- Ты когда-нибудь насиловал самку дикобраза? - поинтересовался байкерского вида здоровяк, сплошь татуированный, как полинезийский вождь. Просто спросил для поддержания разговора. Не думаю, что его волновал ответ.

- Нет, не довелось.

Я заказал еще сока и задумался.

Когда я становился скорпионом, она превращалась в бабочку. Ужалю - умрет. Приходилось сдерживаться, и яд бессильно скапывал в песок. Со стороны казалось, будто это игра у нас такая. Может и так... Странные игры, странное создание. Но тянет...

Мы окрестили ее Лилией - ту смуглянку с непроизносимым собственным именем, что улучив момент, пока не было заказов, не стесняясь кормила грудных детей. Двойняшки - один зеленоватый, другой ярко сиреневый - причмокивая, улыбались, и густая черная жидкость, то и дело проливаясь, стекала по груди.

Ходили слухи - небось, хозяин этой забегаловки их и распускал, - что некогда Лилия была женой местного царька. Единственной ли? Слухи о том молчали. Зато хватало свидетельств, что ее муж был деспот и тиран. Счастлива, видать, сейчас красотка Лилия, что прислуживает в такой дыре - хоть жива осталась.

Сиреневый наелся. Лилия шевельнулась, повела волосами, и стала видна перечертившая шею надпись. Глядя на эти роковые цифры, я как никогда испытывал жгучее желание изменить судьбу. Молоденькая совсем. Год еще остался.

Я опрокинул в себя остатки сока и вышел подышать гарью.

Чумная, что ль?

Пылающий бурый шар опалил лицо. Согласен - полдень не лучшее время для прогулок. Я постоял немного, привычно натыкаясь взглядом лишь на обрубки пальм и на ряды однотипных зданий, на рытвины в растрескавшейся земле. Пейзаж заботливо и настойчиво предлагал скоротать время в одном из тех безымянных заведений, что вырастают прямо у доильной установки, стоит таковой лишь появиться и выдать первую порцию мутновато-грязной жидкости.

Я позволил себе еще ненадолго остаться. Забавно... Цивилизация, недавно занесенная в эти края, подарила дикарям пластиковые стаканчики, джинсовые шорты - не, ну правда, сколько можно было в набедренных повязках у костра скакать? Эх, кондиционер бы...

- Лилия. Мой увядающий цветок! Принеси сока.

Я отхлебнул бодрящей жидкости и придержал на мгновение мою крошку, любуясь, как плывут черты ее лица. Посмотри на меня, посмотри и запомни - я тебя спасу. На, возьми. - Я протянул ей пару смятых купюр. - Купи себе лекарства. Бери, бери, не волнуйся, деньги у меня есть.

Я поработал достаточно. Больницы, школы, детские сады. За это хорошо платят.

- И послушай, - я решил на полном серьезе, - когда ты вылечишься, я на тебе женюсь.

Неподалеку суетился парень-уборщик. Баловства ради однажды его научили сгибать руки в локтях в обе стороны попеременно. И теперь он забавными дергаными движениями протирал широченную бутыль с крысами, выставленную посетителям для увеселения. Будто ошейник, горло уборщика стягивали те же числа, что и у Лилии на теле.

Одногодки, что ль?

Я в который раз попытался понять, что это - злая шутка местного колдуна или прикол кого-нибудь из пришлых? Или и вправду отравленная земля наделяет своих детей страшным даром пророчества? Годы жизни... Кто определил их? И кто решает, кому остаться жить, кому и когда уйти?

Трое за соседним столиком дружно потягивали через трубочку мутную, дурно пахнущую дрянь. Принюхиваться нет нужды - всё заведение пропахло ею. На рукаве у каждого нашивка "У" - умиротворители. Наверняка, из тех ребят, что не гнушаются никакой работой, вроде байкера за моим столом.

- Тату? - предложил байкер, заметив, что я с интересом разглядываю стилизованный под свастику красный крест, выглядывающий у него из-под куртки без рукавов. Из медотряда здоровяк, как и я.

Каталог с татушками перекочевал из-за пазухи на стол. Потягивая сок, я лениво перебирал страницы. Голые бабы в основном, змеи, драконы, скорпион. О, знакомый образ! Рука легко морфировала в клешню и обратно. В задумчивости я перевернул лист и, ошарашенный, долго пялился на разделенные дефисом восемь цифр.

- Под местный колорит, - байкер кивнул в сторону Лилии. - Ей понравится.

- Мне гадюку, - поспешно ткнул я на другую страницу и протянул ладонь.

Байкер отстегнул от пояса машинку для тату, примерился и вгрызся ею в запястье.

Двое ребят - новеньких, раньше я их здесь не замечал - расположились у стойки. Хозяин забегаловки поспешно налил им за счет заведения и в ожидании, пока они закажут еще, занялся делом: протер стойку, бросил в выставленную напоказ бутыль пару свежепойманных крыс.

Одного крысёныша сразу же загрызли оголодавшие и до безумия одичавшие собратья. Другой успел сориентироваться и, прокусив глаз настырной тощей крысе, оставил подыхающего соперника ее сотоварищам на корм. Сам же взгромоздился на груду костей, скопившуюся на противоположной стороне, и затаился. Смышленый, гад. Наверняка продержится неделю и получит свой приз - сожрет остальных, и хозяин вернет ему свободу. Знатный выйдет крысобой. Только-только попался, а уже испробовал свежих сородичей на вкус. Такое не отпускает.

Тату росло медленно. Расположив хвост на запястье, гадюка обвила руку и вынырнула у локтя. Пару раз я порывался уйти, но солнце всякий раз загоняло меня обратно. Байкер, появляясь в кафе, непременно усаживался за мой столик. Он изрядно опалил кожу и теперь весьма походил на разномастных аборигенов. Работал он лениво, не торопясь, бросая невзначай словцо-другое.

- Говорят, она всё еще жена того царька. Хотя, кто его знает, кто он на самом деле и где он.

Иногда я всё же уходил, слонялся вдоль дороги, а поутру обнаруживал себя у той же кафешки с полустертой надписью "Зеленая земля".

Я заказывал только сок. Ничего крепкого.

- Хочешь? Нравится? - я показывал Лилии свое недавнее приобретение - гадюку, у которой никак не отрастала голова. - Скажи, и у тебя будет такая же. Вот здесь. - Я держал ее руки и царапал ножиком кожу.

Временами, когда я засиживался слишком долго, безголовая гадюка принималась извиваться и подергивала хвостом, а, когда ей становилось скучно, шарфом оборачивалась вокруг шеи. Свистом я заманивал ее назад.

- Я тебя исцелю, - обещал я Лилии и помогал, как умел.

Пуская кровь, лечили еще в средние века - действенный метод. Царапая ей руки, я надавливал на лезвие сильнее, и мы вдвоем молча смотрели, как густая черная жидкость течет из раскуроченных вен. В ноздри бил остервенелый дух бензина, словно запах, висящий в кафе, насквозь пропитал тело Лилии. Посетителям было плевать - все давно привыкли, что я к ней клеюсь. Мне же было немного неловко, что от моей избранницы пахнет, как от свежеокрашенной скамьи.

- Когда я поеду домой, ты уйдешь со мной. Да послушай ты, женщина. Ты больна. Ты умираешь здесь. Ты должна уйти. Или ты хочешь, чтобы тебя закопали вместе с твоим мужем? Такие ведь у вас порядки, да? Принеси сока!

Пол впитывал пролившуюся кровь. Кровь уходила в землю. Было слышно, как неподалеку доильная установка качает сок.

Я слишком разнервничался от разговора с Лилией и даже не сразу стал наблюдать, как новенькие с завсегдатаями подрались. Да и уборщик попался под горячую руку. Мелкие потасовки случались часто, но в этот раз без поножовщины не обошлось. Хозяин отодвинул тела от стойки, прикрыл их куском полиэтилена и принялся в знак примирения щедро наливать всем без разбору. А эти двое - один из новеньких и уборщик - лежали рядом почти что в обнимку, будто на прилавке в вакуумной упаковке.

Люди в вакуумных упаковках... Я много таких повидал. Больницы, школы, детские сады. Я ж рассказывал.

Я опрокинул еще стаканчик-другой - нет, нет, никакого алкоголя, только земляной сок - и с интересом разглядывал уборщика под пленкой, примеряя на себя черты его лица. Плыло хорошо. Уборщику лицо уже без надобности, а к моей теперешней задумке в самый раз. Ну, тут такое дело... За чужим лицом проще расслабиться, раскрепоститься.

Да кого я обманываю?! Все заказывали только сок. А ради чего еще оставаться в этой дыре, дышать гарью и глотать радиацию? Я решительно направился на кухню - не упускать же так кстати подвернувшийся момент.

Я взял Лилию прямо на кухонном столе. Поначалу она пыталась было мимикрировать под бабочку, кошку или дикобраза, но я придержал чертовку усилием воли, не давая сознанию окончательно поплыть. На другом конце стола, отодвинувшись, повар грохотал посудой. Надо же, сюда заходят еще и поесть!

- Эй, мы просто разговариваем! - огрызнулся я, продолжая совершать ритмичные движения. - К тому же я на ней женюсь.

Чёртова дикарка не сопротивлялась. Неужто и вправду запала на меня. Или что?

- Эй, я не подхвачу от тебя заразу?!

Хотя вряд ли - у них же были больницы. Ну и что? Всё равно дикари.

Похоже, я немного перебрал. Татуировка на руке вздулась, задергалась и, будто зажив собственной жизнью, выдрала кусок кожи до кости и уползла прочь. Ну и чёрт с ней.

Лилия терпела. До сих пор мне не удавалось ее разговорить. А сейчас я вдруг услышал ее голос.

Она пела.

Слова, которые невозможно разобрать. Да горло и не выговорит такое, не напившись вдосталь земляного сока. Возможно, подобное пели старухи-ведуньи, сидя у костра, а, может, женщины-дикарки так баюкали дочерей. Или это песня о земле и о зверье... Или она поет о муже? Вот тварь! Я плюнул, застегнул ширинку и направился в уборную.

Из мутного, донельзя залапанного зеркала на меня глядела едва знакомая физиономия, одолженная у трупа. С непривычки слегка коробит даже меня. Я пригляделся - сколько тому парню? Нет и тридцати.

Одна тысяча девятьсот восемьдесят четыре, - вдруг различил я на шее. Что за чёрт?! Стоп-стоп. Просто суеверие. Идиотский дикарский обычай. На дату смерти я не смотрел - она была очевидной.

Всё пошло не так. Да что же это?

Так, с чего всё началось? Сначала меня бросил кусок моего же татуированного тела. Нет, сначала я перенял чужое лицо и вместе с ним прихватил татуированную шею. Или это байкер, гад?

Разъяренный я ввалился в зал.

Дети Лилии, пока я резвился с нею, остались без присмотра. А байкер, мающийся от скуки, наконец, подыскал, кому сделать тату. Распеленал зеленокожего и старательно выводил на его шее два, ноль, один и два.

- Что это?! - Я ткнул клешней себе в шею. Рука по локоть самопроизвольно покрылась хитином - слишком нервничаю, теряю контроль.

От беспрестанного потребления земляного сока белки байкеровых глаз стали черными, как молоко Лилии. Сейчас они как никогда усиливали сходство здоровяка с местным отребьем, а звук машинки уподобился монотонному горловому пению.

- А что у тебя с лицом? - невозмутимо отозвался тот, завершая последние штрихи.

Становилось невыносимо жарко, и тело уборщика под полиэтиленом начало подгнивать. И его лицо - мое лицо - тоже вздулось, посинело и покрылось волдырями.

- Сока!

Нет никакого страха, нет стыда. Выместить злобу и вернуть лицо - единственное, что нужно. А краденая внешность, использованная женщина - свидетелей не будет, никто и не обвинит. Ведь с Лилией это так, игра.

Я в чем-то заигрался.

- Сока!!!

Байкер утратил к ребенку интерес. А Лилия тем временем успела привести себя в порядок, переодеться и вернуться. Вожделенный кувшин в ее руке был полон сока. Поразительно. Роскошное зеленое длинное бархатное платье - ей не заработать на него ни в жизнь. Подарок мужа, не иначе. Почти не видно, что великовата грудь, чуть полноваты бёдра. Тиская мальца, успокоившегося и почти слившегося с платьем, Лилия, чуть склонившись, наливала сок мне в стакан. Она лила тонкой струйкой, будто дразнясь. Продолжила лить, когда сок побежал через край. И наконец, отпрянув, она прочертила из кувшина мокрую дорожку через весь стол. Сок продолжил литься к ее ногам.

Смышленую крысу доедали. Ту, в банке.

К чёрту девку. Залпом я осушил стакан и принялся воссоздавать свой облик. Линии лица поплыли. Шло туговато. Выдавливая цифры с шеи, я напрягался до безумия. Лицо в ответ подергивалось, гримасничало, ходило волнами быстрее и быстрее. Я и не понял, когда переступил ту грань, где власть окончилась. Лицо не слушалось - свое я потерял, а это не было моим. Не в состоянии направить или остановить процесс, я, будучи в прострации, способен был только наблюдать, как плоть отслаивается от лобной кости, с хрустом отдирается от скул, обнажает челюсть. Один за одним лопались капилляры, сотнями булавочных уколов рвались нервы, с последней вспышкой боли теряя связь с мозгом, словно избавляя от страданий. Страх так и не пришел.

Лицо отделилось. Сползло по переносице и с громким шлепком ударилось о столешницу. Сёрбая, оно рывками поползло вдоль мокрой черной дорожки, слизывая ее. Потом упало ниже.

А Лилия по-прежнему цвела. Красивая, молчаливая. Зеленокрылая бабочка без острых зубов, жала, оружия и власти. Я так хотел обладать ее телом, а теперь не обладал и своим. Одной рукою Лилия прижимала ребенка, другой проливала сок.

Что пришло из земли, уходило в землю. И только павшее лицо тщетно искало спасения, лакая сок у ног своей царицы.