НЕ ХОДИТЕ, ДЕТИ, В АФРИКУ ГУЛЯТЬ”...

Я: Ну-ка, милок, расскажи, какая нелегкая занесла тебя в Прагу?

Он: Не умеешь ты интервью брать. Чё сразу Прага? Я лучше буду рассказывать с самого начала.

Я: Ну... давай с самого начала...

Он: Да, так вот, где-то лет в 15 я почувствовал сильную тягу к мужикам. Настолько сильную, что с одного маху совратил сразу троих одноклассников. Забавлялись мы аж до конца одиннадцатого класса. Потом была парочка мелких любовников, которых я уже был готов назвать постоянными и любимыми, но именно в этот момент они меня и бросали. Пошли одноразовые друзья. Часто я ездил в Москву, благо уже вовсю работали гей-дискотеки. Из одного такого вояжа я не вернулся. Мне не очень хотелось назад, к родителям, и поэтому я согласился на предложение одного среднего возраста москвича стать его дамой сердца.

Я: Дульсинея ты наша! Что же ты от предков смылся? Не понимали тебя, бедного, не любили?

Он: Да нет, и любили, и, даже можно сказать, понимали. И про голубизну знали. Папашка, правда, иногда позволял себе выпады по поводу неправомерности сношений в задний проход типа: Как же ты позволяешь, чтобы тебя, парня, в сраку долбили?”, но это были мелочи. До глобальных конфликтов дело не доходило. Просто надоело мне в этой дыре. Летом я сдал выпускные экзамены, получил аттестат без троек и поехал праздновать сие событие в Первопрестольную. Там своего толстосума и нашел. Он часто таскался по заграницам, мне тоже туда хотелось, и пришлось пару-тройку раз возвращаться в Калининград делать загранпаспорт. Мой лавер помог мне купить за четыре штуки баксов военный билет (Чечня была в разгаре, и цены в военкомате на подобный вид услуг резко подскочили). С военным билетом, внутри которого была спасительная от армии астма, я и пришел в ОВИР. Через пару месяцев паспорт был готов. И любовь моя сразу мне объявила, что хочет взять меня с собой в Германию. Сделал мне шенгенскую визу аж на целый год. Мы уже собирали в дорогу шмотки, как неожиданно приключилось расставание. Главный недостаток моей зазнобы был в том, что он был страшно ревнив. И, застукав в своем же доме меня с любовником, указал на дверь. Я особо не возражал - надоел он мне к этому времени. Месяц я прошатался по дискотекам, но столичная жизнь начинала казаться скучной. В один прекрасный вечер кто-то из моих шапочных знакомых бросил мне идею податься в Европу и покорить ее.

Я: Как все просто! Податься и покорить!

Он: Да, это сейчас я знаю, что все гораздо сложнее. Тогда я так не думал. Я был на самом деле очень красивым и желанным всеми парнем. Так почему же тогда не воспользоваться этим и не продать все это за СКВ? Да и приятели уверяли меня, что меня ждет на Западе прекрасное будущее. И я, глупый и наивный, думал, что матушка-Европа если и не упадет к ногам, то хотя бы легкий реверанс передо мной сделает. Как в фильме Девчата”: мужики посмотрят на меня, попадают и сами так штабелями и уложатся.

Я: Надо же, тебя на классику тянет.

Он: Не в классике дело - ностальгия. Да, так вот, я уже видел почти в реальности, как рекламные агенты семенят передо мной и перетягивают меня за огромные бабки. Кто больше заплатит, к тому и пойду,- твердо решил я. Вооружившись ваучером для проезда в Чехию, я сел в поезд Москва-Прага. Моей конечной целью была Германия, а через Прагу выходило гораздо дешевле. С финансами было туговато, аккурат до Германии через Прагу и хватало. В Праге я не стал задерживаться, сразу поехал в Мюнхен. И уже на второй день пребывания в этом городе я окунулся в жестокую реальность. Рекламных агентов и в помине не было видно, а где их искать, я не знал. Деньги кончились совсем, возвращаться мне пока не хотелось, и мне не светил другой путь, нежели чем кривая дорожка древнейшего ремесла.

Я: Да уж, при всем богатстве выбора другой альтернативы нет. С кем-нибудь советовался или сам догадался? И вообще, проститутов было много?

Он: В мюнхенских гей-барах я познакомился с несколькими парнями. Всех их объединяло одно - они были из Восточной Европы. Не только из бывших советских стран. Подавляющее большинство были чехи и словаки. Много было и поляков. При всей своей какой-то внутренней душевной жалкости, они не выглядели бедными людьми. А раз они не бедные, то я и подавно быстро разбогатею,- подумалось мне тогда. Да и спать с кем попало я не собирался. При моей-то внешности!

Я: Ладно, не повторяйся, я тебе не свет-мой-зеркальце-скажи...

Он: А чё, правду говорю. Не забывай, что это я сейчас мудрый. А тогда был глупый и наивный...

Я: На каждого мудреца довольно простаты. Ладно, рассказывай про своего первого клиента.

Он: Он мне особо не запомнился. Средних лет немец. Не из Мюнхена, приезжий. Привел меня в гостиницу, отсосал, дал поспать до утра. Утром чуть ли не торжественно вручил 50 марок, и я ушел.

Я: Многовато для начинающей проститутки. Это что, всем так хорошо платили?

Он: Ниже опускаться ребята себе не позволяли. В Москве бы на это сказали, что парень вышел в тираж. И к тому же у меня перед многими коллегами” было неоспоримое преимущество - хорошие немецкий с французским и сносный английский (учился в языковой спецшколе). А те только и знали Ай гив ю май лав фо фифти ДМ”.

Я: Тебе бы лучше сразу переводчиком... А что, те, которые были поопытнее, за выслугу лет не получали?

Он: Дурной ты! В этой, с позволения сказать, профессии, все наоборот. Чем больше по времени ты в работе, тем меньше шансов эту самую работу и свои кровные 50 марок получить. Да и к тому же не забывай, что только для России этот полтинник относительно большие деньги. На Западе на них день прожить очень сложно, особенно, если еще за крышу над головой платить. Да и к тому же моя щедрая русская душа не позволяла экономить деньги впрок. Слава богу, зима была теплая, не под стать нынешней. Спал я в основном на вокзале, ну а вечером выходил на охоту за толстыми немецкими кошельками. Это, впрочем, продолжалось недолго. В одной из саун меня снял довольно зажиточный бизнесмен, и я так хорошо его отделал, что он наутро предложил мне остаться у него жить. Симпатичный, еще не старый. С хорошим прибором между ног, которым он почти никогда не пользовался. И с роскошной квартирой в центре города. Я выдержал у него целую неделю. И даже это для меня было слишком. Мой-то проститутский опыт пришел гораздо позднее, а в то время от его фантазий в постели меня просто воротило. Позже мне приходилось делать эти вещи не раз, но тогда... бр-р!

Я: Ну-ка попобробнее. Всем известно, что немцы страшно перверзны. Расскажи-ка, что тебе не понравилось.

Он: Ну, если ты это напечатаешь, то, пожалуйста. Он хотел, чтобы я писал на него и какал. Или заставлял привязывать его и трахать целую ночь. И бил я его по его же просьбе до крови. И огромный вибратор ему в зад засовывал. Короче, тогда я к такому еще не был готов. Вдобавок этот Сиги был собственником и хотел иметь меня только для себя, а мне это не нравилось. И в один прекрасный день я снял пару сочных фруктов с этого плодоносного дерева и по-ангийски исчез.

Я: Плоды - это что? Обокрал, что ль, его?

Он: Не скрою, парочку сотен марок прихватил. И поэтому из Мюнхена надо было сматываться. И так начались мои скитания по старушке Европе. Мне это нравилось. Путешествовал я только автостопом. Я побывал практически во всех более-менее крупных немецких городах. Немного дольше я задержался только в Гамбурге. Потом отправился в Амстердам. И везде торговал своим телом, по-другому не получалось. Ничего не скажешь, хорошая школа жизни...

Я: У нас говорили, что армия - хорошая школа жизни. Стало быть, это у тебя было вместо армии.

Он: Понимай, как хочешь. Этот способ жизни залез глубоко под кожу. Ясно, что другого выхода не было, но с этой своей проституции я имел не только деньги, но и собственное удовлетворение. Потому что трах с парнями мне очень нравился. Когда у меня были деньги, и какой-то парень мне очень нравился, я шел с ним бесплатно.

Я: Прям мать Тереза! Ну а наркотики ты пробовал?

Он: Да, но только легкие.

Я: Ну и что после Амстердама?

Он: А после Амстердама меня посетила сумасшедшая идея - поступать во французский иностранный легион. Через Бельгию я планировал добраться до Франции. Я не выглядел как недотрога, равно как не был похож на гомика, и поэтому с физической стороны проблем не возникало.

Я: А как с моральной, там ведь столько симпатичных кусков мяса?

Он: О да, эти куски мяса! Они тянули меня, как магнитом. И я ничуть не боялся оказаться в их окружении. Более того, это-то и было основной причиной, почему я хотел в легион. Я добрался до Марселя. Люблю большие порты. Я мог целыми часами наблюдать за этим вечным портовым движением. Я был пьян этим романтическим колоритом, пахнущим далью и путешествиями.

Я: Мне уже туда хочется...

Он: Зря. Все это было дешево и наивно. Как и следовало предполагать, я кончил в лабиринте портовых улочек, полных блядей обоих полов. В дешевых местных тавернах не было солидных клиентов. Но что это по сравнению с тем, что здесь было полным-полно моряков! Это была еще одна моя страсть - прелестные парни в отлично сидящих на них формах. За ними пидовки тянулись, как цветы за солнцем. Обтянутые форменными брюками попки зачаровывали. Я готов был спать с моряками до бесконечности, но приходилось много работать. В один прекрасный вечер я познакомился на панели с Тибором, моим ровесником. Он был откуда-то со средней Словакии. Объяснялись на русском. Симпатичный, просто обворожительный парень. Как говорит в Словакии, мы стали друзьями через ночь”. Наутро решили заниматься проституцией вместе. Даже несмотря на большое количество клиентов, мы с Тибором трахались каждый день и никак не могли насытиться друг другом. Да, мы любили друг друга. Тибор был первым парнем, в которого я влюбился до беспамятства. Очень быстро я полностью попал под его влияние, и Тибор отговорил меня от сумасшедшей мысли с легионом. Он пришел к своей идее, более реальной, но не менее сумасшедшей. Накопить денег и уехать в теплые края. И жить, как в рае.

Я: Да уж... И где эти самые райские места?

Он: Не язви. Я действительно настолько открывал рот при каждом его слове, что не думал о географии. А раем должны были послужить нам Канарские острова, один из центров гомосексуального туризма.

Я: Надо же, мне всегда Прага казалась таким центром. Хотя, конечно, Канары больше напоминают рай. И как быстро вы дотуда дотопали? И, кстати, как, пешком по воде?

Он: Не торопись. Сначала мы протопали по целой французской Ривьере. Потом была Испания. Мы все больше приближались к югу страны. Разумеется, с гастролями во всех больших городах. Песеты перепадали постоянно. Приятной остановкой был Мадрид. Мне там очень понравилось. Если бы я так не подстраивался под Тибора, обязательно остался бы там некоторое время. Испанцы - очень хорошие любовники и исключительно красивые мужчины.

Я: И сколько эти красивые мужчины платили?

Он: Везде был примерно эквивалент пятидесяти немецких марок. Мы шли дальше, пока не достигли Гибралтара. Это очень интересное место, которое, благодаря англичанам, имеет совсем другой характер, чем остальные города в горячей Испании. Это ворота в следующий притягательный континент - экзотическую и манящую Африку. Мы с Тибором имели уже солидный капиталец. Наняли комнату в маленьком пенсионе недалеко от порта. В первый вечер, после сытного ужина и пары бутылочек потрясающего испанского вина, Тибор меня исключительно горячо вылюбил. Настолько исключительно, что это мне показалось даже странным...

Я: Класс, настоящие испанские страсти!

Он: Только утром я понял, почему. Я проснулся в постели один. Тибор исчез с нашими общими деньгами! Это дерьмо, этот лгун оставил меня в чужом городе совсем без средств. Козел, хоть заплатил за ночлег. И еще сверху: на мои же кровно заработанные оплатил мне комнату на неделю вперед!

Я: Поистине словацкое благородство!

Он: Но я не хотел там оставаться. И не мог - все напоминало о нем. После его подлого поступка я хотел как можно быстрее уехать из тех мест, где мы были с ним. Канары были близки, и я не оставил Тиборову идею. Надо было только подзаработать, и я опять вышел на улицу. И почти сразу меня окликнул очень приятный и симпатичный мужчина. Просто потрясающий мужик! Возрастом что-то между тридцатью и сорока, брюнет, с усиками, элегантно одетый. Клиент-находка, не встречающийся каждый день. Говорил на достойном французском. Представился мне как хозяин бара из марокканской Касабланки. Не скрывал, что приехал в Гибралтар специально для того, чтобы набрать для работы в баре прежде всего светловолосых парней. Еще сказал, что я со своим экстерьером и блондинистыми волосами был бы там, как сексуальная бомба. Говорил, как умная книга, настолько убедительно, что я на это клюнул, несмотря на то, что, пройдя через всю Европу, наивным уже не был. Наша совместная ночь окончательно повлияла на то, что я принял его предложение. Это был дьявол в постели! Настоящий мужик, отымевший меня раз семь за ночь. И каждый раз на все сто процентов! Когда он меня драл, я рассудил, что неплохо будет иметь в качестве шефа такого суперкобеля. А если и не понравится, то от Касабланки до Канар - совсем пустяк. Я, ничего не подозревая, отдал ему свой паспорт, чтобы он утряс все формальности с переходом через границу...

Я: И тем самым совершил фатальную ошибку...

Он: Правильно догадался. Вместо эксклюзивного бара я очутился в самом настояшем мужском борделе в старой арабской портовой четверти Касабланки. Вместе с десятью находившимися там ребятами я стал обычной, доступной любому проституткой. Без идентификации, без каких бы то ни было прав. Кроме одного молоденького негритенка, остальные были братьями-славянами. Симпатичный хозяин бара на поверку оказался младшим сыном хозяйки борделя. Теперь это был циник и грубиян. Днем наше заведение было что-то типа чайной или кафешки. С улицы ничем не примечательный арабский домишко с постоянно закрытыми окнами. Без какой-либо рекламы и вывесок. Интерьер внутри был пестрым, под стать самой хозяйке, противной, толстой страшной арабке, полностью обвешенной золотом. Железной рукой из своего кабинета в углу дома она властвовала всем, включая своих пятерых сыновей. За все время я ее видел лишь раза три. Благодаря ребятам, я быстро входил в курс дела. Не мог, правда, понять, как моему проводнику удалось провести меня через границу. Наверно, взятки берут везде. Я не смел показываться на улицу, не мог также без желания на то клиента выходить вниз в салон. Молодые арабы водили к нам клиентов прямо с пристани или из города, где они имели разветвленную сутенерскую сеть. По сравнению с нами они зарабатывали (на нас, причем) гораздо больше. Каждый из этих вонючих арабов имел фотки всех нас, в ниглиже, разумеется, с готовыми к употреблению членами. Постепенно из нас получались настоящие сексуальные рабы. Наверно, Касабланка - красивый город. Жаль, что я этого не видел. Даже окна наших комнатушек не выходили на улицу, мы могли лишь созерцать дворик с цветником и бассейном.

Я: Примерно так я и представлял себе жизнь мальчиков в арабских борделях...

Он: Нет, конечно, сама обстановка не была уж настолько ужасной. Днями мы плескались в бассейне, бездельничали под присмотром какой-нибудь гориллы. И на жратву жаловаться было грех, только потребовалось немного времени, чтобы привыкнуть. Да, это было лучше пионерского лагеря, но ничто и никогда не могло заменить мне свободы. Это была позолоченная клетка, из которой невозможно было улететь. Те, кто попытался сделать это, кончили плохо. Но то, что это не было совсем невозможным, подтверждает то, что я сиже сейчас с тобой в центре Праги.

Я: А что из себя представлял твой первый клиент там?

Он: Ничего он из себя для меня не представлял. Это был кошмар какой-то! Даже сейчас от воспоминаний мурашки бегают. Толстый страшный араб с постоянно потными пальцами, весь в тяжелых золотых перстнях. Нет ничего гнуснее, чем созерцание грязного вида арабов, покрытых с ног до головы перстнями. Так вот, он воспринимал меня как вещь, за которую заплатил. Особо не разговаривал, повалил меня на постель, придавил своим гиппопотамьим телом и воткнул мне в зад аж по шары. На счастье, быстро кончил. Со вздохом отвалился от меня, вытер свое хозяйство о простынь, бросил на постель какую-то купюру и без слов ушел. Такие, как он, были еще не раз. Но я привык.

Я: Клиентов было много?

Он: Хватало. Мы, блондины все, были, что называется, в моде. Иногда кто-то из клиентов доплачивал за выбранного мальчика, и нам разрешали спуститься вниз, чтобы составить гостю компанию. Но это все зависело от солидности клиента. Таких случаев было мало. Равно как и мало было, когда давали деньги прямо нам, сверх того, что заплатили сутенерам. Большей частью клиентами были арабы, потом шли американцы, а потом уж смеси всех возможных народностей. Благодаря огромному порту, Касабланка была космополитным городом. Особой статьей проходили английские солдаты. Эти ездили на выходные из Гибралтара. Их мы любили. В большинстве своем они были вооружены отменными елдаками и всегда были к нам корректны.

Я: А что больше всего нужно было твоим клиентам от тебя?

Он: Арабы хотели в основном анал, причем, без всяких там приготовлений, как тот, первый: повалил-всадил. Об остальных так однозначно сказать нельзя. Некоторые имели очень дивные идеи, но не настолько дивные, чтобы я этому дивился.

Я: Ты, оказывается, еще и мастер по части каламбуров...

Он: Не-а, просто я на самом деле ничему уже не удивлялся. Да, так вот, были и такие, кто не хотел почти ничего. Валились в кресло и просили стриптизу. Ну или я перед ними должен был вздрочнуть.

Я: Ага, сэйфер секс тоже имел место быть? Как, кстати, обстояли дела с презервативами?

Он: Я настаивал на них. Большинство клиентов понимали, что это и в их интересах. Но были и такие, на которых моего знания иностранных языков не хватало. Переубеждать их в том, что в наше время, да еще в их вонючей африканской Касабланке (об этом я, правда, не говорил) можно заиметь вирус иммунодефицита, например, мне не удавалось. Я вызывал охрану, объяснял, как только мог. Иногда клиент шел на попятную, иногда пасовали телохранители. Слава Богу, счастье было на моей стороне. Тесты нам делали регулярно. Шел третий месяц моего пребывания в борделе, и, если сказать честно, я был настолько отупевший, что мне уже было все равно.

Я: Любимые клиенты были?

Он: Да. Стенли. Это было что-то с чем-то! Красивый мужик! Молодой американский морской офицер в потрясающе сидящей на нем парадной форме. Я как его увидел, так на кровать и плюхнулся. Был очень мил. Относился ко мне просто замечательно. Когда первый раз пришел, казался немного робким, но я его быстро расшевелил. Уже долго я не целовался с парнем с таким остервенением. И еще дольше меня так классно не любили. По пять раз за ночь точно.

Я: Ну а как же тот, кто тебя снял в Гибралтаре?

Он: Да, тот тоже был кобель что надо. Но до него очередь еще дойдет. Так вот, Стенли приходил примерно два раза в неделю целый месяц. За это время у меня было много времени на то, чтобы хорошенько подумать, как жить дальше. Мне вновь страшно захотелось на свободу. Стенли приносил мне с собой обрывки тех ощущений полной свободы, когда я сам мог выбирать, с кем мне заниматься любовью. Я зондировал любую возможность покинуть это заведение и с ужасом все яснее понимал, что это невозможно. Без помощи кого-то местного во всяком случае. Вот здесь-то и появляется вновь Рене, тот самый, который меня в эту задницу и завлек. Человек, которого я много раз проклинал, а потом много раз им восхищался. Любовь и ненависть часто ходят рука об руку, и Рене вскоре стал моим тайным любовником. Сначала он ходил ко мне редко, но потом все чаще и чаще. И, наконец, стал наведываться каждый день. Да, я действительно любил его, открыто и без всякой опаски. Он не мог позволить себе то же, так как вырос под гнетом толстой мамаши-деспота. Рене не был стопроцентным арабом, в нем текла и французская кровь. Умение любить, страстно и безудержно, было в нем закодировано. Это был парень, которому я так никогда и не сказал в постели нет”. И он ценил это, понимая, что я на самом деле почти поклоняюсь ему. И, наверно, поэтому я и отважился раскрыть перед ним то, что было на душе. Я рассказал ему, что хочу на свободу. Это его особо не удивило, во всяком случае, на лице удивление не нарисовалось. Рене не сказал ничего, вообще ничего, просто смотрел на меня долго, а потом без слов ушел. Я начал опасаться, так как прекрасно представлял, что бы было, если бы он проболтался, скажем, мамаше. Рене не показывался целую неделю. Ночь, когда он пришел, я помню так, как будто бы это было сегодня. Принес бутылку шампанского и два фужера. Поцеловал меня и начал открывать шампанское. На мои любопытствующие взгляды, а потом и на прямой вопрос не отвечал, просто их игнорировал. Я начинал медленно сходить с ума. Только когда наши бокалы издали свой хрустальный звон, он пригубил шампанское, поцеловал меня и сказал: Завтра ночью я отведу тебя отсюда. Я тебя привел, я тебя и отведу”.

Я: Тарас Бульба прям...

Он: Тебе сейчас смешно, а у меня тогда слезы закапали сами собой, когда я сделал усилие и поверил своим ушам. Он сказал это так твердо, будто сам себе хотел о чем-то напомнить. Я пытался представить, что будет с ним, когда он вернется. Эту ночь мы любили друг друга последний раз. Так же классно, как и в ту первую, в Гибралтаре. И здесь бы я хотел закончить, потому что потом не происходило ровным счетом ничего...

Я: Подожди-подожди. А как ты до Праги добрался?

Он: Вот, теперь этот вопрос кстати. Рене меня отвел таким же способом, как и привел. В Гибралтаре дал мне денег на дорогу и быстро уехал обратно. Это было тяжелое расставание. Для нас обоих. Я уже не хотел больше испытывать судьбу и продолжать искать счастье. Я нашел его в том, что чудом выбрался из Касабланки. Автобусами доехал до Праги и сегодня вечером уезжаю поездом в Москву.

Я: Вот теперь закончи. Как-нибудь пафосно, типа: Не ходите, дети, в Африку гулять”. И дальше по Чуковскому...

Он: Вряд ли стоит. Мой пример вовсе нельзя расценивать как что-то показательное. Видел ли я счастливых проститутов, вот вопрос. Не видел. Многие пытались казаться таковыми, но меня-то не проведешь. А Африка? Пробуйте, и дай Бог вам удачи! Помните только, что проститутское счастье, если оно и приходит, то, как правило, ненадолго.

љ Дм.ЛЫЧЁВ, 1996.