Луиза-Франсуаза : другие произведения.

Интерлюдия

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оценка: 7.79*10  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Как справедливо заметили умные товарищи - мною был допущен ряд ошибок. В силу того, что историю РИ конца 19 - начала 20 века я изучаю уже очень давно, (причём лазая не только по Википедии, но, в первую очередь, по архивам и исследованиям), энное количество очевидных для меня вещей проходит мимо читателя. Когда "Серпъ" будет закончен, я соответствующим образом перепишу нужные моменты для ширнармасс™ и исправлю соответствующие терминологические и технические косяки. А пока же, просто добавлю некоторые уточнения

  Первый вопрос касается жестокости казаков по отношению к мирным японцам. Дескать, казаки бы тут же отказались и подняли бунт.
  
  Тут и разговаривать не о чем, в общем-то. Подобные утверждения могут делать только те, кто не имеет никакого представления о действиях русских на Дальнем Востоке. Напомню ту же Благовещенскую бойню, случившуюся несколькими годами ранее:
  
  Летом 1900 года ихэтуани (с которыми, если что, Россия официально воевала) предприняли обстрел Благовещенска, в ходе которого было убито 5 мирных жителей и более десятка ранено. В ответ на это губернатор К. Н. Грибский, реализуя директиву военного министерства о решительных действиях против китайцев, приказал казакам убрать их из города. Казаки, что характерно, решили вопрос с китайцами практически без единого выстрела - всех китайцев (разумеется, включая женщин, стариков и детей) согнали в Амур и не давали вылезти на берег. Большинство китайцев плавать не умело. Количество погибших составило до пяти тысяч.
  Как отреагировали местные жители, отличающиеся "привычной русскому человеку миролюбием, богобоязненностью и духовностью", жившие рядом с этими китайцами десятки лет?
  "Увесистые кулаки запасных чинов, не упускавших случая выпить с горя, частенько прогуливались по спинам молчаливых и злобно посматривающих "ванек", то есть китайцев". Били, приговаривая: "из-за вас, тварей, нас отрывают от работы и от семьи и гонят на смуту". Уже тогда в местных газетах писали о ряде таких случаев. К вечеру первого дня бомбардировки произошли первые убийства. "По словам компетентных людей, сами полицейские советовали убивать китайцев".
  "Ширина Амура составляла здесь более 200 метров, глубина - более четырех, при мощном течении. Подогнали китайцев к урезу воды и приказали им плыть. Когда первые вошедшие в воду почти сразу утонули, остальные идти отказались. Тогда их стали гнать - сначала нагайками, потом стрельбой в упор. Стреляли все у кого были ружья: казаки, крестьяне, старики и дети. После получаса стрельбы, когда на берегу создался большой вал из трупов, начальник отряда приказал перейти на холодное оружие. Казаки рубили шашками, новобранцы топорами. Спасаясь от них, китайцы бросались в Амур, но преодолеть его быстрое течение не смог почти никто. Переплыло на другой берег не более ста человек. В последующие дни, вплоть до 8 июля, такая же участь постигла еще три партии китайцев общей численностью в несколько сотен человек. Непосредственные руководители "переправ" немедленно, как положено, составляли рапорты для начальства, так что все происходившее не было для него тайной."
  "В те же дни резня происходила и во многих станицах области. Когда станичные начальники сомневались, истреблять китайцев или нет, они запрашивали по начальству. Типичный ответ содержался в телеграммах председателя амурского войскового правления полковника Волковинского: "Китайцев уничтожить...нужно быть сумасшедшим, чтобы спрашивать каждый раз распоряжения", "нужно быть сумасшедшим и неразумным, чтобы спрашивать, что делать с китайцами; когда сказано уничтожать их, то и следует уничтожить всех без рассуждений... Все мои приказы исполнять без всяких уклонений и не самовольничать, глупостями меня не беспокоить."
  "Погром сопровождался повсеместными и массовыми грабежами. Кто-то обыскивал тела убитых, кто-то вывозил под шумок имущество китайских складов и магазинов. Часто грабили имущество полицейские, приставленные его охранять. Многие на этом разбогатели. Еще больше жителей города получили возможность не отдавать долги китайским заимодавцам. Сонин констатирует: "Значительную роль в жестокой расправе над китайцами и в ее оправдании сыграло у многих корыстолюбие, жажда наживы, возможность неуплаты долгов". Далее он описывает известные всему городу наиболее вопиющие случаи грабежей, активными участниками которых были полицейские и чиновники, и заключает: "Для всех жителей Благовещенска было ясно, что губернатор прямо потакал расхищению китайского имущества. Многие в городе объясняли такое поведение тем, что и ему немалая толика перепала." (см. "На память о событиях на Амуре в 1900 году. Осада Благовещенска. Взятие Айгуна. Составил А.В. Кирхнер." Благовещенск, Типография "Амурской газеты" А.В. Кирхнера, 1900; Сонин. Бомбардировка Благовещенска китайцами (рассказ очевидца) / Оттиск из ? 4 "Зари". Б.м., б.г. С. 6.).
  
  Второй вопрос касается мальчиков из отставных "вечных мичманов". (В реальной истории термин появился позже. Но суть не изменилась.)
  
  Давным-давно, когда корабли были парусными, офицеры благородными а старики - молодыми, всё было просто. Необразованные матросы тянули лямку службы, чуть менее необразованные, но обученные унтера следили за порядком, а господа офицеры руководили и направляли с верхней палубы. Царила привычная спокойная обстановка.
  Но тут случилась большая неприятность. Инженеры придумали паровые машины, и славные времена парусного флота начали уходить в прошлое. Вместе с вековыми традициями флота. И вскоре возникла важная проблема. Оказалось, что даже самые верные из неграмотных матросов вообще не понимают, как работают судовые машины. На кораблях появились механики, техники и прочие специально обученные люди. Инженерные офицеры не носили флотских званий и мундиров, и, традиционно, не считались настоящими моряками. Им приходилось нести службу в жаре и духоте машинных отделений, среди угольной пыли и текущей смазки.
  Шли годы. Машин на кораблях становилось всё больше. Котлы, податчики, гидро- и пневмоприводы, электрика, судовые радиостанции. Количество техников на военных кораблях возросло, как и их значимость. А тут ещё и в целях унификации их всех переподчинили морскому ведомству. И присвоили офицерские (а позже - так и вообще флотские) звания, чем жутко оскорбили флот - ведь офицер должен благоухать одеколоном и сиять накрахмаленным воротничком на мостике, а не вонять машинным маслом и потом в покрытой сажей рабочей робе среди грохота двигателей.
  Технических офицеров готовили только технические и инженерные школы. В которые поступали не после гимназий, а после реальных училищ. Дети купцов, мещан, унтеров, рабочих, крестьян - той самой "грязной публики", черни, кухаркиных детей. И лишь красный кант на чёрно-золотых мундирах показывал, что этот мичман - не относится к настоящим офицерам. Второй сорт, если не третий. Тот, кто НИКОГДА, даже если дослужится до каперанга (штатка линкоров содержала и такие должности) - не будет поставлен командовать даже самым закудахлым номерным миноносцем. Краснокантник. "Вечный мичман".
  Вот только повышение даже по технической линии светило единицам. В основном тем, кому посчастливилось начать службу на новых линкорах. Остальные же всю свою службу проходили с теми же мичманскими погонами, с которыми и начинали.
  
  Естественно, что большинство "вечных мичманов" не только не любило "настоящих" офицеров, но и презирало их. И естественно, что представления краснокантников о "правильном и хорошем", зачастую, в корне противоречило аналогичным представлениям тех. Поэтому в том, что среди этой публики нашлось достаточное количество нужных "отморозков" нет ничего удивительного.
  Но, опять же, нужно чётко понимать, что "отморозками" и "вторым сортом" они были только с точки зрения господ "настоящих" офицеров. С точки зрения большинства рядовых матросов, отморозками-"драконами" были как раз "благородные".
  Неудивительно, что это привело к фатальному расслоению флотской структуры. Так, существование и многолетняя работа абсолютно случайно обнаруженной нелегальной революционной типографии на флагманской яхте "Штандарт" (на секундочку, личной яхте Императора, в экипаж которой зачисляли только по серьёзным рекомендациям) было невозможно без, как минимум, закрывания глаз на её существование со стороны офицеров машинного отделения.
  
  Третий вопрос касается "благородной войны".
  
  Собственно, таковой её называли только и исключительно при сравнении с Первой Мировой. Японцы начали военные действия ещё до официального объявления войны, о чём вполне можно прочитать в мемуарах её участников.
  Но даже в реальной истории, как ни странно для любителей истории по фильмам Михалкова, русский флот "развлекался" пиратством. Так что я просто напомню историю одного из кораблей так называемого "Доброфлота":
  
  ...Крейсер, которым командовал капитан 2 ранга Троян, шел 17-узловым ходом, используя только две трети своих котлов, при этом его машины работали так мягко, что, по уверению мичмана-мемуариста, "на палубах и в жилых помещениях совершенно не ощущалось никаких сотрясений или толчков. Боевые орудия и снаряды были сняты и вместе со станками спрятаны под углем, а самого угля для обеспечения дальности плавания взяли столько, что корабль "погрузился в воду до нижних своих иллюминаторов".
  Через сутки после выхода из Севастополя "Смоленск" прошел Босфор, а на следующее утро и Дарданеллы. Опасность быть задержанными миновала, хотя открывать свое инкогнито было еще рано. Все делалось в полной тайне. Ведь, согласно тогдашним международным договорам, ни одно русское военное судно не имело права покидать Черное море.
  Через три дня замаскированный под угольщик крейсер достиг Египта и стал на якорь у входа в Суэцкий канал. "Канал был пройден без всякой задержки, - продолжает автор воспоминаний, - мы приняли на борт двух лоцманов-арабов, подняли военный флаг и вымпел, которые, однако, вскоре спустили, чтобы не возбуждать подозрения у встречных пароходов. Затем принялись за вооружение: ставили орудия, боевые фонари; подняли на места телеграф и реи - работали без отдыха, чтобы, как можно скорее превратиться в крейсер и начать свои операции".
  С одной стороны, это было нарушение международных правил. С другой же, те, кто их установил - англичане, - сами нарушали их. Они не имели права помогать ни одной из воюющих сторон. Но, по сообщениям секретной агентуры, более 300 транспортов с военными грузами для Японии уже проследовали этим самым коротким морским путем.
  Трубы и борта крейсера срочно перекрасили в черный цвет, чтобы он был незаметен в ночной тьме, когда будет идти без огней, охотясь за освещенными пароходами: "Крейсер окончательно переродился, На верхней палубе его красовались теперь восемь 120-мм орудий, восемь - 75-мм и четыре - 47-мм, а на переднем мостике - два пулемета. Мы могли начать теперь свои операции".
  Почти все пароходы прибавляли ход, наивно пытаясь уйти от быстроходного "Смоленска", не обращая внимания на требования остановиться. Иногда приходилось убеждать с помощью выстрелов - сначала холостых, а потом и боевых - над мачтами. "Последнее средство действовало всегда великолепно, - уверял бравый мичман Шуберт, - и самый непонятливый англичанин, при звуке летящей над его головой гранаты, моментально останавливался, подымал флаг и не делал больше никаких попыток к неповиновению".
  По соседству пиратствовал еще один русский крейсер-угольщик - "Петербург". Он поймал английский пароход "Малакка", по завязку набитый броней, рельсами и частями машин для японцев. Капитан "Малакки" дерзил, не хотел подчиняться, называл русских разбойниками и прибил кормовой английский флаг к флагштоку гвоздями, заявив, что если его сдерут, то это будет считаться оскорблением Великой Британии. Сумасшедшего посадили под замок, а его судно конфисковали, направив на него русскую призовую команду. При задержании "Малакки" особенно отличился прапорщик по морской части Бабийчук, хорошо знавший английский язык. Именно он допросил английских матросов и установил, что в трюмах остановленного судна находится запрещенный груз.
  Прапорщиками по морской части назывались офицеры, которых призывали с торгового флота на время войны. Иногда в кают-компании над ними посмеивались за отсутствие светских манер - в отличие от кадровых офицеров, они не оканчивали Морской корпус в Петербурге и часто не знали тонкостей этикета. Но среди этих "офицеров на время" попадались настоящие морские волки, способные укротить кого угодно. Именно такими мастерами на все руки были на крейсере "Петербург" прапорщики-малороссы Бабийчук и Кисель, посланные на шлюпках под командованием русского мичмана фон Шварца (на императорском флоте служило много прибалтийских немцев) досматривать "Малакку".
  Их таланты особенно отмечал в рапорте командир крейсера капитан 2 ранга Скальский. Вот отрывок из рапорта Скальского великому князю Александру Михайловичу, характеризующий интернациональный состав русского флота: "В помощь мичману фон Шварцу мною были назначены прапорщики Бабийчук и Кисель и механики Штадтлендер и Донгворт". Настоящее международное пиратское братство на службе у России. Единственное, что пока мешало русским пиратам, это страшная жара. Черные корпуса крейсеров накалялись, как утюги. Кочегары валились с ног. В каютах и кубриках было невозможно спать из-за высокой температуры. И офицеры, и матросы ночевали на палубах под яркими южными звездами.
  Моральный дух команд участники похода описывают по-разному. Мичман Шуберт вспоминал: "Нам дали отбросы всех экипажей черноморской дивизии - людей, почти исключительно призванных по случаю войны из запаса... 90% этого сброда были люди порочные и штрафованные, отбывшие в свое время самые тяжкие наказания. Команда наша не умела ни работать, ни даже веселиться. Вечно хмурые, с выражением затаенного негодования на недовольных лицах, они работали, как мухи, и бесконечно ссорились друг с другом из-за всякого пустяка".
  Но то, что удивляло молодого мичмана, совсем иначе воспринималось командиром "Смоленска" капитаном 2 ранга Петром Трояном. В рапорте он докладывал: "Состояние здоровья было вполне удовлетворительно, но много офицеров и команды жаловались на общую слабость и в особенности усталость в ногах, причем у кочегаров это доходило часто до судорог в икроножных мышцах. Врач объясняет это слишком высокой температурой воздуха. (Иногда она доходила до 36 ?С. - Авт.) Нравственное состояние экипажа не оставляет желать ничего лучшего; несмотря на то, что при таких тяжелых климатических условиях днем часто приходилось перегружать уголь и в то же время требовалось постоянное напряженное внимание, в особенности ночью, в узких местах Красного моря, где легко было ожидать внезапного нападения (орудия были заряжены и люди спали около них)".
  Но, как бы то ни было, захваченные пароходы следовали один за другим. Вскоре у русских просто не осталось людей для призовых команд. Топить суда вместе с экипажами и грузами еще не вошло в обычай. Мичман "Смоленска" Шуберт посетовал в мемуарах: "Отправка в Россию только третьего приза уже заставляла сильно призадуматься, и было очевидно, что, снабдив еще 2-3 парохода своими людьми, сами крейсера, из-за нехватки команды, потеряли бы, в конце концов, возможность продолжать свои действия". Азартный Шуберт постоянно сетовал, что их предприятие "плохо оборудовано", хотя оно могло иметь огромное значение "в смысле пресечения подвоза в Японию всех тех предметов, без которых она не могла вести войну". Так что на очередном совете после захвата британского парохода "Ардова" из Глазго Шуберт высказался за его банальное утопление...
   Что же касается "мировой реакции" - см. следующую главу. Оставайтесь с нами!?
Оценка: 7.79*10  Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"