"Меж совершеньем преступления,
И замыслом его, похоже всё
На наважденье, иль страшный сон."
"Юлий Цезарь" Шекспир

От возникшей рядом с ней тени исходил аромат сирени.
- Здравствуйте, мисс Уинтерс, - булькнул тихий голос. - Вижу, картина заинтересовала вас.
- Так и есть. К счастью, моя мать прислала довольно щедрый чек, поэтому я могу побыть немного экстравагантной и позволить себе безрассудные траты.

Пожилая женщина улыбнулась толстыми розовато-лиловыми губами и провела тонкими пальцами по густым волосам.
- Матери такие чудесные создания, за некоторым исключением, - проворковала она флегматичным голосом, указав обкусанным ногтем на картину. - Его мать вообще не понимала.
- Вы сказали, что его звали Джереми Блонд?
- Да. Нервный молодой художник с тёмными печальными глазами и бледным безжизненным лицом. У нас в Кингспорте полно таких, но я никогда не видела, чтобы кто-то выглядел настолько измученным, бедняга.
- И это единственная его работа, которая у вас есть?
- Только она. Остальное забрала его мать, у неё тоже был какой-то одинокий вид. Она ненавидела, что её единственный ребёнок решил стать художником и поэтом. Но когда он исчез, а его тело так и не нашли, то его искусство было всем, что осталось ей в память о сыне. Но эту работу она так и не увидела, потому что он подарил её мне. Я нашла маленькую фоторамку и вставила в неё картину. Значит, вы решили купить её у меня?
- Да, пожалуй, - ответила Кэтрин, неохотно отдавая картину. - Это ведь почти как экспериментальная фотография, такая нечёткая и сюрреалистичная. Фигура на плоту, она окружена тенью или призрачным туманом? А парящие над ней твари, словно стая первобытных психопомпов, если это чайки, то почему они такие жуткие? Его работа обладает удивительным, уникальным стилем. Сколько ему было лет?
- Почти что ребёнок, мисс Уинтерс. Но он был не по годам развит и полностью поглощён своими странными книгами.
- Оккультными книгами?
- Да, так оно и было. Когда он только приехал, то приходил сюда в поисках старых изданий классической поэзии, биографий поэтов и тому подобного. Но затем его заинтересовали местные легенды. Он часто слушал истории того пьяного мужлана, что живёт на крыльце пустующего коттеджа, где раньше обитал Страшный старик.[2]

Кэтрин подавила ликующую улыбку, когда пожилая женщина заворачивала картину в плотную бумагу.
- А Джереми тоже был поэтом, миссис Китс?
- Весьма своеобразным поэтом, как это часто бывает в нашем старом городке. Ах, подождите-ка минутку, - она достала большой запылённый гроссбух, открыла его на середине и вынула сложенный лист бумаги, который протянула Кэтрин.
- Я добавлю это к вашей покупке. Он назвал его одним из своих 'шекспировских сонетов', и, конечно же, это было таким же бредом, как и всё, что писал старина Уилл. Если можно так выразиться.
- Можно, - разрешила Кэтрин, аккуратно разворачивая листок. - Бумага выглядит такой древней и так необычно пахнет.
- Да, как-то раз он нашёл коробку, набитую писчей бумагой прошлого века, и был просто в восторге. Как же он тогда сказал? "Старинная бумага, на которой я буду писать свои старомодные стихи", что-то в этом роде. Вы когда-нибудь читали Оскара Уайльда, мисс Уинтерс? Так вот, Джереми выражался в манере, напоминавшей мистера Уайльда. Он принадлежал к другому времени и был слишком молод, чтобы казаться таким старомодным, в этом и заключался его парадокс. И вот однажды его забрали у нас, но кто, как и почему, мы никогда не узнаем. Есть многое на свете, что нам неведомо, мисс Уинтерс, не сомневайтесь.

Женщина забрала наличные и протянула Кэтрин бумажный свёрток. Погружённая в свои размышления, девушка удалилась, прижимая к груди картину и листок со стихотворением. В такт счастливому биению сердца она легко шагала по мощёным улицам Кингспорта, а в небе за ней следовали смутные тени.

Кэтрин проснулась от шума северного ветра, бившегося в окно её спальни. Она застонала ему в унисон, не желая стряхивать с себя остатки сна, но ветер был настойчив. В конце концов, она выбралась из постели, пошатываясь, подошла к окну и опустилась перед ним на колени. Шторы в её спальне никогда не были задёрнуты, поскольку ей нравилось наблюдать за ночным небом, уютно устроившись в своей кровати. Кэтрин смотрела на раскинувшуюся перед ней панораму овеянного легендами Кингспорта. Она приехала сюда на деньги, оставленные ей тётей, которая тоже любила искусство и поощряла поэтический талант Кэтрин. Услышав об этом очаровательном городке в Новой Англии, где процветало большое сообщество художников и поэтов, она приехала искать утешения после нелепого нервного срыва и в поисках вдохновения. Постепенно она снова начала сочинять, и в течение двух месяцев закончила черновик своего цикла сонетов.

Но Кингспорт дал ей нечто большее, чем просто вдохновение для творчества - богатое общение, которое ей нравилось всё больше и больше. Одним из его лучших источников стал "мужлан", о котором говорила миссис Китс, некий поэт по имени Уинфилд Скот.[3] Кэтрин встретила его в публичной библиотеке, где тот проводил целые дни за чтением, греясь и притворяясь, что пишет, хотя он уже много лет не публиковал новых работ. Ежемесячный чек обеспечивал ему достаточный запас алкоголя, помогавший бороться с личными демонами. Ночи же он проводил, завернувшись во множество одеял и спальных мешков на широком крыльце ветхого коттеджа, известного среди горожан как дом странного джентльмена, которого все называли "Страшным стариком". Поговаривали, что когда-то он был морским капитаном и на момент смерти достиг весьма преклонного возраста. Во время своих путешествий он научился неведомым ритуалам и тайным церемониям, и людям не нравились большие, причудливо раскрашенные камни, стоявшие в высокой траве его двора словно древние идолы.

Респектабельные жители Кингспорта недолюбливали Уинфилда, потому что он спал в месте, которого все избегали. Кэтрин устроилась на неполный рабочий день в маленькое кафе, скорее чтобы избавиться от скуки, чем ради денег, и у неё вошло в привычку забирать после смены остатки еды и относить их "одинокому поэту". Она находила его компанию приятной, а ум и эрудицию весьма богатыми, что совершенно не вязалось с его неряшливым внешним видом. И ко всему прочему, Уинфилд был знаком с молодым художником, который так таинственно исчез.

Кэтрин встала и подошла к висевшей над кроватью картине Джереми Блонда. Она коснулась пальцами изображённой на ней нечёткой фигуры на плоту, разглядывая пряди волос, выбившиеся из-под капюшона или погребального савана. Но были ли это волосы, или же лохмотья, а может вьющиеся лозы растения или морские водоросли? Она рассматривала небольшую стайку призрачных существ, парившую в тумане. Как странно, что они не имели чёткой формы. Возможно, это были чайки или большие летучие мыши, но разве бывают у летучих мышей такие бледные лица? Ей никак не удавалось сосчитать их количество, находя в тумане то семь, то десять существ. Как великолепно художник отразил их неземную грацию. Она с любопытством изучала плот. Был ли он составлен из гнилых брёвен, связанных вместе веревками, или же это были большие раздробленные кости, оплетённые сетью обескровленных вен? Призрачная фигура стояла на самом краю плота, закутанная в мантию из сверкающего тумана и чернильно-чёрной тени.

Кэтрин ещё раз перечитала сонет, нацарапанный на листке старой бумаги. Работая до изнеможения над собственным циклом сонетов, она устала от стихотворной формы, но это произведение пленило её, и она произнесла его строки вслух:

"Плыви ко мне в густом тумане,
И поцелуй мой череп древними устами,
Прильни ко лбу холодными губами,
Не знавших смертных слов.

Тебе неведом смертный голос,
И страсть грудь не теснила,
Тебе неведом смертный разум,
И смертного жизнь не имеет силы.

Я слышу хриплый голос твой в тумане,
Средь распростёртых крыльев шелеста,
Поющих крыльев теневых созданий.

Я слышу заклинание, целующее душу.
Я слышу заклинание, меняющее плоть и кости.
Я расправляю обретённые мной крылья."

Интересно, подумала она, хотя и немного однообразно. Стихотворение, безусловно, служило дополнением к картине, и эти пленительные образы пробудили в её сердце странную страсть, ей до боли захотелось понять душу того, кто их создал.

Когда ближе к вечеру её смена в кафе подошла к концу, Кэтрин забрала небольшой алюминиевый контейнер с горячей едой и отправилась к заброшенному коттеджу на Уотер-стрит. День был солнечным, но прохладным. Она вальсировала по пути к старому дому, и остановилась лишь однажды, когда встретила группку детей, разыгрывавших сценки. У каждого ребенка была тонкая деревянная палочка с закреплённой на ней бледной маской из папье-маше. Кэтрин засмеялась, наблюдая, как малыши танцевали и резвились, а затем внезапно застыли, превратившись в живые фигуры. Дети услышали её смех и протянули к ней свои крошечные ручки, приглашая присоединиться к их забавной игре. Очарованная их невинностью, Кэтрин на мгновение изящно закружилась, а затем упала на колени. Над ней возникли бледные бумажные лица. Она подняла руки, словно те были крыльями, и в этот момент налетел вечерний ветер, казалось, стремившийся подхватить её. Прелестный ребенок наклонился, чтобы поцеловать её в шею, а затем они всей гурьбой с визгом убежали в сторону заката.

Кэтрин продолжила свой путь, пока перед ней не предстал небольшой коттедж, окружённый корявыми деревьями и сгущающейся темнотой. Её руки прижались к холодному металлу ворот, и она на мгновение задержалась, чтобы взглянуть на раскрашенные камни, причудливо расставленные в высокой пожухлой траве. Вид этих камней всегда приводил её в замешательство. Их расположение, казалось зловещим, словно это было сделано с какой-то непостижимой целью. Именно камни и то, как свет звёзд играл на их окрашенной поверхности, заставляло горожан держаться подальше от старого морского капитана, когда он был ещё жив. И именно они отпугивали людей от дома после его смерти.

Кэтрин увидела мужчину на крыльце, который улыбался ей, устроившись в своём гнезде из одеял с бутылкой виски в руке.
- Ах, милая Кейт, ты пришла составить мне компанию?
Она села рядом и протянула ему своё подношение.
- Здесь немного ростбифа с картофельным пюре и кукурузой. Но всё горячее.

- Восхитительно. Благодарю тебя, добрая Кэтрин. Вот, глотни. - У него была шутливая привычка предлагать ей свою выпивку. Нахмурившись, девушка взяла протянутую бутылку и поднесла к губам. Когда она начала задыхаться и кашлять, мужчина радостно похлопал её по плечу и забрал бутылку.

- Фу, как ты можешь пить эту гадость?
- Это нектар богов, милая Кейт. Он согревает и спасает меня.
- Мне он не принесёт ничего, кроме дурных снов.
- Ах, нет, это камни дарят мне сны. Чудесные, кошмарные сновидения.
- Сегодня мне тоже приснился довольно странный сон, навеянный одним произведением искусства, картиной Джереми Блонда.
Уинфилд улыбнулся, глядя в ночь.
- Да, его работы способны на такое, бедняга, он казался таким одержимым. Джереми был настоящим художником Кингспорта.
- Что это значит?
- Ну, у нас есть туристы и множество студентов-художников, которые не более чем те же туристы. Они очарованы этим прекрасным старым морским портом и его историческим наследием, но им не дано проникнуться его магией, им никогда не познать душу города. Они видят лишь окутанный призрачным туманом фасад, во тьме за которым бьётся сокрытое сердце Кингспорта.

Она наклонилась к Уинфилду и легонько поцеловала его в щёку.
- Мне нравится, когда ты говоришь как поэт.
- Да, я теперь совсем как Уайльд, поэт, который только и делает, что говорит, но говорит красиво. Я живу в мире шёпота и воспоминаний, точно так же, как Джереми Блонд жил в мире призрачных образов.
- Каких образов?
Уинфилд ухмыльнулся.
- Если у тебя есть одна из его картин, то ты знаешь каких. Смерть, плывущая на плоту по реке Стикс в окружении гарпий. Однажды я намекнул, что его работа была вдохновлена знаменитой картиной Иоахима Патинира, но он это отрицал.[4] Болезненный мальчик с причудами, как все говорили. Ближе к концу он стал очень странным, а потом и вовсе исчез.
- Очаровательно. Но ты неправильно понял смысл его работы, дорогой Уин. Это не Смерть, а нечто более соблазнительное.
- Более заманчивое, чем забвение, ты шутишь? - он внимательно взглянул на неё. - И тебе это приснилось?
- Да, прошлой ночью. Прекрасное видение.

Уинфилд несколько мгновений молчал, на его лице застыло выражение тревоги. Открыв контейнер с едой, он достал ломтик говядины и отправил его в рот. Когда Кэтрин поднялась, собираясь уйти, его глаза наполнились неясной паникой, а затем каким-то смирением.
- Ты так скоро покидаешь меня, милая Кэтрин?
- Мне нужно пройтись.
- Тогда подойди и поцелуй меня на прощание.
- Хорошо, но только раз. У тебя такое серьёзное выражение лица! - она наклонилась к его щеке, а затем отпрянула и бросилась к воротам, в ночь.

Вместо того чтобы отправиться домой, Кэтрин взяла такси до Центрального холма.[5] С гавани дул сильный ветер, и она куталась в тяжёлую шаль, пока поднималась по каменным ступеням, ведущим на кладбище. Большинство покосившихся надгробий датировалось серединой 1600-х годов. Она остановилась у невысокого столба с мемориальной табличкой и посмотрела вниз на склон холма, вдоль этого поля смерти, поверх крыш домов на воду внизу. Кингспорт был залит светом уличных фонарей. Слабый туман наползал с тёмного океана, а плотные серые тучи скрывали фантастические очертания пика Кингспорт-Хед, возвышавшегося на тысячу футов над пенившимися волнами. Каким древним всё было, и какой поэтичной была красота веков, дарившая её душе нежность, которой она прежде не испытывала. Забывшись, она танцевала среди чёрных надгробий, там, где стояла старая ива. Кружась, она протянула руки к её струящимся словно лозы ветвям, обвивавшим её запястья и вплетавшимся в волосы. Она танцевала до изнеможения, а затем опустилась на холодную землю. Свет молодой луны пролился на неё, и когда она обратила к нему лицо, то увидела существо, парившее в тёмном небе. Поднявшись с колен, она сжала украшенные кисточками концы своей шали и воздела руки к небу. Она почти могла различить бледное лицо в вышине, как вдруг дикий порыв ветра сбил её с ног. Кэтрин упала на кладбищенскую землю. Когда она снова взглянула в ночное небо, то не увидела ничего, кроме сгущавшегося тумана.

Кэтрин добралась до конца причала, опустилась на колени и всмотрелась вдаль. Она ждала. Высоко в тумане виднелись смутные силуэты странных крылатых существ с бледными лицами. Её губы дрожали, ей хотелось позвать их. Стонавший ветер поднялся над водой, принеся с моря запах гнили... и чего-то потустороннего.

Плот выскользнул из тумана, и когда он приблизился к причалу, Кэтрин поняла, что картина Джереми Блонда не преувеличила неземную природу стоявшего на нём существа. Скорее, она точно передала его суть. Дрожа, девушка прижала ладони к влажному дереву и подалась вперёд, к призраку, остановившемуся всего в нескольких дюймах от неё. Фигура наклонилась к ней, её спутанные волосы извивались и переплетались с волосами Кэтрин. Призрачные когти сомкнулись на запястьях её дрожащих рук, когда мрачная тень устремилась через поры кожи, проникла в самую душу, изменяя плоть. Неестественным движением её рот растянулся, чтобы пропеть новые звуки, вырывавшиеся из горла.

Порождение чудесного кошмара отпрянуло. Кэтрин подняла своё бледное лицо к сумеречным существам, что ждали её в вышине. Расправив обретённые крылья, она взмыла в воздух и поплыла над тёмной водой, чтобы присоединиться к стае, парившей в туманном эфире.

Перевод: Алексей Лотерман, 2023

Примечания переводчика:
Рассказ Уилума Пагмаира "Призрак обольщения" (The Phantom of Beguilement) был опубликован в сборнике "Плесневое пятно и другие фантазии" (The Fungal Stain and Other Dreams) 2006 года.

[1] Ручей Блейка (Blake's Creek) - ручей в северной части города. Этот топоним, как и некоторые другие названия, позаимствован Пагмаиром из сценария "Кингспорт: Город в тумане" (Kingsport: The City in the Mists, 1992) Кевина Росса для настольной ролевой игры Call of Cthulhu, и, вероятно, является отсылкой к художнику Роберту Харрисону Блейку (Robert Harrison Blake) из рассказа "Обитающий во тьме" (The Haunter of the Dark, 1935) Лавкрафта.

[2] Страшный старик - персонаж рассказа Лавкрафта "Страшный старик" (The Terrible Old Man, 1920), живший в доме на Уотер-стрит в Кингспорте и разговаривавший с маятниками в бутылках. Подробнее о рассказе и персонаже см. в обновлённой и дополненной версии статьи "Тайна Жуткого старика" в сборниках "Крысы в стенах" и "Шепчущий во тьме" от издательства "РИПОЛ классик" 2023 года.

[3] Имя Уинфилд Скот (Winfield Scot), очевидно, образовано от имени Уинфилда Скотта (Winfield Scott) - отца Лавкрафта, или его друга Уинфилда Таунли Скотта (Winfield Townley Scott) - поэта и автора нескольких эссе, посвященных жизни и творчеству писателя.

[4] Имеется ввиду картина фламандского художника "Переправа через Стикс" (El paso de la laguna Estigia) 1520-1524 годов.

[5] Центральный холм или Централ-Хилл (Central Hill) - холм в центральной части Кингспорта, где располагалась заброшенная церковь и старинное кладбище. Лавкрафт описал их в "Празднестве" (The Festival, 1923), взяв за основу Старый могильный холм, а также несколько церквей и молитвенных домов Марблхеда. К моменту событий рассказа Пагмаира церковь на холме уже должна была быть снесена, а на её месте выстроено здание Конгрегационального госпиталя (Congregational Hospital), но кладбище сохранилось.

[6] Морская церковь или Церковь моряков (Mariner's Church) - протестантская церковь XVIII века на Фостер-стрит в Харборсайде, северо-восточной части Кингспорта. Ещё один элемент, позаимствованный Пагмаиром из сценария "Кингспорт: Город в тумане" и не упоминавшийся в произведениях Лавкрафта, но, тем не менее, органично вписавшийся в образ старого портового городка.