Луковкин Вячеслав Алексеевич : другие произведения.

Ибо душа твоя тебе дороже всего света сего

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    "В Москву! В Москву"! - мечтала она там вместе с "чеховскими сёстрами". Её тётка по отцу, которая жила в столице и работала здесь в РЭУ главным бухгалтером, звала её к себе, но Дарья не решалась и все советовалась со всеми. - Господи, да, конечно же, надо ехать! - говорили ей деревенские, которые ещё не весь свой разум пропили. - Здесь ты пропадёшь, а там!.. Там есть, где развернуться!
  Жила Дарья в Москве в одной из комнат трёхкомнатной коммунальной квартиры, а её бывший муж, Владимир жил здесь же, в другой комнате только. С точки зрения советского быто устройства все это было как бы и ничего особенного, но если как следует подумать над этим, да примерить на себя, то почувствуешь и увидишь весь кошмар такого совместного проживания. Но как это вышло?
  
  Три года назад приехала Дарья в Москву из деревни. Жить там было невмочь. Пьянство повальное. После школы была у неё одна только радость - за козой с курами присматривать, кормить их, чтоб самой было чем питаться, да книги читать. "В Москву! В Москву"! - мечтала она там вместе с "чеховскими сёстрами". Её тётка по отцу, которая жила в столице и работала здесь в РЭУ главным бухгалтером, звала её к себе, но Дарья не решалась и все советовалась со всеми.
  
  - Господи, да, конечно же, надо ехать! - говорили ей деревенские, которые ещё не весь свой разум пропили. - Здесь ты пропадёшь, а там!.. Там есть, где развернуться!
  
  - А что! Поступлю в историко-архивный, как мать моя когда-то, закончу его, а там!..
  
  Решившись, она собралась, да и поехала. Но тётка - в Москве уже - так сказала ей.
  
  - Ты, Дарья, с институтом пока подожди. Для начала пойди-ка ты на курсы бухгалтеров что ль. Когда закончишь, придёшь к нам на работу в РЭУ, сделаем мы тебе прописку, жилье, вот тогда и пойдёшь в институт этот свой.
  
  И Дарья с ней согласилась. Да она и сама видела, как жила тётка. С мужем и двумя детьми в комнате на 20 квадратах. Укладываясь спать на раскладушке, Дарья все вздыхала и думала, что зря приехала. "Тётка она, конечно, не выгонит, в случае чего если, но стеснять их... Неловко как-то. А я-то думала, что она здесь живёт!.. В столице все-таки!".
  
  Учась на курсах бухгалтеров, зарабатывала Дарья себе на жизнь тем, что по вечерам высвобождала бачки на чёрной лестнице от пищевых отходов. Там со своим "бывшим" она и встретилась как-то. Он вышел выбросить что-то. До его службы в армии ещё это было. Разговорились. Её нельзя было назвать красавицей, на которых мужики всегда западают, но во взгляде карих глаз её, в движении по-домашнему неторопливых рук, в мягко-округлых плечах, улыбке - было нечто такое, отчего на душе у Владимира становилось всегда покойно и радостно, как рядом с матерью. Она ему очень понравилась, и он предложил ей сходить вместе в театр на "Кроткую" Достоевского. Похоже, вещь эта ему очень уж нравилась. Когда он рассказывал Дарье о содержании этого произведения, то лицо его при этом становилось таким страдальческим, как если бы уж "Кроткой" этой был он сам.
  
  Был он застенчив, не тороплив и обстоятелен. Её сразу же поразило выражение его глаз. Голубые, они у него были всегда добрые какие-то и по-детски доверчивые. "Ну как ангел Божий!" - подметила для себя Дарья. Ну, стали они встречаться. Тётка, узнав об этом, тут же посоветовала ей выходить за него замуж. У парня две комнаты, мол, не пьющий, придёт из армии, и будете себе жить поживать, да добра наживать. Она с ней согласилась. А вскоре они с Владимиром и расписались.
  
  А в этой же квартире жили родители отца Владимира. Дед с бабкой его. Родители Владимира, в год окончания им школы ещё, погибли. Отец у него был геолог, и они вместе с матерью частенько уезжали на полгода в "поле". Особенно когда Владимир уже подрос и мог за собой сам ухаживать. Да и не ладил отец Владимира с родителями своими. Вплоть до того, что даже жировки у них с ними поделены были. И все из-за того, что жена его не ко двору пришлась. За год до окончания Владимиром школы родители его и погибли во время одной из экспедиций. Тогда всю их геологоразведочную партию завалило в штольне.
  
  Дед с бабкой, как только услышали о том, что избранница их внука без жилья, тут же, несмотря на то, что сами в своё время приехали в Москву из деревни, выговорили ему: "Володь, тебе что, в Москве баб мало?.. Тут и так тесно!.. Нашёл чухлому на помойке"! В ответ на их укор Владимир покраснел только да улыбнулся, но разговора не поддержал. Что было с них взять - старость не радость. Да и вообще.
  
  Являясь ответственными квартиросъёмщиками, жили они здесь ещё со времён гражданских боев за светлое будущее наше. Вначале вдвоём в пятнадцатиметровке, а уж потом только, постепенно, когда у них сын родился, а потом женился, да кто-то из соседей помре скоропостижно, - дали им ещё две комнаты здесь же. Да и то верно, что, отдав всю свою жизнь делу такой большой важности, как работа в органах, имели они право на заслуженный и почётный отдых на пенсии со всеми отсюда вытекающими. Но комнаты эти отошли потом к сыну их и невестке.
  
  И вот стали они жить дальше на своих 14 кв., надеясь на лучшее для себя в дальнейшем. Но где-то, видать, все это лучшее "со всеми отсюда вытекающими" увязло в жирных и липких руках чиновников, и потому оставалось им только скрежетать зубами. Но на кого? На тех, у кого их законно заслуженные льготы увязли в жирных и липких руках? Ну, до этих было далеко и высоко, а вот размножающиеся здесь родственники всякие, эти были здесь, рядом!..
  
  В жизни Владимира дед с бабкой практически никак и некогда не участвовали. Так что Владимир жил как бы один. Потому может быть и женился-то он так рано. Когда пришла к нему Дарья в первый раз и осталась на ночь, он уткнулся ей лицом в колени и затих. В ту ночь он чуть было ни задохнулся от какого-то сладостно знакомого ему запаха уюта.
  
  Собираясь на службу в армию, оставлял Владимир свою Дарьюшку здесь одну и оттого очень сильно волновался за неё и переживал. Но Дарья сразу же предупредила его, что до его возвращения она будет жить у тётки. Понимая, спорить он с ней не стал. Да и тётка её, зная этих стариков Владимира, этих льготных и вечно всем недовольных ветеранов, как облупленных, поддержала её в этом.
  
  - Хорошо. Поживи пока у меня, - сказала она своей племяннице. - Но вообще-то ты этих волков не бойся. Их времена прошли. Теперь на них управу враз найти можно. Ладно. С этим мы разберёмся, когда твой из армии вернётся. А заявление в институт можешь теперь подавать.
  
  "Нет, тётка у меня молодец! - порадовалась Дарья. - Видать передалось ей это от нашего деда старообрядца! Не пропадём!". И подала заявление на вечернее отделение истфака. И вот, спустя два года, сразу же, как только вернулся Владимир из армии, перенесли они с ним все свои вещи от тётки к Владимиру, да и зажили себе.
  
  Но Владимир после армии очень уж сильно изменился. От его доброго и доверчивого взгляда почти что ничего не осталось. Дарья нашла это в нем очень странным, но как на это реагировать пока не знала и потому молчала про то. А дед с бабкой в связи с этим шутили.
  
  - Что это наш молодожён-то?! Или его там, на передовой ранило чем-то? - потешался дед над своим внуком. Будучи по природе своей человеком желчным и задиристым, он вообще постоянно тешил себя тем, что во всяком ближнем своём искал смешное. Похоже, что в таком виденье - "кругом одни идиоты!" - ему легче было доживать остатки своей не очень-то задавшейся жизни.
  
  Дед с бабкой, после того как Владимир пришёл из армии и стал жить у себя со своею женой, вообще стали вести себя - врагу не пожелаешь. Во всё, что не их ума дело, лезть стали. Куда, например, по их мнению, кастрюли можно ставить, а куда нельзя. Бельё своё на просушку стали развешивать там, где им это было удобно. Иногда, ставя чайник на плиту, Владимир разглядывал весящее перед его носом трико послевоенного образца и недовольно ворчал: "Могли бы и во дворе сушить!". Но конфликтовать не хотел.
  
  Дарья пыталась все обернуть в шутку.
  
  - Дедуль, - весело и напористо говорила она деду на кухне, - ну вы, прям, как на ВДНХ все это развесили! - говорила она деду. А дед косил на неё волчьим глазом и молчал. Дарья, понимая, для чего они все это с бабулей делают, добавляла. - Хотя! Оно ведь у вас французское! Сопрут ещё ненароком! На улице-то!
  
  Владимир, улыбаясь, отмалчивался.
  
  Через месяц устроился он на работу. Шофёром в таксопарк. Вообще-то, устроился он туда потому, что ждал одного хорошего места, да там сорвалось, а дома с деньгами были проблемы. Ну, и пошёл. Проработал только месяц и стал после этого как бы сам не свой. В глазах у него появилось лёгкое, непреходящее выражение испуга. С женой ни о чём толком не говорил. На работу ходить перестал. Молчал, да все о чём-то думал. И никому о том, что с ним в таксопарке было!
  
  - Да что это ты у меня такой?! - ероша мужу волосы на голове, ласково спрашивала его Дарья. - Что ты зажатый какой-то, Володь? - Что с тобой? Из-за стариков что ль? Да Бог с ними. Старость не радость. А нам с тобой жить да жить. Потерпим. А что у тебя с работой? - пытала она его.
  
  - ...
  
  - Ну, не хочешь, не говори... Потом расскажешь.
  
  После армии Владимир вообще стал малоразговорчивый какой-то. Стал он как бы бояться всего и всех, а она не знала, как к нему подступиться. Ей так хотелось бы понять его, понять, что он за человек, о чём думает. "Может в армии с ним что случилось? - недоумевала она. - Ведь рассказывают об армии этой бог весть что! Но как спросить об этом? Да и не расскажет, если было там с ним что-нибудь эдакое, унизительное. Вот горе-то!".
  
  И только по прошествии недели рассказал он ей о том, что с ним произошло в таксопарке. Его уволили по статье за профнепригодность. Месяц назад, когда он пришёл в таксопарк насчёт работы, его тут же взяли. И сразу же погнали на линию. То есть в тот же день, как пришёл узнать насчёт работы. Сразу же с вечера на ночь и выехал он на линию. А оформили его только на следующий день задним числом. Работать надо было каждый день по 11 часов, а по путёвке - 7-8 часов. Бензина давали по пятьдесят литров, а остальное за свои деньги. Крутись, как хочешь. Как на луну попал. В парке, конечно же, есть и профсоюз, и комсомол, и парторганизация, и юрист, но - план любой ценой. Надолго его не хватило. И начал он удивляться таким порядкам, отказываться работать каждый день по одиннадцати часов - права, что называется, качать, - так через месяц его оттуда и выгнали за какую-то пустяковую провинность.
  
  - Ну, выгнали, - улыбаясь, сказала ему Дарья. - Ну и что, Володь? Мало что ль работ у нас вокруг? - смеясь, проговорила она.
  
  Но ему было не смешно. Он пожалел, что рассказал Дарье об этом. Вообще был он очень уж чувствительный какой-то ко всяким таким унижающим человеческое достоинство вещам. И, похоже, вплоть до паранойи. Несправедливо уволили? Да плевать бы ему было на то! Мало ли у нас такого? А он свернулся как от мощного удара в печень. Устроился работать кочегаром. Нет, мог бы работать где угодно - руки у него золотые, - а он взял да устроился туда, где одни бомжи работают! Правда, взял три котельных. Утром и вечером только сходить, почистить котлы, заправить их углём и все.
  
  - И что б глаза б мои не видели все это начальство! - говорил он Дарье.
  
  И получалось у него за все эти котельные, в общем-то, не плохо - за каждую по восьмидесяти рублей в месяц.
  
  - Нет, но - молодой парень, не урод какой, а работает там, где одна только пьянь работает! - подшучивали над Дарьей на работе.
  
  Не нравилось все это Дарье, но какое-то время она терпела. Однако потом, когда Владимир, по причине отсутствия летом работы кочегаром, стал ещё и шофёром на весь сезон в геологоразведку уезжать, она возроптала! Муж называется! Когда-то хотела она иметь детей от него, но теперь не решалась. Тётка ей постоянно выговаривала: "Да разведись ты с ним к чёртовой матери! На кой ляд он тебе такой сдался"!
  
  Короче говоря, не выдержала она всего этого и развелась с Владимиром. Разделили жировку, а тётка познакомила её с молодым и многообещающим специалистом из ДЭЗа, который тоже, в общем-то, как и она, был откуда-то издалека и жил в Москве, снимая жилье, но заканчивал уже вечернее отделение юрфака и надеялся, что, получив корочки, развернётся уж тогда здесь в столице нашей родины на полную катушку. Звали его Борисом. Когда она с ним расписалась, то переехал он жить к ней.
  
  - Вот, теперь у тебя там будет порядок, - сказала ей тётка, довольная этим обстоятельством.
  
  - Так! - желчно констатировали ветераны-льготники произошедшие в квартире перемены. - Что и требовалось доказать! За что боролись, на то и напоролись! И видно было, что они ото всего этого были вне себя.
  
  - Нет, вообще, - удивлялась на них Дарья. - Ведут они себя здесь, как если бы они одни только здесь и живут!
  
  - Да брось! - успокаивал её Борис - Обычное советское хамло! Того, о чём ты мне рассказывала, я что-то не вижу. Бельё-то на кухне они не развешивают.
  
  - Да, вести они себя стали поскромнее, в общем-то, но и все же... О, как мне все это уже надоело!
  
  Вот так у неё вся эта жизнь в столице и сложилась. А осознание того, что рядом здесь ещё и её "бывший" находится, очень её угнетало. Разъехаться? Но брать эту инициативу на себя, ей было неудобно, а Владимир всегда слушал кого бы то ни было, советовавшего ему разъехаться, кивал, внимательно вглядывался в говорившего ему все это и соображал при этом что-то своё.
  
  Вообще-то, развод свой Владимир переживал очень сильно. Может потому, что был одинок. Может потому, что был молодой, а быть без женщины в его годы... Но весь этот секс ради секса, похоже, был для него одним только скотством и только. По крайней мере так говорил он об этом тем, кто пытался наставлять его на путь истинный и не киснуть, не терять свою молодость попусту.
  
  После развода стали его частенько видеть пьяным - то во дворе, то в пив баре, а то и дома. Однажды, находясь в ванной-комнате, которая была рядом с кухней, засиделся Владимир там дольше обычного. За это время на кухне соседи уже все собрались, каждый топчется около плиты со своей кастрюлей, ужин готовит, ну и беседу друг с другом ведут о том, о сём. И вдруг слышит он как о чем-то близком ему - его дедушка с бабушкой и с Дарьюшка с ними... Прислушался.
  
  - Дарья, ты там в ДЭЗе работаешь. Попробуй похлопотать. У нас тут и так тесно, а от него здесь такая вонь всегда, - внушал Дарье дед.
  
  Дарья молчала. И молчала она, как бы соглашаясь с дедом. Владимиру сделалось не по себе. После этого случая стал Владимир редко дома бывать.
  
  И вот пришёл он как-то домой. Тихонечко прошёл к себе в комнату. Лёг на диван. За окном мрачный колодец двора. Ни солнца тебе, ни небушка - хотя бы клочок. Серо-грязная стена дома, окна, сквозь мутные стекла которых едва видны пролёты лестницы чёрного хода с бачками для пищевых отходов. Ото всего этого повеяло вдруг на него такой безнадёгой, что почувствовал он, как из глаз у него полились слезы. И вдруг в комнату к нему вошла его бывшая.
  
  - Ты что? - тихо спросил Владимир.
  А она ему.
  - А хочешь я на тебя свой дом в деревне перепишу?
  - Зачем?
  - Будешь там жить.
  - С тобой?
  Она промолчала.
  - Я там сопьюсь.
  
  На том разговор и оборвался. А спустя какое-то время у нового мужа Дарьи деньги пропали. Что это? Соседи решили действовать? Или человек просто потерял деньги?..
  
  Специалист по юриспруденции устроил всем форменный допрос. "А не видел ли кто денег его, не взял ли их кто"? В основном он напирал, конечно же, на бывшего мужа своей жены, так как тот к тому времени был без работы и на что жил - не известно было. Дед с бабкой были очень довольны произошедшим. Прям повеселели даже. Но денег так и не нашли. И кто их присвоил, или они вообще неизвестно где были потеряны, так выяснить и не удалось. Зато специалист по юриспруденции приходит спустя какое-то время домой с работы и объявляет всем.
  
  - Всё, я эту тварь оформил! За тунеядство на сто первый километр...
  
  - Вот, молодец! - угодливо как-то проговорили пенсионеры-льготники.
  
  - А зачем ты это сделал-то? - сказала Дарья. - Думаешь, так лучше будет?.. Ты за то время, что он не работает, хоть раз с ним поговорил об этом как человек? Только и делал, что пугал только.
  
  - Нет, ну ты даёшь, - удивился он. - Я ему что папа-мама? За квартиру не платит! А ты ещё подкармливаешь его! - походя, накинулся он на жену. - Принц какой! Зато он теперь там и работать будет!.. Да я б таких вообще уничтожал бы! - вдруг, неожиданно как-то брякнул он.
  
  Дарья молча посмотрела на него и затихла. Герои гражданских сражений, тоже почему-то вдруг притихли и тут же гуськом друг за другом уползли к себе в комнату. И остался наш юрист-специалист на кухне один с женой. Она разогревала ему ужин, а он стоял возле неё и шабуршал газетой с умными мыслями. Поняв, что занесло его куда-то уж очень не туда, он какое-то время помолчал, а потом решил все-таки продолжить. Ну чтоб затереть как-то ту дремучею чушь свою. Закрасить чем-нибудь умным.
  
  - Конечно, когда-нибудь наука за таких возьмётся. Ведь все они такие очень сильно мешают поступательному развитию нашего общества, - рассудительно молвил он. - А главное, сколько средств государство на них тратит. Лечат их, уговаривают, тогда, как у нас везде рабочих рук не хватает.
  
  Настаивая на продолжении разговора, он был уверен, что жена его поймёт. Должна понять. Конечно. Ведь она работник ДЭЗа и значит, в каком-то смысле, такой же, как и он, человек, переживающий за общественный порядок. Но на Дарью накатил вдруг страх какой-то. Она вспомнила вдруг мать свою, отца, все эти хрущёвские страсти с переустройством сельской жизни, вспомнила деда-старообрядца своего и то, как он тяжело доживал свои последние годы после Колымы. Ото всего этого на глазах у неё сразу же навернулись слезы и к горлу подкатил ком. Она молчала.
  
  Когда они ушли с кухни в комнату, то Борис уже за столом продолжил распространяться о том же.
  
  - Нет, но ты пойми. Сам принцип устройства нашего общества таков, что в нем нет объективных причин, порождающих таких подонков, - Все эти проблемы у нас больше от субъектов подобных твоему бывшему. То есть в генах у них, - пояснил он и, намотав первую порцию макарон в кетчупе на вилку, отправил её в рот. - Здесь, - жуя, продолжал он, - со временем скажет своё слово генная инженерия - что-то вырежут, а что-то вставят, - убеждённо разглагольствовал он. - Ну, а пока против всего этого уродства меч правосудия нам не помешает. Ты, как думаешь? - спросил он у жены.
  
  Дарья, чувствуя, что Борис, говоря о мече правосудия, хотел бы иметь его в руках не столько как правовой механизм, сколько как большую дубину, которой можно было бы крушить вся и все с ним несогласное - "пока наука бессильна", - сказала ему каким-то не своим обычным мягко женственным тоном, а с издёвкой в голосе.
  
  - А может быть всех их пока таких непонимающих и неправильно живущих заморозить до лучших времён. Все же это гуманнее было бы... Да и с точки зрения экономии человеческих ресурсов, жизни на земле - разумнее было бы...
  
  - Во, во! - тут же, не расслышав издёвки в её голосе, клюнул Борис на подсказку. - Я же вижу. Ты не просто бухгалтер и кое-что во всем этом сечёшь!..
  
  И, поцеловав жену, поблагодарил её за вкусный ужин и довольный не только ужином, но и собой, уселся в кресло с газетой напротив телевизора.
  
  "Господи! - заныло в душе у Дарьи. - Да уж ни мартышка ли это всего лишь на всего учёная?", - подумала она.
  
  - Послушай, - сказала она вдруг без оглядки на то, что Борис сейчас скажет ей на это, и что подумает о ней при этом. Сказала своим обычным напористым тоном, которым давно уже не говорила. - А тебе не кажется, что пьянство и тунеядство у нас явление далеко не только бытовое? - спросила она его.
  
  - А какое же? - снисходительно спросил он у неё.
  
  - Сдаётся мне, что оно у нас вообще только социальное! И давно уже! Ещё со времён Ивана Грозного!
  
  - Так что же тогда все-то не пьют?
  
  - Ну, так и у Достоевского в "Идиоте" одного только князя Мышкина за идиота все считают, а все остальные-то как бы и не причём.
  
  Муж уставился на неё так, будто впервой только увидел и услышал её. Он хотел уже было что-то возразить ей на это, да вдруг передумал почему-то и уткнулся в газету.
  
  Она ушла с грязной посудой на кухню и теперь стояла там, мыла посуду и с горечью думала о произошедшем у них в квартире. О своём "бывшем". Ведь она год назад ещё только была его женой, Дарьюшкой. И оставила она его теперь по соображениям для неё не совсем приемлемым. Это всё больше тётка её. Да и все эти подруги по работе. Ей же давно уже было как-то не комфортно на душе ото всего этого.
  
  - Да, права тётка, у каждого своя жизнь, своя судьба. И счастье отпущено каждому в меру разумения его, - думала сейчас она. - Это я понимаю. Но тяжело мне что-то. С ума сойти!.. Нет, и ты посмотри! - тут же подумала она о Борисе. - Этих беззубых волков он, похоже, боится и даже не мыслит себе приструнить их, а в этого, всего изломанного какого-то агнца, вцепился!.. И это ж стоило ему ради этого учиться десять лет в школе да десять лет потом ещё в двух институтах, чтоб потерять даже то человеческое, что было в нем от природы. Ведь было же в нем что-то когда-то такое? Вот ведь и сейчас, призывает казнить, объясняет и доказывает необходимость этого, и все вроде как логично и правильно, но глаза у него при этом... Как с перепуга какого! Странно! А ведь эти вчерашние пугала почему-то боятся его! И - что интересно - держатся они все трое всегда такими важными, уверенными в себе, а глаза у них у всех троих при этом всегда как с перепуга какого и тоскливые какие-то, как у собак, которых часто и много били и бьют.
  
  Да, похоже, поживши какое-то время в столице, да проучившись всего-то лишь на всего год только в историко-архивном, Дарья стала уже кое в чём разбираться! И готова была она уже говорить даже об этом вслух. Как и отец её с матерью когда-то в деревне во времена хрущёвских реформ в колхозе.
  
  В эту ночь легла она от своего мужа отдельно. На полу. Борис уговаривал её не глупить. Но она молча и тихо лежала в своём одиночестве и так думала о происходящим с ней.
  
  - Живёшь ты с этим Борисом чуть ли ни ради своей безопасности. Спишь с ним, как бы расплачиваясь этим! А зачем? Да, похоже, что и здесь в Москве мы никому не нужны! Ну или как в джунглях, где каждый строит свой маленький коммунизм за счёт других.
  
  А сквозь полудрёму чудились ей какие-то слова из старой дедушкиной книги. Как бы говорил ими дед её: "Не по нужи ти молвлю, ни беда ми, которая по бозе, сама услышишь; но душа ми своя лутши всего света сего"!.. То есть, как понимала она, хочу, мол, чтоб на душе у тебя было спокойно, ибо душа твоя тебе дороже всего света сего!..
  
  Утром, как только отправила она Бориса на работу, тихо собрала она кое-какие вещички свои и как в воздухе растворилась. Борис на неё даже в розыск подал. Через полгода только тётка её рассказывала всем, что взяла она расчёт и уехала к себе в деревню. Нашла как-то где-то там своего "бывшего" и привезла его к себе в деревню.
  
  - Живёт теперь с ним! Прям, декабристка какая-то! - добавила тётке.
  
  - А как же институт? - обеспокоенно спросил у тётки Борис.
  
  - Перевелась на заочное!
  
  - Вот, молодец! - воскликнул дед Владимира, имея в виду Дарью, и, вдруг вспомнив, где нашёл Дарью внук его, добавил раздумчиво. - Да, похоже таких у нас теперь только на помойке и найдёшь! - и, скорбно потупившись, бывшие борцы за "наше светлое будущее", уползли в свою комнату. А Дарьина тётка помалкивала. Но по глазам её видно было, что чем-то она была очень даже довольная за свою племянницу.
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"