Вадька Мурашов шёл замыкающим. Мозги сверлила мысль: как он мог забыть сигареты в машине? Курить пристрастился год назад, как раз после первого треклятого похода... А сейчас уже и часа не мог провести без того, чтобы подымить.
Мураша одолели ещё более тяжкие, чем невозможность покурить, чувства. Это были странная неприязнь к упорству Витьки и Ваньки, которые бодро чапали впереди, и страх. Вдруг он облажался со своей теорией и, год назад потеряв троих друзей, сейчас утратит и остальных.
Сегодня как раз годовщина исчезновения Славика, Людки и Иринки. И Шатун, то есть Колесников Витька, сказал, что оставшиеся члены компании просто обязаны прийти на то место, где они оставили друзей.
Вадька мог бы отмазаться под любым из предлогов: необходимости закрыть долги по прошлогодней сессии, нездоровья отца, хронического безденежья. Он ведь после пропажи друзей повалялся полтора месяца в бесплатной больничке, а потом отец оплатил ещё три месяца в частном санатории. Лекарства не помогли, а вот слова одного молодого врача-интерна запомнились. Он научил: "Если хочешь вернуть себя прежнего, помни правила. Страшно - не прячься, а иди на свой страх. Больно - не глотай кетонал, иди на боль. Тошно - ломись через тоску. Слышишь голоса - не подчиняйся. Любое видение проверяй ощущениями". Но быть борцом оказалось не просто. А уж когда он приехал домой и снова услышал голос Иринки, велевший ему бежать прочь, пришлось искать место в квартире, где можно укрыться и ничего не слышать. Однако он принял решение идти навстречу прошлому. Тем более что Шатун и Лихой собрались снова пройти весь путь.
Вообще-то Вадька сам был виноват в случившемся. Полтора года назад он собрал деньжат и купил аварийный внедорожник, вместе со Славиком, Шатуном и Лихоносовым Ванькой восстановил его в гараже. А потом, поколесив возле города, поддался на уговоры Лихого и ломанулся в леса, откуда нужно было забрать чокнутого двоюродного деда Лихоносовых и доставить родственникам. Спасательная миссия не удалась.
Когда остановились набрать воды из колонки в Анедыре, крохотном и с виду безлюдном селе, за спиной послышался голос:
- Здорово, ребяты. Далеко собрались-то?
Вадька с любопытством посмотрел на аборигена, который был одет довольно странно: в выцветшее трико и оранжевую противомоскитную рубаху на голое тело, болотники и солдатскую пилотку прошлого века. Лихой вступил в беседу и узнал пренеприятные вещи. Мужик, назвавшийся Дмитрием, сообщил, что Ванькин дед-отшельник помер ещё несколько лет назад, зимой, был найден охотниками и захоронен "вон тама", что, наверное, означало анедырьское кладбище. Сельчане не смогли обнаружить в избе сведений о родственниках. В районную полицию с оказией сообщили о смерти, но никаких указаний оттуда не получили. Поэтому тело предали земле самостоятельно, но по всем правилам - с оградкой и крестом.
Конечно же, ребята с мужичком пошли на кладбище помянуть старика, помершего в одиночестве и захороненного как безродного. Уселись на землю возле свежеокрашенной ядовито-синей оградки, разговорились. Вот тут-то и узнали от Дмитрия потрясающую новость: оказывается, их родной город почти восемьдесят лет назад должны были построить неподалеку от Анедыря, но почему-то перенесли в другое место. И вроде бы этот факт подтверждался одноколейкой, по которой доставляли части будущего комбината. А дармовая рабочая сила в те времена в виде зэков была на месте, в лагерях, которых в округе понастроили немерено ещё с тридцатых-сороковых годов прошлого века.
Лихой два раза толкнул друга в бок и подмигнул, но Вадька сначала недопонял: не может же человек, утративший пусть дальнего, но всё же родственника, сидя возле осыпавшейся могилки, думать о других приключениях. Оказалось, что может. Ванька присел к нему поближе и сказал:
- Слышь, Мураш, давай метнёмся до узкоколейки. Посмотрим, пофоткаем. Может, компашкой ещё раз скатаемся, интересно ведь.
Вадька прикинул, что фотки оказались бы кстати для блога о заброшенных местах, который вела его девушка Ирина, и согласно кивнул. Лихой поинтересовался, где найти эту узкоколейку и получил стандартный ответ Дмитрия:
- А вон тама где-то, по правую руку от дороги на наш Анедырь.
Позже мужичок предупредил:
- Вы бы лучше туда не заезжали. Все люди: и ягодники, и охотники - те места стороной обходят. Есть там чё-то... Много народу загинуло.
- "Чё-то" - это что именно? Местность непроезжая, звери? - спросил Лихой, у которого уже зудело стать "первооткрывателем" заброшенной узкоколейки.
- Да кто знает-то? - пожал плечами Дмитрий. - Гиблое место, да и всё.
Ребята распрощались, забрались в машину и рванули в сторону "тама где-то". Внедорожник здорово помотало, пока они добрались до гигантской гравийной насыпи, которую почти за век не смог сожрать богатый подлесок.
Конечно, рельсов и шпал уже не было, но на высокой насыпи находились глубокие колеи, видимо, от тяжёлого транспорта. В них стояла вода, в которой уже завелись твари наподобие головастиков. Вадька попробовал ехать по колеям, которые хорошо держали сцепление колёс и грунта. Но фонтаны они подняли - будь здоров.
И вдруг лобовое стекло затянуло дымкой, а потом дорогу и вовсе закрыла настоящая туманная мембрана. Словно бы растянули исполинскую простыню от макушек здоровенных сосен до насыпи. Вадька стал фотографировать невиданное зрелище, а Лихой выбрался из машины и сунулся было в туман, но быстро выскочил, отряхиваясь, будто влип во что-то мерзкое. Он запрыгнул на сиденье и попросил какую-нибудь тряпку, чтобы обтереться.
- Слышь, Мураш, это даже не туман, а какая-то дрянь. Сразу дыхалку забила. И башка кругом пошла.
Ребята посовещались и решили, что штурмовать насыпь и чёртов туман они будут вместе с приятелями из их компании, а сейчас не время.
Друзей даже не пришлось агитировать для похода в место стройки-заброшки, где сначала предполагалось возведение их города и комбината. Идею встретили на "ура", собрались за три дня. Шатун сразу высказался против девчонок, но Вадя согласился гнать машину в глушь исключительно ради Ирины. Отношения с ней были, как говорится, "на мази", и он был способен на многое, лишь бы привязать к себе самую популярную на их курсе девушку. Ну а где Ирка, там и её неразлучная подруга Людка. Шатун повредничал, но дал добро: девчонки - бывалые путешественницы, роуд-мувики для них любимая темка, да и подготовка имелась.
Выдвинулись на Вадькином джипе и форде-пикапе, который Шатун временно реквизовал у своего бати, правда, неизвестно на каких условиях. Вадька легко нашёл дорогу на полузаброшенный Анедырь и сразу повернул вправо от села. Несмотря на жару, в колеях на насыпи оказалось ещё больше воды. Однако потрясающая завеса тумана всё не появлялась.
Девчонки всё равно пришли в восторг и заставили два раза остановиться, чтобы запечатлеть и разобранную одноколейку, и себя на фоне гигантских сосен. Вскоре Вадьке захотелось протереть глаза: по левую сторону от насыпи он увидел сторожевые вышки, под козырьками которых были явно видны фигуры часовых с оружием. Да ещё каким: винтовками вместо современных автоматов.
Он остановил джип и спросил Лихого:
- Ванька, ты видишь эту хрень?
Лихой прищурился и заявил:
- Солнце прямо в глаза бьёт. Но вроде вышки стоят. Может, в прошлый раз они были скрыты туманом?
- Нет, ты часовых видишь? У них винтовки, как в старом фильме. Да и вышки какие-то стрёмные, из дерева.
- Ну ты глазастый. Я ничего разглядеть не могу. Так что теперь, дальше не двинемся? Может, здесь исправительная колония какая-то...
К джипу подошёл Славик, у которого почему-то не было погоняла, и Шатун с девчонками, облюбовавшими для поездки Витькин форд, что неприятно напрягло Вадю.
- Мураш, почему встал-то? - грубовато спросил Шатун. - И скоро ли увидим ваш офигительный туман?
Вадя объяснил:
- По ходу, слева какая-то охраняемая территория. Колючей проволоки не видно, но она наверняка есть. И вышки деревянные с часовыми при оружии.
Шатун сдвинул на нос с макушки солнцезащитные очки, всмотрелся и сказал:
- Вроде что-то есть... вышки точно. Давайте подъедем ближе. Может, нас не заметят.
Вадя пришёл в раздражение:
- Да нас уже наверняка заметили. Не удивлюсь, если пальнут для острастки. Странно, что эта зона ещё сейчас здесь. Мужичок в Анедыре говорил, дескать, восемьдесят лет назад тут лагеря были. Зэки комбинат строили. А про нынешнее время слова не сказал.
- И что предлагаешь? - тоже взвился Шатун. - Назад повернуть?
Его возмущение дружно поддержали девчонки. Такая фактура, такой сюжетец для блога! Да ещё и эксклюзив!
Решено было съехать с насыпи вправо и разбить лагерь среди сосен, отдохнуть от дороги, осмотреться и пешим ходом подобраться к закрытой территории. Но Вадька всё равно остался недоволен. Не то что он был законопослушным, скорее, наоборот. Но когда дело касалось безопасности его драгоценной тушки, предпочитал осторожничать. И его интуиция просто взбунтовалась, вопя, что ничем хорошим этот поход не закончится.
Насыпь оказалась гораздо выше, чем ожидалось, просто её до половины скрывали заросли астрагала. Вадька чуть не ткнулся бампером в неровность почвы, но справился с управлением.
На этом участке тайги очень кстати не оказалось подлеска, да и место было подходящим для лагеря - сосны-гиганты стояли редко среди сплошного ковра чабреца. Насколько Вадя помнил походы с отцом в тайгу, чабрец - вовсе не лесная трава. А здесь он вытеснил всю другую растительность, даже папоротники. Пока парни возились с палатками, девчонки отправились собирать сушняк для костра и застряли возле длинного холма с воплями: "Голубика! Да какая рясная!" Шатун прикрикнул на них: "Какая вам голубика в июле? Не нажритесь вороньего глаза, а то отравитесь!" Людка огрызнулась: ей ли голубики не знать, идите сюда да сами посмотрите. Шатун продолжил ворчать, но металлические колышки легко входили в мягкую почву, палатки быстро вставали на место, осталось только их окопать вокруг на случай внезапного ливня. Вадя быстро снял слой грунта для костровища, Славик собрал столик и стульчики.
И тут истошно заорала Людка. Вадя и Славик бросились к холму с ягодой, а Шатун продолжил высказываться на тему, что зря потащили за собой девок, теперь каждую минуту нужно возле них прыгать, а не отдыхать.
Рты и руки девушек уже посинели от крупной ягоды. Оказалась, что Людка, решившая пособирать голубику с другой стороны холма, полезла через кустики, но почва под её ногой поехала вниз. Она хотела выпрыгнуть, но под её ногой что-то хрупнуло. И Людка вывернула носком кроссовки часть черепа.
- Ну какая беда - череп в лесу нашла! - глядя на неё сверху сказал Славик. - Укусил он тебя, что ли? Посмотри, верхняя челюсть-то всего с двумя зубами.
Иринка уже сбегала за фотоаппаратом и спустилась к подруге - запечатлеть находку. Вадька подобрал сучок и осторожно перевернул череп. В нём зияла дыра. Когда-то кому-то здесь выстрелили в затылок. Подошёл Шатун и, как всегда, наговорил гадостей:
- Ну что, девоньки, вкусная ягодка растёт на могилках? По ходу, этот холм - одна сторона рва, в который сбрасывали трупы. Если покопать, можно найти ещё останки. Их точно не засыпали, раз так неглубоко кости находятся. Скорее всего, просто почва сползла и чуть их прикрыла.
Девушки обменялись взглядами, посмотрели на свои синие пальцы и дружно бросились к машине. Сейчас они точно опустошат десятилитровую бутыль с водой, станут отмываться и полоскать рты.
- Да вы не смущайтесь, за столько лет трупы сгнили и не опасны для живых! - бросил им вслед ухмыляющийся Шатун. - Они сейчас всего лишь хорошее удобрение. Поэтому ягодка такая крупная, налитая и ранняя!
К "похоронной темке" присоединился Славик:
- Вообще-то зэков всегда зарывали, как всех людей. За что этим несчастным открытый ров достался? Так только фашисты во время войны делали.
- Думаю, в лагере какой-то бунт случился, вот и понадобилось быстро зачистить большую группу, - с видом бывалого палача заметил Шатун. - А закапывать по-человечески - зряшный труд, и так сойдёт.
Вадька сучком вывернул из почвы жёлто-коричневую берцовую кость и решил поставить зазнайку Шатуна на место:
- Я даже знаю члена похоронной команды. Это бурый медведь. Мишки вообще любят свой обед сквасить, прикопав где-нибудь, а потом уже съесть.
- Кстати, уже жрать хочется. Пойду девок напрягу, чтобы стол накрыли, - выдержал позу истинного циника Шатун.
Незаметно небо затянуло тучами, подул ветерок и приволок за собой тучи гнуса. Репеллент против такой орды кровососущих гадов помог плохо, сразу вспомнился Дмитрий из Анедыря, который носил противомоскитную рубашку.
Когда парни закончили перекус, а девушки выдули половину большого термоса горячего чая, Вадя заметил, что от насыпи через верхушки цветков астрагала в сосняк сочатся языки тумана. Скоро в разбитом лагере станет стыло и влажно. А сушняка-то так и не набрали!
- Пойду срублю сухую сосенку или веток пособираю. Кто со мной? - сказал Вадя, беря топорик.
Но друзья не откликнулись. Девушки, понятно, ещё не отошли от находки за холмом. Недаром у них нет аппетита. А Шатун с Лихим и Славиком, видно, впечатлились рассказом о медведях. Так Вадя подумал тогда. Позже он понял: причина того, что он отправился за сушняком один, была совсем в другом. Просто судьбой было суждено, чтобы на этом закончился его поход.
Он отошёл совсем недалеко и набрёл на сухое деревце, которое не смогло вырасти среди мощных столетних собратьев. С удовольствием помахал топором, потому что стволик рубился легко, как спичка, со смачным треском. Вадя оглянулся: нет ли ещё поблизости таких же...
И ступил на кудрявый чабрец у комля громадной сосны. Нога ухнула вниз чуть ли не по самый пах, а сам Вадя грохнулся на землю. Колено рванула тупая боль, и он, опершись руками, попытался осторожно вытащить ногу. Но не тут-то было: что-то обхватило голень с такой силой, что Вадя заорал от невообразимой муки. Ногу выше шнуровки берца пронзили железные штыри. Мелькнула мысль о спрятанном в яме капкане, но рассуждать дальше стало невозможно от боли. Он снова заорал, не видя того, что уже сбежались друзья.
Шатун потряс его за плечо:
- Что случилось, бро? Перелом? Давай-ка мы тебя под мышки вытащим.
Вадя ответил воем: к боли присоединилось ощущение того, что его что-то упорно волочёт вниз. Славик и Шатун, самые сильные в компании, снова попытались вытянуть его. Перед глазами Вади всё помутилось, и он в последнем проблеске сознания увидел то, что удерживало его в яме...
Очнулся он на земле. Заплаканная Иринка вытирала его лицо мокрым платком, рядом на карачках стоял Шатун и сокрушённо мотал головой, а Славик уже стянул один из берцев, разрезав шнуровку, и теперь кромсал штанину джинсов.
Нога полыхала огнём, но боль стала терпимее.
- Вадя, по ходу, у тебя открытый перелом да ещё рваные раны. В капкан угодил, что ли? - спросил Лихой.
Его трясло только от вида Вадькиной ноги.
Людка с обрубком дерева в руке сказала:
- Я посбивала траву и яму проверила. Нет там ни капкана, ни железяк, которые бы могли порвать ногу.
Вадя знал, что именно его ранило, но решил смолчать. Всё равно не поверят, скажут, что бредил. А может, это и в самом деле был дичайший, под стать боли, бред.
Лихой, сам бледный, как смерть, с ужасом в дрожавшем голосе сказал:
- Люда, тащи аптечку и полотенца. Нужно кровищу остановить и шины наложить. Да быстрей давай!
- Ничего себе... Нога на глазах чернеет и раздувается... - прошептал Шатун. - В больницу нужно... Срочно!
В другой раз Вадя пришёл в себя уже на спальнике, с привязанными к ноге палками. Вместо друзей он видел только размытые силуэты в плотном молочном тумане. И эта взвесь мельчайших капелек воды не была его глюком, он ощущал её на лице, слизывал с потрескавшихся губ. Даже толстовка, майка и джинсы были влажными. А голоса друзей доносились глухо, издалека.
Они спорили, что делать.
- Может, всё же подъехать к тем вышкам, покричать, попросить помощи? - как заезженная пластинка, повторяла Ирка.
- Да я ж тебе говорил, что в таком туманище не получится. Уже попробовал поехать вперёд, но будто в вязкое облако попал. Здесь-то хотя бы нормальная видимость, а впереди - чёрт знает что, - отвечал Шатун. - Давай попытаемся добраться до Анедыря. Связи там нет, но рация-то должна найтись у кого-нибудь.
- Какой тебе Анедырь? Ты видишь, что с его ногой творится? Нужно везти в район, туда, откуда можно в МЧС позвонить. Только вертолёт и нормальная больница - вот что спасёт Мураша, - возражал Лихой.
Вадя попытался дотронуться до повязки, которая жутко, как клещами, сжимала ногу. Нащупал валик вздутой плоти вокруг мокрого полотенца. Поднял пальцы к глазам, и увидел, что они красные. И вообще, с того момента, как он стал видеть, слышать и шевелить руками, вернулась боль. Показалось, что его заживо поджаривают на костре.
- Обезболивающего... вколите... - попросил он, еле ворочая раздувшимся языком.
- Вадечка, я тебе пол-аптечки вколола, - сказала Людка, оттеснив от него Иринку. - И кетонал, и антибиотик. Больше, наверное, нельзя.
И она сунула ему под язык капсулы валидола.
- Короче, сейчас мы тебя, Мураш, в джип перетащим. Лихой за руль сядет. Я поеду за вами на форде. Провожу до района и за народом вернусь. Ты как, переноску выдержишь?
- Ннне... ззнаю... - прошептал Вадя, которого стало трясти. - Вводки наа... лейте...
- Мураш, бро, потерпи. Нельзя водки. У тебя наверняка температура под сорок. Сердце может не выдержать, - сказал Шатун с таким состраданием в голосе, какого от него даже не ожидалось.
Вадя прокусил губу, чтобы не орать, пока парни тащили его на заднее сиденье джипа. Въезд на насыпь оказался адовым испытанием, но раненому удалось выдержать его без потери сознания. И он с последний раз увидел лица Славика, Иринки и Людки, приникшие к стеклу. Почему-то почудилось, что Иринка заходилась криком: "Беги, Мураш, беги! И не возвращайся!" Но его девушка всего лишь кривила губы в беззвучном плаче - он разглядел это очень отчётливо.
Лихой погнал джип вперёд, и Ваде неожиданно полегчало, хотя минутами ранее было больно даже шевелить глазами. От колей, полных воды, брызги летели и на стёкла джипа. Они оставляли тёмно-красные, почти багровые потёки. Однако Вадю уже не волновали всякие странности.
Лихой и Шатун два раза останавливались, чтобы посовещаться. Они спрашивали, как Вадя себя чувствует, и он уверял их, что вполне терпимо; интересовался, какого чёрта они тормозят, а не гонят в район.
- Понимаешь, Мураш, поворота влево на Анедырь нет. Мы уже съехали с насыпи одноколейки, попёрли по старой дороге, а кругом - лес стеной. Витька даже назад возвращался, чтобы проверить, не проскочили ли мы этот долбаный поворот, - сказал Лихой. - Неймётся ему, что в той дыре нельзя найти рацию. А теперь получается, что и самой дыры нет. Сейчас дольём бензина из канистр и рванём прямо в район.
В Полурытовском фельдшерском пункте Ваде поставили капельницы в обе руки, кольнули чем-то туманящим голову, отшибающим все мысли. И он в странном полусне дождался не вертолёта, а обычной скорой, которая помчала его в город. Когда Вадю поздним вечером или ночью - осталось непонятным, что это за темнота: время суток или болезненный глюк - стали вкатывать на носилках в приёмное отделение, он увидел рядом друзей. Прошептал:
- Вы почему здесь? Ребята-то в лесу одни, без транспорта.
Шатун сказал:
- Ты, главное, не волнуйся. Сказали, что тебя прооперируют, но не дрейфь, прорвёшься. Менты ещё в Полурытово заставили нас написать объяснительные и велели ехать в город, обратиться в ОВД с заявлением.
- Каким ещё заявлением? - еле слышно сказал Вадька.
- По поводу твоих травм. Ты же весь чёрный, они думают, что тебя били. Да ещё нога... Короче, не волнуйся, ничего с ребятами не случится до завтра. Ну ладно, держись, а мы съездим в ментовку, - ответил Шатун.
О том, что Шатун и Лихой так и не вернулись за ребятами в лес, Вадя узнал только через неделю после операции и реанимации, когда к нему допустили измученных бедой родителей. Он бодро сказал им, что перелом ему успешно прооперировали, порванные мышцы зашили, зачем-то покопались в черепушке, но тоже благополучно. На вопросы, кто это сотворил с ним, Вадя ничего внятного ответить не мог. С удивлением узнал, что друзья сейчас пока в изоляторе временного содержания, а про девчонок и Славика отец и мать ничего не слышали.
А потом к нему нагрянули сразу трое ментов. Вадя рассказал всё как было, утаил только воспоминание о том, что именно сломало ему ногу, порвало мышцы и привело к молниеносному сепсису. Ещё он потребовал сведений об оставшихся в лесу товарищах. Менты три раза по кругу задали совсем тупые вопросы, про девчонок и Славика отвечать не захотели. Они явно пытались выяснить, не друзья или, может, какие-то чужаки отделали Вадю так, что потребовались операции.
Правду он узнал только через месяц, когда друзей выпустили из ИВС, и они сразу же навестили его.
Во-первых, Лихой напрочь позабыл об их предварительной поездке в Анедырь за чокнутым дедом, о том, что тот помер, и о рассказе об одноколейке от мужичка по имени Дмитрий. По Ванькиным словам, у него вообще не было никакого деда, а сманил его в поездку сам Вадя.
Во-вторых, когда в ментовке Лихой и Шатун заявили о друзьях в лесу, их показания проверили. И оказалось, что все слова ребят - ложь. Родители Славика и Людки сказали, что студенты уехали на практику в Забайкалье, в какой-то заповедник, а Иринка потянулась за ними следом, хоть и училась на другом факультете.
В-третьих, из Ваньки и Витьки тоже попытались выдавить сведения о нападении на Вадю на основании показаний полурытовского участкового и фельдшеров о том, что парни и одна машина были в крови. И кровотечение было таким обильным, словно пару бычков прирезали. После разговора с пострадавшим менты пытались пришить друзьям покушение на разбойную кражу скота в фермерском хозяйстве, что иногда случалось в их краях. Но заявлений никаких не поступило, и после объезда хозяйств и ближних сёл ребят выпустили.
Вадя решил, что Лихой попросту смалодушничал, не захотел считаться источником всех несчастий. Но на него следовало забить. Главное - узнать, что с девчонками и Славиком. Ладно, пусть они солгали родителям о практике, не стали говорить о походе. Но что с ними сейчас, через месяц после того, как их бросили в тайге? Менты даже телодвижений никаких не сделали по поиску пропавших, потому что не нашли снимков тумана в телефонах Вади и Ваньки.
Вадю выписали из больницы на костылях. Шатун рвал и метал из-за того, что с них взяли подписку о невыезде, а батя отобрал форд. Теперь самостоятельное расследование не начнёшь. Родители брошенных в тайге ребят подали заявление о пропаже только ближе к сентябрю.
Компанию снова потянули в ментовку. Теперь к их словам отнеслись ответственнее, потому что стали подозревать в искажении и сокрытии сведений о пропавших. По результатам облёта окрестностей Полурытого на вертушках не обнаружили ни заброшенного села Анедырь, ни места, на котором сначала хотели построить город и комбинат, ни мифической территории с вышками.
Вот тогда-то Вадя и дал слабину, рассказал отцу о причине раны. И тут же оказался в санатории, где его стали лечить по психиатрической части. Да и в самом деле, кто же поверит человеку, который утверждает, что ему в ногу вцепилась скелетированная рука из-под земли, переломила голень и потащила вниз!
Друзья перестали даже звонить ему, пока он лечился. И Вадя их понимал: им сейчас труднее. И вовсе не из-за следствия. Они наверняка винили его, ротозея Мураша, которого угораздило травмироваться не в том месте и не в то время. Ему и самому приходилось нелегко: он несколько раз в день вспоминал лица Иринки, Люды и Славика, прильнувшие к стеклу. А когда засыпал, то слышал голос своей девушки, который кричал ему - беги и не возвращайся. И каждой ночью Вадя видел один и тот же сон: он бежит назад по колеям насыпи, весь забрызганный красной водой. Такой сон, по его мнению, мог означать только одно - пропавших уже нет на этом свете.
После Нового года Ваде позвонил Шатун и попросил разрешения навестить. Это порадовало: полоса отчуждения кончилась, друзья перестали злиться на него за случившееся и за то, что следствие ударило именно по ним, а Вадька отсиделся в больничках. Он выставил на стол всё, что осталось после праздников, налил ребятам чаю, а перед собой положил пачку сигарет.
Поредевшая наполовину компания обсудила действия ментов, которым так и не удалось найти девчонок и Славика.
- Прикинь, их просто подали в розыск! Сбежали, мол, на поиски свободной жизни, - процедил сквозь зубы Шатун. - Весной, после схода снега нужно самим ехать. Может, тела найдём. Или ту долбаную колонию или зону. Вдруг их там удерживают?
- Я вот что думаю, - сказал Лихой. - Ребята переночевали в лесу, поняли, что ты, Шатун, за ними не вернёшься, да и отправились по насыпи. За сутки вполне могли добраться до Полурытого. Знаете о сельхозпроме того района? Сплошные поля, теплицы и скотные фермы. А кто там работает при таких объёмах? Только рабы какие-нибудь. Вот в Полурытово их и удерживают. Нужно отряд волонтёров собрать и прошерстить этот райцентр. На ментов надежды мало, у них свой принцип: рука руку моёт.
- Ты ещё скажи, что Славик с девчатами на конопляное поле набрели. И остались там вечными сторожами, - сердито бросил в ответ на слова Лихого Шатун. - Или на зверя наткнулись.
Вадя понял, что между Ванькой и Витькой давно нет согласия и злятся они не столько на него, сколько друг на друга. Значит, хуже не станет, если он вставит в их речи свои три копейки. Ему даже всё равно, если сочтут его идиотом.
- Шатун, а почему ты форд-пикап ребятам не оставил? Мог бы ко мне с Лихим сесть, места бы хватило, - спросил Вадя.
Витька уставил глаза в свою кружку с чаем, а потом поднял горький взгляд на Вадю со словами:
- Менты уже меня сто раз об этом спрашивали. Пожалел я батину машинку оставлять, понимаешь? Пожалел! Он так над ней трясся, и, если бы что-то случилось, он бы меня с дерьмом съел. Ну, скажи, что я хреновый друг и сволочь...
По взгляду Лихого Вадя понял, что тот именно так и считает. Стало быть, причина раздора товарищей прояснилась.
- Ну а ты, Лихой, почему лжёшь, что попросил меня заехать за чокнутым дедом?
Ванька посмотрел на Валю чуть ли не с ненавистью, но, похоже, ответил правдиво:
- В наших семьях знали, что в тайге живёт родственник, дедок-отшельник, только до него дела никому не было, живой он или мёртвый. И не собирался я его забирать, так, захотел просто посмотреть, что у него за изба и хозяйство.
- Ну ты красава! - злобно вставил Шатун.
- А почему дал показания, что никакого Анедыря не знаешь и это я тебя туда заманил?
Лихой взорвался и выкрикнул:
- А ничего, что мы поворота вправо на село не нашли? Ты хотел бы, чтобы меня сочли идиотом или шизиком, который утверждает, что село есть, а на самом деле его нет? Ты-то весь травмированный да больной, с тебя какой спрос? А с меня был бы совсем другой...
При словах "идиотом или шизиком" Вадя отвёл глаза, но сказал тихо и миролюбиво:
- Нам нечего предъявлять друг другу. Каждый из нас стоит других. Все не герои. Только пострадали Славик и девчонки.
На минуту за столом повисло молчание. И Вадя решил продолжить:
- Давай вспомним слова странного мужичка Дмитрия. Город и комбинат хотели строить в том месте, где было полно бесплатной рабочей силы - заключённых в лагерях, но потом передумали. Значит, была какая-то очень важная причина. И Дмитрий её назвал: там гиблое место, много людей пропадает.
- Да помню я... - признался Лихой.
- Вот, - продолжил Вадя, - а если ещё вспомним холм, где человеческие кости почти на поверхности лежат, да чёртов туман, да... Короче, в той яме меня схватила мумифицированная рука и сломала мне кость. Да ещё порвала ногтищами мышцы.
Парни уставились на Вадю круглыми глазами.
- Да ладно тебе... - тихо проговорил Шатун. - Почудилось просто от боли. Такого не бывает.
- Именно так и случилось. Странно, что Люда ничего не обнаружила в яме. Но отвечаю: я чётко увидел эту руку, когда Шатун и Славик меня вытаскивали.
- А почему нам не сказал? - возмутился Шатун. - Мы бы все сразу оттуда рванули! И ребята не пропали бы!
- Или назвали бы идиотом и шизиком, - парировал Вадя. - От этой руки у меня моментально началось заражение всего организма. В виске даже гнойник вскрыли в больничке. От смерти меня спасла Люда, которая сразу накачала антибиотиками. А так бы я сдох прямо в дороге.
- Что же это за хреновое место? Там скопилось зло? И оно до сих пор живо? - пробормотал Лихой.
Вадя сказал свои соображения:
- Не зло, а участок какой-то геофизической аномалии. Люди, трупы, деревни, лагеря исчезают и... появляются. Потом снова пропадают. С этим как-то связан туман и вода в колеях на насыпи. Заметьте, они остались там со времён, когда разбирали одноколейку и вывозили части комбината. За восемь десятков лет вряд ли кто-то ездил по насыпи на тяжёлом транспорте. Там лесодобыча запрещена.
Шатун помахал рукой, разгоняя дым от Вадькиных сигарет, открыл форточку и несколько минут стоял, подставив лицо порывам холодного ветра. Потом поглядел на друзей. Лихой уплетал вкусный салат, сделанный Вадькиной мамой, хозяин квартиры смолил очередную сигарету. Лицо Шатуна исказилось от непреходящей душевной боли, и он обратился к Вадьке:
- Значит, все эти локации: насыпь, туман, вышки, несуществующее село - нечто вроде миража? Поэтому тумана нет на фотках в телефоне?
Вадя ответил:
- Ошибаешься, мираж как раз можно сфотографировать. А вот то, чего нет в настоящем времени, нельзя запечатлеть на снимке.
- Ладно, пусть так. Если то... или те, что пропали, рано или поздно появятся, то почему ещё не вернулись Славик и девчонки? - Шатун явно гнул свою линию в рассуждениях.
И Вадя догадался, какую именно, и ответил:
- Потому не вернулись, что время ещё не пришло. Скорее всего, это явление циклично. Может, туман появляется только раз в год. Если мы отправимся на поиски весной, то ничего и никого не найдём. А вот если в июле... То очень даже может быть.
Шатун вернулся к столу и заявил:
- Значит, выждем до июля. И пройдём ещё раз весь путь. Мураш, ты как, нагрузки выдерживаешь? Я сам займусь твоими тренировками. И кончай дымить, как паровоз. Лихой, что думаешь?
Ванька ответил с полным ртом:
- Чего тут думать? Выждем и пройдём.
Этот разговор сплотил распавшуюся было компанию. Шатун перестал тренироваться в институтской секции лёгкой атлетики, утром и вечером гонял Вадю в парке. Все травмы раненого и так заживали хорошо, кроме душевной, конечно. А с помощью друга он к концу мая почти обрёл свою прежнюю форму. Лихой вдруг проявил свой затаённый интерес ко всякой паранормальщине, то и дело скидывал Вадьке ролики о внезапной пропаже людей во всех точках мира. Да ещё взял привычку заходить по вечерам на чай с бесконечными разговорами о всяких чудесах. Однажды предложил сходить к городской не то ведьме, не то медиуму, чтобы связаться с исчезнувшими друзьями. Вадька, чтобы не обижать друга, тактично смолчал. Не потому, что был совсем уже ярым материалистом. Просто у него была своя теория.
Советы врача-оптимиста помогли. Вадька уже не прятался под одеялом, дрожа и обливаясь потом, когда в ушах раздавался голос его Иринки, пытался мысленно обратиться к ней, сказать, что он никуда не побежит, а наоборот, вернётся к ней. И даже в преследующем его сне пытался остановиться посередине кровавой колеи и обернуться к тому, что гнало его прочь. Вместе с улучшениями душевного состояния росло понимание: это именно он должен был остаться в тех гиблых местах, а не друзья. Но готовности всё повторить и исправить в себе не находил. Не нашёл и тогда, когда Шатун объявил о походе...
Витькин батя вовремя свалил в командировку, и друзья должны были выехать не в пятом часу утра, как в прошлый раз, а после обеда, чтобы к вечеру оказаться в Полурытом, осмотреться, с людьми поговорить. Мысль об удерживании пропавших в качестве рабов на сельских хозяйствах стала общей, и это нужно было проверить на месте. Но и Вадькины фантастические рассуждения друзья приняли как вполне возможные. А сам он отчаянно не хотел нового похода, пусть даже в честь памяти о друзьях. Он боялся, что станет разменной монетой для странных земель, превращающих прошлое в настоящее и наоборот. Но отказаться не мог. Любая отмазка выглядела бы враньём призрачной Иринке, которая так беспокоилась и предупреждала его. Он пообещал ей вернуться и должен сделать это. Да и врач советовал не прятаться, а идти на свой страх.
Зажиточное районное село Полурытое с вершины пологой горы напоминало кирпично-красного паука, вокруг которого была раскинута сеть из ферм и теплиц. Простых бревенчатых изб была самая малость, но и они часто скрывались за добротными заборами из профлиста. Только два длинных барака находились ближе к выезду из села. Видимо, там и жили сезонные работники. А может, и сельхозрабы... Очень кстати рядом был расположен новенький мотель, распространяя из зоны барбекю заманчивый запах жарившихся шашлыков. "Красиво жить не запретишь", - улыбнулся Лихой. А Шатун буркнул, что владельцы вовремя подсуетились - через Полурытое проходила одна из центральных трасс области. Ребята сняли на сутки четырёхместный номер для троих, поддавшись уговорам хозяина, что сейчас повалят ягодники, лесной клубники-то на редколесье немерено, и мотель окажется забитым под завязку. Трепливый Лихой разговорился с шашлычником в ожидании заказа, поинтересовался, хорошо ли платят наёмным рабочим на фермах и в теплицах, и получил ответ: если бы людям не платили, то они бы и не работали. Ребята, поедая по второй порции шашлыка, налюбовались, как народ возвращался после трудов в бараки, и пришли к выводу, что здесь всего лишь грамотно организованное сельхозпроизводство без всякой рабской силы.
Утром Шатун выехал на объездную дорогу, которая змеилась вдоль полей, и направил форд-пикап на север, в тайгу. Вадька трясся на заднем сиденье и изо всех сил сдерживал приступы паники, старался не слушать голос Иринки, побуждавший его бежать прочь и не возвращаться. Похоже, что он впал в забытье, потому что вдруг очнулся от радостного вопля Лихого:
- Вот он, поворот на Анедырь! На месте! И как мы его могли не заметить в прошлый раз?
Вадьку почему-то возмутила радость в голосе Лихого. А потом паника снова сжала грудь холодной лапой: лучше бы им вернуться домой. Ведь если по его теории друзьям суждено снова появиться в этом мире, то всё произойдёт и без несчастного Мураша, Лихого и Шатуна.
- А заедем-ка мы сюда, - крутанул руль Шатун. - Поговорим с аборигенами. Поглядим на село-заброшку. Заодно и сфоткаем для ментуры, которая облажалась при поиске.
Через несколько минут Лихой, глядя в окно, стал возмущаться:
- Ну ничего себе! Не было год назад такого! Прекрасно помню, что многие подворья выглядели вполне обжитыми! И собаки бегали, и козы в заброшенных огородах ходили. А вон и колонка, из которой мы воду качали.
Шатун остановил машину возле колонки. Лихой выскочил, попытался подёргать заржавленную ручку.
- Да не старайся, всё бесполезно. Тут лет пятьдесят воду не брали, потому что её нет! - сказал Шатун. - Выходи, Мураш, осмотрись да объясни по своей теории: как так получается, что всё, вернувшееся из прошлого, выворачивается наизнанку.
Вадька нехотя выбрался из машины. Всё вокруг выглядело так, как он и ожидал, - полной разрухой и запустением. Покосившиеся, вросшие в землю избы; лесной молодняк в огородах, сплошной бурьян и ядовито-зеленая крапива, почти скрывавшая чёрные доски развалившихся сараев. А странный мужик Дмитрий, наверное, им тогда просто почудился. Но тут о нём вспомнил Лихой и сказал, что единственный человек, встретившийся им тогда, провёл их на кладбище со свежей, скорее всего, последней могилой троюродного деда.
Проехали к кладбищу. Оно превратилось в буйно заросшую поляну. Только кое-где виднелась сквозь бурьян ржавь пирамидок да объеденные временем части крестов.
- Во! Тропинка есть! - снова заблажил Лихой. - По ней нас Дмитрий к могиле провёл!
И бросился вперёд. Вадька подумал, что никакой могилы они не найдут, и ошибся. На расчищенном месте желтел песок холмика в деревянной оградке с остатками облупившейся ядовито-синей краски, торчал такой же облезлый крест. Вадька не помнил, была ли на нём фотография усопшего, но сейчас под перекладиной креста в стеклянном овале мутно глядел на мир портрет, отсыревший напрочь.
Лихой торжественно заявил:
- Вот тут упокоили моего деда, Лихоносова... имя я забыл, а надписи почему-то нет. Мураш, посмотри, даже следы остались, где мы втроём с Дмитрием сидели. А ещё окурки и смятая пачка папирос "Казбека", которые этот Дмитрий смолил.
Вадя не ответил, потому что оцепенел от холода, пронзившего его с головы до ног. Ему явственно показалось, что на могильной фотографии - тот самый Дмитрий. Может, его фамилия была Лихоносов? И это умерший Ванькин родственник встретил их тогда, направив к месту туманной завесы?
- Как ты всё это объяснишь, Мураш? - спросил Шатун. - Молчишь?.. Ну ладно, поехали дальше.
Через два часа Шатун остановился, вышел из машины, стал рассматривать землю.
- Эта одноколейка словно из-под земли берётся. Вообще-то она должна начинаться гораздо дальше, от самого Полурытого, где есть станция, наконец сказал он. - Странно это... Здорово смахивает на то, что её специально снесли. Ну да, место-то гиблое. Едем дальше.
И вскоре они увидели тот самый туман, похожий на полотно, растянутое между верхушками самых высоких сосен по обе стороны насыпи. До того места, где в прошлом году исчезал подлесок и они сворачивали вправо, было ещё далеко. И ехать в сплошной молочной взвеси было неразумно.
- Выходим, пройдёмся налегке. Если... - Голос Шатуна дрогнул. - Если на месте нашего бывшего лагеря... что-то изменилось, сразу возвращаемся с ребятами. Если нет, перенесём вещи и станем ждать. В конце концов, туман-то тоже исчезает.
И они зашагали в неизвестность вдоль колей, полных воды...
Сначала видимость была нулевой, перед Вадькой темнел силуэт Лихого да слышались шаги по гравию. Потом подул ветерок, и слои тумана стало относить назад.
- Вон то место, где мы с насыпи съезжали-выезжали! И следы шин видны! - снова обрадовался Лихой.
Ребята с частым биением сердец спустились, продрались сквозь заросли астрагала, который возвышался гордо и непобедимо, будто его ранее и не месили колёсами. Ветер понёс туман поверху, над насыпью, а носы защекотал запах дымка! Кто-то жёг костёр прямо там, где они разбили лагерь в прошлый раз!
Шатун обернулся к Ваде и торопливо сказал:
- Слышь, Мураш! Иди медленно и осторожно, не хватало того, чтобы ты сейчас куда-нибудь свалился! А я побегу!..
И рванул вперёд, в величавый сосняк, который неторопливо махал ветвями на ветру. Лихой бросился за ним.
Вадьке стало обидно. Но Шатун прав. Это место явно невзлюбило его. И стоило бы поберечься. Он с нетерпением ожидал радостных криков встретившихся друзей, но не услышал их. Зато почуял запах крепкого табака. Вот бы затянуться сейчас! Глотнуть дыма хоть дешёвых папирос, хоть махорки или самосада. Откуда ему вдруг стало известно, каковы по ощущениям курильщика махорка и самосад, Вадя даже не задумался. Раньше он такие слова только по книжкам знал. И поэтому просто осторожно двинулся вперёд, пока не услышал голос Шатуна:
- Здравствуйте! Мужчина, а вы здесь ребят, парня с двумя девушками, и палатки не видели?
- О, какие явились! Здравствуйте-здравствуйте... Откуль вы сами-то будете, ребяты? - послышался чуть надтреснутый или сорванный когда-то голос.
И главное, что он показался знакомым!
- Мы из города. Друзей своих разыскиваем, - ответил Шатун.
Вадька наконец-то вышел на поляну из-за сосен и сразу же схватился за шершавый ствол одной из них.
Ковра из чабреца не было, как и двух палаток - синей и зелёной. Пропавших друзей тоже. На ровном пространстве торчали пеньки спиленных деревьев, желтела почва продолговатых холмиков, словно на кладбище. А на сосновом обрубке сидел у костерка мужик, странный до невозможности, курил и ждал, пока закипит вода в чайнике совершенно дикой формы. Подальше нахохлилась землянка. Бревна ещё не почернели, но на земляной крыше уже клочками проклюнулась травка.
Лихой вдруг взрыднул, но вытер глаза и спросил неизвестно кого:
- Куда всё подевалось-то?
- У нашего Мураша спроси. Наверное, у него своя теория на этот счёт, - зло ответил Шатун, но сменил интонацию и дружелюбно обратился к мужичку: - В прошлом году мы оставили здесь троих друзей, чтобы одного... раненого отвезти в больницу. Они в город не вернулись, пропали. Вот мы и приехали сюда...
- Помянуть хотите? Благодатное дело. У меня в землянке чуток самогонки сохранилось. С последних помин то есть осталось. Наш старший сержант Семён Петрович - великой души человек. Никогда не забывает про то, что у меня тут особый пост, всегда литровку сунет. Ещё и пачку "Казбека" подарил. Хотите затянуться? - протараторил мужик, явно соскучившийся по собеседникам.
- Найти, а не помянуть! - рявкнул Шатун. - У вас тут поблизости колония, или зона, или лагеря есть? Как туда пройти? Может, наших друзей там удерживают?
Лихой же отвернулся и уткнулся носом в плечо. А Вадя отрешённо прислушался к далёким звукам. Это были стук, скрежет... И в этих звуках скрывалась поправочка к его теории: прошлое возвращалось само по себе, а не по желанию человека из настоящего. Оно могло оказаться любым.
- Конечно, есть, - ответил мужик. - Два лагеря, которые теперь в один объединили. Зэки трудятся, одноколейку разбирают. Скоро вот паровоз два вагона с рельсами и шпалами повезёт. Потом назад вернётся.
Шатун дёрнулся было, ведь на насыпи оставалась его машина.
Вадя сказал:
- Спокойно, Витя. Пикапу ничего не сделается, ведь его нет в этом времени. Давай лучше с человеком поговорим.
И первым уселся обрубок бревна у костра, спросил:
- Вас как зовут?
- Вольнонаёмный я, Дмитрий Андреевич, здеся у меня особый пост. Семён Петрович так и сказал, мол, задача у меня архиважная. Да и никто, кроме меня, не соглашался...
Вадя зорко оглядывал ещё одного Дмитрия. Вроде он не совсем старый, но от светлых глаз, рыжих бровей и рта со шрамом веяло чем-то древним... Да и детали его одежды - простецкой дерюжной куртки, выцветшего от времени трико и сапог-болотников - показались странными. Ещё солдатская пилотка прошлого века на голове... Этот человек здорово напоминал анедырьского Дмитрия. Но нельзя точно сказать, что это он, только моложе.
И тут не выдержал Шатун:
- Ты можешь трепаться с ним, сколько хочешь. А мы с Лихим пройдём до этих лагерей, - и обратился к Дмитрию: - Ваше начальство нас примет?
Дмитрий ответил:
- Примет, отчего ж не принять? Только вы идите вдоль путей, сначала обратитесь к кому-нибудь из охраны. О вас доложат, а уж дальше, как начальству будет виднее. В обход, к проволоке не подходите, часовые у нас все с военным опытом, пальнуть могут с вышки.
Шатун бросил ненавидящий взгляд на Вадю и направился с Лихим к насыпи.
- Охохо, - сказал Дмитрий, - человек, он такой. Тайгу понять может, зверя всякого, а вот друг друга - не всегда. Ну да ладно, давай с тобой чайку лесного хлебнём.
И он снял с огня чайник, вытащил из-за пазухи тряпицу с какими-то травами, высыпал часть в чайник и накрыл крышкой.
- Особенная у меня посудина, от предшественника моего осталась. Догадался, из чего чайник сделан?
Вадя помотал головой.
- Из корпуса снаряда Первой Мировой. Чуть передержишь на огне - может распаяться. Но среди зэков такие умельцы случаются! В землянку пойдём или на ветерке чайку похлебаем?
- На ветерке, - ответил Вадя.
Дмитрий принёс кружки, и Вадя чуть не обварил рот обжигающим чаем. Но очень терпкий, вяжущий напиток быстро успокоил боль. Он спросил:
- А почему не стали строить комбинат и теперь приходится демонтировать одноколейку?
- Так земля здесь какая-то особенная. В старину бы сказали, что тут место силы. И пусть передовая советская идеология эту силу отменила, на самом-то деле она никуда не делась. А ты откуда знаешь, что секретный объект строить хотели? Не шпион ли ты?
Вадя ответил как можно убедительнее:
- Я друзей ищу. И ты знаешь, что мы не шпионы.
Дмитрий помолчал и признался:
- Верно, знаю. Много здесь всяких бродит. Не шпионят они, просто скитаются. Маются, потому что место гибельное, особенное.
Вадя поинтересовался, что за пост здесь у Дмитрия и в чём его архиважность, как сказал старший сержант.
Тот важно ответил:
- Могильщик я.
Вадя чуть не подскочил с обрубка бревна:
- Могильщик? И что же в этой работе архиважного?
Дмитрий быстренько сходил в землянку за громадной бутылью с узким длинным горлышком, в которой на пятую часть объёма плескалась мутноватая жидкость. Плеснул в кружки со словами:
- Тут долгая история. Будешь слушать?
- Конечно, буду. Эта история связана с туманом?
Дмитрий восхищённо уставился на него:
- Ну и головастый же ты парень! С туманом, с чем же ещё? Вот, слушай меня да постигай: миллиарды миллиардов лет назад, когда всё на земле было другое, это место было руслом реки шириной в море с песчаным руслом. Потом земля победила, поросла лесами, но река осталась туманом. И теперь он вытягивает из земли всё, что в неё попадает. Люди здесь никогда не селились. А в начале прошлого века лагерей понастроили. На свою же голову: придёт туман, и помершие показываются из земли, косяками начинают ходить. И ничто их не может упокоить. Людям они не вредят, просто блазнятся, кажутся то есть. Но до чего ж это неприятно! Гнать или стрелять в них бесполезно, они же и без того мёртвые.
А после войны по решению правительства сюда решили вывезти части большого комбината, который отошёл нашей стране за победу. Приехали учёные с самым главным строителем, всё исследовали и порешили: быть здесь нескольким заводам и новому городу. Только этот главный над всем строительством-то руки на себя наложил, когда туман слизнул заложенные фундаменты и врытые в землю громадные трубы, как корова языком. Вон, видишь сосну высокую, одна ветвь которой вытянулась над землёй? На ней он и повесился. Его с почестями и ружейной пальбой закопали. Так что ты думаешь? После тумана каждый мог видеть, как он вновь и вновь болтается на ветке: то в одну сторону повернётся, то в другую. И только дядя Коля догадался, как в этих местах хоронить нужно: яму вырыть, тело в неё опустить да чуток песочком присыпать, не закапывать. Песочек-то - часть реки, как и вода, что везде, в любой выбоине или низинке выступает. Как и сам туман.
Вадя вытаращил глаза: в прошлом году он свалился в яму как раз возле этой сосны, почти у её ствола. Вновь в ушах раздался Иринкин крик: "Беги, Мураш, беги! И не возвращайся!" Парень содрогнулся, но Дмитрий подумал, что он просто озяб. И ещё плеснул ему вонючей самогонки со словами: "Ты выпей, сразу станет теплее и понятнее. Пей давай, не корчи из себя чужого!"
И Вадя выпил. И вправду, полегчало. Тогда он спросил:
- А как же дядя Коля догадался, что мёртвых нужно только класть в землю, а не закапывать?
Дмитрий важно сообщил:
- Догадался, потому что сам помер!
- Что? Сам помер? Простите, конечно, но у вас что-то с головой...
Дмитрий добавил пойла себе и поучительно сказал:
- Ты сначала дослушай, а потом уже думай, что человек дурак. Как раз после исчезновения фундаментов, труб, ещё чего-то, что больших государственных денег стоит, понаехало сюда людей из НКВД и милиции. Всех в оборот взяли: и главного, и инженеров, и, конечно, зэков. Нужно было найти виновных в таком большом вредительстве. Ну, с зэками разговор короткий был. Привезли их после допросов на грузовике, солдатики ров быстренько выкопали. Ну и сказал майор из НКВД дяде Коле: "Хорони!"
А он глянул: какие-то тела ещё шевелились, кто-то даже стонал. Дядя Коля крикнул тогда майору: "Не дам живых хоронить!" А майор пообещал ему, что он рядом с зэками ляжет. Короче, выстрелил ему в затылок. Тут туман стал наползать, дождь хлынул, и все, кто на кладбище был, уехали до завтрашнего дня. А утром глядь: живёхонький дядя Коля убитых и померших за ночь в ров переложил и песочком посыпал. Вот тогда он майору и объяснил всё: и про землю с рекой, и про туманы эти, и про то, что людям здесь быть нельзя. Так уж получилось, что дядя Коля прозрел, только когда помер. После этого стройку бросили, одноколейку стали разбирать.
Ваде стало страшно рядом с этим сумасшедшим. Под кронами сосен зашевелились сумерки, от насыпи по земле пополз туман. И Шатуна с Лихим что-то долго нет... Вадя вспомнил совет врача проверять видения ощущения и решил продолжить разговор с Дмитрием. Тем более что без друзей он с поляны-кладбища не уйдёт.
- А вы сам-то, Дмитрий, живой ли? - спросил Вадя.
- Живой, конечно. Я ж сразу сказал, что вольнонаёмный. Семён Петрович меня уговорил. И правильно сделал: вскоре дядя Коля исчез после очередного тумана. Правда, срок моей службы давно вышел, а того, кто дело переймёт, всё нету. Вот и жду.
- Как случилось, что дядя Коля исчез?
- Да кто знает-то, - философски сказал Дмитрий. - Может, туман его унёс, может, он рассыпался частичками земли. Исчезнувшие ничего ни рассказать, ни объяснить не умеют. А вот те, кто остались... Прислушайся-ка! Может, кого-нибудь знакомого услышишь.
И Дмитрий поднял вверх указательный палец. Из-под рукава куртки мелькнула оранжевая полоска. И она напоминала цветом противомоскитную рубаху!
Секунду-другую Вадя, обалдевший от подмеченной детали, ничего не слышал. А потом до него донёсся многоголосый говор. К счастью, ни одного знакомого голоса он не различил. Но их шум приближался к поляне! Вадя огляделся и заметил, что пни, песок, ямы уже затянуты слоями пока что прозрачного тумана. Он на глазах густел, обретал плотность, а чужие слова, хлынувшие со всех сторон, звучали громче. Встретить здесь орду всех, вытянутых из земли туманом, Вадя не захотел. И бросился прочь, к насыпи, зашлёпал берцами прямо по воде, которая розовела на глазах. Он оглянулся: между чёрных стен леса на него белой змеёй полз туман.
"Беги, Мураш, и не возвращайся!"
Вода в колеях стала красной. Немудрено, если учесть, сколько людей здесь погибло. И ещё это сигнал о том, что вернувшийся сюда Вадя тоже погибнет. Срок службы Дмитрия ведь истёк...
И Вадя понёсся вперёд.
Он добежал до места, где насыпь как бы исчезала под землей и остановился, потому что дыхание сбилось и грудь опоясала резкая боль. Опёрся руками на колени, как делают бегуны, и попытался отдышаться, успокоить бешеный стук сердца. Успел даже подумать: "Пикапа нет, значит, и парней в этом времени нет. И это здорово, хотя хрен знает, как в одиночку выбираться отсюда".
Вадя зашагал по направлению к Анедырю. От усталости, сильной боли в оперированной ноге потекли слёзы. А ещё ему было невыносимо тошно, потому что его теория не подтвердилась, Славика и девушек он не встретил. И как жить теперь с этими потерями, он не знал. А если... если он ещё и не встретит в нормальном времени Шатуна и Лихого, то, наверное, вообще не стоит жить.
Слёзы хлынули градом, Вадя не успевал вытирать их кулаками или рукавами ветровки. Ещё он думал, что готов сам сдохнуть, но только бы в мире по-прежнему существовало место для его друзей. Лучше уж стать преемником отслужившего своё Дмитрия и остаться здесь навсегда. Вадя уже был готов повернуть назад, но машинально сделал ещё несколько шагов.