Опустив два блестящих кривых меча, воин стоял в центре огромной воронки. Он ждал. Поблескивая красными, круглыми шлемами, враги надвигались на него со всех сторон, но воин выглядел спокойным и даже каким-то усталым. Боялся ли он? Возможно. Но весь его вид, его монолитная, устойчивая поза выражали уверенность и могучую силу. Он не был героем, он был просто готов сделать свою работу, вот и все! Враги же, напротив, продвигались к нему с опаской и явным нежеланием. Казалось, что передние ряды и вовсе не хотели этого, а двигались лишь под давлением задних, все прибывающих, на которых в свою очередь напирали все новые и новые... И их можно было понять: все они были почти вдвое меньше него - одинокого гиганта. При взгляде на эту картину сверху, возникало странное ощущение, что сотни маленьких красных кружочков неодолимой силой стягивались к центру, где застыл некий загадочный, смертоносный механизм. Становилось даже жалко этих его многочисленных врагов, которых послала на смерть чья-то неведомая рука. Но зачем?
Этот вопрос интересовал всех и всегда, и истинного ответа не существовало. Были лишь различные точки зрения. Но всегда главными в этом вопросе были не сами участники битв, а те, кто отдавал приказы, посылая на смерть сотни и сотни тысяч, случайным образом соединяя вместе отдельные единицы, имена которых они никогда не знали и никогда не узнают; посылали последовательно и неторопливо, следуя какому-то неясному, чудовищному плану... Да, наверное, кто-то из воинов тоже хотел участвовать в этих беспощадных рубках, желая по своей воле заглянуть в лицо смерти. Зачем? Ну, возможно, чтобы понять, кто он такой, избранник богов или дрожащая тварь? - понять для себя, не для других! А возможно, кто-то только здесь и сейчас почувствовал себя кем-то значительным и важным в своих глазах, а не тем, кем он был раньше: существом, которое просто ест, спит, идет на работу, пьет, ругается с женой..., потом снова ест и спит... У кого-то, должно быть, были и другие мотивы, более простые и меркантильные. Но все они одинаково были на этом поле "пушечным мясом", пищей для войны, оброком, который война брала с жизни за небольшую услугу: чтобы жизненные соки планеты не застаивалась в ее невидимых венах, но непрестанно обновлялись и омолаживались. Ибо сказано:
Без разрушения не будет созидания,
Как без смерти старого не будет жизни нового.
Такова воля Создателя,
И таков круговорот созданной им жизни.
Так было и так будет всегда.
Враги были уже совсем близко, и вот, когда до них оставалось только дотянуться мечем, они резко набросились на застывшего исполина, который, казалось, уснул. Может, он и правда спал в эти последние моменты перед схваткой, сохраняя свои силы, а может, просто усыплял бдительность своих врагов - кто знает? Но вот он вздрогнул, поднял свои блестящие, кривые клинки, и понеслось...
Он вертелся и рубил, словно бешено запущенный волчок, который своими страшными крюками превращал все вокруг в единое кровавое месиво. Прибывали и падали под него все новые волны нападавших, и постепенно он стал погружаться в эту тошнотворную, розово-пенистую массу, где уже не было видно отдельных, рубленых частей... И вот уже только его кривые мечи мелькали над этой мерзко колышущейся поверхностью. А он все рубил и рубил, будто не знал усталости... Казалось, этому не будет конца, но вдруг все стихло. Огромный убийца, медленно утопив клинки в тягучую красную жижу, остановился и застыл, словно и из него теперь тоже ушла жизнь.
А может, он никогда и не был живым? Просто, кто-то там, свыше, на какое-то мгновение нажал на кнопку...
- Маша, ты там скоро? - крикнула из зала мама. - Уже пора за стол садиться. Только тебя ждем!
- Иду, мам. Только сахара в смородину добавлю.
Задумчиво улыбнувшись, девушка осторожно сняла с блендера прозрачную крышку и достала с полки сахарницу.
Из зала раздавались нетерпеливо-радостные голоса гостей, звон бокалов и звяканье вилок по тарелкам. Праздник начинался.
А где-то шла война.
Она всегда где-то идет-машет своими смертоносными, стальными крыльями.