Голые влажные от недавнего дождя ветки хлестали по рукам и лицу, оставляя красноватые тонкие полосы на светлой коже.
Сарафан цеплялся за корни деревьев и низкие кустарники, мешая бежать, а подол его давно обтрепался и вымок, но это было неважно. Девушка упорно стремилась вперед. Слезы застилали ее глаза, мешали разглядеть дорогу, и без того скрытую ночной тьмой.
Со стороны можно было бы подумать, что кто-то гонится за девушкой в этой страшной ночной темноте, но это было не так. Дорога, ведущая в деревню, была пустынна и безлюдна.
Впереди за ветвями полу облетевших деревьев заблестела тихая река. Камыши лениво покачивались, а на водной глади подрагивала и переливалась лунная дорожка.
Девушка остановилась, утерла заплаканные глаза, провела рукой по волосам - распущенным, растрепанным, даже платок давно слетел и потерялся где-то.
Она пошла шагом, мягко ступая босыми ногами по влажному мху. Деревья расступались, точно пропуская ее. Над головой, тихо шурша крыльями, пролетела летучая мышь.
Река в этом месте текла ровно и неспешно, но это спокойствие было обманом. Уже не один человек сгинул здесь, поддавшись умиротворению воды. Дед Боян часто рассказывал о том, что того, кто ночью придет к переправе водяной непременно утащит к себе, в подводное царство. "Если молодец - будет стражем, царство охранять, чужих не пускать. Если девица - быть ей русалкой - хохотуней, баловницей".
Вокруг стояла почти оглушающая, неестественная тишина. Даже лягушки в зарослях осоки притихли.
Пройдя на шаткий мостик, девушка остановилась. Слезы продолжали катиться из ее глаз, но она не утирала их больше.
"Пусть так! - промелькнуло в голове. - Пусть русалкой! А так, как сейчас не хочу больше, не могу!"
Не медля больше не секунды, боясь передумать, девушка шагнула с мостика в водную гладь. Холодная вода обволокла ее тело, сарафан надулся, точно парус, но быстро намок и обмяк. Ноги ее увязли в мягком иле, но тут же провалились дальше, на глубину. Она попыталась выплыть, но не смогла. Не отдавая себе отчета, закричала. Холодная вода тут же хлынула в рот, заполняя собой легкие. Девушка сделала последний рывок к поверхности, к мертвенному свету луны, но тут же ослабела, глаза ее закрылись, и она пошла на дно. Последним чувством в ее гаснущем сердце было отчаяние, но и его сразу смыло ледяной водой.
*
Те немногие, кто видел Ее, называли Ее русалкой.
Она была нага и простоволоса. В волосах, некогда русых, а теперь бесцветно-серых, путались ажурные стебельки водорослей и речной песок. Кожа Ее была неестественно бледна, а в солнечный день даже светилась голубоватым оттенком. Глаза глубоко запали в глазницы и были почти прозрачными, как у слепого. Она была тиха, часто сидела неподвижно на берегу, глядя вдаль, но мыслей не было в Ее голове.
Но видели Ее единицы. Ее слух был, тоньше, чем у кошки, Она за версту слышала приближение незваных гостей и спешила нырнуть под воду или спрятаться в зарослях прибрежных кустов. Оттуда, из своего укрытия, она часами наблюдала за людьми, вглядывалась в их лица, слушала их смех и пыталась по жестам прочитать их мысли. А когда все уходили, снова выходила на берег и долго сидела на влажной сочной траве, бессмысленно смотря в одну точку.
Она была лишена чувств - не ощущала ни ласкающего тепла весеннего солнышка, ни студеного дыхания осеннего ветра, давно забыла запах цветущего шиповника и акации, и нежные соловьиные рели не трогали Ее сердце. Она давно умерла, но душа Ее в наказание за грех обязана была вечно скитаться в окрестностях реки, которая стала Ее последним пристанищем.
Века сменяли один другой. Менялись люди, обычаи, нравы. Менялась мода, язык, даже жесты и мимика становились другими. В Ее же мире все шло без изменений - изо дня в день, из года в год, из века в век.
С приходом осени, когда прибрежный лес становился гол и неуютен, а гладь реки начинала затягиваться тонким льдом, Она уходила под воду, зарывалась в ил и терпеливо ждала весны. Зимнее время тянулось бесконечно долго.
Иногда, очень редко, Ей удавалось задремать, и в такие моменты Она видела сны - воспоминания. Обрывочные, путанные, словно в лихорадке они кружились в Ее голове, и лишь одно воспоминание являлось четкой картинкой. Ей вспоминалось, как Она шла по пыльной раскаленной солнцем дороге. Сзади возвышается отцовская мельница и усеянное пшеницей поле. Впереди - родное село, маленькая новая церковь сверкает куполами маковкам, а из дома - даже в поле чувствуется - доносится вкусный сдобный аромат свежего хлеба. В этот день Она была как-то по-особенному счастлива - простым, тихим счастьем, счастьем человека, у которого нет беды.
Но видение быстро проходило. Она просыпалась и долго лежала с мучительной пустотой в душе, потому что дремать и видеть сны было для Нее непозволительной роскошью.
Весной, когда лед на реке кололся и таял, Она выходила на берег, шла в поля. Там Она встречала сестер. Они все были похожи на Нее: те же бесцветные волосы, обнаженные тела, вымазанные в иле, стеклянный взгляд водянистых глаз. Но все же они были иные, не такие, как Она. В их душах пылала ненависть, обида и жажда мщения. Они завидовали людям, их полной чувств и эмоций жизни - всему тому, чего они были лишены за свои грехи. Русалки, утопленницы, купалки, мавки - как только ни называли их люди - те немногие, которым удалось избежать их чар. Другие же навсегда упокоились на дне рек и озер.
Она не понимала злобы сестер. Она не хотела мести.
Однажды летом на Ее берег приехали люди. Они не видели Ее, потому что не верили в Нее, а Она сидела здесь же, на берегу, в зарослях осоки и камыша и наблюдала за ними.
Они были шумны и красочны. Их аура переливалась всеми цветами радуги. Они что-то кричали друг другу, когда разводили костер, а потом стали петь песни под гитару. Вскоре гитара им наскучила, и они включили магнитофон.
У Нее закладывало уши от их шума, но наблюдать за ними было лучше, чем лежать на дне реки, опутавшись водорослями.
Когда стемнело, люди уже были изрядно пьяны, но все еще шумны. Молодая пара скрылась в лесу, но этого никто, кроме Нее, не заметил. Не заметили приезжие пропажу еще одного своего друга. Лишь Она видела, как молодой парень, покачиваясь, направился вдоль берега. Он, наверное, плохо соображал, что делает. Она же почувствовала беду: внизу по реке, у переправы, расположилось царство Ее сестер, тех, других, которых Она часто встречала по весне в полях. Ночь - их время, сейчас они сильны.
Неслышно выскользнула Она из своего укрытия, и тихо, точно кошка, двинулась следом за парнем. Бесцветные глаза видели его силуэт в лесной тьме. Вода в реке зачарованно блестела.
В тот день Она спасла человека, буквально вырвала его из рук кровожадных сестер. Они шипели вслед, скалили острые зеленые зубы, бросались тиной и жутко завывали, но идти за Ней на берег не решались. Может не по себе им стало от Ее такого неправильного, нелогичного для русалки поведения.
Она вытащила мужчину в берег. Ей достаточно было лишь немного напрячь слух, чтобы различить слабое биение сердца в его груди. Значит, жив. Но все же хорошо, что он без сознания и к тому же сильно пьян. Она не хотела бы лишний раз попадаться на глаза людям.
Сестры злобно выглядывали из камышей, ожидая, что Она уйдет, и они кинутся на свою законную добычу. Но Она уходить не спешила - отошла немного в сторону, укрылась в ивовых ветвях и стала ждать.
Вскоре мужчина пришел в себя. Он непонимающе огляделся, с опаской посмотрел на реку, безмятежную и спокойную в отблесках луны, а потом поднялся и как мог быстро пошел назад, к друзьям, к дружественному свету костра.
Ушла и Она. Тихо прокралась к своему берегу и до утра просидела в камышах.
Это был не первый человек, спасенный Ею. Были и другие. Множество, великое множество несчастных: неудачливые пловцы, дети, пьяные, самоубийцы... Последних Она жалела особенно сильно, так как сама знала ту бездну отчаяния, которая охватывала их сердца.
Из всех спасенных почему-то ярче всех запомнилась юная девушка, сумеречным осенними вечером пришедшая на берег.
Она не плакала. Шаг ее был ровный и уверенный, и со стороны можно было подумать, что она пришла на берег по какому-то очень важному делу: найти ли потерянную днем безделушку или нарвать сочной травы для домашнего кролика.
Но девушка прошла к камышам и выкатила из них лодку. Лодка была ничейная или, лучше сказать, общая. Местная детвора плавала на ней днем, по утрам рыбаки частенько сплавлялись на ней вниз по реке, но все неизменно возвращали ее назад, в заросли камышей.
Девушка определенно была из местных, раз знала про лодку.
Она наблюдала за девушкой из камышей. Она видела, как та залезла в лодку, замочив при этом ноги в холодной осенней воде, видела, как веслом оттолкнулась от берега, и как лодка медленно неровно поплыла на середину реки.
В лесу стояла оглушающая тишина. Даже ветра не было. Но Она слышала все: и то, как испуганно билось сердце девушки, и то, как громко кричали ее мысли, хотя внешне она оставалась спокойной.
Девушка стояла в лодке несколько минут, будто решаясь на последний шаг. Наконец во взгляде ее отразилась мрачная решимость, и она, поправив рюкзак на плечах, сделала шаг краю.
Она неслышно подплыла к лодке и вынырнула прямо перед девушкой. Бледная, с тонкой голубой кожей, в ночной тьме Она наверняка казалась призраком. Хотя, по сути, Она им и была.
Девушка отшатнулась, упала на дно лодки, но не вскрикнула и взгляд не отвела. Глаза ее расширились от ужаса.
Она смотрела из воды. Что видела та несчастная девчонка в Ее глазах? Пустоту? Отчаяние? Сожаление? А может все сразу? Могла ли она прочитать в Ее взгляде то, о чем шептала Ее душа? О том, что сделав шаг в воду, выплыть не удастся. О том, что последним чувством перед смертью будет лишь ужас. О том, что смерть будет означать мучение и горе. Это раньше, когда люди еще верили в чудеса, утопленницы становились русалками и жили вблизи водоемов, ставших их последним пристанищем. Теперь же душа самоубийцы недолго задержится на земле, а отправится в ужасные места, выбраться и которых будет невозможно.
Все это хотела бы сказать Она той юной девушки, но говорить Она давно разучилась, да и нужды в этом не было: взгляд говорит красноречивей любых слов.
Девушка, дрожа всем телом, села в лодке и горько разрыдалась. Волосы упали на лицо.
Она мягко толкнула лодку плечом в направлении берега.
В воздухе запахло приближающейся грозой.
Девочка перестала плакать лишь, когда нос лодки зарылся в прибрежный песок. Спасенная неловко поднялась на ноги, перешагнула через борт, встала на землю. Она оглянулась на реку, но не увидела ничего, кроме мелкой ряби волн. Русалка скрылась в камышах так же бесшумно, как появилась. Постояв еще какое-то время на берегу, девушка побрела назад к деревне.
*
С первым весенним солнцем, с ранними молодыми листочками, с запахом тополей и берез, Ее не стало.
Та весна была особенно теплой и ранней.
Она, как обычно, проснулась с таянием льдов, стряхнула с себя ил и водоросли, выплыла наверх. Солнце осветило Ее бледное лицо, тонкую кожу, бесцветные глаза. Она потянулась, вдохнула воздух и... почувствовала аромат весны, аромат клейких почек, аромат оттаявших влажных полей. Это было настолько неожиданно, что Она испугалась. Что случилось? Неужели Она прощена?
Она подставила лицо ласковому солнцу, снова вдохнула ароматный воздух, услышала пение птиц.
Непривычная мысль метнулась где-то в сознании.
"Как хорошо..."
Но едва успев это подумать, Она вдруг вздрогнула и разлилась весенней водой. Река зажурчала, точно лесной ручей, ускорила бег. В ее глади отразилась улыбка девушки, которая когда-то была русалкой. Она была прощена.