Аннотация: Светлой памяти Александра Голубовича посвящается
Здравствуй, Санек!
Есть вещи, в которые трудно поверить. Вернее, просто не хочется в них верить. Даже после того, как тебя похоронили, все равно мне не верится, что тебя нет в живых. Уж как-то не стыкуется все это. Многих я провожал на тот свет людей: родных, знакомых, друзей - не может вечно жить человек. Кто ушел по возрасту, кто по болезни. Были убитые на войне. Были погибшие от рук террористов. Всё это можно понять и объяснить. И очень трудно объяснить твою гибель: не выдержало сердце. У кого? У классного спортсмена? Факт бесспорный: играя и тренируя, пацанов в команде Бат-Яма, которые по возрасту годились тебе в сыновья, ты был самым быстрым и результативным игроком в команде. И тебя взяли в сборную Израиля. И в первой же игре, с хоккеистами Москвы, первая шайба в воротах московской команды была твоей.
Тяжело я, Санька, принял твой уход из жизни. Уж очень правильный пацан ты был. И хоть по возрасту годился ты мне в сыновья, была между нами обоюдная симпатия и понимали мы друг друга, с полу слова.
Пишу я эти строки и очень верю, что ты услышишь меня. Годы быстро летят, мне скоро семьдесят. Что осталось, доживу и - к тебе. Только ты уж там не темни, как на земле. Я знаю тебя семь лет, с тех пор как вы приехали с Лолой в Израиль. И все эти семь лет ты за столом разливал всем вино и водку, а сам не пил. Я даже не подозревал, что ты темнишь. Ты говорил, что закодировался и если выпьешь, можешь умереть. А я, по простоте душевной, верил тебе. После того, как ты ушел в миры иные, мы с Лолой много говорили о тебе. Так я узнал, что ты не хуже меня в молодости бузил. Она мне рассказала, как однажды, после сильной попойки позвонил тебе дружбан твой, Серега, и говорит, мол, напился ты и давай танцевать на капоте и крыше его новенькой "Ауди". Машину изуродовал, ремонт обойдется в тысячу баксов, да и то по блату. От этого сообщения ты изменился в лице - деньги большие по тем временам для тебя были. Однако друга успокоил, ты не волнуйся: раз я виноват, ремонт оплачу, сколько бы он не стоил. А через час Сергей позвонил и спросил:
- Санька, какое сегодня число?
Ты ответил: - Первое апреля.
На что тот рассмеялся и сказал:
- С первым апреля тебя, дружбан! Не танцевал ты на машине и никому ничего не должен. Только в костюме и при галстуке на спор в бассейн все-таки прыгнул. Это ты хоть помнишь?
- Нет, не помню, - ответил ты. А Лолке сказал:
- Если я напился и не могу вспомнить, что вытворял, то с сегодняшнего дня больше никогда пить не буду.
Какую силу воли надо иметь, дав однажды себе слово, ни разу не нарушить его за пятнадцать лет! Как много это говорит о человеке. Да что я тебе все это пересказываю? Просто чтобы ты знал, что я знаю об этом случае и преклоняюсь перед твоей несгибаемой волей. И всем теперь рассказываю, ставя тебя в пример безвольным людям.
А на поминках твоих хоть и было у меня на душе скверно, выпил я всего три рюмки. Товарищей твоих по хоккею я увидел впервые. Один к одному. Классные ребята. Простые открытые, мужественные лица. Одним словом, настоящие мужики. Они всё сделали и организовали. Собрали деньги и купили тебе место на кладбище в кибуце Эйнат - на нем русских хоронят. Знаешь, Санька ты только не подумай, что у дядьки крыша поехала. Но я влюбился в это кладбище. Оно небольшое и все утопает в зелени. Скорее, похоже на ботанический сад, чем на кладбище. Кругом аккуратно подстриженные деревья. А на деревьях, как на новогодних елках, разноцветные стеклянные шары развешаны. По бокам центральной аллеи стоят, как часовые, высоченные кипарисы. На каждом шагу скамейки под старину, с вылитыми узорными ножками и спинками из добротного чугуна. Тишину нарушают только звонкие голоса птиц. Я ничего подобного никогда не видел. Честно, если уж переселяться в мир иной, то лучшего места в Израиле не найдешь.
На похоронах было много народу. Все хоккеисты Израиля.
И все подруги Лолы. А через сорок дней поставили тебе памятник. Памятник тоже ребята сделали за свои деньги. Он самый солидный и красивый на всём кладбище, и сделали его из черно-серого мрамора. А на весь памятник - твой портрет в хоккейной форме. Пока делали памятник, Лола попросила меня придумать слова, но чтобы они были нестандартные. Я долго не думал. Мне их вся твоя жизнь праведная подсказала. Всего две строчки: "Твоя любовь к семье и хоккею была безгранична".
На открытие памятника снова собрались все хоккеисты Израиля. Даже те, которые давно перестали играть, но хорошо помнят тебя. Возложили венки, много цветов и долго молча стояли у твоей могилы. Говорили коротко, но с большой теплотой и любовью.
А как иначе о тебе можно говорить? Ты был, как открытая книга. Лола держалась молодцом, хотя на ее лице было написано всё.
Тихо плакала Яна. Сердцем плакала. Для нее ты навсегда останешься самым классным мужиком на свете. Я уверен: подсознательно твоя дочь будет искать в жизни друга и мужа, похожего на тебя. Хотя трудно сегодня найти такого, как ты. Не знаю, что чувствовал Колька, но внешне держался и не плакал. Видно, он, как и многие, не мог поверить, что тебя нет.
Галя вымыла памятник, а потом облокотилась на него, и горькие слезы ее закапали на чисто вымытый гранит. Не раз она еще прольет слезу по тебе. Ибо любила тебя больше, чем сына родного. Ты был для всей семьи железной спиной. Верным мужем. Преданным отцом.
В тот роковой день все было не как обычно. Перед игрой Лола, провожая тебя, была грустной. А когда ты уехал - без всякой причины заплакала. Ты никогда не звонил по дороге в Метулу. А тут позвонил и спросил, почему она такая грустная? Лола ответила тебе, мол, не бери в голову, у женщин это бывает. И добавила, что очень тебя любит. А ты ей ответил: "Я тоже очень тебя люблю". Это было в третий раз за двадцать три года вашей совместной жизни.
Ибо любовь свою ты не умел выражать на словах или стеснялся, как и многие, очень сильные мужчины, считающие всякие словесные излияния проявлением мужской слабости.
Коля ездил с тобой на все игры и сидел в конце автобуса, вместе с детьми твоих товарищей по хоккею. Ты никогда не мешал ему сидеть с ребятами. А в этот раз пошел в конец автобуса, сел с ним рядом, обнял его, и так - до самой Метулы. Видно чувствовал, что прощаешься с сыном. А еще по дороге, впервые за одиннадцать лет, ваш спортивный автобус попал в аварию, и вы сильно опоздали. Наверное, твои ангелы хранители делали все, чтобы ты не попал на эту игру. Но и они перед судьбою бессильны - от нее еще никто не уходил.
Из-за опоздания вы не разогрелись, а сразу вышли на лед. Обычно на играх всегда присутствует врач, а в тот раз, по каким-то причинам, его не было. Ты получил сильный удар шайбой в грудь. Почувствовав себя плохо, покинул поле и пошел в душевую.
Если бы ты остался на скамейке, а не один в раздевалке, где и потерял сознание, всё было бы иначе. Ты бы наверняка был сегодня с нами, а я на твоих днях рождения выпивал бы за нас обоих...
Ты любил хоккей фанатичной любовью. Для тебя он был больше, чем жизнь. Но на этот раз, удар шайбы оказался роковой.
Говорят, что жизнь продолжается и после смерти. Но этого еще никто не смог доказать. Вот перекинусь в лучшие миры, тогда и проверю, а пока до встречи, твой дядька борцухан. Так ты любил меня называть.