Луконина Олеся Булатовна : другие произведения.

Королева

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Семнадцатилетняя Варвара Жукова - сирота и живёт с бабушкой в маленьком приморском городке. Она привыкла сама себя обеспечивать и знает, чего хочет добиться в жизни. В их класс приходит новенький, приезжий москвич Андрей Королёв, по прозвищу Король, из очень зажиточной семьи. Он пытается приручить девушку, соблазнить её возможностью обучения в Америке. И он добивается своего - Варя в конце концов сдаётся и уезжает вместе с ним в Калифорнийский университет. Но она никак не может забыть младшего брата Короля - Серёгу, талантливого рок-музыканта...
  * * *
  Жучкой её звали с детского сада - из-за её фамилии.
  Жукова.
  И не пренебрежительно, а с лёгким страхом и тяжёлым уважением. Тот, кто пробовал произнести это прозвище пренебрежительно, немедленно получал в морду и по яйцам, если это был пацан. Впрочем, Жучка и водилась только с пацанами, презирая писклявых девчонок как класс. Так было с тех самых пор, как она научилась ходить, и вплоть до её нынешних шестнадцати лет.
  Варей её звала только бабка, единственная родная душа. Ни дедки, ни репки, ни прочих персонажей у них с бабкой не наблюдалось.
  К этому Жучка давно привыкла, как и к тому, что в их доме всегда не хватает денег, а у неё самой - модного шмутья и навороченных девайсов.
  Но она точно знала, что у неё будет всё, что ей надо. Она этого добьётся - любой ценой.
  Потому что у неё были мозги, железная воля и, главное, - сила.
  Свою внешность она особо не ценила, хотя знала, что красива. Что ж, и это сослужит ей службу, если понадобится. Она давно поняла, что подавляющее большинство мужиков думает второй головой, и презирала их за такую тупость. Но это могло стать ей полезным, как любая другая чужая слабость, которая служила почвой для её силы.
  В детстве она психовала из-за того, что родилась девчонкой. Сейчас - нет. Но по-прежнему коротко стригла густые русые волосы и ходила на тренировки по боксу.
  Она как раз вышла из спортшколы, когда в кармане куртки запиликал мобильник. Жучка раздражённо бросила:
  - Да!
  - Ты придёшь? - спросил чуть запыхавшийся просительный голос.
  Махно, кто ж ещё.
  Жучка помедлила с ответом. Вообще сегодня после тренировки она собиралась посидеть в Интернете, а не болтаться в гараже с кодлой Цыгана. С другой стороны, чуток расслабиться тоже хотелось.
  - Приду, - буркнула она и нажала кнопку отбоя.
  Сам Цыган сидел на зоне третий месяц из выданных ему судьёй пяти лет. Ещё повезло: за тяжкие телесные мог и больше огрести. Сорвался по пьяни в какой-то сваре, дурак.
  Он писал ей из колонии несколько раз - в письмах этих сквозь браваду прорывались страх и растерянность.
  Жучка ему не отвечала. Жалость - это унизительно, это не для неё и не для Цыгана.
  Профукать так же бездарно собственную жизнь она не собиралась, поэтому в последнее время сторонилась прежней компании. Хотя компания эта давала ей довольно много, и она не могла этого не признать: азарт, кураж, беззаботность. Абсолютную власть - хотя бы над этими пацанами. Кое-какое бабло, когда пацанам удавалось почистить на диком пляже какого-нибудь местного лоха или заблудившегося бухого отдыхайку.
  Ну и Цыган, конечно, был неплох. Ему она в своё время дала только из любопытства и симпатии, а также, чтобы закрепить свою власть над ним. А не из какой-то там любви. Любовь-морковь - это только в бабкиных слюнявых сериальчиках. Секс - штука что надо, но терять голову из-за какого-то мужика и видеть в нём смысл жизни - данунафиг.
  Её мать так и поступила - поехала за отцом на северные заработки, когда Жучке было всего три года, оставив её с бабкой. Ну и разбились вдвоём с отцом на трассе, ведущей в какой-то грёбаный Когалым.
  У них с бабкой остались только две пенсии: её сиротская и бабкина старушечья, а также льготы по квартплате.
  Иногда Жучка размышляла, лёжа ночью без сна в своей спартанской комнате: что же в действительности есть на том свете. Бабка ставила в церкви свечки за упокой души и любила поговорить о том, что отец с матерью стали-де ангелами-хранителями Вареньки. Её же передёргивало от этой глупой болтовни, и она резко обрывала бабку. Ещё чего, хранители!
  Кроме неё самой, ей никто не поможет.
  К гаражу Махно Жучка подошла, когда уже начало темнеть. Впрочем, в их южном городе зимой вообще темнело рано, и это было единственной приметой зимы. Даже снег шёл обычно всего пару раз за зиму. Ну и к Новому году наезжали загорелые абхазы с мешками зеленоватых, но очень вкусных мандаринов, торгуя ими у каждого продуктового ларька. Да платаны на центральной аллее обрастали цветными гирляндами огоньков, а на площади у набережной воздвигалась огромная ёлка. Искусственная, конечно.
  Слегка поддатые пацаны встретили Жучку радостными воплями. Одна пустая бутылка из-под водки уже валялась возле импровизированного стола, на котором красовался разломанный лаваш и кое-как покромсанная кровяная колбаса. Здесь же высилась трёхлитровая банка маринованных зелёных помидоров - Махно потихоньку прикладывался к родительским запасам.
  Сам Махно восседал на перевёрнуто ящике и приветственно салютовал Жучке пластиковым стаканом. Паяц.
  Сравнения с отчаянным азартным Цыганом Махно не выдерживал, хотя, понятное дело, не прочь был бы заменить его не только на посту вожака стаи, но и с нею в койке.
  Обломится, шестёрка. Подумаешь, император.
  Жучка скупо ему улыбнулась и взяла услужливо набульканный ей стаканчик. Водку она не любила, но могла выпить много, почти не пьянея - голова у неё была на диво крепкая, и пила она всегда вровень с пацанами, оставаясь при этом на ногах. В отличие от некоторых из них.
  Она присела на ящик, глотнула из стакана, закусила колбасой. В желудке мгновенно разлилось тепло. Ей это нравилось, как и пустой беззаботный трёп под переборы махновской гитары. Особенно если тот пел не блатняк, а какое-нибудь душевное старьё - Макара там, или Цоя, или "Чайф". Ну и Трофим ещё годился.
  Когда все изрядно разогрелись, Махно предложил прогуляться на дикий пляж, к морю, пожарить на костре остатки колбасы и сосисок под третью бутылку бухла.
  Жучка считала, что бухать уже хватит, но то было их дело. А море... море - да, туда её всегда тянуло.
  Но до моря они дойти не успели: незнакомый парень встретился им сразу за гаражами.
  Высокий, модно прикинутый, на вид не старше них.
  И первым обратился к ним - с московским выговором:
  - Ребят, не подскажете, как на Морскую выйти? Мы там только что дом купили, а я гулял и заблудился. И навигатор накрылся, потому что мобильник сел.
  Улыбка этого идиота сияла ярче уличного фонаря.
  Махно вопросительно глянул на Жучку, и та, помедлив, усмехнулась и коротко кивнула.
  Обхохотаться! Навигатор у него накрылся... Лох несчастный, ещё и сообщает об этом!
  Но на лоха он не походил.
  На слабака - тоже.
  Жучка вмиг угадала в этом рослом белобрысом парне силу. Такую же силу, что была в ней самой.
  Но против пятерых ему было не выстоять. Против лома нет приёма.
  Поэтому его в конце концов скрутили, съездили по смазливой морде и по почкам, прижали к стене и вытряхнули всё, что было ценного - крутую мобилу, плейер и кучу бабла. Москвич после первоначального бешеного сопротивления, поняв, что силы неравны, молчал, только сплюнул кровь на кроссовки Махно, когда тот его шмонал. За что ещё раз получил по морде. И под рёбра.
  - Хорош, - неожиданно для себя скомандовала Жучка. - Уходим. Ну?
  Взгляд его единственного целого, - второй заплыл кровоподтёком - голубого глаза остановился на ней.
  Исчезая в проулке вслед за пацанами, она вдруг почему-то подумала, что на месте этого незнакомого парня вела бы себя так же. Драться до последнего, а если одолеть противника не выгорело, что ж, забей. Не унижай себя бессмысленным трепыханием. Стерпи, пусть себе тешатся победой. А потом - отомсти.
  
  * * *
  Какое-то время Жучку царапало воспоминание об этом приезжем мажоре, главным образом потому, что он был не пьян, вменяем и, возможно, хорошо их запомнил. Но прошла уже неделя, барахло мажора они благополучно загнали, бабло поделили, и никто их не беспокоил.
  Приближался Новый год и каникулы. В классе вяло обсуждали, не завалиться ли в пустующий пансионат под городом, благо, не курортный сезон и дёшево, Махно забрасывал удочки насчёт хорошо погудеть у него на даче, а Жучка лениво подумывала, не дать ли ему уже наконец.
  Вообще-то ей не хотелось ничего.
  Ни пансионата, на Махно, ни этого грёбаного Нового года.
  Она не любила Новый год. Бабка, чуть выпив, начинала реветь и молоть обычную чушь про сиротинушку, по зомбоящику крутили редкостную хрень, а на улице всякие уроды до утра взрывали петарды.
  Праздник к нам приходит, праздник к нам приходит, блин.
  Загадай желание под бой курантов, и оно непременно сбудется.
  Как же, ждите!
  В середине декабря Жучка поехала на зональные соревнования по боксу, вернулась рано утром через несколько дней, недовольная своим вторым местом, и решила отправиться в гимназию, благо успевала к первому уроку. Занятий она старалась не пропускать: ни уроков, ни консультаций, ни дополнительных часов по подготовке к будущим ЕГЭ. Хотя десятый - ещё не выпускной, тем не менее.
  Её одноклассники, вернее, их родители, тратили приличные бабки на репетиторов. Она же могла сэкономить хотя бы на этом. Особенно хорошо ей давались языки и точные науки.
  Жучка распахнула дверь класса.
  И остолбенела.
  Белобрысый мажор сидел за первым столом в первом ряду и широко, как тогда, улыбался. Кровоподтёки уже зажили, и теперь было отлично видно, что он, гад, красавчик.
  И таращился он на неё в оба своих голубых глаза.
  Значит, узнал.
  Лишь секунду помедлив в дверях, Жучка кивнула классной, буркнула: "Здрасте" и прошествовала на своё место.
  Пофиг, пляшем.
  
  * * *
  Да, это она была тогда в проулке, сто процентов, эта девчонка.
  Королю казалось, что он сейчас взлетит к потолку от нахлынувшего ликования.
  Наконец-то нашёл!
  На ней были потёртые джинсы и тот же серый длинный свитер, что и тогда. Короткие русые волосы взлохмачены, тёмные глаза в тени длинных ресниц сощурены. Пройдя к своему месту во втором ряду с гибкой ленивой грацией львицы, она небрежно кинула на пол сумку и села.
  Узнала - Король в этом не сомневался.
  Классручка похлопала ладонью по журналу.
  - Итак, у нас новенький. Он решил придти к нам перед каникулами, чтобы наладить отношения до начала второго полугодия. Познакомьтесь, Андрей Королёв.
  Король поднялся и от души улыбнулся, зная, что все сейчас жадно оценивают его внешность и прикид, и ещё зная, что с этим у него всё в порядке.
  Даже более чем.
  Самое главное - чтобы это оценила она.
  Но она на него даже не смотрела. Перекинулась парой слов с соседом, потом сосредоточенно порылась в своей сумке. И только когда классручка завела речь про полугодовые отметки, она искоса метнула в его сторону короткий взгляд из-под ресниц.
  - Это что за девушка пришла сейчас? - осторожно спросил он у соседки, белокурой, кудрявой и хорошенькой - имя Ляля очень ей подходило.
  Та надула и без того пухлые губки и наконец нехотя отозвалась:
  - Это Жучка. Варвара Жукова.
  
  * * *
  Жучка бы удивилась, если б он не подошёл к ней в школьном дворе, где стоял, окружённый пацанами из их класса. Те, конечно, восторженно пялились на его цацки, делая вид, что не завидуют, - айфон небось, айпод, все дела.
  Жучка обернулась и спокойно подождала, пока он её догонит - парой широких шагов, махнув одноклассникам рукой и ослепительно улыбнувшись.
  Король, блин.
  - Ну? - бросила она, презрительно прищурившись.
  - Поговорим? - предложил он беспечно, но уже без улыбки. - В кафе посидим?
  Жучка уже понимала, что он её не сдаст. Что он сейчас поведёт свою игру, целью в которой и выигрышем будет она сама.
  И... - она прислушалась к себе, - внутри от этой мысли разгорался не гнев, а огонь азарта.
  Что ж, мальчик, поиграем!
  Они присели под зонтиком уличного кафе, уже открыто рассматривая друг друга. Она - ямочки на его щеках, упрямый подбородок, пшеничную чёлку, длинные уверенные пальцы. Он - её прищуренные карие глаза в тени густых угольных ресниц, тонкий профиль, высокую грудь, обтянутую серым свитером, стройные, бесконечно длинные ноги.
  Король чувствовал, что у него сбивается дыхание от одного лишь взгляда на неё. Так его ещё не заводила ни одна девчонка в его уже достаточно богатой приключениями почти семнадцатилетней жизни.
  Безошибочное чутьё подсказывало ему, что секс с ней будет феерией. Но даже не в этом было дело. Силу - вот что он чувствовал в ней. Равного себе противника.
  - Почему ты ходишь с этими?.. - выпалил он.
  Она повела плечом и отозвалась вполне ожидаемо:
  - Не твоё дело.
  - Можешь сильно вляпаться.
  - Опять же не твоё дело, - усмехнулась она краем ярких, несмотря на отсутствие помады, губ.
  - Ты достойна большего, - упрямо продолжал Король.
  Её тихий глубокий смех прозвучал как музыка.
  - Да ты прямо грёбаный "Л"Ореаль"! Вы этого досто-ойны!
  Он досадливо поморщился:
  - Тебе не идёт вульгарность.
  Она опять сощурилась, будто прицеливаясь:
  - Не нравится - вали.
  - И кличка эта тебе не идёт, - продолжал тот невозмутимо. - Я тебя буду по-другому звать.
  - Это как же?
  - Королева.
  
  * * *
  Теперь он каждый день провожал её после школы. На тренировку, в кафе или в кино. Погулять к морю. Они разговаривали обо всём и ни о чём. Болтал в основном он - и не только о себе любимом, но и о политике, о музыке, о технике, о каких-то Интернет-новостях...
  Так прошла неделя.
  Жучка прекрасно понимала, что он уже разузнал о ней всё, что мог, у кого только мог, и ждала от него начала военных действий. Но он всё выжидал.
  До этого дня.
  - Встретим Новый год вместе? - выпалил Король, едва они вышли из школьного двора на затенённую кипарисами и туями улицу.
  - Вместе - это вдвоём? - уточнила Жучка, насмешливо улыбаясь.
  Он покачал головой:
  - Нет, с моими родителями и братом.
  - У тебя и брат есть? - Её это, честно говоря, не волновало, но нужно было потянуть время.
  Король досадливо махнул рукой.
  - На год младше. Сейчас в девятом, в пятой школе. Раздолбай. Сс репетиторами и то еле тянет. Куда поступать будет, не знает. Только на гитаре хорошо бренчит.
  - А ты куда будешь поступать, уже знаешь? - с усмешкой спросила Жучка. - В МГИМО? Или сразу в Гарвард?
  Он легко рассмеялся и непринуждённо взял её за руку:
  - Ты поедешь со мной?
  - В Гарвард что ли? У меня мозгов не хватит.
  - У тебя на что угодно мозгов хватит, - отозвался он уже серьёзно, и она, вскинув на него глаза, поверила, что это сказано не с целью к ней подольститься.
  Он и в самом деле так думал.
  - Мозгов - может быть, - резко бросила она, выдёргивая руку. - А денег?
  - Можно же узнать насчёт квот и стипендии, - спокойно продолжал Король.
  - Алё, мальчик, ты об чём? - Жучка уже начинала злиться. - Кто это будет ради меня хлопотать?
  Она вообще терпеть не могла пустых мечтаний и несбыточных прожектов "вот если бы". Если бы у бабушки были яйца, она была бы дедушкой, вот и всё. Что МГИМО, что Гарвард были для неё недосягаемы, как Луна.
  В отличие от этого позёра.
  - Я тебя не дразню, не думай, - он облокотился на резную решётку, окружавшую спортшколу. - Приходи ко мне на Новый год, подробно всё обсудим.
  - Нечего тут обсуждать, - отрезала она. - Всё. Мне некогда.
  - Королева! - окликнул он, когда Жучка уже подбегала к массивным дверям спортшколы, и она машинально обернулась.
  Стоит ведь и смеется, гад.
  - Я за тобой заеду. Тридцать первого, вечером. В восемь.
  - Ага, жди! - буркнула она и хлопнула дверью.
  
  * * *
  И он ждал. Высунувшись из чёрной "хонды", чтоб вся улица видела пижона. Тачка папочкина, конечно. Если родители не решили на Новый год сопляку новую игрушку подарить.
  Ну что ж, играть так играть.
  Жучка натянула красный тонкий свитер - тоже новый, провела расчёской по волосам, чмокнула бабку в морщинистую щёку:
  - Пока, ба! Я утром вернусь. С наступающим! Там тебе подарок... на кухне.
  Уже запирая за собой дверь, она услышала, как бабка ошеломлённо заохала, и удовлетворённо улыбнулась. Недаром она целый месяц корпела по ночам над курсовыми для ленивых студентиков. Теперь у бабки был телевизор ещё и на кухне. Маленький, правда, но ей хватит.
  Увидев, как Жучка, не торопясь, подходит к машине, Король вышел на мостовую и распахнул перед ней дверцу. Она невольно ответила улыбкой на его радостную улыбку.
  - Прав-то у тебя нет, не боишься, что гайцы встретятся? Или у папочки всё схвачено? - съязвила Жучка, с удовольствием откидываясь на пружинящем велюровом сиденье.
  Он, конечно, небрежно отмахнулся:
  - Да тут два шага.
  - А не боишься, что я перед твоими родственничками буду пятернёй в салате ковыряться? - небрежно поинтересовалась она, когда машина уже выворачивала на Морскую.
  Король ухмыльнулся:
  - Во-первых, не будешь. А во-вторых, они и глазом не моргнут. Желание гостя - закон.
  - Ах-ах, как мило, - пробормотала она. - Где ты была сегодня, киска? У королевы, у английской...
  Он снова весело улыбнулся, одобрительно её разглядывая:
  - Тебе идёт красный цвет.
  Жучка только вскинула бровь.
  За стол все уселись почти сразу после их приезда - проводить старый год, как сказала мама Короля, Ольга Васильевна, высокая, прямая, очень моложавая женщина со стильно уложенными короткими тёмно-русыми волосами и истинно английскими манерами какой-нибудь вдовствующей герцогини. У папы, Ильи Александровича, была такая же пшеничная чёлка, как у сына, и такая же солнечная улыбка.
  Проводы старого года прошли чинно и благопристойно. Ни ананасов, ни рябчиков, равно как и салата "оливье" на столе не наблюдалось. Самые разные закуски были изящно разложены в корзиночках из теста со смешным названием "тарталетки". И вино, настоящее французское. Кислятина, в общем.
  Жучка ела мало, говорила ещё меньше, зная, что Король всё равно будет болтать за двоих, - что он с удовольствием и делал, - спокойно отвечала, когда к ней обращались с вопросами, - впрочем, вопросов было немного, в основном про учёбу, - и удостоилась одобрительного взгляда строгих серых глаз Герцогини, как она назвала про себя хозяйку дома.
  Тем не менее ей показалось, что родители Короля слегка напряжены - и не из-за её нежеланного присутствия.
  Когда они встали из-за стола, направляясь в его комнату на втором этаже, Жучка спохватилась и спросила шёпотом:
  - А где твой брат? Его не будет?
  - А-а, - недовольно отмахнулся Король. - Будет - не будет... Шастает где-то, даже не перезванивает, зараза, и мобильник отключил. Он у нас поэт, натура творческая... - В голосе его сквозили одновременно и раздражение, и гордость. - На море небось торчит, вдохновляется. Как Пушкин. Ему плевать, что Новый год, все его ждут, и мама волнуется.... Заходи. Вот моё логово.
  Его логово было шикарным, как он сам, как весь этот трёхэтажный особняк с галереями, солнечными батареями и спутниковыми антеннами. Плазма во всю стену, какие-то музыкальные прибамбасы, компьютер, - конечно же, самый навороченный, а вокруг него - полки с книгами и дисками.
  В нише - широченный диван, накрытый пёстрым пледом. В углу - тренажёр, не менее крутой, чем в спортшколе. Отдельная ванная с толчком, не хухры-мухры.
  По площади эта комната была, наверно, лишь немногим меньше, чем вся их с бабкой двушка.
  Король взял со стола маленький пульт, нажал - из колонок полилась тихая пульсирующая мелодия.
  Романтика, блин...
  Жучка подошла к окну и отодвинула занавеску. Ха!
  На его балкон вела отдельная наружная лестница
  - Очень удобно, - ехидно отметила она.
  - Не пользовался, не знаю, удобно ли, - откликнулся Король лукаво. - Не было ещё случая...
  - А на старом ПМЖ у тебя что, не было отдельного входа в опочивальню? - уточнила она, усаживаясь в огромное мягкое кресло перед телевизором.
  - Я тогда ещё маленький был, - отозвался он голосом примерного пай-мальчика и спокойно приземлился в то же кресло.
  - В этой комнате сорок квадратов небось, а ты другого места не нашёл? - проворчала она, откидывая голову на спинку. - Шик...
  Жучка не завидовала этому мажору. Чего завидовать? Отец-молодец, удачно ворочает капиталом. У неё когда-нибудь будет то же самое. Или... это же самое?
  Она точно знала, что Король сейчас думает о том же.
  Она остро ощущала его присутствие рядом с собой, - его мускулистое плечо, длинное бедро, всё его сильное тренированное тело, - чувствовала ненавязчивый, но будоражащий запах дорогого парфюма.
  Из-под опущенных ресниц она невольно любовалась совершенством его точёного лица, обаянием полуулыбки на твёрдых губах.
  - Ну и что ты надумала... про МГИМО или про Гарвард? - тихо спросил он. - Я знаю, что ты думала.
  - Да ты знато-ок, - протянула она, одним гибким движением поднявшись из кресла. Неторопливо прошлась по комнате, чуть пританцовывая под музыку, зная, что он наблюдает. - Думала, да.
  - И?
  - По-моему мы это уже обговорили. Я не потяну.
  - По-моему, я уже сказал, что мозгов у тебя хватит. А это главное.
  - А деньги?
  Он пожал плечами и повторил:
  - Квоты, стипендии.
  - Визы, документы, - в тон ему отозвалась она.
  - Отец всё выяснит.
  - Ну и чего ради он будет для меня хлопотать? Для девчонки с улицы?
  - Для моей девушки, - Король тоже поднялся с кресла и встал прямо перед нею. - Мы поедем вместе, и если он будет что-то выяснять и делать для меня, то и для тебя тоже.
  - С чего ты взял, что я поеду с тобой? - Жучка была рада, что голос её совершенно холоден, хотя внутри всё дрожало.
  - С того, что ты не дура, - коротко ответил он. - Ты такого шанса не упустишь. И я не упущу. Ты не ширпотреб, ты штучный товар.
  Больше он не успел ничего сказать. Зубы у него громко лязгнули, когда её кулак впечатался ему в подбородок, а из глаз посыпались искры. В следующий миг он ударился затылком об пол, застеленный, к счастью, ворсистым паласом.
  - Я тебе не товар, понял, ты, богатенький Буратино? - процедила она, подбоченясь и глядя на него сверху вниз.
  Прямо Лара Крофт, расхитительница гробниц...
  Ещё б ногу на грудь поставила - и полный атас.
  - Понял, - покладисто согласился Король, осторожно проводя языком по зубам и пересчитывая, все ли на месте. Все. Н-да, рука у неё... Он медленно обвёл взглядом её хищно напрягшуюся фигуру. А уж ноги... - А ты понимаешь?
  - Что... понимаю?
  - А вот что.
  Ещё через мгновение она тоже летела на пол, не успев увернуться, когда он резко сделал ей подсечку. Король, не дрогнув, принял на себя вес её совсем не хрупкого тела, только тихо охнув.
  - Рёбра целы, ты, псих? - выдохнула она, завороженно глядя ему в лицо, которое было совсем рядом - в паре сантиметров.
  - Целы, - беспечно отозвался он. И улыбнулся. И впился губами в её рот.
  Наконец-то!
  Их губы и языки исследовали друг друга торопливо и жадно. Так же жадно, как пальцы, проникавшие под одежду, скользившие по тёплой упругой коже.
  Они нашли в себе силы оторваться друг от друга, только когда начали задыхаться.
  - Смотри, что ты сделала! - Озорно ухмыльнувшись, Король схватил её руку и безо всякого стеснения прижал к своей ширинке.
  - Я сделала? - Она засмеялась, довольная. - Это ты самбля. Без ансамбля.
  - Так ты будешь со мной? - он перевернулся, накрывая её своим крепким телом, требовательно глядя в насмешливые, упрямые, тёмные, как смола, глаза. - Поедешь со мной?
  Ей понадобились все силы, чтобы не отвести взгляда.
  - Буду. Поеду.
  Торжествующе рассмеявшись, Король снова приник к её губам в поцелуе. И ликующе прошептал, едва оторвавшись:
  - Моя. Моя, моя! Королева!
  - Не твоя. С тобой, но сама своя, - уточнила она, облизывая саднящие губы.
  Он снова самодовольно рассмеялся, вскакивая и подымая её с пола:
  - Это мы ещё посмотрим... И кто из нас будет в топе - тоже.
  Скучно не будет, это уж точно, решила Жучка. В топе, значит. Сверху, значит...
  Ладно.
  Она дёрнула его за черную шелковую рубашку и теперь сама впилась губами в его губы. Крепко обхватив его руками, с наслаждением потерлась бедром о его бедро и выпуклость под ширинкой.
  - Ах ты-ы... - простонал Король, перехватывая её поцелуй и её руки, и толкнул вперёд, впечатывая в стену возле двери, выбивая воздух из лёгких.
  Ого!
  Ну, держись, герой.
  Изловчившись, она выдернула его помятую рубашку из джинсов и запустила ладонь под ремень, к горячечному жару его тела.
  То ли всхлипнув, то ли зарычав, он неразборчиво выругался и приподнял её над полом, ещё сильнее вжимая лопатками в стену и задирая свитер до самого горла.
  И тут у него в кармане зазвонил мобильник.
  Король зажмурился и прижался пылающим лбом к её лбу, дыша так, будто пробежал марафонскую дистанцию.
  - Ма-ама... - прохрипел он голосом умирающего гладиатора, лихорадочно шаря по карманам в поисках источника звука.
  Жучка сползла по дверному косяку, зажимая рот ладонями, чтобы хохот не прорвался наружу.
  Король облизнул губы и откашлялся.
  - Да, мама. Музыку слушаем. Пришёл? Понятно. Понятно. Да. Хорошо.
  Снова сунув мобильник в карман, он разъяренно и жалобно поглядел на неё, хохочущую теперь взахлёб:
  - Не смешно!
  Она смотрела на него сквозь выступившие от смеха слёзы - злющий, растерянный, взъерошенный, в этой расхристанной рубашке, расстёгнутой до самого пупа, он был... просто как подарок под ёлкой.
  Новогодний подарочек.
  - Умойся, что ли, - посоветовала она прерывающимся от смеха голосом. - И рубашку смени, чтоб не палиться. У тебя есть другая такая же?
  - Навалом, - проворчал Король, скрываясь в ванной.
  Кто бы сомневался...
  Из ванной он вышел уже без рубашки, вытирая лицо кипенно-белым полотенцем и искоса посматривая на неё - оценивает ли.
  Она оценила. Сложен он был не хуже гладиатора: мускулы так и перекатывались под загорелой кожей.
  - Оденься уже, хорош мне стриптиз демонстрировать, - усмехнулась Жучка, легко поднимаясь и одёргивая свитер. - Что твоя мама сказала? Контролирует?
  - Какой же это стриптиз... - хмыкнул он, вытаскивая нужную рубашку из битком набитого гардероба. - Мама? Мама сказала, что Серёга явился наконец. Пошли, познакомлю, а то опять... увлечёмся.
  Она вскинула брови, но промолчала, выходя за ним в коридор.
  Дверь в комнату напротив была распахнута настежь. Света там не было, и оттуда, из темноты, доносились гитарные аккорды.
  И песня.
  - Музицировать изволит, - непонятно усмехнулся Король.
  А её сердце почему-то дрогнуло.
  Это не были ни Цой, ни "Чайф", ни Высоцкий, ни Трофим. Такого она никогда не слышала - раньше.
  - Я буду твоим альтер-эго,
  Я буду твоей зарёй.
  Под чёрными лужами снега
  Я буду твоей весной.
  Я буду резиновой маской,
  Я буду колёсами сна,
  Стакан с нерастраченной лаской
  Моею ты хочешь до дна.
  Ты можешь почувствовать привкус
  Нектара секущихся вен,
  А ветер уронит гибискус
  В деревьев цветущую тень.
  Ты знаешь, сегодня под утро
  Я думал забавную мысль -
  Наш город - всего лишь точка,
  А я в нём - всего лишь пыль.
  И в жёлтом окна огонёчке -
  Кто свёл силуэт наших тел?
  Совпал до квадратного метра
  Вселенской рулетки предел.
  Совпал до доли минуты
  И мыслей счётчик завёл.
  Я буду твоим атрибутом,
  Я буду твоей зарёй.
  - Что это? - пробормотала Жучка полушёпотом.
  - Тебе нравится? - хмыкнул Король.
  Она не ответила.
  Слово "нравится" тут вообще не подходило.
  Не дождавшись ответа, Король нетерпеливо крикнул:
  - Эй, Серёга!
  Музыка оборвалась.
  - Чего тебе?
  Щурясь от света, в коридор вышел парень с гитарой в руках.
  Он был совсем не похож на старшего брата - хотя и высокий, но худой и узкоплечий - видимо, не считал нужным изнурять себя гантелями и тренажёрами. Лицо у него было бледным, с тонкими чертами, а чуть раскосые глаза - не голубыми, как у Короля, а серыми. Только цвет волос был таким же - пшеничная грива, небрежно собранная сзади в хвостик.
  - Песня пришла, а гитару дома забыл, - пояснил он виновато, но с вызовом.
  - А! Песня к нему пришла... - отмахнулся брат. - Смотри лучше, какая ко мне пришла... Королева! - И подтолкнул Жучку вперёд.
  Смотри, какая у меня игрушка, завидуй...
  Жучка передёрнула плечами и чуть прикусила нижнюю губу под внимательным взглядом этих серых глаз.
  Да что это с ней такое? Не хватает ещё покраснеть перед этим пацаном, как пятикласснице, которой юбку во дворе задрали!
  Надо было что-то сказать, но слова не шли с языка.
  Король же ещё что-то оживлённо болтал, но вдруг осёкся, когда его младший брат взял Жучку за руку и поднёс её пальцы к губам.
  Отпустив наконец её руку, Серёга усмехнулся шало и нежно, глядя в её широко распахнувшиеся глаза цвета крепкого кофе:
  - Привет, Королева!..
  ...И встреча Нового года под бой курантов, и раздача подарков - Жучка попробовала было отказаться от навороченного плейера, но Илья Александрович, нацепивший, к её немалому изумлению, дедморозовскую бороду и красный колпак, не стал слушать её сбивчивых возражений, - и совместный выезд всей семьи на набережную, где грохотали фейерверки... всё это пролетело для неё, как во сне.
  И шампанское, - "Дом Периньон", как гордо заявил Король, - махом ударившее ей в голову, было тут совсем ни при чём.
  Виноват был только этот взгляд. Неотступный взгляд молчаливого пятнадцатилетнего пацана.
  "Совпал до квадратного метра
  Вселенской рулетки предел..."
  
  
  * * *
  Несмотря на каникулы, тренажёрный зал спортшколы был открыт, и Жучка ходила туда ежедневно. Ей необходимо было отвлечься и выплеснуть непонятное смятение.
  Хорошо хоть, что семейка Королёвых ещё первого января отчалила из города до конца каникул. В Альпы, на горных лыжах кататься.
  Король звонил каждый день и весело расписывал Альпы, шале, где их поселили, швейцарский шоколад и горных гномов. Гнал, конечно, звонарь, но Жучка невольно улыбалась, слушая его пустой трёп.
  Её подмывало спросить про братца, но она сдерживалась.
  Какое ей дело до него!
  Увидев Серёгу у дверей спортшколы, она оцепенела на пороге, мешая всем выходить. Наконец тренер Палыч позади неё поинтересовался раздраженно, не примёрзла ли она к полу.
  Ребята гоготнули, но осеклись под её ледяным взглядом и разошлись неохотно, то и дело с любопытством оборачиваясь на неё и на тощего, длинного и неуклюжего подростка с гитарой, неловко переминавшегося на крыльце.
  - Покачаться решил, музыкант? - крикнул кто-то, и все засмеялись, гурьбой потянувшись к воротам.
  Жучка решительно подошла, и Серёга робко ей заулыбался.
  - Вы когда вернулись? - резко спросила она. - И где Король?
  - Я с ними вообще-то не ездил, - ошарашенно заморгал пацан своими длинными ресницами. - Я дома оставался. А они завтра приедут.
  - Один дома, фильм пять, - пробормотала она растерянно. - Как же они тебя оставили?
  - А что, мне три года, что ли? - неожиданно взъерепенился Серёга, как сердитый воробей. - Меня уже и одного оставить нельзя?
  - Да нет, почему... - она тоже разозлилась на себя за своё невнятное мычание и раздражённо бросила: - Скучно же!
  - Нет, совсем не скучно, - Серёга мотнул головой, потом застенчиво улыбнулся, поглядев ей прямо в глаза. - Страшно только... немного. Но я свет везде включу, музыку тоже включу, и телевизор... А когда песня приходит, то вообще ничего не замечаю.
  - Ясно, - пробурчала она. - А как ты меня нашёл?
  - Король же говорил, что ты здесь тренируешься, - охотно пояснил Серёга. - Ну, я и подумал, если постоять и подождать, то я тебя встречу рано или поздно.
  - Или поздно, - машинально повторила она и даже покраснела от раздражения. Что за фигня! - На хрена я тебе понадобилась?
  Почему этот сопляк опять приводит её в такое смятение?!
  - Я тебе песню сочинил... - несмело выдохнул Серёга.
  - Че-го?!
  - Песню. Для тебя, - повторил он и добавил просительно: - Пойдём к нам, я тебе её спою.
  Первой её мыслью было: "Ещё чего!"
  А потом...
  - Песню? Какую ещё песню? Мне?!
  Жучка понимала, что так же, как он, хлопает ресницами и бессвязно лепечет, но ничего не могла с собой поделать.
  - Пойдём тогда куда-нибудь ещё, - Серёга решительно взял её за руку. - К морю пойдём. Я хочу, чтоб ты послушала.
  И она послушно пошла за ним.
  Просто как заколдованная.
  
  
  * * *
  Берег был абсолютно пустым. Не июль, однако...
  Зеленовато-серые волны с тихим плеском одна за другой набегали на гальку, оставляя на ней пену и водоросли. Как и сотню, и две сотни, и тысячу лет назад.
  - Айвазовский где-то здесь Пушкина писал, - задумчиво проговорил Серёга, будто подслушав её мысли. - Прощай, свободная стихия! В последний раз передо мной ты катишь волны голубые и блещешь гордою красой...
  Пиит!
  Нарочито поморщившись, Жучка подошла ближе к полосе прибоя и, подобрав пару камушков, зашвырнула их в море. Вытерла руки о джинсы, поворачиваясь к парню:
  - Ты меня что, сюда позвал Пушкина читать? Пушкина я вон в библиотеке возьму, если мне приспичит.
  Серёга снова часто-часто заморгал, но не обиделся. Виновато улыбнулся и огляделся. И бурно обрадовался, увидев большой валун, рядом с которым валялась пара пустых пивных бутылок.
  - Вот, садись! Садись!
  Сам он опустился прямо на гальку, положил гитару на колени, провел пару раз по струнам, потом перехватил гриф.
  И Жучка с замершим сердцем вдруг увидела, как меняется его полудетское лицо, заостряясь и взрослея. Он облизнул губы, снова провёл пальцами по струнам. Поглядел на неё внимательно и тряхнул головой.
  - Выпусти зверя,
  в отчаянии или с последней надеждой,
  Нападай не веря.
  Сила, слабость, где-то между.
  Танцуй на коварных змеях лучей,
  Пока хватает сил, пока кидает тело.
  Рискуй за право биться без мечей
  На разумах пока тебе не надоело.
  трави, их всех и выпускай зверей
  Из каждого котёнка, из каждого примата,
  Лови прыжки из окон и дверей
  В самое сердце или в ствол автомата.
  Пляши на окружностях прожекторов,
  Ищи глазами жертву, потом зажмёшь у стенки.
  Дыши, забудь святош и докторов,
  Пока стреляют пальцы и не дрожат коленки.
  Трави, гони до самой норы,
  Потом лови всю стаю, пойми - так надо,
  И заноси свои троянские дары
  Им в самое сердце или в ствол автомата...
  Он замолк. И только снова и снова перебирал струны, потом резко зажал их ладонью и вскинул светловолосую голову. Серые глаза взглянули вызывающе, устало, тревожно:
  - Что?
  Жучка не знала, что говорить. Она вообще не могла говорить.
  Как тогда, в коридоре у его двери.
  - Ты, наверно, и не дрался-то никогда в жизни, - хмурясь, вымолвила она наконец. - Или дрался? - Внезапная догадка ударила ей в голову. - Тебя там в доме... одного... никто не достаёт?
  Серёга растерянно моргнул, снова стремительно становясь тем, кем был - балованным, изнеженным, неуклюжим пацаном.
  - Нападай, не веря... - мрачно процитировала она, сдвинув брови. - Это ещё откуда?
  - Это... это же образ, - он прикусил губу и вдруг расплылся в счастливой улыбке: - Ты что, испугалась, что ли? Испугалась... за меня?
  - Ещё чего! - Продолжая хмуриться, она легко спрыгнула с валуна и деловито отряхнула джинсы. - О-образ...
  - И это всё, что ты скажешь? - продолжая сидеть на гальке, разочарованно протянул Серёга дрогнувшим голосом. Вот-вот расплачется.
  Ну, дитё и дитё!
  Жучка пристально взглянула в его расстроенное лицо и протянула руку:
  - Пошли.
  - Ку-куда пошли?
  Он, впрочем, покорно вцепился в её протянутую ладонь и поднялся, тоже неловко отряхиваясь.
  - Куда, куда... Познакомлю тебя тут кое с кем, - неопределённо отозвалась она. - Хватит в одиночестве песнячить. Пусть тебя люди услышат.
  - Песнячить - хорошее какое слово, - неожиданно улыбнулся он, и вдруг замер, испуганно раскрыв глаза, как заяц, застигнутый врасплох охотником. - А меня не засмеют?
  - Пусть только попробуют, - сурово пообещала Жучка.
  
  * * *
  Но они даже и не пробовали смеяться - ни Махно, ни остальные пацаны. Хотя сперва, конечно, переглянулись - больше растерянно, чем насмешливо, - когда она за руку втащила Серёгу в гараж, а он робко сказал: "Привет", невольно пятясь обратно к дверям под их удивлёнными взглядами.
  - Сядь! - прикрикнула Жучка, подталкивая его к ящикам. - Махно, это Серёга. Серёга, это Махно.
  - Алиса, это пудинг... - невнятно пробормотал Серёга. - Махно - Нестор, что ли?
  Жучка пропустила мимо ушей этот лепет и продолжала:
  - У них есть группа в ДК, но нет хедлайнера. Спой им.
  - Я - хедлайнер?! - в ужасе замотал головой Серёга, отчаянно прижимая гитару к груди, будто боясь, что её вот-вот у него отнимут.
  - Давай пой уже. Пой, что мне пел, - устало велела Жучка, отступая к дверям, чтоб этот малахольный не удрал с перепугу.
  Но он не удрал.
  И, когда отзвенел последний аккорд его гитары, Жучка победно обвела гордым взглядом растерянные лица парней.
  ...Пока они все бурно обсуждали грядущие великие перспективы - Серёга только счастливо улыбался, поворачиваясь то к одному, то к другому - и жалели, что ДК сейчас закрыт, - а то бы они репетнули! - Жучка молча читала Паланика у себя в телефоне. И только когда речь зашла о том, что надо бы обмыть появление хедлайнера, подняла голову:
  - Так, Махно. Слушай сюда, и слушай внимательно. Или бухаем, или работаем. Что?
  - Работаем, - вздохнул Махно, отводя глаза, чтоб не встречаться с её пронзительным взглядом.
  То-то же.
  Жучка смилостивилась и отвернулась.
  
  * * *
  Серёгу она проводила до самого особняка Королёвых. Тот шёл молча, всё так же счастливо улыбаясь.
  Особняк, конечно, был освещён от киля до клотика, и Жучка, не удержавшись, съехидничала:
  - Твои разорятся за свет платить.
  - Нет, ты что! - запротестовал Серёга серьёзно. - Не разорятся!
  Ох ты ж Господи...
  Жучка только головой покачала:
  - Это шутка была такая, зайчик. Бамбарбия кергуду.
  - Я не зайчик! - Серёга вдруг опять обиженно нахохлился. - Я всего на год тебя младше, почему ты со мной так?! Провожать пошла... Это я тебя должен провожать!
  Ну вот что прикажете с ним делать?
  - Я тебя на порядок старше, - отрезала она. - Знаешь, что такое порядок, поэт?
  - Мама говорит, что я и порядок - две вещи несовместные, - засмеялся тот, остывая так же мгновенно, как обиделся. - Мама говорит... - Он запнулся. - Но ты же не про такой порядок, да?
  И тут она, не выдержав, сделала то, чего не надо было делать, но что ей хотелось сделать так, что аж руки чесались. Обняла его - крепко, чтобы почувствовать под толстым свитером его острые лопатки и выступающие рёбра, почувствовать, как часто и неровно он дышит, как пряди его растрёпанных волос щекочут ей щёки.
  Отстранившись наконец, она прямо взглянула в его изумлённо округлившиеся глаза.
  - И бухать с ними чтоб не смел никогда, понял? Выдеру!
  - Я... я не пью... - забормотал Серёга, протестующе мотая головой. - Я не люблю... мне никакой допинг не нужен вообще...
  - А, ну да, у тебя же твоя музыка есть, - кивнула Жучка серьёзно, поворачиваясь, чтобы уйти, но тут он поймал её за руку.
  Пальцы у него были на удивление сильные.
  - Ты... поняла, да? Никто не понимает, даже Дюня! Мама однажды предложила мне тест на наркотики пройти...
  - Чего-о?
  - Ну, год назад... она решила... потому что и в школе... неважно. Я же странный, знаешь. Нет, правда. Ну я и прошёл, я же знал, что я ничего такого... А ты сразу поняла!
  Она выдернула руку.
  - Что поняла? Что ты торчишь от своих песен и никакого ширева-порева тебе не требуется? Тоже мне, теорема Ферма... Ладно, скачи уже... зайчик.
  И шагнула в темноту, не оборачиваясь.
  
  * * *
  Явление Короля народу произошло внезапно и бурно. Он позвонил - да не ей на мобилу, а сразу в их обшарпанную дверь.
  Когда Жучка её распахнула, он, солнечно улыбаясь, сразу шагнул мимо неё в крохотную полутёмную прихожую.
  - Эй! - чуть оправившись от изумления, она схватила его за плечо. - Я тебя не приглашала!
  - А я сам себя пригласил! Привет, Королева! - смеясь, он подхватил её и закружил, натыкаясь на стены. - Я соскучился! Там одни гномы!
  Звонарь. Соскучился он, видите ли!
  - А этих... гномш... гномих там что, не было? - подозрительно прищурилась Жучка, отпихивая его и тоже невольно расплываясь в улыбке.
  - Не-а. А ты что, ревнуешь?
  - Да щас!
  Она жадно его оглядывала, вдруг поняв, что тоже соскучилась, вдыхала его знакомый запах - терпкий и свежий. Король уже тянулся улыбающимися губами к её полураскрытым губам, когда её взгляд вдруг упал на подозрительно набитую сумку у него под ногами.
  - Эй! Это что ещё за дела?
  Присев, она дёрнула за "молнию" сумки. Ну конечно. Жратва. Шоколад, сервелат, сыр, икра, шампанское... Больше она смотреть не стала, рывком застегнула сумку и выпрямилась.
  - Ну чего ты? - Король улыбался уже просительно. - Это же гостинцы... от гномов!
  - Я тебе щас покажу гномов, - зловеще пообещала Жучка. - Нищенку осчастливить решил, золотой мальчик? Забирай и уматывай!
  - Ты не выёживайся зря, ясно? - вспыхнул и Король. - Какая ещё нищенка, чего ты комплексуешь на пустом месте?
  - Комплексую, значит?
  Вздёрнув подбородок, она решительно распахнула перед ним входную дверь.
  И тут в прихожую выглянула, подслеповато щурясь, испуганная бабка:
  - Варенька! Ты кого тут гонишь?
  Король обернулся, растерявшись всего на секунду.
  - Добрый вечер! - взяв морщинистую бабкину руку, он церемонно поднёс её к губам и чуть ли каблуками не прищёлкнул. Бабка ахнула и обомлела, уставившись на него во все глаза.
  Кавалергард хренов. Позёр! Оба позёры, что старшенький братишка, что младшенький...
  Кипя от злости, Жучка с размаху захлопнула дверь. Она бы с удовольствием захлопнула её за собой с другой стороны, оставив Короля рассыпаться в любезностях перед бабкой, а бабку - солировать с душещипательными рассказами о сиротской внучкиной доле, но...
  Но это было бы совершеннейшим детством.
  Поэтому, стиснув зубы, она прошагала на кухню и включила чайник.
  - Ну что ты всё шипишь? - потихоньку сказал Король, осторожно обнимая Жучку за талию, пока бабка, ахая и охая, накрывала на стол. - Сейчас принято в гости со своими продуктами ходить - кризис же! Всемирный экономический, если что.
  - Твой папа к Чубайсу в гости тоже со своей колбаской ходит? - съязвила Жучка, сунув локоть ему под рёбра - не сильно, но чувствительно, чтоб не зарывался уж слишком. - Ру-ки!
  - Руки? Какие руки? Где руки? - захлопал он ресницами. - А, эти, что ли?.. Папа к Чубайсу в гости не ходит, между прочим.
  - Детки, присаживайтесь! - Бабка закончила организацию пиршества и выставила из-под стола табуретки.
  Детки присели, и Жучка обречённо приготовилась выслушивать обычный бабкин репертуар, вертя в руках пульт от телевизора, чтобы, если уж совсем припрёт, врубить ящик погромче, и заодно отвлечь бабку каким-нибудь идиотским шоу.
  Но та, подперев ладонью щёку, ничего не говорила, а только внимательно слушала Короля, разливавшегося соловьём насчёт швейцарских красот и интересностей. Что-что, а говорить он умел.
  Плевако!
  - Ты после Гарварда небось в политику ударишься? Звездишь - как пишешь, - шёпотом поддела его Жучка, подцепляя кусок колбасы из его тарелки и водружая сверху сыр.
  Ладно, обожрём буржуев, - решила она.
  Король и бровью не повёл, доливая шампанское в три ещё советских хрустальных бокала.
  - А я вот нигде уже не побываю - разве что по телевизору погляжу, - пожаловалась раскрасневшаяся от шампанского бабка. - Даже при Союзе никуда не ездила. Куда ехать-то - мы и так на море! - Она захихикала, как девочка.
  - Ангелина Семёновна, так вы здесь родились? - полюбопытствовал Король. - И в войну здесь были?
  - Да, здесь и родилась, - не сразу отозвалась бабка. - И в войну здесь была, эвакуироваться мы не успели. Мне тринадцать было, так я в госпитале за ранеными ухаживала. Немцы по три раза на дню бомбили, весь город с землёй сравняли, всё равно что Сталинград. Развалины одни стояли. Не приведи Боже... Горело всё, порт горел, нефтебаза. Людей прямо во дворах хоронили. Но не сдали город, нет, не сдали.
  Она повела плечами, глядя куда-то вдаль, будто видя там себя - тринадцатилетней, круглощёкой, испуганной девчонкой с косичками.
  - Матросика одного привезли, всего развороченного. Я ему: "Миленький, не умирай!" Куда там... Просил меня, маме, мол, напиши, сестрёнка. А сам и адреса не сказал, не успел. Умер. А мама, небось, всё ждала, ждала...
  Бабка допила шампанское залпом как водку.
  - Раненых таскала когда, окопы копала, надорвалась я сильно. Думала, не рожу уже, не смогу. Да нет, родила, поздно, правда, на чётвёртом десятке уже. Мариночку, дочку. А тут вон как получилось... Осиротели мы. Ну, на всё Господня воля.
  - А какая у вас пенсия, Ангелина Семёновна? - тихо спросил Король. Он уже не улыбался, смотрел напряжённо, голубые глаза потемнели.
  - Ой, сейчас хорошо стало, добавили, я так целых восемь тыщ получаю, - гордо похвасталась бабка, просияв. - Дай Бог здоровья Путину, Медведеву да губернатору нашему. И Вареньке добавили в этом году - по потере кормильца, почти пять пятьсот уже выходит. Так что мы сейчас хорошо живём с Варенькой, грех жаловаться!
  Жучка прикусила губу и резко встала из-за стола:
  - Ба, мы у меня в комнате посидим. Оставь всё, я после уберу.
  
  * * *
  Побывав в гостях у Короля, Жучка совершенно ясно знала, что он должен подумать о её клетушке. И напряглась, представляя, куда его пошлёт за один только пренебрежительный взгляд или слово.
  Но Король вообще ничего не сказал. Поглядел на огромную карту мира на стене, прикрывавшую дешёвенькие обои, на самодельную шведскую стенку в углу, на книжные полки, набитые битком, на старый, но исправно гудевший комп. Присел на узкую жёсткую тахту. И пробормотал:
  - Я по десятке за раз в ночных клубах оставлял. И это ещё дёшево было. Считай, даром.
  - Два мира - две судьбы, - ядовито фыркнула Жучка, вся подобравшись. - И к чему ты это?
  Король не подымал глаз от пола, застеленного бабкиным тряпочным ковриком.
  - Эй, алё, - Жучка подошла к нему и присела на корточки, осторожно заглядывая в его лицо. - Ты чего? Дюнь! - Она впервые назвала его этим детским именем, услышанным вчера от Серёги.
  - Ничего, - он неловко откашлялся, запуская пальцы в её волосы. - Если б ты только позволила...
  - Нет, - отрезала она, отстраняя его руку и сразу вскакивая.
  - Ты ж не знаешь даже, про что я, - он наконец заулыбался.
  Жучка скрестила руки на груди:
  - Про что бы то ни было! Нет, и всё.
  - А поцеловать? - он ухмылялся уже откровенно. - Я соскучился, правда...
  - Перебьёшься, - сузила она глаза. - Пока что.
  
  * * *
  Король перебивался долго. Начался март, совсем потеплело, и на городских клумбах рабочие в оранжевых робах аккуратно высадили разноцветные анютины глазки.
  Жучка целыми днями пропадала на дополнительных занятиях и элективных курсах, мотивируя это тем, что надо готовиться к поступлению, а внешкольное общение с Королём ограничила виртуалом - скайпом и смайликами в почтовом агенте. И только вечерами пару раз в неделю позволяла себе пробраться в ДК, где репетировала группа Махно.
  Серёгина группа.
  Получившая, кстати, совершенно идиотское название "Чеширские Коты". Жучка была свидетельницей мозгового штурма при этих крестинах и впервые с Нового года хохотала до колик. К счастью, названия "Финка Бычьего Цепня", "Эмбрион Мракобесия" и "Контуженный Рассол" были группой забракованы.
  Серёга расцвёл. А при виде неё, казалось, уже готов был не просто расцвести, а заколоситься. Пустить корни и прорасти во все стороны.
  Ей же самой при одном взгляде на него казалось, что в сердце у неё поселился крохотный пушистый зверёк. Который то нежно прикасается, гладит мягкой лапкой, то царапает и больно вгрызается внутрь.
  Песец, короче.
  Ей хотелось смеяться над этим во весь голос. Или реветь взахлёб, пропитывая слезами подушку. Но в последний раз она плакала, наверное, в первом классе, так часто с тех пор загоняя слёзы вглубь, что они смерзлись там в одну огромную твёрдую глыбу.
  Иногда она боялась, что эта глыба задушит её.
  Только песни, только Серёгины песни подтапливали этот лёд.
  - Как же мне нравились грустные песни,
  Полные жгучей неясной тоски,
  Это как будто в груди стало тесно,
  Это свободы чужой огоньки.
  Как же мне нравились скользкие капли,
  Солнца лучи через грязь на стекле,
  Звуков спокойных как будто бы залпы,
  Дрожью немой отдаются в земле.
  Это как будто кусочки послушных
  Ветру подвластных теней при луне.
  Это как будто бы кто-то подслушал
  Тихие песни в моей голове...
  Жучка сидела на ступеньках у самой сцены, закрыв глаза, даже, когда песня уже отзвучала, а парни радостно галдели, довольные. И только по наступившей вдруг звенящей тишине она поняла - что-то не так.
  - Ты ж сказала, что пошла на дополнительные по физике, - голос Короля прозвучал над её головой не возмущённо, а устало.
  - Соврала, - отрезала Жучка, мгновенно подымаясь и расправляя плечи.
  Король стоял, засунув руки в карманы, и переводил непонятный взгляд с неё на Серёгу, потом опять на неё и на притихших парней. Усмехнулся вдруг:
  - Выходит, вы не только впятером на одного умеете?
  - А что, в ментовку пойдёшь? - оскалился Махно.
  Жучка открыла было рот, но тут обрёл дар речи Серёга:
  - Дюнь! Ты нас как нашёл? Ты не сердись, я просто боялся тебе сказать, ты же думаешь, что это глупости всё... Ты только не уходи, мы щас ещё одну песню...
  Он попытался спуститься со сцены, запутался в проводах, споткнулся и кувыркнулся вниз, чуть не сбив Короля с ног. Тот, ругнувшись себе под нос, подхватил брата за локоть:
  - Не егози, Серый, я не уйду.
  - Ты давно здесь? Ты слушал? Как тебе? - Серёга взволнованно шмыгнул носом и машинально утёр его рукавом.
  - Это... - Король помедлил. - Это круто.
  - Правда? - Серёга просиял.
  Стоя в стороне, Жучка молча смотрела на братцев Королёвых, чувствуя, как прогрызает сердце проклятый зверёк, и понимала, что надо бежать.
  Бежать без оглядки.
  Спасаться, пока не поздно.
  Ещё не поздно...
  - Варь, ты тоже не уходи, - Серёга тревожно оглянулся на неё, вновь будто подслушав её мысли. - Ладно? Мы ещё по одной...
  Ага, накатим по второй...
  Она только тяжело вздохнула.
  - Ладно.
  И осталась стоять у сцены. Король не подошёл к ней, держась поодаль, но она всем телом чувствовала его пристальный взгляд.
  Когда репетиция закончилась, и ребята помогали звукачу собирать аппаратуру, Жучка вновь повернулась к выходу.
  И опять не успела.
  - Ты куда это? - с обманчивым спокойствием осведомился Король.
  - Ты не уходи только, - одновременно с ним выпалил Серёга, - а то нас мама домой не пустит, а при тебе она постесняется, а потом она его полюбит!
  Жучка уже собиралась поинтересоваться, что за фигню порет будущая рок-звезда, когда Серёга, нырнув за кулисы, торжественно вынес оттуда мохнатый тёмный комок.
   - Вот! Я нашёл в подвале!
  Комок потянулся, раскрыл розовую пастишку и тонко тявкнул.
  Серёга засмеялся.
  - Серый, ты болен, - заулыбался наконец Король. - Мама нас не выгонит, она нас просто убьёт. Медленно и печально.
  - Не-а, - уверенно заявил Серёга. - Не убьёт. Говорю же, она его полюбит. Я его назову... мы его назовём... Варь, как мы его назовём?
  - Песец, - мрачно предложила Жучка.
  
  * * *
  Ольга Васильевна никого медленно и печально убивать не стала. Быстро и весело, впрочем, тоже. Она только поглядела почему-то сперва на Жучку, потом на Короля, потом на Серёгу и, наконец, на Песца, которому это имя пришлось впору. Как влитое.
  Она присела на корточки и почесала розовое пузо, которое Песец с готовностью выставил, брякнувшись на спину. А присмотревшись к найдёнышу, покачала головой
  - Серёжа, его надо хорошенько вымыть и вывести блох. Но сперва нам всем пора поужинать. Мойте руки и к столу.
  Жучка уже знала, что отнекиваться бесполезно.
  Ольга Васильевна со светской непринуждённостью разливала чай. Щенок весело чавкал, уткнувшись мордой в миску - хвостик его ходил ходуном из стороны в сторону. Король и Серёга строили предположения, какие породы участвовали в создании Песца, и тоже веселились вовсю. Только Жучке кусок не лез в горло. Она просто не могла глядеть на братьев и смотрела то на щенка, то в свою тарелку. Ещё немного, ещё десять минут, и можно будет слинять. А от Короля она как-нибудь отделается...
  Наконец Жучка облегчённо отодвинула стул и встала:
  - Спасибо. Я пойду. А то поздно уже.
  Ольга Васильевна одним взглядом остановила рванувшегося было с места Короля:
  - Мальчики, вы сейчас займётесь своей собакой. Андрюша, помоги брату, а то в ванной будет всемирный потоп. И проследи, чтобы он не завернул это сокровище в папин любимый банный халат. Папа и так будет весьма... удивлён, когда вернётся из Москвы.
  Серёга надулся, а Король неохотно кивнул.
  Жучка потихоньку двинулась к двери.
  Но сегодня ей катастрофически не везло.
  - Варя, мне бы хотелось, чтобы вы проконсультировали меня по одному вопросу. Вы не задержитесь на минутку?
  А вас, Штирлиц, я попрошу остаться, - припомнила Жучка.
  У неё противно ёкнуло под ложечкой, и враз пересохли губы. Чёрт, ну почему, почему она так робеет перед этой высокой тонкой женщиной со строгим взглядом задумчивых, серых, как у Серёги, глаз?
  Не оборачиваясь, Ольга Васильевна стала подниматься по лестнице, ведущей в комнаты. Направляясь за ней, Жучка поймала тревожный взгляд Короля и вскинула голову.
  Она никогда не уклонялась от боя, не побежит и сейчас.
  Ей внезапно вспомнился тёмный грязный проулок, в котором она стояла, намертво зажав в кулаке осколок бутылки с острыми краями - одна против троих пьяных уродов. Ей тогда было тринадцать.
  А вот выстояла бы там маменька Короля?
  Глядя на её прямую узкую спину, Жучка понимала - да, выстояла бы.
  - Это мой кабинет, - пояснила Ольга Васильевна, пропуская её в комнату, небольшую, но с огромным, во всю стену, окном, за которым сверкали огни порта. Ещё здесь было много цветов, компьютер и кресло-качалка. - Я здесь работаю и отдыхаю.
  - Вы ведь не в одиночку занимаетесь этим домом? - бросила вдруг Жучка, засунув большие пальцы в карманы джинсов.
  Ольга Васильевна чуть приподняла тонкие брови:
  - Нет, конечно. К нам несколько раз в неделю приходит очень хорошая женщина, Наталья Алексеевна, и помогает мне убирать и готовить. Собственно, она присматривала и за Серёжей, когда мы были в Европе. Его же нельзя оставлять одного.
  О, это Жучка очень хорошо понимала!
  - А почему вы не взяли его с собой? - вызывающе спросила она.
  Женщина чуть помедлила с ответом:
  - Присядьте, Варя... Он не захотел, знаете ли.
  - А почему он не захотел? - Жучка глубоко вздохнула. Присаживаться она не собиралась. - Почему вы заставили его проверяться на наркотики? Разве вы не видите, какой он?!
  - Вижу. - Голос женщины был совершенно спокоен, но Жучка успела заметить, как та чуть подалась назад, словно от удара. - Это не мне было нужно. Это предложил директор его школы, там, в Москве. У них... не сложились отношения. Мне была невыносима мысль, что моего сына беспричинно обвинят, и я предложила ему, - а не заставила, как вы думаете... пройти тест в специальном медучреждении. Он согласился, только чтобы меня успокоить. А я своему сыну верю. Что же касается того, почему он захотел остаться здесь... - Она прошлась по комнате, задумчиво трогая тонкими пальцами многочисленные цветы в разнообразных горшочках. - Он, видите ли, интроверт, и ему больше хочется быть наедине с собою и своим творчеством, чем на светских тусовках, вот и всё.
  - Я знаю, что такое интроверт, - буркнула Жучка. - Но он был очень одинок, пока...
  - Пока вы не ввели его в очень интересную компанию, - Ольга Васильевна усмехнулась краешком губ.
  - Так вас это волнует? Его компания? Я за ним присматриваю, если что. И они... они его уважают и не станут...
  Взмахом руки женщина прервала её.
  - Извините, Варя, в данном случае меня волнует не то, что он связался с неподходящими людьми. Он и правда сейчас так счастлив, насколько это для него возможно. - Она снова прошлась по комнате. - Меня в данном случае волнуете вы, точнее, ваше отношение к нему. И к Андрею.
  Жучка задохнулась. Как будто на ринге пропустила удар в грудь.
  - Не беспокойтесь, больше никто этого не видит, - продолжала Ольга Васильевна. - Даже они. Я вижу... потому, что это мои сыновья, и я не хочу, чтобы им было больно. А вы можете сделать им очень больно... не одному, так другому.
  В голове было пусто - до звона. Нужно было ответить, но что? Что?!
  - Вы... хороший выбор, Варя. Вы стойкая, сильная, целеустремлённая... красивая, наконец. - Женщина вздохнула. - Вы могли бы много раз... пойти на дно, но вы выбрались. Мы собрали данные о вас и о вашей семье.
  - Какие ещё... данные?! - выдохнула Жучка. Злость помогла ей справиться со смятением. - Да какое право вы...
  - Это мои сыновья, - с нажимом повторила Ольга Васильевна, глядя ей в глаза. - Я повторяю - вы хороший выбор. Но ведь вы сами ещё... не выбрали. Простите, но я обязана спросить: вы предохраняетесь?
  Борясь с желанием вылететь вон или разнести вдребезги всё в этой красивой комнате, превратившейся в ловушку, Жучка встала у окна, невидяще глядя вниз, на огни порта, на светлеющее вдали море. Потом резко обернулась:
  - Я не сплю ни с одним из них. А если буду спать, буду предохраняться.
  - Если? - переспросила Ольга Васильевна и, не дождавшись ответа, продолжала: - У Андрея было много девушек, а у Серёжи - только одна...
  - А у меня - ни одной! - Жучка вызывающе выпрямилась. - Я не хочу больше это обсуждать. Я могу идти?
  - Конечно, - Ольга Васильевна отступила в сторону, пропуская её к двери. - Спасибо вам, Варя. За честность.
  Криво усмехнувшись, Жучка промолчала. В висках стучала кровь, дыхание сбивалось.
  Как на ринге.
  Королёвы, два брата-акробата, нервно мялись в коридоре у окна.
  - Мама! - выпалил Серёга, едва дверь открылась, и ринулся к ним. - Варя не виновата!
  Это ещё что?!
  - Я сам нашёл щенка! Это не она, это я! Ты её за это ругала?
  - Убей меня Бог из рогатки... - пробормотала Жучка.
  - Твой... Песец здесь совсем ни при чём, - устало вздохнула Ольга Васильевна. - Кстати, посмотри-ка лучше вот сюда.
  На бежевом ковровом покрытии красовалась лужа, а Песец радостно вилял хвостиком.
  - Я уберу! - подхватив щенка под мышку, Серёга загрохотал вниз по лестнице. - Щас!
  - Я пойду. До свидания, - ровно сказала Жучка.
  И Король, конечно же, направился следом за ней.
  
  * * *
  - Что тебе мама сказала?
  - Что у тебя было много девушек.
  - А ты?
  - Что у меня не было ни одной. Не угорай, а то двину по яйцам.
  - А ещё что она сказала?
  - Ещё она не хочет стать бабкой раньше времени. Ну? Чего ж ты не угораешь больше? Веселуха же!
  - Ну, а ты ей сказала, что у нас c тобой есть самое лучшее средство от СПИДа - "спи один" называется?
  - А тебе что, приспичило? Не терпится?
  - Приспичило. А тебе что - нет?
  - Нет.
  - Гонишь!
  - Коне-ечно... ты ж у нас великий и могучий, тебе все девки сразу дают, а тут какая-то колхозница выделывается! Ты в навозе стоишь, гоп-стоп-дубай, юбка с разрезом, ты корову доишь, гоп-стоп-дубай, за хвост облезлый...
  - Слушай, ты что, всё своего Цыгана никак забыть не можешь?
  - Он-то тут при чём?
  - Тогда кто при чём? Махно, что ли?
  - Вали уже домой, а? Задолбал.
  - Кто? Я?! Да я и не начинал!
  - Мне твоя мама запретила с тобой трахаться. От этого дети бывают. Отвали, Король.
  - Да что ты?
  Он неожиданно толкнул её на скамейку под облетевшим платаном, крепко прижав плечом к холодным доскам, запустив руки ей под куртку и жадно целуя. Она дёрнулась было, но потом откинула голову на спинку скамьи, бездумно глядя в просторное небо меж корявых ветвей, позволяя его ладоням торопливо блуждать по своей груди, пока не затрещали, отскакивая, пуговицы на рубашке.
  - Эй! - негодующе выдохнула она, вырываясь из поцелуя.
  - Подожди-и... - со стоном бормотнул Король, снова ненасытно зажимая губами её рот. Теперь его пальцы нетерпеливо теребили "молнию" на её джинсах.
  А, не всё ли равно... пускай... пускай...
  Пускай хоть ненадолго затихнет чёртов зверёк, грызущий сердце.
  Но если так... она же никогда уже не сможет... ничего... с Серёгой...
  Мысли отчаянно рвались, путались... а тело само собой блаженно льнуло к горячим ладоням, ласкавшим так грубо, так нежно...
  Она зажмурилась.
  Выехавшая из проулка машина вдруг осветила их фарами и остановилась. Хлопнула дверца.
  - Молодые люди! Ваши документы?
  Через секунду Жучка уже волокла обалдевшего Короля через весь двор к железной лестнице, соединявшей эту и соседнюю улицы - в городе, расположенном среди гор, такие лесенки были делом обычным. Им ещё что-то кричали вслед, но слов было не разобрать - грохот каблуков по ступенькам заглушил всё.
  - Это что, менты? - выпалил Король, когда они, задыхаясь, наконец остановились. - Чего они?..
  - Закон... пятнадцать тридцать девять... - Жучка, согнувшись, уперлась руками в колени, чтобы побыстрее выровнять дыхание.
  - Чего?
  - Чего-чего... Несовершеннолетним запрещено появляться на улице после двадцати двух ноль-ноль без сопровождения родителей или лиц, их заменяющих, чего... Не знал, что ли?
  - Фигасе...
  Жучка фыркнула:
  - Вот тебе и фигасе. Ходи дворами, в центре не обжимайся, и будет тебе счастье.
  Она шагнула было вперёд, но Король решительно придержал её за плечо:
  - Ещё хочу... счастья.
  Глаза его шало блестели, он провёл языком по припухшим губам.
  - Мы уже пришли, - усмехнулась Жучка. - Это мой двор. И мой подъезд. Не узнал? - Она прыснула, увидев, как разочарованно вытянулась его физиономия. - Так что спи спокойно, дорогой товарищ.
  - Динамишь меня, Королева?
  - Что, не нравится? Терпи, силу воли вырабатывай. Пригодится!
  Он дёрнулся было за ней, но Жучка, увернувшись, влетела в подъезд и торопливо захлопнула за собою дверь с кодовым замком, привалившись к ней спиной.
  Она ещё беззвучно смеялась, слыша его свирепое тихое чертыханье и удаляющиеся шаги, но внезапно смех перешёл во всхлип.
  Ещё чего!
  Она оттолкнулась от двери и стала медленно подыматься по лестнице.
  
  * * *
  Теперь Жучка каждый раз спешила в спортшколу, как угорелая.
  Разминка, и тренировочный бой, и ещё один, и в душ, и тело воет, а из головы наконец вылетает всё лишнее.
  Короля бы сюда.
  Ну не прямо сюда...
  Жучка сумрачно ухмыльнулась, ероша сырые волосы и небрежно швыряя полотенце на скамейку в душевой.
  Она снова уже неделю отнекивалась от встреч с Королём после школы, ссылаясь то на одно, то на другое, пользуясь тем, что и у него день был занят под завязку - гимназия есть гимназия.
  И на репетиции "Чеширских Котов" в ДК она больше не ходила
  Хватит.
  Пора завязывать.
  ...Не заботьтесь о завтрашнем дне, ибо завтрашний сам будет заботиться о своём: довольно для каждого дня своей заботы...
  Она как-то заглянула в бабкино Евангелие, аккуратно обёрнутое в старую обложку от её учебника, и прочла всё в один присест.
  Левий Матфей был реально крут.
  Ну, после самого Иисуса, ясное дело.
  Остальные Евангелия были довольно-таки слюнявы, но это, от Матфея...
  Когда-то в Сети она нашла очередной дурацкий тест, в котором её зацепил один вопрос: "С кем из реально живущих или уже умерших личностей вы хотели бы поговорить?"
  Если уж ей не суждено было поговорить с отцом и матерью, она бы хотела поговорить с Левием Матфеем.
  Чтоб большая ладонь на макушке, чтоб тёплое плечо под мокрой щекой, чтоб успокаивающие слова, которых толком не разобрать сквозь собственные всхлипы и сопли, только знать, что тебя понимают и жалеют...
  Жалеют?!
  Дожилась ты, чува.
  Снова мрачно усмехнувшись, Жучка подхватила с вешалки сумку и куртку.
  И остолбенела, выйдя на крыльцо.
  Там опять мялся Серёга. На сей раз без гитары, зато с Песцом у ног. При виде неё Песец завилял хвостом, а Серёга... тоже практически завилял.
  Серые глазищи его просияли.
  Жучка глубоко вдохнула свежий вечерний воздух. Ветер дул с гор.
  - Ты перестала к нам ходить! И домой, и песни слушать, - не утруждаясь приветствием, торопливо выпалил Серёга, глядя теперь укоризненно. - Я так не могу, понятно?
  - Чего ты там ещё не можешь? - сипло проронила она, едва шевеля губами.
  - Мне плохо без тебя, - просто сказал он, и у неё подкосились ноги. - Песни плохо приходят. И Песец скучает.
  Она только беспомощно покачала головой и наконец пробормотала:
  - Мне некогда. Извини.
  - Ты с Дюней что ли, поругалась? Или на маму обиделась? Мама сказала, что вы просто разговаривали, и что она тебя уважает!
  - Отстань, а? - тоскливо буркнула Жучка, пытаясь хотя бы не глядеть на него. - Говорю же - некогда мне, ясно?
  - Если ты не будешь приходить, - вспыхнул вдруг Серёга - неожиданно, как всегда, - я... я... я тогда буду с пацанами бухать! Для вдохновения!
  - Попробуй только! - грозно начала она и осеклась, увидев, как он расплывается в торжествующей улыбке.
  Вот паршивец! Провокатор!
  Схватить за шиворот, сгрести в охапку, тряхануть, как щенка, чтоб язык прикусил, и вжать в перила изо всех сил, и...
  Вместо этого она подхватила радостно взвизгнувшего Песца, который, ликуя, лизнул её прямо в губы.
  - Тьфу ты! - сморщилась она, поспешно утираясь тыльной стороной ладони. - Королевская собака, сразу видно!
  - Молодец, понимает, где самое вкусное... - Ленивый голос сзади заставляет её вздрогнуть и выпрямиться.
  Ну, конечно... Его Величество Король!
  - Да отстаньте вы уже от меня! - бросила она через плечо, стремглав слетая с крыльца и оставляя обоих братцев Королёвых и королевскую собаку обескураженно таращиться вслед.
  "...Довольно для каждого дня своей заботы..."
  И она позаботится о себе сама. Как всегда.
  
  * * *
  С весенних спортивных сборов в Перми Жучка вернулась, чувствуя, что заболевает. Хрен знает, что это была за фигня, может, какой-то скоротечный вирус, но из вагона она вывалилась уже с температурой, её даже подтрясывало слегка. Тренер Палыч только головой покачал и велел отлежаться.
  Бабки дома не оказалось. На майские праздники она с ночёвкой завеялась к лучшей подруге Зиночке, жившей в пригородном посёлке - чтобы без помех, всласть насмотреться дурацких "Танцев со звёздами" и "Аншлагов", пообсуждать сериалы и внуков, поделиться народными рецептами лечения всяких хворей, аккуратно вырезанными из газет... в общем, по-старушечьи оттопыриться.
  С Зиночкой они дружили добрых пятьдесят лет, уму непостижимо просто.
  Бабка всегда сокрушалась, что у внучки не было подружек, а лишь друзья-пацаны. Как же так, ведь только подруга может понять, подсказать и помочь.
  Жучка всегда считала девчонок глупыми клушами и рёвами. Толку от них...
  Она порылась в бабкиной аптечке, пропахшей корвалолом. Нашла залежалый аспирин и выпила пару таблеток. Есть ей не хотелось. Голова болела и кружилась, её качало. Помыться с дороги, и спать, спать...
  Упав на диван, не расстилая постели, прямо в старом любимом халатике, она начала проваливаться в тяжёлый вязкий сон. И, даже услышав звонок в дверь, решила сперва, что это тоже - во сне.
  Король ещё раз нетерпеливо нажал на кнопку звонка. Королева была дома, точно, пацаны из спортшколы сказали. Он не стал звонить ей на мобильник, предчувствуя, что его опять отошьют. Примчался сам, завернув только по дороге на цветочный рынок.
  Ну же!
  Прозвучали быстрые шаги, дверь распахнулась, и Король обомлел.
  Он впервые увидел её не в джинсах.
  И мешковатая боксёрская форма тоже была не в счёт.
  Желтый, изрядно полинявший, совсем детский халатик был ей тесен и короток, туго обтягивая высокую грудь, а голые ноги под ним были... бесконечными.
  Он забыл, как надо дышать.
  - Чего припёрся на ночь глядя? - буркнула она хрипловато. - Сплю я. Болею, блин, не до тебя.
  Ну да. Не до него. Как всегда.
  Первая связная мысль больно уколола, но он, всё равно улыбнувшись, вытащил из-за спины два букета.
  Розы, - белые, жёлтые, алые, - весело вспыхнули в полумраке прихожей.
  - Это ещё к чему? - подозрительно прищурилась она.
  - С наилучшими пожеланиями! - лихо отрапортовал он. - Любви тебе, Королева! Моей.
  - Трепло, - нисколько не смягчившись, а, кажется, ещё больше разозлившись, бросила она. - Ненавижу цветуёчки всякие. Нашёл тоже мне... да-аму.
  Ну и вот, ну и что теперь?
  - А Ангелина Семёновна где?
  - В гостях. У подружки. Так что сегодня тебе ручек не целовать, Арамис несчастный...
  Она небрежно сгребла у него оба букета, не обращая внимания на шипы.
  - Ты как эти розы, - неожиданно для себя пробормотал Король. - Красивая... и колешься. До крови.
  - Ага, гони, гони... - проворчала она. - У нас и вазы-то нет. А, вот сюда можно.
  Букеты перекочевали в две трёхлитровые банки из-под бабушкиных солений, хранившиеся под кухонным столом.
  - В комнату к себе поставь хоть, - машинально укорил Король, не отрывая от неё взгляда и понимая, что пропал.
  Совсем пропал.
  Хоть бы раз попробовать её...
  Хоть бы один раз...
  Только один...
  Чтоб она поняла наконец...
  А она поймёт...
  Кровь грохотала в висках, неистово пульсировала в паху.
  Король сцепил руки за спиной и стиснул зубы - до хруста.
  - Вот ещё, вонять будут у меня под носом, - она строптиво дёрнула круглым плечом, но тем не менее, взяла один букет и направилась с ним в комнату. Король неотступно шёл следом, задыхаясь от аромата цветов и её тела. Все чувства его обострились, как у зверя. - Ну вот, и куда их? Припёр, постарался... Старатель... Ну ладно, сюда вот, что ли...
  Она пристроила букет на подоконнике, шагнула назад, натолкнувшись на Короля спиной, и он автоматически обхватил её за плечи.
  - Чего ещё...
  Она не успела ни закончить фразы, ни повернуться.
  Почувствовав её жаркое крепкое тело у себя в руках, Король враз растерял все остатки самообладания, мгновенно одурев.
  Будто залпом выпил стакан водки.
  - Тихо, тихо, тихо... - бессвязно зашептал он ей в затылок, стискивая её руки мёртвой хваткой. - Ты же моя... моя... Королева...
  - Спятил?! - бешено выкрикнула она, пытаясь вырваться.
  Спятил, да.
  Совсем спятил.
  Толкнув её на диван, он навалился сзади, придавив всем весом, вминая её голову в подушку, выкрутив и стиснув запястья, коленями прижав её раздвинутые ноги к дивану. Халатик задрался до лопаток, обнажив гладкую гибкую спину. Она билась и рычала, но ни дотянуться до него зубами, ни вырвать руки не могла.
  Какая же она горячая...
  Королева, Королева...
  Её сердце отчаянно заколотилось прямо в его ладони, когда он торопливо смял в горсти её голую грудь.
  Боже, да за это и сдохнуть не жалко...
  - Я ж убью тебя! - выдохнула она, будто услышав. - Я ж тебя... не прощу...
  - Плевать... плевать... - бессвязно отозвался он, запуская пальцы под её простенькие трусики и сдёргивая их одним рывком. - Тебе хорошо будет... не пожалеешь... ещё захочешь... сама... честное слово... подожди... сейчас...
  Звякнула пряжка ремня.
  Она вдруг обмякла в его руках, тяжело обвиснув, и он замер тоже.
  Она вся горела, просто обжигая его.
  ..."Болею, блин, не до тебя"...
  Дрогнув, Король на секунду ослабил хватку, и этого ей хватило, чтобы очнуться.
  Ещё секунда - и он грохнулся на пол, зажмурившись крепко и обречённо.
  Убьёт или только кастрирует?
  Или сначала кастрирует, а потом убьёт?..
  Тишина, только её частое неровное дыхание.
  Король осторожно приоткрыл глаза. Она стояла у окна, судорожно вцепившись в халатик, порванный на груди. Глаза - в пол-лица - лихорадочно блестели.
  - Проваливай, - прошептала она запекшимися губами. - Ну?!
  - Может, хоть шестьдесят девять тогда? - нагло и отчаянно оскалился он - помирать, так с музыкой, терять уже было нечего, всё разом ухнуло в пропасть. - А, Ко-ро-ле-ва?
  Бешено полыхнув глазами, она схватила с подоконника банку с букетом, и он еле успел увернуться, но всё-таки увернулся.
  Банка ударилась об косяк, вода, стекло и розы брызнули в разные стороны.
  Уже на лестнице Король начал смеяться, потом смех этот сменился кашлем, а, остановившись в пустом тёмном дворе под платаном, он понял, что плачет.
  С силой потёр ладонями лицо и уткнулся лбом в шершавый твёрдый ствол.
  Всё.
  
  * * *
  Бабка, вернувшаяся наутро, конечно, раскудахталась, предлагая вызвать врача, а когда Жучка наотрез отказалась, подступила к ней с мёдом, лимоном, содой и набитыми горчицей носками.
  Жучка мрачно вытерпела разнообразные пытки.
  Она не знала, как объяснить бабке проступившие кровоподтёки на руках и ногах, но та, привыкшая уже к травмам, которые внучка приносит с ринга, ничего не спросила.
  Этот удар уложил Жучку так, как на ринге не укладывал ни один.
  Нокаут.
  Она провалялась весь день, бездумно уставившись в потолок, покорно глотая бабкины снадобья и время от времен проваливаясь в глубокий сон без сновидений.
  Наутро она решила, что хватит тупых страданий, и побрела в душ, попросив бабку перестелить ей постель и проветрить комнату.
  Чёртов халатик отправился в мусорное ведро, а она, натянув футболку и шорты, опять без сил свалилась на свой диван, вяло подумывая, не поискать ли какую-нибудь книжку в груде своего детского старья.
  Она любила перечитывать те книги, которые проглотила ещё в первом классе. Соловьёвскую "Повесть о Ходже Насреддине", например. Или "Дорога уходит в даль". Или "Тома Сойера"...
  О! Точно! Как тётя Полли лечила Тома Сойера, вот самое то.
  Когда раздался звонок в дверь, она только отчаянно крикнула: "Ба, никого не пускай!" и заскрипела зубами, услышав невнятные голоса в прихожей.
  Потом кто-то осторожно постучал в дверь её комнаты.
  Если это Король с корзиной роз, то живым он уже не уйдёт.
  А розы она запихает ему в задницу.
  Но это был не Король.
  - Если вы не хотите меня видеть, Варя, я уйду, - тихо сказала Ольга Васильевна.
  Жучка не хотела. Но...
  - Войдите, - кашлянув, сипло отозвалась она.
  Та вошла, и, остановившись возле дивана, нерешительно огляделась в поисках стула.
  Жучка следила за нею из-под полуприкрытых век, не собираясь ей помогать.
  Откинув простыню, женщина наконец примостилась на краю дивана и тихо спросила:
  - Как вы?
  Вести светскую беседу Жучка тоже не собиралась.
  - Отлично! Завтра пойду в гимназию. Вас интересует, не подам ли я заяву в ментовку? Не подам, не волнуйтесь.
  - Откуда вы догадались, что я всё знаю? - спросила Ольга Васильевна, глядя на свои изящно наманикюренные пальцы с парой тонких колец.
  - Вы бы иначе не пришли! - зло выкрикнула Жучка. - Забеспокоились за сыночка, вот и явились! Просить за него будете или подкупать?
  - Если вы хотите обратиться в милицию, то это правильное решение. Я вас отговаривать не собираюсь.
  - Что? - Жучка растерянно моргнула, не веря своим ушам.
  - Я пришла извиниться перед вами, Варя, - тихо сказала Ольга Васильевна и прямо посмотрела ей в глаза. - Я плохо воспитала своего сына. Простите меня. Простите нас, если можете.
  Жучка судорожно сглотнула.
  Не дождавшись ответа, женщина продолжала:
  - Он говорил, что... ничего не успел с вами сделать. Это правда?
  - Правда, - прохрипела она, криво усмехнувшись. - Пожалел. Завис. А у меня хорошая реакция.
  - Пожалел, значит... - повторила Ольга Васильевна, снова переводя взгляд на свои руки.
  - Как вы узнали, что... - Жучка закашлялась, и женщина, оглядевшись, протянула ей стакан с остывшим чаем, стоявший на столе.
  - Мне позвонил директор гимназии и сообщил, что Андрей приходил забрать документы. Ему их, конечно, не отдали. Его вчера не было целый день... ни дома, ни в школе... но вечером он всё-таки пришёл домой. Мы поговорили, и он рассказал... как обошёлся с вами.
  - Я дура, - выпалила вдруг Жучка. - Нельзя было ему открывать, да ещё и в этом халате... - и пояснила под её недоумённым взглядом: - Выбросила халат. Старый, короткий, всё наружу. Я температурила, не соображала толком. А мужики - они ведь не всегда за себя отвечают.
  - Мужчина всегда отвечает за себя и за тех, кого он защищает, на то он и мужчина, - спокойно возразила Ольга Васильевна. - И я надеялась, что Андрей когда-нибудь станет именно таким. А Серёжа - никогда. Он чуткий, ранимый и талантливый мальчик... но он навсегда останется мальчиком. Его всегда надо будет опекать. Нянчить. И он не любит ничего и никого, кроме своих песен.
  Жучка открыла рот, чтобы возразить, но Ольга Васильевна только покачала головой:
  - Вы же знаете, что я права.
  - Да... - прохрипела она, закрывая глаза и откидываясь на подушку. Прохладные тонкие пальцы коснулись её руки.
  - А вот Андрей любит вас. Поверьте, я это знаю. Вы для него не просто красивая игрушка, интересная и яркая... не просто достойный противник. Хотя и это тоже есть, конечно. Но вы ему очень дороги, Варя. Может быть, дороже всего на свете.
  Жучка молчала, по-прежнему не открывая глаз, боясь, что слёзы, от которых саднило в горле, прорвутся наружу, и она уже не сможет их остановить.
  - Он получил свой урок... не знаю, выучил ли, но надеюсь на это, - проговорила Ольга Васильевна почти шёпотом. - Если вы сможете, то... пожалуйста, простите его.
  - Как?! - выкрикнула Жучка, рывком садясь на постели. Голова закружилась, и Ольга Васильевна быстро придержала её за плечо. - Я его... придушу, когда увижу!
  - Душить - это лишнее, - сказала женщина серьёзно. - Набейте ему морду, вы же умеете.
  Жучка только захлопала глазами, потеряв дар речи.
  - Он, впрочем, уже получил по морде - от меня, но я это умею плохо, - невозмутимо продолжала Ольга Васильевна. - Я не профессионал.
  Жучка уткнулась лбом в свои колени и засмеялась, уже не обращая внимания на слёзы, заструившиеся по щекам, наконец-то чувствуя, как медленно тает замёрзшая внутри ледяная твёрдая глыба.
  Тает, вытекая вместе со слезами.
  Лёгкая рука легла ей на макушку, приглаживая растрёпанные вихры:
  - Вы не заметили, Варя, но у вас за дверью валяются осколки стекла. Я уберу, пока вы на них не наступили. И ещё я там принесла клюкву, а Ангелина Семёновна обещала сделать клюквенный морс. Это очень полезно. И вкусно.
  Жучка только обессиленно мотнула головой.
  - Отдыхайте. И не торопитесь в гимназию. Никуда она не убежит.... Мы с Ангелиной Семёновной попьём чаю на кухне. До свидания.
  Дверь тихо закрылась.
  - До свидания... - пробормотала Жучка, сворачиваясь калачиком под одеялом.
  Она подумает обо всём этом потом.
  Потом, потом....
  "...Вы ему очень дороги...
  ...Дороже всего на свете..."
  
  * * *
  Ещё через три дня - Жучке казалось, что прошло три недели, как минимум, - она поняла, что пора.
  Была суббота. И в три часа Серёгина группа давала свой первый концерт в ДК. На местных сайтах висели объявы.
  Жучка сильно похудела за время болезни - глаза в зеркале стали ещё больше, лицо заострилось, и резко проступили скулы. А волосы как-то быстро отросли, превратившись в шапку коротких кудрей, чего она им раньше не позволяла.
  Привет, незнакомка.
  Пусть тебя не узнают.
  Поразмышляв немного, она раскрыла томик Куприна, где держала заначку на чёрный день.
  Чёрный он будет или какой - там посмотрим.
  Держи удар, будь собой, а план война подскажет.
  Жучка наконец включила мобильник, мёртво провалявшийся в сумке все эти дни, спокойно стёрла все сообщения и информацию о непринятых вызовах.
  Гори огнём.
  Она нашла номер, взятый когда-то у Короля.
  - Серёга... Ну, я. Ну и чего ты орёшь? Болела просто. Да всё пучком. Приду, куда ж я денусь, надо ж посмотреть, как тебя будут на тряпочки рвать... На сувениры. Да, опять бамбарбия кергуду... А Король придёт? Обещал? Ясно. Тогда пока.
  Пока-пока-покачивая перьями на шляпах...
  Что ж, мушкетёры короля, шпаги - к бою!
  Она раскрыла эйвоновский каталог, который ей всучила какая-то девчонка в универсаме ещё до начала майских праздников. Телефон вашего консультанта... ага, вот.
  - ...А если я куплю у вас эту самую большую вашу палитру, палетку... вы мне покажете, как правильно краситься?
  ...Ёлки-палки, сколько ж всякого барахла было в этих клятых бутиках! И какой нормальный человек захочет болтаться здесь часами и выбирать?!
  Жучка решительно подошла к скучающей блондинистой продавщице, немедленно принявшей охотничью стойку:
  - Здрасте, девушка. Я хочу сменить имидж. Цены ваши вижу. А вы видите меня. Подскажите что-нибудь. Пожалуйста.
  ...Бежевые сапоги чуть ниже колена, бежевая юбка в складку - чуть выше, и ветер ещё задирает подол, обнажая полоску чулка, и песочная блузка полурасстёгнута, и алый топ под нею, и белый жакет-болеро сверху.
  Болеро, куды деваться! Равель нервно курит под лестницей.
  - ...Ну вот, - довольно сказала эйвоновская консультантша Маргарита Викторовна, уверенно коснувшись пальцами её подбородка. - Так вы что, никогда раньше не наносили макияж?
  - Синяки только замазывала, - пожала плечами Жучка и прыснула, увидев, как округляются глаза консультантши.
  ... Выйдя на площадь, она прищурилась и глянула в бесконечную сияющую морскую даль. Глянула и поднялась по ступенькам ко входу в ДК.
  
  * * *
  - Я не нарушу клятву темноты,
  И не пропью сиянье жёлтых окон.
  Пока на свете существуешь ты,
  Пока мой путь под властью красоты,
  Пока...
  Скрываюсь в лабиринтах пыльных блоков.
  Я не запачкаю ту тоненькую грань,
  Которую одарит вспышкой солнце,
  Я не вскочу с постели в эту рань,
  И не отдам последним звукам дань,
  Что ждут, пока мой мир перевернётся.
  Я не нарушу круга пустоты,
  И не убью их детские надежды,
  На то, что их не стоишь ты.
  Пока горят ещё мосты
  Зелёных горизонтов,
  Как и прежде...
  Серёга пел.
  И ему подпевали.
  Зал ДК был едва освещён, но даже в этой полутьме Жучка ясно различала, как блестят глаза тех, кто торчал у сцены - собственно, все там и торчали, у сцены и в проходах, как магнитом притянутые.
  Она глядела на Серёгу, чей хрипловатый голос резал сердце по-живому, но...
  Но это было уже неважно.
  Она чувствовала лишь какую-то странную гордость.
  И желание - уберечь, загородить, прикрыть.
  И насмешливую жалость к девочкам, застывшим возле сцены, вытаращившим глаза, полные слёз.
  "...Не нужно ничего и никого, кроме своих песен..."
  Чей-то напряжённый взгляд тронул её - как рукой, и Жучка, вздрогнув, обернулась.
  Король стоял, прислонившись плечом к стене, и в упор смотрел на неё, - руки в карманах потёртой кожаной куртки, лицо осунулось, рот плотно сжат.
  Они смотрели друг на друга, как два незнакомца, узнавая с трудом.
  Потом она качнула головой в сторону выхода, и он кивнул.
  В спину ей бил Серегин голос.
  - Я не смогу молчанье разомкнуть,
  Но мне бы этого и не хотелось,
  Даже в словах, в глазах, тонуть,
  И, встретив в сотый раз, не обмануть,
  А может, просто не успелось.
  Я не нарушу клятву темноты,
  И заклинание прилипчивой улыбки,
  Пока на свете существуешь ты,
  Как оправдание меня, как цель,
  Которой нет конца.
  Прости молчанье,
  Пока оно обоим нам даётся просто...
  
  * * *
  - Пошли, - решительно сказала Жучка, едва шагнув на крыльцо. И устремилась вперёд, не оборачиваясь, но по-прежнему чувствуя его взгляд.
  Она знала, куда надо идти.
  К морю.
  Когда они спустились с мостика через впадающую в море речку и направились вниз по её течению, Король впервые заговорил:
  - Это... что?
  Размеренный грохот, похожий на грохот скорого поезда, который они уже слышали, приближаясь к мостику, с каждым их шагом всё нарастал и нарастал.
  Жучка хмыкнула:
  - А ты никогда раньше не слышал, что ли?
  Он растерянно покачал головой.
  - Эх ты! Это же шторм! Давай, пошли быстрей!
  В ней подымалось и подымалось, разгораясь, яростное ликование.
  Такое же яростное, как громады волн, обрушивающиеся с размаху на берег и откатывающиеся назад, чтобы вновь обрушиться.
  Она вылетела прямо к полосе прибоя, и следующая волна окатила её с головы до ног, но она устояла.
  Король, задыхаясь, схватил её за плечо и проорал в ухо:
  - Куда?! С ума...
  Следующая волна сбила с ног их обоих, закрутила и поволокла по гальке.
  Король крепко держал её обеими руками и незамысловато ругался, а она только хохотала.
  Ещё волна!
  На этот раз они устояли.
  Ещё!
  Король тоже захохотал, как сумасшедший, исступлённо прижимая её к себе.
  Следующая волна была самой огромной, и их зашвырнуло дальше всего.
  Когда они торопливо выкарабкались и отбежали подальше от прибоя, то уже не смеялись.
  Жучка посмотрела прямо в мокрое лицо Короля, и тот, прикусив губу, ответил её таким же прямым взглядом.
  Они стояли и смотрели друг на друга, мокрые насквозь, до нитки.
  - Пошли! - опять решительно сказала она. - Быстрее, а то замёрзнем.
  Они шли очень быстро, поднимаясь по едва заметной тропинке на обрыв, потом - вдоль него, а потом ещё глубже - в горы.
  - Мы куда? - запыхавшись, крикнул Король.
  - Увидишь, - бросила Жучка на ходу, нетерпеливо оглянувшись на него - поспевает ли. Чёртовы моднючие сапоги заскользили по камням, она, взмахнув руками, попыталась удержать равновесие, нога подвернулась...
  Король успел ухватить её сзади за жакет. Ткань жалобно затрещала, но выдержала.
  - Давай руку! - гаркнул он.
  Через минуту они уже стояли на тропинке, едва переводя дыхание. Жучка вытерла рукавом лоб, шагнула вперёд и пошатнулась. Он поймал её под локти:
  - Что? Нога?
  Она только кивнула, тяжело дыша. Наступить на левую ногу было невозможно - боль пронзала до макушки.
  Король быстро огляделся и усадил её на валун рядом с тропинкой:
  - Дай посмотрю.
  Расстегнув "молнию" на сапоге, он бережно ощупал сильными пальцами распухавшую на глазах лодыжку. Жучка сжала зубы.
  - Ч-чёрт! - ругнулся Король. - Вроде не вывихнута, но связки порваны небось. - Он, морщась, поглядел в её бледное лицо: - В больницу надо.
  Жучка упрямо покачала головой:
  - Замотай чем-нибудь потуже. Мы почти пришли.
  - Да куда пришли-то?! - простонал он, запуская пятерню в свои растрёпанные волосы. - Зачем?
  - Затем, - отозвалась она твёрдо. - Порви какое-нибудь шмутьё...
  - Без сопливых скользко, - огрызнулся Король, сдирая куртку, сырую рубаху и, наконец, футболку. - Здравствуй, здравствуй, пневмония...
  Жучка фыркнула и отвернулась, украдкой глянув на него, когда он опять начал одеваться.
  Продолжая чертыхаться, он, помогая себе зубами, разодрал футболку на полосы, и останки её сосредоточенно запихал в карман куртки, мрачно бросив:
  - Ещё пригодится...
  - Да ты запасливый, оказывается... - срывающимся от сдерживаемого смеха голосом откликнулась Жучка. - Хозяин...
  Несмотря ни на что, всё то же яростное ликование бурлило в ней, как прибой.
  - Иди ты... - буркнул Король, пристраивая её ногу себе на колено. - Разговорилась. Того и гляди без ноги останешься, а туда же - разговаривает...
  - Одна нога у ней была короче, другая деревянная была, - продекламировала она и, осёкшись, опять стиснула зубы.
  - Больно? - Король вскинул тревожные глаза. - Ойкнула бы, что ли, для приличия.
  - Не дождёшься... - выдохнула она, потом осторожно пошевелила ступнёй. - Порядок, доктор Хаус. Пошли. Ты что делаешь?
  Он расстегнул и отбросил второй её сапог, подхватывая её на руки:
  - Танцую, блин.
  - Не дотанцуйся смотри, - пробормотала Жучка, на миг прикрыв глаза.
  - Помолчи, а? Куда дальше?
  - Вон, за скалу...
  Заходящее солнце всё ещё ярко освещало полускрытую ветвями разросшихся деревьев хибарку с покосившейся крышей.
  И поляну перед ней.
  И костёр на этой поляне.
  И троих парней, которые вытаращились на них, разинув рты.
  
  * * *
  Король замер, тяжело дыша.
  - Ты их знаешь?
  Жучка помотала головой. Сердце быстро забилось, и все инстинкты закричали об опасности.
  Глупо было рассчитывать, что ей одной известно это место - заброшенная хибарка близ берега. Тем более, что иногда, приходя сюда, она находила тут запас спичек и дров в жестяной печурке. Просто сейчас ведь был не сезон для отдыхаек - середина мая...
  Всё это бессвязно проносилось в её голове, пока они с Королём молча смотрели друг на друга и на подступавших к ним парней.
  - Ты нам эту птичку принёс? - хмыкнул самый высокий из них. - Положь и катись отсюда.
  Остальные засмеялись. Младший был совсем пацан - лет тринадцати, не больше. Жучка их не знала - небось приезжие, гопота, выбрались к морю на денёк.
  - Сапоги зря бросили, - пробормотал Король себе под нос, осторожно ставя Жучку на землю.
  - Накласть, - она подняла голову, вздёрнув подбородок. - Отобьёмся.
  - А то! - отозвался он почти беззаботно, сунув руку в карман куртки и прижавшись к её плечу своим.
  И тут она поняла, что действительно может всё - если с ним.
  Морской ветер взметнул её волосы, и в крови запел чистый адреналин, требуя боя. Она усмехнулась по-волчьи, глядя, как, замявшись, затоптались на месте чужаки:
  - Чего встали? Ну?!
  Парень пониже дёрнул старшего за рукав куртки и прошептал ему что-то на ухо. Тот исподлобья воззрился на неё и вдруг нерешительно спросил:
  - Ты... Жучка? Варвара Жукова, что ли?
  Она молча кивнула, встретившись с ним напряжённым взглядом.
  - Я на тебя ставил, - объявил вдруг тот так радостно, будто хотел обрадовать и её.
  - Я выиграла? - поинтересовалась Жучка как можно спокойнее.
  - Ага. Я десять штук поднял на тебе. Ты классно дерёшься!
  - Мало поднял, - пробурчала Жучка, не собираясь расслабляться.
  Парень выставил руки ладонями вперёд:
  - Мы... другое место себе найдём, если тебе надо, - он покосился на Короля и повторил: - Ты классно дерёшься.
  Чужаки скрылись за выступом скалы, но они с Королём стояли ещё долго, пока солнце не опустилось в море. Погас последний луч, и сразу потемнело.
  - Не вернутся? - нарушил молчание Король.
  - Здесь тебе не Москва, - отозвалась Жучка. Её начало потряхивать после миновавшего напряжения - гормон сыграл неслабо. - У нас всё честно.
  Король держал её за плечи, глядя в лицо - близко-близко:
  - Мы спина к спине у мачты, против тысячи - вдвоём?
  - Против тысячи бы отбились? - прищурилась она.
  - А то! - он закинул голову и засмеялся, и тогда она, притянув его к себе за волосы, цапнула за нижнюю губу, и, не давая опомниться, повалилась вместе с ним на землю, расстёгивая на нём куртку и рубашку, дёргая за "молнию" на джинсах, впиваясь губами и зубами в скулу, в шею, в плечо....
  Король всхлипывал, стонал и смеялся.
  - Убить меня хочешь? За этим сюда привела?
  - Хочу! - она снова вцепилась ему в волосы и с наслаждением потрясла. - За этим!
  Он на мгновение перехватил её руки:
  - Если потом простишь - убивай!
  - Я только одного не прощаю, запомни, - прошептала она ему прямо в губы. - Предательства.
  Она небрежно содрала с себя дорогие тряпки, сегодня купленные. Впрочем, они уже не были дорогими, а были просто тряпками.
  Распростёршись на земле, Король смотрел на неё снизу вверх так, будто впитывал её глазами. Потом осторожно протянул руку и провёл пальцами по её щеке, до уха, вниз по шее, очерчивая ключицу, к вершине груди, ко впадинке пупка.
  - Я умру за тебя, Королева, - сказал он просто.
  - Я умру за тебя, - отозвалась она эхом.
  А потом всё было так тихо-тихо, так бережно и нежно, что она, крепко зажмурившись, качалась, будто на волнах в штиль, соскальзывая от одной волны к другой, и опускаясь, и подымаясь, и начиная невольно торопиться, и он, успокаивая, легко касался губами её шеи, и это повторялось и повторялось, пока наконец не нагрянул шторм. И она закричала, вторя его стонам.
  Когда всё схлынуло, она так и лежала, обессилев, поперёк его груди, чувствуя, как его пальцы перебирают её волосы.
  Повернувшись, он ткнулся носом в её висок.
  - Как насчёт пневмонии?
  - В землянке есть печка, - сонно отозвалась она. - А здесь - костёр.
  - Ты этот.. квест... мне устроила нарочно?
  - Ну...
  - Ты всё это... для меня... нарочно?
  - Ну...
  Король сел и сгрёб её с земли, устраивая у себя на коленях:
  - Драться ж мы ещё будем?
  - А если будут драться слон и кит, кто кого переборет? - Она положила подбородок ему на плечо, слушая, как бьётся его сердце, греясь в тепле обхвативших её рук.
  - Ну... - он открыл рот, и тут где-то в груде их одежды глухо зазвонил мобильник.
  - Мама! - заорали они, переглянувшись.
  Жучка лежала, уткнувшись лицом в траву, пока Король, чертыхаясь, шарил по карманам, что-то путано втирал Ольге Васильевне, а потом сердито ворчал, снова притягивая её к себе. Море шумело под обрывом, костёр догорел, и пахло дымом, а она глядела в огромное ночное небо, раскинувшееся над ними, и точно знала, что пусть и против всего мира - она не одна.
  А может быть, мир не против неё?
  Может быть?..
  Король подхватил её на руки, и тогда она засмеялась.
   * * *
  * * *
  barbarian: Серёга, блин! Звоню же, чего не отвечаешь?
  Серый: Микрофон в ноуте сдох.
  barbarian: А когда на мобилу звоню, чего не берёшь? Тоже микрофон сдох?
  Серый: А ты звонила? Я не слышал.
  barbarian: Гонишь.
  Серый: А Дюня где?
  barbarian: В Караганде. На семинаре.
  Серый: Вечернем, что ли? Сама не гони.
  barbarian: Вечернем, вечернем. Go out. Тусит. Расслабляется. Явится - убью к херам.
  Серый: Вы поссорились, что ли?
  ...
  Серый: Варь! Варяяяяяяяяяяяяяяяяяяяя!!!
  Серый: ВАААААРЬ!!!!!!!
  barbarian: Чо орёшь, как подстреленный? Тут я. В уборную ходила. Спроси ещё, зачем.
  Серый: ГОНИШЬ. Ты просто не хочешь говорить. Почему не пошла с ним?
  barbarian: Достал тусняк этот потому что. И Пиндосия достала. И Король достаёт. Часто. Неважно. Фигня это всё. Ты стрелки не переводи. Сам как? Когда релиз альбома?
  Серый: А учёба?
  barbarian: Учёба - круть. Тут в кампусе есть автостоянка для преподов - Нобелевских лауреатов, так там уже все места заняты, чессло.
  Серый: О_о
   barbarian: Глазки не пучь, не темни! У ТЕБЯ ЧЕГО? Альбом закончили записывать или нет? Ты ж говорил, в октябре. Так октябрь же.
  barbarian: Серый!!
  ...
  barbarian: Серый!!!! УБЬЮ!!!
  barbarian: Блин, Серёга!!!!!!!
  
  Конечно, он взял и скипнул.
  И конечно, на смски он тоже не ответил.
  Жучка, прикусив губу, резко захлопнула ни в чём не повинный ноутбук. Пальцы дрожали.
  А, язви тебя в кочерыжку, как любила ругаться бабка.
  Ей остро, прямо до воя, захотелось очутиться сейчас не в навороченной съёмной хате в Беркли с видом на Залив, а в старой их с бабкой кухоньке - сидеть на выщербленной табуретке, жевать бабкины оладьи и слушать её жалобы на радикулит и соседа Ваську, который, как нарочно, всё сверлит чего-то за стенкой, когда бабка укладывается вздремнуть после обеда.
  Жучка прерывисто вздохнула и закрыла глаза. На каникулах, следующим летом, надо будет пойти к Ваське и навешать ему хороших люлей.
  С бабкой теперь жила подружка детства Зиночка, оставившая свой дом-развалюшку под городом, так что за обеих старушенций можно было не слишком волноваться.
  А вот за Серёгу - нужно.
  
  Что, что там с этим засранцем? Микрофон у него сдох, как же. Не хочет ей показываться, знает, что она вытрясет из него все его заморочки, как два пальца об асфальт.
  Даже торча в Пиндосии.
  Король бесился, когда она пренебрежительно называла Штаты Пиндосией. Его от этого аж передёргивало. Сам он вписался в здешнюю жизнь с лёгкостью необыкновенной, засветившись везде, где только можно. После учёбы - бильярд, боулинг, клубы, да не ночные, а общественные, даже кружок при православной церкви, куда однажды Жучка сходила с ним ради интереса, враз офигев от происходившего. Батюшка Майкл, молодой, весёлый и бородатый, собрал всех желающих в греческом ресторанчике, где студенты весь вечер болтали, обсуждая самую разнообразную фигню. Always keep the faith, блин... Но Король чувствовал себя здесь, как рыба в воде. Высокий, загорелый, улыбчивый, от калифорнийских пляжных мальчиков он отличался только наличием мозгов.
  Да уж, мозги им были тут нужнее, чем деньги Королёвых, хотя без денег пришлось бы туго. А так... у них была съёмная хата с видом на Залив, а не секция в общаге, почти новая тачка и другие ништяки - и это помимо платы за учёбу. Для Жучки эту оплату частично гасила стипендия - Король был прав, когда говорил, что льготы и квоты существуют.
  Чуть больше года в Пиндосии и почти два месяца в Калифорнийском университете в Беркли - после того, как закончены все изматывающие курсы, сданы все долбаные тесты, все TOEFL и SAT.
  Жучка была рада, что они в конце концов выбрали именно Беркли - в надменных и перемороженных, как куб трески в рыбном магазине, Гарварде и Стэнфорде она, наверно, не выдержала бы и недели. А здесь - в тёплой солнечной Калифорнии, у океана, дышавшего солью и влагой, всё хоть как-то напоминало ей родное побережье. Море, море...
  Хотя просто побродить босиком по кромке прибоя ей удавалось нечасто. Мозги порой раскалялись так, что, казалось, сейчас вскипят и хлынут кровавой кашей из ушей. И ещё она всё время подрабатывала там, где можно было - в библиотеке, в кафешке-забегаловке, в лавчонке под названием "Университетский дух", где продавалась всякая мишура с символикой универа... Чтоб хотя бы трусы себе не покупать на деньги Королёвых. По этому поводу Король даже и не бесился уже. Отбесился в самом начале.
  Времени на тоску не должно было оставаться, но тоска всё равно подкатывала к горлу внезапно, как рвота.
  Жучка потёрла ладонями лицо и снова раскрыла ноут. Завтра лекций Нобелевских лауреатов не предвиделось, но и перед обычными преподами было бы стрёмным невнятно блеять.
  - Tall little Sally plays with magic ebbles
  Dasha sells equipment to the Chechnian rebels
  я выхожу из анала в астрал,
  там много чего слышал но не записал,
  несмотря на США, не потерял азарта,
  бухаю строго каждое восьмое марта
  sitting in the bath house on the avenue B
  and never agree...
  Она во весь голос подпевала шухарному цыганскому эмигранту Женьке Гудзю, не раз спасавшему её здесь от хандры, поэтому и не услышала, как хлопнула входная дверь.
  - Ты ещё не оглохла от этой своей похабщины? - проорал Король с порога, заглушая Гудзя.
  Вздрогнув, Жучка ругнулась себе под нос и стопорнула "Ave B." пультом.
  - А ты ещё не притомился шарахаться по туснякам? - привычно огрызнулась она в ответ. - Party, party, afterparty! У тебя ж завтра вроде как семинар?
  - Я готов, - безмятежно отозвался Король.
  Он прошёл в комнату и устало развалился на диване прямо в куртке и кроссовках - ещё одна поганая америкосовская привычка. Вечеринка была явно не церковной - от него несло каким-то хорошим пойлом, - дерьмового он и в рот бы не взял, - и табаком. Курить он тоже не курил, но, видать, стоял и звездел в курящей компании. Не все ещё в Пиндостане боролись за здоровый образ жизни.
  - Бухал, что ли? - проворчала Жучка. - Добухаешься - права отберут.
  - Пьяный за рулём - убийца? - Король беспечно фыркнул, стаскивая с себя куртку и небрежно швыряя прямо на пол. - Меня Боб подвёз. А ты могла бы со мной пойти, было прикольно.
  - Мне некогда фигнёй маяться! - отрезала она, подымаясь из-за стола. - А ты всегда готов, как пионер!
  - Ага-а... - протянул он, закидывая руки за голову и потягиваясь всем телом. От его ленивой шалой улыбки её, как всегда, повело. Она сердито тряхнула головой, отгоняя эту чёртову слабость - вот ещё, новогодний подарочек, мальчик-звезда... Король.
  - А Покахонтас там была? Она тоже всегда готова?
  Ленивую улыбку с лица Короля смахнуло враз, голубые глаза сузились.
  - Её зовут Марша, - проговорил он жёстко. - И её там не было. Она на такие тусы никогда не ходит, а жаль. С ней... интересно.
  Ещё бы!
  Жучка отлично знала, как её зовут. Более того, эту девчонку, так отличавшуюся от остальных, незатейливых и мелких студентиков-америкосиков, она даже уважала.
  Марша Рейнберд была, чёрт бы её побрал, и затейливой, и глубокой.
  Она тоже попала в Беркли по особой квоте, как коренная американка. Индейцев теперь в Пиндосии индейцами не называли - нетолерантно. Только "native americans". Fuckin` shit.
  
  * * *
  Король и Жучка впервые увидели Маршу Рейнберд в самом начале семестра, на публичных студенческих дебатах, в которых сами они участия не принимали. Сидели себе на галерке в галдящей весёлой толпе, с любопытством вертя головами по сторонам, когда смуглая высокая девчонка не спеша поднялась на трибуну, откинула назад блестящие пряди иссиня-чёрных волос, куда было вплетено орлиное перо, и разделала своего оппонента на тонкие ломтики. Чуть улыбаясь уголком насмешливых губ.
  Король тогда уставился на неё, как завороженный, и Жучке даже пришлось незаметно пихнуть его кулаком.
  - Ух, какая, - пробормотал он, машинально потирая бок, - смотри, она же индианка!
  - Индипетька, - язвительно хмыкнула Жучка. - Подумаешь! Тут народу всякого тьмища, даже папуасы небось есть.
  Но где-то глубоко у неё в сердце прозвучал тревожный зуммер.
  За два с лишним года, проведённых с Королём, она привыкла к тому, что девки вешались на него гроздьями - и в России, и в Пиндостане. Немудрено - Король того стоил. Её это больше смешило, чем раздражало. Он и сам всегда вместе с нею посмеивался над чумными дурёхами, забивавшими ему телефон смсками. И тут, нате вам, эта Покахонтас.
  Рейнберд - Птица Дождя, Птица, Предсказывающая Дождь. Из Южной Дакоты. Резервация Оглала, Республика Лакота, - как она сама со спокойным вызовом представилась тогда на дебатах.
  Теперь Марша всегда участвовала в дебатах от их курса.
  Хотя обычно она предпочитала держаться в тени и отмалчиваться. И была почти незаметной - до тех пор, пока не открывала рот. Язык у неё был острым, как бритва. Ну или как томагавк. Беспощадным.
  - Прокурором будешь после универа? Самое твоё, - сказала ей Жучка как-то, когда они вдвоём задержались в лаборатории после занятий.
  Марша покачала головой, усмехаясь своей обычной кривоватой усмешкой:
  - Ненавижу прокурорских. Если крючкотворствовать - только адвокатом.
  - Почему? - спросила Жучка, сама удивляясь своей настойчивости - что ей было за дело до этой занозы!
  Та долго молчала, но всё-таки ответила:
  - Моего брата никто не защитил - засудили за мелочь, так и сгниёт в тюрьме.
  Жучка редко теряла дар речи, но это был именно тот случай. Она только во все глаза глядела на Маршу.
  - У индейцев же сейчас вроде всё в порядке, - пробормотала она неловко. - Вашу историю вон в школах изучают, и культурное наследие, и вообще... Ты же сама учишься по квоте.
  Марша презрительно пожала худыми плечами:
  - Квота? Так в университетах должен быть определённый процент аборигенов. Ты же из России? Ты другую статистику в Интернете поищи - безработица, продолжительность жизни, детская смертность... Культурное наследие? Да, белым нравится, когда мы трясём перед ними перьями на Пау-Вау, как дрессированные. - Она всё с той же усмешкой тронула перо, прикреплённое к кончику своей смоляной косы. - А ещё больше им нравится, когда мы много пьём. Так легче отнять у нас остатки наших земель. Хороший индеец - пьяный индеец - мёртвый индеец. Война всё ещё идёт.
  - А твой брат?
  - Дурак. - Теперь она уже не усмехалась. - Осудили по ювеналке, а потом рецидив. Тюремщикам выгодно нас держать - за каждого платит правительство. А мой брат - хороший индеец... потому что он всегда пьяный индеец. И совсем скоро он будет очень хорошим индейцем. Мёртвым.
  У Жучки по спине пробежал холодок.
  - А что такое Республика Лакота? - спросила она.
  - Посмотри в Интернете, - бесстрастно повторила Марша.
  Тут вошёл Король, и, едва он открыл дверь, Жучка поняла, что подружиться с Маршей Рейнберд ей не суждено.
  Достаточно было увидеть, как вспыхнули глаза Короля, и как Марша, вздёрнув острый подбородок, скрестила руки на груди, будто отгородившись невидимым щитом. Лицо всё так же бесстрастно. Poker face.
  Жучка надеялась, что она сейчас подхватит свою сумку и растворится, как обычно, но та стояла, не глядя на Короля, но будто ожидая чего-то. И тот, чуть поколебавшись, спросил её с обычной своей беспечной и победительной ухмылочкой:
  - Больше проблем нет?
  Марша пренебрежительно скривилась:
  - А ты что, Большой Белый Герой, и другие мои проблемы решать собираешься?
  И тот взял и нагло кивнул!
  - Какие ещё проблемы?! - опешила Жучка.
  - Да был тут... инцидент один, - небрежно бросил Король, искоса глянув на Маршу, и Жучка задохнулась от гнева и растерянности, впервые почувствовав себя рядом с ним посторонней.
  Это было примерно полтора месяца назад. С тех пор она настороженно отслеживала частоту появлений Короля на студенческих дебатах и частоту появлений Марши на лабораторных и практических занятиях группы Короля.
  
  * * *
  Жучка опять встряхнула головой. Что ещё за нах... К чёрту Маршу Рейнберд! К чёрту всё!
  - Разуйся... Джон Смит, - буркнула она хмуро, указывая на пыльные кроссовки Короля. - Я только что полы помыла.
  Тот беззаботно ухмыльнулся:
  - Да брось ты! Тоже мне, desperate housewife, отчаявшаяся домохозяйка... Иди лучше сюда.
  - На хрена? Я занимаюсь, - строптиво процедила она, подходя, однако, на шаг.
  - Мной займёшься.
  - Ага, два раза.
  Он расхохотался, запрокинув светловолосую встрёпанную голову:
  - Можно и два! Я не возражаю.
  Невольно заглядевшись на его белозубую нахальную ухмылку, она не успела отпрянуть, когда он стремительно ухватил её за руку и дёрнул на себя.
  - Я сказал - иди сюда, - раздельно повторил он, прижимая её к дивану и уже не улыбаясь.
  Жучка коротко выдохнула и на секунду крепко зажмурилась.
  - Устала я уже с тобой письками меряться, Король, - вырвалось у неё. - Понимаешь?
  Его пальцы медленно разжались.
  - И вообще, я тебя без гандонов больше не подпущу, - безжалостно продолжала она, посмотрев ему в глаза, вспыхнувшие яростью и какой-то детской обидой. - Мало ли где ты шля...
  Король тряхнул её за плечо, обрывая на полуслове.
  - Ты у меня одна! - прохрипел он севшим вдруг голосом, и она опять зажмурилась.
  Пропали оно всё пропадом - Пиндосия, Калифорния, Беркли, преподы с их Нобелевским лауреатством! Очутиться бы сейчас на лежанке из небрежно наломанных веток, прикрытых одеялом, в той заброшенной землянке на берегу родного моря, где они провели своё самое первое, самое безбашенное лето...
  - Вот здесь - одна, верю, - откликнулась она наконец, слыша, как вздрагивает собственный голос, и положила ладонь прямо под ремень его джинсов. Король дернулся, как от удара током, но она уже отняла руку и вновь прикоснулась - теперь к его сердцу, неистово колотившемуся под модной рубашкой. - А здесь?
  Он отшатнулся, но её пальцы теперь коснулись его лба:
  - И здесь?
  Она сжала его лицо в ладонях, напряжённо глядя в заблестевшие, потемневшие глаза.
  - Здесь, и там, и везде, - лихорадочно зашептал он, отчаянно целуя её, прижимая к себе так, будто хотел ею пропитаться, войти в неё прямо сквозь поры. - Только ты, ты одна... Королева...
  Она снова зажмурилась, принимая его, впуская его. Плясали перед глазами огненные всполохи костра, в ушах шумел родной прибой, и морской солёный привкус жёг саднящие губы, которые она прикусывала, чтобы не закричать.
  Уже уплывая в сон, она широко раскрыла глаза и подскочила:
  - Король!
  - М-м... - невнятно откликнулся тот.
  - Я с Серёгой сегодня по скайпу... чёрт, он наврал, что у него микрофон сдох, списались просто. Что-то там у него... не то.
  - Да брось ты параноить... - Король зевнул широко и сладко. - Чего у него там может быть не то? Продюсер какой-то нашёлся, раскручивает их. Он же всегда чего-нибудь гонит, Серёга-то. Творческая личность... Мама за ним присматривает. Не бери в голову, спи давай.
  Через минуту Жучка услышала его мерное дыхание и из всех сил саданула кулаком в подушку.
  Параноить, значит... Ладно. Завтра она сама с этим разберётся.
  Сон ушёл враз.
  Откинувшись на спину, она надела наушники и нашла в плей-листе последнюю Серёгину песню.
  Дыхание тает на острие зловония,
  Страх - просыпаться опять непонятыми,
  Как два изгоя, что терпят крушение боинга,
  Как два Геракла, распятые на крестах истории.
  На простынях, от холода потных заведомо,
  Лежать не дыша, боимся вдохнуть отчаяние,
  Прощение вымолив, просто прождав ответа,
  И проиграть, всего лишь приняв наказание.
  Дыхание крошится, всеми оттенками красного,
  Нутро дрожит, заполненное вдохновением,
  Стоять на месте, словно родившись привязанными,
  Стоять на месте, испытывая терпение.
  Рисуй глаза на спинах каждого голубя,
  Разуй глаза, и клетка почти естественна.
  Спина к спине, хотя и не до конца любя,
  Глаза в глаза, хотя может слишком тесно нам.
  И так мечтать - пойти навестить любовников,
  Не подпускать друг к другу нужду и горе.
  Как два изгоя, что терпят крушение боинга,
  Как два Геракла, распятые на крестах истории...
  * * *
  Голос Ольги Васильевны в трубке, как всегда, был очень ровным.
  - Не беспокойся, с Серёжей всё нормально. Мне, конечно, не нравится это его заочное обучение... такая профанация... но он действительно слишком много времени отдаёт... своему творчеству, чтобы учиться очно как следует.
  "Было у отца два сына, один умный, а второй... музыкант", - чуть не ляпнула Жучка.
  Словно услышав эту повисшую между Калифорнией и Москвой нелепую присказку, Ольга Васильевна строго спросила:
  - Варя, я надеюсь, что у Андрея всё в порядке с учёбой?
  - В абсолютном, - легко отозвалась Жучка. Короля она бы в любом случае не сдала.
  - Ты по-другому и не ответила бы, правда? - в голосе Ольги Васильевны просквозила улыбка.
  - Ага, - согласилась она так же легко, и в трубке прозвучал короткий смешок. А потом неожиданный вопрос:
  - Трудно тебе, девочка?
  Мобильник в её пальцах дрогнул.
  - С чего вы взяли? Всё отлично.
  - И тут ты не ответила бы по-другому... - констатировала Ольга Васильевна со вздохом. - Не бери на себя ещё больше, не надрывайся попусту.
  - Вот ещё... - пробормотала Жучка упрямо. - Что там за продюсер у Серёги?
  - Очень... деловой, - хмыкнула Ольга Васильевна. - Его нам порекомендовали... давние знакомые. Обедал у нас дважды. Обещал, что первый альбом выстрелит, недолго осталось. Серёжа, видимо, просто очень нервничает по этому поводу, но это понятно. А ты не волнуйся.
  Да что они все заладили - не волнуйся, не волнуйся!
  - Ладно, - Жучка глубоко вздохнула. - У меня всё. До свидания. И... берегите его!
  Сунув мобильник в карман джинсов, она устало присела на край стола.
  В аудиторию, весело галдя, входили студенты. Яркая, беспечная, многонациональная толпа в фенечках, монистах, татушках, пирсингах... И у длинноволосого молодого препода красовалось колечко пирсинга над левой бровью, гроздь серёжек в левом же ухе, радужная фенечка вокруг запястья.
  Жучка вдруг поймала хмурый, исподлобья, взгляд Марши Рейнберд. На ней, единственной из пёстрой попугайной оравы, была чёрная футболка с чьим-то профилем и тёмные мешковатые джинсы. "Свободу Леонарду Пелтиеру!" - вот что было написано на футболке.
  Жучка вспомнила, что встречала это имя, когда проглядывала по совету Марши соответствующую статистику в Сети - индеец просидел в тюрьме чёртову уйму лет за убийство двух агентов ФБР, хотя его вина вроде как даже не была толком доказана.
  Статистика, кстати, и вправду... впечатляла.
  "Война всё ещё идёт..."
  Марша Рейнберд точно знала, что такое война.
  
  * * *
  Заканчивался ноябрь. Впереди маячило неизбежное, как коммунизм, навязчивое америкосовское Рождество. Какофония покупок, скидок, Санта-Клаусы в универсамах. И каникулы. Все разъезжались кто куда, и в кампусе должны были остаться в основном только иностранные студенты.
  Жучку с Королём тоже пригласили погостить, - кажется, долговязый застенчивый очкарик Боб Тейлор, - в Техас, на отцовское ранчо. Жучка резко отказалась, едва Король ей об этом заикнулся - она не собиралась упускать возможности лишнего заработка в свободное каникулярное время.
  Они с Королём, конечно, из-за этого в очередной раз перелаялись. Уже привычно, прямо как прожившая вместе много лет, задрюченная жизнью семейная пара: какой-нибудь дядя Петя в растянутых трениках, с отвисшим пивным пузом, и тётя Маша в бигудях, шлёпанцах и засаленном халате.
  Провались оно всё...
  В последние недели Серёга вообще перестал выходить на связь. Ночами Жучка торчала с ноутом на балконе, всё дожидаясь - а если он появится в Сети? Ветер с океана был холодным и солёным, ерошил ей волосы, будто большой рукой, и она сидела там, пока совсем не подмерзала, а Король пытался её утащить, злился и орал, что она спятила.
  Спятила, как же...
  Релиз Серёгиной группы опять откладывался. Жучка нашла в Сети интервью с его продюсером, обычное рекламное и жизнерадостное "бла-бла". Продюсера звали Фёдор Орлов, и Жучка внимательно рассмотрела его улыбающееся лицо на фотографии: в меру циничный, в меру открытый взгляд преуспевающего сорокалетнего мужика, ничего в нём не было настораживающего. Но почему Серёга молчал? И почему иногда так заходилось от тревоги сердце?
  В конце концов, после очередной бессонной ночи она не выдержала и опять позвонила в Москву, хотя боялась, что Ольга Васильевна сочтёт её истеричной дурой, как и Король.
  Ну и ладно, ну и пускай.
  Жучка сперва даже не узнала её голос в телефонной трубке - таким усталым и бесцветным он был.
  - Серёжа в больнице, - коротко сказала Ольга Васильевна. - Всё в порядке, он просто... переутомился. Ему надо немного отдохнуть. Ты не волнуйся, Варя...
  Даже не дослушав, Жучка нажала на кнопку отбоя.
  Мозг заработал холодно и чётко, будто какой-то механизм - ей даже показалось, что она видит и слышит, как всё быстрее крутятся внутри её головы шестерёнки, уверенно цепляясь друг за друга, как стремительно раскручивается маховик.
  Пришла беда.
  Война.
  И Серёга сражается там совсем один.
  Она раскрыла ноут и достала из сумки кредитку.
  Явившийся рано, как ни странно, Король застал её за сборами. Шмоток у неё, к счастью, было немного
  - Ты чего тут? - оторопело заморгал он, замерев у порога, как вкопанный. - Ты...
  - Я лечу в Москву, - Жучка рывком застегнула "молнию" дорожной сумки и поднялась. - Заказала билеты. Завтра в два часа - рейс на Нью-Йорк. До этого я все формальности тут должна уладить.
  - Да что ты несёшь?!
  - У Серёги проблемы, - ответила она коротко. - Думаю, большие. Я должна там быть.
  Дико взглянув на неё, Король выхватил из кармана мобильник:
  - Мама?..
  Не желая ничего слышать, Жучка вышла на балкон и устало опёрлась на перила. Она заранее знала всё, что будет сказано. И это "всё" она выпалила в лицо Королю, едва только тот распахнул балконную дверь и шагнул к ней:
  - Конечно, на самом деле всё в порядке, всё у мамы под контролем. Я чего-то там себе понавыдумывала, а Серёга же просто творческая личность, хуле, у творческих личностей бывают... кризисы. Я собираюсь спустить в унитаз всё своё грёбаное будущее из-за каких-то выдумок. Я впахивала здесь целый год, как ломовая лошадь, а теперь...
  Но Король сказал совсем другое. Голос его был очень тихим и чётким, и Жучка впервые увидела в его лице черты Ольги Васильевны.
  - Уладишь все формальности, значит? А я... получается, вообще не вхожу в твои... формальности?
  Она облизнула враз пересохшие губы, прямо глядя ему в глаза, ставшие очень взрослыми и совсем больными:
  - Ты - не пропадёшь. Ты... прости.
  - Поня-ятно, - хрипло протянул Король, сглотнув.
  И спросил - опять очень тихо и опять совсем не то, чего она ждала:
  - Так ты тогда... в десятом классе... из-за Серёги меня динамила? Выбрать не могла?
  Дыхание у неё пресеклось. Она молча кивнула, а потом сказала просто, зная, что должна объяснить до конца:
  - Я его тогда предала. Но больше не предам. - И повторила едва слышно: - Прости.
  Не отводя глаз, она ожидала взрыва, пощёчины, матерщины. Но не дождалась.
  Попятившись, Король лишь молча опустил голову, повернулся и ринулся к выходу.
  Не выдержав, она метнулась следом:
  - Дюнь!
  Он на миг задержался на пороге и выдохнул, уже не глядя на неё:
  - Всё верно. Ты ведь мне никогда не говорила, что любишь.
  Дверь гулко захлопнулась прямо перед ней.
  Жучка выскочила в коридор и остановилась - лязгнув, лифт поехал вниз.
  Развернувшись, она выбежала на балкон - чтоб увидеть, как Король, рывком распахнув дверцу, садится в свой "форд" и берёт с места так, что аж шины заверещали на повороте.
  Псих, псих чёртов, он что, разбиться хочет?!
  Она похолодела от этой внезапной мысли.
  Оборвать эту боль любой ценой, показать ей, доказать ей...
  Нет, нет, нет!
  Схватив со стола мобильник, она трясущимися пальцами нажала кнопку быстрого набора - номер Короля. Длинные гудки. Отбой. Мёртвая отключка.
  Идиот, засранец, дурак, чтоб ты, чтоб тебе...
  Она ведь и вправду никогда не говорила ему, что любит.
  А он никогда не спрашивал.
  Боялся, что ли?
  Боялся?!
  Король?!
  Жучка так и ходила до рассвета, сжимая в ладони мобильник - то по комнате из угла в угол, то на балкон, отчаянно жалея, что не курит. Может, легче стало бы.
  И раз пятьдесят, наверное, она нажала на кнопку повторного вызова - всё с тем же результатом.
  Абонент отключён. Отключён. Отключён.
  Хорошо, если он отключился у Марши. С Маршей.
  
  * * *
  Когда формальности в административных офисах универа и в банке закончились, Жучка ощущала себя кефалью, валяющейся на песке со вспоротым брюхом в ожидании котла.
  Мобильник Короля по-прежнему был отключен, и свои ключи она оставила соседям - молодой паре студентов, озадаченно вытаращившейся на неё.
  Она доехала на такси до аэропорта и отупело встала в длинную очередь у стойки регистрации - перед праздниками все почему-то так и рвались на Восточное побережье.
  Её качало от усталости, тревоги и боли, но она знала, что наконец-то всё делает правильно. В висках стучали дурацкие высокопарные слова из учебника по древней истории.
  Жребий брошен. Рубикон перейдён.
  Регистрация на нью-йоркский рейс почти закончилась, когда Жучка с отчаянно заколотившимся сердцем увидела протискивавшегося к ней сквозь толпу Короля. Лицо его было потемневшим и осунувшимся, он молча шёл вперёд, не обращая внимания на мельтешащих пассажиров, и ему торопливо уступали дорогу.
  Сейчас выхватит у неё сумку... Жучка напряглась и ощетинилась, приготовившись к отпору.
  - Есть ещё места на рейс? - выпалил Король, даже не дойдя до неё. - Я с тобой полечу.
  - Ага, два раза! - автоматически откликнулась она.
  "Можно и два"...
  Жучка из всех сил стиснула зубы.
  - Это мой брат, - спокойно сказал Король.
  - Я люблю его, - отозвалась она так же спокойно.
  Они стояли, глядя друг на друга, и люди осторожно обтекали их, как вода ручья - камень.
  Король наконец медленно кивнул:
  - Я понял.
  - Я справлюсь, - она закусила дрожащие непослушные губы.
  Он повёл плечом:
  - Я тоже.
  Жучка вдруг рассмеялась и снова поспешно прикусила губу. В горле остро саднило, а в глазах было горячо и колко.
  - Мы с тобой разговариваем... как в боевике каком-то грёбаном! Дюнь, ты был... ты был...
  - Неважно, где, - прервал её Король и, за шаг преодолев разделявшее их расстояние, прижал её к себе так, что она задохнулась. И, ощутив его знакомое тепло, она не смогла больше сдерживаться и заплакала навзрыд.
  Было так больно, словно в груди поворачивался нож, скрежеща о рёбра, разрывая на куски сердце.
  - Я умру за тебя, Королева, - как когда-то, сказал он срывающимся голосом, и она запрокинула голову, не обращая внимания на проклятые слёзы, бежавшие по щекам, по шее, капавшие на куртку:
  - Я умру за тебя, Король.
  Кто-то неловко откашлялся рядом с ними. Обернувшись и неумело вытирая щёки ладонями и рукавом, Жучка увидела девушку в форменном костюмчике, деловито заглядывавшую в какие-то бланки:
  - Барбара Жу-ко-ва?
  Регистрация, оказывается, закончилась.
  Все пялились на них.
  Плевать, плевать...
  Король маячил у стойки, пока Жучка проходила через зону досмотра, и, оборачиваясь, пока её шмонали, она всё время видела его светловолосую голову.
  Уже, выходя в полный пассажиров накопитель, она нашарила мобильник, в очередной раз нажала кнопку вызова и рассмеялась сквозь подступавшие вновь чёртовы слёзы, увидев, как Король озадаченно завертел головой и захлопал ладонью по карманам.
  - Так ты где был-то? - откашлявшись, спросила она.
  - Пиво пил, где! - откликнулся он так же сипловато.
  - Ты это... - она опять откашлялась. - Не гуляй тут, СПИД не дремлет. Марша - хорошая девка, держись её... хотя я б ей все косы повыдрала.
  Король фыркнул, всхлипнул и засмеялся.
  В самолёте Жучка отключилась сразу же, едва опустилась в кресло и пристегнула ремни.
  Ей снился Серёга. Такой, каким он был полтора года назад перед их отлётом в Штаты - высокий тощий пацан с глубокими серыми глазами, которые смотрели на неё доверчиво и серьёзно. Но песню, которую он пел в этом сне, она никогда не слышала.
  Я тоже хочу топить чьи-нибудь глыбы льда,
  Что мешали дышать
  так давно, что казалось - всегда,
  И бродить археологом по городам
  Забытым, куда много лет перестали писать
  И где нервно
  Трепещет невзятый на почте листок,
  Гнутся деревья,
  От твоего взгляда наискосок,
  Я просто хочу кого-то спасать
  ежедневно.
  Начинают охоту.
  Спрячься в подземных моих городах.
  Здесь не найдут. Пилоты
  Залпом шампанское пьют на свой страх,
  Где ты и кто ты?
  Ты здесь неузнан, ты здесь не враг.
  Я просто хочу, чтоб тебе стало дышать
  Легче,
  Отплевывай воду слезами из глаз,
  На свои плечи
  Взвалил целый мир, как всесильный Атлас.
  Но он так придуман,
  Чтоб опираться на спины слонов
  и любовь.
  Не смейся,
  а просто ладони свои разожми,
  Доверься,
  я знаю, что держится мир не людьми,
  дай руку,
  Поверь в этот странный чарующий бред...
  Ты чувствуешь легкость, как будто бы можешь взлететь?
  Это крылья,
  Что их у нас нет - это гнусная ложь,
  я слышу, в твоих городах начинается дождь,
  И борется с пылью,
  И гладит кудрявые кроны берез...
  И шепчет напевно...
  Я просто хочу кого-то спасать ежедневно.
  Пусть это будешь ты.
  
  * * *
  В Москве вовсю разгулялась самая настоящая зима. Мелкая ледяная крупа сыпалась с тёмного неба, колола лицо. Жучка покрепче запахнула полы чахлой американской куртейки, натянула поглубже капюшон. Ерунда.
  Народ в Шереметьево колготился так же суматошно, как в американских аэропортах. Наблюдая за тем, как небритый мужик с парой сумок в каждой руке, вполголоса матерясь, кое-как волочётся к стойке, Жучка поймала себя на том, что невольно улыбается. Home, sweet home...
  Она обменяла баксы на рубли и купила у пожилой усталой киоскёрши московскую симку.
  Ольга Васильевна не отвечала долго, так долго, что Жучка сразу завелась. Она так старательно заглушала внутренний голос, вопивший об опасности, что за время перелёта ей это почти удалось. Почти...
  Наконец в мобильнике прозвучало сдержанное:
  - Алло?
  - Я прилетела, - выпалила Жучка, даже не здороваясь. - Вы дома? Я еду.
  - Хорошо, - после паузы так же сдержанно отозвалась Ольга Васильевна. - Приезжай, но не на Остоженку. Метро "Бибирево". - И она назвала адрес.
  Садясь в подвернувшееся "шахид-такси", Жучка поняла, что... что совершенно перестала что-либо понимать. У Королёвых была шикарная квартира в элитном доме на Остоженке, в самом центре. И теперь - Бибирево, задница Москвы?! Ей в голову пришло только одно логическое объяснение такой метаморфозы.
  Его она и высказала, едва перед ней распахнулась самая обычная, обтянутая чёрным дерматином дверь на четвёртом этаже самой обычной хрущобы:
  - Вы что, ушли от Ильи Александровича?!
  Ольга Васильевна на мгновение замерла на пороге, а потом коротко и непонятно засмеялась, пропуская её в квартиру, которая мало чем отличалась от той, где Жучка выросла. Такой же тесный коридор, ведущий в маленькую кухню, совмещённый санузел чуть ли не у входа, две комнатушки, потолок, лежавший почти что на голове, и никакого евроремонта. У Жучки даже сердце защемило.
  Она бросила у порога сумку и чемодан и сердито проговорила:
  - Вы не смейтесь! Скажите правду.
  - Обязательно скажу, - Ольга Васильевна кивнула, уже без улыбки. - Умойся с дороги, Варя, и пойдём на кухню. Свежее полотенце в ванной.
  Ну коне-ечно...
  И почему рядом с этой женщиной она всегда чувствовала себя трёхлеткой перед детсадовской воспитательницей?!
  Жучка послушно, в точности, как трёхлетка в садике, устроилась на стуле с выгнутой спинкой, стоявшем возле маленького круглого стола на кухне и даже руки на коленях сложила. Ольга Васильевна повернулась к ней от плиты, на которой что-то вкусно шкворчало - теперь у неё была очень короткая стрижка, делавшая её ещё моложе. Жучка сейчас нипочём не дала бы ей больше тридцати. Вот только в глазах, так похожих на Серёгины, мелькнула... даже не боль. Затравленность. Безысходность. Всего на одно мгновение, а потом взгляд этих серых глаз вновь стал спокойным, как гладь глубокого озера после налетевшего ветра.
  - Чаю или кофе? - деловито спросила Ольга Васильевна, и, внимательно оглядев её, добавила: - А ты выросла, Варя.
  - Не чаю, не кофе, не потанцуем! - вскипела вдруг Жучка. Выросла она, видите ли! - Не надо этих реверансов... пожалуйста! Что с Серёгой? Что с вами? Почему вы здесь? Где Илья Александрович?!
  Женщина прислонилась к подоконнику, глядя на Жучку пристально и всё так же странно:
  - В тюрьме.
  - Как?! - Жучка задохнулась.
  - Уже неделю. Это пока не попало в СМИ, но, думаю, вот-вот...
  - За что?!
  Женщина у окна опустила глаза и повела покатым плечом:
  - Не тем людям Илья дорогу перешёл. Официально - неуплата налогов и так далее. Сколько верёвочке ни виться... - В тихом голосе её отчётливо просквозила горечь.
  Жучка на мгновение зажмурилась:
  - И что? Что теперь?!
  Ольга Васильевна опять пожала плечами:
  - Арест имущества. Счета заморожены. Благо, у вас с Андреем были свои.
  - Я перевела все деньги на его счёт, - прервала её Жучка. - Ему нужно учиться. - Она выставила перед собой ладонь, заранее обрывая любые возможные возражения. - Потом. Сначала Серёга. Что с Серёгой?
  Ольга Васильевна присела на стул, крепко обхватив себя за локти, будто от чего-то удерживая:
  - Он в частной клинике для наркоманов, Варя. Я виновата. За всеми этими... событиями я за ним недосмотрела, хотя ты предупреждала меня...
  - Нет! - Жучка опять вскинула руку и, не выдержав, вскочила. - Я вас не об этом предупреждала!
  - Ты говорила, что с ним что-то не то, что он какой-то странный... и оказалась права. - Ольга Васильевна зачем-то взяла с блюдца звякнувшую кофейную чашку и бесцельно повертела её в руках.
  Жучка потёрла лоб, отчаянно пытаясь сосредоточиться и внятно сформулировать то, что носила в себе все эти последние дни:
  - С ним что-то происходило, но извне. Понимаете? Извне! Не изнутри. Внутри он тот же, и он не наркоман. Понимаете? Пожалуйста, поймите!
  Ольга Васильевна очень устало покачала головой:
  - Варя... пойми и ты - самые близкие люди и те очень долго остаются в полном неведении относительно того, что происходит с тем, кто... себя одурманивает. А вы не виделись полтора года. Наркомания - это...
  - Нет! - Жучка поспешно шагнула к окну, слепо уставившись на весёлые огоньки соседних окон, и несколько раз глубоко вздохнула, чтобы успокоиться. - Я всё равно знаю его лучше, чем вы. Он не наркоман.
  - Варя...
  - Расскажите мне всё подробно. Пожалуйста, - с силой сказала она, поворачиваясь к Ольге Васильевне.
  Откинувшись на спинку стула, та аккуратно поставила чашку на стол и, прикрыв глаза, медленно заговорила:
  - Когда вы уехали, всё было в порядке. Вы учились на курсах там, Серёжа заканчивал одиннадцатый класс здесь. Летом поступил на заочное, подолгу репетировал с группой... Обычные ребята, адекватные.
  - Кстати, вы разговаривались с ними, когда это всё... произошло с Серёгой? - перебила её Жучка. - Расспрашивали их?
  Женщина растерянно подняла брови:
  - О чём? И зачем?.. Я не сочла необходимым это делать, ведь всё и так было ясно...
  Жучка крепко сцепила за спиной переплетённые пальцы:
  - Дальше. Пожалуйста!
  - Дальше... Появился продюсер, Фёдор Орлов. Нам его порекомендовали как хорошего продюсера, напористого и со связями. Молодой, амбициозный, и раскрутил этого... как его... - Она помолчала и махнула рукой. - Впрочем, неважно. Он очень заинтересовался Серёжей, сказал, что его уровень, как музыканта, достаточно высок, и первый альбом будет бомбой. Они начали готовиться к записи, репетировали очень много, потом начали записывать альбом. Я бывала на этих репетициях... да собственно, Серёжа ведь и дома гитару из рук не выпускает... не выпускал. Он её в студии потом разбил, когда... - Она сглотнула, глядя на свои руки, скрещенные на коленях.
  - Дальше, - хрипло вымолвила Жучка, отводя глаза.
  - То, что я слышала, было очень... достойно. Он действительно талантлив, Варя, - голос женщины дрогнул. - Очень. Я им гордилась.
  - Гордились? - Жучка горько скривила губы, и Ольга Васильевна, вспыхнув, беспомощно покачала головой:
  - Горжусь.
  - Дальше.
  - Примерно месяца полтора назад с ним начало происходить что-то странное. К сожалению, именно в это время стало ясно, что у Ильи большие проблемы, и это меня... отвлекло. Собственно, как раз твой тогдашний звонок заставил меня встряхнуться, но было уже поздно.
  - Что-то странное - что? - Жучка затаила дыхание.
  - До этого, в сентябре, Серёжа на какое-то время вообще бросил репетиции, хотя дело шло к релизу альбома. Фёдор сильно заволновался. Звонил, приезжал. Он считал, что у Серёжи творческий кризис, через который периодически проходят все талантливые люди. Потом Серёжа вновь стал ходить в студию, и Фёдор уверил меня, что всё в полном порядке. Но Серёжа... Сначала он жаловался на головные боли, очень сильные. А потом... он стал совсем не таким, как всегда. Не просто рассеянным. Он как будто зависал, что ли - прямо во время разговора, и потом не мог вспомнить, о чём мы говорим! Он мог проспать весь день до вечера, или, наоборот, был слишком оживлён, тараторил, как сорока, как-то болезненно... И глаза... да, глаза у него стали такие... - она запнулась.
  Жучка не могла этого больше слышать. Было трудно дышать, и она неосознанно потирала ладонью впадинку между ключицами. Ольга Васильевна остро на неё взглянула:
  - Ты знаешь, о чём я говорю? Эти... симптомы?
  - Знаю, - коротко отозвалась Жучка. - Видела.
  - А я не видела... раньше, - со вздохом сказала женщина, снова прикрывая глаза. - Поэтому я не могла понять, что с ним... Но потом его увезли на "скорой" прямо со студии - у него был припадок... галлюцинации. В больнице мне сказали, что он принимает какие-то психотропные средства... уже не меньше полутора месяцев, регулярно. Мы нашли хорошую, очень хорошую частную клинику, и он там уже почти две недели. Я звоню туда ежедневно, и приезжаю, но он отказывается меня видеть. Врач говорит, что пока не стоит настаивать... Варя?
  - Я поняла. Я разберусь, - проговорила Жучка, едва разлепив пересохшие губы. - Теперь я сама. Я для этого прилетела. Отдохните.
  Ольга Васильевна рассмеялась и тут же прижала тонкие пальцы к губам:
  - Отдохните?!
  - Да. Не загоняйтесь. Вы сделали всё, что могли, просто... - Жучка облизнула губы. - Просто вы - не я.
  - Как я могла его упустить? - выдохнула Ольга Васильевна, поднявшись со стула и шагнув к ней. - Я не смогла помочь мужу и упустила сына. Я не сумела...
  Жучка неожиданно поняла, что надо сказать этой женщине, такой сильной, которая теперь смотрела на неё такими ранеными глазами:
  - У нас дома есть одна молитва... молитва мореходов... - Посмотрев в удивлённое лицо Ольги Васильевны, она набрала в грудь воздуха и выговорила раздельно и медленно: - Пошли мне, Боже, берег - чтобы оттолкнуться, мель - чтобы сняться, шквал - чтобы устоять.
  - Что? - Женщина ошеломлённо моргнула. - Шквал..? - Губы у неё вдруг задрожали, и Жучка крепко-крепко стиснула её в объятиях, до боли зажмурив глаза.
  Они долго так стояли, не размыкая рук, пока Ольга Васильевна, откашлявшись, не взглянула на неё сквозь мокрые ресницы:
  - Хорошо, что ты приехала... Значит, молитва мореходов?
  Жучка кивнула и прищурилась:
  - Это красиво звучит, да. Но я... я всегда себе по-другому говорю. Не так красиво. Но действует.
  - Как? - вскинув брови, спросила Ольга Васильевна.
  - Похуй, пляшем!
  Они помолчали несколько мгновений и, всё ещё держась за руки, громко захохотали.
  Жучка никогда и представить себе не могла, что эта сдержанная невозмутимая женщина может так хохотать - звонко, взахлёб, как девчонка.
  - Хорошо, что ты приехала, - повторила наконец та.
  - Чья это квартира? - поинтересовалась Жучка с внезапно вспыхнувшим любопытством.
  - Моей мамы, - отозвалась Ольга Васильевна, включая чайник. - Она с самого начала не признавала Илью. И так никогда не признала. Она была убеждённой коммунисткой и считала его врагом... классовым врагом. Ничего от нас никогда не принимала и не общалась с нами. Даже с внуками.
  Жучка вспомнила, что ни Король, ни Серёга ни разу не упоминали, что у них есть бабушка.
  - Когда мама умерла, - продолжала Ольга Васильевна, проворно собирая на стол, - я не стала продавать эту квартиру. Вот она и пригодилась... Варя... - распрямившись, женщина снова внимательно посмотрела Жучке в глаза. - Надо срочно рассказать Андрею про отца. Я скрывала это, сколько могла, тянула время, ждала, что всё образуется, что это недоразумение, и его вот-вот освободят, но... скоро всё станет известным, попадёт в СМИ, выльется в Интернет. Нельзя допустить, чтобы Андрей бросил учёбу и прилетел сюда. Он должен учиться, пока есть возможность.
  - А про Серёгу вы что ему сказали? - быстро спросила Жучка.
  - То же, что и тебе тогда - Серёжа просто сильно переутомился и пока находится в больнице.
  - Он должен всё узнать сейчас, и не по телефону. У вас здесь есть Интернет?
  Ольга Васильевна развела руками:
  - Я переехала сюда только вчера.
  - Понятно. А в метро есть "Евросеть" или "Связной" или ещё что-нибудь? Я сбегаю, куплю модем.
  - Возле метро есть магазин электроники, но, Варя... - Ольга Васильевна озабоченно следила за тем, как она поспешно накидывает куртку. - Уже поздно, там, может быть, всё закрыто. Подожди, пойдём вместе - здесь не самый фешенебельный район, у нас, бывает, хулиганы шалят.
  Жучка, не удержавшись, прыснула - ну и словечко!
  - Шалит... печень господина Атоса.
  - Варя...
  - Если что, я вам позвоню. И вы вызовете им "Скорую", - засмеялась Жучка, сбегая вниз по лестнице.
  * * *
  Ну конечно, трое чуть поддатых парней лет семнадцати остановили её сразу на задворках дома. И, услышав сзади: "Эй, кисуля, куда бежишь?", - Жучка опять захохотала. За эти несколько часов в Москве она смеялась, наверное, чаще, чем за последние месяцы в Штатах.
  Парни остановились, недоумённо переглядываясь. Эдакого они, конечно, не ожидали от одинокой красивой девки, неплохо прикинутой.
  - Больная, что ли? - растерянно озвучил общую мысль тот из них, кто стоял впереди - крепкий, плечистый, в распахнутой куртке и надвинутой на самые глаза чёрной вязаной шапочке.
  - А ты больше по переулкам шустри, красавчик, ещё и не таких встретишь, - посоветовала ему Жучка, обрывая смех. Кулаки у неё прямо-таки чесались. В Пиндосии ей ни разу не приходилось драться, как и заниматься боксом, хотя Король время от времени бурчал, что она могла бы уделать всех в университетской сборной. Она ходила там только в качалку, но знала, что квалификации не растеряла. Тело всё помнило, тело просто изнывало по хорошей смачной драке - немедленному выплеску энергии.
  - У меня проблемы, guys, - холодно сообщила Жучка, внимательно следя за противником прищуренными глазами. - Большие проблемы. И мне ох как хочется набить кому-нибудь морду. Так что вперёд и с песней!
  Как же, вперёд... Ошалело переглянувшись и невнятно выматерившись, парни отступили и растворились в проулке за домом.
  - Да чтоб вы обосрались... - разочарованно пожелала Жучка им вслед. - Чёрт, надо было и правда кисулю из себя скорчить...
  Запрокинув голову, она вгляделась в ледяное московское небо в отблесках огней.
  ...Шквал - чтобы устоять...
  Держись, Серёга.
  
  В эти игры играют звери,
  Так сыграем же в них и мы -
  Засыпать, улетать, не верить
  В наступление дней зимы.
  Не смотреть в глубину метели
  Из окна квартиры своей,
  Напролёт двадцать две недели
  Грезить сказкой глупой своей.
  Согревать друг о друга руки,
  Пить за чашкою чашку - чай,
  Отрицать печали и муки
  И любить лишь цветущий май.
  И сгорать ночами в объятьях,
  Благовонья цветенья жечь,
  И носить только яркие платья,
  Заменять улыбками речь.
  Не ходить по льду рек замёрзших,
  Не любить мёртвый шубы мех,
  Взглядом за горизонт унёсшись,
  Не сдаваться в унынья грех.
  Посмотри мне в глаза - я мёрзну.
  Минус двадцать - осознаю.
  Не могу отвергнуть реальность,
  Дай хоть руку держать твою.
  
  * * *
  Обратно от метро Жучка добралась уже без приключений, позвонив по дороге ещё и бабке с Зиночкой, и только улыбалась, слушая их кудахтанье. Об истинной причине своего возвращения она, конечно, не сообщила, сказала только, что Америка ей надоела, и она перевелась в Москву, что было, по крайней мере, в первой части сообщения, не совсем уж неправдой. Обе бабки её поступок горячо одобрили. Американских ценностей они категорически не принимали.
  Настроить модем получилось не сразу, но получилось. Попутно они с Ольгой Васильевной наконец перекусили - Жучка машинально жевала, не чувствуя вкуса еды.
  Она набрала пароль и вошла в скайп. Король был в сети, и она сперва облегченно вздохнула, нажимая на видеовызов. И только когда из динамиков раздались протяжные гудки соединения, она вдруг вскочила и отрывисто бросила:
  - Вы говорите. Я не буду. Не могу.
  Это было самое настоящее бегство. Плевать.
  Она не могла, она просто не могла видеть сейчас Короля. Снова как будто нож поворачивался в ране.
  Жучка долго стояла, прижавшись лбом к оконному стеклу в кухне, не обращая внимания на холод - в щели сильно дуло. Потом, оглядевшись, она взяла из мойки нож, а из ящика для овощей возле плиты - стопку старых газет.
  Когда Ольга Васильевна наконец вошла в кухню, Жучка, заканчивая законопачивать окно, обернулась к ней почти спокойно:
  - Ну что?
  - Завтра он, по крайней мере, не прилетит, - вздохнув, проговорила Ольга Васильевна. - Только вот если, не дай Бог, начнутся сплетни в Интернете...
  Жучка спрыгнула со стула и отряхнула ладони:
  - Он очень верный, и он будет рваться сюда. И он... человек момента. Но... - она запнулась, подбирая слова, - он понимает, что это его долг - учиться. Назло всему.
  - И ещё он понимает, что ты не хочешь его видеть, - сказала женщина, внимательно глядя на неё. - Что он тебе не поможет тут, а только помешает. Что он лишний.
  - Вы меня вините? - прямо спросила Жучка, не отводя глаз.
  - Нет, - Ольга Васильевна присела возле стола, по-прежнему глядя ей в лицо. - Это нелёгкий выбор... тяжёлая ноша. Ты уже когда-то делала такой выбор, и это я тебя подтолкнула к тому, чтобы ты выбрала - Андрея. Не возражай, пожалуйста, я же знаю, что это было именно так. Я помню тот наш разговор до последнего слова. И я сейчас думаю - а была ли я тогда права? Ты не упустила бы Серёжу, как я...
  Жучка изо всех сил замотала головой, пытаясь возразить, но внезапно почувствовала, как затряслись ноги от подкатившей свинцовой усталости. Ольга Васильевна быстро встала и взяла её под локоть:
  - Всё на сегодня, Варя. Иди ложись, я тебе в маленькой комнате постелила.
  
  * * *
  Жучку всегда поражало и раздражало умение других людей выражать словами всё, что они чувствуют - до мельчайших оттенков. Раздражало потому, что сама она этого никогда не умела, и потому ещё, что она считала - так можно что угодно заболтать. "Мысль изречённая есть ложь", - вот это как раз верно было сказано кем-то умным.
  Но она знала, что должна непременно объяснить Ольге Васильевне всё, что чувствовала - как умеет.
  - Я вчера отрубилась некстати, - буркнула она неловко, уставившись в свою чашку с кофе, едва они уселись утром за стол.
  - Это неудивительно, - женщина подняла брови, но Жучка нетерпеливо перебила:
  - Хочу, чтоб вы знали, что неправы.
  - В чём? - Тонкие брови взлетели ещё выше.
  Жучка отставила чашку и поглядела в окно, где на голых ветках тополя раскачивались и галдели шустрые московские воробьи:
  - Вы вчера сказали, что были неправы, но на самом деле вы были правы... а, ё...лки!
  "У питекантропа небось и то словарный запас больше", - с тоской подумала она и начала снова, упрямо тряхнув головой:
  - Король меня любил тогда... Да и сейчас, я знаю. И мы дали друг другу сколько могли. Всё, что могли. И было столько хорошего... Так что вы были правы. Вы хотели, чтоб мы с ним были счастливы, и мы были. А Серёгу... - она глубоко вздохнула, - Серёгу я тогда просто боялась. Да, боялась! Мне было больно от него... от его песен. Я не могла понять, что это такое, что со мной происходит. Ведь он же был совсем пацан! И я просто сбежала. Вы не виноваты. Всё. - Облегчённо выдохнув, Жучка засунула в рот кусок пиццы, залпом допила кофе и поднялась. - А теперь дайте мне адрес этой самой вашей очень хорошей частной клиники. Я туда поеду - одна. А потом буду искать парней из Серёгиной группы. И этого... делового продюсера, Фёдора Орлова. Хочу послушать, что они все скажут.
  Ольга Васильевна тоже встала:
  - Хорошо, Но в клинику тебя отвезу я, и не спорь. Ты уже достаточно со мной спорила. - Мимолётно улыбнувшись, она взъерошила ей волосы. - Оставлю тебя там и попробую встретиться с бывшими партнёрами Ильи - может быть, и мне удастся что-то выяснить. Ну что, вперёд? - Она вдруг протянула перед собой раскрытую ладонь, и Жучка, невольно улыбнувшись, с размаху шлёпнула по ней своей ладонью.
  - Мы с тобой, как эти... команда спасателей, - женщина запнулась, припоминая, - Чип и Дейл.
  - Не-а, - невозмутимо отозвалась Жучка. - Нео и Тринити!
  
  * * *
  Очень хорошая частная клиника больше походила на какой-нибудь элитный санаторий - с французскими окнами, экзотическими растениями, фонтанами и аквариумами в холлах. Только вот камер видеонаблюдения здесь было побольше, чем в любом банке, не то что в санатории. Хотя вместо белого халата на человеке, сидевшем напротив Жучки, были самые простецкие джинсы и неброский джемпер крупной вязки поверх светлой рубашки.
  Взгляд его прозрачно-серых глаз был таким цепким и пронзительным, что тянуло поёжиться. И тёплая улыбка, освещавшая его плакатно красивое правильное лицо, этих глаз совсем не касалась.
  Лечащего врача Серёги звали Максим Максимович.
  - Как в "Герое нашего времени", - пояснил он негромко и доверительно. - Помните, у Лермонтова?
  - У меня по литературе всегда тройки были, - отрывисто сказала Жучка, вздёргивая подбородок, хотя прекрасно помнила и Печорина-гада, и добряка Максим Максимыча. - Как я могу увидеть Серёгу?
  - Если он захочет вас видеть - мы пригласим его сюда, - мягко отозвался Максим Максимович. - К сожалению, он отказывается от встреч даже со своей мамой.
  - Со мной он встретится, - уверенно отпарировала Жучка, совсем не чувствуя этой уверенности.
  - Кто вы ему? - небрежно поинтересовался доктор. - Его девушка?
  - Я его друг, - бросила Жучка, твёрдо глядя в прозрачные, как осенний лёд, глаза.
  - Очень хорошо. Тогда, как его... другу, я должен вам кое-что пояснить, - Максим Максимович сложил ладони "домиком" на полированной столешнице. - Проявления интоксикации и абстинентного синдрома у Серёжи сняты. Теперь мы применяем меры по подавлению психической зависимости. Главное - противорецидивная терапия, и важную роль в этом лечении мы отводим семейной психотерапии. Чтобы взаимоотношения внутри семьи способствовали личностной коррекции и мотивировали Серёжу на здоровый образ жизни. Поэтому...
  - Он не наркоман, - процедила Жучка, не выдержав. - Вы мне, конечно, не верите, но я это точно знаю.
  - Варвара, - проговорил Максим Максимович уже без улыбки. - Я ему не враг. И вам не враг. Я был бы рад вам поверить, честное слово. Но в Серёжином случае речь идёт не о каком-нибудь косячке, выкуренном для расслабления за сценой. В его... биологических жидкостях были следы очень серьёзных препаратов, и срок их приёма им - никак не меньше месяца.
  - С ним что-то начало происходить с конца сентября, да, - пробормотала она, переводя взгляд на огромную фотографию в рамке, висевшую на противоположной стене - стая птиц, летящая на закат, острые чёрные мазки на оранжево-алом фоне. Фотография эта чем-то неуловимо напоминала Серёгины песни, и это странно согрело ей сердце. Она упрямо повторила то, что уже говорила вчера Ольге Васильевне: - Но это что-то происходило с ним извне, а не изнутри.
  - Но он ничего не рассказывает об этом самом "извне", - пожал плечами врач. - Мы бы внимательно выслушали его версию происходившего. Но Серёжа... после появления в нашей клинике и первой, вполне понятной, бурной реакции на это... совершенно замкнулся в себе и всё общение с окружающими сводит к "да-нет". Поэтому сложно...
  - Чем вы его тут пичкаете?! - гневно выпалила Жучка, вскочив и невольно сжав кулаки.
  Максим Максимович устало покачал головой:
  - Варвара, присядьте, прошу вас. Здесь не "Полёт над гнездом кукушки". Ольга Васильевна в курсе схемы его лечения, вплоть до мелочей. А вам я повторю, что нами приняты все современные меры дезинтоксикации, и лечение Серёжи теперь представляет собой противорецидивную терапию. Кроме того...
  - Я могу уже его увидеть? - ожесточённо прервала Жучка эту негромкую тираду. - Хочу поговорить с ним сама, без ваших паршивых объяснений. И чтоб мы были здесь одни! Я не принесла с собой ни колёс, ни косячка, ни баяна, представляете?
  - Не сомневаюсь, - невозмутимо кивнул Максим Максимович, подымаясь со своего места. - Кроме того, здесь, как и везде в клинике, установлено видеонаблюдение. Если вам удастся разговорить Серёжу, я буду очень рад, Варвара.
  
  * * *
  Жучка была готова ко всему - только не к тому, что Серёгу она просто-напросто не узнает.
  Она помнила тощего длинного пацана с доверчивыми щенячьими глазами, провожавшего их в аэропорту, и почти того же пацана, но постарше - в подрагивавшем и зависавшем окошке скайпа. А на пороге кабинета встал очень худой, но широкоплечий, на голову выше неё, парень с совершенно чужими колючими глазами. Светлые волосы его были коротко острижены.
  Заметив её растерянное недоумение, он усмехнулся, - такой язвительной усмешки она никогда раньше у него не видела, - и резко спросил, как выстрелил:
  - Зачем ты приехала?
  - А ты зачем подстригся? - ошалело пробормотала она, подавив желание попятиться.
  Он рассеянно провёл рукой по коротким волосам, на мгновение став прежним Серёгой, и отозвался ровно:
  - Не твоё дело.
  Задохнувшись, она всё-таки попятилась на шаг:
  - Я не верю тому, что они все про тебя говорят!
  Он бесстрастно пожал плечами:
  - Твоё дело.
  И опять эта усмешка на угловатом худом лице, ударившая её, как хлыстом.
  - Серый! Это же я! Я хочу тебе помочь! - Она беспомощно пошевелила губами, ища враз пропавшие куда-то слова: - Я на твоей стороне!
  В его колючих глазах на миг всколыхнулось что-то знакомое и вновь пропало:
  - Я. На своей. Стороне, - проговорил он раздельно и чётко. - Только я. Больше никто. Прилетела со мной нянчиться, принцесса на белом коне? Мне этого не надо. Сам справлюсь. Возвращайся к Андрюхе.
  - Мы с ним расстались! - крикнула Жучка, отчаянно кусая губы.
  - Ну и зря, - равнодушно бросил он через плечо, шагнув прочь от порога, который едва переступил. Дверь за ним захлопнулась.
  Глубоко дыша, Жучка крепко сжала кулаки и прикрыла глаза, отвернувшись от долбаных видеокамер. В ушах у неё всё ещё звучал Серёгин холодный насмешливый голос.
  ... Прилетела со мной нянчиться...
  ...Я на своей стороне...
  ... Не твоё дело...
  ...Принцесса на белом коне...
  Так, значит.
  Ладно.
  Похуй, пляшем.
  К вошедшему в кабинет врачу Жучка повернулась уже совершенно безмятежно и только прищурилась:
  - Ну и что вы рассмотрели на своих видеокамерах?
  - Что вы умеете держать удар, - отозвался тот по-прежнему невозмутимо. - Но всё-таки присядьте. - Он пододвинул ей стул.
  - Я с детства боксом занимаюсь. - Она поправила на плече ремень сумки. - Некогда рассиживаться. Я всё равно всё выясню. Пусть даже для себя.
  - Желаю вам удачи, - серьёзно сказал Максим Максимович. - Знаете... - он помедлил, - меня чем-то тронули его песни.
  - Вы их слушали?
  - Я всегда стараюсь узнать как можно больше о своих пациентах.
  - Но вы же поняли, что это не бред наркомана? - проговорила Жучка, напряжённо взглянув в его холодные внимательные глаза.
  Он снова почему-то помедлил и вместо ответа повторил:
  - Я вам желаю удачи, Варвара.
  
  * * *
  Оказавшись наконец на кухне перед Ольгой Васильевной, Жучка поняла, что не может и не хочет в подробностях пересказывать ей всё, что произошло в клинике.
  - Он велел мне уезжать обратно, - глухо проговорила она, глядя на атласную бахромчатую скатерть и бесцельно вертя в руках вилку. - Но я никуда не поеду, пока всё не выясню до конца.
  Лицо Ольги Васильевны было таким же серым от усталости, как, наверное, у неё самой.
  - Со мной никто не захотел прямо разговаривать, Боятся, - отозвалась она так же коротко. - Но я тоже не отступлюсь.
  Протянув руку, женщина крепко стиснула пальцы Жучки, и та подняла глаза. Странно, но Ольга Васильевна улыбалась:
  - Тук-тук, Нео. Идём за белым кроликом?
  Жучка даже не сразу поняла, что она такое говорит, а когда поняла, рассмеялась:
  - Тук-тук, Тринити. Прорвёмся!
  ...Лёжа без сна в маленькой комнате и наблюдая, как по потолку пробегают отблески фар от проезжавших мимо автомобилей, она не прикидывала, с чего ей завтра начать и куда пойти. Она это знала.
  Она просто слушала звучавшую внутри безо всякого плейера Серёгину песню.
  Рассветы - лишь наша выдумка,
  Их отменить так легко,
  Как шарик падает в выемку
  И льётся на пол молоко.
  Молчание - клей для реальности,
  Которую страшно сломать.
  Когда я впадаю в крайности -
  То в этом ты виновата.
  И снова я буду прокручивать
  Счастливый финал в голове,
  Но всё-таки это не лучше,
  Чем пить в одиночку портвейн.
  И в драме, что пишет сознание,
  Обвенчаны мы давно,
  И в жизни из всех состояний
  Нам лучшее не дано.
  Тревожно на тихих улицах,
  И давят мешки облаков,
  И дымом извечным курится
  Не-здесь-не-сейчас-любовь.
  На ветках остались искорки
  Того, что горело в тебе,
  И что для меня немыслимо.
  Души не бывает две.
  
  * * *
  - Я дам тебе все контакты Орлова, - Ольга Васильевна, хмурясь, взялась за мобильник.
  Жучка кивнула:
  - Давайте. Но начну я с ребят из группы.
  - У меня есть телефон одного из них, но он давно отключен, - вздохнула Ольга Васильевна. - Некий... м-м-м... Бандерас.
  Некий Бандерас был барабанщиком группы и в данный момент действительно находился в глухой отключке.
  - Мы пойдём другим путём, как сказал вождь мирового пролетариата, - задумчиво пробормотала Жучка, раскрывая ноутбук.
  На официальном сайте "Чеширских Котов", - у Серёгиной группы оставалось прежнее, почти трёхлетней давности название, - были указаны в основном заковыристые ники музыкантов, и только у двоих - имена и фамилии. У самого Серёги и у Носорога, в миру Павла Леонтьева.
  Жучка потёрла лоб. Имя и фамилия эти были ей откуда-то смутно знакомы. Правда, раскрашенную под викинга патлатую рожу этого самого Носорога на фотографии она в упор не узнала. Зато на сайте сообщалось, что Носорог, новый басист группы, учится в Лианозовском радиотехническом техникуме. По крайней мере, учился в сентябре. С тех пор сайт не обновлялся.
  Она погуглила инфу о техникуме. Таковой находился в очередной заднице столицы - на Дмитровском шоссе. Что ж, тем лучше, по дороге будет время ещё раз всё обдумать.
  Молоденькая секретарша техникума без лишних вопросов сообщила ей, что Павел Леонтьев благополучно учится на первом курсе, и сейчас у него как раз пара по информатике. Прикладной.
  Чинно дожидаться окончания прикладной информатики в коридоре Жучка не собиралась. Она решительно постучала в дверь нужного кабинета и поведала высунувшемуся преподу, - тощему и бородатому, но без пирсинга в бровях, - что ей необходимо срочно на несколько минут увидеть Павла Леонтьева.
  Носорога.
  Когда Носорог вышел в коридор, она сперва уставилась на него во все глаза, потеряв дар речи, а потом прыснула и захохотала, зажимая рот обеими ладонями:
  - Носоро-о-ог! Ой, не могу-у-у...
  - Хорош угорать, Жучка, чего ты, как малахольная... - недовольно пробурчал бывший Махно, покраснев до корней своих когда-то просто рыжеватых, а теперь каких-то пегих волос. - Ну, кликуху сменил, нельзя, что ли? Брутально же...
  Продолжая хохотать, она крепко ухватила его за руку и без церемоний поволокла за собой. Точно, теперь она вспомнила, что Махно звали Пашкой.
  - Ты когда сюда приехал? - в упор спросила она, заталкивая его в укромный угол под лестницей первого этажа, в компанию хранившихся там мётел, скребков и швабр.
  Махно сосредоточенно наморщил лоб, припоминая.
  - В июле. Документы в разные технари тут подал, приняли сюда. И общагу дали, ничо так... - Он искоса оглядел её. - А ты... знаешь, ты ещё красивей стала, Варь.
  - Ты тоже, - досадливо фыркнула она. - Фигню не пори. Серёгу ты когда нашёл?
  - Тогда же, летом. - Махно нервно взъерошил свои отросшие патлы. - Ты из-за него из Штатов вернулась, что ли?
  - Нет, из-за тебя! - бестактно отрубила Жучка. - Давай выкладывай подробно, что там у Серёги произошло, и не темни, а то яйца вон на ту швабру намотаю. Ты меня знаешь, я могу.
  Махно угрюмо зыркнул исподлобья:
  - А чего выкладывать-то? Серёга на какие-то колёса подсел... ну и пропала группа.
  - Махно... - тяжело сказала Жучка, кладя ему руку на плечо и крепко сжимая. - Я ведь не шучу насчёт яиц. У тебя что, есть запасные?
  Вспыхнув, Махно дёрнулся было, пытаясь сбросить её руку - безуспешно:
  - Да иди ты! Бешеная! Ничего я не знаю! Говорю же, сторчался он! Денег навалом, да ещё гений - как такому не сторчаться?
  На секунду зажмурившись, Жучка выплюнула забористое моряцкое ругательство и брезгливо отпихнула парня:
  - Завидуешь ему, что ли, потому и помочь не хочешь? Чмо ты тогда распоследнее!
  Махно набычился ещё больше и попробовал было попятиться, когда она снова шагнула к нему - но пятиться было уже некуда. Она вновь опустила ладонь на его худое плечо под серой, пропахшей куревом, ветровкой и заглянула в злые и перепуганные тёмные глаза:
  - Пашка... Ты же знаешь, какие у Серёги песни. Ты же знаешь, какой он. Он не торчок и не должен гнить в психушке! Что с ним произошло?
  Ещё несколько мгновений они смотрели друг другу в глаза, а потом Махно глубоко вздохнул и сипло проговорил:
  - У него что-то с продюсером не срослось, с Фёдором. Какие-то тёрки были. Мы не знали, из-за чего. Серёга ничего не говорил, отмахивался всё. В сентябре он нервный стал какой-то, дёрганый. Репетиции забросил. А потом мы только начали опять играть, как это всё с ним и случилось, прямо в студии, на записи. Он стал кричать, что... что он горит, и рубашку с себя сдирать. Гитару свою любимую вдрызг об угол расколошматил, только щепки во все стороны. И в обморок грохнулся. Его на "скорой" увезли. Ну и... всё.
  - Что за тёрки с продюсером? - требовательно спросила Жучка, выхватив главное. О гитаре она подумает потом.
  - Да хэ-зэ, говорю же - не знаю! - Махно сердито мотнул головой. - Честно, Серёга не рассказывал никому.
  - А что за тип этот самый продюсер?
  - Крутой, - неохотно выдавил Махно. - Удачливый. Всё у него схвачено. И... скользкий какой-то. Мы чего? Мы и не базарили с ним почти, мы так... на подпевках. Это Серёга у нас... звезда. Был. И я не завидую ему, не думай. Это тяжело - так, как он... - неожиданно закончил Махно и снова вздохнул.
  Не отпуская его плеча, Жучка опять заглянула ему в глаза, всё ещё настороженные:
  - Спасибо, Паш.
  Тот вдруг облизнул обветренные губы:
  - Знаешь, а я ведь сох по тебе... ого как.
  - Знаю, - спокойно отозвалась Жучка. - И что?
  - Поцеловала б хоть раз, что ли... Королева... - хрипло и жалобно попросил он, отводя глаза.
  Засмеявшись, она крепко стиснула его в объятиях и мимолётно чмокнула в тёплую колючую скулу.
  - И всё-о? - разочарованно протянул Махно.
  - Всё-о! - передразнила его Жучка. - Отлепись-ка лучше от стены, бро, а то вон всю ветровку извозюкал. И номер мне свой дай, созвонимся потом. И кликуху смени, Носорог брутальный!
  - На какую сменить-то? - обиженно пробурчал Махно, старательно стряхивая с боков извёстку.
  - Ну-у... - прищурилась Жучка. - Ланселот, например...
  - Это ещё кто такой?
  - Погугли, - устало посоветовала она. - Слушай, Пашк... а как там дома у нас?
  - Дома-то? - он перестал возиться с курткой и мечтательно улыбнулся. - Дома хорошо-о. Тепло-о... Я на ноябрьские туда мотался, забодала Москва эта, блин... Хурма ещё идёт. Бабульку твою видел, на муниципалку чапала, бодрячком такая... Ты туда поедешь?
  Жучка ответила не сразу - надо было проглотить предательский комок, застрявший в горле:
  - Само собой. Но сначала здесь разгребусь. Ладно, бывай.
  - Эй! - Махно, запыхавшись, догнал её, когда Жучка уже выходила в просторный гулкий вестибюль техникума, где в витринах тоскливо пылились разноцветные грамоты и позолоченные кубки. - Я тут подумал... Ты с ним... с Фёдором... поаккуратнее. Не говори сразу, что ты насчёт Серёги. Скажи - на прослушивание пришла. Он щас попсовый проект какой-то замутил народ под него набирает.
  Жучка молча кивнула, чувствуя, как свинцовая лютая злоба горой давит на плечи.
  Проект замутил, значит?
  Народ набирает?
  Наберёт.
  
  * * *
  Перед встречей с продюсером Жучка перетряхнула весь свой немудрёный гардероб, впервые пожалев, что не затарилась в Пиндостане какими-нибудь яркими брендовыми шмотками.
  - Проблемы? - Ольга Васильевна осторожно заглянула в дверь её комнаты.
  - Ноу проблем, - рассеянно отозвалась Жучка, восседая по-индейски - со скрещёнными ногами - над разворошенным чемоданом. - Просто нужно что-нибудь... попсовое, я ж вроде как на проект к Орлову приду.
  - Вот как? - женщина вскинула брови. - Увы, у меня тоже нет ничего этакого... разве что мы можем максимально широко подать то, что у тебя имеется.
  - А что у меня имеется? - удивлённо моргнула Жучка.
  - Ты, - весело заявила Ольга Васильевна, хищно щёлкнув невесть откуда появившимися в её руке ножницами. - Алле-оп! Фирма "Шьём и порем"! Говорите, клиент, чего вам укоротить! - И, оборвав смех, добавила, внимательно глядя на Жучку: - Учти, я буду сидеть внизу в машине.
  - Окай, Тринити, - послушно пробормотала та. - Только вот надо будет ещё купить одну такую штучку...
  - Какую такую штучку? - осведомилась Ольга Васильевна голосом Масяни, но глаза её тревожно блеснули.
  - Диктофон. Он, конечно, и в мобиле есть, но мне нужен более крутой. И незаметный.
  Ольга Васильевна на миг опустила взгляд, а потом снова через силу улыбнулась:
  - Да, надо купить. Ценная вещь, всегда в хозяйстве пригодится.
  
  
  
  * * *
  Захлопывая за собой дверцу "хонды", Жучка знала, что всё идёт, как надо. И что она сама идёт, как надо - от бедра, будто в допотопной любимой киношке "Служебный роман". Белый короткий плащ - нараспашку, сзади вьётся длинный гермесовский шарф, юбка бежевого костюмчика от Армани и Ольги Васильевны едва прикрывает задницу, каблуки высоких сапог цокают по брусчатке, русые волосы уложены в классическое каре, в низком вырезе кружевной блузки - кулон с диктофоном, а в крови бурлит адреналин.
  Она чувствовала спиной озабоченный взгляд женщины за рулём "хонды" и знала, что не может её подвести. Её. Серёгу. Короля. Себя.
  "Улей-улей, я пчела, жаворонок в гнезде, мать его за ногу, - свирепо подумала Жучка, шагнув в стеклянные двери, плавно разъехавшиеся перед ней. - Выйдешь из своей навороченной лечебницы, Серёга, придушу, так и знай!".
  Она сунула охраннику под нос раскрытый паспорт и прошествовала мимо него, будто леди Ди, царствие ей небесное, как сказала бы бабка. Небрежно облокотилась на стойку администраторши - чопорной дамы средних лет в скучном блекло-оливковом офисном костюме:
  - Добрый день. Могу я встретиться с господином Орловым? - она намеренно подпустила в голос чуток америкосовского акцента.
  - Добрый день. Встреча назначена? - деловито поинтересовалась администраторша.
  - Я связалась с ним через его сайт, - надменно протянула Жучка, - он обещал, что прослушает меня... для нового проекта.
  Женщина у стойки окинула её цепким взглядом и, видимо, удовлетворившись увиденным, взялась за телефонную трубку:
  - Как вас представить?
  - Барбара.
  Почти Барби.
  Эдакая тру чикуля.
  Жучка никогда даже не подозревала, что обладает актёрским талантом, хотя в третьем классе исправно бегала в драмкружок при Доме творчества и потом упоённо изображала Маленькую Разбойницу в школьной постановке "Снежной королевы". Но теперь, ступая по тонкому грязному льду, каким представлялся ей отполированный паркет студии Орлова, она полностью вжилась в роль не шибко умной, но хитрой, смазливой и богатенькой штучки, папиной дочки или дорогой шлюшки, которой для полного кайфа не хватает только поп-звёздной славы.
  Орлова она узнала сразу, фотографии на сайте не врали: лощёный, холёный, подтянутый, загорелый. Небось и маникюршу, и солярий с тренажёркой он юзал регулярно.
  - Барбара? Помню, помню, добрый день. Сразу прослушаем вас или, может быть, сначала побеседуем?
  - Побеседуем, если можно, а то я что-то так нервничаю, для меня это так волнительно, первый раз в такой шикарной студии... - приторно улыбаясь, замурлыкала Жучка, мрачно думая о том, как бы не проблеваться прямо на роскошный ковёр в холле. - Я так боюсь, так переживаю, но очень хочется сделать приятный сюрприз своему Муратику, пусть он и его друзья увидят меня по телевизору... Муратик и сам может купить мне студию, но все говорят, что вы такой крутой продюсер...
  "Всё-таки дорогая шлюшка", - подумала Жучка, мельком рассмотрев себя в огромном зеркале: прикид, раскраска, манеры, мур-Муратик, срань Господня...
  - Да, первый раз - это всегда нелегко, - сочувственно покивал Орлов, галантно распахивая перед ней дверь своего кабинета. - Пожалуйста, прошу вас. Кофе?
  - Да, конечно.
  Улыбка его была обаятельной и белозубой, наверняка сделанной у хорошего дантиста, а вот глаза... Глаза всё портили. Были они какие-то мутно-зеленоватые, как бутылочное стекло, и продюсер часто их прищуривал, видимо, чтоб к вискам разбегались весёлые лучики морщинок. На его месте Жучка купила бы себе цветные контактные линзы. Синие, например, чтобы эффект милого обаяшки был полным.
  О чём она ему и сообщила, едва секретарша внесла на стол поднос с кофе и рогаликами и деликатно прикрыла за собой массивную дверь кабинета. Можно было бы, конечно, и ещё повыёживаться, но Жучке это уже надоело:
  - Вы бы линзы себе цветные поставили, что ли, Фёдор Батькович. А то вы как барон Треч в книжке про проданный смех - глазки вас подводят.
  Чуть приоткрыв рот, продюсер ошеломлённо заморгал этими самыми глазками.
  - Не диоптриями подводят, - любезно пояснила ему Жучка. - Цветом и общим... сучьим выражением.
  Стоило отдать Орлову должное - соображал он быстро, и реакция у него была неплохая. Но не лучше, чем у неё, поэтому Жучка одним движением упредила его бросок - не к двери, а к шикарному письменному столу. Чёрт знает, что у него там было, небось "тревожная кнопка" какая-нибудь, мало ли в шоу-бизе психов... Вторым движением она швырнула его на кожаный диван у стены и встала над ним, сунув левую руку в карман куртки. В кармане болтался только мобильник, но Орлову знать об этом было необязательно.
  - Чего вы хотите? - прохрипел он, лихорадочно озираясь.
  - Да уж не записываться на твоей вонючей студии, дешёвка, - отрезала Жучка. Кровь кипела, но мозг работал ясно и абсолютно холодно. - Я хочу точно знать, что ты сделал с Серёгой Королёвым и почему. Вернее, я уже догадываюсь, что ты сделал, а вот почему... Си-деть! - Она подхватила со стола трубку мелодично запиликавшего радиотелефона и сунула её Орлову. - Ты занят, понял, козёл? Только без фокусов. - И, видя, что Орлов колеблется, добавила безжалостно и уверенно: - Чувак, я не соска брендовая, я КМС по боксу, и терять мне нечего. Совсем нечего. Если что не так, я тебя по этому дивану, как горсть соплей, размажу. Кровь-кишки... и всё такое. Делай, что говорю. Ну?!
  Жучка блефовала и отлично знала это, как и то, что ни один нормальный мужик сразу не испугается угроз какой-то девчонки, а обязательно полезет на рожон. Таковых она видела предостаточно, неоднократно умывала их кровавыми соплями и сейчас приготовилась к тому же. Но, взглянув на Орлова повнимательнее, она еле удержалась, чтобы не присвистнуть от изумления - продюсер плыл, плыл на глазах, как будто она уже врезала ему хуком по челюсти, буквально расползался жидкой лужей под строгим деловым костюмом от Версаче.
  Не сводя с Жучки зачарованного и какого-то больного взгляда, он просто кивнул и пробормотал в трубку:
  - Прошу меня не беспокоить... двадцать минут.
  - Двадцать минут? Да ты оптими-ист, чувак, - издевательски протянула Жучка, глядя прямо в его расширившиеся зрачки. - Хотя... если всё скажешь сразу, без выгибонов, может, и уложимся.
  - Я... я не понимаю, о чём вы говорите! - тихо взвизгнул продюсер, вжимаясь в угол дивана.
  - Так я тебе помогу вспомнить, я сегодня добрая, - отчеканила Жучка, подходя вплотную к Орлову и нависая над ним. - Добрая, как... фея, ты не смотри, что с топором.
  - С... топором? - промямлил тот, судорожно проводя языком по губам.
  - Ты что-то регулярно подсыпал Серёге. Что, когда и зачем? Ну?!
  - Я... нет... я не хотел... погодите! Я... честное слово... я не знал, что всё так получится... неудачно... я только хотел его контролировать... для его же пользы!
  - Контролировать, значит? - Жучка стиснула зубы.
  - Да... это просто такие таблетки, совсем безобидные... даже полезные... мне их врач выписал, мой доктор, очень хороший, Иван Леонидович Псарёв, его вся Москва знает, вы не слышали, нет? У меня просто депрессия, бессонница такая бывает, знаете, я так нервничаю...
  - Ах ты, бедняжка, я щас прям обрыдаюсь вся... - У Жучки стучало в висках, но она сдерживалась изо всех сил, цедя слова как можно спокойнее. - Поподробнее давай, мне интересно всё услышать, только не о твоей тяжёлой жизни, а про то, как ты Серёгу травил.
  - Я не травил! - снова оскорблено вскинулся продюсер. - Я же говорю - я просто хотел, чтобы он стал... покладистее, не был таким... глупым. Таким дерзким. И всего-то пару таблеток в его бутылку с водой, здесь, в студии... ну или в кофе...
  - Пару?
  - Ну может быть, и больше... - забормотал Орлов, - иногда... они же такие маленькие... так быстро растворяются... только не бейте!
  - Если я начну бить, то уже не остановлюсь, - честно призналась Жучка посеревшему под модным загаром продюсеру. - Поэтому говори давай, не останавливайся, не отвлекайся... Фе-едя. И сколько же это всё продолжалось?
  - Н-не помню. Нет, правда! Месяц, наверное... или полтора...
  - С начала октября, так? А что произошло в сентябре?
  - Н-ничего особенного... мы... я... - он со всхлипом втянул в себя воздух.
  - Для чего тебе понадобилось, чтоб Серёга стал покладистым? Альбом?.. Нет, погоди! - Она вскинула руку, и Орлов опять шарахнулся в угол дивана, откуда было привстал. - Ах ты ж, гнида...
  В её голове наконец всё встало на свои места, и она даже вздохнула с облегчением.
  - И как я раньше не догадалась, Хивря простодырая, сельпо неотёсанное... Ты ж его трахнуть захотел, Элтон Джон недоделанный!
  - Не смейте меня оскорблять! - У продюсера дрожали губы и руки. - Я человек творческий, я...
  - Это был комплимент, - пояснила Жучка почти ласково, сжав кулаки так, что ногти врезались в ладони. - Ты человек творческий, ты захотел Серёгу, а он что? Не понял своего счастья?
  - Да! - вызывающе бросил Орлов. - Он посмел меня ударить... неблагодарный маленький паршивец! Весь этот мир против нас... я думал, он тоже творческая натура, он же такой талантливый мальчик, он всё правильно поймёт...
  - И радостно подставит тебе задницу?.. Ну чего ты морщишься, я-то совсем не тонкая натура... - Жучка тяжело усмехнулась, хотя в глазах темнело от бешенства. - Знаешь что, Федя... я не гомофоб и вообще никакой не фоб, и всё про этот грёбаный мир знаю. Но сволочей надо учить. Всех я научить не могу, но тебя вот точно выучу. Может, что и усвоишь.
  - Не надо! - проскулил продюсер, уставившись на неё, как суслик на кобру.
  - Надо, Федя, надо, - отозвалась она хладнокровно. - Хотя не хочется мне об тебя руки марать.
  Только не прибить.
  Не покалечить.
  И не испортить диктофон, если этот козёл всё-таки станет отбиваться.
  Но Орлов даже не пытался отбиваться, и наконец, сплюнув на ковёр, Жучка гадливо пихнула его, тихо скулившего, в сторону небольшой двери в углу кабинета:
  - Там же небось санузел у тебя, так? Иди, подмойся и умойся... чмо. И вот ещё что...
  Орлов смотрел на неё так затравленно и покорно, что она опять сплюнула, всерьёз опасаясь, что её сейчас всё-таки вывернет от омерзения.
  - Узнаю, что ты про меня протрепался, ну или, не дай тебе Бог, заяву в ментовку наваял - приду и оторву всё, что выступает больше, чем на пять сантиметров. А у тебя больше и не выступает. Уяснил, Фе-едя? А врач этот твой... Псарёв Иван Леонидович... пусть тебя получше лечит, ты же на всю голову больной...
  Продюсер лишь часто-часто закивал.
  
  * * *
  Из студии Жучка вышла беспрепятственно - значит, Орлов действительно всё уяснил. "Хонда" вывернула со стоянки ей навстречу - у Ольги Васильевны, видимо, тоже не хватало терпения ждать, и Жучка прыгнула в машину чуть ли не на ходу.
  - Что? - тревожно спросила Ольга Васильевна.
  - Всё, - устало выдохнула Жучка. Её начало знобить, да и чувствовала она себя так мерзопакостно, будто это её саму сейчас избили. Тоже хотелось немедленно встать под горячий душ и долго-долго стоять, запрокинув голову. - Стопорните где-нибудь подальше, послушаем, как записалось.
  Диктофон не подвёл, слышимость была идеальной - вплоть до вздоха.
  - Прямо как в студии... - через силу усмехнулась Жучка, нажимая на кнопку "Стоп". - Не надо вам дальше слушать.
  Ольга Васильевна была бледнее полотна, и даже губы у неё стали до синевы белыми.
  - Этот... хоть жив? - еле выговорила она, глядя на Жучку очень тёмными глазами.
  - Что ему станется? - скривилась Жучка презрительно. - Ему, кажется, даже понравилось, извращуге. Не демон зла, а просто куча навоза. Шоу-биз грёбаный, только дерьмо и всплывает... Ольга Васильевна, вы чего?!
  Женщина откинула голову на спинку сиденья и закрыла глаза.
  - Ольга Васильевна!! - Жучку затрясло от страха. - Что?! Сердце?.
  - Подожди, Варя... Со мной всё в порядке... - прошептала та, не открывая глаз. - Вернее, всё не в порядке. Что же я за мать, если не увидела... если не поверила, не помогла... Молчи, Варя. Пожалуйста. Я знаю всё, что ты мне можешь сказать.
  Они молчали долго. Мимо летело скоростное шоссе, из чебуречной рядом с "карманом", где стояла их машина, неслись залихватские восточные напевы, завывала зурна, били барабаны.
  - Ладно, - будто очнувшись, решительно произнесла Ольга Васильевна. - Рвать на себе волосы и вопить, что я преступная мать... - она горько усмехнулась, - это пошло и глупо. И поздно. Надо дело делать. Илью подставил кто-то из тех, кому он доверял. Серёжа пришёл к этому мерзавцу Орлову, потому что кто-то нам его посоветовал. Всё решают связи, но иногда это слишком грязные связи... Ты сказала, что Орлов получил свой урок... и это справедливо. Ну, а я получила свой. Едем к Серёже.
  Жучка так и подскочила.
  - Пусть Максим Максимович сам прослушает эту запись и что-нибудь посоветует, - продолжала женщина, включая зажигание. - Но, вне зависимости от его советов, Серёжа сегодня же должен быть дома.
  - Если он захочет, - тихо промолвила Жучка, и Ольга Васильевна вздрогнула.
  - Да. Если он захочет. - Она взяла мобильник с подставки и набрала номер: - Андрей? Я должна тебе кое-что рассказать...
  Жучка тоже откинулась на сиденье, закрыв глаза. Ей не хотелось слышать этот разговор, но она слышала. И сделала для себя пометку в том уголке мозга, который она мысленно называла ежедневником - самой всё обсудить с Королём, и как можно быстрее. Страусы - вон, в зоопарке.
  - Варя... - сказала Ольга Васильевна, пряча мобильник и выводя машину из "кармана" на шоссе. - У тебя же есть Серёжины песни в плейере? Включи, пожалуйста.
  И всю долгую дорогу до клиники они слушали Серёгин хрипловатый звенящий голос:
  Чувства, недостойные стихов.
  Тлеет полутьма на тихой кухне.
  Я один перебираю буквы,
  Чтобы бросить их в твоих богов.
  Через эти нормы все прошли,
  Даже если ночь приходит рано,
  Варится сама в своём обмане,
  В рот суёт мне голые нули.
  Манит непростительная боль,
  И желанье снова всё испортить,
  И с закономерностями спорит
  Друг мой - второсортный алкоголь.
  Быстры, но расхлябаны шаги,
  Хочется опять казаться чистым.
  Сердце, прячась в маске хоккеиста,
  Повторяет мне, что все враги.
  Чувства, недостойные стихов.
  Смутно право на существованье,
  Но нельзя принять за наказанье
  Вдохновенье этих честных слов.
  И никак раскрыть уже нельзя
  Все свои желания и память,
  Можно только понадёжней спрятать
  Полные смятения глаза.
  
  * * *
  Максим Максимович сперва молча выслушал Ольгу Васильевну, а потом так же молча - диктофонную запись. До конца.
  - Остаётся констатировать тот факт, - сказал он, когда все звуки, доносившиеся из диктофона, затихли, - что я оказался неправ. Наверное, в первый раз за всю свою практику. И я этому рад. - Он легко поднялся из своего кресла. - Вы хотите забрать Серёжу домой, я полагаю? Но... должен вас сразу предупредить, что он...
  - Что он может отказаться? - перебила врача Ольга Васильевна. - Я понимаю. Это его право.
  Серёга возник на пороге, и Жучка перестала дышать. Он небрежно прислонился худым плечом к дверному косяку, словно не собирался заходить в кабинет. И, наверное, действительно не собирался. Тонкое лицо его было совершенно бесстрастным.
  - Поедем домой? - спокойно спросила Ольга Васильевна, неотрывно глядя на него. - А то не успеем до пробок.
  Он только вздёрнул бровь и вопросительно покосился на доктора. На Жучку он даже не посмотрел.
  - Твоя девушка съездила к твоему продюсеру, - просто пояснил Максим Максимович, - и он... дал ей исчерпывающие объяснения по поводу твоего состояния. Твоя мама предоставила мне диктофонную запись этой... беседы. Собственно, тебе уже не нужна терапия в стационаре, и ты вполне можешь ехать домой.
  Серёга уставился себе под ноги, а когда поднял голову, чётко произнёс всего четыре слова, от которых Жучку бросило в жар:
  - Это не моя девушка.
  
  * * *
  В машине на пути в Бибирево они молчали - все трое. Серёга сидел сзади, Жучка - рядом с Ольгой Васильевной, глядя прямо перед собой - на дорогу.
  У дома Ольга Васильевна затормозила и повернулась к Серёге, положив руку Жучке на плечо:
  - Послушайте меня оба. Я оставляю вас в бабушкиной квартире, а сама пока поживу на даче. Навещу отца, адвокатов, следователя и буду вплотную разбираться в отцовских делах. Надеюсь, что справлюсь. И надеюсь, что вы... справитесь тоже. Варя, я оформила тебе временную регистрацию, справка на тумбочке в прихожей, носи её всегда с собой. Деньги на твоей карточке есть. Помолчи, пожалуйста, я их оттуда снимать не собираюсь. На твоей карте, Серёжа, тоже есть деньги. Теперь вот что... - Она запнулась.
  Серёгин взгляд был непроницаем.
  - Серёжа... - заговорила Ольга Васильевна вновь. - Я не буду каяться перед тобой. И ты, и я знаем, что я виновата. Прежде всего в том, что вела себя, как... гусыня, вдруг высидевшая лебедя. Я совсем не понимала тебя. Наверное, и сейчас не понимаю. Но я буду стараться и хочу, чтобы старался ты. Всё. - Она глубоко вздохнула и мимолётно улыбнулась. - Я позвоню.
  - Там на даче же... надо дровами топить... это отец всегда рубил... а ты как же? - неожиданно подал голос Серёга, и Жучка почувствовала, как к глазам и к горлу подступает что-то горячее.
  Ольга Васильевна помолчала, потом тихо ответила:
  - Дядю Мишу попрошу, он не откажет.
  - А Песец там? - снова спросил Серёга, и Жучка так и подскочила:
  - Песец?!
  - Ну да, - пожала плечами Ольга Васильевна, - слон такой вымахал слонячий. Дядя Миша с ним возится, любит его, дурачка... Ну, вы идите, а я поехала. Вот ключи, Серёжа.
  Серёга неловко взял у неё брякнувшую связку ключей со смешным брелком-собачкой, свою сумку и, не оглядываясь, молча вылез из машины.
  * * *
  Подымаясь по лестнице, они оба опять молчали. И на площадке перед дверью, когда Серёга никак не мог попасть нужным ключом в нужный замок. И в коридоре, когда зажёгся свет, и он с невольным любопытством завертел головой, наверно, вообще впервые в жизни попав в эту квартиру.
  Жучка кивком головы указала ему на большую комнату и еле выдавила:
  - Тебе туда. Есть будешь? Мыться?
  Сначала ей казалось, что он даже не ответит, но он ответил:
  - Ел уже сегодня. И мылся. В санатории у Максима.
  Лучше б не спрашивала.
  Лучше б не отвечал.
  Подхватив с пола сумку, он направился туда, куда она показала, и вскоре там бодро заорал телевизор.
  Жучка захлопнула за собой дверь маленькой комнаты и с наслаждением стянула с себя фирменные шмотки, мятые и грязные. На колготках поехала "стрелка".
  Накинув махровый халат Ольги Васильевны, она нашарила в чемодане спортивный костюм и отправилась в крошечную ванную, где, как и мечтала недавно, долго стояла под бьющими в лицо горячими струями.
  Потом она медленно, как больная старуха, выбралась из ванны, оделась, застегнув до горла "молнию" куртки, и поплелась к себе. Её бил озноб. Она плюхнулась на неразобранный диван, рядом с неубранным барахлом и долго лежала в темноте.
  Перед глазами маячило жалкая и злобная физиономия Орлова, в ушах всё ещё звучали слова диктофонной записи - собственный голос.
  ...Сволочей надо учить...
  Жучка поглядела на ноющие суставы пальцев, и её вновь передёрнуло.
  Телевизор за стеной всё ещё бодро орал - судя по ору, транслировался хоккейный матч. "Амур" обыгрывал "СКА" со счётом семь - три, и хабаровские болельщики вопили нечеловеческими голосами от радости. Слышимость была, блин, как в картонной коробке.
  Внезапно вспыхнув от злости, Жучка изо всей силы врезала в стену кулаком.
  В коридорчике послышались быстрые шаги, зажёгся свет, дверь распахнулась, и Серёга вновь небрежно подпёр плечом косяк. Он был в желтой футболке и продранных на коленях, обтрёпанных джинсах. Руки скрещены на груди, глаза издевательски сощурены:
  - Никак звала, Ко-ро-ле-ва?
  Чёрт, до чего же братцы Королёвы были иногда похожи, гады...
  - Никак не звала! - гаркнула Жучка, срываясь с дивана. - Шарманку свою потише сделай!
  Она встала напротив него, лицом к лицу, глаза в глаза.
  - Да-а? - нагло протянул Серёга, не отступив ни на шаг - таким она его никогда не видела. - А я думал, зовёшь меня, чтобы не скучать... ну или чтобы я не скучал... Развлечься, в общем.
  Что-о?!
  Захлебнувшись яростью, Жучка с размаху влепила ему такую затрещину, что у того аж зубы лязгнули, и голова мотнулась, впечатавшись затылком в косяк. Замахнулась ещё раз... и дёрнулась, когда Серёга вдруг перехватил её запястье - так крепко, что сразу и не высвободиться. Да что же это за..!
  - Пус-сти! - прошипела она, пытаясь выдернуть руку из его цепкой хватки.
  Они так и мерили друг друга взглядами, она - изумлённым и яростным, он - насмешливым, когда Жучка, к своему ужасу, ощутила, как пол уходит у неё из-под ног. Сказался весь этот бесконечный бешеный день... да и все предыдущие выматывающие дни и ночи.
  Она почувствовала, как Серёга подхватывает её, и опять попыталась вырваться.
  - Перестань, Варь, - очень тихо проговорил он, осторожно опуская её на диван и присаживаясь рядом - прямо на пол. - Ты же устала... принцесса на белом коне...
  Она опять вскинулась было, но Серёга только засмеялся, всё ещё сжимая её запястье. А потом поднёс её руку к губам и поцеловал - туда, где под кожей лихорадочно бился пульс.
  Онемев, задохнувшись, совсем растерявшись, она видела только, как в полосе света, падавшего из коридора, блестят его глаза, совершенно родные, совершенно Серёгины... и наконец, стиснув зубы и зажмурившись, крепко-накрепко обхватила его сразу руками и ногами, повиснув на нём, как обезьянка, сползая с дивана к нему на пол.
  Они долго сидели в полутьме, не в силах выговорить ни слова, не в силах оторваться друг от друга, будто двое заблудившихся в дремучей чаще детей.
  - Гензель и Гретель, - пробормотал Серёга, и Жучка даже не удивилась тому, что он озвучил промелькнувшую у неё мысль. Только так и должно было быть.
  Она осторожно, будто узнавая, провела ладонью по его руке - от твёрдого плеча до длинных пальцев, и вдруг её так и передёрнуло - даже в темноте были видны чёрные кровоподтёки в сгибе его локтя.
  - Ерунда, не обращай внимания, - извиняющимся голосом сказал Серёга, пытаясь отдёрнуть руку. - Это от капельниц... заживает уже. Я б рубашку надел, у неё рукава длинные, но я её почему-то в сумке не нашёл...
  - Ты идиот, ну почему ты сразу никому ничего не сказал?! - выдохнула она, чувствуя, как от слепой чёрной ярости перехватывает горло и темнеет в глазах. Оказаться бы сейчас рядом с тем... продюсером... - Тогда, ещё в сентябре!
  - А кто бы мне поверил, да никто, - отозвался Серёга не сразу. - Фёдор ведь протеже каких-то там папиных друзей, круче только яйца, выше только звёзды, он "Хандру" раскрутил, и у него на "Муз-ТВ" свой проект.
  - Я б поверила, дурак! - заорала Жучка, стискивая его шею.
  - И что бы я тебе сказал? Спаси меня, детка, злой дядька-продюсер меня домогается? Не смеши мои подковы.
  - Тоже мне, конь Юлий, дурной на всю голову... - остывая, проворчала Жучка и с наслаждением зарылась лбом ему в плечо. - Подко-овы у него...
  - Я его и сам как надо отметелил. Немногим хуже тебя, наверное, - хмыкнул Серёга, утыкаясь подбородком в её взлохмаченную макушку. - Не надо мне было только возвращаться потом. Он приезжал, просил, извинялся... Дурак я, что поверил. Ну и пацанов не хотел подводить.
  - Слушай, Серый, - задумчиво спросила Жучка, - а ты когда успел таким лосярой вымахать, а?
  - Летом, наверно. Всё лето в качалку ходил, ещё с весны начал, - рассеянно объяснил Серёга. - Я тебе хотел сюрприз сделать. Думал - ты вот сильная, а я кто? Дохляк. Хочу как ты. Ну и не бросал, хотя тяжело сначала было. Потом втянулся, даже понравилось.
  - Ты обо мне думал?! - задохнулась она.
  - Вот дурочка, - серьёзно сказал Серёга, ероша её спутанные волосы. - Ни на секунду не забывал. И это не метафора. Ни на секунду. Знаешь, что такое метафора, ты, девочка-боксёр? Боксёрша - ведь нет такого слова, да? Боксёрка?
  Жучка опять обхватила его за шею, пряча лицо у него на груди.
  - Издеваешься, да? - отозвалась она вздрагивающим голосом. - Скажи лучше, самый умный, а ты когда сообразил, что твой злой дядька-продюсер тебя дрянью пичкал?
  - У Максима и сообразил, в клинике, - спокойно ответил Серёга. - Но там бы мне точно никто не поверил. Сперва очень страшно было, когда понять не мог, откуда такое... Всё, думал, с ума схожу. У Пушкина, помнишь: "Не дай мне Бог сойти с ума, уж лучше посох и сума", вот это верно очень. Я несколько ночей не спал, притворялся только, чтоб не кололи лишний раз. Всё лежал и думал, думал. А потом сообразил. Знаешь, я как будто горел, когда мне всё это мерещилось. Горел изнутри.
  Не в силах больше этого слышать, Жучка зажала ему рот чем могла. Губами.
  И замерла.
  Его губы были не похожи ни на чьи - и знакомы, как свои собственные. Их вкуса, их нежности и требовательности она никогда не знала... и знала всегда.
  Она целовалась с парнями, она хотела, брала и отдавала.
  Сейчас она поняла, что ничего этого в её жизни просто не было.
  Ничего и никого.
  Даже Короля.
  Всё происходило впервые - здесь, и сейчас, и с ним, и она совершенно забыла, что и как нужно делать.
  Она... вот же чёрт... даже покраснела до ушей, когда его пальцы бережно расстегнули на ней куртку и задрали майку, и она схватила его за руку, бессвязно бормоча: "Подожди, стой...". Но тогда вместо пальцев к её груди прильнули его губы, и она, бессильно обмякнув, смогла только застонать, ещё и ещё, выдыхая его имя, зарываясь пальцами в его волосы, исступлённо гладя по плечам. В мозгу билось: "Наконец-то, наконец-то", и всё происходившее было таким нужным и таким верным, что она просто не понимала, как могла жить без этого раньше и даже считать, что живёт. Да она вообще не жила!
  - Я без тебя и не жил даже, - его шёпот обжёг ей висок, и она опять не удивилась - а как же иначе?
  А потом она только стонала и всхлипывала, то приникая к нему, то отрываясь, вскидываясь навстречу и падая навзничь, вцепляясь ногтями в его взмокшую спину и целуя, целуя...
  Было больно. Было сладко. Было горячо и горько, и с последним рывком, с последним хриплым вскриком наконец прорвались слёзы. Серёга водил по её щекам ладонью, осторожно стирая их и шепча: "Всё, всё...", а она могла только вздрагивать в его руках и прижимать его к себе изо всех сил, чтобы он оставался с ней и в ней.
  А потом она сразу уснула.
  А проснувшись, сперва испугалась, что всё это было во сне, и вскинулась, невидяще глядя перед собой - но его ладонь легла ей на затылок, и она блаженно зажмурилась, окунувшись в его знакомое тепло.
  - Привет, принцесса на белом коне... ничего, что титул теперь пониже? - прошептал Серёга, касаясь губами её шеи.
  - Привет... самое то, только коня вот нету, - откликнулась она, вздрагивая от удовольствия.
  - Как нету, а Юлий?
  - Какой ещё Ю... тьфу ты, вот трепло...
  - Я не трепло, я интроверт, очень молчаливый, и ранимый, и даже застенчивый... - Он обиженно захлопал глазами.
   - И в каком же месте, интересно, ты застенчивый?
  - В этом вот точно нет. Ох...
  - Да я уж поняла...
  Они шептались, смеялись, щекотали друг друга, как маленькие, а потом опять только стонали и вскрикивали, и, снова вместе, поплыли в сон, пока Жучка, очнувшись, вдруг не спросила:
  - Серый, а что теперь?
  И он, не уточняя, ответил сразу:
  - Я разбил свою гитару, Варь.
  - Я знаю... - она судорожно вздохнула, сжав его ладонь. - Мне Махно рассказал.
  - Ты нашла Пашку? Где?
  - В технаре, через сайт... неважно. Расскажи мне... Про гитару.
  - Я её разбил, потому что мне тогда померещилось, что... тоже неважно. И теперь ко мне больше не приходят песни.
  Жучка рывком повернулась и села. Внутри у неё всё заледенело, и она могла только смотреть на Серёгу, не в силах сказать ни слова. Голос у того был совершенно спокойным и очень тихим, и взгляд из-под длинных ресниц тоже был совсем спокойным:
  - Просто строки крутятся в голове, обрывками - и всё. Музыки больше нет. Песни ушли.
  - Серый! - крикнула она надорванно. - Они же вернутся! Ты же не можешь... - Она осеклась.
  - Без них? - легко проговорил он недоговоренное. - Могу. Я без тебя не могу.
  Она неистово замотала головой:
  - Они ж для тебя... песни для тебя - всё!
  Серёга поймал её за руку и потянул на себя:
  - Ты - моё всё.
  - Нет, нет, - твердила она, не слушая, упершись ему в грудь, - это от той отравы и от лекарств больничных... Чёрт, я щас пойду и урою этого козла! Пусти!
  - Ш-ш-ш... Тихо, принцесса.
  - Давай пойдём и купим другую гитару, - сбивчиво выпалила она, хватая его за плечи, - такую же, как была. Давай! Ты будешь...
  - Нет, - прервал он твёрдо. - Не буду. Варь, я пока... не хочу. Потом. Ты, наверно, права, это пройдёт...
  - Конечно, права! - горячо подхватила Жучка, вскакивая. - Вот увидишь!
  Серёга смотрел на неё снизу вверх, непонятно улыбаясь, и сердце у неё больно повернулось в груди.
  Она могла драться за него с любым противником... со всем миром. Но сейчас своим противником был он сам. И она ничего не могла с этим поделать.
  Только стиснуть зубы и ждать.
  
  * * *
  Эти несколько дней, проведённых ими в крохотной квартирке Серёгиной бабушки, стали для Жучки самыми счастливыми в жизни. И самыми болезненными.
  Они с Серёгой почти не отрывались друг от друга, как сиамские близнецы, и хохотали по этому поводу. Они спали, переплетясь руками и ногами, мылись одной мочалкой, не умещаясь в ванне и опять же хохоча из-за этого... и даже ели одной вилкой из одной тарелки. Серёга порывался готовить сам и спалил до углей пару яичниц, да и Жучка как-то угробила целую сковороду котлет, потому что, поставив её на плиту, слишком надолго на Серёгу отвлеклась. Тогда они стали заказывать пиццу на дом и ели её руками из коробки, лёжа на ковре перед телевизором.
  Телевизор, впрочем, они почти не включали после того, как на каком-то канале в каком-то ток-шоу промелькнул Орлов, вполне себе импозантный и самоуверенный. Жучку передёрнуло, и Серёга поспешно нажал на кнопку "Off", а потом даже вилку из розетки выдернул.
  Вместо этого они сидели в Интернете, зависая на разных сайтах, в социальных сетях. Жучка с удивлением и некоторой обидой обнаружила, что у Серёги, оказывается, есть аккаунт в Живом Журнале, где он размещал свои стихи и песни, а также несколько тысяч читателей. Она обвиняюще ткнула в него пальцем, заявив: "Темнила хренов!" и долго дулась - минут пять, до тех пор, пока он не начал её щекотать. Страница в Живом Журнале, впрочем, не обновлялась с лета, и Серёга заявил, что возобновлять её не хочет.
  Зато он часто читал ей наизусть чужие стихи. Он сказал, что стихи предназначены именно для того, чтобы их читали вслух, на бумаге - это совсем не то, и Жучка уходила в сон под Баратынского, Лермонтова или Лорку.
  Ольга Васильевна позвонила им на другой день после их вселения в бибиревскую квартиру и попросила, чтобы они теперь звонили ей сами в определённое время, дипломатично обосновав это: "Так будет удобней" вместо "Не хочу вам мешать". Поэтому они созванивались по вечерам. В первый же вечер Серёга выхватил у Жучки мобильник и решительно заявил:
  - Мам, я тебе тогда не сказал, а сейчас говорю - ты никакая не гусыня! А я никакой не лебедь. Вот ещё!
  Он чуть отнял трубку от уха, и Жучка услышала тихий смех Ольги Васильевны:
  - А кто же я? А ты?
  - Ты орлица! - так же решительно провозгласил Серёга. - Ну или львица! А я... а я...
  - Жираф? - с готовностью подсказала Жучка, хотя у неё сразу защипало в глазах и в носу - вот кто сентиментальная гусыня!
  - Прости, мам, я тебе через минутку перезвоню, - быстро сказал Серёга и, отложив телефон, повернулся к Жучке со зловещей ухмылкой. - Жираф, значит?..
  Перезвонили они через полчаса.
  Дела Ильи Александровича Ольга Васильевна решительно отказалась обсуждать по телефону, сразу сказав: "Это не телефонный разговор", когда Серёга спросил об отце. Из чего Жучка сделала вывод - что-то происходит. В Интернете о предпринимателе Королёве писали крайне невнятно и скупо, что тоже наводило на определённые размышления.
  Надо было позвонить Королю и всё это обсудить, но Жучка без конца откладывала это на завтра.
  Девочка-страус.
  И её сиамский близнец - мальчик-жираф. Весь вечер на ковре, как она объявила Серёге во время вечернего поедания пиццы. Тот поперхнулся и заржал почище коня Юлия.
  В общем, всё было так, как она и мечтать не смела, но все счастливые минуты рвались в клочья, когда Жучка видела, как Серёга иногда замирает, глядя перед собой. Внутрь себя. Как его пальцы сжимаются, словно держа гриф гитары. А потом беспомощно разжимаются и опускаются.
  Иногда, думая, что она спит, Серёга включал её плейер и слушал, сосредоточенно наморщив лоб. Однажды, всё-таки поймав её тревожный взгляд, он виновато улыбнулся и, снимая наушники, пробормотал:
  - Я ни одной песни не узнал. Как будто не мои.
  И, увидев, как она закусила губы, притянул её к себе.
  Ещё он не хотел выходить из дома. Вообще. Наотрез отказывался, когда она предлагала:
  - Нам что, плохо вдвоём?
  Было хорошо, очень, но...
  Но было в этом что-то такое больное, что однажды Жучка не выдержала, сорвалась и заорала, как оглашенная:
  - Гулять!
  Серёга иронически вздёрнул бровь:
  - А где же тогда поводок? Ошейник?
  Но, поглядев ей в лицо, вздохнул, буркнул: "Прости", и отправился искать джинсы.
  Снаружи выпал снег, щедро засыпав дворовую помойку, отходы собачьей и человечьей жизнедеятельности и убогие лысые кустики, напомнив, что скоро Новогодье. Жучка скатала снежок и исподтишка запустила Серёге в спину. Но он на провокацию не поддался. Худое лицо его было замкнутым, губы плотно сжаты.
  У неё ёкнуло в груди, и она чуть было не сказала: "Ладно, чёрт с ним со всем, пошли домой", но вместо этого крепко взяла его за локоть, и они отправились вдоль по заснеженной обледенелой улице, названия которой даже не знали.
  "Гензель и Гретель", - вспомнила Жучка, суя Серёге в карман замёрзшую руку, и он тут же переплёл её пальцы со своими.
  Они дошли до конца квартала. Прохожих почти не было. Серёга запрокинул голову к темнеющему небу, ловя губами редкие снежинки. Мимо пронеслась ватага детей, волоча за собой разбитые санки и толстого рыжего щенка на поводке. Жучка поглядела на Серёгу, и оба заулыбались.
  Из кафе на углу неслась разухабистая музыка. Какая-то цыганщина. На крыльце курили трое парней - один из них был в строгом чёрном костюме и галстуке-бабочке, который, впрочем, уже съехал набок и забавно торчал. Дверь кафе распахнулась, выпустив наружу особо громкий аккорд, взрыв хохота и раскрасневшуюся девчонку в белоснежном пышном платье, не скрывавшем, однако, явной беременности.
  - Серёжа! - звонко крикнула девчонка, и Серёга оторопело моргнул. - Ну ты где? Меня сейчас красть будут!
  - Я вот им украду! - грозно пообещал жених и, схватив невесту в охапку, прикрывая её полой пиджака, ринулся внутрь.
  - Свадьба... - непонятным голосом сказал Серёга, смотря им вслед.
  - Давай зайдём туда, погреемся, - решительно предложила Жучка, тронув его за рукав.
  - Да там же всё занято... - вяло отмахнулся он, но потом, помедлив, повернулся к ней и заглянул в лицо: - Ты что, замёрзла?
  - Ага! - поспешно согласилась она.
  Он вздохнул:
  - Ну пошли тогда...
  
  * * *
  В кафе было людно, шумно, пьяно и весело. В общем галдеже никто не обратил на них никакого внимания. Замотанная официантка собирала со столов грязную посуду. В углу маленького банкетного зала стоял синтезатор, на котором упоенно бренчала девчушка в облегающем блестящем платье, успевая при этом ещё и петь. Ей так же упоенно вторил черноволосый смуглый парень с гитарой наперевес.
  - Я московский озорной гуляка,
  По всему Тверскому околотку
  В переулках каждая собака
  Знает мою лёгкую походку.
  Каждая задрипанная лошадь
  Головой кивает мне при встрече,
  Для зверей приятель я хороший,
  Каждый стих мой душу зверя лечит...
  - О! Есенин! - изумлённо выдохнул Серёга Жучке, наклоняясь к её уху. - В таком месте. Здорово...
  - Вообще-то это поёт группа "Дилижанс"! - крикнула она в ответ и махнула рукой, увидев, как он недоумённо заморгал.
  Какая-то толстая тётка в лиловой кофте с люрексом и слишком короткой и узкой юбке, открывавшей лайкровые коленки, затащила их в хоровод, выплясывывший вокруг жениха и невесты, и они подчинились даже без сопротивления.
  Эта слишком громкая бесшабашная музыка, наверняка резавшая Серёге уши, разожгла в крови у Жучки первобытно-весёлое пламя, отчаянный лихой азарт, так похожий на боевой.
  Серёга растерянно улыбался, и, поглядев в его ошеломлённое лицо, она вдруг засмеялась:
  - Что, музыкант, обалдел? Слушай-слушай! Вот это настоящий драйв!
  Этот драйв кипятком бурлил в ней, когда она проталкивалась сквозь пляшущую толпу к девчонке у синтезатора:
  - Сестрёнка, тебя как зовут? Света? Свет, "Да-люду" знаешь? Сыграй, я спою! И ты, бро! - она повернулась к смуглому пареньку, и тот расплылся в белозубой ухмылке, привыкший, видимо, к причудам поддатых гостей.
  Жучка сбросила на чей-то стул свою куртку и стиснула в руке микрофон, видя перед собой только Серёгины округлившиеся глаза:
  - Ты вошёл, а я лежала,
  Ты спросил, а я дала,
  Не подумайте плохого -
  Авторучку со стола!
  Ой, да-люда, люда-ля, раздалюда-люда-ля,
  Раздалюда-люда-ля, раздалюда-люда-ля...
  Её несло цветным и гулким, сумасшедшим вихрем, вокруг свистели и хлопали, а Серёга захохотал, закинув голову.
  - Ой, цветочек, мой цветок,
  Мой цветочек аленький,
  Лучше маленький стоячий,
  Чем большой да вяленький!
  Ой, да-люда, люда-ля, раздалюда-люда-ля,
  Раздалюда-люда-ля, раздалюда-люда-ля...
  Кто-то выскочил в середину круга и отплясывал там, как заводной, но она по-прежнему видела только Серёгу.
  - А невеста хороша,
  А невеста вишня,
  За кого она хотела,
  За того и вышла...
  Ой, да-люда, люда-ля, раздалюда-люда-ля,
  Раздалюда-люда-ля, раздалюда-люда-ля...
  Ой, да-нэнэ, ой, да-нэнэ...
  Когда отгремело последнее "да-нэнэ", Жучка, с трудом переводя дыхание и безостановочно смеясь, отпихнула какого-то усатого дядьку, подлезшего к ней с поцелуями, поспешно поискала глазами Серёгу, не нашла и обмерла. А когда всё-таки увидела его, то почувствовала, что у неё подкашиваются ноги.
  Стало страшно - до звона в ушах, до холода в пальцах.
  Серёга стоял возле чернявого паренька-музыканта и что-то втолковывал ему, смущённо улыбаясь. Жучка расслышала только: "Вы отдохните пока, ага?"
  Отдохните?!
  - Серый! - отчаянно закричала она, не веря своим ушам и глазам.
  Серёга обернулся к ней, блестя шальной и нежной усмешкой, и Жучка разом вспомнила, как впервые встретила его, тогда совсем ещё пацана, на пороге в доме Королёвых.
  - Серый! - снова вскрикнула она, и тут кто-то нерешительно тронул её за плечо. Резко обернувшись, она увидела удивлённые голубые глаза беременной девочки-невесты:
  - Чего ты? Пусть споёт. Даже если он и не очень умеет, ничего...
  Жучка поперхнулась неожиданным смешком: "Не умеет?!"... и замолкла, глядя, как Серёгины пальцы уверенно сжали гриф чужой гитары. Пальцы другой руки легли на струны, и он с улыбкой сказал в микрофон:
  - Хочу поздравить жениха и невесту. Да здравствует любовь!
  Все опять засвистели, затопали, захлопали. А потом упала тишина - когда снова возник Серёгин голос:
  - Иди через лес
  Иди через ягоды, сосновые иголки
  К радуге на сердце
  Я пойду за тобой, я буду искать тебя всюду
  До самой до смерти
  Нам сказали то, что мы одни на этой земле,
  Мы поверили бы им,
  Но мы услышали выстрел в той башне
  Я хотел бы, чтобы это тело пело еще,
  Но озера в глазах
  Замерзают так быстро, мне страшно ...
  Свяжи все мои нити узелком
  Время поездов ушло по рельсам пешком
  Время кораблей легло на дно и только волны,
  Только волны над нами, только ветер и тростник
  Все, что я хотел узнать, я вызнал из книг
  Все, что я хотел сказать - не передать словами
  Не высказать мне это чудо из чудес
  Знаешь, я хотел уйти с тобою сквозь лес,
  Но что-то держит меня в этом городе, на этом проспекте
  Я хотел бы, чтобы тело твое пело еще
  И я буду искать тебя всюду до самой, до смерти
  Сколько дорог ведет из дома домой -
  Об этом лишь Бог весть
  Сколько камней легло вокруг нас
  И вот опять кольцо
  Я много курю, но сквозь сиреневый дым
  Я вижу мир как он есть
  Иногда я вижу твое лицо...
  Жучка очнулась только, когда поняла, что девочка-невеста держит её за плечи, тревожно заглядывая в залитое слезами лицо такими же мокрыми глазами.
  
  * * *
  Из кафе они с Серёгой вывалились уже к полуночи, хмельные без вина, Серёга - совершенно охрипший, а Жучка - с почти отвалившимися на фиг от бешеной пляски ногами. Гости махали им вслед с крыльца, что-то крича, и они оборачивались и махали в ответ.
  Они ничего не говорили друг другу, только хохотали, неистово целуясь обветрившимися губами. Серёга бережно прижимал к себе одной рукой - Жучку, а другой рукой - гитару, которую ему насильно всучил паренёк из кафе - Антон. Серёга неловко отнекивался, но Антон твёрдо сказал - мол, когда купишь другую, эту вернёшь. На том и порешили.
  На свой четвёртый этаж они карабкались, так же хохоча, пока на пятом этаже не распахнулась дверь, и скрипучий старушечий голос, разнёсшись по всему подъезду, не проверещал нечто возмущённое. Тогда они зажали друг другу рты ладонями и зашлись смехом, только когда с грохотом ввалились в свою квартиру.
  - Серый! - сказала вдруг Жучка, обрывая смех и хватая его за руку. - Надо позвонить Королю! Вот прямо сейчас!
  Он аккуратно отставил гитару в сторону и, очень серьёзно глядя Жучке в глаза, взял её лицо в ладони:
  - Я давно хочу. Я скучаю. Но... ведь тебе будет больно его видеть. И ему - нас. И этой... его девушке. Она же там, наверное... с ним.
  Про Маршу Жучка рассказала ему давно.
  - А ты как же? - спросила она тихо. - Ты только про нас, а сам? Ты не будешь ревновать? Не будешь... - Она запнулась на секунду, но всё-таки озвучила то, что частенько крутилось в голове: - Не будешь думать, что ты меня из-под него взял?
  Серёга озадаченно похлопал своими девчачьими ресницами и вдруг расплылся в дразнящей ухмылке:
  - Из-под него? Да прям! Тогда уж - с него. Чтоб ты - да не сверху?
  Она открыла рот от неожиданности, не зная, то ли расхохотаться, то ли врезать ему по зубам, и зашипела:
  - Пошляк ты! Обнаглел! А ещё поэт...
  Уворачиваясь от заслуженной кары, он выдохнул:
  - Для девочки, которая поёт в забегаловках похабные частушки... ой!.. ты удивительно щепетильна... Ой! И это не пошлость... ой! Это констатация фака... то есть факта, факта, я оговорился!!! Не убивай меня, Василиса Ужа... Прекрасная, я тебе ещё пригожусь!
  Повалив его на пол, Жучка победно уселась ему на тощий живот, и Серёга сквозь хохот торжествующе проорал:
  - Вот! Я же говорю!
  Наклонившись, она зажала ему рот поцелуем. А когда они оба отдышались, сказала только:
  - Давай позвоним по скайпу. Сейчас.
  - А по времени там что? - озабоченно спросил Серёга, шмыгнув носом.
  - Минус двенадцать часов, - отозвалась Жучка задумчиво, и они оба одновременно посмотрел на допотопные ходики, исправно тикавшие на стене в коридорчике. - Сегодня ж воскресенье. Дрыхнет небось ещё. Дрыхнут то есть...
  - Разбудим, - сказал Серёга, злорадно скалясь. - Где моя мобила? Скажу ему, чтоб в скайп вышел, если он оффлайн.
  
  * * *
  Сперва всем и правда было очень неловко. Взлохмаченному и заспанному Королю, моргавшему густыми ресницами и то и дело отворачивавшемуся от веб-камеры. Серёге, который так упорно пялился в клавиатуру, будто искал там знакомые буквы. Жучке, поразившейся, впрочем, тому, что она смотрит на Короля, с которым провела больше двух лет, почти как на младшего брата. А Марша... Марши в комнате вообще не было, пока Жучка решительно не сказала Королю:
  - Давай, тащи сюда свою Покахонтас. Я же знаю, что она здесь. Где ей ещё быть? Ты небось тогда сразу к ней поехал - из аэропорта. Давай, давай. Дело есть. А она девка умная, и вообще... - Жучка ехидно ухмыльнулась, - практически член семьи.
  Король тоже ухмыльнулся, но звать Маршу не стал, просто поднялся, исчез из вида на пару минут, а потом вернулся, ведя за собой Маршу, не подымавшую глаз и только буркнувшую едва слышно: "Хай". Сев чуть поодаль от Короля, она опустила голову, скрывая лицо за распущенной смоляной гривой.
  - Ты хату, что ли, сменил? - переходя на английский и внимательно присматриваясь к обстановке комнаты, осведомилась Жучка небрежно.
  - Неделю назад, - коротко отозвался Король. - В общагу перешли. И я работу нашёл.
  - Ого... - уважительно-насмешливо протянула Жучка. - Где?
  - В стриптиз-клубе, - невозмутимо ответил тот.
  - Чего-о?! - Серёга с Жучкой так и подскочили.
  - Посуду там мою... - закончил Король и нагло заржал. Марша покосилась на него и тоже улыбнулась краешком плотно сжатых губ. - Сайты делаю тут одному чуваку, ничо так платит. Ерунда. Скажите лучше, что с отцом, а то от мамы не добьёшься.
  - Мы не больше твоего знаем, - заговорил Серёга, запинаясь, но довольно бегло. - Она на даче сейчас живёт, оттуда в город ездит каждый день, говорит, что разбирается. И знаешь... я думаю, она разберётся.
  - Ясно... - Король провёл пятернёй по волосам. - Что ничего не ясно. Ладно. Мама... она правда может. Подождём. Когда вы к ней поедете?
  - На днях собираемся, - рассудительно ответил Серёга.
  - Ладно. Потом скажешь, что там и как... Ты-то сам как, братишка? - Голос его чуть заметно дрогнул.
  - Пою, - Серёга застенчиво улыбнулся. - Опять. Я не пел вообще... давно. Не мог. А вчера...
  Перебивая друг друга, они с Жучкой рассказали про гитару, про кафе, про песни. Король опустил голову, потом резко вскинул, лицо его потемнело:
  - Слушайте, ребят... но с этим же сучарой надо что-то делать!
  - Я об чём! - горячо выпалила Жучка, подавшись вперёд. - Морду бить бесполезняк - уже били, и потом... - она брезгливо хмыкнула, - он, похоже, из тех, кому это только нравится, ну... садо-мазо, "золотой дождь" и всякая такая срань. Боге-ема...
  - Опера Пуччини, - скривился Серёга.
  - Я б его убила, - серьёзно проговорила Жучка, пожав плечами, - но сидеть за такое дерьмо неохота.
  - Я тебе дам - убила бы!
  - Я тебе дам - сидеть!
  Оба братца Королёвых рявкнули это одновременно и грозно, а потом обалдело уставились друг на друга. Жучка нервно прыснула. Марша опять скупо улыбнулась.
  - Не смешно, - проворчал Король, опять рассеянно ероша волосы. - В суд подать - я уже маме говорил... да не орите вы, я знаю, что бессмысленно, ни доказательств, ни...чего. Запись - не доказательство, он же от всего отопрётся, козёл.
  - Выложите её в Интернет, - неожиданно и твёрдо сказала Марша, вскинув голову. - Ну, эту запись. Со всеми пояснениями. У вас же есть сайт? Аккаунт в сетях? Пусть все узнают, что он... грёбаное дерьмо.
  Остальные онемели.
  - А это мысль... - медленно протянула Жучка. - Шаришь, сис. Спасибо.
  Марша прямо посмотрела ей в глаза, откидывая с лица завесу волос.
  - Только вот... - продолжала Жучка, напряжённо глянув на Серёгу. Тот враз перехватил её взгляд и легко повёл плечом:
  - Пускай. Ну, скажут, мол, рыбак рыбака видит издалека. Подумаешь... Меня сейчас наркоманом считают, это похуже, чем голубым начнут считать. В конце концов, Чайковский, Леонардо да Винчи, Фредди Меркьюри были геями...
  - Чего-о?! - обретя дар речи, заорала Жучка.
  - А ты не знала, что ли? Есенин вон тоже, говорят, был бисексуален, - потихоньку отодвигаясь от неё, прерывающимся от смеха голосом продолжал Серёга. - И...
  Жучка с размаху огрела его кулаком промеж острых лопаток:
  - Я тебе сейчас покажу и геев, и бисексуалов! И лесбиянок покажу! Остряк!
  - Правда, покажешь? - сквозь хохот выдавил Серёга, прикрываясь подушкой. - Вот здорово!
  - Мне нравится твой брат, - поворачиваясь к Королю, серьёзно сказала вдруг Марша, когда они отсмеялись.
  Теперь подскочил уже Король:
  - Я погляжу, мой брат всем тут нравится!
  Сверкнув глазами, он вылетел из комнаты, и повисла неловкая напряжённая тишина.
  - Он сейчас вернётся, - ровно сказала Марша. - Проветрится на балконе и вернётся. Он... - Она опять посмотрела вниз, на свои крепко сцепленные на коленях пальцы, и закончила почти шёпотом: - Внезапный. И быстро остывает. И очень сильный. И очень добрый.
  Хлопнула дверь, и Король возник в экранчике скайпа, чуть смущённо потирая шею.
  - Вообще я такой, да. И слух у меня хороший, - заявил он, устраиваясь рядом с Маршей. И вдруг негромко спросил, коснувшись её руки: - Ты меня любишь, Птица?
  Губы Марши дрогнули, тёмные непроницаемые глаза блеснули то ли гневом, то ли обидой. Жучка ждала, что сейчас она язвительно срежет Короля... но та, не сводя с него напряжённого взгляда, только молча кивнула.
  "Ты ведь мне никогда не говорила, что любишь..." - вспыхнув, вспомнила Жучка. Она не смотрела на Короля, но знала, что он тоже вспомнил.
  - Ладно, хватит уже... лирики, - неловко пробормотал наконец Король. - Есть у вас аккаунт в Контакте или ещё где, молодожёны вы хреновы?
  - У меня есть в ЖЖ... - раздумчиво отозвался Серёга. - И у группы есть официальный сайт, но он... орловский. Туда б ещё закинуть... с пояснялкой, но вот только как?
  - Ха! Взломать - как два пальца... - небрежно сказал Король. - Где эта запись?
  - Пришлём! - тряхнул головой Серёга.
  - Чёрт! - Жучка возбуждённо вскочила, не в силах уже сидеть на месте. - А ведь это сработает!
  - Да, шуму будет, только держись! - довольно сказала Король, потянувшись. - Я взломаю, он защиту поставит, я опять взломаю... Ссылок всюду накидаем. Народ протащится, движуха пойдёт! В ЖЖ в твой скинем, будешь в топе Яндекса, братишка! В общем, сыпьте всё мне на мыло, гулять так гулять, детали обговорим по ходу пьесы. Этот козлина у нас ещё попрыгает... Ладно, ну а потом вы что будете делать, ребят?
  Они переглянулись.
  - Петь могу, - легко сказало Серёга. - И буду. Хоть где, хоть в той же кафешке для начала. Там зарабатывать же можно. Антон со Светкой не откажут. Потом группу соберу опять.
  - Домой съездим, - подхватила Жучка. - Вернёмся, устроюсь на работу, а летом поступлю куда-нибудь.
  - В МГИМО? - деловито осведомился Король. - Ты ж всё-таки здесь больше года отучилась, сперва на курсах, потом в Беркли...
  - Да хоть куда, - отмахнулась она небрежно. - Вон в Лианозово дивный радиотехникум, там даже прикладная информатика есть, и кубков спортивных полная витрина, организую там боксёрский клуб! И будем сеять рожь-овёс, ломая плуги, опозорим колхоз, гоп-стоп-дубай, по всей округе...
  - Ну ты и гнать... - Король схватился за голову. - Ну ладно, Серый вечно гонит, но чтоб ты...
  Они опять переглянулись, все четверо. Глаза у Серёги подозрительно блестели.
  - Вы счастливы, ребят? - тихо спросил Король, наклоняясь поближе.
  - Да, - сказали они одновременно, а Серёга так же тихо добавил: - А вы?
  Король оглянулся на Маршу:
  - И мы.
  - Пусть твой брат споёт, - вдруг решительно сказала та. - Я хочу послушать, можно? Ничего, что я не пойму. Хотя нет. Я думаю, что я пойму.
  - Ладно... - после паузы кивнул Серёга. - Сейчас. Гитару только принесу.
  Он вышел в коридор, а Жучка, как он недавно, опустила взгляд на клавиатуру. Искать знакомые буквы, впрочем, не было смысла - они плясали и расплывались у неё перед глазами.
  Серёга вернулся, присел перед ноутом, бережно огладил гитарный гриф. Жучка уткнулась лбом ему в спину, краем глаза заметив, как Король обнял Маршу за плечи и притянул к себе.
  А потом Серёга запел.
  А на зеленой траве, на зеленой траве
  Не спрятать красные маки, не спрятать рисовые зерна
  А на большой высоте летит самолет
  И посылает нам знаки, что дождь будет скоро
  Нам сказали то, что мы одни на этой земле,
  И мы смотрим в небеса,
  Но небо нас не слышит, небо нам не внемлет
  И я хотел бы улететь с тобою на луну,
  Чтобы больше никогда
  Не вернуться на Землю, никогда не вернуться
  Сколько дорог ведет из дома домой
  Об этом лишь Бог весть
  Сколько камней легло вокруг нас
  И вот опять кольцо
  Я много курю, но сквозь сиреневый дым
  Я вижу мир как он есть
  Иногда я вижу твое лицо...
   Песни: "Сплин", Алёна Возницына, Кэролайн
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"