- Зон, говорю!.. Аномальных!.. - рявкнул Дмитрий, едва не сорвав голос.
- Не ори, я не глухой, - сказал дед, недовольно отдёргиваясь. Они забавно смотрелись рядом - высокий мужчина в камуфляжном костюме и древний согбенный дед, как будто прожаренный солнцем.
Дмитрий продолжал держать речь, малость понизив голос. Старик кивал, мотал головой, снова кивал...
- Баловство, - недовольно проворчал наконец. - От чудаки, зоны им... Ладно, провожу я вас. Если за баксы.
Кто-то за спиной Дмитрия засмеялся. Старший повернулся и строго посмотрел на "аномальщиков".
- А что же не евро? - поинтересовался скалозубый весельчак.
- Можно и евро, - с достоинством ответствовал старик. - Тем более и курс больше...
Весельчак замолчал. Дмитрий вытряхнул карту и принялся втолковывать деду, что им от него нужно. Старик кивал, мотал головой и скрипуче переспрашивал "ась?".
Ударили по рукам, и дед ушёл в дом - прятать баксы в подполье и собираться.
Был самый разгар сибирского лета - с душной жарой, едва разбавляемой ветерком с леса. Окраина небольшой деревни, особняком стоящий дом с огородом и тенистым садом.
Именно в саду сейчас и расположилась группа. Дмитрий окинул взглядом подопечных.
Девять человек. Вместе с ним самим, с Дитрихом, который отправился фотографировать "сибирски аркитектурни старина", и Сашкой, который просто так болтался где-то, будет двенадцать человек. Старик тринадцатый. Экспедиция - слишком громкое слово...
Парни и девушки, мужчины и женщины, русские и не очень. Новенькие камуфляжные костюмы "чечако" и потёртые, выгоревшие на солнце куртки бывалых. Кто-то из интереса пошёл, кто-то развлекается или за компанию. Но некоторые на самом деле жаждут найти что-нибудь этакое. Люди весело переговаривались, улыбались, флиртовали, кто-то с умным видом разглядывал карту, кто-то без нужды копался в рюкзаках.
- Замучил старик? - поинтересовалась кокетливо Полинка. Она, кажется, была из "бывалых", но всё-таки местной специфики не понимала, что и поспешила продемонстрировать: - Зачем нам обязательно проводник из местных? Обошлись бы своими силами.
Дмитрий помотал головой.
- Сибирь, - сказал, как будто объяснил всё одним словом.
- То ещё местечко - Сибирь!.. - подхватил Сашка, вынырнувший из кустов. Он волочил на прицепе слабо протестующего Дитриха. Австриец, как всегда, увлёкся и не смотрел на часы. Говорят, немцы педантичные, а этот - восторженный, как, скажем, янки... ну, хотя бы не такой невежественный и безалаберный в отношении правил. Дмитрию доводилось водить американцев, он до сих пор с содроганием вспоминает. Тогда-то он и подхватил это словечко - "чечако", новичок, молокосос...
- Сибирь, считай, одна большая аномальная зона, - продолжил разглагольствовать Сашка. - Мы пришли туда, куда надо. Ещё объедимся чудесами.
- А какие здесь чудеса? - опасливо спросила Полинка.
- Да всякие, - Сашка объявил это с такой уверенностью, будто он лично видел и щупал местные чудеса, каталогизировал их, нанёс на карту и написал десять толстых книг. - Как обычно, всякие там провалы во времени и пространстве, следы древних цивилизаций, тарелки летающие так и шастают, хоть из палатки не вылезай, проходной двор какой-то галактический...
Дитрих слушал с открытым ртом, принимая всё за чистую монету. На русском австриец разговаривал с чудовищным акцентом, зато почти всё понимал.
- ...Ну, и всякая жуть - реликтовые чудовища, места, где живность сама по себе дохнет, комариные плеши - там гравитация в несколько сот земных, сбежавшие мутанты из советских тайных лабораторий... И по мелочи нечисть - лешие, русалки, водяные и одичавшие доктора наук из тех же лабораторий.
- Поменьше в "Сталкера" играй, - пробурчал Дмитрий. Группа грянула хохотом, Сашка состроил вид оскорблённой невинности.
- Неужэли так йэсть? - спросил Дитрих, вертя головой и улыбаясь растерянно.
- Да. Сибирь, она же огромная, несколько ваших Европ влезет и ещё место останется! И в каждом её уголке такое может быть!.. - заверил Сашка.
Дмитрий покачал головой и отвернулся. Где там старый гриб?
Дед трясся за дверью от едва сдерживаемого хохота. Несмотря на возраст, на слух он не жаловался и аськал и мэкал только для того, чтобы у "аномальщиков" сложилось впечатление недалёкого глуховатого старикана. Тогда они будут свободно болтать при нём, не обращая внимания.
- Всё-таки собрался, старый? - недовольно проворчало из угла. - Ох, смотри, развалишься по пути.
- Брось, Пыльный, сколько раз я уже водил таких...
Пыльный покачивал головой, сверкал из угла кошачьими глазищами. Домовой был похож на клубок тёмной пыльной шерсти, из которой светились глаза и торчали слишком большие для тела ладони.
- Позови соседа, - кротко попросил старик. Домовой исчез, как будто впитавшись в брёвна избы. Через минуту появился не один.
Что-то похожее на полено с такими же зелёными глазами, руками-лучинками и волосами-бородой. Мохнатыми - то есть изо мха.
- Чего тебе, поручик? - поинтересовался неприветливо леший.
- Здравствуй, хозяин леса. Тут у меня группа, - старик махнул рукой на улицу.
- Вижу, - буркнул гость.
- Ты уж, окажи милость, не особо плутай нас, и покажи что-нибудь этакое...
Леший фыркнул.
- А какая мне в том корысть? - поинтересовался.
- Саженцев кедра куплю, - посулил старик.
- О, другое дело! - обрадовался леший. - Ладно, так уж и быть, поручик.
- Ещё скажи Кфыргу, чтобы не казал свою посудину из болота, а лучше чтоб отогнал подальше. Я их там поведу.
Леший кивнул.
- Седого предупреди. Пусть не кажет свою обезьянью харю... реликтовый гоминид!..
- А вот я ему скажу, как ты его обзываешь, - сказал леший. Старик отмахнулся:
- ...И ты как-нибудь не очень. Чудеса покажи, чтоб на все бабки, но и так, чтобы дома им не очень поверили. А то зачастят, а оно нам не надобно.
Леший ухмыльнулся, показав острые, как иголки, зубы.
- Ох, я покажу!.. - заверил хищно. - Ладно, исключительно из уважения к тебе, поручик!
И исчез.
- Уважает он, как же, - пробурчал домовой. - Скольких людей закружил-заморочил, у-у-у!.. тоже мне, хозяин лесной. Тать он, а не хозяин.
Лешего он не любил.
- Сторожи дом и смотри за хозяйством.
Домовой отсалютовал ему.
- Давай, поручик.
- Счастливо оставаться, Пыльный!..
Старик вышел на крыльцо, щурясь от яростного солнца. Поправил рюкзак, пристроил поудобнее двухстволку.
Группа... зашевелилась. Еле-еле. Старик скептически наблюдал, как люди поднимались, застёгивались, упихивали термосы в карманы рюкзаков и подгоняли ремни. Спрашивали шёпотом друг друга: "Как, прямо сейчас идём?". Палатки, спиннинги, чехлы с ружьями, странные приборы, должно быть, имеющие отношение к поискам аномалий...
- Собрались? - старик ухмыльнулся. - Ну, добро. А покажу-ка я вам для начала болото, где запрошлом годе разбилась летающая тарелка!..
Дмитрий ошалело уставился на старика, а тот уже бодрой нестариковской походкой зашагал к лесу...
РЫБАКИ
"Добро пожаловать".
Бежевый бортовой "уазик" с зацарапанным и закрашенным не подходящей по цветку краской медицинским крестом на боку нырнул под железное приветствие. Облупленая временем и украшеная потёками ржавчины, надпись почти не читаема - лет двадцать никто не правил эти "ворота" в деревню.
С холма, где стоят врата, открывается вид на деревню в низинке. Кривые дороги в струпах высохших луж, зелёные огороды, дома. Где-то из брёвен и бруса, тёмные от времени, покосившиеся и со старчески прищуренными окошками. Рядом - хвастливо сияющие свежим деревом, блестящие рифлёнометаллическими крышами. Пару домов венчает рыжая подделка под черепицу, блины антенн нацелены в небо поверх лесистых холмов.
"Уазик" свернул направо и поехал в обход деревни. Разбитая дорога вела через поле сорняков с яркими огнями саранок и малиновыми углями иван-чая по обочине.
У скелета телеги, утонувшей в траве, расположились мужики, согласно обычаю - втроём да бутылка мутноватого самогона, заткнутая туго свёрнутой бумагой. На газете натюрмортом молодые пупырчатые огурцы, стрелки чеснока, рыба копчёная и солёная и сомнительные лохмотья "взаправдашних кальмаров" в крохотном пластиковом пакетике.
Бульк, захватанные гранёные стаканы наполняются. Мужики пьют не чокаясь, занюхивают чесноком, дерут копчёную рыбу и раскуривают кто "Беломор", кто "мальборо". Беседуют долго, степенно. Обсуждают достоинства пластиковых стаканчиков, сходятся, что для душевного общения они не годятся - пустые уносит ветер, и донышком нельзя вкусно пристукнуть по доскам, легко сминаются и теряются, а стеклянный сунь в карман да и ходи себе.
Бежевая "таблетка" с зацарапанным и закрашенным не подходящей по цветку краской медицинским крестом, проехала мимо заседающей троицы, прервав глубокую философскую беседу. Кириллыч, темнолицый скрученный мужичок, с одним плечом выше другого, презрительно фыркнул вслед таким же сизым дымом.
- Р-р-рыбаки, - процедил и отклеил папиросу от нижней губы.
- Ась? - Михалыч по прозвищу Ась, худощавый и жилистый, с молодым лицом и совершенно седыми волосами, встрепенулся и поднял взгляд от пачки "Беломора". Он как раз пытался вспомнить какой-то анекдот, связанный с картой, изображённой на пачке папирос. Анекдот был ужасно смешной, но Ась его не помнил.
- Да энтот, Витман... Фишман... - снова "рыбачить" поехал.
- Ну?
- Баранку гну, - хрюкнул Кириллыч, запаливая новую папиросу от окурка. - На хутора поехал. Баре... оне знаешь как рыбачат? На водку.
Акимыч, толстоватый крепкий мужик в пятнистых "как бы военных" летних штанах и новомодной рубахе сетке, согласно хекнул и пробурчал что-то неодобрительное в адрес хозяев "уазика". Ась завертел головой, глядя на собудыльников.
- На хуторах безнадёжный народишко живёт. Такой, кому ничего не надо в жизни, - пояснил Акимыч неохотно. - Рыбу ловят, зверя бьют... а вот такие как этот... Перельман, что ли? Хе, всё никак не вспомню.
- Да хоть Розенбаум!.. - пыхнул Кириллыч "Беломором". - То ли евреи, то ли немцы, не помню я. В общем, они туда водку возят, патроны там, и за гроши, а то и вовсе бартером, скупают добычу. Называется - "рыбачить на хуторах".
- Да-а-а, - протянул Ась, разливая. - Дела наши деловые... Так что, други, соберёмся на рыбалку?
- Только не как в прошлый раз, - хекнул Акимыч. - "Наливай да пей". А то меня жена уже пополам перепелила. И медведь её не впечатлил, сказала - "не верю, в Интернете фотографию да ролик скачал, дуришь меня".
- От чудак"!.. - хрипло захохотал Кириллыч, хлопая себя тёмными ладонями по костлявым коленам. - Корреспондент, пля!.. На кой ляд ты его вообще взял? В следующий раз, увидя медведя, не за фелетон свой хватайся, а за ружьё!..
- Толку от того ружья, - проворчал Акимыч. - Жаканов-то у меня не было. На рыбалку ведь ехали. Когда здесь последний раз медведя видели, уж и не помню. Вот и схватился, потому что удивился. Даже не испугался... почти. А потом нервы лечили, хе!.. - и он наглядно продемонстрировал, как именно лечили, махнув стакан. "Други" последовали его примеру, закусили кто рыбкой, а кто просто дымом, ворча, что и самогон нынче не тот, что прежде.
- А покажь-ка нам ещё раз "босого мужика" того, ась? - оживился Ась.
- Да, бесовско то изобретение с собой? - тоже заинтересовался Кириллыч.
Кругловатый Акимыч втянул пузо и полез в карман пятнистых брюк, достал вполне современную "Нокию", принялся проворно перебирать кнопки. Кириллыч торопливо нацепил очки с треснувшим стёклышком, вытянул красную шею в старческих складках, Ась перебрался на другую сторону стола, и "други", едва не стукаясь головами, столпились вокруг изящной современной игрушки. Из крохотных динамиков "бесовского изобретения" раздалось недоумённое ворчание медведя и тихие маты "корреспондента", ненароком налетевшего на "босого мужика" там, где его уже лет двадцать не видели.
"Уазик" пылил. Егор Бридман курил в открытое окно, виновато поглядывая на сына. Василий демонстративно не смотрел в его сторону, выставил локоть в окно и сам высовывался наружу по самые плечи.
- Да ладно, - проворчал Егор, выбрасывая окурок. - Я всего вторую в день.
- Ух ты, правда, что ли? - неуважительно "восхитился" подросток.
- Врачи велели - бросить!.. - отрезал сын. - Возраст у тебя такой.
- Про возраст отцу, - проворчал Егор. - Ну не буду я больше, не буду... до вечера.
- Угу. А с хуторскими мужиками постоять, покурить треба? - поинтересовался Василий, изворачиваясь на сидении в попытке выставить в окно босые ноги. - Надо вежество оказывать, не просто выбросить из кузова "огненную воду" да рыбу-шкуры забрать. Неуважительно.
- Ну, с ними покурю, - Егор почавкал, пытаясь отбить цветочный вкус. Бросая курить, он перешёл на сигареты несерьёзные, дамские длинные палочки, и никотина в них не хватало, к тому же то ли ароматизатор в табак вбухали, то ли сам табак такой и есть...
Он потянулся за бутылкой газировки.
- Открой, - передал сыну, тот вернул открытую. Егор забулькал, при этом чуть отвлёкся от дороги и машина подскочила на ухабе. Водитель облился, а Василий стукнулся щиколоткой о край окна и торопливо втянул ноги в кабину.
- На танке сюда - самое оно, - пробормотал, потирая ногу.
- Были случаи, ездили здесь на "танкетке", - отозвался отец. - И на болотоходе застревали...
Снова крепко тряхнуло, водитель прикусил язык и уставился на дорогу.
- Может, Бусого выпустим? - Василий оглянулся.
За мотором посреди кабины развалился, тяжко дыша, большой поджарый пёс чёрно-ржавого - бусого, - окраса. Его глаза были мутны, стоячие уши обвисли тряпочками, изо рта свисал язык. Кобель тяжело дышал, на пол набежала приличная лужица слюны.
- Укачало беднягу, - с жалостью сказал Василий. - И жара ещё... Отпустим побегать?
Егор с сомнением посмотрел на дорогу.
- Скоро "бомбёжка" начнётся, тогда и выпустим.
И началась "бомбёжка", то есть дорога уже не в ухабах, а в рытвинах и провалах как будто от бомб. До хуторов не так уж далеко - километров пятьдесят - но хорошо, если за час удастся доехать. А во влажную погоду - хорошо, если вообще удастся доехать. И "КамАЗ" даже с опытным шофёром может оставить мосты на этой дороге, были случаи.
Кобеля отпустили, и он, счастливый, носился по полям и рощам, сшибая белый пух гигантских одуванчиков и начинающего отцветать иван-чая, пугая птиц. Езда замедлилась настолько, что пёс без труда поспевал за "таблеткой".
Дорога шла дальше и выше. Перелески, рощи тальника вдоль реки, заброшенные пшеничные поля и поваленные коровники на выгонах, отгороженных трухлявыми жердяными заборами.
Поднялись на гору. Справа - возвышение, покосившиеся берёзы и сосны нависают над дорогой. Слева - обрывы, где-то далеко внизу сверкает река. От основной дороги, рыжей от глины, вбок ветвятся заросшие высокой травой и кустарником колеи - съезды на "угодья" и покосы.
Старший Бридман сквозь зубы матерится, сжимая руль, как штурвал истребителя в атаке. Младший глядит по сторонам, признавая знакомые места, где рыбачил и охотился с отцом, смотрит картинки на телефоне, запускает игры или музыку, и снова поднимает голову, отыскивая шныряющего вокруг жизнерадостного Бусого.
Прямо хоть самому просись наружу, побегать. Машина ползёт еле-еле. Эх, дороги... спеть бы про вас, да как бы язык ненароком не откусить от тряски. В желудке будто кирпичи, разболтало совсем... Василий находит в бардачке полбатона и жуёт всухомятку, борясь с тошнотой.
- Родитель, а родитель, - тоскливо тянет, - дай порулить!..
Бридман раздражённо рычит и сдвигает рычаги, переключающие на более высокую передачу. Хорошая машина - "таблетка"...
- Назад поедем, дам. А здесь можно запросто вниз уехать. Были случаи.
Василий обиженно замолкает, знает, что отец прав. Тяжёлый рок колотится в уши. Сгодится для отвлечения.
Здесь не было никакого приветствия, лишь синяя табличка с облупившейся краской. Название деревни не читалось из-за мелких пробоин. Местное развлечение, почти спорт - палить в дорожные знаки...
Деревня была большой. Когда-то. Она и сейчас большая, только большая часть её домов пялятся чёрными квадратами пустых, без стёкол, окон. Жизнь ушла отсюда.
Много таких умирающих деревень в русской глубинке.
Но на двух концах деревни живут несколько семей, связанных друг с другом сложной паутиной родства. Верхний клин и нижний клин, говорят местные, но Василий называет их кланами. Кланы не враждуют, просто мало ладят между собой. Мужики промышляют охотой, рыбалкой, бьют орехи, женщины занимаются сбором ягод и огородами - у каждой семьи их несколько, картошка - хлеб бедных, растёт в избытке.
Егор останавливает "таблетку" на косогоре. Вылезает и закуривает, приводя в порядок взболтанные дорогой нервы, тонкая дамская сигаретка смотрится соломинкой в железных пальцах. Сын не протестует и даже не глядит укоризненно.
Егор Бридман невысок, но широкоплеч. Вытемненное солнцем лицо, бритая по случаю летней жары русая голова, голубые глаза щурятся из-за сросшихся бровей. Типичный русский мужик, разве что горбинка носа напоминает о крови, давшей фамилию.
Василий Егорович ростом с отца, худ и тонкокостен - акселерация. Отросшие русые волосы всегда дыбом, как не причёсывай, облупившийся от загара нос. Типичный русский парень тринадцати лет.
Оба в пятнистых камуфляжных штанах и лёгких выцветших майках.
- Слышал я, что лёгкие сигареты даже хуже, - задумчиво говорит Василий. - Мол, человек может вдохнуть дым табака глубже, и от этого вред... Ха, нас заметили.
- Едем, - командует отец, роняя окурок и втаптывая каблуком.
"Уазик" остановился посреди деревни, там, где никто не живёт. С разных концов к этому посланцу цивилизации понемногу стекались представители кланов.
Хмурые похмельные мужики с кудлатыми бородами. Бабы неопределённого возраста с погасшими лицами, прячущие под передниками покрасневшие от стирки и работы руки.
И другие - крепкие дядьки, спокойные и деловито-степенные, статные женщины с прямыми взглядами.
Потекла неспешная торговля. Егор пожимал загрубелые руки, именовал знакомых уважительно - по отчествам или прозвищам, достал сигареты, не дамские, те, что курил раньше.
Имидж, блин...
Василий свиснул псу. Бусый с интересом приглядывался к гусям, плавающим в затоне, вернулся, виновато подмёл пыль хвостом и устроился в тени машины, провожая взглядом каждого подходящего покупателя.
Из глубин "таблетки" появлялись на свет тяжёлые коробки патронов, пакеты соли, булки хлеба. Хозяйственные товары - лопаты, грабли, вилы. "Куклы" - сети, не снабжённые ещё поплавками и грузилами. Блоки сигарет и пачки папирос, сахар. На последнее коршунами накинулись кудлатые мужики. Они бормотали жалобно о горящих трубах и такой же пламенной душе, но Бридман разводил руками. Ни водкой, ни самогоном он не торговал, и "фунфырики" - небольшие пузырьки со спиртовыми растворами якобы "для ванн", не привозил. Так что помянутому Акимычем "безнадёжному народишку" оставалось лишь хватать сырьё для самогона.
Товары, деньги и рыба меняли своих владельцев. Склизкие солёные щуки, облепленные веточками крапивы, смородины и укропа, проваливались в жестяные горбовики. Коричневые копчёные полосы расходились на волоконца и светились на солнце, словно янтарь. Бусый гулко стучал хвостом о колесо "таблетки" и шумно облизывался.
"Рыбалка" шла вовсю. Скоро прихваченные с собою ёмкости наполнились почти с верхом.
Записав заказы на следующий приезд, хлебнув чаю у знакомых и поведав новости "из центра", отец с сыном поехали дальше. Двое обездоленных, которым не нашлось в таблетке необходимых тованов, проводили "таблетку" злыми взглядами.
- Вот ведь, - один, в пиджаке с вытертыми рукавами, плюнул вслед. - Куда ещё поехали, с полным-то кузовом?
- Дык, в другие деревни, - предположил второй, сутулый и с лицом как печёное яблоко.
Вытертый пиджак глянул на него с презрительной жалостью. Как на убогого. "Печёное яблоко" тряхнул головой, проспиртованные извилины встали на место, и он сообразил, что дальше по захиревшей дороге нет ни "живых" селений, ни стоянок рыбаков.
- Куда повезли? - со значением произнёс пиджак. - Закладку делать собрались. У-у-у, горбоносая... татарва!..
- Вроде оне не татаре, - подумав, сообщил "печёное яблоко". - Немцы.
- Да хоть чукчи. Ты подумай, куда они поехали? - настаивал первый. - Товару здесь только половину раскупили, ещё много чего в машине осталось - кому повёзли? Точно тебе говорю, там гранатомёты. И атомная бонба складная. Захоронку устроят, чтобы потом, когда нас захватывать будут, всё уже здесь лежало.
Строя предположения одно другого ужаснее, мужики направились домой - проверить свои собственные закладки, и скоро уже забыли о "теории заговора".
- Кажется, здесь, - сказал Егор где-то через час езды.
Дорога от деревни была ещё ужасней, чем до неё, но Василий на этот раз не мучился скукой, а смотрел по сторонам и лишь изредка втыкал в уши пуговки наушников плеера. Бусый, вновь допущенный в машину, алчно косился на плотно закрытые горбовики, но иногда прядал ушами на лес за окнами. Люди серьёзно молчали, не обсуждали удачную торговлю, не спорили о судьбе деревни.
- Да, здесь, - прислушавшись невесть к чему, сказал Василий, и Бусый согласно заворчал. "Таблетка" свернула к обочине и остановилась. Люди вылезли, оглядываясь. Пёс выпрыгнул и отряхнулся, закружился, принюхиваясь.
Лес стоял. Отступи на полсотни шагов вбок, и дорога исчезнет, растворится - а лес останется, точно такой же, как сотни и тысячи лет назад.
Тайга. Древняя обитель жизни.
Темнели стволы сосен, рыжие ломаные осины ярко выделялись на общем фоне, могучие лиственницы взмётывали кроны, листья тонких берёз шелестели и блестели на ветру, кедры щетинили иглы.
Бридман поввернул ключ зажигания, и по ушам мягкой подушкой ударила тишина, оглушительная после рёва мотора, резонирующего в лесном коридоре.
- Должны прийти, - ответил сын. - Они слышат наши телефоны, помнишь, Седой говорил - пищат?
Но для людей миллионы герц радиоволн не значили ничего, и отец с сыном уселись на поваленное дерево. Людей окутала живая тишина леса. Они ждали - с терпеливым спокойным молчанием.
Когда тишина сгустилась так, что её, казалось, можно было увидеть, Василий встрепенулся, вскинул голову.
- Ты видишь? - спросил шёпотом.
- Нет, - его отец завертел головой. - Рождённый ползать летать не может...
- Брось!.. Ты просто не хочешь видеть, - сказал подросток. Его волосы растрепались, глаза сияли. - Сотовый выключи...
Отыграли заставки отключенных телефонов. Между деревьями показалось что-то светлое.
- Седой, - шёпотом позвал Егор, который наконец увидел. Мгновение - и обитатель тихой тайги встал перед ним.
- Здравствуй, человек, - прозвучало гулкое, и лес как будто отозвался эхом.
- ...Соли.
- Соль - хорошо, - степенно сказал Седой. Его громадная фигура на три головы возвышалась над Бридманом, и было непонятно, как такой гигант способен передвигаться так бесшумно и быстро.
- Сахар. Немного.
- Детям на баловство, - Седой кивнул.
Вытянутая голова, глубоко утопленная в могучие плечи, длинные руки с цепкими пальцами, мускулистый торс, ноги с подвёрнутыми коленями и стопами. Всё, кроме лица, ладоней и подошв ног, покрыто длинной шерстью, седой и мягкой - лесной исполин создавал впечатление дикой сокрушительной мощи, первобытной силы. Если бы не лицо. Скорее обезьянье, чем человечье, оно всё же казалось добродушным. Высокий лоб с мощными надбровными дугами, широкий нос, приплюснутые, как у борца, уши и выдвинутые вперёд скулы. В тёмных глазах светился разум.
- Расчёски, - продолжил Егор. - Деревянные.
- Хорошо. Не пластиковые. Те плохие. Трещат, делают искры, - ответил Седой. Голос его был низким и гулким, как будто в широкой груди эхо отзывалось.
- Табак. И семена. Двух видов - один декоративный... для красоты, другой крепкий.
Седой принял два пакетика, яркий фирменный и свёрнутый из тетрадного листка и подписанный от руки.
- Крепкий - хорошо, - сказал. - Собак со следу сбивать... и если блохи. Не у нас, у наших медведей и кошек...
Он усмехнулся почти по человечески, Бридман сделал вид, что вовсе не собирался отодвигаться.
- Декоративный, - без запинки произнёс Седой, широкие вывернутые ноздри шевельнулись, изучая пакетик. - Тоже хорошо. Мы возьмём его.
- Саженцы, - из машины появились наполненные землёй мешки с торчащими из них жалкими прутиками.
- Огурцы и горох.
- Хорошо. Вкусно!.. - Седой облизнулся. Сидящие поодаль Коршун, Злой и Цветок загомонили довольно, переглядываясь. Поменьше старшего и другой масти - чёрно-белый, чёрно-рыжий и рыжая с кокетливыми тонкими косичками по всему телу. Некоторые косички были завязаны травинками и полосками шкур, другие закреплены яркими цветными резинками. Цветок гладила саженцы, и под её ладонью - изящной и мохнатой длиннопалой лапой обвисшие листья поднимались. Василий наблюдал, открыв рот.
- Перец, - продолжил Егор. - И семена. Не знаю, как у вас будут тут расти...
Седой неосторожно втянул ноздрями и смачно чихнул.
- Хорошо, - прогундел, потирая нос. - Лучше, чем табак!.. Будет расти, сделаем так.
Свита старшего захихикала. Седой недовольно поглядел на них и тоже улыбнулся, показывая клыки, мелковатые для хищника, но вполне внушительные. Опять чихнул.
- Селитра.
Вар и дёготь в банках.
Металлические инструменты для обработки земли...
Товары кончились. Седой, ворча и порыкивая, словно горилла, поднялся, буркнул что-то остальным - и только и видели лесных жителей, нагружённых товаром. Только что были тут - и исчезли, пропали бесследно.
Чтобы через некоторое время вернуться с отдачей. Копчёные лосиные окорока, твёрдые жёсткие "поленья" копчёных и вяленых сомов, налимов и ленков. Солить лесные жители умели, но не любили. Ворохи лесных трав, аккуратно увязанных, в небольших мешках более тяжёлый груз.
- ...Рыба и мясо, - говорил Седой. - Травы. Не те, что вы собираете для себя. Сильные, даже злые. Старая Белка сама собирала! Правильно храни, и осторожней с ними. Красивые камни - малахит? А ещё...
Он засмеялся, выскалив клыки - словно барабан загрохотал.
- Шерсть?!. - в унисон сказали Бридманы.
- Да. Тут медвежья, а тут - наша!.. - Седой и его сородичи откровенно забавлялись удивлением людей. Два больших плотно забитых шерстью полиэтиленовых мешка плюхнулись перед машиной. - Посмотрим, что твоя маленькая Волосы-Как-Огонь сделает из них!
Только осторожней будь. Дома носи. Твой Бусый привык, другие собаки беситься будут, - ладонь Седого поднялась, примяла загривок пса. Тот заворчал, прижав уши, но отреагировал спокойно.
Василий отошёл в сторону поговорить со своими приятелями. Молодые спутники Седого русского не знали, но они как-то ухитрялись понимать друг друга.
- Покурим, Егор? - предложил старший. Бридман полез в карман, Седой пошевелил носом и указал на другой, где была почти незаметной тонкая пачка дамских сигарет. Егор достал и протянул ему.
Подростки прервали беседу, Василий оглянулся и вытянул шею, открыл рот. Седой ловко взял сигарету, широкий ноготь коснулся кончика, и он тут же задымился. Седой аккуратно воткнул сигарету между чешуями сосновой коры, шевельнул ноздрями, вдыхая слабый запах.
- Привык, - сокрушённо вздохнул. - Казак Гжень при мне люльку курил, и председатель Никифор курил горлодёр, и сын его... пристрастился я. Легко перенимаем плохие обычаи.
Он строго поглядел на "молодёжь". Вся четвёрка притворилась, что они тут не при чём, Василий спрятал за спиной тубус, которым размахивал во время разговора.
- Да хвастайся уже, маленький человек, - проворчал добродушно огромный старик. Василий отвернул крышку, достал свёрнутые листы, расправил.
- Это вот эльфы, - сказал, слегка заикаясь. - То есть я думаю, что они выглядят примерно так...
Цветок протянула руку и тронула картину, набросанную простым карандашом. Василий моргнул, ему показалось, что нарисованный персонаж дёрнул остроконечным ухом.
- И вот ещё. Тоже сказочные персонажи, я в последнее время... - он кашлянул и смущённо умолк. Цветок острозубо улыбнулась и что-то проворковала, обращаясь то ли к изображению, то ли к художнику. Карандашно-акварельная девушка с кошачьими ушами и длинным полосатым хвостом благосклонно внимала, оскалив небольшие клычки.
- Ей понравилось, - сказал Седой кратко. Василий улыбнулся. Седой перевёл не всё, его правнучка сказала, что эти существа ей нравятся, особенно люди-кошки, и она их непременно навестит... Подросток воспринимал её взрыкивание и лопотание как смутно знакомую речь.
Седой вдруг что-то произнёс на гортанном рыкающем языке лесного народа. Василий нахмурился, соображая, неуверенно кивнул:
- Кажется, да. Да!.. - ответил уже решительно. Седой помедлил, разглядывая его. Снял с шеи кручёную шерстяную нитку со шлифованным кусочком дерева.
Злой и Коршун охнули. Цветок вытаращила глаза, по-девичьи закрывая рот ладонью. Начала что-то говорить, прадед отмахнулся, вытащил сигарету из коры, поводил под амулетом, окуривая ароматным дымком и что-то бормоча. Его глаза закатились, бормотание становилось всё быстрее, чуть не переходя в крик. Василий попятился, Злой перехватил его за плечо, покачал головой и человеческим жестом прижал мохнатый палец к клыкастым губам.
- Вот, возьми, - сказал, передавая амулет Василию. Тот с почтением принял:
- А что это? - спросил шёпотом, разглядывая на вытянутой руке.
- Ты разберёшься, - усмехнулся Седой.
- Спасибо.
Старик тряхнул косматой головой.
- Дождь застанет - не выберетесь. Пора. В следующий раз привезите ещё расчёсок. И маленьких кислых яблок - как их?
Злой, Коршун и Цветок подошли к Василию, хлопали по плечам, дружелюбно рычали. Поворот - и исчезли в лесу, словно не было их. Седой задержался.
- Ты поймёшь, - и медленно отступил в тайгу, позволяя людям увидеть свой уход.
"Таблетка" проехала немного вперёд, найдя подходящий пятачок, расширение узкой дороги, развернулась и направилась обратно.
- Кажется, тебя приняли в племя, - сказал Егор, покосившись на сына. Тот всё вертел в пальцах поделушку лесного народа, не торопясь надевать. - Смотри, ну как шерстью порастёшь да в потолок башкой упрёшься...
Василий смущённо ухмыльнулся.
- Я не ожидал, - сказал, промолчав. - Знал, что им нравятся мои рисунки, но...
- Не только рисунки им в тебе нравятся, - возразил отец. - Ты и в самом деле видишь нечто, недоступное другим.
- И самое мне место - в палате номер шесть, - буркнул Василий. - Это какое-то признание. Пап, мне страшновато. Как будто от меня ожидают чего-то.
Он осторожно погладил дар.
- Ну, может быть, тоже научишься сигареты прикосновением зажигать.
- Лучше гасить, - сын поглядел так, что Егор крякнул и бросил нашаривать пачку в кармане. - Кажется, это кедр. А шерсть - их собственная.
Он ещё покрутил амулет в пальцах и, как будто решившись, надел на шею.
Ничего не произошло. Кажется.
- А-а-а!.. - заорав, Егор шарахнулся к двери, с ужасом глядя на сына. Тот едва не вылетел со своей стороны.
- Что такое?!. - бросился ощупывать лицо, вытянул перед собой руки, разглядывая, привстал на сидении, пытаясь заглянуть в зеркало заднего вида.
- Ах ты ж!.. - Василий беспомощно опал на сидение, тяжело дышал и держался за сердце. - Ну, родитель, я тебе это ещё припомню!.. - пригрозил.
- Не надо, - отец утирал слёзы веселья. - А то какой-нибудь магией меня как шарахнет... ты ведь теперь шаман... могучего племени!..
- Во-во, и почаще вспоминай об этом, как захочешь меня разыграть, - сказал Василий. Получилось вполне угрожающе, но впечатление было смазано смешком. Через мгновение хохотали оба. Егору даже пришлось остановить машину.
- Ладно, поехали уже, - проикал Василий. - А то в самом деле гроза застанет.
- А ты её отгонишь, - ехидно ответил Егор, трогаясь с места. Его плечи всё ещё тряслись от смеха.
- Интересно, кто же они такие, - сказал Василий помолчав. - Недостающее звено? Как-то неуважительно. Какие-нибудь альтернативные формы цивилизации? Скорее всего. Эти их способности... слияние с природой... Гармония, а не противопоставление себя ей.
Егор шумно поскрёб в затылке нарочито крестьянским жестом:
- Это чиво ты чичас сказав? - прогундосил. - Я чтой-то ничо не поняв...
- Не прибедняйся, - фыркнул сын.
- А по мне, так всё равно, кто они такие, - сказал отец. - Хорошо, что здесь у нас в Сибири есть что-то такое... тайное и волшебное.
- И рыбу они здорово ловят, - подколол сын, оглядываясь на "улов".
- Да, рыбка у них что надо. Торговать можно, хорошие рыбаки.