Первого сентября Генка пошел в школу, то есть в "бурсу", и мы со Славкой остались одни, - скучать в городе Херсоне, где нам отпущено было пробыть, судьбой и начальством, ещё около месяца.
И мы занялись полезными делами. Во-первых, заказали себе в ателье индивидуального пошива шикарные гражданские костюмы: с расклешенными от колен брюками и приталенными пиджаками: с длинными, до плеч, воротниками и с клапанами на боковых карманах. Не костюмы, а сказка!
А во-вторых, необходимо было обменять свои цензовые справки на рабочий диплом судового механика третьего разряда.
Дело в том, что учебный диплом, который мы получили по окончании мореходки, только теоретически допускал возможность нашей работы в должности механика. А чтобы осуществить это практически, нужно было иметь ещё и рабочий диплом, который выдавался конторой капитана порта, на основании учебного диплома и справок о плавательском цензе. На самый низший рабочий диплом - механика третьего разряда, необходимо было наплавать в должности моториста не менее восьми месяцев.
У нас со Славкой эти восемь месяцев были, и мы решили, не откладывая дела в долгий ящик, смотаться в Севастополь и получить в Камышовой бухте эти самые рабочие дипломы, дававшие нам право пойти в первый же рейс четвёртыми механиками на БМРТ, или даже третьими - на СРТМе.
Приехав в Севастополь рано утром, мы первым делом купили большую коробку шоколадных конфет. Затем взяли две спички, - одну длинную, другую - короткую, обломанную. Славка зажал их в кулаке (предварительно отвернувшись от меня), оставив сверху только две коричневые головки. Я потянул за одну из них... и вытащил короткую. Значит, мне и вручать эту коробку секретарше капитана порта.
Не помню, как я её занёс в предбанник кабинета капитана порта (тогда пластиковых пакетов с рекламами у нас ещё не выпускали), чего мычал, весь красный как вареный рак, но только красивая женщина выслушала меня, с улыбкой, поблагодарила за конфеты и сказала:
- Погуляйте пока мальчики по городу, а концу рабочего дня приходите. Ваши дипломы будут к этому времени готовы.
Такая умница! Всё поняла: и наше смущение, и то, что нам позарез нужны эти дипломы. Скорее всего, у неё самой муж моряк.
Севастополь был точно таким же, как я его оставил год назад. Улицы сверкали военно-морской чистотой. Аккуратные здания из белого камня, как матросы в увольнении, весёлой гурьбой сбегали по склонам к голубой красавице бухте. В кинотеатрах, магазинах и на троллейбусных остановках чинно, без шума и ругани, стояли небольшие очереди. Кругом был флотский порядок.
Мы сходили в кино, потом посидели в кафе, взяв себе по порции сливочного мороженного в высоких металлических вазочках, и по фужеру полусухого шампанского. Вкусно, и в голове весёлый шум, быстро, правда, проходящий.
Наконец вернулись в Камыши. Рассыпаясь в благодарностях, забрали у красавицы-секретарши свои дипломы и вновь отправились троллейбусом в Севастополь.
Уже темнело, когда, добравшись до железнодорожного вокзала, мы, под звуки марша "Прощанье славянки", гремевшего из развешанных по перрону динамиков, успели вскочить, без билетов, в отходящий поезд Севастополь - Москва. Заплатили пожилому кондуктору за проезд до Джанкоя, и усевшись в пустом купе спрыснули дипломы крымским сладким марочным вином. Нас тут же развезло, - за целый день мы толком ничего не ели. Попросив деда-кондуктора разбудить нас в Джанкое, завалились спать.
Проснулся я, как от толчка. За окном в свете фонарей за перроном виднелось знакомое здание вокзала.
- Джанкой! Ну, дед, забыл разбудить! Так и в Москву заехать можно.
Растолкал Славку, схватил портфель с дипломами (он у нас был один на двоих) и мы рысью помчались по коридору к выходу из вагона, который начал уже медленно проплывать мимо вокзала.
Увидав нас в тамбуре, кондуктор засуетился:
- Быстрей ребятки, быстрее, отправляемся!
Ругать его уже было некогда.
Ещё толком не проснувшиеся забрели под своды вокзала и обратились к сидевшей в одном из окошек билетных касс, такой же как и мы сонной тётке:
- Дайте, пожалуйста, два билета до Херсона.
А она нам в ответ:
- Езжайте в Джанкой, там и возьмёте.
- А мы где?
- А Вы в Мелитополе.
- ... !!!
На наше счастье на втором пути стоял встречный поезд Москва - Симферополь. Мы бросились к первому попавшемуся вагону и, перебивая друг друга, начали уговаривать проводницу:
- Девушка, дорогая, возьмите нас, пожалуйста, до Джанкоя,... мы заплатим.
- Мы проспали... нас чуть в Москву не увезли.
- Ладно, сони, залезайте, - смилостивилась над нами молодая ещё проводница....
И вот я, вместе со Славкой, снова сижу под знакомой пальмой в кадушке и жду, когда к перрону подадут пригородный поезд Джанкой - Николаев.
................
Костюмы пошиты, дипломы получены, билеты на самолёты приобретены.
Первым улетает Славка. Сначала ему нужно добраться до Москвы, затем - до Владивостока. Ну а потом, на перекладных до своей Бухты Преображения, или как он её назвал Бухты Пренебрежения.
Я остаюсь один. У меня ещё целая неделя. Пора наконец расставить точки над i.
И вот, в последний раз, перед отъездом, сижу на знакомой скамейке под начинающим уже желтеть тополем.
Финальная встреча. Счёт явно не в мою пользу.
- Оля, ты будешь меня ждать из морей?
- Не обещаю.
- Оля, ты согласна выйти за меня замуж?
- Нет, я не хочу замуж, я ещё не нагулялась.... И потом, прости пожалуйста, но пойми... ты очень хороший, добрый парень, но извини... ты не в моём вкусе. Найди себе хорошую девочку, чтобы она тебя очень- очень любила!
Всё, нокаут!
Видя моё состояние, она попыталась подсластить пилюлю:
- Давай останемся просто друзьями. Ну, хочешь, я буду писать письма тебе, в твои моря?
- Нет, Оленька, не стоит; дружба мужчины с женщиной похожа на дружбу собаки с кошкой,... бывают, правда, исключения,... у кошек с собаками.
Я встаю, поворачиваюсь и ухожу, хотя мне очень хочется вернуться. Злые слёзы закипают на глазах.
Только не раскисать! Хоть с кровью и мясом, но вырвать из сердца. Легко сказать. Ему-то, сердцу, не прикажешь.
Я бреду по вечерней улице, мимо стадиона "Кристалл", мимо хлебозавода, затем поворачиваю и, оставив за спиною памятник неизвестному солдату, с "вечным" огнём перед ним, поднимаюсь вверх от Днепра к троллейбусной остановке. Здесь, недалеко от стоящего на постаменте танка Т-34, опускаюсь на скамейку, прикуриваю сигарету и жадно затягиваюсь горьким дымом.
Напротив, через дорогу, - вход в Комсомольский парк. Оттуда, с танцплощадки, доносятся музыка и голос певицы из вокально-инструментального ансамбля, развлекающего пляшущий в "Ромашке" народ. Она, как будто издеваясь надо мною, поёт нахально приватизированную песню из репертуара Эдиты Пьехи:
"..... Но я к тебе не вернусь
Над тобой и над собой посмеюсь
Понапрасну не ходи вслед за мной
Ты теперь чужой...."
Подошел троллейбус. Щелчком выбросил "бычок" в урну и запрыгнул на заднюю площадку. На сидении, прямо напротив меня, сидела очень серьёзная девушка с великолепной русой косой, тяжелой толстой змеёй спускавшейся через плечо и грудь ей на колени
Вот это красота! И что ценно, - сейчас редко встречаемая.
Мне в школе так нравилось легонько дёргать за косички, сидевших впереди меня за партой девочек. Но разве у них были косы? Так - мышиные хвостики. Вот бы эту потрогать.
На следующей остановке в троллейбус ввалился подвыпивший парень, и сходу начал заливаться соловьём перед моей красавицей.
Похоже, ей это не нравилось, и скорее всего запах перегара.
- Слушай кореш, если мы и поссорились с моей девушкой, то это ещё не повод любезничать с нею; здесь и при мне, - соорудив на лице суровую мину, сказал я ухажеру.
- Извини друг,... извини, я не знал.... Извините, пожалуйста, девушка, - на удивление легко признал мои права новоявленный кавалер.
Строгие серые глаза потеплели и довольно благосклонно взирали теперь на меня.
- Ведь должен же я знать, как зовут мою девушку, верно?
- Лена, - спокойно, без всякого жеманства представилась она.
- Очень приятно, а меня - Витя.
Остановку свою я конечно проехал. Разговаривая, как будто знали друг дружку тыщу лет вышли на Приднепровке и стали ожидать автобус, идущий на посёлок ХБК , где жила Лена.
Хоть это и окраина Херсона, но район тот я помнил хорошо. Мальчишками, летом мы ездили туда на велосипедах красть горох "за тополями", - так называлась длинная аллея из могучих старых пирамидальных тополей, на самом краю посёлка, за которой начинались колхозные поля. А осенью мы ловили там сеткой-западнёй чижиков и щеглов, - в "джунглях" - густо заросшей кустами небольшой балке.
Уж чем-чем, но роскошною косою мне позволено было наиграться вволю в тот вечер....
Уже далеко за полночь и мы расстаёмся у калитки Лениного дома.
Красивая девочка Лена, только я к ней больше не приду. Зачем её зря тревожить; ведь всё равно никак не вырвать мне из сердца мою "Мэрилин Монро".
Я шел по ночному Херсону и думал: "Наверное, там, высоко-высоко наверху, кто-то суровый, но справедливый следит за порядком у нас тут внизу. И может быть это даже правильно, что боль, которую ты когда-то кому-то причинил, рано или поздно возвращается к тебе самому".
Тёплым октябрьским солнечным утром улетал я в Мурманск. Провожали меня мама и Генка.
И вот позади уже объятия, слёзы и рукопожатия. Лайнер взмывает в голубое небо, делает разворот над Днепром и ложится курсом на север. В ушах у меня монотонный гул моторов и песня: