Лукин Андрей Юрьевич : другие произведения.

Возврата нет

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:


Возврата нет


Бум! Бум!! Бум!!! Исполинские ноги шагали по тропе. Тропа была очень широкая, а ноги были очень большие, настолько большие, что темнело в глазах. И оттого, что они были такими большими, они шагали уверенно, неторопливо и даже с какой-то вызывающей развязностью.
Клубилась пыль, хрустели под копытами камни, земля тяжко сотрясалась, и Бодайло, притаившийся в кустах на обочине, сотрясался вместе с ней. И ему тоже было тяжко. Утром, когда он неожиданно для самого себя решился пересечь тропу, он как-то не подумал о том, что на обратном пути могут возникнуть проблемы. Утром по тропе никто не ходил, и она представлялась настолько безопасной, насколько что-либо вообще могло быть безопасным в этом мире. Собственно, утром Бодайло даже не подозревал, что это чья-то тропа, он так и решил для себя: "Схожу за пустошь". Вот и сходил.
Ног было много, - невыносимое, нескончаемое стадо колоннообразных, крупночешуйчатых, воняющих болотом и гнилью конечностей. Они то и дело останавливались, они пинались, брыкались и лягались, и, несомненно, где-то там, наверху, скрытые тучами их обладатели злобно кусали друг друга за спины, шеи или, может быть, уши. Или кололи друг друга бивнями.
Бодайло нервничал. Он устал, он был голоден, и ему хотелось поскорее добраться до того укромного местечка по ту сторону тропы, которое он уже почти привык называть домом. Бережно поддерживая обеими руками сделанный из рубашки мешок, он то и дело выглядывал из кустов в надежде разглядеть конец стада. Ему вдруг пришло в голову, что перед ним действительно стадо, гонимое к водопою пастухом, и он содрогнулся, представив себе этого пастуха. К болоту нам надо перебираться, опять подумал он. Уломать старика и перебираться. Дупла там, конечно, нет, и комары там летают преогромные, зато с голоду не помрём. Зима ведь впереди...
Под копытами в последний раз прогнулась земля, и ноги наконец кончились.
Они ещё топтались где-то у поворота, а Бодайло уже перехватил мешок, вывалился из кустов и что было духу помчался через тропу. Осколки камней впивались в босые ноги, но он не останавливался и лишь чертыхался на бегу от боли. Открытое пространство пугало его, оно было опасно, и он желал только одного - как можно скорее нырнуть в спасительные заросли на той стороне.
Он преодолел уже почти треть пути, когда вдалеке возник нарастающий топот. А вот и пастух, мелькнула идиотская мысль. Нужно было во что бы то ни стало убраться с тропы, но Бодайло уже задыхался. Земля задрожала под ногами, он понял, что не успевает, и из последних сил рванулся вперёд, вжимая голову в плечи, словно это могло спасти его от набегающей смерти.
Нечто огромное и чёрное просвистело над ним, опустилось, и тропа встала на дыбы от мощного удара. Свет померк, взвихрилась пыль, Бодайло моментально оглох и ослеп. Вокруг вонзались в землю чудовищные копыта, и он чувствовал себя муравьём, попавшим между молотом и наковальней. Этот неутомимый молот гвоздил и гвоздил, и после каждого удара Бодайло казалось, что он уже раздавлен... Однако судьба была сегодня к нему благосклонна. Каким-то чудом он уцелел. Ни одно копыто не задело его, все камни просвистели мимо, и когда всё кончилось, он стоял, слегка потрёпанный и наглотавшийся пыли, но живой и всё ещё бережно придерживающий трясущимися руками свою бесценную ношу. Глаза слезились, в горле першило, испуганное сердце суматошно колотилось где-то внизу живота.
По небу волнами ходили тяжёлые взбаламученные тучи. Они завихрялись вокруг шершавых стволов и повисали на них серыми лохмотьями. В притихшем было лесу вновь деловито заверещали птицы.
Бодайло вытер пот и размашисто перекрестился. Пронесло, в корень душу твою! Пронесло, олух ты безмозглый. Никогда больше не будешь торопиться, ни за что больше не полезешь сломя голову куда ни попадя, сто раз оглянешься и подумаешь, семь раз отмеришь, но резать не будешь, не сойти тебе с этого места... Он доковылял кое-как до кустов, упал в траву и долго лежал, отплёвываясь и протирая глаза.
Наиболее опасная часть пути была пройдена. Дальше потянулись места знакомые, вдоль и поперёк исхоженные, родные, можно сказать, места, где о каждый корень спотыкался не раз и где за каждый кустом не единожды прятался, избегая нежелательных встреч. Кровожадных тварей, конечно же, и здесь хватало с избытком, и каждая из них сочла бы за великое счастье закусить таким аппетитным, хотя и изрядно оголодавшим путником, поэтому Бодайло двигался короткими перебежками от ствола к стволу, от ямки к ямке, поминутно оглядываясь и принюхиваясь. Обидно было бы погибнуть в двух шагах от дома.
Когда руки уставали, и тяжёлая ноша начинала выскальзывать из пальцев, он бережно опускал рубашку на землю, а сам отдыхал, прислонясь спиной к замшелым корням и глядя исключительно вверх, потому что именно тех, живущих наверху, он опасался сейчас более всего.
До свинцово-серого, немыслимо низкого неба при желании буквально можно было дотянуться. Если вскарабкаться вон по той трещине вон до той сломанной ветви, то упрёшься своим бестолковым затылком прямо в это влажное неприветливое колыхание... И что дальше? А дальше, вероятнее всего, твою слишком любопытную голову очень быстро откусят вместе со всеми сумасшедшими идеями, которые иногда в неё приходят. Так что сиди внизу и не рыпайся, если хочешь дожить... ну, хотя бы до зимы.
Наверху, за тучами, где-то в невидимых с земли кронах кипела бурная жизнь, в которую лучше не соваться. Это великое счастье, если подумать, что кипит она достаточно далеко и даёт о себе знать только отголосками диких воплей, падающими вниз кусками коры и обглоданными костями такой величины, что воображение отказывается рисовать монстров, способных эти кости обгладывать. Нет, не стоит карабкаться вверх, ей-ей, не стоит.
Когда впереди обозначился знакомый просвет между стволами, Бодайло заторопился. В груди у него всё пело, страхи отступили, утихла даже боль в исколотых ногах.
- Митяй! - закричал он, остановившись у подножья исполинского мегатиса, - Эге-гей, Митяй! Ты жив ещё? Просыпайся, чёрт старый!
Метрах в четырёх от земли в стволе чернела глубокая трещина, из которой тут же показалась лохматая голова отца Митяя.
- Ну, здесь я, здесь! Что ты орёшь, как оглашенный? Жить надоело?
- Посмотри, что я принёс! - ещё громче закричал Бодайло, игнорируя многозначительно обращённые вверх взгляды Митяя. - Ты не поверишь своим глазам!
Бодайло развязал рукава рубашки и выкатил содержимое на траву. Он торжествовал:
- Конец твоим хворям, старик! Теперь я тебя мигом вылечу.
Серое голодное лицо Митяя моментально просветлело.
- Лопни моя селезёнка! - хрипло выдохнул он, выбираясь из дупла. - А я уже, грешным делом решил, что тебя самого съели. Ждал, ждал да и уснул. Ох, и тяжко, скажу я тебе, спать на пустой желудок.
Он грузно сполз на землю и запустил пальцы в нечёсаную бороду:
- Ай-яй-яй! Какая прелесть! Где ты их нашёл?
- У ящера украл, - Бодайло присел на корень и натянул на свои широкие плечи рубашку. - Он к водопою уполз, а я тем временем в гнезде и похозяйничал. Сколько смог унести, столько и взял. Тяжёлые!
Перед ними в траве лежали пять больших пятнистых яиц. Митяй бережно поднял одно из них двумя руками и приложился ухом к прохладной скорлупе.
- А вот мы их сейчас запечём, - счастливым голосом сказал он. - Ты ел когда-нибудь печёные яйца? Нет? М-м-м, - он даже причмокнул от избытка чувств. - Мы пацанами в деревне утиные пекли. Веришь ли, ничего вкуснее мне с той поры пробовать не доводилось.
- Верю, - Бодайло с сожалением отложил в сторону яйцо, в котором он уже готов был пробить дыру. - Давай зажигалку.
Костёр они разводили в глубокой полупещере меж двух корней, где риск угодить под чью-либо ступню был сведён до минимума и куда не протиснулась бы голова самого худосочного из обитающих в округе ящеров. Около месяца назад, в гораздо более теплую и сытную пору они немало потрудились, углубляя и расширяя её, и теперь называли эту убогую яму не иначе как трапезной.
Бодайло быстро насобирал сухих веток, сложил их шалашиком и чиркнул зажигалкой. Газ был на исходе, огонёк выскакивал слабенький, и Бодайло с тоской подумал, что недалёк уже тот чёрный день, когда придётся добывать огонь трением. Однажды, интереса ради и в убеждённости, что этот самый чёрный день когда-нибудь непременно наступит, он попытался проделать такой фокус. Никакого фокуса, разумеется, не получилось. Он в два счёта стёр ладони до кровавых мозолей, проклял весь этот вывернутый мир, не по разу обругал хихикающего Митяя, но огня так и не добыл.
Ветки прогорали быстро, и вскоре Митяй уже закатывал яйца в костёр. Он тщательно присыпал их углями, орудуя обгоревшим суком, потом подбросил веток и присел на камень. Его лицо раскраснелось и весь он заметно воспрял. Во всяком случае, от того зачуханного и поникшего доходяги, каковым он являлся ещё вчера вечером, не осталось и следа.
- Будет у нас сегодня воистину царский ужин, - мечтательно сказал он. - Отведём душеньку, потешимся... Эхе-хе, человече! И что бы ты без меня здесь делал?
- Съел бы всё сам. Не отходя от прилавка, - Бодайло тоже жадно глядел в огонь. - И не пришлось бы мне тащить их в такую даль. Рискуя жизнью, между прочим.
Митяй брезгливо скривил губы:
- Сырые яйца? Фи! Голод, конечно, не тётка, но я бы их сырыми есть не рискнул. А вдруг там зародыши?
- Нет там никаких зародышей, - отмахнулся Митяй. - Нормальные свежие яйца. Только большие.
- Не удержался, значит. Попробовал.
- А ты бы удержался? И не факт, между прочим, что вот эта вот твоя запеканка окажется вкуснее.
- Гораздо вкуснее, на что угодно поспорить могу!
В животах у обоих было пусто уже не первый день. С приближением зимы вся мелкая живность куда-то словно сгинула, и мужики оголодали до того, что готовы были питаться жухлой травой. И сейчас, глядя в костёр, Бодайло запоздало пожалел, что поторопился и выпил у гнезда только одно яйцо.
Огонь весело трещал, в яме становилось жарко. Бодайло шевелил пальцами ног, наслаждался теплом и яростно чесал искусанную спину.
- Надо же, - сказал Митяй. - Видимо, эти ящеры несутся круглый год. Не удивительно, что их здесь столько развелось. А следовательно, что?
- Что? - привычно переспросил Бодайло.
- А то, что зима будет тёплой. Не стали бы они перед холодами яйца высиживать. Всё-таки я был прав тогда. Ты смотри, какие они большие. Это же... кокосы какие-то. Нам по две штуки на брата в день за глаза хватит.
- Разве это большие, - возразил Бодайло. - Больших то мы, верно, ещё и не видели. Представляешь, из каких вылупляются эти... ногастые. Это же уму непостижимо.
- Птица Рух, - сказал Митяй. Он уставился на Бодайло поверх костра. В его глазах плясало пламя, а нечёсаная борода делала его похожим на лешего. - Слушай, а там ещё есть? На зиму нам хватит?
Бодайло кивнул и вновь запустил руку под рубашку.
- На болоте этих ящеров тьма-тьмущая. На каждой кочке гнездо. Главное - добраться туда, а там... Помнишь, мы у ручья как-то одного встретили. Он нас ещё сначала испугался. Зелёный такой. С хвостом.
- Да они все с хвостами. И все зелёные, - сказал Митяй. - Обозвать их, что ли, как-нибудь. Для порядка, так сказать, и для удобства. Нам ведь с ними ещё жить и жить.
- Ну, так уж и жить, - отозвался Бодайло. - Не знаю, как ты, а я здесь задерживаться не намерен. И с крокодилами этими жить мне что-то не шибко хочется. Ты ещё скажи, что приручить их надеешься. Огород на них пахать и в район на базар ездить.
- Хочется не хочется, - сказал Митяй, - а только деваться нам пока некуда. И лучше сразу для себя решить, что обосноваться нам здесь придётся надолго. Скорее всего, навсегда.
- Нет, Митяй, я так не могу. Никак не могу. Хоть убей. Я домой хочу.
- А обманывать себя ты можешь? А с ума сойти ты хочешь? Нет, брат, я, понимаешь ли, привык смотреть на вещи трезво... - Митяй хотел было оседлать своего любимого конька и пуститься в пространные рассуждения, но почему-то вдруг передумал и вместо этого спросил будничным тоном:
- Ты чего чешешься-то весь?
- Комаров там на болоте ещё больше, чем ящеров. Вот такие, - Бодайло широко развёл большой и указательный пальцы. - Так и вьются, паразиты. Всего истыкали.
До него вдруг донёсся некий неуловимый запах, от которого сладко свело челюсти.
- Может, готово уже? - просительно сказал он, сглатывая обильную слюну.
- Нет. Рано, - Митяй тоже учуял восхитительный аромат. - Это только скорлупа обгорает. Надо их перевернуть, чтобы равномерно пропеклись. Эх, нам бы ещё соли раздобыть.
Он взял сук и принялся решительно ворошить угли. Это были их последние безмятежные секунды в тот вечер, потому что в следующий миг в костре что-то оглушительно лопнуло, и во все стороны огненным дождём посыпались пылающие ветки и угли.
Митяй вскрикнул и отпрянул от костра, выронив сук.
Когда осел взметнувшийся пепел и прошло вызванное взрывом оцепенение, Бодайло захохотал.
Испуганный Митяй сидел на земле, осторожно ощупывая лицо. Он был густо забрызган чем-то непривлекательно белым; на волосы налипла подгоревшая скорлупа, по бороде стекал желток. Лопнувшее яйцо мстительно выплеснулось прямо на него.
- П-перевернул, - растерянно сказал он, глядя на смеющегося друга. - Л-лопнуло, так твою и перетак. Видать, тухлое попалось.
Бодайло захохотал ещё громче, и в это время в костре начали лопаться остальные яйца. Они взрывались как гранаты, и ни одно не промахнулось. Во все стороны летели горячие ошмётки, угли и раскалённая скорлупа. Митяй не успевал уворачиваться и только прикрывал лицо локтем. Ослепший от прямого попадания Бодайло пытался на ощупь отползти подальше от взбесившегося ужина, но яма была тесная и уползать было некуда.
Когда лопнуло последнее яйцо, от костра осталась лишь выгоревшая проплешина меж камней. Всю трапезную усеивали грязно-белые кляксы, повсюду дымились разбросанные ветки.
Мужиков заляпало с ног до головы, заляпало основательно и беспощадно, и они сидели, как оплёванные, понемногу приходя в себя и не решаясь поверить в необратимость страшной утраты.
На Митяя невозможно было смотреть без содрогания. Бодайло уже не смеялся.
- Да, сатана лохматая, - выговорил он наконец. - Тяжёлое, видно, у тебя было детство, если ты каждый раз так яйца запекал. Самого бы тебя запечь. Что ж ты, фашист, не предупредил, что прятаться надо? Я бы хоть из ямы выбрался.
У Митяя в бороде трещали угли. Он очистил левый глаз от желтка и сказал, горестно оглядывая опустошённое кострище:
- Ты будешь смеяться, но вот теперь я всё точно вспомнил. Мы ведь их тогда в горячей золе запекали. А я, дурак, в открытый огонь сунул. То-то они у нас так... вскипели. Эхе-хе. Напрасно мы сразу все. Одного бы на пробу хватило.
Он осторожно потрогал пострадавший глаз.
- Что бы я без тебя делал, - передразнил его Бодайло. - За уши не оттянешь... Самого бы тебя сейчас за уши, дура ты туземная. Для этого я, что ли, яйца через весь лес волок?
Митяй виновато закряхтел:
- Перестарался я малость. С голодухи память подвела. Ты уж, Володечка, не сердись. И не переживай. Мы в следующий раз всё правильно сделаем.
- В следующий раз я не вернусь, - буркнул Бодайло. - В следующий раз меня как пить дать по тропе размажет. Вместе с яйцами.
Ему стало смешно и он захихикал, придерживая рот рукой, чтобы не треснули обожжённые губы.
Митяй отодрал от щеки ошмёток и положил его на язык.
- А ты знаешь, - объявил он торжественно, - всё равно вкусно получилось.
Бодайло сначала хотел выругаться, но потом, секунду поколебавшись, тоже протянул руку. Некоторое время они сосредоточенно собирали с себя и с корней жалкие остатки несостоявшегося царского ужина.
- У меня такое чувство, что мы здесь уже не одни, - заявил вдруг Митяй, с сожалением обсасывая последний осколок скорлупы. - И я не знаю, радует это меня или огорчает.
Как бы в ответ на его слова земля охнула, качнулась, и сверху густо посыпалась труха. Мужики без промедления поползли поглубже в яму. Мегатис зазвенел от мощного удара, и, царапая кору трёхметровыми когтями, на корни наступила широкая лапа. В яме стало темно. Он лапы несло тухлятиной. Где-то наверху обильно зашумела вода.
- О боже, только не это! - простонал Митяй.
Бодайло зажал себе нос. Когда тварь ушла, он выплюнул попавшийся в яйце уголёк и сказал:
- Ты прав, старик. Мы здесь не одни. И меня это ничуть не радует.
- Я не о том, - возразил Митяй, взбираясь повыше, чтобы не угодить в зловонную жижу, которая густым потоком потекла в яму. - Я говорил о людях.
- Что? - оглянулся Бодайло. - Как ты сказал?
- Я говорю: дай мне руку! - прохрипел Митяй. - Я же сейчас туда упаду!
Выбравшись наверх, он посмотрел на загаженную трапезную и сплюнул от огорчения:
- Из огня в полымя. Придётся теперь новую яму рыть. В этой я есть уже не смогу.
- О чём ты говорил? - теребил его Бодайло. - Или мне послышалось?
- Говорю тебе, что где-то в лесу есть люди, - Митяй тряхнул головой. - Такие же бедолаги, как и мы.
- С чего ты взял?
- Предчувствие у меня такое. Понимаешь? Пред-чув-стви-е.

* * *

- И была у них ночь, - сказал Карачун, - И было у них утро. И жили они с тех пор долго и счастливо, - он подумал и добавил. - До самой смерти.
Его никто не услышал, потому что в комнате он был один. Зачерпнув ковшом в ведре, он с наслаждением утолил жажду и приник к мутному окну.
Сквозь потрескавшееся квазикварцевое стекло, добытое некогда в раздавленном Утрамбитами танке, сочился жидкий, похожий на недоваренную киселяву свет. За окном было пасмурно. За окном всегда бывало пасмурно. По двору ползали растрёпанные хвосты тумана. Листья молодого задушавеля, опутавшего дом до самой крыши, были развёрнуты, и в углублениях серебрилась роса. Прямо под окном зияла свежевырытая нора, и валялись окровавленные перья.
Карачун подумал о предстоящей поездке и вздохнул. Чем надёжнее ограда, тем меньше желания высовывать наружу нос. А вот раньше... Впрочем, про это "раньше" лучше не вспоминать.
Он накинул бушлат и вышел из комнаты. Направлялся он во двор, но не заглянуть на кухню было невозможно. Даже если бы он и захотел пройти мимо, ноги всё равно привели бы его в это святилище бабки Ворчавки. Он остановился на пороге и шумно втянул жаркий воздух. От обилия аппетитных запахов впору было падать в обморок. Во всех углах висели связки сушёных трав, от пряного запаха которых не кружилась голова разве что у самой хозяйки. В печи трещали поленья, в котлах, кастрюлях и горшках кипело, варилось и булькало, крышки подпрыгивали, пар всплывал к потолку, и Карачун вдруг понял, что чертовски голоден и что ему давно пора подкрепиться.
Бабка Ворчавка - распаренная, в сбившемся платке - весело мешала черпаком в неохватном медном котле: варила пойло Ужавру.
- Продрал глаза, работничек, - сказала она. - Обедать уж пора, а они всё дрыхнут.
- Насчёт обеда полностью согласен, - сказал Карачун. - Уже можно мыть руки?
Бабка ехидно покосилась на него и постучала черпаком по краю котла:
- Ты, Карачун, право слово, хуже Ужавра. Только о жратве и думаешь. Разбаловала я вас.
После того, как старого Ворчуна проглотил ещё более старый Схрумник, многие звали овдовевшую бабку к себе, но удача улыбнулась Карачуну. Он подкупил бабку, клятвенно заверив её в том, что она будет полноправной хозяйкой во всех домашних делах и что никто не будет ей мешать. И, как ни жалко было старухе покидать свой дом, она согласилась, поскольку хорошо понимала, что в одиночку ей не сдюжить. В общем-то, она ничего не потеряла (не считая, разумеется, старика), так как вся её утварь, все тарелки, кастрюли и сундуки переехали вместе с ней.
Карачун с Кшой на радостях расстарались, отгрохали огромную кухню, отдали бабке угловую комнату, устроили погреб... Они поначалу не могли поверить своему счастью. До бабкиного переселения жили они вдвоём и жили, как это обычно бывает у холостяков, без оглядки на себя. Питались чем попало и как попало, за порядком практически не следили, скотины держали мало, всё больше охотились да рыбачили. Деятельная бабка быстро навела порядок, взяла хозяйство в свои руки, прикипела душой к дому, к огороду, и теперь всем казалось, что так было всегда.
Кша ещё спал. Он лежал в углу на сундуке, накрывшись потрёпанной шинелью, тяжело всхрапывал, и с первого взгляда было ясно, что спать здесь ему жарко, душно и неудобно. Бабка, ничуть не церемонясь, вовсю гремела посудой чуть ли не у него над головой. Она, похоже, вообще забывала о присутствии Кши.
Карачун, ценивший тишину, комфорт и уединение, никак не мог взять в толк, чем его другу так нравится шумная и дымная кухня.
- Я - солдат, - обычно отвечал Кша. - Казарменная душа. Меня в тишине кошмары мучают. Мне в тишине снится, что я уже убитый и похороненный.
Его босая нога свешивалась с сундука, и над ней хищно вилась жирная осуха. Кша сквозь сон чуял беду, шевелил пальцами и нервно дёргал ногой. Осуха, злобно гудя, взмывала к потолку, прицеливалась и вновь начинала снижаться.
Карачун ловким щелчком сшиб её прямо в печь и отбил себе палец. Осуха, попав на угли, звонко лопнула. Где-то под потолком пряталось гнездо, и Карачун давно собирался его отыскать и уничтожить, да всё руки не доходили. Вот сразу после поездки и займусь, в который раз дал он себе зарок, а ещё лучше Прыщавку заставлю. Похвалив себя за сообразительность, он прошёл в сени, отворил тяжёлую дверь и шагнул в холодный, мокрый, опасный - даже за таким забором! - и абсолютно противопоказанный человеку мир.
Дверь гулко закрылась. Карачун поёжился и запахнул бушлат. Однако, нынче не балует лето теплом.
Он долго вглядывался в унылую серость над головой и не торопился выходить из-под навеса. Вверху кто-то без устали хлопал крыльями, метался, огрызался, галдел и суетился в яростном стремлении пережить всех соседей и врагов. Мелькнул распахнутый зубастый клюв и тотчас же исчез; длинная суставчатая лапа походя обломала сук; пронеслись в клубящемся мареве стремительные силуэты, - ничего нового, каждый день одно и то же.
За забором надрывно и привычно голосили Крысоцерапторы.
Карачун пинком сбросил с крыльца свежеобглоданную кость и двинулся через двор. Хватогрызки со Скорожуйками порезвились ночью от души. Земля была старательно взрыта, повсюду валялись кости, перья и чешуя, а у забора чернела ещё одна большая нора, из которой за Карачуном следили чьи-то голодные глаза. Он швырнул туда большую кость, и глаза исчезли. Норы он решил закопать попозже, но вспомнил, что позже будет некогда, вернулся за лопатой и старательно засыпал и ту нору, что под окном, и ту, что у забора, и ещё одну, поменьше, у крыльца.
Хлев решил не открывать, послушал только, не случилось ли чего нехорошего с Ужавром. По замыслу, неуклюжая хозпостройка была совершенно неприступна, вот только шныряющие за забором хищники об этом не догадывались, и ожидать от них можно было всего. А разжиревший и обленившийся Ужавр, заберись к нему какая-нибудь многозубая тварь, едва ли сумеет успешно за себя постоять. И тогда вновь придётся топать на болото, вновь придётся искать гнездо с кладкой и драться с Ужаврихой, чтобы отобрать у неё хотя бы одно яйцо. Когда в позапрошлом году добывали нынешнего, третьего уже Ужавра, Кша поранил руку о шипы и больше месяца не мог шевелить распухшими пальцами, ходил однорукий и зелёный от боли.
Ужавр беззаботно фыркал и бил хвостом по стене. Жив чертяка. Козоптериксы хрустели сеном и время от времени обиженно мекали. Бабка, видно, ещё не успела их подоить. Ничего, скоро привезём ей помощницу. Будет кому и Козоптериксов доить и Кшу-бездельника вовремя растолкать.
Карачун хотел было вернуться в дом, потому что пора бы и за стол, но не удержался и вошёл в пристройку, как делал это каждое утро. Неизменный ритуал, отказаться от которого не хватало решимости. Парализованным стариком буду приползать сюда, и умру, наверное, на платформе.
Каждое утро он давал себе слово, что делает это в последний раз, и каждое утро знал, что слово своё не сдержит.
С минуту он постоял перед платформой, глядя на отполированные за долгие годы ступени, потом шагнул на неё, набрал код и взялся обеими руками за штангу фиксатора. Штанга была слегка влажная. Это бабка уже отметилась. Козоптериксов ещё не доила, а сюда заглянуть успела. Все мы сюда успеваем заглянуть. Вот уж куда опоздать невозможно, потому как платформа эта проклятая стояла здесь, стоит и стоять будет. Пока какой-нибудь Утрамбит после нашей смерти не раздавит её ненароком.
Он выждал пять томительных минут. Потом ещё пять. Зелёный огонёк луча наведения потерянно метался по тусклому исцарапанному экрану. Правая дуга штанги была помята. Карачун потрогал большим пальцем неровный рубец, оставленный на металле когтем Крокодактиля. В своё время эта штанга спасла ему жизнь. Несколькими сантиметрами выше и - ,,Юстас - Алексу", говоря словами Оглоеда.
Огонёк наведения робко пометался по экрану и угас, не выбрав ни одной узловой точки. Названия недоступных станций насмешливо перемигивались. Шкала загрузки навечно застыла на десяти процентах. "Извините, транссервер временно недоступен. Попробуйте подключиться через несколько минут". Или дней. Или лет. Или никогда. Карачун без вдохновения обругал себя, обесточил пульт и шагнул с платформы. Выбросить бы её. За забор. Или закопать поглубже, чтобы душу не бередила. Чтобы не таскаться сюда каждое утро и каждый вечер. Он знал, конечно, что на такой подвиг у него духу не хватит. А если и хватит, то бабка с Кшой тут же платформу живенько откопают и водворят на прежнее место. Ночью копать будут, но откопают. Потому что надежда умирает только вместе с надеющимся.
Он закрыл пристройку и пошёл вдоль забора, решив проверить ловушку, которую вчера поленился закрыть.
Мегатисы стояли внушительной, непробиваемой стеной. Их кроны тесно переплетались где-то за облачным покровом, и о тех, кто там, в этих кронах обитал, как и многом другом, думать не хотелось. Стволы врастали друг в друга, сплетая корни и ветви в тугие узлы. Кажется, совсем недавно копали они с Кшой ямки для саженцев, а сейчас уже трудно поверить, что эти потрясающие великаны посажены его руками. Вон как их распёрло - щели не осталось. Не забор - стена. И какое счастье, что послушался тогда Оглоеда и место огородил с запасом, не жалеючи.
Добравшись с оглядками и спотыканием до углового мегатиса, он уловил специфический запах свежей паутины и заторопился.
Ах ты, мать моя женщина! Вот что называется: повезло да не вовремя! Не знаешь, право слово, радоваться или огорчаться. С одной стороны не хочется затягивать с отъездом, а с другой - давно пора пополнить запасы.
Он заглянул в яму. На дне ворочалось членистоногое, зубастое, всё в чешуе и в обрывках паутины. Два десятка глаз бешено вращались, шипастые лапы скребли по гладким стенам, не находя опоры.
- С прибытием, - сказал Карачун. - Только мы вас, мадам, сегодня совсем не ждали.
Мадам не ответила. Она свирепо растопырила все свои глаза и ещё энергичнее заскребла лапами. Это была Пещерная Паукатица - существо опасное и вкусное до умопомрачения. Деликатес, можно сказать. Пища богов. Но не дай бог вляпаться в её паутину. Такого заморыша, как Карачун, ей хватит на полжевка.
На дне ямы виднелись обглоданные кости. Видимо Паукатица оказалась не единственной узницей, и уже успела съесть своего менее проворного сокамерника. Или сокамерницу.
В своё время Карачун с Кшой устроили простую, но весьма эффективную ловушку, воплотив в жизнь давнюю задумку Митяя. Им пришлось поломать голову и изрядно попотеть, прежде чем ловушка начала работать, не доставляя лишних хлопот, но их усилия не прошли даром. С того дня, как в яму угодил первый - столь памятный! - Ящерак, у них не было проблем с заготовкой мяса. Это было важно ещё и потому, что Ужавры без мяса обойтись никак не могли, и большая часть добычи доставалась, конечно же, им.
Он осторожно потыкал в спину Паукатице шестом. Три лапы мгновенно взметнулись вверх и едва не выдернули шест у него из рук. Паукатица была молодая и мясистая.
Карачун намётанным глазом прикинул, на сколько бочек её хватит, и вздохнул. Похоже, вовремя выехать не получится.
Ловушка вдруг яростно захрустела, брызнули щепки, и, с трудом отодвинув запирающее бревно, в щель боком просунулась морщинистая безобразная морда.
Карачун отступил от ямы, взвешивая в руке шест. Стегозубр со сломанным бивнем пару раз недоумённо мигнул, открыл пасть, показав устрашающие ряды великолепных зубов, и с клацаньем сомкнул челюсти. Щель была ему узковата. Полморды ещё кое-как пролезло, но на большее рассчитывать не приходилось. Стегозубр этого, видимо, не понимал. Он шумно повозился, ворочая головой и плотоядно косясь на зевающего Карачуна и на оцепеневшую Паукатицу, однако, его усилия ни к чему не привели, и он надолго застыл в тягостном раздумье.
- Сгинь, образина, - сказал Карачун, жалея, что поленился захватить огнемёт.
Стегозубр вновь задёргался, но раздвинуть мегатисы ему было не под силу.
Карачун подобрал с земли увесистый булыжник и швырнул его в морду. Морда встревожено мотнулась и щёлкнула зубами. Плюгавый обидчик был недосягаем. Выпученный глаз багровел с каждой секундой. Паукатица в яме вжалась в стену, подобрала под себя лапы и прикинулась неживой. Обстановка накалялась. Карачун с интересом ждал продолжения. В конце концов Стегозубр с хрустом выдрал голову наружу. Ловушка захлопнулась. Из-за забора донёсся свирепый рёв и мощные удары. Очевидно, Стегозубр в бессильной злобе пытался сокрушить ненавистную преграду.
Опомнившаяся Паукатица развила в яме бурную деятельность и уже несколько преуспела в своём стремлении прогрызть ход на свободу. Достижение было мизерным, но оно вдохновляло на новые подвиги. Паукатица была явно не дура и догадывалась, что пребывание в яме не сулит ей ничего хорошего.
Почуявшие добычу Крокодактили свешивались с веток и с надеждой поглядывая вниз. Они тоже любили паучатину. Нельзя было терять ни минуты.
Ворвавшись в дом, он подхватил горшок с ядом, пихнул спящего Кшу:
- Рота, подъём! Отбивная уползает! Живо, живо вставай! Бабка, бросай всё - без тебя не управимся!
Кша заворчал. Карачун стащил его с сундука, заставил одеться, вытолкал на улицу и отправил в сарай за топорами и вёдрами.
...Когда бабка добралась до ямы, Карачун стоял там один с горшком в руке и примеривался плеснуть ядом так, чтобы Паукатица сдохла быстро и без мучений.
- Куда Кшу-то дел? - спросила бабка. - Он же вперёд меня умёлся.
- Да вот, понимаешь, стою и думаю, - показал вниз Карачун. - А не его ли она там догрызает?
Со дня ямы доносился отвратительный влажный хруст. Паукатица хищно двигала жвалами, роняла чёрную слюну и часто сучила передними лапами, разматывая канатоподобную паутину.
Бабка аккуратно заглянула в яму, вздохнула, поправила на плече ремень огнемёта:
- И когда ты, Карачун, уже повзрослеешь? Как маленький, право слово.
Кша, нагруженный вёдрами и топорами, подошёл сзади и с грохотом сбросил всё себе под ноги.
- Ну и кто у нас на это раз? - спросил он. - О, какая симпатишная дама! Мордастенькая и мясистенькая! На тебя, бабка, чем-то похожа...
Он вовремя отбежал на другой край ямы, и брошенный бабкой камень в цель не попал.
- Я тебя, паразит, во сне когда-нибудь прибью! - пообещала бабка. - Лучше бы эта дрянь и вправду тебя сгрызла! Вот ей-ей, я бы ни капельки ни огорчилась. Шут ненашенский... А ну-ка, дай горшок?
Она схватила горшок и выплеснула яд на Паукатицу с такой мстительной радостью, словно это Кша сидел там внизу, растопырив лапы и вращая глазами.
...Они обрабатывали тушу прямо на месте, в яме. Кша обрубал чешую, а Карачун срезал с костей нежнейшую мякоть. Бабка спускала им вёдра. В небе хищно кружили Крокодактили, и все старались работать побыстрее, прекрасно понимая, что терпение у летающих проглотов не безгранично.
Когда с лучшими частями было покончено, Кша опустил топор:
- Давай закругляться, не то до обеда выехать не успеем.
- Да, пожалуй, хватит, - согласился Карачун, с сожалением глядя на тушу. Мяса на Паукатице оставалось ещё много, но время уже поджимало.
Они выбрались из ямы и по-быстрому перетаскали мясо в ледник. Бабка с огнемётом стояла на страже, охраняя добычу и мужиков. Крокодактили, учуяв свежатину, носились уже чуть ли не над головами.
- Поторопись! Поторопись! - зычно покрикивала бабка, отпугивая короткими залпами самых наглых летунов.
Потом Карачун понёс вёдра и топоры к колодцу - отмывать их от липкой паучьей крови. Отвесив Кше напоследок крепкую затрещину, мстительная бабка сбросила огнемёт и пошла накрывать на стол. Кша от уборки увильнул, сославшись на нужду, но Карачун заметил, что лохматая голова бравого солдата мелькнула у входа в пристройку. Кша по утрам тоже регулярно набирал код родного Сигамастуса.
Крокодактили уже добрались до останков Паукатицы и шумно дрались, вырывая друг у друга лакомые куски. Налопается сегодня кое-кто паучьего яда, злорадно подумал Карачун, поднимаясь на крыльцо. Он не любил Крокодактилей.

* * *

Бабка раскладывала исходящую паром щукамбалу в глиняные тарелки. Мокрый разлохмаченный Кша с нескрываемым удовольствием орудовал ножом и вилкой. Аппетитно пахло подгоревшей киселявой.
- Хороший будет день, - сказал Карачун, усаживаясь за стол. - Если Ужавр не заупрямится, к вечеру до ухорона доберёмся.
- А ты ему бревном промеж глаз, - вскинулась бабка. - Нечего его жалеть. Он, стервозина, вконец обнаглел. Ишь, брюхо отрастил - по земле уже волочится. Жрёт, как в прорву, и всё мало ему, всё мало. Весь в хозяев.
- Да у меня живота, вроде бы, и нет, - возразил худой Кша.
- Нет, так будет, - отрезала бабка.
Но Кша был настроен добродушно.
- Откуда в тебе, бабка, столько злости? - удивился он. - Всё бы тебе лупцевать да зверствовать. Сдаётся мне, что Степаныча твоего вовсе не Схрумник сожрал. Наверняка ты его сама, собственноручно со свету сжила. Бревном промеж глаз. За то, что ел много.
Карачун благоразумно проглотил смешок. Бабка задумчиво взвесила в руке половник, но, решив, что голова у Кши не шибко крепкая, свой порыв с сожалением подавила.
- Ты, мозгляк ненашенский, старика моего не трожь, - сказала она. - Справный он у меня был мужик. Ничего не боялся. Нынче, кроме Бодайлы, таких здесь, почитай, и не осталось.
Она плеснула в кружки киселяву и обтёрла фартуком лицо.
- Хоть и по его вине мы сюда угодили, но я на него не в обиде. Ни разу не попрекнула.
- Да не виноват он ни в чём, - сказал Карачун. - Просто так вышло.
- А кнопки кто нажимал? Не он? - выпрямилась бабка. - Я ему говорила "давай через узловую", а он, нет, говорит, ему, видите ли, лучше знать... Вот и узнал. Быстрее меня в кусты дунул, когда ящеров увидел. Насилу его догнала, думала, всё, конец мне пришёл...
Скорбную историю Ворчавкиного прибытия они слышали уже не раз и не два, и, честно говоря, она им порядком надоела. Не было в этой истории ничего необычного и ничего выдающегося, потому как все ныне живущие в Мезозонии угодили в неё точно таким же макаром. Кроме, разумеется, бравого солдата Кши. Но Кша - это вообще особый разговор. Феномен. Чудо чудное, как говорил Митяй. Первый кандидат в местную Кунсткамеру, буде такая когда-нибудь здесь появится.
Единственное, чем бабка Ворчавка могла гордиться по праву, было то, что они с дедом оказались первопроходцами или, точнее, первопоселенцами, и около полугода жили в лесу, свято уверенные в том, что кроме них в этом негостеприимном мире нет ни одного человека. Откровенно говоря, Карачун не понимал, как они сумели выжить и не сойти с ума от отчаяния.
У самого Карачуна, впрочем, тоже имелась одна заслуга. Он сохранил свой трансфер. Тот самый, который теперь стоял в пристройке. Правда, толку от него пока не было ни на грош, но зато ОН ТАМ СТОИТ!
- Бабка, ты одежду мою выстирала? - по-солдатски прямо спросил Кша.
- Ты что же, думаешь, что я тебя в грязных да рваных обносках отпущу? Чтобы тебя там без разговоров выгнали? Не хватало мне ещё позориться перед людьми. Хватит и того, что я с вами здесь все нервы истрепала. А Прыщавка, она хоть девка и не шибко боевая, от такого немытого нехристя, каким я тебя знаю, сразу нос своротит. Ты перед тем, как к ним во двор въезжать, хоть умойся, что ли.
- Ага-ага, - с готовностью закивал Кша. - Я там перед хутором прихорашиваться начну, а какая-нибудь тварь тем временем у меня ползадницы отчекрыжит. То-то завидный жених получится.
- А ты с целой задницей не подарок, - сказала бабка. - Не один же ты там будешь. Карачун постережёт.
- Я ему не доверяю, - сказал Кша. - Он меня Крокодактилям скормит, а Прыщавку себе возьмёт.
- Шерше ля фам, - сказал Карачун. - Бабка, один из нас из этой поездки не вернётся.
- И я догадываюсь, кто, - замогильным голосом сказал Кша.
- Да ну вас, балаболки, - отмахнулась бабка. - Я им про Фому, а они про Ерёму.
- Там же болото вокруг, - сказал Кша. - В болоте умываться прикажешь?
- А хоть бы и в болоте, - бабка сегодня была настроена агрессивно. - Всё чище будешь. Мы с дедом, случалось, и в трясине ополаскивались.
- Вы с дедом герои, - сказал Карачун. - О вашей жизни книгу написать надо. Эпопею. "Ворчун и Ворчавка. Первые разумные мезозавцы".
Кша захихикал.
- Только попробуй, - пригрозила бабка. - Я тебе тогда такое понапишу.
- Бревном промеж глаз? - поинтересовался Карачун.
- Мы с собой воду возьмём, - сказал Кша. - Бочку привяжем.
- Знаю я, какую воду вы брать собираетесь, - сказала бабка. - Да я что, мне ведь не жалко. Ужавру тоже хуже не будет, пусть надрывается, паразит. Может, хоть похудеет.
Она вздохнула.
- Поехали, - сказал Карачун. - Ничего страшного здесь без нас не стрясётся. Сколько раз уезжали.
Бабка ещё раз вздохнула и решительно замотала головой:
- Нет уж. Останусь. Спину мне что-то ломит и вообще... Пока вы там гулять будете, я здесь тоже сиднем сидеть не собираюсь. Не сегодня-завтра ко мне Чертени приедут, мы тут такое разведём... Э-эх! У Прыщунов свадьбу начнёте, а у нас догуливать будете. Так что я своё ещё наверстаю, - она бросила на Кшу грозный взгляд, - Если, конечно, ты, непуть, с девкой там не рассоришься. Я тебе сразу говорю: в таком случае домой можешь не возвращаться. К Оглоеду тогда иди жить, или вон, к канадцам.
И она решительно хлопнула ладонью по столу.
- Я себе тогда другую найду, - легкомысленно пообещал Кша.
- Да какая ещё дура за такого пойдёт? - бабка патетически всплеснула руками. - Одна Прыщавка согласилась, да и та через неделю пожалеет. Вы, Карачун, смотрите, как обратно поедете, девке-то воли не давайте. А то она на радостях угодит кому ни на есть на закуску... Прыщуны вас потом со свету сживут. Одна ведь она у них. Ох, и тяжело им будет с ней расставаться... Ты слышишь, что я говорю?
Карачун кивнул. Эти самые Прыщуны не знают, какого бога благодарить за то, что Кша надумал взять в жёны их засидевшуюся в девках дочь. Женихов в Долине - по пальцам пересчитать. Он усмехнулся, глядя на скривившегося Кшу, и встал из-за стола:
- Ужавра ещё не кормила?
Бабка зло громыхнула посудой:
- Попробуй такого не накорми. Всё сожрал и не подавился ведь, гад хвостатый! Любая дрянь ему по вкусу, хоть камней в корыто набросай, - стрескает за милую душу. И где вы такого обжористого отловили? Никогда я прежде таких не видела. У нас со стариком Ужавр был, так он сам по себе кормился. Мы и забот с ним не знали.
- Вот и съел его кто-то, - подытожил Кша.
- А-а-а, - бабка отмахнулась от назойливой осухи. - Всех нас здесь съедят.
На этой оптимистической ноте завтрак был закончен.

* * *

Ужавра выводили долго. Тянули его, объевшегося и ленивого, из хлева, потели, ругались, пинали в толстый зад, накручивали хвост, переставляли лапы, и кое-как заставили всё-таки втиснуться под навес повозки. Ужавр позволил затянуть хомут на шее и сразу уснул, уронив голову на лапы.
Было уже светло, облачная пелена отступила к нижним ветвям мегатисов, и из неё то и дело выныривали глазастые и клыкастые морды летающей мерзости.
Бабка укрепила огнемёт на турели и хищно водила стволом, горя желанием кого-нибудь подпалить.
Мужики вкатили в повозку огромную бочку, в которой была, конечно же, не вода, а двухлетней выдержки квасня. Бочку распирало, она вздрагивала и опасно потрескивала.
- Как бы не рванула по дороге, - засомневался Карачун.
- Ничё. Выдержит. Я её вчера, знаешь, как в погребе ворочал, - Кша любовно похлопал по мокрому днищу. - Штырь крепкие бочки собирает.
У Прыщунов намечалась грандиозная попойка, а Кшавская квасня славилась на всю Долину. Карачун не без основания полагал, что, явись Кша на свадьбу без бочки, Прыщуны вытолкают его взашей, а Оглоед воспримет такой промах, как кровную обиду.
Лишнего с собой не брали. До Прыщунов сутки пути, да и дорога не самая трудная. На следующий день к полудню должны добраться. В крайнем случае - к вечеру.
Карачун поставил под морду Ужавру ведро забродившей киселявы. Зверь моментально проснулся и жадно зачавкал, бряцая уздечкой.
Подошла бабка, утёрла глаза фартуком.
- Сердешные вы мои. А ну, как не свидимся больше.
- Ну-ну, Тимофеевна, - сказал Карачун. - Всё будет нормально. Не на поминки ведь едем, помощницу тебе привезём.
- Ой, не загадывай, - закачала головой бабка. - Ещё неизвестно, какая из неё помощница получится.
- Ну, хоть ругаться с ней будешь. Для разнообразия, - улыбнулся Кша. - Всё жизнь веселее станет.
- У меня и без того жизнь шибко весёлая, - огрызнулась бабка, забыв о своём намерении всплакнуть.
Сели. Помолчали. Взбодрившийся Ужавр нетерпеливо переступал лапами. Бабка придирчиво оглядывала Кшу.
- Ты бы хоть бородёнку-то свою сбрил. Смотреть противно.
Кша только ухмыльнулся в ответ.
- Про мясо не забудь, - сказал Карачун. - Если коптить собираешься - не откладывай. Ворота без надобности не открывай. Ночью во двор не высовывайся. Сена Козоптериксам хватит. Чертени приедут - в мою комнату их не пускай, им и в гостиной неплохо будет... Ловушку я застопорил, можешь не проверять...
Бабка скорбно кивала:
- Вы уж там не задерживайтесь.
- Дня через четыре вернёмся. Не позже, - Карачун встал. - Ну, всё. Пора.
Они забрались под навес, бабка принялась вращать ворот, крышка поднялась, и Ужавр, подгоняемый криками и киселявой, покатил повозку в темное отверстие подземного выполза.
Кша помахал рукой. Бабка размашисто крестила их, вертя ворот левой рукой в обратную сторону.
Карачун, оглянувшись, наблюдал за тем, как сужается полоска света. Крышка опустилась, и они оказались в пахнущей плесенью кромешной темноте. Напахнуло сырой землёй, тревожно запищали в темноте перепуганные Хватогрызки.
Ужавр дополз до выхода и упёрся в него мордой. Кша соскочил с повозки, чиркнул зажигалкой, отыскал в стене рычаг и потянул его вниз. Карачун знал, что бабка ждёт, приложив ухо к крышке.
- Всё в порядке! - гаркнул он. - Выезжаем!
Противовесы застонали, утянули вверх ворота, и повозка выкатилась уже с внешней стороны забора.
Карачун сидел впереди и, придерживая Ужавра, настороженно изучал монументальную колоннаду стволов. Здесь за забором даже воздух, казалось, был другим. Кша что-то невнятно забормотал за спиной, должно быть свою батальонную молитву. Скрипели опускающиеся ворота.
Земля привычно дрогнула, когтистые лапы прошумели над повозкой, наткнулись на забор и зашагали вдоль него, спотыкаясь о корни и сдирая с мегатисов пятиметровые лохмотья коры.
Отвыкший от простора и от необходимости ежесекундно быть начеку, Ужавр испуганно вжимал под себя голову и нервно хлестал хвостом, но взбодрённые киселявой ноги против его воли рвались вперёд.
- Пошёл, милый! - крикнул Карачун, отпуская вожжи. - Пошёл!
Ужавр подпрыгнул, всхрапнул, и повозка резво покатилась по укатанному, но неровному дну глубокой канавы в сумеречную чащу невообразимо гигантского леса. Колёса прыгали на камнях, и, чтобы не выпасть, приходилось крепко упираться ногами в борт.
Тяжёлая голова на прыщеватой шее распахнула окровавленный клюв и, промахнувшись, цапнула край канавы в паре метров от повозки. Пирующий на чьих-то останках безымянный падальщик возжелал полакомиться свежатиной. Кша с наслаждением пальнул в него из огнемёта. Жаркая струя плазмы слизнула с головы редкие перья, падальщик выплюнул землю, зашипел и исчез из виду. Кша кровожадно захохотал.
Поездка началась успешно. Их не съели сразу и, значит, можно было надеяться, что не съедят, по крайнем мере, в ближайшие сутки. Карачун не очень доверял приметам, но эта до сих пор срабатывала безупречно.
Со дна проезжей канавы лес был практически не виден. По сторонам повозки проплывали только осыпающиеся стены, из которых торчали обрубки корней. Да ещё где-то высоко над головой исчезали в тучах серые стволы.
Ужавр втянулся и бежал ровной рысью. Если судить по количеству выпитой им киселявы, его должно было хватить надолго. Канава вильнула, огибая неохватный корень гранитного кедра, и родной мегатисовый забор скрылся за поворотом, за стволами, которые с угрожающей готовностью сдвинулись за спиной, словно створки великанских ворот.

* * *

Часа два ехали в полном молчании, нарушаемом только шумными всхрипами Ужавра, топотом его лап и поскрипыванием бочки на ухабах. Кша откровенно клевал носом.
Призрачные колонны стволов наслаивались друг на друга, теснились, уплывали назад, и создавалось впечатление, что проезжая канава вырублена в узком и глубоком ущелье, дно у которого есть, но стены которого нигде не кончаются.
Митяй был прав, вяло размышлял Карачун, тараща глаза в серое надканавное пространство, мы - насекомые. Мы букашки - мелкие и почти беззащитные. Никому мы не интересны и никому не страшны. Никто нас не замечает - и слава богу! А тот, кто замечает, тот тоже букашка. Только чуть покрупнее. И ещё неизвестно, кому легче здесь выжить, самым большим или самым маленьким.
Он с силой потёр глаза, пытаясь прогнать сонливость. Вот ведь разморило, хоть ужаврово пойло глотай. Несмотря на то, что здесь, в лесу, где деревья достигали в обхвате страшно представить сколько метров, им почти ничего не угрожало, спать он не решался. И, как вскоре выяснилось, не напрасно. На восьмом повороте повозка остановилась. Ужавр недовольно урчал, задирая голову. Кша выглянул из-за бочки и присвистнул.
Перед ними лежало мрачно-зелёное шипастое тело, туго забитое кем-то в канаву. Это был Схрумник. Молодой и наглый. Он таращил на них болотного цвета глаза и уступать дорогу не собирался. Или не мог.
Карачун сплюнул и щёлкнул предохранителем. Нагадала бабка приключений.
Схрумник поскрёб перед собой когтями и с жадной готовностью раззявил пасть, открыв тройной ряд жёлтых зубов. Четыре Ужавра могли бы уместиться в этой пасти. Схрумник даже пристанывал от предвкушения. Он, видимо, не сомневался, что добыча сейчас сама заползёт ему на язык.
- Подавишься, морда, - сказал ему Карачун, нажимая на спуск.
Пасть захлопнулась, осыпав повозку каскадом грязи. От оглушительного утробного воя завибрировали нижние ветви мегатисов. Плазма пришлась Схрумнику не по вкусу, и Карачун его понимал. Однако сочувствия эта мерзкая вечно голодная тварь у него не вызывала... На всякий случай он держал огнемёт наготове.
Минут двадцать они сидели, дожидаясь, когда освободится дорога. Обезумевший Схрумник, воя и скуля так, что закладывало уши, пытался выбраться из канавы. Когда же ему это удалось, выяснилось, что торопился он напрасно. Два внушающих трепет клюва одновременно ухватили его за хвост и за голову и задёргались, вырывая друг у друга добычу. Схрумник был крепкий и на разрыв не поддавался. Клювы истерично клекотали, одна из пташек вздумала помочь себе лапой, и стены канавы опасно задрожали.
Карачун пнул Ужавра в зад:
- Пошёл! Пошёл! Торопись, парень!
Обиженный рёв Схрумника ещё долго метался среди деревьев, распугивая мелкую живность.
Да, подумал Карачун, а лет пять назад я бы всю неделю бегал возбуждённый до предела и хохотал бы от радости, что сумел без ущерба для себя осадить такую образину. Эдак мы скоро и на Затоптагов перестанем внимание обращать. Не загордиться бы...
Лес заметно поредел, канава ещё глубже вгрызлась в землю, и крыша повозки, собранная из рёбер Бегемонстра, опустилась значительно ниже её краёв. Карачун перестал выглядывать из-под неё, потому что всё равно ничего не удавалось разглядеть, и следил только за спиной Ужавра и за дорогой, опасаясь нередких здесь завалов.
Кша проснулся, глотнул киселявы, почесался, и опять уснул.
Карачун освободился от упряжи огнемёта, прислонился к бочке и достал из корзины жареное мясо, хлеб и флягу с кваснёй.
Ужавр упёрся в небольшую осыпь и легко раскидал её, заодно забросав песком и Карачуна. Пока тот отплёвывался и очищал хлеб, повозка вкатилась под проползающий над канавой бесконечный хвост непостижимого бронезмея. Камни сыпались на повозку и гулко стучали, скатываясь с крыши.
Карачун оценил размеры хвоста. Чешуйки были внушительные - пять метров на пять. Этакой громадине даже названия ещё не успели придумать. Непросто назвать то, что целиком ты ни разу не видел и не увидишь никогда. Впрочем, назови её хоть Тиранокондой хоть Гигадиной, ей от этого ни жарко ни холодно. Ползёт себе и ползёт, и неизвестно, что у неё на уме. Если он у неё имеется.
Змей остался позади. Карачун отвлёкся от созерцания Бегемонстровых ребёр и, заметив, что Кша уже не спит, сказал:
- А всё-таки придётся нам второй этаж строить.
Кша почесался и зевнул.
- Построим, - сказал он. - Время есть. После дождей и построим. Нас никто не гонит, куда торопиться?
- Тебе виднее, - согласился Карачун. - Тебе с ней жить. Только ты учти: я вам свою комнату не отдам.
- Плевал я на твою комнату, - сказал Кша. - Зачем она тебе? Ты же всё равно один.
- Сегодня один, а завтра - нет. Вам только разреши. Огнемётом потом не выгонишь. А я к своей комнате привык.
- Ты над нами сжалишься, - сказал Кша. - Мы тебя уговаривать будем. Долго и упорно. Днём и ночью.
- Ночью вам будет не до уговоров.
- Тьфу, зараза! - с досадой сплюнул Кша. - Ты о чём-нибудь другом думать можешь?
- Не могу, - засмеялся Карачун. - Меня заклинило.
- Что же ты? Сам бы тогда и женился.
- А я сначала на тебя посмотрю. Вдруг не понравится.
- Проверку, значит, решил устроить. Лучшим другом пожертвовать не постеснялся.
- Для твоего же, заметь, блага, - снова засмеялся Карачун. - И исключительно из добрых побуждений.
- В твоих побуждениях сам чёрт ногу сломит, - проворчал Кша. - Я, честно говоря, всё ещё не могу поверить, что это не очередной твой розыгрыш. Заявимся мы к Прыщунам, а они нас в шею.
- Всё может быть, - Карачун спрятал ухмылку в бороде. - Слушай, заряжающий, а ты уверен, что у тебя с ней всё будет нормально? Вот как на Сигамастусе, например, детей рожают?
- Ты опять?!
- А всё же?
- Мы из яиц вылупляемся. Как Ужавры.
- Тогда вам не комната нужна, а гнездо. С насестом.
Кша тяжело вздохнул и ничего не ответил. Карачун нашарил в корзине флягу, отхлебнул из неё и прислонился к бочке. Шутки шутками, а со вторым этажом будут проблемы. Вдвоём не осилить. Придётся с мужиками договариваться. И чем быстрее, тем лучше. Он скосил глаза на хмурого Кшу и впервые всерьёз задумался о том, каково им будет жить вчетвером. По всему выходило, что в целом жить будет легче, потому как Прыщавка - девка как будто бы не плохая. Хорошая, прямо скажем, девка. Не избалованная. Дева юная лет примерно двадцати. Но кто знает, каково с ней будет жить. Вдруг ей в голову втемяшится какая-нибудь дурь несусветная. Поди тогда уйми её. Интересно, она хоть готовить-то умеет?
- Слышь, Кша, а сколько ей лет?
Кша пожал плечами:
- Кто их, баб, разберёт? У неё на лбу не написано.
- Надо было спросить, - Карачун даже привстал. - А вдруг она старше тебя.
- Нет, - не очень уверенно возразил Кша. - Не похоже. Молодая она... Да ты сам бы и спросил.
- Неудобно было, - сказал Карачун. - Я же не кобылу выбирал... А она у них и так... засиделась.
- Что значит "засиделась"? - насторожился Кша. - Ты о чём это?
- Замуж ей давно пора, вот о чём.
- Занозке тоже пора. Да что-то она не торопится.
- Она уже была замужем.
- Когда это было. Давно пора новым мужем обзавестись, а она который год Оглоеда мурыжит.
- Это он её мурыжит. Бегает от неё, как от чумы, а зря, между прочим. Баба хорошая.
- Она хорошая, как мой бригадный генерал. Командовать чересчур любит. Боюсь, Оглоед из-за неё и на свадьбу не приедет.
- Ха-ха, - сказал Карачун. - Могу поспорить, что он уже с неделю у Прыщунов сидит, нас дожидается.
Кша похлопал по бочке:
- Вот кого он дожидается. Её, родимую.
- Ну и её тоже, - согласился Карачун. - Хотя у Прыщунов квасня тоже неплохая.
Кша надолго замолчал.
- Я, понимаешь, к невесте еду, - сказал он наконец. - У меня в душе сейчас покой и благодать, и твои подковырки меня не трогают. А если тебе моя квасня не нравится, так и скажи. А от Прыщаковского пойла даже нашего Ужавра тошнит.
Карачун засмеялся:
- Эк тебя разобрало... Покой и благодать. Да-а, настрадается девка с тобой. Ты её своей ревностью... Тпру-у! Тпру-у-у!!
Упёршись ногами в передний борт, Карачун натянул вожжи:
- Тормози!
На Бодайловой доске мелом было написано: "Мужики, опаздываете. Мы выехали ещё вчера".
Угоразд был лаконичнее: " Вернёмся девятого вечером".
Они остановились. Кша спрыгнул, стёр со своей доски старую надпись "У нас все дома", и застыл, изобретая новую. А Карачун осторожно выбрался на крышу. Он поднял голову над краем канавы, прислушался, посмотрел по сторонам и вернулся в повозку.
- Стоит, - сообщил он, словно ухорон мог куда-нибудь переползти. - Засветло доберёмся.
- Угу, - отозвался Кша. Он стёр с пальцев мел и тоже забрался в повозку. На доске красовалось: "Бабка дома, а мы уехали".
- А у алжирского бея на носу шишка, - сказал Карачун.
- Что? - не понял Кша.
- Поехали, говорю.
По прямой до Митяева ухорона вышло бы километров пять, но канава здесь круто забирала влево и шла вдоль кромки леса, потому что прокладывать её напрямик, по открытому пространству было бы самоубийством. По берегам заболоченной реки неутомимо носились стада Утрамбитов, Затоптагов и их многочисленных родственников, а по ночам здесь творилось такое, с сравнении с чем знаменитая битва Зевса с титанами показалась бы мышиной вознёй. Канаву проложили в спасительной близости к лесу, и мужики при каждой поездке непременно вспоминали, как они выматывались, прорубаясь сквозь корни и камни, и сколько раз приходилось перебирать тяжёлый многоковшовый экскаватор.

* * *

До ухорона действительно успели добраться засветло. Его надёжный, радующий душу купол вознёсся перед ними замшелой горой, и даже Ужавр заторопился, почуяв затхлый аромат древнего панцыря.
Вся неспокойная местность вокруг ухорона называлась Дурновником, а сам ухорон носил имя незабвенного отца Митяя, безжалостно съеденного здесь Крысоцерапторами два года назад. Их было много и они отрезали Митяю дорогу в ухорон, и им было наплевать на бога, на молитвы и проклятия... И он Митяя осталось только имя и добрая память в сердцах всех хуторян. Так и стал этот ухорон Митяевым.
Ужавр уже устал, проголодался и волочил брюхо по земле. Карачун хотел было подпустить его к ближайшей заводи, но неподалёку затрещали стволы, и он погнал Ужавра к укрытию. Кша с сожалением оглянулся и тоже шагнул под надёжный, но чересчур мрачный свод.
Внутри было темно, сыро и затхло. Парочка спугнутых Хватогрызок вышмыгнула из темноты наружу. Вверху над головами кто-то ползал по внутренней поверхности купола и чавкал, объедая плесень с ребер.
Карачун с помощью огнемёта разжёг костёр из заранее припасённых дров, и яркое пламя высветило изнутри пустой панцирь гинантской Черепандры, служивший теперь самым надёжным убежищем от всех и всяческих гадов. Наступи на него чья угодно нога, - а такое случалось сплошь и рядом, - панцирь даже не дрогнет. Затоптаги могли бы танцевать на нём краковяк всем стадом; на него мог сесть самый старый Утрамбит со всем своим потомством, - ухорон только крепче врастёт в землю. Всем он был хорош, всем, кроме одного: внутри панциря держался настолько неприятный запах, что после суточного пребывания в нём аппетит пропадал даже у Ужавра, который никак не мог похвастаться чувствительным обонянием.
Карачун поморщился, вглядываясь в свисающие сверху белесые нити плесени. Ничего, одну ночь переночуем. Главное, как говорит Оглоед, спокойный сон.
Ужавра выпрягли, и он, чавкая, пополз в темноту, подальше от пугающего огня. Трава под панцирем росла густая и сочная, несмотря на отсутствие света и присутствие вони.
Подкрепившись бабкиной стряпнёй, Карачун и Кша сели покурить у входа, там, откуда в своё время торчала голова Черепандры.
Снаружи было хорошо. Справа могучей стеной возносились стволы мегатисов, прямо перед ухороном простиралось заболоченное русло реки, уходящее в ещё необжитые людьми земли. Чтобы добраться до Прыщунов, нужно было опять углубиться в лес, огибая излучину реки.
Кша задумчиво щурился и пускал дым колечками.
- О чём мечтаешь? - спросил Карачун.
Кша неопределённо повёл рукой:
- Так. Пытаюсь, понимаешь, взглянуть на мир глазами капрала Крюпа, чтоб ему и на том свете покоя не было.
- Ну и как? Получается?
- Ракетные установки я поставил бы вон у того мегатиса. Развернул бы их вдоль реки и... прямой наводкой по копытам этим, чтобы клочья полетели. А минометчиков в канаву. Лупили бы они у меня по Бронтожабам до отупения, насколько боеприпасов хватило.
- И зачем это тебе?
- Не мне, - Кша выпустил очередное колечко. - Крюпу.
- А ему для чего?
- Если бы я знал, я бы сам был капралом. Или полковником. Адьютанта бы имел, оружие именное. Крюпа бы с гауптвахты не выпускал. Он бы у меня, сволочь, языком сортиры вылизывал... Я бы его... Эх-х! - Кша вздохнул. - Жаль, что он не успел тогда до канавы добежать. Хотел бы я сейчас посмотреть на его тупую морду... И вот о чём я хочу тебя спросить, Карачун. Забуду я когда-нибудь этого гада или мне всю жизнь на него оглядываться? Надоело.
- А ты о Прыщавке думай, - посоветовал Карачун. - Может, она за тебя похлеще Крюпа возьмётся. Бабы, они, знаешь, какие въедливые. У вас женщины офицеры были?
- Были, - сказал Кша. - В женских батальонах. Но мы им не подчинялись. У нас и своих офицеров хватало. И капралов.
- Да, - вздохнул Карачун. - Как сказал бы Бодайло, тяжёлое у тебя было детство.
- И старость моя обещает быть не легче, - подытожил Кша. - Только я до неё не доживу.
- Что-то настроение у тебя совсем не жениховское.
- Да нет, почему. Настроение у меня самое что ни на есть. Ты вот мне скажи: вы эту нашу поездку, свадьбу, гулянку тоже в летопись запишете?
- А как же! Непременно запишем. Только про поездку не будем. Что о ней писать? Обычное дело: уехали, доехали, вернулись. А вот про свадьбу напишем. И взял Кша-хуторянин в жёны девку Прыщавку в год семнадцатый десятого числа первого летнего месяца. И гуляли гости три дня и три ночи и выпили пять бочек квасни.
Кша довольно улыбнулся:
- Это хорошо. Только ты скажи Бодайле, чтобы он поподробнее всё записал. А то он о моей руке едва упомянул. Я знаю, я читал. Поранил, мол, Кша правую руку. И всё. А я целый месяц мучился.
- Да о тебе и так на каждой странице упоминается.
- Но ты всё-таки скажи ему.
- Ладно, ладно. Вот повезу я бабку к ним - она давно хотела Бодайлиху навестить, - сам и напишу.
- Когда повезёшь?
- Устроим вас с Прыщавкой и поедем. И бабке удовольствие, и вы спокойно поживёте. Будет у вас медовый месяц.
- Ноги втяни, - сказал Кша. - Идёт кто-то.
Карачун отодвинулся поглубже под панцирь. Снаружи охнуло, захрустели камни, свет померк, столбы задумчивых ног взрыли перед входом курган земли и уши. Панцирь скрипнул и осел на полсантиметра, видимо, одна из ног наступила на его верхушку.
С неба посыпались обломки скорлупы. Они свистели на лету и вонзались в землю, как метеориты. Наверху кто-то закричал противным голодным фальцетом - ещё одна кошмарная тварь вылупилась на свет в заоблачном гнезде. Или в дупле. Или в чём они ещё там живут.
Карачун пососал трубку и опустил взгляд.
Выставив вперёд устрашающий бивень, от заболоченной заводи к ухорону мчалась упитанная самка Стегозубра. Шипы на её спине воинственно вздымались, она швыряла из-под себя мощные пласты дёрна и приближалась с потрясающей скоростью.
- Героический бросок дубль-ефрейтора Слякса на вражеский дот в сражении под Фондуа, - пробормотал Кша. - Полосатый орден посмертно и пожизненная пенсия семье.
Карачун потащил из-за спины огнемёт.
У Стегозубрихи не было никаких шансов добраться до них, но Карачун предвидел, что придётся отгонять зверюгу от входа. Он хотел ещё немного подышать свежим воздухом, и не намерен был отказываться от этого удовольствия из-за какой-то взбесившейся самки.
И тут само небо пришло им на помощь.
Из-за туч вывалилась бревноподобная морда с крючковатым клювом, очевидно, мамаша только что вылупившегося птенца. Прицелившись, она клюнула, но промахнулась, и её клюв воткнулся в землю за спиной самки. Та ничего не замечала и упорно перебирала лапами. Своими маленькими свинячьими глазками она уже разделалась с Карачуном и доедала Кшу.
Клюв ещё два раза опустился и оба раза неудачно. Отчаявшись, мамаша сменила тактику. Мозолистая, трёхпалая лапа зависла над самкой и вдавила её в землю по уши, моментально и неотвратимо.
- Не добежала, - довольно сказал Карачун, убирая руку с огнемёта.
Истошный вопль потряс окрестности. Лес содрогнулся, болота вспучились. Бронтожабов, стадо которых паслось в камышах, куда-то сдуло.
Лапа растопырила когти и дёрнулась вверх, роняя частые чёрные капли. Там, где Стегозубриху настигла беда, из земли торчали только обагрённые кровью шипы. Пострадавшая мамаша вопила наверху на пару с голодным птенцом. За рекой им вторили ещё более противные голоса, словно все обитатели Дурновника задались целью переорать соседей.
Стволы опять зашатались, земля вздыбилась ещё круче, и десятка два колонноподобных ног принялись усердно утаптывать болотные берега.
Недавний, весьма относительный, покой был нарушен.
Карачун и Кша равнодушно смотрели на безумную пляску гигантов. Подобные аттракционы им давно надоели.
Ноги топтались невыносимо долго, но всему приходит конец, - они устали и ушли. Всё живое, не успевшее разбежаться по сторонам, было раздавлено и размазано. Однако Стегозубриха уцелела. Несмотря ни на что и вопреки всему. Когда сотрясения почвы прекратились, она выкарабкалась из ямы и вновь ринулась к ухорону. Небо на этот раз проигнорировало её.
Упрямая стерва, подумал Карачун, отступая вслед за Кшой.
Оглушительно хрустнуло, кость скрежетнула по кости, но ухорон даже не дрогнул, только упало сверху несколько лохмотьев плесени. Самка, сопя, пыталась протиснуться в отверстие втрое меньшее, чем её голова. Бивень торчал внутрь метра на четыре, и Карачун мог бы его потрогать, но был он невыносимо грязен и вонюч. Даже при свете костра видны были копошащиеся в трещинах паразиты.
- Давай отпилим, - предложил Кша, блестя глазами. Он поднял огнемёт и прицелился.
- Вонять будет, - сказал Карачун. Но идея захватила и его. Настырную самку хотелось проучить.
- Пусть воняет, - ухмыльнулся Кша. - Зато каков трофей.
Трофея, однако, не получилось. Стегозубриха на удивление легко признала свою неудачу, обиженно взревела, извлекла бивень из-под панциря и ускакала прочь.
Они опять устроились у входа. Кша потягивал из кружки киселяву. Где-то в глубине ухорона всеядный Ужавр меланхолично пережёвывал траву вместе с гнездящейся в ней мелкой живностью.
Сумерки сгустились, и с приближением ночи снаружи началась настоящая полнокровная жизнь, которую правильнее было бы назвать полнокровной смертью. Любители ночной охоты понемногу выбирались из своих убежищ и без разминки вступали в борьбу. Во всех краях рычало, хрипело, кусалось и жевало, причём, создавалось впечатление, что жующих во много раз больше, чем съедаемых. Челюсти работали на пределе возможностей. Кое-кого уже съели, кого-то ещё доедали. Небожители стряхнули дневное оцепенение и почти наугад выхватывали то одну тварь то другую, но на всеобщем кровожадном возбуждении частые потери в личном составе никак не сказывались. В битву то и дело вступали новые участники, и хруст костей становился всё громче.
Карачун, поднялся, решив подбросить дров в костёр, но Кша вдруг придержал его за рукав:
- Смотри-ка! Что это там?
- Ещё одного затоптали, - прокомментировал Карачун. - Ну и что?
- Да ты куда смотришь-то? Ты вверх взгляни!
- Чего я там не ви... Ого!!! - Карачун даже высунулся из-под панциря.
Низкое небо озарилось ярким светом, словно за облаками кто-то включил прожектор. На долю секунды стали видны ветвящиеся кроны мегатисов, чья-то распахнувшая крылья тень; затем пылающий шар пробил вдруг облачный покров, огненным метеором пронесся над рекой и воткнулся прямо в скопление Чешуящеров, вызвав среди них немалый переполох.
- Ты видел? Ты видел? - возбуждённо оглянулся Кша.
Карачун видел. Он тоже был поражён. Такого на его памяти ещё не случалось.
Обозлённые Чешуящеры высоко вскидывали голенастые ноги, вертели хвостами и разбрызгивали тонны грязи, а под ними, уворачиваясь от ног и хвостов, бешено вертелось что-то похожее на батискаф с реактивными двигателями. Он прыгал то вверх, то вниз и никак не мог вырваться из опасной зоны.
- Не повезло, - выдохнул Кша. - В самый гадюшник угодили. Как думаешь, в этой скорлупе есть кто-нибудь?
- Был кто-нибудь, - поправил Карачун. Он как завороженный наблюдал за хаотическими перемещениями батискафа. - Вот тебе, Кша, и огненное знамение. Теперь хочешь не хочешь, а придётся-таки Бодайле писать о нашей поездке. И о чьих-то похоронах.
- Боюсь, хоронить будет некого, - отозвался Кша. - Ты только погляди, что они с ним вытворяют.
Батискаф метался всё беспорядочнее, и кольцо врагов вокруг него неотвратимо сужалось. Разъярённые огнём монстры решили, очевидно, во что бы то ни стало разделаться с залётным чужаком. В конце концов батискаф свечкой взмыл вверх, что-то некрупное отделилось от него и, кувыркаясь, полетело в болото. А батискаф описал красивую дугу и взорвался где-то на той стороне реки, разбросав пышный сноп разноцветных искр.
- Это то, что я подумал, или мне почудилось? - удивился Кша.
Карачун уже просовывал голову в упряжь огнемёта. Пришла пора вмешаться в чужие игры. Упавшее что-то оказалось человеком. Он размахивал руками и ногами, он барахтался в болотном вязле и безуспешно пытался кричать залепленным грязью ртом. Он упал недалеко, почти у самого берега. В нормальной обстановке добежать - раз плюнуть. Но сейчас это было равносильно самоубийству. Карачун изо всех сил старался об этом не думать. Новый житель прибыл в Мезозонию и прибыл в крайне неудачный час и в крайне неудачном месте. Честно говоря, худшего места для прибытия он выбрать не смог бы при всём желании.
- К чертям собачьим такие приключения, - проворчал Карачун, выскакивая из-под купола. Ох, как ему не хотелось покидать прочный, надёжный, безопасный ухорон!
Снаружи он сразу почувствовал себя тараканом, над которым мстительные хозяева уже занесли карающий тапок. Ещё секунда - и раздастся звучное "шмяк". В суматохе всеобщей грызни на него запросто могли наступить, лечь или упасть, не говоря уже о том, что его могли банально съесть. Пальнув на бегу в морду подвернувшемуся Трицераглоту, он с трудом увернулся от его когтей, промчался вдоль полусгнившего ствола кленовника и чуть не упал, поскользнувшись на глинистом склоне. Трицераглот, упустив добычу и отведав огня, потерял к нему интерес, но впереди лежал раздувшийся Бронтожаб. Он был сыт, но всё равно раскрыл широкую окровавленную пасть и попытался цапнуть пробегающего двуногого. Карачун и ему выделил щедрую порцию плазмы, прошмыгнул перед носом и рванул к болоту. Если Кша вел счёт очкам, он мог бы засчитать два-ноль в пользу команды хуторян.
Человек карабкался к берегу, а из глубины топей к нему плыли, весело работая хвостами, три отливающие масляными спинами Гарпиявки. Стремясь их опередить, Карачун прыжком преодолел последние метры, плюхнулся в бурую жижу и бросил человеку ремень огнемёта. Человек вцепился в него мёртвой хваткой, и Карачун волоком вытянул его из болота. На то, чтобы поднимать несчастного на ноги, времени не оставалось.
Гарпиявки воткнулись в берег, опоздав на считанные секунды. Огромная волна грязи, поднятая ими, захлестнула людей с головой и едва не уволокла их назад, вымазав Карачуна так же основательно, как и спасаемого им незнакомца. Отплёвываясь, Карачун тащил его за собой и поливал огнём во все стороны. Гарпиявки разочарованно отчалили, не пожелав продолжать преследование по густо заселённой суше. Команда "Зубы и хвосты" проиграла ещё одно очко.
Воспользовавшись короткой передышкой, Карачун опустил огнемёт, протёр глаза и огляделся, оценивая обстановку. Ситуация складывалась не проигрышная, но и ничего хорошего она не сулила. Тут и там темнели спины и хребты, со всех сторон доносилось холодящее душу сопение и чавканье. Над головой опасно прошумели мощные крылья. Карачун невольно пригнулся. Летающий гигант, почти неразличимый в темноте, прицеливался. Во второй раз он не промахнётся.
Батискафщик, жалкий и облепленный грязью, тяжело дышал, всхлипывая от ужаса. Карачун рывком поставил его на ноги и толкнул в сторону, потому что на них уже мчался упитанный Крысоцераптор. Они вовремя отскочили, и Крысоцераптор, не сумев совладать с собственным весом, исчез в сумеречном тумане. На смену ему без промедления явился другой любитель свежатины. Он был раза в два ниже и это делало его в два раза опаснее. Стегозубр.
Карачун почувствовал, что такие игры уже смертельно надоели его измученному телу. Пора прятаться в ухорон. От желающих закусить отбою теперь не будет.
- Живее! Живее! - закричал он, хватая спасаемого за руку. - Шевелись, если хочешь жить!
Человек послушно потянулся за ним и сразу упал.
Стегозубр взревел. Карачун, яростно матерясь, вздёрнул беднягу на ноги и потащил к ближайшему дереву. Добежать до ухорона они уже не успевали. Бесполезный огнемёт бил Карачуна по спине. Бронированной морде Стегозубра огонь был не страшен, а прежде чем удастся поразить его глаза, он десять раз успеет сжевать стрелка вместе с огнемётом.
Они увернулись от проскакавших наперерез неведомо чьих лап, обогнули большой потрескавшийся корень и без сил рухнули в траву. Карачун припал к шершавой коре и выглядывал, опасаясь, что преследователь тоже обежит вокруг дерева. Но у Стегозубра на такой сложный манёвр не хватило мозгов, и он с разбегу воткнулся в ствол, отчего тот загудел подобно колоколу. Озверев от неожиданно возникшей перед ним преграды, Стегозубр драл кору всеми четырьмя лапами и старался выдернуть застрявший в стволе бивень.
Батискафщик стоял на четвереньках рядом с Карачуном и с ужасом наблюдал за беснующимся чудовищем.
- Спасибо, - выдохнул он. - Если бы не вы...
- Нет, мой милый, это если бы не вы! - зло отозвался Карачун, отжимая из бороды грязь. - Если бы не вы, я сейчас спокойно бы сидел в сухом и безопасном месте. Спать бы укладывался. Какой чёрт занёс вас в это болото?
- Н-не знаю, - жалобно сказал батискафщик. - Понятия не имею.
- Вы один или там ещё кто-нибудь был? - Карачун показал рукой в толпу Чешуящеров, где что-то изредка вспыхивало и брызгалось искрами.
- Нет-нет, там только капсула.
- Прекрасно. Значит, похороны откладываются, - Карачун вытер ладони о кору.
Человек икнул и выплюнул пучок травы. Его голова была похожа на только что выдернутую из грядки редьку.
- Он сюда не доберётся? - спросил он.
- Здесь и без него желающих хватит, - сказал Карачун. - Ну как, пришёл в себя? Сейчас опять побежим.
- К-куда? - испугался человек. - Я н-не хочу!
Карачун собрался было выругаться и не успел. Дерево, за корнем которого они прятались, внезапно дрогнуло, согнулось с протяжным скрипом и, выдернув из земли глубоко вонзившиеся жёлтые когти, великолепным пинком отправило обнаглевшего Стегозубра далеко в болото, в самую гущу Гарпиявок и Бронтожабов. Взметнулись хвосты и лапы, предсмертный вой захлебнулся в плотоядном урчании. Положительно, сегодня у Стегозубров был чёрный день.
- Пять-ноль, - заметил Карачун. - Мы пока ведём.
Человек оглянулся. Взгляд его был безумен.
Дерево, оказавшееся всего-навсего чьей-то застоявшейся ногой, стряхнуло с себя комья земли и шагнуло через болото, увлекая за собой вторую, стоявшую тут же неподалёку ногу. Перед беглецами осталась огромная яма, в которой кишели белые суставчатые паразиты. Они подпрыгивали вверх и щёлкали челюстями, перекусывая друг друга.
Человек вскрикнул и потерял сознание. За последние полчаса на беднягу обрушилось слишком много потрясений. Карачун подхватил его подмышки и поволок к ухорону, прикрываясь темнотой и кустами расцарапеля. Где-то вдалеке, в немыслимой вышине Страусавр завершил плавный разворот, и вновь понёсся к земле, выцеливая заманчивую добычу. Вечерний воздух свистел в его оперении, а когти уже готовы были сомкнуться на спине Карачуна. Пришлось отпустить спасённого и встретить наглого летуна огнём. Страусавр с трудом увернулся от обжигающей плазмы, яростно заклекотал и унёсся в небесную темень.
Карачун поднялся с земли и втянул обмякшее тело под свод панциря. В глубине ухорона весело потрескивал разгоревшийся костёр.
- Карачун, рождённый из болотной жижи, - сказал Кша, помогая подтащить спасённого к костру. - Жив?
- Жив, в корень душу его... Б-батискафщик, - ответил Карачун, счастливо улыбаясь. Он сбросил огнемёт и принялся стягивать с себя мокрую, тяжёлую от грязи одежду.
Спасённый застонал и открыл глаза. Его лицо было совершенно неразличимо под густым слоем подсыхающей грязи.
- Он был один? - спросил Кша.
- Говорит, что один, - Карачун запрыгал на одной ноге, стаскивая с себя штаны.
- Добро пожаловать к нашему огоньку, - сказал Кша. - Мы вас не ждали, но мы вам рады.
Человек посмотрел на костёр, потом обратил лицо вверх. Непроницаемый мрак над головой нисколько его не успокоил.
- Вам лучше раздеться и смыть грязь, - посоветовал Кша.
- Нет-нет, - человек шевельнул рукой. - Я лучше полежу.
У входа в ухорон кто-то хищно взревел, и человек вздрогнул:
- Они сюда не доберутся?
- Не доберутся, - Карачун уже разделся донага и при свете костра бултыхался в луже, смывая с себя грязь. У него из-под ног прыгали лягушки.
Человек закашлялся и отвернулся.
- Скажите, - спросил он трагическим шёпотом. - Мне ведь не почудилось? Ведь это всё на самом деле было? Ну, эти... страшные.
Кша присел рядом с ним на чурбан.
- К сожалению, не почудилось. Я вот тоже иногда проснусь и думаю: а не привиделось ли мне всё это?
- Но ведь это... Земля?!
- Нет, - сказал Кша, приглядываясь к человеку. - Не Земля. И даже не Сигамастус.
Человек всхлипнул и вытер лицо:
- Боже мой, какой ужас!
Карачун зловеще хохотнул и нырнул в вонючую лужу с головой. Потом, обтираясь ладонями и обрывая с себя пиявок, подошёл к костру:
- Эй, послушай-ка! Если ты сейчас не вымоешься, то тебе крышка. И счёт станет ноль-один не в нашу пользу. Поверь, мне будет очень обидно, если окажется, что я зря тебя спасал. В болоте полным-полно паразитов, и можешь не сомневаться, они уже начали дырявить твою нежную кожицу.
Кша захохотал и повалился на землю.
- Что с тобой? - Карачун переводил недоумённый взгляд с него на неподвижно сидящего человека.
- Нервное потрясение, - пояснил он, поймав взгляд спасённого. - Переволновался за меня.
Человек отвёл взгляд в сторону.
- Ты... Ты... - Кша катался по земле. - Это же баба! Ах-ха-ха!
- Как? - переспросил Карачун. - Ах ты, чёрт!..
Он прикрыл себя ладонью.
- Ты что, сразу не могла сказать?
- А вы меня не спрашивали, - хмуро парировала гостья. Признать в ней сейчас женщину было практически невозможно.
- Как тебя сюда занесло?
- Это вас не касается, - её била дрожь, но она пыталась держаться мужественно.
- Ещё как касается, - сказал Карачун. - Хорошенькое дело! Можно подумать, что это не я рисковал ради тебя жизнью.
- Да оденься же ты наконец, спасатель! - взмолился отдышавшийся Кша.
Гостья отвернулась.
Карачун спрятался за повозку и принялся натягивать сухую одежду.
Кша сказал:
- И всё-таки это ничего не меняет. Так или иначе, но вымыться вам придётся.
- У вас есть чистая вода?
- У нас есть только лужа, - сказал Кша. - Но зато она большая.
- Тогда я лучше обсохну.
- Нет, не лучше, - сказал Кша. - Уверяю вас, вы вымоетесь. В этой луже. И немедленно!
- Ни-за-что! И не будем больше об этом говорить! - в её голосе проскользнули металлические нотки.
- Ошибаешься, деточка, - Кша тоже заговорил зло и резко, отчего сразу стал заметен сигамастусский акцент. - Предупреждаю: если ты не изволиль вымыться сама, мы вымоем тебя силой.
- Что? Как? - она даже привстала от возмущения. - Я не позволю! Вы не посмеете! Неужели вы способны на такое?
- Мы на всё способны, - заверил Кша. - И что значит "такое"? По-моему, мы не требуем от вас ничего ТАКОГО. Всего лишь смыть грязь. Элементарнейшая вещь. А ну-ка, раздевайтесь!
Она отодвинулась от него и обхватила себя руками:
- Поразительная забота о моём здоровье. Но я предпочитаю быть съеденной паразитами, чем... чем...
За повозкой мстительно засмеялся Карачун:
- Оставь её, Кша. Она просто боится лягушек.
Гостья вздёрнула подбородок, но промолчала.
Кша улыбнулся:
- Если уж на то пошло, то я не о вашем здоровье беспокоюсь. Согласитесь, что оставить вас здесь мы не можем, и вам придётся ехать с нами в одной повозке. А я вовсе не горю желанием подхватить от вас семейку паразитов, когда они начнут прогрызать вашу кожу изнутри и расползаться во все стороны. Так что скидывайте одежду и живо в воду, пока не поздно. Мы, конечно, отвернёмся.
- А другой воды у вас нет? - жалобно спросила она.
- Квасня есть, - ухмыльнулся Кша. - Целая бочка.
- Что это такое?
- Напиток такой. Алкогольный. Его варят из...
- Всё, Кша, умолкни, - вмешался Карачун. Он уже успел переодеться. - Идите к луже, я сейчас выгоню из неё всех лягушек и пиявок. Их там не много, они от меня разбежались.
Он высыпал в лужу горсть пивной закиси, и вода забурлила от множества рванувшихся к берегу тварей и тварят.
- По-вашему, это не много? - она уже встала и старалась не смотреть вниз.
- Вы не видели, что такое много, - Карачун героически удерживался от улыбки, глядя на её жалкую, облепленную грязью фигуру. Теперь и он ясно видел, что перед ним стоит женщина. - Ну вот, ванна готова. Пахнет, конечно, не персиковым шампунем, но всё же лучше, чем болото. Вот вам сухая одежда, мыло, полотенце. Приступайте.
Пока гостья возилась в луже, бормоча сквозь зубы проклятия, Кша и Карачун занялись приготовлением ужина, то и дело исподтишка поглядывая туда, где в отблесках костра белело неясное.
- Нет, я не пойму, - не выдержал наконец Карачун. - А ты-то какого лешего туда таращишься? У тебя невеста есть. Ты же без пяти минут семейный человек. Отвернись, женишок.
- А сам-то, сам-то... Шею свернёшь.
- Я спасатель, - сказал Карачун. - Мне можно.
Когда она подошла к костру, оба невольно присвистнули, а Карачун сразу покраснел, вспомнив, как стоял перед ней нагишом. Ей удалось придять мятой форме офицера императорской танковой дивизии довольно опрятный и даже кокетливый вид. Влажные каштановые волосы она зачесала назад, бледное лицо можно было назвать привлекательным. Его не портили даже синяки на скуле и на лбу. И самое главное - она оказалась совсем молодой девушкой, лет примерно двадцати.
Карачун отодвинулся в тень, чтобы она не заметила, как у него пылают щёки.
Но ей было не до того. Она присела к огню, её губы посинели от холода, исцарапанные руки дрожали. Когда снаружи донёсся свирепый рык, она вздрогнула и побледнела.
Карачун протянул ей кружку. Она жадно глотнула горячую киселяву. Зубы стучали о края.
- Что это было?
- Бегемонстры шастают.
- А-а-а, - она явно не поняла. - А к-куда я попала?
- А куда вы рассчитывали попасть? - Кша на миг вскинул глаза.
- Н-не сюда.
- Это заметно.
Карачун поставил перед ней миску с мясом, положил хлеб.
- Я вас разочарую, - сказал он. - Я даже разочарую вас дважды. Во-первых, вам катастрофически не повезло: вы попали в очень страшный мир. Страшнее просто невозможно себе представить.
Она побледнела ещё сильнее и тяжело сглотнула:
- А во-вторых?
- А во-вторых, мы и сами не знаем ни что это за мир, ни где он находится, ни когда он находится. В своё время мы попали сюда точно так же как и вы, и теперь здесь живём. И вам придётся жить. Так что поздравляю вас с прибытием, госпожа Неудача.
- Жить здесь?! Вы смеётесь?
- Ничуть.
- Но я не хочу!
- Ещё бы, - сказал Кша. - Мы тоже не хотели. Только нас почему-то никто не спросил. И вас тоже никто спрашивать не будет. Вам не повезло. Вывих судьбы. И ничего теперь с этим не поделаешь. Остаётся только смириться и принимать всё как есть. А если не хотите, - он махнул в сторону выхода. - Идите к ним. Они вас быстренько сжуют и переварят со всеми вашими претензиями.
Она содрогнулась.
- Как вас зовут? - поинтересовался Карачун.
- М-маргарита.
- Очень приятно. Великолепное имя, - он слегка привстал. - А я - Карачун.
- Кша, - Кша небрежно показал на себя ножом.
Она слегка удивилась:
- Что за имена?
- Прозвища. Так уж у нас повелось. А вообще-то я - Андрей.
- А вы? - она перевела взгляд на Кшу.
- А я - Кша. Это моё имя, моё прозвище и моя фамилия.
Она, кажется, не поверила.
- Давно вы здесь живёте?
- Как сказать. Первые поселенцы появились лет двенадцать назад. Они уже считаются ветеранами. Я здесь около семи лет. Кша - чуть меньше пяти. Здешних лет, я имею ввиду.
- И... неужели вы не пытались отсюда выбраться?
Кша фыркнул:
- Мы каждое утро только этим и занимаемся.
Она недоверчиво посмотрела на него, подозревая, очевидно, что её разыгрывают. Кша сделал невинное лицо.
В глубине ухорона всхрапнул Ужавр. Маргарита вздрогнула и выронила хлеб.
- Кто там? - она подвинулась поближе к костру.
- Ничего страшного. Лошадка наша пасётся.
Она глубоко вздохнула, пытаясь взять себя в руки.
- Вы здесь живёте? В этой пещере?
- Ну что вы. Мы живём на хуторе, в хорошем крепком доме. Семь часов пути прямо на север. А здесь мы остановились на ночлег. Ваше счастье, что мы оказались рядом. Ещё чуть-чуть - и вами закусили бы Гарпиявки.
Глаза у Маргариты широко распахнулись:
- Это те, ногастые?
- Нет. Ногастые называются Затоптагами. А Гарпиявки в болоте плавают. Чёрные такие, на китов похожи.
Карачун заметил, что у Маргариты опять задрожали руки, и поспешил сменить тему:
- Рита, скажите пожалуйста, а как вы всё же сюда попали? Я имею ввиду последние минуты перед перемещением? Вы ведь были.. в трансфер-кабине?
Она кивнула.
- Я так и думал. Может быть, вы что-нибудь не так сделали? Ошиблись, например, а? Вы не заметили ничего странного?
Она убрала со лба мокрые волосы.
- Я не знаю. Я ничего не понимаю. Я даже... Всё шло как обычно, и вдруг... Видимо, какая-то неисправность, - взгляд у неё был испуганный. - Вы поможете мне завтра отыскать мой трансфер?
Кша негромко засмеялся, и Маргарита обиженно поджала губы.
- Забудьте о нём. От него уже ничего не осталось. Его или растоптали в лепёшку или съели, - он кивнул. - Я не шучу.
- Вы не верите нам, - сказал Карачун. - Кша, она нам не верит.
- Я её понимаю, - вздохнул Кша. - Я и сам не верю.
Карачун встал и подошёл к выходу.
- Взгляните сюда и вы поймёте, что мы действительно не шутим.
Снаружи бесновалось и безумствовало рычащее, визжащее и пожирающее само себя царство клыков, когтей и бивней. Кровь лилась рекой. Дробились кости, вспарывались животы, отрывались хвосты и головы. Колонны умопомрачительных сверхног дружно шагали в сторону сверхморя, в котором обитали неведомые сверхрыбы. В небе с треском сталкивались эскадрильи летающий монстров. Ночь была в самом разгаре. Невозможный мир неистово спешил урвать от жизни всё возможное.
Карачун оглянулся. Костёр уже затухал, но даже и в его слабом свете было видно, как по щекам Маргариты бегут слёзы.

* * *

Разбудил их пронзительный вопль совершенно немыслимой высоты. В первую минуту Карачун никак не мог поверить, что кричит Маргарита. Он сел, протирая глаза. Жидкий свет едва просачивался в ухорон, но несмотря на то, что костёр не горел, Карачун сразу увидел девушку. Она сжалась в комок у основания одного из рёбер и визжала, глядя на подползающего к ней Ужавра.
Кша буркнул что-то нелестное в её адрес и повернулся на другой бок.
- По какому поводу крик? - спросил Карачун, взлохматив шевелюру.
- Вы... вы... - она от возмущения не находила слов. - Вы что, смеётесь?! Не видите?! Оно же съело вашу лошадь! Оно ко мне ползёт!
- А-а-а, - с напускным равнодушием протянул он. - Вы Ужавра испугались? Ну, это вы зря, - он подошёл к зверюге и почесал ей нос. - Ты зачем, мерзавец, людей пугаешь?
Ужавр замурлыкал совсем как кошка и лизнул ему руку. Маргарита, вытаращив глаза, наблюдала за ними.
- Вы хотите сказать, что оно... что он и есть ваша лошадь? Но ведь это невозможно, - она выбралась из укрытия и встала у него за спиной. - Как вам удалось его приручить?
- Никак. Мы его не приручали. Ужавры тупы до отчаяния и приручить их невозможно. Эта зверюга умеет только жевать и ходить. А мы просто позволяем ему делать либо одно, либо другое. Он нам вполне подходит, хотя на Земле он, несомненно, считался бы чудовищным хищником. А здесь масштабы другие. Совсем другие. Вы вчера имели прекрасную возможность убедиться в этом.
- Если он хищник, то почему он на вас не нападает? Он же мог ночью кого-нибудь из нас съесть. Смотрите, какие у него клыки. Ого!
- Ужавры на своих родителей не охотятся.
Маргарита растерянно заморгала.
- Я уже готова поверить во что угодно, - пробормотала она.
Карачун засмеялся и похлопал Ужавра по спине:
- Когда он вылупился из яйца, мы оказались первыми, кого он увидел. Ну как цыплята, знаете. Мы его кормили, растили... Вот и попробуйте теперь убедить его, что он не человек и что мы с Кшой не его родители. А вы что подумали?
- Это неважно, - буркнула Маргарита. - Я чувствую, что с вами тут с ума сойти можно, - она страдальчески поморщилась. - Меня тошнит от вони. Почему здесь так пахнет?
Карачун развёл руками:
- Издержки местной технологии.
Кша начал выпутываться из одеяла, ворча что-то нелестное в адрес не в меру разговорчивых землян.
- Ты чего там разворчался? - окликнул его Карачун. - Бабка порой и на так кастрюлями на кухне гремит.
- Бабка не умеет так визжать, - недовольно сказал Кша.
- Извините, - в тон ему отозвалась Маргарита.
Несколько секунд Кша зло смотрел на неё, потом вдруг зевнул.
- Привыкай, - засмеялся Карачун. - С завтрашнего утра тебя каждое утро будет будить нежный голос любящей жены.
Кша вяло огрызнулся и побрёл к костру.
Карачун умывался над лужей, когда новый вопль заставил его вздрогнуть. От неожиданности он оступился и шагнул в воду.
- Чёрт! Вы не могли бы пореже включать вашу сирену? Я ноги из-за вас промочил. Что опять случилось?
Маргарита беспомощно показывала рукой вверх. Карачун и Кша одновременно задрали головы. Кша ногой нащупывал огнемёт. Некоторое время все трое смотрели вверх. Ничего. Тёмный, почти неразличимый купол, лохмотья сухожилий на рёбрах, белесые нити плесени.
- Ну и что? - спросил Карачун.
- Где мы? - трагическим шёпотом спросила она. - Что это?
Кша вполголоса ругнулся и положил огнемёт. Карачун терпеливо объяснил что и как. Маргарита побледнела и скрылась за повозкой. Когда она нашла в себе силы вернуться, они уже уплетали завтрак. Её лицо было бледнее, чем у покойника, глаза запали. А она даже симпатичнее, чем показалось сначала, подумал Карачун.
- Не понимаю, из-за чего вы так переживаете, - сказал он. - Эта Черепандра издохла от старости лет сто назад.
- Неужели ЭТО передвигалось? Такое большое?
Кша покривился:
- Разве она большая? Вот когда мы поедем, я покажу вам действительно большое. Огромное. Гигантское. Курджасы, - он взмахнул руками. - Даже слов таких нет. Вы не поверите своим глазам.
- Разве вы собираетесь уезжать?
- Собираемся. Не вечно же нам тут сидеть. Я не хочу опоздать.
- И куда же вы спешите, если не секрет? - в её голосе зазвучали презрительные нотки.
- Он к невесте едет, - пояснил Карачун. - У Прыщунов дочь на выданье. Ждёт его не дождётся. То есть дождётся, конечно. Ему ведь теперь отступать некуда, у него теперь одна дорожка - в горячие объятья любящей Прыщавки. Так что вы попадёте прямиком из болота да на свадьбу.
- Ещё чего! - Маргарита нахмурилась. - Я никуда не поеду. Я хочу... Я надеюсь, что вы всё же сначала поможете мне отыскать трансфер.
- По-моему, мы вчера уже обсудили этот вопрос, - заметил Кша.
- А по-моему, мы ни о чём не договорились.
- Ваш трансфер взорвался. Мы видели это своими глазами.
- Взорвался только двигатель капсулы.
- В любом случае через час мы выезжаем.
- Но...
- А вы, если хотите, оставайтесь. Еды здесь много, дрова есть. А на обратном пути мы за вас заберём.
- Я уверена, что до того меня заберут мои друзья.
- Ага, заберут, - захохотал Кша. - Чешуящеры или Паукатицы.
- Насколько я понимаю, вы надеетесь, что за вами кто-нибудь прилетит? - спросил Карачун. - Спасателей ждёте?
- Я жду друзей, - отрезала она.
Кша поднял брови:
- У вас есть друзья?
- У меня ЕСТЬ друзья! И они постараются выручить меня во что бы то ни стало. Они настоящие мужчины... - она осеклась под дружелюбным взглядом Карачуна. - Я не то, конечно, хотела... Я... Мне очень нужно вернуться домой. Правда.
- А меня больше волнует моя невеста, - сказал Кша.
- А я просто хочу погулять, - почти всерьёз сказал Карачун. - Тяга к хорошей выпивке - тоже признак мужественности.
Маргарита переводила взгляд с одного на другого, яростно сверкая глазами. Синяки делали её похожей на мальчишку-забияку.
- Поехали, - сказал Карачун. - Поверьте нашему опыту, никто за вами не прилетит. Ваши мужественные друзья понятия не имеют, где вы и куда пропали. Вы случайно провалились в какое-то искривление, вас затянуло в гипервременной омут, вышвырнуло в запространство, в перпендикулярную вселенную, - выбирайте, что вам больше по вкусу. Но повторить ваш кульбит им не удастся. Но даже если - если! - они каким-то чудом сюда за вами пронырнут, им тоже придётся навсегда остаться здесь. И тогда несколькими несчастными станет больше. Вы этого хотите?
- Нет, но...
- Но они не пронырнут.
- В моём трансфере остался включенный Т-маяк. Он будет работать, даже если корпус трансфера расплющат в лепёшку. Меня услышат и найдут, - Маргарита изо всех сил старалась удержаться в нормальном мире, среди привычных понятий и условий.
- На предсмертный зов вашего маяка прибегут в лучшем случае Диплохряки с Крысоцерапторами, - вмешался Кша. - Эй, вы слышите меня? Никто за вами не прилетит. Здесь ещё ни разу такого не случалось. Бомбы дважды в одну воронку не падают.
- Потому что вы - другое дело. А я... Меня... Я буду ждать.
Ужасающий, холодящий душу рык потряс долину.
- Трупозавры проснулись, - прокомментировал Кша, вгрызаясь в кусок мяса. - Оголодали за ночь, бедняги.
Но Маргариту оказалось не так-то легко смутить.
- Я всё равно буду ждать, - твёрдо заявила она.
- А почему вы уверены, что вас непременно будут искать? - спросил вдруг Карачун.
Она заподозрила в его вопросе подвох и ответила не сразу:
- Потому что для моих друзей я пропала. Потому что я, к сожалению, здесь с вами, а не там с ними.
- Вы уверены в этом?
- Простите?
- Вы абсолютно уверены, что вас там больше нет?
- Считаете, что я сошла с ума? Что у меня галлюцинации?
- Нет, я так не считаю.
- В чём же тогда дело?
- Слышали ли вы когда-нибудь о людях, пропавших во время трансфер-перехода?
- Нет. Ни разу.
- Хорошо, - Карачун постарался скрыть разочарование. - А знакомо ли вам такое утверждение: "Трансфер - самый надёжный способ передвижения за всю историю человечества. Ни одного несчастного случая, ни одной аварии. Мы гарантируем стопроцентную безопасность".
Маргарита нахмурилась:
- Но это всего лишь реклама.
- А если бы трансфер-корпорации была виновны в пропаже ну, скажем, пятидесяти человек в очень короткий отрезок времени, вы знали бы об этом?
- Полагаю, да. Я уверена, что да. Но... Вы хотите сказать...
- Я хочу сказать, что на Земле никто никуда не пропадал. И ваши друзья, скорее всего, благополучно вас встретили. И вы сейчас там, на Земле, спокойно спите в своей тёплой кроватке.
Она уже не побледнела, а посерела и схватилась рукой за горло. Видимо, до последнего момента она была уверена, что её уже ничто не может удивить.
- И это точно? - спросила она упавшим голосом.
- Не могу сказать, что я видел это своими глазами, но все факты, которые нам удалось... м-м-м... собрать, заставляют предполагать, что всё происходит именно так. Мы раздвоились. И остаётся только завидовать тем нашим двойникам, которые попали по назначению. Неплохо звучит, да? Завидовать самому себе.
Кша тяжело вздохнул:
- А я тому себе не завидую. Пусть лучше он мне завидует, если он ещё жив.
Маргарита опять заплакала.
- Не плакать надо, а радоваться, - сказал Карачун без особой радости в голосе. - По крайней мере, для ваших родителей и друзей с вами ничего страшного не произошло. Да и та, вторая Маргарита, я уверен, вполне счастлива.
Эта Маргарита зарыдала во весь голос.
- Да, - смущённо признал Кша. - Умеем мы с тобой девушек утешать, ничего не скажешь.

* * *

Час спустя они втроём сидели под навесом повозки, и Ужавр весело тащил её по дну канавы. Притихшая Маргарита часто облизывала сухие губы и по сторонам почти не смотрела. Когда выезжали из ухорона, она успела увидеть совсем немного, крохотный кусочек усеянного остатками ночного безобразия берега и нескольких пирующих Хватогрызок, но и этого ей хватило с избытком.
Карачун поглядывал на неё с любопытством и с трудом удерживался от расспросов. Он по себе знал, что первые дни, а то и недели, самые тяжёлые. Не так-то просто смириться с тем, что навсегда оторван от родного мира и неведомо за что обречён на полную лишений жизнь в кромешном аду.
Одежда Маргариты после купания в болоте пришла в полную негодность, и сейчас она щеголяла в пятнистом офицерском комбинезоне. Выглядела она потрясающе. Фигурка у неё была что надо. Во всяком случае, Прыщавка, тоже видная девка, ей в соперницы не годилась, хотя Кше об этом лучше не говорить.
Вскоре над ними в первый раз прошли ноги. Маргарита вцепилась в борт повозки и с трудом удержалась от крика.
- Видели? - довольно сказал лишённый чуткости Кша. - И это ещё не самые большие.
Ужавр за ночь отдохнул, его подгоняла выпитая киселява, и он бежал резво и охотно. Кша, как обычно, сидел сзади и наблюдал за тылами. На окраине леса гнездились Схрумники, и не однажды случалось так, что они доставляли проезжающим массу неприятностей. В начале весны именно здесь Шанежки лишились своего Ужавра.
На это раз вроде бы пронесло. Колея углубилась в лес. Мрачный Дурновник остался позади, хотя спокойнее, разумеется, не стало. Настороженный Кша поставил огнемёт торчком и сам тоже задрал голову. Обитающие в высоких кронах воинственные создания изредка спускались вниз в поисках лёгкой добычи.
Маргарита сидела, скорбно поджав губы, и размышляла о своей несчастной судьбе.
Надеясь хоть как-нибудь её отвлечь, Карачун сказал:
- У Прыщунов в сарае стоит четырёхместная транс-платформа. Она совершенно исправна, но, к сожалению, выбраться на ней отсюда ещё никому не удалось, - Маргарита, оживившаяся было, тут же вновь помрачнела. - Когда мы приедем, у вас будет возможность попробовать самой. Вдруг вам повезёт, как новичку. Вы, случайно, не транс-инженер?
- Нет. В Т-технике я ничего не понимаю. Только кнопки нажимать могу.
- Жаль, - Карачун подстегнул Ужавра. - Впрочем, я был в этом уверен.
- Вот как? Почему же?
- Среди нас нет ни одного транс-техника. Ни одного человека хотя бы мало-мальски разбирающегося в теории Т-перехода.
Она посмотрела на него так, словно сомневалась в его способности рассуждать здраво и логично.
- Странно вы как-то выразились, Андрей.
- Может быть. Но факт остаётся фактом. Транс-техники сюда не попадают. Они нам противопоказаны.
- Почему?
- Видимо, потому, что опытному транс-технику не составило бы труда найти дорогу назад, на Землю. А нас отсюда выпускать не хотят.
- Кто?
- Злые демоны, - улыбнулся Карачун.
- У вас тоже есть трансфер?
Он кивнул:
- И утром вместо зарядки мы по очереди бегаем к нему в надежде, что связь чудесным образом восстановиться. И я даже представить боюсь, что произойдёт, если однажды он сработает.
- Вы боитесь возвращения?
- Что вы! Я боюсь, что один из нас улетит, а остальные будут рвать на себе волосы и гадать, как он это сделал, и что счастливчиком окажусь не я.
- А кто вам мешает становиться на платформу втроём? Это же так просто!
Карачун усмехнулся:
- Когда-то мы так и делали. Изо дня в день. Каждое утро. Но семь лет - это очень долго. В конце концов надоедает бояться и начинаешь думать, что всё в руках божьих.
- Вы фаталист?
- Я самый заурядный лентяй. Сначала у меня ещё хватало терпения дожидаться Кшу. Но он так долго спит, что мне просто лень каждое утро будить его и тащить на платформу, а потом, когда ничего не получилось, ещё и выслушивать его претензии.
- Не верьте ему. Он всё врёт, - сказал Кша. - Никто не заставляет его залезать на платформу ни свет ни заря. Просто у него шило в заднице.
- А кто у вас третий? Ваша жена? - она уставилась на Карачуна чёрными глазищами.
- Я не женат, - сказал он и сам вдруг этому обрадовался. - С нами ещё бабка Ворчавка живёт. Хозяйством у нас заведует, готовит, стирает, командует по делу и без дела. Её старика съел кто-то, одной жить тяжело, вот мы её и взяли к себе.
- Как легко вы это сказали: кто-то съел. Здесь, наверное, часто такое случается.
- Едят не часто. Обычно затаптывают. Наступит кто-нибудь и "Юстас - Алексу", - она изменилась в лице, и он быстро поправился. - Шучу, конечно. Всё не так страшно, как вам сейчас представляется. То есть, страшно, разумеется, но не совсем... безысходно. Мы научились здесь жить... Выживать. Избегаем по возможности опасных мест, передвигаемся только днём. В общем, знаем свой шесток и на рожон не лезем. Человек - это звучит гордо, но только не для здешних обитателей. Приходится соответствовать. Бывают иногда несчастные случаи, но не часто. На моей памяти только три смерти. Отца Митяя - это наш патриарх-основатель - Крысоцерапторы подловили. Он больной был и не успел убежать. Как раз у того ухорона, где мы ночевали. Ещё, значит, бабкин старик... И Лохмари, муж с женой. Поехали как-то в гости к Тырканцам и сгинули. Так до сих пор и неизвестно, что с ними случилось. Ну и по мелочам, конечно, всякое бывает. То наколешься, то споткнёшься. Тут неподалёку мужик живёт один, Штырь, - мы как раз по его канаве едем, - так его жене Трилобык руку по локоть отхватил. Удивительно, что только руку. Мог бы и целиком съесть.
- Господи, как же вы здесь живёте?
Карачун пожал плечами:
- Нормально живём. Весело даже. А вы думаете, что там, на Земле, жизнь безопаснее?
- Сравнили, - слабо фыркнула Маргарита.
- Почему же тогда вы здесь? - спросил он. - И откуда, позвольте вас спросить, вы сюда попали? Неужели с Марса?
- Вы поразительно догадливы, - сказала она.
- Привет марсианам! - засмеялся Карачун. - Вспомните о задавленных, утонувших, разбившихся и сгоревших. Я уже не говорю о застреленных и зарезанных. Да у нас здесь рай, если разобраться!
- Райский ад, - Маргарита вздохнула тяжело и скорбно. - Только ангелов не хватает.
- У нас вместо них Крокодактили, - сказал Карачун. - Вон кружатся, видите, под самыми тучами. Насчёт рая я, разумеется, пошутил. Просто Земля для вас привычнее. А знакомое зло всегда пугает меньше.
- Разница ещё и в том, что на Земле больше людей, - возразила она.
- И намного больше. Но это сомнительное преимущество. У нас, например, совсем нет преступлений, политики, религиозных и расовых конфликтов, коррупции, чиновников, выборов. Нет голода, нищеты, денег, юристов, полиции, тюрем...
- Пьянство есть, - встрял Кша. - И обжорства хватает.
- Налогов нет, - закончил Карачун. - Никакой рекламы и полное отсутствие вредных технологий.
Маргарита покачала головой:
- Действительно, рай. И всё равно я, по-моему, никогда бы не смогла привыкнуть к этой вашей Мезозонии.
- Привыкнете, - пообещал Карачун. - Жизнь заставит.
А про себя подумал: куда ты, девочка, денешься. Ты ещё не понимаешь, что застряла здесь надолго, очень надолго. На всю жизнь. Ох, и тяжко же тебе будет, когда ты убедишься, что возврата нет.
Он вдруг предложил:
- Хотите, я дам вам первый урок по выживанию?
Она без воодушевления кивнула. Разговор пусть ненадолго, но всё же отвлекал её от невесёлых мыслей. Карачун же только того и добивался. И ещё он хотел, чтобы она сразу поняла, насколько здесь всё иное, чужое и опасное. Сейчас перебоится, потом легче будет.
- Для начала я кратко расскажу о том, кто здесь у нас водится. Чтобы не подвергать себя излишней опасности, необходимо знать всех врагов в лицо. Точнее, в морду. Если она есть, - Карачун устроился поудобнее. - Итак, животный мир Мезозонии можно условно разделить на четыре группы. Или, если хотите, класса. Группа первая. Так называемые небожители. Как правило, они не представляют для нас почти никакой опасности. Если вы не будете глупить и не полезете сдуру на открытое пространство, то они о вас вообще никогда не узнают. Они живут где-то наверху, видимо, в кронах деревьев, и вниз почти не спускаются. Иногда в небе видны их мелькающие хвосты, крылья и клювы. Их много, но всем им совершенно не до нас. Когда они решают кого-нибудь склевать, они выбирают добычу покрупнее. Самые маленькие из них и, соответственно, самые опасные - Страусавры и Крокодактили. Всем остальным мы даже названий придумывать не стали. Ни к чему. Крокодактили, кстати, могут напасть на человека, но убежать от них не трудно, и огня они боятся, как... как огня.
Она даже не улыбнулась. Похоже, она вообще его не слушала.
- Группа вторая, - продолжал Карачун. - Ноги и хвосты. Эти друзья посерьёзнее. Могут запросто наступить и размазать в лепёшку, не заметив вашего предсмертного крика. Их мы уважаем и дороги свои стараемся делать поглубже и поуже. За одной из таких ног мы с вами вчера прятались. Помните?
Маргарита помнила. Это было заметно по её изменившемуся лицу. Но взгляд у неё оставался отрешённым.
- Что они из себя представляют, понять невозможно, потому что нам снизу видны только ноги. Причём, ниже колен. Мы их условно делим на Утрамбитов и Затоптагов. Одни с копытами, другие с когтями. Очень просто. Отец Митяй придумал. В принципе, они опасны не более, чем грузовые машины на оживлённом шоссе. Не ходи по проезжей части и не попадёшь под колёса. Проблема только в том, чтобы правильно определить, где здесь проезжая часть, а где тротуары. Мы для них настолько малы и ничтожны, что они о нашем существовании и не подозревают.
- Слабое утешение, - пробормотала Маргарита.
- Что? Да, согласен, - Карачун на секунду замолчал. - Это чудовищные создания. По всем законам природы они существовать не могут. Но в этом мире другие правила игры и другие законы.
- Так не бывает, - не слишком уверенно возразила Маргарита. - Физические законы во всех мирах должны быть одинаковы.
- Выходит, не во всех.
- Это сон. Я сплю. Я хочу проснуться!
- Мы не можем проснуться уже много лет, - вздохнул Кша. - Но иногда, надо заметить, в этом сне случаются довольно приятные вещи.
- Свадьба, например, - подсказал Карачун и засмеялся, увидев, скривившееся в гримасе лицо Кши. - Ладно, продолжаем наш урок. Третья группа самая опасная. Они сравнительно невелики, человека разглядеть способны и никогда не прочь им закусить. Вчера вы с такими тоже познакомились. Их очень много. Они все разные и схожи только в одном: все они до предела кровожадны и зубасты. Бояться нужно именно их, потому что именно они - самое большое зло Мезозонии. Да-а... Тот, что за нами гнался, - это Стегозубр. Есть ещё Диплохряки, Трицераглоты, Схрумники, Крысоцерапторы, Чешуящеры, Бронтожабы с Бегемонстрами, Гарпиявки... Ну и все трупозавры вместе взятые. Эти, как правило, пируют по утрам, обгладывают кости, оставшиеся после ночной грызни. Ночью, кстати, никто никуда не ходит и не ездит. Все сидят по домам и молятся, чтобы пронесло.
- А вы не боитесь, что ваш дом раздавит мимоходом какой-нибудь Растоп... Затоптаг?
Карачун кивнул:
- Поначалу такое иногда случалось. Ещё до моего прибытия. Первый бабкин дом, например, растоптали. В щепки. Ничего не осталось. А потом Бодайло с Митяем придумали, как можно защитить себя от любых неожиданностей. Вокруг нашего хутора, например, растут мегатисы. Такие большие-большие деревья, вроде тех, что вы видите по сторонам канавы, только чуть потоньше.
Она неуверенно улыбнулась:
- Вы шутите, конечно. Я не вижу ни одного дерева. Вокруг только скалы. Мы ведь по ущелью едем.
- Нет, - сказал Карачун. - Мы едем не по ущелью, мы едем через лес. И это не скалы, а стволы деревьев. Они очень большие, и их кроны не видны, потому что они скрыты тучами. Сломать такое дерево не под силу ни одному Затоптагу. Вот доедем до Прыщунов - сами увидите, как выглядит такой забор. Мегатисы, если правильно ухаживать за саженцами, растут с невероятной скоростью. Высаживаешь где-нибудь кружком маленькие росточки, а через два года там уже ограда до небес, и можно спокойно строить дом.
- Ну какой такой дом?! - не выдержала Маргарита. - Какой дом? О чём вы говорите? Вы же, как муравьи, как тараканы ползаете, прячетесь ото всех по канавам! Это же унизительно - так жить!
- Ещё бы не унизительно, - подал голос Кша. - Как полюбуешься из своей норки на гордо попирающие землю тридцатиметровые лапищи, так на собственные скрюченные ножки и смотреть стыдно. И такая обида берёт, что не родился Крысоцераптором или Черепандром. Ползал бы себе, никого не боясь, врагов бы глотал, не разжёвывая, и ни о чём бы не задумывался. Потому что нечем было бы.
- Я совсем не то имела в виду, - с досадой возразила Маргарита. - Почему вы всё превращаете в шутку?
- Разве всё? - удивился Кша.
- Всё, - отрезала она.
- Характер такой, - вздохнул Кша. - Сам себе иногда удивляюсь... Или нет, - он оживился. - Это на меня Карачун плохо влияет. Он без хохмы дня прожить не может. Он меня испортил.
- Андрей, как мне показалось, очень серьёзный человек, - сказала Маргарита.
- Ха-ха, - отозвался Кша. - Карачун, ты слышишь? На тебя клевещут. Вы его ещё не знаете, он вам ещё себя покажет... Ещё раз, - он въедливо захихикал.
Карачун скрипнул зубами.
- Вы говорили о четырёх группах, - напомнила Маргарита. Она был чем-то недовольна. - Кто же четвёртый?
Карачун вдруг сказал:
- Слушай, давай на ты. Ей богу, мне так будет проще. Я, по-моему, ещё не старик. Хоть и с бородой. За Кшу, правда, не поручусь.
- А что, - сказал Кша. - Мне казалось, что мы с Риткой уже давно на ты.
- Мою тётку Маргаритой звали, - сказал Карачун. - Красивое имя. Или тебе больше нравится, когда тебя называют Марго?
Маргарита улыбнулась, но улыбка получилась кривая:
- Я терпеть не могу, когда меня так называют. Пусть уж лучше будет Рита.
- Договорились. Так вот... О четвёртой группе. Это всевозможные недомерки, вроде нашего Ужавра. Ящераки, например. Есть ещё такие мелкие пакостники называемые Хватогрызками и Скорожуйками. Имена говорят сами за себя. На человека они обычно не нападают, но лучше с ними не встречаться. В лесу их видимо не видимо. Есть ещё Козоптериксы. У них очень вкусное молоко. Мясо, которое мы сегодня ели - это была Пещерная Паукатица. Мы на них ловушки ставим.
- Как ты сказал? - встревожено спросила Маргарита. - Пау?..
- Паукатица. Чешуйчатый, многоногий паук размером с нашу повозку. Да ты не переживай, они вполне съедобны. Деликатес, можно сказать.
Она побледнела и взялась за горло:
- А-а-а... Мне, наверное, уже всё равно.
- Не уверен, - сказал Карачун. - Запей-ка, лучше.
Он протянул её флягу с киселявой. Она уже пила утром киселяву, но теперь с подозрением принюхалась:
- Надеюсь, она не из паучьего яда сварена.
Карачун решил пощадить её чувства:
- Нет, не из паучьего.
Он подстегнул заленившегося Ужавра:
- Ну вот, кажется, я тебе обо всех наших друзьях рассказал. Правда, имеется ещё масса исключений, которые не вписываются ни в одну из групп. Черепандры, например. Они не хищники, но больше любого Крысоцераптора. Не исключено, что они уже все вымерли. Я ещё ни одной живой не видел. Или, например, гигантские змеи. Они настолько превосходят всех остальных своими размерами, что я даже не понимаю, как они живут. Что-то из области нереального. Километров по пять длиной, если не больше.
- Тридцать восемь попугаев, - сказала Маргарита.
- Что?
- Да нет, ничего. Это так, воспоминание из детства. Продолжай.
- Да всё, вроде бы. О такой мелочи, как комараны, пиявки и прочая шушера, я и говорить не хочу. Их тут тьма-тьмущая. На любой вкус и цвет.
- Комараны?
- Комары вот такие, - он развёл пальцы. - На болотах живут. За один присест пол-литра крови высосать могут. Правда, он нашей крови они дохнут, но всё равно неприятно.
- Весёлая страна Мезозония, - сказала Маргарита. - Ужавры, Крокодактили... А Слонопотамов здесь, случайно, нет?
- Нет, - сказал Карачун. - Пока не встречались. Но не исключено.
Она опять захандрила. Отвлечь её от мрачных мыслей оказалось совсем не просто, тем более что всё вокруг только такие мысли и навевало.
Тем временем Ужавр успел дотащить повозку до Последнего Рубежа Маршала Ухмапса, и Карачун потянул на себя вожжи. Притомившийся Ужавр охотно остановился и лёг на брюхо, раскинув лапы в стороны. Кша, ни слова не говоря, вылез на крышу с огнемётом в руках. Маргарита вопросительно взглянула на Карачуна.
- Пошли? - предложил он.
- Зачем? - ей совсем не хотелось покидать относительно безопасную повозку.
- Покажу кое-что. Да ты не бойся. В случае чего мы всегда успеем спрыгнуть вниз.
Он поднялся наверх и подал ей руку. Маргарита ловко взобралась вслед за ним. Ладонь у неё была прохладная и сильная. Карачун развернул девушку за плечи и показал влево.
- Что это? - не сразу спросила она. - Это какая-то свалка?
- Перед тобой всё, что осталось от первой ударной армии императора Симана, - сказал Карачун, подражая бесцветным интонациям туристических гидов. - Прославленный маршал Ухмапс железной рукой вёл её к великим победам, и именно здесь разыгралась жестокая битва. Воины стояли насмерть, и смерть их не пощадила. Они все были безжалостно растоптаны превосходящими силами противника. Маршал Ухмапс погиб одним из первых. Танк, в котором он сидел, раздавило в тонкий блин. Примерно вон у того корня. Маршал не знал, что по этой трое Затоптаги и Утрамбиты ходят к морю на водопой, и когда обнаружил наступающие (в прямом смысле) на его армию ноги, приказал открыть огонь из всех орудий. Не самое разумное решение в той ситуации, но маршала можно понять. Он не знал, где находится. И никогда не узнал. Орудия успели сделать только один залп, - Карачун помолчал. - Теперь мы разживаемся здесь металлом и прочими жизненно необходимыми в хозяйстве вещами. Одеждой, например.
Маргарита сразу уставилась на свой комбинезон.
- Только не подумай, что мы раздевали мертвецов, - успокоил её Карачун. - Бодайло с Оглоедом случайно откопали втоптанный в землю самоходный вещевой склад, и теперь снабжают всех бушлатами, комбинезонами и сапогами. На наше счастье интендантская служба у маршала была на высоте. Всё - лучшего качества.
Обочины широчайшей тропы были завалены расплющенной, раздавленной, безжалостно покорёженной техникой. Из земли торчали смятые корпуса танков, валялись расколотые башни, многоствольные орудия с закрученными в штопор стволами и масса совершенно бесформенного металлолома.
- Неужели никто не уцелел? - спросила Маргарита.
- Я уцелел, - сказал Кша. До этого он молчал, хмуро оглядывая страшное поле ушедшей в прошлое битвы.
- Кша - последний солдат маршала Ухмапса, - пояснил Карачун. - Его отбросило в канаву, и он потерял сознание. А когда очнулся и понял, что больше никто не выжил, пополз по канаве вперёд. Он полз целый день, и просто чудо, что я наткнулся на него раньше, чем какой-нибудь любитель пожевать. Кша у нас везучий.
- А вы всегда всех спасаете?
- Время от времени. Я ведь тоже по-своему везучий.
- Значит, насколько я поняла, все солдаты и техника попали сюда через трансферные ворота. Вы отправлялись на учения?
- Нет, - сказал Кша. - Мы отправлялись на Южный фронт.
Маргарита нахмурилась и недоверчиво сказала:
- Но я почему-то ничего не знаю об императоре Симане. И о маршале Ухмапсе тоже ничего не слышала. У нас их, по-моему, не было.
- И у нас не было, - тотчас же сказал Карачун.
- А у нас были, - сказал Кша.
- У вас? А вы... разве вы... не наш?
- Не ваш, - подтвердил Кша. - Совсем чужой. О вашей Земле я вообще ничего не знал, пока мне Карачун не рассказал. А у нас шла война. Император Симан воевал с республикой Гнами. И мне думается, что он эту войну проиграл.
- Боже, - пробормотала Маргарита. - Это не укладывается в голове.
Кша вдруг пальнул в небо из огнемёта, салютую павшим однополчанам, и прокричал гортанным голосом:
- Езве Сар-ра Симан!
И добавил уже спокойнее:
- Какое счастье, что я не попал на фронт. Мой двойник, скорее всего, там погиб. У гнамийцев было ядерное оружие, а у нас только сумасшедший маршал. Если бы он приказал немного посторониться, армия уцелела бы.
В ответ на струю плазмы сверху посыпалась труха и огромные обломки костей.
- Сколько же их было?
- Я не знаю. Я ведь был всего лишь третьим заряжающим. Но нас было много. Двести танков, триста семьдесят орудий, миномёты, автообоз. Нам на всю жизнь хватит этого металлолома. Ещё и детям останется.
- Маленьким Кшапрыщуткам и Прыщекшатам, - сказал Карачун. - Но для того, чтобы они всё же появились на свет, нам пора двигаться дальше.
- Впереди завал, - показал Кша.
Сверху было хорошо видно, что канава за поворотом обрушена. Здесь постоянно случались обвалы из-за множества пробегающих туда и обратно ног.
- Выпрягай Ужавра, пусть поработает.
Пока Карачун возился с упряжью, Кша стоял над ним с огнемётом. Маргарита забралась под навес. Карачун скормил Ужавру ещё одно ведро киселявы и отступил к стене. Ужавр всхрапнул, ринулся вперёд и яростно набросился на завал. Из-под его сильных когтистых лап во все стороны полетела земля.
- Он не убежит? - спросила Маргарита. - Не хотелось бы впрягаться в повозку вместо него.
- Не убежит, - успокоил её Карачун. - Ему без киселявы жизнь будет не в радость. К тому же, он никогда не жил в лесу, он его до ужаса боится, и с нами ему спокойнее. Сейчас расчистит завал и приляжет отдохнуть.
Карачун и сам повалился на сено, но в это время что-то зашипело, полыхнула плазма, и Кша скатился вниз, поливая из огнемёта правый край канавы. Там кто-то рычал и бросался камнями. Маргарита выглянула из-под навеса и испуганно схватила Карачуна за плечо.
Над повозкой стоял коротконогий, узколобый, весь в шипах и чешуе Бронегутанг, местный предок будущего бронесапиенса разумного. Огонь пугал его, но не причинял большого вреда. От чешуи шёл дым - это обгорали плесень и грязь. Бронегутанг был не слишком крупный, всего метра четыре ростом, но он стоял над ними и оттого казался ещё более высоким.
- Ай-яй-яй, - сказал Карачун, - Не повезло нам нынче.
- Кто это? - спросила Маргарита, дыша ему в ухо. - Ты мне о таких не рассказывал.
- Виноват, - пробормотал Карачун, забыв о Бронегутанге. Он чувствовал на шее горячее дыхание и его бросило в дрожь. - Упустил из виду такое симпатичное создание, - Маргарита отодвинулась, и он перевёл дыхание. - Эту бяку называют Бронегутангом. Она живёт на деревьях и очень нас не любит. Мы её тоже не любим.
Кша не спускал глаз с противника. Расценив его выдержку, как нерешительность или даже страх, Бронегутанг наклонился и протянул руку к бочке. Кша страшно выругался на родном языке и хлестнул Бронегутанга огнём по морде. Он попал в глаза, и Бронегутанг отступил, рыча и скаля огромные коричневый клыки. Кша с торжествующим криком выпустил в него ещё более щедрую порцию плазмы. Бронегутанг прикрыл глаза одной лапой, нашарил под ногами увесистый камень и понял его над головой.
Кша спешно полез в повозку.
Карачун просто сидел и смотрел, понимая, что совершенно беспомощен. Внезапно над его плечом раздались резкие хлопки выстрелов. Он оглянулся. Маргарита стояла на коленях и вела по Бронегутангу прицельный огонь из небольшого изящного пистолетика. Карачун поднял брови и взглянул на зверя. Вряд ли Маргарита промахнулась, но на свирепую тварь её выстрелы никак не подействовали.
Камень с ужасающей силой ударил в навес, повозка подпрыгнула, однако Бегемонстровы рёбра выдержали. Они и не такое могли выдержать. Кша выключил свой огнемёт, опасаясь, что от перегрузки расплавится ствол.
Бронегутанг вновь навис над повозкой.
И тут Карачун сделал то, что впоследствии было признано лучшим средством борьбы с обнаглевшими бронеприматами. Он вытащил из корзины горшок с паучьим ядом и швырнул его в противника. Горшок разбился о мощный лоб, и яд залил Бронегутангу голову и плечи. Раздавшийся вслед за этим рёв испугал бы и Утрамбита. Бронегутанг моментально забыл о людях и бешено завертелся на месте. Потом он воткнулся в ствол мегатиса и с поразительной ловкостью вскарабкался по нему в поднебесье, не переставая реветь.
- Потрясающе, - выдохнул Кша. - В следующий раз попробуем такой фокус на Стегозубре. У нас есть ещё горшки?
- Есть парочка, - Карачун с трудом высвободил пистолетик из занемевших пальцев Маргариты. Он плохо разбирался в оружии, но что-то в этой безделушке его смутило. Он повертел его и спросил:
- Ты всегда путешествуешь с оружием?
- Нет, - она отобрала у него пистолет и спрятала его в карман. - Только в крайних случаях.
- Да-а, - меланхолично заметил Карачун. - У каждого из нас есть свои маленькие тайны.
- Как ты думаешь, я в него попала?
- Стыдно было бы промахнуться в него с такого расстояния. Но чтобы убить подобного обезьяна, необходимо попасть прямо в мозг. А мозг у него - с твой кулачок. Всё остальное - броня и мускулы.
Огнемёт ещё дымился, ствол покрылся окалиной. Карачун проследил за взглядом Маргариты.
- Незаменимая вещь в наших краях, - сказал он. - Мы собираем их, скрещивая танковые пулемёты с плазменными ракетными батареями. Удачно получается, правда? Дело маршала Ухмапса живёт и побеждает.
Земля загудела, как во время землетрясения. На дно канавы посыпались камни. Резкий порыв ветра разметал волосы Маргариты.
- Утрамбиты идут, - сказал Кша. - Или Затоптаги. Ты только не пугайся. Они нам сейчас не страшны.
Над ними прогрохотал потрясающий исполинский многоног. Повозка прыгала, словно припадочная, клубилась пыль, скрипели камни. Пару раз на повозку наступали, и в канаве становилось темно, а рёбра Бегемонстра скрипели, прогибаясь под страшной тяжестью. Маргарита сразу закрыла глаза и не открывала их до конца.
- Засиделись мы здесь, - сказал Карачун, когда стадо ушло. - Пора в дорогу.
Ужавр уже расправился с завалом. Кша и Карачун подкатили к нему повозку и запрягли уставшего зверя. Для того, чтобы он смог и захотел двинуться вперёд, пришлось скормить ему ещё одно ведро киселявы. Они оставили позади тропу и благополучно миновали Занозкину развилку. До Прыщунов осталось не более трёх часов пути.
Указатель, установленный ещё отцом Митяем, был исписан сверху донизу. Надписи наползали одна на другую, и понять, кто и что здесь написал, было непросто. Кша стёр всё рукавом и крупно вывел: "Я приехал! Кша".
- Значит, народу здесь много, - сделала вывод Маргарита, когда они снова поехали.
- Не так уж и много, - отозвался Карачун. - Я бы даже сказал, что мало. Но, возможно, это и к лучшему. С одной стороны, мы всегда радуемся, когда прибывает новый человек, а с другой... Чему радоваться?
- И сколько же вас здесь?
Ей теперь следовало бы говорить "нас", подумал Карачун. Но он, конечно, не стал её поправлять, понимая, что её нелегко примириться с тем, что она теперь тоже наша. Навсегда.
- В нашей долине семнадцать хуторов, около пятидесяти человек. Точное число мне неизвестно. Это надо у Бодайло поинтересоваться, он у нас ведёт учёт. Кто-то мог родиться, кто-то мог умереть, необязательно от ног или зубов. Кто-то мог появиться недавно. Как ты, например. Кроме того, мы знаем, что за горами на севере тоже живут люди. Но добираться к ним пока слишком рискованно, мы ещё не проложили туда дорогу и не знаем, есть ли там ухороны. В прошлом году от них приходили охотники. По его словам, тогда там жило восемь семей. Сейчас их, вероятно, уже больше.
- Неужели все они попали сюда из-за неисправных трансферов?
- Получается, что все.
- А что если человек оказывается далеко от остальных? Где-нибудь в лесу или на равнине? Как я. Как он узнает, что здесь живут люди?
- Он ничего не узнает, - мрачно сказал Кша. - Его сразу съедят.
Карачун вздохнул:
- Мы ведь тоже не знали, что здесь кто-то живёт. Мне только через месяц посчастливилось на Оглоеда набрести. В одиночку спасался.
- Ты мужчина.
- Знаешь, как я перетрусил, когда приехал на свой платформе в гости к Диплохрякам. Седьмой год кошмары снятся. А представляешь, каково было самым первым. Той же бабке Ворчавке. Она нам рассказывала про их с дедом приключения. И смешно и страшно. Но ведь выжили. Не исключено, конечно, что кому-то из попавших сюда не повезло, что были неизвестные нам жертвы... Но вообще-то зона выпадения трансферов строго локализована. Все наши, начиная с Бодайло и кончая Тырканцами явились в Мезозонию в одном месте, в районе Усатых канав, с небольшими отклонениями плюс-минус километр. Так называемая линия "Прыщуны-Бодайло". Или Центральный Мезозойский вокзал. Только армия Ухмапса слегка промахнулась. Но она из другого мира. А мы построили там несколько убежищ, канавы прорыли, поставили указатели, так что у новичков есть все шансы продержаться первые дни. Шанежка неподалёку живёт, Прыщуны рядом, Занозка...
- Курорт, - встрял Кша. - Жратвы полно и квасня бочками.
- Выходит, я тоже промахнулась, - сказала Маргарита.
- Ага, - Карачун оглянулся на неё. - Мне вот тоже непонятно, почему ты выпала совсем не там, где положено.
- Почему не там? - удивился Кша. Он лежал, задрав ноги на бочку. - Как раз там, где надо. А чего тут непонятного? Девка прямо с неба в руки к нему свалилась, как по заказу, а ему непонятно. Ишь, как ты за ней рванул, только пятки засверкали. Сразу выгоду усёк. Окажись на Риткином месте какой-нибудь мужик, ты бы ни за что не вылез из ухорона. Меня отправил бы. А ещё прикидывался, что не заметил, что спас женщину. Ха-ха! Меня не проведёшь.
Карачун покраснел. Кша, между тем, не унимался:
- Ты, Ритуха, извини за вопрос, замужняя? Теперь это, правда, уже не имеет значения, но всё же.
- Нет, - отрезала Маргарита. - И не собираюсь.
- Во! - обрадовался Кша. - Не понимает он!.. У нас тут, видишь ли, с девками туго. Всё больше люди семейные попадаются, так что одинокому мужику - хоть вешайся. Карачун на мою Прыщавку тоже было глаз положил. Чуть не подрались мы с ним, даже дуэль хотели устроить. На огнемётах, - он захихикал. - Невесту делили. Во до чего дошло.
- Ну и трепач ты, Кша, - сказал Карачун добродушно. - Напрасно я тебя русскому языку обучил.
Маргарита, похоже, всё приняла за чистую монету:
- Как же вы решили спор? Или невеста сама выбрала?
- Зачем сама? Мы с ним так решили: если в нашу ловушку первой попадёт Паукатица, то Прыщавку беру я. А если Паукан - то Андрюха. Попалась, как ты понимаешь, Паукатица. Я ведь везучий. А Карачун до того рассердился, что больше недели со мной не разговаривал. На соседний хутор собрался переезжать. К Занозке. Есть у нас такая не совсем молодая вдова.
- Брехня! - захохотал Карачун. - Ей богу, брехня! Не верь ему, Рита!
- Ты давай рули-рули, я не с тобой разговариваю, - сказал Кша. - Нет, удачно ты, Ритка, приземлилась. Ничего не скажешь. Сразу две свадьбы и сыграем. Во бабка удивиться, когда мы вместо одной жены сразу двух привезём... И забегают по хутору пузатые Карачунчики и кривоногие Маргарютки...
Кша мстил и мстил сразу за всё. Злопамятный солдафон.
- Третий заряжающий семидесятого орудия! - шутливо рявкнул Карачун. - А-атставить разговоры!
- Идиот, - сказал Кша. - Чего ты упрямишься? Чем тебе Ритка не нравится? Смотри, придем к Прыщунам, Оглоед живо её у тебя отобьёт. Он времени терять не будет. Ему тоже баба в хозяйстве не помешает. А тебе тогда только Занозка и останется.
- Послушайте! - возмутилась наконец Маргарита. - Вы обо мне, словно... Я не знаю... словно у меня только одно на уме: как поскорее замуж выскочить! Я вообще не намерена с вами здесь оставаться! Я... Ишь, какие прыткие! Нашлись тоже мне женихи!
- О! - назидательно сказал Кша. - И характер у неё есть. Тебе с ней, Карачун, хорошо будет. Надёжно и спокойно. Она тебя от любого Бронегутанга защитит.
Карачун покосился на сердито сверкающую глазами Маргариту и усмехнулся. Им всё-таки удалось отвлечь её от горестных раздумий о несчастливой судьбе. Пусть лучше злится, чем рыдает. А злая, она ещё симпатичнее. Вон как глазки-то засверкали. Сейчас из пистолета палить начнёт.
- Я солдат, - сказал Кша. - Я что думаю, то и говорю. Мне ваши ухаживания-переглядывания ни к чему. Сказал Прыщавке, что возьму её в жёны, и возьму! А вы между собой как хотите, так и разбирайтесь. Но со стороны, честно скажу, на редкость вы друг другу подходите. У меня на такие дела глаз намётанный.
Карачун снова засмеялся. Кша около года изводил их с бабкой и самого себя рассуждениями о женитьбе, и до того надоел, что Карачун в один из наездов прямо высказал Прыщуну, что Кша собирается взять в жёны их дочь. И в то время, когда третий заряжающий ещё терзался сомнениями, у Прыщунов уже вовсю готовились к долгожданному событию. Кша узнал обо всём последним, когда отступать было уже поздно, и Карачуну пришлось убегать от него и прятаться в хлеву, потому что рассвирепевший Кша бегал за ним и грозился прибить поленом. Отменная получилась шутка. Бабка тогда нахохоталась на десять лет вперёд.
- И всё-таки, Рита, откуда ты сюда попала? С какой станции? - спросил он.
- С Марса, - отрезала Маргарита.
Она надулась и больше ни о чём не спрашивала. Сидела сбоку и сердито смотрела вперёд на переваливающегося Ужавра, на стены проезжей канавы, на кусочек хмурого неба.
Кша задремал, но и во сне продолжал сжимать огнемёт. Однако им больше никто не мешал, и через два часа они благополучно доехали до хутора Прыщунов.
Канава упёрлась в тупик. Ужавр фыркнул и остановился. Кша выпрыгнул из повозки. Прикорнувшая Маргарита подняла голову.
- Заблудились? - спросила она, глядя на возвышающиеся перед ними мощные стволы, между которыми не было ни единого просвета.
- Приехали, - сказал Карачун.
- Где же хутор? - она с недоумением разглядывала преграду.
- Вот он хутор и есть. Перед нами забор, а за ним как раз Прыщуны и живут.
- Господи, какое же здесь всё огромное!
- Дом у них нормальный, - успокоил её Карачун. Он тоже спрыгнул на землю.
- Как же мы войдём?
- Постучимся и войдём. Как все входят.
Кша вытянул из повозки тяжёлую дубовую колотушку и принялся изо всех сил барабанить ею по крышке выполза, выбивая незамысловатый ритм. От гулких ударов у всех сразу заложило уши. Кша ударил ещё два раза, и крышка, заскрипев, начала подниматься, открывая тёмное отверстие.
Настороженно оглядывающийся Карачун чертыхнулся и поднял огнемёт. Сверху на них пикировала стая Крокодактилей. Воздух устрашающе свистел в крыльях, вытянутые плотоядные морды нацелились на людей и на Ужавра.
- Ритка! - заорал Кша. - Гони Ужавра! Пинай его, пинай!
Повозка дёрнулась. Ужавр, почуявший еду и отдых, без понуканий полез в дыру. Кша подхватил его под уздцы и потянул за собой. Маргарита тревожно оглядывалась.
Карачун расчётливо выждал и нажал на спуск. Первый Крокодактиль дёрнулся в сторону, уворачиваясь от плазмы, его крылья обуглились, и он врезался в ствол. Его изломанное тело ещё падало, кувыркаясь, а Карачун уже успел подпалить ещё двух. Остальные, злобно каркая, разлетелись по сторонам, норовя зайти с флангов. Но повозка уже скрылась в выползе, и Карачун нырнул следом. За его спиной с грохотом падали тела подбитых Крокодактилей. Он нажал на рычаг, и крышка опустилась. В темноте багрово светился раскалённый ствол огнемёта.
- Всё нормально? - спросил Кша.
- Трёх сшиб.
Впереди прорезалась узкая полоска света. Ужавр с пыхтением карабкался по крутому въезду. Они выкатились во двор, и Маргарита ошеломлённо выдохнула:
- Мамочки мои, куда мы попали?
- Имение Прыщуны, - объявил Карачун. - Конечная станция. Вылезай из повозки, здесь тебе, кроме Оглоеда, ничего не грозит... А вот и наши гостеприимные хозяева.
На крыльце стояли плечом к плечу сам Прыщун с Прыщихой и Прыщавка, пунцовая от смущения. Все они были плотные, кряжистые и мордастые, и все трое были одеты в новые, с иголочки, пятнистые офицерские комбинезоны.
Кша замялся и сказал совсем не то, что хотел:
- С чего это у тебя, Прыщун, Крокодактили за воротами такие злые? Чуть было меня не склевали. Ты их не кормишь, что ли?
Прыщавка хихикнула, а ободрённый успехом Кша подмигнул ей.
Прыщуны сияли, как блины на сковородке. Глядя на их довольные лица, даже Ужавр приветливо замахал хвостом.
Кша расправил могучие плечи и кашлянул в кулак. Прыщавка вдруг зорким ревнивым глазом ухватила Маргариту, нахмурилась, переметнула взгляд на стоящего рядом Карачуна, поняла, что угрозы нет, и вновь заулыбавшись, всем своим существом обратилась на Кшу.
Кша опять кашлянул.
- Здравы будьте, гости дорогие, - сказала Прыщиха. - Хорошо ли доехали?
- Лучше не бывает, тётка Вера, - искренне сказал Карачун. - Бронегутанги, правда, позарились на нашу квасню, но мы горшками отбились. Риту вот ещё в болоте подобрали. И, самое главное, не задавили никого.
Прыщуны все, как один, уставились на Маргариту. Она покраснела. Кша открыл рот, но тут дверь распахнулась, и на крыльцо вывалился Оглоед с большой кружкой в руке.
- А-а-а! - закричал он. - Карачуны прибыли! Ого-го! Женишок, радость моя, и ты здесь! А мы грешным делом решили, что ты уже передумал! Второй день ждём...
Прыщиха беззлобно двинула кулаком ему под рёбра, но он уже углядел бочку и завопил ещё громче:
- Ба-а, что я вижу! И будем упивахуси до великого пьяна!
Он спустился с крыльца и остановился перед Маргаритой:
- Тэ-эк! Свежее, чудесное личико. Оч-чень приятно познакомиться. Иваном меня кличут. Если эти обормоты успели вам что-нибудь обо мне наплести - не верьте. Все ложь. Разрешите вашу ручку. Позвольте проводить вас с горницу.
Пока Оглоед расшаркивался перед Маргаритой, а Прыщуны наседали на Кшу, Карачун отогнал Ужавра в стойло. Весь задний двор был забит повозками. Одна из них, кажется, повозка Штырей, была сильно повреждена чьими-то зубами.
Судя по всему, на торжество съехались все ближайшие соседи. Карачун понял, что они могут застрять здесь надолго. Он оглянулся. Оглоед, приобняв Маргариту, уже вёл её в дом. Кша что-то объяснял Прыщунам, а из окон таращились довольные лица гостей.

* * *

Тяжёлый стол тащили вшестером, пыхтя и проклиная узкие двери. В двух шагах от цели стол застрял, и некоторое время они безуспешно пытались его сдвинуть. Стол упирался всеми углами.
- Дайте мне топор! - в сердцах выкрикнул Штырь. - Я его сейчас мигом уговорю!
Но Тырканец взял руководство на себя, стол дёрнули, подняли, опустили, - и отдавили Карачуну правую ногу. Он, прихрамывая, отошёл к стене и присел на лавку.
- Всё, мужики. Я своё дело сделал, - сказал он, вытирая пот. - Я сосватал невесту, я уломал жениха, я притащил его сюда... Чего вы ещё от меня хотите? Чтобы я калекой остался?
- Ладно, Андрюха, - сказал Тырканец. - Ты, как невинно пострадавший, посиди пока, оклемайся, отдышись, а мы всё же ещё один стол принесём, иначе места всем никак не хватит. Ты же глянь, сколько нас понаехало. Тьма народу, честное слово.
Мужики по очереди отхлебнули из его объёмной фляги и вышли. Карачун показал длинный нос пятилетней Баклажке и, охая, отправился на кухню. Навстречу ему попался Кша. Вид он имел несколько пришибленный и непонятно было, радует его происходящее или пугает. Они никак не ожидал, что Прыщуны надумают устроить самую настоящую свадьбу с богатым застольем и невероятным количеством приглашённых. Гости всё прибывали и прибывали. Увидев, сколько их понаехало, Кша растерялся и запаниковал, но будущая тёща быстро взяла его в оборот, и после обеда Кша уже суетился с помощниками во дворе, выгружая из повозки бочку. Потом он рубил мясо, спускался в подпол, отгонял Крокодактилей, и в конце концов Карачун потерял его из виду в большом и переполненном гостями доме.
- Как дела?
- Нормально. Сбежал от тёщи, решил перекурить, - Кша тяжело вздохнул. - Хорошо, что мы будем жить не здесь.
- Что, намекали уже?
- Я сделал вид, что не понял. Да они, по-моему, ни на что и не надеялись. А ты почему хромаешь?
- Стол на ногу поставили. Риту не видел?
- На кухне она. Пироги лепить помогает. Смотри, наши балаболки душу ей там вывернут. И трещат и трещат без передыху.
- Твоя тоже там?
Кша довольно оскалился:
- Нет. Убежала куда-то. Или стесняется или наряд готовит.
- Хорошо, что напомнил, - спохватился Карачун. - Бабка тебе тоже одежонку приготовила. Черный дедов костюм. В сенях, в большой корзине лежит. Будешь выглядеть, как настоящий жених.
- Будь моя воля, - опасливо оглянулся Кша, - сбежал бы я отсюда. Девку в повозку - и сегодня же домой.
Из кухни донёсся громкий голос Прыщихи, и Кша поспешил исчезнуть.
Маргарита, вся в муке, на пару с Угораздихой раскатывала тесто. Прыщиха, заметив вошедшего Карачуна, показала глазами на Маргариту и кивнула: всё, мол, нормально. Она хорошо помнила своё состояние в первые дни и постаралась сразу же втянуть новенькую в работу, не оставив ей времени на тоску и отчаяние.
Карачун незаметно устроился в углу и стал наблюдать за Ритой. Женщины действительно трещали без умолку, особенно Угораздиха с Шанежкой, но Риту попусту не дёргали и вопросами не донимали. Рита ловко управлялась с тестом, и было видно, что это занятие ей по душе. Карачун ничего подобного от неё не ожидал и был приятно удивлён.
Он с удовольствием смотрел на неё и вспоминал, как они убегали от Стегозубра.
Расправившись с тестом, Маргарита оглянулась и поймала его взгляд.
- Ой, Андрей. Откуда ты взялся?
- С неба свалился, - сказал он и тут же прикусил язык. Но она не обратила внимания на его оговорку, сполоснула руки и просела рядом с ним, отчего женщины сразу понимающе переглянулись.
- Ты не забыл, что обещал показать мне трансфер? - спросила она.
- Давай попозже, - предложил он.
- Когда попозже?
- Завтра, например. Сразу утром и посмотрим.
- Боишься, что я исчезну и испорчу вам праздник?
- Нет... То есть, боюсь, - он вздохнул. - А, впрочем, пошли.
- Не веришь, что получится?
- Ты ведь всё равно не успокоишься, пока не попробуешь.
Он пошёл впереди, стараясь не хромать, но она заметила.
- Что у тебя с ногой?
- С Оглоедом подрался. Он мне чуть табуреткой колено не расшиб.
- Смеёшься?
- Вот тебе крест, - он изо всех сил старался остаться серьёзным. - Из-за тебя, между прочим, поцапались. Он собрался за тобой ухаживать, ну я с ним и поговорил по-мужски. Всё-таки это я тебя спас, а не он.
- Вы из-за меня подрались? - ужаснулась она. - Всерьёз?
- Конечно, всерьёз. Что мы, дети, что ли? Я ведь предупреждал тебя, что он опасен. Но ты не бойся, я его свалил. Прямой в челюсть, и весь разговор. Он сейчас в гостиной на столе лежит. Его там Занозка отхаживает. У него теперь синяк на полморды будет.
Навстречу им вышел хохочущий и совершенно невредимый Оглоед.
- О-о, ещё одна парочка! - заорал он. - Карачун, поймай и мне какую-нибудь бабёнку!
- Тебе Занозки мало?
- Мало. Мне молодая нужна, - уже тише и с оглядкой сказал Оглоед.
- Поезжай к Митяеву ухорону, - сказал Карачун. - Они скоро там одна за другой посыпятся. Какую спасёшь - твоя. Только Занозке не говори, а то ревновать будет.
Маргарита сильно стукнула его по спине кулаком:
- Болтун! А я ведь почти поверила!
- Ну вот, - засмеялся он. - Ещё не поженились, а ты уже дерёшься. Если тебе так хочется, я могу и в самом деле с кем-нибудь подраться. Только не с Иваном. Он мой друг.
- Ты ему ещё раз по шее дай, этому другу! - закричал Оглоед. - Его давно пора уму-разуму научить, да всё некому было!
В коридор выплыл ещё один стол. Багровые мужики кряхтели, пытаясь развернуть его в гостиную.
- Андрюха, без тебя не получается, - просипел Тырканец. - Не дай погибнуть. Подсоби!
- У меня нога, - сказал Карачун. - Вы мне и вторую отдавите. Оглоеда заставьте.
Оглоеда, однако, уже и след простыл. Стол кое-как протиснули, и Карачун потянул Риту в сени.
- Может, ты и про платформу тоже соврал?
- Конечно, соврал, - согласился он. - Нет здесь никаких трансферов. И не было. Мы ведь все убийцы, маньяки и грабители. Нас сюда на вечное поселение сослали. Мы здесь активно перевоспитываемся посредством страхотерапии.
- Теперь я понимаю Кшу, - сказала Маргарита. - Ни одному твоему слову нельзя верить.
- Быстро ты меня раскусила, - засмеялся он, открывая дверь. - Кого же я теперь обманывать буду?
- Найдёшь кого-нибудь, - Маргарита увидела сверкающую пластохромом платформу и от воодушевления на её лице ни осталось и следа. Она оглянулась, затем нерешительно шагнула к платформе.
- Ага, - сказал тихонько Карачун. - Как говорится, предчувствия меня не обманули.
- Ты догадался? - спросила Маргарита. Она осторожно потрогала краешек пульта.
- О чём? - тотчас спросил он.
- Ну-у, обо мне.
- Нет, - признался он. - Я ничего о тебе не знаю. Есть кое-какие подозрения, но не более того.
Он помолчал, потом осторожно спросил:
- Какой у вас год?
- Значит, всё же догадался. А я ещё утром заподозрила, что что-то не так. Только не хотела верить. У Веры Николаевны попробовала узнать, когда Наташа родилась, - Маргарита грустно улыбнулась. - Двадцать два года назад. По-вашему.
- А по-вашему?
- Много. В общем, у нас сейчас девяносто седьмой год.
- Пятьдесят лет! - присвистнул он. - Неплохой прыжок! Любопытно, как тебе удалось совершить такой двойной финт - попасть к нам да ещё и провалиться на полвека назад. Выходит, та Земля, из которой пришли все мы - для тебя далёкое прошлое. Я тебе в дедушки гожусь... Годился бы... Буду годиться.
- Нет-нет, - замотала головой Маргарита. - Всё совсем не так. У вас время идёт медленнее, вот и всё. Здесь пять лет, а на Земле - пятьдесят. Так что я никуда не проваливалась.
Карачун вздохнул:
- Не хотелось бы тебя огорчать, Рита, но последние поселенцы появились у нас три месяца назад. И они прыгнули сюда из сорок седьмого года. Мы ещё ни разу не замечали никаких отклонений. На Земле и здесь время идёт одинаково. Ты провалилась, Рита. Эй-эй, ты только не плачь!
- Хорошо, - всхлипнула она. - Я не буду. Но пятьдесят лет!
- Да хоть все сто пятьдесят! - сказал Карачун. - Какая теперь разница. Всё равно выхода отсюда нет.
Она опять заплакала.
- Чёрт! - Карачун постарался побыстрее сменить тему разговора. - А почему ты была в батискафе?
- Это не батискаф, это спасательная капсула со списанного челнока.
-У вас все так летают?
- Не все.
- Только ты?
- Наша группа занималась отработкой Т-перехода "Крым-Флавена". Туда я прошла нормально, а когда возвращалась...
- Где это - Флавена?
- На Марсе, - с удивлением сказала она, но потом спохватилась. - Ах, да, у вас же ещё ничего не было.
- Привет марсианам, - сказал Карачун. - Значит, ты не шутила. А мужчины для такого дела не нашлось?
- Обкатка нового маршрута - самое обычное дело. Даже скучное. Гоняешь трансфер в капсуле туда-сюда, а кьюпы определяют погрешность, дрифт вектор и всё такое.
- Кьюпы?
Маргарита вздохнула:
- Трансферные компьютеры. Я только нажимала на кнопки и изображала обычного пассажира. Изобразила... Кроме меня в отработке было занято ещё семь человек. Куда их занесло?
- Уверен, что с ними-то всё в порядке, - Карачун замолчал, поправился. - Наверное, правильнее говорить, что с ними всё будет в порядке. Через пятьдесят лет. Они ведь ещё даже и не родились.
Маргарита хрустнула пальцами:
- И всё же этого не может быть!
- Я тоже так кричал, когда стоял на платформе, а вокруг меня бегали Диплохряки.
Нога ещё болела, и Карачун присел:
- Не будешь пробовать?
- Буду, - она решительно шагнула на платформу. - А вдруг... Чем чёрт не шутит. Как она включается?
- Набираешь код и хватаешься за фиксаторы. Твоя бабушка пользовалась такими.
Маргарита помедлила:
- А можно? Хозяева не будут против?
- Можно, - усмехнулся он. - У нас трансферов много. Почти у каждого есть.
- Думаешь, у меня не получится?
- Кто знает, - уклончиво ответил он. - Попробуй.
Она стояла на платформе больше получаса. Карачун терпеливо сидел рядом.
- Значит, на Марсе уже живут, - сказал он, когда молчать стало невыносимо. - Будут жить. А зачем оружие?
- Если бы снос был очень велик, я могла бы оказаться в пустыне. Там звери водятся разные. Их там уже много развели. Волки, львы, гиены.
- С Земли завезли?
- Да.
- И не жалко было бы их убивать?
- Зачем убивать? - удивилась она. - Усыплять.
Он пошевелил пальцами в сапоге. Было больно.
Маргарита давила на сенсорный экран с упорством фанатика.
- А ты не боишься, что тебя вернёт не в твоё время, а в наше? - осторожно спросил Карачун.
- Я Крокодактилей ваших боюсь, - не отрываясь, пробормотала Маргарита. - Послушай-ка! - она всё-таки посмотрела на него. - Ты говорил, что Кша тоже пытается вернуться в свой мир. Как же он? У них такие же трансферы?
- У них вообще нет пассажирских платформ. Только у императорской семьи и у военных. Но Кша надеется, что ему повезёт. Он ведь сначала о своём Сигамастусе и вспоминать не хотел. Наслушался моих рассказов о Земле и решил, что если и возвращаться, то только туда, где нет ни императора, ни войн.
- А теперь он на Землю уже не хочет?
- Его ностальгия заела. Он думает, что императора уже могли свергнуть. У них там такое часто случается... Может, хватит на сегодня, а? Там уже стол накрывают.
- Иди, иди, - согласилась она. - А я ещё здесь побуду.
- Рита, поверь моему опыту, - сказал он. - У тебя ничего не получится. Ты только зря потеряешь время.
Она его уже не слышала.
Карачун пошёл в столовую, выловил Кшу и сказал ему:
- Кша, ты только потом не проклинай меня, ладно. Я ведь тебе добра хотел.
Кша в ответ лишь вздохнул.
- Ты куда Маргариту дел? - вывернулась из кухни Занозка. Высокая стопка тарелок в её руках опасно кренилась.
- Она трансфер терзает.
Занозка понимающе кивнула и сунула тарелки Оглоеду.
- Попробуй только разбей хоть одну. Весь вечер у меня будешь сидеть без выпивки.
Оглоед ухмыльнулся. От него уже за версту пахло кваснёй.

* * *

Маргарита появилась, когда застолье было в самом разгаре. С общего молчаливого согласия Карачун оставил рядом с собой свободное место, и ей пришлось сесть слева от него. Она была погружена в себя, смотрела в тарелку невидящим взглядом и, похоже, не совсем понимала, зачем она здесь и что вокруг происходит.
А за столом все смеялись, шумели, разговаривали, пили квасню и безуспешно пытались нанести урон выставленному на столы изобилию закусок, овощей и салатов. Народу собралось много - человек тридцать, не считая детей. По здешним меркам - сборище почти небывалое. Больше народу было только, когда поминали отца Митяя.
Началось застолье очень весело. Все долго ухохатывались, уговаривая Прыщавку сесть рядом с Кшой. Она почему-то вдруг жутко засмущалась и чуть не расплакалась. Но когда её всё же усадили, Кша что-то шепнул ей на ухо, и она закатилась смехом, мгновенно забыв своё смущение. Солдафон и грубиян оказался прирождённым ухажёром. Сейчас он оживлённо беседовал с тёщей. Донельзя довольная невеста висела у него на плече. Карачун тихо млел, глядя на них. Кажется, он всё-таки сделал доброе дело.
Разгулявшийся Оглоед неоднократно порывался крикнуть "горько!", но Кша всякий раз показывал ему увесистый кулак. Он заранее строго настрого предупредил всех, что не хочет смущать невесту глупыми земными обычаями.
На Маргариту поглядывали с любопытством, зная уже историю её спасения. Тырканец ободряюще подмигивал Карачуну, а Оглоед сразу же подхватил графин и налил Маргарите квасни.
- Давайте выпьем! - крикнул он. - За молодых!
Все с удовольствием приложились к кружкам. Маргарита недоверчиво заглянула в свою.
- Попробуй, - сказал Карачун. - Тебе понравится. Только много не пей, а то опьянеешь с непривычки и разбуянишься.
Она осторожно пригубила:
- Надо же, вкусно. А на вид...
- И я хочу вкусного, - заявила Баклажка, вылезая из-под стола.
- А у тебя ещё нос не дорос, - сказал Карачун. - Киселяву пей.
Женщины принесли большое блюдо с тушеным трилобычьим мясом и печёные яйца.
Карачун взвесил одно в руке и положил перед Маргаритой. Яйцо было размером с небольшую дыню.
- Вот из таких Ужавры выводятся, - сказал он. - Но пробовать не советую. Уверен, что тебе не понравится. К их вкусу привыкнуть надо. Да у них ещё там внутри маленькие зародыши.
Её отчётливо передёрнуло:
- Зачем ты мне сказал? И так в рот ничего не лезет. По-моему, на столе одни ящеры и лягушки.
- Ты ещё пауков забыла, - засмеялся сидящий напротив Штырь, умело разделывая ножом кусок нежно-розового мяса.
- Карачун, ты её не отговаривай. Пусть всё попробует. Вдруг ей понравится, - вмешалась Занозка. - Ты его не слушай, Рита, бери, что на тебя глядит. Яичко попробуй.
- Нет-нет, спасибо, - поспешно сказала Маргарита. - Я лучше салат возьму.
- Зря отказываешься, - заметил Бодайло. - Мы в первую зиму только яйцами от голода и спасались, - он глотнул киселявы и вытер усы. - Оглоед может подтвердить. Он тоже немало гнёзд разорил. Помнишь, как ты от Ужаврихи в озере спасался?
- Да, - вздохнул Оглоед. - Всякое бывало. Но чтобы яйца в костре запекать - до такого даже я не додумался.
Бодайло засмеялся, вслед за ним заулыбались и остальные.
- О чём это вы? - заинтересовалась Маргарита.
- А пусть Бодайло расскажет.
- Да ну вас, - недовольно воскликнула Угораздиха. - Сколько можно! Как ни соберутся - всё про Митяев ужин. Не надоело?
- Я тебе потом расскажу, - наклонился к Маргарите Карачун. - Это у нас что-то вроде библейских сказаний. У Бодайло таких историй уже тома на четыре записано.
- Нам бабка Ворчавка на той неделе тоже яичницу жарила, - сказал Кша. - Разбила она первое на сковородку, - Кша очень похоже изобразил бабку с её решительными размашистыми движениями. - А я ей паучиные подложил. Они почти такие же, сразу и не отличишь. Паучата по сковородке бегают, а бабка от них чуть ли не на потолок запрыгнула. Ей богу, не вру. До сих пор на стенах следы остались. Она потом Карачуна прибить хотела, думала, что это он яйца подменил. Ей теперь как про яйца скажешь, она сразу зеленеет и на потолок поглядывает.
Карачун ухмыльнулся. На самом деле, разумеется, всё было совсем не так. И от паучат бегал сам не вполне проснувшийся Кша. Бабка тоже умела шутить.
- Ох, изверги, - покачала головой Занозка. - Сведёте вы старуху в могилу раньше времени.
- Нет, - сказал Карачун. - У бабки на нас уже иммунитет выработался. Мы теперь над Прыщавкой подшучивать будем. Даже яиц паучьих заранее припасли.
Прыщавка прижалась к плечу Кши:
- Неправда. Кша меня в обиду не даст, он меня любить будет.
Её мать вдруг прослезилась:
- Доченька, господи! Давно ли я тебя на руках носила. Как время летит, бабы!
- Да, Вера, идёт время, - согласился Бодайло. - Давно ли мы с Митяем дом вам помогали строить, а уж и Митяя схоронить успели.
Маргарита наклонилась к Карачуну:
- Митяй, это тот, которого Крысоцерапторы съели?
Карачун кивнул:
- Он самый. Они с Бодайло одними из первых сюда угодили. Сначала врозь спасались, потом встретились и стали жить вместе. В дупле.
- В настоящем дупле?
- Ну, дупло, это мягко сказано. В том дупле целый хутор разместить можно. Они больше года в нём жили, пока их Бронегутанги не прогнали. Из-за этого дупла настоящая война началась. На дубинах дрались, огнём выкуривали, но пришлось всё-таки отступить.
Загрустивший Бодайло оживился:
- Да, мы тогда с Митяем славно размялись. Он, чертяка, сильный был.
- Давайте выпьем, - предложил Оглоед. - За упокой его души. Хороший он был человек. Я думаю, что тот Крысоцераптор потом сдох. В страшных муках. Митяя съесть - это вам не комарана прихлопнуть. Жаль, что его сейчас с нами нет. Он бы за молодых порадовался.
Глаза у Бодайло предательски заблестели, и он одним махом осушил кружку. Женщины притихли.
- Нечего сопли распускать, - сказал Прыщун. - Митяю бы это не понравилось. Он и сам похохмить любил. Помните, как он Ворчуна с Ворчавкой на Бегемонстре прокатил. Вот это был фокус! Теперь на такое никто не решится.
- Ритуха! - воскликнул Кша. - Ты почему такая грустная? Брось. После догрустишь.
Он раскраснелся и обнимал свою невесту так, словно это было для него обычным делом.
Маргарита вымученно улыбнулась.
- Она за Прыщавку переживает. Жалеет её, - сказал Карачун. Он зловеще уставился на невесту. - Знаешь, девочка, а ведь он тебя бить будет. Смертным боем. У них на Сигамастусе обычай такой - каждое воскресенье задавать жене хорошую трёпку, чтобы не забывала, кто в доме хозяин. У них там поэтому все бабы в синяках ходят. Даже хвастаются, у кого их больше.
Прыщавка хитро улыбнулась:
- Врёшь, Карачунчик. Меня Кша уже предупредил, чтобы я тебе не верила.
- Это он нарочно. Чтобы ты раньше времени не испугалась и не передумала к нам ехать, - серьёзно сказал Карачун. - Вот дождёшься воскресенья - вспомнишь тогда мои слова.
- Правильно, Кша. Бабу бить надо, чтобы место своё знала, - Оглоед стукнул кружкой по столу.
- Сиди, стукалка, - пихнула его Занозка, - Забыл, как я тебя метлой охаживала, когда ты у меня крыльцо сломал?
- Весёлые вы, - сказала Маргарита. - А я как подумаю о том, какая мерзость за оградой бродит...
- Понимаешь, какое дело, - сказал Тырканец, подкладывая себе мяса. - Всех унылых и мрачных давно уже съели. Они здесь не выживают. Так что лучше веселиться и шутить. Начнёшь слишком много думать о своей несчастливой судьбе, всё - верный кандидат на тот свет. Да почему бы и не посмеяться? Живём и нормально, в общем-то, живём. Строимся. Свадьбы играем. Почти всё у нас есть.
- Да разве в этом дело! Разве это жизнь? - чересчур громко воскликнула Маргарита. - Вы же сами себя обманываете! Пытаетесь убедить себя, что всё у вас хорошо!.. - Карачун положил руку на её ладонь, и она уже тише закончила. - А сами только о том и мечтаете, как бы вернуться на Землю.
- Конечно, мечтаем, - согласился Тырканец. - Как же без этого. Все мечтают. Мне мой Томск каждую ночь снится. Что же теперь - помирать? Жить-то надо. Мы вот с женой дом себе хороший построили. Соседям помогли. В следующем году думаем с мужиками за горы съездить, с тамошними хуторянами связаться. Поедешь с нами, Карачун?
- Куда же вы без меня? - сказал Карачун. - И Кшу возьмём.
- Не-е, Кшу теперь жена не отпустит. Отпустишь его, девка, с нами за горы?
- Не пущу! - крикнула Прыщавка. - Его там Утрамбиты задавят. Сами езжайте, без него!
- Всё, Кша, - горько сказал Оглоед. - Пропал ты, парень. Это тебе не маршал Ухмапс. Она тебя вымуштрует так, что ты без её разрешения за порог не выйдешь, - он встал. - Давайте, мужики, выпьем за маршала Ухмапса и за всех его безвинно убиённых солдат.
Становилось жарко. Прыщун принёс ещё два кувшина с кваснёй. Собравшиеся в тесный кружок Прыщиха, Угораздиха и Шанежка пытались спеть какую-то грустную песню, добрую половину слов которой они не знали. Относительно хорошо у них получался только припев: "Не ходи ты, Наташа, с этим парнем гулять".
Маргарита нехотя ковырялась в салате. Баклажка давно сползла с её колен и кормила сидящую в клетке пятнистую Хватогрызку, осторожно проталкивая мясо вилкой.
Штырь оторвался от беседы с Шебуршатником и повернулся к Карачуну.
- Андрюха! - крикнул он, ухмыляясь. - Отвлекись на минутку! Дело есть.
- Что за дело? - Карачун нехотя оторвал взгляд от Маргариты.
- Да мы вот вчера с женой ящера одного встретили. Еле с ним разъехались. Как ни вспоминали - не видели такого прежде.
- Ну и что?
- Негоже божью тварь без имени оставлять. Митяй бы не одобрил.
- Какой он из себя?
- Ростом чуть выше Схрумника, но длинный такой, - Штырь изобразил рукой нечто волнистое. - На хребте двойные шипы, коленки в стороны, как у лягухи, на морде бородавки... Чешуя у него интересная. Зелёная с жёлтыми крапинками. И ползает быстро. Наш Ужавр еле увернулся.
- А-а-а! - довольно закричал Оглоед. - Знаю! Видел! За крайними рощами живут. Один такой у меня прошлогодний забор на огороде сломал. Повадился, стервец, ходить как в столовку. Я и ядом поливал и отраву сыпал - ничего не берёт. Хоть с дубиной на него выходи, как Бодайло на Бронегутангов.
Карачун задумчиво уставился в потолок. Маргарита смотрела на него с удивлением. Все притихли, предвкушая очередную хохму.
- Вы меня смущаете, - сказал Карачун наконец. - Надо выпить.
- Выпьем, - согласился Оглоед.
Все выпили.
- Особые приметы есть? - спросил Карачун.
- Есть, - согласился Оглоед. - Он мой забор сломал.
Карачун прикрыл глаза и сделал вид, что задумался.
- Готово, - сказал завидующий чужой славе Оглоед. - Жабодонт! Не нравится? Ну, тогда - Жабомандра! Заврожаб! Архео...
- Оглозавр, - сказал Карачун, открыв глаза.
Кша поперхнулся и пролил на себя квасню. Бодайло гулко захохотал.
- Эк ты меня... подковырнул, - растерялся Оглоед. - Вишь, маткин берег, что деется. Затравили меня вконец. Давайте, девки, лучше выпьем.
Он хотел встать, но у него не получилось. Он выпил сидя.
Кша никак не мог прокашляться, и Прыщавка сильно стукнула его кулаком по спине. Он замолчал, посмотрел на неё красными глазами и вдруг крепко поцеловал в губы. Она выронила вилку и обмякла.
- Горько! - запоздало крикнул Оглоед и попытался поцеловать сидящую рядом Баклажку-мать. Та, не отрывая взгляда от молодых, беззлобно отпихнула его. Весёлая Занозка погрозила Оглоеду кулаком, но он сделал вид, что этого не заметил.
Маргарита отрешённо чертила вилкой на скатерти. Карачун поглядывал на неё, тщетно пытаясь придуматьчто-нибудь, чтобы развеселить её. Ему не нравилось её настроение. Днём она держалась лучше.
Уже включили свет, и к шуму застолья добавился мерный рокот генератора.
Прыщун, раскрасневшийся, в распахнутой до пояса гимнастёрке, поднялся и приоткрыл забранное снаружи решёткой окно. Женщины потянулись на кухню за пирогами.
Угоразд, как всегда, спорил с Вертюхом. Он расчистил перед собой на столе место и доказывал что-то, двигая тарелки и ложки. У него была давняя задумка поймать Бегемонстра, запрячь его и поехать на нём за горы. Скептичный Вертюх на все его предложения неизменно отвечал пренебрежительным: "ну, это ты, брат, загнул". Угоразд кипятился и ещё яростнее двигал посуду, но, судя по всему, Бегемонстры пока могли спать спокойно.
Кша рассказывал невесте и тёще о том, как Карачун спасал Маргариту, причём, главную роль в спасении играл почему-то не Карачун, а сам Кша. Прыщавка восторженно смотрела на него, не забывая время от времени подносить ко рту ложку с салатом. Принесли пирог и киселяву. Карачун почувствовал, что в него больше ничего не войдёт, и отодвинулся от стола. Маргарита слабо отнекивалась от пирогов, которые подсовывала ей Занозка.
Дом вдруг содрогнулся, на столе звякнула посуда, из кувшинов выплеснулась квасня. Никто не обратил на это внимания. Маргарита посмотрела сначала на потолок, потом на Карачуна.
- Ничего, - сказал он. - Всё нормально. Затоптаги за забором шалят. Дерутся или упал кто. Здесь такое часто бывает.
За стол вернулись Бодайло с Тырканцем. От них пахло табаком, и Карачуна тоже потянуло на курево.
- Что это вы кислые такие? - спросил он, глядя на невесёлые лица мужиков. - Случилось чего?
- Хороший вопрос! - обрадовался Оглоед. - Я как утром глаза открою, так сразу себя спрашиваю: "А не случилось ли со мной чего?"
- Ты бы пил поменьше, балабол, - оборвала его Занозка. - Не тебя спрашивают, не тебе и отвечать.
Бодайло вздохнул и приобнял пригорюнившуюся жену:
- Да глупость, Андрюха, право слово. Лизавете вот приснилось на днях, что в меню новую станцию добавили. Так, понимаешь, и называется - "Мезозония-Узловая". Встали мы с ней, значит, на платформу и... вернулись.
- Мне чего только не снилось, - невнятно пробормотал Шанежка. - Чепуха всё это. Не вернёмся мы.
- Чего же ты тогда на трансфер каждое утро прыгаешь? - спросил Тырканец.
- Ну, прыгаю. И что? Далеко упрыгал?
- Ищите и обрящете, - сказал Бодайло голосом Митяя. - Прыгайте и допрыгаетесь.
- Вот мы и обрели, - вздохнул Шанежка. - Глаза бы не смотрели.
- Э-э, Михалыч, а ты по-моему, уже хорош, - сказал ему Прыщун.
- Не вернёмся мы. Чего там! Правильно Рита говорит. Сами себя обманываем.
- А я говорю - вернёмся! - упрямо сказал Бодайло.
- Нет, - Шанежка обречённо мотал головой. - Нет.
- А я вернусь. Назло всем этим гадам ногастым вернусь.
- Ну, положим, вернёшься ты! - закричал Оглоед. - Вернёшься! Назло всем Крокозябрусам. А там твой двойник. А у него твоя бывшая жена. Он твоих детей воспитал, в твоём доме живёт, он добился всего, чего ты так в той жизни хотел добиться. И что ты ему скажешь?
- Он ему скажет "давай выпьем", - сказал Карачун.
Все засмеялись.
- Ничего я ему не скажу, - вздохнул Бодайло - Будем с Лизаветой жить сами по себе. Своей жизнью.
- А в жизни той у вас ни земли, ни денег, ни дома, ни пенсии, ни документов. И будете вы там бомжи, которые никому не нужны, - жестко сказал Шанежка. - Вот тогда и вспомните, как вам здесь жилось. Дом свой вспомните, хозяйство оставленное... Локти кусать будете, я тебе говорю.
- Выжил здесь, среди этих, выживу и там, - не слишком уверенно возразил Бодайло. - Я сильный, я смогу.
- Звучит красиво, да только планом это, как говорил Митяй, не предусмотрено, - Шанежка хлопнул ладонью по столу.
- Каким планом? - сразу оживилась Маргарита.
- Да не слушай ты их, Рита, - махнула рукой Угораздиха. - Мужикам лишь бы поспорить. Навыдумывают всякой ерунды и носятся теперь с ней, головы себе морочат. До причины всё докопаться хотят. А, по-моему, так никакой причины и нет. Просто жизнь у нас так повернулась, вот и вся причина.
- Э-э, вы, бабы, ничего не понимаете, - Тырканец повернулся к Маргарите, которую он бабой, очевидно, не считал. - Отец Митяй с Андрюхой как-то додумались, что нас всех сюда специально забросили. Будто бы у кого-то есть такой Генеральный план освоения Мезозонии. А мы вроде как передовой отряд. Смертники-работяги. Выделили нам, значит, эту долину, живите, осваивайте, размножайтесь. Если получится.
- Кто выделил?
Тырканец усмехнулся:
- Да кто угодно. Хочешь богом назови, хочешь пришельцами.
- Дьявол это, - загробным голосом сказал Оглоед. - Бог бы на такое не пошёл. Он людей любит. Сатана с нами забавляется.
Маргарита посмотрела на Карачуна.
- Не бери в голову, - отмахнулся он. - Это мы с Митяем как-то квасни перепили.
- Ну не скажи, - возразил Бодайло. - Кое-что вы верно подметили. У меня всё до последнего слова записано, весь ваш тогдашний разговор. Шутки-шутками, а я голову дам на отсечение, что Митяй неспроста об этом заговорил. Он всегда был уверен, что не всё здесь так просто.
- Почему? - спросила Маргарита. - Почему он так думал?
- А пусть Карачун тебе сам расскажет.
Карачун усмехнулся:
- Ладно, расскажу.
Он вилкой прочертил на скорлупе яйца первую линию:
- Складывается такое впечатление, что всех нас словно бы отобрали. Угодили мы сюда вроде бы случайно, но всё-таки случайных людей среди нас нет. Все мы смогли выжить здесь даже в одиночку, никто не ударился в панику, все сумели освоиться и принять правила игры. Хотя, конечно, всем поначалу было очень тяжко. Но смогли прижиться. И более того. Только нам кто-нибудь понадобится, ну, плотник там, скажем, или врач, как сразу - щёлк! - и появляется нужный человек. Ну, не сразу, конечно, но так или иначе нехватка восполняется. Это Митяй первым заметил. Дошло до того, что он несколько раз предсказал, кто появится следующим. Прыщунов предсказал, Шанежек... Чем это объяснить? Совпадением? - Карачун покачал головой. - Слишком много совпадений. И почему в Мезозонию не попадают ни дети, ни старики, ни инвалиды, ни больные? Ведь трансферами пользуются все.
- А может быть... Я хочу сказать, что они попадают, но...
- Но выживают только сильнейшие, - закончил её мысль Карачун. - Что ж, возможно и такое. Правда, мы ещё ни разу не находили следов подобных несчастий. Ни одной бесхозной трансфер-кабины. И, честно говоря, мне даже думать не хочется, что что-нибудь в этом роде здесь происходит.
- Во-вторых, - он провёл ещё одну черту. - У нас почти равное число женщин и мужчин. Прибывают или семейные пары или одиночки, которые в конце концов образуют новые семьи. Только Митяй был один, и вот Занозка с Оглоедом никак не могут договориться.
Его так и подмывало сказать, что Риту забросили специально для него, но он, конечно, не сказал. Хотя всем вокруг это было предельно ясно.
- В-третьих, все в долине или русские или говорят по-русски. Не считая Кши.
- Моя тоже уметь говорить по-русски, - возмутился Кша. Прыщавка захихикала, глядя на него влюблёнными глазами.
- Иногда я жалею об этом, - отозвался Карачун. - А за горами, например, живут канадцы. Если верить тому охотнику. Самое любопытное, что это никак не зависит от точки отправления трансфера. Я, скажем, попал сюда прямиком из Питера, а Тырканец сиганул аж из Антарктиды. О тебе я вообще молчу.
- В-четвёртых, - яйцо уже было похоже на маленького кабанчика. - Нас обеспечили всем необходимым для сносной жизни: инструментом, одеждой, кое-какой техникой. Даже семенами и лекарствами. То есть, одичать и деградировать мы не можем по определению.
- Как обеспечили? - удивилась Маргарита. - Посылки, что ли, присылают?
- Посылки, - подтвердил Карачун. - И главной посылкой можно назвать армию бедняги Ухмапса. Кроме того, к нам время от времени проваливаются грузы с трансферных торговых линий. Очень нужные грузы. У Бодайло в сарае уже целый склад. У нас с Кшой тоже кое-что есть. Да у любого спроси. Вот и попробуй теперь доказать, что все эти факты никак не связаны.
Карачун перечеркнул короткие линии одной длинной. Он не стал говорить, что он может привести с десяток доводов, которые столь же эффектно их теорию опровергают. Сам же Митяй их и высказал. Интересно, а эту часть разговора Бодайло тоже записал?
- Мне что-то не нравится думать, что кто-то меня отбирал для этого заселения. Как подопытную мышь, - сказала Маргарита.
- Все мы мыши, - сказал Оглоед. - И никуда от этого не деться.
- Так давайте же выпьем! - вскинулся Кша. - За мышей!
А у Карачуна вдруг возникло отчётливое ощущение, что с ним уже было такое, что когда-то давно он так же сидел и говорил те же самые слова. Или он где-то читал что-то чертовски похожее. Ощущение было мучительным, словно он против воли заходит на второй круг и заранее знает, что его ожидает впереди, и не может свернуть.
Он с усилием отвлёкся.
- ...а вы, значит, уверены, что попали сюда случайно? - спрашивала Маргарита через весь стол у меланхоличного Штыря.
- Может, и не совсем случайно. - Штырь поскрёб бороду. - Никто ведь ещё толком не разобрался, что такое Т-переход и как он действует... - Маргарита протестующее дёрнулась, но промолчала. - Может быть, там, на Земле, умные головы скоро научатся использовать его для перемещения в другие миры. Представляете, прибывают сюда исследователи, а здесь уже мы живём. Здрасьте, гости дорогие!
Кто-то вздохнул. Оглоед потянулся за графином. Карачун посмотрел на Маргариту. Она побледнела и закусила губу. Потом встала и вышла из комнаты вслед за Прыщихой.
Минут через десять к Карачуну подошла Угораздиха:
- Андрей, там Рита в сенях стоит. Одна. Ты бы пошёл, поговорил с ней. Как бы она во двор не вышла. Ночь ведь уже.
Карачун кивнул и вышел из-за стола.
В сенях было темно. Маргарита сидела у окна и смотрела во двор. Он подошёл и встал рядом. В свете, льющемся из окон гостиной, были видны бегающие по двору проворные чешуйчатые тела.
- Кто это? - спросила она шёпотом.
- Хватогрызки со Скорожуйками. Они всегда по ночам резвятся.
- Андрей, а какие здесь звёзды?
- Со звёздами у нас туго. Сплошные тучи круглый год. Я чистого неба ещё ни разу не видел.
- А если забраться на дерево? Они же выше облаков.
- Неплохая идея, - сказал Карачун. - Только Бронегутангам она не понравится. И Крокодактилям.
- По звёздам можно было бы определить, куда мы попали.
- Когда-нибудь мы попробуем это сделать, - он помедлил. - Рита...
- Да?
- Ты ведь уже всё поняла, правда?
- О чём ты?
- О тебе. Не говори пока никому, из какого года ты сюда попала. Дураку станет ясно, что если и через пятьдесят лет там не слышали о нашей дыре, значит, никто из нас так и не вернулся. Иначе ты хоть что-нибудь должна была знать. Открытие нового мира - это сенсация.
- А сенсации не было, - сказала она.
- Но может, всё же...
- Нет. В том-то и дело. Я ничего не знаю. Ничего, - она заплакала. - У меня там мама. У меня там всё. Я через пятьдесят лет старухой буду, и всё равно никакой гарантии, что и через пятьдесят лет я смогу вернуться, что вообще доживу!
Он молчал, не зная, как и чем её утешить.
- Понимаешь, - начал он. - Что бы они не говорили, они всё равно все верят, что однажды трансфер сработает, и они вновь окажутся на Земле, в нормальном мире. Если ты им всё расскажешь, ты убьёшь последнюю надежду. Я боюсь, что не все смогут это пережить. Оглоед несколько лет назад отравиться пытался. Занозка успела его откачать. А теперь он пьёт. И Шанежка пьёт. Прыщуны сейчас ожили немного, а сначала вообще ничего не хотели делать, даже спали на платформе.
- Я не скажу, Андрей, - Маргарита достала платок. - Но мне так плохо.
- Мы все через это прошли, - сказал он. - Слабое утешение, я знаю. Но что поделаешь?
В гостиной кто-то запел высоким приятным голосом.
- Прыщавка поёт. У неё голос хороший.
- Почему вы её так зовёте? У неё красивое имя - Наташа.
- Это ещё от Митяя повелось. Он всех нас перекрестил. Говорил, что на новом месте и имена должны быть новые. И смешные, чтобы не загнуться от тоски.
- Но почему именно Прыщавка?
- Они в первые месяцы какой-то чесоткой болели. Ходили все в прыщах, словно их комараны покусали. Какая-то аллергия. Потом прошло. Да мы все болели.
- А почему ты - Карачун?
- Потому что я чуть не умер. Как говорил Митяй, карачун мне чуть не пришёл. Ну и фамилия у меня похожая - Каратыгин. Я лихорадку подхватил, еле выкарабкался. Ну и стал Карачуном.
- Значит, я тоже заболею?
- Скорее да, чем нет. Но ты не бойся, мы теперь умеем лечить все здешние болезни.
- И как же вы меня назовёте?
- Смотря какая хворь тебя скрутит. Шанежек, например, так раздуло, что головы у них были шире плеч. У Шипелок голос пропал, около полугода немыми ходили, шипели друг на друга, словно змеи. Оглоед обжорством заболел. Жрал всё подряд, даже лягушек живьём глотал. Но ты, вероятнее всего, переболеешь обычным облысением. Волосы начисто выпадут и не будут расти, пока у тебя не выработается иммунитет. Бывает, правда, что так и не отрастают. Ты не заметила, что у Занозки парик? Во-от... И будем мы тебя звать Облысихой. Или, ещё лучше, Коленкой.
Маргарита схватилась руками за голову.
- Господи, - простонала она. - Ещё и это! За что?!
Он сел на подоконник и засмеялся:
- Ну вот, ты опять поверила. Как же легко тебя обмануть.
- Дурак! - взвизгнула она. - Идиот! Я чуть не поседела, когда представила себя лысой или раздутой! Выходит, и всё остальное ты придумал?
- Конечно. Только прыщики правда, - он, смеясь, защищался от её кулаков. - Надо же было как-то тебя расшевелить.
Он наконец поймал её за запястья и посмотрел в упор в её тёмные глаза. Маргарита не пыталась освободиться, и у него перехватило дыхание. Сердце застучало тяжело и громко. Она молчала, и он потянул её руки на себя.
В дверях громыхнуло, и в сени ввалился Оглоед.
- Извиняюсь, - сказал он нетвёрдо. - Ошибка, понимаешь, вышла. Не в ту дверь, понимаешь, вошёл.
Маргарита вырвала руки и проскользнула мимо него.
- Я вам очень помешал? - спросил Оглоед виновато.
- Я тебя сейчас удавлю, - прохрипел Карачун, хищно протягивая к его шее скрюченные пальцы. - Ты мне, гад, жизнь только что сломал.
- Эй-эй, Андрюха! Опомнись! - Оглоед испуганно попятился, упёрся в стену и сполз по ней на пол. - Я же не знал. Ты что? - но, разглядев в полутьме лицо Карачуна, вздохнул с облегчением. - Ах ты, чертяка, опять подловил.
Он с трудом поднялся и отряхнул штаны.
- Нет, Андрюха, не завидую я Ворчавке и обоим Кшам. С тобой жить - лучше сразу к Гарпиявкам в пасть. Ты кого угодно с ума сведёшь. Второй Митяй, честное слово.
Карачун негромко засмеялся:
- Что же ты, Иван, нервный такой?
- Меня Бронегутанг в детстве напугал, - Оглоед помотал головой. - И вот что я подумал, Андрюха. Давай, пойдём выпьем.

* * *

Уезжали они последними, проводив всех гостей. Тырканцы, Угоразды, Штыри и Бодайлы, решившие погулять в доме жениха, уехали первыми, а виновники торжества собраться вовремя не успели, остались ещё на одну ночь и, если бы не Карачун, ещё неизвестно когда бы они отправились в путь.
Прыщуны долго прощались с дочерью, мать слегка всплакнула, но они были, конечно, рады, что у неё всё так удачно получилось. Сияющая Прыщавка весело махала им рукой даже после того, как повозка уже выехала из выполза, и люк захлопнулся.
Потом она сидела вместе с Кшой и следила за дорогой. Ствол огнемёта возвышался над ними, и Прыщавка, как и её муж, щеголяла в новеньком комбинезоне унтер-капрала. Рядом с пустой бочкой громоздился сундук с приданым и корзины с подарками бабке Ворчавке.
Карачун подгонял Ужавра. Бледная Маргарита сидела рядом с ним и с опаской выглядывала из-под навеса. Вверху опять мелькали хвосты Крокодактилей и зубастые морды Страусавров.
- К вечеру до ухорона доберёмся, - говорил Кша Прыщавке, словно та впервые выезжала за ворота хутора. - А там и до дома рукой подать. Бабка уже, верно, заждалась.
- А она не вредная? - спросила Прыщавка. Ей нравилось изображать из себя невесту из далёких краёв.
- Ужас, до чего вредная, - отозвался Карачун. - Страсть как любит щипаться и драться половником. Она мне так и сказала: я, мол, этой Прыщавке покажу, где Диплохряки зимуют. Она у меня днём и ночью полы драить будет.
Все расхохотались, даже Маргарита улыбнулась.
Вскоре над ними прошла парочка Затоптагов. Повозку сильно тряхнуло.
- Начинается, - сказал Карачун, подбирая упавшие вожжи. Он хотел похохмить, но схохмить не получалось, потому что с того, первого вечера его мучил один свербящий душу вопрос. Хотела ли Маргарита, чтобы он её поцеловал, или она тогда ни о чём таком не думала? Проклятый Оглоед! А сама Рита за эти дни ничем не дала понять, что между ними что-то было. Хотя, если честно, то ничего ещё и не было.
Он сказал негромко, чтобы не услышали Кша с Прыщавкой:
- Знаешь, Рита, что мне сегодня в голову пришло. Возможно, это не ты провалилась в прошлое, а, наоборот, мы перепрыгнули в будущее. Или что время в Мезозонии в самом деле идёт по-другому. Например, быстрее в несколько раз. И не исключено, что мы сможем вернуться, но уже не в наше время, а в твоё.
- Утешаешь?
- Утешаю, - согласился он.
- Вам в моём времени будет плохо.
- Хуже, чем здесь?
- Разве вам здесь так уж плохо? По-моему, вам очень даже нравится ваша жизнь. Вы так основательно здесь устроились. Считаете себя чуть ли не хозяевами Мезозонии, ничего и никого не боитесь. А на Земле вы начнёте скучать о своих хуторах, об Ужаврах и Крысоцерапторах, о кваснее с киселявой, и о том, что так и не успели съездить к канадцам за горы.
- А я вообще никуда не хочу возвращаться, - заявил Кша. - Тем более, на Сигамастус. Император ввёл тотальную воинскую повинность, и если у нас будет сын, то его с первого дня жизни зачислят в пехотный полк, а если дочь - в санитарный батальон. Мы лучше здесь жить будем, правда, Наташка?
- Правда, - сказала Прыщавка. - Нам и тут будет хорошо.
Да, подумал Карачун, а когда мы приедем, ты первый побежишь в пристройку и Наташку за собой потащишь. А потом я побегу. И Рита. Уж она-то точно на платформе спать будет.
Крышка вдруг откинулась, и ко всеобщему удивлению из бочки показался заспанный и пропахший кваснёй Оглоед.
- Люди, - сказал он хрипло. - Гибну от жажды. Кто спасёт умирающего глотком киселявы?
- Изыди, - сказал Карачун. - Ты же с Занозкой уехал. Я своими глазами видел. Тебя здесь нет. Ты нам мерещишься.
- Сбежал я от неё, - признался Оглоед. - В последнюю минуту сбежал. Хочу ещё на воле погулять.
Маргарита протянула ему флягу.
- Вот настоящий человек! - воскликнул Оглоед, оживая. - Одна Рита зла на меня не держит.
Он осушил флягу и вздохнул:
- Эх, братцы, хорошо-то как! Жить бы так и жить!
- Тормози, - сказал сам себе Карачун, натягивая вожжи. - Кша, дай-ка мне огнемёт.
Впереди в канаве сидела раздувшаяся Паукатица. Она хищно скрежетала жвалами и разматывала паутину, готовясь набросить её на Ужавра.
Карачун прищурился и протянул огнемёт Оглоеду:
- Иди, Ваня, отрабатывай за проезд. Покажи Рите, на что способны ветераны.
Оглоед озадаченно крякнул, подхватил огнемёт и пошёл прямо на Паукатицу, лохматый, грузный, уверенный в себе мужик.


07.12.2012



 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"