Тётя Маша была одета в своё лучшее платье, на шее у неё висели жемчужные бабушкины бусы, в ушах серёжки. Волосы строго, но пышно собраны в простую, но притягивающую взгляд причёску. На шее повязан фривольный платочек из воздушного и почти прозрачного материала. На ногах лучшие Иркины белые туфли-лодочки на каблучке. Рядом с ней дядя Вася с гордо поднятой головой и без букета. Мама держит мужчину за левую руку, согнутую в локте. И у обоих на лице такое количество счастья, что хоть снимай ложкой и засаливай в трёхлитровые банки из-под огурцов, что стоят рядами в подвале, ожидая своей поры. Пара постояла полминутки на крылечке, привыкая к своему положению и друг другу.
- Мам, а вы куда? - Ирина была изумлена явлением двух с детства знакомых ей людей в таком параде, в котором ходят только в загс, церковь или в роддом за внуками.
- Доча, мы пройдёмся с дядей Васей, воздухом подышим, - улыбнулась довольная тётя Маша и посмотрела снизу вверх на гордо приподнятый фас своего кавалера. Обнаружила недостатки в совершенстве избранника. По-хозяйски повернула к себе лицом - исправила неправильные детали в одежде, разгладила материю пиджака на плечах дяди Васи ладонями, поправила узел галстука, ещё раз придирчиво оглядела. Затем, смахнула несуществующую или настоящую пыль и снова подхватила его под услужливо подставленный локоть и развернулась фронтом к дорожке, ведущей к калитке.
- А-а-а! - понимающе ахнула Ира в ступоре свалившейся на неё новости, - Так поздно же, начало двенадцатого, - попыталась всё же остановить их она, как маленьких детей.
- Так и нам не мало, - в тон ответил дядя Вася и тепло усмехнулся с высоты своего мужского величия вниз к Ирининой маме.
- Ириш, мы недолго. Ужин на кухне, - после этих слов тёти Маши, оба пожилых человека степенно и, наслаждаясь каждым шагом, пошли к калитке по асфальту дорожки. Они с трудом помещались на узкой тропке, идущей под лозами и сжатой с боков цветочными клумбами, и поэтому прижимались друг к другу с таким удовольствием, что если бы можно, то бродили бы под широкими листьями и завитками зелёных усов до самого утра. Усталость одинокого существования канула и испарилась, снимая с плеч тяжесть печали и внутреннюю тоску о семейном будущем. Дядя Вася, когда проходил, мимо Лиса с Иринкой снисходительно и свысока глянул на молодёжь, потом ещё выше вздёрнул подбородок и прошествовал далее к калитке. Возле самой дверки, галантно обогнал, приостановившуюся тётю Машу. Чуть склонился картинно. Открыл калитку и выразительно глянул в радостное лицо Ириной мамы, приглашая к выходу в свет, так, как будто выходил не на обычную улицу городского предместья, а, по меньшей мере, заходил на аудиенцию к королеве английской, причём как к своей старой подружке. Своим жестом дарил дядя Вася и себя и всё вокруг своей милой и обаятельной соседке, с которой был знаком давно, тихо обожал и не решался идти на сближение отягощённый собственными недостатками.
Но когда он увидел Ирину с Сашкой, тут в счастье под небом родной улицы, то понял, что года не такси - назад не вернёшь лихим посвистом. Рассказать о своих чувствах к соседке Вася не решался, понимал, что такого пьяницу погонят с порога с позором и криками. И вместо того, чтобы напиться, вдруг аккуратно и заботливо поставил бутылки в холодильник и принялся приводить свой внешний вид в надлежащий предстоящему событию порядок. Нашёл и почистил старые туфли. Оборвал соседские клумбы. Причём цветы рвал не у одного соседа, а у нескольких понемножку. Чтоб в глаза не бросалось, и сильно жалко не было. Букет получился пышный, яркий и смеющийся разнообразием несовместимых цветов. Последствия решения, принятого дядей Васей, сейчас и наблюдали Ирина и Саша.
Тёть Маша давно заприметила неженатого соседа и вздыхала, когда он в очередной раз заводил гульбу в своём подворье. И, увидев Васеньку в костюме, поняла всё, сразу и безоговорочно постановила вердикт: " Ни капли без моего ведома!" - дядь Вася согласился с радостью. Сейчас оба шли без слов, прижимаясь боками по слабо освещённой улице и им было параллельно куда идти, лишь бы тропинка вдоль грунтовки не заканчивалась подольше.
Во дворе события разворачивались не менее красиво и празднично, но своеобразно. Допрос с пристрастием, прекратившийся с появлением на крыльце свадебно разодетой пары будущих родственников, продолжился с ещё большим пылом.
- Здорово! Я такого даже не ожидал! - попытался оправдываться, на всякий случай, совершенно не виноватый ни в чём Лис. Фраза послужила катализатором к пыточному диалогу.
- А чего ты ожидал? - притворно спокойно и ровно спросила Ирина. С такими интонациями, и так, спрашивает волк у Красной Шапочки, перед тем, как решить, съесть её сразу или сначала закусить бабушкой. Лис интонацию понял и на всякий случая отступил под прикрытие стола, проверяя уши руками. Любимая подбиралась к Сашке, как кошка к мышке на совершенно открытом пространстве, которое никаких шансов на спасение от нападения хищника не даёт, - А ну, иди сюда! - руки воткнутые кулаками в грациозные бока там, где талия сходится с восхищением бёдер не обещали ушам Лиса ничего хорошего за творческие эксперименты с психикой и будущим с дядей Васей, так затронувшие не только тётю Машу, но и саму Иринку.
- Ир, ну, я думал он пить бросит - и всё! Ей богу! Я даже о большем и не мечтал! Да и зачем? Сама подумай? Какой-такой променад под звёздами? Для чего? Я тоже маму твою люблю! - отступал Лис вокруг стола, - Ириш, может это ты перестаралась? - начал переходить в наступление он, забрасывая тень сомнения в мысли "строгого следователя".
Ирина наступала и Лис переменил тактику.
- Слушай, давно хотел тебя спросить , а ты в Иерусалиме была?
- Не увиливай! А это тут причём? - брови женщины взлетели вверх.
- А я был! Хочешь расскажу? - если любопытство сгубило кошку, то спасло Лиса.
- А ты как туда попал?
- А, сестра затащила.
- И как?
- Интересно? - вопросом на вопрос извернулся хитрован.
- Ну и где ты там был?
- Да в самом главном месте!
- И какое ж там место главное?
- Ну, это просто - в Старом городе. На Голгофе, -
заинтриговать женщину лучше чем словом, которое вызывает жалость и страх ужаса одновременно - невозможно.
-В случайном отпуске, затянула меня сестра в священный город трёх религий. Добирались и пробивались туда как в диком кошмаре. Но приехали . Проснулись утром, и в тот же день, мне объявили, что в субботу, в семь утра, нас вдвоём ожидает шикарный автобус, группа жаждущих и не очень, и чрезвычайно верующих, экскурсовод и целый день пешком по старому городу. "Иерусалим христианский", так называлась наше хождение по священным для любого христианина местам. Ну, сама понимаешь отношение к религии у военного воспитанного в СССР простое, ну раз есть - пусть, лишь бы не мешало. Но женщины великая сила и меня моя мама покрестила, не смотря на КПСС. Желание мамы вещь святая. Крестик был водружён в шкатулку с драгоценностями. И забыт там надолго. Из всего, что я знал о христианстве это то, что парня распяли, потом он вознёсся и за это его все сильно любят, ну ещё по воде ходил, кормил, исцелял народ и торгашей гнал из церкви. Ну, ещё конечно "Мастер и Маргарита" Булгакова. Всё, на сём мои познания заканчивались. Нет, вру "Отче наш" знаю наизусть, как присягу. И тут, как понеслось. Йоханый бабай! Оно вишь, как там было - Ветхий завет в начале. Ну, слышали все - создал, значит, вседержитель народ - людей и определил, что вот типа эти у нас избранные иудеи значица. Ага, а детей у избранника господа Авраама и его жены его Сары - нет. Дрянь дело. И говорит ему в откровениях посланец с небес, мол, валика ты брат мой, дальний, на землю вот эту, ибо определили её для тебя все те, кто наверху заседает. И будет тебе там счастье, и много внуков от деток нарожаете. И его жена, в девяносто лет забеременела и родила. Чудо ещё то для нашего времени, а в те тёмные века, когда не было даже водопровода, и ходили в сандалетах из дерева ваще - запредел неимоверный. Ну, - наследник - однако радость. Вот и господь решил папу наследника проверить. Говорит - мужик ты меня уважаешь? Ну, тот ему, конечно, отвечает, встав на колени и воздев руки в небо, мол, не только уважаю, но ещё и люблю безмерно и серьёзно. Но в небесах закралась тучка и возбудила сомнение в словах папы. Вседержитель, скорее всего науськанный недоброжелателями из будущего "Хамаса" решил проверить веру отцову жестоко и немилосердно. А отведи-ка ты сына своего к жертвеннику да и зарежь мне, единственному, в жертву. Серьёзное предложение принесло кучу переживаний папику, но мужик сказал - мужик сделал. Повязал он сына своего, и ножичек кривой занёс над ним. Тут значит, и всплакнули небеса, видя такое дело, и детоубийства родного ребёнка не допустили. Ангел с крыльями телепортировался и ухватил за руку глубоко верующего иудея. Засим Ветхий завет заканчивается и начинается Новый завет -
"Евангелие", что означает - "Святая весть". Написано четырьмя первыми и главными христианнейшими евангелистами: Матфеем, Марком, Лукой и Иоанном. Апосля чудачеств сих, кои повергли многих во изумление, но не прибавили веры завистникам. Единовершец выполнил все свои обещания. Двенадцать сыновей - это вам не фунт изюма. Двенадцать колен Израилевых. Пошёл нарождаться народ иудейский, жить поживать и добро наживать.
Далее несёмся до самого того дня, как забрёл молодой и горячий еврейский парень Иешуа (он же Иисус - имя преломлённое, он же Христос, что значит помазанник, а не фамилия, как думают простые и неорганизованные христианской церковью граждане) в город Иерусалим, оккупированный римлянами. И забредает он со своими апостолами в Гефсиманский сад, как раз в пятницу, после двенадцати ночи. Красив сад Гефсиманский в эту пору года. Ароматы растений кружат голову, лёгкий ветерок теребит листву и уютно побыть под ветвями в ночной тишине раскрашенной звёздным небом. Ночные птицы неслышно парят иногда между кронами, на фоне неба. Лепота, да ещё с друзьями апостолами. Жаль, пивка не было в то время. И тут ему папик, с неба сообщает, что кругом измена, а не благодать. Иуда предатель, а его самого, ни смотря на чудеса и любовь к ближним, уже сегодня, к вечеру похоронят, тут недалече. Только прежде помучают для порядка и в назидание. Надо только спуститься и подняться с одного холма, где сад с плодородными оливами, на другую возвышенность и имя ей Голгофа. И если сам не пойдёшь, то помогут тебе солдаты римские. Плохо Иешуа стало от таких предсказаний. Совсем плохо. Да так обидно, что слёзы из глаз брызнули. И присел он на камень, так, всплакнуть малость, перед смертным подвигом. А на месте камня того Храм теперь громадный, а оливы те, что тогда веточками были тонкими теперь и не обхватишь руками в саду у стен каменных. А два оленя на вершине храма, как слова Давида: "И припадаю я к истинам твоим и жажду их, как олень источника!" Четыре евангелиста украшают своими фигурами резные колонны в навершии. Мозаика на фронтоне храма - смысловая от верха до низа изображаемых событий. Оливки, виноград и хлеб. Эти символы прорезают всю христианскую теорию, выставленную на показ современной церковью. Внутри храма камень, на котором плакал Иешуа, узнав свою судьбу. Кусок камня выступает наружу из храмовой стены, там всё время поют паломники, красиво поют, задушевно. В храме то петь нельзя. А напротив входа в храм, на противоположной сопке, возвышается стена старого города с Золотыми Воротами. Чуть левее, ворот выглядывает над зубцами стены золотой купол Аль-Аксы увенчанный коротким шпилем с полумесяцем. Тут всё перемешано и всё рядом. Пешком обойти можно за сутки, а вот выслушать богатую событиями историю Иерусалима и месяца не хватит. Между садом и стенами сплошные кладбища. Потому, что именно в эти заложенные по приказу султана ворота и должен прийти Миссия и именно с этого места восстанут мёртвые и начнётся Страшный Суд. Ну, Суд дело дальнее, а экскурсия дело пешее. А в Восточном Иерусалиме ещё и не всегда безопасное. Кругом есть патрули с автоматами. Ихние пограничники стерегут статусы кво.
- А как же вы там с ними общались?
- Так, храм принадлежит католикам, и поляки там правят бал так, что елей не пляшет. Там даже диалог бога и Иешуа распечатанный по русски лежит аккуратно заламинированный перед камнем, на специальной деревянной перекладине, чтоб каждый прикоснулся к тысячелетнему откровению. И экскурсовод русский до самых его еврейских корней.
- А как там, Саш?
- Ну, свет они внутри храма предпочитают солнечный , а окна маленькие и в цветной мозаике, поэтому там тихо, прохладно и сумрачно. А в этом сумраке: святыня - подсвеченный и украшенный камень, которого касался помазанник и слёзы свои святые проливал о судьбе своей причитая.
- Да врёшь небось?
- Дальше хочешь? Рассказывать? Вот, вспомнил как называется , то ли церковь всех народов , то ли храм всех наций. Не помню точно.
- Да не важно, а дальше что было?
- Дальше мы нашей церковью любовались.
- А она там откуда?
- А стоит тотойти от "храма всех народов" метров на двадцать в сторону, чтоб стены итальянские не нависали роскошью и резьбой искусной у подножия горы, и над всем этим великолепием сверкает на солнце наша красавица, парит куполами злотоглавыми устремляясь в небеса!
- Ну, не тяни, что там?
- Церковь Святой Марии Магдалины.
- Ну и название!
- Зато божественно красива, в белом мраморе, как невеста возвышается над "всеми народами". Жаль только нет у них там остановки Христовой.
- Это как?
- Ну, где он проходил, спаситель, и касался земли, всё как бы свято. А где останавливался - свято втройне. Там храмы и возводили.
- Саш, а часто он там останавливался? - Ирина смотрела на Сашку иконописными глазами, ещё чуть и молиться начнёт.
- Да вроде двадцать основных мест, но главное в Старом городе.
- А что там?
- Погоди, давай по порядку.
- Что там, по очереди? - о гневе позабылось, как о
несущественном, живая история воспаряла в образах и ликах.
- Дальше, кино и немцы! Вернее - армяне и греки, - загадочно улыбнулся Сашка, - Ну, и евреи конечно же, куда ж без них в иудее тех лет денешься - кругом одни евреи.
- А евреи причём? Ах да! И что? - мысли Ирины скакали, как арабский скакун пророка Мухамеда, который так неудачно стукнулся копытом на Масленичной горе.
- А что за гора-то?
- Ирусь, на ней Старый Город стоит обнесённый крепостной стеной. А Гефсимания с востока высится против стен с башнями.
- А далеко до стен?
- Рядышком, - Сашка воспользовался моментом и сел напротив Ирины за тот же стол на скамейку. Ирка сидела положив голову на кулачки сжатых ладоней.
- И что дальше? - поёжилась Иринка в свежести наступившей ночи.
- Может принести куртку?
- Нет, не надо - дальше рассказывай! - потребовала заинтересованная и любимая женщина. Ну, как тут отказать, а?
- Понимаешь, какая штука, они ведь тогда - евреи, хоронили своих не так, как привыкли мы, в гробах. Дерево - дорогая вещь и традиция у них железная была. Сухо там в Иерусалиме. Оборачивали тело в специальную ткань и клали в выдолбленное в горе углубление. Закрывали вход большим камнем, и домой - поминать и не бриться. Потом, через годик, камешек откатывали, все кости усопшего собирали в ящичек семидесяти сантиметровый и куда надо прикапывали. И место экономили для следующего и материал для ящичка.
- Вот дают! А почему семьдесят сантиметров?
- Так длина берцовой кости самая большая у человека, как раз: семьдесят сантиметров, - Иринка непроизвольно посмотрела на свои ноги. Сашка опустил голову и продолжил.
- В общем мама у него, у Иешуа - Богородица. Вот её так, тут рядышком и похоронили, а когда пришёл апостол Фома и не поверил, то открыли, а её там нет!
- Ой! Ну?!
- Вознеслась Ириш. А место то святое, женщины туда валом валят. Камни те чудодейственной силой обладают. Особенно для женщин. Главное верить и чудо само свершится. Ну, иконы там ещё. Но главное можно рукой коснуться того камня на котором она была похоронена и вознеслась.
- А церковь им принадлежит пополам. Хоть границу прокладывай под землёй!
- Как это - под землёй?
- Она ж - подземная.
- Про маму мне ничего не хочешь рассказать? - как ни в чем, ни бывало - спросила Ирина. Переход от любопытства к истории, к маме был настолько резок, что Лис понял - его простили.
- Твоя мама самая лучшая мама в мире.
- Это обнадёживает.
- Про Иерусалим, продолжить или без священных мест будет мир, дружба и ужин?
- Нетушки, милый! Куда дальше-то пошли?
- Да там ерунда. Цветочные ворота показали. Маленькие и невзрачные. Со всех сторон арабы с фруктами, лотки, тележки - торгуют.
- А цветы?
- А там лепка в виде цветка есть на башне, что над воротами, вот поэтому и цветочные.
- Ну, а дальше?
- Да дальше неинтересно. Дальше - Храм Гроба Господня с Голгофой, кувуклией, трещиной, священным камнем и божественным огнём.
- Ты не увиливай! Рассказывай!
- Да что там рассказывать? Полно наших туристов и не наших конечно много. В субботу у них там выходной у евреев везде, но только не в Старом Городе.
- Это почему?
- Недалеко от Храма Гроба Господня, метров сто - Стена Плача. Возле неё вообще столпотворение. Вроде и святыня иудейская, а подиж ты! Все к ней идут и католики, и буддисты, и православные, и президенты, и премьер-министры, и домохозяйки.
- Сильно плачут?
- Да нет, это образное выражение. В основном, туристы записки в стену кладут. Верят, что исполнится, если в щель между камнями воткнуть. А плач потому, как раскачивается еврей в молитве своей перед стеной, вроде, как плачет.
- А почему именно там?
- А это всё что им время, римляне и арабы оставили от их главного храма. Вот и переживают.
- Стена-то - большая?
- Солидная, из глыб местного камня сложена. На века. Может, поужинаем?
- Ты его заработай, свой ужин, сначала! Про Храм давай.
- А что там давать. Его сначала византийцы построили. В пятом веке. Потом арабы там что-то подломали и народ в Европе озверел. Попёр крестовым походом в Палестину. И захватили Иерусалим крестоносцы. Арабам по сусалам надавали. И начали искать и строить на святых местах. Да с размахом невиданным и неслыханным. Закипела жизнь в вечном городе. Старались паломники. На тысячелетия строили. И не ошиблись.
- Что, хорошо построили?
- Да уж. Постарались! Если бы не их огромные колонны, которые не охватишь руками, то не удержался бы свод церкви во время большого землетрясения. А так, только пожарчик, да кое-где кирпичи попадали.
- И много сгорело? Да немного, но с тех пор в храме правят
армяне, копты и католики.
- Копты?
- Да не переживай, это православные, наши, как и армяне.
- А что там армяне кругом?
- Древняя нация. Говорят что на Арарате, Ноев ковчег и армяне первыми людьми пошли от Ноя ещё. Да турки их выгнали. С горы и к ковчегу никого не пускают.
- Ты гляди! И тут мусульмане!
- Это ещё ничего! Знаешь, кто ворота, храма воскресения открывает и закрывает, и ключи от входа хранит?
- Кто?
- Только арабы!
- Почему?
- Так дрались за владение пределами главной церкви христианства натурально до смерти и, причем, внутри сводов у священных реликвий поклонники различных христианских конфессий. Так разгневали всевышнего своими дрязгами, что он их наказал. И божественный огонь не дал получить в том месте, где его обычно берут священнослужители.
- Это что за огонь такой?
- Целый миф! Никто не верит, а он есть! Ну, как то, как мы маму твою спасли! Или дядь Васю вылечили! - брови Иринки при упоминании мамы и соседа нахмурились. Но любопытство победило.
- Ну? - потребовала она продолжения.
- Что ну? Тут надо от печки рассказывать. Может, поедим? - использовал благоприятный момент Лис.
- Ладно, пошли в дом, но ты мне рассказывай пока идём и я накрывать буду.
- Ну, слушай! Перед входом в храм с обеих сторон по три колонны резных. И одна из тех колонн, что слева от любого входящего имеет трещину в монолите камня. А внутри Храма кувуклия.
- А это ещё что такое?
- А это такая надстройка над местом, где захоронили Иешуа снятого с креста. И откуда он вознёсся и воскрес. Поэтому и второе название церкви это Храм Воскрешения или Вознесения Христа.
- Ага, поняла. А зачем надстроили?
- А просто, чтоб место защитить от всяких неожиданностей типа землетрясения или войны. Обложили камнем и стальными балками стянули кладку на всякий случай. Красиво там всё, торжественно, свечи в сумраке горят, запах воска пчелиного и люди, люди, люди, люди - идут нескончаемым потоком. Трепетное это дело побывать в Храме Воскресения.
А знаешь, почему воскресение, как день недели - так зовётся?
- Нет, не знаю. А, погоди! Воскресение Христа!
- Точно!
- Только евреи имели свою неделю. И смотри Иринка, Иешуа взяли, судили, убили и похоронили в один день - в пятницу, для иудеев это шестой день недели и они его так и называют - День шестой (йом шиши).
- Ну и что?
- А то, что на следующий день у всех обитателей Иерусалима выходной день. Начинается почти с заходом солнца и появлением самой яркой звезды в вечернем небе. И по вере иудейской работать в этот день нельзя. Надо молиться и отдыхать. Работать можно, лишь начиная с заходом солнца в день седьмой, который у них называется Шабат. Ничего не напоминает?
- Шабаш! Конец работы?
- Именно Ирусь.
- Интересно?
- А дальше, Ир, ещё интереснее. Распяли Христа где-то в обед. Неожиданно, небо затянуло тучами и в момент его смерти на кресте, ударила молния, содрогнулась и раскололась земля. Это не красное словцо. Камень скалы Голгофы, на которой стоял крест, треснул, и трещина эта почитаема не менее чем само место его гибели.