из остывшей полевой кухни, рядом постоянно находился красноармеец с винтовкой. Потом Олега отвели в большую палатку с двумя рядами коек и разрешили поспать.
По ощущениям, проспал он не больше часа. Чьи-то сильные руки грубо растолкали его, и голос в темноте приказал:
- Быстро одеваться. К особисту.
Быстро не получилось. Чертовы обмотки никак не желали держаться. Кое-как справившись, Олег поднялся и вышел впереди конвоира из палатки. Только начинало светать. На горизонте изредка вспыхивали не то зарницы, не то отстветы далекого боя. Но залпов слышно не было. Тишину нарушало только пение птиц в лесу и позвякивание со стороны полевой кухни, которую растапливал для завтрака кашевар.
Конвойный довел его через спящий лагерь и чуть подтолкнул перед входом в штабную палатку, зайдя следом и задернув полог. В палатке при свете керосинки Олег разглядел двух офицеров. Или не офицеров? Как они назывались-то тогда? Красные командиры, кажется. В кубарях он не разбирался, званий не знал, но решил доложить:
- Красноармеец Авдеев по вашему приказанию явился.
Оба командира как-то скептически посмотрели на него, потом одновременно перевели взгляд на свисающие концы обмоток.
- Что, - спросил один из них с холодной усмешкой, - в школе Абвера обмотки крутить не научили? К сапогам привык, гнида?
Этого Олег ожидал, это было неизбежно. Пока он выходил, таща на себе раненого, он продумал свое поведение. Оно должно быть простым и жестким. Главное не сломаться, иначе точно конец.
- Обладаю информацией стратегического значения, - тихо, но твердо сказал он. - Буду говорить с командиром рангом не ниже начальника особого отдела дивизии или дивизионного комиссара.
Масштабы дивизии Олег представлял себе плохо, но звучало круто.
Командиры переглянулись и вроде как пожали плечами.
***
- Ваша фамилия, звание, номер части? С какой целью вы заброшены?
Удар.
- Ваша фамилия, звание, номер части? С какой целью вы заброшены? Что это за прибор?
Удар...
Ему даже не давали времени на ответ, Просто спрашивали и били, спрашивали и били. Чертовски больно, но пока вроде без сильного членовредительства. Когда Олегу удавалось вставить слово, он повторял свою мантру про дивизионного комиссара. Договорить ему обычно не давали, снова били.
Сколько продолжались допросы, Олег точно сказать уже не мог. Иногда ему давали немного поесть и полкружки воды. Иногда отводили поспать, но через десять минут будили и снова вели на допрос. Допрашивающие менялись, но били одинаково больно, профессионально.
Вечность спустя его отвели под холодный душ, сооруженный на краю полевого лагеря, потом выдали чистое белье и форму и приказали ждать. Он мало что соображал. Даже не обратил внимание, что канонада гремит совсем близко, а лагерь сворачивается.
Кажется он задремал, потому что когда открыл глаза, увидел на поляне неподалеку небольшой двухмоторный самолет, куда грузили ящики и бумаги. Его подняли, встряхнули, подвели к самолету и погрузили вместе с ящиками. В самолете он провалился в глубокий болезненный полусон-полуобморок.
***
...Сталин был одновременно и похож, и не похож на свой образ, растиражированный кинолентами. Не высокий, но и не коротышка, каким иногда казался в документальной хронике. С Берия они были примерно одного роста. Кроме них двоих и Олега в кабинете никого не было.
- Значит вы, гражданин Авдеев, - начал Сталин со своим знаменитым акцентом, - утверждаете, что прибыли к нам из будущего.
- Из две тысячи пятнадцатого года, товарищ Сталин. Но моя настоящая фамилия Корнеев.
- И вы можете это доказать, что вы из будущего?
- Разрешите? - Олег скосил глаза на айфон, лежащий на столе верховного.
Сталин кивнул.
Только бы батарея не разрядилась, подумал Олег. Заряд у него при переходе был полный, и он почти сразу выключил телефон.
Олег нажал на кнопку, экран засветился - оставалось еще одно деление. Он открыл фотогалерею. К счастью, никакого компромата здесь не было - в основном документы по юридической практике и фотографии с отдыха на Домбае, где они с приятелями катались на горных лыжах. Олег пролистал несколько фотографий перед склонившимися Сталиным и Берия, периодически увеличивая изображение движением двух пальцев. Подумал внезапно, жаль, что его сейчас не может видеть Стив Джобс - такой презентации его детища еще не было. Потом показал пару роликов со спуском на лыжах с кавказских гор.
Лица обоих руководителей государства оставались бесстрастными.
- Допустим, мы вам верим, - сказал наконец Сталин. - Но сейчас наша страна находится в тяжелом положении. Враг вероломно начал войну и с боями продвигается вглубь нашей территории. Как вы понимаете, гражданин Корнеев, советское руководство в первую очередь интересует стратегическая информация о ходе войны. Что вы можете нам рассказать?
- Надо готовиться к долгой и тяжелой войне, товарищ Сталин. В той истории, которую я знаю, она закончится 9 мая 1945 года победой Советского Союза и его союзников.
При упоминании союзников уголок рта Сталина едва заметно дернулся.
- В этой войне Советский Союз потерял двадцать семь миллионов человек, - продолжал Олег. - Потери страшные, поэтому их надо максимально предотвратить. В начале войны много советских солдат попали в плен, было несколько больших котлов. Был Вяземский котел.
- Где и когда? - Сталин взял карандаш и шагнул к открытому блокноту на столе.
- Ну, - пожал Олег растерянно плечами, - я не помню. Наверно под Вязьмой. В начале войны.
Сталин положил карандаш:
- Какие еще котлы были?
- Не помню, товарищ Сталин. Севастополь сдали, Одессу тоже. Немца только под Москвой остановили.
Внешне Сталин оставался бесстрастным, и только хорошо знавший характер Хозяина Берия видел, насколько тот сейчас взбешен.
- Хорошо, гражданин Корнеев, - медленно проговорил Сталин. - А что вы помните?
- Под Сталинградом немцы потерпели крупнейшее поражение. Фельдмаршала Паулюса взяли в плен.
- Он же вроде генерал? - впервые подал голос Берия.
- Гитлер присвоит ему звание фельдмаршала.
- Когда и как будет проходить сталинградская операция? - спросил Сталин.
- В 1943... - Олег задумался. - Или в 1942. Помню, что зимой.
- Зимой, значит? - Сталин взял со стола трубку, открыл коробку с папиросами, сломал и раскрошил сначала одну, потом вторую. Затем отложил трубку, достал третью папиросу и закурил ее.
- Еще что-то помните?
- Курская битва еще была, танковое сражение под Прохоровкой.
- Когда?
- В 1943. Кажется. Товарищ Сталин, надо срочно наладить массовый выпуск танков Т-34, КВ-1 и автоматов Калашникова. Еще лекарства надо изобрести - пенициллин и антибиотики.
- Что за автомат?
- Автомат калибра семь-шестьдесят два. Его в сорок седьмом году Михаил Калашников изобрел... изобретет. Лучший автомат в мире.
- Вы знаете устройство этого автомата?
- Откуда? Я же не военный.
- Я так полагаю, что вы и не врач?
Сталин смял докуренную папиросу в пепельнице, чего никогда не делал, и сразу прикурил вторую. И вдруг задал неожиданный вопрос:
- Какое значение лично для вас, гражданин Корнеев, имеет эта война.
Олег немного растерялся.
- Она для всех имеет значение, товарищ Сталин. Это же величайшее событие в истории нашей страны. Это наша победа. Мы потомки победителей.
- История, потомки - это хорошо. Но вот лично для вас?
- Ну, у меня прадед воевал. С первого дня до Праги дошел. Сержант Корнеев Иван Павлович.
- Значит, прадед воевал, а ты на лыжах катаешься? - задумчиво спросил Сталин.
Он уселся за стол, взял лист бумаги, быстро написал пару слов и как-то зло, размашисто расписался. Стоявший неподалеку Берия видел написанное, но ничем не выдал удивление от приказа: "Немедленно расстрелять. И.Сталин".
- И еще, товарищ Сталин, - быстро заговорил Олег, понимая, что сейчас решается его судьба, - после войны и.. ну, после вас Хрущев пролезет в генеральные секретари ЦК партии и смешает ваше имя с грязью. А товарища Берия объявит врагом народа.
Сталин не ответил. Сложил записку, нажал на кнопку звонка на столе. В кабинет вошел Поскребышев.
- Товарищ Поскребышев, гражданин Корнеев поступает в распоряжение в соответствии вот с этим приказом.
Он отдал записку секретарю.
- Пройдемте, - Поскребышев кивнул Олегу на дверь, и они вышли из кабинета.
***
- Но почему, Коба?
За все время, что они были знакомы, Берия второй раз обратился к Сталину по старой партийной кличке. А это значило, что спрашивает не нарком внутренних дел верховного главнокомандующего, а соратник по революционной борьбе товарища по партии. И ждет откровенного ответа.
- Двадцать семь миллионов жизней советских людей, Лаврентий, - тихо сказал Сталин, теперь уже набивая трубку и задумчиво глядя на дверь, закрывшуюся за пришельцем из будущего. - Двадцать семь миллионов. А он не знает, когда и как мы Сталинград отстояли. Ничего не знает. Семьдесят лет прошло, всего три поколения, а он не помнит ни хрена. Потомки победителей <...> их мать.
Я знаю, что мы победим в этой войне. Через большую кровь, через надрыв всех сил. Страшно. Но победим. И это будет наша победа. Понимаешь, Лаврентий, наша - всего советского народа. Не через семьдесят лет, а через пятьсот и через тысячу будут помнить эту нашу победу. И я не хочу, чтобы кто-то в мае сорок пятого сказал, что мы победили не благодаря подвигу всего народа, а только благодаря помощи какого-то недоучки из будущего, который рассказал нам про автомат этого, как его...
- Калашникова.
- Точно. Не отдам я нашу победу этому лыжнику. Да хоть бы они сюда из будущего роту своих лучших солдат на технике прислали. В этой войне должны победить мы. Сами. Чтобы помнили.
Сталин ненадолго замолчал. Берия ждал.
- Это уничтожь, - Сталин толкнул пальцем по столу коробочку айфона. - И вот еще что. Вызови ко мне Хруща из Киева.
Уже взявшись за ручку двери, чтобы выйти из кабинета, Берия вдруг остановился и обернулся:
- Вот ведь какая штука. Только сейчас вспомнил. Тот красноармеец, которого он вытащил, зовут Иван Павлович. Иван Павлович Корнеев.