Аннотация: Как мучительно ждать гроз и возвращений!
С утра и до самого вечера, как круги расходятся на воде от брошенного камня, от чьего-то восклицания все разлеталось эхом, паутиной слухов: "Будет шторм!..". Небо было чистое, будто вымытое окно куда-то вверх и в синеву, без единого облачка, и паника на улицах могла бы показаться смешной - но только тому, кто не знаком с переменчивой погодой Светломорья.
Сезон штормов на Светломорье в июле, но это не значит, что их не бывает всю остальную часть года. Море бурное и прихотливое. И чего ему неспокойно - один Тенлансин разберет.
В Лилейной гавани с каждым годом все больше чужеземцев. К ним относятся настороженно, но город - не село, чтоб все друг друга знали в лицо, а на лбу у людей не написано, селенианцы они, лилианцы или еще откуда. Именно они, чужеземцы, в основном жители больших городов, прибывшие на заработки, и смеялись, указывая друг другу в небо. Ни тени облаков. Ветер - по-июньски задорный и легкий, влажный, приятно прохладный, а в прибрежных кварталах и на набережной - с запахом соли.
На пристани с утра царила суматоха. Уж и неизвестно было, кто сказал о грядущей грозе, но подозрение по каким-то причинам вмиг переросло в уверенность, и уже самые опытные капитаны утверждали: будет шторм. В гавани швартовались корабли. Загружали и разгружали грузы в соответствии со спешно измененным графиком товарного порта. Спускались паруса, проверялась крепкость канатов. В рупор кто-то кричал приказ. На набережной грузчик, оставив тюки с тканями на земле, драл за уши мальчишку-газетчика, которому не повезло не вовремя подвернуться под горячую руку со своим нехитрым товаром. Пока грузчик его отчитывал, тюки украли.
- Однако в эту минуту я, направляясь к тебе, увидел вора, - рассказывал Вельфино девушке, облокотившись о живую изгородь и задумчиво срывая с куста жесткие листья. - Конечно, я не мог дать свершиться такой несправедливости! Я догнал вора, который чуть не успел скрыться, отобрал у него тюк и с ним вернулся к хозяину...
- Так вот почему ты опоздал, - отвечала ему девушка с легким укором.
- Да, - Вельфино рассказывал все увлеченнее, - а потом... а потом... ну, потом грузчики, а их там было уже трое, приняли меня за вора, и... ну... - он почесал в затылке; девушка заливисто засмеялась и потянулась через ограду его обнять.
Небо светлеет - к грозе?
Казалось, в такой день ничего не произойдет. Погода была настолько прохладно-чистая, настолько сияющее, слепящее было солнце, что день выглядел просто неподходящим для того, чтобы что-то происходило.
Неожиданно на изгородь по ветру слетела птица, искусно свернутая кем-то из лица бумаги, круглоголовая и с длинными крыльями. Переглянувшись с Вельфино, девушка взяла ее в руки: на крыле виднелся обрывок фразы. Она развернула птицу и прочитала:
"не верь Вельфу! он хвастун и враль
он просто проспал"
Внизу послание украшала забавная нарисованная мордашка. Удивленно улыбнувшись, девушка протянула листок Вельфино. Эффект был просто потрясающий; юноша весь покрылся красными и белыми пятнами, отчего стал похож на мухомор, а затем поднял голову и взглянул куда-то на крышу дома. И хотя Вельфино почти сразу же зажмурился от нестерпимого солнечного блеска на железной кровле, ему показалось, за трубой скрылся мальчишеский силуэт.
Девушка наблюдала за тем, как менялось выражение его лица, с не меньшим изумлением, чем слушала его рассказ.
- Габриэлле! - в сердцах воскликнул Вельфино. - Еще одна такая выходка - прикончу!
- Вельф...
- Габриэлле, я тебе сколько раз говорил!.. Нина, послушай...
- Вельф, - девушка уперла руки в бока и нахмурилась, - правду-то расскажи!
Вельфино давно не проклинал несносного младшего брата в таких мудреных словах. Девушка то кричала, то обижалась, и бедняга совсем скис; впрочем, брата он ругал совсем зазря. Габриэлле к его фиаско был совершенно непричастен.
Сложно было бы сказать, что Габриэлле вообще был к чему-то сегодня причастен; он гулял по набережной, то и дело задумчиво рассматривая вывески или наблюдая за кутерьмой, и если бы Вельфино его встретил, непременно бы подумал, что брат или болен, или замышляет что-то веселое. Тем не менее, знакомых Габриэлле на пути не встречалось, и никто не мог задаться вопросом, отчего он так непривычно притих.
Габриэлле то шел вприпрыжку, то, сунув руки в карманы, битком забитые всякой дребеденью, останавливался на каждом углу, заметив что-то не то чтобы интересное, но любопытное для праздного зеваки. Казалось, он даже не слышал всей этой суеты, ругани матросов, криков капитанов, скрипа досок и шороха канатов - кто-то поздно спохватился, что стоило бы отремонтировать палубу или заменить такелаж. Обалдевшие от неожиданного шума рыбы плескались на мелководье. Габриэлле купил у уличного торговца увесистую булку, затем заскучал и с какого-то причала сыпал крошки в воду на радость рыбам.
Да, Габриэлле скучал; скука для него была странным чувством, чем-то из ряда вон выходящим. Довольно трудно представить, чтобы тринадцатилетний мальчишка мог скучать солнечным летним днем в городе, где каждый второй ровесник ему друг, а все остальные - враги понарошку, с которыми при каждой встрече надо острить и язвить, а это весело; в городе у моря, городе парков и садов, где так хорошо прятаться от солнца или старшего брата, разозленного сорванным свиданием; в городе, где вообще, казалось бы, невозможно скучать, потому что не все забавы еще испробованы, не все переулки исследованы, даже не все пассии Вельфино выведены из себя.
И причину этой скуки Габриэлле не сумел себе объяснить. Просто раз - и как отрезало желание куда-то мчаться, даже лазить по крышам. Пытаясь это объяснить друзьям, Габриэлле совсем запутался в словах. Приятели его не поняли. Подумали, может, что у него ум за разум зашел. Или что в голову "сынку аристократов" стукнула неведомая блажь. Или, возможно, решили, он без них замышляет какую-то авантюру... и обиделись. Так или иначе, бумажная птица прилетела к Нине и умудрилась испортить выходной Вельфино без всякого ведома Габриэлле.
Он, конечно, представлял себе, что уж какой-то трюк без него компания да сообразит, но мысль о том, что все веселье сегодня пройдет мимо него, совсем не показалась грустной. Габриэлле не знал, что с ним такое и чего он вообще ждет.
И, наблюдая, как в свете солнечного дня блестит огонь маяка Гавани - это проверяют надежность лампы, - Габриэлле пришел к выводу, что он ждет грозы. Качались на мелких волнах суда, ветер едва заметно крепчал. Вечером зажгутся сигнальные огни, ветер будет выть в трубах и биться в окна, бросая в стекла брызги дождя, зальет всю набережную, непременно переломает мачты. Треск будет стоять по всей гавани, смешаются верх и низ, небо с морем, море с сушей, а вон тот большой пароход, рейс которого отчего-то не отменили, сегодня будет метаться от волны к волны у скал Маоле.
Заблестит гроза. Дождь принесет прохладу и свежесть, вода - холод морских глубин.
Будет весело; уж этого наслаждения Габриэлле никак не избежит.
- А все-таки... - Габриэлле плюхнулся на деревянный настил пустынного причала, откуда только что отчалил барк, - все-таки, что со мной?
Рыбы, как птицы разлетаются, ушли на глубину. На воду от солнечного блеска было больно смотреть. А все-таки будет гроза. Странно верить. Но приятно ждать. В ожидании всегда есть что-то приятное, говорила матушка...
Вот уж чего Габриэлле не понимал.
- Я все жду, жду, а ничего не случается, - он вздохнул и растянулся на причале. Волосы разметались по доскам. Солнце светило прямо в глаза - пришлось их закрыть, и Габриэлле подумал, вот-вот уснет, но сон не шел. Оттого грызло чувство ожиданий... несбывшихся.
- Ну и чего лежишь? - девичий голос раздался прямо над головой. Тень девочки заслонила солнце, и Габриэлле открыл глаза. - Вельф тебя ищет.
- Да пошел он, - буркнул мальчик в ответ. - Торони, тебя-то что нелегкая принесла?
Торони Гемм была его соседкой и тоже товарищем по играм. Она не лазила по крышам, опасаясь порвать платье или повредить коленки, но зато она много интересных историй умела рассказывать. Почти так же хорошо, как сам Габриэлле.
- А мне скучно, и я гуляю, - Торони присела рядом и свесила ноги с причала.
- Мне тоже скучно, - обрадовался Габриэлле, - и я тоже гуляю. Будем гулять и скучать вместе?
Не то чтобы ему этого сильно хотелось, но что еще было делать? Габриэлле не привык бездельничать. И совсем не понимал, почему его учителя постоянно называли бездельником.
Торони поджала губы:
- Ты только вчера был на меня в смертельной обиде!
Габриэлле и не помнил.
- За то, что я не поверила в твои дурацкие сказки, - пояснила Торони. - Думаешь, после того, что ты рассказывал про привидение на чердаке, я хоть на грош тебе буду верить? И твои небылицы с каждым разом все более небывалые.
- Но... - Габриэлле нахмурился.
- Волшебников не бывает! - Торони развела руками. - Что бы там ты ни рассказывал, волшебников не бывает, есть только гипнотизеры и шарлатаны.
- Ну уж! - Габриэлле рывком поднялся, одновременно возмущенный и смущенный. - Ты просто их не видела, а я говорю... - он осекся, - так вот, у меня есть знакомый волшебник, самый что ни на есть взаправдашний, он умеет принимать облик любого на свете человека, и когда он вернется, я тебя с ним познакомлю. И тебя, и всех остальных.
Торони рассмеялась. Она хохотала долго, а Габриэлле с каждой секундой выглядел все более сконфуженным; будь Торони немного старше или опытнее в подобных вещах, она бы и не вспоминала вчерашний разговор, но теперь сделанного было не воротить - Габриэлле нашел по меньшей мере одну причину странной тоски.
Альцест исчез три недели назад... сам он не назвал бы это "исчезновением", поскольку предупредил, что уедет на "некоторое неопределенное время"; это "неопределенное время" Габриэлле сначала представлял как два-три дня, потом - как неделю... При всем этом он не мог сказать и того, куда именно направился маг, и назвать это происшествие мог не иначе как исчезновением.
Сначала Габриэлле обижался. Затем - угрюмо скучал. И вот - новая странность и неувязка: по прошествии трех недель, в свете солнца, в разгаре лета, а теперь еще и в ожидании шторма, мысль пришла в голову подозрительная и жутко неприятная: Альцест... существовал ли вообще?
Габриэлле готов был бы головой отвечать, что селенианские маги - не выдумка. И если бы кто сказал ему: "Поклянись!", он бы клялся, что сказал правду. Но за последние недели смазались и расплылись отчетливые прежде воспоминания, и черты лица Альцеста отчего-то ускользали из памяти; каждый июньский день тянулся так долго от зари и до зари, что казался годом, а если так, сколько лет назад произошла их последняя встреча?
Последняя ли?.. Габриэлле готов был поклясться и в том, что Альцест не оставил бы его - одного - в покое - не оставил бы, нет, тем более что без предупреждения; был готов поручиться, что чародей из селенианской гильдии нигде и никогда не пропадет; но вот только некому было давать зароков, и внутри, где-то в груди, поселилось смутное сомнение.
А вдруг все приснилось? Бывают на удивление ясные сны.
Если все сон, то как стряхнуть наваждение?
- Я обещаю, что буду с тобой гулять весь день, - торжественно начала Торони, - если ты больше не будешь рассказывать глупых историй.
Габриэлле показал ей язык. Не показывать своей неуверенности - вот главная заповедь городского мальчишки.
Скучно. Оттого грустно. Габриэлле метался по улицам в поисках хоть чего-нибудь, что могло бы увлечь - но напрасно; и он уже жалел, что поссорился с Торони, но первым мириться не пришел бы из гордости. Да и вряд ли та сумела бы его развеселить.
Солнце дотянулось до зенита и лениво начало спускаться за горизонт. Ветер налетал порывами, нечасто, но резко, и с наступлением сумерек неожиданно и быстро небо затянулось пеленой. В Лилии летом темнеет рано.
- Будет гроза! - доносился с пристани крик.
- Шторм грядет! Убрать паруса! - вторил другой голос.
Ветер рвал со стены афиши и, влетая в окна, рассыпал по полу бумаги, трепал занавески, затем убегал снова, как от шалостей своих прячется озорник.
- Буря! - пели с верхних этажей.
- Закройте ставни!..
- Дождь, начинается дождь, - причитала девочка, лицом зарывшись в юбку матери, хотя облака еще не стали тучами; но все это было ненадолго. Зажигались огни. Откуда-то ревела сирена, и туда сбежался народ, но прежде чем кто-то сумел понять происходящее, звуки смолкли. Звезды скрывались в темневших облаках.
- Увидимся, увидимся, - шептал Нине Вельфино, но та все не хотела отпускать. Где-то на балконе молодая актриса репетировала пьесу и рыдала почти по-настоящему, а может, уже дождь падал на ее щеки. Матери укладывали младенцев спать. Старческий голос где-то пел колыбельную, а ему вторил детский упрямый плач.
- Шевелитесь быстрее, вот-вот загремит!.. - командовал где-то капитан под звон первых крупных дождевых капель. Намокший попугай угрюмо повторял:
- ...загорит, загорит, загорит...
Капли стекали по щекам и волосам.
- Я не могу, Нина, не могу, мне надо идти, - смеялся Вельфино, а Нина льнула к нему с объятиями.
- Еще немного, еще чуть-чуть, мы ведь не увидимся так долго... до следующего утра!
Габриэлле поймал старый слуга где-то на пристани, куда мальчик убеждал наблюдать надвигающуюся грозу, и за воротник притащил домой. В доме Розы Морриган как раз в это время закрывали окна, а хозяйка бродила по прихожей с керосиновой лампой и взволнованно раздумывала, куда мог запропаститься Вельфино. В эту минуту как раз первая молния осветила комнату, а ворвавшийся в последнее открытое окно ветер загасил все свечи. Только теплился огонек керосиновой лампы.
Габриэлле поднялся к себе наверх, чтобы полюбоваться грозой хотя бы из окна. Он отдернул занавеску и потушил лампу; в свете молний все было видно яснее, чем днем.
Стекло зазвенело, но не от ветра: в окно кто-то бросил плотный комок размокшей бумаги. Дождь уже лил как из ведра. Габриэлле, надеясь, что никто не услышит свиста ветра, торопливо открыл окно. В палисаднике он увидел силуэт Торони с зонтом, под которым, должно быть, поместилось бы пять таких девочек.
- Габриэлле! - радостно выкрикнула она, стараясь перекричать гром и ветер. - А я мириться пришла!
- Приходи, - Габриэль перегнулся через подоконник, - заходи ко мне, тут тепло и сухо... - он взглянул на дождевые капли, вмиг залившие подоконник, - было.
- Габриэлле, а Вельф на тебя злится, - сообщила Торони, выглянув из-под зонта. - Знаешь, что он обещает с тобой сделать?..
- Знаю, - угрюмо ответил Габриэлле, - а за что?
- Он опоздал на свидание и в объяснение наплел какую-то небылицу, ну, вроде твоих, а Тилле, Ромео и Марко рассказали Нине, что он все врет...
- И она им поверила? - переспросил Габриэлле недоверчиво.
- Поверила...
- А тогда почему ты мне не веришь?
Торони растерялась, но ответить она не успела: услышав шум шагов в коридоре, Габриэлле торопливо закрыл окно и стер рукавом с подоконника воду. Едва он оглянулся, Торони уже исчезла. Надеясь, что она зайдет домой и все-таки даст ответ, Габриэлле выбежал из комнаты и слетел вниз по лестнице.
- Вельф! - раздался голос Розы Морриган. - Где ты пропадал? Буря начинается. Только не говори, - Габриэлле был уверен, она говорит с улыбкой, - что гулял по набережной...
Он не успел улизнуть, прежде чем Вельфино, с ног до головы вымокший, но счастливый, заглянул в комнату. "Упс, - подумалось Габриэлле, - поздно бежать, придется объясняться" К его удивлению, брат его даже не окликнул, только кивнул в знак приветствия и уселся в кресло, выжимая мокрые волосы.
Это было тоже подозрительно; не менее подозрительно, чем для самого Вельфино было молчание Габриэлле весь день.
- Да я тебе не верю потому, что волшебников не существует!
Слуга собирался только запереть дверь, как из-под его руки вынырнула маленькая Торони с огромным сложенным зонтом.
- Сказки все это, - заявила она. Роза Морриган переводила удивленный взгляд с Габриэлле на Торони и снова на сына. Вельфино и глазом не моргнул. - Выдумки! Я в них не верю. Ты думаешь, если я тебя младше, то можно меня обманывать?..
- Торони, я ведь правду сказал! - Габриэлле едва не взмолился.
Роза покачала головой.
- Торони, Габриэлле, вы... - начала она, но неожиданно Вельфино ее перебил:
- Габриэлле, ты, что ли, сам веришь в весь этот бред?
Тот вздрогнул. Уж от кого, а от Вельфа новое беспочвенное (но беспочвенное ли?) обвинение было слышать еще больнее. Торони победно хмыкнула. Роза так и не завершила фразу. Слуга и вовсе ничего не понимал.
- Ну, Вельф, от тебя я такого не ожидал, - убито проговорил Габриэлле. - А еще брат, называется...
Вельфино загадочно усмехнулся и подмигнул ему.
Габриэлле открыл рот от изумления. А вместе с тем по телу разлилось вдруг неожиданное эйфорическое тепло, смешанное, правда, с долей детской обиды на насмешку; на этот раз уже без всяких сомнений он мог сказать, что ему подмигивал веселый сапфирово-синий колдовской глаз.