- А Сомов... - продолжал Веня. - Это, брат, еще тот фрукт! Есть у него две замечательные черты: он упрям, как сто баранов, и злобен, как тысяча чертей! Обычно, он, как ягненок - со всеми заискивает, старается всем угодить... Но в нем словно скрыта какая-то тайная пружина, которая может сработать в любой, самый неожиданный момент, и тогда этот ягненок мгновенно превращается в льва. - Веня вздохнул. - Был дружок у меня, Виталька Крутиков, земля ему пухом - погиб... Так вот, заспорили они как-то с Сомиком за какую-то ерунду: кажется, какого цвета рукоятка трофейной финки, что у Нечипуренка. Ну, хрень же полная - о чем тут спорить-то? Но Сомик, если в чем-то уверен, лучше с ним сразу согласиться, и все уже знают это и не лезут... А Виталька тоже упрямый был... К тому же, здоровый мерин - метр девяносто, наверное, и весом под центнер. Ну, слово за слово..., и тут Сомик вдруг подпрыгивает и Витальку по челюсти - хлесть! Схватились.... Сомик вокруг него, как юла крутился, а тот только руками по воздуху молотил впустую. И Сомик накостылял таки ему... Потом Виталика устал уже и сам отошел в сторону, повторяя: "Все, ты прав, идиот несчастный, прав! Только отвали от меня, мелюзга!" Самое смешное, что где-то через час, Сомик уже побежал к соседям - стрельнуть для Виталика папироску... Вот такие бываю темные лошадки, Саня!
Потом они все сидели вокруг костра, как в маленьком цирке расположившись на пологих краях воронки, передавая, время от времени, по кругу флягу с самогоном.
Сам Сомов, совершив свою героическую миссию, куда-то исчез, и Сашка услышал от Вени более полный рассказ о нем.
Рос Сомик без отца, с детства водился с ворами, порой даже ходил с ними на кое-какие дела. Воровать он не лез, но и фраером, конечно, не был - так, иногда стоял на шухере, ибо был чересчур нервным, что в воровской профессии не являлось большим достоинством. После, он вместе со всеми гулял на блат-хатах, празднуя удачу... Но вот, что интересно: он никогда в своей жизни не пил и не курил, даже и не пробовал... Зато он очень любил сладкое. И когда его подельники набирали для гулянки жратвы и пойла, для него специально приносились конфеты, печенье, пирожные, всякие тортики... Сначала это было общим предметом для шуток, но потом все привыкли и даже стали считать Сомика, в некотором роде, своим талисманом, тем более, что когда он ходил с ними, дела всегда выгорали, как надо. Почему он не пил, как все прочие? Кто знает... Возможно, потому, что почти до семи лет ему приходилось наблюдать некоторые странные вещи, происходившие в их маленькой коммунальной комнатушке: сидя под столом, он часто видел, как его мать с размаху билась головой о разные выступающие предметы, а его старший братишка, пытавшийся помешать этому ее противоестественному занятию, иногда пролетал от одной стенки до другой, падая замертво. Доставалось и Сомику... Причиной такого странного, но весьма распространенного во все времена явления, был пьяница и сволочь отец - Сомов старший. Бывают такие типы, на вид мужского пола, которые, будучи трезвыми, ведут себя тихо и смирно, как новорожденные ягнята, но стоит им выпить определенное количество спиртного, они становятся разъяренными львами, сильными и жестокими..., правда, только по отношению к тем, кто был не в состоянии дать им отпор. Говоря словами известного австрийского психоаналитика, алкоголь, овладевая жалкими остатками разума, раскрепощал их пустую и слабую натуру, их задавленную жизнью сущность неудачника и лентяя, выпуская на волю, из клетки психологических комплексов, дикое и необузданное животное.
Все это продолжалось до тех пор, пока однажды брат Сомика не стал калекой. Тогда уже, конечно, общественность отреагировала, как и положено: Сомов-отец отправился в тюрьму, его старший сын - в больницу, а маленький Сомик как-то незаметно выскользнул на городские просторы дворов и улиц. И там жестокая, но справедливая школа жизни продолжила его воспитание. Он уже плыл по ее бурному течению, и, несомненно, приплыл бы, куда ему и предназначалось..., но однажды ему повезло. Лет в пятнадцать, он случайно попал на футбольный матч и до того загорелся этой новомодной игрой, что стал ходить в секцию местного спортивного общества "Динамо". И здесь у него проявился несомненный талант. Его скоро заметили, и его футбольная карьера быстро пошла в гору, что, вероятно, и спасло его от тюрьмы, куда ему, со временем, была бы прямая дорога. И хотя его жизнь все дальше отходила от скользкой воровской тропинки, со своим блатным прошлым он до конца не порвал. На воровские дела он уже не ходил, но погуливал потихоньку со старыми дружками. Они часто шлялись по вечернему городу, задирались с хулиганьем из других районов, иногда из шалости пугали городских фраеров и кадрили их девиц. В одной из таких прогулок они получили серьезный отпор, и тогда кое-кто по дурости вынул "перо"... Подрезанный ими парень оказался сыном одного влиятельного в их городе человека, и дело закрутилось... В водоворот попал и Сомик. И сидеть бы ему вместе с остальными, если бы не их участковый Комов, который, после "посадки" Сомова старшего, частенько заходил к Сомовым "на огонек", а иногда и оставался у них на ночлег. Надо сказать, что его отношения с будущим пасынком сразу сложились неплохие: Сомик, как мы уже знаем, был покладист и изворотлив, а свою ценную способность залезать без мыла в любую, даже самую черствую задницу, он приобрел очень рано... Ну, и мент тоже был очень даже неплохим человеком. Участковый Комов вообще умел ладить с людьми, и даже с уличным ворьем у него не было особых проблем: он не трогал ребяток и закрывал глаза на мелкие шалости, а они в ответ старались не шалить по-крупному на его территории. Короче говоря, Комов постарался и отмазал Сомика от тюрьмы, но с условием, чтобы тот больше не светился, а лучше всего свалил на какое-то время из города. А тут, как это часто бывает с фартовыми людьми, вовремя вмешалась судьба: его заметил один столичный тренер, приехавший в их город на поиски молодых талантов, и... левый полузащитник Сомов продолжил свой спортивный рост уже на новом уровне, а мелкий хулиган Сомик мягко соскочил с крыльца школы для начинающих уголовников.
В родной город он так и не вернулся, даже когда уже стал на ноги, справедливо рассудив, что мать с братом-дебилом не пропадут: участковый Комов, к тому времени, окончательно переселился в их коммуналку и объединил бюджеты двух семей. Кстати, вскорости должен был вернуться из тюрьмы и законный отец их семейства, который в последнее время часто слал своей жене покаянные письма. Гражданка Сомова с внутренним трепетом ждала встречи, а ее сожитель, напротив, казался вполне спокойным и не предпринимал никаких суетливых движений. Только однажды он нанес инспекторский визит в местный рассадник преступного мира, в просторечии именуемый "малиной". Зачем он это сделал и о чем говорил с ворами, никто так и не узнал... А через какое-то время в семью Сомовых из мест лишения свободы пришла страшная весть: папашка ихний, уже прочно стоявший на пути исправления и готовившийся со дня на день воссоединиться с родным семейством, вдруг в одночасье занемог и скопытился от внутреннего кровоизлияния, причиной которого, по версии следствия, стал некий длинный и тонкий предмет. Следователь пришел к выводу, что, скорее всего, несчастный упал на остро заточенный кусок стальной проволоки, что в производственных цехах зоны нередко случалось. Злые языки потом судачили, что в этом деле, каким-то образом, был замешан сожитель его жены Комов, но кому нужны все эти пустые разговоры, кроме как завистливым соседкам по коммуналке?
Слушая товарища, Сашка уже и забыл о своей обиде на Сомова. А еще он подумал, что если бы не этот маленький, шустрый стукачок, не было бы его сегодняшнего знакомства с очаровательной женщиной. И его сознание, размягченное алкоголем и теплом костра, изогнулось и позволило ему вновь ощутить надежду.
"Начало положено, - радостно думал он, - а там, мы еще посмотрим...".
Да, странная штука - алкоголь! В одночасье преображается человек: слабый становится, как будто сильнее, несмелый - отважнее, а глупый... Гм! Нет, если, конечно, считать количество сказанных в минуту слов за условный показатель интеллекта, то можно и тут утверждать несомненный прогресс. Сашка, порой, восхищался этими загадочными свойствами простого химического соединения, который являлся для организма, по сути, ни чем иным, как ядом.
"Вот бы всегда чувствовать себя таким, каким на время становишься после принятия этого чертового зелья: уверенным, сильным, смелым, все понимающим... А главное - добрым! Ведь в такие минуты весь мир кажется непротиворечивым и благостным, а все люди - добрыми братьями и сестрами. И хочется любить всех, и вместе со всеми радоваться жизни... Но вот волшебное состояние заканчивается, хитроумная фата-моргана улетучивается, как утренний туман после начала жаркого летнего дня, и всё в мире медленно расставляется по своим местам! И получается, что организм берет эмоции и силы сам у себя взаймы, отдавая, однако же, потом гораздо больше. И вся эта возникающая из ниоткуда блажь, есть не более чем обидное заблуждение относительно своих возможностей и сил".
Так думал он, заворожено глядя на тихо струящиеся языки пламени, всегда так притягивающие глаза человека. А какие мысли и образы застыли в глазах его товарищей - можно было только предположить. Может, бывший политический заключенный Атцман видел помутневшие глаза своего товарища, приколотого воровской заточкой к сосне... А бывший уркаган Шило, ныне боец-красноармеец Лапушкин, вспоминал свое далекое, беспризорное детство... Как выкатывали пацаны из тлеющих углей черные картофельные шарики, которые тогда частенько были единственной их едой. И тогда такой же вот огонь грел и кормил их, неприкаянную сиротскую шпану, как не грел и не кормил никто из окружающего их враждебного, холодного мира... А Веня-летчик? Кто знает, в который раз рвалась его опаленная душа к этому беспощадному, смертоносному чуду, в котором всё корчились и сгорали вечно живые лица его товарищей?
И Сашка Карецкий вдруг увидел, как ярко-оранжевые язычки слились в колышущийся огненный шар, который медленно и неумолимо стал подыматься над зубчатой линией далеких гор...