- Не заказать ли нам утром благодарственную мессу? - полушутя, полусерьезно спросил партнера месье Андрэ и, посмотрев на часы, спрятал их в жилетный карман.
Стрелки его позолоченного хронометра показывали первый час ночи, но после всех неприятностей и треволнений, которые им пришлось пережить со дня появления в театре, несомненный успех уже второй по счету постановки не грех было и отметить. В это позднее время не имело смысла соблюдать условности. Андрэ расслабил узел на шее, Фирмен и вовсе снял фрак и, небрежно бросив его на одно из кресел, расстегнул жилет - в кабинете было жарко натоплено, даром, что за покрытым сверкающими белыми узорами окном потрескивал мороз.
- Достаточно, что мы платим ему, - Фирмен кивнул в сторону лежащего на столе еще запечатанного очередного послания Призрака Оперы. - Черт возьми, а он серьезный человек, - не без уважения заметил предприниматель и, подняв бокал с плещущейся на дне темно-янтарной жидкостью, добавил:
- За процветание Оперы и наше!
- К счастью, дела пошли на лад. За процветание! - присоединился Андрэ и пригубил свой коньяк.
Намерение дирекции поставить одновременно две оперы Верди поначалу вызвало в театре некоторое удивление, однако, как только стал известен исполнительский состав, многие сочли новых администраторов едва ли не гениями. На роли Виолетты и Альфредо были назначены сеньора Гуардичелли и сеньор Пьянджи, тогда как Луизу и Рудольфа должны были исполнять Кристина Дае и Робер Дебалье: воистину Соломоново решение.
В полученном директорами через день после трагических событий письме не содержалось ни намека на случившееся, никаких угроз или требований о выплате денег, только пространная инструкция: какие оперы следует включать в репертуар театра, что начать репетировать в ближайшее время и как распределить роли среди артистов труппы.
Сообразительность и здравый смысл опытных дельцов заставили их придержать амбиции и действовать согласно ситуации. Далее последовало детальное описание костюмов с зарисовками, эскизы декораций и ряд советов постановщику. Вдвоем Андрэ и Фирмен довольно легко сломили сопротивление маэстро Райера, неожиданная "компетентность" Жиля Андрэ в вопросах постановки произвела благоприятное впечатление на труппу. Полная свобода действий была предоставлена лишь балетмейстеру. Заметив вскользь, что "мадам Жири прекрасно справится со своими обязанностями", Призрак подчеркнул особый статус великолепной метрессы. Политика мирного сосуществования принесла отличные результаты.
- Как дирижеру Райеру равных нет, зато во вкусах публики наш друг разбирается гораздо лучше, - согласился с Ришаром Жиль. - И наши примы присмирели, в дипломатичности ему не откажешь.
Закурили. Запах ароматного кубинского табака распространился по кабинету, приятно щекоча ноздри и вселяя уверенность в светлом завтрашнем дне.
- Мне кажется, Жиль, его надо прочесть, - Фирмен снова покосился на украшенный печатью в виде черепа конверт.
Андрэ поставил рюмку, вздохнул и взломал печать.
- И что там? - спросил через минуту Ришар, заинтересованно наблюдавший за несколько озадаченным выражением лица партнера.
- Гм... Вы не поверите, Ришар: поздравления. "Дорогие месье Андрэ и месье Фирмен! Я счастлив поздравить вас с успехом "Травиаты" и "Луизы Миллер", - зачитал вслух Андрэ. - Надеюсь, наше дальнейшее сотрудничество будет столь же плодотворным и взаимовыгодным. В конце недели я предоставлю в ваше распоряжение партитуру новой оперы, которую следует поставить. Счастливого Рождества, господа! Остаюсь Вашим покорным слугой, Призрак Оперы". Вы слышали, "покорным слугой"? Господин Призрак не лишен чувства юмора, - невесело усмехнулся поклонник Бетховена.
- Если он не будет шутить так, как на представлении этого... забыл.., - Фирмен взмахнул рукой в воздухе.
- "Il Muto", - кивнул в знак понимания Андрэ.
- Да. То с ним можно вести дела. Сумма, конечно, завышена...
Фирмен допил коньяк и, немного поколебавшись и вопросительно взглянув на Андрэ, еще плеснул в бокалы:
- ...но сейчас у меня нет желания с ним торговаться, да и шутить тоже. Пусть все утрясется и забудется. Скандалы хороши только пока привлекают публику, а вот когда приходится возвращать клиентам деньги...
- Это верно. Как бы нам не вышли боком любовные похождения его сиятельства, - озабоченно потер переносицу Андрэ. - Кружит вокруг Дае как шмель вокруг розы.
- А я теперь плачу ей жалование примадонны по настоянию господина Призрака, - подхватил мысль второй администратор.
Давние партнеры как всегда поняли друг друга с полуслова: конфликт двух "покровителей" грозил театру серьезными осложнениями.
- Может быть, стоит поговорить с виконтом? - с некоторым сомнением предложил Андрэ.
- Жиль, вы же видите, у его сиятельства, черт бы его побрал, только что слюни по подбородку не текут, - отрицательно покачал головой Фирмен.
- Ладно, оставим это, - вздохнул Андрэ. - Кто знает, возможно, господин Призрак действует исключительно в интересах искусства?
* * *
- Девочка моя, ты прекрасно пела сегодня, - мадам Жири ласково положила руку на плечо Кристине. - Он доволен тобой.
- Кто, Рауль? - без энтузиазма спросила певица.
Мэг ушла в их общую теперь комнату переодеться, а Кристина задержалась в гостиной.
- Ты знаешь, кто.
Франсуаза протянула ей красную, перевязанную тонкой черной ленточкой розу. Кристина машинально взяла ее и едва не выронила.
- Мадам Жири...
- Разве ты не догадываешься, кто распределяет роли в театре?
Франсуаза пристально посмотрела в глаза девушке, повернулась и скрылась в своей спальне.
Внезапно нахлынувшая слабость заставила Кристину опуститься на софу. Несмотря ни на что, она постоянно ощущала его присутствие, и, боже правый, как ей не хватало его голоса, ироничных интонаций, тихого смеха, его речей, загадочного блеска зеленых глаз...
Она закрыла глаза. Может быть, она действительно немного не в себе? Мэг говорит, что у нее слишком живое воображение и эта злосчастная надпись просто почудилась ей от излишнего волнения. Рассказ о Призраке Оперы и его подземных чертогах буквально очаровал юную балерину.
- Кристина, как я тебе завидую! Разве можно их сравнивать! Месье Рауль очень мил, но Призрак Оперы... такой таинственный, такой...
Девушка даже не знала, как выразить свои внутренние ощущения. Если бы она могла услышать его пение, его музыку или краешком глаза увидеть жилище! Приходилось верить на слово подруге. Мэг, по обыкновению, закатила глаза и приложила нежную белую ручку к левой стороне груди.
- Мэг, а как же убийство?
- Какое убийство? Старый болтун, - Мэг поспешно перекрестилась, - прости мою душу, Господи, повесился. Подумай, какое ты имеешь к нему отношение?
Тут Мэг была совершенно права: Кристина всегда старалась избегать этого неприятного человека.
Юная примадонна Гранд Опера открыла глаза. Гостиная мадам Жири поражала элегантностью и недоступной большинству обитателей театра роскошью, но Кристине отчего-то было здесь неуютно. Она скучала по своей комнате, по возможности остаться наедине с собой. Но если там вновь появится он? Что такое сказала сейчас мадам Жири? Роли в театре распределяет... Призрак Оперы?
Кристина была так рада, когда маэстро Райер со странным выражением лица сообщил, что она назначена на роль Луизы Миллер. Коварство и любовь! Какая прекрасная партия. И только теперь она задумалась над возможным скрытым значением оперы. Ложное письмо... подделанная надпись? Что он хотел ей сказать? Маэстро. Не было дня, часа, чтобы она не думала о нем... со страхом, тоской или трепетом и непонятным, тревожным и сладким томлением в груди. Ничего подобного она не испытывала в присутствии, - не говоря уже о мыслях, - Рауля. С каждым днем виконт становился все более настойчивым. Противиться его ласкам было трудно, но после поцелуев Кристине хотелось вытереть губы.
Девушка непроизвольно пропускала между пальцев нежную атласную ленту, снова и снова...
- Кристина, что ты сидишь здесь? - удивленно спросила, выглянувшая из-за приоткрывшейся двери Мэг.
* * *
Пользоваться плодами преступления Дени Эрику претило, но и другого выхода он не видел. Неожиданно для Лебера, с одной стороны, ситуация сложилась самым благоприятным образом - он получил возможность диктовать свою волю администрации и руководить художественной жизнью театра. Упускать такой шанс было бы неразумно: покойника не воскресить, зато теперь он мог выполнить свое обещание Кристине - устроить ее сценическое будущее. При этом он с горечью наблюдал, как его ангел все больше попадает под влияние распустившего перья, словно глухарь на току виконта. Эрик чувствовал, что тихо сходит с ума от ревности.
Он загрузил себя таким количеством работы, какое только можно осилить, оставляя на сон четыре часа в сутки. Заканчивал оперу, составлял предварительный текст экспертного заключения, готовил к печати свой труд по физике волн, писал инструкции директорам театра, разрабатывал архитекторский проект для крупного промышленного заказа, рисовал эскизы декораций и портрет Кристины в роли Луизы Миллер; кроме того, Эрик продолжал читать лекции в Высшей политехнической школе, постоянно присутствовал на заседаниях возглавляемой им комиссии, часто наведывался по делам во Дворец Правосудия и Министерство общественного образования. Но заглушить боль кровоточащего сердца не получалось.
* * *
Бесчисленные пары в разноцветных ярких костюмах кружились в водовороте нескончаемого танца; ослепительный свет, веселый смех и владычествующая надо всем музыка наполняли фойе, галереи и залы Оперы. Кристина ненадолго присела на узкий диванчик в одном из проходных залов второго этажа, на ней было бело-розовое домино и такая же двуцветная полумаска.
Традиционный ежегодный маскарад в Опере привлекал множество гостей: сегодня здесь веселились аристократы и студенты, министры и представители деловых кругов, артисты, художники, судейские чиновники, врачи, адвокаты, поэты - казалось, половина Парижа собралась во Дворце Гарнье, чтобы танцевать, флиртовать и развлекаться. В этом вавилонском столпотворении кто-то умудрялся срывать поцелуи, а кто-то - заключать финансовые сделки.
Протанцевав три часа к ряду, - ее партнером в большинстве танцев был Рауль, виконт неохотно уступал свое право другим претендентам, но иногда был вынужден это делать, - юная примадонна была рада нескольким минутам отдыха. Встретив одного из старых приятелей, - не все гости были замаскированы до полной неузнаваемости, - покровитель театра ненадолго оставил девушку одну.
- Вы позволите пригласить вас на танец, мадемуазель?
В изящном поклоне перед ней склонился высокий человек в алом костюме, того же цвета длинном бархатном плаще и жутковатой, изображающей череп белой маске с большими черными глазницами.
- Боже мой, вы здесь...
Она мгновенно узнала его, стоило только услышать первое, произнесенное им слово. Необычный костюм ничуть не маскировал в ее глазах его знакомой фигуры. Девушка поспешно поднялась с диванчика, на ее лице отразился легкий испуг.
- Я так тебя пугаю, мой ангел? - он выпрямился и сверху заглянул ей в глаза внимательным, проникающим в самую глубину сердца, тревожным взглядом.
- ... если вас узнают?
Тяжелый камень, вернее неподъемная скала рухнула с его души и рассыпалась невесомой пылью от этого наивного вопроса. Решившись подойти к Кристине на балу, Эрик не был уверен в том, что последует за его приглашением на танец: крик ужаса, обморок, попытка убежать и скрыться в толпе или...
- Чем же я отличаюсь от других масок? - его губ коснулась чуть заметная улыбка.
- Ваш костюм, должно быть, привлекает внимание...
- Почему бы не выглядеть на маскараде оригинально?
Кристина даже не заметила, как ее рука оказалась на плече маэстро, он подхватил девушку за талию и они закружились среди танцующих.
- Кто-нибудь может догадаться...
- О чем, мой ангел? О том, что я читаю рассказы господина Эдгара По?
Его извечная легкая ироничность обезоруживала, а загадочная полуулыбка под непривычной маской действовала завораживающе.
- Даже если бы я явился сюда в костюме Призрака Оперы, вряд ли бы это кого-нибудь сильно заинтересовало. Вот один, посмотри, - он показал глазами на промелькнувшую мимо пару.
Оглянувшись, Кристина не смогла сдержать тихого смеха.
- Ты не видела ни одного? Я встретил уже троих, - также тихо рассмеялся Эрик. - Этот еще не самый комичный.
Мужчина, на которого указал маэстро, был ниже него на голову с заметно выделяющимся под черным глухим сюртуком брюшком; невероятно широкий плащ доходил маскарадному Призраку до колен - в танце плащ развивался подобно крыльям летучей мыши, - белая сплошная маска с нарисованным оскалом закрывала лицо, а на голове красовалась большая черная шляпа с полями и плюмажем из перьев.
- Ох! - его слова чуть не заставили девушку, забыв приличия, расхохотаться в голос.
Как можно бояться этого человека, в глазах которого плещется столько ума и веселья, столько беззлобной иронии и согревающего сердце тепла?
- Кристина, у меня не было возможности сказать тебе, как я рад твоему успеху в "Луизе". Это было лучшее исполнение, какое мне приходилось слышать. И все же я боюсь, что тебе будет нелегко справиться с новой ролью.
- Какой, маэстро?
- Со следующей недели начнутся репетиции "Дон Жуана".
Разговаривая и танцуя, Эрик не забывал время от времени окидывать зал быстрым взглядом, он не хотел, чтобы их разговору грубо помешали. Правда, желающих перехватить даму - что в принципе не возбранялось на маскараде - у Красной Смерти пока не наблюдалось.
- "Дон Жуана" Моцарта или вашего "Дон Жуана"?
- Моего, Кристина.
- Но как же..., - она едва не задохнулась от радости: его волшебную музыку услышат люди! - Разве я смогу?
- Обязательно, если мы возобновим наши занятия, - заметив, мелькнувшую в ее глазах тень страха, Эрик спросил:
- Скажи мне, что ты все-таки увидела на зеркале?
Даже сквозь прорези маски было видно, как округлились ее большие карие глаза.
- Вы не знаете?..
Лебер скорее понял по движению губ, чем уловил на слух ее слова. Разговаривать под звуки громко играющей музыки совсем непросто, они то и дело наклонялись друг к другу, точнее Эрик наклонялся, а Кристина тянулась вверх.
Он покачал головой в знак отрицания и краем глаза уловил, как сквозь круговорот пар к ним пытается пробиться мужчина в костюме драгунского офицера начала века, это был Рауль. Эрик плавно повел Кристину к выходу в соседний зал.
- Тебя ищет господин виконт, не оглядывайся, - предупредил он.
- Маэстро...
- Я буду ждать тебя, мой ангел.
Танец окончился.
- Благодарю вас, мадемуазель, - он чуть коснулся губами кончиков ее пальцев, поклонился с изяществом светского льва и исчез в смежном зале.
Музыка не успела заиграть вновь, как возле Кристины появился Рауль.
- Кто этот человек, Кристина?
Виконт подошел сзади, от его резкого тона девушка вздрогнула и обернулась.
- Тот, с которым ты танцевала сейчас, - отвечая на ее недоуменный взгляд, уточнил он. - Не говори, что ты его не знаешь. Я видел, как вы шептались.
- Рауль, ты напугал меня. Мы просто разговаривали о костюмах, - нашлась она.
- О каких костюмах? - несколько опешил и сбавил тон виконт.
- О маскарадных, конечно! Каких же еще? Ты уже поговорил со своим другом? Тогда идем танцевать!
Кристина сама подхватила поклонника под руку и под звуки мелодии Венского вальса повлекла его в центр зала.
Глава XVIII
Он с досадой бросил перьевую ручку на лист бумаги, над которым сидел уже не меньше четверти часа. Чернила брызнули, черная с фиолетовым оттенком, похожая на ехидную кривую ухмылку клякса растеклась по единственной, сделанной им надписи: "Дорогой кузен!" Одна крохотная капелька попала на манжет сорочки, заметив это, Рауль недовольно скривился: он совершенно теряет контроль. Нет, ответить сегодня Филиппу он не в состоянии. Учитывая степень родственной теплоты их отношений, писать графу лучше в спокойном расположении духа и с ясной головой.
Семейная история де Шаньи чем-то отдаленно напоминала измышления господина Александра Дюма старшего. Отцы Рауля и Филиппа были близнецами, поэтому вопрос о наследовании титула и состояния, вставший лет тридцать тому назад, оказался болезненным и даже драматичным. Граф Максимилиан де Шаньи любил обоих своих сыновей, поэтому имущество и деньги он разделил между ними поровну, хотя это и не совсем соответствовало освещенной веками традиции. Но титул разделить было невозможно: графом стал дядя Рауля Леон де Шаньи. И если братья в свое время отнеслись к решению отца достаточно спокойно - во всяком случае, так они говорили своим детям - между Раулем и Филиппом стойкая неприязнь возникла если не в младенчестве, то ненамного позже. Филипп был старше пятью годами и не упускал случая продемонстрировать свое превосходство, как в возрасте, так и в положении. После смерти отцов - оба брата не дожили до сорока - отношения между кузенами, как и следовало ожидать, не улучшились. Переносили они друг друга с трудом, стараясь общаться по переписке и то раз в полгода, к счастью, Филипп большей частью жил заграницей.
Рауль скомкал и выбросил испорченный лист в корзину для бумаг, а письмо из Рима убрал в ящик стола. Когда мысли заняты женщиной, бесполезно пытаться решать семейные проблемы. Он резко отодвинул кресло, встал и начал мерить кабинет шагами: движение успокаивало и помогало умственному процессу. Распахнутый светло-коричневый с желтыми обшлагами шлафрок яростно развивался на поворотах.
Временами он совершенно переставал понимать ее. Эти странные перепады настроения, переменчивость решений. Месяц назад Кристина боялась без сопровождения даже подходить к своей комнате, а теперь ей взбрело в голову во что бы то ни стало вернуться туда. С одной стороны, Рауля это устраивало: постоянное присутствие рядом Мэг и мадам Жири стесняло его и мешало осуществлению разгорающихся желаний. А, с другой, наводило на тревожные размышления. Кого на самом деле мечтает принимать в своей комнате новая примадонна Оперы?
Сомнения не покидали его. Разве он мог не видеть, как смотрят на Кристину мужчины, когда они вместе заходят в кафе или прогуливаются по улице. Ее очаровательная улыбка, нежная белая кожа, роскошные локоны, огромные наивные глаза, стройная, гибкая фигура - совершенный образ юной невинности. Может ли он оставить кого-нибудь равнодушным?
Да и в театре достаточно разного сброда. Человек в красном - кто он? Случайный посетитель маскарада? Ревность не позволяла поверить в успокоительную ложь. И тот загадочный голос... Виконт де Шаньи вновь и вновь старался припомнить внешность ведущих артистов оперы - певцов и танцоров балета. Может быть, Кристина тайком дарит своей благосклонностью кого-то из них? Не потому ли девушка так холодна и неприступна? Мысль вызывала болезненное чувство обиды и возмущения. Он, потомок графского рода, тратит столько времени и усилий, а какой-нибудь второсортный тенор срывает сладкие плоды, в которых ему отказано? Ни Пьянджи, ни Дебалье не могли скрываться под маской Красной Смерти. Дородность одного и невысокий рост другого снимали с первых солистов возможные подозрения. Такого длинного танцора в балетной труппе покровитель Оперы тоже не приметил, но среди исполняющих вторые партии певцов двое или трое - прежде он не обращал на них пристального внимания - вполне, на его взгляд, подходили.
Не то от быстрой ходьбы, не то от подогревающих кровь размышлений Раулю стало жарко: пот выступил на лбу. Виконт вытер его платком и в изнеможении рухнул в ближайшее кресло. Он бы открыл одно из окон, но те были плотно закупорены, вызывать слуг с инструментом не хотелось. Мысли упорно возвращались в одно и то же русло, сметая все препоны, как упрямая мелководная речка, перегороженная неумело сооруженной детьми плотинной.
Завести любовника вне Оперы, шансов у Кристины было мало. Театр она покидала нечасто и, в основном, в его сопровождении. Но как она могла выбрать кого-то другого? Возможно ли быть такой жестокой к тому, кто изнывает от тоски и любовного томления! Довольно прикрываться разговорами о детской дружбе и Призраке Оперы: либо она принимает его как мужчину, либо...
Но что должно последовать в случае ее отказа, Рауль и сам не знал. Он чувствовал, что не в силах расстаться с превратившейся в соблазнительную как античная нимфа красавицу Крошкой Лотти.
Рауль вскочил, подошел к звонку и резко дернул за шнур, вызывая прислугу.
- Ваше сиятельство звали? - с поклоном спросил появившийся через минуту на пороге кабинета вышколенный мажордом.
- Да, - против воли его голос прозвучал излишне раздраженно. - Вели закладывать карету, Марсель.
- Слушаю, ваше сиятельство.
Вслед за слугой виконт де Шаньи вышел из кабинета и отправился переодеваться для визита в Оперу.
Три дня Рауль взвинчивал себя терзавшими сердце, словно крючья средневекового палача - тело осужденного преступника, ревнивыми мыслями. Пора, наконец, откровенно поговорить с Кристиной.
* * *
Бедный Эрик! Каким беззащитным и в то же время готовым выдержать любой удар (непостижимое сочетание!) он выглядел в тот момент, когда, уступая ее отчаянной просьбе, согласился вновь снять маску и... парик. Он сам признался, что носит его. Несчастные наросты не ограничивались лицом, они захватывали область на правом виске и над ухом, волосы там не росли. И все равно он ничуть не походил на тот ужасный хохочущий череп, что привиделся - все-таки привиделся! - ей в бреду. Со своими собственными темно-каштановыми волосами он казался моложе, чем в черном парике, не таким строгим и загадочным. Кристина мечтательно улыбнулась томительно-нежному воспоминанию.
- Эрик!
Она смотрела на него широко распахнутыми, удивленными, но не испуганными глазами.
- Я безобразен, это правда, мой ангел, - его голос прозвучал вновь напряженно и несколько глуховато. - Еще уродливее, чем ты могла представить.
Он сидел, развернувшись боком к клавиру органа, на котором недавно аккомпанировал Кристине, девушка стояла рядом и смотрела на него сверху вниз.
- Как ужасно обошлась с вами судьба. Так несправедливо...
- Не нужно жалеть меня, Кристина.
- Я жалею не вас, мне жаль людей, которые вас не знают.
- Ты ошибаешься, мой ангел...
Девушка подняла руку, легонько коснулась его волос, улыбка тронула ее губы и отразилась в глазах - сначала в ее, потом в его. Он осторожно перехватил ее ладонь и поднес к губам. Сладкая истома прокатилась по позвоночнику, Кристина вздрогнула - таких ощущений она никогда не испытывала ни от дежурных "прикладываний к ручке" ставших невероятно внимательными и обходительными директоров, ни от полушутливых дружеских поцелуев в щечку обожавшего свою жену и детей редкостного однолюба Дебалье, ни от далеких от целомудрия лобзаний Рауля.
Он встал, растеряно заглянул во влажно блестящие глаза Кристины и отпустил ее руку:
- Прости, тебе неприятно...
Ну, как же он ничего не понял!
Быстро протянув руку к его изуродованной щеке, Кристина не позволила Эрику отвернуться, горло перехватил спазм, она отрицательно покачала головой. Несколько секунд они неотрывно смотрели друг другу в глаза, тонули в них, то ли проваливаясь в бездонную пропасть, то ли возносясь в заоблачную высь. Их губы встретились - вселенная взорвалась фейерверком сияющих огней и осыпалась под ноги алмазной россыпью звезд.
* * *
Весь день юная примадонна опасалась появления покровителя Оперы: произошедшая между ними на следующее утро после бала размолвка - он все же не успокоился и продолжал допытываться о том, с кем она танцевала - оказалась кстати. Когда Кристина устала отнекиваться и выслушивать его обвинения, она сказала Раулю правду:
- Ты действительно хочешь знать? Хорошо. Это был Призрак Оперы.
Конечно, он не поверил. Подумав, что девушка над ним смеется, виконт выскочил из ее комнаты, в которую она только что вернулась - даже вещи разобрать не успела, - громко хлопнув дверью. С тех пор его не было видно в Опере уже два дня. Насколько Кристина успела изучить характер повзрослевшего друга детства, он вот-вот должен был вернуться. Объясняться с ним она не испытывала ни малейшего желания, он не хотел понимать, что нравится ей (или уже не нравится?) лишь как друг. Его назойливое присутствие становилось все более утомительным. Рассказывать ему о Призраке Оперы было бесполезно, тем более, что теперь Кристина передумала посвящать виконта в тайну Эрика. Может быть, к лучшему, что раньше он упорно отказывался ее выслушать.
Виконта интересовала только его собственная точка зрения на окружающее - простая и ясная. Осведомившись однажды у Андрэ, не беспокоит ли дирекцию вымогатель, Рауль вполне удовлетворился его ответом в том смысле, что, видимо, это была просто чья-то шутка. Стоило Кристине заикнуться о Призраке, и аристократ поспешил рассказать девушке о разговоре с директором, дабы лишний раз подтвердить свою правоту и посмеяться ее нелепым страхам.
К немалой радости Кристины, Рауль, вероятно, решил выдержать паузу.
* * *
Вечером Эрик попросил разрешения войти в ее комнату, он был в парике, но без маски. Элегантный темно-серый костюм сидел на нем идеально и, на взгляд девушки, шел ему гораздо больше устрашающих маскарадных нарядов, будь то Красная Смерть или Призрак Оперы. Последний она теперь тоже воспринимала как приложение к роли. Эрик вовсе не должен быть Призраком, он может стать другим.
Но расспрашивать его накануне о жизни, в которой, наверное, было немало грустных и трагических страниц, не поворачивался язык - так не хотелось нарушать волшебство окутавшей их души нежности. Они говорили только о музыке, о будущей постановке его оперы, о том, какие ошибки заметили на репетиции, оба как дети смущенные поцелуем и бесконечно счастливые. Второй раз Эрик поцеловал Кристину на пороге ее комнаты, где они, не решаясь расстаться, простояли около часа...
Как только он оказался по эту сторону зеркала, их руки соединились в красноречивом порыве, взгляды встретились.
- Кристина, - он заметно волновался. - Я должен сказать... Я люблю тебя. Не отвечай сейчас...
- Маэстро!.. Эрик...
- Пожалуйста, мой ангел... подумай, захочешь ли ты быть рядом со мной, сможешь ли вынести направленные в нашу сторону удивленные, насмешливые, циничные взгляды посторонних людей.
- Я...
- Это трудно. Поверь, я знаю. И я намного старше...
- Пусть, - прошептала Кристина.
Он нежно обнял ее, несильно прижав к груди. Их поцелуй был долгим, кружащим головы и заставляющим, сладко замершие в первый миг сердца, биться неистово и страстно.
- Я должен уехать...
- Нет!
- На три-четыре дня, мой ангел. Возьми его, пожалуйста.
Эрик выпустил девушку из объятий, достал из кармана зеленую бархатную коробочку и вложил ее в руку Кристине. Она открыла футляр, внутри лежал золотой перстень с одним крупным изумрудом и четырьмя маленькими бриллиантами. Камни блеснули в лучах света от горящих по обе стороны зеркала газовых рожков.
--
Какое дорогое. Зачем?
Она подняла на Эрика удивленный и вопрошающий взгляд.
--
Я прошу твоей руки, Кристина. Но не хочу тебя торопить. Ты скажешь мне о своем решении, когда я вернусь. Хорошо? - он улыбнулся - ответ читался в ее просиявших глазах уже сейчас.
--
Да, Эрик. Куда вы едите?
- В Нант. Я опять не успел тебе ничего рассказать, - извиняющимся тоном сказал он. -Через два часа уходит мой поезд. Ты позволишь надеть тебе кольцо?
* * *
Вагон вздрогнул, колеса, словно нехотя повернулись раз, другой и ритмично застучали о рельсы, вокзальные огни поплыли мимо, заставляя вспыхивать, гаснуть и снова вспыхивать морозные узоры на оконном стекле. Эрик откинулся на мягкую стенку купе и с удовольствием закрыл бы глаза, чтобы погрузиться в собственные противоречивые мысли и чувства. Он был счастлив, невероятно, невозможно счастлив. От этого, перехлестывающей через край ощущения даже становилось немного страшно. И в то же время мучительная тревога сжимала сердце недобрым предчувствием. Как не хотелось ему уезжать! Но он обязан был присутствовать при завершении своего проекта, все проверить и подписать бумаги. Пятидневный запас морфина пришлось отдать Дени, от этого больше всего становилось не по себе. Что может прийти в голову безнадежно больному человеку в отсутствие какого бы то ни было контроля? Лебер убедил Кристину провести еще несколько ночей и желательно дней в комнате Мэг под любым предлогом. Времени было мало, и объяснить любимой причину странной просьбы он не успел бы при всем желании: он умолял, и она обещала. Хотя Эрик не думал, что Дени сумеет обнаружить и отключить механизм его ловушки, так ему было спокойнее. Существует и более простой способ попасть в комнату к одинокой девушке, например, открыв дверь с помощью поддельного ключа во время спектакля. От изобретательной мстительности Духа Оперы можно было ожидать чего угодно, начиная дохлыми крысами и заканчивая... После убийства Буке архитектор боялся представить, на какие еще поступки могут толкнуть Дени обида, ненависть и растущее отчаяние.
К сожалению, Лебер ехал не один. Напротив расположился седовласый мужчина с породистым аристократичным лицом, небольшие залысины на лбу придавали его строгому и удивительно моложавому лицу - морщин было совсем немного - внушительный вид мыслителя или государственного деятеля. Впечатление дополняли темные живые пронзительные глаза. Черный костюм по последней английской моде - однобортный короткий сак и прямые брюки - достаточно удобен в поездке, как видно, солидный господин знал в путешествиях толк. Попутчик ненавязчиво, как бы вскользь, но заинтересовано присматривался к Эрику, так, как умеют почти незаметно наблюдать за незнакомцами искушенные в общении с самыми разными людьми дипломаты. Он заговорил первым:
- Простите, месье, мне кажется, мы встречались. На приеме у барона де Вийяра, - уточнил седовласый аристократ. - Но, к сожалению, не были представлены.
Лебер выпрямился, учтивость требовала уделить внимание человеку, с которым ему придется провести вместе несколько часов. Действительно, он видел господина в доме заместителя министра, просто и тогда и сейчас его мысли по преимуществу были заняты делами сердечными.
- Морис де Кавиль, - представился тот.
- Луи Лебер, к вашим услугам, - Эрик чуть наклонил голову.
- О, я много о вас слышал, месье Лебер, - дипломат - (Лебер совершенно точно угадал род занятий попутчика) - позволил вежливой улыбке появиться на своем породистом лице.
Эрику оставалось гадать, от кого именно и по какому поводу был наслышан о нем отец мадемуазель Женевьевы.
Глава XIX
Репетиция давно закончилась, спектакля на сегодня назначено не было. В непривычно пустынных коридорах жилой части Оперы Рауль встретил стайку убежавших при его приближении юных учениц балетной школы и неприветливо взглянувшую в его сторону женщину - не то гардеробщицу, не то костюмершу, которую несколько раз мельком видел в апартаментах мадам Жири, когда там жила Кристина. Возможно, за закрытыми дверьми комнат жизнь била ключом: дружеские пирушки, любовные свидания, тайные интриги, драмы разбитых сердец и утраченных надежд. Но со стороны в этот зимний вечер Дворец Гарнье казался огромным сонным царством. Впрочем, виконта мало беспокоили тишина и немноголюдность, в провожатых покровитель Оперы не нуждался.
Остановившись перед комнатой Кристины, Рауль некоторое время прислушивался: никаких голосов - ни мужских, ни женских. Возможно, девушка читает. Он несколько раз заставал ее за этим занятием, и, говоря откровенно, подборка литературы немало его удивила: книги по истории и искусству вместо любовных романов. А однажды замеченная им на журнальном столике, заложенная примерно на середине черной атласной ленточкой "Философия искусства" Шеллинга просто сразила виконта наповал. Он хотел было поинтересоваться, кто советует читать такие книги оперной певичке и где она их берет, но что-то отвлекло его внимание, и вопрос так и не прозвучал.
На его сдержанный стук никто не отозвался. Рауль постучал настойчивее и громче. Никакого результата. Виконт оглянулся, поблизости не было ни души. Он быстро наклонился и припал ухом к замочной скважине. Тишина: ни звука, ни малейшего шороха не доносилось из комнаты Кристины. Сквозь отверстие для ключа не пробивалось даже слабого лучика, темно и пусто. Рауль выпрямился, на всякий случай еще трижды ударил кулаком по многострадальному дереву - разумеется, ничего не изменилось - и, озадаченный, привалился спиной к двери.
Было не похоже, чтобы девушка спала, он уже, наверное, разбудил бы ее. Где она может быть? Воспаленное воображение услужливо подсунуло душераздирающую картину: темная ночь, закрытая карета, Кристина садится в нее и уезжает прочь в сопровождении таинственного любовника в мрачном костюме Красной Смерти. Де Шаньи мотнул головой, отгоняя прилипчивое видение, - в последние дни он уже не раз представлял себе нечто подобное. Панический страх прокрался через затылок в основание черепа, спустился по позвоночнику, заставив виконта содрогнуться все телом: он не может ее потерять. Ни за что! Усилием воли Рауль заставил себя немного успокоиться. Все может быть гораздо проще и вовсе не так драматично. В надежде он быстрым шагом направился в сторону комнат мадам Жири.
* * *
- Нам нужно поговорить, Кристина.
Не слишком удивленная поздним посещением виконта мадам Жири позвала Кристину в гостиную и деликатно удалилась.
- Я слушаю, Рауль.
В домашнем шерстяном темно-синем застегнутом под самое горло платье девушка выглядела совсем юной и почему-то походила на благочестивую воспитанницу монастыря. Стоило виконту увидеть ее, волна желания захватила все его существо, он с трудом удержался от того, чтобы не заключить Кристину в объятия. Но все же следовало сначала объясниться: в последнюю встречу они расстались не лучшим образом. Очевидно, Кристина была на него сердита. Она быстро отняла левую руку после его поцелуя и, не глядя Раулю в лицо, присела не на софу, как надеялся разгоряченный поклонник, а в отдельно стоящее кресло, быстро прикрыв правую ладонь левой. Снимать кольцо Эрика Кристина не собиралась, но и показать его Раулю у нее не хватало смелости. Виконту больше ничего не оставалось, как занять другое кресло поодаль.
- Мы не могли бы пойти в твою комнату? - как мог мягко спросил Рауль. - Почему ты снова здесь? Ведь ты хотела вернуться к себе.
- Ты боишься, что нас подслушают? Что такого ты хочешь мне сказать? - не отвечая на его вопросы, Кристина поспешила задать свои.
Внезапная мысль пришла сейчас ей в голову: неужели Эрик просил ее ночевать у Мэг из-за возможных визитов Рауля? Но маэстро ничего не выспрашивал про их отношения, не устраивал ей сцен ревности, только при случайном упоминании о виконте - как тогда, на балу - в его тоне появлялись язвительные нотки, а в глазах мелькала тень неприязни. Нет, Эрик не мог угрожать убийством Рауля, он слишком благороден! Или же Ангел опасался кого-то третьего, тайного недоброжелателя, оставившего напугавшую ее надпись? Кажется, он единственный поверил в то, что слова на зеркале Кристине не померещились, и не пытался убедить ее, будто она просто нервная барышня.
- Я не понимаю, что с тобой происходит. Кто стоит между нами, Кристина? Ответь мне, - Рауль чувствовал, что начинает закипать, но все еще сдерживался.
Все-таки она была невероятно странной, даже загадочной девушкой, окутанной какими-то непонятными тайнами. Или это театральная атмосфера придавала ей ореол мистичности и загадочности? Как будто раньше он не водил знакомств с актрисами! Правда, из Комеди Франсез, а не из Оперы... Но какая, в принципе, разница?
- Нашей дружбе никто не препятствует, Рауль, - она чуть заметно повела плечами. - А больше между нами ничего быть не может.
Кристина подняла взгляд и твердо посмотрела в глаза бывшему другу детства.
- Я не могу так, мы уже не дети... Я люблю тебя, я хочу быть с тобой. Ты должна меня понять, наконец! Если ты так настаиваешь, я даже готов на тебе жениться, - неожиданно для самого себя выпалил потомок графского рода.
- Я вовсе не настаиваю. Не нужно жертв, господин де Шаньи.
Кристина резко встала, словно в ней распрямилась сжатая пружина, глаза сверкнули гневом. Предложение руки в таком тоне звучало настоящим оскорблением:
- Оставьте меня, месье!
- Кристина! Прости! Прошу! - с непритворным отчаянием воскликнул он.
Поняв, что совершил ужасную оплошность, Рауль бросился на колени. Неотрывно глядя в ее ставшее холодным и отчужденным лицо, он прополз отделявшее их расстояние по густому ворсу ковра и схватил девушку за руки. Ошеломленная, Кристина не успела их отдернуть. Вцепившиеся в ее ладони пальцы Рауля ощутили что-то постороннее, жесткое и неприятно его кольнувшее. Молодой человек опустил взгляд:
- Откуда это кольцо? - побелевшими губами прошептал он. - Кто дал тебе его? Кто?!
- Господин де Шаньи, я прошу вас оставить меня. Вы должны понимать, что между нами теперь действительно все кончено. Мне жаль...
Вырвав руки из тисков его ладоней, Кристина всхлипнула и убежала в комнату Мэг. Его отчаяние, едва не выступившие на глазах слезы вызвали в ее сердце острое чувство жалости: он принял ее основанную на воспоминаниях прошлого симпатию за проявление чего-то большего, ее неспособность сказать твердое "нет" - за луч надежды... Как же она виновата, и как ужасно все получилось!
Рауль, пошатываясь, поднялся на ноги. Что значат эти слезы? Если она равнодушна к нему, то почему заплакала? Не попала ли девушка в лапы коварного шантажиста? Может быть, ей на самом деле кто-то угрожает? А он, ослепленный ревностью, не слушал ее, не попытался докопаться до истины... Продолжить выяснение обстоятельств сейчас, здесь казалось немыслимым: наверняка, мадам Жири и Мэг прислушивались к их разговору. Краска начала медленно заливать его бледное лицо. Виконт поспешно покинул гостиную, решив вернуться завтра, и положить конец всем сомнениям и тайнам.
* * *
На этот раз Кристина не стала забирать большинство вещей из комнаты, только самое необходимое. Поэтому днем она заходила к себе, чтобы переодеться, взять книгу или забытую второпях пуховку. Но сейчас ей хотелось просто немного побыть одной. Через полчаса нужно будет начинать одеваться и накладывать грим к спектаклю.
Вчерашнее объяснение с Раулем оставило тягостное впечатление. Она не сразу смогла объяснить не знающей, как утешить ее, подруге, что же произошло. Да и сама Кристина никак не могла понять, что случилось с тем веселым, добрым, все понимающим мальчиком, с которым она когда-то дружила. Теперь его ужасно беспокоил вопрос наследования титула. Виконт не преминул рассказать давней подруге о своих надеждах: его кузен, граф Филипп де Шаньи, женатый уже семь лет до сих пор не имеет детей, законных, по крайней мере. К тому же, Филипп ведет разнузданный образ жизни, он уже промотал большую часть полученного от отца состояния и вынужден выставить на продажу замок де Шаньи. Рауль столько раз говорил о том, что Филипп не достоин доставшегося ему титула, что можно было не сомневаться: виконт приложит все усилия, чтобы выглядеть на фоне кузена истинным аристократом. Поэтому у Кристины и мысли не возникало, что виконт когда-нибудь сделает ей предложение. Она не ждала этого и не жаждала. Но, видимо, она вела себя неправильно, если Рауль смог прийти к заключению, будто она вынуждает его жениться. Какая нелепость!
Отперев ключом дверь, Кристина зашла в комнату. Девушка зябко поежилась: камин был не топлен уже два дня, помещение остыло. Оставаться здесь долго не следовало, если только не вызвать истопника. День стоял пасмурный, серый, вполне соответствующий ее подавленному настроению. Скоро начнет смеркаться.
Кристина подошла к туалетному столику, скорее по привычке, нежели по какой-нибудь действительной надобности. На почти опустевшей столешнице - духи, румяна, пудру и коробку с театральным гримом она сразу отнесла к Мэг - лежал сложенный пополам листок размером в четверть обычной почтовой бумаги.
Девушка стремительно протянула руку и развернула письмо. Это была всего лишь коротенькая записка, но даже самое длинное и велеречивое послание не могло бы заставить ее сердце забиться так радостно:
"Я вернулся, мой ангел. Буду ждать тебя сегодня после спектакля".
Боже, какой все-таки смешной у него почерк! Той же рукой была написана инструкция, что передала ей мадам Жири, когда Кристина только готовилась к роли Луизы Миллер. Во всем не может быть идеален даже гений.
В дверь постучали, и тут же она открылась - Кристина забыла запереть ее. Девушка едва успела положить записку обратно и накрыть сложенным веером, ничего более подходящего под руку не попалось.
- Рауль? - ее голос прозвучал нервно и даже испуганно.
- Кристина.
* * *
Прятаться в пыльном закутке под лестницей было неприятно и унизительно. Протискиваясь в узкую щель между стеной комнаты Кристины и ступенями, Рауль едва не порвал фрак, но выбора у него не было.
Длинный и напряженный разговор ничего не дал. Девушка отказывалась от прямых объяснений, сказав, что имя ее жениха никоим образом его не касается и ничего ему не скажет. Ее жениха! Единственное, чего ему удалось добиться - ее извинений в том, что невольно она подала ему ложную надежду, не испытывая иных чувств, кроме дружеского расположения. Однако теперь, когда она связана с другим человеком, им лучше прекратить всякие отношения.
Слышать это было невыносимо. Неужели он мог так жестоко ошибаться! Все демоны преисподней вцепились ему в сердце, разрывая его на части. Откуда взялся этот таинственный жених? И почему не появится открыто и честно? Что можно скрывать, если речь идет о браке, а не о подарке от любовника? Или все-таки это не обычный человек, а какая-то темная личность, имеющая над девушкой необъяснимую, страшную власть?
В последней надежде Рауль рискнул зайти с другой стороны, напомнить Кристине о ее страхах и Призраке Оперы.
- Почему вы вдруг поверили в эти сказки, господин де Шаньи? - она упорно продолжала обращаться к Раулю на вы.
- Потому что честные люди не скрывают своих намерений и не прячутся тогда, когда им следовало бы показать свое лицо!
- Что?
Отчего-то его высокопарный фразеологизм страшно смутил Кристину, кажется, он сам того не зная, попал в какую-то болезненную точку. Он точно мог бы добиться сейчас некоего важного признания, но их бесцеремонно прервали.
Коротко постучав и извинившись с таким видом, словно делала присутствующим одолжение, в комнату вошла мадам Жири.
- Тебе пора одеваться, Кристина. Простите, господин виконт, до звонка осталось три четверти часа.
- Я иду, мадам Жири.
Девушка поспешила к выходу, стремясь быстрее скрыться от внимательного и странно возбужденного взгляда Рауля.
Задержавшись на пару секунд у нее за спиной, отвергнутый поклонник сделал то, что давно хотел, но не имел возможности. Еще только войдя в комнату, виконт заметил, как Кристина что-то поспешно прятала. Хотя девушка во время разговора старалась загородить от него столик, Рауль рассмотрел высовывающийся из-под веера белый уголок маленького листа. Перед тем, как пойти к выходу вслед за Кристиной, он успел протянуть руку, вытащить записку и зажать ее в кулаке.
Покинув ложу в начале последнего акта, Рауль занял свой наблюдательный пост. Он рассудил, что соперник намеревается проникнуть в комнату юной примадонны именно до окончания спектакля и ждать ее внутри.
Шагов он не слышал, поэтому звук вставляемого в скважину ключа заставил Рауля вздрогнуть от неожиданности. Как только дверь тихо скрипнула, виконт скользнул в щель, и схватился за ручку почти закрывшейся перед его носом двери. С силой дернув дверь на себя, он бросился внутрь и тут же налетел на едва различимую в слабом, падающем из коридора свете черную тень. Тень была осязаема и в то же время почти бесплотна: некто неправдоподобно худой и костлявый в черном плаще с капюшоном, из-под которого таращился ужасный белый череп. В руках привидение держало какую-то склянку, выпавшую и разбившуюся вдребезги от столкновения с Раулем.
* * *
Не пройдя и половины коридора, Кристина увидела, что дверь в ее комнату приоткрыта. Встревоженная, она ускорила шаг, но у порога на секунду замерла в нерешительности. Внутри было темно. Наконец, она потянула дверь на себя и, кое-как сдерживая нахлынувшую дрожь, заставила себя войти. Девушка нащупала выключатель газового освещения, повернула его. На полу валялись опрокинутая этажерка и перевернутый на бок журнальный столик, несколько разбитых ваз с цветами, разлетевшийся на части графин для воды и два канделябра. Посреди этого хаоса ничком лежал Рауль, по его светлым волосам на затылке сочилась кровь. Кристина громко вскрикнула и прижала ладони ко рту.
Глава ХХ
Казалось, он попал в страшный сон, в безумный ночной кошмар, где все перевернулось с ног на голову, изменилось с точностью до наоборот и, как водится, в худшую сторону.
Опустевшая комната Кристины встретила его промозглым холодом. Не только личные вещи, но и большинство предметов мебели исчезли. Кровать без полога и даже без матраса, журнальный столик с отломанной ножкой, пустой плательный шкаф с распахнутыми дверцами и два тяжелых кресла - вот все, что осталось от некогда уютной обстановки жилища его ангела.
Потрясенный и растерянный, стоял он посреди этой немой пустоты с розой в руках и расширившимися от ужаса глазами смотрел на большое черное неправильной формы пятно на полу. Эрик присел на корточки: так и есть - паркет обуглен кислотой. Холодный пот выступил на висках.
Нестерпимая боль пронзила забывшее о своей обязанности перекачивать кровь сердце. Перевязанная черной атласной лентой роза выпала из разжавшейся ладони, лепесток цвета артериальной крови оторвался от основания и спланировал в центр зловещего пятна.
Откуда здесь могла взяться кислота? Ответ был очевиден - Дени: на складе у Эрика можно было раздобыть не только спирт и щелочь. Обычно, ожидая возвращения Лебера, Дени слонялся неподалеку от озера. На этот раз он не встретил своего покровителя, зайдя к нему "домой", Эрик его также не застал. Оставалось предположить, что, сознавая свою вину, несчастный изгой где-то прячется и появится только тогда, когда действие морфина закончится и боль станет невыносимой. Разыскивать Дени по всему подземелью Оперы было бесполезно. Лебер чувствовал, что, попадись тот ему на глаза в эту минуту, он способен убить своего подопечного голыми руками. Но сейчас Эрика интересовала только Кристина.
Что с ней? Жива ли? Охваченный страшной тревогой он бросился к двери. Конечно же, та оказалась заперта. Что делать? Куда идти? Кто расскажет Призраку Оперы о произошедшем в театре несчастье? Впрочем, он был без маски, в обычном уличном темно-синем сюртуке и черных брюках - странный, уродливый незнакомец, который вдруг начинает задавать вопросы о молоденькой примадонне... Но Леберу было все равно, что подумают о нем встреченные в коридорах артисты и работники театра, он готов был ворваться в директорский кабинет и вытрясти сведения из администраторов, появится перед Франсуазой, Мэг Жири или Карлоттой Гуардичелли. Вернувшись в коридор за зеркалом, Эрик уже через десять минут оказался в одном из складских подвалов.
Перетаскивающие реквизит рабочие не особенно присматривались к высокому господину, не весть за какой надобностью забредшему в подсобные помещения Оперы. Вскоре он вышел в коридор, ведущий к сцене. И здесь ему повезло, среди спешащих в разные стороны плотников, декораторов, уборщиц, музыкантов оркестра, танцоров балета, хористок и прачек - в театре царила обычная повседневная суета - Эрик заметил мадемуазель Жерарду. Нагруженная ворохом платьев костюмерша, видимо, возвращалась из гримуборной сеньоры - примерки итальянской примы давно стали притчей во языцах. Держась на некотором расстоянии, Эрик последовал за Жерардой. Внимания на него обращали не больше, чем на любой парижской улице: посмотрят в лицо и отведут взгляд, два-три человека удивленно оглянулись, кто-то кивнул собеседнику в его сторону - ничего необычного. Как он и ожидал, костюмерша зашла в одну из гардеробных.
- Добрый день, мадемуазель Жерарда.
Она вздрогнула от неожиданности и обернулась: занятая развешиванием платьев, Жерарда не услышала, как кто-то вошел в помещение. Высокий, хорошо одетый господин с лицом, наполовину обезображенным какими-то жутковатыми наростами, и лихорадочно блестящими глазами был ей совершенно незнаком.
- Что вам угодно, месье? Вы из полиции? - с некоторым сомнением спросила она.
* * *
Это было чудо, что Кристина не пострадала! Ну, почему она не послушала его, зачем осталась в своей комнате! Несмотря на уверения Дени, будто он хотел всего лишь испортить ее платья, Эрик не сомневался - целью безумца был вовсе не гардероб девушки. Слишком злобно и в то же время торжествующе поблескивали глаза Духа Оперы. На этот раз он все-таки сумел разлучить их.
Из слов костюмерши следовало, что полиция ищет вора, пытавшегося похитить дорогое обручальное кольцо мадемуазель Дае и при этом напавшего на ее жениха - господина виконта де Шаньи. Слушая этот чудовищный бред, Эрик с трудом сохранял самообладание.
Он помнил блестящие от слез расставания глаза Кристины, их поцелуи, прикосновения рук, и ее жест, что он увидел, оглянувшись на пороге: она поднесла к губам ЕГО кольцо. Так не может претворяться и самая великая драматическая актриса! О, нет, не с ним. Испытывая отвращение к уроду, изобразить любовь и нежность?.. Зачем? Он верил в искренность ее чувств... и ничего не понимал: голова раскалывалась от боли, душа исходила беззвучным криком отчаяния.
Кто придумал эту нелепую историю о воре? То ли виконт не рассмотрел Дени, то ли намеренно скрыл от полиции тот факт, что встретился с Призраком Оперы. Не хотел стать предметом насмешек? Может быть. Скрыл от полиции, но рассказал Кристине...
Эрик швырнул недопитым бокалом в стену пещеры, звякнув о камень, тот разлетелся тысячей хрустальных осколков, как и его короткое счастье. Какой чудовищной ложью могли показаться ей все его слова! Лебер почти осушил бутылку коньяка, но хмель не брал его.