Виктор Кораблёв наследовал родительскую квартиру по зиме и сразу же разъехался с женой. Валька надоела до смерти. Супружеская постель стала ненужной ещё три года назад, от редких бытовых разговоров начиналась нервная почесуха. Он даже старался не смотреть на жену. Обычный случай: прошла любовь, завяли помидоры. Их помидоры уже успели сгнить. Так что он вздохнул с облегчением, когда перебрался в наследное жильё.
Окна хрущёвки смотрели на бетонный забор, уже выкрошившийся с того времени, когда Витька был пацаном-ботаном в компании дворовой детворы. Над забором возвышались кроны могучих сосен. А внизу между их стволами находился объект постоянного ребячьего внимания - закрытое кладбище.
Соседки-дурынды объясняли любую беду нахождением жилого квартала возле кладбища. А для пацанов оно было раем, заделом на многие шалости и просто местом, где можно было кучковаться, травить байки. К тому же старые памятники с нечёткими портретами будили любопытство: кто были эти люди, как померли; холмики могил без оградок, крестов и пирамидок служили объектами игр.
Уже двадцать лет назад, когда он вылетел из родительского гнезда и оказался в университетской общаге в областном центре, ходили разговоры о перенесении кладбища в другое место и застройке престижного места чуть ли не посреди города. Но были ещё живы люди, ухаживавшие за некоторыми захоронениями, и разговоры всё никак не могли закончиться. И сейчас кладбище, закрытое семьдесят лет, всё ещё оставалось на своём месте, хотя объектом культурного наследия он никак быть не могло: там покоился простой люд, первостроители города, которые были зачастую послевоенными ссыльными.
С другой стороны кладбища, вдоль проспекта, появились здания двухэтажного рынка, многофункционального центра, автозаправки, развлекательного центра с клубом. Он сразу стал элитным и безбожно дорогим. Сходить туда не довелось: сразу после учёбы Виктор впрягся в работу агентства недвижимости, вложил средства, выделенные родителями, и стал совладельцем.
Это было время краткого благополучия и полного счастья с Валькой. А потом такие агентства стали размножаться, как кролики по весне. Чья-то злая рука из муниципалитета направляла их развитие - процветание или банкротство. И вскоре Виктор и его компаньон перестали вылезать из судов и других проблем. Родители умерли один за другим. Пришлось выбирать меньшее между двух зол: убыточным предприятием и опостылевшей женой.
По утрам Виктор любил выпить кофе, глядя на переплетения сосновых ветвей над забором. Приходили воспоминания, здравые мысли о том, что проблемы и трудности сегодняшнего для - это тлен, сочная вечнозелёная хвоя манила прогуляться и подышать воздухом, наверняка лишённым миазмов промышленного города.
Сегодня, в воскресенье, Виктор решил пройтись к рынку пешочком, прямо через кладбище. Оно было совсем крохотным. Виктор вошёл через боковую калитку и удивился: могил оказалось совсем немного, появились даже полянки. Конечно, старейшие захоронения сравнялись с землёй.
Ноги сами понесли его к месту, где находилась их с дружком Лёхой "любимая могила" двух девчонок, утонувших ещё в тысяча девятьсот пятидесятом году.
Если Витька числился ботаном, причём уважаемым, ибо давал списывать домашку и помогал на контрольных, то Лёху называли чокнутым и сторонились. Общаться с ним считалось зашкваром. Он вечно что-то сочинял, врал так вдохновенно, что сразу было видно: дурачок свято верит в то, что говорит. Витька мог позволить себе не оглядываться на мнение дворовой компании: без его помощи в школе никому не обойтись. Кроме того, он находил некий смысл в том, что болтал Лёха.
Это с его неугомонного языка пошла гулять легенда о том, что в лунные ночи девчонки покидают могилу, прогуливаются возле забора, заговаривают со встречными. И последние очень скоро покидают этот мир, "переселяются" на новый погост. Весьма странным было то, что Лёхины бредни всегда опережали события, которые непременно случались позже. Так он сболтнул, что Косой Игорёха искал сбежавшую собаку, встретил девчонок, которые казались полупрозрачными, поговорил с ними. Через неделю Косой попал под грузовик. Причём ещё при жизни он утверждал, что собаку искал, да. Но ни с какими девками не встречался и не говорил. И Лёха обрёл синяк под глазом за враньё. Следы "бланша" ещё не исчезли с Лёхиной физиономии, как Косого похоронили.
Таких случаев стало немерено, дурачок обрёл популярность среди старушенций-сплетниц. Причём даже здравомыслящий народ перестал прогуливаться после восхода луны вдоль кладбища через дорогу от дома. Витьке почему-то нравились Лёхины байки, когда он, выпучив круглые светлые глаза, свистящим полушёпотом рассказывал, как девчонки дружили, как одна на реке угодила в омут, вторая бросилась её спасть и тоже потонула; как они всплыли далеко вниз по течению; как их хоронили всей школой и чуть ли не половиной тогда ещё небольшого города. Трепло сочинил даже про одинаковые гробы и наряды погибших!
Витька со свойственной ему обстоятельностью допросил престарелую бабушку, которая жила с ним в одном подъезде, только на первом этаже. И убедился в правоте Лёхи, получил даже множество дополнительных сведений: родители погибших подруг настояли, чтобы гробы были обиты белым атласом - невидаль в те года, когда домовины обтягивали красной материей. И девчонки лежали в чепчиках с рюшами, одинаковых платьях. Только у одной была закрыта половина лица: тело ободрало сплавляемое по реке бревно.
Бабуля вскоре уже не поднималась после инсульта, ухаживать за нею должен был Витька. Родители появлялись под вечер. И однажды бабушка, потерявшая речь и недвижная, вдруг сказала ему:
- Меня Лена с Таней позвали... лежу ночью, сна нет, и вдруг голоса... Подошла к окну - девочки меня кличут, руками машут...
Витька сначала не поверил ушам и глазам, потом счёл бредом, задумавшись лишь над тем, кто это из бабулиных подруг мог звать её ночью, и доложил родителям. В свою очередь, они решили, что бредит, то есть врёт, их сын. На следующее утро бабушка в присутствии утренней сиделки ушла туда, где находятся все тайны мира и куда не дотянуться живому. Бабулину квартиру забрал город, потому что она была прописана там одна, а завещание почему-то не оставила.
Виктор подошёл к памятнику утопленницам и вздрогнул: он показался совсем свежим, портреты отчётливыми, хотя холмика уже не существовало. Чудак Лёха однажды сказал, что женился бы на Тане, похожей на цыганочку. "Дурак ты", - ответил тогда Витька, но сам подумал, что выбрал бы русоволосую Лену. Внезапно Виктор ощутил мурашки по телу: Лена оказалась чуть ли не близняшкой бывшей жены Вальки. Уж не выбрал ли он себе в супруги ту, которая напоминала портрет на могиле?
Прогулка по кладбищу сразу превратилось в излишество, и Виктор зашагал в сторону рынка. Он закупил холостяцкие полуфабрикаты и решил топать в обход кладбища. Развлекательный центр выглядел великолепно, парковка была забита машинами: родители привезли детишек на аттракционы. Он увидел, как окружённому цепями месту подъехал шикарный "Аурус", из него выскочили двое в чёрных костюмах, один открыл заднюю дверцу, и на нарядную плитку ступил толстячок. Совершенно неожиданно он глянул в сторону Виктора и закричал:
- Витёк! Кораблёв! Сколько лет, сколько зим!
Виктор кивнул, думая, что он не запомнил этого клиента. А может, коллегу или просто знакомого чёрт знает по каким делам.
А толстячок уже засеменил ему навстречу, раскрыв объятия. Он снял солнечные очки, и с большим трудом Виктор признал... Лёху, бывшего лузера, тормоза и враля. Похоже, он здорово поднялся: на его запястье лучились дорогущие часы, за ним чёрными тенями следовала охрана.
- Витёк! Дорогой мой! - заливался Лёха, пытаясь обнять, что было весьма затруднительно, так как у Кораблёва в обеих руках были нелёгкие пакеты. - Ну, теперь я тебя не отпущу, пойдём посидим в клубёшнике моём! В кои-то веки встретились!
Виктор поставил пакеты на плитку, и старый знакомый наконец облапил его.
- Мой единственный друг! - взрыднул он и сурово обратился к своим ребятам: - Пакеты возьмите и тащите в "Аид". Да чтобы там всё быстро организовали!
Виктору на миг стало стыдно: он вовсе не считал Лёху другом и встрече был совсем не рад. Любоваться на чужое благополучие не хотелось, делиться своими неудачами тем более. Но солнце припекло голову, пакеты уже оттянули руки, так что можно было позволить себе передышку, посидеть в зале с кондиционерами.
- Моё детище! - с ликованием сказал Лёха, обводя взглядом центр. - А про "Аид"-то хотя бы слышал? Ты не заходил, иначе бы я узнал.
Виктор кивнул и развёл руками, мол, работа-дела-заботы. Ему было стыдно признаться, что разовый взнос клуба, по словам людей из городского бомонда, превышал его месячный доход. Но Лёха не обманулся, потому что сказал:
- Эх ты, а ещё друг! Пришёл бы и сказал: так и этак... Я бы тебя потрясающим зрелищем угостил!
Кораблёв нашёлся:
- Но я не слышал твоей фамилии. Все называли владельца Токаревым, а не Сачковым.
- А я взял девичью фамилию матери. Позвольте представиться: Токарев Алексис Георгиевич! - дурашливо поклонился Лёха, прижав к груди руку, похожую на медузу - бледную, с полупрозрачной кожей, пухлую ладонь и тонкие длиннющие пальцы.
Вспомнилось, что за такие руки - холодные и потные - его особо не любили ребята и не разрешали ему трогать их вещи. Лёха ни у кого не вызывал симпатий, ему часто доставалось. А заступник был один - Витька. Его таким воспитали дед и отец. Заступничество закончилось в одиннадцатом классе, когда Лёха насыпал в сумку злоязычной Черноусовой Оксанке мокриц. Девушка завизжала, когда они поползли по её рукам и учебникам. А Лёха заорал: "Это из твоей будущей могилы! Твари будут жрать тебя!"
От скорой расправы Лёху спасла учительница. Она увела его к директору. Больше в школах района Лёху не видели. Его перевели куда-то подальше.
Лёха-Алексис провёл "друга" к торцу здания, охранник отомкнул запор кованой решётки, и перед Виктором разъехались чёрные тонированные двери. А он было подумал о сплошной стене из какой-то качественной плитки, уложенной без единого шва.
Открылся искусно декорированный холл в античном стиле со статуями-новоделом, судя по белизне мрамора и отсутствию трещин; какими-то кушетками вместо стульев.
- Это римские клинии, и не стилизации, а копии! - возгласил Лёха.
Но самым главным украшением клуба была имитация входа в античный храм с колоннами и портиком. Блистала золотом надпись - "Аид". Кораблёв ожидал чего-то особенного в самом зале, но он оказался обыкновенным, со столиками и стульями из прозрачного чёрного пластика, длиннющей барной стойкой, подиумом для диджея и аппаратурой. Стиль, конечно, был единый - мрак и позолота. На столике было уже готово угощение - стаканы с коктейлем, судя по цвету, цитрусовым.
- Больше пока нельзя, - знакомым свистящим полушёпотом сказал Лёха. - Гости реагируют по-разному на экспозиции: кто-то парочками уединяется в кабинетах, у кого-то пробуждается зверский аппетит. Для новеньких дежурит врач, но обычно всё обходится без эксцессов. Стресс - естественный регулятор, знаешь ли, укрепляет организм, заставляет креативить и вообще радоваться жизни. Депрессии лечит на раз-два.
Коктейль оказался чудесным и гармоничным: в меру кислоты, сладости и горечи. От него все предметы выглядели ярче, а голова наполнилась радужными пузырями. Виктор сказал:
- Дай-ка угадаю... Твоё зрелище основано на детских увлечениях смертью и кладбищем.
Лёха стал серьёзным, радость встречи в его круглых светлых глазах сменилась какой-то затягивающей глубиной. И он разразился речью:
- Ты один понимал меня. Значил больше, чем отец с матерью. Но и ты не догадывался о моём даре: я был рождён посредником между жизнью и смертью. Да я и сам не догадывался... пока мне не открыли глаза. Жизнь и танатос едины: без одного и другого невозможно существование и букашек, и людей, и галактик. Мысли о бессмертии - очередной человечий бред. И заметь: каждый из людей интересуется: а что будет после?.. Выдумывают Царствие божие, реинкарнацию, Рай и Ад. На поклонении смерти как начале новой жизни держались великие цивилизации. И вера, даже христианство... Ну вот взгляни на его концепцию с моей точки зрения: почему счастье, покой и блаженство достижимы только после смерти? Если уж Бог так любит людей, даровал бы им Рай при жизни... Нет. Ты обретёшь место около Него, только померев.
А я... Я показываю людям правду. И она не разочаровывает. Ну что, готов посмотреть моё главное творение? Гаджеты оставь на столике. Их никто не тронет.
Виктор, загоревшийся было поспорить, кивнул головой. Нужно всё узнать, а потом языками молоть.
Они подошли к стене, которая оказалась раздвижными панелями. Открылся невысокий эскалатор с подсвеченными ступенями и великолепными панелями. Кораблёв завертел головой: картины из жизни народа майя, Древнего Египта, выполненные из странного материала от светло-песочного и серого цветов до густо-коричневого, были настолько интересны мельчайшими подробностями, что экскурсию можно было закончить здесь же. Лёха поддержал друга под локоть, когда они очутились в широкой галерее.
Потолком служило ясное небо с бегущими облаками, движение свежайшего воздуха имитировало ветерок. Но к полу помещение было погружено во мрак. По правую сторону находили всё те же римские скамейки, на каждой был пульт. А левая сторона словно бы состояла из гигантских камер.
- Это для новичков, - зашептал в ухо Виктору Лёха. - Помнишь, как мы, бывало, думали, что происходит с телом в земле... Посмертные изменения на девятый, сороковой день, через год и далее... И это не муляжи. Сохранность обеспечивает газ, который заполняет камеры. Секретнейшая разработка...
Он щёлкнул пультом, и перед Виктором оказался гроб с покойником. Тело выглядело до ужаса натуральным.
- Если разорюсь когда-нибудь, продам формулу газа и технологии... - захихикал Лёха.
"Да он чокнутый! - подумал Виктор. - Всегда таким был. Вот на кой чёрт я с ним связался!"
В следующей камере оказался мертвец со скрюченными руками и согнутыми коленями, лопнувшая плоть блестела от жидкости.
Виктора замутило, и он раздражённо сказал:
- И что, находятся идиоты, которые смотрят на это?!
Лёха захихикал:
- Обижаешь, друг! Умные люди интересуются, что творится с тем, за кого они выпивают на сороковинах. Видишь, что вытворяют покойнички? Двигаются! Конечно, во всём виноваты газы, изменения в связках и мышцах. Да ты знаешь, кто у нас бывает? Пошли дальше. Сейчас увидишь человека, который вдохновляется теми, кто когда-то и нас, пацанов, интересовали.
Лёха, подталкивая Виктора в спину, повёл к повороту мимо тёмных экранов. И на одной скамье они увидели мужчину, которого Виктор сначала не признал. А потом застыл от изумления: это был известнейший писатель, который жил в столице.
Мужчина вздохнул, когда экран погас, и снова щёлкнул пультом.
Лёха подвёл Виктора ближе.
В камере стояли два гроба, обитые слегка желтоватым атласом. Две совсем юные девушки казались безмятежно спящими. Брюнетка и блондинка. Потом освещение стало гаснуть, и после краткой темноты стали видны две утопленницы. Виктор догадался о причине смерти по синеве кожи, черноте губ и ногтей.
- Можно даже включить запись с историей гибели, - продолжил нашёптывать Лёха в ухо. - Да ты смотри ещё, дальше самое удивительное!
Повторилась смена темноты и света. Положение тел изменилось: головы оказались повёрнутыми друг к другу, пальцы одного с обнажившимися костяшками вцепились в края домовины. Создавалось впечатление, что покойницы рвались друг к другу на помощь.
- Это, конечно, голограмма. Автор - я. Мне, как посреднику, доступно многое...
Виктора шатнуло, и Лёха потащил его назад.
В зале уже был сервирован стол. Хорошо, что не оказалось мясных блюд, иначе Виктора бы вырвало. Но, несмотря на шок, он ощутил зверский аппетит. Выпив полный бокал красного французского вина, спросил:
- Пусть всё это востребовано и приносит тебе хороший доход. Но как насчёт нравственности, а? Хотели бы люди, чтобы распад их тел был выставлен на всеобщее обозрение?
Лёха противно захихикал:
- А как же мавзолей Ленина? Музей капуцинов в Палермо? А Париж с его катакомбами? Кунсткамера в Питере? Человека влечёт смерть, и с этим ничего не поделать.
Виктор согласно кивнул... А потом спросил:
- А что у тебя ещё есть? Кроме голограмм и натуральных экспонатов?
Лёха глянул сурово и сказал:
- У меня есть всё! Тайны убийств, посмертные роды, тела тех, кто вдруг очнулся в гробу похороненным заживо. Есть умершие, за которыми приходят наблюдать родственники. Тебе неизвестно, что на новом погосте полно кенотафов - пустых могил. А я их знаю наперечёт. И заметь: всё законно, со всеми документами от родных. Плюс работа историков, осведомителей со стороны, сеть по всей стране... Кстати, тебе, как старому и единственному другу, я могу дать карту, открывающую все решётки и двери. Приходи в любое время, смотри и наслаждайся. Я нечасто бываю здесь... Дел много... И не на кладбищах, а в научно-исследовательских институтах, которые работают над моими заказами.
Виктор не мог не поинтересоваться:
- А зачем ты меня всем этим грузишь? Уверен, у тебя есть соратники, единомышленники, поклонники твоего... хм, творчества. Зачем тебе я?
Лёха опустил глаза и сказал едва заметно дрогнувшим голосом:
- Хочу подарить тебе подземный мир, как ты мне подарил этот.
Виктор изумлённо поднял брови и перевёл разговор на семейную тему. Оба оказались убеждёнными холостяками, один - по причине своего увлечения, или сумасшествия; другой обжёгся на первом браке. Жена оказалась потаскухой, лентяйкой и транжирой.
Виктора с пакетами, ничуть не подтаявшими (видимо, держали в холодильнике) доставили домой. У него всё валилось из рук, в голове витали воспоминания об "Аиде", и даже к часу ночи сна не оказалось ни в одном глазу.
Он вышел прогуляться по асфальтовой дорожке вдоль кладбища и не встретил никого, кроме трёх парней с пивом. Подумал: "Полнолуние, а призрачных девчонок нет. Ну, значит, не время помирать". Взял да и вошёл в кладбищенскую калитку. Сторожей на погосте не предусматривалось. Виктор если и опасался кого-нибудь, так это наркоманов или бомжей. К его удивлению, кладбище было безлюдным, если не считать останки тех, кто когда-то лёг в землю. И вдруг его осенило: он вспомнил, почему Лёха сказал, что Виктор подарил ему этот мир.
Кажется, когда они учились в шестом классе, Лёха попался на доносе. Перед родительским собранием кто-то решил избавиться от классного журнала. Идея всем понравилась. Черноусова Оксанка после урока отвлекла географичку, и журнал исчез с учительского стола. Его утащили на кладбище, чтобы торжественно сжечь. В школе поднялся кипиш, ребят стали пугать полицией. Директор доболталась даже до того, что вызовут кинолога с собакой. Конечно, мало кто ей поверил. А вот Лёха, который словно жил в другом мире, купился на педагогическую ложь. Он донёс класснухе о воровстве, умоляя, чтобы она не говорила ребятам, кто раскрыл их тайну. Но его быстро вычислили сами хулиганы. И замыслили месть.
- Эй, Сачков! - сказала Оксанка. - Кажется, я вчера палки от лыж на кладбище забыла. Ты не видел?
- Я там даже не был... - промямлил Лёха.
- Так ты же там всё знаешь? Поможешь найти?
Тут начал исполнять свою роль хитрющий Вадик Муравьёв:
- Да ну нафиг! Сачок не найдёт, зуб даю!
- А вот и найду! - сказал Лёха, обрадованный вниманием к его персоне
И хулиганьё весёлой толпой, хлопая Лёху по плечам и делая ставки, кто быстрее отыщет палки, отправилось на кладбище.
А там наступила расправа. Лёху скрутили, затолкав в рот рукавицу, сбросили в заснеженный овражек, завалили досками и покорёженными оградками. И быстро умчались прочь.
Витька узнал обо всём от одного из участников расправы, когда вернулся со станции Юных техников. Парнишка уже одумался и искал того, кто пойдёт с ним освобождать Лёху. Но все отказались. Конечно же, Витька бросился спасать сам, не дожидаясь компании. Он знал этот овражек с мусором и боялся, что Лёха мог пораниться. Но бедолага был цел, только окоченел. Он заболел и попал в больницу с пневмонией. Витька пришёл навестить и удививлся Лёхиной претензии: ему показалось, что умирать приятно. А мать больного долго благодарила Витьку, что нашёл её сына вовремя. Ещё бы чуть-чуть, и врачи бы не спасли его.
Всю неделю встреча с Лёхой и его "детищем" не выходила из головы, но работа пошла в гору. В агентство позвонил лучший адвокат по гражданским делам, настоял на смене защитника, предложил свою кандидатуру. Злобная судья предпенсионного возраста вдруг подобрела, и агентство выиграло очередной суд. Да и клиенты повалили не безденежные. Конечно, Виктор не питал никаких иллюзий, а видел в этом протекционизм Лёхи. Но на пользу делу, и слава Богу.
Приходили и мысли о детстве. Как хорошо, что Витька был загружен всякими кружками и факультативами и не окунулся с головой в развесёлую жизнь двора. Иначе бы он ещё до окончания учёбы погряз в жестокости, грязи и всяком непотребстве. Примером этого погружения в скверну была Черноусова Оксанка, из-за которой Лёху выставили из школ их Центрального района. Балованная девчонка была абсолютно нормальной, неплохо училась, но пакостила всем подряд. Срывала уроки, подавляя класс своей харизмой и властностью, издевалась над ребятами. Лёхе всегда доставалось больше всех. Она бы затравила пацана, если бы он не был таким слабым. Лёгкая добыча казалась ей "западлом".
Витькина и Оксанкина мамы были одноклассницами и нежно дружили, несмотря на разный статус семей. Поэтому Витька был в курсе того, как Оксанка свела в могилу свою бабку. Родители уехали отмечать Новый год на турбазу, а Оксанка заманила бабку в свою комнату и заперла её там. На три дня. И если бы не авария на турбазе, шлялась бы по друзьям и подвалам все праздники. Родители вернулись, освободили едва живую старушку, которая не посмела стучать по батареям или призывать на помощь в открытое окно - позор ведь для семьи! Оксанку объявили в розыск, а потом поместили в закрытую лечебницу. Хитрая бестия быстро сообразила, что свобода лучше и так же моментально "перевоспиталась".
Но каждая ночь превратилась для Оксанки в ад: она орала, что к ней приходит помершая бабка и сыплет ей на постель мокриц со словами: "Меня жрут, и тебя пусть жрут!" Отца и мать узнавала только днём. Для неё не было Последнего звонка, экзаменов, поступления в вуз. Через несколько месяцев она свела счёты с жизнью в психушке. Родители скрыли обстоятельства смерти, поставили скромный памятник на погосте без всяких дат, с надписью: "Любимой дочери Оксаночке от мамы и папы". Витька так и не допытался от своей матери, где он находится. Что сломало жизнь Оксанке: её пакостливая натура или первое сопротивление вечного терпилы Лёхи?
Почему-то сам Виктор не научился никого любить, кроме родителей. Жутко тосковал по ним во время учёбы, вернулся домой после окончания университета, попробовал построить свою семью по подобию родительской: муж вкалывает, жена заботится об уюте семейного гнезда. Но не получилось.
Всю неделю его мучила непонятная тоска. И он принял решение воспользоваться приглашением Лёхи. Помня о коктейле перед началом просмотра, прихватил бутылочку минералки со стаканом. Хотелось осмыслить всё трезвой головой.
Виктор открыл решётку карточкой, вошёл после пяти минут ожидания в раздвинувшиеся двери. Перед ним возник двухметровый голливудский красавец с улыбкой в тридцать два зуба, назвался Ильёй, поклонился, сообщил, Алексиса Георгиевича нет, но уважаемому Кораблёву Виктору Петровичу представлен полный доступ к экспозиции.
- А в галерее сейчас есть кто-нибудь? Мне хочется соблюсти инкогнито, - сказал Виктор.
- Секундочку. - Распорядитель, менеджер или заместитель пощёлкал клавишами компьютера, развернул экран к Кораблёву. - Только этот господин. Но, по моим наблюдениям, он скоро покинет галерею.
Виктор не вздрогнул, использовав весь запас силы воли, но его прошиб пот. На одной из лавок сидел совладелец агентства.
- Что-то не так? - спросил менеджер, моментально уловивший волнение гостя. - Готов исполнить все пожелания. К примеру, дождаться ухода господина Синельникова.
Виктор сказал как можно небрежнее:
- Пожалуй, я бы предпочёл одиночество.
- К сожалению, я буду вынужден навязать вам своё общество в первые посещения. Согласитесь, что это разумно? - мягко вымолвил Илья. - Пройдёмте к служебному эскалатору.
"Ага, сюда же поднимется Синельников", - сообразил Кораблёв.
Ещё он отметил обходительность Ильи: на столе стоял стакан коктейля, но менеджер сделал выводы, почему гость с минералкой, и не стал предлагать выпивку.
Внизу под сияющим небом с облаками и мраком, поднявшимся выше колен, Илья спросил:
- Что желаете осмотреть? Может, общий обзор?
Виктор сказал:
- Что-нибудь особенное.
- Может, галерею убийств? Там как раз был господин Синельников. Умершие от врачебных ошибок? Жертвы катастроф? Или ведьмин зал? - стал сыпать предложениями Илья.
- Чей-чей зал? - усмехнулся Виктор.
- Зал с прахом всяческих экстрасенсов, ведьм и шаманов, - серьёзно ответил Илья.
- Начнём с галереи убийств, - кашлянув, сказал Виктор.
- Да-да, будет очень интересно. Идёмте через эту панель. Учтите, вы сможете прослушать историю экспоната, без имён, разумеется. Вот, подпишите заявление о неразглашении. Это очень серьёзный документ. От всей души советую соблюдать условия. Сюда мы не пропускаем обычных гостей, ибо экспонаты именные, у них есть заказчики, - трещал Илья, попутно сунув Кораблёву папку с листком на подпись. - Начнём, пожалуй, со взрыва на остановке...
- Нет, я хочу к камере, возле которой был Синельников.
- Ох... у этого экспоната есть особенность: тело разлагается в условиях, приближенных к естественным... Вы же заметили, что камеры под газом без насекомых? А в этой они есть... - скорбно предупредил Илья.
- Ничего страшного, - ответил Кораблёв, хотя голос его прозвучал глухо.
Он подготовился к ужасному зрелищу, но включившийся в камере свет явил такое зрелище, что желудок рванул к горлу, и Виктор спешно открыл минералку. Она не успела нагреться, и он спас себя от позора перед Ильёй, удержал рвоту. В распавшемся от времени гробу кишела жизнь: подземные твари расправлялись с остатками плоти. А из динамика пульта звучала история...
... Отец считал, что старший сын не от него, и всю любовь отдавал младшему... Предательство матери, во всём подстраивавшейся под отца. Столько обид и детских слёз... завещание, составленное в пользу младшего, его презрение и ненависть к старшему... Гадюка, сунутая в охотничий сапог, для маскировки причин смерти... Введённый в место укуса нейротоксин... Агония далеко в тайге... Желание смотреть, как адовы создания грызут плоть того, кто отнял родительскую любовь...
Всё это никак не вязалось с поведением и личными качествами Сашки Синельникова.
- Илья... Пойдёмте уж в ведьмин зал... - хрипло сказал Виктор, поднял на менеджера глаза и поразился его равнодушию.
Да уж, чего тут только нет, в этом "Аиде". Точнее - кого только нет.
По всему стало видно, что Илья любил экспонаты круглого зала. На вопрос, почему это не галерея, а в камерах только кости, не ответил, только вздохнул: "Иначе нельзя!" Он сам рассказал о находках тел пяти шаманов тех народов, которые жили века назад на том месте, где вырос город; поведал и интереснейшие легенды, о которых Виктор не слыхал ранее.
- Вы видели постоянное обрушение асфальта у водостока во втором микрорайоне? - спросил он.
- Конечно, - ответил Кораблёв. - Пол-улицы по весне и после дождей в воде. Только в этом году сухо.
- Всё верно, - живо откликнулся Илья. - Потому что современный шаман приезжал договариваться. Раньше-то там болотище было; прежний на нём жил, дружил с духами воды. Пройти к нему можно было только по одной тропке, с дарами.
Илья многие аномально опасные места города объяснял захоронениями. Звучало завораживающе. Виктор заслушался, дивясь краеведческим познаниям менеджера.
Внезапно Кораблёв почувствовал ледяной холод, словно он очутился спиной к кондиционеру. Пока Илья заливался соловьём о первой городской ведьме, заговорившей с людьми, когда они нашли её в виде мумии спустя три года после смерти, Виктор глянул в другую сторону. Он не увидел в одной камере костей, из которых состояли все экспонаты. Покойница корчилась, силилась присесть, с трудом отрывала руки от белого помоста.