Аннотация: Думай, как чудовище. Убивай, как чудовище. Стань для чудовища чудовищем. Усвоил ли вольный чистильщик Андрис Вельд науку своего отца?
Мой дед называл это "конструктором бога". Он полагал, что люди впервые в истории вышли на уровень Творца. "То, что создал Он, мы сегодня способны изменить, улучшить и поставить себе на службу. Пока что это лишь работа над чужими ошибками, но пройдёт совсем немного времени, и из наших рукродится нечто принципиально новое, совершенное. Мы станем равны Ему!"
Мой дед был высокомерным глупцом, в котором бесконечное тщеславие победило фанатичную религиозность. Нет ничего божественного в искажении того, что сотворил не ты. Нет ни грана величия в выращивании послушных твоей воле слуг. И потому в том, что однажды жнецы из величайшего дара человечеству стали его бичом, я вижу лишь историческую неизбежность. Рождённые рабами, да восстанут против господ своих... Так складывалось всегда, и теперь не могло сложиться иначе.
Дед и ему подобные привели нас в Тёмный век. Ведомые лишь собственными амбициями, они загнали нашу цивилизацию под жернова глобальной войны, убили миллиарды... Боги, да? Потри хорошенько человека, и увидишь чудовище...
"Абель Вендел. Сокровенное", 119 г. Эры Возрождения, Нойнштау, Главный архив
Сумеречный ангел
1.
Этот парень корчмарю сразу не понравился. Во-первых, северянин, а к людям со слишком светлой кожей Низат всегда приглядывался особливо. Во-вторых, молодой - едва ли старше двадцати лет, а от молодых северян, путешествующих в одиночку, добра не жди. В-третьих же... лицо посетителя показалось ему знакомым. Это скверно, когда лицо совсем чужого, никогда прежде не виданного человека тебе кого-то напоминает. Тут к гадалке не ходи, а готовь карман для неприятностей - небось, скоро насыпят от щедрот.
- Чего изволит господин?
- Пива, - вошедший скользнул взглядом по пустующему залу, выбрал себе стол и по-хозяйски устроился на скамье. Молодым и хорохористым птенцам, недавно покинувшим родительское гнездо, вообще свойственна особая лихость, с которой они заходят в кабаки и уверенно требуют выпивку, выказывая окружающим свою "бывалость". Однако с этим незнакомым знакомцем было иначе. Его деловитость слишком отличалась от наивной бравады юнцов, чтобы Низат позволил себе обмануться. Несмотря на молодость, в корчме паренёк и впрямь чувствовал себя, как дома. Наверняка в свои годы успел посидеть не на одном десятке кабацких лавок. Человека дороги опытный корчмарь сразу видит. Человек дороги корчмарю первый друг... ежели, конечно, у него серебришко в кошеле звенит, а не мелочь медная.
И всё-таки Низат, вопреки традициям своего ремесла, гостю радоваться не спешил.
- Пива не держу, - ответствовал он, разглядывая пришельца исподлобья.
Рубаха с засученными рукавами тошнотворно-болотного цвета, да ещё и выгоревшая на солнце. Вокруг бёдер на манер пояса обвязана ветровка, серая от дорожной пыли. Грязнее неё выглядели только холщовые штаны и сапоги для верховой езды. Самый что ни на есть бродяжнический вид. Вот только портила всю картину широкополая шляпа из светлой кожи - слишком дорогая для бродяги. Да и не пешим юнец путешествует, а на лошади... Может, какой-нибудь дворянский сынок? Сбежал из-под родительской опёки, ищет себе на шальную голову приключений.
- А вина? - из-под шляпы кольнули вниманием прищуренные глаза. - С холодной водой?
- Это земли Галидского Анклава, господин. Какое у меня может быть вино?
Несколько секунд пришелец раздумывал, потом заметил без выражения:
- При входе у тебя висит синяя корова, а на ней вырезан корчемный знак.
Северянин замолчал, выжидающе глядя на хозяина. Тот поморщился:
- Есть сидр; есть ключевая вода с соком лимона; есть холодный чай; есть горячий...
- Сидр давай, - перебил его, не дослушав, гость, - и воды, если она с ледника. И чем-нибудь пузо набить - тоже давай. Плевать что, лишь бы там мясо было.
Ишь ты! Мяса ему. Пузо ему набить. Ты пузо заимей сперва, а то ведь нечего набивать - живот, вон, как доска.
- Лагман есть, господин, - предложил корчмарь, сдерживая недостойные гостеприимного хозяина чувства. - Только час, как сготовленный, ещё горячий.
- Это такое... м-м-м... - пришелец щёлкнул пальцами и закатил глаза, но так и не вспомнил о чём идёт речь; махнул рукой: - Ладно, давай свой лагман. Если это его запах я с улицы почуял, такую штуку попробовать стоит.
Он снял шляпу и положил её на стол перед собой. Тряхнул тёмно-русыми, давно не стрижеными волосами.
- А ещё мне нужно здесь задержаться, - только теперь Низат разглядел глаза гостя: они у него были серые с тонкими синеватыми прожилками, ни дать ни взять - сплёл там какой-то удивительный паучок крохотные сети из стальной проволоки.
- Надолго? - спросил корчмарь.
- Да как пойдёт, - паренёк снова поднял свой выдающийся головной убор. На столе остался маленький, тускло поблёскивающий кругляш. Серебряный тален. Вот тут-то Низат и вспомнил, на кого похож молодой северянин. Радости это воспоминание ему не прибавило.
- Угол найдётся, господин, - он неохотно забрал монету. - И лагман сейчас будет.
- Славно. Я уже жду.
- Не сомневайся, Низат своё дело знает, уважаемый...
- Андрис, - представился гость, возвращая шляпу себе на голову. - Просто Андрис, почтенный Низат.
* * *
Вот так. Похоже, корчмарю он по душе не пришёлся. Да бес с ним, с корчмарём. Андрис вздохнул, оглядываясь по сторонам. Небольшой зал, десяток деревянных столов, с выкрашенного охрой потолка свисают бронзовые чашки масляных светильников. Маленькое заведение в маленьком селении, сколько он таких навидался? Единственное, что отличало эту дыру от дыры вчерашней - огромный ковёр, закрывающий всю заднюю стену. Не иначе, остался нынешнему хозяину от его отца, если не от деда, приехавшего когда-то в Анклав из жаркого Кезиса. Тот осел между лесом и степью, женился на местной, корчму обустроил по-местному. Его внук уже и родного языка, небось, не помнит, даром что смугляв и волосы - как смоль. Помимо этих волос, один только ковёр и остался напоминанием о корнях Низата. Ну, и ещё, наверное, семейные поварские секреты.
Обоняние безжалостно дразнили запахи жареного, печёного и тушёного, волнами накатывающиеся от кухни и заполняющие собой маленький трапезный зал. Говорят, на юге бытует традиция ни в коем случае не приступать к делам прежде, чем животы потяжелеют от съеденного и выпитого. Даже с врагами там нередко делят стол, а отказ от угощения и самыми близкими друзьями принимается за смертельную обиду. Хорошая традиция... Ну, где там этот Низат со своим лам... ланг...
Корчмарь появился как раз вовремя, чтобы спасти гостя от опасных желудочных спазм. В руках он держал поднос, с которого начал споро выставлять перед Андрисом обещанную снедь. Тот первым делом склонился над большой глиняной миской, до краёв полной густым, пёстрым от овощей и зелени хлёбовом. Лицо погрузилось в облако ароматного пара.
- М-м-м! - протянул гость, жмурясь от предвкушения. - Пряностей не пожалел, почтенный хозяин!
- Пресный лагман - скверный лагман, господин.
"Лапша, - определил для себя Андрис, потревожив ложкой аппетитную массу. - С овощами, зеленью, перцем и... о, да-а-а! С мясом!"
К лагману прилагались горка тонко нарезанных ломтиков кукурузной лепёшки, другая - свежей зелени, а ещё деревянная кружка и два кувшина, бока которых покрывали соблазнительные мелкие бисеринки холодной влаги. Низат постарался на славу. Даже скудно обставленный зал сразу показался уютнее.
- Благодарствую, - Андрис зачерпнул ложкой, попробовал... и чуть не задохся! Лапша была...
- Ф-ф-фух-х!
- Горячо? - участливо спросил корчмарь. Вот же бес в фартуке! "Пресный лагман - скверный лагман..." Неужто, нарочно решил поглумиться над несимпатичным гостем?!
Андрис плеснул в кружку из первого, попавшегося под руку кувшина, залпом опрокинул её в себя, даже не разобрав, что пьёт - воду или сидр.
- Горячий - не то слово, - просипел с натугой. - Ты чем свою стряпню приправляешь, почтенный? Толчёным стеклом?
- Настоящий гершебский перец, - похвастался хозяин, - брат мой двоюродный его для самой Директории возит, по особому заказу. Ну, и мне от братских щедрот по-родственному перепадает. Нравится, господин?
- Как бы язык не проглотить, - буркнул Андрис и с опаской отправил в рот вторую ложку.
К пятой ложке он обвыкся, а на десятой уже начал различать вкус того, что в лагмане не было "настоящим гершебским перцем". И вкус этот, следовало признать, оказался неплох. Особенно если хорошенько запивать жгучее хлёбово сидром... или водой? Да без разницы! Главное - и то, и другое принесено прямиком с ледника.
Понаблюдав немного, как гость вкушает еду, корчмарь удовлетворённо кивнул и ушёл на кухню, заверив, что, дескать, "понадоблюсь - только позовите, господин, тут же явлюсь". Андрис махнул на него ложкой: "иди, иди", и скоро остался в зале совсем один.
Увы, поснедать в тишине и покое ему не пришлось. Едва успел вторую кружку осушить, как на улице послышались шаги, а потом зашуршал матерчатый полог, заменяющий в "Буйволе Индиго" входную дверь. Судя по наступившей затем тишине, вошедший замер на пороге.
- Ба! - голос прозвучал негромко, но со значением - некто определённо хотел, чтобы его услышали. Не дождавшись ответа, он добавил более настойчиво: - Эй!
Одно из простых правил, которые Андрис усвоил ещё в детстве: если хочешь, чтобы тебя уважали, никогда не отзывайся на "эй". Он обмакнул кусок лепёшки в миску с лагманом, потом отправил его в рот и принялся сосредоточенно жевать. За спиной фыркнули, а затем человек обошёл стол гостя и, не спрашивая позволения, уселся напротив.
- А что, братишка, ты всегда трапезничаешь с покрытой головою? Как-то не по приличиям это.
Было нахалу лет примерно столько же, сколько и Андрису - не меньше двадцати и не больше четверти века. Среднего роста, чуть плотноватый, с крупными, но при том довольно аккуратными чертами лица. Темноволосый и смуглый - не как Низат, а как большинство местных. Среди этой южной смуглоты внимание сразу привлекали редкие для здешних мест небесно-голубые глаза.
- Боюсь макушку застудить, - ответил Андрис сухо, с досадой отмечая, что справа и слева к нему подсаживаются ещё двое. - Я что, парни, ваш любимый стол занял? Так мне не трудно, пересяду.
- Не в столе интерес, - голубоглазый улыбнулся, - а в компании. Кроме тебя, братишка, тут нету больше никого, к кому ж ещё нам подсесть?
- А втроём вам скучно, э?
- Ага! - гортанно брякнул тот, что пристроился от него по правую руку. - Скукота!
И рассмеялся - точно по-жабьи заквакал. Он и лицом походил на лягушку: щекастый, пучеглазый, с прыщами на плоском носу. Девки таких не любят, им больше по душе наглецы вроде голубоглазого. И в вожаках обычно тоже другие ходят. Да и в драке... если бы пришлось сцепиться с тремя задирами, Андрис больше всего обеспокоился бы тем здоровяком, что сопел над его левым ухом: широкие покатые плечи, бычья шея, морда булыжником; такой кулачищем хватит - враз укатишься под лавку.
- Твоя лошадь под навесом? - полюбопытствовал, меж тем, голубоглазый.
- Ребятки, - проникновенно сказал Андрис, стараясь ничем не выказать подкатывающей к горлу злости. - Ежели вам непонятно, то я люблю кушать один.
- О! Ну, теперь-то, знамо дело, понятно! Прощения просим, - голубоглазый развёл руками в извиняющемся жесте... и остался сидеть. Справа издевательски квакнул прыщавый.
Вот же поганцы! Андрис даже растерялся от их нахальства. И не упомнить, когда последний раз случалось попасть в столь досадное положение, чтобы над ним открыто насмехались незнакомые люди. Казалось бы, давно уж не мальчишка, да и школу жизни в свои двадцать два успел пройти добрую, а вот поди ж ты...
- А ну, Гиф, что это ты там творишь?! - из кухни наконец-то появился привлечённый шумом корчмарь. - Оставь гостя в покое, слышишь!
Голос Низата звучал грозно... вот только голубоглазого ничуть не проняло.
- Мы беседуем, дядя Низат. Не бушуй.
- Знаю я твои "беседы", Гифер! Сказано тебе, оставь господина!
- Господи-и-ина... Ну, на-а-адо же...
- Слушай старших, парень, - посоветовал Андрис, откидываясь на низкую деревянную спинку скамьи. - Не ищи себе неприятностей.
- Да я сам и есть неприятность, - голубоглазый утратил напускное благодушие и недобро прищурился. - Знаешь... братишка, мы тут всяких чужаков не больно-то привечаем... Что это у тебя за цацка на шее? Еретический талисман? Шуйга...
Здоровяк, сидящий слева, вдруг положил Андрису на плечо свою тяжёлую руку, а другой потянулся к цепочке, исчезающей под воротом рубахи. Желание двинуть локтем в бычью шею было столь острым, что пришлось сделать над собой усилие, дабы его подавить. Нет, Андрис не стал дёргаться - смысла в том никакого уже не было. Он просто позволил мордатому вытянуть у себя из-за пазухи жетон. Не серебро даже, просто маленькая овальная пластинка из железа с выбитой на ней стилизованной V.
- Вот так-та-ак, - протянул голубоглазый Гифер, вид у него сделался крайне озабоченный. - Шуйга, голова сосновая, что ж ты лапаешь, чего не просят? Тебе твои кривые ручонки кто-нибудь отрежет однажды.
- А чо... - прогудел растерянно здоровяк.
- Хлебало прикрой, - бросил приятелю Гифер и попросил Андриса со смирением: - Ты уж извиняй дурня, господин охотник. Он тебя не хотел обидеть. Туповат от рождения, через голову у него все беды и случаются обыкновенно.
- А у тебя, парень, через что беды случаются?
- Через язык, - с готовностью признал голубоглазый и поднялся с лавки, оба его дружка тоже поспешили вскочить. - Пошли, братишки, не станем мешать господину охотнику трапезничать.
Кр-раса-авец! Следовало бы размазать паршивца по стене или хотя бы немного попугать для порядку, да только чем такого проймёшь?
- Звиняйте, - попросил без тени недавней насмешки прыщавый и даже поклонился, суетливо, с явной опаской. Мордатый тоже что-то буркнул и оба шустро попятились к выходу. Связываться с троицей забияк не хотелось, но Андрис всё же попытал счастья напоследок:
- А ну, погодьте-ка. Сперва спрошу, а после уж валите на все четыре. Давно вот такую же, как у меня, железку видали?
- Вовсе не видали, - голубоглазый ответил за всех троих. - Никогда.
- Зимой, в самом её начале здесь побывал вольный чистильщик. Пятьдесят девять лет, борода с проседью, длинные волосы...
- Не слыхал даже. Не обессудь, господин охотник.
- Чего и следовало ожидать, - пробормотал молодой северянин, когда беспокойная кампания скрылась за дверным пологом. - Это ж надо, какой славный малый.
- Дерьмач! - выплюнул, не скрывая раздражения, Низат, подходя к столу гостя. - Бездельник и шалопут, даром, что сын уважаемого человека! Помяни моё слово, когда-нибудь его повесят! Вместе с дружками! Молокососы! Никакого почтения к людям, одна дурь на уме!
"Они, между прочим, почти что мои сверстники, - подумал Андрис. - А этот немолодой уже дядька говорит со мной, будто с равным. Хотя совсем ещё недавно ему казалось неплохой шуткой добавить мне перцу в лапшу. Проникся ко мне неожиданной симпатией, почтенный Низат? Или тоже сообразил, наконец, с кем дело имеешь?"
- Я распробовал твой лагман, хозяин. Знаешь... он мне по вкусу.
Лицо у корчмаря стало деревянным. Похоже, он сейчас мучительно пытался понять, издевается обиженный гость или и впрямь каким-то чудом остался доволен угощением.
- Пожалуй... - Низат замялся, - в другой раз мне не следует делать лагман таким острым. Вряд ли ты, господин, привычен...
- Да говорю же, отменная еда! - в подтверждение своих слов Андрис выудил из миски кусок баранины, демонстративно разжевал его и проглотил. Хозяин "Буйвола", кажется, поверил и немного расслабился.
- Если господин ещё чего-то изволит...
- Спросить кое-что изволю, - шляпа Андриса снова упала на стол, а когда поднялась, на покрытой тёмным лаком доске осталась ещё одна серебряная монета. - Ответишь правильно - деньга твоя.
- Спрашивай, господин. Отвечу.
Во вздохе корчмаря не было ни радости, ни готовности постараться ради лёгкого заработка. Догадался уже, о чём разговор зайдёт?
- Прошлой зимой здесь человек побывал. Вольник, как и я. Он на юг ехал, но вряд ли мимо твоих дверей проскочил. Годов примерно как тебе, бородатый, седой, коренастый такой... не припоминаешь?
- Припоминаю, отчего же не припомнить. Как увидел твой финт с монетой, так сразу и подумал, что ты, господин, на того достойного мужа чем-то похож. А уж теперь вижу: сильно похож, прямо одно лицо.
- Подумать только, - Андрис криво усмехнулся, - и от семейных фокусов польза бывает.
- Тем летом и осенью у нас с разбойниками совсем худо было. Абреки Кривого Вуга с Седых холмов в наши края перебрались, и прежде, чем исправники их в болота загнали, успели позлодействовать вволю. Обоз торговый ограбили, дальнюю мельницу дотла сожгли и троих людей... очень хороших людей жизни лишили.
"Очень хороший человек - это не про моего отца. Даже просто хороший - не про него. Человек... вот тут, пожалуй, в точку. Но тебе, корчмарь, я ведь всего этого не скажу".
- Я знаю, как он умер, мне рассказали в миссии чёрных пастырей.
- Тогда тебе, господин, верно, рассказали и про то, что Кривого Вуга ещё тогда же, зимой, повесили на ратушной площади в Богерде. Навряд ли хоть кто-нибудь из его шайки избежал правосудия, наши исправники могут долго подпруги подтягивать, но уж коли в сёдла заберутся...
- Ты неверно понял насчёт меня, почтенный Низат. Я не ради мести сюда приехал. Как и мой отец, я на чудовищ охочусь, не на людей.
- Э-э-э... - похоже, корчмарь маленько растерялся, услышав такое. Неудивительно, если вспомнить что болтают о вольных чистильщиках даже на дальнем севере, где видом огнестрела мало кого удивишь.
- Я кое-что ищу, - пояснил Андрис. - Одну вещь, принадлежавшую отцу.
Он полез под обмотанную вокруг пояса ветровку - там пряталась, надёжно прижатая к телу, плоская походная сумка.
- Вот, - взгляду Низата предстала небольшая книжка в рыжем кожаном переплёте. - Видал похожую?
- Нет, не довелось. И рад бы помочь, господин, но...
- Жаль, - молодой охотник смотрел на умолкшего хозяина и раздумывал, стоит ли платить за то, о чём он и так уже знал. Тем более, что Низат как будто и не стремился заполучить обещанное серебро. Другой бы на его месте расточительному гостю уже вовсю имена называл, вспоминал хоть какие-нибудь подробности...
- Да, вы очень похожи, и глазами, и повадкой. Даже слова похожие говорили, когда вот так вот над столом... шляпой. Как сейчас слышу: тот господин, твой отец, сказал мне "я здесь задержусь" и тоже заплатил один тален. За сутки вперёд.
"Чтоб тебе пусто было, Ноэль Вельд! - Андрис почувствовал злость. - Неужели, в моих жилах столько твоей крови, что я с годами становлюсь подобием тебя?! Два года прошло, как я в последний раз тебя видел! Восемь месяцев ты уже мёртв! Какого же беса мне кажется, будто моя жизнь всё ещё в твоих руках?! Какого..."
В голове словно колокольчик звякнул, тоненько и тревожно.
- Постой, - он нахмурился, глядя Низату прямо в глаза. - Ноэль... э-э-э... мой отец разве не просто переночевал в твоём "Буйволе"?
- Просто переночевал. Правда, не одну ночь, а две. Хотел и третью здесь провести, но... вечером он уже не вернулся, а потом его нашли на дороге со стрелой в...
- Да знаю, знаю! Мне сказали, он ехал в Богерд по делам. Зачем ему было задерживаться здесь на три дня? Он кого-то ждал? Встречался с кем-то?
- Вот уж не знаю, господин. Я ни с кем его здесь не видел. Мне тоже сперва показалось, что утром он уедет прочь, но потом сюда зашла Юсминка и...
Корчмарь осёкся - очевидно, понял, что сболтнул лишнего, но Андрис уже ухватился за появившуюся из ниоткуда ниточку. И решительно потянул:
- Что за Юсминка? Кто такая?
На лице Низата читалось желание прямо сейчас откусить свой длинный язык. Но слово, как известно, не белка - обратно в дупло не загонишь. С тяжёлым вздохом хозяин "Буйвола Индиго" сел напротив гостя, потупился, с минуту молчал, но потом всё же пояснил неохотно:
- Но что-то не так с ней, да? - спросил Андрис, когда пауза слишком уж затянулась. Корчмарь снова вздохнул, скривился; было заметно - тема ему сильно не по душе.
- Она... как ребёнок. Понимаешь, господин? Девятнадцать от роду и рассудок девятилетней. Премилая девушка, в самый срок замуж идти, но как заговорит - парни прочь бегут.
- И чего же она наговорила отцу?
- Не знаю, клянусь Светом небесным. Я только видел, что седой господин слушает её. Он долго слушал и очень внимательно, а потом, как мне показалось, спрашивал. И снова слушал. Утром я получил от него тален...
- ...и услышал "я здесь задержусь", - закончил Андрис за корчмаря. - Понятно.
На самом деле, ничего ему было не понятно. Что такое мог старик Ноэль узнать от сумасшедшей девчонки, из-за чего решил застрять в этой безвестной дыре на севере Галидского Анклава? Здесь ведь даже пива, и того не держат. Ерунда какая-то, брёх собачий... вот только он всегда считал папашу кем угодно, но не дураком.
- Повидать бы мне её, Юсминку вашу.
- Она безумна, господин. Чем тебе поможет обиженное Небом дитя?
- Пока не увижу её, не узнаю, - двумя пальцами Андрис упёрся в лежащую на столе монету и толкнул её к южанину. А потом улыбнулся мягко, ободряюще:
- Я не волк, почтенный Низат, не съем вашу племянницу. Просто задам ей вопрос и послушаю, что она мне ответит. Разве в этом может быть нечто дурное?
- Боюсь, так же и твой отец когда-то рассудил, господин охотник.
- Что ж... Значит, мне стоит быть осторожным. Но выслушать девочку всё равно придётся.
2.
День давно перевалил за середину, слепящая глаза золотая монета катилась к горизонту. Через пару часов она упадёт в темнеющий на востоке лес и, чего доброго, спалит его дотла. Жарко. Вина бы сейчас с холодной водой. Лучше мускатного, но можно и красного нисградского. Увы, три года назад в Анклаве дар лозы назвали "кровью небесной" и запретили его продавать. По указу Директории разоряли старинные погреба, их владельцев сажали под замок. Частные виноградники повырубили без счёта, и какие виноградники!
Андрис подумал, что сидр у Низата - та ещё дрянь, но даже он в такую жару пьётся, как нектар. Вернуться в "синюю корову", опрокинуть кружечку... Нет, сперва дело, удовольствие подождёт.
- Как тебя зовут?
- Андрис.
- А-андрис, - нараспев произнесла девушка, и задумалась, будто пытаясь извлечь из услышанного какой-то ей одной ведомый смысл. Но вот глаза её снова блеснули:
- Андрис! Красивое имя. И ты красивый.
Он почувствовал смущение - слишком уж непривычно было слышать детскую непосредственность в словах взрослого свиду человека.
- Ты тоже красивая, Юсминка.
Врать не пришлось, девчонка и впрямь притягивала взгляд: стройная фигурка, правильные черты лица, длинные тёмные волосы. Под белой блузой угадывалась маленькая аккуратная грудь. Прав был Низат - хоть сейчас с такой под венец... Или не сейчас. И не под венец. И не с такой.
Стоило совсем недолго побыть рядом; услышать, как она тщательно выговаривает слова; увидеть её задумчивую улыбку и взгляд, направленный на тебя и словно сквозь тебя; приметить босые ноги в пыли, а на белом рукаве - рыжие пятнышки от облепихового сока... и вот уже внутри поселилось странное чувство. Не неприязнь, не брезгливость, даже не унизительная жалость, какую испытываешь, глядя на чужое уродство. Мнилось: стоит перед тобой нечто хрупкое, воздушное, готовое от малейшего твоего неосторожного движения упасть и сломаться, разбиться вдребезги.
- Я с твоим дядей говорил. С Низатом.
- Дядя Низат? Ох! - девушка всплеснула руками. - Я же ещё у него не была! Он же беспокоится!
И она вмиг подхватилась - мчаться в корчму, не иначе. Пришлось перехватить тонкое запястье, чтобы её задержать.
- Погоди, Юсминка, постой...
Взгляд у девушки сделался такой, что Андрис быстро разжал пальцы и отступил на полшага.
- Извини, не хотел тебя пугать. Не бойся, хорошо?
- Хо-орошо, - отчаянный испуг, исказивший лицо Юсмины, медленно уходил из её глаз. Помедлив, она пояснила: - Мама говорила, что если незнакомый человек за руки хватает - это плохо. Нужно громко кричать.
- Почему же не стала? - спросил Андрис с невольным облегчением.
- Ты хороший. Ты ведь просто не знал... да?
Только и оставалось, что согласиться:
- Не знал. Мне дядя Низат разрешил с тобой поболтать. Зайдёшь к нему попозже.
У Андриса были большие сомнения, что Юсмина, эта маленькая пугливая косуля, ему вот так вот сразу возьмёт, да и поверит, но та сумела его снова удивить:
- Если дядя Низат разрешил, тогда можно, - и улыбнулась, как ни в чём не бывало. - Он тоже хороший. Не как ты... по-другому. Он из-за меня всё время беспокоится. Такой смешной...
Как говорить с умалишённой? Андрис не знал, никто его такому не учил. "Она как ребёнок," - вспомнились слова Низата. А как говорить с детьми? Ох, Небо, вразуми и направь!
Девушку он нашёл в саду возле большого заброшенного дома. Доски, которыми заколотили окна, давно посерели, глина на стенах потрескалась и местами осыпалась, обнажив скелет обрешётки. Со слов корчмаря Андрис знал, что домом владел дед Юсмины по матери, но двенадцать лет назад "бурая сыпь" уполовинила население Моли и всё почтенное семейство Видичей от стара до мала переселилось за поселковую окраину - на кладбище. Некогда зажиточное хозяйство обезлюдело и пришло в запустение. Одна лишь безумная девочка любила ходить в дичающий год от года сад, и здесь её найти оказалось легче всего.
- Юсминка... а ты помнишь другого дядю, который здесь осенью был? Такой бородатый, в шляпе...
- Дядя Ноэль? - девчонка извлекла имя из памяти играючи, будто видела Вельда-старшего не полгода назад, а буквально вчера: - Помню. Он добрый.
- До... - Андрис едва не поперхнулся от изумления: - Добрый?!
- Добрый, - подтвердила девушка. - Он обещал не убивать ангела.
- Какого ещё ангела?
Тонкие губы вдруг сжались в упрямую складку, Юсмина нахмурилась и мотнула головой.
- Не скажешь?
Вместо ответа - новый жест отрицания.
- Э-э-э... секрет?
На сей раз девушка кивнула. Вот же леший! И как прикажете дальше с ней быть?
- Эй, мышка, ты ведь всё равно уже проговорилась! Рассказывай, чего там.
Не помогло. Только ещё выразительнее брови сдвинула, и губы аж побелели - так их сжала. Того и гляди, вскочит и опять попытается убежать. Ах, незадача...
- Юсминка, - попросил Андрис, пытаясь придать своему лицу выражение искреннего дружелюбия. - Послушай, мне правда очень-очень нужно это узнать. Ноэль - он мой... папа. Понимаешь?
- Понимаю, - девушка поглядела с сомнением. - Нос не похож.
- А так? - Андрис заставил себя сощуриться и изобразил усмешку - кривую, неприятную.
"Ноэль Вельд, я тебя ненавижу!"
- Да! - Юсмина посветлела лицом и даже в ладоши хлопнула от восторга: - Да-да-да! Так похож!
- Веришь мне?
- Верю!
Чужая усмешка липла к лицу, не желая уходить в небытиё, но он стёр её, точно болотную грязь, и подмигнул сумасшедшей девчонке:
- Расскажешь мне про ангела, мышка?
- Хорошо, - она задумалась на миг, потом порывисто встала, потянулась вверх на цыпочках и широко раскинула руки. - Он большо-о-ой! Высо-о-окий! И с крыльями!
- С настоящими?
- Конечно, с настоящими! Он ведь настоящий ангел!
- Хм... И ты что же, видела его?
- Конечно, видела! Глупый, зачем бы я стала рассказывать про то, чего не видела?
- Рассказывать... дяде Ноэлю?
- Тогда - ему, а сейчас - тебе. Ты же сам просил!
- И... что ты ему ещё рассказала?
- Ничего, - девушка порывисто пожала плечиками. - Он больше ни о чём не спрашивал. Только про ангела.
"Безнадёжно, - подумал с тоской Андрис, - никакого толку не будет. Ангел. С крыльями. Она безумна, и старик тоже, видать, головой подвинулся".
- Не веришь, - вздохнула Юсмина. - Это ничего. Мне никто не верит.
- Ну, что ты, - Андрис ответил машинально, - я тебе верю.
- Нет, не ве-еришь. Дядя Ноэль тоже не сразу поверил... Да!
Она вдруг опять вскочила и сама схватила охотника за руку.
- Пойдём!
Недоумевая о причинах такого порыва, Андрис, тем не менее, позволил себя протащить через сад к заброшенному дому. В вечернем свете заходящего светила строение казалось ещё более обветшавшим, оно будто пыталось раствориться среди окружающей зелени: осыпающиеся стены тонули в высокой густой траве, перед заколоченным окном пышно разросся смородиновый куст, над скатом крыши ветвилось тонкое деревцо.
- Подожди, я сейчас!
И девушка буквально нырнула куда-то под смородину, мигом пропав из виду и вызвав этим лёгкую оторопь у своего спутника. Он присел на корточки, поднял рукой ветки и увидел чёрный провал - вода размыла землю, обнажив фундамент, вниз уходила неровная узкая дыра. Ну и ну. Здесь у неё что, лаз прокопан?
Из дома донёсся приглушённый шум. Стукнуло, брякнуло, зашуршало... и вновь наступила тишина. Слышно было, как вдалеке кричат увлечённые игрой дети, на старой яблоне тонко трещала цикада. Благодать. Даже брошенное, давно погибшее хозяйство не вызывало в душе тягостного отклика. Хотелось лечь под дерево и смотреть, как едва заметно колышутся в безветрии листья и просвечивает сквозь крону небесная синева.
В дыре зашелестела осыпающаяся земля, на свет показалось лицо Юсмины. При виде охотника девушка радостно хихикнула. Андрис помог ей выбраться, чувствуя сильное любопытство. Впрочем, долго томиться в неведении ему не пришлось.
- Когда дядя Ноэль мне не поверил, он совета спросил. Вот!
Юсмина с торжествующим видом протянула северянину... маленькую, но пухлую тетрадь в переплёте из светло-коричневой кожи.
- Он книгу эту открыл и с ней советовался. Книга ему сказала, что я правду говорю. Ты тоже у неё спроси, пусть она и тебе ответит.
Глядя на изумлённого, потерявшего дар речи охотника, девушка вздохнула и добавила с сожалением:
- Я у неё всякое спрашивала, да только мне она не отвечает. Так жаль.
3.
Странная штука - удача. На весы её не положишь, упражнениями не укрепишь, невещественна она, неизмерима и неосязаема, её вроде бы даже и вовсе нет, не должно быть в природе, да только практика показывает: эта мнимая величина ломит любую силу, служит подспорьем в каждом деле и играючи творит невероятные чудеса. С ней из вулкана выплывешь, без неё в ложке с супом утонешь.
Андрис сидел за столом в "Буйволе Индиго" и мысли его волей-неволей возвращались к превратностям судьбы. Каким образом так получается, что цель, ещё вчера казавшаяся едва достижимой, сегодня сама падает в руки, причём без особых усилий с твоей стороны? В сущности, можно прямо сейчас собирать манатки и ехать обратно. Что ещё ему здесь делать, в этой дыре на задворках Анклава?
"Нечего, - ответил он сам себе, хлебая из кружки ледяной сидр. - Дела теперь только дома, не здесь".
Само собой, оставалась ещё девчонка. Но какое ему, в сущности, дело до безумной селянки и её нелепых фантазий? Ангел! С крыльями! Ха! Десять раз ха!
Пытаясь унять не ко времени одолевшее раздражение, Андрис склонился над блюдом с бараньими рёбрышками. Низат остался верен своим кулинарным привычкам, и кушанье вкусом напоминало горящий костёр. Мясо с перцем и холодное питьё - самое то, когда хочешь отвлечься. За соседним столом сидели трое возничих из обоза, остановившегося в Моли на ночлег. Не считая их, под крышей "Буйвола" коротали вечерок за кружкой хмельного ещё несколько мужиков и парней из местных. Возничие переговаривались, негромко, но довольно оживлённо, Андрис напряг слух, пытаясь разобрать, о чём идёт речь...
- ...Неспроста это, вот как есть неспроста!
- Ну, а с тобой что, кто-то спорит, умник? Само собой, люди вроде него просто так не гибнут.
- Вот-вот! Да ещё в том же самом доме, где прошлый наместник сгорел!
- Не сгорел, а убили его. Зарезали ночью. Уж четырнадцать годков прошло...
- Пятнадцать. Я точно помню, сам тогда в Глете жил. Весь город гудел, что твой улей. Думали, война будет с тургами.
- А чего турги?
- Балда! На тургов, почитай, все думали, наместник тогдашний им крепко насолил. Тёмное дело было.
- Это не светлее.
- Истинная правда!
- Теперь уж начнётся...
- Что начнётся-то?
- Да уж известно что. Сынок, хоть и не в папашу норовом, а тоже не из пакли делан - ищет, говорят, виноватых-то. И помяните моё слово, найдёт. Хоть в самом Эгельборге, хоть в Пустошах, хоть здесь, в Анклаве. Головы чьи-то полетят...
"Ну и ну, - рассеянно думал Андрис, слушая болтовню обозников, - уже три месяца, как Куно Справедливый дымом в небо ушёл, а разговоры всё ходят по трактирам. Даже за тысячи лиг от Эгельборга".
Сам он долго не мог поверить в Глетский Пожар. На его памяти герцога "хоронили" неоднократно, но всякий раз сплетни оказывались всего лишь сплетнями. Однако вскоре сомнений не осталось - покоритель Саботены Хазу, сокрушитель Пятого Каганата, самый удачливый полководец и политик нового времени действительно погиб. Сгорел вместе с половиной усадьбы наместника города Глет, куда заявился с инспекцией... Пф! В его годы такие дела пора уже доверять надёжным людям. Нелепая смерть для всевластного герцога.
"Что же старого лиса зацепило в словах девчонки про ангела? Почему он... Ах, сила бесовская, опять я об этом думаю!"
Блюдо было отодвинуто с таким шумом, что один из возничих обернулся и бросил на северянина настороженный взгляд. После чего разговор обозников сразу стих до шёпота. Андриса, однако, болтовня соседей занимать перестала, он достал и положил на стол перед собой тетрадь отца.
Добротная и недешёвая вещь, которую можно таскать в дорожной сумке без опасений, что она через месяц истреплется и рассыпется кучкой листов. Размером с небольшую книгу, довольно пухлая, в вытертом на углах переплёте из коричневой кожи. Похожую сам Андрис приобрёл в лавке Гезборга ещё прошлым летом, когда решил, наконец, привести в порядок собственные мысли и те записи, что остались у него после Дицхольма. Привычка отца, говорите? Пусть так. По крайней мере, не самая бесполезная из привычек старого мерзавца.
За год дневник изрядно пополнился записями, и всё равно тетрадь Андриса пока оставалась на две трети пустой. А вот в отцовской чистых страниц совсем не было, и даже попадались лишние, дополнительно вклеенные и густо исписанные твёрдым, убористым почерком.
Андрис открыл самое начало, пробежался взглядом по тексту, листнул дальше...
"...Алая плеть. Сиречь мелькурт. Жнец-одиночка. Вес от двух до восьми сотен фунтов. Видом - чертовски большая многоножка, цвета не алого, а скорее красно-бурого. Тварь очень шустрая. Опасная..."
Последнее, зная автора написанного, следовало понимать как "опасная даже для умелого охотника".
"...От укуса белой гадюки противоядия нет, либо оно неизвестно. Путешествуя по Сертским болотам, разумно надевать сапоги из толстой кожи, а также носить с собой писчий прибор и бумагу. Смерть наступает примерно через полчаса, хватит времени накропать завещание..."
Смешно. Очень в духе Ноэля.
"...Голый медведь. Он же - хиуз. Выродок-одиночка. Падальщик. За шкуру в миссиях дают от пятнадцати до двадцати леров, но возни не стоит - слишком вонюч..."
Что правда, то правда. Падальщики вообще добыча бестолковая: опасности для людей почти не представляют, стоят мало, а пахнут, как правило, мерзко. Потому их обычно только "чёрные" отстреливают, либо по случаю - крестьяне на вилы надевают.
"...Богерд. Та ещё дыра. Надёжные места: Старая набережная, кабак "У Моста"; переулок Ткачей, дом 3, спросить Вено Кобата. Ножи лучше покупать у старика Хейко Оружейника с площади Семи Падающих Звёзд..."
Что ж, будем в Богерде - авось, пригодится.
"...Болотник. Иначе - дампил..."
Про этого знаем. Дальше...
Шуршали, переворачиваясь, страницы. Мелькали названия городов и имена людей; перечислялись твари, опасные и неопасные, знакомые и не очень; выстраивались аккуратными столбцами строчки пояснений. В этих строках, как в мягкой глине на берегу ручья, отчётливо отпечатался след Ноэля Вельда, оставленный им на пёстром листе, именуемом человеческой жизнью. Его опыт, его суть. Всё то, что он посчитал необходимым доверить бумаге и сохранить. Если судить непредвзято, все записи старика - ничтожно малая горстка сведений, в сравнении с любой библиотекой Бастиона, но цена этим крупицам знания - сорок лет практики одного из лучших вольных чистильщиков Пограничья.
Что-то Андрис читал внимательно, что-то лишь бегло просматривал, дабы вернуться к написанному в другой раз. Пожирая глазами скупые, пронизанные едкой иронией фразы, он невольно представлял себе отца, при свете масляной лампы наполняющего тетрадь кусочками собственного бытия.
"Зачем я это делаю? - недоумевал он, скользя взглядом по страницам. - Что хочу здесь найти? Из-за чего бы отец ни застрял в этом мелком посёлке, убил его не жнец, а обычные люди. Которые сами уже мертвы. Жнецами здесь не пахнет. Никакая тварь не отгрызает головы местным крестьянам, никто не трясётся от страха за стенами своих домов, нет ни подозрительных слухов, ни наводящих на раздумья сплетен. Ничего, кроме слов безумной девчонки и странного интереса к этим словам одного мёртвого вольника. Но я, как последний болван..."
Он вдруг уставился на небрежно сделанный рисунок: похожее на человека существо с широкими крыльями за спиной. Сердце его забилось чаще, когда Андрис прочитал подпись к наброску.
"Крылан. В "Классификаторе" пастырей значится как зимарок. В народе также именуется "сумеречным ангелом", "собирателем душ", "чумным вестником" - немало для столь редкой гадины. Выродок-одиночка. Весит примерно до восьмидесяти фунтов. Умеет летать. Осторожен, отменно прячется, избегает случайных встреч. Возможно, чующий, вроде душелова? В "Классификаторе" лишь мутные намёки. По некоторым поверьям, зимароки слетаются на поля сражений, чтобы принять последние выдохи павших воинов. Чушь, как обычно, но есть над чем подумать. Судя по всему, они и впрямь чуют издалека места побоищ или больших эпидемий. Выродок, предположительно, падальщик и витальный упырь - живёт, поглощая жизненные силы раненых и больных. Для здорового, полного сил человека неопасен и вряд ли покажется на глаза. Долго оставаясь без пищи, вероятно, впадает в спячку. В миссиях как доказательство поимки принимают правое крыло, дают до семидесяти леров..."
Ну и ну! У выродка целая куча названий, а в написанном Ноэлем что ни строчка, то "возможно", "предположительно", "по некоторым поверьям". Определённо, седой лис сам с тварью не встречался, иначе подробностей в тетради оказалось бы больше. И почти наверняка именно зимарока вообразил он после рассказа девушки об "ангеле".
- Вот только какого беса здесь могло понадобиться этой твари? - пробормотал Андрис. Миг спустя он сообразил, что рассуждает вслух, поморщился и продолжил рассуждать уже мысленно.
"Посёлок - дыра дырой, но никак не поле боя и не чумной лагерь. Слишком тихое место, чтобы крылан мог здесь легко раздобыть себе пищу. Даже если кто-нибудь из жителей умрёт, близкие не подпустят к его телу летучего выродка. С другой стороны, девчонка едва ли могла принять за ангела кого-то ещё... ну, если не впасть в ересь, допуская, будто она и впрямь увидела небесного посланца. А может, я попросту чего-то не знаю?"