Банда Сникерсов ворвалась в город. Влетев во весь опор на распаленных гнедых конях, они, стреляя в воздух, промчались по окраинам, и наконец, резко осадив скакунов, замерли посреди главной городской площади.
И стали ждать.
Городок был настолько молод, что ему еще не успели придумать названия. Расстояние от центральных улиц до самых глухих и заброшенных окраин не превышало и полумили, а жившие в городе люди были столь малочисленны, что сами себе казались одной большой семьей.
Банда Сникерсов ждала. Начавшие понемногу остывать кони, с морд которых еще слетали клочья белесой пены, нетерпеливо переминались с ноги на ногу. Жаркое мексиканское солнце нещадно поливало выбеленную пылью городскую площадь, выжигая на ней все, что только могло двигаться или расти.
Где-то неподалеку хрипло орали сверчки, доведенные полуденной жарой до полуидиотского состояния. Только этот звук и был слышен во всем безымянном городе.
Ни из находившегося по правую руку салуна, ни из расположенного по левую сторону от Сникерсов банка не доносилось ни звука. Ни единой живой души не было видно на мощеных камнем и свежими досками улицах городка. И колыхались в окнах занавески, потревоженные казалось одним лишь горячим и сухим ветром Мексиканского нагорья.
Город словно вымер.
Сникерсы молча ждали. Их глубоко запавшие глаза настороженно шарили по темным окнам домов, по провалам раскрытых дверей, по четко вырисовывавшимся на фоне выжженного голубого неба крышам, по дымовым трубам, за которыми могли прятаться люди шерифа. Едкий вонючий пот стекал с их низких скошенных лбов, но, задерживаясь в кустистых густых бровях, позволял Сникерсам не моргая обозревать окрестности.
Все было тихо и спокойно, но нервы у бандитов шалили так, что дальше, казалось, некуда. Скрюченные в напряженном ожидании руки папаши Сникерса и его сыновей готовы были в любой момент опуститься на покрытые у кого серебром, у кого - бронзой и костью, а у кого и золотом рукоятки кольтов.
Вдруг, в нагретом дрожащем воздухе городка послышался тихий звук шагов. Сникерсы насторожились, и все, как один, уставились куда-то вправо, на угол булочного магазина и бакалеи.
Солнце изрядно напекло их покрытые широкополыми "стетсонами" лысые, курчавые, и наполовину плешивые головы, и им уже казалось, что они узнали звук - так мог ходить только их заклятый враг - шериф Носкинс.
Вскоре из-за угла возникла и легла на выжженную запыленную землю черная, словно уголь в безлунную весеннюю ночь, тень. Сверкнула вороненая сталь, и плотно сбившаяся в кучу банда ощетинилась револьверными стволами.
Тень замерла. Постояв, будто прислушиваясь, она вновь стала расти. Наконец, появился кто-то, с трудом различимый в плотном мареве, и почти сразу же утонул в облаках сизого порохового дыма. Нервы у Сникерсов не выдержали долгого напряжения, и они начали стрелять во все мыслимые стороны. Наконец, револьверный дым рассеялся, и глазам вконец ошалевших бандитов предстало изувеченное и растерзанное пулями двенадцатого калибра, которые Сникерсы сами отливали в бабушкином наперстке, тело любимца всего городка - старого и заслуженного кота Маусика.
Выпученные глаза папаши Сникерса, которыми он обозревал своих безмолвных сыновей, племянников и внуков, казалось сейчас вылезут из орбит и отправятся куда-то по своим собственным, мало кому понятным делам. От напряжения с глазных яблок старого Сникерса со звуком, похожим на чавканье, отвалились контактные линзы и тотчас были растоптаны грубыми сапогами, собственноручно пошитыми мамашей Сникерс из кожи издохшего от старости бизона. Но папаша ничего этого даже не заметил.
Он был в ярости.
С ненавистью глядя на своих потомков, которым он с раннего детства всеми силами, вплоть до порки смазанными машинным маслом шомполами, старался привить любовь к животным, папаша Сникерс поднял дуло своего верного револьвера. Инкрустированный золотом и перламутром ствол папашиного "кольта", прозванного за огневую мощь "Большой Бертой", медленно переходил с одного бледного как мел молодого Сникерса на другого.
Папаша искал себе жертву.
Наконец, сделав свой нелегкий выбор, старый Сникерс протяжно вздохнул и спустил курок. Его любимый внук, который первым открыл огонь по несчастному коту, рухнул замертво.
Нервы у оставшихся в живых Сникерсов вновь не выдержали, и решив, что на них наконец-то напали долгожданные люди шерифа, они открыли беспорядочную пальбу...
Перепалка, постепенно стихая, длилась в течение получаса. Наконец, прогремел последний выстрел, и на выжженной мексиканским солнцем площади городка вновь воцарилась тишина. Когда рассеялся пороховой дым и улеглись клубы поднятой Сникерсами пыли, глазам робко выглядывавших из-за занавесок и ставней обывателей предстало страшное зрелище. Все Сникерсы, все до единого, лежали замертво. Сраженные своими же собственными пулями.
Из-за бронированной двери банка появился шериф Носкинс и, перемалывая крепкими белыми зубами конец гаванской сигары, подошел к месту последнего боя Сникерсов. Глядя на грандиозную гекатомбу, шериф молча снял шляпу, прижал ее к груди, и, постояв со склоненной головой несколько минут, ушел.