|
|
||
Не читайте перед обедом советские учебники литературы... | ||
Как справедливо заметил классик, мы все учились понемногу чему-нибудь и как-нибудь. Автор сих заметок не исключение. В конце восьмидесятых он ходил в старшие классы советской средней школы и изучал по обычной советской программе, в частности, классическую литературу. В числе прочих книг в программе значилась поэма "Горе от ума".
Советская педагогика мало заботилась о соответствии изучаемых первоисточников возрасту школяров. Тяжеловесный и даже косноязычный по нынешним меркам язык классиков, в стихотворной форме не стеснявшихся коверкать слова в угоду рифме и строю текста; совершенно непонятные социально-политический антураж, мотивация и поступки персонажей; непривычные изобразительные приемы - всё вываливалось на неокрепшие детские души одной большой грудой чугунных чушек. Результат был предсказуем. Детишек заботило только одно - как бы побыстрее написать сочинение по очередной книжке, используя тезисы из учебника литературы, получить честно заработанный трояк и напрочь забыть про "изученное" до конца жизни (вспомнив разве что на вступительных экзаменах в вуз для очередного сочинения).
Хотя я всегда был книжным ребенком и читал в огромных количествах, те книги, что мне нравились, в школе почему-то не изучали. Так что к школьному предмету отношение у меня было среднестатистическое, ну, чуть смягченное хорошей учительницей литературы. Хрестоматийную классику я не любил, и в памяти о ней отложились только краткие тезисы и цитаты из учебников. Хотя многое, не входящее в рамки школьной программы, я открыл для себя самостоятельно (взять хотя бы блистательного "Идиота" как противовес унылому "Преступлению и наказанию"), в основном хрестоматийную литературу я начал перечитывать много позже, когда и сам уже по уши увяз в литераторстве. А перечитав, обнаружил, что некоторых из тех книг (не все, впрочем, ой, не все!) действительно достойны внимания, вот только интерпретация их сюжетов порой сильно отличается от навязываемой в школе.
"Горе от ума" снова попалось мне в руки, только когда я уже перевалил за сорок. Едва начав читать, я с изумлением понял, что сохранившиеся в памяти за четверть века штампы из учебника к реальности имеют точно такое же отношение, что и победа коммунизма в отдельно взятой стране. Не поверив своей памяти, я полез в Интернет и нашел первый подвернувшийся под руку современный учебник (Г.С. и Б.Г. Меркины, "Литература. 9 класс. Учебное пособие для общеобразовательных учреждений в двух частях. Часть I", М., торгово-издательский дом "Русское слово - РС", 2010). Нет, все то же самое: Чацкий как прообраз декабриста, идеалы свободы и равноправия, мильон терзаний и "Карету мне, карету!" Цитата: "Изображается столкновение представителя независимой мысли, пылкого, нетерпимого, но честного и благородного, с окружающей его социальной средой, с её косностью, бездуховностью и беспринципной, но яростной враждой к любым проявлениям самостоятельности, к духу творчества, попыткам обновления жизни. [...] Конфликт между 'либералом' и 'ретроградами' предстает одним из частных проявлений борьбы за права и достоинство личности вообще, за обретение ею законного места в обществе, за её прочную связь с основами национальной жизни".
В общем, окаменевший бред сивой кобылы.
Почему? - гневно вопросит возмущенный читатель, обиженный непочтением к "классической" интерпретации. Да потому, что стоит вчитаться в строки комедии, забыв вбитые в голову школьные истины, и картина оказывается просто до изумления иной. Поскольку данным произведением до сих пор продолжают мучать несчастных школяров, я намерен наглядно показать всю глупость традиционного подхода - авось кому-то да пригодится. Только сразу предупреждаю: я владею формами не только литературного русского языка и не стесняюсь задействовать полный спектр его возможностей (разве что от матерных стараюсь воздерживаться). Короче, школьным учителям и академикам от литературы во избежание инфаркта рекомендуется закрыть текст прямо сейчас.
Я не собираюсь анализировать острополитические (два века назад) сатирические элементы. Их пафос направлен против давным-давно не существующего общества и социального строя и нам сейчас неинтересен. В дальнейшем мы сосредоточимся на том, что составляет основу любого литературного произведения, но странным образом игнорируется критиками в "Горе от ума". Я имею в виду общую фабулу и сюжет произведения, а также личности главных героев.
Сразу предупреждаю: моя интерпретация будет радикально расходиться не только с ортодоксальной, но и, возможно, с замыслом самого автора. Комедия отчетливо страдает от недостатков, присущих начинающему писателю (для Грибоедова "Горе от ума" было первым и последним крупным литературным произведением), и мое понимание может являться следствием банальных авторских небрежностей и его общей неопытности. Однако двести лет спустя в голову автору влезть невозможно, так что я приложу максимальные усилия для втискивания событий в рамки (современной) формальной и бытовой логики строго на основе текста. И если автор начнет пропеллером крутиться в гробу от таких фантазий... давно замечено другим классиком: нам не дано предугадать, как слово наше отзовется.
На минуту нацепив фуражку Капитана Очевидность, замечу: предполагается, что читатель данной статьи если и не цитирует исходный текст наизусть большими кусками, то хотя бы помнит его общее содержание. В идеале - перечитал его недавно. На всякий случай привожу ссылку на текст в библиотеке Мошкова: http://az.lib.ru/g/griboedow_a_s/text_0010.shtml.
Итак, поехали.
1. Общий фон и декорации
Для начала посмотрим на общий антураж, весьма важный для понимания мотивации героев.
Год действия не указан, но комедия была написана в 1825-м. Право отправлять своих крепостных на каторгу (Фамусов: "В работу вас, на поселенье вас") было возвращено помещикам в 1822, так что временной диапазон весьма узок и пространства для интерпретации не оставляет. Соответственно, мы можем однозначно понять, каков у происходящего социально-политический фундамент.
Место действия - Москва. Советский и современный российский читатель, даже хорошо знакомый с историей, подсознательно воспринимает этот город как столицу - ну, там блеск огней над вечерними бульварами, просторные площади с переливающимися огнями реклам "Нюка-колы", красные звезды над мавзолеем, девушки с веслами в парках и девушки-комсомолки в мини-юбках у памятника Пушкину... На самом деле такие ассоциации абсолютно ложны. Москва того времени - крупный, но серый провинциальный город, за век до того утративший столичный статус и с тех пор живущий воспоминаниями о былом величии. Он тщится соперничать с блистательным Санкт-Петербургом, но безуспешно. Все амбициозные и более-менее богатые личности стремятся в столицу, к императорскому двору. Московский же высший свет чуть более чем полностью состоит из кондовых помещиков и неудачников, не сумевших пробиться поближе к левой задней императорской пятке или иной важной части монаршего тела. В целом Москва представляет собой угрюмый и мрачный рассадник провинциального консерватизма и уязвленного комплекса неполноценности.
На дворе стоит эпоха крепостничества. Почти две трети российского населения - рабы, "ученые" по большей части - демагоги на отвлеченные философические темы, класс технической интеллигенции представлен в лучшем случае кузнецами, стеклоделами и ювелирами, и даже пролетариата практически не существует (на мануфактурах, заводах и шахтах вкалывают все те же личные и государственные крепостные рабы). В общем, все мрачно и беспросветно, и подсознательное чувство, что что-то не так и жить надо иначе, смутно бродит в головах у наиболее продвинутой части населения. А кто эта часть? Да все те же дворяне. Иными словами, помещики-рабовладельцы, живущие за счет крепостных и имеющие массу свободного времени, которое попросту некуда девать. Отсюда бесконечные балы, приемы и прочие визиты, во время которых иногда от безделья начинают проскальзывать крамольные мысли. Однако в основном эти мысли генерируются и бродят меж умами в столице. Точнее, их количество пропорционально объему бездельного населения, видящего не только Россию, но и дальнее забугорье с его вольтерами и руссо, а он максимален именно в Санкт-Петербурге. В данном отношении Москва тоже немногим отличается от какого-нибудь Воронежа или Саратова.
Помимо дворян-помещиков и крестьян, в России также существует крайне немногочисленный класс мещан - мелких свободных ремесленников и купцов. Их социальный статус разве что на ступеньку выше, чем у крепостных. Свободное цивильное население России на самом деле тоже живет в рамках петровского "Табеля о рангах", фактически определяющего в гражданском обществе (ха-ха) Российской империи жесткую полувоенную иерархию. Карьера на государственной службе (а никакой иной и нет: практически весь бизнес - розничная и мелкооптовая торговля под контролем купцов-единоличников) в то время требовала продвижения по иерархии рангов в той же манере, что и карьера в армии, и безоговорочно зависела от расположения вышестоящих.
Жалование чиновника было прямо пропорционально высоте положения и формальному рангу, и любой конфликт с начальством автоматически приводил в лучшем случае к стагнации карьеры и личных финансов, а в худшем - к пинку под задницу и вылету на улицу с волчьим билетом. Если для дворянина (опять напоминаю, помещика-рабовладельца) такой конец карьеры означал, что придется жить, обирая и распродавая своих крепостных (мелко и скучно, но от голода не помрешь, во всяком случае, сразу), то для мещанина увольнение означало едва ли не голодную смерть. Куда ему деваться? Для купеческого бизнеса требуется немалый начальный капитал, технические профессии перечислены выше, а больше в обществе встроиться некуда. В общем и целом картина жизни мелкого чиновника-мещанина красочно изображена Гоголем в "Шинели" (примерно тот же самый период времени, на пару десятилетий позже, но не суть).
2. Персонажи
Определившись с антуражем, посмотрим попристальнее на важных героев текста.
Кто у нас критичен для действия? На первом месте, разумеется, Чацкий, поскольку большая часть комедии - поток сознания от его имени. Однако его оставим на закуску, для главного анализа.
Три других необходимых персонажа - Фамусов, Софья, а также Молчалин. Последнего в классической интерпретации принято рассматривать лишь как один из шаржей (говорящая фамилия, двуличный бабник, Фамусов в молодости, бла-бла-бла), что в корне неверно. На самом деле он критичен для текста, создавая тот мотивирующий конфликт, без которого невозможно само развитие сюжета. Ясно видно, что во второй половине текста действия Чацкого мотивируются все нарастающими подозрительностью и ревностью в адрес именно Молчалина. Уберите из действия тихого секретаря, и мы не просто теряем мелкого типа-комедийного персонажа - вся вторая половина поэмы попросту разваливается из-за отсутствия главного цементирующего элемента. Поэтому в дальнейшем анализе Молчалину отведена существенная роль.
Однако начнем все-таки с Фамусова как главы дома, в котором произошли описанные события. О нем нам известно следующее. Он "управляющий в казенном месте", причем управляющий немалого калибра, достаточно известный в Москве, но и не слишком крупный. Человек он немолодой, консервативный, вполне довольный жизнью и положением, а также не слишком радеющий о службе ("Боюсь, сударь, я одного смертельно, // Чтоб множество не накоплялось их [документов - Е.Л.]; // Дай волю вам, оно бы и засело; // А у меня, что дело, что не дело, // Обычай мой такой: // Подписано, так с плеч долой.") Фамусов - холостяк (видимо, его жена скончалась родами Софьи, чтобы не путаться под ногами у автора). По бабам, однако, он не бегает и крепостных служанок по спальням не тискает, хотя и имеет полное право ("Свободен, вдов, себе я господин... // Монашеским известен поведеньем!.."), а удовольствие находит в, хм, социальных взаимодействиях ("день целый // Нет отдыха, мечусь как словно угорелый. // По должности, по службе хлопотня, // Тот пристает, другой, всем дело до меня!"; тж. см. объемный монолог, начинающийся с "Противу будущей недели: // К Прасковье Федоровне в дом").
Возраст Фамусова - не менее 40 лет ("Однако бодр и свеж, и дожил до седин", каковые обычно начинают появляться как раз в этом возрасте), весьма почтенный для того времени. Он консервативен и вполне удовлетворен своим положением, и при том не слишком умен ("И в чтеньи прок-от не велик: // Ей сна нет от французских книг, // А мне от русских больно спится"). [В скобках, правда, следует заметить, что от тогдашних русских книг неплохо спится и мне тоже, так что причиной является не низкий интеллект, а общий уровень литературы того времени.] В общем, является господин наш Фамусов типичным для всех времен и народов, включая российскую современность, стареющим чиновником средней руки, крайне далеким от либеральных веяний.
А еще у Фамусова есть дочка, Софья. Что она за человек в момент основного действия?
Возраст Софьи Грибоедов явно указывает в реплике
свежеприбывшего Чацкого: "В седьмнадцать лет вы расцвели прелестно".
Фиксируем: семнадцать лет в момент основного действия. Много это или мало?
Специально для современного читателя объясняю: много. ЧРЕЗВЫЧАЙНО много. Живущей
примерно в тот же период пушкинской Татьяне, например, исполнилось лишь
тринадцать, ее сестре Ольге - двенадцать, и обеих родители на полном серьезе
пристраивали замуж, первую за Онегина, вторую за Ленского. Хотя в описанный
период брачный возраст уже сдвигался вверх, в семнадцать лет незамужняя девица все
равно становилась если и не перестарком, то уж точно барышней в самом соку,
которую следовало побыстрее выдать замуж пока нажранный жир не начал
свешиваться с боков до пола. Соответственно, в данный момент и сама Софья
находится в активных исканиях мужа, как ракета с самонаведением, и у ее папаши
крутятся в голове те же мысли, пусть пока и ненавязчиво ("Да надобности сам
не вижу я большой // Дочь выдавать ни завтра, ни сегодня; // Ведь Софья молода.
А впрочем, власть Господня"). Проблема в том, что для Фамусова мезальянс
дочери - не вариант, нищеброды идут лесом просто по определению, а потому
подыскивает он варианты повыгоднее и потитулованнее (свидетельствует Лиза: "Желал
бы зятя он с звездами, да с чинами, // А при звездах не все богаты, между нами;
// Ну, разумеется к тому б // И деньги, чтоб пожить, чтоб мог давать он балы").
В качестве основного претендента им рассматривается служака и солдафон
Скалозуб, которому Софья откровенно не рада (знаменитая ее реплика "герой ...
не моего романа"), что заметно влияет на ее общее раздраженное настроение.
Наконец, Молчалин, личный секретарь Фамусова. Фиксируем факт, критичный для понимания его характера и поведения: он - выходец из провинциальных мещан (Фамусов: "Безродного пригрел и ввел в мое семейство, // Дал чин асессора и взял в секретари; // В Москву переведен через мое содейство; // И будь не я, коптел бы ты в Твери"). Соответственно, живет он по законам мелкого чиновничества, описанным выше: полная зависимость от начальства, увольнение смерти подобно, держаться за место любой ценой, и так далее. Любые возражения и противоречия начальству исключены для него принципиально, поскольку кушать хочется каждый день и не по разу. Важно, что молчание и демонстративно-униженная скромность Молчалина на деле обусловлены вовсе не особенностями его личности (о которых ниже), а просто потому, что обстоятельства иного не допускают. Ну вот общество так устроено: будешь рыпаться - поджопник, и на паперть за милостыней.
Что он вообще за человек, Молчалин? Как автор характеризует его личность? Очень скупо, но достаточно для анализа. Вот, например: "(Фамусов) При мне служащие чужие очень редки; // Все больше сестрины, свояченицы детки; // Один Молчалин мне не свой, // И то затем, что деловой". Эта случайная вроде бы реплика говорит о Молчалине чрезвычайно много. Он, оказывается, находится при Фамусове вовсе не потому, что умеет лишь угодничать и лизать задницу, как нам рассказывает литкритика советского образца. Фактически он пробился к довольно высокому положению секретаря высокопоставленного начальника исключительно за счет личных талантов. Ситуация, в общем, типичная в том числе и для России нашего времени: все мало-мальски значимые должности забиты блатными, деловые качества которых в лучшем случае сомнительны, в худшем же отсутствуют напрочь, да и сам Фамусов служебным рвением отнюдь не горит. Но работать-то все равно кому-то надо! И вот в роли этого кого-то Молчалин и выступает. Он являет собой типаж скромной рабочей лошадки, никому не известной и никем не признаваемой, но тянущей на себе весь воз. В пользу данной версии говорит и его собственная реплика, когда утром он оправдывает свое местонахождение в районе софьиной спальни: "Я только нес их [бумаги - Е.Л.] для докладу, // Что в ход нельзя пустить без справок, без иных, // Противуречья есть, и многое не дельно" (на что Фамусов и отвечает своим "Боюсь, сударь, я одного смертельно, // Чтоб множество не накоплялось их"). То есть для Фамусова ситуация, когда секретарь приносит ему бумаги с указанием на не замеченные ранее проблемы, вполне типовая. Он привык не глядя подмахивать такие бумажки, только чтобы избавиться от них, всецело полагаясь на квалификацию своего работника (который, следует полагать, еще ни разу его не подводил).
Поскольку речь идет о любовном треугольнике, важно знать также возраст Молчалина. Это одна из тайн, которые сам Грибоедов раскрывать отказывается. Но попробуем мыслить логично. Молчалин - основная рабочая лошадка казенного дома, которым заведует Фамусов. В таком положении Молчалин находился еще до того, как Чацкий внезапно отправился путешествовать, то есть за три года до описываемых событий. Сверх того Фамусов заметил его в Твери явно не на улице, а в каком-то учреждении, где тот тоже начал работать вряд ли накануне. Более того. Осознавая свою предельную зависимость от начальственного расположения ("Ведь надобно ж зависеть от других. ... В чинах мы небольших"), на людях Молчалин предельно аккуратен в выражениях и склонен к самоуничижению ("Нет-с, свой талант у всех... ... Два-с: // Умеренность и аккуратность"). Следовательно, прежде чем Фамусов мог его заметить на общем фоне, тоже требовалось немалое время.
С другой стороны, Софья влюблена в Молчалина, следовательно, разница в возрасте между ними не может быть слишком большой (увы, даже тридцатилетние для семнадцатилетних - уже старикашки из разряда over the hill). Таким образом, по совокупности данных можно предположить, что возраст Молчалина - где-то в районе 22-25 лет, скорее, ближе к верхней границе. То есть у него уже немало жизненного опыта, осмотрительности и мудрости, возрастная сперма из ушей давно не выплескивается, и заподозрить его в гормональных души прекрасных порывах, как Софью, довольно сложно.
Для того, чтобы полностью осознать происходящее, нужно ответить на один мучительный вопрос: с какого бодуна не такой уж и юный скромник Молчалин вдруг начал ухлестывать за двумя девицами сразу, причем не просто девицами, а тесно связанными - хозяйкой и ее горничной, постоянно находящимися в контакте друг с другом? Неужто сам не понимал, на какой провал обрекает Штирлица малейшая ошибка в данном сценарии или просто случайное стечение обстоятельств? Даже если предположить, что Молчалин отнюдь не блещет умом, все равно опасность ситуации чувствуется просто спинным мозгом. На первый взгляд, для тихушника, всеми силами старающегося выглядеть как можно незаметнее, такое поведение выглядит совершенно немыслимым.
Для объяснения данной загадки следует обратить внимание на следующий факт: автор ни словом не обмолвился, что в отношениях Софьи и Молчалина инициатива исходила от последнего. Скорее, дело обстоит в точности наоборот. Прекрасно видно, что Молчалин прилагает серьезные усилия для сокрытия от общественности своей якобы интрижки с нетерпеливой девушкой. В частности, это хорошо раскрывается в сцене с Софьей после его падения с лошади, завершающейся знаменитой цитатой "злые языки страшнее пистолета". Плоховато вяжется с, казалось бы, явными матримониальными устремлениями, не находите? Более того, ухаживая за Лизой, Молчалин откровенно признается ей: "меня так разбирает дрожь, // И при одной я мысли трушу, // Что Павел Афанасьич раз // Когда-нибудь поймает нас, // Разгонит, проклянет!.. Да что? открыть ли душу? // Я в Софье Павловне не вижу ничего // Завидного. Дай Бог ей век прожить богато, // Любила Чацкого когда-то, // Меня разлюбит, как его".
То есть наш скромник прекрасно понимает, что его начальник в силу своего менталитета никогда в жизни не отдаст дочку за такого ушлёпка, как безродный и безденежный провинциал. Более того, если начальник узнает об интрижке своего секретаря со своей же дочкой, последствия для него, секретаря, окажутся самыми катастрофическими. А шансы на такой исход крайне велики: например, избалованная барская дочка охладеет к нему и сдаст отцу со всеми потрохами, только чтобы оправдаться. И даже если и не сдаст намеренно, Софья абсолютно не умеет скрывать свои чувства. В качестве примера - ее поведение после падения Молчалина с лошади: "Ах! Боже мой! упал, убился! ... Откуда скрытность почерпнуть! // Готова я была в окошко, к вам прыгнуть. // Да что мне до кого? до них? до всей вселенны? // Смешно? - пусть шутят их; досадно? - пусть бранят. ... Хотите вы?.. Пойду любезничать сквозь слез; // Боюсь, что выдержать притворства не сумею". Модельный пример конспирации, ага.
Более того, поскольку Молчалин уверен, что взбалмошная барская дочка рано или поздно утратит интерес и к нему, он не делает ничего, что можно поставить ему в упрек в дальнейшем. Даже в самой интимной ситуации (ночь наедине в спальне - поручик, молчать!) он не идет дальше романтичных вздохов и целования дамской ручки (описание от Софьи: "Молчалин, за других себя забыть готов, // Враг дерзости, - всегда застенчиво, несмело // Ночь целую с кем можно так провесть! ... Возьмет он руку, к сердцу жмет, // Из глубины души вздохнет, // Ни слова вольного, и так вся ночь проходит, // Рука с рукой, и глаз с меня не сводит", и дальше - реплика в разгар финального скандала: "при свиданиях со мной в ночной тиши // Держались более вы робости во нраве, // Чем даже днем, и при людях, и въяве"). Как видно, Молчалин не просто подстраховывается, а предпринимает самые решительные меры для выживания в катастрофическом сценарии, который, он уверен, более чем вероятен.
Однако, спросите вы, почему Молчалин, сознавая, что гуляет по минному полю, сам не послал барышню лесом, тем более будучи увлеченным ее служанкой? На сей счет автор тоже молчит, но с точки зрения общей логики все просто: взбешенная отказом Софья могла запросто размазать Молчалина по стенке (соответствующий характер она демонстрирует в финальной сцене комедии: "Я с этих пор вас будто не знавала. // Упреков, жалоб, слез моих // Не смейте ожидать, не стоите вы их; // Но чтобы в доме здесь заря вас не застала. // Чтоб никогда об вас я больше не слыхала. [...] Иначе расскажу // Всю правду батюшке, с досады. // Вы знаете, что я собой не дорожу"). Даже без самоубийства в стиле "я собой не дорожу" достаточно пары фраз перед батюшкой о непозволительной дерзости секретаря, и никакие деловые достоинства его бы не спасли. Пример у Молчалина перед глазами: Чацкий, бывший софьин ухажер, в доме уже не живет (подробности чуть ниже). Соответственно, жизненный опыт подсказывает ему, что предпринимать радикальные действия сейчас куда опаснее, чем ожидать, что ситуация рассосется естественным образом.
Засим завершаем психологические портреты второстепенных персонажей. Настало время перейти к главному: анализу собственно главного героя комедии, Александра Андреича Чацкого, и происходящих событий.
3. Сюжет и фабула: фаза первая - "прошлое"
Начинается все с того, что некий отрок Сашенька после смерти своего родителя, Андрея Чацкого, взят в дом друга Чацкого-старшего, Павла Афанасьевича Фамусова. Андрей Чацкий был средней руки помещиком, владеющим энным количеством крепостных крестьян: "(Хлестова) Был острый человек, имел душ сотни три. // (Фамусов) Четыре"), коих, следует полагать, оставил сыну в наследство (о противоположном ничего не сказано, поэтому принимаем вариант по умолчанию). О матери Сашеньки история скромно умалчивает, так что считаем, что бедолага скончалась родами, чтобы не путаться под ногами автора (удивительно удобно это у них получилось на пару с мадам Фамусовой). В доме Фамусова юный Сашенька знакомится с его прелестной (за недоказанностью обратного) дочуркой Софьюшкой. Софьюшка с Сашенькой немедленно становятся друзьями, а потом влюбляются друг в друга в соответствии с канонами жанра и возрастной гормональной перестройкой.
Каков в тот момент возраст Софьи? К моменту основного действия Софье семнадцать, а Чацкий путешествовал три года ("Три года не писал двух слов!!" - Фамусов, "Бедняжка будто знал, что года через три..." - Лиза, "Неужли так меня три года изменили?" - сам Чацкий), то есть в начале Софье было не больше четырнадцати лет. Скорее, гораздо меньше. Смотрим, что говорит о том периоде сама Софья: "Да, с Чацким, правда, мы воспитаны, росли: // Привычка вместе быть день каждый неразлучно // Связала детскою нас дружбой". Чтобы сказать "вместе воспитаны и росли", нужно хотя бы два-три года совместного проживания. Итого в момент знакомства с Чацким Софье было лет одиннадцать-двенадцать. Иными словами, она была просто ребенком с грудью, пардон за подробности, нулевого размера (рахитичные барышни того времени - это вам не современные акселератки, в двенадцать вполне готовые размножаться) и, вероятно, со стандартным набором романтической дури, вбиваемой в головы девочкам из респектабельных семей, приближающимся к брачному возрасту. Можно ли ожидать от такой финтифлюшки серьезного отношения к жизни, перманентных чувств типа "и в дальний путь на долгие года" и так далее? Вопрос чисто риторический.
Сколько годков в момент знакомства стукнуло нашему главному герою, Сашеньке Чацкому? Вопрос убойно важный, поскольку без знания возраста невозможно правильно интерпретировать его дальнейшие поступки. Как и в случае с Молчалиным, автор старательно избегает любых упоминаний о такой скучной материи. Однако чтобы сказать "вместе росли" в дополнение к "детской дружбе", разница в его возрасте с Софьей не может превосходить год, максимум два в большую сторону (в меньшую не может, поскольку радикально не вписывается в анализ хронологии, см. ниже). То есть Сашеньке в момент расставания на три года исполнилось не более шестнадцати, а в момент первичного знакомства - не более тринадцати-четырнадцати лет. Ну, и заметим, что в момент основного действия Чацкому восемнадцать или девятнадцать лет. Он уже не отрок с ломающимся голосом и первыми волосками на верхней губе, но и далеко еще не взрослый. Здесь же лежит ответ на критичный для действия, но лишь вскользь заданный самим Чацким вопрос: "Неужли так меня три года изменили?". Насколько пятнадцати- или шестнадцатилетний подросток отличается от юноши восемнадцати или девятнадцати лет? Это еще один риторический вопрос. Не, ну неужто никакой разницы?
Но я забежал вперед. Итак, до умиления юные и дружные Сашенька и Софьюшка живут какое-то время душа в душу, но Сашенька вдруг "потом // Он съехал, уж у нас ему казалось скучно". Оставив в стороне недоуменный вопрос о том, как и куда ребенок (не старше четырнадцати лет) мог самостоятельно "съехать", просто зафиксируем: мальчику-подростку, едва вошедшему в пубертатный возраст, становится скучно, и он без раздумий испаряется куда-то в голубые дали. Ну, предположим - возраст действительно предрасполагает к стремлению вырваться из-под чужой опеки, тем более что Фамусов отнюдь не являет собой тип выдающегося опекуна и педагога по призванию. Однако там, куда Сашенька съехал, счастья не обнаружилось, и после некоторого периода отсутствия ("И редко посещал наш дом") он снова возвращается назад, уже в качестве постоянного визитера. Ну, тоже нормально. В конце концов, о темпора, о морес, с волками жить - по-волчьи выть, а наносить визиты в то время - явление не только обычное, но и ожидаемое.
Каким Сашенька запоминается окружающим в период второго пришествия? Софья: "Он славно // Пересмеять умеет всех; // Болтает, шутит, мне забавно; // Делить со всяким можно смех ... Потом опять прикинулся влюбленным, // Взыскательным и огорченным!!. // Остер, умен, красноречив, // В друзьях особенно счастлив". То же подтверждает Лиза: "Кто так чувствителен, и весел, и остер, // Как Александр Андреич Чацкий!". Короче говоря, несмотря на свой весьма юный возраст, наш Сашенька является душой компании, недостатки которой в то время его если и беспокоят, то отнюдь не до степени навязчивой идеи. При том и сама Софья не видит в его тогдашних шутках ничего оскорбительного или зазорного.
Но что случилось? Почему Сашенька вдруг опять сбегает неизвестно куда, причем аж на три года? Все очень просто: разругался с Софьей. Вот его собственное свидетельство: "Как будто не прошло недели; // Как будто бы вчера вдвоем // Мы мочи нет друг другу надоели; // Ни на волос любви! куда как хороши!" Иными словами, подростковая любовь оказалась чрезвычайно непрочной, как ей и положено, и быстро завершилась, на сей раз окончательно. Добавим сюда воспоминание Лизы: "Слезами обливался, // Я помню, бедный он, как с вами расставался. - // Что, сударь, плачете? живите-ка смеясь..." То есть, скорее всего, состояние "мы мочи нет друг другу надоели" закончилось сценой кошачьего скандала, после которой отрок, растирая по лицу сопли и слезы, патетично возопил что-то типа "да я к вам больше ни ногой" и громко хлопнул дверью - уже во второй раз. Наличие данной развязки косвенно подтверждает и тот факт, что за время последующего отсутствия Чацкий совсем или почти совсем ничего не писал. Для привычных к эпистолярному жанру дворян девятнадцатого века это являлось эквивалентом не просто забывчивости, а прямого хамства. Или, может, Сашенька был безграмотным и писал по слогам через пень-колоду? Да нет, пером он владел очень даже неплохо, что подтверждает Фамусов ("он малый с головой, // И славно пишет, переводит").
Итак, разругавшись с Софьей (возможно, уже повторно), наш Саша отправляется... куда? Автор опять ничего не говорит толком, поэтому придется вытаскивать информацию по крупицам. Их очень и очень немного, но таки есть, и две из них предоставлены автором через Молчалина: "Татьяна Юрьевна рассказывала что-то, // Из Петербурга воротясь, // С министрами про вашу связь, // Потом разрыв..." и чуть позже "Вам не дались чины, по службе неуспех?" (последнее подтверждает и сам Чацкий: "Чины людьми даются, // А люди могут обмануться").
Иными словами, наш герой, до слез обидевшийся на переставшую обожать подружку детства, отправляется в столицу в типовой квест вида "на ловлю счастья и чинов", чтобы показать и доказать всем, подружке в первую очередь. Там он пытается (неудачно) крутиться при дворе и "министрах" (сексуальное значение слова "связь" оставим за рамками анализа). Также он пытается служить в армии или как минимум имеет с ней постоянные связи (реплика другу Платону Михайловичу: "Не в прошлом ли году, в конце, // В полку тебя я знал? лишь утро: ногу в стремя // И носишься на борзом жеребце"), но и там ему ничего не обламывается. В конечном итоге успеха за пять минут, мечты любого пылкого юноши, он добиться не сумел, несмотря на компанейский блеск и умение пересмеять всех.
Зато в процессе подвизания в высшем обществе юноша нахватывается по вершкам самых разнообразных остромодных теорий, в результате чего в его голове образуется гремучая каша из иногда прямо противоречащих друг другу убеждений. Среди них как западническо-прогрессистские (обильно озвучиваемые по ходу дела), так и откровенно славянофильско-почвеннические ("Пускай меня отъявят старовером, // Но хуже для меня наш Север во сто крат // С тех пор, как отдал все в обмен на новый лад - // И нравы, и язык, и старину святую, // И величавую одежду на другую // По шутовскому образцу: // Хвост сзади, спереди какой-то чудный выем, // Рассудку вопреки, наперекор стихиям; // Движенья связаны, и не краса лицу; // Смешные, бритые, седые подбородки! // Как платья, волосы, так и умы коротки!..") [В скобках спрошу: мог ли Грибоедов, профессиональный дипломат и полиглот, переводивший в том числе отрывки из "Фауста" и вообще вращавшийся в обществе зараженных западными идеями декабристов, заявить такое на полном серьезе? Или хотя бы вложить такие слова в уста положительного персонажа? По-моему, в очередной раз вопрос риторический. Ну, и заодно - как БРИТЫЙ подбородок может быть СЕДЫМ? Очевидно, автор в столе "для тупых" демонстрирует неумение героя мыслить логично даже на самом примитивном уровне.]
Ярким примером эклектичности взглядов Чацкого на данной стадии является также его выпад в адрес крепостников: "На крепостной балет согнал на многих фурах // От матерей, отцов отторженных детей?! // Сам погружен умом в Зефирах и в Амурах, // Заставил всю Москву дивиться их красе! // Но должников не согласил к отсрочке: // Амуры и Зефиры все // Распроданы поодиночке!!!" Вроде бы все правильно, трудно не согласиться с анти-рабским пафосом - вот только снова напоминаю об одной детали: Александр свет Андреич является сыном и наследником помещика-крепостника и сам владеет тремя или четырьмя сотнями крепостных (от ста до пятисот душ - среднего размера хозяйство по тем временам). И нигде ни слова о том, что он дал им вольную (о, уж такое лыко ему в строку точно не преминули бы поставить в общественном о(б)суждении!) Ну разумеется, как можно? Филиппики в адрес других - дело святое, но если следовать собственной пропаганде, так ведь можно и от голода сдохнуть! (помните? в столице наш Сашенька на теплое местечко пристроиться так и не сумел и другого источника дохода, кроме рабского труда крестьян, не имеет).
При этом следует помнить, что никакого особенного радикализма в данном высказывании Чацкого нет. Неприятие крепостного права само по себе в описываемый период крамольным не является: прожекты освобождения крепостных создавались государственными чиновниками уже в то время. Хотя до радикального отрубания хвоста кошке дошло только во времена Александра II, принимаемые государством частичные меры привели к резкому, в полтора раза, сокращению относительной доли крепостных с начала 20-х годов к концу 50-х. Замечу, что здесь Чацкий в точности копирует декабристов и самого Грибоедова - те тоже, строя прекраснодушные прожекты об освобождении рабов на глобальном уровне, даже и не подумали об освобождении своих собственных крепостных. Для интересующихся историей вот любопытный анализ, как у них обстояли с дела с этим вопросом: http://www.oldmikk.ru/Page3_let_december_fermer.html.
4. Сюжет и фабула: фаза вторая, она же финальная - "настоящее"
Итак, мы увидели, что после ужасной ссоры с Софьей наш Сашенька в течение трех лет безуспешно крутится при столичном дворе, все больше и больше приобретая черты мышления откровенного лузера. Параллельно он старательно забивает себе голову всем, что услышал хотя бы краем уха, даже не пытаясь уложить знания и убеждения в непротиворечивую систему (Репетилов нервно курит в сторонке). Но даже юношеский задор рано или поздно пасует, когда продолжительные биения в стиле "рыба об стенку аквариума" так и не приносят результата. И вот, утомленному столичной жизнью, в один прекрасный день ему вдруг ударяет в голову известная субстанция: он вспоминает, что где-то там, в мрачной Москве, его ждет суженая, на которой - в отсутствие иных вариантов - можно очень даже выгодно жениться, срубив нехилое приданое. И, опять же, сразу какое-никакое, а положение в обществе плюс должностишка. Почему я делаю такой вывод? Обратите внимание на обмолвку Чацкого в финальном монологе, когда он уже со всеми расплевывается: "Я сватаньем моим не угрожаю вам". Поскольку до того о возможном сватовстве не упоминал ни он сам, ни кто-либо другой, это банальная оговорочка по Фрейду, раскрывающая его основной подспудный мотив.
К моменту внезапного озарения увядшие помидоры любви и скандал
трехлетней давности при расставании с Софьей из головы у Сашеньки почти стерся,
вытесненный новыми впечатлениями. Осталось только, что есть, есть у него такая потенциальная
партия рабочих и крестьян с начальничьей дочкой! И, озаренный гениальной
идеей, он тут же ломанулся обратно из Санкт-Петербурга ("Я сорок пять часов,
глаз мигом не прищуря, // Верст больше седьмисот пронесся" - расстояние как
раз от столицы до Москвы). Обратите внимание: сам по себе факт такого
марш-броска уже много говорит о, мягко говоря, холеричности и взбалмошности
нашего персонажа. Ну неужто, в самом деле, лишний день-другой задержки на фоне
трехлетнего молчаливого отсутствия является принципиальным?
И вот Чацкий снова в Москве - и первым делом бросается к
Софье, чтобы убедиться: кобыла девушка еще в стойле, никто свести не
успел. Данного факта ему оказывается достаточно, чтобы с облегчением сбросить
камень с собственной души. Раз девица на месте, остается лишь освежить
любовь-морковь от пыли влажной тряпочкой, и по-быстрому под венец - а там уже и
должностишка с приданым приложатся. Чацкий настолько захвачен данной
перспективой, что напрочь игнорирует Софью саму по себе.
Никаких сантиментов, никаких нормальных после трехлетнего отсутствия и гробового молчания разговоров типа "а как ты тут?.. а я вот там..." Вместо того наш Сашенька, ограничившись дежурным комплиментом вида "привет, классно выглядишь", немедленно начинает изливать накопившуюся у него желчь. Другими словами, он устраивает прицельное говнометание по площадям, пиная и щипая всех, кто только приходит ему на ум. Из-за большого объема этот поток незамутненного фекального сознания здесь не цитирую. Желающих освежить его в памяти отсылаю к отрывкам, начинающимся с "Вчера был бал, а завтра будет два" и "Ну что ваш батюшка? все Английского клоба // Старинный, верный член до гроба? // Ваш дядюшка отпрыгал ли свой век?" (вы можете представить способ больше нахамить человеку за его спиной, кроме как поинтересоваться "отпрыгал ли свой век"? лично моя фантазия пасует, разве что "он сдох уже, придурок?")
Сказать, что Софья офонарела от такого приветствия, означает серьезно преуменьшить ее чувства. Ну вот представьте себе картину маслом: к молодой девице внезапно вваливается давно забытый ухажер (три года и для взрослого человека немало, а между четырнадцатью и семнадцатью вообще проходит целая жизнь) и тут же начинает гнать пургу, в лучшем случае бессмысленную, а в худшем - откровенно хамскую. Ошарашенная девица способна лишь отбиваться от бывшего возлюбленного слабым вяканьем типа "Гоненье на Москву". Настроение Софьи тем хуже, что дом находится хотя и в формальном, судя по всему, но все-таки трауре по какому-то неозвученному поводу ("Мы в трауре, так балу дать нельзя"), и развлекаться как хочется ей не позволяют.
Однако Чацкий настроения Софьи не замечает и не понимает.
Накопившаяся от столичных неудач желчь плюс усталость и утомление после
двухсуточной бессонной скачки из Питера в Москву, помноженные на естественное
возрастное стремление омега-самца распустить хвост перед альфа-самочкой,
настоятельно требуют выплеснуться хоть на кого-то. Результирующий словесный
понос явно не улучшает отношение Софьи к давно разлюбленному другу детства.
Более того, Чацкий резко набирает дополнительные штрафные баллы, прохаживаясь по
любимому Софьей Молчалину (реакция Софьи - "Не человек, змея!") Однако
нашему пылкому юноше наплевать. Облегчив душу и кишечник и по-прежнему в
упор не видя Софью и ее реакцию, он резко разворачивается на каблуках и
сваливает куда-то домой, отдыхать, оставляя девицу в полуобморочном состоянии из
категории "пыльным мешком по башке трахнутая".
Понятно, что из всех возможных сценариев эффектного появления наш Сашенька избрал наихудший. Но ситуация еще не слишком скверна, поскольку канализация в его устах разверзлась наедине с Софьей, и общественное мнение здесь еще не при делах. Однако отоспавшись с дороги, Чацкий является вновь, уже на вечерний прием. Увы, отдых отнюдь не улучшает его настроения - глобальные столичные обломы в одночасье не забываются. Вполне возможно, также играет свою роль и выработанная в Питере привычка считать себя столичным жителем, ныне осчастливившим своим появлением глухую провинцию. Так что, появившись, Александр свет Андреич немедленно приступает к своему излюбленному делу: ездить по ушам всем, кто под руку подвернется, причем не просто ездить, а раскаленным утюгом. Желающих освежить детали в памяти отсылаю к монологу, начинающегося с "И точно, начал свет глупеть", а также к хрестоматийному "А судьи кто?" Попытки Фамусова остановить его успеха на имеют, хотя Чацкий то и дело заявляет что-то типа "Длить споры не мое желанье" (сразу вспоминается классическое маркзахаровское "я три дня гналась за вами только для того, чтобы сказать, насколько вы мне безразличны!")
Девочки и мальчики всех возрастов, с интересом (надеюсь) читающие данный опус, представьте себя на месте тамошних фоновых персонажей. Вы являетесь к кому-то в гости, чтобы потрепаться о том о сем, нажрать новых двести граммов на заднице, убить вечер и благополучно расползтись на бровях по домам, отсыпаться. И вдруг вам на голову сваливается непонятно откуда взявшийся и при том совершенно незнакомый пацан минимум в два раза младше вас, еще толком усы не отрастивший, и начинает рассказывать, что вы - мудаки. Ну, в лучшем случае козлы, петухи и волки позорные. Ваша реакция? Могу предположить, что насколько бы объективными ни оказались изложенные факты, вы, в зависимости от темперамента и воспитания, подумаете либо "он чо, по хлебалу давно не огребал?", либо "он что, чокнутый?"
Реакция грибоедовского общества оказывается абсолютно идентичной (с поправкой на нравы того времени). Когда Софья, вконец обозленная наездами Чацкого (в первую очередь на Молчалина), решает отплатить той же монетой ("А, Чацкий! Любите вы всех в шуты рядить, // Угодно ль на себя примерить?"), все охотно принимают версию "да, чокнулся". Ну не бить же ему морду в сенях, в конце концов? Тем более, что амбал молодой, еще кто кому набьет... Иными словам, общество выработало совместную защитную реакцию от сияющих лучей поноса и реализовало ее на практике. Положа руку на сердце, вы в состоянии его осудить? У меня вот как-то не выходит.
Тем временем холодность Софьи начинает пробиваться даже
сквозь толстенную шкуру нашего Александра свет Андреича. Он потихоньку начинает
заподозривать что-то неладное. Предполагаемая пассия не бросается ему в
объятья, колет его недружелюбными репликами и вообще проявляет странные
чувства, когда какой-то червяк-Молчалин (которого Сашенька привык в упор не
видеть еще в предыдущей жизни) вдруг падает с лошади. А еще она осмеливается
защищать червяка перед ним, Чацким. А когда он, Чацкий, в очередной раз
пытается выставиться перед ней полным идиотом уточнить, пойдет она за
него замуж уже сегодня вечером или погодит до завтра, а заодно опять
прохаживается по конкурентам, Софья выдает полноценный отпор: "(София)
Хотите ли знать истины два слова? // Малейшая в ком странность чуть видна, //
Веселость ваша не скромна, // У вас тотчас уж острота готова, // А сами вы...
// (Чацкий) Я сам? не правда ли, смешон? // (София) Да! грозный взгляд, и
резкий тон, // И этих в вас особенностей бездна; // А над собой гроза куда не
бесполезна. // (Чацкий) Я странен, а не странен кто ж? // Тот, кто на всех
глупцов похож; // Молчалин, например... // (София) Примеры мне не новы; //
Заметно, что вы желчь на всех излить готовы; // А я, чтоб не мешать, отсюда
уклонюсь".
После такой отповеди даже душа компании и гений интеллекта Чацкий заподозривает что-то неладно. Сквозь его каменный череп еще не до конца, еще не полностью, но уже пробивается понимание, что такие предъявы как бы означают отнюдь не горячую любовь. Неужто, начинает биться в его голове мыслишка, неужто мой план выгодной женитьбы находится под угрозой? Да нет, невозможно. Чтобы она предпочла какого-то тверского старикашку (лет на несколько старше Сашеньки), пустое место, идиота и мямлю, блистательному, остроумному, образованному, столичному мне? Невозможно!.. но проверить все-таки надо. Но как? И тут волей автора ему выпадает великолепный случай: услышав нетерпеливый зов Софьи к Молчалину еще до того, как разъехались гости, наш правдоруб тут же прячется за колонну вестибюля и начинает подслушивать (взашей выталкивая лакея, пришедшего объявлять об очередной поданной карете, чтобы не спугнул). Плевать, что по меркам дворянской чести того времени придумать худший поступок надо сильно постараться. Слишком много стоит на карте! И случай Чацкого не обманывает: он становится свидетелем объяснения Молчалина и Лизы.
Оставим на совести автора причину, по которой осторожнейшему Молчалину внезапно приспичило хватать бойкую служаночку за задницу и прочие интимные прелести в вестибюле дома, набитого активно бухающими гостями, рядом с активно разыскивающей его Софьей. Я о другом. Мальчики (девочкам здесь сложнее) любого возраста, попробуйте еще раз влезть в шкуру персонажей, нашего главного почти-декабриста в частности. Представьте, что на ваших глазах парень-конкурент, к которому ваша пассия неровно дышит, тискает в темном коридоре совсем другую девицу, явно стараясь не привлекать к процессу чужого внимания.
Ваши действия? Благородно сделать вид, что не заметили?
Сходить к пассии и доверительно ей сообщить, что предмет ее воздыханий - cheater и two-timer,
как это определяют американцы? В конце концов, вразвалочку пройти мимо с
противным гыгыканьем, наслаждаясь перепугом конкретно попавшего соперника? Ну
что вы, наш светоч мысли совсем не таков. Он выскакивает из-за колонны падает
на пол, сучит ножками и верещит на весь дом, тыкая пальцем в парочку и привлекая
внимание всех, находящихся рядом. В том числе - не только самой пассии, но и ее
папаши, прямого начальника конкурента. О, здесь даже нет никакого тонкого
расчета, банальная логика трусливого уличного гопника: обозленный
неразобравшийся папаша вломит всем по первое число, пока стукач и ябеда скромно
отирается в сторонке.
Ну, а дальше всё, опять же, известно по хрестоматиям, в которых не желающим читать разный бред школярам подсовывают идеологически правильные отрывки. Если вдумчиво перечитать истерику отвергнутого омега-самца, оформленную в виде финального монолога, не остается ничего, кроме изумления неадекватностью персонажа. Прочитав все вышеизложенное, вы и сами сможете разделить со мной это чувство.
Слово Чацкому, часть первая: "Он здесь, притворщица! ... А вы! о Боже мой! кого себе избрали? // Когда подумаю, кого вы предпочли! // Зачем меня надеждой завлекли? // Зачем мне прямо не сказали, // Что все прошедшее вы обратили в смех?! // Что память даже вам постыла // Тех чувств, в обоих нас движений сердца тех, // Которые во мне ни даль не охладила, // Ни развлечения, ни перемена мест. // Дышал, и ими жил, был занят беспрерывно! // Сказали бы, что вам внезапный мой приезд, // Мой вид, мои слова, поступки - все противно, - // Я с вами тотчас бы сношения пресек // И перед тем, как навсегда расстаться, // Не стал бы очень добираться, // Кто этот вам любезный человек?.."
Объясните мне кто-нибудь, какой надеждой и куда завлекала его Софья, с самого начала говорившая ему одни колкости (когда ей удавалось вставить словечко в его монологи, разумеется)? Что именно в ее поведении позволило Чацкому назвать ее "притворщицей"? Наоборот, она только и делала, что демонстрировала ему свое отвращение. Вот, например, ее отповедь после очередного наезда на Молчалина: "скажу вам напрямик, // Так невоздержну на язык? // В презреньи к людям так нескрыту? // Что и смирнейшему пощады нет!.. чего? // Случись кому назвать его: // Град колкостей и шуток ваших грянет. // Шутить! и век шутить! как вас на это станет!" Что ей истерящий Сашенька здесь в вину ставит - что "Сказали бы, что вам внезапный мой приезд..." (и далее по тексту) Алё, а что, так можно было, да? Увидеть парня, с которым три года не виделась и даже по телефону и асечке ни разу не поболтала, и тут же в лицо ему заявить "внезапный твой приезд, твой вид, твои слова, поступки - все противно"? И он, типа, реально обиделся бы меньше и не стал бы бить ее головой о ту колонну вестибюля, за которой прятался, подслушивая Молчалина?
Дальше - лучше. В следующей части истерики на орехи начинает доставаться ни в чем не повинным окружающим: "С кем был! Куда меня закинула судьба! // Все гонят! все клянут! Мучителей толпа, // В любви предателей, в вражде неутомимых, // Рассказчиков неукротимых, // Нескладных умников, лукавых простяков, // Старух зловещих, стариков, // Дряхлеющих над выдумками, вздором". По пути снова получает очередной ушат дерьма несчастный и уже вроде как в пыль растоптанный Молчалин: "Подумайте, всегда вы можете его // Беречь, и пеленать, и спосылать за делом. // Муж-мальчик, муж-слуга, из жениных пажей - // Высокий идеал московских всех мужей" (подтекст: как ты, сволочь, могла предпочесть этого слизняка мне, настоящему мачо, который и нахамит кому угодно без зазрения совести, и жену к ногтю возьмет так, что она и пикнуть не посмеет, не то что "посылать за делом"!)
И опять пытаемся влезть в шкуру посетителей вечеринки.
Незнакомый и явно неадекватный пацан, увиденный ими впервые в жизни, будучи посланным
бывшей даже не любовницей, а просто подружкой детства, бьется на полу в
истерике и вопит: вы суки позорные, сволочи, гадины, вы все меня ненавидите, смерти
моей желаете, предатели!.. Ваша реакция? Психиатрическую неотложку вызвать? Или
в ванную сунуть под струю ледяного душа, чтобы протрезвел чуток от чем он там
закинулся?
Ну, и достойное завершение: "Вон из Москвы! сюда я больше не ездок. // Бегу, не оглянусь, пойду искать по свету, // Где оскорбленному есть чувству уголок!.. // Карету мне, карету!" То есть, закончив истерить, пацан вскакивает на ноги, хватается за дверную ручку, визжит, брызгая слюнями, что больше сюда ни ногой (в какой там раз получается, в третий?), и выскакивает на улицу. Ваши ощущения, медам и месье? Вот мои: сюда он больше не ездец - и зашибись, песец...
В общей, сей монолог, поднятый на щит советским литературоведением, на деле является квинтэссенцией сущности Чацкого, которую я подробно разбирал на предыдущих страницах: тупой, хамоватый, самовлюбленный юнец, использующий компанию только для того, чтобы покрасоваться, поплевывая на окружающих, а получив отпор, начинающий истерить и хлопать дверями. Знаете, у кого как, а у меня по завершении комедии чувство только одно: неимоверного облегчения, что данная личность больше рядом не крутится.
5. В сухом остатке
Резюмируя предыдущие двадцать страниц текста, еще раз коротко перескажу сюжет комедии, как он видится мне.
Итак, жил да был мальчик-сирота Сашенька Чацкий, взятый из человеколюбивых побуждений к себе в дом старым другом умершего отца. У друга обнаружилась дочка Софьюшка, с которой Сашенька сошелся поначалу в дружбе, а потом в том, что среди детей считается романтической любовью до гроба. Разумеется, как и любая детская любовь, платоническое (скорее всего) чувство оказалось недолговечным, бывшие "влюбленные" начали тяготиться друг другом, и после какого-то скандала разозленный Сашенька хлопнул дверью и отправился жить самостоятельно. Спустя какое-то время он, правда, опомнился и попытался помириться с пассией, но попытка провалилась, и после очередного скандала Сашенька громко хлопнул дверью уже окончательно, как полагал он сам. Благо возраст у него уже приближался к или уже достиг пятнадцати лет, когда тогдашним дворянам полагалось начинать служить тем или иным способом, он отправился в столицу, дабы найти там себе синекуру.
Как и многим провинциалам, однако, ему пришлось испытать жестокий облом: все синекуры в столице уже оказались забронированными за правильными людьми. Пацан, понаехавший из московского захолустья в тогдашний питерский Нерезиновск, оказался никому не нужен. В качестве души общества он тоже не прижился (и своих остроумцев хватает, спасибо), да и особо шиковать на доход с трехсот, максимум четырехсот рабов в столице не удавалось. Так что в течение трех лет он отчаянно крутился, не находя признания при императорском дворе и накапливая в душе всё большие запасы горечи на несправедливость мира. Параллельно, вращаясь в высшем свете столицы, он нахватался презрения к провинциальному устройству жизни, а также смутных идей о том, что так жить нельзя (как можно, он так и не узнал и не придумал сам). Каша в голове у него получилась совершенно феерическая, сочетающая в числе прочего славянофильское почвенничество и нелюбовь к традиционному крепостническому укладу. Однако за полным отсутствием критического мышления и общим скудоумием он этого не замечал. Да и кому оно интересно?
Когда уровень желчи в душе достиг критичной отметки, повзрослевший Сашенька, точнее, уже целый Александр Андреич, вспомнил, что в Москве у него томится любовь всей жизни, Софья. Правда, та любовь за прошедшее время уже основательно вошла в брачный возраст, находилась в томлениях и исканиях, явно или неявно поощряемых папашей, и за неимением альтернатив успела по уши втюриться в папашиного секретаря Молчалина, вывезенного в свое время из глухой захолустной Твери. Означенный секретарь являлся тихой бессловесной рабочей лошадкой заметно старше Софьи. Несмотря на свои недюжинные деловые качества и незаменимость по службе, он до смерти боялся хоть чем-то возбудить против себя начальственный гнев и оказаться на улице. Поэтому он не рискнул явно отшить влюбившуюся девицу, несмотря даже на сердечное влечение к ейной служанке, а также понимание бесперспективности данной "любви". Поэтому Молчалин старательно подыгрывал Софье в максимально романтической и безобидной манере в надежде, что рано или поздно перезревающая барышня найдет себе другую цель.
У Чацкого же, как часто случается с течением времени, скверные воспоминания детства стерлись и забылись, зато хорошие налились цветом и заколосились. Осененный гениальной идеей выгодной женитьбы, он стремглав бросился из столицы в Москву, подгоняемый одной только мыслью - не увели ли уже невесту? Невеста оказалась на месте, и, продемонстрировав ей новообретенный столичный блеск, он отправился в свою московскую квартиру, чтобы переодеться и приступить к финальному штурму крепости. Поинтересоваться, а не изменилось ли что-то на любовном фронте Софьи за прошедшие годы, Александру нашему Андреичу, разумеется, даже в голову не пришло. Разве ж может разлюбить его, такого блестящего и умного, какая-то там московская провинциалочка, хоть за три года, хоть за тридцать лет монашеского ожидания? Не, невозможно в принципе.
В общем, повзрослев телом и формальным возрастом, Сашенька совершенно не повзрослел умом, так и оставшись взбалмошным самодуром-мальчишкой, живущим в мире подростковых иллюзий. Во время второго явления народу, уже посреди немалой компании почтенных старикашек под стать хозяину дома, он немедленно восстановил против себя как папашу намеченной невесты, так и всех остальных, во всю глотку продуцируя диатрибы Д'Артаньяна в адрес окружающих педерастов. Параллельно он окончательно достал свою возлюбленную назойливыми приставаниями, напрочь игнорируя не только ее намеки, но - под конец - и заявления открытым текстом, что кое-кому здесь следовало бы прикусить язычок и исследовать собственные глаза на предмет завалявшихся бревен. В результате общество начало недовольно перешептываться. Когда эти шепотки пробились сквозь самодовольство и глупость одновременно с осознанием, что невесту все-таки увели и она всерьез увлечена другим (искренне презираемым провинциальным плебеем и канцелярской крысой Молчалиным), психика нашего героя, и без того нестабильная, окончательно развалилась в хлам. Устроив публичную истерику, по ходу которой капитально подставив как хахаля перед этой потаскухой, так и потаскуху перед папашей, он в очередной раз хлопнул дверью и исчез в голубых далях. На сей раз, можно надеяться, окончательно.
Вот и вся сказочка.
Мальчики и девочки, вы видите в этих событиях героя на белом коне? Правдоборца-декабриста, страдающего от избытка ума? Смелого либерал-реформатора, опередившего свое время и за то безжалостно отвергнутого обществом с ярлыком "сумасшедший"? "Частное проявление борьбы за права и достоинство личности вообще"? Я лично ничего подобного разглядеть так и не сумел. "Горе от ума", безусловно, является познавательной комедией о нравах того времени, вот только главный герой в ней совсем не таков, как диктует советская литературоведческая традиция. Именно Чацкий является главным и при том отрицательным сатирическим персонажем. Именно на него в первую очередь направлено острие грибоедовской язвительности. Именно над ним автор издевается, шаг за шагом демонстрируя взбалмошность, сумеречность сознания и самовлюбленность юного "реформатора", перемежающего открытое хамство в адрес окружающих с бездумно подхваченными где-то общественно-политическими инвективами.
Но критике советского разлива такие мелочи были неинтересны. Следуя цэу назначенного революционным авторитетом Герцена (см. соответствующую статейку дедушки Ленина), пустоголового фанфарона Чацкого в СССР превратили в светоч прогресса и реформаторства. А по ходу дела жертвой соцреалистического подхода стал второстепенный, но важный персонаж Молчалина, который здесь вообще-то является трагическим героем - ответственным, работящим, рассудительным, но не способным вырваться из трясины дворянского общества, ни в грош не ставящего плебеев. Он, назначенный омерзительным бонвианом, никому не интересен: фарисейская советская масс-культура, построенная на том, что в СССР нет не только секса, но даже и разводов с абортами, в принципе не могла ему простить досвадебное непостоянство. Как антагониста Чацкого его не спасло даже происхождение из плебеев-разночинцев, а также предпочтение деревенской девушки богатой барышне.
Заодно оказывается уничтоженным еще один второстепенный персонаж, которого советская традиция, как ни странно, не замечает в упор. Я имею в виду служанку Лизу. Ее судьба - "В работу вас, на поселенье вас ... Изволь-ка в избу, марш, за птицами ходить". Если Молчалин еще может как-то выкарабкаться, хотя бы в приказчики в торговой лавке - все-таки свободный человек, да еще с каким-никаким рангом из табеля, если Софья в конце концов все равно выскочит замуж и вырвется от тетки из саратовской глуши, то крепостной рабыне деваться некуда. Она не человек, она - собственность. Наградой за ее целомудрие и преданность хозяйке станет грязная захолустная деревня, замужество по принуждению за пьющим и бьющим мужем и выматывающая ручная работа по шестнадцать-восемнадцать часов в день. Возможно - и ссылка в Сибирь на поселение. Средняя продолжительность жизни крепостной крестьянки в таких условиях в 19 в. составляла тридцать, максимум тридцать пять лет. С учетом привычки Лизы к городской жизни данная судьба фактически является приговором к нескольким годам каторги с последующими смертью от очередных тяжелых родов и полным забвением.
Вот такой печальный конец у вроде бы веселой комедии.
Январь 2016 г.
|