Луконина Олеся Булатовна : другие произведения.

Ехидна

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    1991 год. Анна - библиотекарь в Доме культуры, "сухарь" и "синий чулок". Вся её жизнь в книгах, и её единственный родной человек - дедушка. Весёлый звукорежиссёр Макс дразнит её Ехидной за нелюдимость и острый язык. Анне кажется, что она ненавидит Макса. Но постепенно она понимает, что это отнюдь не ненависть, а совершенно другое чувство. Но она считает, что не может понравиться Максу.
  * * *
  2011
  
  - Я так и знала, так и знала!
  - Мать, а с чего это дочь наша носится, как демон, и смеется, и рыдает? Лёлька! Стоять!
  - Вообще представления не имею, но нетрудно догадаться. Ольга, ты нас заставила пройти эти тесты ради своего развлечения?
  - Родители, да вы же конфликтёры! Потому что ты, пап, Гюго, а мама - Бальзак. Если ещё учесть, что я - Робеспьер...
  - Отличненько. Я, значит, отвечал на семьдесят идиотских вопросов, язык высунув, чтоб выяснить, что я какой-то там Гаврош?
  - Шестьдесят восемь, папа, ты всегда преувеличиваешь.
  - И не Гаврош, а Гюго, есть некоторая разница. Хотя на Гавроша ты весьма и весьма смахиваешь, честно говоря.
  - А, ну да, ну да, я ж всегда стою на баррикадах во-от с таким пистолетом. А ты? Это ты там рядом - типа Свобода в одной юбке, вся такая-растакая?
  - Папа!!
  - Максим...
  - Пардон муа, дамы, молчу-дурак. А конфликтёры - это вообще что?
  - Я полагаю, Макс, это должно быть понятно каждому из самого термина.
  - Куда мне, у меня ж одна извилина, и та от топора. Объясняй давай, Лёлька, если втравила нас в это.
  - Вы находитесь в отношениях конфликта, пап. Вы и пятнадцати минут друг с другом, по идее, не должны провести, чтоб не поссориться. Объясните мне тогда, как же вы прожили вместе двадцать лет?
  - Так вот и мучаюсь, Лёлька, так вот и страдаю!
  - Ключевое словосочетание, Ольга - по идее... И, кстати, милый, страданием душа совершенствуется.
  - Ох-ох-ох, а я-то думаю, чего это я такое совершенство!
  - Ну я, между прочим, тоже претерпела от тебя немало... Знаешь, Ольга, как он меня прозвал, когда мы познакомились? Ехидна!
  - Ехидна и есть. Ехиднушка...
  - Родители, здесь ребёнок, не забывайтесь! Ведите себя прилично и расскажите лучше подробно, как это вы ухитрились?
  - Да как, как... ничего особенного, обычным дедовским способом...
  - Папа!!
  - Что там рассказывать, я его всё время убить была готова...
  
  
  * * *
  1991
  
  Анна любила свою работу, хотя признавалась в этом только себе. Институт культуры она только что закончила, - с красным дипломом, - и хоть зарплата библиотекаря была не очень велика - девяносто пять рублей на руки, - ей вполне хватало. Зато весь день её окружали великие люди, мысли которых, собранные на полках, находились под её ответственностью. Ей нравилось оформлять каталожные карточки, расставлять их согласно библиографической классификации, приводить в порядок фонд, особенно старые, редкие книги, изданные до революции. Когда она брала в руки том с золотым обрезом и иллюстрациями, прикрытыми папиросной бумагой, ей нравилось думать, что именно эту книгу держал в руках Некрасов. Или Писарев.
  Частенько, расставляя книги, она позволяла себе присесть прямо на стремянку и зачитаться. Спохватывалась она только тогда, когда массивная дверь, скрипнув, пропускала очередного читателя.
  Читательский контингент Дома культуры тоже ей нравился. Интеллигентные пенсионеры, с благоговением, как и она, бравшие книгу в руки. Вечно спешащие, замотанные студентики, старающиеся всячески к ней подольститься, чтоб она оставила для них нужный учебник. Застенчивые школьницы, переписывающие в общие тетрадки Ахматову и Цветаеву.
  В общем, жизнь казалась ей вполне сносной. У неё был всё: дом, работа, книги и она сама. Дедушка, впрочем, считал по-другому - из-за своего вечного беспокойства, что вот он умрёт, и она останется совсем одна на белом свете. Анна давно устала ему повторять, что, во-первых, смерть есть категория философская, а во-вторых, она не пропадёт. Одиночество её абсолютно устраивало. В конце концов, это не несчастье, а благо. Есть люди, живущие исключительно во внешнем мире, а вот она предпочитала жить во внутреннем.
  Кстати, о внешнем мире! От некоторых его представителей ей хотелось держаться как можно дальше. Но не всегда удавалось, увы.
  Анна болезненно поморщилась, спускаясь со стремянки. Гитарные пассажи - с помощью усилителя и огромных колонок - проникали даже сквозь библиотечные стеллажи, заставляя их явственно вибрировать. Иногда ей казалось, что этот нахальный тип - звукорежиссёр - нарочно ставит звук на максимум, зная, что её это раздражает. Она уже несколько раз жаловалась директору ДК Татьяне Ивановне, и та просила его уменьшать громкость звучания своих малолетних металлистов хотя бы во время репетиций. Как же, ждите!
  Татьяна Ивановна к своему звукорежиссёру очень благоволила, непонятно почему. Скорее всего, просто жалела: он хромал, иногда очень сильно, опираясь на костыль. Но это не мешало ему вечно по-дурацки лыбиться.
  Улыбка у него была очень обаятельная, Анна не могла этого не признать. И вообще он был прямо первый парень на деревне - смуглый, черноволосый, крепко сбитый, зелёные глаза всегда весёло прищурены.
  Именно таких обаяшек Анна всегда избегала. Пустозвоны.
  Имя Максим - как он пояснил однажды с этой своей шалой улыбочкой, -происходит от слова "максимум", и потому он всё делает по максимуму. Анна не стала ему объяснять, что имя это переводится с латинского как "величайший". Чтобы совсем нос не задрал.
  Мог бы, кстати, взять словарь и посмотреть. Знакомые буквы поискать.
  Хотя очень хорошо, что она не видит его у себя в библиотеке. Ещё не хватало!
  Он явился сюда однажды, два месяца назад, когда Анна только устроилась на работу. Видимо, чтоб взглянуть, имеет ли смысл приволокнуться за новенькой библиотекаршей. Но обнаружил, что она - классический синий чулок, тощий, маленький и ядовитый к тому же. И сразу же смылся.
  Счастье-то какое.
  В его аппаратной от девиц не протолкнуться, наверное. Всякий раз, когда Анна встречала его в зале или в коридоре ДК, рядом гарцевала какая-нибудь красотка. Все на одно лицо. Ржут как лошади, трясут вытравленными белокурыми гривами. Девяносто - шестьдесят - девяносто. Фотомодельки раскрашенные.
  Насколько же всё-таки примитивны мужчины! Очевидно, это замысел природы. Программа такая. Размножься максимально, - опять максимально! - отправь свои гены в грядущее и сойди со сцены.
  Анна знала только одного достойного и порядочного мужчину - своего дедушку.
  Она посмотрела на наручные часики - его подарок к шестнадцатилетию - и поспешила к двери - надо узнать, принял ли дедушка лекарства. Благо читальный зал почти пустовал.
  - Вероника Васильевна, я сейчас вернусь. Вы ещё посидите? - обратилась она к старушке в круглых очочках, корпевшей со школьной тетрадкой и шариковой ручкой над подшивками "Правды" за 1965 год. Старушка приходила в читальный зал чуть ли ежедневно, делая выписки из старых газет. Видимо, никак не хотела смириться с тем, что прошлое - прошло.
  Месяц назад, сразу после неудавшегося путча, директриса посоветовала Анне сдать в макулатуру совсем уж древние газетные подшивки, но Анна не могла этого сделать.
  Это же память.
  - Конечно, я посижу, Анечка, - с готовностью отозвалась Вероника Васильевна.
  Анна улыбнулась ей и поспешила вниз, к телефону на столе у вахтёрши.
  О Господи, да здесь грохочет, как на вокзале!
  Прижав ладонью свободное от трубки ухо, она выяснила, что лекарства дедушка принял, и бросила трубку на рычаг.
  Нет, это невыносимо!
  Через минуту она уже была в большом зале.
  На сцене очередная рок-группа терзала несчастные инструменты, а Максим сидел за своим пультом и блаженствовал, откинувшись на спинку стула.
  Идиот.
  Ни одной блондинки поблизости, как ни странно, не наблюдалось.
  При виде грозно приближающейся Анны он снял наушники и подёргал за какие-то рычажки на своём адском аппарате. Гнусные пассажи зазвучали чуть потише.
  - Ребята просили, чтоб звук был как на концерте, - извиняюще улыбнулся Макс, не дав ей и рта раскрыть.
  Ага, надеется, что она сейчас растает перед его дешёвым обаянием!
  - А я прошу... не прошу, а требую, чтоб моим читателям не мешали заниматься! - заявила Анна.
  Максим перестал улыбаться.
  - Парням завтра выступать. Кстати, приходи, послушаешь.
  - Я их уже прослушала, если что! Безо всякого удовольствия. И даже если бы они играли, как... как "Битлз", не пришла бы!
  - Ну и зря. Сидишь всегда в своей библиотеке, как мышь, со старичками. Приходи, круто будет.
  Мышь, значит...
  - Я, может быть, и мышь. Но лучше быть серой мышью, чем какой-нибудь... беззаботной и безмозглой стрекозой!
  - А быть весёлой и умной стрекозой тебе слабо? - он опять открыто ухмылялся, разглядывая её в упор.
  Анна даже задохнулась от гнева. Её неимоверно взбесили его слова и белозубая ухмылка... и то, что он смеет пялиться на неё так нагло.
  Но ещё больше её взбесило то, что под пристальным взглядом его зелёных пиратских глаз она почувствовала ту самую слабость в коленках, о которой пишут в каждой дурацкой бабской книжонке про амур, тужур и прочую белиберду.
  - Мы на "ты" не переходили, - отчеканила она, вздёрнув подбородок. - Это во-первых. А во-вторых, я не собираюсь быть такой стрекозой. Потому что не желаю привлекать внимание всяких... стрекозлов.
  - Это ты... это вы про меня? - прищурился он, покачиваясь на стуле.
  - Ну, если вы себя узнали в этом портрете, - огрызнулась она.
  Макс ещё больше откинулся на стуле, - так, что его рядом стоящий костыль соскользнул на пол, - и легко расхохотался:
  - Туше, как сказал бы Д"Артаньян! А знаешь... знаете, вы не мышь и не стрекоза. Вы ехидна!
  Сзади раздалось какое-то подозрительное хмыканье, и, оглянувшись, Анна в ужасе увидела, что малолетние металлисты бросили играть и с удовольствием слушают их перепалку, свесившись с края сцены.
  Покраснев до корней волос, Анна бросилась прочь, слыша сзади уже откровенное ржание и в отчаянии думая только о том, что сейчас все эти придурки критически оценивают её задницу. Уроды!
  В библиотеке, немного успокоившись, она проводила Веронику Васильевну и, подавив желание запереться изнутри, раскрыла бремовскую "Жизнь животных" с цветными иллюстрациями.
  Вот и ехидна. Чёрненькая такая. Нос остренький, длинный. Много колючек. Страшненькая.
  Она вдруг заморгала. В носу защипало.
  Ненавижу тебя, ты... пират!
  
  На следующий день Анна отпросилась у Татьяны Ивановны на два часа раньше.
  У неё был день рождения. Двадцать второй день рождения.
  В принципе, ей было всё равно, могла бы и на работе посидеть, но хотелось сделать приятное дедушке - купить какого-нибудь печенья или конфет к чаю, пусть даже постояв в очереди. И может быть, где-нибудь выбросят в продажу дедушкин любимый болгарский компот "Ассорти". И вьетнамские бананы. Если они, как обычно, зелёные, можно будет положить их на батарею, подождать, пока дозреют, и потом съесть.
  И заодно ей надо было убраться подальше от места проведения этого мерзкого рок-концерта.
  Запирая дверь библиотеки, она искренне желала получить от судьбы праздничный подарок и нигде не столкнуться с Максом.
  Но судьба отнеслась к её просьбе так же, как и всегда на протяжении всей её сознательной жизни. О чём бы она ни просила, - например, чтобы мама не уезжала к отчиму в Воркуту или чтобы их класс не посылали в поликлинику на медосмотр, когда на ней надеты старые дырявые колготки, - всё исправно исполнялось с точностью до наоборот.
  Макс вывернул из кабинета завхоза, таща под мышкой какую-то особо ценную аппаратуру и опираясь на костыль. "Неудобно же очень", - вдруг подумала она, подавляя желание спросить, не помочь ли ему, и поспешно отворачиваясь.
  - Эй, привет! - нахально окликнул он её. - Чего так рано?
  Тебе какое дело!
  - Ничего, - она отступила к стене, давая ему пройти.
  - Не передумали насчёт концерта, а?
  - Нет, - процедила она.
  - Жалко. Потом можно было бы у меня в аппаратной пивка попить. Мне ребята "жигуля" подогнали.
  Что?!
  Она негодующе взглянула в его зелёные глаза и увидела, как в них прыгают весёлые черти.
  Да он над ней издевается!
  А она его ещё пожалела!
  - Ма-аксик, ну ты где-е? - послышалось с лестницы капризное мяуканье, и перед ними возникла очередная длинноногая девица в красном ажурном топе, с белой гривой волос, доходившей практически до подола короткой кожаной юбки.
  - Вот вам отличная собутыльница! - прошипела Анна и, развернувшись, кинулась вниз по лестнице.
  
  Ни компота, ни печенья раздобыть ей, к сожалению, не удалось, но в булочной возле дома выбросили торты "Медок", и она простояла в очереди всего-то час, читая томик философа по имени Карлос Кастанеда - из новой партии книг, полученной ею в понедельник.
  Любопытно.
  Дон Хуан. Учение о намерении.
  Бредово, но...
  Но тем не менее её намерение обрадовать дедушку вполне удалось. Тушёнка с гречкой из его ветеранского пайка и тортик - целый праздничный пир.
  Дедушка весело рассказывал ей историю о том, как на фронте его рота отбила у немцев полевую кухню с такой вот кашей, когда в дверь позвонили.
  - О! - Дедушка вопросительно поднял седые брови. - Поздновато для гостей. Ты кого-то приглашала, Нюта?
  Прожив с ней всю её жизнь, дедушка до сих пор не понимал, что она просто не в состоянии кого-то приглашать на свой день рождения.
  Да никто к ней и не придёт, даже если б она и пригласила.
  - Дядя Толя, наверное, опять денег хочет занять, - раздражённо бросила она. - Сейчас я ему скажу...
  Дядя Толя, хорошо пьющий сосед снизу, повадился стрелять у деда деньги из пенсии на палёную выпивку. Потом он, конечно, отдавал, но Анна всё равно нервничала, опасаясь, что не отдаст, да и тётя Тома, его жена, ворчала и просила "гнать моего алкаша поганой метлой, пока он насмерть этим пойлом не траванулся".
  Собираясь гнать, Анна повернула ключ, отодвинула засов и распахнула дверь.
  И приросла к порогу.
  Сначала она увидела слишком хорошо знакомые зелёные глаза.
  Потом - три гвоздички в целлофане.
  И зелёный же воздушный шарик.
  Шарик!
  - Ты что здесь делаешь? - пробормотала она, ошеломлённо моргая.
  - Поздравляю с днём рожденья, - сказал он очень серьёзно. - То есть вас. Желаю счастья в личной жизни. Пух.
  - Какой ещё Пух?!
  - Винни, какой же ещё! Винни, Винни, - очень похоже передразнил он Пятачка из мультфильма. - Сова на горшочке писала. Давай сходим куда-нибудь, посидим? У меня блат в кафешке через дорогу, я там цветомузыку ставил в мае.
  Из ступора её вывел озабоченный голос дедушки:
  - Нюта! Кто там пришёл? С кем ты разговариваешь?
  - Ни с кем! - в панике крикнула она, поворачиваясь к Максиму: - Ты что, издеваешься?!
  - Почему издеваюсь? Я тебя... вас в кафе приглашаю.
  - Тогда ты пьян, что ли? - ощетинилась Анна ещё сильнее.
  - Да я вообще не пью! - обиженно парировал Макс. - Про пиво это я так... прикалывался просто.
  - Нюта! - В коридоре, конечно же, появился дедушка. - Кто тут не пьёт? Вы, молодой человек? Похвально, но кто вы?
  - Никто! - выпалила Анна отчаянно. - Он уже уходит!
  - Здрасте, - как ни в чём не бывало, отозвался этот наглец. - Я пришёл поздравить вашу внучку с днём рождения и пригласить её в кафе. Но она не хочет, поэтому я пойду.
  - Постойте, постойте, молодой человек! - дедушка поправил очки, пристально вглядываясь в наглеца. - Как вас зовут, и откуда вы знаете Нюту?
  - Меня зовут Макс... Максим то есть. И мы вместе работаем. Я - звукорежиссёр.
  - Как... любопытно! Нюта никогда про вас не рассказывала. Она у нас вообще... немного скрытная девочка. Но очень хорошая.
  - Дедушка! - не своим голосом простонала Анна.
  - Я знаю, - невозмутимо отозвался Макс и улыбнулся.
  Анна страстно мечтала провалиться сквозь землю.
  Немедленно!
  Но, увы, это намерение, хоть и очень сильное, - совсем по Кастанеде, - было неосуществимо. Тем более, что, провалившись, она могла попасть только в квартиру к дяде Толе и тёте Томе.
  - А меня зовут Андрей Константинович. - Дедушка был так заметно обрадован, что Анне захотелось плакать. - Проходите, молодой человек... Максим. Проходите к столу. Нюта, достань ещё прибор и поставь букет в вазу, пожалуйста.
  - Хорошо, дедушка, - покорно пробормотала Анна, принимая у довольно улыбавшегося Макса глупый букет и глупый шарик.
  Терпение!
  Всё равно это когда-нибудь закончится. Через час. Может, и раньше, если она будет достаточно противной. А она будет!
  - Откуда у вас мой адрес? - свирепо прошептала Анна, провожая Макса к столу, - хромал он сегодня меньше обычного, - и брякая перед ним на скатерть тарелку, вилку с ножом и чашку.
  - Ивановна сказала, - весело отозвался тот, усаживаясь поудобнее. - Я спросил, почему ты так рано ушла, а она сказала, что у тебя днюха. Ну я и выклянчил адрес. Тут же недалеко.
  Днюха! Ну, Татьяна Ивановна, ну, удружила...
  Максим с аппетитом уплетал ужин, нахваливая всё: и кашу с тушёнкой, и самолично замаринованные дедом огурчики, - с удовольствием выслушал историю про полевую немецкую кухню и принялся подробно расспрашивать деда, на каких фронтах тот воевал. Как будто ему действительно было интересно. Вот прохвост!
  - Почему вы молчите, Анна? - поинтересовался вдруг прохвост. - Расскажите, какие вам книги нравятся или фильмы. Вы видели "Горячие головы"?
  "Горячие головы", ещё чего!
  Анна готова была швырнуть в него тарелкой.
  - Вы с Нютой на "вы"? - немедленно заинтересовался дедушка.
  - Да, у нас высокие отношения, - не моргнув глазом, заявил Макс.
  Отвратительный прохвост!
  - Я не люблю современные боевики, - ответила Анна ледяным тоном. - А читаю я сейчас Кастанеду. Карлоса Кастанеду.
  Съел, неуч?
  - Судя по всему, это латиноамериканец? - просиял дедушка, всегда очень живо интересовавшийся Латинской Америкой, горячо любивший Че и Фиделя. - Из той же волны, что и Маркес?
  - Нет, - пробормотала она себе под нос.
  - Нет, это философ, - отозвался вдруг Макс, дожевав кусок торта. - Забавный, между прочим.
  Забавный!
  Прохвост не переставал её изумлять.
  - А где вы достали Кастанеду? - быстро спросила она. - К нам в библиотеку только что поступила новая книга...
  Он пожал плечами:
  - Один пацан дал почитать. Он прикалывается по всякой такой эзотерике.
  Прохвост знает умные слова?! По телевизору услышал, наверное.
  Под его насмешливым внимательным взглядом она вдруг вспыхнула и разозлилась теперь уже на себя. Да он же просто хочет произвести впечатление на неё и на дедушку!
  Да, но зачем?
  - А в чём заключается ваша работа, Максим? - спросил дедушка, подливая прохвосту чая.
  - Он терзает уши моих читателей, - злорадно откликнулась Анна.
  Макс рассмеялся.
  - Можно и так сказать. Я выставляю звук для наших рок-музыкантов, для спектаклей разных, праздников, утренников, дискотек...
  - По разным забегаловкам халтурит... - продолжила Анна ехидно.
  Тот пожал плечами и отхлебнул из чашки.
  - Ну, халтурю. У нас в ДК много не заработаешь, а у меня мама и брат в седьмом классе.
  Дедушка сочувственно покачал головой:
  - Тяжёлое нынче время, да. Каждый выкручивается как может. У меня вот хоть льготы ветеранские есть. Мы с Нютой вдвоём...
  - Дедушка! - Анна в панике вскочила. - Пожалуйста!
  - Ну хорошо, хорошо... - Дед махнул рукой. - Она у меня большая умница, институт закончила с красным дипломом, но очень скромная. Никуда не ходит, только работа и дом...
  Анна отвернулась и поспешно начала собирать посуду. Наконец-то можно скрыться на кухне, включить воду, мыть тарелки и ничего уже не слышать!
  Но она слышала.
  - А вы где учились, Максим?
  - Нигде.
  Опять этот его смех. Что тут смешного-то? Плакать надо. Нигде не учился, надо же, лентяй!
  - Ну, среднюю школу только закончил. Работаю вот. Сам освоил аппаратуру, пульт.
  - Но вы собираетесь куда-нибудь поступать?
  - Да, хочу в наш политехнический, на заочное.
   Трепач! Учиться он хочет, видите ли!
  Анна со звоном составляла тарелки в сушилку, когда трепач возник в дверном проёме и прислонился плечом к косяку.
  - Пойдём прогуляемся? Погода отличная сегодня.
  - Что-о?
  - Господи, да прогуляемся же! Луна такая, теплынь...
  - Зачем?!
  - Ну, проветримся немножко. Не хочешь?
  - Что ты ко мне пристал? - отбросив всякие реверансы, зашипела Анна. - Тебе что, твоих моделек мало?
  - Каких ещё моделек?
  - Да тех, что всё время вокруг тебя крутятся!
  - Да-а? - Макс насмешливо вскинул тёмную бровь, и коленки у неё опять невольно задрожали - да так, что она была вынуждена ухватиться за край раковины. - Ты что, следишь за мной, что ли?
  Анна даже кулаки сжала от злости.
  - Размечтался!
  - Да ладно тебе, - он снова мягко рассмеялся. - Андрей Константинович говорит - тебе сегодня двадцать два исполнилось, а ты ещё ни с кем не гуляла.
  Дедушка, наверное, сошёл с ума! Как он может говорить такие вещи чужому человеку, да ещё этому отвратительному прохвосту?
  Который неизвестно зачем обхаживает её! Дедушку выспрашивает!
  - Ты, наверно, даже и не целовалась ни с кем? - продолжал измываться прохвост. - Хочешь, научу?
  Анна, как загипнотизированная, смотрела в его смуглое лицо - чёрная прядь крылом спадает на лоб, пиратские глаза лихо блестят, губы вздрагивают в усмешке. Губы...
  Залившись краской до ушей, она зачем-то схватила полотенце, валявшееся на табуретке, и процедила:
  - Вон! Убирайся немедленно вон, а не то..!
  - Тебя я понял, умолкаю, не то по шее получу и подвиг свой не совершу, - продекламировал этот паяц нараспев что-то очень знакомое... из какого-то военного фильма, что ли. И, подняв кверху ладонь, отступил назад. - Ухожу я, ухожу, почти ушёл, успокойся. Приятно было... познакомиться поближе. До свидания, Андрей Константинович! Пока, Ехиднушка! Запри за мной.
  "Убью", - подумала Анна, захлопывая за ним дверь и бессильно к ней прислоняясь.
  И вздрогнула.
  В углу прихожей одиноко болтался зелёный шарик.
  
  Два дня подряд Анна пробиралась на работу, как неуловимые мстители по захваченной белобандитами территории - озираясь по сторонам и нервно вздрагивая. Но Макса она ни разу не встретила, из чего сделала сам собой напрашивающийся и совершенно идиотский при этом вывод: он её избегает.
  Как будто ему вообще было до неё дело!
  В четверг она почти налетела на него, но вовремя замерла посреди лестничного пролёта, затаив дыхание.
  Макс стоял на лестничной площадке этажом ниже. Точнее, сидел на широком мраморном подоконнике. А около него топтался мальчишка лет тринадцати и жадно грыз большое жёлтое яблоко.
  Мальчишка был неуловимо похож на Знайку с иллюстраций к книжкам Носова: чёрный встрёпанный чубчик, огромные очки, поношенный, но аккуратный тёмный пиджачок, из которого торчали тонкие запястья. Наверное, брат-семиклассник, про которого Макс говорил дедушке, вдруг догадалась Анна.
  Она осторожно свесилась с перил, заглядывая вниз.
  Макс смотрел на братишку с непонятным выражением, которого она ещё никогда не видела на его всегда смешливом лице. Смесь грусти, раздражения... нежности.
  - Юрок, - негромко проговорил он, взяв парнишку за острый локоть. - Тебя точно не трогают теперь? А то смотри, я твоему Говядине могу ещё раз рыло начистить, мне не влом. Хоть и не люблю я этого.
  Парнишка хмыкнул, протестующе замотал головой, тут же поперхнулся яблоком и закашлялся. Макс всё с тем же выражением на лице похлопал его по тощей спине.
  - Его фамилия Калядин, и он меня теперь по дуге обходит. Очень широкой!
  - Угу, значит, не совсем дурак, - серьёзно кивнул Макс. - Ладненько. А в новом классе вообще как?
  Мальчик нехотя пожал плечами:
  - Ну, орут иногда, чтоб я заткнулся и не высовывался на уроках.
  - А ты не высовывайся. А, Юрок? - Макс со вздохом вытянул ноги. - Сиди себе спокойно, книжку читай. Делай вид, что ты ничего не знаешь, легче будет жить.
  - Хм, - строптиво фыркнул Юрок. - Но я же не из-за оценок, я же действительно знаю! Понимаешь? Почему я должен молчать?
  О, Анна понимала его преотлично!
  - Потому что люди не любят сильно умных - раз. И потому что мне влом встречать на школьном дворе твоего Говядину с хороводом других Говядин - два, - назидательно сказал Макс.
  - С хороводом Говядин! - прыснул Юрок. - Ты всегда как скажешь...
  Он взирал на брата с благоговением, снизу вверх.
  Тот достал из кармана куртки смятую купюру:
  - Вот трёха. Матери не давай, купи, что тебе надо.
  Юрок радостно кивнул.
  - Не набор "Юного химика" из "Юного техника" и не Стивена нашего Кинга, а пожрать! Понял? Всё, я пошёл, "Либиды" будут репетировать. - Он взлохматил черные вихры братишки.
  - Ага... Макс, а ты обещал меня в вашу библиотеку записать!
  Анна в ужасе присела.
  - Потом.
  - Макс, а что такое "Либиды"?
  - От слова "либидо", - хмыкнул Макс, слезая с подоконника и беря костыль. - В словаре посмотри! - упредил он очередной вопрос.
  Анна подавила нервный смешок.
  - Ага... А ты сегодня домой придёшь?
  - Не-а. Я здесь перекантуюсь, в аппаратке... Ладно, давай.
  Конечно, очередную девицу небось ждёт...
  Анна передумала спускаться к телефону и на цыпочках направилась к себе в библиотеку. Ну вот, не было печали, теперь придётся сидеть как на иголках и ждать, пока нагрянут пират с братцем.
  Хотя братишка пирата ей даже понравился. Она сразу почувствовала в нём родственную душу.
  
  А назавтра вдруг заболел дедушка.
  Он смотрел невзоровские "600 секунд", пока Анна глотала Кастанеду у себя в комнате. Очнулась она от резкого запаха беды - запаха корвалола.
  Дедушка, виновато ей улыбаясь, медленно зашаркал в свою комнату, сразу сильно постарев.
  Анна свирепо выключила проклятый ящик. Сколько раз она просила деда не смотреть эти гнусные передачи, не расстраиваться! Нет же...
  Дедушка не поднялся и на следующее утро, чтобы совершить свою обычную прогулку вокруг дома, здороваясь со всеми попадающимися собаковладельцами, бомжами и дворничихой Раей. Он лежал, тяжело дыша, и лицо у него было совсем серое. Рукой он всё время придерживал левый бок, как будто боялся, что непослушное сердце сейчас выпрыгнет наружу. И голос у него был очень тихий и запинающийся, когда он просил Анну не звонить в больницу.
  - Всё пройдёт, Нюта...
  Но она, конечно же, сразу позвонила в кардиологию. И расстроилась ещё больше. Мест не было. Врач, который лечил дедушку после прошлогоднего инфаркта, уволился. Равнодушный резкий голос дежурной медсестры посоветовал Анне вызвать участкового, и в трубке раздались короткие гудки.
  Анна вызвала участкового, попросила соседку тётю Тому приглядеть за дедушкой - та сразу заохала и запричитала, но прибежала, - и помчалась на работу. Написать заявление на отпуск по уходу за свой счёт.
  Внутри у неё всё дрожало. Она вдруг почему-то отчётливо представила себе вечный дедушкин кошмар: она остаётся совсем одна. Причём сегодня же ночью, если ей удастся добиться места в больнице.
  А если не удастся, она может вообще остаться одна. Вообще!
  Запыхавшись, она влетела в ДК, написала заявление в кабинете у Татьяны Ивановны и спустилась к телефону. Озабоченный голос тёти Томы сообщил, что врачиха была, - какая-то пигалица, - кое-как осмотрела дедушку, покачала головой, сказала, что льготных лекарств в аптеке сейчас нет, мест в больнице тоже нет, и прописала корвалол и валидол.
  В аптеках только и оставались, что корвалол и валидол. Вот об этом бы Невзорову свои сюжеты снимать...
  Анна стояла, оцепенев, с трубкой в руке, пока чьи-то тёплые шершавые пальцы не вынули трубку у неё из ладони и не положили на рычаг.
  - Случилось что? - спросил Макс, серьёзно глядя на неё.
  Она открыла рот, чтобы огрызнуться, но вместо этого выпалила:
  - Дедушка заболел...
  Через пять минут, выслушав её сбивчивый рассказ про Невзорова, кардиологию, участковую врачицу и корвалол, он уже крутил телефонный диск, набирая номер:
  - Виктор Иваныч, здрасте, ага, Максим. Да чего со мной будет, меня не задушишь, не убьёшь... А можно дедушку в вашу больницу определить, в кардиологию? Ага, моего. Он ветеран. У него в прошлом году инфаркт был, и сейчас ему опять плохо, а в городской мест нету... Андрей Константинович его зовут... - он нетерпеливо оглянулся на Анну, - Ковалев. Привозить? Сейчас!
  Отмахнувшись от недоумённых вопросов Анны, он снова взялся за телефон:
  - Зинуль, привет! А Вадик дома? Спит после смены? Подыми, будь ласка. Дедушку одного надо в больницу отвезти. Да, сегодня. Улица Ленина, девять - двадцать пять, первый этаж... Приедет? Люблю тебя, Зинуль. Спасибо, ребята.
  Он бросил трубку и быстро оглянулся на Анну:
  -Чего стоишь? Дуй домой, собирай деда в областную больницу, тачка подъедет. Деньги не суй, таксёр - мой друг.
  - Как ты... откуда ты... - пролепетала она.
  - От верблюда. Дуй!
  
  В областной больнице, сняв кардиограмму, дедушку немедленно забрали в реанимацию. Сразу не успев испугаться, Анна сидела на узкой жёсткой скамье приёмного покоя, вся дрожа. Если б она знала хоть одну молитву, молилась бы.
  Она не могла никуда уйти - было страшно бросить дедушку, страшно возвращаться одной в пустой холодный дом. Любимое одиночество перестало нравиться, стоило ей только подумать о том, что дедушка... Нет! Лучше уж сидеть тут, на скамейке, обтянутой коричневым дерматином, слушая, как хлопает дверь приёмного покоя, заковыристо матерится привезённый с улицы окровавленный бомж, устало рявкает на него дежурная медсестра...
  - Ну что? - раздался над ней знакомый нетерпеливый голос.
  Она ошеломлённо подняла голову - Макс стоял рядом, глядел всё так же серьёзно, без тени своей всегдашней улыбки.
  - В реанимации... - с трудом выдавила Анна. - Сказали, вовремя успели...
  - Ясненько. Вот и отлично.
  Он устроился рядом на скамье, не спуская с Анны внимательных глаз:
  - Чего домой не идёшь?
  Она только мотнула головой, стиснув зубы, чтоб не вырвался предательский всхлип.
  - Ясненько, - повторил Макс, вздохнув. И вдруг, одним движением стянув с себя потёртую куртку, накинул её Анне на плечи. - Сиди!
  Анна послушно замерла, уткнувшись носом в воротник куртки. Куртка хранила его тепло и пахла костром.
  
  
  Дверь приёмного покоя продолжала хлопать, люди входили и выходили. Какой-то ребёнок тоненько плакал. Два угрюмых санитара завезли пустую каталку и с грохотом водрузили её в углу. Анна вздрогнула.
  - Пошли уже отсюда, - тихо сказал Макс. - С ним всё в порядке будет, с Андреем Константиновичем. Тут врачи хорошие. Завтра утром придёшь. Пошли, правда. Я тебя провожу.
  До центра их подкинули на "скорой" как раз те два хмурых санитара, один из которых оказался водителем этой самой "скорой" и знал Макса, чему Анна уже не удивилась. Его, похоже, знало полгорода.
  Они брели по совершенно тёмной улице, и Макс придерживал Анну за локоть, когда попадалась выбоина на асфальте. Надеть куртку он наотрез отказался.
  Пижон. Пират. Хочет произвести впечатление. Что ещё?
  Анна не знала, чего он на самом деле хочет, возясь тут с нею. Ей было просто очень... спокойно.
  Это безумие какое-то... Дедушка в реанимации, а она прогуливается под луной!
  Поймав её взгляд, Макс улыбнулся:
  - Всё хорошо будет, я отвечаю.
  Он отвечает!
  - Откуда ты знаешь главного врача? - выпалила Анна.
  - Я там лежал, - коротко отозвался он после паузы. - В реанимации.
  - Это из-за ноги? - оторопела Анна. - А что... что случилось?
  - Поскользнулся, упал, потерял сознание, очнулся - гипс, - хмыкнул он, снова поддержав её под локоть. - Неважно. Я там, в реанимации, понял одну штуку...
  - Какую... штуку?
  Они остановились у единственного на всей улице фонаря, и Макс прислонился к нему плечом. Она ясно видела его серьёзное усталое лицо с упрямым подбородком. Сейчас он казался старше, чем всегда. Намного старше.
  - Смерти нет, - ответил он просто, поглядев почему-то вверх, в сентябрьское тёмное небо. - Смерти нет, есть только смена миров.
  В этих нескольких словах была такая уверенность, что Анна замерла, перестав даже дышать.
  Проглотив комок в горле, она наконец неловко выговорила, запинаясь:
  - У тебя было... ты там видел...
  - Туннелей не видел, - теперь он снова легко и чуть насмешливо улыбался. - Ангелочков с крылышками - тоже. И бабушку-покойницу - тоже.
  - А что тогда?
  - Да вот только начал там на арфе бренчать, как её отобрали и вместо неё - опа! - сунули утку, - он опять рассмеялся.
  - Арфу... утку? - Щекам вдруг стало очень горячо, и Анна ужасно разозлилась.
  Он же её опять нагло разыгрывает! А она поверила, повелась, как, как...
  В переулке, выходившем к фонарю, послышался невнятный гомон нескольких голосов. Не совсем трезвых. За забором черневшего напротив дома ожесточённо залилась лаем собака.
  Анна почувствовала, как напрягся рядом с ней Макс, и застыла от враз налетевшего липкого страха. Криминальная хроника в городских газетах занимала подчас по полстраницы. А тётя Тома, дворничиха Рая и Валентина, ведущая в ДК кружок вязания и забегавшая к ней за свежей "Бурдой", часто рассказывали ей, округлив глаза, как страшно стало по вечерам на улицах. Милиция ну совсем бездействует, ворьё обнаглело, а народные дружины канули в Лету вслед за счастливым пионерским детством.
  Анна в ужасе вскинула глаза на Макса и опять растерянно заморгала - он беззаботно и широко ухмылялся, нащупывая что-то в кармане пиджака.
  - Эй, мужики! Закурить есть? - первым окликнул он подходивших.
  Да он просто сумасшедший!
  Трое слегка подвыпивших парней в кожаных куртках нараспашку переглянулись, видимо, тоже совсем не ожидая такого вопроса. Наверняка первыми всегда заводили разговор как раз они - по праву хозяев улицы.
  - Закурить-то есть, - наконец ответил один из них, растягивая слова. - А ты что за хрен с горы? Чего тут делаешь?
  - С девушкой гуляю, - спокойно отозвался Макс. - Курево кончилось, так что одолжите, если можете.
  - Можем и одолжить, можем и на счётчик за это поставить. У нас курево дорогое, - процедил всё тот же парень, видимо, главный из троицы. Остальные дружно гоготнули.
  Анна обмерла.
  - Вы мою девушку не пугайте, - не повышая голоса, ровно сказал Макс.
  Точно, сумасшедший.
  - А то что будет? - прищурился главарь, вскинув руку. Из рукоятки ножа со щелчком выскочило лезвие, блеснув в слабом свете фонаря.
  Повисла тишина, показавшаяся Анне бесконечной.
  - Пёрышками будем меряться, что ли? - лениво поинтересовался Макс. - Извини, не знал, что тебя встречу, а то бы захватил. А пока что только - вот.
  В его ладони тоже что-то блеснуло.
  - Ство-ол? - недоверчиво, дрогнувшим голосом протянул главарь. Двое других, тихо выругавшись, начали потихоньку отступать в переулок, откуда только что вышли.
  Макс глянул на пистолет в своей ладони - озадаченно, будто соображая, откуда тот взялся.
  - И правда, ствол, - задумчиво согласился он. - Я вообще-то пацифист, оружия не люблю...
  Его собеседник, переглотнув, тоже начал медленно пятиться вслед за дружками. Потом развернулся, и Анна услышала только быстрый топот трёх пар ног.
  - Так что, закурить нет? - крикнул Макс вслед убегавшим и легко расхохотался. - Правильно, бросай курить, вставай на лыжи!
  Вот клоун!
  - Ты что, не можешь не острить?! - простонала Анна, обретя наконец дар речи. - Тоже мне, выискался Олег Попов... А вдруг они вернутся!
  - Не острить не могу, - весело откликнулся Макс. - И они не вернутся. - Пистолета у него в руке уже не было, и Анна вздохнула с судорожным облегчением. - Что, испугалась? Гопарей нельзя бояться, они это сразу чуют и тогда уже накидываются. Как собаки. А когда смеёшься - не страшно. Кто смеётся, с тем сам чёрт не сладит, - помнишь такую сказочку детскую? Пошли отсюда.
  Она кое-как отлепилась от столба, обнаружила, что к тому же держится за рукав его пиджака, и торопливо отдёрнула пальцы, от всей души надеясь, что он этого не заметил.
  - Не помню я никаких таких сказочек, - строптиво пробурчала Анна, приноравливаясь к его шагам. - И вообще, если всё время улыбаться, будешь смахивать на идиота.
  И он, конечно же, широко улыбнулся!
  - Это намёк, что ли?.. Тебе, кстати, не помешало бы улыбаться, не всё время, ну хоть почаще тогда. У тебя улыбка красивая.
  Что? Красивая улыбка? У неё?!
  Анне стало жарко, но потом она сразу вспомнила, что перед ней бессовестный трепач. И когда это он, спрашивается, вообще видел её улыбку?
  - Я тебе не улыбалась, - отрезала она, сильнее стягивая на груди полы его куртки.
  - Вот именно, - хмыкнул он.
  - А... откуда у тебя пистолет? - спросила она, чтоб побыстрее уйти от скользкой темы - лучше уж обсуждать пистолет, чем то, красивая ли у неё - о Боже! - улыбка.
  - Нашёл, - беспечно отозвался Макс. - Пошёл грибы собирать и нашёл. Под кустиком.
  Тьфу!
  Она закатила глаза и демонстративно вздохнула. Скорей бы уже до дома добраться! Неужели его девицам нравится такая вот пустопорожняя бессмысленная болтовня? Всё, больше она ни слова не скажет до самого своего подъезда, чтоб его не провоцировать.
  Пару кварталов они прошли молча.
  - Мой брат тоже всегда говорит, что я трепло, - сказал вдруг Макс. - Но на самом деле ему это нравится.
  - Мне - нет! - отпарировала Анна, и он, коротко усмехнувшись, снова умолк.
  - Твой брат хорошо учится? - спросила она неожиданно для себя.
  - Отличник, - отозвался Макс с гордостью и той же странной грустью, которую она уже слышала накануне в его голосе во время разговора с братишкой. - Но с людьми, блин, ну совершенно не умеет... Учишь его, учишь, объясняешь, как надо и почему, а он всё равно. Справедливость для него главное. - Он снова хмыкнул. - Со всеми спорит за эту справедливость. А жизнь вообще такая штука... не очень справедливая.
  Вот с этим Анна была абсолютно согласна. От жизни она уже давно не ожидала ничего хорошего. Совсем ничего.
  - А жизнь, как посмотришь с холодным вниманьем вокруг, - такая пустая и глупая шутка! - вздохнула она.
  Макс вскинул брови.
  - Михал Юрьич - он, конечно, классик, и всё такое, но...
  Они уже подходили к её двору, и Анна инстинктивно посмотрела вверх, на окна своей квартиры. Тёмные-тёмные.
  - Но?
  - Но ключевое слово тут - шутка, - невозмутимо пояснил Макс, направляясь к скамейке под детским грибком и легко подталкивая её туда же. - Для меня, по крайней мере. Давай посидим?
  Анна хотела было воспротивиться, но... при мысли о том, как она войдёт в опустевшую квартиру, всё внутри противно сжалось.
  - А тебе бы всё шуточки шутить, - саркастически откликнулась она, присаживаясь на краешек скамейки. - А Лермонтов - он был глубокий, тонкий человек. Очень ранимый.
  - Как ты. И язва. Как ты, - Макс откинулся на спинку скамьи, искоса наблюдая за её реакцией.
  - Ты меня нарочно дразнишь? - задохнулась Анна.
  - Не нарочно. Не дразню, - фыркнул он, крепко сжимая её запястье и не позволяя вскочить. Рука у него была горячая. - Ну извини. С тобой интересно разговаривать, правда. Посидим ещё. Пожалуйста.
  Анна опять демонстративно вздохнула и... осталась сидеть. Пальцев он так и не разжал, и она решила пока не отстраняться. С ним было как-то... тепло.
  Почему она вдруг стала так нуждаться в чужом тепле? Это же глупо. И одиночества она никогда раньше не боялась. Это всё от страха за дедушку.
  - А ты почему в больницу приехал? Почему не пошёл домой? - покосилась она на Макса.
  Тот, подняв голову, глядел на усыпавшие небо звёзды и откликнулся не сразу.
  - Да думал, как там Андрей Константинович. И ты ж одна совсем, - пожал он плечами. - А домой... ну я часто на работе ночую.
  - Почему? - Анна прикусила язык. Какое ей дело до того, где ночует этот пират? И вообще, он сейчас наверняка ляпнет какую-нибудь пошлость...
  - На работе веселей, - подмигнул он.
  Конечно, кто бы сомневался!
  - Мать хахалей приводит. - Голос его вдруг стал жёстким и неулыбчивым. - А я их ненавижу, алкашей этих. Могу сорваться. А Юрке этого не надо - мордобоя и разборок. Он такого боится. И мать очень любит.
  - А... ты? - шёпотом спросила Анна. Ей вдруг стало очень не по себе.
  Мама оставила её с дедушкой очень давно, когда Анна только пошла в школу. Отчима перевели служить в Воркуту, и мать поехала за ним. Анну туда не взяли - слишком тяжёлый климат для часто болеющего ребёнка.
  Теперь в Воркуте росли её брат и сестра, родившиеся уже там.
  Они всей семьёй приезжали сюда несколько раз. Последний раз - в позапрошлом году.
  Но мать часто писала и присылала деньги.
  Анна мотнула головой, отгоняя больно ужалившие воспоминания.
  - Мать у нас просто... непутёвая, - отозвался Макс, вздохнув. - Всегда такая была. Отец не выдержал - ушёл. Давно уже... Да ладно об этом! Ты говоришь, в библиотеку Кастанеду прислали? А ещё что-нибудь уматное есть?
  Уматное, о Господи...
  - Чейз поступил, очень уматный, да, - ехидно доложила Анна. - И Пронин. "Банда-1", "Банда-2"...
  - Фигня примитивная, - отмахнулся он.
  - Тогда Елена Блаватская. И Кафка!
  - Скукотища, заснуть можно.
  - Да тебе не угодишь! - Анна не выдержала и рассмеялась.
  И резко осеклась, вдруг сообразив, что впервые смеётся при нём.
  Макс смотрел на неё с непонятным выражением, очень пристально, и её снова бросило в жар.
  Да что же это такое...
  - Ты красивая, когда смеёшься... - хрипловато сказал он. - И вообще красивая.
  - Я?!
  Анна не успела как следует возмутиться.
  Его шершавые обветренные губы тоже были очень тёплыми. Они осторожно коснулись её онемевших, а потом разом запылавших губ, терпеливо и настойчиво их раскрывая. Нежно. Так нежно. Так...
  Глаза её сами собой закрылись.
  Вот оно.
  Вот как это бывает.
  А она-то раньше думала, что никогда...
  Она беспокойно зашевелилась, инстинктивно подаваясь ему навстречу - совсем вплотную, в кольцо его твёрдых рук, к широкой груди, вдыхая его запах, чувствуя, как прерывисто он дышит, как громко стучит его сердце рядом с её плечом.
  Его пальцы погрузились в её волосы, губы скользнули вдоль щеки, до уха, к шее.
  Анна задрожала.
  Перед её зажмуренными глазами, качаясь, плыло звёздное небо. Руки сами взметнулись, ложась Максу на плечи так, будто это было самым естественным, самым...
  Верным.
  По-прежнему не открывая глаз, она запрокинула голову, подставляя шею его губам.
  Ещё.
  Ещё...
  Его ладони обхватили её лицо, а губы опять вернулись к её губам, легко их коснувшись. А потом его пальцы разжались, и он отстранился.
  Анна нехотя раскрыла глаза, всё ещё видевшие звёзды.
  Его взгляд был очень серьёзным.
  - Тебя я не буду на скамейках тискать, - сказал он тихо и поднялся.
  Анна продолжала сидеть, будто прилипнув к этой злосчастной скамейке, ошеломлённо глядя на него снизу вверх и машинально прижав пальцы к горящим губам.
  - Ты что, издеваешься? - наконец еле выговорила она, и собственный голос показался ей каким-то незнакомым.
  Макс устало покачал головой.
  - Ещё немного, и ты позовёшь меня к себе. А этого... тоже не нужно.
  Анне показалось, что её схватили за волосы и с размаху макнули лицом в крутой кипяток.
  Задыхаясь, она вскочила:
  - Ты! Да ты...
  - Я тебе не подхожу. Совсем, - проговорил он глухо, но твёрдо. - Прости, не смог удержаться. Я скотина. Прости.
  Анна никогда не думала, что может кого-то так ненавидеть. Рука её взметнулась к его лицу и дёрнулась, перехваченная его сильными пальцами.
  Ещё с минуту они стояли, молча глядя друг на друга, а потом она швырнула ему под ноги куртку и опрометью кинулась к своему подъезду.
  
  Она не заснула ни на миг, корчась от унижения и стыда. Едва она закрывала глаза, как мозг услужливо начинал прокручивать ей всю омерзительную картину только что произошедшего.
  Как она могла?!
  Да она вела себя прямо как дворовая кошка, оголтело призывающая кота в кустах.
  А он... он её даже не захотел.
  Господи Боже ты мой...
  Он же просто собирался проверить, можно ли её...
  Можно.
  Легко.
  Она замычала, прикусывая губу до крови.
  "Ты красивая, когда смеёшься. И вообще красивая".
  Ненавижу.
  
  Утром Анна выпила чашку крепкого кофе, умылась, с отвращением глядя на себя в зеркало, и поехала в больницу - с гудящей, раскалывающейся головой.
  Дедушку перевели из реанимации в обычную палату.
  Хоть что-то хорошее.
  "Было предынфарктное состояние, но удалось вовремя купировать", - объяснил ей завотделением, усталый седой врач, которого она подкараулила возле ординаторской.
  Анна аккуратно записала в блокнотик названия лекарств, которые надо достать, - вот только где? - и, вернувшись в палату, ещё полчаса посидела возле спящего дедушки, с болью и раскаянием вглядываясь в его посеревшее, осунувшееся лицо.
  Наконец, громыхая ведром, вошла неприветливая санитарка со шваброй и прогнала Анну.
  Она поцеловала дедушку в щёку, прошептав: "До завтра", и побрела искать лекарства и курагу, которую ей тоже порекомендовал купить завотделением, "чтобы поддержать сердце".
  Курагу она нашла на рынке у назойливо тарахтящих азербайджанцев, отдав за неё кучу денег, и машинально подумала, что надо поехать на работу. Во-первых, чтобы попросить аванс, а то ей не хватит на лекарства, если она их в конце концов разыщет. А во-вторых, ей решительно не хотелось возвращаться домой. Надо только пробежать через вестибюль ДК, подняться по лестнице - и скорее к своим единственным друзьям. Которые её не предадут, не унизят и не станут издеваться.
  К книгам.
  
   Вестибюль и лестницу ей удалось преодолеть совершенно незамеченной. Ещё бы! Там творился бедлам. Какая-то очередная то ли дискотека, то ли конкурс "Мисс Осень". Толпа слегка поддатых малолеток обоих полов шумно материлась и курила прямо на крыльце. Бр-р-р!
  Анна оставила Татьяне Ивановне заявление на аванс и, промчавшись по коридору, поспешно отперла библиотеку.
  Наконец-то! Тишина, покой, умиротворение, знакомый запах старых фолиантов и свежих журналов. И пыли, которую, сколько ни вытирай в санитарный день, всё равно всю не смахнёшь.
  О! Пыль, что ли, пока повытирать, если читатели всё равно считают, что библиотека закрыта. Да и какой нормальный человек рискнёт проталкиваться сквозь эту дикость в вестибюле? Махнёт рукой и уйдёт восвояси.
  Анна осторожно приоткрыла дверь и высунулась в коридор. И тут же поспешно эту дверь захлопнула, повернув ключ. В конце коридора громко разговаривали и смеялись несколько человек. Визгливо хохочущие девицы, водитель из отдела культуры Гоша и... Макс.
  Который, как всегда, балагурил, в лицах рассказывая какую-то дурацкую историю.
  Сердце у неё отчаянно заколотилось, и она в очередной раз выругала себя. Ну не идиотка ли? Конечно, идиотка.
  Голоса приближались.
  - А библиотекарши чего, нету сегодня? - поинтересовался вдруг Гоша. - А я свежий "За рулём" хотел взять.
  Анна зачем-то присела на корточки, отчаянно хваля себя за то, что ещё не включила свет.
  - Потом возьмёшь, - коротко отозвался Макс. - В отгуле она. Дедушка у неё заболел.
  Да как он вообще смеет говорить про её дедушку!
  - А-а... - разочарованно протянул Гоша.
  - Мальчики, ну мы идём, или что? - капризно пропела одна из девиц.
  - Подожди, зайка. Гош, давай часть аппаратуры тут оставим. Сначала смонтируем ту, что в зале, а потом уже эту заберём, - предложил Макс.
  Зайка, да-да. Киска и рыбка.
  Анна прикрыла глаза от нахлынувшей ярости.
  Вся компания начала спускаться по лестнице. Пронзительно заверещал кассетник.
  
  - Оля любит Колю с давних детских лет,
  Оля любит Толю, он ее сосед,
  Оля любит Мишу, он мясник с базара,
  Оля любит Гришу, у него гитара.
  Спит-спит-спит-спит Оля с кем попа-ало...
  
  Анну передёрнуло.
  Она никогда не смогла бы представить себе, что может сделать то, что сделала, когда шум на лестнице наконец затих.
  Она выглянула в коридор. На подоконнике и под ним высилась груда конструкций непонятного ей назначения.
  Аккуратно, одну за другой, она затащила конструкции внутрь библиотеки и снова заперла дверь.
  Вот и отлично.
  Сорвётся этот мерзкий шабаш, и слава Богу.
  Пусть побегает теперь со своими зайчиками и кошечками, поищет!
  Прохвост.
  Сегодня придётся ночевать здесь, в библиотеке, на кушетке. А завтра утром снова потихоньку выставить все эти железяки на место, получить аванс, раздобыть лекарства и ехать к дедушке.
  Минут через сорок за дверью начали носиться туда-сюда, топать и материться.
  Анна затаила дыхание. Но к ней никто не постучал. Библиотека закрыта, библиотекарша в отгуле.
  Отлично.
  Шабаш всё-таки начался примерно через полтора часа. Завибрировали стены, на оконных стёклах заплясали цветные огоньки.
  Анна запретила себе представлять, каких усилий стоило Максу всё это проделать.
  Подумаешь! Так ему и надо!
  Она злорадно улыбнулась.
  К горлу почему-то подкатил комок, и она сердито шмыгнула носом.
  Спать. Надо спать. Завтра тяжёлый день. Она и так всю прошлую ночь не спала из-за этого... прохвоста.
  Она свернулась калачиком на жёсткой кушетке и с головой накрылась плащом.
  
  И всё получилось. На рассвете Анна тихонько вынесла железяки в коридор и даже привела себя в относительный порядок в туалете ДК, прежде чем внизу зашевелилась вахтёрша.
  Через час в коридоре опять начался топот и гомон. Теперь Анна уже не обращала на это внимания, занимаясь тем, что хотела сделать вчера - потихоньку перетирала книги от пыли. Под ложечкой сосало от голода. Ерунда!
  Анна была страшно довольна собой.
  В двадцать минут десятого она снова выскользнула за дверь и направилась к кабинету Татьяны Ивановны.
  Вид у директрисы был совсем замученный, и Анну больно кольнула совесть - желая отомстить прохвосту, она совсем не подумала, что директрисе тоже придётся несладко - аппаратура наверняка была дорогостоящая, и она, может быть, даже вызывала милицию.
  - А, доброе утро, Анечка, - вздохнула Татьяна Ивановна. - Вот ведомость, распишись за аванс. Немного совсем, но сколько уж дали.
  Расписываясь и забирая деньги, Анна не выдержала и промямлила:
  - Что-то случилось, Татьяна Ивановна?
  Директриса махнула рукой:
  - Ничего не случилось. Вернее, сначала случилось, а потом... Вчера вечером, перед конкурсом, у Максима пропала аппаратура. - Она выдержала паузу, видимо, ожидая её реакции, но Анна промолчала. - Так вот, конкурс-то он провёл, правда, пришлось ему по городу изрядно поколесить, выпрашивать везде то одно, то другое... Я сегодня утром собиралась уже милицию вызывать. Как вдруг звонит мне Петровна и говорит, что аппаратура нашлась!
  - Как нашлась? - пробормотала Анна, понимая, что пора непременно что-то сказать, чтобы директриса не заподозрила неладное.
  - А вот так. На подоконнике возле библиотеки, кстати, стояла. Чудеса! Ну ладно, всё хорошо, что хорошо кончается. Максима только жалко - парень извёлся весь, аппаратура-то дорогая, импортная, сейчас мало где такую найдёшь. Ну и намотался, конечно, по городу, и это с его-то костылём. Замучился совсем.
  - А кстати, что с ним такое? - Анна облизнула пересохшие губы. - Травма?
  - Да у него же ноги нет. Протез у него.
  Анна почувствовала, как кровь стремительно отливает у неё от лица, и немеют кончики пальцев.
  - Какой протез? - прошептала она.
  - А ты не знала? Тебе что, никто не сказал? Его же машина сбила лет пять назад. Ему тогда семнадцать было. Никто не надеялся, что выживет, а он выжил. Ногу вот только потерял. Но он себе поблажек не даёт, хотя тяжело, конечно, ему. Чтобы протез хороший поставить, большие деньги нужны, а у него брат маленький и мамаша пьющая.
  У Анны зашумело в ушах, и она ухватилась за стол.
  - Анечка! Тебе нехорошо? - испугалась директриса. - Ты, наверно, у дедушки в больнице ночевала?
  - Да, - машинально ответила Анна. - Да, спасибо. Спасибо вам. Я пойду.
  
  Она кое-как добрела до библиотеки, и, закрыв за собой дверь, долго сидела всё на той же кушетке. Потом механически вырвала листок из тетрадки со списком задолжников и начала писать.
  "Директору ДК "Алмаз" Петренко Т.И. от библиотекаря Ковалевой А.В. Заявление. Прошу уволить меня по собственному..."
  Закончив писать, она аккуратно сложила листок пополам и вышла в коридор.
  И обмерла.
  На пустом подоконнике сидел Максим и в упор смотрел на неё.
  Да он же всё знает...
  Ни слова не говоря, он спрыгнул вниз, невольно поморщился и, подойдя к ней, вынул листок из её ослабевших пальцев. Прочитал, скомкал и сунул в карман. Крепко взял её за руку и повёл за собой.
  Анна кое-как плелась следом, даже не пытаясь протестовать.
  Больше всего ей хотелось умереть. Прямо здесь, прямо сейчас.
  Никогда раньше она не чувствовала себя такой никчемной.
  Уродливой, жалкой, глупой и злобной ехидной.
  Никому не нужной.
  Едва отвечая на какие-то приветствия и вопросы попадавшихся навстречу людей, - Анна не подымала глаз, - Макс провёл её за сцену, втолкнул куда-то и запер за собой дверь.
  Анна машинально огляделась.
  Это, наверно, и была его аппаратка. На стенах - плакаты с Цоем, "Битлами" и какими-то неизвестными ей раскрашенными физиономиями. Груда аппаратуры, опутанной проводами, от которой Анна поспешно отвернулась. На обшарпанном столе - тоже провода, наушники, какие-то железки, паяльник...
  Макс усадил её на продавленный диван и сел рядом, глядя на свои руки.
  - Ты зря моё заявление выбросил, - пробормотала наконец Анна. - Я другое напишу.
  - Ну и дура, - отрезал он.
  - Дура, да, - вяло согласилась она. В груди теснило, и было трудно дышать. - Я... очень злилась на тебя. Я хотела, чтоб ты, чтобы тебе... - Она запнулась. - Я... ничего не знала про тебя. Прости. Прости, пожалуйста. Можно, я уже пойду?
  - Подожди, - сказал он твёрдо. - Ты не виновата. Это я виноват.
  Анна отчаянно замотала головой.
  - Подожди, - повторил он, забирая в ладонь её похолодевшие пальцы. - Это я тебя обидел... оскорбил. Мне вообще нельзя было тебя... трогать.
  - Потому что я такая некрасивая, да?! - она вскочила, вся дрожа.
  - Да с чего ты взяла?! - заорал и он, ударив ладонью по столу. - Потому что ты... чистая! Ты... настоящая! На таких, как ты, женятся! А я на тебе жениться не могу!
  - Почему?! - выпалила она, пытаясь удержать прорывающиеся слёзы.
  - Да потому что я калека! Инвалид! Ты что, не понимаешь? Какое право я имею тебе навязываться?!
  - Ты дурак, вот ты кто! - закричала Анна, и слёзы наконец хлынули неудержимо, ручьями. - Ты проклятый чёртов дурацкий дурак!
  Поймав за руку, он силой усадил её рядом и стиснул в объятиях, а она зарыдала так, как никогда в жизни не рыдала, вцепившись в его свитер. Он не мешал ей, не успокаивал, а только крепко держал обеими руками, покачивая из стороны в сторону, пока её всхлипы не стали реже и совсем не затихли.
  Вытерев ей щёки ладонью, как ребёнку, он заглянул в её покрасневшие растерянные глаза.
  - Я страшная, да? - шмыгнула она распухшим носом.
  - Ты самая прекрасная, - сказал Макс убеждённо, находя губами её губы.
  - Ты ещё и трепач, - пробормотала Анна, когда смогла говорить. - Ужасное трепло, знаешь. Просто уши вянут.
  - Знаю, - согласился он, расплывшись в своей пиратской ухмылке, и снова приник к её губам.
  - ...И бабник, - она наконец ткнулась носом в его плечо, пытаясь отдышаться.
  - Был, - уточнил Макс. - Сейчас не буду.
  - Ты станешь шляться по разным дурацким вечеринкам, а я тебя буду ждать, ревновать и пилить.
  Шальные его глаза весело блестели:
  - Конечно...
  - Ты слышишь вообще, что я говорю?
  - Конечно...
  - Ты смеёшься надо мной?!
  - Конечно...
  - Убью, - она мстительно просунула руку под его свитер и с упоением провела ладонью по его тёплой груди.
  - А вот это уже нечестно! - Прерывисто задышав, Макс попытался перехватить её руку и беспомощно расхохотался, когда она опрокинула его на диван и победно уселась сверху.
  - Ты меня ещё не знаешь, - тяжело дыша, заявила Анна, глядя на него сверху вниз.
  - Вы меня ещё не знаете, но вы меня еще узнаете... может, вы меня знаете только с хорошей стороны... а я говорю, вы узнаете меня и с плохой стороны!.. - задыхаясь от смеха, скороговоркой пробормотал он.
  - Тоже мне, подпоручик Дуб! - она тоже засмеялась, не в силах удержаться.
  - Слезь с меня, - жалобно попросил он. - А то я за себя не ручаюсь.
  - Вот как? - прошептала она с незнакомым даже себе кокетством. - А что будет, если ты перестанешь за себя ручаться?
  Макс застонал и зажмурился:
  - Всё. Я выпустил джинна из бутылки.
  - Вот именно! - торжествующе заявила Анна.
  И тут в дверь громко постучали.
  - Макс! - раздался мальчишеский голос. - Ты где? Ты тут?
  Они застыли, как школьники, застигнутые врасплох строгим учителем.
  - Вот ч-чёрт, - ругнулся Макс, стремительно подымаясь с дивана и поднимая на ноги Анну. Она торопливо пригладила волосы и поправила перекрутившуюся юбку. - Счас, Юрок.
  Щёлкнул замок, и тёмные круглые глаза мальчишки подозрительно уставились на них.
  - О, - сказал он озадаченно. - Здрасте. А это кто?
  Анна глубоко вздохнула:
  - Здравствуй. Я... библиотекарь.
  - Моя невеста, - одновременно с ней отозвался Макс, положив ладонь на её плечо.
  Сердце у неё подпрыгнуло.
  - О, - растерянно повторил мальчик и заморгал. - Вы женитесь?
  - Ну да, - Макс притянул Анну к себе, прижавшись щекой к её растрёпанной макушке. - Она, знаешь, какая умная? У неё в библиотеке уйма книг. И дома тоже.
  - Да? - живо заинтересовался Юрок. Глаза его заблестели. - А мне можно будет их почитать? Ваши книги? Я аккуратно читаю, вы не беспокойтесь. И быстро. Я тренировался по методике скорочтения. Её в "Науке и жизни" публиковали! В прошлом году, третий номер.
  Анна только кивнула, боясь снова разреветься.
  - Так, - деловито сказал Макс, - считай, что родственники с моей стороны против нашего брака не возражают. Теперь поехали к Андрею Константиновичу... Ехиднушка моя, ну ты чего?
  Он развернул Анну к себе и снова поцеловал.
  - Всё у нас будет, - пробормотал он, зарываясь лицом в её волосы. - И так будет, и эдак. По-разному будет. Но будет. Если мы не боимся. Пока мы хотим этого. Пока мы есть. И я буду всё время болтать, потому что это я. А ты будешь меня пилить, потому что это ты. И мы будем любить друг друга такими, какие мы есть. И ты родишь мне дочку, такую же, как ты, умницу и красавицу. Юрок! Будешь племяшку воспитывать?
  Юрок задумчиво поправил очки:
  - Буду. Я её научу читать по методике Зайцева, когда ей исполнится три года. Нет, два!
  - Договорились, - серьёзно сказала Анна.
  
  * * *
  2011
  
  - Так это дядя Юра научил меня читать?
  - Конечно. Ты что, не помнишь, Лёльк?
  - Макс, ей два года было, что она может помнить?
  - Мне казалось, я читать всегда умела... А потом он сразу в Бауманский поступил, да? И в Москву уехал. А потом на Байконур работать. Пап, а пусть он к нам приедет на Новый год, а? Я соскучилась.
  - Ну, ты не одна соскучилась! Будем по скайпу разговаривать и позовём его. Только надо заранее билеты брать, а то кто их там теперь знает, в Казахстане...
  - Новый год обещает быть томным. Отличненько!
  - Угу, самое то: я встречу год Дракона - в компании трёх зануд.
  - Папа!
  - Но мы ж твои любимые зануды, Макс!
  - Ещё какие любимые... А знаете что? Я вас напою до состояния нестояния, и мы будем петь песни. То есть это я буду петь, а вы - подвывать. Готовьтесь пока, слова разучивайте.
  - О Господи... Какие ещё слова?
  - Какие слова, пап?
  - Хорошие слова, Лёлька. Про жизнь.
  
  ...Вот так и вся наша жизнь - то SEKAM, а то PAL,
  То во поле кранты, то в головах Спас.
  Вышел, чтоб идти к началу начал,
  Но выпил и упал - вот и весь сказ;
  А вороны молчат, а барышни кричат,
  Тамбовской волчицей или светлой сестрой.
  То спасительный пост, то спасительный яд;
  Но слышишь, я стучу - открой!
  Так причисли нас к ангелам, или среди зверей,
  Но только не молчи - я не могу без огня;
  И, где бы я ни шёл, я всё стучусь у дверей,
  Так Господи мой Боже, помилуй меня...
  
   Песни: "Анонс", "Аквариум"
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"