Аннотация: уникальные возможности некоторых просто обязаны быть на виду
Съемка любительской камерой.
На полу лежит мужчина. Камера медленно ползет от голых избитых ног выше. Вместе с камерой ползет нож, то тут то там врезаясь в плоть, оставляя длинные кровящиеся разрезы. В кадр попадает живот. Нож входит в него и там остается. За кадром слышны рыданья. Камера перемещается дальше. Видны раскинутые в стороны руки. Камера приближает поочередно левую и правую ладони. Видно, что они прибиты к паркету гвоздями. В кадр вплывают грудь в кровоподтеках, шея с острым кадыком, небритое лицо, разметавшиеся по полу грязно-серые волосы. Лицо мужчины спокойно. Мертв? Немигающий взгляд, но глаза живые. Гром выстрела, рана на левом плече. Рыданья превращаются в отчаянный вой. Еще выстрел - теперь в грудь. Мужчина отворачивает лицо от камеры. Холодный голос за кадром: "Теперь ты меня попросишь?". Вой нарастает. Мужчина молчит. "Подумай о своей дочери", - голос холоден. "Нет, Сережа, да, скажи им, подумай, скажи, нет!" - захлебывается женский голос. Камера немного смещается. Становится видно, что рядом с головой мужчины на полу лежит спеленатый младенец. "Я тебя прошу", - говорит мужчина, сглатывает, морщится, будто говорить ему больнее, чем тем терпеть раны. - "Прошу. Только уведи их".
Затемнение.
Кадры семейного видео, за 30 лет до того.
Голос диктора наложен позже:
"Сергея пережил два смертельных ранения. Первое он получил во время празднования своего семилетия. День рождения Сережи отмечали на теплоходе".
Камера бродит по палубе небольшого теплохода среди воздушных шариков, играющих детей, взрослых с бокалами и дымящимися сигаретами.
"Привет, именинник!" - камера останавливается возле светленького мальчика. - "Ну-ка, хвастайся, - что тебе подарили?". "Машинку", - опустив глаза, говорит мальчик, как будто стесняясь камеры. В руках ребенок вертит пульт с длинной антенной. Камера опускается, чтобы заснять машинку, елозящую по палубе туда-сюда.
"А теперь все встаньте под капитанским мостиком. Будем фотографироваться" - слышится женский голос. Камера поворачивается - улыбающаяся женщина с фотоаппаратом легкими шлепками собирает разыгравшихся детей в кучу. "Сережа, ты самый маленький, становись вперед. Да положи ты свою машинку, потом поиграешь". Дети, не переставая вертеться, хихикать и болтать выстраиваются под мостиком. Насупленный Сережа, не выпуская из рук пульт, становиться перед ними. "Я сказала, положи игрушку", - повторяет женщина. Пальцем она указывает на стоящий неподалеку столик с бутылкой шампанского, пепельницей и бокалами. "Да что ты пристала к пацану? Это же его день рождения. Пусть фотографируется с чем хочет", - говорит голос из-за камеры.
"Хорошо. Итак, приготовились, сказали "сыр", смотрим сюда - сейчас вылетит птичка". Вспышка. Громкий хлопок. "Что это было?" - удивляется женщина. "Бутылка лопнула". "Ладно, давайте сделаем еще снимок. Сережа! Сейчас же встань на место!".
Камера показывает Сережу. Он, пошатываясь, идет к оставленной в стороне машинке, садится возле нее. Ладонь прижата к шее. Подпрыгивая, камера несется к мальчику, приближает его лицо. Сквозь пальцы Сережи сочится кровь. "Что случилось?" - слышится взволнованный голос за кадром. Сережа убирает руку, из шеи пульсирующим фонтанчиком бьет кровь. "Сережа! Сережа!" - кричит женщина, ее голос сливается с криком детей и подоспевших взрослых. В кадре мелькают лица, руки, ноги. Камера падает - видны лишь доски палубы. "Теперь машинка достанется мне?" - на фоне общего гама отчетливо пищит комариный голосок.
Голос диктора: "Давайте посмотрим еще раз, замедлив пленку. На этих кадрах видно, как взорвалась бутылка шампанского. Осколок стекла - видите? вот он, обведен красным, летит, летит и - попадает прямо в шею Сережи. Повреждение сонной артерии, критическое ранение. Даже если бы на борту был врач, шансов спасти жизнь Сережи не оставалось. Тем не менее, потеряв больше литра крови, мальчик выжил. Прошло больше часа, пока теплоход причалил и Сережу доставили в больницу. Все это время он находился в сознании. Чтобы успокоить обезумевшую от ужаса маму Сережа пел "Врагу не сдается наш гордый Варяг".
Любительская съемка, за 15 лет до того.
Голос диктора наложен позже:
"Второе ранение Сергей получил во время своего выступления на Грушинском фестивале".
Камера подпрыгивает и пританцовывает под сценой. На сцене стоит длинноволосый молодой человек с гитарой. Он поет:
"Черепок и крышка порча на окрошку
Стервый дрищик клякса пальма на седло
К черепку и крышке еле неба ложка
Черепку батоном мех с боков сняло
Доза еле-еле промеж и в середину
Парашют резервный лошадь водомет
Черепок и крышка парашют тот примус
И печник отпляшет, и треска прольет"
Под сценой начинает расти шум. Свист заглушает песню. Слышатся крики и ругань: "Урод! Уберите его!". На сцену градом летят бутылки и прочий мусор. Молодой человек продолжает петь. Внезапно замолкает и падает на спину. Встает, держится за грудь. Камера падает на землю. Хруст, треск, темнота.
Голос диктора: "Давайте посмотрим еще раз, замедлив пленку. Из толпы в Сергея, помимо мусора, бросили охотничий нож. На этих кадрах отчетливо видно, как нож попадает прямо в сердце. Невероятно, но после этого Сергей допел песню до конца и лишь потом ушел со сцены. Врачи, работавшие на фестивале, отказывались верить своим глазам - пятнадцать сантиметров стали, пронзившие грудь и сердце, должны были мгновенно и неминуемо убить Сергея.
Владельцем ножа оказался родной брат Сергея Михаил. Михаил заявил, что нож у него украли за день до выступления Сергея. Доказать вину брата следствию не удалось".
Съемки любительской камерой.
В кадре распластанное окровавленное мужское тело, камера приближает лицо.
Голос за кадром: "Так тебе нужна моя помощь, братишка? Все как договорились - ни жены, ни дочки".
"Да", - лицо смотрит прямо в объектив.
"И ты знаешь, как я могу тебе помочь?".
"Знаю. Просто выключи камеру".
"Извини, но для семейного архива я хотел бы иметь запись, где бы ты не выживал чудесным образом. Да и для тебя лучше будет - на миру смерть красна, так?".
"Выключи камеру", - повторяет распластанный.
"Погоди. Я же злодей. Я - брат Каин. Неужели думаешь, что я прикончу тебя просто так, без свидетелей?", - слышится нервный смех. - "Чтобы все подумали, будто я тебя из-за бабы пристрелил?"
"Выключи камеру. Иначе ты мне не поможешь... умереть", - камера скользит по кровавому месиву тела.
"Вот как? А как же тогда люди узнают, что ты за гнида? Нет, я должен рассказать, почему ты должен сдохнуть. Почему я должен помочь тебе сдохнуть. Иначе никакого блокбастера не получится. Без признания-то. Так?"
"С включенной камерой ты мне не поможешь".
"Ты еще подумай, пока твои девочки сидят запертыми в сортире. А мне нужно кое-что сказать", - в кадре появляется дрожащая рука с пистолетом. - "Тридцать лет назад, твой день рожденья. Помнишь тот день? Ты должен был умереть. Слыханное ли дело - взрыв бутылки, перебитая артерия? Не каждый день такое случается. Это был знак, что тебе пора. И что ты сделал вместо того, чтобы тихо уйти? Была бы тебе милая и уютная могилка, 1990-1997, от папы, мамы и братика, цветов - сколько и не снилось. Так нет. Ты убил меня. Для папы и мамы остался только ты, чудом выживший ангелочек, дар небес. Я для родителей умер".
"Дуешься из-за машинки с дистанционным управлением? Я знаю, ты ее хотел".
"Мелочно? Да, так и есть. С тех пор, как ты спасся, я в подарок разве что шоколадки получал. Зачем родителям было меня ценить? Я же не пытался склеить ласты".
"Миш, бери машинку, и забудем", - хриплый смех.
"Да черт бы с ней. Ты же тогда начал выпендриваться. Я помню, ты смеялся над нами, над мамой, которая сама чуть не умерла от страха за тебя. Ты все дорогу пел "в рагу не сосется наш горький Варяг" - коверкал слова, тянул одеяло, чтобы все на тебя обращали внимание. А потом? Потом только этим ты и занимался. Помнишь Грушинский фестиваль? Я ведь просил тебя оставить балаган, спеть что-нибудь нормальное. Так ты и здесь все испоганил. Ты не себя опозорил - меня. Это я привез тебя на фестиваль. Как я мог после твоих "черепков и крышек" людям в глаза смотреть, как я мог выйти на сцену после тебя и спеть свою песню? А ты что? Опять отказался сдохнуть. Мученик, бедненький, пострадал за искусство. Бабы любят шрамы, поэтому я не злюсь, что после того случая Светка ушла к тебе. Вот уж не думал, что ты сможешь убить меня дважды - отнять родителей, друзей, музыку, девушку. Сколько ты с ней прожил?"
"Четырнадцать лет".
"Так и жил бы дальше! Но ведь у тебя так не получается, как у людей? Четырнадцать лет я мучался из-за Светки, наконец нашел Нину - женщину, которую полюбил, забыв обо всем. И на тебе - черепок и крышка! Ты тут же бросаешь Светку, трахаешь Нину. Не успел оглянуться, как у вас уже дочка. Сколько раз тебе нужно убить родного брата, чтобы успокоиться?", - голос за кадром колеблется, слышны всхлипывания.
"Нисколько".
"Да-да, конечно. Мне бы и одного хватило, умри ты хоть раз. Но у тебя, видишь ли, не получается. Так? Значит, мой братский долг - помочь тебе. Говори, как тебя упокоить. Помни - Нина с дочкой неподалеку".
"Повторяю: выключи камеру. Так уж вышло, что пока меня снимают - я не умру".
"Жизнь на пленке? Ну ты и артист, сволочь", - в кадре снова появляется дрожащая рука с пистолетом, прижимает дуло к виску распластанного мужчины. - "Спокойной ночи".
Запись обрывается.
Съемка скрытой камерой.
Черно-белое изображение, вид из-под потолка, звука нет.
Небольшая комната. В комнате двое. Один раскинув руки, лежит на полу. Второй склонился над ним - в левой руке видеокамера, в правой пистолет. Второй отбрасывает камеру в сторону, прижимает пистолет к виску лежащего. Голова лежащего резко дергается, под ней стремительно расплывается черная лужа. Второй прикладывает пистолет к своему виску, его голова запрокидывается, он падает на пол. Несколько минут ничего не происходит. Затем первый поворачивает лицо в сторону скрытой камеры, с видимым трудом отрывает правую руку от пола и приветственно машет.