Логинова Лариса Ивановна : другие произведения.

Эроменос

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Эрот беспощаден, он поражает сердца, не считаясь с волей, разумом и законами, он заставляет любить тех, кого нельзя. Он возносит на Олимп и сбрасывает в Тартар, ему покорны даже боги, так что говорить о простых смертных, чьими сердцами он так любит играть?..
  Глава 1
  
  - Говорят, ты скоро уедешь? - Нелей присел на камень рядом с Кассандром и положил руку на его плечо.
  
  - Да, - вздохнул тот, не поворачиваясь, продолжая глядеть на чаек, летающих над волнами, - отец хочет, чтобы я стал учеником его друга Реса.
  
  - А ты не хочешь? - юноша заставил Кассандра развернуться и посмотреть себе в глаза. - Не хочешь?
  
  - Я не знаю, - после паузы ответил тот, - в последний раз я видел этого... Реса, когда мне было десять, не помню его толком, только бороду... черную. А вот он, похоже, меня запомнил, раз приглашает к себе, отец показывал мне его письмо, там он себя уже называет моим поклонником, а меня своим Ганимедом*.
  
  - Вот как... - Нелей прикусил губу, - значит, дело серьезное.
  
  - Отец говорит - это честь для меня, а Рес может очень многое мне дать. Ты знаешь, в последнее время дела у нас идут не очень, - Кассандр вздохнул - бедность с каждым днем все ближе подбиралась к дверям их дома.
  
  - Не только у вас, неурожай принес всем нам беды... - кивнул юноша, запуская пальцы в свои черные кудри, - я бы благословил богов, если бы они и мне послали такого поклонника.
  
  - Рес обещал щедро вознаградить отца за меня, - в синих глазах Кассандра мелькнуло что-то похожее на иронию и тут же пропало. - Отцу не помешает пара мин*.
  
  - Сколько? - ошеломленно переспросил Нелей.
  
  - Две мины.
  
  - Ого! Это же целое состояние!
  
  - Да, - Кассандр спрыгнул с камня на песок и пошел к воде.
  
  Они сидели в крохотной бухте, втиснутой между скал - тут можно было не опасаться разбить ноги о камни, желая искупаться. Говорили, что Посейдон специально сделал такие купальни, чтобы эллины могли наслаждаться лаской моря и возносить хвалу милосердному богу.
  
  Нелей последовал за другом, в который раз поймав себя на мысли, что откровенно любуется им. И было как-то странно осознавать, что совсем скоро он уже не увидит Кассандра, не услышит его голоса, не одержит очередную победу в учебном бою. Для Нелея давно стало особым удовольствием бороться с Кассандром, подминать под себя гибкого, но не очень сильного друга и слышать, как стучит его сердце. Вдыхать запах разгоряченного тела, от которого кружилась голова, и неохотно разжимать руки, выпуская Кассандра из захвата, хоть именно этого хотелось меньше всего.
  
  В своих мечтах Нелей всегда поступал иначе - принимался осыпать поцелуями лицо и шею друга, зарывался пальцами в светлые волосы, играя шелковистыми прядями. А Кассандр будто бы отвечал ему сначала робко и как бы нехотя, а потом - загорался такой же страстью. Но это происходило только в мечтах и сновидениях юноши, а на самом деле все заканчивалось совсем иначе: он просто поднимался на ноги и подавал Кассандру руку, а тот снова проклинал себя за то, что проиграл. Он вообще болезненно переносил поражения, даже в этих, ненастоящих боях. Гордости в Кассандре было куда больше, чем силы, это Нелей понял уже давно.
  
  А еще он знал - родись его друг в Спарте, Кассандра сбросили бы со скалы, потому что был тот болезненным и слабым, и до трех лет тень Танатоса не раз возникала над его головой. Нелей знал об этом, потому что их семьи дружили, а отец имел привычку громко обсуждать с мужчинами новости. Да и в палестре* Кассандр долго был одним из самых слабых мальчиков. Ему неоднократно доставалось от более крепких товарищей, но, к чести золотоволосого мальчишки, он никогда никому не жаловался и не плакал - переносил побои молча, стиснув кулаки и сжав побелевшие губы. Собственно, и дружба их началась, когда Нелей влез в драку, решив, что трое на одного - недостойно мужчин.
  
  В той драке они вышли победителями, да и потом количество желающих почесать кулаки о ребра Кассандра значительно поубивалось. В отличие от друга, Нелей, рожденный спартанкой от победителя Олимпийских игр, был силен не по годам и ловко управлялся с оружием - иметь его соперником не захотел никто, и если уж Нелею взбрело в голову стать покровителем этого "червяка" - так тому и быть, а вскоре в палестре заговорили о том, что Нелей и Кассандр делят одно ложе.
  
  На одном ложе они и правда спали - один единственный раз зимой и совсем не так, как хотелось бы Нелею. В ту ночь Кассандр плохо себя чувствовал - после ужина его долго тошнило, а потом и вовсе вывернуло. "По всей видимости, съел что-то не то", - решили тогда опекуны, приказали рабу напоить мальчишку укрепляющим отваром и велели ложиться спать.
  
  Нелей же сначала просто сидел у постели друга, а потом, видя, что тот дрожит и никак не может согреться, решительно забрался на ложе и прижал Кассандра к себе: "Так будет теплее", - спокойно пояснил в ответ на вопросительный взгляд. Кассандр молча кивнул и улегся удобнее, тесно прижался к Нелею и очень скоро перестал дрожать и стучать зубами, а потом и вовсе заснул. А сам Нелей так и не смог уснуть в ту ночь - так близко был тот, кого он уже давно видел своим возлюбленным. Так доверчиво прижималось к нему смуглое, загорелое тело, так сильно пахло им, что сон сбежал, а тело отчаянно желало слиться с безмятежно спящим мальчишкой.
  
  Но всё, что Нелей тогда себе позволил - просто гладить Кассандра по спине, всякий раз одергивая себя, когда рука норовила опуститься с поясницы вниз. Это была настоящая пытка, испытание для воли и Нелей его выдержал. Наградой стала дружба, которая крепла день ото дня, но... не становилась тем, о чем мечтал Нелей.
  
  Кассандр намеки - иногда очень откровенные - просто не замечал или быстро менял тему разговора. Даже совместное чтение стихов о любви мужчин друг к другу, не произвело, казалось, на него особого впечатления и не заинтересовало так, как на это надеялся Нелей.
  
  - А ты бы хотел вот так? - спросил он тогда, указывая на рисунок, изображающий мужскую страсть.
  
  - Да, - кивнул Кассандр, - обрести своего Ахиллеса - это милость богов.
  
  - Обрести? Значит, ты пока ещё не... - скрыть разочарование Нелею не удалось.
  
  - Да, - без тени лукавства или игры раздалось в ответ, - я знаю, что такое дружба, - тут Кассандр улыбнулся Нелею так, что у того больно екнуло что-то в груди, - а любовь, такая как у них... Чтобы быть готовым умереть за возлюбленного - такого я пока не чувствовал. Вероятно, Эрот еще не вынул из колчана стрелу для меня, - заключил он, отодвигая свиток, ставя точку в разговоре, на который Нелей возлагал очень большие надежды.
  
  И все же юноша продолжал мечтать, что рано или поздно Кассандр всё поймет, но... Иногда надежды крошатся, как сухие водоросли, стоит только к ним прикоснуться. О том, что Кассандр очень скоро уедет в дом покровителя Нелей узнал два дня назад, но до сих пор не верил, считал это очередной сплетней или просто не хотел верить?
  
  Между тем оба они уже подошли к кромке прибоя: Кассандр снял хитон, швырнул подальше и побежал к воде, Нелей сбросил свою одежду и поспешил следом. Он плавал куда лучше Кассандра и очень быстро настиг друга, нырнул и уже под водой обхватил того за пояс, как бы желая утянуть на глубину. Но делать этого не стал - вынырнул, продолжая держать Кассандра в объятиях, и сказал, глядя в глаза:
  
  - Я не отпущу тебя.
  
  - Почему? - бровь изумленно приподнялась, но попыток вырваться Кассандр не делал.
  
  - Потому что не хочу, - упрямо заявил Нелей, притягивая того ещё ближе, - потому что люблю тебя, - негромко добавил юноша и замер, ожидая ответа.
  
  - И я тебя, - улыбка теплая и искренняя, но совсем не такая, на которую рассчитывал Нелей, - ты мой лучший друг, я буду безумно по тебе скучать, - добавил Кассандр со вздохом, - там мне точно будет не до смеха.
  
  - Друг, - едва слышно повторил Нелей, все еще не разжимая рук, - и только?..
  
  - А этого мало?
  
  - Да! Да, во имя Эрота! - так долго сдерживаемая страсть вырвалась наружу в этом отчаянно-протестующем крике, спугнувшем чаек, присевших было на скалу. - Я хочу, чтобы ты был моим возлюбленным! Вот чего я хочу, - Нелей коснулся губ друга и поцеловал, вкладывая в этот первый поцелуй всю силу своего желания, надеясь зажечь в Кассандре ответный огонь. Но... очень скоро он понял, что и эта мечта хрустнула сухой водорослью - тот не сопротивлялся, но и не разжимал губ. И как ледяная вода, попавшая на разгоряченную кожу, эта безучастность охладила кровь Нелея - руки разжались и он отступил на шаг: - Скажи, что любишь меня так же, как я тебя! - так же отчаянно спросил, вглядываясь в синие, спокойные как сегодняшнее море глаза и читая в них ответ, тот, который так и не произнесли плотно сомкнутые губы. - Скажи!.. Молчишь... Не любишь, - Нелей развернулся и побрел к берегу, чувствуя, как близки сейчас предательские слезы и надеясь, что сумеет с этим совладать.
  
  - Погоди! - Кассандр схватил друга за руку, понимая, что только что обидел его, и не желая расставаться вот так. Слишком многое их связывало, не один год они провели вместе и Нелей всегда ему помогал, и если другу так хочется... - Мы можем возлечь вместе, раз ты так желаешь, - он облизнул губы, ощущая на них соль теплой воды. - Я слышал, как мальчишки смеялись и говорили, что я веду себя как девственница, потому что еще ни с кем не делил своего тела, так пусть оно достанется тебе.
  
  В ответ Нелей просто отрицательно покачал головой, развернулся и побрел к берегу, проклиная себя за несдержанность. Видел же, знал прекрасно, что Кассандр не испытывает к нему ничего, и все же надеялся, а от предложения "возлечь" стало просто мерзко. Много ли радости - овладеть безучастным телом? Зачем? Лучше уж самому себя утешить! Этим разрешением можно было бы воспользоваться, если бы не хотелось большего - видеть ответный огонь в глазах, ощущать дрожь в возбужденном, млеющем от ласк теле, слышать стоны, срывающиеся с припухших от поцелуев губ, и ловить среди них своё имя. Хотелось такой любви, как у Ахиллеса и Патрокла, жить ради любимого и уйти в Аид следом за ним. Хотелось, чтобы Кассандр стал его парой, как воины из Священного отряда*, с которыми никто не сравнился в храбрости. Но ничего этого Кассандр не мог ему дать, так зачем тогда нужно тело? Это слишком похоже на кость, которую бросают голодной собаке, на подачку - на что угодно, но не на ответное чувство.
  
  - Я обидел тебя? - рука Кассандра легла на плечо и Нелей резко ее сбросил. - Прости... Я не хотел.
  
  - Неважно, - юноша по-прежнему шел к берегу, не поворачиваясь, - надеюсь, хоть Реса этого ты сможешь полюбить! Не статуя же ты на самом деле без сердца и крови!
  
  - Если я не поеду, в наш дом придет голод, - словно оправдываясь, пробормотал Кассандр.
  
  - Ты хоть понимаешь, что он просто покупает тебя, как гетеру? - Нелей все же повернулся - очень хотелось видеть глаза Кассандра в этот момент.
  
  - У меня нет выбора, - тихо прозвучало в ответ. - Да и что тут такого? Ты сам говорил, что не отказался бы иметь такого покровителя!
  
  - Забудь, что я говорил. Всё забудь. И лучше нам с тобой больше не видеться, - окончательно разрывая все связывающие их нити, холодно и резко бросил Нелей, - никогда.
  
  - Как скажешь, - ещё тише обронил Кассандр, замедляя шаг. Он вышел из воды только тогда, когда Нелея на берегу уже не было. Сел на песок, а потом лег навзничь, подставляя загорелое тело жарким ласкам солнца. В сердце мальчишки царило смятение - он боялся того, что должно случиться с ним в доме Реса, о чем так прямо сказал Нелей, теперь уже бывший друг.
  
  Осознавать это было больно и неприятно, где-то глубоко внутри саднило, как саднит содранная коленка - боль вроде и несильная, но и хорошего мало. И чем обидел-то? Всего лишь предложил дать то, чего Нелею так хотелось... Так что тут такого? И зачем было со статуей сравнивать! Это слово и так уже давно приклеилось к Кассандру в палестре. В отличие от других, его пока что не терзали плотские желания, и похоть не туманила разум. Нет, желания приходили, чаще всего - во сне, плоть наливалась и тогда, просыпаясь, он, как и все остальные, сражался с Афродитой рукой, но случалось это не так часто, как с другими мальчиками.
  
  Кассандр видел, как образуются в палестре пары, становился иногда невольным свидетелем чужой страсти, загорался ответной, но огонь этот так просто было погасить рукой. Вот и сегодня, когда Нелей стал его целовать, по жилам побежало пламя, но погасло слишком быстро, стоило только вспомнить, чего на самом деле желает друг - куда большего, чем просто овладеть телом. Дать этого Кассандр не мог, а врать не умел совершенно, вот потому и обидел невольно того, кто был единственной радостью.
  
  Читая о героях и богах, Кассандр пытался представить, как это - любить кого-то, но получалось плохо, похоже, такое нужно пережить самому, чтобы понять. Как смерть: никто из живых не видел лика Таната, не отдавал плату Харону и не слышал рычания Цербера - так и любовь. Как-то он прочел у поэта, что Любовь терзает сердце, как орел Прометея, и она же дарует крылья, и подобно Гермесу ты воспаряешь над землей, и как Геракл готов совершать во имя Любви подвиги, не жалея себя самого. Жить и умирать ради Любви. Кассандр читал слова, но не понимал их сути, узнал, что Нелей любит его, но сердце продолжало молчать.
  
  Впрочем, это не так уж и плохо, иначе было бы куда сложнее уехать, ведь даже сейчас больно, тяжело и неспокойно на сердце, но разве можно отказаться от такой чести - стать учеником богатого и знатного афинянина? О таком даже думать нельзя, особенно если ты не особенно желанный ребенок в отцовском доме.
  
  Новая жена отца Гелла даже не пыталась быть любезной с Кассандром. Его мать умерла, когда мальчику было пять, отец вскоре привел в дом замену - молодую, красивую и здоровую, и вскоре уКассандра появились еще три брата и сестра. Дети Геллы были уменьшенными копиями ее самой, такие же черноволосые и смуглые, в отличие от светловолосого и светлокожего Кассандра. И это отличие усиливало неприязнь женщины к пасынку, вот почему мальчик старался как можно меньше времени проводить дома, вот почему затеплилась сейчас в его сердце робкая надежда на то, что Рес станет его проводником в совсем другую жизнь.
  
  Иногда Кассандр боялся, что его просто отравят, ведь пока именно он был наследником имущества отца, что никак не могло устраивать Геллу. Трое из рожденных ею были мальчиками, и все они подражали матери в отношении к Кассандру. Как-то он даже подрался со старшим из сводных братьев, когда тот заявил, что мать Кассандра была из варваров и куплена отцом на Афинском рынке рабов. Откуда же еще могли взяться эти светлые волосы и глаза, вобравшие в себя синеву неба? Только от северных варваров!
  
  Тогда их разнял отец, услышав крики Геллы, безуспешно пытавшейся оттащить Кассандра от своего сына. Силы были неравны, а в ответ на вопрос: "Кто виновник?" мелкий паршивец завопил, что ничего не делал, а сводный брат набросился на него просто так. Возражать Кассандр не стал, в такие моменты он почему-то просто терял дар речи - чужая ложь смыкала уста и обездвиживала язык. Отцовское наказание он перенес без единого стона - уже давно научился терпеть боль, стискивая кулаки так, что ногти впивались в ладони, оставляя на них отпечатки.
  
  На следующий день Нелей увидел его спину во время тренировок, но задавать вопросов не стал, за что Кассандр был ему благодарен. Не мужское дело - жаловаться. Но то, что друг старался как можно аккуратнее обращаться с ним, Кассандр заметил и поблагодарил потом пожатием руки. Теперь поддерживать будет некому, Нелей больше не считает его своим другом, но все же так лучше для них обоих. Так Нелей быстрее забудет о нем и найдет возлюбленного, а сам Кассандр теперь будет зваться эроменос*, заимеет покровителя и, может быть, больше никогда не вернется сюда, под отцовский кров. Какой смысл возвращаться туда, где тебе не рады?
  _________________________________________________________
  Примечания:
  *Ганимед - (Ganymedes, Γανυμήδης). Сын Троса и Каллирои, прекрасный юноша, унесенный на небо с горы Иды Зевсовым орлом. На Олимпе он сделался виночерпием Зевса вместо Гебы. Взамен сына Зевс даровал отцу Ганимеда пару божественных коней.
  *мина - 1 мина = 1000 драхм (стоимость дома в Афинах)
  * палестра - (греч. Παλαίστρα) - частная гимнастическая школа в Древней Греции, где занимались мальчики с 12 до 16 лет (на острове Самос была палестра для взрослых мужчин). В общем смысле, слово Палестра может употребляться как синоним учреждения, в котором молодые люди обучаются различным видам спорта.
  Главным упражнением была борьба (Πάλη). Кроме того, программа обучения в палестре включала бег, прыжки, метание копья и диска (так называемая система пятиборья), гимнастические упражнения, плавание. Мальчиков также учили красивой походке, давали внешнюю выправку и манеры.
  * Священный отряд из Фив (др.-греч. Ιερός Λόχος τών Θηβών) - отборный отряд числом в 300 граждан древнегреческого города Фивы, прославившийся доблестью в IV в. до н. э. Отряд состоял из 150 пар любовников. Мысль о том, что армия, составленная из любовников, была бы непобедима, поскольку возлюбленный устыдится струсить на глазах любящего, а любящий предпочтёт смерть оставлению возлюбленного на произвол судьбы - высказывается Федром в "Пире" Платона и, следовательно, не была чем-то необычным для IV в. до н. э. даже в более строгих к гомосексуальным связям Афинах.
  * Эроменос - любимый, эрастес - любящий.
  
  Глава 2
  Дверь впечатляла. Сначала Кассандру даже показалось, что она целиком отлита из золота - под солнечными лучами её блеск так резал глаза, что приходилось жмуриться. По сравнению с деревянной дверью отцовского дома эта была невиданно роскошной. Однако, приглядевшись внимательнее, Кассандр понял, что украшена дверь не золотом, а начищенной до блеска бронзой, но и это поразило не привыкшего к богатству юношу.
  
  Отвернувшись от двери, он оглядел самого себя - вспотевшего и запыленного, и скривился - сложно придумать что-то более неуместное, словно старые сандалы на алтаре храма! Острое желание развернуться и уйти буквально захлестнуло Кассандра, он даже шаг назад сделал, но тут же одернул себя. Нельзя. Пути назад нет. Отец вряд ли обрадуется, увидев его, а о мачехе и говорить нечего. Они, скорее всего, уже поделить деньги, которые прислал Рес. Кассандр тяжело вздохнул, заставил себя шагнуть вперед и взяться за дверной молоток. Зачем оттягивать неизбежное?
  
  Дверь открылась почти сразу, Кассандру показалось, что даже звук от ударов еще не растаял в жарком воздухе гекатомбейона*. Из дверного проема пахнуло прохладой, а на паренька внимательно уставился мальчишка-раба:
  
  - Хайре, - поздоровался тот и замолчал, вопросительно глядя на гостя в ожидании ответа и пояснений.
  
  - Хайре, я Кассандр, господин Рес ждет меня.
  
  - Знаю, - кивнул раб, - пойдем, я провожу тебя.
  
  Следуя за мальчиком, Кассандр смотрел не столько под ноги, сколько по сторонам, всё сильнее изумляясь и не пытаясь скрыть восхищение увиденным. Жилище Реса недаром находилось в самом аристократическом из всех демов - Гипий Колоносе. Это был настоящий мраморный дворец, не имеющий ничего общего с домом, в котором вырос Кассандр. Даже пол, по которому ступал юноша, оказался не глиняным, а мозаичным, стены украшали фрески, рассмотреть которые внимательнее он не успел, но почувствовать себя совсем чужим в этой роскоши времени хватило.
  
  Шагая за рабом, Кассандр с горечью отметил, что и хитон черноволосого мальчишки выглядит лучше, чем его собственный. И точно так же не ускользнули от внимания Кассандра многочисленные статуи богов, атлетов и просто каких-то эфебов, то и дело попадавшиеся на глаза. Статуй было так много, что дом становился похожим на храм, только вот какого из богов?
  
  - Господин там, - сообщил раб, указывая Кассандру на дверной проем, ведущий в сад, - он беседует с гостем около фонтана, видишь?
  
  Юноша кивнул, давая понять, что видит. И действительно - под сенью огромных олив и платанов находился фонтан, на мраморном бортике которого сидели и о чем-то разговаривали двое мужчин. Один из них был уже стариком - лысая голова и белоснежная борода говорили о том, что свидание с Хароном для него не за горами, второй оказался моложе, но и в его черных густых кудрях и короткой бороде щедро серебрилась седина, тело прикрывали изящные складки длинных одежд, а лицо показалось Кассандру смутно знакомым.
  
  - Это и есть твой господин? - спросил он у раба, указывая кивком на чернобородого.
  
  - Да, - отозвался мальчишка, - идем же!
  
  С каждым шагом Кассандр всё сильнее ощущал прохладу, так отличающуюся от жаркой духоты улиц. Тут у фонтана даже дышалось легко, а сам он изображал обнаженного Ганимеда, держащего в руках амфору, из горлышка которой вместо вина текла вода. Сам виночерпий Зевса выглядел настолько живым, что казалось, вот-вот шагнет через борт и скроется в темной зелени можжевельника.
  
  Кроме Ганимеда стояли тут и другие статуи, но кого - Кассандр понять не мог, да и не это было сейчас главным. Всё его внимание привлёк Рес, который прервал разговор и сейчас смотрел на гостя внимательными черными глазами.
  
  - Господин, я привёл его, - сообщил раб, подводя Кассандра ближе.
  
  - Хайре, - тут же прозвучало негромко и суховато, а взгляд из внимательно-изучающего превратился в ощупывающий, юноша отвел глаза и пробормотал ответное:
  
  - Хайре.
  
  - Как я понимаю, это и есть тот Ганимед, о котором ты столько говорил мне? - послышался низкий голос лысого.
  
  - Да, Мелон, - губы Реса чуть тронула улыбка, он подошел к гостю и приподнял его голову за подбородок, заставляя Кассандра посмотреть себе в глаза, - и разве был я не прав?
  
  - Клянусь водами Стикса, прав! - теперь и седобородый изучал юношу не менее внимательно и оценивающе. - Когда ты представишь его?
  
  - На ближайшем симпозиуме, - пальцы Реса скользнули по щеке Кассандра, коснулись волос, - для начала его нужно отмыть, негоже такой красоте покрываться пылью! Думаю, моего воспитанника ожидает ошеломляющий успех, Мелон.
  
  - Разве может быть иначе? Мне и сейчас кажется, что я вижу перед собой виночерпия Зевса, - старик одобрительно кивал в такт своим же словам. - И где ты отыскал его?
  
  - Я разве не говорил? - Рес запустил руку в волосы юноши, чтобы лично оценить шелковистость светлых прядей. - С отцом Кассандра - Эвмелом, мы знакомы добрых двадцать лет. Когда-то он тоже входил в Совет, но... боги сочли, что были достаточно милостивы к нему, подарив такого сына, и лишили жены, потом - не очень заладилось хозяйство, так ведь, Кассандр?
  
  - Да, господин, - глядя в глаза воспитателя, негромко ответил тот.
  
  - Учитель, - мягко поправил Рес, отступая на шаг, но продолжая любоваться юношей, - именно так следует тебе звать меня, запомнил?
  
  - Да... учитель, - послушно повторил Кассандр, вспоминая отцовские наставления о том, как ему следует вести себя в доме покровителя, и что будет, если тот останется недоволен воспитанником.
  
  - Тебе не стоит бояться меня, - добавил Рес, - разве боялся ты своего отца?
  
  - Нет, - ответил Кассандр, продолжая ощущать, на себе внимательные взгляды.
  
  - Теперь я буду заботиться о тебе так, как делал это он. Я научу тебя всему, что положено знать гражданину, познакомлю с людьми, которые помогут тебе занять достойное место в обществе. Ты должен во всем доверять мне, Кассандр. Я дал слово твоему отцу, что сделаю для тебя всё возможное, и сдержу его. А начать стоит с... омовения, - мужчина снова улыбнулся и перевел взгляд на раба: - Идей, проводи моего гостя в купальню, потом покажешь Кассандру его комнату.
  
  - Да, господин, - склонил голову мальчишка и поманил юношу за собой. Уже уходя, они услышали, как Рес сказал, обращаясь к своему собеседнику: - Мелон, пришли ко мне Алкиноя, пусть принимается за работу.
  
  - О, думаю, в этот раз он не заставит тебя ждать так долго! - послышалось в ответ, и Кассандр спросил у мальчишки, когда они покинули сад и направились вглубь дома:
  
  - А кто такой Алкиной?
  
  - Скульптор, - охотно пояснил тот, - видел, сколько тут статуй? Ну, так почти все Алкиной и сделал. А эти вот, - показал на изваяния эфебов, - были учениками господина, как и ты, понял?
  
  - Ты хочешь сказать, Рес... собирается сделать мою статую? - переспросил Кассандр, для которого подобное казалось просто невероятным.
  
  - Да, - раб широко улыбнулся, - и она будет красивой, потому что ты и правда похож на него, - тут Идей указал на стену, мозаика на которой изображала пир на Олимпе, и Ганимед - светловолосый и синеглазый, как и сам Кассандр, наполнял чашу Зевса вином.
  
  - Наверное, - пожал плечами юноша, шагая следом за мальчиком и уже не задавая вопросов.
  
  Молчал он и тогда, когда Идей отворил дверь в купальню, а несколько взрослых рабов быстро наполнили бадью водой, повинуясь приказу хозяина, переданному мальчиком. Потом они выскользнули за дверь, а Кассандр сбросил на пол хитон и забрался в воду. Прикосновение её - прохладной и чистой - к запыленной коже было настолько приятным, что он невольно улыбнулся и удовлетворенно вздохнул, откидываясь на бортик, но в это время Идей поднял с пола его одежду и швырнул в огонь.
  
  - Ты зачем это сделал?! - возмущенно спросил Кассандр, испытывая острое желание дать мальчишке подзатыльник.
  
  - Господин не любит, когда по дому ходят в тряпье, - брезгливо сморщился тот, - да ты не переживай, я принесу тебе новую одежду, а на симпозиуме она и вовсе не понадобится.
  
  О том, что воспитанников представляли обнаженными, Кассандр знал, а потому просто кивнул, снова устраиваясь в воде удобнее и закрывая глаза. Он пытался представить, что же будет дальше, но ничего не получалось. Юноша прекрасно знал, что рано или поздно покровитель захочет сближения с ним, но радости такое знание не добавляло, скорее печалило. Впрочем, толку предаваться подобным размышлениям тому, за кого уже всё решили?
  
  - Интересно, что скажет Лаэрт, когда увидит тебя, - задумчиво протянул раб, и Кассандр вздрогнул, открывая глаза:
  
  - Кто?
  
  - Лаэрт - это сын господина, - терпеливо пояснил мальчишка, расстилая на ложе, расположенном тут же в купальне, чистую простыню, - он скоро должен вернуться из Академии, где учился у лучших философов.
  
  - А сколько ему лет? - наблюдая за действиями раба, спросил юноша.
  
  - Двадцать три, - сообщил тот, а потом взял в руку бомбилий*, поднес к носу, вдохнул, одобрительно улыбнулся и добавил несколько капель благовонного масла в стоящий около ложа арибалл*. - Он красив как Ахиллес и умен, как Одиссей.
  
  - Вот как? - теперь Кассандр улыбнулся. - А его жена - вылитая Пенелопа?
  
  - У Лаэрта нет жены, - пояснил Идей, - господин ещё не нашел для него подходящей невесты.
  
  - Понятно, а ты сам, как давно служишь здесь?
  
  - Давно... много лет, - мальчик явно терялся в подсчетах, - я маленький был, когда господин купил меня. И слава Зевсу, что это был он!
  
  - Он... добр? - юноша встал и как только перешагнул через борт бадьи, Идей тут же оказался рядом и принялся тщательно вытирать его тело, не прекращая при этом своей болтовни:
  
  - Да, господин - лучший хозяин из всех! Он никогда не бьет рабов, хорошо кормит, я рад, что меня купил именно он.
  
  
  Закончив вытирать юношу, Идей указал ему на ложе, и Кассандр вытянулся на льняной простыне, зная, что сейчас мальчишка примется умащивать его тело маслом. Дома подобное позволяли себе не часто, последний год был худшим из всех, которые помнил Кассандр, а здесь... в этом доме, похожем на дворец и на храм одновременно, всё было иначе. И ему стоит как можно быстрее привыкнуть к новой жизни.
  
  Закрыв глаза, юноша вслушивался в свои ощущения - щедро смазанные маслом ладони Идея скользили по коже умело и легко. Это было приятно, и так хотелось просто закрыть глаза и задремать, не думать о том, что будет дальше и как можно скорее позабыть последний разговор с Нелеем, от которого что-то внутри до сих пор кровоточило и неприятно ныло.
  
  - Перевернись, - коротко попросил Идей, снова невольно вытаскивая Кассандра из неприятных и тягостных раздумий.
  
  Юноша решил, что с болтливым мальчишкой стоит подружиться, если раб ненавидит или боится тебя - ничего хорошего не будет. Руки, касающиеся тела, глаза, смотрящие на тебя, уши, слышащие так много, не должны быть одержимы ненавистью. В этом Кассандр был совершенно уверен, да и Идей оказался из тех, кто способен вызвать симпатию с самой первой встречи. Повернувшись и подставив умелым рукам раба грудь и живот, юноша спросил:
  
  - А сколько тебе самому лет, знаешь?
  
  - Конечно, - не прерывая своего занятия, ответил мальчишка, - четырнадцать. А тебе?
  
  - Я на два года старше, - сообщил Кассандр, наблюдая за манипуляциями, - мне шестнадцать.
  
  - Я умею считать, - немного обижено сообщил Идей, растирая масло по ногам юноши, - и читать тоже - господин научил, а еще он обещал освободить меня, как только я вырасту, - доверительно добавил мальчик.
  
  - И что ты будешь делать тогда? - полюбопытствовал Кассандр, чтобы отвлечься от щекочущих прикосновений.
  
  - Буду и дальше служить господину, я же родился не в Афинах, мои родители - фиванцы, так что гражданином мне не быть, - Идей тяжело и совсем не по-детски вздохнул, - так что лучше уж и дальше служить здесь, чем попасть в какое-то нехорошее место.
  
  - Это верно, - согласился Кассандр, садясь и озираясь в поисках одежды, - ты говорил, что дашь мне новый хитон?
  
  - Да, - мальчишка хитро улыбнулся, окинул юношу внимательным взглядом и направился к одному из ларнаков*, откинул крышку и вскоре вернулся к сидящему на ложе Кассандру, протянул ему хитон ярко-голубого цвета, - вот, этот будет как раз под твои глаза. Давай, помогу надеть.
  
  Ткань, из которой был сделан хитон, оказалась очень мягкой и легкой, и практически не ощущалась на теле. Кассандр коснулся края хитона, убеждаясь в том, что ничего подобного ему прежде не доводилось носить, и улыбнулся, благодаря Идея за ловкость и быстроту, с которой тот сколол ткань фибулами*.
  
  - Ну вот, - лицо мальчишки осветила довольная улыбка, - готово, остались сандалы, - теперь он направился к другому ларнаку и принес Кассандру обувь, которую тот надел сам, радуясь, что сандалы из мягкой кожи пришлись впору. - А теперь пойдем, я покажу тебе твою комнату, господин велел приготовить её еще вчера.
  
  Комната, в которую они вскоре вошли, располагалась на мужской половине дома, была совсем небольшой, но и она показалась Кассандру, никогда прежде не имевшемуотдельной комнаты в отцовском доме, просто роскошной. Тут были анаклитрон* и стол, на котором юноша разглядел принадлежности для письма.
  
  У противоположной от ложа стены стоял небольшой ларнак, над которым висело бронзовое зеркало. Стены были покрыты фресками, а с пола на юношу смотрела мозаичная Медуза Горгона*, обещая хранить его от дурного глаза и зла. Солнечный свет лился в комнату через широкое окно, занавешенное прочти прозрачной тканью.
  
  Осматривая все это великолепие, Кассандр окончательно растерялся и только негромкое и восхищенное:
  
  - О боги, - сорвалось с губ юноши.
  ___________________________________________________________
  
  Примечания:
  
  * эфеб - (др.-греч. ἔφηβος) - в древнегреческом обществе - юноша, достигший возраста, когда он обретал все права гражданина (16 лет, в Афинах - 18)
  
  * гекатомбейон - июнь, первая половина июля
  
  *арибалл (сосуд с узким горлышком для масла)
  
  * бомбилий (греческий небольшой сосуд для благовонного масла, из которого оно вытекало по каплям)
  
  *ларнак - сундук для хранения одежды
  
  *фибула (лат. fibula, скоба) - металлическая застёжка для одежды, одновременно служащая украшением.
  
  *анаклитрон - ложе с прямыми ножками и спинкой в изголовье
  
  * В античные времена изображения Медузы были распространены: их можно увидеть на монетах, бокалах для вина, хлебных формах, одежде, предметах обихода, оружии, инструментах, украшениях, монетах, фасадах зданий и проч. Эта традиция встречается у древних греков, римлян, а также этрусков. Было принято украшать горгонейоном различные предметы интерьера - мозаичный пол перед входом, дверной молоток и прочее, чтобы отпугнуть входящее зло.
  
  
  
  
  
  
  Глава 3
  Идей исчез за тканью, висящей в дверном проеме, сказав напоследок, что будет поблизости и явится по первому зову. Мальчишка догадался, что Кассандру нужно побыть одному, чтобы внимательно все осмотреть и хоть немного освоиться. Юноша был благодарен за это рабу, которого мог и выставить простым приказом, но не собирался так делать.
  
  Кассандр дождался, пока останется в комнате один, и присел на ложе, застеленное теплым одеялом, провел по мягкой овечьей шерсти рукой и улыбнулся - под таким не замерзнешь даже зимой. Под одеялом обнаружилась белоснежная льняная простыня и небольшая подушка, приятно пахнущая травами.
  
  Сидеть на мягком матрасе было удобно, захотелось лечь и закрыть глаза, но вместо этого Кассандр встал и подошел к столу. Развернул один из лежащих на нем свитков и совсем не удивился, увидев, что это история любви Зевса к Ганимеду, щедро сдобренная яркими рисунками.
  
  Один из них в точности повторял виденную юношей раньше фреску. Ганимед... действительно чем-то напоминающий его самого. Так может, это и была основная причина того, что Рес избрал его воспитанником? И даже заплатил отцу, хоть обычно этого не делали - сама возможность стать учеником богатого и знатного афинянина уже была достаточным вознаграждением родителям, воспитавшим такого сына.
  
  Кассандр помнил, как гордился отец оказанной честью, но не разделял этих восторгов. И даже сейчас, оказавшись среди роскоши, юноша не чувствовал себя спокойным и довольным. Всё это было и останется чужим, и таким же чужим в этом доме будет он сам, несмотря на все заверения Реса, что тот позаботится о воспитаннике как самый настоящий отец.
  
  Слова... слова, за которыми скрывалось слишком много того, чего Кассандру не хотелось вовсе, и не только с Ресом. Не хотелось вообще. Он уже успел прочесть о любви очень много, но так и не понял, что же это такое. Стрелы Эрота пока что летели мимо сердца юноши, хоть очень многие в палестре уже были поражены ими.
  
  Иногда Кассандр даже завидовал им, познавшим эту недоступную пока что сладость. Он не раз и не два перечитывал истории Гармодия и Аристогитона*, Геракла и Иолая, Ахилла и Патрокла и невольно начинал желать подобного чувства, но... Эрот был глух к молитвам, а золотые стрелы попали в Нелея, но миновали его самого.
  
  А может, боги его за что-то прокляли, ведь кричала как-то мачеха, что он - проклятый? Правда было это после того, как Кассандр подрался с младшим братом, защищая честь своей матери, которую и не помнил почти. Только светлые волосы и почему-то очень печальные глаза - вот и все, что иногда являлось юноше во снах, оставляя на утро грусть и горечь.
  
  Глядя на мать Нелея - рослую и сильную спартанку, Кассандр завидовал другу. Его мать мало того, что была родной, так еще и почти не уступала отцу, что было совсем уж странно для афинян. Она никогда не сидела на женской половине и принимала живое участие в воспитании Нелея, да и самому Кассандру тоже досталось несколько уроков от матери лучшего друга - Аканты.
  
  А еще юноша вспомнил, как Нелей говорил, что мечтает так же, как и его отец, стать победителем Олимпиады, а Кассандру тогда оставалось только улыбаться в знак поддержки и согласия. Интересно, как долго он еще сможет так же часто и легко улыбаться тут, среди дорогих тканей, фресок и статуй?
  
  Свернув свиток, юноша положил его на стол и взял следующий - это оказались стихи о любви, и Кассандр невольно очаровался красотой слов, присел на стул, продолжая читать. Служители Муз, а особенно поэты, всегда восхищали юношу. Он как-то даже сам пытался что-то сочинять, но остался недоволен результатом, не решился показать свои творения даже Нелею, и просто стер всё с таблички, опасаясь, что её могут случайно найти и поднять его на смех.
  
  Сильнее всего ранили Кассандра именно насмешки, телесная боль от ударов не казалась такой сильной, как боль, терзающая сердце, грызущая изнутри, не дающая спать ночами. Потому-то и привязался он к Нелею, защитившему от издевательств и сделавшему пребывание Кассандра в палестре не столь невыносимым. И сейчас юноше так хотелось снова увидеть друга, но... тут вспомнилась их последняя встреча и те, так больно хлестнувшие слова: "Лучше нам больше не встречаться. Никогда". Тяжело вздохнув, Кассандр снова погрузился в чтение, надеясь, что поэзия отвлечет от грустных воспоминаний.
  
  И это действительно случилось - спустя какое-то время Кассандр снова полностью сосредоточился на стихах, начиная понимать, чего именно не хватало тогда его строкам - неразбуженное любовью сердце изъяснялось скудно и сухо, совсем не так, как делал это настоящий поэт Эрато.
  
  - Вижу, тебе тоже по вкусу эти чудные строки? - голос Реса заставил юношу вздрогнуть, а тяжелая рука воспитателя легла на плечо. - Я рад, ведь сам подбирал свитки, в них истории, которые люблю я и, надеюсь, полюбишь ты. Скажи, что я не ошибся, Кассандр.
  
  - Нет, - осторожно положив свиток на стол, юноша глянул на воспитателя, заметил в темных глазах какие-то поблескивающие искры и продолжил: - Я люблю поэзию, учитель.
  
  - Замечательно! - воскликнул Рес, убирая руку и садясь на постель. - Кроме того, Эвмел говорил мне, что у тебя прекрасный почерк, это правда?
  
  - Не знаю, - пожал плечами Кассандр, - учителя меня хвалили, но я не могу оценить себя сам.
  
  - Молодец, - одобрительно улыбнулся Рес, - мне нравится твоя сдержанность. А то, насколько красиво ты пишешь, очень легко проверить. Видишь, на столе лежат и чистые листы? Возьми один из них и перепиши на него стихотворение, которое тебе понравилось больше других. Давай же.
  
  - Хорошо, - юноша послушно склонился над листом и тут же задумался: а что именно переписать-то?
  
  Все стихи говорили о любви взрослых мужчин к юношам, а некоторые оказались настолько откровенными, что даже читать было неловко. И не устраивает ли воспитатель ему ловушку, предлагая переписать стихи? Ведь стоит выбрать те, что нашептала поэту сама Эрато, и Рес решит, что Кассандр и сам не против испытать подобное, а это совсем не так.
  
  Нахмурившись, юноша пробежался глазами по папирусу, выбрал самое невинное, с его точки зрения, стихотворение и быстро, аккуратно и красиво переписал на чистый лист, заставив себя не обращать внимания на пристальный взгляд наставника.
  
  - Готово, - протянул работу Ресу, тот взял и некоторое время молча и очень внимательно изучал эти несколько строк, а потом сказал, сворачивая папирус:
  
  - Эвмел не преувеличил твой дар, скорее - преуменьшил, а это значит, что ближайшие несколько месяцев мне будет просто необходима твоя помощь, Кассандр. В моей библиотеке зимой прохудилась крыша, и дожди успели испортить многое до того, как я избавился от брешей. Я хочу восстановить свитки, а ты поможешь мне в этом - будешь переписывать на новые папирусы. Тебе уже доводилось делать это?
  
  - Да, в школе и дома... отец поручал мне всё, связанное с письмом, - Кассандр усмехнулся, вспомнив неровный и неразборчивый почерк отца. - Он гораздо лучше обращался с гончарным кругом, чем с палочкой для письма.
  
  - Ну что же, будем считать, что мы договорились, - Рес встал и направился к выходу из комнаты и, уже отодвинув полог, добавил: - Через пять дней у меня будет симпозиум, приглашены ближайшие друзья, должен вернуться и мой сын, Лаэрт, я собираюсь представить им тебя, Кассандр. Хочу, чтобы ты был на симпозиуме моим виночерпием, да простит Зевс мне эту дерзость, но в этот раз прекраснейший из смертных юношей украсит собой мой пиршественный зал.
  
  Сказав это, Рес оставил смущенного воспитанника одного, забрав с собой и папирус с переписанным стихотворением. Проводив наставника взглядом, Кассандр тяжело вздохнул и снова вернулся к свиткам - нужно было чем-то себя занять, а бродить по комнатам ему совсем не хотелось. Кроме того, юноша уже проголодался, но у кого попросить еды? Какие порядки в этом доме? Вопросов было много, а вот ответов - ни одного. Потому и склонился Кассандр над очередным папирусом, надеясь, что голод не станет очень большой помехой.
  
  Но сосредоточиться на чтении не получалось. Мысли сами возвращались к предстоящему симпозиуму. Никогда еще не доводилось Кассандру присутствовать на них, отец не имел возможности устраивать симпозиумы - заработанных денег едва хватало на жизнь и оплату обучения сыновей.
  
  Юноша, конечно, знал, как проходят симпозиумы, однако одно дело - читать об этом, и совсем другое - стать центром внимания на таком вечере. Сохранять достоинство и не сказать ничего лишнего, не сделать ни одной ошибки, не опозорить отца - сейчас это казалось нелегкой задачей.
  
  Невольно взгляд Кассандра скользнул на фреску с Ганимедом и Зевсом. Возлюбленный громовержца - обнаженный и сияющий своей неземной красотой, подавал Зевсу чашу с вином, а Вседержитель ласково касался рукой золотистых кудрей юноши. Взгляд Зевса был прикован к Ганимеду, а тот не сводил глаз со своего всемогущего покровителя, но была ли эта любовь взаимной?
  
  Кассандр даже вздрогнул от пришедшего в голову вопроса - раньше он не задумывался о подобном, а теперь... Ведь у Ганимеда точно так же не было выбора, Зевс полюбил его и, обратившись огромным орлом, унес на Олимп, чтобы там вечно наслаждаться любовью Ганимеда. Даже бессмертием его одарил, но хотел ли этого сам похищенный избранник Бога? Ответа на этот вопрос Кассандр не встречал нигде, даже самого вопроса. Вот и отыскалось еще кое-что общее между ним самим и Ганимедом - обоих выбрали, пленившись красотой, и не спросили о желаниях их сердец.
  
  Невесело усмехнувшись, юноша отодвинул в сторону свиток, понимая, что бессмысленно пытаться что-то читать - не тем полна голова, слишком много в ней вопросов, сомнений и мыслей, которые пугают. А разделить свои страхи не с кем. Нелей далеко, да и вряд ли понял бы он Кассандра, даже если бы оказался сейчас тут, в этой комнате.
  
  - Господин велел принести тебе обед, - Идей появился на пороге с большим блюдом в руках, - обычно у нас не едят так рано, но ты устал и проголодался с дороги.
  
  Раб поставил на стол блюдо, на котором Кассандр увидел жареное и приправленное специями мясо, хлеб, сыр, небольшую чашу с вином, виноград и даже яблоки, чего в доме отца ему не доводилось пробовать.
  
  - Спасибо, - улыбнулся он мальчишке и предложил, - мы можем съесть это вместе.
  
  - Я не голоден, - отрезал тот и напомнил очевидное: - Мы едим отдельно от господ.
  
  - Ну, как пожелаешь, - не стал настаивать юноша и принялся за еду, не забыв при этом плеснуть из чаши богам. Но когда он взял в руки яблоко, то заметил взгляд мальчишки, устремленный на ярко-красный благоухающий плод, и протянул его рабу: - Держи. Я так хочу.
  
  - Приказываешь? - уточнил Идей, сглатывая скопившуюся во рту слюну.
  
  - Да, - коротко кивнул Кассандр, - ешь.
  
  - Благодарю, - раб принял плод очень осторожно, словно это была невероятная ценность, поднес ко рту и откусил, зажмурившись от удовольствия.
  
  Кассандр последовал его примеру - вонзил зубы во второе яблоко с таким видом, словно для него это совершенно обычное дело, хоть на самом деле эти фрукты могли себе позволить только такие богачи, как Рес. Сам Кассандр пробовал яблоки всего несколько раз - это были подарки Реса, которые тот присылал своему Ганимеду.
  
  - Вкуснятина, - расплылся в улыбке Идей, когда от яблока остался только хвостик, - меня как-то Лаэрт угощал, но это давно было, до того, как он уехал в Академию.
  
  - Расскажи мне о нем, - попросил Кассандр, не желая снова оставаться наедине с невеселыми мыслями, - он похож на своего отца?
  
  - Я уже говорил тебе, что Лаэрт прекрасен, как Аполлон? - осведомился мальчишка, тоже не горя желанием покидать комнату нового ученика господина, оказавшегося не заносчивым и нежадным, в отличие от своего предшественника, которого Идей терпеть не мог и при малейшей возможности делал мелкие пакости.
  
  - Ты сказал, что он красив, как Ахиллес и умен, как Одиссей, - напомнил Кассандр, вытирая пальцы о кусочек хлеба.
  
  - Ну да, это так и есть. А лицом Лаэрт похож на господина, только бороды не носит и волосы у него длинные, вот такие, - Идей провел рукой чуть ниже плеч, - черные-черные, а под солнцем синим блестят.
  
  - Эй, погоди-ка, - юноша коснулся плеча мальчишки, уловив в его глазах нечто большее, чем просто восхищение, - а ты часом не влюблен в него?
  
  - Вовсе нет, - пробормотал Идей, отводя взгляд, и Кассандр понял, что и тут стрелы Эрота уже успели найти свою цель. - Я знаю свое место и что мне никогда не стать достойным внимания Лаэрта, - мальчишка нахмурился, взял опустевшее блюдо и направился к выходу, бросив напоследок: - Спасибо за яблоко.
  
  Снова оставшись один, Кассандр лег на постель, закинул руки за голову и закрыл глаза. Мысли о том, что он чем-то прогневил Эрота, снова возникли и не желали никуда исчезать, ведь как иначе можно пояснить то, что он облетает десятой дорогой? Ведь даже юного Идея одарил любовью к Лаэрту, а его, Кассандра, сердце так и продолжает оставаться равнодушным и холодным. Так что такого сделал он, что Эрот карает его, не приближаясь на расстояние выстрела?..
  ____________________________________________________________________________
  Примечания:
  
  * Гармодий и Аристогитон - афинские тираноубийцы. В 514 г. до н. э. составили заговор против тирана Гиппия, сына Писистрата, но убить сумели только его брата Гиппарха.
  
  Оба происходили из рода Гифиреев, причём Гармодий был любовником Аристогитона; согласно афинским рассказам, именно любовная история и послужила толчком к заговору. Именно, Гиппарх начал ухаживать за Гармодием, а получив его отказ, оскорбил его сестру. После этого Гармодий решился убить Гиппия из мести за сестру, а Аристогитон - из любви к Гармодию и ревности. Им удалось составить довольно обширный заговор; убийство было намечено на праздник Панафиней. Однако оно сорвалось из-за того, что перед праздничной процессией один из заговорщиков подошёл к Гиппию и стал с ним мирно беседовать. Решив, что он доносит на заговор, Гармодий и Аристогитон поспешили кинуться на поиски Гиппарха, и, найдя его в другом районе строящим праздничную процессию, закололи.
  
  Гармодий был тотчас убит телохранителями; Аристогитон сумел скрыться, но вскоре был схвачен и убит после пыток. Согласно рассказам (может быть, легендарным), под пытками он не оговорил никого из реальных заговорщиков, но многих приближённых тирана.
  
  Глава 4
  
  Лаэрта Кассандр впервые увидел, когда по приказу Реса позировал обнаженным для статуи. Скульптор Алкиной работал в специально оборудованной для него студии, вероятно, Рес так часто пользовался его услугами, что решил устроить мастерскую в одной из комнат своего большого дома.
  
  Ваятель оказался невысоким, полноватым, очень подвижным и разговорчивым. Его яркие губы постоянно шевелились, а голос часто менял тональность. Алкиной сопровождал каждое своё действие поясняющими словами, часто поправлял позу Кассандра и напоминал, что мальчишка удостоился огромной чести - его статую изваяет лучший после Праксителя.
  
  Слыша это, юноша только усмехался - скромность явно не входила в перечень добродетелей, которыми наградили Алкиноя боги, но, несмотря на это, скульптор Кассандру нравился, с ним было легко, а взгляд мужчины не повергал в смятение. Это был беспристрастный взор мастера своего дела, для которого Кассандр - всего лишь очередной натурщик из сотен таких же.
  
  До тех пор, пока они были в мастерской только вдвоем, юноша позировал с удовольствием, смеялся над не всегда удачными шутками Алкиноя, сочувствовал, когда тот жаловался на свою сварливую жену, с которой живет вместе уже двадцать три года и так устал от ее скрипучего голоса и вечного недовольства. Скульптор говорил, что уже давно отдыхает только на симпозиумах Реса, да в обществе гетер.
  
  Прикосновения Алкиноя тоже ни капли не смущали - в них не вплеталось желание большего, как в каждое касание наставника, это были всего лишь поправки положения тела, которое интересовало скульптора только с точки зрения натуры. Тут у него претензий к Кассандру не было:
  
  - Боги были щедры к тебе, юноша, - заявил Алкиной в самую первую встречу, - пропорции твоего тела близки к идеалу, во всяком случае, я так думаю. Я уверен, что спустя несколько лет ты будешь невероятно популярен у афинских ваятелей, однако лавров первенства им не видать! Наконец-то Рес нашел для меня достойную натуру, и мне не придется выискивать тот ракурс, который скроет недостатки и подчеркнет достоинства, тебя можно поворачивать любой стороной. Прекрасно, просто прекрасно!
  
  - Я же говорил, что теперь самый прекрасный юноша Ойкумены - мой воспитанник, - Рес вошел в комнату и окинул Кассандра долгим взглядом, - а ты не верил.
  
  - Слова... слова - это сор, Рес, - скептически сморщился Алкиной, - их слишком быстро уносит ветер времени, и даже записанные на папирусах они подвержены тлену! Мои же творения переживут меня и расскажут о подлинной красоте куда больше, чем самые изысканные речи пылкого поклонника юности.
  
  - Ты не прав, друг мой! Неужто забыл о неподвластной времени Одиссее? Или бессмертные слова Илиады для тебя суть тлен и безделица?! - нахмурился Рес, и Кассандр невольно напрягся, ожидая, что вот-вот разразится буря. Но ничего подобного не случилось, Алкиной даже ответить не удосужился, отмахнулся пухлой рукой, насмешливо фыркнул и принялся еще внимательнее осматривать обнаженного Кассандра.
  
  - Время рассудит нас, Рес, - не допускающим возражений тоном заявил ваятель, отступая на пару шагов назад и продолжая оглядывать смуглое тело своего нового натурщика. - Но этот мне нравится больше других, он действительно хорош, а потому я даже возьму с тебя меньше, чем в прошлый раз.
  
  - Неслыханная щедрость, - расхохотался Рес, и Кассандр понял, что ссоры не будет, и не мог не обрадоваться этому. - Особенно учитывая, что в прошлый раз ты содрал с меня в три раза больше, чем обещал в начале работы!
  
  - И был к тебе милосерден, - совершенно серьезно парировал Алкиной, - тот юноша мне категорически не нравился! Более заносчивого негодника я в жизни не встречал! Он осмеливался указывать мне, как я должен работать! Мне! Которым никто не смеет руководить!
  
  - Так это ты наказал меня, увеличив плату втрое? - улыбаясь, спросил Рес, продолжая между тем любоваться Кассандром, застывшим в напряженной позе.
  
  - Ну а кто заставил меня увековечивать в мраморе это высокомерное ничтожество с кучей недостатков? - возмущенно фыркнул Алкиной. - У всего есть своя цена, друг мой, а моё время и вовсе бесценно, как и вот эти руки, - тут он вытянул вперед обе кисти, демонстрируя их обоим: и наставнику, и ученику.
  
  - Да будет так, - улыбка Реса стала шире, а в глазах снова заплясали те странные искры, - надеюсь, в этот раз цена не изменится.
  
  - Надежда - это дар богов, - поучительно изрек Алкиной, - а теперь оставь нас, ты смущаешь юношу и отвлекаешь меня неуместной болтовней!
  
  - Ухожу-ухожу, - Рес даже поклонился шутливо, направляясь к выходу из комнаты, и Кассандр облегченно вздохнул.
  
  Покровитель его смущал, взгляды, прикосновения и даже слова мужчины были слишком уж двусмысленны, слишком откровенно намекали на то, чего он желает от своего Ганимеда. И это заставляло Кассандра внутренне подбираться, а тело юноши словно каменело, стоило только Ресу прикоснуться к нему. Алкиной понял это очень скоро, потому и старался спровадить Реса из мастерской, резонно полагая, что так работа будет продвигаться быстрее.
  
  А сам Рес, напротив, желал как можно больше времени проводить рядом с воспитанником. Утром они вместе завтракали, потом отправлялись в библиотеку, где Кассандр переписывал свитки, а наставник вел с юношей философские беседы, суть которых рано или поздно сводилась к одному и тому же, к той самой теме, которая была так важна для обоих, только Рес этого желал, а Кассандр - опасался.
  
  Когда пальцы юноши уставали, покровитель отпускал его отдохнуть, а сам отправлялся на Агору - разузнать новости, обсудить новые законы и купить какой-то подарок для воспитанника. Кроме того, он приглашал на будущий симпозиум ближайших друзей, обещая удивить их красотой своего юного возлюбленного, а по возвращении домой снова вызывал к себе Кассандра и не отпускал до самой ночи.
  
  Рес рассказывал о том, как нужно себя вести, чтобы добиться положения в обществе, обзавестись влиятельными друзьями и даже войти в Совет, членом которого Рес был несколько лет назад и гордился этим, полагая, что полностью состоялся как гражданин.
  
  И точно так же гордился он и своим сыном Лаэртом, хвастал его успехами у философов и обещал отправить в Академию и самого Кассандра, если тот проявит надлежащее рвение к наукам. В ответ на все эти посулы юноша только молча улыбался, почему-то опасаясь заглядывать так далеко в будущее - оно неведомо смертным, и только боги знают, что случится завтра. Боги, да еще те, кто удостоен их особой милости и может видеть сквозь время, как Дельфийский оракул.
  
  Однако, таких людей среди жителей Ойкумены единицы, остальные же не видят дня завтрашнего. Благо это или проклятие Кассандр не знал, хоть был уверен в одном - ему бы не хотелось точно знать, в какой из дней Клото перережет его нить. Это было бы знание из тех, без которых жить просто, а вот с ним - наоборот.
  
  И точно так же Кассандр знал, что чувствовал бы себя куда лучше и спокойнее, если бы Рес не входил в купальню всякий раз, когда он мылся, а потом Идей вытирал и умащивал тело юноши маслом. Все эти приятные и полезные для здоровья процедуры теряли львиную долю своей приятности, как только в купальню входил наставник, усаживался в одно из кресел и неотрывно следил за своим воспитанником, откровенно любуясь им. А однажды Рес вдруг остановил Идея, потянувшегося за маслом, и сказал:
  
  - Сегодня я сделаю это сам.
  
  Мальчишка молча поклонился, подал хозяину арибалл и быстро и бесшумно скрылся за дверью.
  
  - Идей - славный малыш, - улыбнулся Рес, глядя на сидящего на ложе воспитанника, - однако его рукам пока что не достает сноровки и силы. Я видел, как он растирает тебя, мой Ганимед, и хочу показать, как это нужно делать. Ты сам почувствуешь разницу, - Рес указал рукой на ложе, и юноше не оставалось ничего, как вытянуться на нем лицом вниз.
  
  Обещанную разницу Кассандр ощутил очень скоро. Ладони раба просто втирали масло в кожу, руки наставника - ласкали. Скользили, гладили, легко касались и тут же - надавливали сильнее, это было что угодно, но не просто дань обычаю. Особенно четкой стала эта разница, когда руки Реса опустились со спины ученика на поясницу, а потом и ниже.
  
  - Мне нравится твоя кожа, Кассандр, - негромко начал Рес, поглаживая невольно напрягшегося воспитанника гораздо ниже спины, - она гладкая, как лучший шелк. И твое тело... оно достаточно сильное и при этом - очень гибкое. Ты не похож на Эвмела, помню, он был изрядным крепышом.
  
  - Говорят, я похож на мать, - как можно ровнее ответил юноша, надеясь при помощи разговора отвлечься от неоднозначного ответа своего тела на эти касания. Мысль о том, что скоро ему придется повернуться лицом к Ресу, пугала и смущала одновременно, и какое чувство было сильнее - юноша не знал. - Но я совсем не помню её, учитель.
  
  - Немудрено, - так же негромко и мягко продолжил наставник, - ты был совсем мал, когда Танат забрал её. Однако она отдала тебе самое лучшее - свою красоту. Помню, я даже позавидовал Эвмелу, когда он представил мне твою мать. Жаль, что боги так быстро отняли её жизнь, - вздохнул сожалеюще Рес и добавил безо всякого перехода, - а теперь перевернись.
  
  - Наставник... я... - начал было Кассандр, но на плечи легли обе руки, а в голосе Реса послышалась настойчивость:
  
  - Я не привык повторять. Не думаю, что тебе есть чего смущаться.
  
  Прикусив губу и шумно выдохнув, юноша исполнил приказ, молясь всем богам сразу, чтобы учитель сделал вид, что ничего странного с телом воспитанника не произошло. И боги услышали. Рес не сказал ни слова, увидев, к чему привели его прикосновения, просто добавил на ладони масла и снова принялся за дело, сказав с легкой усмешкой:
  
  - Ты можешь закрыть глаза, хоть стыдиться тут нечего. Ты мужчина, Кассандр, и тело твоё ведет себя, как подобает мужскому телу. Да и разве есть в этом что-то неприятное? Это дар, ниспосланный нам Афродитой, так почему бы и не наслаждаться им в полной мере.
  
  Сопровождая эти слова, умелые и сильные пальцы скользили по животу, а потом - по внутренней стороне бедер Кассандра, а после обе ладони встретились в паху юноши, и не покинули этого места до тех пор, пока купальню не огласил сдавленный стон проигравшего себе самому воспитанника.
  
  - Идей не делал так никогда, верно? - ровным и спокойным голосом спросил Рес, видя, как часто поднимается грудь Кассандра, слыша все еще тяжелое дыхание юноши и видя подрагивающие на его животе мутно-белые капли. - Он еще слишком мал для подобного, но ты - нет, и я хочу, чтобы ты делал для меня тоже самое, Кассандр, слышишь?
  
  Не рискуя открыть глаза и посмотреть на учителя, юноша просто кивнул, соглашаясь, и облизал пересохшие губы. Сердце стучало слишком сильно, а кровь шумела в голове, мешая думать и говорить. Никогда прежде чужая рука не касалась тела Кассандра вот так, не дарила удовольствие, одновременно... унижая. Ведь Рес и не думал спрашивать согласия юноши, просто сделал то, чего хотелось ему.
  
  - Ты слышал меня? - переспросил наставник, вытирая влажной тканью тело Кассандра и свои пальцы. Увидев еще один утвердительный кивок, Рес улыбнулся и добавил: - Совсем скоро ты поймешь, что из каждого мгновения нужно извлекать пользу для себя и удовольствие для духа и тела, для того и дали нам боги и то, и другое, не так ли?
  
  Ответить что-либо в тот день Кассандр так и не смог, просто продолжал кивать, слушая разглагольствования Реса и молясь, чтобы тот поскорее оставил его в покое. Пережитое требовало осмысления, новая данность - принятия, и на все это было нужно время.
  
  Юноша впервые ощутил разделение между своим телом и сердцем - слишком разного они, оказывается, хотели. Тело получало удовольствие от прикосновений учителя, сердце - смущалось и пугалось этого. Телу вполне хватало того, что дарили руки Реса, сердцу - нет, да и это была вовсе не та любовь, о которой так много читал Кассандр. А еще после всего этого смотреть на наставника и слушать его стало сложнее, краска невольно заливала лицо, слова куда-то проваливались, и возникало в памяти то, что случилось в купальне.
  
  Вот поэтому Кассандр и радовался, когда Алкиной выставлял Реса из мастерской - наедине со скульптором даже дышалось легче, а мысли текли мерно и плавно, не путаясь в беспорядке. Эти сеансы, когда ему приходилось стоять неподвижно в той позе, которую выбрал Алкиной, стали для юноши глотками свежего морского воздуха, и хотелось, чтобы это длилось подольше, чтобы никто не нарушал тишину мастерской, мешая ваятелю и его натурщику.
  
  И юноша не мог не удивиться, когда сначала услышал незнакомый мужской голос, раздавшийся в комнате, а потом - увидел его обладателя: высокого стройного черноволосого мужчину, смотрящего на него в упор, скрестив на груди сильные загорелые руки:
  
  - Хайре, Алкиной, вижу, отец снова дал тебе работу?
  
  - О да, Лаэрт, - ответил скульптор, - и клянусь водами Стикса, в этот раз - это наслаждение - делать красоту вечной.
  
  - Согласен, - по губам Лаэрта скользнула легкая улыбка, а темно-карие глаза оглядели тело Кассандра, а потом встретились с взглядом юноши: - Ты красив, как бог, Ганимед.
  
  - Меня зовут Кассандр, - возражение сорвалось с губ до того, как юноша полностью осознал - кто стоит перед ним, - и я не виночерпий Зевса!
  
  Последнее слово утонуло в громком и искреннем смехе Лаэрта, подошедшего ближе и протянувшего юноше руку:
  
  - Я рад, что ты еще не заразился отцовской манией, - он подмигнул юноше, - и не забыл свое настоящее имя.
  
  - И не собираюсь, - буркнул Кассандр, пожимая руку Лаэрта и отмечая, что Идей нисколько не преувеличил красоту господского сына, скорее - не нашел нужных слов. Но чего ждать от мальчишки?
  
  - Это отлично, думаю, мы с тобой подружимся, - в глазах Лаэрта плясали озорные искры, а на губах по-прежнему играла улыбка, - отец часто ошибается в выборе учеников, но в этот раз... он прав. Ладно, увидимся за ужином, а сейчас я не буду мешать Алкиною, - сказав это, Лаэрт так же быстро покинул мастерскую, как и появился в ней, а Кассандр проводил его взглядом, молясь, чтобы первое приятное впечатление не оказалось обманом. На мгновение юноше даже показалось, что он начал понимать, почему Идей влюбился в молодого хозяина.
  
  Глава 5
  
  Вторая встреча с Лаэртом произошла на следующий день. Он вошел в комнату Кассандра почти сразу после того, как Рес оставил воспитанника и поспешил на Агору. Юноша облегченно вздохнул, когда остался один, и невольно нахмурился, услышав шаги - неужели свобода так быстро закончилась? Но в дверном проеме, отодвинув в сторону ткань, стоял Лаэрт и улыбался:
  
  - Хайре! Ты свободен, Кассандр?
  
  - Да, а что?
  
  - Отец сказал, что боги одарили тебя прекрасным почерком, - приближаясь и обнимая юношу за плечи, начал Лаэрт, - он показал свитки и я понял - только ты можешь мне помочь! Понимаешь... я хочу, чтобы ты кое-что переписал. Я упражнялся в стихосложении этой ночью, Эрато посетила меня, Кассандр, и то, что нашептала Муза, я записал, но не могу передать адресату... Мои руки привычны к мечу, но не к палочке для письма, - Лаэрт показал Кассандру ладони, - ты поможешь?
  
  - Конечно, - улыбнулся тот, почему-то сожалея о том, что Лаэрт убрал руку и отодвинулся, - давай свиток.
  
  - Я продиктую тебе, потому что продраться через накорябанные мной буквы ты не сможешь, а смысл исказить нельзя никак. Давай же, бери чистый лист, и приступим, - тут Лаэрт присел на стул рядом с юношей и добавил, понизив голос, - я хочу сохранить это в тайне от отца, не говори ему, прошу тебя.
  
  - И не собирался, - Кассандр обмакнул палочку в чернила и приготовился записывать, надеясь, что стихотворение окажется не слишком коротким. Общество Лаэрта не стесняло нисколько, скорее вызывало совсем иные чувства, а запах благовоний, которыми тот пользовался очень щедро, почему-то начинал кружить голову.
  
  - И вот еще, потом ты скажешь, насколько хорошо это вышло, и не вздумай солгать! - сдвинул брови Лаэрт, но карие глаза по-прежнему искрились смехом. - Готов? Тогда начнем:
  
  Лука Эротова тень над моей головой промелькнула,
  Сердце пробито стрелой, тесно и больно в груди.
  
  Ночи бессонной жестокую пытку на ложе широком
  Я выносить не могу, тенью по дому брожу.
  
  Вижу улыбку - два ровных ряда драгоценных жемчужин,
  Золотом сам Аполлон волосы красил тебе.
  
  Тело укутать желаю тончайшим хитоном из ласки,
  Пить поцелуев твоих вкусный горячий нектар.
  
  Славу Эроту телами воздать, оказавшись на ложе,
  Пьяными сделаться вмиг, вовсе не трогав вина.
  
  Я Прометеем тебе своё жаркое пламя дарил бы,
  Каждую ночь до утра жгли бы светильники мы.
  
  И, окунаясь в глаза глубиной с Посейдоново царство,
  шёпотом жарким твоё имя мольбой повторю.
  
  Лаэрт декламировал стихотворение медленно, чтобы Кассандр успевал записывать, а тот аккуратно выводил буквы, всё сильнее желая узнать - кому же посвящены эти строки. Какая из дочерей Афин удостоилась любви Лаэрта? Чем сумела прельстить и зажечь такой пожар в душе и теле, что родились слова, заставившие сердце Кассандра забиться чаще. Они показались юноше прекрасными, ничем не уступающими стихам, которые читал он в школе кифариста* и тут, у Реса - большого любителя творений, вдохновленных Эрато.
  
  - Всё настолько плохо? - осведомился Лаэрт, видя, что юноша уже закончил писать, но не сказал ни слова по поводу стихотворения. - Говори же, не молчи! И не бойся меня обидеть, я правду хочу знать, а не слышать поток лести, тем более адресовано это, как ты понимаешь, важному для меня человеку. Всё ужасно, Кассандр?
  
  - Вовсе нет, я читал множество стихов, но эти... Скажи, тебя в Академии научили такому?
  
  - Нет, - Лаэрт поймал восхищенный взгляд и улыбнулся, - это приходит само, приходит, когда меньше всего желаешь подобного. Влюбленное сердце поет, Кассандр. Неужели ты не знаешь, как это происходит?
  
  В ответ юноша отрицательно покачал головой, губы почему-то не слушались, а запах благовоний, казалось, усилился, или это просто Лаэрт придвинулся ближе, внимательно всматриваясь в лицо отцовского воспитанника:
  
  - Не может быть! Ты говоришь неправду, - нахмурился он, осторожно забирая папирус, - неужели Эрот...
  
  - Предпочитает другие цели, - наконец-то нашелся Кассандр, - я уверен, что твоя избранница оценит стихотворение. Да что там, она будет от него без ума!
  
  - Ты думаешь? - теперь красивая черная бровь изящно приподнялась Лаэрта, а губы тронула улыбка. - Надеюсь, ты не лжешь!
  
  - Я никогда не лгу, - Кассандр сглотнул, сдерживая странное волнение, сушащее губы и волнующее кровь, - никогда и никому.
  
  - Вот как? А ты действительно не такой, как бывший отцовский ученик, - улыбка молодого афинянина превратилась в презрительную усмешку, - тот был изворотлив, лжив и куда менее красив. Не раз я спрашивал отца, зачем он взял на воспитание этого мальчишку, но так и не получил вразумительного ответа. Я рад, что сейчас его тут нет, а с тобой... с тобой у нас может получиться стать хорошими друзьями, такими, как Ахиллес и Патрокл.
  
  Сказав это, Лаэрт так же быстро покинул комнату, как и появился в ней, а Кассандр задумчиво смотрел ему вслед, пытаясь понять, что скрывалось за последними словами. Намек? Или это просто разыгралось воображение, вдохновленное благовониями Лаэрта?
  
  Но ведь каждому юноше Эллады известно, что Ахиллеса и Патрокла связывала не только дружба, но и нечто большее, сделавшее горе Ахиллеса от смерти возлюбленного столь огромным, что великий герой мог думать только о мести троянцам, и если Лаэрт упомянул именно эту историю, то...
  
  "То хватит выдумывать то, чего на самом деле нет!" - одернул себя Кассандр и раздраженно сломал в пальцах палочку для письма, сорвав на ней неизвестно откуда взявшуюся злость на... себя самого. Нашел время предаваться фантазиям и мечтам, забыл что ли - его наставник не Лаэрт, а Рес, не вызывающий ничего, кроме страха и пока что слабого отвращения. Да и разве можно любить или даже уважать того, кому ты обязан подчиняться? Пока у Кассандра это не получалось, и юноша очень сильно сомневался в том, что сумеет научиться.
  
  Из монотонных и долгих лекций наставника он уже понял: добиться положения в обществе можно либо при помощи денег, чего уКассандра не имелось, либо - благодаря особым талантам, в наличии которых юноша тоже сомневался, или же - опираясь на могущественных и состоятельных покровителей. Однако даром ничего никто никому не давал, даже боги награждали смертных за подвиги и особые заслуги, и точно так же обстояло дело в афинском обществе.
  
  Кассандр уже успел принять как данность, что Афродита была щедрой, одаряя его красотой, но от мысли использовать дар богини, дабы обеспечить себе положение и состояние, юношу тошнило. Слишком уж это было похоже на то, чем занимались проститутки, а такой судьбы Кассандр не желал.
  
  Не раз и не два доходили до него слухи, что завидного положения и известности добиваются единицы, остальные женщины медленно, но верно опускаются все ниже, доживая свой век в самых дешевых диктерионах*. То же самое, только еще быстрее, происходило и с юношами, оказывавшими подобные услуги гражданам Афин. Красота и молодость - товар, слишком быстро приходящий в негодность.
  
  Бесконечная череда симпозиумов, обилие вина и бессонные ночи ставили на свежих лицах и телах несмываемые клейма. Тела, через которые проходили многие, старели гораздо раньше, чем задумано богами - это была плата за вроде бы беззаботную жизнь, погружаться в которую Кассандру вовсе не хотелось.
  
  Для себя юноша уже решил, что и дальше будет исполнять обязанности писца, раз уж боги наградили его этим даром - красивым почерком. Это куда более достойное дело, хоть богатым так никогда не стать, но разве в деньгах счастье? Разве десятки или даже сотни талантов могут дать настоящую любовь? Подарить верных друзей? Сделать бессмертным? Нет. Так какой смысл гнаться за ними?
  
  Кассандр собирался покинуть дом наставника как можно скорее, собирался... до сегодняшнего дня. До этой встречи с Лаэртом, почему-то смутившей и до сих пор волнующей, хоть самого молодого господина уже давно нет в комнате, только запах благовоний все еще висит в теплом воздухе, дразня и заставляя чаще биться сердце. Почему? Неужели... это все из-за стихотворения, адресованного афинской аристократке, на которой, возможно, Лаэрт скоро женится? Быть того не может, и строки эти тут совершенно ни при чем!
  
  Просто сегодня удивительно жаркий день, вот и пылает лицо, и дышится тяжело, будто все это время Кассандр не просидел за столом, выводя буквы на папирусе, а пробежал несколько стадий. Да-да, все именно так и было, а потому стоит сейчас сходить к фонтану и охладить разгоряченную кожу, опустить в прохладное серебро пальцы и посидеть так, слушая, как успокаивается сердце.
  
  Решив не откладывать более, Кассандр поднялся и поспешил в сад, надеясь, что там не окажется никого, и он сможет побыть один хоть немного. Сейчас это было попросту необходимо, чтобы разобраться с собой. И ему повезло - у фонтана действительно никого не было, а потому, быстро оглядевшись по сторонам, Кассандр сел на мраморный борт, опустил ноги в воду, а потом наклонился и поплескал в лицо холодной водой, успев увидеть собственные удивленные глаза в водном зеркале, гладь которого тут же разбил рукой.
  
  Мраморный Ганимед смотрел равнодушно и холодно на нарушителя спокойствия, но Кассандру на мгновение показалось, что губы статуи шевельнулись - словно возлюбленный Зевса собрался что-то сказать, но... это была всего лишь иллюзия, рожденная движением солнечных пятен по мрамору. Иллюзия, точно такая же, как и те намеки, которые почудились Кассандру в словах Лаэрта.
  
  - Вот ты где! - прозвучало совсем рядом запыхавшееся, и, повернувшись на голос, юноша увидел Идея. - А я тебя ищу.
  
  - Что-то случилось? - нахмурился Кассандр, садясь и надеясь, что вид у него уже не очень взбудораженный.
  
  - Нет, просто господин велел, чтобы ты, не мешкая, шел к нему, - доложил мальчишка, - скоро соберутся гости на симпозиум.
  
  - Сегодня? - не скрывая сожаления, переспросил юноша, все еще не поднимаясь с бортика.
  
  - Да, - раб уселся рядом. - Я видел, как к тебе заходил Лаэрт. Правда, он богоподобный?
  
  - Я не заметил, - отвернулся от собеседника Кассандр и поднялся на ноги, - да и не разглядывал я его, некогда было.
  
  - Врешь! - хихикнул Идей, не спуская с юноши внимательных глаз. - Всё ты заметил! Вы даже разговаривали с ним!
  
  - А ты... ты подслушивал! - теперь Кассандр уже по-настоящему разозлился. - Вороны тебя побери, Идей, кто позволил тебе следить за мной?
  
  - Никто, - тут же сник и сжался мальчик, отодвигаясь от юноши подальше и опасливо косясь на его руки, - я просто мимо шел, меня господин послал, вот и услышал ваш разговор, не ругай меня...
  
  Умоляющий взгляд больших карих глаз моментально разбил в щепки суровость Кассандра, как разбиваются о скалы корабли утративших милость Посейдона мореходов.НаИдея сердиться не получалось, да и в чем была вина мальчика? В том, что случайно услышал громкий разговор?..
  
  - Не буду, - Кассандр улыбнулся, - а ты случайно не знаешь... на ком собирается жениться Лаэрт?
  
  - Нет, - покачал головой раб, - а с чего ты взял, что он...
  
  - Ни с чего, забудь, что я говорил, а я забуду, что ты подслушивал.
  
  - Ладно, - несмело улыбнулся Идей и добавил, - господин ждет, а еще он приказал показать тебе апотеку*.
  
  - Зачем? - удивленно спросил Кассандр, поднимаясь.
  
  - Ну как это - зачем? Ты же Ганимед, вот и будешь виночерпием на симпозиуме, - как нечто само собой разумеющееся пояснил Идей. - Пошли, я покажу откуда брать вино и как пользоваться кратером*.
  
  - Идем, - согласно кивнул юноша, направляясь к дому следом за мальчиком.
  
  ____________________________________________________
  Примечание:
  *апотека - кладовая
  *кратер* - (др. греч. κεράννυμι - смешиваю) - античный сосуд для смешивания вина с водой.
  *диктерион* - публичный дом
  
  Глава 6
  
  - Наполни-ка мою чашу и присядь рядом, Ганимед, - улыбаясь, произнес Лаэрт, указывая на своё ложе.
  
  Кассандр слышал подобное предложение уже не раз за вечер, но произнесенное Лаэртом - обрадовало. Улыбнувшись полулежащему мужчине, юноша подошел и начал наполнять опустевшую чашу хиосским вином, так щедро лившимся на симпозиуме. Присев на край ложа, Кассандр облегченно вздохнул - усталость брала своё, а от несмолкаемого гула голосов собравшихся гостей начинала болеть голова.
  
  Это был первый симпозиум, на который он попал, да ещё и оказался в центре внимания. Взгляды, прикосновения, откровенное восхищение и похвалы оказались слишком тяжелой ношей, и Кассандр всё больше уставал. Из собравшихся этим вечером в доме Реса он знал только двоих: Мелона и Алкиноя. Остальных, судя по одежде и украшениям, состоятельных афинян юноша видел впервые, но почему-то эти разные мужчины говорили одни и те же слова.
  
  Рес еще в самом начале вечера преподнес юноше блюдо, на котором были изображены наставник и юный ученик в недвусмысленной позе и красовалась надпись "Калос"*. Кассандр принял дар, не испытывая особой радости и благодарности и надеясь, что симпозиум не затянется надолго. Однако надежда не сбылась, а отведенная наставником роль виночерпия всё сильнее утомляла. Зато гости могли беспрепятственно любоваться обнаженным юношей, выражать восхищение и одобрять выбор хозяина дома.
  
  Присутствовавший тут же Лаэрт в общем хоре восхвалений не участвовал, просто молча наблюдал за Кассандром и вот - подозвал к себе.
  
  - Устал? - спросил негромко.
  
  - Да, - не стал лгать Кассандр, снова ощущая странное волнение, порождаемое запахом благовоний Лаэрта и близостью сильного тела молодого мужчины.
  
  - Не удивительно, - Лаэрт плеснул из чаши богам и, сделав несколько глотков, поднес ее юноше, - пей, это поможет тебе не свалиться с ног.
  
  - Спасибо, - снова улыбнулся Кассандр, касаясь губами края чаши и ощущая, как вместе с вином в горло вливается сила и отступает усталость.
  
  - Ты привыкнешь, - Лаэрт оторвал ягоду с грозди винограда, лежавшей на блюде перед ним, и поднес к губам юноши, - это несложно.
  
  - Вероятно, - невольно коснувшись губами пальцев Лаэрта, ответил Кассандр, чувствуя сладость виноградного сока во рту. - Мой отец никогда не проводил симпозиумы.
  
  - Тебе повезло, - совершенно серьёзно сказал Лаэрт, отрывая еще одну ягоду и точно так же кладя ее в рот юноши, - мой же любит шум, суету и бесконечные восхваления себя и своего изысканного вкуса... Это утомляет, особенно, когда выбора нет и присутствовать ты просто обязан. Да и наставник мой бывший тоже отличался особой любовью к подобному, разве что виночерпием меня не делал... Но это особая отцовская блажь - иметь собственного Ганимеда, сколько себя помню, столько воспитанники жили у нас в доме. Матери это не нравилось, но, как ты понимаешь, возражения и недовольства не принимались, да и жаловалась она исключительно мне, пока я был мальчишкой.
  
  - А где сейчас она? - Кассандр вспомнил, что ни разу не видел матери Лаэрта, неужели ее тоже забрал Танат?
  
  - Отец развелся с ней три года назад, а его новая жена, ровесница годами мне и не покидает женской половины, - иронично сообщил Лаэрт, продолжая потчевать юношу виноградом, - отцу это только на руку, а я сам недавно вернулся домой, да ты знаешь об этом, верно?
  
  Кассандр кивнул, надеясь, что разговор продлится подольше, ведь ягоды, которыми угощал Лаэрт, оказались такими сладкими и сочными, а уставшее тело хоть немного отдохнуло за это короткое время. Но, вероятно, сегодня был не самый лучший и счастливый день в жизни Кассандра, потому что Рес громко окликнул воспитанника, властно подзывая к себе:
  
  - Поди сюда, Ганимед, и принеси гостям еще вина, это закончилось, - он перевернул чашу, показывая, что та пуста, - ты знаешь, где находится моё лучшее вино, не так ли?
  
  - Да, учитель, - легко поклонился Кассандр и направился к выходу из андрона*, намереваясь не только исполнить поручение, но и справить малую нужду, которая становилась все острее. А потому именно этим и следовало заняться в первую очередь, а вино и гости вместе с Ресом никуда не денутся, хоть Кассандр был бы не против их исчезновения.
  
  ***
  
  Вечерняя прохлада стала целительным бальзамом, щедро плеснувшимся на юношу, стоило только Кассанду выйти в сад. Он замер на ступенях и, прикрыв глаза, набрал полную грудь пахнущего цветами воздуха афинской ночи. Выдохнул медленно, а затем поспешил в сторону апотеки, не забыв прихватить горящий факел.
  
  Спустившись по ступеням, Кассандр укрепил факел на стене и стал внимательно рассматривать полки, дабы найти хиосское вино, которого требовал Рес. Оно отыскалось на самом верхнем ряду, и юноше пришлось установить небольшую лестницу, чтобы дотянуться до амфоры и осторожно снять ее с полки.
  
  Все это Кассандр проделывал неспеша, надеясь оттянуть момент возвращения в андрон. Тут, в полумраке апотеки, было так тихо и хорошо, что покидать его не хотелось совершенно, особенно учитывая, что Рес, по всей видимости, захочет сделать с ним то, что было нарисовано на подаренном блюде. В противном случае зачем был преподнесен подарок? Зевс вседержитель, ну почему нельзя обойтись без всего этого? Почему бы Ресу не ограничиться просто духовным наставничеством? Но так повезти Кассандру не могло, в том, что родился под не самой счастливой звездой, юноша уже успел убедиться не раз.
  
  Стряхивая задумчивость, Кассандр тяжело вздохнул и начал осторожно спускаться по лестнице на пол, придерживая амфору. Он сосредоточился на том, чтобы не уронить сосуд и не разлить драгоценную влагу, а потому руки, сомкнувшиеся на поясе, стоило только ступить на каменный пол, заставили Кассандра вздрогнуть от неожиданности, а с губ сорвалось:
  
  - Кто во... - и тут же юноша оборвал себя, потому что узнал ответ по будоражащему запаху благовоний. Лаэрт.
  
  - Не бойся, - прошептал ему на ухо молодой афинянин, не выпуская из объятий, - я пришел сказать, что ты можешь не особо спешить обратно - отец и Алкиной затеяли очередной философский спор и совершенно забыли о вине. Обычно их споры длятся достаточно долго, так что... у тебя есть время отдохнуть, Кассандр.
  
  - Вот как? - ответил юноша, ощущая, как сильно вдруг забилось сердце - сейчас Лаэрт прижимался к нему вплотную, и близость эта заставляла кровь Кассандра часто стучать в виски, а тело откликнулось сразу же, удивив и даже немного напугав его самого. - Это прекрасная новость, спасибо.
  
  - Не благодари, - снова было произнесено прямо в ухо, которого коснулись губы - горячие и пахнущие вином, - я и сам устал от этого сборища, но отец бы разгневался - уйди я раньше срока... А так он просто не заметил, как я выскользнул за дверь, Алкиной - тот еще спорщик!
  
  - Все равно... спасибо, - отрывисто бросил Кассандр, пытаясь силой воли успокоить сердце и думая о том, что никак не может сейчас вернуться в андрон - негоже демонстрировать, что попался в плен Афродиты, нужно срочно что-то...
  
  - Я рад, что мы с тобой похожи, Кассандр, - продолжил Лаэрт, по-прежнему обнимая юношу, - и ты так же не в восторге от сегодняшнего вечера. Погоди, эта амфора такая тяжелая... поставь-ка ее вот сюда, - он указал на нижнюю полку, а потом, как бы случайно, дотронулся рукой до бедра юноши и прошептал, - боги, твоя кожа так гладка... теперь я понимаю отца... - тут губы нежно и жарко коснулись шеи, и Кассандр ахнул - настолько приятной показалась ласка. С его телом вообще происходило что-то странное - юноша чувствовал: если Лаэрт и дальше будет так его обнимать, он сдастся Афродите, даже не касаясь себя рукой. - Ты действительно прекрасен... - еще один поцелуй заставил Кассандра сжать кулаки, чтобы хоть так удержать слабеющую волю. - Тебе неприятны мои поцелуи? - по-своему истолковал напрягшееся тело юноши Лаэрт.
  
  - Нет... - Кассандр и хотел бы соврать, но не умел делать этого, да и тело выдавало с головой, - просто...
  
  - Просто ты думаешь о том, что в таком виде никак нельзя возвращаться в андрон, - теперь рука Лаэрта переместилась в пах юноши, и Кассандр задрожал, невольно прижимаясь к молодому мужчине ближе, - позволь, я помогу тебе справиться с этой... шуткой Эрота...
  
  Сказав это, Лаэрт осторожно развернул юношу к себе лицом, провел кончиками пальцев по краю губ, а после увлек в поцелуй, заставивший Кассандра окончательно сдаться... Пришел в себя юноша только, когда перестало бешено колотиться сердце, а тело - безвольное и обмякшее - почти повисло на Лаэрте.
  
  - Как же щедро одарила тебя Афродита, Кассандр, - шептал Лаэрт, поглаживая юношу по взмокшей спине и жадно втягивая ноздрями запах страсти, разлившийся по апотеке, - такое наслаждение ласкать тебя... как же я хотел бы продолжить это и показать тебе, что есть настоящая страсть... Но...
  
  - Нам... пора... - едва слышно произнес Кассандр, до сих пор ощущающий на губах поцелуи Лаэрта.
  
  - Да... чтобы не разгневать отца и не вызвать ненужных вопросов, - Лаэрт приподнял голову юноши за подбородок и заглянул в глаза - все еще полные страстной томности, - но завтра я буду ждать тебя здесь в это же время. Ночами тут никого не бывает, а в доме слишком много глаз и ушей. Я не хочу, чтобы нам с тобой помешали, мой Ганимед...
  
  - Я...
  
  - Ты придешь сюда завтра, после того, как отец уснет? - наконец-то отстраняясь, спросил молодой мужчина.
  
  - Да, - Кассандр облизнул пересохшие губы и глубоко вздохнул, стараясь не смотреть на полуобнаженное, крепкое и сильное тело Лаэрта, - клянусь водами Стикса.
  
  - Я буду ждать тебя, - Лаэрт улыбнулся и добавил, - не ходи сейчас в дом, смой с себя наши объятия, нельзя, чтобы кто-то узнал, чему отдали мы дань. И еще... помнишь то стихотворение, что ты переписывал вчера?
  
  Кассандр кивнул, окончательно приходя в себя и снова берясь за амфору.
  
  - И что же с ним случилось? - спросил, не зная, желает ли ответа.
  
  - Я отдал его адресату, - сообщил Лаэрт, уже шагая к выходу, - но не знаю, понравится ли оно... Будет ли наградой благосклонность или же меня отвергнут.
  
  - Пусть ответ не заставит ждать себя долго, - пожелал Кассандр, а потом собирался последовать за Лаэртом, но ноги вдруг задрожали, и он присел на лестницу, боясь, что просто уронит амфору или упадет сам.
  
  Боги, что же это было только что? Почему рука Лаэрта сумела подарить так много? Почему каждое касание его губ зажигало огонь внутри и снаружи? Почему до сих пор кружится голова, а не закричал он только потому, что в момент наивысшего наслаждения Лаэрт его поцеловал... Неужели страсть наконец-то коснулась и его?
  
  Ни на один из этих вопросов Боги пока что ответа не дали, да и не было больше времени сидеть и размышлять. Вспомнив совет Лаэрта, Кассандр быстро ополоснулся в фонтане, пользуясь тем, что сейчас ночь и никто не увидит этого, проскользнул в купальню, вытер тело насухо и только потом вернулся в андрон, в котором по-прежнему продолжался жаркий спор между Ресом и Алкиноем.
  
  Лаэрта на ложе не было, и Кассандр облегченно вздохнул - он боялся, что просто не сможет теперь смотреть на молодого мужчину и тут же выдаст себя с головой. Но Эрот оказался милостив и позволил пока что запретной тайне оставаться такой.
  
  Смешав вино с водой в кратере, Кассандр быстро наполнил чаши Реса и его гостей и был весьма удивлен, услышав:
  
  - Я вижу, ты устал, мой Ганимед, а потому отпускаю тебя. Наш спор грозит продлиться до утра, боюсь, твоих сил просто не хватит. Морфей уже ждет тебя, пусть сны твои будут сладкими.
  
  - Спасибо, учитель, - искренне улыбнулся юноша, ставя опустевший кратер на место и поспешно покидая андрон, пока наставник не изменил решения.
  
  Быстро добравшись до своей комнаты, Кассандр буквально рухнул на постель, зарылся лицом в подушку и прошептал как молитву имя, которое продолжало звенеть в голове.
  
  Как же прав был Идей, когда говорил о богоподобии Лаэрта! А чем еще можно пояснить, что ему так легко удалось зажечь в теле Кассандра тот огонь, которого тщетно добивались Нелей и Рес? Почему их прикосновения оставили его равнодушным, а касания Лаэрта свели с ума и заставили забыть обо всем, кроме губ и рук, подаривших такой восторг? Неужели... стрела Эрота наконец-то настигла и его?..
  
  Но... он пришел в этот дом, как воспитанник Реса, а не как возлюбленный Лаэрта. Если наставник узнает о том, что случилось в апотеке, точно выгонит Кассандра вон, а может и Лаэрта наказать, чего уж точно никак нельзя допустить, а значит... А значит нужно быть любезным с учителем и делать все, чтобы тот был всем доволен и не вздумал подозревать их обоих.
  
  Эта мысль показалась юноше удивительно правильной и здравой, он удовлетворенно вздохнул, придя к такому решению, а потом устроился поудобнее и сунул правую руку под подушку. Послышался шорох, пальцы нащупали что-то твердое и прохладное, и спустя мгновение Кассандр вытащил из-под подушки свиток. Это еще что? Он сел на постели, потом поднес свиток к последнему, еще не погасшему светильнику, развернул и... тут же узнал собственный почерк. Эти строки вчера написал он сам под диктовку Лаэрта, а это значит, что...
  ____________________________________________________
  
  Примечания:
  *андрон - зал на мужской половине дома, где обычно устраивали симпозиумы.
  
  
  Глава 7
  
  Вот уже несколько месяцев Кассандр жил в нетерпеливом ожидании ночи. Открывая утром глаза, он сразу же начинал желать, чтобы день поскорее закончился, ночь набросила покрывало на Афины, Рес отправился отдыхать, в доме все постепенно стихло, а он, осторожно и бесшумно ступая, выскользнул бы в сад.
  
  Дорогу к апотеке юноша мог безошибочно отыскать даже в полной темноте безлунной ночи, а потому никогда не брал с собой факела, дабы не привлекать лишнего внимания. Он шел, невольно ускоряя шаг и зная, что как только закроет за собой дверь, тут же попадет в крепкие объятия Лаэрта, а нетерпеливые и горячие губы завладеют его губами, сильные руки скользнут по телу прямо под хитон и коснутся бедер, а потом не останется больше ничего, кроме страсти.
  
  Отдавая Лаэрту тело, жадно принимая его ласки, Кассандр желал только одного - чтобы это не заканчивалось как можно дольше, чтобы никто не раскрыл их тайну до тех пор, пока Рес не отпустит воспитанника. Тогда можно будет больше не скрываться - так, во всяком случае, говорил Лаэрт, умело лаская юного любовника, изнывающего от вожделения.
  
  Он признавался Кассандру, что полюбил юношу, как только впервые увидел, что стрела Эрота попала точно в цель, а разве может смертный противиться воле бога? Потому и решился он, Лаэрт, на эти тайные свидания, рискуя лишиться благосклонности отца, но разве могут все деньги и блага этого мира сравниться с огнем, в котором оба сгорали, стоило только телам соприкоснуться? Нет, ничто не может быть важнее, повторял Лаэрт, умело ведя юношу к наслаждению и упиваясь жаром его тела.
  
  Казалось, эту жажду утолить невозможно, и Кассандр был готов мириться с тем, что потом тело напомнит о каждом мгновении прошедшей ночи, и придется снова прилагать усилия, чтобы не выдать себя. Он научился ходить по дому наставника легко и непринужденно, как будто спокойно спит, а не отдается безумию страсти.
  
  Милость Эрота проявилась еще и в том, что Рес пока не желал от ученика ничего большего, кроме прикосновений рук и губ. Наивысшее наслаждение афинянин испытывал, лаская воспитанников, касаясь горячих тел и любуясь неповторимой прелестью юности. Именно это доставляло Ресу удовольствие куда большее, чем сами соития, да и тело уже не было столь неутомимым, как в молодости, годы наложили на него печать, и с этим приходилось мириться.
  
  В те мгновения, когда его касались руки учителя, Кассандр закрывал глаза и представлял, что это Лаэрт проводит длинными пальцами по бедру, касается легко, почти невесомо, но каждое прикосновение становится искрой, падающей в масло. Этот самообман помогал ему выносить прикосновения Реса, не выдавая себя, иногда Кассандр увлекался, фантазируя, и с его губ срывались негромкие стоны, которые Рес считал признаком того, что ученик получает от ласк такое же удовольствие, какое испытывал он сам, когда они с Кассандром менялись местами.
  
  Для юноши же это было самым неприятным - касаться дряблеющей кожи, видеть поседевшие волосы, покрывающие грудь и живот наставника, который теперь не прикрывали изящные складки хитона. Годы были беспощадны к Ресу, и некогда сильное и стройное тело не выдерживало никакого сравнения с телом сына. Да и отгородиться от неприглядной картины опущенными веками уКассандра тоже не получалось - Рес любил наблюдать за тем, как ученик ласкает его, и ни на мгновение глаз не отводил.
  
  Для юноши это стало настоящим испытанием, но и тут приходил на помощь, сам того не зная, Лаэрт. Улыбаясь наставнику, Кассандр продолжал думать о возлюбленном и молить Гелиоса, чтобы скорее гнал по небу свою колесницу, а ночь наступила быстрее, и снова раздавался над ухом горячий шепот, а по телу скользили умелые руки. И когда это время наступало, юноша спешил к месту свидания, старательно стирая из памяти прикосновения учителя, которые не менее тщательно смывал перед этим в купальне.
  
  Так было и в этот вечер - прохладный, по сравнению с предыдущими, впрочем, ничего удивительного в этом не было, поскольку Персефона уже отправилась к мужу, Деметра все сильнее тосковала по дочери, а слезы богини проливались дождями на пустеющие поля. Впрочем, Кассандр почти не замечал холода, его сердце билось все чаще, пока ноги несли к знакомой двери.
  
  И вот он снова в апотеке, прижимался к любимому телу и шептал, глядя в темные глаза Лаэрта:
  
  - Я так люблю тебя... День показался мне вечностью, а ночь все никак не наступала!
  
  - Не только тебе, - негромко сказал афинянин, отвечая на поцелуи Кассандра, а потом вдруг отстранился и заговорил совсем другим тоном: - Мои молитвы Гелиосу были так же горячи, как и его кони, но у меня плохие вести...
  
  - Во имя Зевса, что случилось?
  
  - Похоже, отец знает о нас... - медленно произнес Лаэрт, - скорее всего, кто-то из рабов выследил и сообщил ему.
  
  - Боги... - сорвалось с губ побледневшего юноши, которому тут же представился собственный разгневанный отец, выгоняющий его из дома после скандала с Ресом. - Но откуда ты узнал об этом?
  
  - Я случайно услышал его разговор с Алкиноем, - нахмурился молодой мужчина и продолжил, нервно меряя шагами погреб, - скорее всего, отец отправит тебя домой, а меня... меня грозил лишить наследства и выставить вон. Он уверен - это я во всем виноват, я соблазнил тебя и должен быть наказан!
  
  - Но это неправда! - громко воскликнул возмущенный юноша, и на его рот тут же легла ладонь Лаэрта, напоминая о том, что шуметь им точно не стоит. - Неправда, - продолжил Кассандр совсем тихо, касаясь губами любимых пальцев. - Эрот благословил нашу любовь, так в чем твоя вина? В том, что он сразил обоих? Неужели твой отец не понимает этого?
  
  - Тише, тише, - притягивая юношу к себе и крепко обнимая, прошептал Лаэрт, - может, и понимает, но видит в этом оскорбление, которое я нанес, коснувшись его ученика...
  
  - Он просто ревнует! - яростным шепотом сказал Кассандр, обхватывая руками шею возлюбленного. - Он знает, что противен мне, но что я могу поделать? Я так стараюсь не показывать этого! Но каждый раз я представляю на его месте тебя и только так могу вынести его ласки!
  
  - Я знаю, - горделивая улыбка победителя расцвела на губах мужчины, - и сейчас мы с ним уже не отец и сын, а соперники в любви. Но на его стороне сила и закон, так что... скоро мне придется уехать.
  
  - Нет! - снова забыв об осторожности, громко воскликнул Кассандр. - Я не смогу тут без тебя ни единого дня, я сойду с ума или лучше - сброшусь со скалы в море!
  
  - Глупый, - покровительственно протянул Лаэрт, легко касаясь гибкой юношеской спины и плавно опуская ладони вниз, успев зацепить хитон и стаскивая его с любовника. - Твой уход или смерть не изменят ничего, между мной и отцом уже вырос ядовитый куст ревности, и шипы его успели ранить обоих. Отрава в нашей крови, Кассандр, но твоей вины в случившемся нет, разве что в том, что ты божественно красив, мой Ганимед, - эти слова мужчина произнес, касаясь губами уха, а потом припал горячим поцелуем к шее.
  
  - Не смей уезжать, - запуская руки под хитон Лаэрта и касаясь паха, выдохнул Кассандр, - обещай мне. Клянись водами Стикса!
  
  - Не могу, - тяжело вздохнул тот, не отводя, впрочем, рук юноши, - я не могу лгать тебе, эроменос, и давать клятву, исполнить которую не в моей власти. Если отец прикажет мне уехать - придется подчиниться.
  
  - Тогда я поеду с тобой! - продолжая свои, уже достаточно умелые ласки, сказал юноша, а после опустился перед возлюбленным на колени. - Я буду твоим слугой, твоим рабом, твоей тенью, я последую за тобой даже в царство Аида!
  
  - Не... - возражения Лаэрта были прерваны губами Кассандра, которые уже давно не были невинно-неумелыми и некоторое время тишину подвала прерывали тяжелое дыхание и негромкие стоны, и только когда оба утолили любовную жажду, мужчина продолжил: - Я не смогу взять тебя с собой, потому что отец не даст мне ни драхмы - он говорил это Алкиною. Мне придется искать работу, а это значит, что я никогда не смогу дать тебе того, что даст отец!
  
  - Но мне ничего не нужно! Я тоже буду работать вместе с тобой!
  
  - Кассандр... все не так просто. Скоро ты станешь взрослым, а это значит - должен будешь уйти, потом жениться и вести образ жизни, достойный афинского гражданина. Если же ты останешься со мной - тебя лишат гражданства, ты же знаешь, как поступают с мужчинами, исполняющими женскую роль. И если на богатых, позволяющих себе такое, Совет смотрит сквозь пальцы, то нам этого не простят. Я не могу обречь тебя на подобное. Нет! - покачал головой Лаэрт, медленно возвращая хитон на плечи юноши.
  
  - Ты не любишь меня? - отступив на шаг, спросил тот.
  
  - Ты знаешь ответ, - Лаэрт горько усмехнулся, - и пару мгновений назад я доказал это делом.
  
  - Тогда ты должен знать, что я так же люблю тебя и что мне порицание Афин, если ты будешь со мной?!
  
  - Ох, Кассандр, - молодой афинян еще сильнее взлохматил и без того растрепавшиеся волосы юноши, - ты не знаешь, о чем говоришь! Сходи и погляди, как живут те, кого лишили гражданства - их жизнь немногим легче рабской! Я не позволю, чтобы это сделали с тобой.
  
  - Но что же тогда делать?! - горестно воскликнул юноша.
  
  - Надеяться, что Боги придут нам на помощь... Может, Эрот поразит моего отца стрелой, и он воспылает страстью к новому Ганимеду, - задумчиво начал Лаэрт, - тогда ты больше не будешь интересовать его, и, возможно, он передумает выгонять меня. Все в руках богов, нам с тобой остается только молиться.
  
  - Молиться?
  
  - Да, и пока что нам не стоит рисковать, приходя сюда. Я не знаю, кто из рабов предал меня, но когда узнаю, - брови Лаэрта сошлись на переносице. - Кроме того, отец собирается уехать на несколько дней, думаю, он делает это специально, чтобы мы утратили осторожность, и он застал нас на ложе. Тогда ничто не помешает ему выгнать меня, ведь пока что никаких доказательств, кроме слов раба, у него нет, иначе мы бы уже не разговаривали.
  
  - Проклятье! - Кассандр раздосадовано ударил кулаком по стене. - Что же нам делать?
  
  - Молиться, принести жертвы Афродите и Эроту, может, они помогут нам, - Лаэрт вздохнул, - а сейчас тебе пора возвращаться в дом, пока тебя не хватились, - он еще раз быстро поцеловал юношу и легонько подтолкнул к выходу.
  
  Медленно шагая к дому, Кассандр обдумывал услышанное и делался все мрачнее. Юноша не видел выхода, а расставание с Лаэртом казалось самой страшной карой из всех возможных. Да и кто мог донести Ресу? Кто настолько ненавидит Лаэрта... или его, Кассандра?
  
  Перебирая в памяти свои ночные отлучки, юноша вдруг вспомнил, что несколько раз ему слышались чьи-то легкие шаги, но тогда он оглядывался вокруг - ничего не замечал и подумал, что показалось... А выходит, это был тот, кто и рассказал Ресу правду! Но кто? Кому может быть выгодно разлучить Лаэрта и Кассандра? Только тому, кто сам влюблен в кого-то из двоих!
  
  И тут же в памяти юноши возник восторженный мальчишка, повествующий о богоподобии своего молодого господина. Идей. Вот значит, как отплатил щенок за доброту Кассандра? Нехорошо усмехнувшись, юноша быстрее пошагал к своей комнате, решив, что завтра же утром придушит мелкого негодяя, разрушившего его жизнь из-за треклятой ревности.
  
  ***
  
  Уснуть этой ночью Кассандр так и не смог, но в этот раз причиной, изгнавшей Морфея прочь из его комнаты, были не сладостные воспоминания о ласках Лаэрта, а размышления над тем, как убить предателя-раба, чтобы подозрение не пало на самого Кассандра. Ненависть к щенку, из-за которого все пошло прахом, заставляла юношу скрипеть зубами и сжимать кулаки, представляя, что сдавливает тощую шею мальчишки.
  
  Убить. А как еще наказывают за предательство? Разве можно такое простить? И ладно бы он был жесток к рабу, избивал его и глумился, но ведь ничего подобного! Напротив, юноша очень часто угощал Идея фруктами, сыром и мясом, разговаривал с мальчишкой, как с равным, и вот что получил взамен.
  
  Ну, ничего, совсем скоро Идей заплатит за все - его жалкой жизни будет вполне достаточно, тем более, больше ничего у раба нет. Кассандр уже знал и то, где именно осуществит свою месть - поведет мальчишку за город, придумав какое-то срочное дело, а там попросту сбросит вниз с одной из скал. И никто ничего не узнает. А перед тем, как сделать это, он скажет, глядя Идею прямо в глаза, за что тот будет убит.
  
  Приняв это решение, когда за окнами уже серел рассвет, Кассандр наконец-то смежил веки, но уснуть все равно не смог, лежал и слушал звуки пробуждающегося дома. Слышал зычный голос Реса, отдававшего распоряжения рабам - наставник действительно собирался в путь. Куда? Это Кассандра не интересовало, главное, что в эти несколько дней он будет избавлен от необходимости угождать.
  
  Радость омрачало только то, что даже в эти - свободные вроде бы дни - придется по-прежнему делать вид, что равнодушен к Лаэрту. И даже проводить ночи вместе они не смогут, а юноше так давно хотелось предаться страсти не вдушной апотеке, а под звездами, ощущая, как касается кожи легкий ветерок. Так хотелось не сдерживать себя в момент наивысшего наслаждения, а прокричать о своем счастье так громко, чтобы услышали даже олимпийцы! Но ничего этого не будет даже сейчас, когда Рес уже раздал последние указания и отбыл. А все потому, что у кого-то слишком длинный язык, который нужно укоротить. Сегодня же.
  
  - Хайре, - Идей появился в комнате юноши в обычное время завтрака, - я принес тебе поесть, господин велел передать, чтобы ты продолжал переписывать свитки, пока он будет в Коринфе.
  
  - Понятно, - стараясь вести себя как обычно, сказал Кассандр, садясь на ложе и улыбаясь рабу. - А ты сильно занят сегодня?
  
  - Нет, господин не давал мне поручений.
  
  - Вот и славно, будешь сопровождать меня к Храму Аполлона, я хочу принести жертву, - отрывая от принесенной рабом грозди винограда темную ягоду, сообщил юноша. - Понятно?
  
  - Как прикажешь, - светло улыбнулся мальчишка, а Кассандр подумал, кем же нужно быть, чтобы сначала предавать, а потом вот так смотреть в глаза и улыбаться? Подлецом? Змеей? Скорпионом, прячущимся под камнями? Гадиной, которую обязательно нужно раздавить.
  
  - Отправимся сразу после завтрака, - решив не откладывать возмездие в долгий ящик, бросил юноша и отвернулся, давая Идею понять, что разговор окончен.
  
  А потом они долго петляли по афинским улицам, Кассандр слышал за спиной дыхание раба, думал, что совсем скоро тот отправится к Аиду, и улыбался. Только улыбка эта была совсем не похожа на его обычную, и если бы юноша увидел себя со стороны - не узнал бы. Сейчас он скорее напоминал одного из мрачных слуг Гекаты, нежели влюбленного и счастливого эллина.
  
  В храме Аполлона Кассандр не задержался надолго, возложил жертву на алтарь, произнес про себя краткую молитву, прося сил и твердости, и пошел к выходу, зная, что Идей следует за ним. К мальчишке он обратился, только когда они отошли от храма на порядочное расстояние:
  
  - Сейчас мы сходим к морю, я хочу смыть пыль, - юноша указал взглядом на запыленные после долгой ходьбы ноги.
  
  - Здорово! - снова совершенно искренне обрадовался мальчишка, который, как уже успел узнать Кассандр, просто обожал море и мог часами не покидать посейдонова царства. Это была одна из немногих радостей, доступных любому эллину.
  
  Но когда они оказались на берегу, Кассандр, вопреки ожиданиям Идея, к воде не пошел, а начал подниматься на одну из довольно высоких скал. Решив, что тот просто собирается прыгнуть в воду с высоты, раб последовал за юношей, пару раз сорвавшись и даже ободрав колено.
  
  - Боги, как красиво! - восхищенно присвистнул мальчишка, когда они наконец-то оказались на вершине скалы. - Только очень высоко, можно и разбиться, если прыгнуть отсюда.
  
  - Можно, - подходя к Идею ближе и кладя обе руки на плечи раба, сказал Кассандр. - И спускаться тоже сложно, но тебя это не должно волновать.
  
  - Почему?
  
  - Скоро узнаешь, а сейчас скажи мне, зачем ты это сделал?
  
  - Что? - изумленно переспросил Идей, поворачиваясь к Кассандру и безуспешно пытаясь освободиться.
  
  - Не лги, когда стоишь в одном шаге от Стикса! - процедил юноша прямо в испуганные глаза мальчишки. - Я знаю, что это сделал ты!
  
  - Я не понимаю, - губы раба задрожали, а на глазах блеснули слезы,
  - скажи, что достойного смерти я совершил?
  
  - Ты даже сейчас продолжаешь лгать... - на красивом лице Кассандра отразилось отвращение. - А я еще делился с тобой пищей! Я обращался с тобой как с равным, а ты предал меня и даже сейчас не хочешь признаться в этом! Это недостойно мужчины!
  
  - Кассандр, - с трудом сдерживая дрожь, заговорил Идей, - я могу поклясться водами Стикса, что не понимаю, о чем ты!
  
  - А в том, что не следил за мной все это время, ты тоже можешь поклясться? - презрительно скривив губы, спросил Кассандр.
  
  - Я... - теперь мальчишка покраснел и опустил глаза, из которых по смуглым щекам потекли слезы, - я...
  
  - Ну! - слово прозвучало резко словно удар бича, а сильные руки юноши не жалея тряхнули худенького мальчишку. - Давай, клянись!
  
  - Не могу, - прошептал тот едва слышно, - но я никому не говорил о том, что вы с Лаэртом...
  
  - Зачем тогда следил? - не веря этому признанию, спросил Кассандр, снова встряхивая раба.
  
  - Это было так... красиво, - так же еле слышно проговорил Идей, изо всех сил, старающийся не расплакаться в голос. - Лаэрт и ты, вы оба были как боги, я смотрел на то, как вы... я просто смотрел...
  
  - Разве?
  
  - Ну... не только, я хотел почувствовать то, что чувствовал ты, когда он касался тебя там, - раб указал взглядом на пах Кассандра. - И...
  
  - То, что ты женился без жены, я понял, - насмешливо бросил Кассандр, - и мне плевать на это. Но зачем, во имя Эрота, ты рассказал обо всем наставнику? Ты знаешь, что теперь Рес хочет выгнать Лаэрта и лишить наследства? Пусть ты ненавидел меня и ревновал к нему, но зачем было поступать так? Мог бы сказать мне и я... я не виделся бы с ним более, чтобы ничего не испортить, но ты поступил как подлый скорпион... А скорпионов нужно давить!
  
  - Я не говорил ничего! - отчаянно закричал мальчишка, пытаясь опуститься перед разгневанным юношей на колени. - Зачем мне было это делать? Я знаю свое место... я просто смотрел на вас, разве это достойно смерти?!
  
  И Кассандр заколебался. В глазах Идея бились только мольба и страх, но там не было лжи, да и разве смог бы он обманывать сейчас, когда от смерти мальчишку отделяли один шаг и один толчок загорелых рук Кассандра.
  
  - Но если не ты, то кто?
  
  - Я не знаю, - все еще дрожа, сказал Идей и всхлипнул, - я случайно увидел, как ты шел ночью в апотеку... У меня тогда живот болел, - сообщил, снова краснея, - и я решил спать поближе к отхожему месту, но уснуть из-за боли не мог, сидел и смотрел на звезды, а потом услышал шаги, это был ты... Мне стало интересно, куда ты спешишь посреди ночи, и я пошел следом... А потом, потом я стал делать это всякий раз, когда вы...
  
  - Ясно, - юноша все же разжал руки, и раб тут же опустился на колени у его ног, вскинул залитое слезами лицо и прошептал:
  
  - Я не предал бы тебя никогда, потому что ты был добр ко мне, да и зачем мне это?.. Разве стал бы Лаэрт любить меня?
  
  И этот вопрос убедил Кассандра в том, что Идей не врет, куда больше, чем все предыдущие слова. А действительно - зачем? Да и слишком сильно мальчишка влюблен в Лаэрта, чтобы причинить тому зло.
  
  - Я поверю тебе, - произнес как бы нехотя, юноша, - но если ты все же солгал, клянусь богами, я сверну тебе шею!
  
  - Я не умею врать, - шмыгнул носом Идей, поднимаясь с колен, - и никогда не сделал бы ничего плохого Лаэрту.
  
  - Ну да, ты же его любишь, - сейчас это прозвучало скорее как обвинение, нежели как вопрос.
  
  - Он - мой господин, - попытался уйти от прямого ответа раб, но под взглядом Кассандра стушевался и прошептал: - Люблю, как любят бога. Я умереть за него готов, а ты подумал, что я предатель...
  
  - Даже боги иногда ошибаются, - пробормотал Кассандр и добавил, словно и не собирался только что убить мальчишку: - Идем купаться.
  
  Глава 8
  
  Они были удивительно похожи - эти мальчики и юноши, немногим старше самого Кассандра, и женщины и девушки, на лицах которых отчетливо виднелись следы бессонных ночей. У всех их, таких вроде бы разных, были совершенно одинаковые глаза - пустые и равнодушные. Словно внутри этих эллинов не осталось ничего - ни желания жить, ни света, ни радости. Впрочем, откуда взяться всему этому здесь - в дешевом портовом диктерионе?
  
  Кассандр забрел сюда случайно, чтобы поменьше видеть Лаэрта, пореже слышать его голос и ощущать запах знакомых благовоний. Сущим наказанием для юноши стала невозможность даже ночью быть вместе с возлюбленным. Вот потому и бродил он по афинским улицам, глядя сквозь прохожих и мучительно ища выход из ловушки, в которую угодили они с Лаэртом.
  
  Мысль о том, что совсем скоро возлюбленный уедет, была невыносимой, она терзала юношу похлеще тяжелого бича, которым хлестали преступников, не давала спать по ночам и гнала подальше от дома днем. Что будет делать он, когда Лаэрт уедет? Разве сможет и дальше быть послушным учеником? Сумеет по-прежнему улыбаться Ресу и касаться дряблого тела, которое уже успел возненавидеть?
  
  Ответ был однозначен - нет. Сил на это просто не хватит, а значит - ему тоже придется уйти. Куда? На этот вопрос ответа не нашлось, но Кассандр прекрасно знал, что дорога домой будет для него отрезана. Разгневанный Рес, конечно же, расскажет отцу о совершенном Кассандром, да еще и очень даже может потребовать назад деньги, которых, скорее всего, уже нет.
  
  Найти какую-то достойную работу тоже не получится, Рес слишком влиятелен в Афинах, и если он пожелает, то никто не наймет провинившегося воспитанника. Единственное место, где ему будут рады - такой вот диктерион. Здесь не задают вопросов, тут свои законы и своя - недолгая и отвратительная жизнь.
  
  Да, здесь ему будут рады, ведь стоило случайно забрести сюда, как хозяин заведения тут же оказался рядом, предлагая свой товар, выставленный тут же. А когда Кассандр отказался, сказав, что пришел не за этим, владелец тут же сообщил, что с удовольствием примет юношу на работу. Не слушая возражений Кассандра, афинянин принялся громко нахваливать его красоту и обещать, что зарабатывать тот будет очень много, клиенты заведения - люди щедрые и за ночь с прекрасным юношей не пожалеют золота!
  
  Практически не слыша слов мужчины, Кассандр смотрел на тех, кто тут работал, и не видел на их лицах счастья. Они все выглядели старше своих лет, и были одинаково отвратительны Кассандру в своем желании привлечь его внимание - жесты, взгляды, обнаженные тела, которых почему-то не хотелось коснуться... И запах, пропитавший все вокруг, - пряная и тяжелая смесь вина, пота и страсти. Провести остаток своей жизни здесь? Лучше уж со скалы с море!
  
  Грубо оборвав хозяина, Кассандр развернулся и поспешил подальше от этого места. Невыносимо захотелось искупаться - юноше показалось, что за то недолгое проведенное в диктерионе время, он и сам стал пахнуть так же, как те мужчины и женщины. От этого к горлу подступала тошнота, и он все ускорял шаг, желая как можно быстрее окунуться в теплые волны.
  
  Однако, оказавшись на берегу, Кассандр не пошел к воде, а направился к той скале, с которой недавно едва не сбросил Идея. Взобравшись на самую вершину, он подошел к краю и глянул вниз - волны с силой бились о подножие скалы, словно море желало вырвать ее из своей груди, как вырывает воин застрявшую в теле стрелу. Однако сил сделать это у волн не было, их ярость разбивалась о камни, так же, как разбивались надежды Кассандра на счастье.
  
  Жизнь без Лаэрта ему не нужна - в этом юноша уже успел убедиться. Дни и ночи, проведенные в одиночестве - длинны и невыносимы, и хочется вскинуть голову и завыть, как воет оголодавший волк. Молитвы срываются с губ, но боги его не слышат, вероятно, у них хватает других дел. А еще со дня на день должен вернуться Рес, и тогда...
  
  А что, если просто шагнуть вниз и все? Разрубить затянувшийся намертво узел? Тогда Лаэрту не придется скитаться по Элладе без единой драхмы в кармане, а он сам никогда не окажется в одном из афинских диктерионов... Всего лишь шаг в лодку Харона, и сердце больше не будет так болеть.
  
  Глубоко вздохнув, Кассандр поднял ногу, да... так и поставил ее на место, а глаза юноши расширились от озарившей внезапно догадки. Да, кто-то один из троих уйти обязан, но почему это должен быть он или Лаэрт?.. Если не станет Реса, все сложится, как нельзя лучше: Лаэрт получит наследство и займет место своего отца, и тогда никто и ничто не помешает им и дальше предаваться страсти!
  
  Представив, как приятно будет ощутить под спиной тонкую ткань простыней на кровати Лаэрта, Кассандр не мог сдержать улыбки. Это будет самая жаркая и долгая ночь из всех, которые они проводили вместе, а впереди их ожидает еще множество таких безумных ночей. Боги, как же все просто! Главное, чтобы не дрогнула рука, а если Кассандр и был в чем-то совершенно уверен, то это в самом себе.
  
  Сомневался он только в одном - стоит ли посвящать в свой план Лаэрта? Все-таки Рес был его отцом, человеком, подарившим жизнь. Это сейчас, волею Эрота, они стали соперниками, но в их жилах по-прежнему текла одна кровь. А что, если Лаэрт решит пожертвовать собой и предпочтет отправиться в изгнание? Почтение к отцу эллины впитывали с молоком матери, и отцовское слово было законом для сына, а значит, лучше, если Лаэрт ничего не узнает до тех пор, пока все не будет сделано.
  
  Свобода для их любви станет даром, который Кассандр преподнесет тому, кто подарил настоящую страсть и зажег в его теле огонь, погасить который теперь невозможно, а на утоление любовной жажды не хватает ночи. Подарок, который сделает счастливыми их обоих, и как же хочется, чтобы время это наступило скорее!
  
  ***
  
  - Я приказал рабам следить за дорогой и предупредить меня о возвращении отца, - раздалось над ухом Кассандра посреди ночи, а рука - знакомая и горячая - зажала рот, не позволяя юноше случайным вскриком выдать обоих, - но я не мог больше, Ганимед. Я схожу с ума по тебе, тело мое горит, а сердце готово проломить грудь. Послушай, - взяв руку юноши в свою, Лаэрт прижал ладонь Кассандра к своей груди, а потом медленно опустил к паху, одновременно касаясь губ. - Подари мне эту ночь, Кассандр, и когда отец прогонит меня, я буду жить, вспоминая каждое её мгновение...
  
  - Нет, - прошептал юноша, жадно целуя возлюбленного, - нет... клянусь именем Зевса, этого не случится... никогда... я... - с губ Кассандра чуть не сорвалось то, что он еще сегодня днем решил сохранить в тайне, но в последний миг юноша обуздал себя.
  
  - Даже плывя с Хароном, я буду вспоминать о тебе... - шептал Лаэрт, лаская с трудом сдерживающего стоны юношу, - боги подарили мне тебя, и я всегда буду возносить им хвалу за это. И видит Зевс, никогда не пожалею о том, что вкусил сладость твоих губ, познал твое тело, достойное ласк олимпийцев. И даже если мне придется навсегда покинуть Афины, я не пожалею...
  
  "Не придется", - произнес про себя Кассандр, еще раз убедившись в том, что был прав в своем решении разрубить Гордиев узел ценой жизни Реса. А после он уже не думал ни о чем, только сердце билось все чаще, а тело сливалось в одно с тем, кому целиком принадлежала душа.
  
  ***
  
  - Зевс всемогущий, как же я соскучился по тебе, мой Ганимед, - улыбаясь, произнес Рес, ведя Кассандра к постели.
  
  Афинянин недавно вернулся из поездки в Коринф, успел посетить купальню, освежиться, а сейчас собирался вознаградить себя за утомительное путешествие ласками ученика, о котором думал все это время. Этот светловолосый мальчишка пробудил в Ресе куда большую страсть, чем все предыдущие ученики. Слишком уж похож был Кассандр на того Ганимеда, которым пленился сам Зевс, а если не устоял Громовержец, что говорить о простом смертном?
  
  Глядя на статую Кассандра, которую Алкиной уже давно закончил, Рес поражался совершенству черт и все чаще думал о том, чтобы не отпускать юношу до тех пор, пока тот не станет взрослым. И даже холодность Кассандра, которую тот так неумело пытался маскировать, не отталкивала, а скорее, распаляла афинянина еще сильнее, вернув ему молодость и наполняя тело силой.
  
  Рес был уверен, что обязательно пробудит в ученике такое же неистовое желание, которое испытывал сам, что шаг за шагом проведет Кассандра по сотканному из страсти пути, а наградой за терпение станут настоящие стоны юноши и жар красивого тела. Тела, которое сейчас обнажено перед его взором, а глаза, как обычно, полуприкрыты веками.
  
  Похоже, ученик до сих пор смущается, но и это только сильнее волнует кровь. Как же повезло ему с этим Кассандром! Настоящее сокровище отыскалось в бедной лачуге бывшего соратника, и кто как не он, Рес, сможет правильно огранить этот самоцвет?
  
  - Я тоже скучал по нашим занятиям, учитель, - улыбнулся Кассандр, поднимая веки и глядя теперь прямо в глаза Реса.
  
  - Это правда? Или ты обманываешь меня? - притворно нахмурился мужчина.
  
  - Я не умею лгать, - продолжал улыбаться юноша, позволяя уложить себя на постель и не закрывая в этот раз глаза.
  
  - Знаю, потому и люблю тебя сильнее прочих, - сказал Рес, опускаясь на покрывало рядом с учеником и кладя руки на его плечи.
  
  И вскоре мужчина убедился в том, что Кассандр действительно не солгал - тело юноши откликалось на его ласки, так никогда прежде. А потом Кассандр несильно толкнул Реса на ложе, а сам уселся на его бедрах, ощущая, насколько сильно желает его наставник, и продолжая улыбаться какой-то новой улыбкой.
  
  - Закройте глаза, учитель, - прошептал он, наклоняясь к уху мужчины, - я хочу показать, насколько сильно скучал, но...
  
  - Смущен?
  
  - Да, - на миг опустив веки, кивнул Кассандр, - я часто думал о том, как много вы уже дали мне... Мой отец и я, мы оба - ваши должники...
  
  - О нет, видят Боги, нет! - воскликнул Рес, послушно закрывая глаза. - Это я должен возносить молитвы, благодаря за бесценный дар твоей кра...
  
  Договорить афинянин не смог, помешало длинное и тонкое острие стилоса, прошедшее под ребрами и вонзившееся глубоко в грудь. Закрытые глаза не дали мужчине увидеть, как его юный ученик вытащил из стянутых в хвост волос заточенный до игольной остроты стилос, чтобы через мгновение всадить в сердце своего учителя:
  
  - Ты должен уйти, - прошипел Кассандр, выдергивая стилос и спрыгивая с постели, но сделал это недостаточно быстро - кровь наставника уже успела залить самого юношу.
  
  Однако Кассандра это не волновало, расширившимися глазами он смотрел на тело того, кого так сильно ненавидел все эти месяцы, кто мешал ему наслаждаться любовью Лаэрта, который сейчас появился на пороге отцовской спальни, чтобы в следующую секунду закричать громко, бросаясь к истекающему кровью Ресу:
  
  - Отец! Боги, кто посмел?! Сюда, немедленно! - словно только увидев, он схватил Кассандра за руку, все еще сжимавшую стилос, и закричал еще громче, призывая слуг: - Зовите стражу, в нашем доме - убийца!
  
  - Ла... - начал Кассандр, не ожидавший подобного от возлюбленного, и замолчал, потому что успел поймать презрительно-насмешливый взгляд, так контрастирующий с полным отчаяния и горя голосом.
  
  - Отец приютил тебя, - так же громко и обвиняюще продолжил Лаэрт, - а ты убил его, убил своего наставника! Ты - змея, которую он пригрел на груди! - слова били сейчас Кассандра куда сильнее, чем рука, хлестнувшая по щеке. - Суд присяжных решит твою судьбу, а я... я никогда не прощу тебя!
  
  Все остальное Кассандр видел, словно со стороны, как будто происходило это с кем-то другим. Повинуясь приказу Лаэрта, рабы крепко схватили его за руки, а потом связали кисти веревкой, хоть юноша и не думал сопротивляться. Он пытался понять - почему Лаэрт делает с ним это? Почему выдает правосудию, ведь Кассандр совершил это для того, чтобы Рес не выгнал его из дома, лишив наследства.
  
  Только что он убрал преграду, отделявшую их от счастья, так почему сейчас его - по-прежнему обнаженного и залитого кровью - ведут по афинским улицам к городской тюрьме? Почему бросают в душную камеру, даже не давая возможности смыть с себя уже засохшую кровь? Почему к нему подходят мужчины, представляющиеся дикастами, и задают какие-то вопросы, которых он просто-напросто не слышит, потому что в ушах до сих пор звучит: "Ты змея, которую отец пригрел на груди!"? Почему происходит именно это, а не то, что представлялось Кассандру в ночи перед убийством? Почему?
  
  Ответ на этот вопрос юноша пытался отыскать и не мог, его не было в глазах сокамерников, не находился он и во внимательном взоре пожилого дикаста, представившегося Агенором. И даже на мгновение не блеснул в светло-карих глазах молодого мужчины, пришедшего с этим дикастом и молча сидевшего неподалеку все время, пока Агенор задавал вопросы.
  
  Ответ упорно ускользал от юноши, а губы сжимались все плотнее. Кассандр молчал, даже когда услышал, что завтра в камеру приведут отца, которому и придется держать ответ за преступление сына. Всё это было совершенно неважно, оно существовало где-то там, в другой Ойкумене, а в этой оставался только он - немой и безучастный ко всему.
  
  Поступок Лаэрта подействовал наКассандра, как обычно действовала ложь, набросив плотный покров немоты. Все время, пока шли судебные заседания, Кассандр мучительно пытался понять - зачем Лаэрт это сделал? Зачем предал его суду, почему смотрел с презрением и требовал кары?
  
  Решившись убить Реса, Кассандр был совершенно уверен в том, что Лаэрт сразу поймет, почему он поступил именно так, но... Вот уже несколько месяцев провел юноша в тюрьме, не отвечая на вопросы дикастов, потому что губы размыкаться не желали. Да и что он мог сказать? Чем оправдаться? Любовью? Но не снимет она вины за убийство афинского гражданина-аристократа, не смягчит сердец присяжных.
  
  Оглушенному подлостью и предательством возлюбленного юноше было безразлично, что с ним сделают дальше. В груди его как будто свернулась кольцом черная и холодная змея, вонзившая ядовитые зубы в истекающее кровью сердце. И яд этот убивал его, притуплял голод и жажду, делал равнодушным и немым.
  
  Даже появление в камере отца, а случилось это на второй день после ареста самого Кассандра, не заставило юношу заговорить или даже хотя бы раз вскрикнуть, а ведь первое, что сделал Эвмел, увидев сына - наотмашь ударил того кулаком в лицо, разбивая губы и отбрасывая к стене камеры:
  
  - Будь ты проклят! - кричал Эвмел, хватая юношу за волосы и ударяя о стену головой. - Боги, почему я не послушал Геллу и не отрекся от тебя? И так ты заплатил мне за мою доброту! Ты опозорил меня перед Афинами, и если даже боги будут настолько милостивы, что сохранят жизнь, мне придется продать все, чтобы расплатиться с Лаэртом! Ты обрек на нищету не только себя и своих братьев, но и меня! Разве такой благодарности ожидал я, отдавая тебя в руки лучшего из всех возможных наставников? Боги давали тебе шанс стать достойным гражданином, а что сделал ты? Ты совершил неслыханное - убил своего учителя! - эти слова мужчина выкрикивал, глядя в запрокинутое, залитое кровью лицо сына. - Пусть покарает тебя сам Зевс! Пусть поглотит тебя Тартар! Пусть черви заживо пожрут твое тело! - плюнув в лицо Кассандра, Эвмел отшвырнул его от себя, и юноша сполз на пол, прикрывая на всякий случай голову руками.
  
  Он так и пролежал неподвижно несколько часов, слыша, как продолжает громко жаловаться сокамерникам отец, как осыпает его всеми возможными проклятиями и клянется водами Стикса, что непременно отречется отКассандра, как только судьи дадут ему слово. И даже в эти часы ни единого слова, ни единого стона не сорвалось с разбитых и опухших губ юноши, ни единой слезы не показалось из заплывающих глаз.
  
  Возможно, он не сдвинулся бы с места до самого утра, если бы не стражники, принесшие еду заключенными. Именно они заставили юношу подняться, увидели, во что превратилось его лицо, и отвели в купальню, дав возможность смыть кровь и привести себя в порядок. Им Кассандр тоже не сказал ни слова и постепенно по камере, а потом и по всей тюрьме пополз слушок, что это боги покарали юношу за убийство, отняв у него речь. Правда, некоторые поговаривали, что ежели отдать преступника в руки палачей, он живо вспомнил бы, как говорить, но закон запрещал пытать свободных граждан, посему догадки эти так и остались догадками.
  
  Большую часть времени Кассандр сидел в дальнем темном углу, опираясь спиной и затылком о стену и закрыв глаза. Никто из сокамерников не приближался к нему и не пытался более заговорить, отец же всегда садился как можно дальше отКассандра, всячески подчеркивая, что не считает того более своим сыном.
  
  Юноша смотрел на это словно со стороны, в омертвевшем сердце отцовское пренебрежение не отзывалось никак. Не удивился он и тогда, когда в один из дней отец покинул камеру, вероятно договорившись со стражниками и уплатив залог. О Кассандре он не сказал ни слова, и юноша так и остался в этой небольшой комнате, полной мужчин самых разных возрастов.
  _____________________________________________________
  Примечание:
  *дикаст - народный судья
  
  Глава 9
  
  - О чем ты все это время думаешь, Астин? - спросил Агенор у своего сына, когда тот вот второй раз не ответил на заданный вопрос, а весь вид молодого афинянина говорил о том, что мысли его витают где-то за стенами этой комнаты.
  
  - Что? - вздрогнул тот, наконец-то услышав. - Прости, отец, но я все думаю о юноше, дело которого ты разбираешь последние месяцы.
  
  - О Кассандре? - уточнил дикаст.
  
  - Да, отец... мне кажется, что не все там так ясно и просто, как считаем мы... - медленно и раздумчиво произнес Астин, срывая с грозди винограда ягоду и сдавливая в пальцах. Сок брызнул на белый хитон, словно кровь, Агенор невольно поморщился и произнес:
  
  - Все опрошенные свидетели подтверждают слова истца, а сам юноша, как ты знаешь, даже не пытается защитить себя и пояснить, почему совершил преступление.
  
  - Я знаю. И неужели это не смущает тебя? - теперь Астин смотрел в отцовские глаза, не отрываясь, и увидел в них подтверждение своих сомнений. - Я уже давно наблюдаю за тем, как ведут себя обвиняемые и, клянусь водами Стикса, такое вижу впервые! Отец, ему всего шестнадцать, а разве поступают так юноши, даже если виновны?
  
  - Но...
  
  - Погоди, послушай, - жестом остановил отца Астин и продолжил, нетерпеливо отбрасывая падающие на глаза волосы, - юноши любят жизнь, жаждут жить и предаваться страсти, а Кассандр... я смотрел на него, и мне казалось - вижу перед собой старца, которому всё опротивело, или того, кто потерял самое для себя важное. Так не должно быть, отец! Хотел бы я знать, что сделало его таким... И я уверен - разгадай мы эту тайну, узнали бы, что скрывает он за плотно сомкнутыми губами!
  
  - Ты знаешь, что закон запрещает пытать свободных граждан, - напомнил Агенор, - а добровольно он не сказал ни слова.
  
  - Знаю, - согласно кивнул Астин, отрывая вторую ягоду и точно так же сдавливая ее, словно желая успокоить волнение, не дававшее покоя уже несколько дней, - а что если... я попробую поговорить с ним?
  
  - Ты?
  
  - Отец, ты сам хотел видеть меня дикастом, - напомнил Астин, - теперь и я хочу испытать себя! Как бы то ни было, последний день слушанья только завтра, верно?
  
  Агенор ответил не сразу, долго думал, взвешивал, перебирал в памяти все заседания и то, как ломал голову над поведением Кассандра. Да и что случится, если он позволит сыну просимое? Удастся Астину разговорить юношу, и они действительно узнают что-то важное - хорошо, нет - суд просто вынесет приговор, исходя из уже известных доказательств.
  
  - Хорошо, - произнес он наконец и обрадовался улыбке сына. - Однако помни, если ты ничего не узнаешь...
  
  - Я знаю, благодарю тебя, отец! - поднялся со своего ложа Астин. - А сейчас позволь, я пойду и поговорю с ним.
  
  - Пусть боги помогут тебе, - негромко произнес Агенор, глядя на стройную фигуру быстро удаляющегося сына.
  
  Дикаст очень любил Астина: серьезного, умного и рассудительного не по годам, и действительно хотел, чтобы тот пошел по его стопам, стал уважаемым в Афинах гражданином и снискал себе славу неподкупного и честного гелиаста. Потому-то и позволил он Астину провести дополнительное расследование почти завершенного дела, которое, впрочем, и ему самому не казалось таковым.
  
  ***
  
  Перво-наперво Астин решил навестить не Кассандра, а пострадавшего - Лаэрта, вызывавшего у него почему-то неприязнь. Что-то в этом красивом мужчине отталкивало, но что? Может, высокомерие во взгляде или излишняя приветливость в голосе? Или это просто казалось сыну дикаста? Может, на самом деле Лаэрт - само благочестие?
  
  Однако, выходя через некоторое время из дома истца, Астин только укрепился в том, что в деле об убийстве ему известно далеко не все. Первое, что бросилось в глаза - суета, царившая в особняке. Как выяснилось, Лаэрт готовился к свадьбе с дочерью одного из отцовских друзей, и поспешность, с которой это делалось, неприятно поразила Астина.
  
  Если бы боги отняли отца у него, он и не подумал бы о женитьбе в ближайший год! Разве можно вступать в брак, когда сердце полно печали и грудь разрывается от боли? Траур же Лаэрта не мешал ему торопливо готовиться к свадьбе, а его слова об отце были, как показалось Астину, совершенно неискренними.
  
  Ничего нового от Лаэрта Астин так и не услышал, тот повторял уже сказанное ранее в гелиэе. Сетовал на то, что не сумел вовремя рассмотреть змеиную натуру отцовского воспитанника, а Кассандр пользовался тем, что отец безоглядно доверял ему и был не на шутку увлечен своим учеником. Говоря это, Лаэрт указал на статую Кассандра, по-прежнему стоящую в кабинете.
  
  В ответ на вопрос, можно ли поговорить с его мачехой, Лаэрт обескуражено улыбнулся и развел руками:
  
  - Сожалею, но для этого вам придется посетить дом ее отца. После похорон Атэна забрала моего сводного брата и ушла. Я уже выплатил ей все положенное, и никаких претензий у мачехи ко мне нет.
  
  После этого Астину оставалось только попрощаться с Лаэртом, что он и сделал, решив сегодня же навестить молодую женщину и задать ей несколько вопросов. Он надеялся, что ее отец не будет против, но еще до того, как разговор состоялся, Астин узнал очень много нового. Сначала за спиной афинянина раздались торопливые шаги, а потом - запыхавшийся мальчишеский голос:
  
  - Господин, подождите, во имя Зевса!
  
  Остановившись и обернувшись, Астин увидел рядом с собой худощавого черноволосого парнишку-раба, лицо которого показалось ему смутно-знакомым.
  
  - Кто ты и чего хочешь? - спросил, скрещивая руки на груди.
  
  - Меня зовут Идей, - представился мальчик, поклонившись, - я слышал, как вы говорили с моим господином... Лаэртом про Кассандра.
  
  - И?
  
  - Он сказал вам не всё, - пробормотал мальчишка, опуская голову, - и в суде не всё говорил, а Кассандр молчит, потому что глупый... - тут в глазах мальчишки блеснули слезы.
  
  - Но ведь он убил твоего хозяина, - напомнил Астин своему юному собеседнику. - Или это сделал кто-то другой?
  
  - Нет, это Кассандр, только... Он хотел так Лаэрту помочь, - выдал раб, заставив Астина удивленно приподнять бровь и спросить:
  
  - Поясни, о чем ты?
  
  - Хозяин хотел выгнать Лаэрта, - так же негромко, беспокойно оглядываясь по сторонам, продолжил мальчик, и Астин кивнул в сторону виднеющейся неподалеку небольшой оливковой рощи:
  
  - Пойдем-ка туда, Идей, там будет удобнее, согласен?
  
  Раб кивнул и вскоре они присели на одну из скамеек под огромной оливой, и мальчишка продолжил, честно глядя в глаза Астина и краснея:
  
  - Лаэрт и Кассандр... Эрот поразил их своей стрелой, а господин узнал, что они...
  
  - Они были любовниками, ты это хочешь сказать мне, Идей? - касаясь плеча раба, уточнил молодой мужчина.
  
  - Да, - кивнул мальчик, - когда господин узнал, он захотел выгнать Лаэрта, ведь и сам...
  
  - Твой господин тоже был влюблен в своего ученика, верно? - озвучил очевидное Астин, прекрасно знакомый с афинскими нравами. Несколько лет назад он и сам был учеником у одного из отцовских друзей и до сих пор вспоминал это время как не самое худшее.
  
  - Эрот любит такие шутки, - совершенно серьезно сообщил собеседнику Идей.
  
  - Но откуда об этом знаешь ты? - задал закономерный вопрос афинянин. - Разве стал бы хозяин говорить о своих планах рабу? Или ты подслушивал?
  
  - Нет, - отрицательно потряс головой паренек, - я от Кассандра узнал, он подумал, что это я... рассказал господину про них и... - тут он запнулся, и Астину пришлось снова спрашивать:
  
  - И что было потом?
  
  - Чуть не сбросил меня со скалы, - пробормотал раб, - но не потому, что он злой! Кассандр просто за Лаэрта переживал! Это все из-за Эрота, господин.
  
  - Вот значит как, - задумчиво протянул Астин, внимательно глядя на мальчишку и видя, что тот не лжет - карие глаза смотрели прямо и честно, было видно, что Идей желает спасти Кассандра, потому и решился на этот разговор, даже забыв о том, что слова его вряд ли могут считаться полновесным доказательством. - Ты молодец, Идей, - улыбнулся Астин, взъерошил короткие черные волосы мальчика и спросил: - Возможно, я еще раз приду в дом твоего хозяина поговорить с тобой.
  
  - Меня там не будет, - тяжело вздохнул парнишка, - Лаэрт хочет меня продать, он говорил, что собирается избавиться от старых вещей, а господин Рес когда-то обещал мне свободу...
  
  - Вот как? Боги милостивы, Идей, и возможно, твой новый хозяин окажется добрым и справедливым.
  
  - Я молюсь об этом день и ночь, - раб снова смотрел прямо в глаза Астина, - господин Рес был добр ко мне, он даже читать и писать меня научил, и считать тоже... А Лаэрт... он красив, как Ахиллес, но душа у него черная.
  
  - Даже так? Думаю, мне пригодится такой раб как ты, - решение пришло мгновенно, словно боги шепнули его на ухо Астину. Мальчик знал слишком много, и это может стоить Идею жизни, если Лаэрт что-то заподозрит.
  
  - Правда? - теперь в карих глазах Идея плескалось радостное изумление. - Вы меня купите?
  
  - Да, прямо сейчас, - Астин поднялся со скамейки и пошел обратно к дому Лаэрта, надеясь, что он продаст мальчишку, не задавая лишних вопросов.
  
  ***
  
  Отправив Идея вместе с купчей к своему отцу, Астин пошагал к дому вдовы Реса, надеясь уже сегодня завершить все нужные беседы, а завтра с утра пойти в тюрьму и поговорить с Кассандром.
  Молодому мужчине казалось, что он понял, почему юноша убил своего наставника. Эрот беспощаден к тем, чьи сердца поражает, и порой отнимает разум, невольно толкая на преступление. Вот так и Кассандр - желая спасти возлюбленного - убил, не думая о том, что расплата неминуема.
  
  Вот только... почему тогда Лаэрт, по словам Идея, так же любивший юношу, предал того суду? Это нарушало стройный ход мыслей Астина, что-то было не так, как он себе представлял, в мозаике не хватало частей, без которых узор никак не составлялся. Оставалось только молить Фемиду, чтобы не оставила его в своей милости и помогла найти недостающее.
  
  Атэна вышла к незваному гостю, неся на руках двухлетнего мальчика. На лице молодой женщины - почти девушки - застыло испуганно-вопросительное выражение. Она словно заранее не ожидала от этого разговора ничего хорошего. Отец ее находился здесь же, чтобы следить за ходом беседы и не позволить пришельцу непочтительно относиться к дочери.
  
  - Вы хотели видеть меня? - спросила женщина, подходя и опускаясь на кресло, устраивая поудобнее малыша, который тут же принялся играть украшением, обвивающим её шею. - Но я не могу добавить ничего к тому, что уже сказала в гелиэе.
  
  - Атэна... - Астин осторожно подбирал слова и говорил с должным почтением, - я соболезную твоему горю, но слова твои могут спасти от смерти афинского гражданина.
  
  - О ком вы? - негромко спросила женщина, внимательно глядя в светло-карие глаза гостя.
  
  - Об Эвмеле, отце Кассандра.
  
  - Что?! - возмущенно вскрикнула она, резко вставая. - Он воспитал преступника, убившего моего мужа, осиротившего сына, из-за него я теперь вдова и вынуждена вернуться под отцовский кров, так что я могу о нем сказать? Я молю богов, чтобы приговор ему вынесли поскорее!
  
  - Все это так, - как можно мягче сказал Астин, видя, как нахмурился отец Атэны, а двое дюжих рабов, находящихся здесь же, встали у двери. - Но все же... скажи мне, почему ты вернулась к отцу, а не осталась в доме мужа? Закон ведь позволял тебе жить там, тем более твой сын - наследник отцовского имущества, как и Лаэрт.
  
  - Нет, - ответил вместо Атэны ее отец, - моя дочь принесла с собой только то, что забирала, выходя замуж, а внуку моему не досталось ни драхмы из всех талантов зятя! Единственным наследником остался Лаэрт, Рес так и не сдержал слова, данного Атэне, и не переделал завещания! А все из-за этого мерзавца, ради которого ты явился сюда! Благодари богов, Астин, что я слишком сильно уважаю твоего отца, иначе уже велел бы вышвырнуть тебя вон.
  
  - Клянусь Фемидой, я шел сюда не для того, чтобы нанести оскорбление вам или тебе, Атэна, - поднялся со своего кресла и склонил голову Астин, - и сейчас я покину ваш дом. Скажите мне только, как узнали вы о том, что Рес хочет изменить завещание?
  
  - Муж сказал мне, когда нашему сыну исполнилось два года, - сухо сообщила Атэна, но в глазах юной вдовы стояли слезы. - Он клялся именем Зевса, что обязательно сделает это, но...
  
  - А мог ли Лаэрт знать об этом? - все же спросил Астин, рискуя быть действительно вышвырнутым за порог.
  
  - Откуда мне знать? - воскликнула женщина, крепче прижимая к себе малыша.
  
  - Тебе лучше спросить у самого Лаэрта, - угрожающе прогудел хозяин дома, - а теперь - уходи. И больше не являйся сюда, если не хочешь быть изгнанным с позором.
  
  ***
  
  Покинув оказавшийся таким негостеприимным дом, Астин вышел на улицу и остановился, раздумывая, куда же идти дальше: в тюрьму к Кассандру или домой? Рассказать отцу о том, что удалось узнать и поделиться своими соображениями? Второй вариант понравился афинянину куда больше, особенно учитывая то, что пока он вел свои беседы, уже наступил вечер. Решив, что за ночь еще не раз хорошо обдумает услышанное, Астин все же повернул к дому.
  
  Первый, кого он встретил, переступив отцовский порог, был Идей. На мальчишке красовался новый хитон, а на лице сверкала широкая улыбка:
  
  - Вы вернулись, господин!
  
  - Как видишь, - невольно улыбнулся в ответ Астин, устало опускаясь на стул. Идей тут же принес таз с водой, поставил рядом и принялся расстегивать сандалии своего нового хозяина. Ловко расправившись с тонкими ремешками, он подвинул таз ближе, и Астин с удовольствием опустил в прохладную воду ступни. - Тебе нравится новый дом?
  
  - Очень, - снова улыбнулся мальчик, умело омывая ноги хозяина, - тут лучше, чем у Лаэрта. Дикаст сказал, что я буду вашим личным рабом, если конечно, вы захотите.
  
  - Будешь, - только сейчас, сидя в удобном кресле и вдыхая запахи родного дома, Астин ощутил, насколько устал. - Где отец?
  
  - В своем кабинете, - доложил Идей, расстилая полотенце, на которое афинянин поставил ноги и ненадолго прикрыл глаза, пока парнишка стирал с кожи влагу.
  
  - Ты можешь идти спать, - отпустил мальчика Астин, но тот почему-то не уходил, смотрел так, словно желал что-то сказать, но не решался. - Что-то не так?
  
  - Вы позволите мне завтра сходить к Кассандру? Я хотел отнести ему фрукты... - несмело спросил мальчик.
  
  - Нет, потому что завтра он уже будет тут, если Фемида и дальше будет ко мне благосклонна.
  
  - Спасибо, да благословят вас боги, - Идей схватил руку Астина и пылко поцеловал, вкладывая в это всю благодарность новому господину.
  
  - Ступай, - устало повторил афинянин, вставая, и направился в кабинет отца.
  
  Глава 10
  
  - Отец мой в щедрости своей взял его в наш дом и сделал своим учеником, - полный возмущения, горя и благочестивой печали голос Лаэрта разносился по гелиэе*. - И за доброту свою был подло убит. Я взываю к вам, граждане Афин, и требую справедливой кары для нарушившего законы гостеприимства!
  
  - Эвмел, сын Атрия, что скажешь ты в свою защиту? - спросил председатель у отца Кассандра и тот заговорил горячо и торопливо:
  
  - Мужи Афин, я не снимаю с себя вины за поступок сына, хоть видят боги, приложил немало усилий, чтобы воспитать его достойным гражданином! Я учил его почитать богов и слушать старших, не прекословя. Я, отказывая себе в последнем, отправил его в школу, после - в палестру, и даже хотел послать в гимнасию, но мой друг... мой дорогой друг Рес пожелал заняться воспитанием Кассандра, взять на себя заботу о нем, оказав мне этим немалую честь. Если бы знал я тогда, чем заплатит мой сын за доброту наставника, лучше бы отказал, пожертвовал дружбой, но сохранил жизнь тому, кого уважал и ценил! Однако я не смог увидеть будущего и дал согласие, и вот чем все обернулось! Мужи афиняне, если бы знал я - почему Кассандр убил, тот час же поведал бы вам, однако боги отняли у него речь, уже покарав, - тут Эвмел указал на сидящего на скамье равнодушного к происходящему Кассандра, - а потому я не могу ответить на вопросы суда и хоть как-то оправдаться в глазах ваших. Стыд, стыд одолевает меня, - говоря это, Эвмел запустил пальцы в густые поседевшие волосы и силой дернул, - я не знаю, как смотреть в глаза сыну моего убитого друга? Чем могу я заслужить его и ваше прощение? Отдать свою жизнь взамен его? Но тогда сиротами останутся другие мои сыновья, на их совсем еще юные головы падет мой позор, а разве будет это справедливо?.. Почему за грех одного, - мужчина гневно ткнул пальцем вКассандра, - должны платить другие, виновные лишь в том, что у них один отец?.. - эти слова заставили юношу поднять опущенную голову, но губы его остались сомкнутыми.
  
  - Мужи Афин, - снова заговорил председательствующий Агенор, когда Эвмел замолчал, - за эти дни мы слышали достаточно, пришло время принять решение. Прошу вас голосовать.
  
  Пока гелиасты подходили и бросали нужный камень в амфору, Кассандр сожалел только о том, что ему нет восемнадцати, и осудить на смерть его нельзя. Это означало, что мучения не закончатся после того, как поднесут чашу цикуты*, а будут продолжаться до тех пор, пока богам не будет угодно прервать их, или пока он сам не оборвет свою бессмысленную жизнь.
  
  - Эвмел, сын Атрия, суд признал тебя виновным в убийстве Реса, сына Оригена, - наконец объявил Агенор, когда все голоса были подсчитаны. - Какую кару потребуешь ты, Лаэрт? Смерти Эвмела или же иной расплаты?
  
  - Моего отца могут вернуть только боги, - со слезами на глазах заговорил Лаэрт, - только им такое под силу, а смерть этого человека его не воскресит. Я внимательно слушал то, что говорил ты, Эвмел, сын Атрия, и подумал, что отец мой не одобрил бы, потребуй я твоей смерти, ведь тогда я сделал бы сиротами твоих сыновей, как осиротил меня ты. Но я уже давно не ребенок и не юноша, в отличие от твоих детей, а потому... Я готов простить тебя, после того, как ты уплатишь мне десять мин. Таково мое решение, мужи Афин.
  
  - Благородно, - произнес Агенор и обратился к обвиняемому: - Что скажешь ты, Эвмел, сын Атрия?
  
  - Я уплачу эту сумму, хоть собрать ее мне будет нелегко, и буду вечно молить богов за тебя, Лаэрт. Благородство твоего отца перешло к тебе, благодарю тебя за милосердие и доброту, - чуть не плача, заговорил Эвмел, а Кассандр не смог сдержать невеселой усмешки, услышав отцовские слова о благородстве Лаэрта. На беду усмешку эту увидел Эвмел, и слезы тут же исчезли из глаз и голоса мужчины: - Но прежде, чем я покину эти стены и возвращусь к своим детям, я хочу, чтобы вы, мужи афиняне, знали, этот юноша, - он указал дрожащей от гнева рукой на Кассандра, - больше не мой сын. Я отрекаюсь от него и запрещаю ему возвращаться в мой дом.
  
  - Это твое отцовское право, - почему-то хмурясь, сказал Агенор, - раз стороны пришли к согласию, я объявляю дело закрытым. Благодарю всех, кто принял участие в заседании, боги да благословят вас.
  
  ***
  
  Зал опустел удивительно быстро, словно все эти мужчины стремились поскорее покинуть стены, ненадолго объединившие их с убийцей. Прошло совсем немного времени, и в зале остался только Кассандр. Юноша продолжал сидеть на месте, пытаясь представить себе, что делать дальше: куда идти, где искать ночлег и еду, как вообще теперь жить, и ни на один из этих вопросов ответов он не находил.
  
  Из задумчивости, все больше похожей на оцепенение, его вывела рука, опустившаяся на плечо, и незнакомый мужской голос:
  
  - Кассандр, меня зовут Астин, я сын Агенора, председателя сегодняшнего заседания. Я пришел сказать, что понимаю, почему ты это сделал, но не знаю, на что пошел бы сам, чтобы спасти возлюбленного.
  
  На этих словах глаза Кассандра расширились, юноша резко поднялся со скамьи, не сумев овладеть собой вовремя, но даже сейчас не разомкнул губ, просто смотрел на молодого мужчину, которого уже однажды видел в камере, и ждал.
  
  - Эрот беспощаден, - продолжил Астин, - он поражает сердца, не считаясь с волей, разумом и законами, он заставляет любить тех, кого нельзя. Таков он, златокудрый юный бог, и если ты в чем и виновен, так это в том, что он избрал тебя своей жертвой. Сейчас ты смотришь на меня и думаешь - зачем я пришел и говорю все это? Почему не оставлю тебя в покое, наедине с болью, которой полно твое сердце, что ж... я скажу. Фемида, которой служит мой отец и буду служить я, требует, чтобы наказаны были виновные и прощены - невинные, однако ты... твой случай особый, Кассандр. Твои руки обагрены кровью наставника, но вложил в них стилос... Лаэрт.
  
  - Неправда! - слово вырвалось и тяжело упало между ними, разбив тишину опустевшего зала. - Это я убил учителя, жаль только, что мне нет восемнадцати, иначе я уже выпил бы смертную чашу!
  
  - Боги, как же сильно ты любишь того, кто предал тебя суду и совсем скоро женится! - покачал головой Астин, а Кассандр вдруг замер на месте, только гнев в глазах сменился на изумление, но лишь для того, чтобы тут же стать отчаянием. Губы, так долго молчавшие, произнесли беззвучно: - Как?..
  
  - Я расскажу тебе, как все это было, - указал рукой на скамью Астин и юноша послушно на нее опустился, почти рухнул, не отрывая взгляда от собеседника. - Твой наставник собирался передать всё имущество младшему сыну, а Лаэрту это стало известно, но точно так же он знал, что за отцеубийство будет казнен, вот потому и убрал препятствие твоими руками.
  
  - Неправда... - еле слышно сказал Кассандр.
  
  - Разве? Почему ты сейчас здесь, а не на его ложе?
  
  Юноша открыл рот, чтобы ответить, но слова так и не родились, потому что Астин произнес вслух то, что не давало Кассандру покоя с самого заключения под стражу. Теперь всё встало на свои места - его просто-напросто использовали. И осознание этого сломало что-то внутри юноши, он закрыл лицо руками, судорожно вздохнул, моля богов даровать силы для того, чтобы не уподобиться девице и не дать слезам показаться из глаз.
  
  - Я говорил с отцом сегодня, - продолжил Астин, - если бы мне удалось найти доказательства вины Лаэрта - чашу подали бы ему, но...
  
  - У тебя их нет, - наконец-то отнимая ладони от лица, обронил Кассандр, - а значит не стоит продолжать этот разговор. Иди своей дорогой, будущий дикаст Афин, не пристало тебе водить знакомство с преступником.
  
  - Дослушай! - Астин поднял руку, останавливая поток пропитанных горечью слов. - Отец сказал, что может помочь тебе - как раз сейчас он ищет секретаря для меня, а писаные тобой свитки мы с отцом видели не раз и восхищались умением твоих рук.
  
  - Вот как? - иронично приподнял бровь Кассандр, ощущая, как в груди рождается новое, неведомое ранее чувство.
  
  Темное и тяжелое, оно заливало сердце и заполняло легкие, как заполняет их вода, если Посейдон разгневается на пловца и решит не отпускать из своих владений. И было оно таким же горько-соленым на вкус, как воды Эгейского моря, только вот выплюнуть это было нельзя. Антэрот - обратная сторона любви.
  
  В тот миг, когда Кассандр понял, для чего на самом деле был нужен Лаэрту, любовь его умерла, убитая черной стрелой Антэрота. И вместе с этим в юном теле воскресла жажда жизни, Кассандр снова ощутил запахи, услышал щебет птиц, доносящийся из окон, и почувствовал нестерпимый голод.
  
  - Забыл сказать, Идей при виде тебя будет прыгать от счастья, словно козленок на зеленом лугу! - улыбаясь, добавил Астин.
  
  - Идей?
  
  - Да, это он поведал мне о твоей страсти к Лаэрту, вложил в мои руки кончик нити, которая вывела из лабиринта лжи, возведенного твоим бывшим возлюбленным, - пояснил Астин, - теперь Идей служит мне так же, как служил Ресу. А Лаэрт... клянусь водами Стикса, рано или поздно он ответит за то, что сделал с тобой! Эринии будут преследовать его до тех пор, пока предатель не отправится в Тартар.
  
  - Ты спасаешь мое тело и душу... - задумчиво протянул юноша, - зачем? Я ничем не смогу заплатить, кроме вот этих рук, - показал свои пальцы, так умело обращающиеся со стилосом.
  
  - Мне этого хватит, - снова улыбнулся Астин, - а теперь идем, пора покинуть это место.
  
  ***
  
  - Как здорово, что Астин тебя привел! - радостно щебетал Идей, втирая в кожу Кассандра масло. - Я молил богов, чтобы он меня выслушал и поверил, я ведь не свободный эллин.
  
  - Богам все равно кто ты, - произнес в ответ Кассандр, почти засыпающий от ласковых прикосновений к чистой коже. Первое, что приказал ему Астин, когда они переступили порог дома дикаста - оправляться в купальню, месяцы, проведенные в тюрьме, не могли не оставить следа на теле юноши. - У них полно своих дел.
  
  - Ага, - так же легко согласился мальчишка, продолжая умащивать тело Кассандра, - тебе нужно будет много есть.
  
  - Это еще зачем?
  
  - Сейчас ты совсем не похож на свою статую! - укоризненно сообщил раб. - Твои кости можно пересчитать, даже не касаясь тела.
  
  - Идей, - Кассандр повернул голову и поймал взгляд мальчишки, - во имя Зевса, никогда больше не говори мне ни о статуе, ни о Лаэрте, ни о Ресе. Я молю Мнемосину, чтобы забрала у меня воспоминания. Они как пытка, как самая худшая кара, как заноза глубоко в груди, которую я не могу вырвать, а она продолжает набухать гноем и отравлять мне кровь!
  
  - Прости, - пробормотал, тушуясь, мальчик, - я не хотел причинять тебе боль.
  
  - Я не сержусь, - юноша заставил себя улыбнуться, - и благодарен за то, что ты не забыл обо мне, не возненавидел за... скалу.
  
  - Я ненавидел, - сознался не умеющий лгать раб, - пока тебя не забрали в суд. А потом... я увидел, как обрадовался твоему заключению Лаэрт, и понял, что он никогда не любил тебя, а просто обманывал. Извини, ты просил не говорить о нем...
  
  - Ты лучше скажи, дикаст очень строг? - решил сменить тему Кассандр, снова укладываясь так, чтобы рабу было удобно закончить массаж.
  
  - Он справедливый, - сообщил мальчишка, - он говорил со мной о тебе, сказал, что боги вознаградят меня за смелость. Тебе тут понравится, Кассандр, я знаю.
  
  - Умник, - улыбнулся юноша, - у меня в любом случае нет выбора: или это, или смерть, но теперь я уже не хочу умирать.
  
  - Слава богам! - не сдержавшись, воскликнул Идей. - Я боялся смотреть на тебя в гелиэе, твои глаза были такими пустыми, словно ты уже умер! А сейчас в них снова плещется море... только такое, как бывает перед грозой. Ты хочешь мести, правда?
  
  - Нет, - коротко и резко бросил Кассандр, - я уже сказал тебе, чего хочу. Забыть. Ты закончил?
  
  - Да, - немного обиженно ответил мальчик, - сейчас я принесу тебе новый хитон и сандалии.
  
  - Идей, - юноша окликнул раба, когда тот был уже у выхода из купальни, - я не хотел обидеть тебя, извини, и я благодарен тебе за всё.
  
  - Ладно, - тут же улыбнулся Идей, - я быстро.
  
  Потом Кассандр стоял напротив сидящего в кресле дикаста и молча смотрел в уже поблекшие глаза мужчины. Седина щедро посеребрила курчавые волосы, брови и бороду Агенора, загорелое лицо прорезали морщины, но взгляд по-прежнему оставался цепким и ясным. И Кассандру было очень неуютно под этим взглядом, который, казалось, заглядывал прямо в сердце и читал скрытое там так же просто, как свитки, разбросанные по столу.
  
  - Я видел переписанные твоими руками свитки, - наконец-то нарушил молчание Агенор, и голос его показался Кассандру совсем не похожим на слышанный в гелиэе. Он был мягче и значительно тише, но спокойная властность осталась прежней, - я поручу тебе вести записи судебных заседаний и допросов, если же Астина изберут дикастом - ты станешь его личным секретарем. За свою работу будешь получать по три драхмы в день, жить - пока что здесь, так будет лучше. Ты все понял?
  
  - Да, дискаст, - склонил голову Кассандр, - благодарю за то, что поверили Идею.
  
  - Мальчик только подтвердил мои сомнения, - раздумчиво протянул Агенор, - не первый год я служу народу Афин в гелиэе, но впервые видел, чтобы юноша вел себя так. Почему ты молчал, Кассандр?
  
  - А что я мог сказать, господин? Я убил наставника и кровь его на моих руках, это такая же правда, как и то, что Ахилесс - величайший из героев Эллады. Так чем оправдался бы я в суде?
  
  - Ты скрыл любовь к Лаэрту, а это могло бы пояснить многое.
  
  - Я поступил так, как считал достойным мужчины, - сужая глаза, ответил Кассандр, - и случись это снова - промолчал бы.
  
  - Вот каким создали тебя боги... - покачивая головой, протянул Агенор, продолжая внимательно изучать юношу, кроме красоты, наделенного мужеством и волей. - Хорошо, теперь ступай, Идей покажет тебе комнату.
  
  - Благодарю, - снова поклонился Кассандр, а затем последовал за рабом в небольшую комнату, обставленную не столь роскошно, как в доме Реса, на стенах не красовались фрески, да и пол оказался обычным - каменным, но юноше она понравилась своей чистотой, прохладой и светом, льющимся из окна. Оставшись один, он сначала присел на ложе, а потом лег, закрыл глаза и, впервые с момента ареста, спокойно уснул.
  
  ***
  
  Кассандр проснулся от того, что ощутил на себе чей-то пристальный взгляд. Точно так же просыпался он в камере всякий раз, когда кто-то из заключенных присаживался рядом и начинал рассматривать его, а потом - обязательно пытался завязать разговор. И вот теперь наКассандра снова кто-то смотрел, и это заставило его резко открыть глаза.
  
  - Я не хотел будить тебя, - мягко улыбнулся Астин, видя, что юноша проснулся.
  
  - Что-то случилось? - садясь на ложе, спросил он. - Я нужен тебе или дикасту?
  
  - Отец отправился отдыхать и просил не беспокоить его, да и у меня нет никаких срочных поручений.
  
  - Тогда...
  
  - Тогда почему я явился сюда и уставился как чудо? - улыбка Астина стала еще шире. - Понимаешь, мне сейчас совершенно нечем заняться и я решил пойти в сад, но одному - скучно, вот мне и захотелось, чтобы ты пошел со мною. Там очень хорошо, Кассандр, много деревьев и цветов, тебе понравится. А потому поднимайся, умой лицо и отправимся, а завтра мы пойдем на праздник и будем веселиться, прославляя Диониса.
  
  - Мне...
  
  - Именно это и нужно! - уже серьезнее и без улыбки продолжил Астин. - Ты же не собираешься оскорблять Диониса своим непочтением?
  
  - Нет, - покачал головой Кассандр, понимая, что отсидеться в доме не получится, да и гневить богов юноше не хотелось, раз Танат пока не спешит раскрывать над ним крылья. - Я сейчас же умоюсь и пойдем.
  
  - Слава богам! - снова улыбался Астин. - Никогда не думал, что мне придется уговаривать юношу пойти со мной в сад, хотя... столь прекрасного юношу я тоже встречаю впервые.
  
  Услышав комплимент, Кассандр вздрогнул - слишком живо напомнили эти слова, нашептываемые по ночам Лаэртом, когда они предавались запретной страсти. Хотя ничего необычного в словах не было - эллины часто хвалили красоту, силу и способности друг друга. И все же Кассандр напрягся, услышав это - меньше всего хотелось ему, чтобы Эрот пустил стрелу в сердце Астина. Молодой афинянин успел понравиться юноше мягкостью и спокойной уверенностью в правоте своих слов и поступков, но это было всего лишь уважение.
  
  Потом они долго бродили по саду, и Астин рассказывал о том, какими были деревья и цветы раньше, как устанавливали статуи и устраивали фонтан. Кассандр слушал, дыша полной грудью - воздух был действительно удивительно свежим и благоухающим здесь - рядом с прекрасными цветами, которые, как он уже успел узнать, посадила мать Астина, почитавшая Деметру и любившая возиться в саду.
  
  - Ты был прав, здесь действительно красиво, - сказал Кассандр, когда они присели на траву под молодой оливой, - а у моего отца никогда не было ни сада, ни фонтанов.
  
  - Расскажи мне о себе, - попросил Астин, опираясь спиной о ствол дерева, - я хочу знать, откуда ты, как прошло твое детство, кто был твоим другом, а кто - врагом.
  
  - Зачем это тебе? - повернувшись к собеседнику и глядя в спокойные и внимательные глаза, спросил юноша.
  
  - У каждого нашего поступка есть причина, иногда сами боги руководят нами, иногда мы делаем ошибки, а потом - сваливаем их на богов, оправдывая себя. Вот я и хочу узнать о тебе побольше, чтобы понять...
  
  - Почему я убил? - невежливо перебил говорящего юноша.
  
  - Нет, чтобы понять тебя и стать твоим другом, - в словах Астина не было лжи, как и в светло-карих глазах.
  
  - Ну, ладно, - вздохнул Кассандр, тоже опираясь спиной о дерево, - тогда слушай, только это будет удивительно скучная история.
  
  - Ничего страшного, не все мои учителя в Академии умели говорить интересно, - подмигнул Астин юноше и приготовился слушать.
  ___________________________________________________________
  Примечание:
  *гелиэя - суд присяжных в Древних Афинах (VI-V вв. до н.э.). Состоял из 6000 членов, избиравшихся ежегодно по жребию из числа граждан, достигших 30-летнего возраста. Распадалась на 10 коллегий - дикастерий - в составе 500 членов каждая.
  
  Глава 11
  - Сколько раз я просил тебя не делать этого, Идей! - притворно-сурово воскликнул Кассандр, просыпаясь от того, что по лицу и шее, а после и по плечам что-то ползало, щекоча и порождая странную смесь улыбки и раздражения.
  
  - А я что? Я ничего, - расплылся в улыбке раб, недостаточно быстро пряча за спину руку с ярким петушиным пером. - Это мухи, Кассандр!
  
  - Совсем недавно эта муха кукарекала за окнами! - все же фыркнул юноша, садясь на постели. - Ты специально злишь меня с самого утра?
  
  - Если бы ты на самом деле злился, - серьезно начал Идей, размахивая пером, - я будил бы тебя иначе.
  
  - И как же?
  
  - Поливал из чаши водой, которую до этого как следует охладил! - расхохотался мальчишка.
  
  - Твоей смелости могут позавидовать герои, - поднимаясь с ложа и протягивая руку к хитону, сказал Кассандр, - равно как и твоей мудрости...
  
  - Мудрости?
  
  - Ты не рискнул сделать этого! - подмигнул юноша. - Кто сегодня нуждается в моих услугах - Астин или сам дикаст?
  
  - Господин Агенор уже ушел в гелиэю, а молодой хозяин ждет тебя к завтраку, - доложил мальчишка, - так что давай, торопись.
  
  - Спасибо, - улыбнулся Кассандр, направляясь к купальне и радуясь тому, что и этот день проведет с Астином - разбирая дела, записывая то, что будет диктовать молодой мужчина, слушая его голос и втайне наслаждаясь этим.
  
  Впрочем, последнее юноша заметил за собой не так давно. Заметил потому, что как-то провел целых десять дней, отдыхая и праздно бродя по дому. Астин с отцом уехали в Фивы, никаких заданий юноша не получил, а потому мог распоряжаться собой, как угодно. Однако очень скоро Кассандр понял, что ему не хватает разговоров с Астином, беззлобных шуток молодого хозяина, его улыбки и теплого взгляда. Понял и похолодел, ощутив, как кожа становится гусиной, несмотря на то, что день был по-летнему жаркий.
  
  Боги, неужели Эроту было мало подшутить над ним однажды! Нет, нет и еще раз нет! Быть того не может! Просто Астин очень добр, разговаривает как с равным, несмотря на то, что сейчас положение Кассандра немногим лучше рабского. Но сына дикаста это не смущало нисколько, для него вообще мало что означали положение в обществе и размер состояния. Астин был совершенно не таким, как Лаэрт, не походил на тех богатых афинян, которых Кассандр встречал в доме Реса и самого Агенора. И, вероятно, поэтому юноша и потянулся к нему, сам не заметив, как это случилось. Благодарность, привязанность, дружба - именно это он и чувствует всякий раз, когда смотрит в светло-карие глаза Астина. Именно это. А Эрот и его стрелы тут вовсе ни при чем!
  
  Однако слова значат так мало, так же мало, как воля человека, против воли богов. Даже Одиссей не смог совладать с ними и жестоко поплатился за брошенный в безумной гордыне вызов. Десять долгих лет искал он дорогу в родную Итаку, до которой было всего-то девять дней пути... Кассандр, убеждавший себя, что Астин - всего лишь его господин, дающий работу, пищу и кров, помчался встречать его, как только узнал отИдея, что оба хозяина вернулись. Тогда юноша выскочил в андрон и замер у одной из стен, наблюдая за тем, как Астин переступает родной порог, как шумно втягивает ноздрями воздух и говорит отцу:
  
  - Боги, как же приятно пахнет у нас ячменными пирожками! Нигде больше не ощущал я такого аромата!
  
  - Не удивительно, - улыбнулся Агенор, - твоя мать печет их лучше всех в Афинах.
  
  - Я знаю, - улыбнулся Астин и тут заметил стоящего у стены Кассандра. Их взгляды скрестились на миг, а потом юноша так же стремительно исчез, как и появился.
  
  Вернувшись в свою небольшую комнату, Кассандр вытянулся на ложе и закрыл глаза, пытаясь унять сердце, едва не выскакивающее от радости из груди. Теперь жизнь снова обрела яркие краски и пронзительные ароматы, время тоски миновало. Однако... неужели он так радуется возвращению Астина-друга, а не Астина...
  
  Слово "возлюбленный" юноша произнес гораздо позже, да и то - мысленно, беззвучно шевеля губами в мягкой темноте афинской ночи. Это случилось спустя год после того, как он поселился в доме дикаста, и было так сложно признаваться себе, что не сдержал данную еще на суде клятву - больше никогда и никого не любить. Да и что стоит клятва человека по сравнению с волей бога? Разве можно противиться тому, что горит в груди золотой стрелой? И чудится среди облаков лукавая улыбка Эрота, прячущего лук за спину...
  
  Он снова попал в цель, так стоит ли сопротивляться? Не проще ли признать, глядя в ночную темноту, что теперь Астин для тебя не просто хозяин, а и эроменос... Возлюбленный. Но тайна эта должна так и оставаться тайной ото всех, кроме богов, так будет лучше. Приняв такое решение, Кассандр наконец-то смог уснуть, надеясь увидеть во сне то, чего никогда не случится на самом деле.
  
  С той бессонной ночи прошел год, проведенный так близко и так далеко от возлюбленного, и Кассандру пока что удавалось сохранить чувства в тайне ото всех обитателей особняка, включая вездесущего Идея. Иногда юношу посещало страстное желание признаться Астину во всем, но... Воспоминания о том, что случилось два года назад, заставляя желание это стремительно убираться туда, откуда оно появлялось - глубоко в сердце, лишившееся покоя и стучащее теперь так часто и сильно.
  
  Кроме того, Кассандр был уверен, что совсем скоро дикаст найдет для Астина невесту, ведь тому уже исполнилось двадцать пять, а юноше не хотелось делить возлюбленного с кем-либо ещё. Кассандр понимал, что продиктовано оно ревностью, но ничего поделать не мог, таким создали его боги. Он надеялся, что со временем чувства угаснут сами по себе, тем более Астин относился к нему ровно и по-дружески и ни разу не намекнул ни взглядом, ни жестом, что испытывает что-либо к своему помощнику.
  
  А еще Кассандр уже давно заметил странность - молодые афинянки, которых доводилось ему встречать во время прогулок, не вызывали у юноши никаких чувств. Он смотрел на женщин, оценивая словно картины или статуи, совершенно не испытывая трепета и дрожи желания, о которых читал и слышал так много. Тело оставалось холодным, его спокойствие не нарушалось лукавыми взглядами молодых гетер и юных дочерей Афин.
  
  Однако стоило Астину положить руку на плечо или на пояс юноше, и сердце Кассандра срывалось в бешеный галоп, и было так сложно сохранять спокойствие. Это пугало юношу, не знавшего, как пояснить подобное, а боги, которых он просил ответить, молчали. Все. Даже Эрот, так любяший подшучивать над смертными.
  
  Быстро спускаясь по лестнице в андрон, Кассандр приказывал себе как можно больше думать о делах, и как можно меньше о том, с кем будет ими заниматься. О том, кто сейчас сидел в кресле и задумчиво смотрел перед собой, и Кассандр подумал, что дорого дал бы за то, чтобы узнать, о чем сейчас размышляет Астин.
  
  ***
  
  Поджидая Кассандра к завтраку, Астин вспоминал утренний разговор с отцом...
  
  - Хайре, - сказал он тогда, входя в отцовский кабинет, - ты рано встал сегодня.
  
  - Да, сын, - устало улыбнулся дикаст, которому ночь не принесла ни покоя, ни свежести, - и уже собираюсь уходить.
  
  - Я не задержу тебя долго, - улыбнулся Астин и задал вопрос, ради которого и встал так рано: - Скажи, отец, на эту Олимпиаду мы снова отправимся вместе?
  
  - Мне бы этого хотелось, - начал Агенор, - однако боюсь, что дорога в Олимпию в этом году покажется мне слишком долгой и тяжелой. Тебе придется поискать другого спутника или же отправляться самому, надеюсь, у тебя есть кто-то на примете?
  
  - Да... - Астин коротко передохнул, - я хочу взять с собой Кассандра, отец.
  
  Услышав имя их невольного секретаря, Дикаст удивленно приподнял брови, всем своим видом показывая, что ждет пояснений.
  
  - Я просто хочу так поблагодарить его за усердную работу, - серьезно сказал молодой афинянин. - И, кроме того, он никогда не видел Олимпиаду и вряд ли когда-либо увидит...
  
  - Вот оно что... - задумчиво протянул Агенор, внимательно вглядываясь в глаза сына. - Это единственная причина?
  
  - Отец... - впервые за свою жизнь Астин понял, что просто не сможет сказать отцу всю правду, но и лгать не хотелось, а потому он медлил с ответом.
  
  - Мы оба знаем, что пришлось пережить этому юноше, - осторожно подбирая слова, заговорил дикаст, - да и я не слепец, хоть достаточно стар, но я вижу, как действует на тебя его красота.
  
  - Отец! - попытался возмутиться Астин, но был остановлен властным жестом:
  
  - Не позволяй лжи осквернить себя и не пытайся оправдаться, особенно если ты невиновен. Иногда мне кажется, что Эрот - очень жестокий бог, - негромко продолжил Агенор, - и ему доставляет удовольствие мучить смертных, разбивая их планы в прах своими стрелами.
  
  - О чем ты, отец? - всё же спросил Астин, воспользовавшись паузой.
  
  - Если я сейчас скажу, что нашел для тебя невесту и в следующем месяце состоится свадьба, что ответишь мне ты? - вдруг требовательно спросил дикаст, заставляя сына похолодеть и ответить:
  
  - Да, отец, твоя воля - закон.
  
  - И ты даже не спросишь меня, кто она?
  
  - А зачем задавать вопрос, если не важен ответ?
  
  - А если я скажу, что собираюсь отправить Кассандра в дом одного из своих друзей, ты тоже промолчишь?
  
  - Нет, я буду просить тебя не делать этого, - понимая, что не сможет обмануть отца, негромко произнес Астин.
  
  - Об этом я и говорил, спрашивая тебя о причине выбора спутника, - усмехнулся Агенор.
  
  - Ты запрещаешь мне ехать с ним? - как можно спокойнее спросил молодой мужчина.
  
  - Нет. Зачем мне делать это? Я просто прошу тебя - не соверши ничего, о чем потом пожалеешь.
  
  - Отец, клянусь водами Стикса, что не сделаю ничего дурного, я помню, что говорили нам учителя в Академии об Эроте и его причудах, и не стану уподобляться Аполлону, преследуя того, кому противен, - пылко заверил Агенора Астин и все же спросил: - Сказанное тобой о свадьбе - правда?
  
  - Пока нет. Сейчас ни одна женщина Афин не сделает тебя счастливым, а потому я не стану спешить связывать тебя узами брака.
  
  - Благодарю тебя, - порывисто схватив отцовскую руку, Астин благодарно поцеловал ее: - Так я могу сообщить Кассандру о поездке?
  
  - Да. Ступай, догоняй свое сердце, - вздохнул дикаст, отпуская сына, и спустя мгновение Астин уже спешил в андрон, надеясь, что Кассандр не заставит себя долго ждать.
  
  ***
  
  Легкие шаги юноши заставили Астина повернуть голову, стряхивая воспоминания, и улыбнуться:
  
  - Хайре.
  
  - Хайре, - с такой же улыбкой ответил Кассандр, - Идей сообщил, что сегодня тебе нужна моя помощь.
  
  - Да, нам нужно закончить дела до того, как пустимся в путь.
  
  - В путь? - приподнял бровь Кассандр, устраиваясь на ложе напротив Астина.
  
  - Завтра мы отправимся в Олимпию, чтобы успеть к началу игр, - сообщил молодой афинянин и увидел, как удивленно расширились и вспыхнули радостью синие глаза юноши.
  
  - Ты возьмешь меня с собой? - переспросил Кассандр, не веря услышанному.
  
  - Да, мы поедем вдвоем, - принимая от рабыни поднос с завтраком, сказал Астин. - Ты же умеешь ездить на лошади?
  
  - Да, - улыбнулся юноша, кроша кусочки хлеба в вино, - благодарю тебя.
  
  - Не стоит, ты хорошо работал все это время и заслужил отдых как никто другой, а что может быть лучше для эллина, чем возможность увидеть игры?
  
  - Ты прав, я буду счастлив сопровождать тебя.
  
  - В таком случае, не будем тратить время на разговоры, - Астин глотнул вина из чаши и приступил к завтраку.
  
  ***
  
  Всё время, пока они занимались делами, Кассандр думал о том, где взять силы, чтобы не выдать себя, когда они с Астином будут только вдвоем, как удержаться от слов, которые могут оскорбить его? Да и что может быть хуже ненужных признаний? Они порождают неловкость и способны разрушить дружбу, а как раз этого Кассандру хотелось меньше всего.
  
  Но где взять силы, чтобы оставаться по-прежнему улыбчивым и спокойным, когда вокруг будет только теплая летняя ночь? Когда пламя костра будет отражаться в глазах Астина, а его голос - касаться самого сердца, так давно лишившегося покоя? И даже рабы не будут невольной преградой между ними, потому что Астин решил не брать в эту поездку никого больше. Хватит ли сил - вот о чем размышлял Кассандр, выполняя поручения молодого хозяина.
  
  - Ты не рад поездке? - спросил Астин перед тем, как отпустить юношу.
  
  - С чего ты взял это? - изумленно приподнял бровь Кассандр.
  
  - С самого утра ты не произнес ни слова, сверх необходимого, хотя что-то не дает тебе покоя, - начал молодой афинянин, целый день наблюдавший странное смятение на лице помощника.
  
  - Тебе показалось, - улыбнулся Кассандр, - я просто не ожидал получить столь щедрый дар.
  
  - Вот оно что, - облегченно вздохнул Астин, - в таком случае все в порядке, а теперь ты можешь идти, завтра нам предстоит ранний подъем и долгая дорога.
  
  Отправив Кассандра отдыхать, Астин пошел в купальню, решив посвятить вечер не только приведению в порядок тела, но и подготовке к предстоящему разговору с юношей. У них будет целая неделя по пути в Олимпию, неделя, которая решит все и все изменит. "Догоняй свое сердце", - сказал отец, а Астин всегда был послушным и почтительным сыном, не собирался изменять этому и сейчас.
  
  Глава 12
  - Боги, как же я голоден! - воскликнул Астин, развязывая свой дорожный мешок и вытаскивая из него собранную матерью пищу.
  
  - Не только ты, - улыбнулся Кассандр, отходя от костра, в который только что подбрасывал ветки, - я готов съесть целого барана!
  
  - Глядя на тебя, и не скажешь, что ты способен на такой подвиг, - шутливо подмигнул молодой афинянин, намекая на стройность собеседника.
  
  - Глаза тебе врут, - совершенно серьезно заявил тот, начиная разбирать собственный мешок, который готовил к путешествию Идей. - Надеюсь, мальчишка не забыл положить вино...
  
  - Если забыл - будет наказан! - изображая сурового хозяина, заявил Астин. - Но не думаю, что он настолько глуп. Идей сможет добиться многого, если дать ему свободу.
  
  - А ты дашь? - вытаскивая бурдюк с уже разбавленным вином, спросил Кассандр.
  
  - Да, как только он достигнет совершеннолетия, - теперь Астин тоже не шутил, - я не бог, но такие мечты исполнять могу.
  
  - Славно, - улыбнулся Кассандр, невольно вспомнив, что именно Идей когда-то спас его. - У тебя сердце твоего отца.
  
  - Ты льстишь мне, хитрец! - покачал головой Астин, выкладывая на расстеленную ткань хлеб, сыр, масло и мясо. - Мне никогда не стать таким, как отец.
  
  - Ты будешь лучше! - сорвалось с губ юноши. - Боги дали тебе многое и помогут подняться высоко!
  
  - Перестань, - поморщился Астин, - никому неведомо будущее, кроме оракула. Возможно, завтра Атропос перережет мою нить...
  
  - Нет! - прозвучало слишком громко и резко. - Не говори глупостей, друг мой! Тебе уготована долгая и счастливая жизнь с красавицей-женой и кучей детишек, похожих на тебя.
  
  - Тоже мне счастье, - пробормотал Астин, поймал удивленный взгляд Кассандра и сменил тему: - Наш ужин готов, доставай чаши.
  
  - Уже, - улыбаясь, Кассандр подал чашу, вторую оставил себе, а после наполнил обе вином. Затем афиняне устроились у костра и некоторое время молча утоляли голод. Когда же с пищей было покончено, Астин наполнил чаши и сказал:
  
  - Я рад, что ты едешь со мной на Олимпиаду. Конечно, мне жаль, что отец не смог поехать с нами, но... С ним я ездил всегда, сколько помню себя.
  
  - А я всегда мечтал увидеть игры, - честно сознался Кассандр.
  
  - Скоро это осуществится, - мягко улыбнулся Астин, - мы узрим лучших мужчин Аттики, будем любоваться могучими спартанцами и подбадривать криками афинян. Ты запомнишь этот день навсегда!
  
  - Благодаря тебе... - произнес Кассандр, а затем задал вопрос, мучивший с того момента, как он узнал о поездке. - Астин, неужели ты не нашел более достойного спутника, чем я?
  
  Астин ответил не сразу, сначала снова наполнил чаши, посмотрел в огонь, словно черпая в нем силу, и только потом сказал:
  
  - Прежде, чем я отвечу тебе, позволь рассказать историю, которую я слышал в Академии.
  
  - Конечно, говори, - кивнул юноша, устраиваясь удобнее, - мне всегда было интересно, чему там учат.
  
  - В тот день мы говорили об Эроте, - начал Астин, - согласись, что тема эта кажется юношам весьма привлекательной и важной. Я не буду утомлять тебя пересказом того, что услышал тогда, расскажу лишь историю, поведанную Аристофаном*. Ты слышал что-либо об андрогинах, Кассандр?
  Юноша задумался, вспоминая, потом отрицательно покачал головой.
  
  - Тогда я расскажу тебе, хоть оратор из меня никудышный, и это не будет настолько увлекательно. Аристофан говорил о том, что раньше мир был не совсем таким, как сейчас, а у людей было не два пола, а три. Третий пол - андрогины - соединял в себе признаки и мужчин, и женщин. Тело у всех людей того времени было округлое, спина не отличалась от груди, а рук и ног было по четыре.
  Каждый имел одну шею и голову, но по два одинаковых лица, глядящих в разные стороны, и по две пары ушей, срамных частей тоже было две. Передвигался такой человек по-разному: либо прямо и во весь рост, одной из сторон вперед, а если торопился, то шел колесом, перекатываясь на восьми конечностях. Полов было три, потому что мужской род происходит от Солнца, женский - от Земли, а двуполые - от Луны, в которой оба эти начала.
  
  Эти люди были очень сильны и могущественны и бросали вызов власти богов. Олимпийцы долго думали, что же делать с людьми, и тогда Зевс решил рассечь каждого человека надвое, уменьшив таким образом их силу. И получается, что мы... каждый из нас, часть разделенного человека, и поэтому каждый ищет свою половину.
  
  - И как же понять, половиной кого ты был? - спросил Кассандр, очень внимательно слушавший.
  
  - Очень просто. Тех, кто были раньше андрогинами, влечет к противоположному полу; женщин, являющихся половиной прежней женщины, мало интересуют мужчины, их влечет к женщинам, и точно так же - мужчины.
  
  - А ты? К кому влечет тебя? - прямо спросил Кассандр, только что получивший ответ на давно мучивший вопрос - почему его не волнуют женщины.
  
  - Для меня не будет счастьем иметь жену и детей, - так же прямо ответил Астин. - Отец знает об этом и пока не спешит женить меня.
  
  - Вот как? А как понять, кто именно твоя половина?
  
  - Аристофану мы тоже задали этот вопрос, - усмехнулся Астин. - Он ответил, что сердце подскажет само, забившись сильнее, а затем родится привязанность и любовь, и люди эти не смогут представить своей жизни друг без друга. Их влечет не только к телу, но и к душе своей половины, они живут и умирают вместе, не желая видеть рядом с собой никого другого.
  
  - Как Гармодий и Аристогитон?
  
  - Да... Тогда я не поверил услышанному, не поверил, что такое бывает в наше время, но теперь я знаю - Аристофан не лгал. Всё, о чем он говорил, я испытываю с того дня, как впервые увидел тебя. Я думал, что причина в твоей красоте, к которой нельзя остаться равнодушным, однако влечение к внешнему проходит так же быстро, как и возникает, а я чувствую то же самое даже сейчас.
  
  Повисла тишина, нарушаемая только потрескиванием костра и неугомонными сверчками. Кассандр смотрел в глаза Астина, слушал глухие удары своего сердца и понимал, что молчать дальше нельзя. Только какими словами выразить то, что чувствуешь, то, с чем боролся все это время, что гнал от себя, о чем запрещал себе даже думать? Но сказать нужно, если ты мужчина.
  
  - Когда я читал "Илиаду", то мечтал о том, чтобы боги послали мне своего Ахиллеса, того, ради которого я буду готов на все, кому отдам и тело, и сердце. Боги посмеялись надо мной, послав Лаэрта... смеются и сейчас. Сын гелиаста и преступник - можно ли придумать нечто более нелепое? - горько воскликнул Кассандр, выплескивая остатки вина в огонь.
  
  - Посмеялись? - отставляя чашу и придвигаясь к юноше ближе, спросил Астин. - Н-е-ет, ты ошибаешься! Эрот просто испытывал тебя, а ты доказал, что способен ради любви пожертвовать собой, что может быть выше и чище этого поступка?
  
  - Я убил наставника... - пробормотал Кассандр, отводя глаза и стараясь не обращать внимания на то, как близко сейчас Астин.
  
  - Ради возлюбленного, - тихо сказал молодой афинянин, а потом коснулся волос юноши, - не ради богатства, не из ненависти. Я уже говорил об этом и повторяю снова: эринии будут преследовать Лаэрта, а не тебя, - с каждым словом Астин придвигался всё ближе, его пальцы, подрагивая, гладили золотистый шелк, а спустя мгновение губы оказались совсем близко от губ Кассандра: - И разве мое сердце обмануло меня?
  
  - Нет... - ответ был очень тихим, но Астин услышал и сделал то, о чем так давно мечтал, что представлял жаркими бессонными ночами, чего так сильно желал всё это время. Страстно и нежно коснулся он губ Кассандра, и вскоре в потрескивание пламени вплелась, а после и заглушила его хвалебная песнь Эроту, которую исполняли сплетающиеся тела.
  
  ***
  
  Следующим утром Кассандра снова разбудили легкие прикосновения, но были они настолько приятными, что хотелось и дальше лежать, не открывая глаз, наслаждаться теплом прижимающегося к спине Астина, чувствовать, как перебирают его пальцы спутавшиеся волосы, и вспоминать полные сладости мгновения прошедшей ночи.
  
  Это было так чудесно, что с губ Кассандра невольно сорвался тихий вздох, в груди стало тесно, и кровь быстрее побежала по жилам.
  
  - Я разбудил тебя, - негромко сказал Астин, целуя юношу в плечо, - хоть вовсе не собирался делать этого. Совсем недавно мы разомкнули объятия, но я уже скучаю по тебе, эроменос...
  
  - Я так же называл тебя, - улыбнулся Кассандр, поворачиваясь и видя счастливую улыбку Астина - отражение его собственной улыбки, - не смея произнести этого вслух. Я хулил Эрота за то, что снова угодил в меня стрелой... а теперь вина перед богом за каждое слово отравляет мне радость... Я боюсь, чтобы в гневе оскорбленный Эрот не вынул из колчана черную стрелу и не поразил ею тебя, как Дафну...
  
  - Не бойся, - Астин снова коснулся губами горячей кожи возлюбленного, - мы вместе принесем Эроту жертвы, как только сможем, и он простит тебя.
  
  - Ты уверен? - Кассандр переспросил это, внимательно вглядываясь в любимые глаза и опасаясь не найти в них подтверждения словам.
  
  - Совершенно, как и в том, что люблю тебя с того мгновения, как увидел, - пылко прошептал молодой афинянин, наклоняясь к губам юноши, - пусть тела наши воздадут хвалу Эроту до того, как пустимся в путь.
  
  - Да будет так, - прошептал Кассандр, ощущая, как жар стремительно разносится по телу от прикосновений Астина, и не желая противиться силе, пленившей обоих.
  
  После они быстро позавтракали, собрали вещи, оседлали отдохнувших за ночь коней и поехали дальше, однако оба теперь больше смотрели друг на друга, нежели по сторонам, да и думали не о том, что вскоре увидят на арене. Иная схватка занимала умы обоих всадников, и слишком ясно читалось это во взглядах.
  
  Астину казалось, что ночь эта сделала его возлюбленного еще прекраснее, словно сбросил он вместе с хитоном незримые цепи, сковавшие сердце после предательства Лаэрта. Они упали прямо в костер и сгорели там, словно в кузнице самого Гефеста, и не осталось от них ничего. А утром Кассандр надел на себя просто светло-голубой хитон, всего лишь одежду, которую Астину захотелось немедленно снять с возлюбленного, чтобы не мешала ткань любоваться телом.
  
  - Как жаль, что боги не дали мне таланта к стихам, - сокрушенно произнес Астин, решив сделать дорогу короче при помощи слов.
  
  - Почему? - тут же откликнулся Кассандр, с губ которого всё это время не сходила улыбка.
  
  - Я написал бы поэму о нашей любви, - мечтательно произнес молодой афинянин, - прославил бы в ней твоё имя - имя самого прекрасного юноши Ойкумены!
  
  - Не нужно, - улыбка на лице Кассандра увяла, как увядают цветы, стоит Персефоне вернуться к супругу.
  
  - Почему? - не заметив перемены в возлюбленном, продолжил Астин. - Твоя скромность восхищает, однако же я думаю...
  
  - Не нужно, - громче повторил юноша, останавливая лошадь и хватая любимого за руку, - если любишь меня, никогда больше не говори такого, молю тебя именем Зевса! Мертвые буквы не могут передать того, чем полно живое и горячее сердце! Но они могут лгать, ими так легко обмануться... - последние слова Кассандр произнес совсем тихо, отпуская руку Астина и вновь посылая коня вперед.
  Всё ещё не понимая, чем же мог так расстроить юношу, Астин догнал его и перегородил и без того узкую дорогу, не позволяя сбежать от ответов.
  
  - Эрот свидетель, я не хотел обидеть тебя! Да и разве не божественными строчками прославляют поэты своих возлюбленных, разве обижает это тех, которым посвящены слова? - быстро заговорил молодой афинянин, видя, что из глаз юноши исчез блеск, а уголки губ печально опущены, и пытаясь понять, почему это случилось.
  
  - Твоей вины в этом нет, - грустно улыбнулся Кассандр, - откуда было тебе знать, что однажды мне уже посвящали стихи, только тогда не ведал я, что каждое слово было ложью. Потому прошу тебя - не делай этого и не говори об этом больше, иного дара желаю я от тебя.
  
  - Какого же? - догадавшись, что в неприязни юноши к стихам повинен Лаэрт, спросил Астин.
  
  - Подари мне еще много таких поцелуев, как этой ночью, - снова касаясь руки Астина, негромко сказал Кассандр, - дай мне ласку твою и жар, говори со мной сердцем и это будет самым желанным подарком.
  
  - Эти дары я готов приносить тебе вечно, меры не зная, усталости, сна и покоя, - прошептал молодой афинянин, притягивая юношу к себе для того, чтобы извиниться поцелуем, от которого головы обоих снова заполнились туманом, а сердца забились так громко, что их можно было слышать, не прикладывая уха к груди.
  
  - Вечны лишь боги... - печально произнес юноша, - любовь смертных подобна цветам в своей яркой и недолгой жизни, и как цветы увядает она.
  
  - Вечность моя измеряется длиной нити, над которой властны только Мойры, и клянусь водами Стикса, я буду любить тебя до тех пор, пока не перестанет биться это сердце, - Астин взял ладонь Кассандра и прижал к своей груди, - каждый его удар - твой.
  
  - С последним его ударом, остановится и это сердце, - так же серьезно сказал юноша, прижимая руку возлюбленного к своему сердцу, - клянусь Эротом последовать за тобой в Аид.
  
  - И даже если отец пожелает связать меня узами брака, жена моя получит тело, но не сердце, - продолжил Астин, сильнее прижимая пальцы юноши, - я взойду на ее ложе только для того, чтобы продлить свой род, любовь же сохраню для ложа нашего.
  
  - Да будет так, Зевс свидетель этой клятве, - прошептал Кассандр, скрепляя слова поцелуем.
  
  Глава 13
  В громком гуле голосов тысяч эллинов, собравшихся на стадионе, сложно было расслышать имена атлетов, выходящих на арену. Да и рука Астина, все это время лежащая на плече, тоже мешала сосредоточиться, а потому Кассандр просто-напросто не поверил своим глазам, когда узнал в одном из борцов Нелея.
  
  Прошедшие со дня последней встречи годы изменили бывшего друга, превратив из сильного юноши в мускулистого и прекрасного атлета. Его покрытое бронзовым загаром тело казалось сейчас - на залитой жарким солнцем гекатомбейона арене - ожившей статуей воина или даже бога. Кассандр внимательно вглядывался в атлета, надеясь окончательно убедиться в том, что это Нелей. Но вот глашатай еще раз громко и четко назвал имена соперников и юноша прошептал:
  
  - Аполлон, даруй Нелею победу.
  
  - Похоже, ты очарован этим атлетом, - не сумев скрыть пробудившейся ревности, произнес Астин, уже некоторое время внимательно наблюдавший за выражением лица возлюбленного. - Он и вправду красив и, судя по мускулам, имеет все шансы получить сегодня венок.
  
  - Изгони ревность из своего сердца, - улыбнулся Кассандр, касаясь руки Астина, - когда-то мы были учениками в палестре, помнишь, я рассказывал тебе.
  
  - Так это тот самый Нелей?
  
  - Да, и сегодня боги подарили мне возможность увидеть его триумф!
  
  - Ты настолько уверен, что он победит? - приподнял бровь молодой афинянин. - Нелей силен, но молод и неопытен, а его соперник уже принимал участие в нескольких олимпиадах.
  
  - Ты не знаешь того, что знаю я, эроменос, - Кассандр наклонился над ухом Астина и прошептал: - Мать Нелея - спартанка, а его отец был когда-то победителем игр, в палестре не нашлось никого, кто мог бы одолеть Нелея в бою или драке.
  
  - Похоже, ты был влюблен в него? - Астин сильнее сжал пальцы юноши.
  
  - Нет, - спокойно ответил тот, не отводя и не опуская глаз, - в то время Эрот облетал меня стороной, а ученики даже звали статуей...
  
  - Из-за твоей красоты?
  
  - Всего лишь из-за моего равнодушия к любви, - так же спокойно пояснил Кассандр, - в то время мое сердце было таким же холодным, как статуи.
  
  - Мне сложно поверить в это... - протянул Астин, вспоминая ночи, проведенные ими в объятиях друг друга. - Я знаю, насколько горячо твое сердце.
  
  - Сейчас, тогда все было иначе, - ни капли лжи не было во взгляде юноши, - если ты не веришь мне, можешь спросить об этом у Нелея после соревнований.
  
  - Нет, - отрицательно покачал головой Астин, - если я перестану верить тебе, а ты - мне, о какой любви можно будет говорить? Ложь и любовь не делят одно сердце.
  
  - Ты прав, - невесело усмехнулся юноша, снова вспоминая о прошлом, но тут же стряхнул с себя печаль, - но хватит об этом, начинается поединок, и я готов спорить с тобой на что угодно, что лавровый венок украсит Нелея!
  
  - Было бы глупо спорить после всего, что я узнал об этом атлете, - покачал головой рассудительный Астин, - а мне бы не хотелось прослыть глупцом. Да и на что мы могли бы поспорить? Я и без того готов выполнить любое твое желание, эроменос.
  
  - А я - твоё, - улыбнулся юноша, а после оба они обратили взгляды на арену, где соперники сошлись по сигналу, и начался бой.
  
  Крепко стискивая пальцы Астина, Кассандр напряженно следил за поединком, невольно вскрикивая всякий раз, когда ему казалось, что Нелей слабеет и поддается сопернику. Солнце - жаркое и неумолимое - слепило как атлетов, так и зрителей, и если по телам последних тек только пот, то первые были перемазаны кровью, смешанной с потом и пылью.
  
  Не замечая, что его хитон пропитался испариной и прилип к телу, Кассандр то и дело облизывал пересохшие от жары и волнения губы, но не мог ни на мгновение отвернуться от арены. Он помнил, как мечтал Нелей победить на играх, как горели азартом и упрямством карие глаза тогда еще совсем мальчишки, и сейчас молил богов даровать эту победу своему другу.
  
  Кассандру казалось, что он видит, как наливаются синевой следы ударов на телах обоих борцов, как багровыми полосами перечеркивают кожу царапины, как вздуваются могучие мускулы. Он даже мог расслышать, в те краткие мгновения, когда зрители не шумели, как вырывался из горла атлетов хрип и тяжелое дыхание, как Нелей что-то говорил своему сопернику, после чего тот приходил в еще большую ярость. Поединок длился уже три часа и пока никто не признал себя побежденным.
  
  - Твой друг удивляет меня, - сказал Астин, так же внимательно наблюдавший за борцами, - его соперник был победителем прошлых игр, и тогда бой не длился так долго...
  
  - Нелей победит, - хрипло ответил Кассандр, на мгновение переводя взгляд на возлюбленного, - скоро ты увидишь, что я был прав! Сегодня боги на его стороне и сила спартанских воинов, наполняющая его тело, и кровь его отца.
  
  - Похоже на то, - кивнул в сторону арены Астин и Кассандр резко повернул голову, как раз вовремя, чтобы увидеть, как противник Нелея, в очередной раз брошенный молодым атлетом на песок, поднимает вверх палец, признавая поражение.
  
  Стадион разразился криками ликования и радости, тысячи эллинов вскочили со своих мест, славя победителя и богов, даровавших ему такую силу. Астин и Кассандр так же встали со своих каменных сидений, и голоса их влились в общий рев толпы. Решив, что обязательно отыщет Нелея после соревнований, чтобы поздравить его, Кассандр собирался сесть на место - ведь голову бывшего друга уже увенчали лавровым венком, как вдруг взгляд его упал на противоположную сторону стадиона, и тут же улыбка исчезла с лица юноши, а щеки покрыла бледность. Там, как раз напротив, сидел Лаэрт, обнимая за плечи молоденького юношу, почти мальчика. Тот был таким же светловолосым, как сам Кассандр, а разглядеть цвет глаз отсюда было нельзя, но почему-то Кассандр был уверен - они такие же, как и его глаза.
  
  Опустившись на свое место, юноша продолжал смотреть на того, кто превратил его в убийцу, воспользовавшись любовью. Тогда бороды Лаэрт не носил, сейчас же она - черная и густая -курчавилась на его подбородке, а волосы он теперь стриг коротко. Все это делало мужчину старше и солиднее, а красота его по-прежнему поражала, недаром ведь этот мальчик смотрит на Лаэрта, словно на бога, так, как когда-то смотрел сам Кассандр.
  
  Интересно, а в его руки Лаэрт тоже вложит оружие, чтобы убрать очередное препятствие на своем пути? Мысль пришла внезапно, и Кассандру стало холодно, несмотря на то, жара пока что и не думала спадать. От кого Лаэрт захочет избавиться теперь? И почему так больно смотреть на него сейчас? Почему сердце ноет и кажется холодным, как мрамор. Как статуя. Та самая, которую когда-то изваял с него Алкиной...
  
  - Ты не хочешь пойти и поздравить своего друга с победой? - голос Астина с трудом пробился сквозь сковавший юношу холод, и Кассандр заставил себя улыбнуться и ответить:
  
  - Нет, не думаю, что ему будет приятно видеть меня.
  
  - Но вы же были друзьями?..
  
  - Не только, - еще мгновение назад, Кассандр не собирался об этом рассказывать, но сейчас передумал, - я сказал тебе не все. Мы поссорились перед тем, как я уехал в дом Реса. Нелей сказал, что больше не хочет меня видеть, я не собираюсь портить самый счастливый день его жизни своим появлением.
  
  - Я могу узнать причину ссоры? - негромко спросил Астин, обращая внимание на резкую перемену в поведении возлюбленного.
  
  - Нелей хотел от меня любви, я же мог дать только дружбу, - пояснил Кассандр, глядя в глаза любовника.
  
  - Что ж, в таком случае тебе действительно не стоит искать с ним встречи, - суховато произнес Астин, - иногда любовь так же трудно изгнать из сердца, как и ненависть. Она живуча, словно Лернейская гидра, и вместо одной отрубленной головы тут же отращивает две. Только огонь новой любви способен убить такое чудовище, а ни ты, ни я не знаем, свободно ли сердце Нелея.
  
  - Да, так действительно лучше... и, похоже, сегодня было слишком жарко, - Кассандр потер рукой лоб, а после коснулся висков, - я так хочу искупаться перед тем, как мы ляжем спать.
  
  - Не только ты, - Астин сморщился, - никакими благовониями не скрыть этого запаха!
  
  - И не нужно, - юноша поднялся, - идем к реке, пока вода в ней еще не воняет потом всех этих эллинов.
  
  ***
  
  - Скажи мне, о чем ты думаешь целый вечер, эроменос? - спросил Астин, когда они с Кассандром поужинали и устраивались на походных постелях.
  
  - О том, что боги очень любят играть с нами, смертными... - не сразу ответил юноша, которому не хотелось лгать возлюбленному, но и правду сказать было нельзя. Астин не должен узнать о том, что Лаэрт здесь. - Они дарят нам встречи, когда мы меньше всего ожидаем и желаем этого.
  
  - Богам ведомо скрытое от нас, - задумчиво протянул Астин, глядя на мерцающие в бархатно-черном небе аттические звезды, - они направляют наши шаги, они решают, сколько нам жить и когда умирать. Но разве не рад ты тому, что увидел Нелея?
  
  - Рад, - Кассандр улыбнулся в темноту, - я всегда буду помнить его дружбу, а сегодня был один из самых радостных дней в его жизни, и самых утомительных для меня. Пусть сон твой будет сладким, - негромко сказал юноша, устраиваясь удобнее и закрывая глаза.
  
  - И твой, да хранят тебя боги, - так же улыбаясь, произнес Астин, видя, что юноша действительно очень устал. Впрочем, это было неудивительно, учитывая, что спали они в эти дни мало, часами сидели на жарком солнце, а ели то, что удавалось купить. Олимпиада была испытанием на выносливость не только для атлетов, но и для зрителей, потому ничего подозрительного в неразговорчивости Кассандра Астин не увидел.
  
  Не знал он и того, что закрывший глаза юноша не спит, а думает о такой неожиданной и вовсе ненужной встрече с Лаэртом, что все попытки Кассандра выбросить бывшего возлюбленного из головы проваливаются одна за другой, а сердце заполняет черная ненависть, грозящая залить его целиком.
  
  Почему это должно было случиться именно сейчас, когда он наконец-то обрел покой и любовь - взаимную, сильную и чистую, именно ту, о которой мечтал со школьных лет? Неужели Эрот действительно - жестокий бог?
  
  Приказав себе не богохульствовать более и немедленно успокоиться, Кассандр лег навзничь, моля Морфея подарить ему спокойный сон, который унесет все печали и заботы.
  
  ***
  
  Первое, что сказал Кассандр, пробудившись на следующее утро, удивило Астина, потянувшегося к возлюбленному в желании утренней ласки:
  
  - Вчера ты сказал, что исполнишь любое мое желание, это...
  
  - Истинная правда, клянусь Зевсом, - прошептал Астин, привычно лаская юношу и удивляясь необычной холодности Кассандра. - Чего ты желаешь, эроменос?
  
  - После того, как завершатся игры, - сжав пальцы любовника всвоих, начал Кассандр, - я хочу сходить к оракулу, в Храм Зевса.
  
  - Ты желаешь узнать будущее? - изумленно приподнял бровь молодой афинянин.
  
  - Не совсем, я буду просить жрецов об очищении, не хочу, чтоб кровь на моих руках убила нашу любовь, - юноша сел и по лицу его было понятно, что он совершенно серьезен. - Ты позволишь мне это?
  
  - А разве я могу запретить? Ты не мой раб и волен распоряжаться собой так, как тебе вздумается, - не понимая, с чего это Кассандр решил очиститься, сказал Астин. - Я даже пойду к оракулу вместе с тобой.
  
  - Нет, - как можно мягче сказал юноша, - я должен сделать это сам, будет лучше, если ты подождешь меня в храме. Меньше всего я хочу обидеть тебя, но так нужно.
  
  - Я сдержу свое слово, - улыбнулся Астин, видя, как напряжен возлюбленный, как дрожат пальцы юноши, сминающие край одеяла. - Но почему-то мне кажется, что ты сказал мне не все...
  
  - Поверь, я не посмел бы скрыть от тебя ничего важного, - Кассандр улыбнулся и провел рукой по щеке Астина, - ложь и любовь не делят одного сердца, помнишь?
  
  - Конечно, я сам сказал тебе это, - решил больше не настаивать молодой афинянин, поднимаясь. - Но нам пора завтракать, соревнования скоро начнутся.
  
  - Благодарю тебя, - на мгновение юноша прижал ладонь возлюбленного к своему сердцу и улыбнулся, хоть глаза по-прежнему оставались печальными.
  
  И таким же печальным и задумчивым был теперь сам юноша, Астин даже подумал, что Кассандр и вовсе не смотрит на арену, а если и смотрит, то не видит происходящего там. Синий взгляд казался невидящим, а слов, обращенных к нему, Кассандр просто не слышал. На вопросы, о чем он думает, юноша рассеянно отвечал, что о предстоящем походе к оракулу, но Астину все сильнее сомневался в том, это вся правда.
  
  А Кассандр, хоть и смотрел на стадион, видел перед собой Лаэрта и его воспитанника, и тьма, залившая сердце, не желала исчезать. Тьма эта была тяжелой, как мраморная глыба, и такой же холодной, она остудила сердце и отняла желания. Несколько раз юноша ловил себя на том, что невольно выискивает среди зрителей Лаэрта, и усилием воли заставлял себя перевести взгляд на атлетов. Радость, с которой он ехал сюда, исчезла совершенно, он словно вернулся на два года назад, в гелиэю, в те дни, когда даже дышать было тяжело, а жить не хотелось совершенно. Неужели совсем недавно он был так счастлив?.. Одним своим видом Лаэрт окунул его в то прошлое, когда по рукам стекала кровь наставника, а пальцы судорожно сжимали стилос.
  
  Спасение от прошлого юноша видел в оракуле, который силой, дарованной Зевсом, легко очистит его от скверны пролитой крови, вернет покой сердцу и все будет по-прежнему. Погрузившись в переживания, Кассандр не замечал тревожных взглядов Астина и толком не запомнил, кто же стал победителем в пятиборье. Имя атлета тут же забылось, а забег гоплитов*, знаменующий конец олимпиады, Кассандр встретил с облегчением и радостью.
  
  Поднимаясь к храму Зевса, юноша слышал, как все чаще колотится сердце. Сейчас ему предстоит увидеть знаменитого оракула, а из храма он выйдет совсем другим - оставит там всю боль и горечь, и снова будет наслаждаться любовью Астина, не вспоминая о прошлом.
  
  Никогда прежде не приходилось Кассандру бывать здесь, и сейчас, несмотря на тяжесть, лежащую на сердце, он не мог не восхититься великолепием храма, с каждым шагом вырастающего перед глазами. Шуршание гальки под ногами сливалось с приглушенным рокотом голосов эллинов, так же направляющихся к храму, а белизна уходящих в небо колонн слепила глаза. От высоты их кружилась голова и захватывало дух - не верилось, что это построили люди, такие же, как сам Кассандр.
  
  Когда же юноша вошел в храм и увидел сидящего на троне Зевса, то и вовсе лишился дара речи и стоял, восхищенно глядя на Громовержца. Из этого состояния его вывел Астин, коснувшийся локтя и прошептавший в ухо:
  
  - Думаю, нам стоит спросить у жрецов, где искать оракула.
  
  - Мне, - поправил возлюбленного Кассандр, - ты и так привел меня сюда, а теперь... я должен сделать это сам.
  
  - Пусть будет так, - нехотя согласился Астин, и молча наблюдал за тем, как юноша подошел к одному из жрецов, а спустя пару мгновений оба они направились вглубь храма. Решив подождать на улице, Астин вышел из храма и присел на каменную скамью, стараясь не думать о том, что сейчас происходит сейчас с возлюбленным.
  
  Шагая вслед за жрецом, Кассандр ощущал, как все сильнее кружится голова от странного запаха, пропитавшего воздух здесь, в этом помещении, скрытом от посторонних глаз. Чем ближе подходили они к оракулу, тем резче становился запах и усиливалось головокружение, казалось, что мир вокруг медленно меняет свои очертания, расплывается, а стены становятся все выше.
  
  - Оракул примет тебя, - сообщил жрец, несколько мгновений назад исчезнувший за одной из дверей, - однако случится это не сразу. Идем, - он поманил юношу за собой, и вскоре Кассандр оказался в комнате, погруженной в полумрак.
  
  Луч света, падавший в отверстие в крыше, был слишком узким, чтобы рассеять эту темноту, пропитанную все тем же запахом и укутанную то ли дымом благовоний, то ли туманом. Пересекал комнату полупрозрачный занавес, за которым смутно угадывались очертания человеческой фигуры.
  
  - Присядь здесь, - жрец указал на низкую мраморную скамью, - и молись. Оракул сам обратится к тебе, если будет на то воля богов.
  
  Кассандр послушно выполнил приказание, вот только молитвы почему-то в голову не шли, она кружилась все сильнее, а веки отяжелели, и юноша сам не заметил, как закрыл глаза и уронил голову на грудь.
  
  Когда же вновь открыл их, то увидел, что находится уже не в храме, а в доме Реса. Пробирается по нему, видя, что дом остался таким, как в то время, когда Кассандр позировал Алкиною, даже статуи те же и на тех же местах... а вот и несколько новых, последняя все еще в мастерской - по всей видимости, Лаэрт и тут решил продолжить отцовское дело - увековечивать своих воспитанников. И эта, последняя, еще незаконченная статуя изображает того мальчика, что так доверчиво прижимался к Лаэрту на стадионе.
  
  Пока что Алкиной закончил только голову и плечи, все остальное было слово укутано белым саваном необработанного камня. Это показалось Кассандру плохим знаком, и юноша ускорил шаги, надеясь, что успеет, и новый Ганимед не совершит его ошибки.
  
  На женской половине дома Кассандр не был никогда, но отыскал ее безошибочно, ведомый сладким запахом благовоний, которые не мог использовать мужчина. Открыв дверь в большую комнату, юноша увидел стоящее посреди нее ложе, на котором спала молодая и красивая женщина, а над ней склонялся тот самый мальчик, сжимая в руке нож.
  
  Кассандр закричал и рванулся вперед, желая остановить уже занесенную руку, но из горла не вырвалось ни звука, а ноги не сдвинулись с места, словно слившись в одно целое с камнем, словно превратился он в собственную статую, способную только видеть. Видеть, как резко опустилась рука мальчика, и нож вонзился в грудь женщины по рукоять - раз, другой, третий. Её крик тут же оборвался, а кровь быстро заливала постель. Мальчик ошарашено смотрел на свои руки, словно не понимая до конца, что только что совершил. В этот миг резко сдвинулось в сторону то, что Кассандр принял за ковер, и что оказалось дверной занавесью, и в комнату ворвался Лаэрт, громко кричащий:
  
  - Убийца! В моем доме убийца! Немедленно зовите стражу!
  
  Нож из рук мальчика выскользнул и громко зазвенел, падая на каменный пол, глаза изумленно расширились, а с губ совалось...
  
  - Боги сказали свое слово, Кассандр, сын Эвмела.
  
  - Кто... - вскинул юноша голову, резко вырываясь из странного полузабытья, в котором только что пребывал, и понимая, что голос этот - глубокий и сильный - доносится из-за занавеси.
  
  - Кровь с твоих рук будет смыта, как и позор с имени.
  
  - Но...
  
  - Боги сказали свое слово, - повторил оракул, а вслед за этим на плечо юноши легла рука жреца, указывавшего на дверь. И только выйдя из комнаты, Кассандр понял, что не просто так уснул, ожидая слов оракула, видение и было тем, что сказали боги, и теперь ему оставалось только следовать зову сердца.
  
  Выйдя из храма, Кассандр увидел, что уже наступил вечер, а встревоженный Астин подтвердил его догадки, что времени прошло достаточно:
  
  - Слава богам, ты вернулся! Я уже собирался отправляться на поиски!
  
  - Не стоило беспокоиться, - улыбнулся юноша, - теперь все в порядке и мы можем отправляться в обратный путь.
  
  - Оракул...
  
  - Да, - ответил Кассандр, кладя руку на плечо возлюбленного, - поспешим, эроменос.
  
  Глава 14
  ...Особняк оставался таким, как в то время, когда Кассандр позировал Алкиною, даже статуи те же и на тех же местах... а вот и несколько новых, последняя все еще в мастерской. По всей видимости, Лаэрт и тут решил продолжить отцовское дело - увековечивать воспитанников. И эта, последняя, еще незаконченная статуя изображала того мальчика, который так доверчиво прижимался к Лаэрту на стадионе.
  
  Увидев это снова, но уже не во сне, Кассандр замер на месте, всматриваясь в черты мальчишеского лица: большие глаза, капризный изгиб губ, прямой нос и спадающие на плечи волосы. Так сильно похож на него самого, что немудрено и спутать, только мальчику этому лет еще меньше, чем было тогда Кассандру. Проведя пальцами по щеке изваяния, Кассандр огляделся, ища свою статую, но в мастерской ее не обнаружилось, равно как и в уже посещенных юношей комнатах.
  
  Он проник в дом глубокой ночью через ту же потайную дверь, которой пользовался, спеша на свидание с Лаэртом. К счастью, все оставалось точно таким же, словно годы обошли стороной дом, принесший юноше столько горя. Босые ноги ступали неслышно, а легкое дыхание было столь тихим, что только Боги могли различить его.
  
  Свет Кассандру не требовался - он прекрасно помнил расположение комнат, а дорогу в женскую половину ему подсказал сон. И сейчас юноша спешил туда, надеясь, что успеет и не позволит пролиться крови. В правой руке он сжимал остро заточенный стилос - точно такой же, которым когда-то отнял жизнь Реса. Однако в эту ночь все должно быть иначе - виновные покараны, невинные спасены.
  
  Быстро поднимаясь по лестнице и моля Морфея даровать обитателям дома самый крепкий сон из всех возможных, Кассандр приближался к двери, которую уже видел во сне. На мгновение юноша замер, приложил ладонь к груди и прошептал краткую молитву, моля Фемиду благословить его, а потом осторожно открыл дверь.
  
  Как и в его сне, на стоящем посреди комнаты ложе спала молодая черноволосая женщина. Тонкое покрывало было сброшено во сне, и сейчас она лежала перед юношей совершенно нагой. Однако красота ее не заставила сердце Кассандра забиться чаще, он просто подумал, что такое тело могло бы вдохновить не одного скульптора. Однако... мальчика с ножом около ложа не было. Неслышно передвигаясь по комнате, Кассандр осмотрел ее всю и не обнаружил никого, кроме спящей супруги Лаэрта.
  
  Решив, что боги просто привели его сюда раньше, юноша так же беззвучно выскользнул за дверь и направился к комнате, которую когда-то занимал сам. Кассандр был уверен, что найдет нового Ганимеда именно там, и не ошибся. Мальчишка крепко спал и казался сейчас совсем юным. Это его теперь целует и ласкает тот, кого Кассандр когда-то любил сильнее всего на свете, ради кого был готов умереть, ради кого убил... И этот мальчик тоже... точно так же. И есть только один способ не допустить этого.
  
  Уже выходя, юноша заметил на полу у постели папирус, так, словно мальчик читал его, засыпая, а потом выронил. Наклонившись ниже, Кассандр всмотрелся в написанное, благо лунный свет, падавший в раскрытое окно, позволял это сделать, и почти не удивился, узнав строки, когда-то написанные своей же рукой.
  
  Горькая усмешка скользнула по губам Кассандра, захотелось схватить папирус и разодрать в клочья, а еще лучше - бросить в огонь и смотреть, как тот рассыпается пеплом. Юноша даже руку протянул, но тут же одернул себя - не за этим он тут, да и шорох разбудит нового Ганимеда, а причинять мальчишке вред не хотелось. Бросив полный ненависти взгляд на папирус, Кассандр покинул комнату, которой когда-то так восхищался, и направился к спальне Реса, резонно решив, что найдет Лаэрта там.
  
  Юноша снова оказался прав, его бывший возлюбленный спал на ложе, которого Кассандр не помнил. Похоже, Лаэрт сменил его после смерти отца, что было неудивительно, учитывая, как тот умер. Глядя на спящего мужчину, Кассандр ощущал, как откуда-то со дна его души снова поднимается ненависть, как заставляет она крепко стиснуть в руке стилос и подойти ближе, не отрывая взгляда от лица Лаэрта.
  
  Чувствуя, как все чаще колотится сердце, как стучит в виски кровь, Кассандр подкрался к постели с того края, около которого лежал Лаэрт, понял руку со стилосом, а потом резко опустил ее, метя в сердце. Но в этот момент мужчина повернулся набок, и острие вонзилось в матрас. "Проклятье!" - еле слышно прошептал Кассандр, занося руку для нового удара, но опустить не смог.
  
  - Так кровь не смоешь, - произнес Астин, крепко сжимая руку возлюбленного, - ты выбрал не тот путь, эроменос.
  
  - Пусти, - прошипел Кассандр, пытаясь высвободиться, - боги велели мне сделать это!
  
  - Во имя Зевса, что... - раздался голос проснувшегося Лаэрта, Астин от неожиданности разжал руку, и тут же Кассандр вскочил на постель и приставил к горлу Лаэрта свое оружие, увидел страх в когда-то любимых глазах и услышал: - Ты?..
  
  - А ты хотел бы никогда не видеть меня больше? - усмехнулся юноша, сдавливая острие сильнее. - Боги сказали мне, что ты хочешь сделать с тем, кто занял мое место, я не позволю.
  
  - Ты болен, - прохрипел Лаэрт, успевший понять, что положение его на редкость незавидно, - ты пришел сюда со своим любовником, чтобы убить меня, хотя... чего хочу я от убийцы?
  
  - Не лги, когда стоишь в шаге от Стикса, - теперь уже громче сказал юноша, - из нас двоих это клеймо куда больше подходит тебе.
  
  - Кассандр, - Астин снова подошел ближе и по взгляду Лаэрта понял, что тот его узнал, - если ты убьешь его сейчас, я должен буду предать тебя суду.
  
  - Все равно, - на мгновение юноша глянул на возлюбленного и тот прочел в синих глазах печаль и спокойную уверенность в своей правоте, - я готов к смертной чаше, уже давно.
  
  - А я нет! - воскликнул Астин. - Я не готов потерять тебя из-за отцеубийцы, однажды уже толкнувшего тебя на преступление.
  
  - А ты не глуп, сын дикаста, - прохрипел Лаэрт, придавленный к постели сидящим на его бедрах юношей. - Но у тебя по-прежнему нет никаких доказательств. Только домыслы, я не давал ему приказа убивать отца, и это подтвердит любой мой раб или даже вольный слуга, подтвердит и под пыткой! Я не знаю, почему он это совершил тогда и почему хочет убить меня сейчас, а ты... ты будешь соучастником убийства, если позволишь сделать это. Ты настолько пленился его красотой, и я могу тебя понять... мой отец тоже был очарован этим... Ганимедом, он даже заплатил его отцу, чтобы тот прислал Кассандра сюда, получается - купил свою смерть, так дешево...
  
  - Лаэрт, - как можно спокойнее продолжил Астин, медленно опуская руку на плечо Кассандра, - я могу доказать, что ты был любовником Кассандра в то время, когда он жил здесь, и точно так же я знаю, почему ты вложил в его руку оружие. Твой отец собирался отдать все имущество твоему сводному брату, и ты случайно узнал об этом. И я не просто знаю, я могу доказать это в суде, куда и вызову тебя, обвинив в устройстве убийства собственного отца. - Молодой афинянин видел, как на мгновение расширились глаза Лаэрта, понял, что попал в цель, и продолжил: - Ты влюбил в себя мальчишку и убил его руками - и я уверен, что на сей раз ареопаг вынесет верное решение. Потому и прошу тебя, Кассандр, убери оружие. Не пачкай рук в крови подлеца, Фемида сама покарает его.
  
  - Я не уйду отсюда, пока он жив, - отрицательно покачал головой юноша, - боги велели мне не позволить истории повториться. Тот мальчик... он тоже убьет ради него, как и я, вот что приснилось мне в храме.
  
  - Нет, этого не случится, уверен, ареопаг накажет Лаэрта! - все еще надеясь убедить Кассандра, продолжил Астин.
  
  - Прости... но боги сказали иначе, - твердо и печально произнес юноша, резко поднял руку вверх, а его крик слился с криком Лаэрта и мальчишки - нового Ганимеда - влетевшего в спальню и в последний момент схватившего руку Кассандра.
  
  - Нет! Нет! Не смей! - кричал мальчик, пытаясь закрыть Лаэрта худеньким обнаженным телом, а тот... усмехался, понимая, что следующий удар придется по этому кричащему щиту.
  
  - Отойди, - приказал Кассандр, но мальчишка упрямо сжал губы и покачал головой, и юноша прочел в глазах, так похожих на свои, такую же любовь, какой тогда был одержим сам. - Ты не знаешь, кого защищаешь!
  
  - Это ты не знаешь, кого собираешься убить! Я люблю его, и если ты хочешь его жизнь, сначала забери мою! - так же твердо сказал мальчишка, не собираясь отодвигаться. Он был готов умереть.
  
  - Прятаться за спиной ребенка недостойно мужчины, - презрительно бросил Астин, - я не думал, что увижу такое своими глазами... Как не думаю теперь, что стоит оставлять тебе жизнь. Кассандр, если ты сейчас убьешь его, никто об этом не узнает, клянусь водами Стикса.
  
  - Эй, ты... ты не смеешь, - захрипел Лаэрт, - вы оба не смеете, Димант будет свидетельствовать против вас!
  
  - Мертвецы не могут говорить, - холодно сказал Астин, - ты все равно уготовил ему участь Кассандра, так какая разница - когда и как он умрет? Заканчивай, эроменос, - бросил, резко подаваясь вперед, хватая брыкающегося мальчишку и оттаскивая с постели, зажимая одновременно рот.
  
  - Стойте! Нет, вы сошли с ума, - выпученными от ужаса глазами смотрел Лаэрт на уже испачканное в его крови острие, которое Кассандр поднял для более удобного удара, - клянусь Зевсом, я расскажу суду всю правду... сделаю так, как хочешь ты, и пусть ареопаг решает - достоин я жить или нет, ареопаг... пусть... решает...
  
  - Ты сознаешься в том, что устроил убийство отца руками его воспитанника Кассандра сына Эвмела? - ледяным тоном спросил Астин, по-прежнему удерживая уже затихшего от услышанного мальчика.
  
  - Да, - прохрипел Лаэрт.
  
  - Ты признаешь, что сделал это из-за наследства?
  
  - Да.
  
  - Клянись водами Стикса, - так же холодно потребовал Астин.
  
  - Клянусь, - выдавил из себя мужчина.
  
  - Ты поклялся в присутствии трех свободных афинян и признал свои преступления, сегодня же утром я заявлю об этом в ареопаге. Ищи защитника, Лаэрт, сын Реса. Кассандр, - это было сказано совсем другим тоном - мягким и полным любви, - отпусти его, он сказал то, что нужно. И я клянусь тебе - наказание будет суровым.
  
  Несколько мгновений Кассандр колебался - сейчас жизнь Лаэрта была в его руках... Случайный взгляд на мальчика и... юноша спрыгнул с кровати, брезгливо вытирая руки о хитон. Слезы на щеках и отчаянная мольба в глазах, так похожих на его собственные, стали последней каплей, склонившей чашу весов в сторону благоразумия.
  
  - Ты недостоин жить, - бросил он все еще лежащему Лаэрту, - но и смерть - это слишком просто, есть вещи и похуже.
  
  Затем Кассандр развернулся и пошел к выходу, заметил стоящую у двери спальни свою статую и изо всей силы толкнул ее. Изваяние упало и раскололось на несколько кусков, ударившись о камень пола. Так не должно было быть, обычно мрамор не трескается так легко, но это случилось, потому что такой была воля богов.
  
  Выйдя из дома, Кассандр почти не удивился, увидев Идея. Мальчишка и несколько вооруженных слуг дикаста поджидали около двери.
  
  - Как ты догадался? - спросил юноша, глядя в полные тревоги глаза раба.
  
  - Это не я, это господин Астин, - ответил тот, - я просто показал ему, куда ты пошел...
  
  - Ты следил за мной все это время? - сузил глаза Кассандр.
  
  - По моему приказу, - послышалось сзади, и на плечо легла знакомая рука, - я не мог позволить тебе сделать это.
  
  - Откуда ты узнал?..
  
  - Я смотрел и слушал сердцем, - Астин приложил ладонь к груди, потом привлек юношу к себе, - ты стал сам не свой с третьего дня Олимпиады, когда победил твой друг, а после я узнал, что Лаэрт тоже был там... и не один.
  
  - Боги... - прошептал Кассандр, прижимаясь к возлюбленному, - ты снова спасаешь меня...
  
  Глава 15
  
  - Мужи Афин, - начал Астин, обводя взглядом собравшийся ареопаг, - сегодня я буду говорить о преступлении, подобного которому еще не знали эти стены. Я расскажу вам о том, как была использована во зло власть Эрота над сердцем юноши, как был он превращен в убийцу расчетливым и холодным человеком, - говоря это, молодой афинянин глянул сначала на Кассандра, потом - на Лаэрта, сохранявшего на лице надменное выражение. - Я расскажу о том, как любовь к золоту и роскоши уничтожила честь, и буду просить вас вынести справедливый приговор. Я говорю об убийстве Реса, сына Оригена, случившемся два года назад. Тогда в нем был обвинен отец Кассандра - Эвмел.
  
  - Ты утверждаешь, что суд вынес неверный приговор? - громко спросил седобородый толстяк из верхнего ряда.
  
  - Только потому, что гелиастам было неведомо то, что знаю я, - спокойно ответствовал Астин.
  
  - Астин, сын Агенора, ареопаг готов выслушать тебя, - громко и властно произнес Офелос, председательствующий на этом собрании.
  
  - Мужи Афин, я обвиняю Лаэрта, сына Реса в предумышленном убийстве собственного отца из желания завладеть наследством, которое тот собирался завещать своему младшему сыну. Вдова Реса Атэна может подтвердить мои слова, - Астин указал на сидящую тут же женщину, которую и в этот раз сопровождал отец. - Зная, что кара за отцеубийство - смерть, Лаэрт решил совершить это чужими руками, а кто может лучше подойти на роль убийцы поневоле, чем влюбленный мальчишка, готовый на все, лишь бы помочь избраннику? Всем нам известно, какую власть имеет над нами Эрот, как превращает в безумцев даже зрелых мудрых мужей, так что говорить о юноше, впервые познавшем любовь? Лаэрту ничего не стоило влюбить в себя отцовского воспитанника - боги щедро одарили его красотой и мужественностью, и некоторое время он тайно встречался с Кассандром, уверяя юношу в своей любви. Когда же Лаэрт понял - время пришло, посетовал на то, что тайное перестало быть явным, и разгневанный отец собирается отослать его вон, лишив наследства. Нетрудно представить, какое решение принял ослепленный любовью юноша, как именно задумал спасти возлюбленного от бесчестья, будучи уверенным, что никто не узнает о том, как умер его наставник. Однако же, как только дело было сделано, Лаэрт вызвал стражу и подал жалобу в суд. И сейчас я спрашиваю вас, о, мужи Афин, справедливо ли это? Справедливо ли карать меч, вместо руки, сжимавшей его рукоять? Будет ли такое решение мудрым?
  
  - Лаэрт, что скажешь ты в свою защиту? - обратился Офелос к мужчине, и тот мгновенно поднялся с места и заговорил:
  
  - Мужи афиняне, нужно ли защищаться тому, кто невиновен? Позвольте мне пояснить вам, откуда берут начало эти нелепые обвинения, которые вам довелось выслушать. Но прежде я хочу обвинить Кассандра в покушении на мою жизнь, которое он совершил прошлой ночью, явившись в мой дом незваным вместе со своим любовником Астином. Чудом удалось мне избежать смерти, пообещав им признать свою вину в том, чего не совершал, но я не могу солгать вам, мужи Афин, мой отец учил меня, что ложь недостойна мужчины.
  
  - Правда ли это? - сурово спросил у Кассандра Офелос. Юноша поднялся со своего места и ответил:
  
  - Да, клянусь водами Стикса, я хотел убить его, потому что так велели боги, но я пришел туда сам, не зная, что Астин последует за мной, его вины в этом нет, и если желаете судить, то судите меня.
  
  - Ты сказал - боги велели тебе убить Лаэрта, - задумчиво протянул мужчина, собирая густую бороду в горсть, - как это было?
  
  - Я пошел в храм Зевса к оракулу и там увидел сон, в котором новый возлюбленный Лаэрта убивал его жену, - прямо глядя в глаза Офелоса, сказал Кассандр, - и когда пришел в дом, все было точно так же, как во сне.
  
  - Кроме того, что никто никого не убивал! - насмешливо перебил Кассандра Лаэрт. - На прошлом суде ты вел себя достойнее - хотя бы молчал, сейчас же сочиняешь нелепые сказки, думая, что кто-то поверит в это? Ты просто хотел отомстить мне и уговорил своего любовника помочь тебе, а боги тут ни при чем.
  
  - С этим обвинением мы разберемся позже, - решил Офелос, - Лаэрт, сказал ли правду Астин, обвиняя тебя?
  
  - Ни единого слова, - совершенно спокойно ответил мужчина, - я никогда не был любовником Кассандра, а значит - не мог ничего ему сказать. Юноша этот был воспитанником моего отца, которого и убил подо сих пор неизвестной никому причине.
  
  - Что может служить тому доказательством?
  
  - Мое слово, слово афинского гражданина, - гордо изрек Лаэрт.
  
  - А чем докажешь свои слова ты, Астин, сын Агенора?
  
  - О том, что Лаэрт и Кассандр встречались тайно, знали не только они, - спокойно ответил Астин, - это было известно еще одному человеку.
  
  - Он здесь? - задал вопрос заинтересовавшийся Офелос.
  
  - Да. Идей, подойди сюда и поведай ареопагитам о том, что ты видел, - позвал Астин мальчишку, все это время стоявшего у двери.
  
  - Раб? - расхохотался Лаэрт. - Чего стоит слово раба, которого Астин выкупил у меня в то время, когда шел суд? Полагаю, если допросить Идея с пристрастием, он скажет совсем другое! Возможно, мы даже узнаем, сколько заплатил ему Астин за ложные свидетельства.
  
  - Закон запрещает пытать свободных эллинов, - парировал Астин, глядя в глаза соперника и читая в них неприкрытую ненависть, - а Идей более не раб.
  
  - А ты щедр! - иронично бросил Лаэрт. - Оплачиваешь свободой ложь? Неужели ласки этого Ганимеда стоят так дорого? - теперь полный презрения взгляд уперся вКассандра, но юноша глаз не опустил.
  
  - Идей, - Офелос осадил взглядом Лаэрта, - расскажи нам то, что говорил своему хозяину.
  
  - Лаэрт и Кассандр, они на самом деле были любовниками, - начал мальчишка, смущаясь под тяжелым взором эллина, но все же сумел пересилить свой страх и подробно рассказал о том, как стал свидетелем тайных встреч в апотеке.
  
  - Ты клянешься в том, что не лжешь?
  
  - Клянусь водами Стикса, - честно глядя в пронзительные глаза пожилого мужчины, ответил Идей.
  
  Следом за мальчиком к ответу призвали Кассандра. Юноша встал, ощущая на себе десятки взглядов - таких разных и таких похожих, и приготовился отвечать.
  
  - Кассандр, подтверждаешь ли ты сказанное Идеем и Астином? - спросил Офелос, внимательно рассматривал юношу, невольно отмечая, что тот действительно красив, как Ганимед.
  
  - Да, - односложно ответил Кассандр.
  
  - Говорил ли Лаэрт с тобой о том, чтобы убить своего отца?
  
  - Нет, это решение я принял сам и не снимаю с себя вины.
  
  - Почему ты так решил?
  
  - Я хотел помочь Лаэрту, - спокойно и ровно ответил юноша, - спасти его от отцовского гнева и бесчестия.
  
  - Почему же ты не сказал ничего, когда гелиасты слушали твое дело? - задал вопрос тот самый толстяк из верхнего ряда. - Я был на тех заседаниях и слышал все своими ушами.
  
  - Неужели это непонятно? - ответил вместо юноши Астин. - Преданный суду тем, кого любил и ради кого совершил преступление, Кассандр не желал более жить, пораженный Антэросом в самое сердце.
  
  - Но он говорит сейчас... - протянул толстяк и спросил безо всякого перехода: - Это правда, что вы - любовники?
  
  - Да, - не колеблясь, ответил Астин, а Кассандр просто наклонил голову в знак согласия. - Именно потому я и пошел вслед за Кассандром. Я хотел остановить его, не позволить убить, однако любовь не заставит меня солгать. Да и разве имеет это значение сейчас, когда речь идет о преступлении против чести? Философы учат нас, что наставники должны вести юношей к свету знания и добродетели, давать им лучшее и подталкивать к достойным свершениями. А что сделал Лаэрт? Как воспользовался он им же разожженной любовью? К чему толкнул доверившегося ему юношу? Он, именно он, вложил в руки Кассандра оружие, и вы не можете не понимать этого!
  
  - Твой отец может гордиться тобой, Астин, - произнес Офелос, - он вырастил себе достойную замену. Однако у меня остался еще один вопрос к тебе, Кассандр. Ареопаг желает знать, отнял бы ты жизнь наставника, если бы не жалобы Лаэрта на отцовский гнев?
  
  - Нет, - без колебаний и не отводя синих глаз ответил юноша, - я не испытывал к учителю ненависти.
  
  - Лжешь! - вдруг закричал Лаэрт, срываясь со своего места. - Не ты ли жаловался мне на то, что с трудом выносишь прикосновения отца? И только мысли о наших ночах помогают сдерживаться?
  
  - Лаэрт, эти твои слова ареопаг трактует как признание в тайной любовной связи с Кассандром, - осек мужчину Офелос. - А раз это - правда, то и все остальное слагается в единый узор, теперь же займи своё место, а мы желаем задать несколько вопросов вдове Реса.
  
  Атэна поднялась со своего места, и совсем скоро ареопаг услышал подтверждение того, что причиной убийства было наследство, которое не желал выпускать из своих рук Лаэрт, не желал настолько сильно, что использовал влюбленного мальчишку как оружие. Отец женщины подтвердил ее слова, сказав, что его дочь вернулась домой только с тем, что уносила, а внук не получил ничего.
  
  Ареопаг загудел, как большой пчелиный улей, обсуждая услышанное, подобное преступление действительно требовало особого наказания. Обсуждение прервал Лаэрт, снова поднявшийся с места и обратившийся к эллинам:
  
  - Мужи Афин, хочу напомнить, чтобы вы не забыли и о моем обвинении! Попытка убийства должна быть наказана так же, как и мое якобы преступление против собственного отца, которого я любил и чтил, как всякий хороший сын.
  
  - Чтил настолько сильно, что поспешил жениться, не дожидаясь, пока остынут угли его погребального костра? - насмешливо бросил Астин. - За то, что мы проникли в твой дом, я готов уплатить назначенный ареопагом штраф и не отрицаю нашей вины, которая не так уж велика, учитывая то, что ты до сих пор жив. Жив, благодаря мальчишке, за спину которого спрятался! - жестко добавил молодой афинянин. - И будь моя воля, я вывел бы тебя на агору, наряженным в женское платье, потому что ты не просто подлец, но еще и трус!
  
  - Позовите сюда мальчика, о котором идет речь, - тут же велел Офелос и через пару мгновений перед ареопагом предстал Димант, с лица которого до сих пор не сошли следы слез или же он плакал все это время.
  
  - Расскажи нам, что произошло вчера в доме твоего наставника? - мягко задал вопрос пожилой мужчина. - Не пытайся обмануть нас, спасая кого-либо, этим ты только навредишь своему покровителю.
  
  - Вчера ночью я проснулся внезапно, словно кто-то коснулся моего плеча, - начал Димант, а потом рассказал о том, что случилось, не поднимая низко опущенной головы.
  
  - Так ли все было? - спросил Офелос, когда мальчик замолчал, и все трое мужчин синхронно кивнули. А после прозвучал вопрос, заставивший напрячься в ожидании весь ареопаг.
  
  - Скажи нам, Димант, говорил ли твой покровитель о трудностях, возникших у него в последнее время? Жаловался ли тебе на кого-либо?
  
  - Нет, - не колеблясь, ответил мальчик, и на лице Лаэрта расцвела торжествующая улыбка, но тут Астин сказал мягко и спокойно:
  
  - Вчера ты был готов умереть, защищая своего наставника, и я восхищен силой твоего духа, а убить ради него ты смог бы?
  
  - Да, - так же не задумываясь ни на миг, ответил Димант.
  
  - Мужи Афин, я протестую! - громко воскликнул Лаэрт, вскакивая с места. - Мало ли что может прийти в голову мальчишке? Да и какое отношение домыслы Астина имеют к нашему делу?
  
  - Согласен, - кивнул Офелос, отпуская знаком мальчика. - Однако мы и так услышали достаточно. Лаэрт, в начале заседания ты сказал, что не был любовником Кассандра, потом - что не смог бы солгать нам, а спустя немного - сознался в том, что тайная связь все же была, - спокойно и тяжеловесно говорил Офелос. - Ареопаг больше не верит тебе. Мужи Афин, мы услышали достаточно, пришло время принять решение. Мой вердикт таков - за совершенное чужими руками отцеубийство Лаэрт, сын Реса приговаривается к смертной казни или же лишению гражданства и вечному изгнанию из Афин. Имущество его надлежит отдать сводному брату, исполнив таким образом волю убитого. Кассандр, сын Эвмела и Астин, сын Агенора приговариваются к штрафу в три мины за проникновение в особняк с целью убийства. А сейчас я прошу вас голосовать.
  
  
  Эпилог
  
  
  - Лаэрт выбрал изгнание, - сказал Астин, когда они с Кассандром стояли в храме у статуи Эрота.
  
  - Я так и знал, - кивнул юноша, возлагая свою жертву к ногам бога, - он слишком любит жизнь и себя, чтобы выпить чашу. Но меня куда больше волнуешь ты...
  
  - О чем ты, эроменос?
  
  - Тебя могут никогда не выбрать в гелиэю из-за этой истории, - все же произнес юноша то, что мучило с самого окончания заседания, - по моей вине ты расстроишь отца. Может, я и правда проклят, как сказала моя мачеха?
  
  - Не говори мне, что хоть на мгновение поверил женщине, да еще и ненавидящей тебя! - Астин обнял юношу за плечи. - Она сказала это, чтобы уязвить тебя и только. Каждый из нас сам выбирает, как ему поступить, выбор этот не всегда верный, но он есть. Я мог не идти за тобой, и тогда ты убил бы Лаэрта, скорее всего - попался и снова был бы осужден, хотя... нет, не мог. Сердце последовало бы за тобой, как и всегда, а разве сумею я жить без него и без тебя?..
  
  - Эрот свидетель, если бы не ты, я убил бы его, - прижимаясь к возлюбленному, сказал Кассандр, - но сейчас я рад, что этого не случилось. Ведомый гневом, я совершил бы ошибку, исправить которую невозможно, и принес бы в дар Антэроту нашу любовь. Прости меня... - он заглянул в глаза Астина, но не увидел в них осуждения, только мягкое тепло, к которому уже успел привыкнуть, которое давало силы жить и врачевало нанесенные другими раны.
  
  - Ты не виновен передо мной ни в чем, будь ты другим, вряд ли я полюбил бы тебя, - серьезно сказал Астин, - боги одарили тебя не только красотой, но и пылким сердцем, ты ничего не делаешь наполовину - будь то ненависть или любовь, или... ведение записей. Ты отдаешься весь, потому что в груди твоей пылает божественный огонь.
  
  - Никогда прежде не слышал я от тебя таких слов...
  
  - Я плохой оратор, - сморщил нос Астин и улыбнулся, - и вот это может действительно помешать мне стать гелиастом, как желает отец.
  
  - Неправда, на суде ты говорил прекрасно, - возразил Кассандр, - я видел, как слушали тебя все эти мужи, как довольно улыбался Офелос, да он сам отметил твою речь!
  
  - Я говорил о тебе, защищал тебя и обвинял того, кто поступил с тобой подло, но смогу ли быть столь убедителен, говоря о чужих мне людях?
  
  - Сможешь, - уверенно сказал юноша, - боги помогут тебе, я знаю.
  
  - Ты снова видел сон? - приподнял бровь Астин.
  
  - Да.
  
  - И что снилось тебе в этот раз?
  
  - Я не могу говорить об этом в храме, - на мгновение опустил взгляд Кассандр.
  
  - Даже в этом? - указывая взглядом на статую Эрота, спросил Астин.
  
  - Даже в этом, не хочу, чтобы слышал он, - синие глаза метнулись в сторону статуи Антэрота, находящейся в этом же храме, но чуть поодаль. - И, кроме того, я забыл кое-что.
  
  Спустя мгновение, Кассандр подошел к статуе бога, тяжесть власти которого уже успел познать, и положил свою жертву, после вернулся к Астину и произнес:
  
  - Не хочу, чтобы он обиделся на меня и явился снова.
  
  - Пока Эрот владеет нами, другим богам тут делать нечего, - уже без улыбки сказал Астин. - Но мне не терпится узнать, что же снилось тебе, эроменос, и кроме того, отец ждет нас к ужину, а значит - стоит поспешить.
  
  - Хорошо, - снова заулыбался Кассандр, - а свой сон я расскажу тебе после ужина, иначе дикаст рискует лечь спать голодным!
  
  - О, боги, пошлите мне терпения! - воскликнул Астин, снова обнимая юношу за пояс и направляясь к выходу из храма.
  
  
  08.10.14
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"